fanfiction & original
(кликабельно)
Внимание!
понедельник, 04 июля 2011
(кликабельно)
воскресенье, 03 июля 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 6
День: 2
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для шестой недели): AU, angst, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 37
Вторник 25 мая
Завидев дочь президента компании, все работники разом повскакивали со своих мест и так же дружно согнулись в поклоне, бормоча под нос вежливые приветствия. Сабаку Темари только скользнула по ним острым взглядом и прошла, шелестя юбкой, к самому новому столу, поставленному всего несколько дней назад. Сидевший за ним Шикамару, не отрываясь от экрана, жевал напряжённо кончик галстука и словно не замечал царящей в кабинете суматохи.
На ковёр для мышки рядом с его ладонью лёг, звякнув, некий предмет. Шикамару наконец-то соблаговолил «заметить» посетительницу с верхнего этажа:
- И тебе доброе утро. Зачем ты мне его вернула?
Их взгляды сошлись на мягком цветастом шарике с ромбовидными узорами, пышной кистью жёлтых ниток с одной стороны и такой же жёлтой петлёй-подвеской – с другой, внутрь которого, видимо, был вшит колокольчик или ещё что звенящее, потому что при каждом движении он ненавязчиво позвякивал. Традиционный мячик, темари, который испокон веков вышивали японские рукодельницы, заслужил неодобрительный взгляд тёзки.
- Так и знала, что это ты его мне подложил. Это, по-твоему, извинение?
- Я делал его сам, - заметил нахмурившийся Шикамару и, взяв в руки аккуратнейшим образом вышитый мячик, протянул девушке. – Возьми. Ты не представляешь, сколько времени у меня заняло разобраться, как эту адскую штуковину делать.
- И что же, - нахмурилась Темари, - я за него должна тебя простить? Это я, по-твоему, должна сделать?
- Просто возьми, - настаивал парень, изо всех сил удерживая на лице улыбку, хотя за ней явно читалось сожаление. – Этот подарок ничего не значит, если ты хочешь, чтобы он ничего не значил. Но если ты передумаешь...
- Не передумаю! – рявкнула Сабаку и вырвала у него из рук цветастый мячик. – И вообще, как ты его мне в кабинет подсунул? Кто тебя впустил?
Шикамару наградил её долгим взглядом, но отвечать не стал, и когда Темари, сжав в руке подарок, промаршировала к выходу, тут же судорожно схватился за мобильный:
- Алло, Шино-кун? Слушай, она взбесилась.
- А ты что же, полагал, что она тут же тебе в объятия кинется? – возразили спокойно в ответ. – Мы ведь говорим о Сабаку Темари, парень. Это был только первый шаг.
- Да я понимаю, понимаю, - вздохнул Шикамару, не сумев, однако, скрыть своего разочарования. – Просто… Не думал, что всё будет настолько плохо.
Разбирающийся в тонкостях женского мышления Шино посоветовал ему набраться терпения и, сославшись на дела, положил трубку, оставив несчастного влюблённого наедине с воспоминаниями о недавнем визите.
***
Квартира действительно была очень хорошей. В ней было две комнаты и светлая просторная кухня, а в прихожей оказалось достаточно места, чтобы поместился велосипед, о котором Итачи давно мечтал. Окна спальни выходили на ухоженный палисадник, где в это время дня галдели детишки из расположенного неподалёку детского садика. Кисаме, стоя на балконе с сигаретой, наблюдал за тем, как ребятня играет в прятки, пока Итачи занимался приготовлением кофе. Эту ночь новый хозяин квартиры провёл на диване в гостиной, потому что под конец переезда так устал, что не нашёл в себе сил постелить чистое бельё в спальне. До него здесь какое-то время жила молодая семья, а последние два месяца квартира пустовала, поэтому, хоть она и выглядела обжитой, но всё же требовала генеральной уборки. Итачи, кроме всего прочего, удумал сделать перестановку, поэтому Кисаме специально оделся в старые джинсы и футболку, в которых и был сейчас – чтобы не жалко было, если вдруг что порвётся или запачкается.
Дело Мизуки официально ещё не было закрыто, а ничего нового пока что им ещё не поручали, поэтому Такэо разрешил ему сегодня не приходить – всё равно заключённого на весь день увезли в медицинский центр для подтверждения его вменяемости для суда. Орочимару, кроме того, выпросил разрешение на обследование мозга Мизуки, но зачем, рассказывать не стал, махнув только рукой и сказав, что объяснять слишком долго. Соскучившийся по работе Итачи утром явился в отдел, но ему даже не дали заглянуть в кабинет – пятеро сотрудников во главе с Такэо тотчас же ухватили его под руки и сопроводили обратно до лифта. Сам начальник, похоже, после всего произошедшего проникся к молодому детективу искренней симпатией, к чему все в отделе ещё только привыкали, в том числе и сам Учиха.
Кисаме с силой вдавил окурок в пепельницу – новую, купленную только сегодня, потому что свою Итачи забыл дома. На самом деле, подумалось мужчине с досадой, была вполне определённая причина, по которой они с Итачи сейчас не сидели на кухне или не стояли на балконе вместе – с некоторых пор пребывание в одном помещении только вдвоём превратилось для них в нелёгкую задачу. Ему было неясно, какие мысли не дают покоя любовнику, но сомнений быть не могло: они как-то связаны с их последним делом. Сегодняшней ночью Кисаме лежал без сна в своей кровати, слишком большой для одного человека, и пытался отогнать головную боль, начавшую преследовать его с тех самых пор, как Итачи погряз по уши в деле убийцы из квартала голубых фонарей. И снова приходилось бороться с жуткими картинами другого, менее благоприятного исхода их охоты на Дьявола, где каждый раз, в каждом чёртовом сценарии он терял Итачи…
Сзади него раздался звук открываемой двери, Кисаме обернулся и встретился взглядом с любовником. Тот моментально отвёл глаза в сторону – будто чего-то стеснялся.
- Я… приготовил нам кофе. Идёмте?
***
Звонил Саске и пообещал зайти после занятий. «Заодно проверю, правильный ли ты мне ключ оставил, а то мало ли!» - шутил он, таким образом скрывая свои истинные чувства по поводу переезда брата, и Итачи поддержал этот несерьёзный тон, бросив в деланно высокомерной манере, что без письменного приглашения к нему в резиденцию попасть невозможно.
В действительности же веселиться ему хотелось как раз меньше всего. Он надеялся развеяться на работе, но его оттуда дружно прогнали едва ли не целым отделом, настояв, чтобы он отдохнул ещё хотя бы день. А дома, даже в новой квартире, было тошно, было мучительно страшно, отчего – он и сам не мог понять, но когда проснулся этим утром на неудобном диване в гостиной, дрожащий и с мокрым от слёз лицом, то понял: так дальше нельзя. С Кисаме-саном тоже происходило что-то неладное, и это облако секретов душило их обоих, мешало коснуться, обняться и в близости стать друг для друга утешением. Шёл четвёртый день с тех пор, как убийца был пойман, и за это время Итачи успел привыкнуть к этой мысли, равно как и к положительным изменениям на работе, в семье… И тогда же начали появляться странные мысли. Были ли это последствия пережитого шока или что-то иное, Итачи не знал, но мысли никуда не исчезали, сны также не отпускали его – сны, которые милосердное сознание забывало, потому что происходящее в них явно было чем-то ужасным, чем-то, что не хотелось потом помнить.
Он перенёс чашки с кофе в гостиную, поставил между ними тарелку с щедро нарезанными кусками маминого пирога, затем прошёл в спальню, чтобы позвать Кисаме-сана, однако у балконной двери застыл, разглядывая через стекло пепельноволосый затылок с чуть проступающей ранней сединой. И неожиданно волной подкатила к сердцу грусть, и подумалось с горечью: «Что беспокоит вас? Почему смотрите иногда так, будто прощаетесь? Когда, наконец, признаетесь, что порой еле держитесь на ногах от головной боли? Или думаете, я не замечаю?..». Кисаме не почувствовал, не обернулся, и Итачи, дабы отогнать тягостные думы, зашумел намеренно дверью, разрывая пелену тишины.
Они сидели в гостиной за небольшим столиком, друг напротив друга, пили кофе и всё отводили взгляды, словно робкие влюблённые на первом свидании, однако Итачи то и дело ловил себя на мысли, что ему отчаянно хочется вскочить и, ничего никому не объясняя, просто сбежать – неважно, куда. Куда угодно от этой гнетущей тишины.
Он не сразу увидел, что произошло, - разглядывал стену своей новой квартиры, - только краем глаза приметил, что его спутник не шевелится, и тогда лишь повернулся: Кисаме сидел, сгорбившись и совершенно без движения, его пальцы с такой силой впивались в голову, что подрагивали от напряжения. Сердце ухнуло и куда-то провалилось, и в следующий же миг Итачи обнаружил, что тело его слетает со стула, и вот он уже рядом с любимым – не помня себя, выкрикивает какую-то бессмыслицу, трясёт его за руки, пытаясь заставить посмотреть на себя, и совершенно не отдаёт себе отчёт в том, что делает.
***
Он вырвал из рук Итачи телефон:
- Не нужно никуда звонить.
По бледному лицу молодого человека прошла тень:
- Но ведь…
- Я в порядке, - зарычал Кисаме и тут же стиснул зубы, не давая боли вновь обрести над собой контроль.
Итачи опустился на пол рядом с диваном, на который заставил его лечь, и прислонился лбом к плечу мужчины.
- Почему, ну почему вы ничего не делаете, это же ваше здоровье… - зазвучал потерянно его тихий голос. – Почему скрывали всё это время? Я ведь видел. Что могут эти боли означать? Вы не врач, и я не врач, так зачем упрямиться?..
- Итачи, прекрати! – поддавшись внезапной злобе, хлестнувшей драконьим хвостом по его выдержке, рявкнул Кисаме, и когда любовник отвёл в сторону отчаянные влажные глаза, скрипнул зубами: - Что за скулёж? И ты разве не знаешь, почему у меня эти боли?
- Не знаю, объясните мне! – бросил тот с вызовом, уязвлённый.
Кисаме тяжело приподнялся на локте и, окончательно отдавшись ярости, вцепился любовнику в затылок растопыренными пальцами и грубо притянул к себе. «Вот так, - прокаркал кто-то внутри него ядовитым шёпотом. – В глаза мне смотри».
- Из-за тебя. Из-за тебя всё, Итачи. – Он оставил без внимания промелькнувшее на бледном лице искренне изумление – было не до того. – Всё ты со своими штучками. Ходишь по лезвию бритвы, как ни в чём не бывало, и плевать ты хотел на всех, кто тебя любит.
- Я не понимаю, - произнёс Итачи тяжёлым ничего не выражающим тоном, моментально надев на лицо каменную маску, но Кисаме слишком долго знал его, чтобы не обманываться: этот тон, это показное безразличие были всего лишь его средством ведения непростых бесед.
- Всё ты понимаешь, - огрызнулся он почти разочарованно, затем отстранил его от себя, приподнялся с лёгким стоном и встал.
Итачи выпрямился, как струна, напротив, и в глазах его полыхало это его чёртово упрямство, которое всегда доводило его до беды. В этот момент Кисаме как никогда чётко осознал: сдерживаться он больше не сможет. Он скажет всё – всё, что не давало ему покоя эти дни и недели, что вынуждало его лежать в кровати без сна, думая о том, в какую новую передрягу попал его возлюбленный, какую новую беду на себя накликал. Пощады не будет, как и не будет цензуры.
***
Было больно вдвойне: за любимого, который вынужден был держать эти ужасные переживания в себе, боясь ранить его, и за себя – потому что говорили о нём одну только правду.
- Я уже который день спать не могу! – орал дрожащий от ярости Кисаме-сан, стиснув кулаки, и глаза его лихорадочно сверкали. – Из головы всё не идёт, что было бы! Что было бы, если бы я опоздал! Если бы Дейдара про склад вовремя не вспомнил! Если бы!.. Да как ты мог, Итачи?! Как ты мог! Ведь твоя жизнь, жизнь твоя стояла на кону, как ты этого не понимаешь?!
Итачи сглотнул подступивший к горлу солёный комок и плотно стиснул зубы – так, что даже стало больно. С холодной ясностью пришло осознание, что ещё секунда, может, две – и он начнёт орать в ответ. Он скажет, что да, риск был велик, но как можно было поступить ещё в подобной ситуации? Если бы он раскрыл себя раньше времени, на суде умелые проныры-адвокаты могли вывернуть ситуацию до неузнаваемости, обеляя своего подсудимого, а к моменту получения ордера на обыск альбом и прочие компрометирующие вещи вполне могли пропасть из дома убийцы, и тогда… Но он не мог позволить душегубу, забравшему жизни стольких людей и искалечившему жизни ещё большему количеству, – он не мог позволить этому дьяволу получить даже малейший шанс на свободу. Да, в тот момент он не думал о своей жизни – он почему-то знал, был твёрдо убеждён, что всё обойдётся, всё сложится, как надо.
И вдруг его словно прошибло током – такой силой и внезапностью обладало его внезапное открытие. Итачи даже задержал дыхание и перестал замечать пылающий взгляд, направленный в свою сторону: только сейчас до него вдруг со всей ясностью дошло, что он был единственным, кто чувствовал уверенность. И вспомнились мятежные глаза Орочимару, в полутьме склада сверкающие почти разочарованно. Вспомнилось, как бледный, трясущийся, как осиновый лист, Дейдара с неожиданной силой прижал его к себе, а в машине не отпускал его руки, словно боясь, что он опять куда-то исчезнет. И ещё… Безумный, совершенно невменяемый взгляд Кисаме-сана, вошедшего в круг света проклятого склада с чётким намерением разрушить, раздавить обидчика, посмевшего коснуться его возлюбленного – с намерением убить.
И пронеслась вдруг по сознанию трусливая мысль, совсем как тогда, в больнице, после нападения: а что если в самом деле?.. Если бы он погиб тогда? Сейчас он был бы уже мёртв, его бы просто не было. Его тело, бездушное, как часы без механизма, лежало бы сейчас наверняка в морге, холодное, такое холодное… А внутри него не было бы ничего – и никого. Если бы он захотел поднять руку, та осталась бы лежать на месте, если бы захотел вдохнуть полной грудью – ничего не вышло бы… В спальне рыдала бы безудержно мама, день и ночь, а папа курил бы в два раза больше обычного и утирал скупую мужскую слезу тыльной стороной ладони, пока никто не видит. В их комнате Саске лежал бы на кровати в обнимку с подушкой, с опухшими красными глазами, а в наушниках разрывалась бы какая-нибудь дикая музыка, которой он вечно снимал стресс. В своей квартире постаревший разом на десять лет Кисаме-сан сидел бы в кресле с бокалом в руке и, укутываемый пеленой тьмы, слушал бы тишину. В кабинете рвал бы на себе волосы Орочимару, пока нет рядом Кабуто. А Дейдара… Дейдару бы это попросту уничтожило.
Итачи не сразу понял, что происходит – только щекам вдруг стало как-то тепло и влажно.
***
- Итачи, эй… - Разом забыв про ссору, Кисаме подступил к нему, положил руки на плечи. – Ну, извини, я не хотел…
- Вы правы. – Итачи шмыгнул носом, заморгал, став вдруг похожим на того десятилетнего ребёнка, которого Кисаме много лет назад повстречал в доме у своего лучшего друга. – Всё из-за меня, я виноват. Я заставил всех переживать, заставил вас за себя волноваться… Господи, что я за остолоп такой?..
Тело его сотрясали судорожные рыдания, по щекам всё текли и текли слёзы, и вместе с ними выходили накопленные за долгие недели боль, напряжение, страх, слабость… Кисаме никак не мог собраться и понять, что делать – настолько разительно отличался сейчас его Итачи от того уверенного в себе гордеца, за которого у него всегда так болело сердце. Не зная, что ещё можно предпринять, мужчина привлёк любовника к себе, прижал к груди так крепко, как мог – и только когда его футболку сжали в кулаках, сминая ткань, когда в шею уткнулись влажным лицом, а уши уловили слабое, едва слышное: «Простите, простите меня…», но, главное, после того, как тепло любимого, дорогого человека напомнило ему: живой, он живой, живой… Боль ослабила свою хватку, разжала тиски, которыми до этого момента нещадно сдавливала его голову, и он наконец-то почувствовал, что всё кончилось. Пускай эту страшную страницу в книге их жизни ещё нельзя было перевернуть, они прочли её до конца, и оба остались живы, хвала тем, кто присматривает за ними с небес, кто бы там ни был…
Кисаме приподнял лицо любовника за подбородок, улыбнулся облегчённо и искренне, и с его уст само по себе сорвалось:
- Я люблю тебя.
Почему-то важнее всего на свете ему сейчас было произнести эти слова, и он повторил их, затем снова и снова – пока Итачи не прервал его поцелуем. Кисаме всё ещё чувствовал через одежду дрожь его тела и пожалел было, что так резко повёл себя, но думать о раскаянии не получалось – слишком хорошо, слишком легко ему было сейчас, впервые за столько дней.
Итачи отстранился от него всего на миг, чтобы посмотреть в глаза и произнести одними губами:
- Будьте со мной.
Он был тёплым, почти горячим, и Кисаме медленно, смакуя момент, склонился к его лицу, коснулся губами влажной щеки, слипшейся щёточки ресниц, виска. Итачи резко перевёл дыхание и впился пальцами ему в плечи от прикосновения к молочно-белой шее, и Кисаме с наслаждением поймал этот вздох, запечатав его поцелуем. И когда мягкие солоноватые губы податливо приоткрылись, а Итачи, вдруг прекратив дрожать, обмяк в его объятиях, он внезапно со всей чёткостью момента осознал, что они живы, оба живы.
***
Орочимару предоставил психологам заниматься разговорами с убийцей, в которых они должны были подтвердить его вменяемость, а сам решил совершить небольшую прогулку по исследовательскому центру – всё-таки его не видели здесь больше десяти лет. Сканирование мозга произвели ещё утром, и результаты должны были вот-вот прийти. Эта привычка – исследовать мозг убийц на предмет аномалий – осталась у него ещё со времён его работы в Нью-Йорке: там собралась целая инициативная группа, поддерживающая теорию Джеймса Фаллона о наличии физиологических признаков серийных убийц, и одно время в исследованиях намечался определённый прогресс. У учёного имелась ещё одна радость – в интервью с убийцей он выяснил, что однажды в детстве тот крепко рухнул с лестницы и получил сотрясение мозга первой степени, и это добавляло веса смелым выводам российских криминалистов, заметивших поразительные схожести в биографиях серийных убийц, в числе которых были и травмы головы, перенесённые в юном возрасте. Оставалось только посмотреть на МРТ и убедиться, что лобные доли мозга действительно развиты аномально.
Звонок застал его в кафетерии, где он разговорился с гипнотерапевтом, исследующим влияние позитивной суггестии на мозг преступников. Орочимару, слегка озадаченному из-за давно не слышимой американской речи, не сразу удалось сопоставить знакомый голос с именем, и только когда всплыло название научного отдела ФБР по изучению особенностей поведения преступников, его бывшего места работы, звонивший наконец-то определился. Роберт К. Ресслер, легенда криминалистики, бывший глава вышеупомянутого отдела и человек, из уст которого впервые прозвучало словосочетание «серийный убийца», спустя десять лет звонил ему, и настолько удивился учёный этому факту, что поначалу даже не мог собраться с тем, чтобы переключиться на английский и ответить. Мистер Ресслер в своей манере всё излагать кратко, оставшейся после службы агентом ФБР, сразу приступил к делу. В Калифорнии, штате, который то и дело доставляет беспокойство властям и обеспечивает работой криминальных экспертов, завёлся серийный убийца, которому журналисты дали прозвище Писатель из-за его привычки оставлять на месте преступлений распечатанный листок бумаги со сценарием: кого на этот раз он решит убить, где, каким образом, что сделает с трупом… Следствие зашло в тупик, и глава отдела, уязвлённый наглостью преступника, отдал приказ привлекать для этого дела все учёные умы мира – только чтобы убийца был, наконец, пойман.
- Мы все слышали, конечно, о твоём успехе в Японии, - закончил мистер Ресслер и, не изменяя своей привычке разговаривать с коллегами начистоту, продолжил ровным тоном: - Поэтому, раз уж ты оставил на время свою чепуху с искусственным интеллектом, возвращайся в Нью-Йорк, насовсем. Я распоряжусь, чтобы твой кабинет освободили сегодня же.
- Погодите, - Орочимару приложил ладонь ко лбу, пытаясь стереть ощущение, что внутри его головы всё кипит, - вы предлагаете мне всё вот так запросто бросить и?.. У меня же своя исследовательская лаборатория! Я почётный представитель Международной ассоциации искусственного интеллекта, мои экспертные системы… На кого я всё это оставлю?
- Ой, да прекрати, - протянул мистер Ресслер добродушно. – Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что ты не упустишь шанса поучаствовать в ловле Писателя. Но для приличия, так и быть, даю тебе пару дней на ответ. Напиши, что согласен, мне по почте, хорошо? Всё, жду!
Звонок прервался. Орочимару уставился на телефон так, словно увидел его впервые в жизни, затем бессознательным движением сунул его в карман пиджака, скрестил руки на груди, да так и остался сидеть – десять, двадцать минут. Задумчивость его прервала молодая практикантка, тронувшая его за плечо.
- Простите, - залепетала она, испугавшись его тяжёлого взгляда, - но пришли результаты МРТ, вы просили сразу же вам сказать…
- Ах, да, - он поднялся, совершенно забыв про свой остывший кофе, и поспешил за девушкой в лабораторию, где его встретил хмурящийся врач.
- У меня неутешительные новости, - сообщил он, указывая на отображённый на экране компьютера скан мозга убийцы.
***
Отвратительное настроение стало его вечным спутником в последнее время. По утрам Саске заметил за собой странную привычку замирать, напрочь забыв о еде, и подолгу молчать, словно он прислушивался к какому-то внутреннему голосу, хотя на самом деле в голове его не происходило никаких секретных диалогов – большую часть времени там было пусто. На сложные задания при подготовке к зачётам он набрасывался со свирепостью и рвением первокурсника, дабы только заполнить чем-то этот вакуум, от которого порой становилось невыносимо жутко.
«Было солнышко – и зашло», - так говорил дедушка, когда умерла их с Итачи бабуля. Вспоминая его старческие слёзы, текущие по дряблой морщинистой коже, его дрожащий голос и кривящиеся в агонии сухие губы, Саске, которому тогда едва только исполнилось тринадцать лет, не чувствовал ничего, кроме огорчения, и вот теперь, столько лет спустя, в сердце защемило. Всему виной была та фраза, про солнышко… Казалось бы, такая простая, такая надуманная – подросток-Саске в то время тоже так решил, – но только теперь четыре слова эти время от времени всплывали в сознании, и тогда вдруг становилось так одиноко, так больно и обидно!..
Безусловно, сравнивать смерть и свою передрягу было в высшей мере кощунственно, но такие мысли даже не посещали парня в эти дни. Со вчерашнего дня он то и дело, как пойманный в капкан волк, вынужден был возвращаться к одной и той же проблеме, игнорировать которую дальше было попросту невозможно. Ему необходимо было каким-то невероятным образом научиться воспринимать себя и свои чувства как нормальные и желанные, потому что промедли он ещё – и Наруто уедет в США, и там-то, в этом Саске почему-то был уверен, ему помогут справиться с сердечной раной: если не Гаара, то кто-то другой. Но как, как это, чёрт побери, сделать? Как в ближайшие сроки переродиться сознанием и вывернуть наизнанку восприятие мира? В том, что он готов это сделать ради Наруто, уже не было никакого сомнения, но… Снова это «но». В «но» упирались все его попытки прогрызть стену устоявшихся норм, и пока что ни о каких прорывах речи не шло.
Суйгетсу звонил ему каждый день и настаивал на встрече, почти умолял о ней, но каждый раз Саске находил предлог, чтобы увильнуть. Правда была в том, что он до смерти боялся разочарования, которое ему непременно придётся прочесть в глазах друга. Он и сам был в себе разочарован, к чему ему добавка?
Как никогда сильно хотелось увидеть Итачи. Будучи близкими друзьями во всём остальном, они никогда не разговаривали на личные темы, но внезапно открытая общая черта сделала их своего рода сообщниками, и теперь говорить о своих бедах Саске жаждалось только с братом. Именно поэтому, выйдя из стен академии, он прямиком направился к нему: в кармане звенели новые ключи, оставленные Итачи для него, адрес он знал точно и даже посмотрел вчера по карте, что дом, в котором ныне снимал квартиру брат, находился совсем рядом с домом, где жил дядя Обито, поэтому Саске решил навестить сразу обоих.
Погружённый в размышления, он и не заметил, как доехал до остановки, как нашёл нужную ему высотку, и очнулся только в кабине лифта – он вспомнил, что забыл спросить у Итачи номер его этажа. Сотовый показал, что связи в этом месте нет, поэтому пришлось прилагать к действию математические знания и высчитывать цифру самостоятельно. Вычислив таким образом, что ему нужен седьмой этаж, Саске смело нажал на кнопку, и, как оказалось, не просчитался.
Очень уж хотелось попробовать новенькие ключи в действии – Итачи как-то рассказывал, что ребята из отдела борьбы с организованной преступностью научили его взламывать замки, и, почему-то вспомнив об этом сейчас, Саске начал представлять себе, будто он – злодей, который хочет забраться в чужую квартиру. Игра ему понравилась, ведь ей удалось на какое-то время отвлечь его от мучительных размышлений, и парень с улыбкой взялся за дело. Он был более чем уверен, что его, мягко говоря, нетихие попытки диалога с дверью были услышаны с той стороны, поэтому, зайдя наконец в прихожую после напряжённой борьбы с двумя замками, он уже был готов увидеть там притворно злящегося Итачи с половником или металлическим совком в качестве оружия, однако квартира встретила его подозрительной тишиной.
Из прихожей виднелся край гостиной, и Саске сразу приметил знакомую сумку с ещё неразобранными вещами у кресла, а в самом кресле – верхушку чёрного чемодана. Помимо этого, единственными знакомыми вещами в новой квартире оказались туфли: пара поменьше точно принадлежала Итачи, а вот обладателем второй наверняка был Кисаме-сан. Саске припомнились слова брата по телефону о какой-то перестановке и что Кисаме-сан должен был помогать ему. Разувшись, он заглянул на кухню – там ему из знакомых вещей попались только пустая коробочка для бэнто, без которой мама вчера Итачи из дома не выпустила, и пакет с логотипом расположенного близ их дома супермаркета, из которого выглядывали нераспечатанные пачки с крупами вперемешку с запакованными в прозрачную плёнку овощами. Перейдя в гостиную, Саске заметил на столе две чашки с недопитым кофе, а в тарелке посередине – пирог, испечённый явно в маминой духовке. Как раз когда он подумывал о том, чтобы соблазниться кусочком, ему показалось, что он расслышал за закрытой дверью, ведущей, наверное, в спальню, какое-то движение, и поспешил туда.
Дверь отворилась совершенно бесшумно, оттого его присутствие осталось незамеченным. Первым, что бросилось в глаза, стала спина Итачи – узкая и изящно выгнутая. Фигурой он явно пошёл в маму, в молодости такую же невероятно красивую и утончённую – это наблюдение успело пронестись в мыслях Саске, прежде чем он осознал, что Итачи был на кровати не один.
Кисаме-сан тоже имел достаточно бледную кожу, но в сравнении с Итачи его можно было назвать смуглым, оттого обнажённое тело его контрастировало с телом молодого любовника, на котором ещё долго после опрометчиво крепкого объятия могли остаться красные следы. Саске ошалело выпучил глаза, совершеннейшим образом растерявшись, потому что он мог видеть всё, и это уж точно было куда большим, чем он когда-либо хотел узнать о личной жизни своего брата. Незадачливый гость одновременно понял ещё несколько вещей: пол усеян разбросанной одеждой, воздух в комнате спёртый, тяжёлый и странно пахнет, а до его ушей доносится сбивчивое дыхание, перемежаемое лёгкими вздохами.
Прислонившийся к стенке Кисаме-сан и Итачи сидели лицом к лицу, ноги его брата обвивались вокруг тела любовника, а ладони лежали на его широких плечах, и длинные тонкие пальцы его то и дело сжимались на них – как раз когда с губ Итачи срывался резкий вздох, которому он не позволял перерасти в протяжный стон. Одна рука Кисаме-сана придерживала любовника за талию, регулируя его движения, а вторая исчезла между его ног, и Саске ненароком отметил, что именно эта рука была виновата в том, что на щеках Итачи цвёл яркий румянец. Это, и ещё то, что член Кисаме-сана был сейчас внутри него.
Саске почувствовал, как плечи сами собой напрягаются и сжимаются – от стыда, конечно, от стыда. Он не должен был, дьявол его разбери, всё это видеть, не должен был – но тело его не двигалось, даже не планировало двигаться, и только в мыслях отчаянной волынкой пел слабый голосок: «Прочь отсюда, пока меня не заметили».
Внезапно спина Итачи, его восхитительная, идеальная спина выгнулась дугой, затем он конвульсивно согнулся, одновременно притягивая любовника к себе, соприкоснувшись с ним лбами, и Саске почудилось, как в их смешивающемся дыхании он расслышал тихое: «Люблю», но не мог поручиться, кто это произнёс, да и было ли это слово произнесено вообще. Струйка пота стекла по обнажённому позвоночнику Итачи, и это стало последней каплей – Саске внезапно осознал, что если простоит на этом месте ещё хотя бы секунду, то сгорит от стыда. Он развернулся, пожалуй, слишком резко, и его голая ступня скользнула по паркету, издав резкий звук. Любовники вздрогнули, одновременно обернулись, и Саске, как сильно он ни хотел убраться отсюда поскорее, всё же задержался на миг, чтобы поймать ту секунду, когда затуманенные взоры прояснятся, и успеть уловить эмоцию, которая придёт следом.
- Саске… - пробормотал Итачи совершенно беззвучно, одними губами, и именно в это мгновение парень сорвался с места.
В суматохе он совершенно забыл об обуви и своём портфеле, поэтому, уже ступив на лестничную площадку, нехотя развернулся.
- Саске, стой! – донеслось до него из глубины квартиры. – Стой, подожди, Саске!
Когда его ступни уже влезали в летние ботинки, раздались тяжёлые шаги, и в коридор выскочил, путаясь в опоясывающей его длинной белой простыне, Итачи.
- Саске… - брат крепко вцепился в его плечо, будто боясь, что он сейчас возьмёт да убежит (чего Саске очень хотел), одной рукой придерживая спадающую простыню, временно служащую ему одеждой. – Саске… Чёрт… Извини, я совсем забыл, что…
- Всё нормально, - перебил его парень, неловко пялясь в пол.
- …ты должен был прийти.
- Мне следовало позвонить.
- Нет, это мне следовало… Чёрт возьми… Прости, Саске, прости меня, я такой кретин!..
- Говорю же, всё нормально, Итачи, - попытался успокоить его Саске, стараясь лишний раз не смотреть на практически обнажённое тело брата. – Я виноват. Серьёзно. Я… пойду лучше, ладно?
- Боже, какой же я идиот… - Итачи даже не подумал его отпускать и теперь качал головой, горько улыбаясь. – Весь день чувствую себя идиотом, полнейшим. Прости. Останься, пожалуйста.
- Нет, я, наверное… - Саске мягко высвободился и попятился к двери. – Потом. Вечером мне позвони, я зайду. Или завтра. Лучше завтра.
Итачи залепетал что-то невразумительное про завтрашний день и какую-то полицейскую пресс-конференцию, но Саске, заслышав приближающиеся шаги Кисаме-сана, прервал его:
- Ну, хорошо, увидимся тогда завтра уже в доме дедушки Изуны, ты же придёшь? Всё, пошёл. Созвонимся.
Он выскочил из квартиры и мигом помчался вниз по лестнице, опасаясь, что брат может выйти вместе с ним на лестничную площадку, пока он будет дожидаться лифта. Не добравшись до первого этажа, он прислонился к одной из стен подъезда и крепко-крепко обнял себя руками. Тело вело себя очень странно: при воспроизведении в памяти деталей только что увиденной сцены мышцы разных частей его тела напрягались, как будто пытаясь таким образом заблокировать чувство стыда – то руки, то ноги, то шея или плечи. Покорчившись так несколько минут, Саске вдруг ощутил, что ему срочно необходимо с кем-нибудь поговорить. Очень хотелось услышать дельный совет от дяди, но того сейчас не могло быть дома, а срывать его с работы Саске не осмелился бы, да и не стал бы он рассказывать дяде Обито таки вещи, в самом деле!.. Пальцы сами набрали номер Суйгетсу. Когда тот ответил, парень упавшим голосом попросил, буквально выдавливая из себя каждое слово:
- Мне нужно с тобой встретиться. Можешь сейчас?
- Для тебя всегда могу, я ведь говорил! – обрадовался Суйгетсу. – Сориентируй меня, где ты, заберу тебя – сегодня я на колёсах.
Саске наскоро отчеканил адрес и поспешил к выходу – оказалось, что офис, в котором работал на полставки его друг, находился совсем рядом, и они могли встретиться уже через несколько минут.
***
Тсунаде стояла у двери уже так долго, что потеряла чувство времени, неотрывно глядя на дверной звонок.
- Ну, давай, - подгоняла она себя злым шёпотом. – Жми на него, дура. Жми, трусиха. Жми, ссыкуха, девчонка, дура. Жми давай, ну?..
Но ничего не происходило. Она успела основательно вспотеть, и теперь так тщательно наведённая ею подводка расплылась под глазами чёрными тенями, а зеркальце она, как назло, забыла в машине – слишком переживала.
В руках женщина держала книгу, которую в субботу завёз ей Орочимару. Весь оставшийся выходной день и ночь с понедельника на вторник она посвятила ей, и когда нынешним утром были прочитаны последние строки, Тсунаде так разозлилась, что едва не швырнула проклятую книгу об стену. Потому что это была не книга вовсе, а жизнь – её, Орочимару, Джирайи. Всё, через что проходили герои, происходило на самом деле с ними троими, и писатель не утаил ничего – даже упомянул тот постыдный вечер, когда он, пьяный в дым первокурсник, перепутал Орочимару с девушкой, и именно из книги Тсунаде узнала правду о том, чем же всё тогда закончилось. Однако ближе к концу она всё меньше и меньше стала узнавать в главном герое Джирайю, разгильдяя и неисправимого бабника, в которого ей не посчастливилось влюбиться на всю жизнь, а конец разозлил её окончательно. Хэппи энд? Серьёзно? Любовь до гроба, отказ от доступных женских тел, семья?.. От последних строк Тсунаде почувствовала себя обруганной, обворованной и униженной – именно об этом она и хотела сообщить своему вечному сердечному мучителю и именно поэтому стояла сейчас под его дверью, ожидая прихода бравады.
За её спиной бубнил о своём лифт, но женщина не обращала на него ни малейшего внимания, и лишь когда она услышала звук открывающихся дверей на своём этаже, пришлось поневоле обернуться. На неё во все глаза смотрел хозяин квартиры – аккуратно выбритый и подстриженный так, что его длинная шевелюра уже не придавала ему сходства с медведем, Джирайя держал в руках пакеты из супермаркета, и настолько велико было его изумление, что он, похоже, действительно не мог сдвинуться с места. Тсунаде со всей остротой, понятной любой женщине, ощутила, где именно на лице у неё размазан макияж, но сдержала смущение, напялив на лицо непроницаемую маску.
- Тсунаде-химе… - пробормотал Джирайя, едва ли не впервые за несколько лет проигнорировав её открытый бюст и взглянув вместо этого ей прямо в глаза. – Я не знал, что ты собиралась прийти. Я бы…
- Прекрати, - зашипела на него женщина и раздражённо указала на дверь. – Открой, внутри поговорим.
Он беспрекословно потянулся в карман за ключами. Квартира Джирайи также претерпела значительные изменения: большинство из его мебели, бесполезные и неоправданно дорогие безделушки, которые он обожал скупать тоннами, огромный телевизор – всё это куда-то исчезло, и в пустой гостиной остался только диван, на котором когда-то спали молодые Минато и Кушина, снимавшие здесь комнату в студенческие годы, а вокруг него стояло несколько объёмистых коробок, доверху набитых книгами с одинаковыми обложками.
Они остановились друг напротив друга в этой огромной и такой пустой комнате. Джирайя поставил свои пакеты на диван, порылся в одном, протянул ей маленькую коробочку с апельсиновым соком:
- Хочешь?
Она покачала головой и выдавила кривую улыбку:
- Обычно ты мне кое-что покрепче предлагаешь. Даже непривычно.
Мужчина пожал плечами и отломил от задней стенки прикреплённую пластиковую трубочку:
- Прости, химе, но в этом доме больше нет спиртного. Держи, серьёзно. Вот, я для тебя даже уже трубочку продел.
В этот раз она не смогла отказаться. Он достал из пакета точно такой же пакетик для себя, и минуту спустя они уже сидели на диване рядом, как в былые времена, только вместо саке в руках у них был сок, а неловкое молчание всё никак не прерывали звуки ругани.
- Знаешь, - протянула Тсунаде, когда сок кончился и хозяин любезно протянул ей сдобную булочку, - я ведь пришла сюда вообще-то ругаться с тобой.
Джирайя беззаботно передёрнул плечами:
- Если пришла, то давай ругаться. Я догадываюсь, - он указал взглядом на книгу, всё ещё зажатую в её руках, - что всё из-за неё, да? Тебе Орочимару дал прочесть?
- Да, он. Я вот что хотела сказать… - Её грудь поднялась и опустилась от тяжёлого вздоха. – Ты дебил, Джирайя. Ты ещё тот идиот, знаешь об этом?
Мужчина улыбнулся, и от этой улыбки повеяло юностью:
- Я знал, что тебя взбесит концовка. Но я всегда хотел, чтобы именно так завершилась наша с тобой история, химе.
- Хотел он… - пробормотала Тсунаде, ощущая, как медленно подступает к горлу временно позабытая злость. – Ну и чья же вина в том, что этого у нас не было? Может, моя?
Джирайя посмотрел на неё твёрдо – тем взглядом, которому она не могла сказать «нет» в молодые годы, - и произнёс:
- Моя, Тсунаде. В этом только моя вина, ничья больше. – Он придвинулся к ней, оказавшись вдруг непозволительно близко, и сжал её ладонь в своих. – И я хочу, чтобы ты была счастлива. Если тебе действительно с тем парнем будет лучше, чем со мной, я пойму и не стану мешать, на свадьбу пьяным не заявлюсь и кричать всякие там протесты тоже не буду.
Она вырвала руку так резко, словно прикосновения его причиняли ей боль, и отшвырнула надкушенную булочку в сторону:
- Да какая свадьба?! Какая тут может быть свадьба?.. – взорвалась она криком, совершенно не замечая, как по щекам потекли слёзы, чёрные от подводки. - Ты такой кретин, Джирайя, какой же ты кретин!..
Он осторожно, словно обращаясь с драгоценностью, стёр эти горькие слёзы с её щёк, почти таких же гладеньких и прекрасных, как в двадцать лет, затем привлёк её к себе, позволяя марать размазанной косметикой его красивую новую рубашку, и держал крепко, пока женщина не перестала рыдать, вздрагивая всем телом.
- Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, - шепнул он, когда слёзы кончились. – Клянусь, что сделаю. Захочешь – оставлю тебя в покое навсегда, захочешь – увезу на край света, туда, где никто нас не знает…
- Заткнись, - подняв на него заплаканное лицо, прервала его Тсунаде, едва справляясь с грустной улыбкой. – И не давай обещаний, которые не сможешь выполнить. Кретин.
- Да, - согласился мужчина, гладя нежно её открытую шею.
- Подонок, трус, алкоголик.
- Да.
Теперь их губы, губы двоих влюблённых, пронёсших свою побитую жизнью и человеческими пороками любовь сквозь десятилетия, разделяло всего несколько сантиметров.
- Всё разрушаешь, - шепнула Тсунаде, глядя в его озорные и в то же время такие бесконечно грустные глаза. – Ненавижу тебя за это. Никогда не прощу.
- Твоя воля, химе, - он положил руку на её затылок и притянул её ещё ближе к себе, - для меня закон.
***
- Ты, наверное, думаешь, что я жуткий идиот, - вздохнул Саске и покосился на друга сквозь стекло пивного бокала.
Суйгетсу с задумчивым видом пил своё пиво (безалкогольное, ведь на нём лежала ответственность доставить своего кумира домой в целости и сохранности), разглядывая увешанную фотографиями стену заведения, в котором они встретились, затем с не менее задумчивым видом ответил:
- Хватит уже себя казнить, Саске. Я, честно говоря, не понимаю, что у тебя в голове происходит в последнее время, но не называй себя идиотом, потому что это не так.
Пиво оказалось крепким, и за полчаса Саске успел заметно осоловеть – впрочем, у него имелась достаточно веская причина вливать в себя такое количество алкоголя: уж слишком его смущало то, что он сообщал сейчас парню в доверительной беседе, и требовалось или набраться храбрости, или потерять всякий страх, дабы довести своё признание до конца. Саске выбрал второй вариант.
- Просто… Я как раз вчера понял, что мне всё это… ну, между парнями… меня это немного отвращает, и я весь день сегодня об этом думал, - начал он повторяться, чтобы только разбить тишину, - но когда увидел их… ну, брата моего и Кисаме-сана… как они смотрели друг на друга… Я действительно им поверил. Чёрт, Суйгетсу, я не знаю, я вообще ничего не понимаю.
- А что тут понимать? – лениво поднял светлую бровь его собеседник. – Вот ты писал в блоге постоянно, что ничего просто так не происходит, что судьба даёт знаки. Чем этот случай не знак? В конце концов, ты сказал, что брат твой с этим своим напарником больше двух лет уже вместе, но ты даже не подозревал об их отношениях, а тут такое сразу. Что, не согласен?
Саске покрутил задумчиво бокал между ладоней, медля с ответом.
- Не знаю, - наконец вздохнул он, - может, ты и прав.
- Прав я, прав, - кивнул Суйгетсу убеждённо. – А тебе просто нужно немного развеяться. Хочешь со мной завтра сходить в гей-квартал? Мы с Карин как раз думали взглянуть на бар, где работал тот маньяк, которого поймали недавно. А-а, так твой брат и поймал. Так что, сходишь с нами?
- У нас семейный обед, - скривился Саске, из чего стало понятно, что идти он туда желанием не горит. – Не знаю, получится ли слинять.
- Ну, придумай что-нибудь, - улыбнулся во всю ширину рта Суйгетсу, после чего внезапно перегнулся через столик и встрепал его волосы на макушке. – Взбодрись, ты!
В ответ Саске пробубнил что-то нечленораздельное и уткнулся носом в свой бокал. Сегодня он намеревался пойти против всех своих правил и крепко напиться, а потом остаться на ночь у дяди, чтобы не тревожить родителей. Может быть, ближе к вечеру он наберётся храбрости и таки поговорит с Итачи о случившемся – но, скорее всего, всё-таки не поговорит. Да, пожалуй, так будет лучше всего.
***
Молодой человек поздоровался, назвал своё имя и спросил, дома ли Гаара, на что Канкуро ответил, что да, брат дома, но через двадцать минут должен уехать с ним на тренировку. При этом он изо всех сил пытался выглядеть не удивлённым, но выходило совсем не так хорошо – это он мог прочесть в лице симпатичного визитёра в снежно-белой рубашке, при галстуке и даже с очаровательными чёрными подтяжками, очень ему идущими.
- Гаара! - позвал он брата, чей голос мог слышать из кухни. – К тебе пришли!
Юноша вышел в гостиную, прижимая к уху плечом мобильный и размахивая полупустым стаканом воды в руке, но его беззаботное настроение моментально улетучилось, а улыбка сошла с губ, лишь только он заметил посетителя.
- Узумаки, я тебе перезвоню, - буркнул он в трубку и сунул телефон в карман джинсов, а на молодого человека в галстуке посмотрел таким взглядом, от которого у Канкуро тут же пробежали по спине мурашки – будто в брате его очнулся сейчас прежний Гаара, Гаара-безумец.
- Добрый день, - поздоровался гость.
- Вечер, господин полицейский, - поправил его Гаара, после чего, всё ещё глядя пристально и цепко, склонил голову чуть набок – и у Канкуро перехватило дыхание: точь-в-точь так он выглядел перед тем, как наброситься всей своей звериной сущностью на Рока Ли восемь лет назад. – И чем же, позвольте спросить, обязан?
Учиха Итачи пустил косой взгляд в сторону Канкуро, и Гаара со вздохом указал на лестницу:
- Пройдёмте ко мне в комнату.
Интерес Канкуро, которого оставили на первом этаже в одиночестве, подогревало сразу несколько вещей: во-первых, Гаара упомянул, что этот парень полицейский, а это не могло быть хорошей новостью; во-вторых, он был очень симпатичным, а его, чего греха таить, блядовитый брат пригласил его прямиком в свою комнату; ну и в-третьих – он до сих пор не мог забыть тяжёлого взгляда Гаары, когда тот увидел Учиху Итачи. Что-то во всём этом не сходилось, что-то было не так, и все те двадцать минут, что двое наверху разговаривали, Канкуро провёл в раздумьях, расхаживая по гостиной.
Если предположить, что у Гаары проблемы с полицией, он не стал бы привечать гостя с таким холодом. Значит, оставался второй вариант, с любовником, который, однако, не выдерживал критики – Канкуро уже привык думать, что у его брата есть парень, в которого он, кажется, действительно влюблён, поэтому спутываться с каким-то полицейским ему не было совершенно никакого резона. Что же тогда их связывало? Миллион страшных догадок ринулись в голову старшего Сабаку немилосердным потоком, и версия с копом-наркодилером была, пожалуй, одной из самых безобидных.
Заслышав шаги на лестнице, Канкуро моментально плюхнулся на диван и цапнул с журнального столика газету, дабы создать видимость полнейшего безразличия, однако ни Гаара, ни гость не обратили на него ни малейшего внимания – дойдя до прихожей, они обменялись парой слов у двери, и таинственный незнакомец ушёл, бросив на прощание достаточно громко, что услышал даже Канкуро из гостиной:
- Пожалуйста, обдумай моё предложение.
Гаара не ответил ничего и, захлопнув за ним дверь, направился наверх за спортивной сумкой. Всю дорогу до додзё он был задумчивее обычного – об этом свидетельствовали его тонкие сведённые брови и залёгшая под губами складка тени. Остановившись на стоянке возле додзё, Канкуро всё-таки не выдержал и завёл беседу, хотя начал издалека:
- За тобой заезжать?
Юноша покачал головой, всё ещё погружённый в себя:
- Узумаки за мной заедет, и мы вместе к нам вернёмся – надо готовиться к зачёту.
- Раньше вы у него постоянно ошивались, - заметил Канкуро, не сводя взгляда с лица брата.
Тот передёрнул плечами и, казалось, тут же забыл, о чём его спрашивали – вновь замкнулся в себе. Не выдержав больше, Канкуро всё же задал вопрос, волнующий его больше всего:
- А кто это к тебе приходил?
Гаара потянулся к заднему сиденью, чтобы достать сумку, и, копаясь в ней, дабы проверить, ничего ли не забыл, бросил как бы невзначай:
- Да так. Брат одного мудака.
После этого он вышел из машины, хлопнул дверью – и Канкуро с досадой понял, что более пространного ответа он не добьётся.
***
- Харуно! Ну, что ты делаешь?
Сакура отбросила с лица вылезшую из хвоста мокрую прядь – не ладонью, а локтём, потому что на руках были надеты боксёрские перчатки. Тренер встал между ней и её спарринг-партнёром, новенькой девчонкой, которая с чуть виноватым видом потирала тощее плечо.
- Тебе что, поводок покупать? – гаркнул он на Сакуру, показывая на худосочную новенькую. – Какого ты её раунд-киком со всей дури бьёшь? У неё ж потом синячище о-го-го какой будет! Это не груша, Харуно! А если б она чуть ниже была, ты б ей в башку попадала всё время, а она себе ещё шлем не купила! Ты понимаешь, чем это чревато? Порванной перепонкой, вот чем!
На последнем предложении Сакура поморщилась: сама год назад целый месяц страдала от трещины в барабанной перепонке, и это был вовсе не приятный опыт, особенно поначалу, когда из уха текла кровь, в голове стоял постоянный гул, а слух в больном ухе опустился практически до нуля.
- Извините, - пробормотала она неразборчиво сквозь резиновую капу, глядя на свои ноги в синих спортивных футах.
- Так, знаешь что? – тренер взял её за плечи и развернул к выходу из зала. – Иди в раздевалку, остынь немного, потом возвращайся. Не знаю, что у тебя там в жизни происходит, но ты в последние недели прямо-таки озверела.
Сакура вновь пробормотала извинения и направилась в раздевалку, на ходу вытаскивая изо рта капу и снимая зубами перчатки.
Девчонок в группе было всего четыре, поэтому, по сравнению с мужской раздевалкой, расположенной по соседству, здесь было достаточно просторно и даже имелись две совершенно свободные лавочки, на которых можно было при желании полежать, если закружилась голова или приключилась ещё какая беда. Однажды Сакуре разбили во время тренировки нос, и хотя было не очень больно, кровь хлестала достаточно сильно, так что пришлось лежать со скрученным из салфетки тампоном в носу ещё полчаса в ожидании, пока кровотечение остановится.
Свою спортивную сумку она оставляла обычно у входа в зал и по пути сюда забрала её, чтобы обтереться лежащим на дне её полотенцем. Из амуниции в сумке остался лежать только чёрный кожаный шлем, надевать который Сакуре не нравилось. Первым делом она положила мокрую от слюны капу в прозрачную коробочку, затем достала небольшое фиолетовое полотенчико, которого обычно хватало для лёгкого душа в конце тренировки, и обтёрла им потные лицо, шею, сняла влагу с хвоста волос. Всё это она проделывала механически, просто чтобы не позволять мыслям вторгнуться в её сознание – однако те добрались обходными путями.
Тренер был прав, чёрт возьми: она действительно в последнее время стала гораздо жёстче обращаться со спарринг-партнёршами на тренировках, а груши и тренировочные мешки и вовсе лупила так, что те едва не рвались с цепей. И она, естественно, не обманывала себя насчёт того, кого нужно винить в её срывах.
Телефон, лежащий на дне её сумки, внезапно подал признаки жизни – завибрировал так, что вибрацию можно было почувствовать даже сидя на лавочке. Сакура недовольно покосилась на сумку. Разговаривать ни с кем не хотелось. Вскоре телефон успокоился, но только затем, чтобы через минуту затянуть свою возню снова, и после третьего раза у девушки кончилось терпение – она достала его, чтобы взглянуть, кому же она так срочно понадобилась в десять часов вечера.
Звонила мама. Весьма встревоженным голосом её нервная и вечно спешащая куда-то мама сходу затараторила какую-то сумятицу, и только через две минуты до Сакуры дошёл смысл её слов: нынешним вечером кто-то передал им с папой огромную посылку, в которой они обнаружили портрет, портрет их дочери.
- И подпись, подпись сзади! Почерк ужасный, но я прочла! – добавила мама и этим завершила свой сверхскоростной новостной блок, после чего плаксивым тоном добавила: - Я боюсь, Сакура, детка, а вдруг это какой-то маньяк на тебя охотится?
- Мама, - вздохнула девушка, не зная, злиться ей или радоваться. – Что написано?
- Что?
- Сзади картины. Что там написано?
- Ну… - Послышался какой-то шорох, звук чего-то передвигающегося, и наконец мама озвучила: - «Пятница, два часа. Наше место».
- Вот мудило… - прошептала Сакура едва слышно, а матери в трубке наскоро приказала, чтобы с картиной ничего не делали, она приедет завтра и заберёт её. На мамино нытьё она уже давно научилась закрывать глаза, поэтому звонить в полицию и жаловаться на маньяка-преследователя отказалась напрочь, пустив лишь весьма туманное объяснение о сумасшедшем знакомом-художнике.
Положив трубку, она первым делом поднялась и изо всей силы врезала по деревянной дверце шкафчика для одежды. Боль моментально отдалась в кулаке, костяшки пальцев, защищённые тренировочными бинтами, кровить не начали, зато онемели, но меньше всего Сакуру сейчас волновало собственное здоровье. В голове творился полнейший хаос, и хотелось одновременно ударить не просто дверцу, а некую бледную морду, хотелось забиться в истерике, как младшеклассница, хотелось смеяться от радости, что чёртов мудак о ней всё это время думал, а ещё… Ещё её мысли постоянно возвращались к той надписи, которую прочла ей мама. «Наше место», хех – значит, он и в самом деле думает, что таким вот романтическим жестом сможет замолить все свои перед ней грехи? Или, может, верит, что, увидев его гениальную каляку-маляку, она бросится ему на шею, готовая простить всё?
- Да хрена с два, - бросила она вслух пустой раздевалке и встряхнула ноющей от боли рукой. – Хрена с два тебе, Сай.
***
Кисаме согласился пойти с ним завтра на семейное собрание, и это уже можно было считать половиной дела, однако звонил он любовнику этим вечером ещё по одной причине, которую все полчаса разговора пытался озвучить – но всё опасался. Наконец, когда на той стороне провода уже начали изрядно зевать, он осознал, что скоро беседа подойдёт к концу, и, застеснявшись собственной трусости, выпалил свою вторую просьбу без предварительной словесной подготовки:
- Кисаме-сан, я хочу знать, почему вы до сих пор навещаете Конан.
В трубке долго молчали – Итачи успел обозвать себя идиотом ровно девятнадцать раз, - но затем мужчина всё же заговорил насторожённым тоном:
- Откуда ты знаешь о ней?
Посчитав, что врать смысла нет, молодой человек рассказал всё, как было и, завершив повествование последними словами заключённой, спросил:
- Выходит, вы друзья? Но почему даже папа не знает? Ведь не знает?
Кисаме тяжело перевёл дыхание, медля с ответом:
- Не знает. Никто в отделе тоже не знает. Прости, что не сказал тебе.
- Это… Что-то личное? – выдавил из себя Итачи и предпринял ещё большие усилия, чтобы произнести следующее: - У вас с ней что-то было?
- Нет, - тут же принялся оправдываться мужчина – пожалуй, быстрее, чем в такой ситуации следовало. – Итачи, нет. Мы только друзья, серьёзно. Слушай… Это не телефонный разговор, давай я тебе завтра расскажу. Можем к ней вместе сходить, если хочешь, я уже давно её не видел.
Итачи припомнил холодный величественный взгляд заключённой, её испещрённые недоброй иронией фразы, меткие и по-злому острые, в которых едва заметно, но всё же сквозило презрение…
- Нет, без неё можем и обойтись. Лучше просто расскажете мне завтра всё сами, ладно?
- Ладно, - вздохнул Кисаме. – Ложись отдыхать лучше.
Итачи попрощался и положил трубку на тумбочку, а сам лёг на свою новую кровать и закинул руки за голову. Против воли закрутились в сознании размышления: о Кисаме, о Саске, о том, что он предложил сегодня Гааре, о Конан и её глубоких глазах, о том, что завтра ему предстоит после пресс-конференции перессориться со всеми родственниками из-за того, что рассказал ему два дня назад Учиха Мадара…
Он вспомнил о Конан неспроста: она была лишь частью его плана. Дело было в том, что свой отпуск Итачи, от природы деятельная личность, твёрдо решил провести с пользой и запланировал себе за эти дни справиться со всем, чему он не уделял достаточно внимания в силу внешних обстоятельств. Помимо истории с Конан и разборками с семьёй, он хотел сходить как-нибудь в квартал голубых фонарей и посмотреть на то место, где видел на прошлой неделе человека, странная тень которого показалась ему дьявольской. Этот эпизод не выходил у него из головы со вчерашнего дня, время от времени всплывая в памяти, и с этим необходимо было что-то делать. Он пока ещё точно не решил, что именно, и надеялся только на то, что обстановка разбудит в нём чёткие воспоминания и он сможет, наконец, решить окончательно, видел ли он человека по ту сторону дороги на самом деле или же всё являлось его воображением.
Итачи выключил свет и отвернулся к стене. Нужно было заставить себя поспать хотя бы немного, завтра его ждёт важный день.
***
Часы на его телефоне показывали половину третьего ночи. Гаара со вздохом швырнул его обратно на кровать – тот упал аккурат между грудой распечатанных листков с материалами для завтрашнего зачёта и телом спящего Наруто, который трогательно свернулся калачиком, подсунув под щёку кулак, и на лице его впервые за несколько дней читалась полнейшая безмятежность.
Гаара притянул ногой кресло к кровати и опустился в него. Протянув руку, коснулся осторожно спутанных светлых волос, провёл невесомым прикосновением по голове, проследил пальцем один из тонких вытатуированных усов на гладкой щеке. Он хотел говорить вслух, подсознательно надеясь, что Наруто услышит и отговорит его от задуманного, но губы не двигались – да и глупо, наверное, выглядели бы эти его разговоры со спящим, прямо как в пафосных книжках, где всё настолько плохо, что хоть ложись в гроб да помирай. Представив себя персонажем какой-нибудь подобной драмы, Гаара улыбнулся, но от этого тягостный комок, в который превратилось его нутро, никуда не делся.
Наруто был действительно хорошим актёром. Если бы он только захотел, то мог бы зарабатывать этим на жизнь, потому что никто из их друзей не догадался о его сердечной ране, кроме, разве что, Тен-Тен, но та держала язык за зубами – Гаара почему-то был уверен, что за это он должен сказать спасибо Ли. Сегодня Наруто вовсю улыбался расстроенной из-за Кибы Хинате и даже совершенно неожиданно проявил свою гениальную способность сочинять забавные вещи, в считанные минуты придумав великолепный способ проучить их местного дурачка и всё-таки помирить влюблённых, которые друг без друга явно чахли. Пришлось срывать с работы Ино, заставлять Чоджи пропускать занятия на курсах, а Тен-Тен – приезжать к ним с другого конца города, но в итоге друзья, вдохновляемые энтузиазмом Наруто, продумали детали плана, по ходу дела вдоволь нахохотавшись. Пришлось звонить Ли и спрашивать его разрешения для проведения поучительной казни, на что тот даже любезно предложил свою помощь, и от этого план стал выглядеть ещё пикантнее и интереснее.
Да, подумал Гаара, вспоминая сегодняшний день, его Наруто в самом деле кому угодно мог утереть нос в актёрском мастерстве, но всё-таки существовала разница между тем, чтобы хорошо играть счастливого человека, и быть им.
«Прости меня, - произнёс юноша про себя, гладя друга по волосам. – Прости, но я больше не могу видеть тебя таким».
Какое-то время он провёл так, то и дело повторяя про себя, как мантру, слова раскаяния, затем, когда почувствовал, что засыпает, переложил бумаги и тетради на пол, а сам, не раздеваясь, устроился на освободившемся месте, однако предварительно всё же взял в руки телефон и набрал сообщение: «Чёрт с вами, Итачи-сан, я согласен».
Неделя: 6
День: 2
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для шестой недели): AU, angst, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 37
Вторник 25 мая
Завидев дочь президента компании, все работники разом повскакивали со своих мест и так же дружно согнулись в поклоне, бормоча под нос вежливые приветствия. Сабаку Темари только скользнула по ним острым взглядом и прошла, шелестя юбкой, к самому новому столу, поставленному всего несколько дней назад. Сидевший за ним Шикамару, не отрываясь от экрана, жевал напряжённо кончик галстука и словно не замечал царящей в кабинете суматохи.
На ковёр для мышки рядом с его ладонью лёг, звякнув, некий предмет. Шикамару наконец-то соблаговолил «заметить» посетительницу с верхнего этажа:
- И тебе доброе утро. Зачем ты мне его вернула?
Их взгляды сошлись на мягком цветастом шарике с ромбовидными узорами, пышной кистью жёлтых ниток с одной стороны и такой же жёлтой петлёй-подвеской – с другой, внутрь которого, видимо, был вшит колокольчик или ещё что звенящее, потому что при каждом движении он ненавязчиво позвякивал. Традиционный мячик, темари, который испокон веков вышивали японские рукодельницы, заслужил неодобрительный взгляд тёзки.
- Так и знала, что это ты его мне подложил. Это, по-твоему, извинение?
- Я делал его сам, - заметил нахмурившийся Шикамару и, взяв в руки аккуратнейшим образом вышитый мячик, протянул девушке. – Возьми. Ты не представляешь, сколько времени у меня заняло разобраться, как эту адскую штуковину делать.
- И что же, - нахмурилась Темари, - я за него должна тебя простить? Это я, по-твоему, должна сделать?
- Просто возьми, - настаивал парень, изо всех сил удерживая на лице улыбку, хотя за ней явно читалось сожаление. – Этот подарок ничего не значит, если ты хочешь, чтобы он ничего не значил. Но если ты передумаешь...
- Не передумаю! – рявкнула Сабаку и вырвала у него из рук цветастый мячик. – И вообще, как ты его мне в кабинет подсунул? Кто тебя впустил?
Шикамару наградил её долгим взглядом, но отвечать не стал, и когда Темари, сжав в руке подарок, промаршировала к выходу, тут же судорожно схватился за мобильный:
- Алло, Шино-кун? Слушай, она взбесилась.
- А ты что же, полагал, что она тут же тебе в объятия кинется? – возразили спокойно в ответ. – Мы ведь говорим о Сабаку Темари, парень. Это был только первый шаг.
- Да я понимаю, понимаю, - вздохнул Шикамару, не сумев, однако, скрыть своего разочарования. – Просто… Не думал, что всё будет настолько плохо.
Разбирающийся в тонкостях женского мышления Шино посоветовал ему набраться терпения и, сославшись на дела, положил трубку, оставив несчастного влюблённого наедине с воспоминаниями о недавнем визите.
***
Квартира действительно была очень хорошей. В ней было две комнаты и светлая просторная кухня, а в прихожей оказалось достаточно места, чтобы поместился велосипед, о котором Итачи давно мечтал. Окна спальни выходили на ухоженный палисадник, где в это время дня галдели детишки из расположенного неподалёку детского садика. Кисаме, стоя на балконе с сигаретой, наблюдал за тем, как ребятня играет в прятки, пока Итачи занимался приготовлением кофе. Эту ночь новый хозяин квартиры провёл на диване в гостиной, потому что под конец переезда так устал, что не нашёл в себе сил постелить чистое бельё в спальне. До него здесь какое-то время жила молодая семья, а последние два месяца квартира пустовала, поэтому, хоть она и выглядела обжитой, но всё же требовала генеральной уборки. Итачи, кроме всего прочего, удумал сделать перестановку, поэтому Кисаме специально оделся в старые джинсы и футболку, в которых и был сейчас – чтобы не жалко было, если вдруг что порвётся или запачкается.
Дело Мизуки официально ещё не было закрыто, а ничего нового пока что им ещё не поручали, поэтому Такэо разрешил ему сегодня не приходить – всё равно заключённого на весь день увезли в медицинский центр для подтверждения его вменяемости для суда. Орочимару, кроме того, выпросил разрешение на обследование мозга Мизуки, но зачем, рассказывать не стал, махнув только рукой и сказав, что объяснять слишком долго. Соскучившийся по работе Итачи утром явился в отдел, но ему даже не дали заглянуть в кабинет – пятеро сотрудников во главе с Такэо тотчас же ухватили его под руки и сопроводили обратно до лифта. Сам начальник, похоже, после всего произошедшего проникся к молодому детективу искренней симпатией, к чему все в отделе ещё только привыкали, в том числе и сам Учиха.
Кисаме с силой вдавил окурок в пепельницу – новую, купленную только сегодня, потому что свою Итачи забыл дома. На самом деле, подумалось мужчине с досадой, была вполне определённая причина, по которой они с Итачи сейчас не сидели на кухне или не стояли на балконе вместе – с некоторых пор пребывание в одном помещении только вдвоём превратилось для них в нелёгкую задачу. Ему было неясно, какие мысли не дают покоя любовнику, но сомнений быть не могло: они как-то связаны с их последним делом. Сегодняшней ночью Кисаме лежал без сна в своей кровати, слишком большой для одного человека, и пытался отогнать головную боль, начавшую преследовать его с тех самых пор, как Итачи погряз по уши в деле убийцы из квартала голубых фонарей. И снова приходилось бороться с жуткими картинами другого, менее благоприятного исхода их охоты на Дьявола, где каждый раз, в каждом чёртовом сценарии он терял Итачи…
Сзади него раздался звук открываемой двери, Кисаме обернулся и встретился взглядом с любовником. Тот моментально отвёл глаза в сторону – будто чего-то стеснялся.
- Я… приготовил нам кофе. Идёмте?
***
Звонил Саске и пообещал зайти после занятий. «Заодно проверю, правильный ли ты мне ключ оставил, а то мало ли!» - шутил он, таким образом скрывая свои истинные чувства по поводу переезда брата, и Итачи поддержал этот несерьёзный тон, бросив в деланно высокомерной манере, что без письменного приглашения к нему в резиденцию попасть невозможно.
В действительности же веселиться ему хотелось как раз меньше всего. Он надеялся развеяться на работе, но его оттуда дружно прогнали едва ли не целым отделом, настояв, чтобы он отдохнул ещё хотя бы день. А дома, даже в новой квартире, было тошно, было мучительно страшно, отчего – он и сам не мог понять, но когда проснулся этим утром на неудобном диване в гостиной, дрожащий и с мокрым от слёз лицом, то понял: так дальше нельзя. С Кисаме-саном тоже происходило что-то неладное, и это облако секретов душило их обоих, мешало коснуться, обняться и в близости стать друг для друга утешением. Шёл четвёртый день с тех пор, как убийца был пойман, и за это время Итачи успел привыкнуть к этой мысли, равно как и к положительным изменениям на работе, в семье… И тогда же начали появляться странные мысли. Были ли это последствия пережитого шока или что-то иное, Итачи не знал, но мысли никуда не исчезали, сны также не отпускали его – сны, которые милосердное сознание забывало, потому что происходящее в них явно было чем-то ужасным, чем-то, что не хотелось потом помнить.
Он перенёс чашки с кофе в гостиную, поставил между ними тарелку с щедро нарезанными кусками маминого пирога, затем прошёл в спальню, чтобы позвать Кисаме-сана, однако у балконной двери застыл, разглядывая через стекло пепельноволосый затылок с чуть проступающей ранней сединой. И неожиданно волной подкатила к сердцу грусть, и подумалось с горечью: «Что беспокоит вас? Почему смотрите иногда так, будто прощаетесь? Когда, наконец, признаетесь, что порой еле держитесь на ногах от головной боли? Или думаете, я не замечаю?..». Кисаме не почувствовал, не обернулся, и Итачи, дабы отогнать тягостные думы, зашумел намеренно дверью, разрывая пелену тишины.
Они сидели в гостиной за небольшим столиком, друг напротив друга, пили кофе и всё отводили взгляды, словно робкие влюблённые на первом свидании, однако Итачи то и дело ловил себя на мысли, что ему отчаянно хочется вскочить и, ничего никому не объясняя, просто сбежать – неважно, куда. Куда угодно от этой гнетущей тишины.
Он не сразу увидел, что произошло, - разглядывал стену своей новой квартиры, - только краем глаза приметил, что его спутник не шевелится, и тогда лишь повернулся: Кисаме сидел, сгорбившись и совершенно без движения, его пальцы с такой силой впивались в голову, что подрагивали от напряжения. Сердце ухнуло и куда-то провалилось, и в следующий же миг Итачи обнаружил, что тело его слетает со стула, и вот он уже рядом с любимым – не помня себя, выкрикивает какую-то бессмыслицу, трясёт его за руки, пытаясь заставить посмотреть на себя, и совершенно не отдаёт себе отчёт в том, что делает.
***
Он вырвал из рук Итачи телефон:
- Не нужно никуда звонить.
По бледному лицу молодого человека прошла тень:
- Но ведь…
- Я в порядке, - зарычал Кисаме и тут же стиснул зубы, не давая боли вновь обрести над собой контроль.
Итачи опустился на пол рядом с диваном, на который заставил его лечь, и прислонился лбом к плечу мужчины.
- Почему, ну почему вы ничего не делаете, это же ваше здоровье… - зазвучал потерянно его тихий голос. – Почему скрывали всё это время? Я ведь видел. Что могут эти боли означать? Вы не врач, и я не врач, так зачем упрямиться?..
- Итачи, прекрати! – поддавшись внезапной злобе, хлестнувшей драконьим хвостом по его выдержке, рявкнул Кисаме, и когда любовник отвёл в сторону отчаянные влажные глаза, скрипнул зубами: - Что за скулёж? И ты разве не знаешь, почему у меня эти боли?
- Не знаю, объясните мне! – бросил тот с вызовом, уязвлённый.
Кисаме тяжело приподнялся на локте и, окончательно отдавшись ярости, вцепился любовнику в затылок растопыренными пальцами и грубо притянул к себе. «Вот так, - прокаркал кто-то внутри него ядовитым шёпотом. – В глаза мне смотри».
- Из-за тебя. Из-за тебя всё, Итачи. – Он оставил без внимания промелькнувшее на бледном лице искренне изумление – было не до того. – Всё ты со своими штучками. Ходишь по лезвию бритвы, как ни в чём не бывало, и плевать ты хотел на всех, кто тебя любит.
- Я не понимаю, - произнёс Итачи тяжёлым ничего не выражающим тоном, моментально надев на лицо каменную маску, но Кисаме слишком долго знал его, чтобы не обманываться: этот тон, это показное безразличие были всего лишь его средством ведения непростых бесед.
- Всё ты понимаешь, - огрызнулся он почти разочарованно, затем отстранил его от себя, приподнялся с лёгким стоном и встал.
Итачи выпрямился, как струна, напротив, и в глазах его полыхало это его чёртово упрямство, которое всегда доводило его до беды. В этот момент Кисаме как никогда чётко осознал: сдерживаться он больше не сможет. Он скажет всё – всё, что не давало ему покоя эти дни и недели, что вынуждало его лежать в кровати без сна, думая о том, в какую новую передрягу попал его возлюбленный, какую новую беду на себя накликал. Пощады не будет, как и не будет цензуры.
***
Было больно вдвойне: за любимого, который вынужден был держать эти ужасные переживания в себе, боясь ранить его, и за себя – потому что говорили о нём одну только правду.
- Я уже который день спать не могу! – орал дрожащий от ярости Кисаме-сан, стиснув кулаки, и глаза его лихорадочно сверкали. – Из головы всё не идёт, что было бы! Что было бы, если бы я опоздал! Если бы Дейдара про склад вовремя не вспомнил! Если бы!.. Да как ты мог, Итачи?! Как ты мог! Ведь твоя жизнь, жизнь твоя стояла на кону, как ты этого не понимаешь?!
Итачи сглотнул подступивший к горлу солёный комок и плотно стиснул зубы – так, что даже стало больно. С холодной ясностью пришло осознание, что ещё секунда, может, две – и он начнёт орать в ответ. Он скажет, что да, риск был велик, но как можно было поступить ещё в подобной ситуации? Если бы он раскрыл себя раньше времени, на суде умелые проныры-адвокаты могли вывернуть ситуацию до неузнаваемости, обеляя своего подсудимого, а к моменту получения ордера на обыск альбом и прочие компрометирующие вещи вполне могли пропасть из дома убийцы, и тогда… Но он не мог позволить душегубу, забравшему жизни стольких людей и искалечившему жизни ещё большему количеству, – он не мог позволить этому дьяволу получить даже малейший шанс на свободу. Да, в тот момент он не думал о своей жизни – он почему-то знал, был твёрдо убеждён, что всё обойдётся, всё сложится, как надо.
И вдруг его словно прошибло током – такой силой и внезапностью обладало его внезапное открытие. Итачи даже задержал дыхание и перестал замечать пылающий взгляд, направленный в свою сторону: только сейчас до него вдруг со всей ясностью дошло, что он был единственным, кто чувствовал уверенность. И вспомнились мятежные глаза Орочимару, в полутьме склада сверкающие почти разочарованно. Вспомнилось, как бледный, трясущийся, как осиновый лист, Дейдара с неожиданной силой прижал его к себе, а в машине не отпускал его руки, словно боясь, что он опять куда-то исчезнет. И ещё… Безумный, совершенно невменяемый взгляд Кисаме-сана, вошедшего в круг света проклятого склада с чётким намерением разрушить, раздавить обидчика, посмевшего коснуться его возлюбленного – с намерением убить.
И пронеслась вдруг по сознанию трусливая мысль, совсем как тогда, в больнице, после нападения: а что если в самом деле?.. Если бы он погиб тогда? Сейчас он был бы уже мёртв, его бы просто не было. Его тело, бездушное, как часы без механизма, лежало бы сейчас наверняка в морге, холодное, такое холодное… А внутри него не было бы ничего – и никого. Если бы он захотел поднять руку, та осталась бы лежать на месте, если бы захотел вдохнуть полной грудью – ничего не вышло бы… В спальне рыдала бы безудержно мама, день и ночь, а папа курил бы в два раза больше обычного и утирал скупую мужскую слезу тыльной стороной ладони, пока никто не видит. В их комнате Саске лежал бы на кровати в обнимку с подушкой, с опухшими красными глазами, а в наушниках разрывалась бы какая-нибудь дикая музыка, которой он вечно снимал стресс. В своей квартире постаревший разом на десять лет Кисаме-сан сидел бы в кресле с бокалом в руке и, укутываемый пеленой тьмы, слушал бы тишину. В кабинете рвал бы на себе волосы Орочимару, пока нет рядом Кабуто. А Дейдара… Дейдару бы это попросту уничтожило.
Итачи не сразу понял, что происходит – только щекам вдруг стало как-то тепло и влажно.
***
- Итачи, эй… - Разом забыв про ссору, Кисаме подступил к нему, положил руки на плечи. – Ну, извини, я не хотел…
- Вы правы. – Итачи шмыгнул носом, заморгал, став вдруг похожим на того десятилетнего ребёнка, которого Кисаме много лет назад повстречал в доме у своего лучшего друга. – Всё из-за меня, я виноват. Я заставил всех переживать, заставил вас за себя волноваться… Господи, что я за остолоп такой?..
Тело его сотрясали судорожные рыдания, по щекам всё текли и текли слёзы, и вместе с ними выходили накопленные за долгие недели боль, напряжение, страх, слабость… Кисаме никак не мог собраться и понять, что делать – настолько разительно отличался сейчас его Итачи от того уверенного в себе гордеца, за которого у него всегда так болело сердце. Не зная, что ещё можно предпринять, мужчина привлёк любовника к себе, прижал к груди так крепко, как мог – и только когда его футболку сжали в кулаках, сминая ткань, когда в шею уткнулись влажным лицом, а уши уловили слабое, едва слышное: «Простите, простите меня…», но, главное, после того, как тепло любимого, дорогого человека напомнило ему: живой, он живой, живой… Боль ослабила свою хватку, разжала тиски, которыми до этого момента нещадно сдавливала его голову, и он наконец-то почувствовал, что всё кончилось. Пускай эту страшную страницу в книге их жизни ещё нельзя было перевернуть, они прочли её до конца, и оба остались живы, хвала тем, кто присматривает за ними с небес, кто бы там ни был…
Кисаме приподнял лицо любовника за подбородок, улыбнулся облегчённо и искренне, и с его уст само по себе сорвалось:
- Я люблю тебя.
Почему-то важнее всего на свете ему сейчас было произнести эти слова, и он повторил их, затем снова и снова – пока Итачи не прервал его поцелуем. Кисаме всё ещё чувствовал через одежду дрожь его тела и пожалел было, что так резко повёл себя, но думать о раскаянии не получалось – слишком хорошо, слишком легко ему было сейчас, впервые за столько дней.
Итачи отстранился от него всего на миг, чтобы посмотреть в глаза и произнести одними губами:
- Будьте со мной.
Он был тёплым, почти горячим, и Кисаме медленно, смакуя момент, склонился к его лицу, коснулся губами влажной щеки, слипшейся щёточки ресниц, виска. Итачи резко перевёл дыхание и впился пальцами ему в плечи от прикосновения к молочно-белой шее, и Кисаме с наслаждением поймал этот вздох, запечатав его поцелуем. И когда мягкие солоноватые губы податливо приоткрылись, а Итачи, вдруг прекратив дрожать, обмяк в его объятиях, он внезапно со всей чёткостью момента осознал, что они живы, оба живы.
***
Орочимару предоставил психологам заниматься разговорами с убийцей, в которых они должны были подтвердить его вменяемость, а сам решил совершить небольшую прогулку по исследовательскому центру – всё-таки его не видели здесь больше десяти лет. Сканирование мозга произвели ещё утром, и результаты должны были вот-вот прийти. Эта привычка – исследовать мозг убийц на предмет аномалий – осталась у него ещё со времён его работы в Нью-Йорке: там собралась целая инициативная группа, поддерживающая теорию Джеймса Фаллона о наличии физиологических признаков серийных убийц, и одно время в исследованиях намечался определённый прогресс. У учёного имелась ещё одна радость – в интервью с убийцей он выяснил, что однажды в детстве тот крепко рухнул с лестницы и получил сотрясение мозга первой степени, и это добавляло веса смелым выводам российских криминалистов, заметивших поразительные схожести в биографиях серийных убийц, в числе которых были и травмы головы, перенесённые в юном возрасте. Оставалось только посмотреть на МРТ и убедиться, что лобные доли мозга действительно развиты аномально.
Звонок застал его в кафетерии, где он разговорился с гипнотерапевтом, исследующим влияние позитивной суггестии на мозг преступников. Орочимару, слегка озадаченному из-за давно не слышимой американской речи, не сразу удалось сопоставить знакомый голос с именем, и только когда всплыло название научного отдела ФБР по изучению особенностей поведения преступников, его бывшего места работы, звонивший наконец-то определился. Роберт К. Ресслер, легенда криминалистики, бывший глава вышеупомянутого отдела и человек, из уст которого впервые прозвучало словосочетание «серийный убийца», спустя десять лет звонил ему, и настолько удивился учёный этому факту, что поначалу даже не мог собраться с тем, чтобы переключиться на английский и ответить. Мистер Ресслер в своей манере всё излагать кратко, оставшейся после службы агентом ФБР, сразу приступил к делу. В Калифорнии, штате, который то и дело доставляет беспокойство властям и обеспечивает работой криминальных экспертов, завёлся серийный убийца, которому журналисты дали прозвище Писатель из-за его привычки оставлять на месте преступлений распечатанный листок бумаги со сценарием: кого на этот раз он решит убить, где, каким образом, что сделает с трупом… Следствие зашло в тупик, и глава отдела, уязвлённый наглостью преступника, отдал приказ привлекать для этого дела все учёные умы мира – только чтобы убийца был, наконец, пойман.
- Мы все слышали, конечно, о твоём успехе в Японии, - закончил мистер Ресслер и, не изменяя своей привычке разговаривать с коллегами начистоту, продолжил ровным тоном: - Поэтому, раз уж ты оставил на время свою чепуху с искусственным интеллектом, возвращайся в Нью-Йорк, насовсем. Я распоряжусь, чтобы твой кабинет освободили сегодня же.
- Погодите, - Орочимару приложил ладонь ко лбу, пытаясь стереть ощущение, что внутри его головы всё кипит, - вы предлагаете мне всё вот так запросто бросить и?.. У меня же своя исследовательская лаборатория! Я почётный представитель Международной ассоциации искусственного интеллекта, мои экспертные системы… На кого я всё это оставлю?
- Ой, да прекрати, - протянул мистер Ресслер добродушно. – Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что ты не упустишь шанса поучаствовать в ловле Писателя. Но для приличия, так и быть, даю тебе пару дней на ответ. Напиши, что согласен, мне по почте, хорошо? Всё, жду!
Звонок прервался. Орочимару уставился на телефон так, словно увидел его впервые в жизни, затем бессознательным движением сунул его в карман пиджака, скрестил руки на груди, да так и остался сидеть – десять, двадцать минут. Задумчивость его прервала молодая практикантка, тронувшая его за плечо.
- Простите, - залепетала она, испугавшись его тяжёлого взгляда, - но пришли результаты МРТ, вы просили сразу же вам сказать…
- Ах, да, - он поднялся, совершенно забыв про свой остывший кофе, и поспешил за девушкой в лабораторию, где его встретил хмурящийся врач.
- У меня неутешительные новости, - сообщил он, указывая на отображённый на экране компьютера скан мозга убийцы.
***
Отвратительное настроение стало его вечным спутником в последнее время. По утрам Саске заметил за собой странную привычку замирать, напрочь забыв о еде, и подолгу молчать, словно он прислушивался к какому-то внутреннему голосу, хотя на самом деле в голове его не происходило никаких секретных диалогов – большую часть времени там было пусто. На сложные задания при подготовке к зачётам он набрасывался со свирепостью и рвением первокурсника, дабы только заполнить чем-то этот вакуум, от которого порой становилось невыносимо жутко.
«Было солнышко – и зашло», - так говорил дедушка, когда умерла их с Итачи бабуля. Вспоминая его старческие слёзы, текущие по дряблой морщинистой коже, его дрожащий голос и кривящиеся в агонии сухие губы, Саске, которому тогда едва только исполнилось тринадцать лет, не чувствовал ничего, кроме огорчения, и вот теперь, столько лет спустя, в сердце защемило. Всему виной была та фраза, про солнышко… Казалось бы, такая простая, такая надуманная – подросток-Саске в то время тоже так решил, – но только теперь четыре слова эти время от времени всплывали в сознании, и тогда вдруг становилось так одиноко, так больно и обидно!..
Безусловно, сравнивать смерть и свою передрягу было в высшей мере кощунственно, но такие мысли даже не посещали парня в эти дни. Со вчерашнего дня он то и дело, как пойманный в капкан волк, вынужден был возвращаться к одной и той же проблеме, игнорировать которую дальше было попросту невозможно. Ему необходимо было каким-то невероятным образом научиться воспринимать себя и свои чувства как нормальные и желанные, потому что промедли он ещё – и Наруто уедет в США, и там-то, в этом Саске почему-то был уверен, ему помогут справиться с сердечной раной: если не Гаара, то кто-то другой. Но как, как это, чёрт побери, сделать? Как в ближайшие сроки переродиться сознанием и вывернуть наизнанку восприятие мира? В том, что он готов это сделать ради Наруто, уже не было никакого сомнения, но… Снова это «но». В «но» упирались все его попытки прогрызть стену устоявшихся норм, и пока что ни о каких прорывах речи не шло.
Суйгетсу звонил ему каждый день и настаивал на встрече, почти умолял о ней, но каждый раз Саске находил предлог, чтобы увильнуть. Правда была в том, что он до смерти боялся разочарования, которое ему непременно придётся прочесть в глазах друга. Он и сам был в себе разочарован, к чему ему добавка?
Как никогда сильно хотелось увидеть Итачи. Будучи близкими друзьями во всём остальном, они никогда не разговаривали на личные темы, но внезапно открытая общая черта сделала их своего рода сообщниками, и теперь говорить о своих бедах Саске жаждалось только с братом. Именно поэтому, выйдя из стен академии, он прямиком направился к нему: в кармане звенели новые ключи, оставленные Итачи для него, адрес он знал точно и даже посмотрел вчера по карте, что дом, в котором ныне снимал квартиру брат, находился совсем рядом с домом, где жил дядя Обито, поэтому Саске решил навестить сразу обоих.
Погружённый в размышления, он и не заметил, как доехал до остановки, как нашёл нужную ему высотку, и очнулся только в кабине лифта – он вспомнил, что забыл спросить у Итачи номер его этажа. Сотовый показал, что связи в этом месте нет, поэтому пришлось прилагать к действию математические знания и высчитывать цифру самостоятельно. Вычислив таким образом, что ему нужен седьмой этаж, Саске смело нажал на кнопку, и, как оказалось, не просчитался.
Очень уж хотелось попробовать новенькие ключи в действии – Итачи как-то рассказывал, что ребята из отдела борьбы с организованной преступностью научили его взламывать замки, и, почему-то вспомнив об этом сейчас, Саске начал представлять себе, будто он – злодей, который хочет забраться в чужую квартиру. Игра ему понравилась, ведь ей удалось на какое-то время отвлечь его от мучительных размышлений, и парень с улыбкой взялся за дело. Он был более чем уверен, что его, мягко говоря, нетихие попытки диалога с дверью были услышаны с той стороны, поэтому, зайдя наконец в прихожую после напряжённой борьбы с двумя замками, он уже был готов увидеть там притворно злящегося Итачи с половником или металлическим совком в качестве оружия, однако квартира встретила его подозрительной тишиной.
Из прихожей виднелся край гостиной, и Саске сразу приметил знакомую сумку с ещё неразобранными вещами у кресла, а в самом кресле – верхушку чёрного чемодана. Помимо этого, единственными знакомыми вещами в новой квартире оказались туфли: пара поменьше точно принадлежала Итачи, а вот обладателем второй наверняка был Кисаме-сан. Саске припомнились слова брата по телефону о какой-то перестановке и что Кисаме-сан должен был помогать ему. Разувшись, он заглянул на кухню – там ему из знакомых вещей попались только пустая коробочка для бэнто, без которой мама вчера Итачи из дома не выпустила, и пакет с логотипом расположенного близ их дома супермаркета, из которого выглядывали нераспечатанные пачки с крупами вперемешку с запакованными в прозрачную плёнку овощами. Перейдя в гостиную, Саске заметил на столе две чашки с недопитым кофе, а в тарелке посередине – пирог, испечённый явно в маминой духовке. Как раз когда он подумывал о том, чтобы соблазниться кусочком, ему показалось, что он расслышал за закрытой дверью, ведущей, наверное, в спальню, какое-то движение, и поспешил туда.
Дверь отворилась совершенно бесшумно, оттого его присутствие осталось незамеченным. Первым, что бросилось в глаза, стала спина Итачи – узкая и изящно выгнутая. Фигурой он явно пошёл в маму, в молодости такую же невероятно красивую и утончённую – это наблюдение успело пронестись в мыслях Саске, прежде чем он осознал, что Итачи был на кровати не один.
Кисаме-сан тоже имел достаточно бледную кожу, но в сравнении с Итачи его можно было назвать смуглым, оттого обнажённое тело его контрастировало с телом молодого любовника, на котором ещё долго после опрометчиво крепкого объятия могли остаться красные следы. Саске ошалело выпучил глаза, совершеннейшим образом растерявшись, потому что он мог видеть всё, и это уж точно было куда большим, чем он когда-либо хотел узнать о личной жизни своего брата. Незадачливый гость одновременно понял ещё несколько вещей: пол усеян разбросанной одеждой, воздух в комнате спёртый, тяжёлый и странно пахнет, а до его ушей доносится сбивчивое дыхание, перемежаемое лёгкими вздохами.
Прислонившийся к стенке Кисаме-сан и Итачи сидели лицом к лицу, ноги его брата обвивались вокруг тела любовника, а ладони лежали на его широких плечах, и длинные тонкие пальцы его то и дело сжимались на них – как раз когда с губ Итачи срывался резкий вздох, которому он не позволял перерасти в протяжный стон. Одна рука Кисаме-сана придерживала любовника за талию, регулируя его движения, а вторая исчезла между его ног, и Саске ненароком отметил, что именно эта рука была виновата в том, что на щеках Итачи цвёл яркий румянец. Это, и ещё то, что член Кисаме-сана был сейчас внутри него.
Саске почувствовал, как плечи сами собой напрягаются и сжимаются – от стыда, конечно, от стыда. Он не должен был, дьявол его разбери, всё это видеть, не должен был – но тело его не двигалось, даже не планировало двигаться, и только в мыслях отчаянной волынкой пел слабый голосок: «Прочь отсюда, пока меня не заметили».
Внезапно спина Итачи, его восхитительная, идеальная спина выгнулась дугой, затем он конвульсивно согнулся, одновременно притягивая любовника к себе, соприкоснувшись с ним лбами, и Саске почудилось, как в их смешивающемся дыхании он расслышал тихое: «Люблю», но не мог поручиться, кто это произнёс, да и было ли это слово произнесено вообще. Струйка пота стекла по обнажённому позвоночнику Итачи, и это стало последней каплей – Саске внезапно осознал, что если простоит на этом месте ещё хотя бы секунду, то сгорит от стыда. Он развернулся, пожалуй, слишком резко, и его голая ступня скользнула по паркету, издав резкий звук. Любовники вздрогнули, одновременно обернулись, и Саске, как сильно он ни хотел убраться отсюда поскорее, всё же задержался на миг, чтобы поймать ту секунду, когда затуманенные взоры прояснятся, и успеть уловить эмоцию, которая придёт следом.
- Саске… - пробормотал Итачи совершенно беззвучно, одними губами, и именно в это мгновение парень сорвался с места.
В суматохе он совершенно забыл об обуви и своём портфеле, поэтому, уже ступив на лестничную площадку, нехотя развернулся.
- Саске, стой! – донеслось до него из глубины квартиры. – Стой, подожди, Саске!
Когда его ступни уже влезали в летние ботинки, раздались тяжёлые шаги, и в коридор выскочил, путаясь в опоясывающей его длинной белой простыне, Итачи.
- Саске… - брат крепко вцепился в его плечо, будто боясь, что он сейчас возьмёт да убежит (чего Саске очень хотел), одной рукой придерживая спадающую простыню, временно служащую ему одеждой. – Саске… Чёрт… Извини, я совсем забыл, что…
- Всё нормально, - перебил его парень, неловко пялясь в пол.
- …ты должен был прийти.
- Мне следовало позвонить.
- Нет, это мне следовало… Чёрт возьми… Прости, Саске, прости меня, я такой кретин!..
- Говорю же, всё нормально, Итачи, - попытался успокоить его Саске, стараясь лишний раз не смотреть на практически обнажённое тело брата. – Я виноват. Серьёзно. Я… пойду лучше, ладно?
- Боже, какой же я идиот… - Итачи даже не подумал его отпускать и теперь качал головой, горько улыбаясь. – Весь день чувствую себя идиотом, полнейшим. Прости. Останься, пожалуйста.
- Нет, я, наверное… - Саске мягко высвободился и попятился к двери. – Потом. Вечером мне позвони, я зайду. Или завтра. Лучше завтра.
Итачи залепетал что-то невразумительное про завтрашний день и какую-то полицейскую пресс-конференцию, но Саске, заслышав приближающиеся шаги Кисаме-сана, прервал его:
- Ну, хорошо, увидимся тогда завтра уже в доме дедушки Изуны, ты же придёшь? Всё, пошёл. Созвонимся.
Он выскочил из квартиры и мигом помчался вниз по лестнице, опасаясь, что брат может выйти вместе с ним на лестничную площадку, пока он будет дожидаться лифта. Не добравшись до первого этажа, он прислонился к одной из стен подъезда и крепко-крепко обнял себя руками. Тело вело себя очень странно: при воспроизведении в памяти деталей только что увиденной сцены мышцы разных частей его тела напрягались, как будто пытаясь таким образом заблокировать чувство стыда – то руки, то ноги, то шея или плечи. Покорчившись так несколько минут, Саске вдруг ощутил, что ему срочно необходимо с кем-нибудь поговорить. Очень хотелось услышать дельный совет от дяди, но того сейчас не могло быть дома, а срывать его с работы Саске не осмелился бы, да и не стал бы он рассказывать дяде Обито таки вещи, в самом деле!.. Пальцы сами набрали номер Суйгетсу. Когда тот ответил, парень упавшим голосом попросил, буквально выдавливая из себя каждое слово:
- Мне нужно с тобой встретиться. Можешь сейчас?
- Для тебя всегда могу, я ведь говорил! – обрадовался Суйгетсу. – Сориентируй меня, где ты, заберу тебя – сегодня я на колёсах.
Саске наскоро отчеканил адрес и поспешил к выходу – оказалось, что офис, в котором работал на полставки его друг, находился совсем рядом, и они могли встретиться уже через несколько минут.
***
Тсунаде стояла у двери уже так долго, что потеряла чувство времени, неотрывно глядя на дверной звонок.
- Ну, давай, - подгоняла она себя злым шёпотом. – Жми на него, дура. Жми, трусиха. Жми, ссыкуха, девчонка, дура. Жми давай, ну?..
Но ничего не происходило. Она успела основательно вспотеть, и теперь так тщательно наведённая ею подводка расплылась под глазами чёрными тенями, а зеркальце она, как назло, забыла в машине – слишком переживала.
В руках женщина держала книгу, которую в субботу завёз ей Орочимару. Весь оставшийся выходной день и ночь с понедельника на вторник она посвятила ей, и когда нынешним утром были прочитаны последние строки, Тсунаде так разозлилась, что едва не швырнула проклятую книгу об стену. Потому что это была не книга вовсе, а жизнь – её, Орочимару, Джирайи. Всё, через что проходили герои, происходило на самом деле с ними троими, и писатель не утаил ничего – даже упомянул тот постыдный вечер, когда он, пьяный в дым первокурсник, перепутал Орочимару с девушкой, и именно из книги Тсунаде узнала правду о том, чем же всё тогда закончилось. Однако ближе к концу она всё меньше и меньше стала узнавать в главном герое Джирайю, разгильдяя и неисправимого бабника, в которого ей не посчастливилось влюбиться на всю жизнь, а конец разозлил её окончательно. Хэппи энд? Серьёзно? Любовь до гроба, отказ от доступных женских тел, семья?.. От последних строк Тсунаде почувствовала себя обруганной, обворованной и униженной – именно об этом она и хотела сообщить своему вечному сердечному мучителю и именно поэтому стояла сейчас под его дверью, ожидая прихода бравады.
За её спиной бубнил о своём лифт, но женщина не обращала на него ни малейшего внимания, и лишь когда она услышала звук открывающихся дверей на своём этаже, пришлось поневоле обернуться. На неё во все глаза смотрел хозяин квартиры – аккуратно выбритый и подстриженный так, что его длинная шевелюра уже не придавала ему сходства с медведем, Джирайя держал в руках пакеты из супермаркета, и настолько велико было его изумление, что он, похоже, действительно не мог сдвинуться с места. Тсунаде со всей остротой, понятной любой женщине, ощутила, где именно на лице у неё размазан макияж, но сдержала смущение, напялив на лицо непроницаемую маску.
- Тсунаде-химе… - пробормотал Джирайя, едва ли не впервые за несколько лет проигнорировав её открытый бюст и взглянув вместо этого ей прямо в глаза. – Я не знал, что ты собиралась прийти. Я бы…
- Прекрати, - зашипела на него женщина и раздражённо указала на дверь. – Открой, внутри поговорим.
Он беспрекословно потянулся в карман за ключами. Квартира Джирайи также претерпела значительные изменения: большинство из его мебели, бесполезные и неоправданно дорогие безделушки, которые он обожал скупать тоннами, огромный телевизор – всё это куда-то исчезло, и в пустой гостиной остался только диван, на котором когда-то спали молодые Минато и Кушина, снимавшие здесь комнату в студенческие годы, а вокруг него стояло несколько объёмистых коробок, доверху набитых книгами с одинаковыми обложками.
Они остановились друг напротив друга в этой огромной и такой пустой комнате. Джирайя поставил свои пакеты на диван, порылся в одном, протянул ей маленькую коробочку с апельсиновым соком:
- Хочешь?
Она покачала головой и выдавила кривую улыбку:
- Обычно ты мне кое-что покрепче предлагаешь. Даже непривычно.
Мужчина пожал плечами и отломил от задней стенки прикреплённую пластиковую трубочку:
- Прости, химе, но в этом доме больше нет спиртного. Держи, серьёзно. Вот, я для тебя даже уже трубочку продел.
В этот раз она не смогла отказаться. Он достал из пакета точно такой же пакетик для себя, и минуту спустя они уже сидели на диване рядом, как в былые времена, только вместо саке в руках у них был сок, а неловкое молчание всё никак не прерывали звуки ругани.
- Знаешь, - протянула Тсунаде, когда сок кончился и хозяин любезно протянул ей сдобную булочку, - я ведь пришла сюда вообще-то ругаться с тобой.
Джирайя беззаботно передёрнул плечами:
- Если пришла, то давай ругаться. Я догадываюсь, - он указал взглядом на книгу, всё ещё зажатую в её руках, - что всё из-за неё, да? Тебе Орочимару дал прочесть?
- Да, он. Я вот что хотела сказать… - Её грудь поднялась и опустилась от тяжёлого вздоха. – Ты дебил, Джирайя. Ты ещё тот идиот, знаешь об этом?
Мужчина улыбнулся, и от этой улыбки повеяло юностью:
- Я знал, что тебя взбесит концовка. Но я всегда хотел, чтобы именно так завершилась наша с тобой история, химе.
- Хотел он… - пробормотала Тсунаде, ощущая, как медленно подступает к горлу временно позабытая злость. – Ну и чья же вина в том, что этого у нас не было? Может, моя?
Джирайя посмотрел на неё твёрдо – тем взглядом, которому она не могла сказать «нет» в молодые годы, - и произнёс:
- Моя, Тсунаде. В этом только моя вина, ничья больше. – Он придвинулся к ней, оказавшись вдруг непозволительно близко, и сжал её ладонь в своих. – И я хочу, чтобы ты была счастлива. Если тебе действительно с тем парнем будет лучше, чем со мной, я пойму и не стану мешать, на свадьбу пьяным не заявлюсь и кричать всякие там протесты тоже не буду.
Она вырвала руку так резко, словно прикосновения его причиняли ей боль, и отшвырнула надкушенную булочку в сторону:
- Да какая свадьба?! Какая тут может быть свадьба?.. – взорвалась она криком, совершенно не замечая, как по щекам потекли слёзы, чёрные от подводки. - Ты такой кретин, Джирайя, какой же ты кретин!..
Он осторожно, словно обращаясь с драгоценностью, стёр эти горькие слёзы с её щёк, почти таких же гладеньких и прекрасных, как в двадцать лет, затем привлёк её к себе, позволяя марать размазанной косметикой его красивую новую рубашку, и держал крепко, пока женщина не перестала рыдать, вздрагивая всем телом.
- Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, - шепнул он, когда слёзы кончились. – Клянусь, что сделаю. Захочешь – оставлю тебя в покое навсегда, захочешь – увезу на край света, туда, где никто нас не знает…
- Заткнись, - подняв на него заплаканное лицо, прервала его Тсунаде, едва справляясь с грустной улыбкой. – И не давай обещаний, которые не сможешь выполнить. Кретин.
- Да, - согласился мужчина, гладя нежно её открытую шею.
- Подонок, трус, алкоголик.
- Да.
Теперь их губы, губы двоих влюблённых, пронёсших свою побитую жизнью и человеческими пороками любовь сквозь десятилетия, разделяло всего несколько сантиметров.
- Всё разрушаешь, - шепнула Тсунаде, глядя в его озорные и в то же время такие бесконечно грустные глаза. – Ненавижу тебя за это. Никогда не прощу.
- Твоя воля, химе, - он положил руку на её затылок и притянул её ещё ближе к себе, - для меня закон.
***
- Ты, наверное, думаешь, что я жуткий идиот, - вздохнул Саске и покосился на друга сквозь стекло пивного бокала.
Суйгетсу с задумчивым видом пил своё пиво (безалкогольное, ведь на нём лежала ответственность доставить своего кумира домой в целости и сохранности), разглядывая увешанную фотографиями стену заведения, в котором они встретились, затем с не менее задумчивым видом ответил:
- Хватит уже себя казнить, Саске. Я, честно говоря, не понимаю, что у тебя в голове происходит в последнее время, но не называй себя идиотом, потому что это не так.
Пиво оказалось крепким, и за полчаса Саске успел заметно осоловеть – впрочем, у него имелась достаточно веская причина вливать в себя такое количество алкоголя: уж слишком его смущало то, что он сообщал сейчас парню в доверительной беседе, и требовалось или набраться храбрости, или потерять всякий страх, дабы довести своё признание до конца. Саске выбрал второй вариант.
- Просто… Я как раз вчера понял, что мне всё это… ну, между парнями… меня это немного отвращает, и я весь день сегодня об этом думал, - начал он повторяться, чтобы только разбить тишину, - но когда увидел их… ну, брата моего и Кисаме-сана… как они смотрели друг на друга… Я действительно им поверил. Чёрт, Суйгетсу, я не знаю, я вообще ничего не понимаю.
- А что тут понимать? – лениво поднял светлую бровь его собеседник. – Вот ты писал в блоге постоянно, что ничего просто так не происходит, что судьба даёт знаки. Чем этот случай не знак? В конце концов, ты сказал, что брат твой с этим своим напарником больше двух лет уже вместе, но ты даже не подозревал об их отношениях, а тут такое сразу. Что, не согласен?
Саске покрутил задумчиво бокал между ладоней, медля с ответом.
- Не знаю, - наконец вздохнул он, - может, ты и прав.
- Прав я, прав, - кивнул Суйгетсу убеждённо. – А тебе просто нужно немного развеяться. Хочешь со мной завтра сходить в гей-квартал? Мы с Карин как раз думали взглянуть на бар, где работал тот маньяк, которого поймали недавно. А-а, так твой брат и поймал. Так что, сходишь с нами?
- У нас семейный обед, - скривился Саске, из чего стало понятно, что идти он туда желанием не горит. – Не знаю, получится ли слинять.
- Ну, придумай что-нибудь, - улыбнулся во всю ширину рта Суйгетсу, после чего внезапно перегнулся через столик и встрепал его волосы на макушке. – Взбодрись, ты!
В ответ Саске пробубнил что-то нечленораздельное и уткнулся носом в свой бокал. Сегодня он намеревался пойти против всех своих правил и крепко напиться, а потом остаться на ночь у дяди, чтобы не тревожить родителей. Может быть, ближе к вечеру он наберётся храбрости и таки поговорит с Итачи о случившемся – но, скорее всего, всё-таки не поговорит. Да, пожалуй, так будет лучше всего.
***
Молодой человек поздоровался, назвал своё имя и спросил, дома ли Гаара, на что Канкуро ответил, что да, брат дома, но через двадцать минут должен уехать с ним на тренировку. При этом он изо всех сил пытался выглядеть не удивлённым, но выходило совсем не так хорошо – это он мог прочесть в лице симпатичного визитёра в снежно-белой рубашке, при галстуке и даже с очаровательными чёрными подтяжками, очень ему идущими.
- Гаара! - позвал он брата, чей голос мог слышать из кухни. – К тебе пришли!
Юноша вышел в гостиную, прижимая к уху плечом мобильный и размахивая полупустым стаканом воды в руке, но его беззаботное настроение моментально улетучилось, а улыбка сошла с губ, лишь только он заметил посетителя.
- Узумаки, я тебе перезвоню, - буркнул он в трубку и сунул телефон в карман джинсов, а на молодого человека в галстуке посмотрел таким взглядом, от которого у Канкуро тут же пробежали по спине мурашки – будто в брате его очнулся сейчас прежний Гаара, Гаара-безумец.
- Добрый день, - поздоровался гость.
- Вечер, господин полицейский, - поправил его Гаара, после чего, всё ещё глядя пристально и цепко, склонил голову чуть набок – и у Канкуро перехватило дыхание: точь-в-точь так он выглядел перед тем, как наброситься всей своей звериной сущностью на Рока Ли восемь лет назад. – И чем же, позвольте спросить, обязан?
Учиха Итачи пустил косой взгляд в сторону Канкуро, и Гаара со вздохом указал на лестницу:
- Пройдёмте ко мне в комнату.
Интерес Канкуро, которого оставили на первом этаже в одиночестве, подогревало сразу несколько вещей: во-первых, Гаара упомянул, что этот парень полицейский, а это не могло быть хорошей новостью; во-вторых, он был очень симпатичным, а его, чего греха таить, блядовитый брат пригласил его прямиком в свою комнату; ну и в-третьих – он до сих пор не мог забыть тяжёлого взгляда Гаары, когда тот увидел Учиху Итачи. Что-то во всём этом не сходилось, что-то было не так, и все те двадцать минут, что двое наверху разговаривали, Канкуро провёл в раздумьях, расхаживая по гостиной.
Если предположить, что у Гаары проблемы с полицией, он не стал бы привечать гостя с таким холодом. Значит, оставался второй вариант, с любовником, который, однако, не выдерживал критики – Канкуро уже привык думать, что у его брата есть парень, в которого он, кажется, действительно влюблён, поэтому спутываться с каким-то полицейским ему не было совершенно никакого резона. Что же тогда их связывало? Миллион страшных догадок ринулись в голову старшего Сабаку немилосердным потоком, и версия с копом-наркодилером была, пожалуй, одной из самых безобидных.
Заслышав шаги на лестнице, Канкуро моментально плюхнулся на диван и цапнул с журнального столика газету, дабы создать видимость полнейшего безразличия, однако ни Гаара, ни гость не обратили на него ни малейшего внимания – дойдя до прихожей, они обменялись парой слов у двери, и таинственный незнакомец ушёл, бросив на прощание достаточно громко, что услышал даже Канкуро из гостиной:
- Пожалуйста, обдумай моё предложение.
Гаара не ответил ничего и, захлопнув за ним дверь, направился наверх за спортивной сумкой. Всю дорогу до додзё он был задумчивее обычного – об этом свидетельствовали его тонкие сведённые брови и залёгшая под губами складка тени. Остановившись на стоянке возле додзё, Канкуро всё-таки не выдержал и завёл беседу, хотя начал издалека:
- За тобой заезжать?
Юноша покачал головой, всё ещё погружённый в себя:
- Узумаки за мной заедет, и мы вместе к нам вернёмся – надо готовиться к зачёту.
- Раньше вы у него постоянно ошивались, - заметил Канкуро, не сводя взгляда с лица брата.
Тот передёрнул плечами и, казалось, тут же забыл, о чём его спрашивали – вновь замкнулся в себе. Не выдержав больше, Канкуро всё же задал вопрос, волнующий его больше всего:
- А кто это к тебе приходил?
Гаара потянулся к заднему сиденью, чтобы достать сумку, и, копаясь в ней, дабы проверить, ничего ли не забыл, бросил как бы невзначай:
- Да так. Брат одного мудака.
После этого он вышел из машины, хлопнул дверью – и Канкуро с досадой понял, что более пространного ответа он не добьётся.
***
- Харуно! Ну, что ты делаешь?
Сакура отбросила с лица вылезшую из хвоста мокрую прядь – не ладонью, а локтём, потому что на руках были надеты боксёрские перчатки. Тренер встал между ней и её спарринг-партнёром, новенькой девчонкой, которая с чуть виноватым видом потирала тощее плечо.
- Тебе что, поводок покупать? – гаркнул он на Сакуру, показывая на худосочную новенькую. – Какого ты её раунд-киком со всей дури бьёшь? У неё ж потом синячище о-го-го какой будет! Это не груша, Харуно! А если б она чуть ниже была, ты б ей в башку попадала всё время, а она себе ещё шлем не купила! Ты понимаешь, чем это чревато? Порванной перепонкой, вот чем!
На последнем предложении Сакура поморщилась: сама год назад целый месяц страдала от трещины в барабанной перепонке, и это был вовсе не приятный опыт, особенно поначалу, когда из уха текла кровь, в голове стоял постоянный гул, а слух в больном ухе опустился практически до нуля.
- Извините, - пробормотала она неразборчиво сквозь резиновую капу, глядя на свои ноги в синих спортивных футах.
- Так, знаешь что? – тренер взял её за плечи и развернул к выходу из зала. – Иди в раздевалку, остынь немного, потом возвращайся. Не знаю, что у тебя там в жизни происходит, но ты в последние недели прямо-таки озверела.
Сакура вновь пробормотала извинения и направилась в раздевалку, на ходу вытаскивая изо рта капу и снимая зубами перчатки.
Девчонок в группе было всего четыре, поэтому, по сравнению с мужской раздевалкой, расположенной по соседству, здесь было достаточно просторно и даже имелись две совершенно свободные лавочки, на которых можно было при желании полежать, если закружилась голова или приключилась ещё какая беда. Однажды Сакуре разбили во время тренировки нос, и хотя было не очень больно, кровь хлестала достаточно сильно, так что пришлось лежать со скрученным из салфетки тампоном в носу ещё полчаса в ожидании, пока кровотечение остановится.
Свою спортивную сумку она оставляла обычно у входа в зал и по пути сюда забрала её, чтобы обтереться лежащим на дне её полотенцем. Из амуниции в сумке остался лежать только чёрный кожаный шлем, надевать который Сакуре не нравилось. Первым делом она положила мокрую от слюны капу в прозрачную коробочку, затем достала небольшое фиолетовое полотенчико, которого обычно хватало для лёгкого душа в конце тренировки, и обтёрла им потные лицо, шею, сняла влагу с хвоста волос. Всё это она проделывала механически, просто чтобы не позволять мыслям вторгнуться в её сознание – однако те добрались обходными путями.
Тренер был прав, чёрт возьми: она действительно в последнее время стала гораздо жёстче обращаться со спарринг-партнёршами на тренировках, а груши и тренировочные мешки и вовсе лупила так, что те едва не рвались с цепей. И она, естественно, не обманывала себя насчёт того, кого нужно винить в её срывах.
Телефон, лежащий на дне её сумки, внезапно подал признаки жизни – завибрировал так, что вибрацию можно было почувствовать даже сидя на лавочке. Сакура недовольно покосилась на сумку. Разговаривать ни с кем не хотелось. Вскоре телефон успокоился, но только затем, чтобы через минуту затянуть свою возню снова, и после третьего раза у девушки кончилось терпение – она достала его, чтобы взглянуть, кому же она так срочно понадобилась в десять часов вечера.
Звонила мама. Весьма встревоженным голосом её нервная и вечно спешащая куда-то мама сходу затараторила какую-то сумятицу, и только через две минуты до Сакуры дошёл смысл её слов: нынешним вечером кто-то передал им с папой огромную посылку, в которой они обнаружили портрет, портрет их дочери.
- И подпись, подпись сзади! Почерк ужасный, но я прочла! – добавила мама и этим завершила свой сверхскоростной новостной блок, после чего плаксивым тоном добавила: - Я боюсь, Сакура, детка, а вдруг это какой-то маньяк на тебя охотится?
- Мама, - вздохнула девушка, не зная, злиться ей или радоваться. – Что написано?
- Что?
- Сзади картины. Что там написано?
- Ну… - Послышался какой-то шорох, звук чего-то передвигающегося, и наконец мама озвучила: - «Пятница, два часа. Наше место».
- Вот мудило… - прошептала Сакура едва слышно, а матери в трубке наскоро приказала, чтобы с картиной ничего не делали, она приедет завтра и заберёт её. На мамино нытьё она уже давно научилась закрывать глаза, поэтому звонить в полицию и жаловаться на маньяка-преследователя отказалась напрочь, пустив лишь весьма туманное объяснение о сумасшедшем знакомом-художнике.
Положив трубку, она первым делом поднялась и изо всей силы врезала по деревянной дверце шкафчика для одежды. Боль моментально отдалась в кулаке, костяшки пальцев, защищённые тренировочными бинтами, кровить не начали, зато онемели, но меньше всего Сакуру сейчас волновало собственное здоровье. В голове творился полнейший хаос, и хотелось одновременно ударить не просто дверцу, а некую бледную морду, хотелось забиться в истерике, как младшеклассница, хотелось смеяться от радости, что чёртов мудак о ней всё это время думал, а ещё… Ещё её мысли постоянно возвращались к той надписи, которую прочла ей мама. «Наше место», хех – значит, он и в самом деле думает, что таким вот романтическим жестом сможет замолить все свои перед ней грехи? Или, может, верит, что, увидев его гениальную каляку-маляку, она бросится ему на шею, готовая простить всё?
- Да хрена с два, - бросила она вслух пустой раздевалке и встряхнула ноющей от боли рукой. – Хрена с два тебе, Сай.
***
Кисаме согласился пойти с ним завтра на семейное собрание, и это уже можно было считать половиной дела, однако звонил он любовнику этим вечером ещё по одной причине, которую все полчаса разговора пытался озвучить – но всё опасался. Наконец, когда на той стороне провода уже начали изрядно зевать, он осознал, что скоро беседа подойдёт к концу, и, застеснявшись собственной трусости, выпалил свою вторую просьбу без предварительной словесной подготовки:
- Кисаме-сан, я хочу знать, почему вы до сих пор навещаете Конан.
В трубке долго молчали – Итачи успел обозвать себя идиотом ровно девятнадцать раз, - но затем мужчина всё же заговорил насторожённым тоном:
- Откуда ты знаешь о ней?
Посчитав, что врать смысла нет, молодой человек рассказал всё, как было и, завершив повествование последними словами заключённой, спросил:
- Выходит, вы друзья? Но почему даже папа не знает? Ведь не знает?
Кисаме тяжело перевёл дыхание, медля с ответом:
- Не знает. Никто в отделе тоже не знает. Прости, что не сказал тебе.
- Это… Что-то личное? – выдавил из себя Итачи и предпринял ещё большие усилия, чтобы произнести следующее: - У вас с ней что-то было?
- Нет, - тут же принялся оправдываться мужчина – пожалуй, быстрее, чем в такой ситуации следовало. – Итачи, нет. Мы только друзья, серьёзно. Слушай… Это не телефонный разговор, давай я тебе завтра расскажу. Можем к ней вместе сходить, если хочешь, я уже давно её не видел.
Итачи припомнил холодный величественный взгляд заключённой, её испещрённые недоброй иронией фразы, меткие и по-злому острые, в которых едва заметно, но всё же сквозило презрение…
- Нет, без неё можем и обойтись. Лучше просто расскажете мне завтра всё сами, ладно?
- Ладно, - вздохнул Кисаме. – Ложись отдыхать лучше.
Итачи попрощался и положил трубку на тумбочку, а сам лёг на свою новую кровать и закинул руки за голову. Против воли закрутились в сознании размышления: о Кисаме, о Саске, о том, что он предложил сегодня Гааре, о Конан и её глубоких глазах, о том, что завтра ему предстоит после пресс-конференции перессориться со всеми родственниками из-за того, что рассказал ему два дня назад Учиха Мадара…
Он вспомнил о Конан неспроста: она была лишь частью его плана. Дело было в том, что свой отпуск Итачи, от природы деятельная личность, твёрдо решил провести с пользой и запланировал себе за эти дни справиться со всем, чему он не уделял достаточно внимания в силу внешних обстоятельств. Помимо истории с Конан и разборками с семьёй, он хотел сходить как-нибудь в квартал голубых фонарей и посмотреть на то место, где видел на прошлой неделе человека, странная тень которого показалась ему дьявольской. Этот эпизод не выходил у него из головы со вчерашнего дня, время от времени всплывая в памяти, и с этим необходимо было что-то делать. Он пока ещё точно не решил, что именно, и надеялся только на то, что обстановка разбудит в нём чёткие воспоминания и он сможет, наконец, решить окончательно, видел ли он человека по ту сторону дороги на самом деле или же всё являлось его воображением.
Итачи выключил свет и отвернулся к стене. Нужно было заставить себя поспать хотя бы немного, завтра его ждёт важный день.
***
Часы на его телефоне показывали половину третьего ночи. Гаара со вздохом швырнул его обратно на кровать – тот упал аккурат между грудой распечатанных листков с материалами для завтрашнего зачёта и телом спящего Наруто, который трогательно свернулся калачиком, подсунув под щёку кулак, и на лице его впервые за несколько дней читалась полнейшая безмятежность.
Гаара притянул ногой кресло к кровати и опустился в него. Протянув руку, коснулся осторожно спутанных светлых волос, провёл невесомым прикосновением по голове, проследил пальцем один из тонких вытатуированных усов на гладкой щеке. Он хотел говорить вслух, подсознательно надеясь, что Наруто услышит и отговорит его от задуманного, но губы не двигались – да и глупо, наверное, выглядели бы эти его разговоры со спящим, прямо как в пафосных книжках, где всё настолько плохо, что хоть ложись в гроб да помирай. Представив себя персонажем какой-нибудь подобной драмы, Гаара улыбнулся, но от этого тягостный комок, в который превратилось его нутро, никуда не делся.
Наруто был действительно хорошим актёром. Если бы он только захотел, то мог бы зарабатывать этим на жизнь, потому что никто из их друзей не догадался о его сердечной ране, кроме, разве что, Тен-Тен, но та держала язык за зубами – Гаара почему-то был уверен, что за это он должен сказать спасибо Ли. Сегодня Наруто вовсю улыбался расстроенной из-за Кибы Хинате и даже совершенно неожиданно проявил свою гениальную способность сочинять забавные вещи, в считанные минуты придумав великолепный способ проучить их местного дурачка и всё-таки помирить влюблённых, которые друг без друга явно чахли. Пришлось срывать с работы Ино, заставлять Чоджи пропускать занятия на курсах, а Тен-Тен – приезжать к ним с другого конца города, но в итоге друзья, вдохновляемые энтузиазмом Наруто, продумали детали плана, по ходу дела вдоволь нахохотавшись. Пришлось звонить Ли и спрашивать его разрешения для проведения поучительной казни, на что тот даже любезно предложил свою помощь, и от этого план стал выглядеть ещё пикантнее и интереснее.
Да, подумал Гаара, вспоминая сегодняшний день, его Наруто в самом деле кому угодно мог утереть нос в актёрском мастерстве, но всё-таки существовала разница между тем, чтобы хорошо играть счастливого человека, и быть им.
«Прости меня, - произнёс юноша про себя, гладя друга по волосам. – Прости, но я больше не могу видеть тебя таким».
Какое-то время он провёл так, то и дело повторяя про себя, как мантру, слова раскаяния, затем, когда почувствовал, что засыпает, переложил бумаги и тетради на пол, а сам, не раздеваясь, устроился на освободившемся месте, однако предварительно всё же взял в руки телефон и набрал сообщение: «Чёрт с вами, Итачи-сан, я согласен».
@музыка: Би-2 - Из-за меня (Кисаме/Итачи)
вторник, 28 июня 2011
fanfiction & original
Дорогие наши постоянные читатели!
В нашем полку прибывает, и мы несказанно этому рады. Нет ничего похвальнее для творцов, чем признание окружающих, поэтому мы, друзья, перед вами в долгу. Примите нашу благодарность вам за то, что не забываете про нашу скромную обитель, читаете наши рассказы и оцениваете арт, оставляете отзывы и общаетесь с нами!
Спасибо верным старожилам, а новичкам – добро пожаловать! У нас всегда есть что почитать и посмотреть, и мы гордимся тем, что делаем.
воскресенье, 26 июня 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 6
День: 1
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для шестой недели): AU, angst, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 36
Понедельник 24 мая
- И что ты опять сделал, Узумаки? - Гаара изобразил ладонью какой-то непонятный жест, долженствовавший означать раздражение, и поманил его к себе: - Сюда иди.
Наруто послушно подставил шею и, пока Гаара, бурча под нос обвинения в неряшливости, перевязывал его галстук, продолжал одновременно разговаривать с сидящими напротив подругами.
- Я не знаю, но нам сегодня препод сказал, что зачёт он уже сдал, - бросил он вполоборота Сакуре, которая с сосредоточенным видом мешала пластиковой ложечкой капучино. – Не знаю, когда он успел.
- Это надо у Неджи спросить, они ведь лучшие друзья, - отозвалась торопливо подпиливающая длиннющие ногти Ино и перекинула густую волну светлых волос с правого плеча на левое. – Чёрт, ну и жарища, правда?
Оторвавшийся всего на миг от чужого галстука Гаара наградил её мрачным взглядом:
- Это не повод, чтобы показывать всему миру свои сиськи, Яманака, – и повёл неодобрительно бровями в сторону выглядывающего из глубокого выреза пышного бюста блондинки, на что та только фыркнула.
Сегодня, в первый день зачётной недели, ни у кого не было настроения шутить, и во время ритуальной встречи в буфете невыспавшиеся и нервничающие студенты то и дело обменивались вялыми переругиваниями. На повестке дня была новость о Шикамару: нынешним утром выяснилось, что староста лингвистов ещё на прошлой неделе позаботился о сдаче зачётов, а в университет попросту не явился; на звонки он тоже почему-то не отвечал – оттого четвёрка друзей, подогретая любопытством, с нетерпением ожидала прихода старшекурсников Неджи и Тен-Тен, дабы узнать, что им известно о странной пропаже гениального стратега и самой ленивой задницы во всём университете.
Явившейся парочке действительно удалось пролить свет на таинственное исчезновение.
- Он сдал всю сессию экстерном, - объяснил Хьюга, безразлично передёрнув плечами. – А сегодня у него первый день работы в Sabaku-tech, он туда тестировщиком программного обеспечения ещё на прошлой неделе устроился.
Все взгляды разом сошлись на Гааре, отчего тот едва не подавился кофе. Надо, однако, отдать ему должное – он изо всех сил старался удержать на лице сползающую маску спокойствия, и вопрос его тоже прозвучал донельзя непринуждённо, словно разговор шёл вовсе не об отношениях его друга с Темари.
- То есть, это его план по возвращению моей сестры, да? – спросил он, поставив на стол свой стакан.
Неджи кивнул.
- И ты об этом всё время знал? – Зелёные глаза Гаары недобро сверкнули. - И мне, конечно же, не подумал сказать?
- Я решил, что ты его убьёшь, - совершенно невозмутимо ответил Неджи с таким видом, словно совершенно не чувствовал переменившейся за столом атмосферы. – Хотя ты достаточно чётко дал всем нам понять, что тебе нет дела до их отношений, я всё-таки думаю, ты не совсем искренен даже с самим собой.
- Да, кстати! – вступила в разговор оторвавшая взгляд от конспекта Тен-Тен. – Хьюга прав! Ты сам говорил, что тебе плевать на их шуры-муры. С какой такой радости ты нам тут теперь волны ненависти распускаешь, красавчик?
В ответ на это Гаара состроил уязвлённый вид, пробурчал что-то невразумительное и явно нелестное, после чего скрестил руки на груди и насупился, таким образом демонстрируя, что продолжать разговор не намерен. О Шикамару и его планах очень скоро было благополучно забыто, ведь до окончания перемены оставалось всего десять минут, и после звонка всех ожидало возвращение в тяжкий мир последней рабочей недели: контрольные тесты, досдачи работ, устные отработки пропущенных пар, а после этого – венчавший напряжённый день первый зачёт, по которому очень хотелось получить достойный балл, ведь он всё-таки был первым, задающим тональность всей летней сессии...
Сакура и Ино отвлечённо жевали булочки и читали один на двоих конспект, Неджи прогонял невесту по списку вопросов, и только «сладкая парочка» компьютерных лингвистов даже не подумала открыть для повторения учебные материалы – сидя рядом, касаясь друг друга плечами, они по старой привычке слушали музыку, делясь одной парой наушников на двоих, и у каждого в голове волынкой крутились свои невесёлые думы. Наруто отчаянно вгрызался в память, пытаясь вспомнить, какого цвета рубашка была на Саске в тот самый день, когда всё полетело к чертям, и почему-то это было очень важно – вспомнить. Гаара же косился на лучшего друга исподтишка и пытался придумать способ, который избавил бы его от занозы в сердце, имя которой было Учиха Саске.
***
- Ну откуда же я знал?!
Сцепив ладони за спиной, Канкуро мерил свой кабинет огромными шагами, и звук этот – размеренное и неспешное топ-топ-топ – был единственным, что нарушало звенящую от напряжения тишину. Как типичный уроженец Суны, он терпеть не мог заставленных помещений и всему предпочитал умеренность: в его просторном офисе из мебели были только рабочий стол, кресло, стулья для посетителей и высокий шкаф с документами, внутри которого находился сейф – остальное пространство пустовало, и даже на мягкого горчичного цвета стенах не висело ни одной картины, что нередко удивляло сотрудников-коноховцев, любящих оживлять свои рабочие места свежими тонами. Шино объяснял эту страсть к упрощенчеству замкнутым характером начальника, и Канкуро склонен был с ним согласиться, хотя вслух каждый раз опровергал подобные заявления фразой наподобие: «Я просто ненавижу собирать вокруг себя хлам», на что лучший друг только загадочно улыбался.
Безусловно, проницательный Абураме был, как всегда, прав в своих умозаключениях, однако было ещё кое-что, чем вице-президенту Sabaku-tech нравились просторы своего кабинета – там можно было ходить, а именно в движении ему легче всего думалось. В этот раз ходьбой он убивал одновременно двух зайцев: помогал мыслям быстрее сменять друг друга в сознании и убегал от обвинительного взгляда сестры. Темари, идеально выпрямившаяся и как никогда строгая, сидела в его кресле с таким видом, словно вот-вот разорвёт кому-то глотку и с удовольствием напьётся бьющей оттуда горячим потоком крови, и Канкуро с каждой минутой становилось всё яснее, что этим кем-то, вероятнее всего, окажется именно он.
- Послушай, - он остановился на миг, чтобы встретиться с ней взглядом и проверить, не сменила ли молодая женщина гнев на милость. Убедившись, что до прощения ему ещё далеко, он возобновил своё беспорядочное хождение и, дабы не оставлять слово повисшим в воздухе, взялся повторять уже трижды проговорённые им объяснения: - У него отличные рекомендации, он умный, быстро соображает, образование подходящее. Ну откуда я знал про тебя?
Темари молчала. Она не издала ни звука с тех самых пор, как десять минут назад ворвалась в офис к брату в жуткой истерике и, с неженской силой стуча кулаком по столу, потребовала объяснений, что Нара Шикамару забыл в офисе их фирмы. Её тонкие обескровленные губы были плотно сжаты, чистый лоб перечеркнула глубокая морщинка, а глаза превратились в две угрожающие щёлки. Длинными ногтями правой руки она стучала по ручке кресла, в котором сидела – медленно, равномерно, и всё молчала, словно ожидая чего-то.
- Я не уволю его, - бросил Канкуро злобно, догадавшись, к чему весь этот бойкот. – Не имею права, не за что. Если бы ты раньше потрудилась рассказать мне обо всём, я бы распорядился, чтобы его на интервью завалили, хотя это и подсудное дело, но…
- Просто сделай так, чтобы на нашем этаже его не было, - внезапно подала голос Темари.
Канкуро замер и повернул к ней голову через плечо, удивлённый. В чертах сестры, ожесточённых упрямством, что-то неуловимо дрогнуло:
- Можешь мне это пообещать?
И столько во взгляде её было откровенного, настоящего, необычайно живого, что непоколебимая воля подвела вице-президента компании, привыкшего к строгости и порядку и ожидающего от своих близких проявления тех же качеств – он совершенно растерялся.
- Я… Я не знаю, - пробормотал он, опустив голову, чтобы не видеть больше этого её трогательного взгляда, пробуждающего в нём заброшенные по отношению к сестре инстинкты защитника. – Это ведь работа, его может занести и на наш этаж, сама знаешь, как это всё происходит…
Он услышал, как она поднялась – неспешно, будто специально медля в надежде, что он передумает.
- Ладно, я поняла, - бросила Темари колюче и направилась к выходу. – У меня дела, нужно идти.
Оставшись в кабинете в одиночестве, Канкуро ещё долгое время не мог сосредоточиться и всё бродил по своему пустому офису из угла в угол – ему всё не давала покоя сложившаяся в коллективе щекотливая ситуация. Если сестра описала историю с этим Нара верно, в сердечных делах тот был полнейшим профаном и мальчишкой, Сабаку Темари недостойным, и откуда столько злости к одному-единственному молокососу, ему было невдомёк. В том, что его крутая сестрица не испытывала к этой пародии на мужчину романтических чувств, у Канкуро не было ни капли сомнения – с её-то многолетним опытом отшивания таких вот кавалеров!.. Учитывая, что Нара Шикамару - приятель Гаары, ситуация представала в ещё более странном свете, и сообразить, что к чему, тут явно было непросто.
Канкуро пошёл по лёгкому пути: вызвал своего лучшего друга и известного в узких кругах эксперта по женской психологии, Абураме Шино. Если кто-то и мог распутать этот диковинный клубок, то только он.
***
Кисаме заглушил мотор и повернул голову в сторону напарника. Итачи, выглядящий снова привычно, по-деловому, сидел рядом совершенно неподвижно, с неестественно прямой спиной, положив ладони на колени. Взгляд его был сосредоточен на возвышающемся впереди доме, практически вросшем в густой шумящий лес. Рядом с ними остановился чёрный полицейский фургон, в котором ехали патрульные, судмедэксперты, фотографы, Орочимару, двое детективов из отдела, а также сам хозяин огромной двухэтажной громадины, которого привезли сегодня с таким пышным эскортом, чтобы тот поведал им ещё немного своих секретов.
Всю дорогу, что два автомобиля ехали в ряд от участка до заброшенной окраины города, где и располагалось жилище душегуба, Итачи хранил молчание и только следил в зеркало заднего вида за держащимся позади фургоном. Кисаме думал было начать разговор, но когда напарник не отреагировал на дважды прозвучавший вопрос, оставил эти попытки и просто включил радио, потому что ехать дальше в тишине было невыносимо. С момента поимки преступника у них так и не нашлось времени поговорить наедине обо всём, что произошло, и отчасти Кисаме винил в этом себя. Правда была в том, что все эти занятые дни он не находил себе места от гнетущего желания закрыть дело – хотелось поскорее поставить во всём этом кошмаре точку и попытаться вспомнить, как они жили до того, когда всё это началось. Возможно, хотя бы таким образом он сможет наконец-то прекратить думать о том, что могло бы случиться с Итачи, если бы не…
По окну постучали, и оба напарника вздрогнули одновременно, словно вырванные из общего сновидения. Орочимару откинул с лица длинные смоляные пряди, с которыми играл ветер, и указал в сторону дома. Кисаме кивнул. Задания они распределили ещё в участке: их троице полагалось в компании одного из фотографов обыскать дом Мизуки на предмет прямых улик доказательства его вины, а основная группа должна была возиться с арестантом, который обещал показать им место захоронения своих предыдущих жертв в лесу.
- Итачи-кун, - поприветствовал Орочимару молодого детектива, когда тот, сосредоточенный и невесёлый, вышел из автомобиля и ступил на траву. – Если ты захочешь подождать в машине, мы с Хошигаке-саном…
- Я пойду, - оборвал его Итачи строго и, проигнорировав обвиняющий взгляд любовника, с силой захлопнул дверцу.
Фургончик уже был открыт, и детектив Мори махал кому-то внутри рукой, приказывая выходить. Руки у Мизуки были сцеплены за спиной наручниками, на ступнях также звенела цепь, только подлиннее, оттого спускался он с чрезвычайной осторожностью, а сзади его поддерживал за локоть один из патрульных. Следы побоев на лице уже немного зажили – по крайней мере, смотреть на Мизуки уже можно было без внутреннего содрогания.
Члены второй команды собрались в круг за фургоном, решая, в каком порядке будут двигаться, а их подопечный стоял, понурив голову, и не бросил на свой стоящий невдалеке дом ни одного взгляда. Единственным, что заставило его проявить интерес к окружающей действительности, стал голос Итачи – тот, демонстративно не обращая внимания на присутствие своего почти убийцы, заспорил с Кисаме о том, стоит ли им разделяться для обыска дома. Молодой детектив не стал подавать виду, что заметил устремлённый на него взгляд, хотя, Кисаме был в этом больше чем уверен, наблюдение он почувствовал.
- Ладно, там договоримся, - бросил он коротко, почему-то опасаясь давать Мизуки рассматривать Итачи дальше, и поманил фотографа за собой.
***
Умино Ирука не был уверен, что это была хорошая идея. Звоня сегодня в университет и предупреждая о своём отсутствии, он ещё не знал, наберётся ли храбрости всё-таки совершить то, ради чего впервые в жизни прогуливал работу. Упаковывая аккуратно разрезанные куски тяжёлого многослойного шоколадного торта в картонную коробку, он безразлично прислушивался к собственным чувствам – за последнюю неделю он столько думал обо всём произошедшем, что попросту устал переживать и волноваться. Торт он испёк сам, потратив на возню со сложным рецептом всё воскресенье. Мама всегда учила его думать о хороших вещах во время готовки, однако в этот раз послушный сын нарушил мамины заветы: весь день у него из головы не выходила предстоящая встреча с Какаши.
Какая-то милая девушка, с которой они вместе ехали в лифте, спросила, когда они направились в сторону одного офиса, кого он желает повидать, и Ирука, чуть заикаясь от волнения, уточнил, здесь ли работает нынче Хатаке Какаши, на что его невольная спутница зарделась, как влюблённая школьница, и пообещала провести его к Хатаке-сану, если тот не занят.
Какаши они обнаружили возле кофейного автомата: он стоял, оперевшись о стену, плечом к плечу с черноволосым мужчиной с красивыми глазами, которого Ирука никогда прежде не встречал, и, в одной руке сжимая красный стаканчик с кофе, а в другой держа какие-то бумаги, доказывал что-то своему спутнику. Тот, в свою очередь, отстаивал своё мнение, но о чём же вёлся их спор, расслышать издалека было невозможно – мужчины говорили очень тихо.
В определённый момент психолог сообразил, что не может отвести от своего бывшего коллеги взгляд, и дело было не столько даже в шикарном костюме или аккуратной причёске – все эти внешние проявления всего лишь усиливали впечатление, но не больше. Какаши переменился изнутри. Из его улыбки пропала ленивая грусть, словно он был наблюдающим с небес за людьми разочарованным богом, а взамен появилась некая дерзость, уверенность. Уверенностью светилась вся его фигура, она была заметна в каждом жесте, каждом взгляде – и это было ничем иным, как состоянием нашедшего своё место человека. Тот, кто стоял в другом конце комнаты для отдыха фирмы Nami-Kaze, был совершенно не тем Хатаке Какаши, которого знали в лингвистическом университете Конохи как флегматичного ленивца с ужасными привычками грубить кому ни попадя и выкуривать по две пачки сигарет в день. Он мог быть его братом-близнецом, или просто невероятно похожим незнакомцем, или кем угодно – но только не им. Потому что люди не меняются радикально всего за неделю с лишним. Такого не бывает.
Мужчина, спорящий с Какаши, внезапно разозлился, вырвал у него бумаги и замахнулся ими на соперника, но тот, смеясь, увернулся – и Ирука поймал себя на том, что любуется его искренней улыбкой. Все те три года, что они были знакомы, ему ни разу не доводилось видеть Какаши хохочущим настолько искренне. Ему это шло.
Рядом с ним томно вздохнули, и психолог, успевший забыть, что не один, вздрогнул и обернулся. Теперь рядом с его спутницей из лифта стояла ещё одна девушка, и обе, будто загипнотизированные, смотрели полными обожания глазами на пререкающуюся парочку.
- Ах, Хатаке-сан, Учиха-сан! - пробормотала одна из них и с улыбкой покачала головой. – Как же приятно видеть их снова в команде!
Поборов лёгкое смущение, Ирука всё же спросил:
- А что вы думаете о Хатаке-сане?
Девушка издали синхронный томный вздох и хором протянули:
- Он лучший!
- Лучший работник? – уточнил мужчина.
- Во всём! – уточнила красавица из лифта. – Особенно приятно видеть его рядом с Учихой-саном. Тому без него туго приходилось, бедному… Но теперь всё снова в порядке. Ой, - она вдруг спохватилась, - простите, я вас задерживаю, вы ведь хотели поговорить с ним. Пойдёмте.
Черноволосый мужчина, долженствующий быть тем самым Учихой-саном, заметил его первым.
- Какаши, - позвал он, не отрывая взгляда от нового лица, и потянул занятого изучением документа друга за волосы, чтобы тот поднял голову. – Это, кажется, к тебе.
Сколько бы он ни готовил себя к сцене встречи, сколько бы ни репетировал дома свои слова – всё это разом вылетело ненужным хламом из головы, стоило только серым глазам, холодным и пристальным, остановиться на нём. Под этим взглядом Ирука сразу почувствовал себя маленьким, глупым и ненужным, будто он был затерявшейся овечкой, прибредшей не в своё стадо, и дороги назад, к уютному дому, уже не было видать. Какаши молчал, молчал и его друг, замерли за спиной Ируки сладкоголосые работницы в ожидании развязки – и единственным аккомпанементом немой сцене стало типичное жужжание офиса в рабочий день: шуршала бумага, стучали степлеры, пищали компьютеры, тарахтели принтеры… Какаши смотрел пристально, будто въедаясь взглядом в каждую деталь его лица, и Ирука внезапно осознал, что если позволит этому продолжаться ещё хотя бы секунду, то попросту не выдержит напряжения. Поэтому он ляпнул, не думая, первое, что пришло ему в голову:
- Майто Гай передавал привет. Звал вас выпить на выходных.
Эти слова словно прорвали кокон молчания, в который невольно попали все участники этой странной встречи: черноволосый Учиха встрепенулся, отобрал у друга документы и куда-то направился, бормоча себе под нос: «А мне нужно работать…», девушки вдруг вспомнили о каком-то важном задании и умчали следом, почему-то оглядываясь, - и в следующий миг они остались совершенно одни. В комнате, безусловно, находились ещё люди, но им не было дела до визитёра их начальника, они не состояли во внезапно сложившемся круге коммуникации. Их было только двое.
Какаши всё ещё молчал, не сводя с него подозрительного взгляда, оттого Ирука почувствовал себя обязанным заговорить вновь.
- Я принёс вам кое-что. – Он вынул из пакета перевязанную лентой коробку. – Вы когда-то упоминали, что любите шоколадный торт, поэтому я…
Лицо Какаши всё ещё оставалось непроницаемой маской, под молчаливой инспекцией взгляда которой Ирука растерял конец предложения и забыл, о чём вообще хотел поговорить. На протяжении тех девяти дней, что прошли с момента их последнего разговора, Какаши ни на один миг не покидал головы психолога – словно какое-нибудь настойчивое привидение, его образ продолжал являться ему вновь и вновь, требуя внимания, требуя разрешения ситуации. Возможно, свою роль сыграла строгость Гая, или, может быть, причиной тому было чувство вины за грубость, но Ирука считал себя обязанным ещё хотя бы раз повидаться с Какаши и попросить у него прощения. Каким бы ленивым и плохим работником тот ни был, как бы он ни раздражал своим противным характером, всё же расходиться с ним разными путями и даже не сказать доброго слова было бы ужасно неправильно. Примерно таков был план Умино Ируки до прихода в офис Nami-Kaze, но встреча перевернула вверх дном всё.
Какаши, кажущийся совершенно другим человеком, принял подарок молча, даже не заглянув внутрь.
- Я… хотел извиниться за своё недостойное поведение, - наконец выдавил из себя Ирука, не зная, куда себя девать от смущения. – Извините… извини. И если всё-таки сможешь меня простить, то в среду у меня день рождения, и я подумал, что мы могли бы…
Он запнулся, так и не договорив до конца – в глазах Какаши сверкнуло что-то, как ему показалось, недоброе, и он, испугавшись, попятился.
- Словом, я прошу прощения. Ещё раз, - забормотал он, вперив взгляд в пол и сильнее всего сейчас боясь конфронтации. – А мне пора, пожалуй, у меня ещё…
Он развернулся и, не помня себя, устремился к выходу, кляня себя за нерешительность, за чёртову привычку выкать, совершенно неуместную, учитывая их историю, за приход и за приглашение – пока плечо его не сжали и не вынудили таким образом остановиться. Какаши держал под мышкой подарок и заглядывал ему в глаза, пытливо, будто стремящийся разглядеть что-то важное под микроскопом учёный. От этого взгляда бросало в жар.
- Почему бы нам не выпить вместе кофе в моём кабинете? – спросил вдруг Какаши, и вопрос его прозвучал скорее как утверждение. – Это в ту сторону, Ирука-сенсей.
- Да, пожалуй, - промямлил мужчина, окончательно растерявшись, и последовал, как крыса за мелодией волшебной дудочки, в указанный коридор за Какаши. Теперь им была окончательно утеряна надежда понять, что же всё-таки происходит.
***
Несмотря на то, что солнце уже давно поднялось над кромкой леса, дом всё ещё хранил в себе краски ночи и встретил их таинственным полумраком, дышащим пылью и временем. Переступая через порог, каждый думал о своём: Кисаме вспоминал, как, находясь под прикрытием, вынужден был неделю прожить в похожем доме, таком же пустынном и печальном; Итачи мысленно вернулся в ту ночь неделю назад, когда он лежал на асфальте, хватаясь за ускользающую реальность, и вдыхал бьющий в нос запах улицы; Орочимару подумал о загородном доме своего отца, в котором он ребёнком увидел призрак.
Мизуки писал о своём доме так: «Я купил его только из-за расположения – далеко от людей, близко к лесу. Никто меня не тревожил, я был один, я мог делать, что хочу. Мне, правда, так и не удалось превратить его в уютное жилище: слишком много свободного пространства, которое мне нечем было заполнить, ведь из Кири я практически не привёз вещей. Единственными местами, которые мне действительно нравились, были подвал и моя спальня». Именно с этих помещений Орочимару и предложил начать обыск, и никто не стал возражать – хотя бы даже потому, что находиться дольше в неприветливом полумраке прихожей никому не хотелось.
В подвале им пришлось повозиться. Это было достаточно большое помещение и, как и всё в этом странном доме, слишком пустое. Пустота буквально с первой секунды бросалась в глаза, и с тех пор как заметил её, прекратить её замечать было невозможно. В одном из углов был небольшой сундучок тёмного дерева, покрытый резными гравюрами. Орочимару опустился перед ним на одно колено и откинул крышку. Внутри в идеальном порядке лежал, дожидаясь хозяина, набор убийцы: два хирургических скальпеля, резиновые перчатки, бутылочка с крепким снотворным, полицейские наручники, верёвка. Подождав, пока фотограф сделает снимок, учёный выложил найденное и, когда ящик опустел, проверил его на наличие двойного дна. В тайном отделении не обнаружилось ничего.
Потеряв интерес к ящику, Итачи блуждал по квадрату подвала, пахнущему сыростью и ещё чем-то тяжёлым, для чего имени пока не находилось, и прикасался кончиками пальцев к толстым шершавым стенам. Ему представлялось, что, сложись всё немного иначе, он вполне мог так же, как и некоторые предыдущие жертвы безумца, очнуться в этом подвале. Возможно, его руки были бы прикованы к этой трубе, ржавой и наверняка издающей жуткие звуки при соприкосновении с металлической цепью. Возможно, он сидел бы на влажном полу, ощущая, как сырость въедается в него через ненадёжную одежду, и ожидал бы прихода своего мучителя. Кисаме не говорил с ним о том, что именно было написано в признании убийцы, но Итачи тайком ото всех попросил Куренай прислать ему копию, поэтому знал: до происшествия с машиной Мизуки использовал совсем иной ритуал обращения с жертвой. Заманив привлёкшего его чем-то юношу, он вначале бил их камнем по голове, затем затаскивал в подвал и оставлял там во тьме, прикованного, приходить в себя. Камень, чёрный лабрадор, он всегда носил с собой: как память о первом убийстве и как оберег. Кроме того, он предпочитал камень сильнодействующим снотворным, электрошоку и прочим способам лишения человека сознания, потому что был слишком осторожен. Если бы он, даже со своим медицинским прошлым, заказывал лекарства слишком часто, полиция могла бы его выследить; носить с собой электрошок означало бы самолично подписаться под собственным приговором; камень же был нейтральным: ношение его в кармане могло означать тысячи вещей, никак не связанных с убийством.
Обычно Мизуки давал пойманным в сети юношам сутки, во время которых он занимал себя работой и освобождал график следующего дня, чтобы можно было задержаться. С убийством он также не спешил, как со своими последними жертвами, ведь то была вынужденная спешка: слишком велика была возможность быть увиденным или услышанным. Со своей игрой он опять же не торопился. Порой, писал он в признании, мальчики жили у него несколько дней, некоторые – больше недели, прежде чем их постигала незавидная участь. Затем под покровом ночи их тела забрасывались в багажник машины, свозились в лес, на специальное место, и там хоронились бок о бок с предшественниками.
Вспоминая обо всех леденящих душу подробностях, описанных убийцей на бумаге так спокойно и невозмутимо, словно он рассказывал не о собственной жизни, а сочинял детективную историю, Итачи бродил от одного угла подвала к другому, не находя себе места и стесняясь попросить разрешения у Кисаме покинуть раньше времени это жуткое помещение, от которого мороз продирал по коже.
Когда все найденные вещественные доказательства были должным образом задокументированы, подвал наконец-то остался за их спинами, однако впереди ожидало испытание не менее серьёзное: комната убийцы. Она находилась на втором этаже, в восточной части дома, и из широкого окна, не закрытого шторами, открывался чудесный вид на зелёную волну сочного густого леса. Стоя к нему вплотную, Итачи представлял себя на месте хозяина этого чудовищно огромного и пустого жилища. Перед глазами плыли строки из прочитанного им накануне признания: «Я любил наблюдать за рассветом. После каждой смерти. Таким образом я напоминал себе, что несмотря на то что ночью от моей руки погибло живое существо, жизнь, тем не менее, продолжалась, и по всей планете каждую минуту рождаются сотни, тысячи новых людей. Я ощущал себя частью бесконечного круга жизни, винтиком в непостижимом механизме. И тогда моё чувство вины немного притуплялось». Итачи закрыл глаза и пустил фантазию на самотёк: вот над кромкой леса, в котором всё ещё властвуют ночные тени, возникает красная линия, затем линия растёт, расширяется, пожирает серость сумерек жизнерадостным оранжевым, и в определённый момент ты понимаешь, что видишь тонкий-тонкий ломтик красного солнца. Всё это время его не было – и вдруг он, будто из ниоткуда, появился, и ты уже не помнишь, каковой была картина без него. Ломтик стремительно растёт, превращаясь вначале в полукруг, затем разрастаясь до почти идеального круга – и вот он отрывается от чёрных ветвей, устремившись в небо. Ты отмечаешь, что вчера солнце не было таким красным, как сегодня – верно, оно оплакивает кровь, пролившуюся в ночное время, когда оно не вправе приглядывать за миром людей. Тьма в твоём сердце отступает, и ты чувствуешь умиротворение – впервые за долгие недели тебе снова спокойно, и ты теперь уверен, что можешь уснуть.
За его спиной раздался голос Орочимару:
- Смотрите, альбом. Хошигаке-сан, пролистните до конца, надо проверить… Так и есть, красные, как у того мальчика. Вот мы и нашли его сокровище.
Итачи не стал оборачиваться – он знал почему-то и так, что увидит в руках у учёного. Та таинственная связь между душегубом и его преследователем, о которой не раз упоминал при нём вскользь Орочимару, с завершением дела стала и его проклятием, поэтому он знал абсолютно точно, что альбом этот – для фотографий, с клейким прозрачным слоем плёнки на каждой странице, и что владелец альбома приспособил его для хранения своих воспоминаний, только в его случае это были вовсе не фотографии, а срезанные с голов убитых пряди… А ведь это так просто и, главное, действенно: если хочется вернуться мысленно в день, когда пролилась кровь того или иного юноши, можно просто достать нужную прядь, подержать её в руках, вдохнуть её запах, провести щёточкой по щекам – и всё вернётся, всё-всё-всё… Как будто сходил в кино и пересмотрел любимый фильм, заново переживая особо зацепившие моменты.
На плечо знакомой тяжестью легла рука:
- Ты в порядке?
Итачи накрыл руку любовника своей и пробормотал, стараясь звучать спокойно:
- Да, всё нормально.
Глаз при этом он не сводил с развернувшегося из окна вида: выедающие глаза своей зеленью луга, шумящие кроны высоких деревьев, а над ними – палящий круг солнца, такой необычайно яркий на фоне голубого, едва тронутого лёгкими облаками неба. Он знал, что если обернётся, посмотрит Кисаме в глаза – тот сразу всё поймёт; может быть, даже заставит уйти. Сзади щёлкала вспышка, и тихий голос Орочимару вежливо раздавал указания. Кисаме не двигался с места, видимо, ожидая от него чего-то ещё, какого-то знака, подтверждающего истинность его слов, или, возможно, хотел сказать что-то, но не решался.
«Если бы я мог сам облечь в слова то, что чувствую! – вздохнул молодой детектив про себя. – Если бы я знал, что со мной происходит…».
Ему не было страшно – чувства его сейчас были выше страха и далеки от привычных, поэтому он не знал, как можно вписать испытываемое в какие-либо мыслимые рамки. Тьма, живущая в этом доме, затаившийся по его углам мрак, пыльный и перешёптывающийся десятками мёртвых голосов, как будто взывали к нему, приглашали укутать невидимой шалью комфорта и утешения, ослабить плотные узлы напряжения, утешить и убаюкать… Это ли испытывал Мизуки, стоя у окна так же, как он сейчас, после очередного преступления? Об этом ли думал, слизывая со скальпеля кровь, пахнущую остро железом, вытирая испачканные в бордовом руки об одежду? Что происходило в его голове в те моменты, когда он произносил про себя: «Сегодня я убил ещё одного человека»? Говорил ли он слова благодарности той тьме, с которой, по его же словам, он был рождён и чтобы насытить которую совершал все свои злодеяния? Говорил ли он ей спасибо за то, что та, полакомившись угощением, оставляла его в покое и, как тот хищный зверь, скрывалась в прохладной пещере – отсыпаться и ждать, пока кончится день и она вновь вступит в свои владения?
Если Кисаме хотел что-то сказать, сделать этого он не успел – команде понадобилась его помощь. Воспользовавшись моментом, когда все были заняты, Итачи поспешно покинул комнату. Некоторое время он бесцельно блуждал по дому, вдыхая пыль и сырость, прислушиваясь к себе и к голосам, которые, казалось, жили в каждом укромном углу. Одна мысль не давала ему покоя. В тот день, когда он впервые решил вернуться в квартал после нападения, ему привиделся человек с чудаковатой тенью. Тень выглядела так, словно у мужчины выросли вдруг рога, совсем как на той карте в колоде гадалки, и Итачи, помнится, тогда ещё не отошедший от сотрясения, решил, что тот, кто стоит, сокрытый тенями, на противоположной стороне улицы и машет ему приветственно рукой – это и есть тот самый Дьявол, на которого велась охота. Но ведь Мизуки в то время точно был в баре, это не мог быть он… Просто какой-то человек? Возможно.
- Возможно, - повторил Итачи вслух, прислушиваясь к собственным шагам, тонущим в пустом пространстве наполненного тьмой дома. – Вот только был ли там вообще кто-то?..
Врачи предупреждали его о возможных галлюцинациях, и почему-то сейчас ему стало очень важно знать, в самом ли деле он видел там человека или тень была знамением его скорой встречи с Дьяволом. Ответить на вопрос, зачем, он не смог бы, ломай он себе голову хоть целый день, поэтому оставалось только рыться в памяти, припоминать мельчайшие детали и пытаться принять окончательное решение.
Кисаме позвал его час спустя, сообщив, что с обыском они закончили. Кроме альбома, убийца хранил в своём потайном ящичке ещё некоторые личные вещи своих жертв, общее число которых, судя по количеству прядей, равнялось тринадцати, однако Орочимару считал, что в альбоме представлены не все из убитых, поэтому точное число пока оставалось неизвестным.
- Подумать только! – вздыхал сердобольный фотограф, укладывая в футляр свой аппарат. – У меня сыну шестнадцать, и чёрт меня побери, если я его теперь отпущу гулять куда-либо на всю ночь.
Им пришлось подождать возвращения второй команды – те занимались документированием фактов нахождения целого кладбища и так нервничали, что едва не поссорились по телефону с Кисаме, объясняя, чем они занимаются. Когда все вновь собрались у машин, солнце уже преодолело половину своего пути и теперь медленно клонилось в сторону запада. Пока укладывали свою мрачную поклажу, разбирались между собой, решали, куда ехать вначале, Орочимару в медицинских перчатках сидел на заднем сиденье и, хмурясь, переворачивал страницы трофейного альбома, Кисаме разговаривал по телефону на повышенных тонах с кем-то из лаборатории судмедэкспертизы, фотограф потребовал время на перекур, и вышло так, что из представителей первой команды Итачи стоял у машины один. Вторая команда суетилась и грызлась между собой, и единственными, кто оставался спокойными в этом улье, были охранник, которого приставили к заключённому, и сам заключённый. Мизуки стоял, чуть ссутулив спину, и смотрел сквозь плечи своих конвоиров прямо на Итачи – но тот, погружённый в размышления, был далёк мыслями от реальности, поэтому ничего не чувствовал. Ему всё не давала покоя та рогатая тень, ползущая через дорогу к нему и приплясывающая в свете ночных ламп никогда не дремлющего квартала. Если это было всего лишь видением, можно ли тогда считать это предупреждением, своего рода знаком от высших сил? А если ему не привиделось, человек и тень были настоящими, то… То что это означало? И почему ему подумалось о том моменте только сейчас, когда все главные события уже произошли?
Вернувшийся Кисаме с хмурым видом приобнял его за плечи и приказал садиться в машину, а коллеге-детективу пробормотал, что они едут в лабораторию. Убийца к тому времени уже покорно тупился на свои ботинки, и никто не заметил алчного блеска, что горел в глубине его глаз в те минуты, что он смотрел на Учиху Итачи.
***
Он поступил, конечно же, подло, он понимал это прекрасно. Сбежал, пока Гаара, полночи готовивший его к зачёту, задержался в аудитории, отвечая на вопросы преподавателя, сделал вид, что не услышал оклика Сакуры за своей спиной, а сев в такси, отключил телефон. То, что он задумал, было чистейшим безумием – об этом свидетельствовало бьющееся с невозможной скоростью в груди сердце, и, тем не менее, он без колебания назвал таксисту место своего назначения.
Двадцать минут спустя он уже замер у ворот полицейской академии Конохи, твёрдо зная: у него не хватит духу сделать ещё хотя бы шаг. Ворота были чёрными и массивными, кое-где их оплетало вьющееся растение с невзрачными белыми цветами – зелёные спирали почти доставали до таблички с надписью официального названия учебного заведения. В просторном внутреннем дворе было расставлено несколько лавочек, на которых сейчас сидели парочками студенты в форме: девчонки в юбках по колено и строгих рубашках, парни в тёмно-синих пиджаках нараспашку. Похоже, у будущих полицейских тоже начался период экзаменов и зачётов, потому что все, забыв о том, что весна – время для любви, уткнулись носами в учебники, и никто даже не переговаривался друг с другом – все были слишком заняты зубрёжкой.
Взгляд Наруто скользнул по ровным рядам окон трёхэтажного здания. За каким-то из них, в маленьком кабинете или, может быть, в просторной аудитории, сидит сейчас Саске. Повторяет теоретический материал или, наоборот, отвечает перед всей группой, гордо выпрямив спину и расправив плечи.
Пальцы сами нащупали в заднем кармане джинсов телефон – тот самый, который, можно сказать, и свёл их вместе. Наруто сжал телефон крепче в руке, нажал на кнопку включения – экранчик загорелся сначала белым, потом показал логотип Nokia и запиликал характерную мелодию компании. Моментально начали приходить уведомления, что ему звонил Гаара, целых восемь раз, и он удалил их, надеясь, что чувство стыда за гнусный побег хотя бы немного уменьшится, однако это не помогло.
Солнце начинало ощутимо жарить макушку. Его часы показывали почти что два часа – самое жаркое время дня, а он, чёрт возьми, разоделся для этого зачёта, как на работу, даже галстук нацепил. Когда рука его ослабляла проклятую удавку на шее, некстати вспомнилось, как Саске однажды помогал ему завязывать галстук – не этот, а другой, но тоже синий, и при этом всё смущался. Тогда Наруто ещё не совсем осознавал, что могут означать эти его бесконечные отводы глаз, его неизвестно откуда взявшаяся рассеянность, заброшенные посередине мысли фразы… А если бы он понял раньше, неужели всё могло бы пойти по-другому? Неужели – ужалило болью в сердце – их мог ожидать другой путь, менее ухабистый?
Саске верит в судьбу, в её безграничную мудрость и великий замысел для каждого человеческого существа. Что же тогда могли означать эти испытания для них обоих? Может, интуиция неправа и нужно просто совершить этот шаг, ступить на чужую территорию, набрать номер, а когда на звонок ответят, сказать нечто вроде: «А теперь спускайся ты, я хочу с тобой поговорить»? Солнце светило слишком ярко, и он не выспался, оттого в затылке плыло какое-то странное ощущение, а все мысли словно превратились в желе. Он действительно не знал, что скажет Саске. Он просто хотел его видеть. Вот так, просто, обнять, шепнуть на ухо слова успокоения, погладить по голове, зацеловать лицо и надеяться от всей души, что это ляжет лекарством на неспокойные сердца их обоих.
***
Он даже отпросился с важного занятия, на котором должны были разъяснять тонкости предстоящего в июне экзамена. Это было глупо, и, шагая по пустующему во время пар коридору полицейской академии, Саске не уставал повторять про себя, что он – неуравновешенный идиот, который только и может, что устраивать истерики посреди рабочего процесса. Легче, конечно же, от этого не становилось.
Всё дело в той галлюцинации, или что это было там, у ворот?.. Он выглянул в окно совершенно случайно – учитель попросил его объяснить Нагоми принцип решения задачи, и он подсел к ней всего на пару минут, чтобы, не мешая группе, нашептать девушке разъяснения. В определённый момент страдающая близорукостью Нагоми склонилась к парте и прищурилась, чтобы рассмотреть повнимательнее схему из учебника, а взгляд Саске автоматически прошёл мимо освободившегося места в пространстве и прямиком на улицу, где сегодня было до жути душно.
У ворот стоял Наруто. В белой рубашке с коротким рукавом, при галстуке и в светлых джинсах – просто стоял, будто ему там самое место, и смотрел на окна академии, смотрел на него. Саске дёрнулся, будто от крепкой пощёчины, отвернулся так резко, что по лицу хлыстнули длинные пряди, и зажмурился. Заметившая это Нагоми протянула извиняющимся тоном, что она его, верно, уже достала, и пообещала разобраться с задачей сама. Саске пришлось вернуться за свою парту, однако мыслями он был уже далеко от учёбы: в учебник он смотрел только для того, чтобы побороть соблазн попытаться разглядеть со своего места главный двор академии – а вдруг это не сознание играет с ним шутки и Наруто в самом деле стоит там? Вдруг ждёт, чтобы он вышел, чтобы… На этом мысли Саске оборвались, упав в пропасть незнания. Он и в самом деле не имел ни малейшего понятия, что тот, кто сам отказался вчера от разговора, надумал обсудить с ним сегодня. Кроме того, убеждал себя парень, Наруто – не дурак: если бы передумал и всё-таки захотел поговорить, то позвонил бы и назначил встречу. Однако это оставляло в корзине вариантов только один, неутешительный: всё – происки его воображения. Не было никакого Наруто. Белой рубашки с коротким рукавом, и галстука, и джинсов, и светлых волос, уложенных, как всегда, кое-как, а всё равно красиво; не было и блуждающего, ищущего взгляда, обшаривающего ряды одинаковых окон в поисках чего-то… в поисках его.
Нет, он должен был знать правду. Притворившись больным, Саске поспешно собрал свои вещи, но вместо обещанного похода в медпункт направил свои стопы прямиком к выходу из здания. Он не имел ни малейшего понятия, что скажет Наруто, когда посмотрит ему в глаза. Может быть, ничего. У него просто отнимет речь – и всё. Да, наверное, так. Если ему ничего не привиделось, конечно.
Парадная дверь имела тяжёлую металлическую ручку, приятно холодящую кожу внутренней стороны ладони в столь удушливый день. Саске так и замер, сжав её и боясь толкнуть дверь. Только теперь до него вдруг дошло, что до этого самого момента он подсознательно надеялся на разыгравшееся воображение и не верил, что ему предстоит настоящая встреча с настоящим Наруто. И действительно, каковы шансы, что в это время дня его чёрт-знает-кто-такой – то ли возлюбленный, то ли временная страсть – окажется именно в этой части города, возле этого учебного заведения? Да ровным счётом никаких. Наверняка Наруто занят сейчас в своём университете, сдаёт зачёт или сидит на паре. Так Саске сказал про себя и уже почти готов был надавить на эту чёртову ручку, но тело не слушалось.
Потому что это был Наруто. Каким-то непостижимым образом, но случилось так, что прямо сейчас его мучитель, его тайная зазноба, ждал его в каких-то нескольких десятках метров, и разделяла их взгляды всего лишь эта дверь…
***
Погружённый в размышления, он не услышал, как за спиной притормозила машина, и поэтому для него стало полной неожиданностью, когда на плечо легла чья-то рука. Вздрогнув так, что дрожь отдалась даже в шее, Наруто обернулся, чтобы встретиться взглядом с Гаарой.
- Быстро, - приказал, едва размыкая губы, юноша и грубо толкнул его в сторону такси, пассажирская дверь которого была всё ещё открыта.
Сопротивляться Наруто не стал. В машине, пока длилось путешествие, он не издал ни звука, позволяя телу остывать после продолжительного стояния под палящим солнцем. Гаара сидел рядом совершенно неподвижно, и лицо его было похоже на непроницаемую маску.
Молча они доехали до дома Гаары, пустующего в это время дня, молча зашли внутрь, оставили обувь в прихожей, поднялись наверх, и лишь только дверь спальни закрылась за их спинами, оба почувствовали, что можно говорить.
- Я не хочу даже знать, что на тебя нашло, Узумаки. – Гаара произносил каждое слово так, словно оно было пропитано ядом. Не сводя взгляда с блондина, он расстёгивал одну за другой пуговицы на своей светло-серой рубашке. – Я даже не хочу этого знать.
- Гаара, я… - начал было Наруто в своё оправдание, однако дальнейшие слова объяснений застряли у него в горле, когда друг внезапно подступил к нему и, серьёзный как никогда, толкнул в грудь.
Он автоматически подставил руки, готовясь к удару, однако посередине полёта его встретила кровать – не мягкая, Гаара не любил спать на мягких поверхностях, но всё-таки не пол. Гаара, всё ещё не сводя с него тяжёлого взгляда, уже снял рубашку и теперь зачем-то скручивал её на манер повязки. Наруто стало не по себе, и он заёрзал на гладкой поверхности покрывала, отодвигаясь назад, подальше.
- Что ты делаешь?
Гаара только плотнее стиснул зубы, отчего на лице его заиграли желваки, затем совершил какое-то молниеносное движение – и миг спустя Наруто ощутил повторный удар в грудь. Падая спиной на кровать, он успел подумать только об одном: кажется, он знал, что всё это означало. Гаара уже сидел на нём, крепко сжимая бёдрами бока. Наруто попытался перехватить его руки с зажатой в них рубашкой, но тот оказался проворнее – или, может быть, сопротивляться на самом деле не сильно и хотелось. В любом случае, на глазах его вскоре оказалась импровизированная повязка, и теперь Наруто лежал на спине с закинутыми назад руками, которые удерживали крепкой хваткой, а чужие пальцы проворно расстёгивали пуговицы на его рубашке.
- Гаара… - шепнул он хриплым голосом, понимая, что начинает не на шутку нервничать.
Теперь он знал уже совершенно точно, что было у друга на уме.
- Заткнись, - раздался над ним злобный рык. – Просто думай о своём треклятом Учихе.
Его руки отпустили, но Наруто даже не пришло в голову сопротивляться, когда на обе его щеки легли тёплые ладони, а в губы впились грубым поцелуем. Перед внутренним взором действительно всплыл образ Саске – тот целовал его точно так же требовательно, словно его совершенно не заботило наслаждение партнёра. Угадал или ощутил это подсознательно Гаара, Наруто не знал, но трюк его, похоже, начинал работать.
И в тот же миг, когда он это понял, всё внутри него задрожало – так, что дрожь отдалась даже на кончике языка. Сознание, уже почти готовое сдаться на милость ожидающего наслаждения, встрепенулось – он резко вскочил, будто что-то укололо его в спину, и в эту долю секунды в голове промелькнула мысль: дежа-вю. Несколько лет назад, когда они ещё были подростками и Гаара, впервые попробовавший наркотики… Только тогда было темно – настолько, что нельзя было разглядеть собственной вытянутой руки.
Пришлось побороть в себе нарастающую волну стыда. Стыдно было не только за прошлое, сколько – чушь какая-то! – перед Саске… Разозлившись на самого себя, Наруто стянул одним резким движением повязку и, встретившись всего на миг с лихорадочно блестящими глазами, опустил резко голову, зная, что не сможет его вынести.
- Гаара, - позвал он выцветшим тоном и уперся раскрытыми ладонями в грудь друга, отстраняя. – Пожалуйста, не… не надо… Это не то…
Он чувствовал, как под горячей гладкой кожей бьётся сердце. Слышал, как шумно выходит воздух из чужих лёгких. Ощущал на своей макушке невыносимый тяжёлый взгляд. А вокруг них сгустилась глубокая, плотоядная тишина, словно весь мир замер в ожидании развязки: остановились на трассе машины за окном, сверкающий жёлтым светофор всё никак не переключался на красный, и даже там, в небе, ветер попридержал своё бодрящее прохладой дыхание, а белые, совсем уже летние облака остановились, заглядывая через окна в комнату – чем же всё кончится?
Гаара издал протяжный стон, и по позвоночнику пробежались расчёской из острых иголок от того, сколько скрытой боли и отчаяния скрывалось за этим звуком. Окончательно растерявшись, Наруто доверился собственным инстинктам – он вновь опустился на кровать, привлекая друга за собой, и положил его голову себе на грудь. В солнечное сплетение уткнулся влажный лоб, и ему снова подумалось про дежа-вю: в тот раз Гаара сделал точно так же, только тогда он безостановочно умолял о прощении, борясь со сдавливающими горло рыданиями, и просил небеса, чтобы чёткое сознание поскорее вернулось к нему. Не задумываясь над тем, что делает, Наруто положил руки на худые плечи, нежно погладил, успокаивая.
- Я не могу видеть тебя таким, - обжёг дыханием по оголённой груди мрачный шёпот. – Я не знаю, что делать, Наруто. Я пытаюсь, честно, я очень стараюсь…
- Я знаю.
- Не знаешь, - огрызнулся Гаара. – Не знаешь. Ничего ты не знаешь, Узумаки…
Вместо ответа Наруто испустил короткий вздох, вплёл пальцы в короткие алые пряди на затылке друга, влажные от жары, и прижал его голову сильнее к себе. Это не принесло ему ожидаемого успокоения – только с новой силой подкатила к сердцу горечь.
Замерев вот так, ощущая через кожу, как на виске у Гаары пульсирует жилка, чувствуя каждой клеточкой своего тела его короткое сбивчивое дыхание, словно он пытался подавить рвущуюся изнутри истерику, Наруто смотрел в потолок, и в голове назойливо крутился каруселью один-единственный вопрос: «Как мы дошли до этого?». Всего за каких-то несколько недель жизнь их будто вывернулась наизнанку и превратилась в совершенно неузнаваемую реальность, чужую и неуютную – будто кто-то специально, как бусины на нить судьбы, нанизывал одно за другим события, ставя их перед новыми испытаниями, вынуждая встречаться лицом к лицу с внутренними страхами и бесконечно, беспрестанно сражаться. Словно они не были простыми людьми, а какими-то супергероями – самураями или, может, шиноби. Полем боя их был невидимый мир, в котором все так или иначе связаны друг с другом эмоционально: дружбой, любовью, привязанностью. Кто-то, подобно искусному кукловоду, совершил нужное движение пальцами – и вот между ними с Саске зародилось невероятно прекрасное и столь же сложное чувство. Ловкое движение рук – и от прочного каната осталась всего одна-единственная ниточка, от которой так больно, что боль эту чувствуют все его близкие люди.
Что это за мир, где всё наперекосяк? Где каждый день нужно быть сильным, чтобы стихия не пожрала тебя, где приходится принимать слишком тяжёлые решения и потом стоять в стороне и смотреть, как корчатся в агонии твои отчаявшиеся друзья. Разве на это должна быть похожа любовь? Разве этого он просил, когда мечтал о появлении второй половинки в своей жизни? Разве?..
«Как, как мы дошли до этого?» - крутилось в голове вновь и вновь, и никто не шевелился, слушая ставшую вдруг вязкой тишину. Наруто скосил взгляд, глядя на красноволосую макушку лучшего, самого дорогого на свете друга, готового ради него на невероятные жертвы, и казалось, он прекрасно знает, о чём думает сейчас Гаара. Его преследует тот же вопрос.
***
Саске так и не решил, что он чувствует: облегчение или разочарование. Он стоял в тени щитка у главного входа, прислонившись к холодному бетону, и не мог заставить себя открыть глаза. Видеть главный вход, возле которого его никто не ожидал, было почему-то больно – вот он и не смотрел. До конца пары оставалось ещё семь минут, и эти семь минут он должен был потратить на то, чтобы привести себя в порядок и вернуться к группе – ведь сегодня их всех ожидала сдача первого зачёта.
Мобильный телефон был крепко сжат в его правой руке. В определённый момент Саске даже дошёл до того, что отыскал номер Наруто в телефонной книжке и почти нажал на кнопку вызова. Его не вовремя окликнула знакомая старшекурсница, и измученное метаниями сознание уцепилось за этот случай как за доказательство неправильности своих действий. Нет, звонить было глупой затеей. Что нового смог бы он сказать Наруто? Прав был Гаара, прав был и Итачи, как ни стыдно было это признавать. Что-то в его душе, в глубинах подсознания, упорно противилось всему, что предлагала его влюблённость, и требовала, чтобы он придерживался привычного сценария. Как сломить сопротивление внутри себя, Саске не знал, и от этого было так обидно, так невероятно обидно за себя и за Наруто, который, верно, его сейчас презирает!..
Прозвенел звонок, и в коридорах зашумели голоса. Саске оторвался от стенки, своей прохладой помогшей ему хотя бы как-то охладить голову, и поплёлся к главному входу – обратно к учёбе. Она была его единственным средством от самобичевания, от которого иначе не было спасения.
***
Коллектив был достаточно приветливым, и к моменту окончания рабочего дня его пригласили вместе выпить сразу три весёлые компании. Шикамару пообещал отметить свой приход со всеми, но не сегодня, туманно объяснив что-то про важные дела. Когда же офис, в котором он работал, опустел, новый работник бесшумно поднялся, собрал свои вещи и поспешил к лифту.
Все свои сбережения Нара Шикамару потратил на покупку двух новых костюмов, и если бы друзья встретили его сейчас в одной из этих ослепительных обновок, то жутко бы удивились. Удивилась, безусловно, и Темари, когда столкнулась с ним нынешним утром у двери офиса брата. С тех пор он старался на глаза ей не попадаться, потому что встреча произошла слишком рано – не по плану.
«Любовь – не статистика», - вздохнул про себя Шикамару, вспоминая когда-то произнесённые слова Наруто. Теперь ему начинало казаться, что друг был прав. Незапланированное столкновение бросало тень на его оптимистично высокое число вероятности, которое он высчитал, прорабатывая план возвращения доверия возлюбленной. Эффект неожиданности был утерян: теперь Сабаку Канкуро не сможет в повседневной беседе с сестрой как бы невзначай упомянуть отлично зарекомендовавшего себя нового работника, который не только прекрасно справляется со своими обязанностями, но ещё и подал несколько действительно интересных идей, могущих ощутимо улучшить качество продукции компании. Услышав его имя в таком неожиданном контексте, Темари уже не заинтересуется и не спустится в офис двумя этажами ниже, где работают тестировщики, и не будет исподтишка наблюдать за ним некоторое время, прежде чем приблизиться. Учитывая все эти провалившиеся варианты, вероятность их с Темари скорого перемирия падала до… Шикамару поморщился: ему не понравилась получившаяся цифра.
Семнадцатый этаж, на котором находились главные офисы, тоже значительно опустел по сравнению с утренним оживлением. Шикамару без труда нашёл кабинет Абураме Шино, парня, с которым разговорился сегодня в кафе на первом этаже здания. Шино, как оказалось, приметил его ещё на прошлой неделе во время интервью, а теперь, когда узнал от Канкуро об их с Темари прежней связи, предложил свою помощь, объяснив своё великодушие так: «Помогать влюблённым сердцам – благородное дело». Почему-то Шикамару сразу поверил этому странному парню, который, будучи одного с ним возраста, каким-то образом занимал очень престижную должность в компании и слыл хорошим другом вице-президента.
Он постучал и, услышав разрешение войти, осторожно приоткрыл дверь. По просторной, погружённой в плотный полумрак комнате плыли манящие ароматы кофе, корицы и ещё чего-то сладкого. Шино стоял у одного из подсвеченных специальными лампами стендов, к которому были прикреплены длинными тонкими иглами переливчатые бабочки. В руках – маленькая кофейная чашка.
- Я тебя ждал, - поприветствовал его новый знакомый своим ровным безэмоциональным тоном и указал свободной рукой на небольшой диван для гостей, приглашая сесть. – Хочешь кофе?
- Нет, я… - Шикамару всё-таки опустился на предложенное место, но тут же рывком вскочил, ни с того ни с сего начав нервничать. – Ты сказал, что можешь помочь.
Его загадочный сообщник, который даже в такой темени почему-то не снимал своих круглых очков с затемнёнными стёклами, кивнул:
- Темари уже ушла. У меня есть ключ от её офиса.
- Серьёзно? – криво улыбнулся парень, стараясь не обращать внимания на то, что от этой новости внутри у него всё напряглось в предвкушении. – Откуда?
Шино передёрнул плечами:
- Канкуро дал. Для крайних случаев. Так что, идём?
Помедлив с ответом секунду, Шикамару согласился. Хоть он и встретил этого человека только сегодня и, в сущности, ничего о нём не знал – что-то в нём подсказывало, что ему можно доверять. Он полез рукой в рюкзак и нашёл там нужный предмет, погладил его поверхность большим пальцем. Это немного успокоило его.
***
Микото стояла на пороге спальни сыновей, абсолютно растерявшись. Её сложенные ладони с зажатым в них полотенцем были прижаты к груди, губы были приоткрыты в удивлённом «о», а глаза с тревогой следили за передвижением старшего из сыновей по комнате. Итачи, словно не замечая, деловито складывал в чемодан свои рубашки, брюки, галстуки, обувь, книги, в отдельной сумке уже лежал ноутбук, а съёмный жёсткий диск гудел, переписывая с общего компьютера братьев информацию.
Из кухни раздался задорный звон – это старые друзья, Фугаку и Кисаме, чокнулись бокалами пенистого пива. Саске задерживался в университете, поэтому единственный ещё не был в курсе последних новостей: Итачи переезжал в отдельную квартиру.
- И что ты обо всём этом думаешь? – Кисаме повёл бровью в сторону комнаты за своей спиной.
Старший Учиха передёрнул плечами и отпил вкусного напитка из своего бокала:
- Я начал жить вместе с Микото, когда нам обоим только стукнуло семнадцать, и никто нам не помогал – сами со всеми этими бытовыми мелочами разбирались. Обито тоже где-то во столько же ушёл от родных, снимал с другом квартиру на двоих. Так что я его понимаю. Вопрос в другом. – Фугаку улыбнулся с зажатой в зубах сигаретой и поднёс к её краю зажигалку. – Как ты-то к этому относишься? Я, честно говоря, думал, он захочет жить с тобой.
- Да я тоже, - хмыкнул детектив, умело скрыв смущение. – Но это же Итачи! Ему подавай независимость, свободу. Я предлагал, но он упёрся рогом – и хоть ты тресни. Упрямый – сил моих нет.
- Ты это мне рассказываешь, парень? – Учиха иронично приподнял брови, и оба, не выдержав, расхохотались.
Услышавшая это хозяйка дома обернулась на них и прикрикнула:
- А вы бы что-то сделали, мужики! Почему я всем тут мозги должна обратно вправлять?
Двое мужчин, похожих сейчас на беззаботных школьников, переглянулись между собой – и разразились новой волной хохота. Микото на это только сжала плотно губы, но бранить их не стала – верно, сердце женщины согрела давно не виденная ею картина. Из комнаты выглянул удивлённый Итачи, улыбнулся неловко и тут же нырнул обратно – продолжать сборы.
Микото зашла следом, прикрыла за собой дверь и оперлась на неё спиной.
- Сына, - позвала она со вздохом. – Послезавтра встреча в доме у дедушки Изуны, ты не забыл?
- Не-ет, - протянул Итачи отвлечённо, занятый разбором своей коллекции журналов, оставшихся ещё со школьных лет.
- И ты придёшь? Там будут все. Шисуи тоже. – Помедлив немного, Микото всё же добавила: - И его невеста, у них свадьба в середине июня.
- Я знаю, - всё так же беззаботно ответил парень. – Он мне говорил, что женится. Если ты волнуешься обо мне, то я приду с Кисаме-саном, всё равно уже все знают.
Микото бросила взгляд-молнию в сторону кухни, где, судя по звукам, снова произошло что-то смешное:
- А он согласился?..
- Я не спрашивал ещё. – Итачи вернул пачку старых журналов на шкаф, пробормотав: - Саске оставлю, может, интересно будет…
- Но…
- Мама. – Он наконец-то развернулся к ней и, твёрдо и пристально глядя в глаза, объявил: - Я уже всё решил. Давай не будем об этом.
Материнское сердце, так и не успевшее привыкнуть к тому, что оба сына уже давно выросли, предательски задрожало, но Микото удалось удержать свою боль в груди. Она испустила тяжкий вздох и развернулась к двери – не могла больше видеть, как сыновняя комната постепенно пустеет.
- Ты ведь понимаешь, что будет скандал, Итачи…
- А может, - отозвался он, упрямо скрестив руки на груди, - наше семейство заслуживает небольшого скандала, как ты думаешь, мама?
Но Микото не посчитала нужным отвечать – она молча вышла из комнаты, и минутой позже в кухне загремела посуда. Заставив себя не думать о её последнем взгляде, полном непонимания, Итачи вернулся к сборам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 6
День: 1
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для шестой недели): AU, angst, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 36
Понедельник 24 мая
- И что ты опять сделал, Узумаки? - Гаара изобразил ладонью какой-то непонятный жест, долженствовавший означать раздражение, и поманил его к себе: - Сюда иди.
Наруто послушно подставил шею и, пока Гаара, бурча под нос обвинения в неряшливости, перевязывал его галстук, продолжал одновременно разговаривать с сидящими напротив подругами.
- Я не знаю, но нам сегодня препод сказал, что зачёт он уже сдал, - бросил он вполоборота Сакуре, которая с сосредоточенным видом мешала пластиковой ложечкой капучино. – Не знаю, когда он успел.
- Это надо у Неджи спросить, они ведь лучшие друзья, - отозвалась торопливо подпиливающая длиннющие ногти Ино и перекинула густую волну светлых волос с правого плеча на левое. – Чёрт, ну и жарища, правда?
Оторвавшийся всего на миг от чужого галстука Гаара наградил её мрачным взглядом:
- Это не повод, чтобы показывать всему миру свои сиськи, Яманака, – и повёл неодобрительно бровями в сторону выглядывающего из глубокого выреза пышного бюста блондинки, на что та только фыркнула.
Сегодня, в первый день зачётной недели, ни у кого не было настроения шутить, и во время ритуальной встречи в буфете невыспавшиеся и нервничающие студенты то и дело обменивались вялыми переругиваниями. На повестке дня была новость о Шикамару: нынешним утром выяснилось, что староста лингвистов ещё на прошлой неделе позаботился о сдаче зачётов, а в университет попросту не явился; на звонки он тоже почему-то не отвечал – оттого четвёрка друзей, подогретая любопытством, с нетерпением ожидала прихода старшекурсников Неджи и Тен-Тен, дабы узнать, что им известно о странной пропаже гениального стратега и самой ленивой задницы во всём университете.
Явившейся парочке действительно удалось пролить свет на таинственное исчезновение.
- Он сдал всю сессию экстерном, - объяснил Хьюга, безразлично передёрнув плечами. – А сегодня у него первый день работы в Sabaku-tech, он туда тестировщиком программного обеспечения ещё на прошлой неделе устроился.
Все взгляды разом сошлись на Гааре, отчего тот едва не подавился кофе. Надо, однако, отдать ему должное – он изо всех сил старался удержать на лице сползающую маску спокойствия, и вопрос его тоже прозвучал донельзя непринуждённо, словно разговор шёл вовсе не об отношениях его друга с Темари.
- То есть, это его план по возвращению моей сестры, да? – спросил он, поставив на стол свой стакан.
Неджи кивнул.
- И ты об этом всё время знал? – Зелёные глаза Гаары недобро сверкнули. - И мне, конечно же, не подумал сказать?
- Я решил, что ты его убьёшь, - совершенно невозмутимо ответил Неджи с таким видом, словно совершенно не чувствовал переменившейся за столом атмосферы. – Хотя ты достаточно чётко дал всем нам понять, что тебе нет дела до их отношений, я всё-таки думаю, ты не совсем искренен даже с самим собой.
- Да, кстати! – вступила в разговор оторвавшая взгляд от конспекта Тен-Тен. – Хьюга прав! Ты сам говорил, что тебе плевать на их шуры-муры. С какой такой радости ты нам тут теперь волны ненависти распускаешь, красавчик?
В ответ на это Гаара состроил уязвлённый вид, пробурчал что-то невразумительное и явно нелестное, после чего скрестил руки на груди и насупился, таким образом демонстрируя, что продолжать разговор не намерен. О Шикамару и его планах очень скоро было благополучно забыто, ведь до окончания перемены оставалось всего десять минут, и после звонка всех ожидало возвращение в тяжкий мир последней рабочей недели: контрольные тесты, досдачи работ, устные отработки пропущенных пар, а после этого – венчавший напряжённый день первый зачёт, по которому очень хотелось получить достойный балл, ведь он всё-таки был первым, задающим тональность всей летней сессии...
Сакура и Ино отвлечённо жевали булочки и читали один на двоих конспект, Неджи прогонял невесту по списку вопросов, и только «сладкая парочка» компьютерных лингвистов даже не подумала открыть для повторения учебные материалы – сидя рядом, касаясь друг друга плечами, они по старой привычке слушали музыку, делясь одной парой наушников на двоих, и у каждого в голове волынкой крутились свои невесёлые думы. Наруто отчаянно вгрызался в память, пытаясь вспомнить, какого цвета рубашка была на Саске в тот самый день, когда всё полетело к чертям, и почему-то это было очень важно – вспомнить. Гаара же косился на лучшего друга исподтишка и пытался придумать способ, который избавил бы его от занозы в сердце, имя которой было Учиха Саске.
***
- Ну откуда же я знал?!
Сцепив ладони за спиной, Канкуро мерил свой кабинет огромными шагами, и звук этот – размеренное и неспешное топ-топ-топ – был единственным, что нарушало звенящую от напряжения тишину. Как типичный уроженец Суны, он терпеть не мог заставленных помещений и всему предпочитал умеренность: в его просторном офисе из мебели были только рабочий стол, кресло, стулья для посетителей и высокий шкаф с документами, внутри которого находился сейф – остальное пространство пустовало, и даже на мягкого горчичного цвета стенах не висело ни одной картины, что нередко удивляло сотрудников-коноховцев, любящих оживлять свои рабочие места свежими тонами. Шино объяснял эту страсть к упрощенчеству замкнутым характером начальника, и Канкуро склонен был с ним согласиться, хотя вслух каждый раз опровергал подобные заявления фразой наподобие: «Я просто ненавижу собирать вокруг себя хлам», на что лучший друг только загадочно улыбался.
Безусловно, проницательный Абураме был, как всегда, прав в своих умозаключениях, однако было ещё кое-что, чем вице-президенту Sabaku-tech нравились просторы своего кабинета – там можно было ходить, а именно в движении ему легче всего думалось. В этот раз ходьбой он убивал одновременно двух зайцев: помогал мыслям быстрее сменять друг друга в сознании и убегал от обвинительного взгляда сестры. Темари, идеально выпрямившаяся и как никогда строгая, сидела в его кресле с таким видом, словно вот-вот разорвёт кому-то глотку и с удовольствием напьётся бьющей оттуда горячим потоком крови, и Канкуро с каждой минутой становилось всё яснее, что этим кем-то, вероятнее всего, окажется именно он.
- Послушай, - он остановился на миг, чтобы встретиться с ней взглядом и проверить, не сменила ли молодая женщина гнев на милость. Убедившись, что до прощения ему ещё далеко, он возобновил своё беспорядочное хождение и, дабы не оставлять слово повисшим в воздухе, взялся повторять уже трижды проговорённые им объяснения: - У него отличные рекомендации, он умный, быстро соображает, образование подходящее. Ну откуда я знал про тебя?
Темари молчала. Она не издала ни звука с тех самых пор, как десять минут назад ворвалась в офис к брату в жуткой истерике и, с неженской силой стуча кулаком по столу, потребовала объяснений, что Нара Шикамару забыл в офисе их фирмы. Её тонкие обескровленные губы были плотно сжаты, чистый лоб перечеркнула глубокая морщинка, а глаза превратились в две угрожающие щёлки. Длинными ногтями правой руки она стучала по ручке кресла, в котором сидела – медленно, равномерно, и всё молчала, словно ожидая чего-то.
- Я не уволю его, - бросил Канкуро злобно, догадавшись, к чему весь этот бойкот. – Не имею права, не за что. Если бы ты раньше потрудилась рассказать мне обо всём, я бы распорядился, чтобы его на интервью завалили, хотя это и подсудное дело, но…
- Просто сделай так, чтобы на нашем этаже его не было, - внезапно подала голос Темари.
Канкуро замер и повернул к ней голову через плечо, удивлённый. В чертах сестры, ожесточённых упрямством, что-то неуловимо дрогнуло:
- Можешь мне это пообещать?
И столько во взгляде её было откровенного, настоящего, необычайно живого, что непоколебимая воля подвела вице-президента компании, привыкшего к строгости и порядку и ожидающего от своих близких проявления тех же качеств – он совершенно растерялся.
- Я… Я не знаю, - пробормотал он, опустив голову, чтобы не видеть больше этого её трогательного взгляда, пробуждающего в нём заброшенные по отношению к сестре инстинкты защитника. – Это ведь работа, его может занести и на наш этаж, сама знаешь, как это всё происходит…
Он услышал, как она поднялась – неспешно, будто специально медля в надежде, что он передумает.
- Ладно, я поняла, - бросила Темари колюче и направилась к выходу. – У меня дела, нужно идти.
Оставшись в кабинете в одиночестве, Канкуро ещё долгое время не мог сосредоточиться и всё бродил по своему пустому офису из угла в угол – ему всё не давала покоя сложившаяся в коллективе щекотливая ситуация. Если сестра описала историю с этим Нара верно, в сердечных делах тот был полнейшим профаном и мальчишкой, Сабаку Темари недостойным, и откуда столько злости к одному-единственному молокососу, ему было невдомёк. В том, что его крутая сестрица не испытывала к этой пародии на мужчину романтических чувств, у Канкуро не было ни капли сомнения – с её-то многолетним опытом отшивания таких вот кавалеров!.. Учитывая, что Нара Шикамару - приятель Гаары, ситуация представала в ещё более странном свете, и сообразить, что к чему, тут явно было непросто.
Канкуро пошёл по лёгкому пути: вызвал своего лучшего друга и известного в узких кругах эксперта по женской психологии, Абураме Шино. Если кто-то и мог распутать этот диковинный клубок, то только он.
***
Кисаме заглушил мотор и повернул голову в сторону напарника. Итачи, выглядящий снова привычно, по-деловому, сидел рядом совершенно неподвижно, с неестественно прямой спиной, положив ладони на колени. Взгляд его был сосредоточен на возвышающемся впереди доме, практически вросшем в густой шумящий лес. Рядом с ними остановился чёрный полицейский фургон, в котором ехали патрульные, судмедэксперты, фотографы, Орочимару, двое детективов из отдела, а также сам хозяин огромной двухэтажной громадины, которого привезли сегодня с таким пышным эскортом, чтобы тот поведал им ещё немного своих секретов.
Всю дорогу, что два автомобиля ехали в ряд от участка до заброшенной окраины города, где и располагалось жилище душегуба, Итачи хранил молчание и только следил в зеркало заднего вида за держащимся позади фургоном. Кисаме думал было начать разговор, но когда напарник не отреагировал на дважды прозвучавший вопрос, оставил эти попытки и просто включил радио, потому что ехать дальше в тишине было невыносимо. С момента поимки преступника у них так и не нашлось времени поговорить наедине обо всём, что произошло, и отчасти Кисаме винил в этом себя. Правда была в том, что все эти занятые дни он не находил себе места от гнетущего желания закрыть дело – хотелось поскорее поставить во всём этом кошмаре точку и попытаться вспомнить, как они жили до того, когда всё это началось. Возможно, хотя бы таким образом он сможет наконец-то прекратить думать о том, что могло бы случиться с Итачи, если бы не…
По окну постучали, и оба напарника вздрогнули одновременно, словно вырванные из общего сновидения. Орочимару откинул с лица длинные смоляные пряди, с которыми играл ветер, и указал в сторону дома. Кисаме кивнул. Задания они распределили ещё в участке: их троице полагалось в компании одного из фотографов обыскать дом Мизуки на предмет прямых улик доказательства его вины, а основная группа должна была возиться с арестантом, который обещал показать им место захоронения своих предыдущих жертв в лесу.
- Итачи-кун, - поприветствовал Орочимару молодого детектива, когда тот, сосредоточенный и невесёлый, вышел из автомобиля и ступил на траву. – Если ты захочешь подождать в машине, мы с Хошигаке-саном…
- Я пойду, - оборвал его Итачи строго и, проигнорировав обвиняющий взгляд любовника, с силой захлопнул дверцу.
Фургончик уже был открыт, и детектив Мори махал кому-то внутри рукой, приказывая выходить. Руки у Мизуки были сцеплены за спиной наручниками, на ступнях также звенела цепь, только подлиннее, оттого спускался он с чрезвычайной осторожностью, а сзади его поддерживал за локоть один из патрульных. Следы побоев на лице уже немного зажили – по крайней мере, смотреть на Мизуки уже можно было без внутреннего содрогания.
Члены второй команды собрались в круг за фургоном, решая, в каком порядке будут двигаться, а их подопечный стоял, понурив голову, и не бросил на свой стоящий невдалеке дом ни одного взгляда. Единственным, что заставило его проявить интерес к окружающей действительности, стал голос Итачи – тот, демонстративно не обращая внимания на присутствие своего почти убийцы, заспорил с Кисаме о том, стоит ли им разделяться для обыска дома. Молодой детектив не стал подавать виду, что заметил устремлённый на него взгляд, хотя, Кисаме был в этом больше чем уверен, наблюдение он почувствовал.
- Ладно, там договоримся, - бросил он коротко, почему-то опасаясь давать Мизуки рассматривать Итачи дальше, и поманил фотографа за собой.
***
Умино Ирука не был уверен, что это была хорошая идея. Звоня сегодня в университет и предупреждая о своём отсутствии, он ещё не знал, наберётся ли храбрости всё-таки совершить то, ради чего впервые в жизни прогуливал работу. Упаковывая аккуратно разрезанные куски тяжёлого многослойного шоколадного торта в картонную коробку, он безразлично прислушивался к собственным чувствам – за последнюю неделю он столько думал обо всём произошедшем, что попросту устал переживать и волноваться. Торт он испёк сам, потратив на возню со сложным рецептом всё воскресенье. Мама всегда учила его думать о хороших вещах во время готовки, однако в этот раз послушный сын нарушил мамины заветы: весь день у него из головы не выходила предстоящая встреча с Какаши.
Какая-то милая девушка, с которой они вместе ехали в лифте, спросила, когда они направились в сторону одного офиса, кого он желает повидать, и Ирука, чуть заикаясь от волнения, уточнил, здесь ли работает нынче Хатаке Какаши, на что его невольная спутница зарделась, как влюблённая школьница, и пообещала провести его к Хатаке-сану, если тот не занят.
Какаши они обнаружили возле кофейного автомата: он стоял, оперевшись о стену, плечом к плечу с черноволосым мужчиной с красивыми глазами, которого Ирука никогда прежде не встречал, и, в одной руке сжимая красный стаканчик с кофе, а в другой держа какие-то бумаги, доказывал что-то своему спутнику. Тот, в свою очередь, отстаивал своё мнение, но о чём же вёлся их спор, расслышать издалека было невозможно – мужчины говорили очень тихо.
В определённый момент психолог сообразил, что не может отвести от своего бывшего коллеги взгляд, и дело было не столько даже в шикарном костюме или аккуратной причёске – все эти внешние проявления всего лишь усиливали впечатление, но не больше. Какаши переменился изнутри. Из его улыбки пропала ленивая грусть, словно он был наблюдающим с небес за людьми разочарованным богом, а взамен появилась некая дерзость, уверенность. Уверенностью светилась вся его фигура, она была заметна в каждом жесте, каждом взгляде – и это было ничем иным, как состоянием нашедшего своё место человека. Тот, кто стоял в другом конце комнаты для отдыха фирмы Nami-Kaze, был совершенно не тем Хатаке Какаши, которого знали в лингвистическом университете Конохи как флегматичного ленивца с ужасными привычками грубить кому ни попадя и выкуривать по две пачки сигарет в день. Он мог быть его братом-близнецом, или просто невероятно похожим незнакомцем, или кем угодно – но только не им. Потому что люди не меняются радикально всего за неделю с лишним. Такого не бывает.
Мужчина, спорящий с Какаши, внезапно разозлился, вырвал у него бумаги и замахнулся ими на соперника, но тот, смеясь, увернулся – и Ирука поймал себя на том, что любуется его искренней улыбкой. Все те три года, что они были знакомы, ему ни разу не доводилось видеть Какаши хохочущим настолько искренне. Ему это шло.
Рядом с ним томно вздохнули, и психолог, успевший забыть, что не один, вздрогнул и обернулся. Теперь рядом с его спутницей из лифта стояла ещё одна девушка, и обе, будто загипнотизированные, смотрели полными обожания глазами на пререкающуюся парочку.
- Ах, Хатаке-сан, Учиха-сан! - пробормотала одна из них и с улыбкой покачала головой. – Как же приятно видеть их снова в команде!
Поборов лёгкое смущение, Ирука всё же спросил:
- А что вы думаете о Хатаке-сане?
Девушка издали синхронный томный вздох и хором протянули:
- Он лучший!
- Лучший работник? – уточнил мужчина.
- Во всём! – уточнила красавица из лифта. – Особенно приятно видеть его рядом с Учихой-саном. Тому без него туго приходилось, бедному… Но теперь всё снова в порядке. Ой, - она вдруг спохватилась, - простите, я вас задерживаю, вы ведь хотели поговорить с ним. Пойдёмте.
Черноволосый мужчина, долженствующий быть тем самым Учихой-саном, заметил его первым.
- Какаши, - позвал он, не отрывая взгляда от нового лица, и потянул занятого изучением документа друга за волосы, чтобы тот поднял голову. – Это, кажется, к тебе.
Сколько бы он ни готовил себя к сцене встречи, сколько бы ни репетировал дома свои слова – всё это разом вылетело ненужным хламом из головы, стоило только серым глазам, холодным и пристальным, остановиться на нём. Под этим взглядом Ирука сразу почувствовал себя маленьким, глупым и ненужным, будто он был затерявшейся овечкой, прибредшей не в своё стадо, и дороги назад, к уютному дому, уже не было видать. Какаши молчал, молчал и его друг, замерли за спиной Ируки сладкоголосые работницы в ожидании развязки – и единственным аккомпанементом немой сцене стало типичное жужжание офиса в рабочий день: шуршала бумага, стучали степлеры, пищали компьютеры, тарахтели принтеры… Какаши смотрел пристально, будто въедаясь взглядом в каждую деталь его лица, и Ирука внезапно осознал, что если позволит этому продолжаться ещё хотя бы секунду, то попросту не выдержит напряжения. Поэтому он ляпнул, не думая, первое, что пришло ему в голову:
- Майто Гай передавал привет. Звал вас выпить на выходных.
Эти слова словно прорвали кокон молчания, в который невольно попали все участники этой странной встречи: черноволосый Учиха встрепенулся, отобрал у друга документы и куда-то направился, бормоча себе под нос: «А мне нужно работать…», девушки вдруг вспомнили о каком-то важном задании и умчали следом, почему-то оглядываясь, - и в следующий миг они остались совершенно одни. В комнате, безусловно, находились ещё люди, но им не было дела до визитёра их начальника, они не состояли во внезапно сложившемся круге коммуникации. Их было только двое.
Какаши всё ещё молчал, не сводя с него подозрительного взгляда, оттого Ирука почувствовал себя обязанным заговорить вновь.
- Я принёс вам кое-что. – Он вынул из пакета перевязанную лентой коробку. – Вы когда-то упоминали, что любите шоколадный торт, поэтому я…
Лицо Какаши всё ещё оставалось непроницаемой маской, под молчаливой инспекцией взгляда которой Ирука растерял конец предложения и забыл, о чём вообще хотел поговорить. На протяжении тех девяти дней, что прошли с момента их последнего разговора, Какаши ни на один миг не покидал головы психолога – словно какое-нибудь настойчивое привидение, его образ продолжал являться ему вновь и вновь, требуя внимания, требуя разрешения ситуации. Возможно, свою роль сыграла строгость Гая, или, может быть, причиной тому было чувство вины за грубость, но Ирука считал себя обязанным ещё хотя бы раз повидаться с Какаши и попросить у него прощения. Каким бы ленивым и плохим работником тот ни был, как бы он ни раздражал своим противным характером, всё же расходиться с ним разными путями и даже не сказать доброго слова было бы ужасно неправильно. Примерно таков был план Умино Ируки до прихода в офис Nami-Kaze, но встреча перевернула вверх дном всё.
Какаши, кажущийся совершенно другим человеком, принял подарок молча, даже не заглянув внутрь.
- Я… хотел извиниться за своё недостойное поведение, - наконец выдавил из себя Ирука, не зная, куда себя девать от смущения. – Извините… извини. И если всё-таки сможешь меня простить, то в среду у меня день рождения, и я подумал, что мы могли бы…
Он запнулся, так и не договорив до конца – в глазах Какаши сверкнуло что-то, как ему показалось, недоброе, и он, испугавшись, попятился.
- Словом, я прошу прощения. Ещё раз, - забормотал он, вперив взгляд в пол и сильнее всего сейчас боясь конфронтации. – А мне пора, пожалуй, у меня ещё…
Он развернулся и, не помня себя, устремился к выходу, кляня себя за нерешительность, за чёртову привычку выкать, совершенно неуместную, учитывая их историю, за приход и за приглашение – пока плечо его не сжали и не вынудили таким образом остановиться. Какаши держал под мышкой подарок и заглядывал ему в глаза, пытливо, будто стремящийся разглядеть что-то важное под микроскопом учёный. От этого взгляда бросало в жар.
- Почему бы нам не выпить вместе кофе в моём кабинете? – спросил вдруг Какаши, и вопрос его прозвучал скорее как утверждение. – Это в ту сторону, Ирука-сенсей.
- Да, пожалуй, - промямлил мужчина, окончательно растерявшись, и последовал, как крыса за мелодией волшебной дудочки, в указанный коридор за Какаши. Теперь им была окончательно утеряна надежда понять, что же всё-таки происходит.
***
Несмотря на то, что солнце уже давно поднялось над кромкой леса, дом всё ещё хранил в себе краски ночи и встретил их таинственным полумраком, дышащим пылью и временем. Переступая через порог, каждый думал о своём: Кисаме вспоминал, как, находясь под прикрытием, вынужден был неделю прожить в похожем доме, таком же пустынном и печальном; Итачи мысленно вернулся в ту ночь неделю назад, когда он лежал на асфальте, хватаясь за ускользающую реальность, и вдыхал бьющий в нос запах улицы; Орочимару подумал о загородном доме своего отца, в котором он ребёнком увидел призрак.
Мизуки писал о своём доме так: «Я купил его только из-за расположения – далеко от людей, близко к лесу. Никто меня не тревожил, я был один, я мог делать, что хочу. Мне, правда, так и не удалось превратить его в уютное жилище: слишком много свободного пространства, которое мне нечем было заполнить, ведь из Кири я практически не привёз вещей. Единственными местами, которые мне действительно нравились, были подвал и моя спальня». Именно с этих помещений Орочимару и предложил начать обыск, и никто не стал возражать – хотя бы даже потому, что находиться дольше в неприветливом полумраке прихожей никому не хотелось.
В подвале им пришлось повозиться. Это было достаточно большое помещение и, как и всё в этом странном доме, слишком пустое. Пустота буквально с первой секунды бросалась в глаза, и с тех пор как заметил её, прекратить её замечать было невозможно. В одном из углов был небольшой сундучок тёмного дерева, покрытый резными гравюрами. Орочимару опустился перед ним на одно колено и откинул крышку. Внутри в идеальном порядке лежал, дожидаясь хозяина, набор убийцы: два хирургических скальпеля, резиновые перчатки, бутылочка с крепким снотворным, полицейские наручники, верёвка. Подождав, пока фотограф сделает снимок, учёный выложил найденное и, когда ящик опустел, проверил его на наличие двойного дна. В тайном отделении не обнаружилось ничего.
Потеряв интерес к ящику, Итачи блуждал по квадрату подвала, пахнущему сыростью и ещё чем-то тяжёлым, для чего имени пока не находилось, и прикасался кончиками пальцев к толстым шершавым стенам. Ему представлялось, что, сложись всё немного иначе, он вполне мог так же, как и некоторые предыдущие жертвы безумца, очнуться в этом подвале. Возможно, его руки были бы прикованы к этой трубе, ржавой и наверняка издающей жуткие звуки при соприкосновении с металлической цепью. Возможно, он сидел бы на влажном полу, ощущая, как сырость въедается в него через ненадёжную одежду, и ожидал бы прихода своего мучителя. Кисаме не говорил с ним о том, что именно было написано в признании убийцы, но Итачи тайком ото всех попросил Куренай прислать ему копию, поэтому знал: до происшествия с машиной Мизуки использовал совсем иной ритуал обращения с жертвой. Заманив привлёкшего его чем-то юношу, он вначале бил их камнем по голове, затем затаскивал в подвал и оставлял там во тьме, прикованного, приходить в себя. Камень, чёрный лабрадор, он всегда носил с собой: как память о первом убийстве и как оберег. Кроме того, он предпочитал камень сильнодействующим снотворным, электрошоку и прочим способам лишения человека сознания, потому что был слишком осторожен. Если бы он, даже со своим медицинским прошлым, заказывал лекарства слишком часто, полиция могла бы его выследить; носить с собой электрошок означало бы самолично подписаться под собственным приговором; камень же был нейтральным: ношение его в кармане могло означать тысячи вещей, никак не связанных с убийством.
Обычно Мизуки давал пойманным в сети юношам сутки, во время которых он занимал себя работой и освобождал график следующего дня, чтобы можно было задержаться. С убийством он также не спешил, как со своими последними жертвами, ведь то была вынужденная спешка: слишком велика была возможность быть увиденным или услышанным. Со своей игрой он опять же не торопился. Порой, писал он в признании, мальчики жили у него несколько дней, некоторые – больше недели, прежде чем их постигала незавидная участь. Затем под покровом ночи их тела забрасывались в багажник машины, свозились в лес, на специальное место, и там хоронились бок о бок с предшественниками.
Вспоминая обо всех леденящих душу подробностях, описанных убийцей на бумаге так спокойно и невозмутимо, словно он рассказывал не о собственной жизни, а сочинял детективную историю, Итачи бродил от одного угла подвала к другому, не находя себе места и стесняясь попросить разрешения у Кисаме покинуть раньше времени это жуткое помещение, от которого мороз продирал по коже.
Когда все найденные вещественные доказательства были должным образом задокументированы, подвал наконец-то остался за их спинами, однако впереди ожидало испытание не менее серьёзное: комната убийцы. Она находилась на втором этаже, в восточной части дома, и из широкого окна, не закрытого шторами, открывался чудесный вид на зелёную волну сочного густого леса. Стоя к нему вплотную, Итачи представлял себя на месте хозяина этого чудовищно огромного и пустого жилища. Перед глазами плыли строки из прочитанного им накануне признания: «Я любил наблюдать за рассветом. После каждой смерти. Таким образом я напоминал себе, что несмотря на то что ночью от моей руки погибло живое существо, жизнь, тем не менее, продолжалась, и по всей планете каждую минуту рождаются сотни, тысячи новых людей. Я ощущал себя частью бесконечного круга жизни, винтиком в непостижимом механизме. И тогда моё чувство вины немного притуплялось». Итачи закрыл глаза и пустил фантазию на самотёк: вот над кромкой леса, в котором всё ещё властвуют ночные тени, возникает красная линия, затем линия растёт, расширяется, пожирает серость сумерек жизнерадостным оранжевым, и в определённый момент ты понимаешь, что видишь тонкий-тонкий ломтик красного солнца. Всё это время его не было – и вдруг он, будто из ниоткуда, появился, и ты уже не помнишь, каковой была картина без него. Ломтик стремительно растёт, превращаясь вначале в полукруг, затем разрастаясь до почти идеального круга – и вот он отрывается от чёрных ветвей, устремившись в небо. Ты отмечаешь, что вчера солнце не было таким красным, как сегодня – верно, оно оплакивает кровь, пролившуюся в ночное время, когда оно не вправе приглядывать за миром людей. Тьма в твоём сердце отступает, и ты чувствуешь умиротворение – впервые за долгие недели тебе снова спокойно, и ты теперь уверен, что можешь уснуть.
За его спиной раздался голос Орочимару:
- Смотрите, альбом. Хошигаке-сан, пролистните до конца, надо проверить… Так и есть, красные, как у того мальчика. Вот мы и нашли его сокровище.
Итачи не стал оборачиваться – он знал почему-то и так, что увидит в руках у учёного. Та таинственная связь между душегубом и его преследователем, о которой не раз упоминал при нём вскользь Орочимару, с завершением дела стала и его проклятием, поэтому он знал абсолютно точно, что альбом этот – для фотографий, с клейким прозрачным слоем плёнки на каждой странице, и что владелец альбома приспособил его для хранения своих воспоминаний, только в его случае это были вовсе не фотографии, а срезанные с голов убитых пряди… А ведь это так просто и, главное, действенно: если хочется вернуться мысленно в день, когда пролилась кровь того или иного юноши, можно просто достать нужную прядь, подержать её в руках, вдохнуть её запах, провести щёточкой по щекам – и всё вернётся, всё-всё-всё… Как будто сходил в кино и пересмотрел любимый фильм, заново переживая особо зацепившие моменты.
На плечо знакомой тяжестью легла рука:
- Ты в порядке?
Итачи накрыл руку любовника своей и пробормотал, стараясь звучать спокойно:
- Да, всё нормально.
Глаз при этом он не сводил с развернувшегося из окна вида: выедающие глаза своей зеленью луга, шумящие кроны высоких деревьев, а над ними – палящий круг солнца, такой необычайно яркий на фоне голубого, едва тронутого лёгкими облаками неба. Он знал, что если обернётся, посмотрит Кисаме в глаза – тот сразу всё поймёт; может быть, даже заставит уйти. Сзади щёлкала вспышка, и тихий голос Орочимару вежливо раздавал указания. Кисаме не двигался с места, видимо, ожидая от него чего-то ещё, какого-то знака, подтверждающего истинность его слов, или, возможно, хотел сказать что-то, но не решался.
«Если бы я мог сам облечь в слова то, что чувствую! – вздохнул молодой детектив про себя. – Если бы я знал, что со мной происходит…».
Ему не было страшно – чувства его сейчас были выше страха и далеки от привычных, поэтому он не знал, как можно вписать испытываемое в какие-либо мыслимые рамки. Тьма, живущая в этом доме, затаившийся по его углам мрак, пыльный и перешёптывающийся десятками мёртвых голосов, как будто взывали к нему, приглашали укутать невидимой шалью комфорта и утешения, ослабить плотные узлы напряжения, утешить и убаюкать… Это ли испытывал Мизуки, стоя у окна так же, как он сейчас, после очередного преступления? Об этом ли думал, слизывая со скальпеля кровь, пахнущую остро железом, вытирая испачканные в бордовом руки об одежду? Что происходило в его голове в те моменты, когда он произносил про себя: «Сегодня я убил ещё одного человека»? Говорил ли он слова благодарности той тьме, с которой, по его же словам, он был рождён и чтобы насытить которую совершал все свои злодеяния? Говорил ли он ей спасибо за то, что та, полакомившись угощением, оставляла его в покое и, как тот хищный зверь, скрывалась в прохладной пещере – отсыпаться и ждать, пока кончится день и она вновь вступит в свои владения?
Если Кисаме хотел что-то сказать, сделать этого он не успел – команде понадобилась его помощь. Воспользовавшись моментом, когда все были заняты, Итачи поспешно покинул комнату. Некоторое время он бесцельно блуждал по дому, вдыхая пыль и сырость, прислушиваясь к себе и к голосам, которые, казалось, жили в каждом укромном углу. Одна мысль не давала ему покоя. В тот день, когда он впервые решил вернуться в квартал после нападения, ему привиделся человек с чудаковатой тенью. Тень выглядела так, словно у мужчины выросли вдруг рога, совсем как на той карте в колоде гадалки, и Итачи, помнится, тогда ещё не отошедший от сотрясения, решил, что тот, кто стоит, сокрытый тенями, на противоположной стороне улицы и машет ему приветственно рукой – это и есть тот самый Дьявол, на которого велась охота. Но ведь Мизуки в то время точно был в баре, это не мог быть он… Просто какой-то человек? Возможно.
- Возможно, - повторил Итачи вслух, прислушиваясь к собственным шагам, тонущим в пустом пространстве наполненного тьмой дома. – Вот только был ли там вообще кто-то?..
Врачи предупреждали его о возможных галлюцинациях, и почему-то сейчас ему стало очень важно знать, в самом ли деле он видел там человека или тень была знамением его скорой встречи с Дьяволом. Ответить на вопрос, зачем, он не смог бы, ломай он себе голову хоть целый день, поэтому оставалось только рыться в памяти, припоминать мельчайшие детали и пытаться принять окончательное решение.
Кисаме позвал его час спустя, сообщив, что с обыском они закончили. Кроме альбома, убийца хранил в своём потайном ящичке ещё некоторые личные вещи своих жертв, общее число которых, судя по количеству прядей, равнялось тринадцати, однако Орочимару считал, что в альбоме представлены не все из убитых, поэтому точное число пока оставалось неизвестным.
- Подумать только! – вздыхал сердобольный фотограф, укладывая в футляр свой аппарат. – У меня сыну шестнадцать, и чёрт меня побери, если я его теперь отпущу гулять куда-либо на всю ночь.
Им пришлось подождать возвращения второй команды – те занимались документированием фактов нахождения целого кладбища и так нервничали, что едва не поссорились по телефону с Кисаме, объясняя, чем они занимаются. Когда все вновь собрались у машин, солнце уже преодолело половину своего пути и теперь медленно клонилось в сторону запада. Пока укладывали свою мрачную поклажу, разбирались между собой, решали, куда ехать вначале, Орочимару в медицинских перчатках сидел на заднем сиденье и, хмурясь, переворачивал страницы трофейного альбома, Кисаме разговаривал по телефону на повышенных тонах с кем-то из лаборатории судмедэкспертизы, фотограф потребовал время на перекур, и вышло так, что из представителей первой команды Итачи стоял у машины один. Вторая команда суетилась и грызлась между собой, и единственными, кто оставался спокойными в этом улье, были охранник, которого приставили к заключённому, и сам заключённый. Мизуки стоял, чуть ссутулив спину, и смотрел сквозь плечи своих конвоиров прямо на Итачи – но тот, погружённый в размышления, был далёк мыслями от реальности, поэтому ничего не чувствовал. Ему всё не давала покоя та рогатая тень, ползущая через дорогу к нему и приплясывающая в свете ночных ламп никогда не дремлющего квартала. Если это было всего лишь видением, можно ли тогда считать это предупреждением, своего рода знаком от высших сил? А если ему не привиделось, человек и тень были настоящими, то… То что это означало? И почему ему подумалось о том моменте только сейчас, когда все главные события уже произошли?
Вернувшийся Кисаме с хмурым видом приобнял его за плечи и приказал садиться в машину, а коллеге-детективу пробормотал, что они едут в лабораторию. Убийца к тому времени уже покорно тупился на свои ботинки, и никто не заметил алчного блеска, что горел в глубине его глаз в те минуты, что он смотрел на Учиху Итачи.
***
Он поступил, конечно же, подло, он понимал это прекрасно. Сбежал, пока Гаара, полночи готовивший его к зачёту, задержался в аудитории, отвечая на вопросы преподавателя, сделал вид, что не услышал оклика Сакуры за своей спиной, а сев в такси, отключил телефон. То, что он задумал, было чистейшим безумием – об этом свидетельствовало бьющееся с невозможной скоростью в груди сердце, и, тем не менее, он без колебания назвал таксисту место своего назначения.
Двадцать минут спустя он уже замер у ворот полицейской академии Конохи, твёрдо зная: у него не хватит духу сделать ещё хотя бы шаг. Ворота были чёрными и массивными, кое-где их оплетало вьющееся растение с невзрачными белыми цветами – зелёные спирали почти доставали до таблички с надписью официального названия учебного заведения. В просторном внутреннем дворе было расставлено несколько лавочек, на которых сейчас сидели парочками студенты в форме: девчонки в юбках по колено и строгих рубашках, парни в тёмно-синих пиджаках нараспашку. Похоже, у будущих полицейских тоже начался период экзаменов и зачётов, потому что все, забыв о том, что весна – время для любви, уткнулись носами в учебники, и никто даже не переговаривался друг с другом – все были слишком заняты зубрёжкой.
Взгляд Наруто скользнул по ровным рядам окон трёхэтажного здания. За каким-то из них, в маленьком кабинете или, может быть, в просторной аудитории, сидит сейчас Саске. Повторяет теоретический материал или, наоборот, отвечает перед всей группой, гордо выпрямив спину и расправив плечи.
Пальцы сами нащупали в заднем кармане джинсов телефон – тот самый, который, можно сказать, и свёл их вместе. Наруто сжал телефон крепче в руке, нажал на кнопку включения – экранчик загорелся сначала белым, потом показал логотип Nokia и запиликал характерную мелодию компании. Моментально начали приходить уведомления, что ему звонил Гаара, целых восемь раз, и он удалил их, надеясь, что чувство стыда за гнусный побег хотя бы немного уменьшится, однако это не помогло.
Солнце начинало ощутимо жарить макушку. Его часы показывали почти что два часа – самое жаркое время дня, а он, чёрт возьми, разоделся для этого зачёта, как на работу, даже галстук нацепил. Когда рука его ослабляла проклятую удавку на шее, некстати вспомнилось, как Саске однажды помогал ему завязывать галстук – не этот, а другой, но тоже синий, и при этом всё смущался. Тогда Наруто ещё не совсем осознавал, что могут означать эти его бесконечные отводы глаз, его неизвестно откуда взявшаяся рассеянность, заброшенные посередине мысли фразы… А если бы он понял раньше, неужели всё могло бы пойти по-другому? Неужели – ужалило болью в сердце – их мог ожидать другой путь, менее ухабистый?
Саске верит в судьбу, в её безграничную мудрость и великий замысел для каждого человеческого существа. Что же тогда могли означать эти испытания для них обоих? Может, интуиция неправа и нужно просто совершить этот шаг, ступить на чужую территорию, набрать номер, а когда на звонок ответят, сказать нечто вроде: «А теперь спускайся ты, я хочу с тобой поговорить»? Солнце светило слишком ярко, и он не выспался, оттого в затылке плыло какое-то странное ощущение, а все мысли словно превратились в желе. Он действительно не знал, что скажет Саске. Он просто хотел его видеть. Вот так, просто, обнять, шепнуть на ухо слова успокоения, погладить по голове, зацеловать лицо и надеяться от всей души, что это ляжет лекарством на неспокойные сердца их обоих.
***
Он даже отпросился с важного занятия, на котором должны были разъяснять тонкости предстоящего в июне экзамена. Это было глупо, и, шагая по пустующему во время пар коридору полицейской академии, Саске не уставал повторять про себя, что он – неуравновешенный идиот, который только и может, что устраивать истерики посреди рабочего процесса. Легче, конечно же, от этого не становилось.
Всё дело в той галлюцинации, или что это было там, у ворот?.. Он выглянул в окно совершенно случайно – учитель попросил его объяснить Нагоми принцип решения задачи, и он подсел к ней всего на пару минут, чтобы, не мешая группе, нашептать девушке разъяснения. В определённый момент страдающая близорукостью Нагоми склонилась к парте и прищурилась, чтобы рассмотреть повнимательнее схему из учебника, а взгляд Саске автоматически прошёл мимо освободившегося места в пространстве и прямиком на улицу, где сегодня было до жути душно.
У ворот стоял Наруто. В белой рубашке с коротким рукавом, при галстуке и в светлых джинсах – просто стоял, будто ему там самое место, и смотрел на окна академии, смотрел на него. Саске дёрнулся, будто от крепкой пощёчины, отвернулся так резко, что по лицу хлыстнули длинные пряди, и зажмурился. Заметившая это Нагоми протянула извиняющимся тоном, что она его, верно, уже достала, и пообещала разобраться с задачей сама. Саске пришлось вернуться за свою парту, однако мыслями он был уже далеко от учёбы: в учебник он смотрел только для того, чтобы побороть соблазн попытаться разглядеть со своего места главный двор академии – а вдруг это не сознание играет с ним шутки и Наруто в самом деле стоит там? Вдруг ждёт, чтобы он вышел, чтобы… На этом мысли Саске оборвались, упав в пропасть незнания. Он и в самом деле не имел ни малейшего понятия, что тот, кто сам отказался вчера от разговора, надумал обсудить с ним сегодня. Кроме того, убеждал себя парень, Наруто – не дурак: если бы передумал и всё-таки захотел поговорить, то позвонил бы и назначил встречу. Однако это оставляло в корзине вариантов только один, неутешительный: всё – происки его воображения. Не было никакого Наруто. Белой рубашки с коротким рукавом, и галстука, и джинсов, и светлых волос, уложенных, как всегда, кое-как, а всё равно красиво; не было и блуждающего, ищущего взгляда, обшаривающего ряды одинаковых окон в поисках чего-то… в поисках его.
Нет, он должен был знать правду. Притворившись больным, Саске поспешно собрал свои вещи, но вместо обещанного похода в медпункт направил свои стопы прямиком к выходу из здания. Он не имел ни малейшего понятия, что скажет Наруто, когда посмотрит ему в глаза. Может быть, ничего. У него просто отнимет речь – и всё. Да, наверное, так. Если ему ничего не привиделось, конечно.
Парадная дверь имела тяжёлую металлическую ручку, приятно холодящую кожу внутренней стороны ладони в столь удушливый день. Саске так и замер, сжав её и боясь толкнуть дверь. Только теперь до него вдруг дошло, что до этого самого момента он подсознательно надеялся на разыгравшееся воображение и не верил, что ему предстоит настоящая встреча с настоящим Наруто. И действительно, каковы шансы, что в это время дня его чёрт-знает-кто-такой – то ли возлюбленный, то ли временная страсть – окажется именно в этой части города, возле этого учебного заведения? Да ровным счётом никаких. Наверняка Наруто занят сейчас в своём университете, сдаёт зачёт или сидит на паре. Так Саске сказал про себя и уже почти готов был надавить на эту чёртову ручку, но тело не слушалось.
Потому что это был Наруто. Каким-то непостижимым образом, но случилось так, что прямо сейчас его мучитель, его тайная зазноба, ждал его в каких-то нескольких десятках метров, и разделяла их взгляды всего лишь эта дверь…
***
Погружённый в размышления, он не услышал, как за спиной притормозила машина, и поэтому для него стало полной неожиданностью, когда на плечо легла чья-то рука. Вздрогнув так, что дрожь отдалась даже в шее, Наруто обернулся, чтобы встретиться взглядом с Гаарой.
- Быстро, - приказал, едва размыкая губы, юноша и грубо толкнул его в сторону такси, пассажирская дверь которого была всё ещё открыта.
Сопротивляться Наруто не стал. В машине, пока длилось путешествие, он не издал ни звука, позволяя телу остывать после продолжительного стояния под палящим солнцем. Гаара сидел рядом совершенно неподвижно, и лицо его было похоже на непроницаемую маску.
Молча они доехали до дома Гаары, пустующего в это время дня, молча зашли внутрь, оставили обувь в прихожей, поднялись наверх, и лишь только дверь спальни закрылась за их спинами, оба почувствовали, что можно говорить.
- Я не хочу даже знать, что на тебя нашло, Узумаки. – Гаара произносил каждое слово так, словно оно было пропитано ядом. Не сводя взгляда с блондина, он расстёгивал одну за другой пуговицы на своей светло-серой рубашке. – Я даже не хочу этого знать.
- Гаара, я… - начал было Наруто в своё оправдание, однако дальнейшие слова объяснений застряли у него в горле, когда друг внезапно подступил к нему и, серьёзный как никогда, толкнул в грудь.
Он автоматически подставил руки, готовясь к удару, однако посередине полёта его встретила кровать – не мягкая, Гаара не любил спать на мягких поверхностях, но всё-таки не пол. Гаара, всё ещё не сводя с него тяжёлого взгляда, уже снял рубашку и теперь зачем-то скручивал её на манер повязки. Наруто стало не по себе, и он заёрзал на гладкой поверхности покрывала, отодвигаясь назад, подальше.
- Что ты делаешь?
Гаара только плотнее стиснул зубы, отчего на лице его заиграли желваки, затем совершил какое-то молниеносное движение – и миг спустя Наруто ощутил повторный удар в грудь. Падая спиной на кровать, он успел подумать только об одном: кажется, он знал, что всё это означало. Гаара уже сидел на нём, крепко сжимая бёдрами бока. Наруто попытался перехватить его руки с зажатой в них рубашкой, но тот оказался проворнее – или, может быть, сопротивляться на самом деле не сильно и хотелось. В любом случае, на глазах его вскоре оказалась импровизированная повязка, и теперь Наруто лежал на спине с закинутыми назад руками, которые удерживали крепкой хваткой, а чужие пальцы проворно расстёгивали пуговицы на его рубашке.
- Гаара… - шепнул он хриплым голосом, понимая, что начинает не на шутку нервничать.
Теперь он знал уже совершенно точно, что было у друга на уме.
- Заткнись, - раздался над ним злобный рык. – Просто думай о своём треклятом Учихе.
Его руки отпустили, но Наруто даже не пришло в голову сопротивляться, когда на обе его щеки легли тёплые ладони, а в губы впились грубым поцелуем. Перед внутренним взором действительно всплыл образ Саске – тот целовал его точно так же требовательно, словно его совершенно не заботило наслаждение партнёра. Угадал или ощутил это подсознательно Гаара, Наруто не знал, но трюк его, похоже, начинал работать.
И в тот же миг, когда он это понял, всё внутри него задрожало – так, что дрожь отдалась даже на кончике языка. Сознание, уже почти готовое сдаться на милость ожидающего наслаждения, встрепенулось – он резко вскочил, будто что-то укололо его в спину, и в эту долю секунды в голове промелькнула мысль: дежа-вю. Несколько лет назад, когда они ещё были подростками и Гаара, впервые попробовавший наркотики… Только тогда было темно – настолько, что нельзя было разглядеть собственной вытянутой руки.
Пришлось побороть в себе нарастающую волну стыда. Стыдно было не только за прошлое, сколько – чушь какая-то! – перед Саске… Разозлившись на самого себя, Наруто стянул одним резким движением повязку и, встретившись всего на миг с лихорадочно блестящими глазами, опустил резко голову, зная, что не сможет его вынести.
- Гаара, - позвал он выцветшим тоном и уперся раскрытыми ладонями в грудь друга, отстраняя. – Пожалуйста, не… не надо… Это не то…
Он чувствовал, как под горячей гладкой кожей бьётся сердце. Слышал, как шумно выходит воздух из чужих лёгких. Ощущал на своей макушке невыносимый тяжёлый взгляд. А вокруг них сгустилась глубокая, плотоядная тишина, словно весь мир замер в ожидании развязки: остановились на трассе машины за окном, сверкающий жёлтым светофор всё никак не переключался на красный, и даже там, в небе, ветер попридержал своё бодрящее прохладой дыхание, а белые, совсем уже летние облака остановились, заглядывая через окна в комнату – чем же всё кончится?
Гаара издал протяжный стон, и по позвоночнику пробежались расчёской из острых иголок от того, сколько скрытой боли и отчаяния скрывалось за этим звуком. Окончательно растерявшись, Наруто доверился собственным инстинктам – он вновь опустился на кровать, привлекая друга за собой, и положил его голову себе на грудь. В солнечное сплетение уткнулся влажный лоб, и ему снова подумалось про дежа-вю: в тот раз Гаара сделал точно так же, только тогда он безостановочно умолял о прощении, борясь со сдавливающими горло рыданиями, и просил небеса, чтобы чёткое сознание поскорее вернулось к нему. Не задумываясь над тем, что делает, Наруто положил руки на худые плечи, нежно погладил, успокаивая.
- Я не могу видеть тебя таким, - обжёг дыханием по оголённой груди мрачный шёпот. – Я не знаю, что делать, Наруто. Я пытаюсь, честно, я очень стараюсь…
- Я знаю.
- Не знаешь, - огрызнулся Гаара. – Не знаешь. Ничего ты не знаешь, Узумаки…
Вместо ответа Наруто испустил короткий вздох, вплёл пальцы в короткие алые пряди на затылке друга, влажные от жары, и прижал его голову сильнее к себе. Это не принесло ему ожидаемого успокоения – только с новой силой подкатила к сердцу горечь.
Замерев вот так, ощущая через кожу, как на виске у Гаары пульсирует жилка, чувствуя каждой клеточкой своего тела его короткое сбивчивое дыхание, словно он пытался подавить рвущуюся изнутри истерику, Наруто смотрел в потолок, и в голове назойливо крутился каруселью один-единственный вопрос: «Как мы дошли до этого?». Всего за каких-то несколько недель жизнь их будто вывернулась наизнанку и превратилась в совершенно неузнаваемую реальность, чужую и неуютную – будто кто-то специально, как бусины на нить судьбы, нанизывал одно за другим события, ставя их перед новыми испытаниями, вынуждая встречаться лицом к лицу с внутренними страхами и бесконечно, беспрестанно сражаться. Словно они не были простыми людьми, а какими-то супергероями – самураями или, может, шиноби. Полем боя их был невидимый мир, в котором все так или иначе связаны друг с другом эмоционально: дружбой, любовью, привязанностью. Кто-то, подобно искусному кукловоду, совершил нужное движение пальцами – и вот между ними с Саске зародилось невероятно прекрасное и столь же сложное чувство. Ловкое движение рук – и от прочного каната осталась всего одна-единственная ниточка, от которой так больно, что боль эту чувствуют все его близкие люди.
Что это за мир, где всё наперекосяк? Где каждый день нужно быть сильным, чтобы стихия не пожрала тебя, где приходится принимать слишком тяжёлые решения и потом стоять в стороне и смотреть, как корчатся в агонии твои отчаявшиеся друзья. Разве на это должна быть похожа любовь? Разве этого он просил, когда мечтал о появлении второй половинки в своей жизни? Разве?..
«Как, как мы дошли до этого?» - крутилось в голове вновь и вновь, и никто не шевелился, слушая ставшую вдруг вязкой тишину. Наруто скосил взгляд, глядя на красноволосую макушку лучшего, самого дорогого на свете друга, готового ради него на невероятные жертвы, и казалось, он прекрасно знает, о чём думает сейчас Гаара. Его преследует тот же вопрос.
***
Саске так и не решил, что он чувствует: облегчение или разочарование. Он стоял в тени щитка у главного входа, прислонившись к холодному бетону, и не мог заставить себя открыть глаза. Видеть главный вход, возле которого его никто не ожидал, было почему-то больно – вот он и не смотрел. До конца пары оставалось ещё семь минут, и эти семь минут он должен был потратить на то, чтобы привести себя в порядок и вернуться к группе – ведь сегодня их всех ожидала сдача первого зачёта.
Мобильный телефон был крепко сжат в его правой руке. В определённый момент Саске даже дошёл до того, что отыскал номер Наруто в телефонной книжке и почти нажал на кнопку вызова. Его не вовремя окликнула знакомая старшекурсница, и измученное метаниями сознание уцепилось за этот случай как за доказательство неправильности своих действий. Нет, звонить было глупой затеей. Что нового смог бы он сказать Наруто? Прав был Гаара, прав был и Итачи, как ни стыдно было это признавать. Что-то в его душе, в глубинах подсознания, упорно противилось всему, что предлагала его влюблённость, и требовала, чтобы он придерживался привычного сценария. Как сломить сопротивление внутри себя, Саске не знал, и от этого было так обидно, так невероятно обидно за себя и за Наруто, который, верно, его сейчас презирает!..
Прозвенел звонок, и в коридорах зашумели голоса. Саске оторвался от стенки, своей прохладой помогшей ему хотя бы как-то охладить голову, и поплёлся к главному входу – обратно к учёбе. Она была его единственным средством от самобичевания, от которого иначе не было спасения.
***
Коллектив был достаточно приветливым, и к моменту окончания рабочего дня его пригласили вместе выпить сразу три весёлые компании. Шикамару пообещал отметить свой приход со всеми, но не сегодня, туманно объяснив что-то про важные дела. Когда же офис, в котором он работал, опустел, новый работник бесшумно поднялся, собрал свои вещи и поспешил к лифту.
Все свои сбережения Нара Шикамару потратил на покупку двух новых костюмов, и если бы друзья встретили его сейчас в одной из этих ослепительных обновок, то жутко бы удивились. Удивилась, безусловно, и Темари, когда столкнулась с ним нынешним утром у двери офиса брата. С тех пор он старался на глаза ей не попадаться, потому что встреча произошла слишком рано – не по плану.
«Любовь – не статистика», - вздохнул про себя Шикамару, вспоминая когда-то произнесённые слова Наруто. Теперь ему начинало казаться, что друг был прав. Незапланированное столкновение бросало тень на его оптимистично высокое число вероятности, которое он высчитал, прорабатывая план возвращения доверия возлюбленной. Эффект неожиданности был утерян: теперь Сабаку Канкуро не сможет в повседневной беседе с сестрой как бы невзначай упомянуть отлично зарекомендовавшего себя нового работника, который не только прекрасно справляется со своими обязанностями, но ещё и подал несколько действительно интересных идей, могущих ощутимо улучшить качество продукции компании. Услышав его имя в таком неожиданном контексте, Темари уже не заинтересуется и не спустится в офис двумя этажами ниже, где работают тестировщики, и не будет исподтишка наблюдать за ним некоторое время, прежде чем приблизиться. Учитывая все эти провалившиеся варианты, вероятность их с Темари скорого перемирия падала до… Шикамару поморщился: ему не понравилась получившаяся цифра.
Семнадцатый этаж, на котором находились главные офисы, тоже значительно опустел по сравнению с утренним оживлением. Шикамару без труда нашёл кабинет Абураме Шино, парня, с которым разговорился сегодня в кафе на первом этаже здания. Шино, как оказалось, приметил его ещё на прошлой неделе во время интервью, а теперь, когда узнал от Канкуро об их с Темари прежней связи, предложил свою помощь, объяснив своё великодушие так: «Помогать влюблённым сердцам – благородное дело». Почему-то Шикамару сразу поверил этому странному парню, который, будучи одного с ним возраста, каким-то образом занимал очень престижную должность в компании и слыл хорошим другом вице-президента.
Он постучал и, услышав разрешение войти, осторожно приоткрыл дверь. По просторной, погружённой в плотный полумрак комнате плыли манящие ароматы кофе, корицы и ещё чего-то сладкого. Шино стоял у одного из подсвеченных специальными лампами стендов, к которому были прикреплены длинными тонкими иглами переливчатые бабочки. В руках – маленькая кофейная чашка.
- Я тебя ждал, - поприветствовал его новый знакомый своим ровным безэмоциональным тоном и указал свободной рукой на небольшой диван для гостей, приглашая сесть. – Хочешь кофе?
- Нет, я… - Шикамару всё-таки опустился на предложенное место, но тут же рывком вскочил, ни с того ни с сего начав нервничать. – Ты сказал, что можешь помочь.
Его загадочный сообщник, который даже в такой темени почему-то не снимал своих круглых очков с затемнёнными стёклами, кивнул:
- Темари уже ушла. У меня есть ключ от её офиса.
- Серьёзно? – криво улыбнулся парень, стараясь не обращать внимания на то, что от этой новости внутри у него всё напряглось в предвкушении. – Откуда?
Шино передёрнул плечами:
- Канкуро дал. Для крайних случаев. Так что, идём?
Помедлив с ответом секунду, Шикамару согласился. Хоть он и встретил этого человека только сегодня и, в сущности, ничего о нём не знал – что-то в нём подсказывало, что ему можно доверять. Он полез рукой в рюкзак и нашёл там нужный предмет, погладил его поверхность большим пальцем. Это немного успокоило его.
***
Микото стояла на пороге спальни сыновей, абсолютно растерявшись. Её сложенные ладони с зажатым в них полотенцем были прижаты к груди, губы были приоткрыты в удивлённом «о», а глаза с тревогой следили за передвижением старшего из сыновей по комнате. Итачи, словно не замечая, деловито складывал в чемодан свои рубашки, брюки, галстуки, обувь, книги, в отдельной сумке уже лежал ноутбук, а съёмный жёсткий диск гудел, переписывая с общего компьютера братьев информацию.
Из кухни раздался задорный звон – это старые друзья, Фугаку и Кисаме, чокнулись бокалами пенистого пива. Саске задерживался в университете, поэтому единственный ещё не был в курсе последних новостей: Итачи переезжал в отдельную квартиру.
- И что ты обо всём этом думаешь? – Кисаме повёл бровью в сторону комнаты за своей спиной.
Старший Учиха передёрнул плечами и отпил вкусного напитка из своего бокала:
- Я начал жить вместе с Микото, когда нам обоим только стукнуло семнадцать, и никто нам не помогал – сами со всеми этими бытовыми мелочами разбирались. Обито тоже где-то во столько же ушёл от родных, снимал с другом квартиру на двоих. Так что я его понимаю. Вопрос в другом. – Фугаку улыбнулся с зажатой в зубах сигаретой и поднёс к её краю зажигалку. – Как ты-то к этому относишься? Я, честно говоря, думал, он захочет жить с тобой.
- Да я тоже, - хмыкнул детектив, умело скрыв смущение. – Но это же Итачи! Ему подавай независимость, свободу. Я предлагал, но он упёрся рогом – и хоть ты тресни. Упрямый – сил моих нет.
- Ты это мне рассказываешь, парень? – Учиха иронично приподнял брови, и оба, не выдержав, расхохотались.
Услышавшая это хозяйка дома обернулась на них и прикрикнула:
- А вы бы что-то сделали, мужики! Почему я всем тут мозги должна обратно вправлять?
Двое мужчин, похожих сейчас на беззаботных школьников, переглянулись между собой – и разразились новой волной хохота. Микото на это только сжала плотно губы, но бранить их не стала – верно, сердце женщины согрела давно не виденная ею картина. Из комнаты выглянул удивлённый Итачи, улыбнулся неловко и тут же нырнул обратно – продолжать сборы.
Микото зашла следом, прикрыла за собой дверь и оперлась на неё спиной.
- Сына, - позвала она со вздохом. – Послезавтра встреча в доме у дедушки Изуны, ты не забыл?
- Не-ет, - протянул Итачи отвлечённо, занятый разбором своей коллекции журналов, оставшихся ещё со школьных лет.
- И ты придёшь? Там будут все. Шисуи тоже. – Помедлив немного, Микото всё же добавила: - И его невеста, у них свадьба в середине июня.
- Я знаю, - всё так же беззаботно ответил парень. – Он мне говорил, что женится. Если ты волнуешься обо мне, то я приду с Кисаме-саном, всё равно уже все знают.
Микото бросила взгляд-молнию в сторону кухни, где, судя по звукам, снова произошло что-то смешное:
- А он согласился?..
- Я не спрашивал ещё. – Итачи вернул пачку старых журналов на шкаф, пробормотав: - Саске оставлю, может, интересно будет…
- Но…
- Мама. – Он наконец-то развернулся к ней и, твёрдо и пристально глядя в глаза, объявил: - Я уже всё решил. Давай не будем об этом.
Материнское сердце, так и не успевшее привыкнуть к тому, что оба сына уже давно выросли, предательски задрожало, но Микото удалось удержать свою боль в груди. Она испустила тяжкий вздох и развернулась к двери – не могла больше видеть, как сыновняя комната постепенно пустеет.
- Ты ведь понимаешь, что будет скандал, Итачи…
- А может, - отозвался он, упрямо скрестив руки на груди, - наше семейство заслуживает небольшого скандала, как ты думаешь, мама?
Но Микото не посчитала нужным отвечать – она молча вышла из комнаты, и минутой позже в кухне загремела посуда. Заставив себя не думать о её последнем взгляде, полном непонимания, Итачи вернулся к сборам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@музыка: Fleur - Зов маяка (Наруто)
среда, 22 июня 2011
17:36
Доступ к записи ограничен
fanfiction & original
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 19 июня 2011
18:30
Доступ к записи ограничен
fanfiction & original
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
fanfiction & original
Название аркана «Солнце» говорит само за себя. Каким бы дождливым и мрачным ни было небо над головами наших героев, вползая своей унылой серостью в их души, рано или поздно солнце всё равно показывается из-за туч, освещает своим живительным светом их лица, зажигает на них улыбки, и в головах их крутится всего одна мысль: «Всё будет хорошо, всё наконец-то будет хорошо»…
Ниже, по устоявшейся традиции, вас ждёт трейлер последней недели. Тем, кто не любит спойлеры, желательно не заглядывать.
Трейлер. Осторожно, спойлеры!
- Я не уволю его, - бросил Канкуро злобно, догадавшись, к чему весь этот бойкот. – Не имею права, не за что. Если бы ты раньше потрудилась рассказать мне обо всём, я бы распорядился, чтобы его на интервью завалили, хотя это и подсудное дело, но…
- Просто сделай так, чтобы на нашем этаже его не было, - внезапно подала голос Темари.
***
Лицо Какаши всё ещё оставалось непроницаемой маской, под молчаливой инспекцией взгляда которой Ирука растерял конец предложения и забыл, о чём вообще хотел поговорить. На протяжении тех девяти дней, что прошли с момента их последнего разговора, Какаши ни на один миг не покидал головы психолога – словно какое-нибудь настойчивое привидение, его образ продолжал являться ему вновь и вновь, требуя внимания, требуя разрешения ситуации.
***
Тьма, живущая в этом доме, затаившийся по его углам мрак, пыльный и перешёптывающийся десятками мёртвых голосов, как будто взывали к нему, приглашали укутать невидимой шалью комфорта и утешения, ослабить плотные узлы напряжения, утешить и убаюкать… Это ли испытывал Мизуки, стоя у окна так же, как он сейчас, после очередного преступления? Об этом ли думал, слизывая со скальпеля кровь, пахнущую остро железом, вытирая испачканные в бордовом руки об одежду? Что происходило в его голове в те моменты, когда он произносил про себя: «Сегодня я убил ещё одного человека»?
***
У ворот стоял Наруто. В белой рубашке с коротким рукавом, при галстуке и в светлых джинсах – просто стоял, будто ему там самое место, и смотрел на окна академии, смотрел на него. Саске дёрнулся, будто от крепкой пощёчины, отвернулся так резко, что по лицу хлыстнули длинные пряди, и зажмурился.
***
- Гаара… - шепнул он хриплым голосом, понимая, что начинает не на шутку нервничать.
Теперь он знал уже совершенно точно, что было у друга на уме.
- Заткнись, - раздался над ним злобный рык. – Просто думай о своём треклятом Учихе.
Его руки отпустили, но Наруто даже не пришло в голову сопротивляться, когда на обе его щеки легли тёплые ладони, а в губы впились грубым поцелуем.
***
Фугаку улыбнулся с зажатой в зубах сигаретой и поднёс к её краю зажигалку:
- Как ты-то к этому относишься? Я, честно говоря, думал, он захочет жить с тобой.
- Да я тоже, - хмыкнул детектив, умело скрыв смущение. – Но это же Итачи! Ему подавай независимость, свободу. Я предлагал, но он упёрся рогом – и хоть ты тресни. Упрямый – сил моих нет.
- Ты это мне рассказываешь, парень? – Учиха иронично приподнял брови, и оба, не выдержав, расхохотались.
***
Признаться в этом тяжело было даже самому себе, но каждый раз, фантазируя о Наруто, он чувствовал себя донельзя грязным, испорченным, ненормальным, и недавние попытки влиться в гей-субкультуру только усилили его ужас перед собственной природой. Вспоминая о том, что в прошлый четверг они с Наруто почти пересекли черту, почти дошли до этого, он одновременно мучился сладострастными мечтами о продолжении прерванного и сильнейшим чувством вины. Это было невыносимо.
***
- Из-за тебя. Из-за тебя всё, Итачи. – Он оставил без внимания промелькнувшее на бледном лице искренне изумление – было не до того. – Всё ты со своими штучками. Ходишь по лезвию бритвы, как ни в чём не бывало, и плевать ты хотел на всех, кто тебя любит.
- Я не понимаю, - произнёс Итачи тяжёлым ничего не выражающим тоном, моментально надев на лицо каменную маску, но Кисаме слишком долго знал его, чтобы не обманываться: этот тон, это показное безразличие были всего лишь его средством ведения непростых бесед.
- Всё ты понимаешь, - огрызнулся он почти что разочарованно.
***
- Погодите, - Орочимару приложил ладонь ко лбу, пытаясь стереть ощущение, что внутри его головы всё кипит, - вы предлагаете мне всё вот так запросто бросить и?.. У меня же своя исследовательская лаборатория! Я почётный представитель Международной ассоциации искусственного интеллекта, мои экспертные системы… На кого я всё это оставлю?
- Ой, да прекрати, - протянул мистер Ресслер добродушно. – Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что ты не упустишь шанса поучаствовать в ловле Писателя. Но для приличия, так и быть, даю тебе пару дней на ответ. Напиши, что согласен, мне по почте, хорошо? Всё, жду!
Звонок прервался.
***
Дверь отворилась совершенно бесшумно, оттого его присутствия никто не заметил. Первым, что бросилось в глаза, стала спина Итачи – узкая и изящно выгнутая. Фигурой он явно пошёл в маму, в молодости такую же невероятно красивую и утончённую – это наблюдение успело пронестись в мыслях Саске, прежде чем он осознал, что Итачи был на кровати не один.
***
Тсунаде стояла у двери уже так долго, что потеряла чувство времени, неотрывно глядя на дверной звонок.
- Ну, давай, - подгоняла она себя злым шёпотом. – Жми на него, дура. Жми, трусиха. Жми, ссыкуха, девчонка, дура. Жми давай, ну?..
***
- Добрый день, - поздоровался гость.
- Вечер, господин полицейский, - поправил его Гаара, после чего, всё ещё глядя пристально и цепко, склонил голову чуть набок – и у Канкуро перехватило дыхание: точь-в-точь так он выглядел перед тем, как наброситься всей своей звериной сущностью на Рока Ли восемь лет назад. – И чем же, позвольте спросить, обязан?
Учиха Итачи пустил косой взгляд в сторону Канкуро, и Гаара со вздохом указал на лестницу:
- Пройдёмте ко мне в комнату.
***
Положив трубку, она первым делом поднялась и изо всей силы врезала по деревянной дверце шкафчика для одежды. Боль моментально отдалась в кулаке, костяшки пальцев, защищённые тренировочными бинтами, кровить не начали, зато онемели, но меньше всего Сакуру сейчас волновало собственное здоровье. В голове творился полнейший хаос.
***
Такэо с досадой раздавил недокуренную сигарету и сплюнул на пол, как какой-нибудь ковбой в баре из вестерна, а Кисаме тем временем пытался прочесть диагноз онколога.
- «Бронхогенная карцинома», - озвучил он и покосился вопросительно на учёного.
- Рак, рак, это рак лёгкого, Хошигаке-сан, - нетерпеливо пояснил тот, не прекращая свои хаотичные блуждания по комнате.
***
Он всё так же стоял у двери, неподвижно, будто кто-то прибил гвоздями его ноги к полу, и боялся сделать хотя бы шаг навстречу этой парочке. Ли – точно, так его звали – придвинулся к красноволосому юноше и шепнул ему что-то на ухо, тот кивнул и снова перевёл свой магнетический взгляд на Кибу:
- Ладно, не хочешь подходить – мы тебя трахнем прямо там, у двери.
Запуганный паренёк дёрнулся, как будто к нему приложили лягушку, и моментально преодолел на деревянных ногах совсем небольшое расстояние до кровати. Двое переглянулись, и Гаара одобрительно протянул:
- Хороший мальчик.
***
Саске почувствовал, как пальцы на его ногах судорожно поджались, когда он посмотрел в лицо брату. Тот, явившись прямиком с телеконференции, всё ещё был загримирован и, возможно, поэтому казался настолько бледным, а глаза его – глубокими, как два чёрных колодца.
- В этой стране нам вряд ли когда-либо разрешат узаконить наши отношения, - произнёс он таким тоном, словно зачитывал вслух список покупок, - так что свадьбы не будет. Но я хочу, чтобы все знали: мы с Кисаме-саном действительно встречаемся. Здравствуйте, дедушка Изуна.
Учиха Изуна, не ожидавший, что к нему обратятся, кивнул с опозданием и молча указал на свободные стулья за столом.
***
Но самым испуганным, пожалуй, выглядел Дейдара. Он смотрел на результат разрушительного взрыва широко открытыми глазами, в которых плескалась огромная и мощная эмоция, имя которой дать Саске не мог, но если бы рядом оказался Учиха Итачи, он непременно узнал бы этот взгляд: точно так же выглядел Дейдара в ту ночь, когда они вдвоём, подобно маленьким мышкам, застыли под стойкой, боясь дышать, и с леденящим душу ужасом прислушивались к раздающимся по залу шагам.
Молчание сковало всех вокруг до тех самых пор, пока жуткую картину не прекратили показывать и ведущая не принялась тараторить, с жадностью хватая воздух, новые подробности.
Саске вновь поднялся и с отсутствующим видом объявил:
- Мне надо домой.
***
Он вырвал руку и попытался улыбнуться, но мышцы лица отказались подчиняться, и оставалось только смотреть в ответ – с напряжённым волнением и отчаянной тревогой.
- Знаешь, - произнёс Какаши тихо, глядя на него снизу вверх, - я всегда буду тебя любить. Я понял это только что. Не так, как Ируку, не так, как ты любишь Рин. Но любить всё равно буду, и делай со мной, что хочешь – не перестану.
***
- И когда же это кончится? – Кисаме повернулся к нему с грустной улыбкой на лице, от которой он вдруг стал выглядеть стариком, разбитым и потерянным.
Итачи посмотрел на него твёрдо:
- Никогда, Кисаме-сан. Разве вы ещё не поняли?
***
- Извините, - смутился юноша, понурившись. – Но… Но ведь у него нет достаточно денег, чтобы нанять хорошего адвоката, поэтому…
Тут уже вмешался Кисаме.
- Даже государственный адвокат имеет неплохой шанс выиграть это дело, - произнёс он, сжав плечо любовника. – Мы не имеем права укрывать эти материалы от следствия, так что остаётся только надеяться, что защитник ему попадётся из новичков.
***
- Только одного вот не могу понять, и никогда не мог… Почему все эти мальчики, такие красивые, такие светлые… Почему они при этом ещё и такие несчастные? Вы мне можете объяснить?
- Что? – переспросил учёный слабо.
- В их глазах… - не услышав, продолжил Мизуки, глядя прямо перед собой, словно введённый в транс человек. – В них не было ни капли счастья. Я не понимал: почему? Почему, если они имеют такой восхитительный, живительный свет внутри… Как можно?.. И если даже они, они несчастны, то какой шанс в этой жизни имею я?
***
Он достал из холодильника для напитков бутылку с холодным пивом и, открыв её, изобразил чокающийся жест с монитором, на экране которого до сих пор была выведена страница блога Учихи Саске.
- За тебя, придурок, - произнёс он с улыбкой. – Додумывай уже скорее и приходи, я буду ждать.
***
- Послушай, - не дав парню даже поздороваться, начал внезапный гость, и в этот момент Ли со всей отчётливостью понял, что его возлюбленный пьян.
Гаара, в обычном состоянии сразу заметивший бы его недовольство по выражению лица, не обратил внимания на его реакцию и сделал шаг внутрь. Ли послушно отступил, позволил ему стянуть с себя ботинки, хотя это и занято добрых три минуты, пройти в комнату. Он замер на пороге, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди, и стал ждать, что же последует за этим загадочным «послушай».
***
В тот миг, когда рефери остановил битву и поднял руку Джуго с кровоточащими костяшками пальцев вверх, объявляя его победителем, тот устремил свой лучистый взгляд прямо на него – и Саске показалось, что окружающая его толпа, со своими жуткими запахами, и воплями, и теснотой, куда-то разом провалилась, и в мире остались только они двое. Оторваться от этих живых и, без сомнения, счастливых глаз было невозможно, и восхищённый Саске пробормотал про себя, не отдавая себе отчёт в собственных мыслях: «Он свободен… Он свободен…».
***
Девушка сжала кулаки на его рубашке плотнее, безбожно сминая ткань, затем встряхнула его так, как мог бы это сделать какой-нибудь вышибала в баре, и с угрозой в голосе зашипела:
- Ты когда меня оставишь в покое?
Первые десять секунд Шикамару не мог сообразить, что происходит, и не помог ему ни высокий уровень IQ, ни его поразительный талант к стратегии. К такому повороту событий он не чтобы не готовился – этого варианта в его голове не существовало вовсе.
***
Не узнать белый праздничный костюм дяди Обито было точно так же невозможно, как невозможно было спутать с кем-то иным из-за длинных пепельных волос Хатаке Какаши, который, если глаза не обманывали обалделых юношей, как раз и припирал к стенке их драгоценного, только что женившегося дядю. Лица Какаши было не разглядеть, однако Итачи и Саске сразу догадались, что дело не ведёт к драке.
***
Наруто заговорил с ним, не оборачиваясь, но по голосу его Саске понял, что тот раздражён.
- Я не понимаю, Саске. Ведь не прошу я от тебя никаких извинений, не требую никаких клятв и обещаний – я же просто… просто хочу услышать эти долбаные три слова, и всё. А ты что, до сих пор, после всего, в чём-то не уверен? Во мне? Так мне что, табличку надо на грудь нацепить, что я тебя люблю, или, может, на лбу себе написать?
Сердце у Саске предательски ёкнуло, в груди всё разом похолодело и сжалось. Голова пошла кругом.
***
- Ты так и не рассказал нам про своего блондина, - протянул писатель с хитрецой в голосе и подмигнул сидящей напротив него Тсунаде.
Орочимару не стал так просто сдаваться – ответил стоя, уже натягивая на плечи пиджак:
- Нечего пока рассказывать. Единственное, что я знаю точно, это то, что он меня встретит в аэропорту. Первое время я буду жить у него – то есть, в нашем старом доме, он до сих пор там… Ну, неважно.
- То есть, - уточнила Тсунаде, когда её друг неловко замялся, - вы снова будете жить вместе?
Орочимару всё же сел и, отвечая, отвёл взгляд в сторону:
- Это означает только то, что я сказал, Тсунаде.
***
Зецу узнал старшего инспектора-детектива, посмотрел на него затравленным взглядом запавших от бессонницы мелких глаз; тонкие губы его, обычно накрашенные белым и чёрным с идеальной симметрией, приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, сказать им обоим, но Хошигаке-сан опустил резко голову и ускорил шаг, потянув юного подопечного за собой. Позже Дейдара узнал, что Орочимару, приезжавший ради него в отдел ещё утром, угрожал предать царивший там беспредел всеобщему осуждению, а после того как взяли Зецу, возвращался и с настоящим скандалом вырвал его из рук оперативников.
***
Гаара некоторое время ещё сидел неподвижно за рулём, прокручивая в сознании ещё раз все те события, что успели произойти с миром за каких-то шесть недель, затем, когда часы на его руке показали десять, потянулся за телефоном.
- Алло, Узумаки, ты проснулся уже? Я уже жду, как и договаривались. Ты своего Учиху с собой тащишь?
воскресенье, 12 июня 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 7
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 35
Воскресенье 23 мая
Ещё несколько часов назад решивший, что сказать, теперь Саске стоял у знакомого подъезда в растерянности и совершенно не знал, в какие слова должен облечь всё, что творилось у него в душе. Бессонные часы порядком сбили с него спесь, тело словно набили ватой и обезволили, в голове отвратительно бухало, а в глазах так сильно выделялись капилляры, что, взглянув на себя в зеркало утром, парень не на шутку перепугался.
Куда делась вся его решительность? Можно сколько угодно разглагольствовать о своём раскаянии, лёжа в собственной постели в родном доме, будучи окружённым уютом личного пространства, но когда замер в нескольких шагах от того, чтобы совершить-таки сам поступок, стремление вымолить прощение несмотря ни на что куда-то улетучилось, и на месте его остался только сплошной клубок сомнений: смогу – не смогу; простит – не простит. От этого было невероятно противно, но поделать с собой Саске ничего не мог.
Он выждал приличных для встречи десяти часов и лишь тогда покинул дом, сопровождаемый напутственными словами Итачи: «Скажи только всю правду, ничего не утаивай» и маминым подозрительным взглядом. И вот теперь уже целых двадцать минут он топтался у подъезда Наруто – именно топтался, другого слова не подберёшь, бесцельно и нерешительно. Время шло, а мысли всё не желали выстраиваться в чёткую логическую цепочку. В голове гуляла, отдаваясь то в левой, то в правой половине, глухая боль, от волнения он вышагивал по брусчатке туда-сюда и уже явно намылил глаза сидящей на лавочке пожилой паре.
Ну что ему стоило написать эту чёртову смс-ку? Что стоило произнести слова, зреющие в нём уже так долго, что от их невысказанности его буквально распирало изнутри? И ведь мелочь, ну мелочь же… А всё равно рука не поднималась.
«Слабый, - протянул уже ставший знакомым Саске ехидный внутренний голос. – Какой же ты всё-таки слабый. Вот Итачи ни за что не смутило бы такое препятствие, разыскал бы и сделал всё, что нужно. А ты – бесхребетное существо. Натворил глупостей, а разгребать последствия – так это не к тебе. Сказать, что был неправ, что сглупил… Трудно, да? На гордость давит. Не пускает эти слова наружу».
Саске всё же вынул из кармана джинсов мобильный, посмотрел на его чёрный экранчик просяще, словно ожидая, что произойдёт какое-то чудо и Наруто напишет ему сам, первым.
«А ты бы стал писать сам себе после всего, что ты ему наговорил?» - издевался вовсю внутренний голос. Саске даже не пытался заставить его умолкнуть, ведь тот всего лишь указывал ему на очевидные вещи.
Он упрямо поджал губы и вызвал в меню новое сообщение. Текст он придумал ещё вчера, поэтому вопрос оставался лишь в том, чтобы преодолеть себя и нажать-таки на «отправить».
- Да чего уж тут?.. – сказал он сам себе и вдавил кнопку. На экране отобразилась надпись: «Сообщение отправлено».
***
- Не могу поверить в его наглость…
Гаара был так зол, что едва удержал себя от того, чтобы швырнуть телефон об стену – вовремя подоспел Наруто. Теперь же он мерил огромными шагами спальню друга, ссутуленный, забывший о своём намерении одеться, а потому босой и в одних только летних брюках, и с каждым новым шагом, казалось, настроение его становилось всё мрачнее. Наруто сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки, и не смел нарушить ход его размышлений.
Телефон лежал рядом, на нём до сих пор отображалось полученное пару минут назад сообщение: «Наруто, я стою под твоим домом. Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, спустись».
Гаара внезапно прекратил своё нервное хождение, замер напротив блондина и устремил на него свой тяжёлый взгляд:
- И ты что же, пойдёшь?
- Не знаю… - Наруто опустил голову, пытаясь укрыть от друга поселившуюся в его глазах грусть. - Честно говоря, не хочу его видеть.
Ответ Гаару, казалось, удовлетворил. Он сцепил руки за спиной и продолжил блуждание по комнате:
- Вот и я так думаю, что не стоит… Но объяснить этому идиоту, почему, не помешало бы. Ты не будешь против, если я схожу?
В ответ Наруто неопределённо передёрнул плечами, в самом деле не зная, чего он хочет от этой ситуации. С одной стороны, высказать Саске его точку зрения на проблему не помешало бы, поэтому в предложении Гаары имелось рациональное зерно. С другой же… Гаара был из тех людей, кто мог стерпеть многое. Он не ввязывался первым в драку, старался избегать потенциально опасных личностей, чаще всего пропускал мимо ушей оскорбления в свою сторону – но только когда дело касалось его одного. За лучшего друга, Наруто знал это совершенно точно, Сабаку Гаара готов был перегрызть глотку любому, поэтому сильно сомневался, что их с Саске диалог завершится лишь объяснениями.
- Пообещай мне, что до драки не дойдёт, - потребовал он, не особо надеясь, что действительно получит это обещание, однако когда замерший посреди комнаты юноша укусил его злым взглядом, повторил с нажимом: - Пообещай. Тогда можешь идти.
Последующую за этим тишину разрезал тихий зловещий звук – это Гаара, испепеляя его бешеным взглядом, скрипел противно зубами, совсем как Саске. Наруто, понимая, что сейчас не самое лучшее время для проведения параллелей, едва удержался от улыбки: всё-таки его наблюдения в день их с Саске встречи несколько недель назад оказались правдивыми, эти двое действительно были похожи – в таких вот мелочах это было особенно заметно.
- Хорошо, - наконец выплюнул Гаара злобно и тут же сорвался с места, едва не забыв прихватить со стула свою майку.
Оставшись в одиночестве, Наруто приготовился ждать. Его не оставляло недоброе предчувствие, но он заставил себя сосредоточиться на книге. Строки расплывались, наскакивали друг на друга, никак не желая объединяться в смыслосодержащие фразы. Он, однако, продолжал упрямо водить по ним взглядом, опасаясь, что если прекратит, то снова начнёт думать о том, о чём думать было запрещено – и, тем не менее, мысль эта просочилась в сознание даже сквозь стойкий барьер воли: отпускать Гаару было ошибкой, нельзя, нельзя было этого делать. Как бы не случилось беды.
***
Саске даже не успел удивиться, что из подъезда, серую дверь которого он последние минуты буквально гипнотизировал взглядом, вышел не Наруто, а Гаара – ему попросту не дали времени на удивление. Всё, что он успел разглядеть прежде, чем голову отнесло назад, а в глазах замелькали белые искры от удара – тяжёлый взгляд, выедающий из него остатки мужества и преисполненный одновременно нескольких сильных эмоций: гнев, обида, решимость. По носу разом разлилось тепло, и только за ним, с опозданием в две секунды, пришла пульсирующая боль – но и понять как следует, что произошло, ему снова не дали. Гаара совершил какое-то неуловимое движение – и вот Саске уже шлёпнулся прямо на бордовую брусчатку, лицом вниз, а рука вдруг взорвалась дикой болью в плечевом суставе. Миг спустя он уже распростёрся на земле, вдыхая запах пыли и улицы, а в спину, прямо в позвоночник, упёрлась острая коленка.
По губам текла тёплая кровь от разбитого носа, на языке появился характерный привкус, в голове был какой-то странный гул – словно отзвук от большого колокола. Наверное, он мог бы попытаться вырваться, освободить руку, ударить в ответ, наконец, однако всё внутри него уже давно сдалось, ибо он знал: в этой битве у него не было ровным счётом никаких шансов.
- Ты, сука, ещё посмел припереться сюда после всего, что наделал, - задыхаясь от гнева, шептал ему Гаара, игнорируя испуганные вздохи случайных прохожих, замирающих на расстоянии от них. – Да ты что, совсем безмозглый? Погубить его хочешь? Так вот знай, Учиха: этого сделать я тебе не дам.
Саске разомкнул было губы, чтобы ответить, но в рот тут же потекла никак не желающая останавливаться кровь, а из лёгких вырвалось только острое шипение – в вывихнутой руке болело так, словно там кто-то разжёг костёр и теперь медленно, с удовольствием поворачивал его сустав на вертеле.
- Правильно, молчи и слушай, - нетерпеливо перебил его Гаара, и когда Саске попытался изогнуть шею так, чтобы видеть своего противника хотя бы краем глаза, грубо ударил его по затылку, придавливая к земле и царапая щёку. – Ты же у нас умный, Учиха, вот и подумай сам: ты закатываешь ему скандал на ровном месте, даже когда у вас толком ничего не началось, и фактически разбиваешь ему сердце своей твердолобостью. Допустим, вы помиритесь. А дальше что? Ты об этом подумал? Как ты дальше будешь над ним издеваться? Ладно, я понимаю, латентам нелегко, но, блядь, тебе я ничего не прощу, и не мечтай. Если хочешь быть с ним – стань тем, кого он хочет видеть рядом с собой. И завязывай уже с этой трусостью, в конце концов, иначе, клянусь, я сделаю всё, чтобы он не хотел больше иметь с тобой ничего общего.
Свободу движений ему подарили так же внезапно, как и отобрали. Подавив стон, Саске поднёс правую, не вывихнутую, руку к лицу и вытер тыльной стороной ладони кровь, затем перевернулся на бок и взглянул снизу вверх на своего противника. Гаара стоял над ним, как палач, вершитель правосудия, совершенно неподвижно, и в глазах его читалось столько презрения, что под его напором невольно захотелось свернуться калачиком прямо тут, на пыльной брусчатке, закрыть лицо руками, чтобы не чувствовать жжения на коже от этого ненавидящего взгляда, и так замереть навечно.
- Не мучай его, Учиха, - бросил ему Гаара, едва размыкая губы. – Сначала разберись как следует в себе.
Саске с огромным трудом преодолел желание прикоснуться к больному плечу, убедиться, всё ли с ним в порядке – вместо этого он стиснул зубы крепче и поднялся, выпрямился, однако даже теперь, когда они поменялись ролями и более низкому Гааре пришлось смотреть снизу вверх, он не чувствовал себя хозяином положения.
- Я люблю его.
Он и сам не уразумел, к чему произнёс эти слова. Чтобы растопить сердце оскорблённого друга Наруто? Чтобы – смешно подумать! – попытаться заставить его проникнуться ситуацией? Или, быть может, чтобы пристыдить, поставить ему в вину агрессивный приём? Как бы то ни было, на Гаару его ход не произвёл ровным счётом никакого впечатления.
- А что ты запоёшь через пару месяцев, а? – скривился красноволосый в жестокой усмешке. – Что это всё неправильно, что ты хочешь снова быть нормальным, хочешь, чтобы тобой гордились папочка с мамочкой, чтобы слухи на учёбе прекратились? А мне потом оставишь его сердце сшивать по лоскутку, да? Брось, Учиха: ни ты, ни я этого не хотим.
- Я… - предпринял было Саске попытку объясниться, но его перебили.
- Ты, - холодно произнёс Гаара, подступая к нему вплотную, - только ранишь его. Другого предложить ему ты ещё не можешь, потому что так устроен твой разум. Попробовать, а потом убежать обратно к натуральной жизни, я тебе не дам.
- Я не убегу.
Гаара послал ему грустную улыбку, в которой – ему не показалось – мелькнула тень искреннего сочувствия:
- Убежишь, Учиха. Если покопаешься глубже в душе, то сам поймёшь – ты ни к чему этому не готов. А Наруто, в отличие от тебя, парень смелый: если принял решение, то не отступится от него… Короче, пожалей его, не мотай ему сейчас нервы – он и так сам не свой. Иди домой.
Не успел Саске опомниться, как на улице он стоял уже один, а в ушах всё звенели отголоски прочтённой ему инкриминирующей лекции: «Убежишь…».
Он не стал обращать внимания на взволнованно охающих горожан, отказался от предлагаемой помощи – только взял из рук у какой-то девушки салфетку, чтобы вытереть кровь. Ноги сами повели его в направлении дома. Внутри было так пусто, словно там вдруг образовалась чёрная дыра, пожирающая все его здравые мысли, все эмоции. К Гааре он не испытывал даже никакой злости за атаку и жестокие слова. Не хотелось ничего. На короткое время, что эта чёрная дыра открыла свою алчную пасть в его груди, он и думать забыл о Наруто, о своей неудаче, о том, что дома ждёт новостей Итачи… Ему было по-настоящему всё равно – впервые за эти сумасшедшие недели. Было попросту плевать.
***
Мама в детстве говорила ему, что лицом он – вылитый отец, а когда выпивала слишком много той янтарной жидкости с резким неприятным запахом, бутылки с которой хранила на самой высокой полке кухни, чтобы он не смог достать, то приказывала ему не попадаться ей на глаза, и Мизуки едва разбирал сквозь её истеричный плач: «Видеть не желаю лица этого урода!». Рассудив, что раз он похож на своего отца, которого никогда не видел, то и сам он, должно быть, урод, мальчик повесил на себя ярлык, и с тех пор в сознании его чётко укоренилось: он – не такой, как все, он урод, нечто ужасное, а значит, у всех его лицо вызывает отвращение и рвотные позывы. Он отрекался от любого общения со сверстниками, опасаясь, что добродушие – не что иное, как ловушка или стремление пожалеть его, не такого, как остальные. И единственным, с кем Мизуки позволял себе играть, был один милый мальчик, его сосед по этажу, Умино Ирука. Отказаться от общения с Ирукой он почему-то не смог даже после открытия своей уродливости, а тот, похоже, или не видел его дефекта, или… что-то ещё, он не знал, что.
Сидя много лет спустя в сером кубе тюремной камеры, Мизуки хмурил лоб и пытался вспомнить черты старого знакомого, но те всё ускользали от него, расплываясь в дымке памяти. Ирука был первым, в ком он увидел свет. Понял он это, конечно, гораздо позже, а тогда они были всего лишь двумя несмышлёнышами, и почему доброе открытое лицо мальчугана вызывало у Мизуки странное чувство в груди, он не понимал. Дружба их прекратилась внезапно: однажды Ирука, не послушав предупреждения родителей, полез с остальными ребятами на старую иву, что росла у пруда за чертой их городка, и трухлявая ветка подломилась под его ногой – он упал и сильно поранился; с тех пор на лице у него остался шрам. Красоты мальчугана это вовсе не портило, однако что-то неуловимо изменилось в отношении Мизуки к нему. Тогда он ещё не обладал достаточным знанием о себе, чтобы осознать природу этого отторжения – ему просто показалось хорошей идеей больше не играть вместе с соседским парнем. Вскоре мама получила новую работу, они переехали в Кири, и с Ирукой он потеряли контакт навсегда.
Истинная тяга к свету проявилась, когда Мизуки исполнилось пятнадцать. То лето было для него примечательным из-за нескольких значительных перемен: он впервые увидел море; он осознал и принял свою гомосексуальность; он впервые убил. Со своим парнем он познакомился в лагере, куда мама, опасаясь, что его подростковая необщительность перерастёт в социопатию, отправила его едва ли не насильно. Свои отношения, конечно же, пришлось скрывать от остальных ребят, но те всё равно подозревали их в чём-то – уж слишком странным им казалось, что ходили они всегда особняком, спали рядом, по вечерам отправлялись на долгие прогулки вдоль берега моря.
Однажды вожатый объявил о том, что целый день будет посвящён игре под названием «Тайный свиток» - мальчишки, подражая ниндзя, должны были разбиться на пары и, следуя подсказкам, отыскать в лесу якобы содержащий тайные джутсу свиток. Победителей, естественно, ожидал приз. Мизуки помнил, что свиток они нашли первыми, однако возвращаться в лагерь с трофеем ещё не желали, вместо этого отправившись на своё секретное место – дикий каменистый пляж, где волны, как безумные, разбивались о глыбы на миллионы брызг и оседали на их разгорячённых телах. День выдался чудесным, и море разливалось под их ногами исполненным солнечными бликами полотном. Было очень спокойно, пространство вокруг словно заключило их в свои уютные объятия, и казалось, что в мире они остались совсем одни, и они – половинки одного целого, которым не хватает всего какой-то мелочи, чтобы воссоединиться. Его спутник, пышущий цветом юности красавец, наблюдал, не отрываясь, за тем, как волны с шумом разбиваются о каменистый склон, и Мизуки украдкой любовался его чистой белой кожей, его открытой шеей, хрустальным блеском светлых глаз, копной длинных выбеленных волос, лежащих на хрупких плечах. В тот момент ему подумалось, что красивее существа попросту не бывает. Что-то заставило его открыть рот, и он сам не заметил, как добровольно выдал тайну, которую, он думал, не расскажет никому даже под страхом смерти. На самом деле всё было просто: когда он видел в других людях, красивых людях, свет, очень сложно было сопротивляться всепоглощающей, сродни жажде, тяге насытиться этим светом, чтобы погасить растущую в нём с годами тьму – ту, что он унаследовал от отца. Его прекрасный спутник не понял, о чём шла речь. Он послал своему будущему убийце разомлевшую улыбку и протянул: «Значит, попробуй это». Что именно имелось в виду, Мизуки не понял – на какое-то время он напрочь забыл даже о том, как думать…
Весь ужас ситуации дошёл до него, когда в руках его уже был крепко зажат окровавленный камень, а юноша лежал под ним, бездыханный, и по виску его струилась горячая кровь, кажущаяся неправильной, пугающей и в то же время необъяснимо привлекательной на фоне побелевшей кожи. Душимый паникой, он даже не успел как следует насладиться полученным светом – тем более, с того самого момента, как прекращало биться сердце, тот угасал так быстро!.. Но об этом он узнает значительно позже.
Он сбросил тело в море, намеревался швырнуть туда же и камень, но предварительно зачем-то облизал солёную от вод моря и от крови холодную поверхность – годы спустя Мизуки поймёт, что в этом подсознательном жесте хранилось много символизма: таким образом он как бы забирал ту силу, которая вылилась из тела первой, стремясь противиться внезапной атаке.
До вечера он просидел на берегу, глядя бесцельно в морские глубины. В сумерках он уже не мог видеть, как в неспокойных волнах плавает безвольное тело его первого любовника, и вместо этого дал волю фантазии: он представлял себе во всех цветах и оттенках, как вольные морские воды омывают его идеальные формы, как маленькие рыбки, тонкие, почти прозрачные, утыкаются носом в его прекрасный лик, путаются в длинных волосах неприродно белого цвета, как плавки то облипают узкие бёдра, то вдруг раскрываются под напором невидимых водных потоков… Вернувшись со свитком, Мизуки поведал сочинённую им по дороге историю, что поссорился со своим напарником и в итоге каждый отправился на поиски самостоятельно, но ему повезло первому. Юношу обнаружил береговой патруль на следующее утро, и все решили, что он отправился плавать в нехороший участок моря, ударился о каменистый склон и потерял сознание, а остальное сделала за него стихия. Никому даже в голову не пришло подозревать пятнадцатилетнего паренька, так искренне убивающегося над телом своего якобы только друга. Плакал он, конечно, от досады: ведь можно было извлечь куда больше света.
В Кири он выучился на хирурга. Годы учёбы были слишком напряжёнными, чтобы думать о себе: все его силы уходили на подготовку к занятиям и подработку санитаром в расположенной вблизи от кампуса больницы. Ему, впрочем, снились сны. Сны эти приходили редко и были особенными – они были полностью осознанными, а это значило, что в них ему как автору и сценаристу реальности давалась полная свобода действий. И он пускал воображение на самотёк, купаясь в ощущении, почти физическом, что он – король мира, всё подвластно ему, всё возможно сотворить одним только мановением его перста. Обычно он возвращался из подобных путешествий неожиданно – его словно вырывало из уютной и приятной псевдореальности, оставляя в нагретой до противного кровати с болезненным возбуждением внизу живота и ощущением пустоты в груди, словно оттуда высосали разом всё живое.
В следующий раз Мизуки увидел свет, когда уже закончил учёбу и работал хирургом в той же больнице. Его пациентом был молодой парнишка, совсем ещё юнец: его крепко избили на улице какие-то недалёкие горожане, которых возмутил тот факт, что педик шёл с ними по одной улице. В ход пошли острые предметы, и на момент, когда приехала полиция, юношу успели серьёзно ранить в живот. Увидев его, лежащего без сознания на больничной койке в приглушённом свете ночных ламп, с закравшимися под глаза глубокими тенями и удивительно ровным порезом на нежной щеке, доктор Мизуки замер, и замер даже воздух в его лёгких. Мальчик был так похож на того, чьё тело он утопил в море годами раньше…
С этим пациентом хирурга свёл случай – жертвой уличных побоев должен был заниматься его друг, но совпало так, что все в травматологии были заняты, и Мизуки попросили по старой дружбе помочь. Когда юноша очнулся и открыл глаза, те оказались того же светло-серого цвета, что и у его первой влюблённости – первого, чей свет он попробовал на своём языке. Мизуки, едва удерживая профессиональный тон, поговорил с парнем, а когда сил сдерживаться больше не было, под каким-то глупым предлогом сбежал и скрылся в своём кабинете. Дыхание его сбилось, было частым и глубоким, сердце отдавалось безумным галопом в висках, в груди что-то сдавило, заставляя его скрутиться на полу в позе эмбриона и подвывать от страха и предвкушения одновременно. Сопротивляться этому было невозможно, теперь он знал это точно – сигналом для пробуждения стало появление удивительного, светлого, красивого мальчика в его жизни, в последнее время кажущейся ему невыносимо тусклой. Теперь наконец-то появилось что-то, что могло вернуть его миру краски.
План был продуман кое-как, однако ему повезло и в этот раз: когда две недели спустя после выхода из больницы мальчишка пропал бесследно, полиция списала исчезновение на очередную гомофобную банду. Провели даже вялое расследование, но никто ничего не обнаружил. Имя мальчишки убийца аккуратно вписал в свой тайный дневник – мелко-мелко, словно боясь, что чужой глаз разберёт, - а тело, исполосованное аккуратными тонкими порезами, до сих пор лежало непотревоженное в глубине пригородных лесов.
Вторая кровь принесла с собой перемены. Мизуки начало казаться, что если он не заставит себя покончить с этим раз и навсегда, остановиться он не сможет больше никогда, и так огромен был его страх потерять контроль над собой, что на протяжении восьми долгих месяцев ему действительно удавалось держать свою жажду в узде. Вернулись сны. В них он пил свет снова, и снова, и снова, и был красивым, самым лучшим, сродни богу… но каждый раз просыпался в холодной и неприветливой реальности, разбитый и разочарованный. Сотрудники на работе начали замечать, что он выглядит необычайно бледным, хилым, едва справляется с работой. Помимо этого, полиция Кири сделала ему щедрое предложение работать экспертом в их криминальной лаборатории, и каких-то два месяца у него неплохо выходило разрываться между двумя ответственными должностями. Опыт, полученный у полиции, позже оказал ему неоценимую услугу, однако на тот момент Мизуки ещё не осознавал своей удачи: полезные советы о том, как не попасться, которыми невольно заваливали его бывалые коллеги, запоминались им сами собой, бессознательно.
Так продолжалось до тех пор, пока внезапно всё не рухнуло в одночасье. Одна-единственная врачебная ошибка во время операции привела к смерти ребёнка, и в результате ему, хирургу с золотыми руками, как говорили некоторые, пришлось попрощаться с врачебной лицензией – до тех пор, пока специальный комитет не решит вернуть её оплошавшему из-за свалившегося на него разом напряжения врача.
Период после этой трагедии Мизуки мог вспомнить слабо: суд, когти разъярённой матери убитого ребёнка, намеревающейся вырваться из тисков полицейских и дотянуться до него, затем бегство в Коноху, где, как он слышал, есть целый квартал для таких, как он, покупка на оставшиеся деньги дома, почти окружённого лесом, новая, глупая работа. Менеджер. Звучит даже по-идиотски. В квартале голубых фонарей, где он решил отныне сосредоточить свою жизнь, люди с его образованием были не нужны, поэтому пришлось делать трудный выбор. Мизуки он, однако, не особо тронул – ведь теперь, по переезду в Коноху, он решил однозначно: подавлять свою тёмную половину он больше не собирается. После того как мир поступил с ним несправедливо, он самолично наделил себя всевластием, и невозможно передать словами, что это было за чувство!..
Каждое новое убийство ложилось на его душу тяжким отпечатком вины за отнятую жизнь, но какая-то часть его вынуждала выходить ночью на поиски новой жертвы посредством задавания нужных вопросов. Почему, спрашивала она, с рождения он был обречён вечно ползать на брюхе во тьме и быть уродливым внутри и снаружи, а некоторым даётся сразу всё? Где здесь пресловутая Вселенская справедливость? А может, он и есть справедливость – оружие в руках высших сил, с помощью которого те твёрдо восстанавливали равновесие сил? Такой ход мысли не был его собственным, он был позаимствован у того психопата из США, который весь двухтысячный год держал в объятиях ужаса город Нью-Йорк и из-за которого известный криминалист, выбранный этим безумцем в качестве интеллектуального соперника, покинул свою научную область. Позже, когда скандал улёгся, Мизуки охладел к идее философии убийства – всё опустилось до банальной нужды насыщать живущее в нём нечто. Как это ни назови: чёрный спутник, другая половина или просто зло – суть оставалась одна и та же. Этой тьме нужно было кормиться, иначе она, со скуки ли, по нужде ли, начинала день ото дня пожирать его.
О том, что своей кровавой деятельностью он фактически взял на себя роль жнеца невинных жизней, Мизуки не задумывался. К чему лишние переживания? Ешь свет, пей свет, чтобы внутренняя тьма не уничтожила тебя – всё сводилось к простой формуле. Количество предметов одежды, его маленькой коллекции, и разноцветных прядей в его альбоме росло, и вместе с этим сокращался промежуток между периодами спокойствия, когда он мог просто жить, не заботясь о выслеживании очередной жертвы или о незаметных похоронах тела. Порой эта скорость пугала его – пугала до такой степени, что он начал выпускать свой страх, своё отчаяние и свой стыд за содеянное с помощью крика. Крик был его очищением, его методом избавиться, хотя бы временно, от пожирающей изнутри смертоносной жажды и дать воспалённому сознанию хотя бы временное успокоение.
Вот и сейчас, сидя на тюремной койке и глядя пустыми глазами в серый потолок своей камеры, чувствуя себя абсолютно разбитым и поглощённым крепнущей с каждой минутой тьмой, Мизуки набрал в грудь побольше воздуха – так, что в лёгких что-то отдалось болью, - и выпустил всё своё ползущее по стенкам сосудов отчаяние в необузданном, диком крике.
Двое охранников, стоящих у дверей изолятора, переглянулись. У обоих от этого страшного звука по спинам прошёл холод, и в подвальном помещении, содержащем пока что лишь одного арестанта, стало вдруг необъяснимо страшно, словно коридоры его разом наполнились блеклыми призраками. Об этом они не расскажут никому и никогда в жизни – не потому, что постесняются, нет. Оба будут абсолютно уверены в том, что не найдут нужных слов, чтобы описать, почему же обыкновенный человеческий крик заключённого показался им нечеловечески жутким.
***
Отыскать Учиху Мадару, не используя при этом полицейские связи, оказалось задачей на удивление простой – всё, что требовалось от Итачи, это вспомнить полученные в академии навыки поиска информации и использовать пару выученных полицейских трюков на мощном поисковике.
Если верить профилю в Skype, вот уже пятнадцать лет Мадара жил в Норвегии вместе с… Хаширамой Сэнджу. Итачи пришлось прочесть эту строку в графе личной информации дважды, прежде чем до него дошло, какие перспективы открывает этот факт перед ним. Однако всему своё время, и строить планы по разоблачению двуличности своей семьи он будет потом – пальцы уже набирали текст сообщения.
«Здравствуйте, - писал он, глядя не на клавиатуру – на фотографию. – Меня зовут Учиха Итачи, я ваш двоюродный внук. Простите, что беспокою, но мне действительно очень нужно с вами поговорить. Пожалуйста, назначьте подходящее для вас время, чтобы мы могли созвониться».
Значок, обозначающий статус пользователя в списке контактов, внезапно вспыхнул рядом с именем Учихи Мадары зелёным, а в белом поле чата мгновенно всплыл ответ:
«Здравствуй, Итачи. Я помню тебя! Когда я уезжал, ты ещё был совсем малышом. С удовольствием поговорю с тобой. Можешь сейчас?».
Итачи едва не подавился кофе, а когда первоначальное удивление отпустило его, оставил ноутбук на кровати и поспешил отсоединить от сабвуфера крутые стереонаушники Саске. Маленький компьютерный микрофончик, которым они с братом никогда и не пользовались, лежал где-то в полке, куда они складывали всяческие технические штуки вроде зарядок для телефонов и плееров, карт памяти и флеш-карт. Порывшись там с минуту, молодой человек отыскал необходимую вещицу и вернулся с ней и наушниками к ноутбуку. Веб-камера у него имелась встроенная и, как и микрофон, тоже ни разу им не использовалась – не возникало необходимости.
Вскоре всё было настроено для общения, и Итачи, переведя дыхание для успокоения внезапно разыгравшегося волнения, нажал на кнопку вызова. В наушниках раздался гудок, совсем как в стационарных телефонах, второй. Наконец фотография сверху сменилась видом чьей-то комнаты, а ему ответил низкий приятный голос:
- Алло, меня слышат?
- Д-да, - поспешил ответить Итачи, поднеся микрофон к самим губам и вдруг осознал, что слишком громко дышит в него. Смотреть на себя в окошке, отображающей веб-камеру, было больше чем странно, и вместо этого он сосредоточился на чужой комнате. – Здравствуйте ещё раз, Мадара-сан. А-а… Вы где?
На экране снизу начала появляться чья-то макушка, наконец, с небольшой задержкой, перед ним предстал его собеседник. Чёрные с проседью волосы Учихи Мадары спадали длинной блестящей волной ему на широкие худощавые плечи, на которые был накинут богатой расшивки халат. Несмотря на то что, по подсчётам Итачи, ему сейчас должно было быть пятьдесят шесть, выглядел мужчина на диво моложавым – подтянутый и стройный, он никак не вызывал ассоциации со словом «дедушка». И да, с немалым удовольствием заметил про себя молодой детектив, они в самом деле были внешне похожи: те же подаренные природой тонкие черты, красиво очерченные дуги бровей, благородные скулы, бледность кожи, узкий овал лица…
Мадара улыбнулся ему приветливо и поправил микрофончик на гарнитуре:
- Прости, Итачи-кун, я подключал эту штуку. Ты меня видишь?
- Вижу, - кивнул Итачи и совершенно внезапно для себя повторил улыбку, которую видел на лице своего родственника.
Увлечённый происходящим, он совершенно забыл о том, что хотел спросить.
***
- Объясни ещё раз, зачем мы с Узумаки тебе нужны?
Из примерочной, завешенной от чужих глаз тяжёлой тканью кремового цвета с узором из мелких цветочков, раздалось приглушённое ругательство. Скучающий на диване Ли переглянулся с Гаарой и нехотя спросил:
- Что там? Молния заела?
Из примерочной начали доноситься странные звуки: шуршание, возня, шипение вперемешку с матами. Парни, которых в этот солнечный воскресный денёк добровольно-принудительно собрали в свадебном салоне, насторожились, и Ли позвал повторно:
- Тен-Тен, с тобой всё в порядке? Помочь надеть?
- Да иди к чёрту, я сама справлюсь! – гаркнули из примерочной.
Миниатюрная консультантка с невероятно тонкой талией и высокой причёской захлопала удивлённо длинными ресницами:
- Простите, если у вас проблемы с…
- Нет у меня никаких проблем, отстаньте! – ответствовала примерочная.
- Удивительной вежливости девушка, - хмыкнул Гаара и перевёл чуть встревоженный взгляд в другой конец светлой комнаты, где в стороне от всех сидел Наруто: – Эй, ну хватит уже в телефон пялиться.
Мобильный с оранжевой панелью, до этого времени лежащий на бедре хозяина, исчез в его кармане, Наруто нахмурился и неприветливо забормотал:
- Не выдумывай, Сабаку, никто не пялился…
Гаара не стал ничего говорить – ему и так сегодня крепко досталось от друга за потасовку с Учихой (пришлось рассказать правду, потому что в его первоначальной версии проницательный Наруто моментально уловил ложь). Сказать, что он чувствовал себя виноватым, означало бы слукавить – нет, Гаара был уверен, что Саске заслужил, чтобы его хорошенько стукнули. Если бы не уважение к Наруто, он бы не ограничился разбитым носом и вывихнутым плечом, это уж точно. С другой стороны, впрочем, нельзя было отрицать, что Учиху он понимал: в своё время ему самому пришлось отказаться от многих мечтаний о будущем в пользу своей природы, и процесс этот запомнился ему как не самый приятный в жизни. Но он пережил тот тяжёлый период ещё подростком, а что уж было говорить о парне с почти уже сформировавшейся самостоятельной личностью, да ещё и таком идеало-ориентированном? Вот уж кому было нелегко даже признать своё «неправильное» влечение…
Но понимать и даже в некоей мере сочувствовать – это одно дело, и совсем другое – когда испытывать эти чувства мешает обида за лучшего друга. Гааре достаточно было только посмотреть на понурившегося Наруто, чтобы ненависть к бестолковому Учихе Саске воспылала в нём с новой силой. Присутствие Ли несколько успокаивало его, принуждало держать себя в руках, поэтому он был втайне даже рад, что Тен-Тен вздумалось потащить их всех в качестве консультантов в салон выбирать ей свадебное платье – перебранки со взбудораженной невестой отводили мысли от насущных проблем.
Занавеска резко пошла в сторону, из кабинки к ним вышла Тен-Тен, и, судя по выражению её лица, примеряемый предмет одежды был ей вовсе не по душе. На её крепко сбитой фигуре белое воздушное платье с открытыми плечами, возможно, и в самом деле выглядело несколько не к месту. Ситуацию усугубляло то, что платье являлось пятым по счёту, которое будущая Хьюга надевала за сегодняшний визит в салон, и это отнюдь не способствовало её хорошему расположению духа.
Ли поднялся и, предварительно растянув губы в уверенной улыбке, развёл руками:
- А что? Это лучше, чем предыдущее!
- Заткнись, - пробормотала Тен-Тен мрачно. – Сиськи все видно, это ж кошмар какой-то!
- Ну и что? – удивился парень. – Некоторые девушки, наоборот, только о таких платьях и мечтают, а тебе, кроме того, есть что показать.
- Позвольте согласиться, - слабо улыбнулась консультантка, у которой с локтя уже свисало два новых платья. – У вас действительно очень примечательная грудь, и этот вырез только подчёркивает…
- А вот я поддерживаю невесту, - встрял в разговор Гаара, выглянувший из отдела элегантного нижнего белья. – Терпеть не могу, когда сиськи наружу. Не бери пример с Яманака: та меня за годы знакомства вообще успела запугать этими своими штуками.
- Отлично, тогда решено, - отрезала Тен-Тен, выхватила у худенькой консультантки новое платье для примерки и скрылась за занавеской.
Гаара вернулся к дивану, на котором они с Ли сидели, с парой чёрных чулок с подвязками. Убедившись, что Наруто смотрит в их сторону, он, моментально войдя в роль, с деланной беззаботностью начал:
- Тебе такое нравится?
Ли повертел в руках утончённое изделие и с наигранным непониманием изрёк:
- Смотря на ком. Но вообще красивая вещица, конечно.
Убедившись, что его игру приняли, Гаара состроил задумчивый вид:
- Померить, что ли?.. Девушка, а мой размер найдёте?
Чтобы взглянуть на покрасневшее лицо начавшей заикаться консультантки, выглянула из своей кабинки даже сражающаяся с корсетом на застёжках Тен-Тен, однако у Наруто комедия с примеркой чулок, устроенная специально с целью отвлечь его от тягостных мыслей, вызвала одну только тень его привычной широкой улыбки, которой он в последние дни и так не слишком баловал близких людей.
Когда стало ясно, что трюк не подействовал, Гаара устало рухнул на диван рядом с Ли и поверженно провозгласил, качая головой:
- Я сдаюсь. Я не знаю, что с ним делать, Ли.
Обо всей истории с Саске он не посчитал нужным рассказывать даже любимому парню, рассудив, что распространяться о сердечных делах друга он не вправе, поэтому о причине депрессии Наруто не знал никто. Тен-Тен поначалу пыталась выведать у него тайну грустного выражения лица обычно такого солнечного и вдохновляющего одним своим видом Узумаки, однако Гаара не поддался ни на уговоры, ни на провокации. Собственно, прийти в свадебный салон он согласился только затем, что готов был ухватиться за любую возможность – лишь бы вытащить окончательно пригорюнившегося Наруто из собственного дома, в котором слишком многое напоминало ему о случившемся.
Новое платье, прикрывающее плечи короткой жилеткой из тончайшего белого шёлка и не имеющее столь откровенного выреза, шло невесте куда больше предыдущих – это подтвердила даже косо поглядывающая на Гаару консультантка.
- Только честно! – предупреждающе возвела указательный палец грозная Тен-Тен. – Я вас, сладкая парочка, привела сюда, потому что у вас вкус в одежде хороший, а Ли мне всегда правду говорил, поэтому давайте, не подкачайте.
- И почему ты своих подружек не попросила тебе помочь? – хмыкнул Ли недовольно, блуждая отвлечённым взглядом по обнажённому плечу сидящего рядом Гаары. – Они бы тебе куда более толковые советы могли бы дать, чем мы.
Наивность его вызвала у байкерши приступ хохота:
- Ты шутишь, что ли? Да бабы слишком мягкотелые, чтоб правду сказать, тем более подруге. То ли дело мужики! Вот ты с детства не стеснялся сообщать, если что-то на мне ужасно сидело.
- Только не говори мне, что в тот единственный раз в нашем детстве, когда ты надела юбку и я сказал, что она на тебе нелепо смотрится, я вогнал тебя в комплекс и с тех пор ты не вылезаешь из штанов, - шутливо поддразнил её Ли, улыбаясь.
Тен-Тен выразила ему своё мнение в парочке нелестных эпитетов, после чего взялась допрашивать Гаару:
- Давай, крашеный! Профессиональное мнение! Нравится?
Тот, постоянно возвращаясь взглядом к уткнувшемуся в телефон Наруто, пробормотал безэмоционально:
- Ты что же, думаешь, что все геи обязательно должны разбираться в шмотках?
- Нет, - поправила девушка, - но я знаю точно, что ты разбираешься.
- Отлично, раз так, - вздохнул юноша, хлопнув себя по коленям и поднимаясь, - тогда вот тебе мой совет: бери. А мы все валим отсюда, и так торчим здесь с тобой полдня, а завтра начинается зачётная неделя, между прочим.
Уже у выхода его притормозила та самая хрупкая консультантка, под мышкой у которой был зажат пакет. Кивнув на него, девушка с вполне серьёзным видом поинтересовалась, будет ли он брать чулки. Тонкие брови Гаары поползли вверх:
- Я что, по-вашему, похож на женщину?
- Но вы же…
- Я же, я же, - передразнил он, разворачиваясь. – Я вам что, трансвестит – в бабское тряпьё наряжаться? Да я лучше удавлюсь.
Тен-Тен сунула Ли пакет со своей покупкой и, освободив таким образом руки, влепила красноволосому щедрого тумака:
- Бери, тебе говорят! А то корсет на тебя натяну, обещаю!
- Корсет? – завопил Гаара в деланном ужасе. – Не надо корсет, я дышать полной грудью люблю!
Вместо ответа Тен-Тен выхватила у консультантки пресловутые чулки с кокетливым узором и потащила вырывающегося парня к кассе – расплачиваться, шепнув по дороге:
- Раз уж взялся развлекать усатого, то делай это до конца.
Гаара прикусил язык, дабы предупредить готовый вылететь вопрос – откуда ей известно о его тайном намерении? – и, насупленный, потянулся за бумажником.
***
Ему пришлось пробежаться взглядом по строке адреса дважды, прежде чем до сознания дошло – он видит то, что видит. Новое письмо было самым верхним в списке непрочитанных, выделенных в электронном ящике жирным шрифтом, и темой имело многоточие – словно автор так и не определился с тем, зачем пишет, или же, наоборот, предоставлял ему самому возможность это обозначить.
Не став больше тратить ни секунды, Орочимару открыл письмо и впился взглядом в строки. Послание не начиналось обыкновенным приветствием – создавалось такое ощущение, словно человек, приславший ему это, решил просто записать свои мысли и зачем-то отправить ему. «Вижу, твоё имя снова мелькает в газетах, - сообщалось в первой строке. Орочимару не заметил, как начал покусывать губу от нервного напряжения. – Значит, ты всё-таки вернулся. А я думал, ты никогда этого не сделаешь. Впрочем, прошло уже десять лет: ты мог измениться, я мог тогда превратно понять твои слова».
И снова, как бесконечное время тому назад, обоняние защекотал знакомый запах – вафель, чисто американского блюда, к которому его дорогой человек пристрастился после долгого проживания в чужой стране. Орочимару вспомнил с удивительной точностью ощущения от прикосновения к их любимому дивану, что стоял в гостиной перед телевизором, вспомнил, как, бывало, до дрожи приятно было купаться в тёплом взгляде зелёных, как у кошки, глаз, каким счастьем считал он увидеть на точёном лице широкую улыбку… Но вместе с этими счастливыми воспоминаниями наружу всплыли и те, о которых он за десять лет научился не думать: плотно сжатые, почти белые губы, сухое рукопожатие в аэропорту, словно прощались на короткое время двое простых знакомых, их последний разговор, и в каждой фразе столько холода, столько отчуждённости…
«Да, я слежу за новостями в твоём родном городе, - тянулся к нему строками сквозь время и часовые пояса тот, кто десять лет назад сам принял твёрдое решение, что им лучше никогда больше не общаться. – Наверное, предчувствовал нечто вроде этого, а когда прочёл о том маньяке, то сразу понял: без тебя там не обойтись. Каждый вечер после работы чуть ли не бегом мчал к компьютеру, чтобы открыть новостную страничку Конохи. Вчера они даже поместили твою фотографию. Внешне ты всё такой же, но внутри что-то переменилось: судя по твоему кислому лицу, публичности ты совсем не рад, как раньше».
Орочимару закрыл глаза, и перед внутренним взором тут же вспыхнула картина: его дорогой человек в наполовину расстёгнутой рубашке и с ослабленным, но не снятым галстуком сидит у компьютера; маленькая настольная лампа, красная, бросает на его лицо глубокие тени; на зелёные глаза, самые выразительные на свете, то и дело падают тяжёлые веки, но он пытается сохранить сосредоточенность и фокусирует внимание на странице браузера, где на когда-то родном языке сообщается об инфляции, о забастовках рабочих, о недавнем визите представителей правительства из столицы…
Усилием воли он вынудил себя вырваться из-под власти образа – слишком уж соблазнительной казалась возможность разглядеть не виденное им целых десять лет лицо, - и вновь принялся за чтение послания.
«Знаешь, о чём я сейчас думаю? Уверен, что знаешь. Глупости, конечно… У тебя, слышал, своя лаборатория, серьёзные успехи. В научном мире о тебе говорят, только теперь - специалисты совсем в другой области. Я понимаю, там ты – нужный человек, незаменимый даже, может быть. Поэтому… Я даже не знаю, почему пишу всё это, ведь очевидно, что вся твоя жизнь – там, а моя – здесь. И потом, прошло десять лет, чёрт возьми – наверняка у тебя за это время появился кто-то. Наверное, мне просто хотелось сказать тебе, что я тебя поддерживаю. Я рад, что ты вернулся туда, где всегда был и остаёшься лучшим. Если не хочешь, можешь не отвечать на это письмо. Можешь удалить его. Так будет лучше. В любом случае, я сказал всё, что хотел, и не жалею».
Письмо прервалось так же внезапно, как и началось – словно автор испугался собственного откровения и, дабы не струсить в последний миг, нажал как можно быстрее на кнопку «Отправить», не став даже перечитывать написанного. Что ж, подумал Орочимару, улыбнувшись, это было вполне в духе его близкого человека. Письмо, завуалированное признание и главное – вопрос. Вопрос, который читался между строк: вернёшься ли ты, если я попрошу?
Учёный испустил усталый вздох и откинулся на спинку кресла, запрокинув голову назад. В такой позе, с закрытыми глазами, он сидел ещё долго – до тех пор, пока его не потревожил своим приходом Кабуто, единственный из работников, оставшийся в лаборатории в выходной день.
До самого вечера Орочимару находил, чем себя занять: ездил в полицию, помогал здешним криминалистам разбирать письменное признание убийцы, давал интервью – словом, делал всё, только чтобы не думать о том, что, рано или поздно, но ответ придётся написать. Когда, однако, он вернулся домой, и квартира встретила его абсолютным молчанием, бежать было некуда. Оставалось только включить компьютер, открыть электронную почту, перечитать дорогое сердцу послание и начать печатать ответ.
***
Сердобольная Куренай принесла ему горячего кофе и, потрепав по волосам, совсем как маленького, посоветовала не мучиться и отправляться домой, однако позволить себе роскошь отдыха Кисаме не мог. Дело было не столько даже в занятости – в связи с его личной причастностью к делу Такэо старался давать ему как можно меньше подробностей о прогрессе. Всё было завязано на том, что когда он позволял мозгу расслабиться и не сосредотачиваться на работе, тот моментально переключался на какие-то мрачные фантазии о том, что могло бы произойти, если бы Орочимару не пришла в голову та идея с водительскими правами, если бы команда АНБУ опоздала, если бы Дейдара вовремя не вспомнил о складском помещении… Перед глазами, будто издеваясь, расплывался жёлтый круг света, а в нём – связанный Итачи, и с каждым разом, когда этот образ возвращался к нему, добавлялись всё новые и новые жуткие детали: окровавленное лицо, грудные стоны, исполненные боли и животного страха, широко раскрытые стеклянные глаза, из которых ушла жизнь всего минуту назад – ту самую минуту, которую он потратил на поиск, а ведь если бы оказался проворнее…
С Итачи было всё в порядке, Кисаме не уставал повторять себе это на протяжении уже двух суток. Он был жив, они успели, убийца пойман. Однако какая-то часть его, та самая, которая сжалась в ледяной комок, когда он увидел Итачи связанным, в опасной близости от несущего смерть существа, - та его часть отказывалась верить, что всё уже кончено, что Итачи дома, в безопасности, в окружении близких людей, а не там, всё ещё безвольный и беспомощный, зовёт на помочь, и никто не слышит, а в воздухе разносится тяжёлый запах крови, оседающий медным привкусом на языке, и тьма впитывает его отчаянные крики…
«Я звоню просто потому, что хочу узнать, как у него дела, - убеждал себя старший инспектор-детектив, ища номер Итачи в телефонной книжке мобильного. – Просто соскучился, и всё».
«Конечно», - хмыкнул ехидно внутренний голос и затих, словно в ожидании, что он сам признает правду.
Итачи, отбросив приветствия, затараторил, что у него куча новостей и он очень хотел бы ими поделиться, но только при встрече, после чего искусно перевёл беседу на тему работы.
- Он написал письменное признание, - сообщил Кисаме сухо, косясь на гору откопированных листочков, исписанных карандашом. – На допросах молчит, пишет только, что в признании этом всё, что нам нужно знать, есть. Завтра поедем отыскивать тела, он утверждает, будто у него семь штук недалеко от дома, в лесу похоронены.
- Я тоже поеду, - настоял Итачи тут же, - и в осмотре дома тоже хочу принимать участие. Я с Такэо-саном уже обсуждал это, он дал добро.
- Хорошо, я тогда за тобой заеду, когда будем точно знать, во сколько всё это провернём. – Кисаме помедлил немного, слушая тишину, в трубке, затем позвал: - Итачи.
- Да?
- Ты в порядке?
Услышав себя, он понял, что вопрос вышел глупым и уж точно ненужным – и, тем не менее, он не пожалел, что задал его. Некоторое время на том конце провода можно было расслышать только дыхание, наконец Итачи ответил:
- Да. – Твёрже и, может быть, даже грубее, чем следовало.
Кисаме поспешно извинился и сбросил звонок, затем швырнул телефон на стол и крепко, как только мог, сжал голову обеими руками. В ней снова пульсировала преследующая его в последнее время боль, только на этот раз, в отличие от всех предыдущих, он знал, чем она была вызвана.
***
- Завтра начало зачётной недели, Узумаки, соберись. – Гаара обнял лицо друга ладонями и повернул, заставляя посмотреть на себя. – Ну пожалуйста.
Наруто не стал вырываться, как делал это обычно в таких ситуациях – подобная близость, ввиду их истории, казалась слишком странной. Он не стал также прятать взгляд и впервые после их размолвки из-за Саске посмотрел на друга прямо – не зная, зачем: может быть, просто хотел, чтобы за него самого поняли, что происходит, и объяснили ему простыми словами, потому что с самого утра его не покидало гнетущее чувство раздвоенности.
Час за часом он продолжал третировать себя вопросом: правильно ли он поступил, не пожелав встретиться с Саске? Одна его часть совершенно убеждённо твердила, что да, правильно, за каких-то два дня его глупый полицейский не смог бы измениться, соответственно, проблемы никуда бы не делись. И, конечно же, тут была замешана обида. Но имелась ещё и вторая его часть – та, которая привыкла вечно ставить всё под сомнение, сверять свои поступки с устремлениями сердца. Эта часть, которую можно было назвать голосом его души, хотела, несмотря ни на что, ни на какие обиды и вынесенные уроки, выбежать навстречу любимому человеку, энергию присутствия которого он мог ощущать даже с высоты своего этажа, из собственной комнаты. Глупо, что ни говори, Наруто знал это и не поддался пустому искушению, однако сколько же сил у него отняла эта вынужденная стойкость!..
Гаара открыл перед ним конспект и заставил повторять материал, но когда понял, что у Наруто банально не выходит сосредоточиться, стал читать ему теоретический материал вслух, при этом каждые несколько минут проверяя, слушают ли его. Если бы мысли Наруто не были заняты мрачными размышлениями, он бы даже умилился: так забавно выглядел его друг, выходящий из себя при любом намёке на невнимание единственного слушателя.
По мере того как сознание его наполнялось вытащенными из глубин памяти знаниями, Саске покинул его мысли, размышления перешли в иное русло, и в определённый момент Наруто с облегчением вздохнул, когда осознал, что действительно сосредоточен на предмете. Это не прошло мимо внимания Гаары, который даже удостоил его скупой благодарной улыбки – сразу, впрочем, исчезнувшей. Сделав вид, что поправляет очки, красноволосый перевернул страничку конспекта и в искусственно строгом тоне объявил:
- Новая тема. Слушай внимательно, Узумаки, я завалю тебя после неё вопросами.
Наруто упал спиной на кровать и, найдя вслепую подушку, положил себе её под голову:
- Валяй.
***
- А ведь он прав, Гаара этот.
Со стороны кровати Саске раздалось недовольное мычание, что вызвало у Итачи только лёгкую улыбку:
- Ну, чего ты? Я не шучу.
- Что ты хочешь этим сказать?
Они разговаривали, устроившись каждый на своей кровати: Саске лежал на животе, утопая подбородком в подушке, а его брат сидел с ноутбуком на коленях и проглядывал газетные статьи о поимке серийного убийцы. Они уже давно выключили лампу, чтобы родители подумали, будто они спят, и не тревожили их, поэтому единственным источником света в комнате являлся экранчик ноутбука, достающийся, в основном, лицу Итачи и придающий его коже трупную бледность.
- Я хочу сказать, - сняв с запястья кожаный ремешок, старший из братьев взялся укладывать волосы в хвост, - что эмоционально ты ещё совершенно не готов взять не себя ответственность. Наруто твой явно настроен серьёзно. Он вообще парень серьёзный, когда дело касается отношений – такое у меня впечатление о нём сложилось.
- Не знаю, - вздохнул младший Учиха, переворачиваясь на бок. – Я уже ничего не знаю…
- Ну, сам подумай. – Итачи говорил совершенно спокойно, словно они обсуждали не катастрофу, в которую превратилась влюблённость Саске, а какую-то книжку, где все персонажи – выдумка. – Готов ли ты – только честно! – готов ли ты к тому, чтобы сказать себе без обмана: да, я хочу быть с этим человеком всю свою жизнь? Я хочу делать его счастливым столько, сколько отведено мне лет. – Он выждал короткое время, но Саске, как и ожидалось, молчал, погружённый в тяжкие думы. – Вот именно, не можешь. На подсознательном уровне ты всё ещё воспринимаешь это как временное помутнение рассудка, ты думаешь, что со временем тебя, что называется, попустит и ты вернёшься к своей привычной жизни. Так вот, Саске, этого не будет.
- Откуда тебе знать?.. – пробормотал младший брат, наверняка послав ему недоброжелательный взгляд – в темноте было не разобрать.
Итачи передёрнул плечами, но отвечать не стал. Возможно, думалось ему, Саске в самом деле не понимает, насколько сильно переменится его жизнь после того, как он примет свою гомосексуальную идентичность. Не зря Гаара сказал, что Саске убежит – именно это слово крутилось в голове у самого Итачи, когда он нынешним утром отпускал брата на встречу. Каким бы взрослым во многих жизненных моментах Саске ни был, но в сердечных делах его никак нельзя было назвать даже подростком. О том, что отношения – это не только удовольствие от общения с дорогим человеком, но также и тяжкий труд, ответственность, постоянная проверка на выдержку и мудрость – он не знал, да и откуда ему знать? Едва только отойдя от потрясения после осознания своего гомосексуального влечения, Саске был поставлен перед серьёзнейшим жизненным выбором, и кто вправе обвинять его в малодушии?..
Однако необходимо было что-то предпринять, что-то делать, помогать советом, выводить его, наконец, из этой разрушительной прострации, в которой несчастный влюблённый пребывал с момента возвращения домой. Саске наверняка думал, что он хороший актёр и никто не видит его душевной боли, но заметила даже мама – подозвала Итачи, пока младший сын был занят разговором с отцом, и не поинтересовалась даже, а заявила: что-то с Саске не так. Вдаваться в подробности не хотелось, да мама бы и не поняла – не потому, что недалёкая, а из-за своей стопроцентно традиционной ориентации, - поэтому молодой человек ограничился лишь неохотным кивком. Возможно, Учиха Микото додумала остальное правильно, потому как даже не попыталась встревать с материнскими советами, предоставив братским узам проявить в этом случае свою крепость, и это было правильным решением.
- Послушай, - позвал Итачи, когда осознал, что между ними уже несколько минут царит молчание, - ты должен последовать совету Гаары и всерьёз покопаться в себе, определить, чем ты готов пожертвовать ради того, чтобы быть с Наруто, и стоит ли эта жертва усилий. Может быть, ты решишь пойти по более лёгкому пути…
- Я не смогу, - раздался тихий расстроенный голос с противоположной стороны комнаты. – Не смогу я уже вернуться, чтобы всё было, как раньше, понимаешь?
Итачи вздохнул и хлопнул крышкой ноутбука – комната мигом погрузилась во тьму, разбавляемую только падающими из окон противоположного дома косыми жёлтыми лучами.
- В таком случае тебе предстоит серьёзная работа. Только, я тебя очень прошу, не забывай про учёбу.
- Знаю, - простонал Саске приглушённо, словно лицом в подушку, - зачёт завтра…
- Тогда спи.
- …Хорошо.
Как бы сильно его ни клонило в сон, Итачи ещё долгое время лежал в кровати на спине, в неудобной позе, которая не давала ему уснуть, и разглядывал тени на потолке, позволяя реке мыслей свободно течь по его сознанию. Перед умственным взором проплывали призрачные образы: улыбающийся Наруто за столом их кухни, мамино встревоженное лицо, папина увядающая улыбка в тот самый момент, когда он понял, что слухи, распространяемые о его сыне и лучшем друге на работе, на самом деле вовсе даже не беспочвенны… И Саске, конечно же, Саске. Пустой взгляд, за которым так тщательно скрыты внутренние терзания, его фальшивое: «Я в порядке» и такая же фальшивая твёрдость, с которой он это произносил. Глупый брат, когда же он прекратит, наконец, причинять себе боль?
«Я так хотел бы ему помочь! - бормотал про себя Итачи, ощущая, как ноют жаждущие отдыха глаза. – Но выбор сделать он должен сам. Сам…»
В этот миг вымотанное до предела сознание сдалось под напором потребностей тела, и совершенно незаметно для себя Итачи погрузился в глубокий сон без сновидений.
Как бы он, верно, удивился, если бы узнал, что в этот самый миг разоблачённый Дьявол, на поимку которого были брошены в последние недели все его жизненные силы, сидел в тюремной камере на холодной койке и пучил глаза в темноту – ему казалось, оттуда на него смотрит лицо Итачи.
Неделя: 5
День: 7
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 35
Воскресенье 23 мая
Ещё несколько часов назад решивший, что сказать, теперь Саске стоял у знакомого подъезда в растерянности и совершенно не знал, в какие слова должен облечь всё, что творилось у него в душе. Бессонные часы порядком сбили с него спесь, тело словно набили ватой и обезволили, в голове отвратительно бухало, а в глазах так сильно выделялись капилляры, что, взглянув на себя в зеркало утром, парень не на шутку перепугался.
Куда делась вся его решительность? Можно сколько угодно разглагольствовать о своём раскаянии, лёжа в собственной постели в родном доме, будучи окружённым уютом личного пространства, но когда замер в нескольких шагах от того, чтобы совершить-таки сам поступок, стремление вымолить прощение несмотря ни на что куда-то улетучилось, и на месте его остался только сплошной клубок сомнений: смогу – не смогу; простит – не простит. От этого было невероятно противно, но поделать с собой Саске ничего не мог.
Он выждал приличных для встречи десяти часов и лишь тогда покинул дом, сопровождаемый напутственными словами Итачи: «Скажи только всю правду, ничего не утаивай» и маминым подозрительным взглядом. И вот теперь уже целых двадцать минут он топтался у подъезда Наруто – именно топтался, другого слова не подберёшь, бесцельно и нерешительно. Время шло, а мысли всё не желали выстраиваться в чёткую логическую цепочку. В голове гуляла, отдаваясь то в левой, то в правой половине, глухая боль, от волнения он вышагивал по брусчатке туда-сюда и уже явно намылил глаза сидящей на лавочке пожилой паре.
Ну что ему стоило написать эту чёртову смс-ку? Что стоило произнести слова, зреющие в нём уже так долго, что от их невысказанности его буквально распирало изнутри? И ведь мелочь, ну мелочь же… А всё равно рука не поднималась.
«Слабый, - протянул уже ставший знакомым Саске ехидный внутренний голос. – Какой же ты всё-таки слабый. Вот Итачи ни за что не смутило бы такое препятствие, разыскал бы и сделал всё, что нужно. А ты – бесхребетное существо. Натворил глупостей, а разгребать последствия – так это не к тебе. Сказать, что был неправ, что сглупил… Трудно, да? На гордость давит. Не пускает эти слова наружу».
Саске всё же вынул из кармана джинсов мобильный, посмотрел на его чёрный экранчик просяще, словно ожидая, что произойдёт какое-то чудо и Наруто напишет ему сам, первым.
«А ты бы стал писать сам себе после всего, что ты ему наговорил?» - издевался вовсю внутренний голос. Саске даже не пытался заставить его умолкнуть, ведь тот всего лишь указывал ему на очевидные вещи.
Он упрямо поджал губы и вызвал в меню новое сообщение. Текст он придумал ещё вчера, поэтому вопрос оставался лишь в том, чтобы преодолеть себя и нажать-таки на «отправить».
- Да чего уж тут?.. – сказал он сам себе и вдавил кнопку. На экране отобразилась надпись: «Сообщение отправлено».
***
- Не могу поверить в его наглость…
Гаара был так зол, что едва удержал себя от того, чтобы швырнуть телефон об стену – вовремя подоспел Наруто. Теперь же он мерил огромными шагами спальню друга, ссутуленный, забывший о своём намерении одеться, а потому босой и в одних только летних брюках, и с каждым новым шагом, казалось, настроение его становилось всё мрачнее. Наруто сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки, и не смел нарушить ход его размышлений.
Телефон лежал рядом, на нём до сих пор отображалось полученное пару минут назад сообщение: «Наруто, я стою под твоим домом. Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, спустись».
Гаара внезапно прекратил своё нервное хождение, замер напротив блондина и устремил на него свой тяжёлый взгляд:
- И ты что же, пойдёшь?
- Не знаю… - Наруто опустил голову, пытаясь укрыть от друга поселившуюся в его глазах грусть. - Честно говоря, не хочу его видеть.
Ответ Гаару, казалось, удовлетворил. Он сцепил руки за спиной и продолжил блуждание по комнате:
- Вот и я так думаю, что не стоит… Но объяснить этому идиоту, почему, не помешало бы. Ты не будешь против, если я схожу?
В ответ Наруто неопределённо передёрнул плечами, в самом деле не зная, чего он хочет от этой ситуации. С одной стороны, высказать Саске его точку зрения на проблему не помешало бы, поэтому в предложении Гаары имелось рациональное зерно. С другой же… Гаара был из тех людей, кто мог стерпеть многое. Он не ввязывался первым в драку, старался избегать потенциально опасных личностей, чаще всего пропускал мимо ушей оскорбления в свою сторону – но только когда дело касалось его одного. За лучшего друга, Наруто знал это совершенно точно, Сабаку Гаара готов был перегрызть глотку любому, поэтому сильно сомневался, что их с Саске диалог завершится лишь объяснениями.
- Пообещай мне, что до драки не дойдёт, - потребовал он, не особо надеясь, что действительно получит это обещание, однако когда замерший посреди комнаты юноша укусил его злым взглядом, повторил с нажимом: - Пообещай. Тогда можешь идти.
Последующую за этим тишину разрезал тихий зловещий звук – это Гаара, испепеляя его бешеным взглядом, скрипел противно зубами, совсем как Саске. Наруто, понимая, что сейчас не самое лучшее время для проведения параллелей, едва удержался от улыбки: всё-таки его наблюдения в день их с Саске встречи несколько недель назад оказались правдивыми, эти двое действительно были похожи – в таких вот мелочах это было особенно заметно.
- Хорошо, - наконец выплюнул Гаара злобно и тут же сорвался с места, едва не забыв прихватить со стула свою майку.
Оставшись в одиночестве, Наруто приготовился ждать. Его не оставляло недоброе предчувствие, но он заставил себя сосредоточиться на книге. Строки расплывались, наскакивали друг на друга, никак не желая объединяться в смыслосодержащие фразы. Он, однако, продолжал упрямо водить по ним взглядом, опасаясь, что если прекратит, то снова начнёт думать о том, о чём думать было запрещено – и, тем не менее, мысль эта просочилась в сознание даже сквозь стойкий барьер воли: отпускать Гаару было ошибкой, нельзя, нельзя было этого делать. Как бы не случилось беды.
***
Саске даже не успел удивиться, что из подъезда, серую дверь которого он последние минуты буквально гипнотизировал взглядом, вышел не Наруто, а Гаара – ему попросту не дали времени на удивление. Всё, что он успел разглядеть прежде, чем голову отнесло назад, а в глазах замелькали белые искры от удара – тяжёлый взгляд, выедающий из него остатки мужества и преисполненный одновременно нескольких сильных эмоций: гнев, обида, решимость. По носу разом разлилось тепло, и только за ним, с опозданием в две секунды, пришла пульсирующая боль – но и понять как следует, что произошло, ему снова не дали. Гаара совершил какое-то неуловимое движение – и вот Саске уже шлёпнулся прямо на бордовую брусчатку, лицом вниз, а рука вдруг взорвалась дикой болью в плечевом суставе. Миг спустя он уже распростёрся на земле, вдыхая запах пыли и улицы, а в спину, прямо в позвоночник, упёрлась острая коленка.
По губам текла тёплая кровь от разбитого носа, на языке появился характерный привкус, в голове был какой-то странный гул – словно отзвук от большого колокола. Наверное, он мог бы попытаться вырваться, освободить руку, ударить в ответ, наконец, однако всё внутри него уже давно сдалось, ибо он знал: в этой битве у него не было ровным счётом никаких шансов.
- Ты, сука, ещё посмел припереться сюда после всего, что наделал, - задыхаясь от гнева, шептал ему Гаара, игнорируя испуганные вздохи случайных прохожих, замирающих на расстоянии от них. – Да ты что, совсем безмозглый? Погубить его хочешь? Так вот знай, Учиха: этого сделать я тебе не дам.
Саске разомкнул было губы, чтобы ответить, но в рот тут же потекла никак не желающая останавливаться кровь, а из лёгких вырвалось только острое шипение – в вывихнутой руке болело так, словно там кто-то разжёг костёр и теперь медленно, с удовольствием поворачивал его сустав на вертеле.
- Правильно, молчи и слушай, - нетерпеливо перебил его Гаара, и когда Саске попытался изогнуть шею так, чтобы видеть своего противника хотя бы краем глаза, грубо ударил его по затылку, придавливая к земле и царапая щёку. – Ты же у нас умный, Учиха, вот и подумай сам: ты закатываешь ему скандал на ровном месте, даже когда у вас толком ничего не началось, и фактически разбиваешь ему сердце своей твердолобостью. Допустим, вы помиритесь. А дальше что? Ты об этом подумал? Как ты дальше будешь над ним издеваться? Ладно, я понимаю, латентам нелегко, но, блядь, тебе я ничего не прощу, и не мечтай. Если хочешь быть с ним – стань тем, кого он хочет видеть рядом с собой. И завязывай уже с этой трусостью, в конце концов, иначе, клянусь, я сделаю всё, чтобы он не хотел больше иметь с тобой ничего общего.
Свободу движений ему подарили так же внезапно, как и отобрали. Подавив стон, Саске поднёс правую, не вывихнутую, руку к лицу и вытер тыльной стороной ладони кровь, затем перевернулся на бок и взглянул снизу вверх на своего противника. Гаара стоял над ним, как палач, вершитель правосудия, совершенно неподвижно, и в глазах его читалось столько презрения, что под его напором невольно захотелось свернуться калачиком прямо тут, на пыльной брусчатке, закрыть лицо руками, чтобы не чувствовать жжения на коже от этого ненавидящего взгляда, и так замереть навечно.
- Не мучай его, Учиха, - бросил ему Гаара, едва размыкая губы. – Сначала разберись как следует в себе.
Саске с огромным трудом преодолел желание прикоснуться к больному плечу, убедиться, всё ли с ним в порядке – вместо этого он стиснул зубы крепче и поднялся, выпрямился, однако даже теперь, когда они поменялись ролями и более низкому Гааре пришлось смотреть снизу вверх, он не чувствовал себя хозяином положения.
- Я люблю его.
Он и сам не уразумел, к чему произнёс эти слова. Чтобы растопить сердце оскорблённого друга Наруто? Чтобы – смешно подумать! – попытаться заставить его проникнуться ситуацией? Или, быть может, чтобы пристыдить, поставить ему в вину агрессивный приём? Как бы то ни было, на Гаару его ход не произвёл ровным счётом никакого впечатления.
- А что ты запоёшь через пару месяцев, а? – скривился красноволосый в жестокой усмешке. – Что это всё неправильно, что ты хочешь снова быть нормальным, хочешь, чтобы тобой гордились папочка с мамочкой, чтобы слухи на учёбе прекратились? А мне потом оставишь его сердце сшивать по лоскутку, да? Брось, Учиха: ни ты, ни я этого не хотим.
- Я… - предпринял было Саске попытку объясниться, но его перебили.
- Ты, - холодно произнёс Гаара, подступая к нему вплотную, - только ранишь его. Другого предложить ему ты ещё не можешь, потому что так устроен твой разум. Попробовать, а потом убежать обратно к натуральной жизни, я тебе не дам.
- Я не убегу.
Гаара послал ему грустную улыбку, в которой – ему не показалось – мелькнула тень искреннего сочувствия:
- Убежишь, Учиха. Если покопаешься глубже в душе, то сам поймёшь – ты ни к чему этому не готов. А Наруто, в отличие от тебя, парень смелый: если принял решение, то не отступится от него… Короче, пожалей его, не мотай ему сейчас нервы – он и так сам не свой. Иди домой.
Не успел Саске опомниться, как на улице он стоял уже один, а в ушах всё звенели отголоски прочтённой ему инкриминирующей лекции: «Убежишь…».
Он не стал обращать внимания на взволнованно охающих горожан, отказался от предлагаемой помощи – только взял из рук у какой-то девушки салфетку, чтобы вытереть кровь. Ноги сами повели его в направлении дома. Внутри было так пусто, словно там вдруг образовалась чёрная дыра, пожирающая все его здравые мысли, все эмоции. К Гааре он не испытывал даже никакой злости за атаку и жестокие слова. Не хотелось ничего. На короткое время, что эта чёрная дыра открыла свою алчную пасть в его груди, он и думать забыл о Наруто, о своей неудаче, о том, что дома ждёт новостей Итачи… Ему было по-настоящему всё равно – впервые за эти сумасшедшие недели. Было попросту плевать.
***
Мама в детстве говорила ему, что лицом он – вылитый отец, а когда выпивала слишком много той янтарной жидкости с резким неприятным запахом, бутылки с которой хранила на самой высокой полке кухни, чтобы он не смог достать, то приказывала ему не попадаться ей на глаза, и Мизуки едва разбирал сквозь её истеричный плач: «Видеть не желаю лица этого урода!». Рассудив, что раз он похож на своего отца, которого никогда не видел, то и сам он, должно быть, урод, мальчик повесил на себя ярлык, и с тех пор в сознании его чётко укоренилось: он – не такой, как все, он урод, нечто ужасное, а значит, у всех его лицо вызывает отвращение и рвотные позывы. Он отрекался от любого общения со сверстниками, опасаясь, что добродушие – не что иное, как ловушка или стремление пожалеть его, не такого, как остальные. И единственным, с кем Мизуки позволял себе играть, был один милый мальчик, его сосед по этажу, Умино Ирука. Отказаться от общения с Ирукой он почему-то не смог даже после открытия своей уродливости, а тот, похоже, или не видел его дефекта, или… что-то ещё, он не знал, что.
Сидя много лет спустя в сером кубе тюремной камеры, Мизуки хмурил лоб и пытался вспомнить черты старого знакомого, но те всё ускользали от него, расплываясь в дымке памяти. Ирука был первым, в ком он увидел свет. Понял он это, конечно, гораздо позже, а тогда они были всего лишь двумя несмышлёнышами, и почему доброе открытое лицо мальчугана вызывало у Мизуки странное чувство в груди, он не понимал. Дружба их прекратилась внезапно: однажды Ирука, не послушав предупреждения родителей, полез с остальными ребятами на старую иву, что росла у пруда за чертой их городка, и трухлявая ветка подломилась под его ногой – он упал и сильно поранился; с тех пор на лице у него остался шрам. Красоты мальчугана это вовсе не портило, однако что-то неуловимо изменилось в отношении Мизуки к нему. Тогда он ещё не обладал достаточным знанием о себе, чтобы осознать природу этого отторжения – ему просто показалось хорошей идеей больше не играть вместе с соседским парнем. Вскоре мама получила новую работу, они переехали в Кири, и с Ирукой он потеряли контакт навсегда.
Истинная тяга к свету проявилась, когда Мизуки исполнилось пятнадцать. То лето было для него примечательным из-за нескольких значительных перемен: он впервые увидел море; он осознал и принял свою гомосексуальность; он впервые убил. Со своим парнем он познакомился в лагере, куда мама, опасаясь, что его подростковая необщительность перерастёт в социопатию, отправила его едва ли не насильно. Свои отношения, конечно же, пришлось скрывать от остальных ребят, но те всё равно подозревали их в чём-то – уж слишком странным им казалось, что ходили они всегда особняком, спали рядом, по вечерам отправлялись на долгие прогулки вдоль берега моря.
Однажды вожатый объявил о том, что целый день будет посвящён игре под названием «Тайный свиток» - мальчишки, подражая ниндзя, должны были разбиться на пары и, следуя подсказкам, отыскать в лесу якобы содержащий тайные джутсу свиток. Победителей, естественно, ожидал приз. Мизуки помнил, что свиток они нашли первыми, однако возвращаться в лагерь с трофеем ещё не желали, вместо этого отправившись на своё секретное место – дикий каменистый пляж, где волны, как безумные, разбивались о глыбы на миллионы брызг и оседали на их разгорячённых телах. День выдался чудесным, и море разливалось под их ногами исполненным солнечными бликами полотном. Было очень спокойно, пространство вокруг словно заключило их в свои уютные объятия, и казалось, что в мире они остались совсем одни, и они – половинки одного целого, которым не хватает всего какой-то мелочи, чтобы воссоединиться. Его спутник, пышущий цветом юности красавец, наблюдал, не отрываясь, за тем, как волны с шумом разбиваются о каменистый склон, и Мизуки украдкой любовался его чистой белой кожей, его открытой шеей, хрустальным блеском светлых глаз, копной длинных выбеленных волос, лежащих на хрупких плечах. В тот момент ему подумалось, что красивее существа попросту не бывает. Что-то заставило его открыть рот, и он сам не заметил, как добровольно выдал тайну, которую, он думал, не расскажет никому даже под страхом смерти. На самом деле всё было просто: когда он видел в других людях, красивых людях, свет, очень сложно было сопротивляться всепоглощающей, сродни жажде, тяге насытиться этим светом, чтобы погасить растущую в нём с годами тьму – ту, что он унаследовал от отца. Его прекрасный спутник не понял, о чём шла речь. Он послал своему будущему убийце разомлевшую улыбку и протянул: «Значит, попробуй это». Что именно имелось в виду, Мизуки не понял – на какое-то время он напрочь забыл даже о том, как думать…
Весь ужас ситуации дошёл до него, когда в руках его уже был крепко зажат окровавленный камень, а юноша лежал под ним, бездыханный, и по виску его струилась горячая кровь, кажущаяся неправильной, пугающей и в то же время необъяснимо привлекательной на фоне побелевшей кожи. Душимый паникой, он даже не успел как следует насладиться полученным светом – тем более, с того самого момента, как прекращало биться сердце, тот угасал так быстро!.. Но об этом он узнает значительно позже.
Он сбросил тело в море, намеревался швырнуть туда же и камень, но предварительно зачем-то облизал солёную от вод моря и от крови холодную поверхность – годы спустя Мизуки поймёт, что в этом подсознательном жесте хранилось много символизма: таким образом он как бы забирал ту силу, которая вылилась из тела первой, стремясь противиться внезапной атаке.
До вечера он просидел на берегу, глядя бесцельно в морские глубины. В сумерках он уже не мог видеть, как в неспокойных волнах плавает безвольное тело его первого любовника, и вместо этого дал волю фантазии: он представлял себе во всех цветах и оттенках, как вольные морские воды омывают его идеальные формы, как маленькие рыбки, тонкие, почти прозрачные, утыкаются носом в его прекрасный лик, путаются в длинных волосах неприродно белого цвета, как плавки то облипают узкие бёдра, то вдруг раскрываются под напором невидимых водных потоков… Вернувшись со свитком, Мизуки поведал сочинённую им по дороге историю, что поссорился со своим напарником и в итоге каждый отправился на поиски самостоятельно, но ему повезло первому. Юношу обнаружил береговой патруль на следующее утро, и все решили, что он отправился плавать в нехороший участок моря, ударился о каменистый склон и потерял сознание, а остальное сделала за него стихия. Никому даже в голову не пришло подозревать пятнадцатилетнего паренька, так искренне убивающегося над телом своего якобы только друга. Плакал он, конечно, от досады: ведь можно было извлечь куда больше света.
В Кири он выучился на хирурга. Годы учёбы были слишком напряжёнными, чтобы думать о себе: все его силы уходили на подготовку к занятиям и подработку санитаром в расположенной вблизи от кампуса больницы. Ему, впрочем, снились сны. Сны эти приходили редко и были особенными – они были полностью осознанными, а это значило, что в них ему как автору и сценаристу реальности давалась полная свобода действий. И он пускал воображение на самотёк, купаясь в ощущении, почти физическом, что он – король мира, всё подвластно ему, всё возможно сотворить одним только мановением его перста. Обычно он возвращался из подобных путешествий неожиданно – его словно вырывало из уютной и приятной псевдореальности, оставляя в нагретой до противного кровати с болезненным возбуждением внизу живота и ощущением пустоты в груди, словно оттуда высосали разом всё живое.
В следующий раз Мизуки увидел свет, когда уже закончил учёбу и работал хирургом в той же больнице. Его пациентом был молодой парнишка, совсем ещё юнец: его крепко избили на улице какие-то недалёкие горожане, которых возмутил тот факт, что педик шёл с ними по одной улице. В ход пошли острые предметы, и на момент, когда приехала полиция, юношу успели серьёзно ранить в живот. Увидев его, лежащего без сознания на больничной койке в приглушённом свете ночных ламп, с закравшимися под глаза глубокими тенями и удивительно ровным порезом на нежной щеке, доктор Мизуки замер, и замер даже воздух в его лёгких. Мальчик был так похож на того, чьё тело он утопил в море годами раньше…
С этим пациентом хирурга свёл случай – жертвой уличных побоев должен был заниматься его друг, но совпало так, что все в травматологии были заняты, и Мизуки попросили по старой дружбе помочь. Когда юноша очнулся и открыл глаза, те оказались того же светло-серого цвета, что и у его первой влюблённости – первого, чей свет он попробовал на своём языке. Мизуки, едва удерживая профессиональный тон, поговорил с парнем, а когда сил сдерживаться больше не было, под каким-то глупым предлогом сбежал и скрылся в своём кабинете. Дыхание его сбилось, было частым и глубоким, сердце отдавалось безумным галопом в висках, в груди что-то сдавило, заставляя его скрутиться на полу в позе эмбриона и подвывать от страха и предвкушения одновременно. Сопротивляться этому было невозможно, теперь он знал это точно – сигналом для пробуждения стало появление удивительного, светлого, красивого мальчика в его жизни, в последнее время кажущейся ему невыносимо тусклой. Теперь наконец-то появилось что-то, что могло вернуть его миру краски.
План был продуман кое-как, однако ему повезло и в этот раз: когда две недели спустя после выхода из больницы мальчишка пропал бесследно, полиция списала исчезновение на очередную гомофобную банду. Провели даже вялое расследование, но никто ничего не обнаружил. Имя мальчишки убийца аккуратно вписал в свой тайный дневник – мелко-мелко, словно боясь, что чужой глаз разберёт, - а тело, исполосованное аккуратными тонкими порезами, до сих пор лежало непотревоженное в глубине пригородных лесов.
Вторая кровь принесла с собой перемены. Мизуки начало казаться, что если он не заставит себя покончить с этим раз и навсегда, остановиться он не сможет больше никогда, и так огромен был его страх потерять контроль над собой, что на протяжении восьми долгих месяцев ему действительно удавалось держать свою жажду в узде. Вернулись сны. В них он пил свет снова, и снова, и снова, и был красивым, самым лучшим, сродни богу… но каждый раз просыпался в холодной и неприветливой реальности, разбитый и разочарованный. Сотрудники на работе начали замечать, что он выглядит необычайно бледным, хилым, едва справляется с работой. Помимо этого, полиция Кири сделала ему щедрое предложение работать экспертом в их криминальной лаборатории, и каких-то два месяца у него неплохо выходило разрываться между двумя ответственными должностями. Опыт, полученный у полиции, позже оказал ему неоценимую услугу, однако на тот момент Мизуки ещё не осознавал своей удачи: полезные советы о том, как не попасться, которыми невольно заваливали его бывалые коллеги, запоминались им сами собой, бессознательно.
Так продолжалось до тех пор, пока внезапно всё не рухнуло в одночасье. Одна-единственная врачебная ошибка во время операции привела к смерти ребёнка, и в результате ему, хирургу с золотыми руками, как говорили некоторые, пришлось попрощаться с врачебной лицензией – до тех пор, пока специальный комитет не решит вернуть её оплошавшему из-за свалившегося на него разом напряжения врача.
Период после этой трагедии Мизуки мог вспомнить слабо: суд, когти разъярённой матери убитого ребёнка, намеревающейся вырваться из тисков полицейских и дотянуться до него, затем бегство в Коноху, где, как он слышал, есть целый квартал для таких, как он, покупка на оставшиеся деньги дома, почти окружённого лесом, новая, глупая работа. Менеджер. Звучит даже по-идиотски. В квартале голубых фонарей, где он решил отныне сосредоточить свою жизнь, люди с его образованием были не нужны, поэтому пришлось делать трудный выбор. Мизуки он, однако, не особо тронул – ведь теперь, по переезду в Коноху, он решил однозначно: подавлять свою тёмную половину он больше не собирается. После того как мир поступил с ним несправедливо, он самолично наделил себя всевластием, и невозможно передать словами, что это было за чувство!..
Каждое новое убийство ложилось на его душу тяжким отпечатком вины за отнятую жизнь, но какая-то часть его вынуждала выходить ночью на поиски новой жертвы посредством задавания нужных вопросов. Почему, спрашивала она, с рождения он был обречён вечно ползать на брюхе во тьме и быть уродливым внутри и снаружи, а некоторым даётся сразу всё? Где здесь пресловутая Вселенская справедливость? А может, он и есть справедливость – оружие в руках высших сил, с помощью которого те твёрдо восстанавливали равновесие сил? Такой ход мысли не был его собственным, он был позаимствован у того психопата из США, который весь двухтысячный год держал в объятиях ужаса город Нью-Йорк и из-за которого известный криминалист, выбранный этим безумцем в качестве интеллектуального соперника, покинул свою научную область. Позже, когда скандал улёгся, Мизуки охладел к идее философии убийства – всё опустилось до банальной нужды насыщать живущее в нём нечто. Как это ни назови: чёрный спутник, другая половина или просто зло – суть оставалась одна и та же. Этой тьме нужно было кормиться, иначе она, со скуки ли, по нужде ли, начинала день ото дня пожирать его.
О том, что своей кровавой деятельностью он фактически взял на себя роль жнеца невинных жизней, Мизуки не задумывался. К чему лишние переживания? Ешь свет, пей свет, чтобы внутренняя тьма не уничтожила тебя – всё сводилось к простой формуле. Количество предметов одежды, его маленькой коллекции, и разноцветных прядей в его альбоме росло, и вместе с этим сокращался промежуток между периодами спокойствия, когда он мог просто жить, не заботясь о выслеживании очередной жертвы или о незаметных похоронах тела. Порой эта скорость пугала его – пугала до такой степени, что он начал выпускать свой страх, своё отчаяние и свой стыд за содеянное с помощью крика. Крик был его очищением, его методом избавиться, хотя бы временно, от пожирающей изнутри смертоносной жажды и дать воспалённому сознанию хотя бы временное успокоение.
Вот и сейчас, сидя на тюремной койке и глядя пустыми глазами в серый потолок своей камеры, чувствуя себя абсолютно разбитым и поглощённым крепнущей с каждой минутой тьмой, Мизуки набрал в грудь побольше воздуха – так, что в лёгких что-то отдалось болью, - и выпустил всё своё ползущее по стенкам сосудов отчаяние в необузданном, диком крике.
Двое охранников, стоящих у дверей изолятора, переглянулись. У обоих от этого страшного звука по спинам прошёл холод, и в подвальном помещении, содержащем пока что лишь одного арестанта, стало вдруг необъяснимо страшно, словно коридоры его разом наполнились блеклыми призраками. Об этом они не расскажут никому и никогда в жизни – не потому, что постесняются, нет. Оба будут абсолютно уверены в том, что не найдут нужных слов, чтобы описать, почему же обыкновенный человеческий крик заключённого показался им нечеловечески жутким.
***
Отыскать Учиху Мадару, не используя при этом полицейские связи, оказалось задачей на удивление простой – всё, что требовалось от Итачи, это вспомнить полученные в академии навыки поиска информации и использовать пару выученных полицейских трюков на мощном поисковике.
Если верить профилю в Skype, вот уже пятнадцать лет Мадара жил в Норвегии вместе с… Хаширамой Сэнджу. Итачи пришлось прочесть эту строку в графе личной информации дважды, прежде чем до него дошло, какие перспективы открывает этот факт перед ним. Однако всему своё время, и строить планы по разоблачению двуличности своей семьи он будет потом – пальцы уже набирали текст сообщения.
«Здравствуйте, - писал он, глядя не на клавиатуру – на фотографию. – Меня зовут Учиха Итачи, я ваш двоюродный внук. Простите, что беспокою, но мне действительно очень нужно с вами поговорить. Пожалуйста, назначьте подходящее для вас время, чтобы мы могли созвониться».
Значок, обозначающий статус пользователя в списке контактов, внезапно вспыхнул рядом с именем Учихи Мадары зелёным, а в белом поле чата мгновенно всплыл ответ:
«Здравствуй, Итачи. Я помню тебя! Когда я уезжал, ты ещё был совсем малышом. С удовольствием поговорю с тобой. Можешь сейчас?».
Итачи едва не подавился кофе, а когда первоначальное удивление отпустило его, оставил ноутбук на кровати и поспешил отсоединить от сабвуфера крутые стереонаушники Саске. Маленький компьютерный микрофончик, которым они с братом никогда и не пользовались, лежал где-то в полке, куда они складывали всяческие технические штуки вроде зарядок для телефонов и плееров, карт памяти и флеш-карт. Порывшись там с минуту, молодой человек отыскал необходимую вещицу и вернулся с ней и наушниками к ноутбуку. Веб-камера у него имелась встроенная и, как и микрофон, тоже ни разу им не использовалась – не возникало необходимости.
Вскоре всё было настроено для общения, и Итачи, переведя дыхание для успокоения внезапно разыгравшегося волнения, нажал на кнопку вызова. В наушниках раздался гудок, совсем как в стационарных телефонах, второй. Наконец фотография сверху сменилась видом чьей-то комнаты, а ему ответил низкий приятный голос:
- Алло, меня слышат?
- Д-да, - поспешил ответить Итачи, поднеся микрофон к самим губам и вдруг осознал, что слишком громко дышит в него. Смотреть на себя в окошке, отображающей веб-камеру, было больше чем странно, и вместо этого он сосредоточился на чужой комнате. – Здравствуйте ещё раз, Мадара-сан. А-а… Вы где?
На экране снизу начала появляться чья-то макушка, наконец, с небольшой задержкой, перед ним предстал его собеседник. Чёрные с проседью волосы Учихи Мадары спадали длинной блестящей волной ему на широкие худощавые плечи, на которые был накинут богатой расшивки халат. Несмотря на то что, по подсчётам Итачи, ему сейчас должно было быть пятьдесят шесть, выглядел мужчина на диво моложавым – подтянутый и стройный, он никак не вызывал ассоциации со словом «дедушка». И да, с немалым удовольствием заметил про себя молодой детектив, они в самом деле были внешне похожи: те же подаренные природой тонкие черты, красиво очерченные дуги бровей, благородные скулы, бледность кожи, узкий овал лица…
Мадара улыбнулся ему приветливо и поправил микрофончик на гарнитуре:
- Прости, Итачи-кун, я подключал эту штуку. Ты меня видишь?
- Вижу, - кивнул Итачи и совершенно внезапно для себя повторил улыбку, которую видел на лице своего родственника.
Увлечённый происходящим, он совершенно забыл о том, что хотел спросить.
***
- Объясни ещё раз, зачем мы с Узумаки тебе нужны?
Из примерочной, завешенной от чужих глаз тяжёлой тканью кремового цвета с узором из мелких цветочков, раздалось приглушённое ругательство. Скучающий на диване Ли переглянулся с Гаарой и нехотя спросил:
- Что там? Молния заела?
Из примерочной начали доноситься странные звуки: шуршание, возня, шипение вперемешку с матами. Парни, которых в этот солнечный воскресный денёк добровольно-принудительно собрали в свадебном салоне, насторожились, и Ли позвал повторно:
- Тен-Тен, с тобой всё в порядке? Помочь надеть?
- Да иди к чёрту, я сама справлюсь! – гаркнули из примерочной.
Миниатюрная консультантка с невероятно тонкой талией и высокой причёской захлопала удивлённо длинными ресницами:
- Простите, если у вас проблемы с…
- Нет у меня никаких проблем, отстаньте! – ответствовала примерочная.
- Удивительной вежливости девушка, - хмыкнул Гаара и перевёл чуть встревоженный взгляд в другой конец светлой комнаты, где в стороне от всех сидел Наруто: – Эй, ну хватит уже в телефон пялиться.
Мобильный с оранжевой панелью, до этого времени лежащий на бедре хозяина, исчез в его кармане, Наруто нахмурился и неприветливо забормотал:
- Не выдумывай, Сабаку, никто не пялился…
Гаара не стал ничего говорить – ему и так сегодня крепко досталось от друга за потасовку с Учихой (пришлось рассказать правду, потому что в его первоначальной версии проницательный Наруто моментально уловил ложь). Сказать, что он чувствовал себя виноватым, означало бы слукавить – нет, Гаара был уверен, что Саске заслужил, чтобы его хорошенько стукнули. Если бы не уважение к Наруто, он бы не ограничился разбитым носом и вывихнутым плечом, это уж точно. С другой стороны, впрочем, нельзя было отрицать, что Учиху он понимал: в своё время ему самому пришлось отказаться от многих мечтаний о будущем в пользу своей природы, и процесс этот запомнился ему как не самый приятный в жизни. Но он пережил тот тяжёлый период ещё подростком, а что уж было говорить о парне с почти уже сформировавшейся самостоятельной личностью, да ещё и таком идеало-ориентированном? Вот уж кому было нелегко даже признать своё «неправильное» влечение…
Но понимать и даже в некоей мере сочувствовать – это одно дело, и совсем другое – когда испытывать эти чувства мешает обида за лучшего друга. Гааре достаточно было только посмотреть на понурившегося Наруто, чтобы ненависть к бестолковому Учихе Саске воспылала в нём с новой силой. Присутствие Ли несколько успокаивало его, принуждало держать себя в руках, поэтому он был втайне даже рад, что Тен-Тен вздумалось потащить их всех в качестве консультантов в салон выбирать ей свадебное платье – перебранки со взбудораженной невестой отводили мысли от насущных проблем.
Занавеска резко пошла в сторону, из кабинки к ним вышла Тен-Тен, и, судя по выражению её лица, примеряемый предмет одежды был ей вовсе не по душе. На её крепко сбитой фигуре белое воздушное платье с открытыми плечами, возможно, и в самом деле выглядело несколько не к месту. Ситуацию усугубляло то, что платье являлось пятым по счёту, которое будущая Хьюга надевала за сегодняшний визит в салон, и это отнюдь не способствовало её хорошему расположению духа.
Ли поднялся и, предварительно растянув губы в уверенной улыбке, развёл руками:
- А что? Это лучше, чем предыдущее!
- Заткнись, - пробормотала Тен-Тен мрачно. – Сиськи все видно, это ж кошмар какой-то!
- Ну и что? – удивился парень. – Некоторые девушки, наоборот, только о таких платьях и мечтают, а тебе, кроме того, есть что показать.
- Позвольте согласиться, - слабо улыбнулась консультантка, у которой с локтя уже свисало два новых платья. – У вас действительно очень примечательная грудь, и этот вырез только подчёркивает…
- А вот я поддерживаю невесту, - встрял в разговор Гаара, выглянувший из отдела элегантного нижнего белья. – Терпеть не могу, когда сиськи наружу. Не бери пример с Яманака: та меня за годы знакомства вообще успела запугать этими своими штуками.
- Отлично, тогда решено, - отрезала Тен-Тен, выхватила у худенькой консультантки новое платье для примерки и скрылась за занавеской.
Гаара вернулся к дивану, на котором они с Ли сидели, с парой чёрных чулок с подвязками. Убедившись, что Наруто смотрит в их сторону, он, моментально войдя в роль, с деланной беззаботностью начал:
- Тебе такое нравится?
Ли повертел в руках утончённое изделие и с наигранным непониманием изрёк:
- Смотря на ком. Но вообще красивая вещица, конечно.
Убедившись, что его игру приняли, Гаара состроил задумчивый вид:
- Померить, что ли?.. Девушка, а мой размер найдёте?
Чтобы взглянуть на покрасневшее лицо начавшей заикаться консультантки, выглянула из своей кабинки даже сражающаяся с корсетом на застёжках Тен-Тен, однако у Наруто комедия с примеркой чулок, устроенная специально с целью отвлечь его от тягостных мыслей, вызвала одну только тень его привычной широкой улыбки, которой он в последние дни и так не слишком баловал близких людей.
Когда стало ясно, что трюк не подействовал, Гаара устало рухнул на диван рядом с Ли и поверженно провозгласил, качая головой:
- Я сдаюсь. Я не знаю, что с ним делать, Ли.
Обо всей истории с Саске он не посчитал нужным рассказывать даже любимому парню, рассудив, что распространяться о сердечных делах друга он не вправе, поэтому о причине депрессии Наруто не знал никто. Тен-Тен поначалу пыталась выведать у него тайну грустного выражения лица обычно такого солнечного и вдохновляющего одним своим видом Узумаки, однако Гаара не поддался ни на уговоры, ни на провокации. Собственно, прийти в свадебный салон он согласился только затем, что готов был ухватиться за любую возможность – лишь бы вытащить окончательно пригорюнившегося Наруто из собственного дома, в котором слишком многое напоминало ему о случившемся.
Новое платье, прикрывающее плечи короткой жилеткой из тончайшего белого шёлка и не имеющее столь откровенного выреза, шло невесте куда больше предыдущих – это подтвердила даже косо поглядывающая на Гаару консультантка.
- Только честно! – предупреждающе возвела указательный палец грозная Тен-Тен. – Я вас, сладкая парочка, привела сюда, потому что у вас вкус в одежде хороший, а Ли мне всегда правду говорил, поэтому давайте, не подкачайте.
- И почему ты своих подружек не попросила тебе помочь? – хмыкнул Ли недовольно, блуждая отвлечённым взглядом по обнажённому плечу сидящего рядом Гаары. – Они бы тебе куда более толковые советы могли бы дать, чем мы.
Наивность его вызвала у байкерши приступ хохота:
- Ты шутишь, что ли? Да бабы слишком мягкотелые, чтоб правду сказать, тем более подруге. То ли дело мужики! Вот ты с детства не стеснялся сообщать, если что-то на мне ужасно сидело.
- Только не говори мне, что в тот единственный раз в нашем детстве, когда ты надела юбку и я сказал, что она на тебе нелепо смотрится, я вогнал тебя в комплекс и с тех пор ты не вылезаешь из штанов, - шутливо поддразнил её Ли, улыбаясь.
Тен-Тен выразила ему своё мнение в парочке нелестных эпитетов, после чего взялась допрашивать Гаару:
- Давай, крашеный! Профессиональное мнение! Нравится?
Тот, постоянно возвращаясь взглядом к уткнувшемуся в телефон Наруто, пробормотал безэмоционально:
- Ты что же, думаешь, что все геи обязательно должны разбираться в шмотках?
- Нет, - поправила девушка, - но я знаю точно, что ты разбираешься.
- Отлично, раз так, - вздохнул юноша, хлопнув себя по коленям и поднимаясь, - тогда вот тебе мой совет: бери. А мы все валим отсюда, и так торчим здесь с тобой полдня, а завтра начинается зачётная неделя, между прочим.
Уже у выхода его притормозила та самая хрупкая консультантка, под мышкой у которой был зажат пакет. Кивнув на него, девушка с вполне серьёзным видом поинтересовалась, будет ли он брать чулки. Тонкие брови Гаары поползли вверх:
- Я что, по-вашему, похож на женщину?
- Но вы же…
- Я же, я же, - передразнил он, разворачиваясь. – Я вам что, трансвестит – в бабское тряпьё наряжаться? Да я лучше удавлюсь.
Тен-Тен сунула Ли пакет со своей покупкой и, освободив таким образом руки, влепила красноволосому щедрого тумака:
- Бери, тебе говорят! А то корсет на тебя натяну, обещаю!
- Корсет? – завопил Гаара в деланном ужасе. – Не надо корсет, я дышать полной грудью люблю!
Вместо ответа Тен-Тен выхватила у консультантки пресловутые чулки с кокетливым узором и потащила вырывающегося парня к кассе – расплачиваться, шепнув по дороге:
- Раз уж взялся развлекать усатого, то делай это до конца.
Гаара прикусил язык, дабы предупредить готовый вылететь вопрос – откуда ей известно о его тайном намерении? – и, насупленный, потянулся за бумажником.
***
Ему пришлось пробежаться взглядом по строке адреса дважды, прежде чем до сознания дошло – он видит то, что видит. Новое письмо было самым верхним в списке непрочитанных, выделенных в электронном ящике жирным шрифтом, и темой имело многоточие – словно автор так и не определился с тем, зачем пишет, или же, наоборот, предоставлял ему самому возможность это обозначить.
Не став больше тратить ни секунды, Орочимару открыл письмо и впился взглядом в строки. Послание не начиналось обыкновенным приветствием – создавалось такое ощущение, словно человек, приславший ему это, решил просто записать свои мысли и зачем-то отправить ему. «Вижу, твоё имя снова мелькает в газетах, - сообщалось в первой строке. Орочимару не заметил, как начал покусывать губу от нервного напряжения. – Значит, ты всё-таки вернулся. А я думал, ты никогда этого не сделаешь. Впрочем, прошло уже десять лет: ты мог измениться, я мог тогда превратно понять твои слова».
И снова, как бесконечное время тому назад, обоняние защекотал знакомый запах – вафель, чисто американского блюда, к которому его дорогой человек пристрастился после долгого проживания в чужой стране. Орочимару вспомнил с удивительной точностью ощущения от прикосновения к их любимому дивану, что стоял в гостиной перед телевизором, вспомнил, как, бывало, до дрожи приятно было купаться в тёплом взгляде зелёных, как у кошки, глаз, каким счастьем считал он увидеть на точёном лице широкую улыбку… Но вместе с этими счастливыми воспоминаниями наружу всплыли и те, о которых он за десять лет научился не думать: плотно сжатые, почти белые губы, сухое рукопожатие в аэропорту, словно прощались на короткое время двое простых знакомых, их последний разговор, и в каждой фразе столько холода, столько отчуждённости…
«Да, я слежу за новостями в твоём родном городе, - тянулся к нему строками сквозь время и часовые пояса тот, кто десять лет назад сам принял твёрдое решение, что им лучше никогда больше не общаться. – Наверное, предчувствовал нечто вроде этого, а когда прочёл о том маньяке, то сразу понял: без тебя там не обойтись. Каждый вечер после работы чуть ли не бегом мчал к компьютеру, чтобы открыть новостную страничку Конохи. Вчера они даже поместили твою фотографию. Внешне ты всё такой же, но внутри что-то переменилось: судя по твоему кислому лицу, публичности ты совсем не рад, как раньше».
Орочимару закрыл глаза, и перед внутренним взором тут же вспыхнула картина: его дорогой человек в наполовину расстёгнутой рубашке и с ослабленным, но не снятым галстуком сидит у компьютера; маленькая настольная лампа, красная, бросает на его лицо глубокие тени; на зелёные глаза, самые выразительные на свете, то и дело падают тяжёлые веки, но он пытается сохранить сосредоточенность и фокусирует внимание на странице браузера, где на когда-то родном языке сообщается об инфляции, о забастовках рабочих, о недавнем визите представителей правительства из столицы…
Усилием воли он вынудил себя вырваться из-под власти образа – слишком уж соблазнительной казалась возможность разглядеть не виденное им целых десять лет лицо, - и вновь принялся за чтение послания.
«Знаешь, о чём я сейчас думаю? Уверен, что знаешь. Глупости, конечно… У тебя, слышал, своя лаборатория, серьёзные успехи. В научном мире о тебе говорят, только теперь - специалисты совсем в другой области. Я понимаю, там ты – нужный человек, незаменимый даже, может быть. Поэтому… Я даже не знаю, почему пишу всё это, ведь очевидно, что вся твоя жизнь – там, а моя – здесь. И потом, прошло десять лет, чёрт возьми – наверняка у тебя за это время появился кто-то. Наверное, мне просто хотелось сказать тебе, что я тебя поддерживаю. Я рад, что ты вернулся туда, где всегда был и остаёшься лучшим. Если не хочешь, можешь не отвечать на это письмо. Можешь удалить его. Так будет лучше. В любом случае, я сказал всё, что хотел, и не жалею».
Письмо прервалось так же внезапно, как и началось – словно автор испугался собственного откровения и, дабы не струсить в последний миг, нажал как можно быстрее на кнопку «Отправить», не став даже перечитывать написанного. Что ж, подумал Орочимару, улыбнувшись, это было вполне в духе его близкого человека. Письмо, завуалированное признание и главное – вопрос. Вопрос, который читался между строк: вернёшься ли ты, если я попрошу?
Учёный испустил усталый вздох и откинулся на спинку кресла, запрокинув голову назад. В такой позе, с закрытыми глазами, он сидел ещё долго – до тех пор, пока его не потревожил своим приходом Кабуто, единственный из работников, оставшийся в лаборатории в выходной день.
До самого вечера Орочимару находил, чем себя занять: ездил в полицию, помогал здешним криминалистам разбирать письменное признание убийцы, давал интервью – словом, делал всё, только чтобы не думать о том, что, рано или поздно, но ответ придётся написать. Когда, однако, он вернулся домой, и квартира встретила его абсолютным молчанием, бежать было некуда. Оставалось только включить компьютер, открыть электронную почту, перечитать дорогое сердцу послание и начать печатать ответ.
***
Сердобольная Куренай принесла ему горячего кофе и, потрепав по волосам, совсем как маленького, посоветовала не мучиться и отправляться домой, однако позволить себе роскошь отдыха Кисаме не мог. Дело было не столько даже в занятости – в связи с его личной причастностью к делу Такэо старался давать ему как можно меньше подробностей о прогрессе. Всё было завязано на том, что когда он позволял мозгу расслабиться и не сосредотачиваться на работе, тот моментально переключался на какие-то мрачные фантазии о том, что могло бы произойти, если бы Орочимару не пришла в голову та идея с водительскими правами, если бы команда АНБУ опоздала, если бы Дейдара вовремя не вспомнил о складском помещении… Перед глазами, будто издеваясь, расплывался жёлтый круг света, а в нём – связанный Итачи, и с каждым разом, когда этот образ возвращался к нему, добавлялись всё новые и новые жуткие детали: окровавленное лицо, грудные стоны, исполненные боли и животного страха, широко раскрытые стеклянные глаза, из которых ушла жизнь всего минуту назад – ту самую минуту, которую он потратил на поиск, а ведь если бы оказался проворнее…
С Итачи было всё в порядке, Кисаме не уставал повторять себе это на протяжении уже двух суток. Он был жив, они успели, убийца пойман. Однако какая-то часть его, та самая, которая сжалась в ледяной комок, когда он увидел Итачи связанным, в опасной близости от несущего смерть существа, - та его часть отказывалась верить, что всё уже кончено, что Итачи дома, в безопасности, в окружении близких людей, а не там, всё ещё безвольный и беспомощный, зовёт на помочь, и никто не слышит, а в воздухе разносится тяжёлый запах крови, оседающий медным привкусом на языке, и тьма впитывает его отчаянные крики…
«Я звоню просто потому, что хочу узнать, как у него дела, - убеждал себя старший инспектор-детектив, ища номер Итачи в телефонной книжке мобильного. – Просто соскучился, и всё».
«Конечно», - хмыкнул ехидно внутренний голос и затих, словно в ожидании, что он сам признает правду.
Итачи, отбросив приветствия, затараторил, что у него куча новостей и он очень хотел бы ими поделиться, но только при встрече, после чего искусно перевёл беседу на тему работы.
- Он написал письменное признание, - сообщил Кисаме сухо, косясь на гору откопированных листочков, исписанных карандашом. – На допросах молчит, пишет только, что в признании этом всё, что нам нужно знать, есть. Завтра поедем отыскивать тела, он утверждает, будто у него семь штук недалеко от дома, в лесу похоронены.
- Я тоже поеду, - настоял Итачи тут же, - и в осмотре дома тоже хочу принимать участие. Я с Такэо-саном уже обсуждал это, он дал добро.
- Хорошо, я тогда за тобой заеду, когда будем точно знать, во сколько всё это провернём. – Кисаме помедлил немного, слушая тишину, в трубке, затем позвал: - Итачи.
- Да?
- Ты в порядке?
Услышав себя, он понял, что вопрос вышел глупым и уж точно ненужным – и, тем не менее, он не пожалел, что задал его. Некоторое время на том конце провода можно было расслышать только дыхание, наконец Итачи ответил:
- Да. – Твёрже и, может быть, даже грубее, чем следовало.
Кисаме поспешно извинился и сбросил звонок, затем швырнул телефон на стол и крепко, как только мог, сжал голову обеими руками. В ней снова пульсировала преследующая его в последнее время боль, только на этот раз, в отличие от всех предыдущих, он знал, чем она была вызвана.
***
- Завтра начало зачётной недели, Узумаки, соберись. – Гаара обнял лицо друга ладонями и повернул, заставляя посмотреть на себя. – Ну пожалуйста.
Наруто не стал вырываться, как делал это обычно в таких ситуациях – подобная близость, ввиду их истории, казалась слишком странной. Он не стал также прятать взгляд и впервые после их размолвки из-за Саске посмотрел на друга прямо – не зная, зачем: может быть, просто хотел, чтобы за него самого поняли, что происходит, и объяснили ему простыми словами, потому что с самого утра его не покидало гнетущее чувство раздвоенности.
Час за часом он продолжал третировать себя вопросом: правильно ли он поступил, не пожелав встретиться с Саске? Одна его часть совершенно убеждённо твердила, что да, правильно, за каких-то два дня его глупый полицейский не смог бы измениться, соответственно, проблемы никуда бы не делись. И, конечно же, тут была замешана обида. Но имелась ещё и вторая его часть – та, которая привыкла вечно ставить всё под сомнение, сверять свои поступки с устремлениями сердца. Эта часть, которую можно было назвать голосом его души, хотела, несмотря ни на что, ни на какие обиды и вынесенные уроки, выбежать навстречу любимому человеку, энергию присутствия которого он мог ощущать даже с высоты своего этажа, из собственной комнаты. Глупо, что ни говори, Наруто знал это и не поддался пустому искушению, однако сколько же сил у него отняла эта вынужденная стойкость!..
Гаара открыл перед ним конспект и заставил повторять материал, но когда понял, что у Наруто банально не выходит сосредоточиться, стал читать ему теоретический материал вслух, при этом каждые несколько минут проверяя, слушают ли его. Если бы мысли Наруто не были заняты мрачными размышлениями, он бы даже умилился: так забавно выглядел его друг, выходящий из себя при любом намёке на невнимание единственного слушателя.
По мере того как сознание его наполнялось вытащенными из глубин памяти знаниями, Саске покинул его мысли, размышления перешли в иное русло, и в определённый момент Наруто с облегчением вздохнул, когда осознал, что действительно сосредоточен на предмете. Это не прошло мимо внимания Гаары, который даже удостоил его скупой благодарной улыбки – сразу, впрочем, исчезнувшей. Сделав вид, что поправляет очки, красноволосый перевернул страничку конспекта и в искусственно строгом тоне объявил:
- Новая тема. Слушай внимательно, Узумаки, я завалю тебя после неё вопросами.
Наруто упал спиной на кровать и, найдя вслепую подушку, положил себе её под голову:
- Валяй.
***
- А ведь он прав, Гаара этот.
Со стороны кровати Саске раздалось недовольное мычание, что вызвало у Итачи только лёгкую улыбку:
- Ну, чего ты? Я не шучу.
- Что ты хочешь этим сказать?
Они разговаривали, устроившись каждый на своей кровати: Саске лежал на животе, утопая подбородком в подушке, а его брат сидел с ноутбуком на коленях и проглядывал газетные статьи о поимке серийного убийцы. Они уже давно выключили лампу, чтобы родители подумали, будто они спят, и не тревожили их, поэтому единственным источником света в комнате являлся экранчик ноутбука, достающийся, в основном, лицу Итачи и придающий его коже трупную бледность.
- Я хочу сказать, - сняв с запястья кожаный ремешок, старший из братьев взялся укладывать волосы в хвост, - что эмоционально ты ещё совершенно не готов взять не себя ответственность. Наруто твой явно настроен серьёзно. Он вообще парень серьёзный, когда дело касается отношений – такое у меня впечатление о нём сложилось.
- Не знаю, - вздохнул младший Учиха, переворачиваясь на бок. – Я уже ничего не знаю…
- Ну, сам подумай. – Итачи говорил совершенно спокойно, словно они обсуждали не катастрофу, в которую превратилась влюблённость Саске, а какую-то книжку, где все персонажи – выдумка. – Готов ли ты – только честно! – готов ли ты к тому, чтобы сказать себе без обмана: да, я хочу быть с этим человеком всю свою жизнь? Я хочу делать его счастливым столько, сколько отведено мне лет. – Он выждал короткое время, но Саске, как и ожидалось, молчал, погружённый в тяжкие думы. – Вот именно, не можешь. На подсознательном уровне ты всё ещё воспринимаешь это как временное помутнение рассудка, ты думаешь, что со временем тебя, что называется, попустит и ты вернёшься к своей привычной жизни. Так вот, Саске, этого не будет.
- Откуда тебе знать?.. – пробормотал младший брат, наверняка послав ему недоброжелательный взгляд – в темноте было не разобрать.
Итачи передёрнул плечами, но отвечать не стал. Возможно, думалось ему, Саске в самом деле не понимает, насколько сильно переменится его жизнь после того, как он примет свою гомосексуальную идентичность. Не зря Гаара сказал, что Саске убежит – именно это слово крутилось в голове у самого Итачи, когда он нынешним утром отпускал брата на встречу. Каким бы взрослым во многих жизненных моментах Саске ни был, но в сердечных делах его никак нельзя было назвать даже подростком. О том, что отношения – это не только удовольствие от общения с дорогим человеком, но также и тяжкий труд, ответственность, постоянная проверка на выдержку и мудрость – он не знал, да и откуда ему знать? Едва только отойдя от потрясения после осознания своего гомосексуального влечения, Саске был поставлен перед серьёзнейшим жизненным выбором, и кто вправе обвинять его в малодушии?..
Однако необходимо было что-то предпринять, что-то делать, помогать советом, выводить его, наконец, из этой разрушительной прострации, в которой несчастный влюблённый пребывал с момента возвращения домой. Саске наверняка думал, что он хороший актёр и никто не видит его душевной боли, но заметила даже мама – подозвала Итачи, пока младший сын был занят разговором с отцом, и не поинтересовалась даже, а заявила: что-то с Саске не так. Вдаваться в подробности не хотелось, да мама бы и не поняла – не потому, что недалёкая, а из-за своей стопроцентно традиционной ориентации, - поэтому молодой человек ограничился лишь неохотным кивком. Возможно, Учиха Микото додумала остальное правильно, потому как даже не попыталась встревать с материнскими советами, предоставив братским узам проявить в этом случае свою крепость, и это было правильным решением.
- Послушай, - позвал Итачи, когда осознал, что между ними уже несколько минут царит молчание, - ты должен последовать совету Гаары и всерьёз покопаться в себе, определить, чем ты готов пожертвовать ради того, чтобы быть с Наруто, и стоит ли эта жертва усилий. Может быть, ты решишь пойти по более лёгкому пути…
- Я не смогу, - раздался тихий расстроенный голос с противоположной стороны комнаты. – Не смогу я уже вернуться, чтобы всё было, как раньше, понимаешь?
Итачи вздохнул и хлопнул крышкой ноутбука – комната мигом погрузилась во тьму, разбавляемую только падающими из окон противоположного дома косыми жёлтыми лучами.
- В таком случае тебе предстоит серьёзная работа. Только, я тебя очень прошу, не забывай про учёбу.
- Знаю, - простонал Саске приглушённо, словно лицом в подушку, - зачёт завтра…
- Тогда спи.
- …Хорошо.
Как бы сильно его ни клонило в сон, Итачи ещё долгое время лежал в кровати на спине, в неудобной позе, которая не давала ему уснуть, и разглядывал тени на потолке, позволяя реке мыслей свободно течь по его сознанию. Перед умственным взором проплывали призрачные образы: улыбающийся Наруто за столом их кухни, мамино встревоженное лицо, папина увядающая улыбка в тот самый момент, когда он понял, что слухи, распространяемые о его сыне и лучшем друге на работе, на самом деле вовсе даже не беспочвенны… И Саске, конечно же, Саске. Пустой взгляд, за которым так тщательно скрыты внутренние терзания, его фальшивое: «Я в порядке» и такая же фальшивая твёрдость, с которой он это произносил. Глупый брат, когда же он прекратит, наконец, причинять себе боль?
«Я так хотел бы ему помочь! - бормотал про себя Итачи, ощущая, как ноют жаждущие отдыха глаза. – Но выбор сделать он должен сам. Сам…»
В этот миг вымотанное до предела сознание сдалось под напором потребностей тела, и совершенно незаметно для себя Итачи погрузился в глубокий сон без сновидений.
Как бы он, верно, удивился, если бы узнал, что в этот самый миг разоблачённый Дьявол, на поимку которого были брошены в последние недели все его жизненные силы, сидел в тюремной камере на холодной койке и пучил глаза в темноту – ему казалось, оттуда на него смотрит лицо Итачи.
@музыка: Coldrain - Stuck (и снова Саске)
воскресенье, 05 июня 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринг для этой главы: Какаши/Ямато
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 34
Суббота 22 мая
Гаара усадил его за компьютер и приказал заниматься курсовой работой – дописывать и тестировать программу, а сам пообещал как можно скорее вернуться из додзё. Отец пропадал на работе (из-за нового проекта ему пришлось установить шестидневный рабочий день для своих сотрудников), поэтому дома он был один.
Наруто неотрывно пялился на код программы уже около пяти минут. Классы, события, методы, переменные перестали восприниматься им как таковые, и остался всего-навсего сплошной текст, чёрным-синим-красным-голубым на белом фоне. Если поставить две косые черты, то дальнейший текст этой строки приобретал зелёный цвет и считался не кодом, но комментарием. Писать можно было что угодно. Перед уходом Гаара, шепча под нос ругательства, напечатал: «Stop thinking about it!» и запретил стирать, чтобы фраза эта якобы мотивировала его. Наруто навёл курсор на свободную строку и принялся стучать пальцами по клавиатуре, задавая компьютеру команды:
private void button2_Click(object sender, EventArgs e)
{
MessageBox.Show("Sasuke is a fucking idiot");
}
Затем нажал на зелёный треугольник, запускающий процесс debugging, и вот перед ним возникло окно программы, над которой они с Гаарой работали с переменным успехом на протяжении этого месяца. Он нажал на кнопку, которую оттянул на самый конец интерфейса и которой даже забыл дать название (на ней значилось просто button) – и поверх Windows Form выскочило маленькое окошко, сообщающее, что Саске – долбаный идиот, и имеющее одну только кнопочку «ОК», так что не согласиться с этим заявлением было попросту невозможно. Наруто нажал Enter и с тяжёлым вздохом закрыл лицо руками, потёр уставшие глаза – те болели и щипали после двух мучительных ночей, за которые ему так и не удалось нормально уснуть.
Гаара велел сосредоточиться на работе, значит, так он и сделает. Удалив дурацкий кусок кода и ненужную кнопку, Наруто углубился в изучение «внутрянки» программы, выискивая слабые места в логике. Ему нравилось программирование: любая ошибка здесь была объяснима, набор реакций на определённую проблему был чётко определён синтаксисом, а непредвиденные глюки можно было легко исправить, всего лишь внимательнее покопавшись в коде. Языки программирования были простыми и не жестокими, как жизнь: совершил оплошность – исправь, в чём заминка? Не хватает знаний – почитай литературу, спроси у крутых парней на форумах, наконец, скачай официальную документацию. И почему в жизни было совсем не так? Почему нельзя было просто вернуться к любому моменту из прошлого и переделать, улучшить что-то, вшить в ткань реальности новую нить – надёжнее, крепче?
Он мазнул взглядом по мобильному телефону. Гаара вчера долго бился над тем, чтобы заставить его удалить номер Саске, но сделать этого Наруто так и не смог. Стыдно было признаться даже самому себе, но он втайне ожидал, что в любую минуту телефон оживёт, засветится экранчик, а на нём – имя этого проклятого идиота; идиот, конечно же, всё обдумал, понял свою ошибку и искренне просит прощения… Здравый смысл только презрительно хмыкал над мечтаньями души: Учиха Саске, говорил он, не размазня, готовый, плевав на гордость, плакаться в трубку да обзывать себя последними словами. Не согласиться с этим значило бы соврать самому себе, и Наруто это прекрасно понимал – но, чёрт побери, здорово было бы услышать его раскаивающийся голос.
Теперь, когда эмоции от потрясения уже не так сильно давили на сознание, парализуя нормальный ритм жизни, Наруто понял, что обижен. Страхи страхами, но неужели Саске настолько побоялся той своей сущности, которая влюбилась в парня, чтобы выдумывать о нём столь отвратительную историю, да ещё и искренне в неё поверить? И неужели, раз уж его внутреннее неприятие своей гомосексуальности так сильно, это когда-либо вообще кончится? Даже если допустить, что через этот неприятный эпизод они каким-то образом пройдут, впереди ведь ждёт ещё масса намного более сложных: объяснение с родителями, трудности на работе, притирка выходцев из разных социальных слоёв, отказ от мечты о нормальной семье… И если Саске струсит и свернёт с пути сейчас, даже не столкнувшись с по-настоящему серьёзными проблемами, то снова возникает вопрос: зачем ему нужен такой Саске?
***
- Итачи, что ты здесь делаешь?
Такэо выглядел искренне изумлённым, и молодому детективу пришлось напомнить себе, что с недавнего времени он больше не предмет для тайных насмешек коллег. Теперь, заметил он, оглядевшись исподтишка, в его сторону бросали уважительные взгляды, перешёптывались так же, как раньше, но совсем с другим настроем. Ему пришлось подавить облегчённую улыбку, чтобы не выглядеть слишком уж счастливым, а то кто знает – может, волна удачи решит столкнуть его со своего хребта за излишнюю гордыню?
- Я… просто хотел узнать, как продвигаются дела.
- Дела, - повторил за ним начальник, метнув раздражённый взгляд в сторону комнаты для допросов, - пока никак, Учиха. Пытаемся вытянуть из него хоть слово, но он, сучара, молчит. Ещё и пресса набежала, еле заставили их убраться на первый этаж – пришлось пообещать им интервью с Хошигаке вечером.
- Ой, а он вернулся уже? – удивился Итачи. – Я думал, он за Дейдарой поехал, тот же просил завезти его домой из больницы.
Такэо отмахнулся:
- За ним наши АНБУ приехали, проведывали. Видать, приглянулся им парнишка этот.
Итачи улыбнулся, вспомнив молодого оперативника, который вчерашней ночью отошёл от кровати Дейдары только после окрика раздражённого капитана.
- А ты, кстати, тоже шёл бы домой, - Такэо послал ему ободряющий кивок и похлопал по спине. – Серьёзно, мы дальше сами.
- Я хотел бы присутствовать при осмотре его жилища, - предупредил молодой детектив. – Вы сегодня едете?
- Это в понедельник, - вздохнул старик, - когда ордер официальный получим, а то срочный затребовать не можем – поймали ведь его уже. Да и вообще, сейчас других дел полно… Кстати, Итачи.
В глазах Такэо, обычно имеющих неприятный хищный блеск, внезапно появилась какая-то совершенно нехарактерная теплота, он привлёк молодого человека к себе за плечи и заговорил очень тихо, так, чтобы не слышал никто из снующих по отделу занятых сотрудников:
- Ты ведь понимаешь, учитывая твоё активное участие в этом деле и риск для жизни, тебя ждёт нехилое повышение?..
Сердце в этот миг совершило в груди стремительное сальто и враз забилось сильнее. Итачи, не до конца веря в реальность услышанного, переспросил:
- Повышение?..
Такэо кивнул и с улыбкой добавил:
- Хошигаке твоего, конечно, тоже. И ещё… Я своё слово держу. Насчёт вас.
Наверняка из-за обилия чудесных новостей на лице Итачи появилось уж слишком глупое выражение, потому что начальник вздохнул, будто подавляя огонёк раздражения, и несильно оттолкнул подчинённого от себя:
- Всё, иди. Устрой себе выходной, а в понедельник с утра поедешь на осмотр дома.
Но уйти сразу ему не удалось: пришлось задержаться, выслушивая поздравления от коллег, затем его подозвал к себе Кисаме-сан, строго отчитал за приход и, смягчившись в конце, попросил без промедления вернуться домой. Уже возле лифта ему встретился Орочимару, от которого ему тоже досталось.
- Быстро домой! – приказал криминалист в куда более жёстком тоне, чем Кисаме-сан. – Ты, Итачи-кун, трудоголик, что ли? Отдохни, пообщайся с семьёй, созвонись с друзьями, а с господином убийцей мы разберёмся сами.
- Мне сказали, он отказывается говорить, - протянул Итачи, придерживая готовую закрыться дверь лифта.
- Именно поэтому я сегодня здесь, - ядовито бросил ему учёный. – Ничего, и не таких раскалывали. Всё, домой, живо!
Слушая мерное гудение везущего его на первый этаж лифта, Итачи вспоминал, что за эти сумасшедшие недели они с Орочимару стали неплохо понимать друг друга и даже, можно сказать, подружились. Образ учёного больше не вызывал в нём смешанных чувств безумного уважения и лёгкого опасения, как в первые встречи – после всего, что им пришлось пережить вместе, он стал для Итачи просто человеком, из плоти и крови, со своими маленькими слабостями и скелетами в шкафу. И подумалось вдруг: по окончании всего этого кошмара терять контакт с Орочимару вовсе не хотелось бы.
Ему посчастливилось проскользнуть незамеченным мимо журналистов, потому что те как раз окружили капитана опергруппы. Из их хаотичных выкриков Итачи догадался, почему Орочимару пребывал в скверном настроении: похоже, каким-то образом пронырам удалось пронюхать о его роли в этом громком деле, и теперь огласки ему уж точно было не избежать.
Несмотря на данное сразу нескольким людям обещание, домой детектив не пошёл. Хоть там были мама с папой, которых накануне он так и не уважил разговором, но Саске ещё с самого раннего утра убежал куда-то с фотоаппаратом, а именно с ним пообщаться хотелось больше всего – уж слишком мрачным он выглядел вчера, будто произошло что-то нехорошее, грызущее его изнутри, и не нужно было быть великим предсказателем, чтобы догадаться: связано это было с сыном Намикадзе-сана.
Однако мрачные мысли тут же унеслись прочь, лишь только Итачи вспомнилось обещание Такэо. Старик словами не разбрасывался – стало быть, повышение он получит гарантированно, а это означало, что он наконец-то сможет позволить себе снимать отдельную квартиру, о которой мечтал последние пару лет. Квартира эта находилась в доме недалеко от дядиного, и с её хозяином дядя Обито был хорошо знаком, так что первым делом Итачи решил позвонить именно дяде и попросить, чтобы тот договорился о встрече. Трубку сняли на втором гудке:
- Алло! – По голосу молодому человеку сразу стало ясно, что позвонил он не вовремя.
- Дядя, извини, что тревожу…
- Ой, это ты, Итачи! – тут же сменила интонацию трубка. – Прости, я просто замотался на работе, пришлось в субботу в офис идти, тут аврал полный… Извини. Ты как? Мне Фугаку уже звонил, всё рассказал. Поздравляю, вы с Кисаме молодцы!
Итачи пришлось пообещать дяде аудиенцию в ближайшие дни с подробным рассказом о расследовании в качестве главного блюда, а взамен он попросил об услуге насчёт квартиры.
- Так почему бы нам не начать сегодня? – предложил дядя. - Заходи сейчас в офис, забери меня, а то обеденное время почти началось, а я с этим каламбуром на работе даже не успел позавтракать.
Проехав пару остановок на электричке, Итачи оказался в центре города, откуда добраться до офиса Nami-Kaze было совсем несложно. Внутри организации ему ещё ни разу не доводилось бывать – те несколько раз, что он выполнял поручения для дяди в качестве подработки, Итачи отдавал результаты непосредственно ему, поэтому никого из сотрудников не знал. Его, однако, встретили весьма дружелюбно, а одна пожилая женщина при виде его даже восхищённо охнула и всплеснула руками:
- Как похож!
Решив, что она имеет в виду дядю, Итачи улыбнулся и пробормотал стандартные в таких случаях слова благодарности. Незнакомка, однако, немало удивила его, когда продолжила:
- Молодой человек, вы будете таким же симпатичным мужчиной, как Учиха Мадара, я это вижу в ваших чертах!
Итачи взглянул на неё оторопело:
- Вы… Вы знали Учиху Мадару?
И только миг спустя до него дошло, что да, его двоюродного дедушку вполне могли помнить в этой фирме, ведь именно он и никто другой более двадцати лет назад посадил за решётку первого её хозяина, Хашираму Сэнджу. История это была окутана мраком тайны, среди Учих о ней никогда не говорили – всё, что было известно Итачи, поведал ему дядя Обито. Дядя признался, что поначалу фирму использовали не столько для налаживания контактов между университетами Японии и других стран, в частности США, сколько для перевозки контрабандного товара, а помощь образованию являлась не более чем прикрытием. Дедушка Мадара, в те времена ещё никакой не дедушка, а весьма известный в определённых кругах тридцатипятилетний полицейский, специализирующийся именно на такого рода делах, потратил долгие месяцы на поиски веских улик и добился-таки того, чтобы Сэнджу получил причитающиеся ему пять лет тюрьмы. О том, что стало с ним и его братом потом, никто не знал, зато о дедушке Мадаре было известно, что жил он сейчас, вроде бы, где-то в Европе. Итачи совершенно не помнил своего родственника, но видел много фотографий, поэтому с пожилой сотрудницей фирмы Намикадзе-сана склонен был согласиться – в чём-то они действительно были похожи.
- Ой, - отведя его в сторону, вздохнула женщина, покачав умилённо головой, - вы прямо заставили меня вспомнить прошлое. Я ведь в этой фирме с самого её основания работаю, так что помню и Хашираму-сана, и как потом его брат взялся верховодить, но только всё развалил… Сарутоби-сана тоже застала и вот уже много лет работаю на Намикадзе-сана. А Учиха Мадара, молодой человек, был, к слову, таким импозантным мужчиной! Жаль только, что…
- Что? – повторил эхом за ней Итачи, и внезапно осознал, что ему не требуется слышать ответ на собственный вопрос – он знал его и так.
Подсказку дало ему выражение, промелькнувшее на лице старожилки фирмы, в котором читалось непередаваемое сочетание стыда, замешательства и осуждения. Когда приятели на работе узнавали о его связи с Кисаме-саном, они начинали смотреть точно так же – не понимая и даже не пытаясь понять, воспринимая его личность как отныне другую, не такую, какая была вчера, до прорыва новостей.
В подтверждение его догадок пожилая женщина выдохнула звучно через ноздри и зашептала на придыхании:
- Учиха-сан не просто так преследовал Хашираму-сана, об этом знали все сотрудники. Знаете, я не привыкла разносить сплетни, но вы ведь не чужой ему человек… Словом, Учиха-сан был очень в него влюблён. Настолько, что даже добился его ареста, только чтобы помочь ему через муки заключения стать на праведный путь. Так, по крайней мере, говорили, я точно не знаю…
Как раз когда, судя по выразительно заблестевшим глазам женщины, она готова была поделиться с ним ещё одной тайной, Итачи подозвал к себе освободившийся дядя Обито – и особая атмосфера, казалось бы, созданная только для секретных переговоров, была тут же разрушена явлением постороннего.
Всерьёз задуматься о том, насколько сильно меняет услышанная новость его представление о консервативности семьи Учиха и о его роли в развале её традиций, Итачи смог только поздно вечером.
***
Этот костюм очень шёл ему – на миг Какаши даже забыл, что смотрит на своего любовника, каждый изгиб тела которого за многие годы несерьёзной связи выучил назубок.
- Сэмпай, - улыбнулся ему Ямато, и на его белоснежных зубах заиграли отблески света. – Я пришёл попрощаться.
На столе у Хатаке едва ли не впервые в жизни царил идеальный порядок: с тех пор как он бросил курить, ему постоянно хотелось занять чем-то руки, а тут Учиха как раз очень кстати отпустил шпильку в адрес его безалаберности – интересно, что он скажет, увидев эту красоту. Ямато, не раз бывавший у Какаши дома и осведомлённый о царящем там хаосе, наградил сверкающее чистотой рабочее место удивлённым и одобрительным взглядом:
- Вижу, вы таки двигаетесь вперёд, как и планировали.
Какаши испустил уставший вздох, помассировал брови пальцами и небрежным жестом указал гостю на свободное кресло:
- Садись и расскажи нормально, с какой это радости ты со мной прощаться надумал.
Ямато сделал, как было велено. Он не только выглядел сегодня по-другому – изменились его взгляд, его улыбка, даже в какой-то мере его голос. Больше всего в этом мужчине Какаши нравился именно голос – вернее, интонация, с которой Ямато обращался к нему, называя по старой университетской привычке сэмпаем. Произносил он это слово глубоко, чуть растягивая гласные, и чертовски сексуально. Теперь же всё это напрочь исчезло и осталось простое «сэмпай», без подтекста.
- Мне предложили хорошую работу в Ото, и на следующей неделе я переезжаю. Семьи у меня нет, проблем с моей ориентацией у начальства не возникло, так что, думаю, в следующую субботу...
- Подожди, - прервал его Какаши резким движением руки. – Ты что, уезжаешь навсегда?
- Да, - кивнул Ямато и снова послал ему эту непривычную, новую улыбку – уверенную и с лёгкой грустинкой. – Неужели вы не понимаете, сэмпай?
Какаши прикусил кончик языка, отвлекая сознание болью: сейчас как никогда ему хотелось снова закурить. «Не понимаете…». Чего ж тут не понять? Всё и так предельно ясно. Слишком долго влюблённый мужчина, стиснув зубы, залечивал своей компанией его сердечные раны. Вначале был Обито, проклятый Учиха Обито со своей гордостью, который после всего швырнул эти свои очки в мусорное ведро и с безразличным видом сказал, что ничего не произошло, выбросив таким образом вместе с ними воспоминания из своей головы и заодно очистив сердце друга от надежд на взаимность. Долгие годы Ямато выносил его имя, непроизвольно слетающее с губ любовника в момент высшего наслаждения, и ни разу не пожаловался, не позволил себе разозлиться. Потом был Ирука, и он незримо присутствовал в его спальне вот уже три года – Какаши оставалось только дивиться выдержке этого храброго человека, ведь Ямато далеко не размазня, любому другому такого обращения с собой не простил бы.
Раньше Какаши не позволял себе задумываться над их годами висящей в ожидании разрешения ситуацией: всё, вроде бы, неплохо – и хорошо, и ладно, пускай висит себе дальше. И только сейчас, когда Ямато, уже далеко не младший студент, глядящий на него восхищённо снизу вверх, смотрел теперь прямо и уверенно, когда улыбка его светилась чем-то новым и неуловимо привлекательным, Какаши осознал в полной мере, каким подонком всё это время был и, ослеплённый то одной, то другой любовью, совершенно не замечал, как втаптывает ногами в пыль прекрасную человеческую душу… Просить прощения? Не поздно ли для этого? Ямато и так всем своим видом стремился показать, что простил. Попытаться объясниться? К чему? Разве это сделает его поступок менее жестоким, снимет с его груди груз вины?
Угадав, как всегда, точно причину внутренних метаний возлюбленного, Ямато поднялся, обошёл стол, запустил пальцы в его волосы, прижался лбом к его макушке, как часто делал, выражая таким образом свою поддержку. От этого жеста, такого родного и такого, учитывая последние события, далёкого, к горлу подкатил жёсткий комок, и захотелось притянуть к себе этого удивительного человека, бесконечно доброго и мудрого, в последний раз вдохнуть аромат его тела, ощутить вкус его губ и, содрогаясь изнутри от сумасшедшего шквала обрушившейся разом ностальгии, произнести-таки эти банальные, затёртые сотнями лет слова: «Прости меня».
Ямато отстранился прежде, чем руки любовника обвились вокруг его талии.
- Сэмпай, я не буду звонить, навещать тоже не буду. Надеюсь, вы поймёте.
«Мне нужно время, чтобы забыть вас», - читалось в его взгляде, и Какаши, словно загипнотизированный, кивнул. Время подниматься из застойного болота и двигаться вперёд, разминая атрофировавшиеся за годы бездействия мышцы ног, настало не только для него и Обито.
Они обнялись на прощание, и Какаши, не имея возможности сказать ни «звони», ни «до встречи», сумел выдавить из себя только:
- Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Ямато сжал крепко его плечо, опалил своей новой уверенной улыбкой:
- А я хочу, чтобы счастливы были мы оба.
Провожая его фигуру, удаляющуюся по коридору, Какаши пытался поймать в голове какую-нибудь умную мысль или философское наблюдение о стремительности течения жизни, однако внутри было совершенно пусто. За его спиной раздался голос Обито:
- Это был Ямато, что ли?..
Какаши не ответил.
***
Машины носились под его ногами с ужасающей скоростью. Снизу поднимался, разбавляя жаркий воздух, тяжёлый пыльный запах дороги. Ветер, особенно сильный на мосту, трепал его волосы, и те лезли в глаза, в рот, били по щекам. Саске облизнул пересохшие губы и, подступив ещё ближе к металлическим перилам, согнулся почти пополам, навёл объектив на дорогу – щёлк! Ему удалось поймать в кадр мчащий в сторону центра синий гоночный автомобиль.
Он стоял на пешеходном мосту, что находился в северной части Конохи, ближе к автостраде, с самого утра. Хотелось прикрыть чем-то нагретую солнцем голову, поесть, умыться, а ещё – сунуть руку в грудь, аккурат между рёбрами, и вырвать оттуда то, что там так чертовски сильно болело. Не постоянно, нет, - наплывами: вот, казалось бы, всё наладилось, всё неплохо, даже хорошо, как вдруг всё внутри скручивает судорогой, и больно даже не физически, а словно кто-то проделал дырку в его ауре в левой части груди и ворует оттуда его жизненные силы. Где взять материал, чтобы заделать прореху, Саске не знал, поэтому доверился своей интуиции и явился сегодня туда, куда его тянуло неведомой силой с момента пробуждения – на этот мост.
Когда-то у них с Итачи случилось лето, когда за ними некому было приглядывать, отправить к каким-нибудь родственникам за городом возможности не имелось, поэтому пришлось детям всё летнее время провести в душном адище города. Тогда они часто бродили по незнакомым районам, зачем-то записывали в блокнотик названия улиц, чувствуя себя при этом настоящими исследователями, и собирали на площадках детские сокровища: пластиковые пульки от пистолетов, монетки, яркие обёртки от редких и дорогих конфет. Однажды ноги завели их на этот мост, и здесь они провели весь день, до самого заката – настолько увлечены были маленькие братья зрелищем мчащих потоков разноцветных автомобилей, словно под их ногами разлились две живые реки, а каждая капля – это человек. Вечером, когда село солнце, их нашёл дорожный патруль, и уже дома едва не сошедшая с ума от волнения мама рассказала, что отец поднял на уши весь свой отдел ради их поиска. Тогда мобильные телефоны были ещё немыслимой роскошью, поэтому, не имея другой возможности контролировать детей, родители строго-настрого запретили им впредь гулять так далеко, и у маленького Саске в сознании отпечаталось, что мост – это место, куда лучше не ходить, если не хочешь попасть в неприятности.
Однако сегодняшним утром он проснулся с одной-единственной мыслью – сходить сюда. Вероятно, виной тому был диковинный сон, в котором они с Наруто якобы были напарниками и дрались с кем-то на мосту; ему крепко досталось, но, тем не менее, он защищал до истечения последней капли энергии своего обидчика в реальной жизни, и почему-то было очень важно, чтобы они оба выжили. Странные сны с участием Наруто и битв снились ему уже несколько раз, и постоянно он просыпался с таким чувством, будто только что побывал в другом мире, примерил на себя судьбу другого Саске – вроде бы его самого, но какого-то неприятного, колючего, с изломанным прошлым и мутным будущим, словно… словно внутри у того Саске жила тьма.
Ветер подул с новой силой, и ему пришлось схватиться за перила, чтобы его не отбросило в сторону. Несмотря на то что шла уже вторая половина дня и его наверняка заждались дома, особенно Итачи, Саске не стал уходить и вместо этого опустился на асфальт, устроившись в тени столба и прислонившись спиной к металлической решётке, и достал свой блокнот для записей. Ждать, пока он вернётся домой и сможет напечатать новое сообщение в блог, не хотелось, поэтому он начал писать карандашом в блокноте, который всегда носил с собой.
«Я не знаю, что со мной происходит. Ведь я понимаю, что был прав, что поступил так, как было нужно. А всё равно внутри, в голове - что та автотрасса, а по ней носятся на бешеной скорости машины-мысли, одна мрачнее другой, и ни угнаться, ни уничтожить я их не в состоянии. Хочется заползти куда-то, где тепло, влажно и уютно, и сказать себе: ничего не было, ты всё выдумал, теперь возвращайся к своей обычной жизни. Но даже если бы я нашёл такое убежище, мне думается, оно всё равно не уберегло бы меня.
Я ловлю себя на том, что слишком часто смотрю на мобильный телефон, словно жду звонка. Может, и жду. Хотел удалить номер, но рука не поднялась. Я жалок, да? Чувствую себя одновременно непроходимым тупицей, что ничего не понял раньше, и невероятным кретином, потому что не дал шанса ему даже объясниться. Кто знает, может, я и в самом деле, как он тогда сказал, подонок в этой ситуации.
Да что я мелю?! Это всё сон, проклятый сон про мост, где я, как последний болван, защищал его от чьих-то ударов и сам едва не погиб. Всё он попутал. Неужели я настолько наивен, что попался бы на его крючок снова?
Наруто, если ты это читаешь, то знай: не попадусь.
Думаю, когда-нибудь автострада в моей голове успокоится, хоть и говорят, что такие дороги кипят жизнью даже ночью… Всё-таки я надеюсь на покой. Мне он сейчас нужен как никогда».
Получилось слишком откровенно, и Саске, перечитав текст, решил, что вырежет из него половину, прежде чем перепечатает. Или же, подумалось ему вдруг, не стоит этого делать: всё, что он написал, лилось из него сплошным потоком эмоций, и если начать редактировать, править, менять, выйдет уже совсем не то. Поразмышляв об этом ещё немного, Саске решил, что даже если действительно вышло чересчур открыто, Наруто вряд ли теперь заглядывает в его блог, а от советов троицы любимых читателей он бы не отказался.
Ветер снова взлохматил его причёску, заслепил прядями глаза, и Саске решил, что уже достаточно засиделся на заветном мосту. Может быть, дома ему посчастливится застать Итачи. Было бы здорово поговорить с ним.
***
Ли испустил раздражённый вздох, протянул руку и поправил выбившуюся из причёски короткую прядь на лбу своего любовника:
- Гаара, что происходит? Ты весь день будто не здесь.
Они сидели друг напротив друга на татами, в коридоре можно было расслышать галдёж молодых учеников, решающих, куда им отправиться гулять после занятия, и их звонкие голоса были единственным, что нарушало тишину в додзё. Гаара отвлечённо дёргал за воротник куртки и избегал смотреть ему в глаза:
- Да просто… Извини, я… За Наруто переживаю.
- А что с ним? – удивился Ли, даже не заметив, как тон его переменился с подозрительного на сочувствующий, а из головы вылетели былые переживания – увидев Гаару в таком состоянии сегодня, он поначалу решил, что в этом есть его вина, и уже приготовился, если действительно сделал что-то не так, просить прощения.
Гаара отмахнулся, как от дурных воспоминаний, и поспешил подняться на ноги:
- Всё будет хорошо, я уверен. Ему не помешает небольшая промывка мозгов, а в этом я мастер, так что через пару дней будет как новенький.
Поднявшись следом, Ли коснулся мягко его плеча, затем перенёс ладонь на затылок, притянул его голову к себе для поцелуя, но Гаара быстро отстранился, отступил на шаг с виноватым видом:
- Прости, этот придурок Узумаки – всё, о чём я могу сейчас думать.
Пришлось проглотить комок возмущения, дабы не расстраивать любовника ещё больше, хотя Ли, зная о своём неважном таланте к притворству, решил не скрывать своей обеспокоенности насчёт сложившейся ситуации. Настроение Гаары означало, что их планы на воскресенье – съездить в его родное додзё для знакомства с двумя его учителями – летели в тартарары, и вместе с ними горела синим пламенем их сегодняшняя договорённость провести вместе вечер и ночь. Наблюдая сегодня за Гаарой, Ли неоднократно твердил себе, что всегда есть следующие выходные, любой другой день, более подходящий – и, тем не менее, глупые беспочвенные сомнения всё-таки нашли путь к его сердцу и поселились там, похоже, надолго.
- Что ж, - выдавил он из себя ободряющую улыбку, - иди тогда к нему. Просто позвони вечером.
По лицу Гаары прошло облегчение, и он даже предпринял попытку ответить на улыбку, однако, похоже, мрачные мысли в самом деле мешали ему сосредоточиться.
- Спасибо, - пробормотал он скомканно, - я тогда побегу, ладно?
Дверь додзё отворилась, и пространство, всего миг назад принадлежавшее им двоим, начало заполняться юными мальчишками в сверкающих новизной тренировочных формах. Впрочем, поправил себя Ли, не совсем им двоим: сегодня за их парой повсюду бродила невидимая тень Узумаки Наруто, крепко удерживающая сознание Гаары в невольных тисках. И снова пришлось подавить рвущееся наружу возмущение.
- Да, иди, - махнул он любовнику, зная, что если сейчас не отпустит его, то может сказать что-то, о чём позже пожалеет.
Юноша тут же сорвался с места, забыв послать любимому даже скупую улыбку на прощание. Ли прикусил губу, глядя ему вслед. Не то чтобы он переживал… Но чувство это было явно новым, и об этом непременно стоило подумать – но не здесь, когда с десяток пышущих энтузиазмом глаз смотрят на него в ожидании. Нет, он подумает об этом в тишине собственного дома.
Ли потуже затянул пояс на талии и, моментально преобразившись в строгого и справедливого инструктора, обвёл учеников тяжёлым взглядом, под которым те тут же вытянули спины. Он позволил образу Гаары в последний раз мелькнуть перед внутренним взором, после чего эмоции были напрочь отключены.
- Начинаем, - произнёс он с абсолютным спокойствием в голосе.
Ученики ответили ему дружным откликом, и двенадцать голов опустилось в поклоне.
***
Ближе к вечеру ветер нагнал тучи, и те висели сейчас над высотками, пышные, белые с серыми брюшками, а небо над ними было таким ярким, что, казалось, готово было выесть глаза своей синевой. Саске отложил фотоаппарат на лавочку рядом с собой и, закинув руки за деревянную её спинку, просто наблюдал за изменениями в небе. Похоже, наверху ветер всё ещё был сильным, потому что тучи передвигались над его головой с достаточно большой скоростью.
Ему припомнилось, как в детстве, когда он ещё посещал детский сад, он лежал в своей кровати во время тихого часа, в который положено было отдыхать, и наблюдал за отрезком неба, видным из прямоугольного окна общей спальни. Все ребята вокруг уже спали, и было очень тихо. Саске тоже должен был спать, поэтому открыл глаза лишь до узких щёлочек, чтобы обмануть воспитательницу. Рваные белые облака то появлялись в поле обозрения окна, то вдруг куда-то пропадали. Тогда Саске впервые в жизни подумалось, что облака, наверное, движутся, а ведь раньше он никогда не задумывался над этим… Открытие показалось ему настолько огромным и невероятным, что захотелось разбудить кого-нибудь, поделиться, удивить. Он, однако, дотерпел до вечера, когда мама привела его домой, и рассказал всё любимому старшему брату. Тот только улыбнулся, но ничего не сказал.
Вот это облако, подумалось Саске теперешнему, сидящему на парковой лавочке в одиночестве потому, что Итачи посоветовал ему уйти из дома ненадолго, – вот это облако похоже на птицу. Такую, с длинным клювом, костлявую и расправившую свои крылья только наполовину – верно, сомневается, что ей хватит сил подняться в небо, взлететь и присоединиться к собратьям.
А облако рядом похоже на целую сцену: вот чьё-то лицо, длинная шея, а вот – рука с крючковатыми растопыренными пальцами тянется к этой самой шее. Если взглянуть направо, то можно увидеть рыбу, плоскую, как какая-нибудь камбала, и с маленьким глазиком. Прелесть. А вон то облако… Саске даже сощурился, приглядываясь внимательнее. Но как только в облаке начинаешь видеть что-то, ты не можешь это развидеть – поэтому, сколько он ни вглядывался, видение от этого не менялось. На него смотрело лицо Наруто. Вот, даже усы росчерками по щекам…
Рука сама потянулась за фотоаппаратом, но Саске вовремя остановил себя. Он всё ещё не позволял себе верить в то, на что с такой лёгкостью более опытного мужчины указал ему старший брат, поэтому на Наруто он всё ещё официально злился. Так что – никаких фотографий!
«Я не знаю, что ты там себе надумал, - хмыкнул Итачи, когда Саске, смущаясь и едва справляясь с нахлынувшим на него потоком слов-паразитов, поведал брату сокращённую и несколько отредактированную версию их с Наруто размолвки, - но могу тебя уверить: этот парень к тебе неравнодушен. Ты уж меня извини, но даже мама заметила».
Время для беспокойства о маминой реакции было неподходящим, поэтому Саске позволил этой информации проскользнуть мимо его сознания. Итачи же поднялся и, положив руку на компьютерное кресло, повернул сидящего в нём брата к монитору: «Открой мне это их сообщество, я сам хочу посмотреть. А ты пока погуляй немного где-нибудь, хорошо?».
Прошло уже сорок минут с тех пор, как Саске покинул квартиру. За это время он успел побродить по запруженным людьми улицам, понаблюдать за лучезарно улыбающимися детьми, стайками мчащимися по сочной траве парка, купить себе пива той же марки, что когда-то угощал его Наруто у себя дома, и вот, понаблюдать за облаками, совсем как Шикамару.
Мысли о приятеле заставили его вспомнить, что он уже чертовски давно не сидел за гобаном в салоне Асумы-сана, не испытывал свой разум на гибкость, и хуже всего во всём этом было то, что ничего этого ему и не хотелось. Над всеми его мыслями в последнее время доминировало любовное приключение, самое первое в жизни и оттого самое важное: каждая сцена, каждый диалог хранились в его памяти свежими, будто произошли совсем недавно, и выбрасывать любое воспоминание, даже неприятное, сознание попросту отказывалось – цеплялось, как за архивную фотографию, и не отпускало.
Саске закрыл ладонью глаза, чтобы избежать соблазна пялиться на облако-Наруто. С тех самых пор, как он озвучил историю Итачи и тот не разделил его догадок насчёт коварного плана, внутри было неспокойно. Словно он был роботом, и кто-то играючи нажимал сразу на несколько кнопок на пульте управления его телом: ноги хотели куда-то идти, голова клонилась вниз, руки то заползали в карманы джинсов, то цеплялись за чехол фотоаппарата, хотя никаких подходящих кадров вокруг себя он не видел (кроме, разве что, облака, но оно было табу). Хотелось выпить ещё пива и одновременно с этим хотелось прополоскать рот, чтобы вымыть оттуда его кисловатый привкус. Хотелось схватиться за голову и крепко сжать, свернуться калачиком и сделаться маленьким, чтобы все-все-все проблемы исчезли сами собой, хотелось…
Саске резко поднялся на ноги: терпеть и дальше эти ужасные внутренние терзания было совершенно невозможно. Домой он добирался кратчайшим путём – через нелюбимые им подворотни. Итачи, не отрывая взгляда от экрана, подозвал его к себе знаком, и выражение его лица при этом было сосредоточенным и серьёзным, а это не могло быть хорошим знаком. «Я уже не знаю, что может быть хорошим знаком в моей ситуации», - хмыкнул про себя Саске. Он помедлил с минуту, стягивая футболку и переодеваясь в домашнюю растянутую майку, кладя фотоаппарат на место, а Итачи всё не отрывался от монитора – читал чужую переписку с таким видом, словно в ней была сокрыта великая тайна бытия. Наконец, когда попытка оттянуть неизбежное провалилась, Саске пришлось подойти.
- Садись, - предложил ему брат, поднимаясь, - и вот, почитай.
Подавив нарастающее волнение, Саске прокрутил колёсиком мышки до начала страницы и углубился в чтение поста.
- Прочёл, да? – произнёс брат за его спиной. – Теперь посмотри на дату. А теперь… - Он отобрал у него мышку и взялся искать что-то в следующих за записью комментариях. – Вот, начинай отсюда, где в разговор вступают твои знакомые, Наруто и Гаара. Обрати особое внимание на то, что пишет твой Наруто.
Чем дольше Саске читал, тем больше чувствовал себя идиотом. Вопрос, поднятый в этой теме, касался отношений Гаары с лучшим другом некой Тен-Тен, которые он умудрялся несколько недель держать в секрете от остальных приятелей, и теперь (если верить дате, ровно неделю назад) – кота выпустили из мешка, причём с огромным скандалом. Саске не нравилось электронное общение именно из-за того, что по нему порой нельзя было различить оттенки смысла в речи собеседника, но в этом случае ему почему-то всё было ясно, даже яснее, чем, может, хотелось бы… В отличие от всех предыдущих записей Гаары, прочтённых им несколько дней назад, в этих он не чувствовал ни капли иронии – любому, даже самому далёкому от этого небольшого коллектива человеку, становилось сразу ясно: отношения с Ли значат для Гаары очень много, и то, как дёшево его секрет продали и швырнули на растерзание чужому любопытству, глубоко его задело. Что же касалось Наруто… Наруто ввязывался в споры, доказывал с пеной у рта правоту друга, не боялся нарываться на конфликт с самой открывательницей тайны – при прочтении его реплик у Саске в голове почему-то возникал стойкий образ воина, закрывающего своим телом от ядовитых стрел раненого товарища. Именно так он себя и вёл – как какой-нибудь герой, верящий в свою правоту и правоту своего друга слишком искренне, чтобы не заступиться. «Оставьте его в покое», «Позвольте человеку самому принимать решения, что вы за люди такие?», «Вы что, не понимаете ничего? Не помните, как в первый раз влюбились и что при этом чувствовали?» - вот какими нападками осыпал Наруто наполовину в шутку, но всё же с видимым укором своих друзей-соперников, и чем дальше Саске читал, тем стремительнее росло внутри него ужасное чувство, что он – непроходимый тупица, что он – трус и не стоит даже мизинца этого восхитительно сильного человека, что его место – в грязи, и участь его – быть затоптанным и раздавленным чужими пятками, потому что иного он не заслуживал…
За его спиной Итачи рассудительно протянул:
- А то, что ты мне показывал, - это же просто игра была, ты что, иронии не умеешь различать?
В глазах противно закололо, и Саске принялся тереть их изо всей силы, до боли.
- Видимо, - пробормотал он, борясь с давящей на грудь тяжестью, - не умею…
Рука брата в ободряющем жесте сжала его плечо, но облегчения от этого Саске совершенно не почувствовал.
***
Комната для допросов была сплошь, от пола до потолка, серой, посередине стоял пустой продолговатый стол, на одном конце которого сидел, сгорбившись и глядя пустым взглядом на собственные ладони, поникший узник. За ночь следы побоев, о появлении которых никто не задавал вопросов, превратились в налившиеся фиолетовым синяки, и теперь лицо его было почти не узнать. У двери замер, выпрямившись так, будто у него вместо хребта был стальной прут, молодой охранник с оружием наперевес. Второй стул, тот, что предназначался допрашивающему, пустовал.
За тонированным стеклом стоял, сцепив руки за спиной, Хошигаке Кисаме и смотрел на пойманного зверя. По его собранному лицу невозможно было прочесть, какие эмоции вызывает в нём зрелище. Он не стремился проводить допрос, его и не просили – мысли сотрудников в этом были едины: если Кисаме пустить к заключённому, тому несдобровать.
Зайдя внутрь, Орочимару, внешне – само спокойствие, положил свою папку на стол, и в абсолютной тишине звук этот раздался с оглушающей громкостью. Затем он опустился на свободный стул и, не глядя на допрашиваемого, раскрыл папку на первой странице.
- Мне сказали, вы отказываетесь говорить, - произнёс он глухо, блуждая взглядом по строкам документа. – Я не знаю, какая у вас причина. Вероятно, вы надеетесь избежать наказания, думаете, что полиция не сможет найти достаточно улик, чтобы привязать все убийства к вашей персоне. – Он сделал долгую паузу, во время которой якобы с интересом вчитывался в детали, указанные в деле. – Что ж, должен признать, вы и в самом деле были очень осторожны. С вашим-то опытом хирурга, вашим недолгим сотрудничеством с полицией, вы должны были определить, как обработать жертву так, чтобы не оставить на ней своих следов.
Мизуки поднял на него бесконечно усталый взгляд, затем положил руку на поверхность стола, сложил ладонь таким образом, словно у него в руках была зажата ручка, и повёл ею, изображая процесс письма. Орочимару послал охраннику выразительный взгляд – тот выскочил из комнаты и вскоре вернулся с пачкой чистых листов и карандашом.
У заключённого слегка подрагивали руки, поэтому писал он медленно, с перерывами, чтобы успокоить дрожь. Когда он закончил, то отодвинул от себя лист. Орочимару взял его в руки. «Не могу говорить, сорван голос, - сообщалось в послании. – Я знаком с вашей работой. Удивлён, что после того случая в двухтысячном вы вернулись в криминалистику. Вы храбрый человек».
- У меня не было выбора, - ответил учёный, всеми силами стараясь не выказывать своей настороженности. – Но говорим мы сейчас не обо мне. Вы отказываетесь сотрудничать с полицией, и моя задача – выяснить, почему. Неужели вы считаете, что эти ребята не знают, как выполнять свою работу? Что они не нароют на вас улики?
Мизуки знаком попросил листок обратно, затем вернул его с новой надписью: «Я не обманываюсь на этот счёт. Мне уже давно хотелось, чтобы кто-то это прекратил, а когда нашли трупы, думаю, подсознательно я уже понял, что моё время подходит к концу. Не могу сказать, что я разочарован. Я знаю, мне нужна помощь. Вы мне нужны».
Последнее предложение отбилось в сердце Орочимару холодом: прошло уже десять лет с тех пор, как человекоубийца говорил ему эти слова, и после своего побега из США он искренне уверил себя, что никогда больше ему не доведётся смотреть в глаза кровожадному монстру и чувствовать, что между ними установилась слишком крепкая связь и её уже не разорвать ничем, кроме смерти одного из них. Это чувство – чувство, что в нём нуждается падший до невероятных низов человек – было не самым лучшим в копилке его жизненных впечатлений, и Орочимару с сожалением осознал, что против воли он снова примеряет на себя наряд обличителя и спасителя заблудших душ в одном лице.
- Послушайте, если вы не признаетесь, я не смогу вам помочь, - произнёс он, насыщая голос строгими нотками и глядя прямо в глаза своему антагонисту. – Начните уже говорить, облегчите работу полиции.
«Сначала ответьте мне на вопрос, - написал Мизуки. – Как вы поняли, что это я? Я где-то допустил ошибку?».
- Я не имею права разглашать тайну следствия, - отрезал Орочимару, - я всего лишь консультант, не более того.
«Но ведь это ваша была идея – подсунуть полицейского? – спокойно вывел на бумаге убийца. – Я понял это, как только увидел вас заходящим в эту комнату. За всем этим стоите вы».
- Я всего лишь составил ваш психологический портрет, - сухо улыбнулся ему учёный. – Знаете, в конце восьмидесятых на территории Советского Союза орудовал убийца, которого никак не могли поймать, и когда к делу подключили учёного-психиатра, некоего Александра Бухановского, дело сдвинулось с мёртвой точки.
Мизуки со спокойным лицом подтянул к себе листок: «Дело Андрея Чикатило, я знаю, вы писали об этом в своей книге. Стало быть, вы стали Бухановским для этого расследования?».
Орочимару предпочёл умолчать о своём участии в плане Итачи и утвердительно кивнул:
- Можно сказать и так. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что я знаю о вас многое – даже то, что вы тщательно прячете от самого себя, и при желании я могу сломить вашу волю, Мизуки-сан, необходимый опыт у меня для этого имеется. К чему нам тратить зря время друг друга? Давайте говорить начистоту.
Он положил указательный палец на край бумаги и повёл им в сторону заключённого, но Мизуки не торопился отвечать. Его взгляд бродил по лежащей на столе папке, и Орочимару решил, что думает он наверняка сейчас о том, сколько из его постыдных тайн уже разгадано и лежит там напечатанным и доступным для всеобщего обозрения – открывай, читай, кто хочет. Наверняка это было не самое лучшее чувство – словно какой-то неугомонный проныра со всей тщательностью порылся в твоей душе.
Убийца перевёл свой взгляд на него. Орочимару смотрел прямо, хотя именно разорвать этот почти болезненный зрительный контакт хотелось сильнее всего. В серых глазах Мизуки, превратившихся в две щёлочки из-за распухшего лица, эмоции сменялись одна другой слишком часто, чтобы уловить, о чём конкретно он сейчас думает. Наконец рука его нашарила на столе карандаш, и он, всё ещё глядя учёному в глаза, вывел вслепую: «Что вы хотите знать?».
- Всё, - едва пряча радость, ответствовал его инквизитор. – Сколько жертв на вашей совести, кем они были, когда они были убиты и где похоронены.
«Это всё вопросы следователя, - пришёл ему письменный ответ. – Я чувствую, что вы хотите задать мне совсем другие вопросы, которые интересуют вас как учёного. Поверьте, я сам одно время был человеком науки, так что понимаю вашу страсть. Спрашивайте. Вам я отвечу».
В кончиках пальцев возникла странная дрожь – казалось, всё его тело задрожало, задышало перспективой, впитало в себя алчность жадного учёного ума, однако Орочимару усилием воли сдержался и вновь вернул лицу сползающую маску. Его убийца играл нечестно. Мизуки слишком хорошо знал таких, как он – фанатов науки и любителей докапываться до первоисточника, - поэтому фактически крутил им сейчас, как хотел. Поразительно, как после перенесённого вчерашней ночью потрясения и ночи в тюремной камере ему удалось не потерять самообладание и орудовать своим острым умом так же чётко и размеренно, как руки его когда-то орудовали хирургическим скальпелем.
- Для начала, - учёный поднялся и с деланным безразличием указал на стопку чистой бумаги на столе, – напишите ваше признание, а пообщаемся мы потом. До встречи.
Спину жёг чужой взгляд, когда, стиснув зубы и умоляя себя не оборачиваться, Орочимару покидал серую комнату для допросов. В борьбе сознаний победителем в первом раунде, где устанавливался манипулятор и марионетка, можно было назвать его, но с огромной натяжкой. Неизвестно, сколько ещё тузов у этого человека в рукаве.
***
- Соберись.
Гаара с громким хлопком закрыл крышку ноутбука, оставил его на диване и переместился на кровать к другу. Последние десять минут Наруто потратил, бесцельно пялясь на дверь собственной спальни, и, похоже, даже не замечая этого.
- Я собран, - глухо бросил блондин, уворачиваясь от его руки. – Прекрати ко мне относиться как к больному.
- Но ты именно больной и есть, Узумаки, и ты сам знаешь, чем, - отрезал Гаара, пожалуй, строже, чем следовало в подобной ситуации.
Уже было давно за полночь, и в доме бодрствовали они одни – Минато пожелал им спокойной ночи и удалился к себе в спальню ещё два часа назад. В связи с новостями о поимке серийного убийцы, терроризирующего город последние недели, он пребывал в прекрасном настроении, и это в сочетании с чрезвычайной занятостью на работе сыграло злую шутку с его отцовской проницательностью – о состоянии сына он не ведал. В иной ситуации Гаара пожурил бы мужчину за невнимательность к сыну, но сейчас был этому даже рад, потому как справляться ещё и с враньём дорогому дяде Минато, помимо приглядывания за другом, у него попросту не хватило бы энергии.
- Наруто, - позвал он терпеливо, и когда светловолосая голова друга апатично повернулась к нему, произнёс заготовленную заранее фразу: - Я тебя знаю уже много лет, поэтому поверь мне: ты достоин куда лучшего, чем этот придурок. Ты можешь… Да ты кого угодно в себя влюбишь, если захочешь, ты вообще это осознаёшь? Наруто, ты слишком для него хорош.
На губах блондина мелькнула слабая улыбка:
- Я ценю твоё мнение, Гаара, честное слово, но ты просто не понимаешь…
- Всё я понимаю, Узумаки, - отрезал тот, нахмурившись и, сам того не осознавая, взялся копировать интонации старшего брата. – Ты просто вбил себе в голову, что раз симпатия появилась к кому-то, то это уже на всю жизнь, что он – твоя половинка и тому подобная хрень…
- Это не хрень, это правда.
- Ну, я не знаю…
- И это не просто симпатия. – Наруто внезапно протянул руку и сжал его ладонь в своей. – Прежде я уже испытывал симпатию, и то, что у меня есть к Саске, не идёт с прошлым ни в какое сравнение. Это… как будто нить судьбы, я её чувствую, понимаешь? Что она опутала наши сердца, и никуда я уже от неё не денусь.
Гаара вырвал руку. Слышать такие слова от Наруто, разбитого, раздавленного Наруто, было сейчас для него худшим мучением, которые только можно было представить.
- Прекрати, - попросил он слабо, зная, насколько просяще звучит его голос, и не в состоянии контролировать себя. Слишком много боли лилось на него из родных голубых глаз, слишком глубоко ранили его слова. – Прекрати, Узумаки, не забивай себе голову чепухой. Пожалуйста.
Наруто подарил ему грустную улыбку, отодвинулся на кровати так, чтобы опираться спиной о стену, увешанную плакатами. Гаара устроился рядом.
- Мне тоже всё это не очень нравится. Что я так от него зависим. Хочется снова быть свободным, чтобы образ моей половинки оставался просто образом, далёким и недосягаемым, до которого ещё нужно дорасти, понимаешь? Но отрицать существование этой связи между нами я не могу. Я чувствую, о чём он думает, когда он рядом, я вижу в его глазах то, что он хочет сказать, даже если он так и не решается это произнести. Ничего не могу с собой поделать.
Гаара сжал плотно губы, дабы не прервать друга случайно вырвавшейся репликой. Наруто запустил пальцы в волосы и стал вдруг похож на потерявшегося в чужом городе путника, который улыбается только потому, что не хочет подпускать к себе мысли о том, что вокруг него – незнакомые и неприветливые улицы, и тьма уже лижет лодыжки, а огни в окнах не предлагают ни капли уюта.
- Самое странное, что я в какой-то мере его понимаю. Я злюсь на него, и, конечно, мне обидно, но я его понимаю. Странно, правда?
- Ты имеешь в виду, что он латент? – всё-таки не выдержал и уточнил Гаара.
Наруто передёрнул неопределённо плечами.
- Помнишь, ты как-то рассказывал мне о признаках подавляемой гомосексуальной личности? - Юноша кивнул. Наруто грустно рассмеялся: - А ведь эта его мечта сделать из Конохи идеальный город – классический признак: внутренняя неудовлетворённость и, как следствие, стремление переделать внешний мир. Как я сразу-то не догадался?
- Да ладно, ты, - покачал головой Гаара, - но как я ничего не увидел – это вообще загадка. Обычно я такие вещи за километр чую.
Говорить больше не хотелось, оба друга почувствовали это одновременно и, не сговариваясь, принялись готовиться ко сну. Измотанный бессонницей Наруто в эту ночь буквально провалился в сон. Гаара же полночи провёл на полу у его кровати, и при каждом шорохе, каждом вздохе по телу его проходила нервная дрожь, он устремлялся вперёд, готовый успокоить, удержать, утешить. Но, похоже, истома крепко держала сознание Наруто в своих объятиях, и, несмотря на то, что снилось ему что-то явно недоброе, он не просыпался. Или, может быть, не подавал виду, чтобы не беспокоить и без того растревоженного друга. Об этом Гааре подумается только утром, когда он обнаружит себя лежащим на своём диване, заботливо прикрытым лёгким одеялом, и не сможет вспомнить, как он туда добрался.
***
Саске то и дело беспокойно подносил к лицу мобильный, светил экранчиком в лицо – сколько осталось до утра? Но время, будто мстя ему за что-то, тянулось до неприличия медленно, цифры издевались, отказываясь продолжать движение, и даже, казалось, сама природа была настроена против него, потому что ночь всё не кончалась – лилась в окна непроглядной тьмой, и ни один лучик солнца не сжаливался над его страданиями и не разбавлял эту черноту своим благодатным светом.
Утро означало для Саске надежду. Утром он придёт к дому Наруто, попросит спуститься, чтобы смотреть в глаза, когда он будет произносить всё, что хотел, всё, что накопилось… И утром же решится, обретёт ли он душевное спокойствие в прощающей улыбке – или ввергнет себя в пучину самоистязаний, если его извинения будут отвергнуты.
Итачи уже давно спал. Видимо, потрясения последних дней всё же оставили на нём серьёзный след, потому что подсознание явно не давало ему покоя в ночное время беспокойными снами, от которых он ворочался в кровати, стонал и говорил бессвязно страшные вещи. В этих монологах так часто фигурировала смерть, что Саске стало не по себе. Он даже подумал о том, чтобы рассказать о мучающих брата кошмарах маме или, может быть, Кисаме-сану… Но на самом деле, конечно же, знал, что не сделает этого. Не потому, что передумает, а из банальной забывчивости, потому что всем, что беспокоило его сейчас, было скорейшее наступление утра – утра, от которого зависело слишком многое, чтобы сейчас быть способным забыться.
Саске вновь поднёс к лицу мобильный, в глаза больно ударил электрический свет. Три тридцать семь. Ждать ещё так долго!..
Неделя: 5
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринг для этой главы: Какаши/Ямато
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 34
Суббота 22 мая
Гаара усадил его за компьютер и приказал заниматься курсовой работой – дописывать и тестировать программу, а сам пообещал как можно скорее вернуться из додзё. Отец пропадал на работе (из-за нового проекта ему пришлось установить шестидневный рабочий день для своих сотрудников), поэтому дома он был один.
Наруто неотрывно пялился на код программы уже около пяти минут. Классы, события, методы, переменные перестали восприниматься им как таковые, и остался всего-навсего сплошной текст, чёрным-синим-красным-голубым на белом фоне. Если поставить две косые черты, то дальнейший текст этой строки приобретал зелёный цвет и считался не кодом, но комментарием. Писать можно было что угодно. Перед уходом Гаара, шепча под нос ругательства, напечатал: «Stop thinking about it!» и запретил стирать, чтобы фраза эта якобы мотивировала его. Наруто навёл курсор на свободную строку и принялся стучать пальцами по клавиатуре, задавая компьютеру команды:
private void button2_Click(object sender, EventArgs e)
{
MessageBox.Show("Sasuke is a fucking idiot");
}
Затем нажал на зелёный треугольник, запускающий процесс debugging, и вот перед ним возникло окно программы, над которой они с Гаарой работали с переменным успехом на протяжении этого месяца. Он нажал на кнопку, которую оттянул на самый конец интерфейса и которой даже забыл дать название (на ней значилось просто button) – и поверх Windows Form выскочило маленькое окошко, сообщающее, что Саске – долбаный идиот, и имеющее одну только кнопочку «ОК», так что не согласиться с этим заявлением было попросту невозможно. Наруто нажал Enter и с тяжёлым вздохом закрыл лицо руками, потёр уставшие глаза – те болели и щипали после двух мучительных ночей, за которые ему так и не удалось нормально уснуть.
Гаара велел сосредоточиться на работе, значит, так он и сделает. Удалив дурацкий кусок кода и ненужную кнопку, Наруто углубился в изучение «внутрянки» программы, выискивая слабые места в логике. Ему нравилось программирование: любая ошибка здесь была объяснима, набор реакций на определённую проблему был чётко определён синтаксисом, а непредвиденные глюки можно было легко исправить, всего лишь внимательнее покопавшись в коде. Языки программирования были простыми и не жестокими, как жизнь: совершил оплошность – исправь, в чём заминка? Не хватает знаний – почитай литературу, спроси у крутых парней на форумах, наконец, скачай официальную документацию. И почему в жизни было совсем не так? Почему нельзя было просто вернуться к любому моменту из прошлого и переделать, улучшить что-то, вшить в ткань реальности новую нить – надёжнее, крепче?
Он мазнул взглядом по мобильному телефону. Гаара вчера долго бился над тем, чтобы заставить его удалить номер Саске, но сделать этого Наруто так и не смог. Стыдно было признаться даже самому себе, но он втайне ожидал, что в любую минуту телефон оживёт, засветится экранчик, а на нём – имя этого проклятого идиота; идиот, конечно же, всё обдумал, понял свою ошибку и искренне просит прощения… Здравый смысл только презрительно хмыкал над мечтаньями души: Учиха Саске, говорил он, не размазня, готовый, плевав на гордость, плакаться в трубку да обзывать себя последними словами. Не согласиться с этим значило бы соврать самому себе, и Наруто это прекрасно понимал – но, чёрт побери, здорово было бы услышать его раскаивающийся голос.
Теперь, когда эмоции от потрясения уже не так сильно давили на сознание, парализуя нормальный ритм жизни, Наруто понял, что обижен. Страхи страхами, но неужели Саске настолько побоялся той своей сущности, которая влюбилась в парня, чтобы выдумывать о нём столь отвратительную историю, да ещё и искренне в неё поверить? И неужели, раз уж его внутреннее неприятие своей гомосексуальности так сильно, это когда-либо вообще кончится? Даже если допустить, что через этот неприятный эпизод они каким-то образом пройдут, впереди ведь ждёт ещё масса намного более сложных: объяснение с родителями, трудности на работе, притирка выходцев из разных социальных слоёв, отказ от мечты о нормальной семье… И если Саске струсит и свернёт с пути сейчас, даже не столкнувшись с по-настоящему серьёзными проблемами, то снова возникает вопрос: зачем ему нужен такой Саске?
***
- Итачи, что ты здесь делаешь?
Такэо выглядел искренне изумлённым, и молодому детективу пришлось напомнить себе, что с недавнего времени он больше не предмет для тайных насмешек коллег. Теперь, заметил он, оглядевшись исподтишка, в его сторону бросали уважительные взгляды, перешёптывались так же, как раньше, но совсем с другим настроем. Ему пришлось подавить облегчённую улыбку, чтобы не выглядеть слишком уж счастливым, а то кто знает – может, волна удачи решит столкнуть его со своего хребта за излишнюю гордыню?
- Я… просто хотел узнать, как продвигаются дела.
- Дела, - повторил за ним начальник, метнув раздражённый взгляд в сторону комнаты для допросов, - пока никак, Учиха. Пытаемся вытянуть из него хоть слово, но он, сучара, молчит. Ещё и пресса набежала, еле заставили их убраться на первый этаж – пришлось пообещать им интервью с Хошигаке вечером.
- Ой, а он вернулся уже? – удивился Итачи. – Я думал, он за Дейдарой поехал, тот же просил завезти его домой из больницы.
Такэо отмахнулся:
- За ним наши АНБУ приехали, проведывали. Видать, приглянулся им парнишка этот.
Итачи улыбнулся, вспомнив молодого оперативника, который вчерашней ночью отошёл от кровати Дейдары только после окрика раздражённого капитана.
- А ты, кстати, тоже шёл бы домой, - Такэо послал ему ободряющий кивок и похлопал по спине. – Серьёзно, мы дальше сами.
- Я хотел бы присутствовать при осмотре его жилища, - предупредил молодой детектив. – Вы сегодня едете?
- Это в понедельник, - вздохнул старик, - когда ордер официальный получим, а то срочный затребовать не можем – поймали ведь его уже. Да и вообще, сейчас других дел полно… Кстати, Итачи.
В глазах Такэо, обычно имеющих неприятный хищный блеск, внезапно появилась какая-то совершенно нехарактерная теплота, он привлёк молодого человека к себе за плечи и заговорил очень тихо, так, чтобы не слышал никто из снующих по отделу занятых сотрудников:
- Ты ведь понимаешь, учитывая твоё активное участие в этом деле и риск для жизни, тебя ждёт нехилое повышение?..
Сердце в этот миг совершило в груди стремительное сальто и враз забилось сильнее. Итачи, не до конца веря в реальность услышанного, переспросил:
- Повышение?..
Такэо кивнул и с улыбкой добавил:
- Хошигаке твоего, конечно, тоже. И ещё… Я своё слово держу. Насчёт вас.
Наверняка из-за обилия чудесных новостей на лице Итачи появилось уж слишком глупое выражение, потому что начальник вздохнул, будто подавляя огонёк раздражения, и несильно оттолкнул подчинённого от себя:
- Всё, иди. Устрой себе выходной, а в понедельник с утра поедешь на осмотр дома.
Но уйти сразу ему не удалось: пришлось задержаться, выслушивая поздравления от коллег, затем его подозвал к себе Кисаме-сан, строго отчитал за приход и, смягчившись в конце, попросил без промедления вернуться домой. Уже возле лифта ему встретился Орочимару, от которого ему тоже досталось.
- Быстро домой! – приказал криминалист в куда более жёстком тоне, чем Кисаме-сан. – Ты, Итачи-кун, трудоголик, что ли? Отдохни, пообщайся с семьёй, созвонись с друзьями, а с господином убийцей мы разберёмся сами.
- Мне сказали, он отказывается говорить, - протянул Итачи, придерживая готовую закрыться дверь лифта.
- Именно поэтому я сегодня здесь, - ядовито бросил ему учёный. – Ничего, и не таких раскалывали. Всё, домой, живо!
Слушая мерное гудение везущего его на первый этаж лифта, Итачи вспоминал, что за эти сумасшедшие недели они с Орочимару стали неплохо понимать друг друга и даже, можно сказать, подружились. Образ учёного больше не вызывал в нём смешанных чувств безумного уважения и лёгкого опасения, как в первые встречи – после всего, что им пришлось пережить вместе, он стал для Итачи просто человеком, из плоти и крови, со своими маленькими слабостями и скелетами в шкафу. И подумалось вдруг: по окончании всего этого кошмара терять контакт с Орочимару вовсе не хотелось бы.
Ему посчастливилось проскользнуть незамеченным мимо журналистов, потому что те как раз окружили капитана опергруппы. Из их хаотичных выкриков Итачи догадался, почему Орочимару пребывал в скверном настроении: похоже, каким-то образом пронырам удалось пронюхать о его роли в этом громком деле, и теперь огласки ему уж точно было не избежать.
Несмотря на данное сразу нескольким людям обещание, домой детектив не пошёл. Хоть там были мама с папой, которых накануне он так и не уважил разговором, но Саске ещё с самого раннего утра убежал куда-то с фотоаппаратом, а именно с ним пообщаться хотелось больше всего – уж слишком мрачным он выглядел вчера, будто произошло что-то нехорошее, грызущее его изнутри, и не нужно было быть великим предсказателем, чтобы догадаться: связано это было с сыном Намикадзе-сана.
Однако мрачные мысли тут же унеслись прочь, лишь только Итачи вспомнилось обещание Такэо. Старик словами не разбрасывался – стало быть, повышение он получит гарантированно, а это означало, что он наконец-то сможет позволить себе снимать отдельную квартиру, о которой мечтал последние пару лет. Квартира эта находилась в доме недалеко от дядиного, и с её хозяином дядя Обито был хорошо знаком, так что первым делом Итачи решил позвонить именно дяде и попросить, чтобы тот договорился о встрече. Трубку сняли на втором гудке:
- Алло! – По голосу молодому человеку сразу стало ясно, что позвонил он не вовремя.
- Дядя, извини, что тревожу…
- Ой, это ты, Итачи! – тут же сменила интонацию трубка. – Прости, я просто замотался на работе, пришлось в субботу в офис идти, тут аврал полный… Извини. Ты как? Мне Фугаку уже звонил, всё рассказал. Поздравляю, вы с Кисаме молодцы!
Итачи пришлось пообещать дяде аудиенцию в ближайшие дни с подробным рассказом о расследовании в качестве главного блюда, а взамен он попросил об услуге насчёт квартиры.
- Так почему бы нам не начать сегодня? – предложил дядя. - Заходи сейчас в офис, забери меня, а то обеденное время почти началось, а я с этим каламбуром на работе даже не успел позавтракать.
Проехав пару остановок на электричке, Итачи оказался в центре города, откуда добраться до офиса Nami-Kaze было совсем несложно. Внутри организации ему ещё ни разу не доводилось бывать – те несколько раз, что он выполнял поручения для дяди в качестве подработки, Итачи отдавал результаты непосредственно ему, поэтому никого из сотрудников не знал. Его, однако, встретили весьма дружелюбно, а одна пожилая женщина при виде его даже восхищённо охнула и всплеснула руками:
- Как похож!
Решив, что она имеет в виду дядю, Итачи улыбнулся и пробормотал стандартные в таких случаях слова благодарности. Незнакомка, однако, немало удивила его, когда продолжила:
- Молодой человек, вы будете таким же симпатичным мужчиной, как Учиха Мадара, я это вижу в ваших чертах!
Итачи взглянул на неё оторопело:
- Вы… Вы знали Учиху Мадару?
И только миг спустя до него дошло, что да, его двоюродного дедушку вполне могли помнить в этой фирме, ведь именно он и никто другой более двадцати лет назад посадил за решётку первого её хозяина, Хашираму Сэнджу. История это была окутана мраком тайны, среди Учих о ней никогда не говорили – всё, что было известно Итачи, поведал ему дядя Обито. Дядя признался, что поначалу фирму использовали не столько для налаживания контактов между университетами Японии и других стран, в частности США, сколько для перевозки контрабандного товара, а помощь образованию являлась не более чем прикрытием. Дедушка Мадара, в те времена ещё никакой не дедушка, а весьма известный в определённых кругах тридцатипятилетний полицейский, специализирующийся именно на такого рода делах, потратил долгие месяцы на поиски веских улик и добился-таки того, чтобы Сэнджу получил причитающиеся ему пять лет тюрьмы. О том, что стало с ним и его братом потом, никто не знал, зато о дедушке Мадаре было известно, что жил он сейчас, вроде бы, где-то в Европе. Итачи совершенно не помнил своего родственника, но видел много фотографий, поэтому с пожилой сотрудницей фирмы Намикадзе-сана склонен был согласиться – в чём-то они действительно были похожи.
- Ой, - отведя его в сторону, вздохнула женщина, покачав умилённо головой, - вы прямо заставили меня вспомнить прошлое. Я ведь в этой фирме с самого её основания работаю, так что помню и Хашираму-сана, и как потом его брат взялся верховодить, но только всё развалил… Сарутоби-сана тоже застала и вот уже много лет работаю на Намикадзе-сана. А Учиха Мадара, молодой человек, был, к слову, таким импозантным мужчиной! Жаль только, что…
- Что? – повторил эхом за ней Итачи, и внезапно осознал, что ему не требуется слышать ответ на собственный вопрос – он знал его и так.
Подсказку дало ему выражение, промелькнувшее на лице старожилки фирмы, в котором читалось непередаваемое сочетание стыда, замешательства и осуждения. Когда приятели на работе узнавали о его связи с Кисаме-саном, они начинали смотреть точно так же – не понимая и даже не пытаясь понять, воспринимая его личность как отныне другую, не такую, какая была вчера, до прорыва новостей.
В подтверждение его догадок пожилая женщина выдохнула звучно через ноздри и зашептала на придыхании:
- Учиха-сан не просто так преследовал Хашираму-сана, об этом знали все сотрудники. Знаете, я не привыкла разносить сплетни, но вы ведь не чужой ему человек… Словом, Учиха-сан был очень в него влюблён. Настолько, что даже добился его ареста, только чтобы помочь ему через муки заключения стать на праведный путь. Так, по крайней мере, говорили, я точно не знаю…
Как раз когда, судя по выразительно заблестевшим глазам женщины, она готова была поделиться с ним ещё одной тайной, Итачи подозвал к себе освободившийся дядя Обито – и особая атмосфера, казалось бы, созданная только для секретных переговоров, была тут же разрушена явлением постороннего.
Всерьёз задуматься о том, насколько сильно меняет услышанная новость его представление о консервативности семьи Учиха и о его роли в развале её традиций, Итачи смог только поздно вечером.
***
Этот костюм очень шёл ему – на миг Какаши даже забыл, что смотрит на своего любовника, каждый изгиб тела которого за многие годы несерьёзной связи выучил назубок.
- Сэмпай, - улыбнулся ему Ямато, и на его белоснежных зубах заиграли отблески света. – Я пришёл попрощаться.
На столе у Хатаке едва ли не впервые в жизни царил идеальный порядок: с тех пор как он бросил курить, ему постоянно хотелось занять чем-то руки, а тут Учиха как раз очень кстати отпустил шпильку в адрес его безалаберности – интересно, что он скажет, увидев эту красоту. Ямато, не раз бывавший у Какаши дома и осведомлённый о царящем там хаосе, наградил сверкающее чистотой рабочее место удивлённым и одобрительным взглядом:
- Вижу, вы таки двигаетесь вперёд, как и планировали.
Какаши испустил уставший вздох, помассировал брови пальцами и небрежным жестом указал гостю на свободное кресло:
- Садись и расскажи нормально, с какой это радости ты со мной прощаться надумал.
Ямато сделал, как было велено. Он не только выглядел сегодня по-другому – изменились его взгляд, его улыбка, даже в какой-то мере его голос. Больше всего в этом мужчине Какаши нравился именно голос – вернее, интонация, с которой Ямато обращался к нему, называя по старой университетской привычке сэмпаем. Произносил он это слово глубоко, чуть растягивая гласные, и чертовски сексуально. Теперь же всё это напрочь исчезло и осталось простое «сэмпай», без подтекста.
- Мне предложили хорошую работу в Ото, и на следующей неделе я переезжаю. Семьи у меня нет, проблем с моей ориентацией у начальства не возникло, так что, думаю, в следующую субботу...
- Подожди, - прервал его Какаши резким движением руки. – Ты что, уезжаешь навсегда?
- Да, - кивнул Ямато и снова послал ему эту непривычную, новую улыбку – уверенную и с лёгкой грустинкой. – Неужели вы не понимаете, сэмпай?
Какаши прикусил кончик языка, отвлекая сознание болью: сейчас как никогда ему хотелось снова закурить. «Не понимаете…». Чего ж тут не понять? Всё и так предельно ясно. Слишком долго влюблённый мужчина, стиснув зубы, залечивал своей компанией его сердечные раны. Вначале был Обито, проклятый Учиха Обито со своей гордостью, который после всего швырнул эти свои очки в мусорное ведро и с безразличным видом сказал, что ничего не произошло, выбросив таким образом вместе с ними воспоминания из своей головы и заодно очистив сердце друга от надежд на взаимность. Долгие годы Ямато выносил его имя, непроизвольно слетающее с губ любовника в момент высшего наслаждения, и ни разу не пожаловался, не позволил себе разозлиться. Потом был Ирука, и он незримо присутствовал в его спальне вот уже три года – Какаши оставалось только дивиться выдержке этого храброго человека, ведь Ямато далеко не размазня, любому другому такого обращения с собой не простил бы.
Раньше Какаши не позволял себе задумываться над их годами висящей в ожидании разрешения ситуацией: всё, вроде бы, неплохо – и хорошо, и ладно, пускай висит себе дальше. И только сейчас, когда Ямато, уже далеко не младший студент, глядящий на него восхищённо снизу вверх, смотрел теперь прямо и уверенно, когда улыбка его светилась чем-то новым и неуловимо привлекательным, Какаши осознал в полной мере, каким подонком всё это время был и, ослеплённый то одной, то другой любовью, совершенно не замечал, как втаптывает ногами в пыль прекрасную человеческую душу… Просить прощения? Не поздно ли для этого? Ямато и так всем своим видом стремился показать, что простил. Попытаться объясниться? К чему? Разве это сделает его поступок менее жестоким, снимет с его груди груз вины?
Угадав, как всегда, точно причину внутренних метаний возлюбленного, Ямато поднялся, обошёл стол, запустил пальцы в его волосы, прижался лбом к его макушке, как часто делал, выражая таким образом свою поддержку. От этого жеста, такого родного и такого, учитывая последние события, далёкого, к горлу подкатил жёсткий комок, и захотелось притянуть к себе этого удивительного человека, бесконечно доброго и мудрого, в последний раз вдохнуть аромат его тела, ощутить вкус его губ и, содрогаясь изнутри от сумасшедшего шквала обрушившейся разом ностальгии, произнести-таки эти банальные, затёртые сотнями лет слова: «Прости меня».
Ямато отстранился прежде, чем руки любовника обвились вокруг его талии.
- Сэмпай, я не буду звонить, навещать тоже не буду. Надеюсь, вы поймёте.
«Мне нужно время, чтобы забыть вас», - читалось в его взгляде, и Какаши, словно загипнотизированный, кивнул. Время подниматься из застойного болота и двигаться вперёд, разминая атрофировавшиеся за годы бездействия мышцы ног, настало не только для него и Обито.
Они обнялись на прощание, и Какаши, не имея возможности сказать ни «звони», ни «до встречи», сумел выдавить из себя только:
- Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Ямато сжал крепко его плечо, опалил своей новой уверенной улыбкой:
- А я хочу, чтобы счастливы были мы оба.
Провожая его фигуру, удаляющуюся по коридору, Какаши пытался поймать в голове какую-нибудь умную мысль или философское наблюдение о стремительности течения жизни, однако внутри было совершенно пусто. За его спиной раздался голос Обито:
- Это был Ямато, что ли?..
Какаши не ответил.
***
Машины носились под его ногами с ужасающей скоростью. Снизу поднимался, разбавляя жаркий воздух, тяжёлый пыльный запах дороги. Ветер, особенно сильный на мосту, трепал его волосы, и те лезли в глаза, в рот, били по щекам. Саске облизнул пересохшие губы и, подступив ещё ближе к металлическим перилам, согнулся почти пополам, навёл объектив на дорогу – щёлк! Ему удалось поймать в кадр мчащий в сторону центра синий гоночный автомобиль.
Он стоял на пешеходном мосту, что находился в северной части Конохи, ближе к автостраде, с самого утра. Хотелось прикрыть чем-то нагретую солнцем голову, поесть, умыться, а ещё – сунуть руку в грудь, аккурат между рёбрами, и вырвать оттуда то, что там так чертовски сильно болело. Не постоянно, нет, - наплывами: вот, казалось бы, всё наладилось, всё неплохо, даже хорошо, как вдруг всё внутри скручивает судорогой, и больно даже не физически, а словно кто-то проделал дырку в его ауре в левой части груди и ворует оттуда его жизненные силы. Где взять материал, чтобы заделать прореху, Саске не знал, поэтому доверился своей интуиции и явился сегодня туда, куда его тянуло неведомой силой с момента пробуждения – на этот мост.
Когда-то у них с Итачи случилось лето, когда за ними некому было приглядывать, отправить к каким-нибудь родственникам за городом возможности не имелось, поэтому пришлось детям всё летнее время провести в душном адище города. Тогда они часто бродили по незнакомым районам, зачем-то записывали в блокнотик названия улиц, чувствуя себя при этом настоящими исследователями, и собирали на площадках детские сокровища: пластиковые пульки от пистолетов, монетки, яркие обёртки от редких и дорогих конфет. Однажды ноги завели их на этот мост, и здесь они провели весь день, до самого заката – настолько увлечены были маленькие братья зрелищем мчащих потоков разноцветных автомобилей, словно под их ногами разлились две живые реки, а каждая капля – это человек. Вечером, когда село солнце, их нашёл дорожный патруль, и уже дома едва не сошедшая с ума от волнения мама рассказала, что отец поднял на уши весь свой отдел ради их поиска. Тогда мобильные телефоны были ещё немыслимой роскошью, поэтому, не имея другой возможности контролировать детей, родители строго-настрого запретили им впредь гулять так далеко, и у маленького Саске в сознании отпечаталось, что мост – это место, куда лучше не ходить, если не хочешь попасть в неприятности.
Однако сегодняшним утром он проснулся с одной-единственной мыслью – сходить сюда. Вероятно, виной тому был диковинный сон, в котором они с Наруто якобы были напарниками и дрались с кем-то на мосту; ему крепко досталось, но, тем не менее, он защищал до истечения последней капли энергии своего обидчика в реальной жизни, и почему-то было очень важно, чтобы они оба выжили. Странные сны с участием Наруто и битв снились ему уже несколько раз, и постоянно он просыпался с таким чувством, будто только что побывал в другом мире, примерил на себя судьбу другого Саске – вроде бы его самого, но какого-то неприятного, колючего, с изломанным прошлым и мутным будущим, словно… словно внутри у того Саске жила тьма.
Ветер подул с новой силой, и ему пришлось схватиться за перила, чтобы его не отбросило в сторону. Несмотря на то что шла уже вторая половина дня и его наверняка заждались дома, особенно Итачи, Саске не стал уходить и вместо этого опустился на асфальт, устроившись в тени столба и прислонившись спиной к металлической решётке, и достал свой блокнот для записей. Ждать, пока он вернётся домой и сможет напечатать новое сообщение в блог, не хотелось, поэтому он начал писать карандашом в блокноте, который всегда носил с собой.
«Я не знаю, что со мной происходит. Ведь я понимаю, что был прав, что поступил так, как было нужно. А всё равно внутри, в голове - что та автотрасса, а по ней носятся на бешеной скорости машины-мысли, одна мрачнее другой, и ни угнаться, ни уничтожить я их не в состоянии. Хочется заползти куда-то, где тепло, влажно и уютно, и сказать себе: ничего не было, ты всё выдумал, теперь возвращайся к своей обычной жизни. Но даже если бы я нашёл такое убежище, мне думается, оно всё равно не уберегло бы меня.
Я ловлю себя на том, что слишком часто смотрю на мобильный телефон, словно жду звонка. Может, и жду. Хотел удалить номер, но рука не поднялась. Я жалок, да? Чувствую себя одновременно непроходимым тупицей, что ничего не понял раньше, и невероятным кретином, потому что не дал шанса ему даже объясниться. Кто знает, может, я и в самом деле, как он тогда сказал, подонок в этой ситуации.
Да что я мелю?! Это всё сон, проклятый сон про мост, где я, как последний болван, защищал его от чьих-то ударов и сам едва не погиб. Всё он попутал. Неужели я настолько наивен, что попался бы на его крючок снова?
Наруто, если ты это читаешь, то знай: не попадусь.
Думаю, когда-нибудь автострада в моей голове успокоится, хоть и говорят, что такие дороги кипят жизнью даже ночью… Всё-таки я надеюсь на покой. Мне он сейчас нужен как никогда».
Получилось слишком откровенно, и Саске, перечитав текст, решил, что вырежет из него половину, прежде чем перепечатает. Или же, подумалось ему вдруг, не стоит этого делать: всё, что он написал, лилось из него сплошным потоком эмоций, и если начать редактировать, править, менять, выйдет уже совсем не то. Поразмышляв об этом ещё немного, Саске решил, что даже если действительно вышло чересчур открыто, Наруто вряд ли теперь заглядывает в его блог, а от советов троицы любимых читателей он бы не отказался.
Ветер снова взлохматил его причёску, заслепил прядями глаза, и Саске решил, что уже достаточно засиделся на заветном мосту. Может быть, дома ему посчастливится застать Итачи. Было бы здорово поговорить с ним.
***
Ли испустил раздражённый вздох, протянул руку и поправил выбившуюся из причёски короткую прядь на лбу своего любовника:
- Гаара, что происходит? Ты весь день будто не здесь.
Они сидели друг напротив друга на татами, в коридоре можно было расслышать галдёж молодых учеников, решающих, куда им отправиться гулять после занятия, и их звонкие голоса были единственным, что нарушало тишину в додзё. Гаара отвлечённо дёргал за воротник куртки и избегал смотреть ему в глаза:
- Да просто… Извини, я… За Наруто переживаю.
- А что с ним? – удивился Ли, даже не заметив, как тон его переменился с подозрительного на сочувствующий, а из головы вылетели былые переживания – увидев Гаару в таком состоянии сегодня, он поначалу решил, что в этом есть его вина, и уже приготовился, если действительно сделал что-то не так, просить прощения.
Гаара отмахнулся, как от дурных воспоминаний, и поспешил подняться на ноги:
- Всё будет хорошо, я уверен. Ему не помешает небольшая промывка мозгов, а в этом я мастер, так что через пару дней будет как новенький.
Поднявшись следом, Ли коснулся мягко его плеча, затем перенёс ладонь на затылок, притянул его голову к себе для поцелуя, но Гаара быстро отстранился, отступил на шаг с виноватым видом:
- Прости, этот придурок Узумаки – всё, о чём я могу сейчас думать.
Пришлось проглотить комок возмущения, дабы не расстраивать любовника ещё больше, хотя Ли, зная о своём неважном таланте к притворству, решил не скрывать своей обеспокоенности насчёт сложившейся ситуации. Настроение Гаары означало, что их планы на воскресенье – съездить в его родное додзё для знакомства с двумя его учителями – летели в тартарары, и вместе с ними горела синим пламенем их сегодняшняя договорённость провести вместе вечер и ночь. Наблюдая сегодня за Гаарой, Ли неоднократно твердил себе, что всегда есть следующие выходные, любой другой день, более подходящий – и, тем не менее, глупые беспочвенные сомнения всё-таки нашли путь к его сердцу и поселились там, похоже, надолго.
- Что ж, - выдавил он из себя ободряющую улыбку, - иди тогда к нему. Просто позвони вечером.
По лицу Гаары прошло облегчение, и он даже предпринял попытку ответить на улыбку, однако, похоже, мрачные мысли в самом деле мешали ему сосредоточиться.
- Спасибо, - пробормотал он скомканно, - я тогда побегу, ладно?
Дверь додзё отворилась, и пространство, всего миг назад принадлежавшее им двоим, начало заполняться юными мальчишками в сверкающих новизной тренировочных формах. Впрочем, поправил себя Ли, не совсем им двоим: сегодня за их парой повсюду бродила невидимая тень Узумаки Наруто, крепко удерживающая сознание Гаары в невольных тисках. И снова пришлось подавить рвущееся наружу возмущение.
- Да, иди, - махнул он любовнику, зная, что если сейчас не отпустит его, то может сказать что-то, о чём позже пожалеет.
Юноша тут же сорвался с места, забыв послать любимому даже скупую улыбку на прощание. Ли прикусил губу, глядя ему вслед. Не то чтобы он переживал… Но чувство это было явно новым, и об этом непременно стоило подумать – но не здесь, когда с десяток пышущих энтузиазмом глаз смотрят на него в ожидании. Нет, он подумает об этом в тишине собственного дома.
Ли потуже затянул пояс на талии и, моментально преобразившись в строгого и справедливого инструктора, обвёл учеников тяжёлым взглядом, под которым те тут же вытянули спины. Он позволил образу Гаары в последний раз мелькнуть перед внутренним взором, после чего эмоции были напрочь отключены.
- Начинаем, - произнёс он с абсолютным спокойствием в голосе.
Ученики ответили ему дружным откликом, и двенадцать голов опустилось в поклоне.
***
Ближе к вечеру ветер нагнал тучи, и те висели сейчас над высотками, пышные, белые с серыми брюшками, а небо над ними было таким ярким, что, казалось, готово было выесть глаза своей синевой. Саске отложил фотоаппарат на лавочку рядом с собой и, закинув руки за деревянную её спинку, просто наблюдал за изменениями в небе. Похоже, наверху ветер всё ещё был сильным, потому что тучи передвигались над его головой с достаточно большой скоростью.
Ему припомнилось, как в детстве, когда он ещё посещал детский сад, он лежал в своей кровати во время тихого часа, в который положено было отдыхать, и наблюдал за отрезком неба, видным из прямоугольного окна общей спальни. Все ребята вокруг уже спали, и было очень тихо. Саске тоже должен был спать, поэтому открыл глаза лишь до узких щёлочек, чтобы обмануть воспитательницу. Рваные белые облака то появлялись в поле обозрения окна, то вдруг куда-то пропадали. Тогда Саске впервые в жизни подумалось, что облака, наверное, движутся, а ведь раньше он никогда не задумывался над этим… Открытие показалось ему настолько огромным и невероятным, что захотелось разбудить кого-нибудь, поделиться, удивить. Он, однако, дотерпел до вечера, когда мама привела его домой, и рассказал всё любимому старшему брату. Тот только улыбнулся, но ничего не сказал.
Вот это облако, подумалось Саске теперешнему, сидящему на парковой лавочке в одиночестве потому, что Итачи посоветовал ему уйти из дома ненадолго, – вот это облако похоже на птицу. Такую, с длинным клювом, костлявую и расправившую свои крылья только наполовину – верно, сомневается, что ей хватит сил подняться в небо, взлететь и присоединиться к собратьям.
А облако рядом похоже на целую сцену: вот чьё-то лицо, длинная шея, а вот – рука с крючковатыми растопыренными пальцами тянется к этой самой шее. Если взглянуть направо, то можно увидеть рыбу, плоскую, как какая-нибудь камбала, и с маленьким глазиком. Прелесть. А вон то облако… Саске даже сощурился, приглядываясь внимательнее. Но как только в облаке начинаешь видеть что-то, ты не можешь это развидеть – поэтому, сколько он ни вглядывался, видение от этого не менялось. На него смотрело лицо Наруто. Вот, даже усы росчерками по щекам…
Рука сама потянулась за фотоаппаратом, но Саске вовремя остановил себя. Он всё ещё не позволял себе верить в то, на что с такой лёгкостью более опытного мужчины указал ему старший брат, поэтому на Наруто он всё ещё официально злился. Так что – никаких фотографий!
«Я не знаю, что ты там себе надумал, - хмыкнул Итачи, когда Саске, смущаясь и едва справляясь с нахлынувшим на него потоком слов-паразитов, поведал брату сокращённую и несколько отредактированную версию их с Наруто размолвки, - но могу тебя уверить: этот парень к тебе неравнодушен. Ты уж меня извини, но даже мама заметила».
Время для беспокойства о маминой реакции было неподходящим, поэтому Саске позволил этой информации проскользнуть мимо его сознания. Итачи же поднялся и, положив руку на компьютерное кресло, повернул сидящего в нём брата к монитору: «Открой мне это их сообщество, я сам хочу посмотреть. А ты пока погуляй немного где-нибудь, хорошо?».
Прошло уже сорок минут с тех пор, как Саске покинул квартиру. За это время он успел побродить по запруженным людьми улицам, понаблюдать за лучезарно улыбающимися детьми, стайками мчащимися по сочной траве парка, купить себе пива той же марки, что когда-то угощал его Наруто у себя дома, и вот, понаблюдать за облаками, совсем как Шикамару.
Мысли о приятеле заставили его вспомнить, что он уже чертовски давно не сидел за гобаном в салоне Асумы-сана, не испытывал свой разум на гибкость, и хуже всего во всём этом было то, что ничего этого ему и не хотелось. Над всеми его мыслями в последнее время доминировало любовное приключение, самое первое в жизни и оттого самое важное: каждая сцена, каждый диалог хранились в его памяти свежими, будто произошли совсем недавно, и выбрасывать любое воспоминание, даже неприятное, сознание попросту отказывалось – цеплялось, как за архивную фотографию, и не отпускало.
Саске закрыл ладонью глаза, чтобы избежать соблазна пялиться на облако-Наруто. С тех самых пор, как он озвучил историю Итачи и тот не разделил его догадок насчёт коварного плана, внутри было неспокойно. Словно он был роботом, и кто-то играючи нажимал сразу на несколько кнопок на пульте управления его телом: ноги хотели куда-то идти, голова клонилась вниз, руки то заползали в карманы джинсов, то цеплялись за чехол фотоаппарата, хотя никаких подходящих кадров вокруг себя он не видел (кроме, разве что, облака, но оно было табу). Хотелось выпить ещё пива и одновременно с этим хотелось прополоскать рот, чтобы вымыть оттуда его кисловатый привкус. Хотелось схватиться за голову и крепко сжать, свернуться калачиком и сделаться маленьким, чтобы все-все-все проблемы исчезли сами собой, хотелось…
Саске резко поднялся на ноги: терпеть и дальше эти ужасные внутренние терзания было совершенно невозможно. Домой он добирался кратчайшим путём – через нелюбимые им подворотни. Итачи, не отрывая взгляда от экрана, подозвал его к себе знаком, и выражение его лица при этом было сосредоточенным и серьёзным, а это не могло быть хорошим знаком. «Я уже не знаю, что может быть хорошим знаком в моей ситуации», - хмыкнул про себя Саске. Он помедлил с минуту, стягивая футболку и переодеваясь в домашнюю растянутую майку, кладя фотоаппарат на место, а Итачи всё не отрывался от монитора – читал чужую переписку с таким видом, словно в ней была сокрыта великая тайна бытия. Наконец, когда попытка оттянуть неизбежное провалилась, Саске пришлось подойти.
- Садись, - предложил ему брат, поднимаясь, - и вот, почитай.
Подавив нарастающее волнение, Саске прокрутил колёсиком мышки до начала страницы и углубился в чтение поста.
- Прочёл, да? – произнёс брат за его спиной. – Теперь посмотри на дату. А теперь… - Он отобрал у него мышку и взялся искать что-то в следующих за записью комментариях. – Вот, начинай отсюда, где в разговор вступают твои знакомые, Наруто и Гаара. Обрати особое внимание на то, что пишет твой Наруто.
Чем дольше Саске читал, тем больше чувствовал себя идиотом. Вопрос, поднятый в этой теме, касался отношений Гаары с лучшим другом некой Тен-Тен, которые он умудрялся несколько недель держать в секрете от остальных приятелей, и теперь (если верить дате, ровно неделю назад) – кота выпустили из мешка, причём с огромным скандалом. Саске не нравилось электронное общение именно из-за того, что по нему порой нельзя было различить оттенки смысла в речи собеседника, но в этом случае ему почему-то всё было ясно, даже яснее, чем, может, хотелось бы… В отличие от всех предыдущих записей Гаары, прочтённых им несколько дней назад, в этих он не чувствовал ни капли иронии – любому, даже самому далёкому от этого небольшого коллектива человеку, становилось сразу ясно: отношения с Ли значат для Гаары очень много, и то, как дёшево его секрет продали и швырнули на растерзание чужому любопытству, глубоко его задело. Что же касалось Наруто… Наруто ввязывался в споры, доказывал с пеной у рта правоту друга, не боялся нарываться на конфликт с самой открывательницей тайны – при прочтении его реплик у Саске в голове почему-то возникал стойкий образ воина, закрывающего своим телом от ядовитых стрел раненого товарища. Именно так он себя и вёл – как какой-нибудь герой, верящий в свою правоту и правоту своего друга слишком искренне, чтобы не заступиться. «Оставьте его в покое», «Позвольте человеку самому принимать решения, что вы за люди такие?», «Вы что, не понимаете ничего? Не помните, как в первый раз влюбились и что при этом чувствовали?» - вот какими нападками осыпал Наруто наполовину в шутку, но всё же с видимым укором своих друзей-соперников, и чем дальше Саске читал, тем стремительнее росло внутри него ужасное чувство, что он – непроходимый тупица, что он – трус и не стоит даже мизинца этого восхитительно сильного человека, что его место – в грязи, и участь его – быть затоптанным и раздавленным чужими пятками, потому что иного он не заслуживал…
За его спиной Итачи рассудительно протянул:
- А то, что ты мне показывал, - это же просто игра была, ты что, иронии не умеешь различать?
В глазах противно закололо, и Саске принялся тереть их изо всей силы, до боли.
- Видимо, - пробормотал он, борясь с давящей на грудь тяжестью, - не умею…
Рука брата в ободряющем жесте сжала его плечо, но облегчения от этого Саске совершенно не почувствовал.
***
Комната для допросов была сплошь, от пола до потолка, серой, посередине стоял пустой продолговатый стол, на одном конце которого сидел, сгорбившись и глядя пустым взглядом на собственные ладони, поникший узник. За ночь следы побоев, о появлении которых никто не задавал вопросов, превратились в налившиеся фиолетовым синяки, и теперь лицо его было почти не узнать. У двери замер, выпрямившись так, будто у него вместо хребта был стальной прут, молодой охранник с оружием наперевес. Второй стул, тот, что предназначался допрашивающему, пустовал.
За тонированным стеклом стоял, сцепив руки за спиной, Хошигаке Кисаме и смотрел на пойманного зверя. По его собранному лицу невозможно было прочесть, какие эмоции вызывает в нём зрелище. Он не стремился проводить допрос, его и не просили – мысли сотрудников в этом были едины: если Кисаме пустить к заключённому, тому несдобровать.
Зайдя внутрь, Орочимару, внешне – само спокойствие, положил свою папку на стол, и в абсолютной тишине звук этот раздался с оглушающей громкостью. Затем он опустился на свободный стул и, не глядя на допрашиваемого, раскрыл папку на первой странице.
- Мне сказали, вы отказываетесь говорить, - произнёс он глухо, блуждая взглядом по строкам документа. – Я не знаю, какая у вас причина. Вероятно, вы надеетесь избежать наказания, думаете, что полиция не сможет найти достаточно улик, чтобы привязать все убийства к вашей персоне. – Он сделал долгую паузу, во время которой якобы с интересом вчитывался в детали, указанные в деле. – Что ж, должен признать, вы и в самом деле были очень осторожны. С вашим-то опытом хирурга, вашим недолгим сотрудничеством с полицией, вы должны были определить, как обработать жертву так, чтобы не оставить на ней своих следов.
Мизуки поднял на него бесконечно усталый взгляд, затем положил руку на поверхность стола, сложил ладонь таким образом, словно у него в руках была зажата ручка, и повёл ею, изображая процесс письма. Орочимару послал охраннику выразительный взгляд – тот выскочил из комнаты и вскоре вернулся с пачкой чистых листов и карандашом.
У заключённого слегка подрагивали руки, поэтому писал он медленно, с перерывами, чтобы успокоить дрожь. Когда он закончил, то отодвинул от себя лист. Орочимару взял его в руки. «Не могу говорить, сорван голос, - сообщалось в послании. – Я знаком с вашей работой. Удивлён, что после того случая в двухтысячном вы вернулись в криминалистику. Вы храбрый человек».
- У меня не было выбора, - ответил учёный, всеми силами стараясь не выказывать своей настороженности. – Но говорим мы сейчас не обо мне. Вы отказываетесь сотрудничать с полицией, и моя задача – выяснить, почему. Неужели вы считаете, что эти ребята не знают, как выполнять свою работу? Что они не нароют на вас улики?
Мизуки знаком попросил листок обратно, затем вернул его с новой надписью: «Я не обманываюсь на этот счёт. Мне уже давно хотелось, чтобы кто-то это прекратил, а когда нашли трупы, думаю, подсознательно я уже понял, что моё время подходит к концу. Не могу сказать, что я разочарован. Я знаю, мне нужна помощь. Вы мне нужны».
Последнее предложение отбилось в сердце Орочимару холодом: прошло уже десять лет с тех пор, как человекоубийца говорил ему эти слова, и после своего побега из США он искренне уверил себя, что никогда больше ему не доведётся смотреть в глаза кровожадному монстру и чувствовать, что между ними установилась слишком крепкая связь и её уже не разорвать ничем, кроме смерти одного из них. Это чувство – чувство, что в нём нуждается падший до невероятных низов человек – было не самым лучшим в копилке его жизненных впечатлений, и Орочимару с сожалением осознал, что против воли он снова примеряет на себя наряд обличителя и спасителя заблудших душ в одном лице.
- Послушайте, если вы не признаетесь, я не смогу вам помочь, - произнёс он, насыщая голос строгими нотками и глядя прямо в глаза своему антагонисту. – Начните уже говорить, облегчите работу полиции.
«Сначала ответьте мне на вопрос, - написал Мизуки. – Как вы поняли, что это я? Я где-то допустил ошибку?».
- Я не имею права разглашать тайну следствия, - отрезал Орочимару, - я всего лишь консультант, не более того.
«Но ведь это ваша была идея – подсунуть полицейского? – спокойно вывел на бумаге убийца. – Я понял это, как только увидел вас заходящим в эту комнату. За всем этим стоите вы».
- Я всего лишь составил ваш психологический портрет, - сухо улыбнулся ему учёный. – Знаете, в конце восьмидесятых на территории Советского Союза орудовал убийца, которого никак не могли поймать, и когда к делу подключили учёного-психиатра, некоего Александра Бухановского, дело сдвинулось с мёртвой точки.
Мизуки со спокойным лицом подтянул к себе листок: «Дело Андрея Чикатило, я знаю, вы писали об этом в своей книге. Стало быть, вы стали Бухановским для этого расследования?».
Орочимару предпочёл умолчать о своём участии в плане Итачи и утвердительно кивнул:
- Можно сказать и так. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что я знаю о вас многое – даже то, что вы тщательно прячете от самого себя, и при желании я могу сломить вашу волю, Мизуки-сан, необходимый опыт у меня для этого имеется. К чему нам тратить зря время друг друга? Давайте говорить начистоту.
Он положил указательный палец на край бумаги и повёл им в сторону заключённого, но Мизуки не торопился отвечать. Его взгляд бродил по лежащей на столе папке, и Орочимару решил, что думает он наверняка сейчас о том, сколько из его постыдных тайн уже разгадано и лежит там напечатанным и доступным для всеобщего обозрения – открывай, читай, кто хочет. Наверняка это было не самое лучшее чувство – словно какой-то неугомонный проныра со всей тщательностью порылся в твоей душе.
Убийца перевёл свой взгляд на него. Орочимару смотрел прямо, хотя именно разорвать этот почти болезненный зрительный контакт хотелось сильнее всего. В серых глазах Мизуки, превратившихся в две щёлочки из-за распухшего лица, эмоции сменялись одна другой слишком часто, чтобы уловить, о чём конкретно он сейчас думает. Наконец рука его нашарила на столе карандаш, и он, всё ещё глядя учёному в глаза, вывел вслепую: «Что вы хотите знать?».
- Всё, - едва пряча радость, ответствовал его инквизитор. – Сколько жертв на вашей совести, кем они были, когда они были убиты и где похоронены.
«Это всё вопросы следователя, - пришёл ему письменный ответ. – Я чувствую, что вы хотите задать мне совсем другие вопросы, которые интересуют вас как учёного. Поверьте, я сам одно время был человеком науки, так что понимаю вашу страсть. Спрашивайте. Вам я отвечу».
В кончиках пальцев возникла странная дрожь – казалось, всё его тело задрожало, задышало перспективой, впитало в себя алчность жадного учёного ума, однако Орочимару усилием воли сдержался и вновь вернул лицу сползающую маску. Его убийца играл нечестно. Мизуки слишком хорошо знал таких, как он – фанатов науки и любителей докапываться до первоисточника, - поэтому фактически крутил им сейчас, как хотел. Поразительно, как после перенесённого вчерашней ночью потрясения и ночи в тюремной камере ему удалось не потерять самообладание и орудовать своим острым умом так же чётко и размеренно, как руки его когда-то орудовали хирургическим скальпелем.
- Для начала, - учёный поднялся и с деланным безразличием указал на стопку чистой бумаги на столе, – напишите ваше признание, а пообщаемся мы потом. До встречи.
Спину жёг чужой взгляд, когда, стиснув зубы и умоляя себя не оборачиваться, Орочимару покидал серую комнату для допросов. В борьбе сознаний победителем в первом раунде, где устанавливался манипулятор и марионетка, можно было назвать его, но с огромной натяжкой. Неизвестно, сколько ещё тузов у этого человека в рукаве.
***
- Соберись.
Гаара с громким хлопком закрыл крышку ноутбука, оставил его на диване и переместился на кровать к другу. Последние десять минут Наруто потратил, бесцельно пялясь на дверь собственной спальни, и, похоже, даже не замечая этого.
- Я собран, - глухо бросил блондин, уворачиваясь от его руки. – Прекрати ко мне относиться как к больному.
- Но ты именно больной и есть, Узумаки, и ты сам знаешь, чем, - отрезал Гаара, пожалуй, строже, чем следовало в подобной ситуации.
Уже было давно за полночь, и в доме бодрствовали они одни – Минато пожелал им спокойной ночи и удалился к себе в спальню ещё два часа назад. В связи с новостями о поимке серийного убийцы, терроризирующего город последние недели, он пребывал в прекрасном настроении, и это в сочетании с чрезвычайной занятостью на работе сыграло злую шутку с его отцовской проницательностью – о состоянии сына он не ведал. В иной ситуации Гаара пожурил бы мужчину за невнимательность к сыну, но сейчас был этому даже рад, потому как справляться ещё и с враньём дорогому дяде Минато, помимо приглядывания за другом, у него попросту не хватило бы энергии.
- Наруто, - позвал он терпеливо, и когда светловолосая голова друга апатично повернулась к нему, произнёс заготовленную заранее фразу: - Я тебя знаю уже много лет, поэтому поверь мне: ты достоин куда лучшего, чем этот придурок. Ты можешь… Да ты кого угодно в себя влюбишь, если захочешь, ты вообще это осознаёшь? Наруто, ты слишком для него хорош.
На губах блондина мелькнула слабая улыбка:
- Я ценю твоё мнение, Гаара, честное слово, но ты просто не понимаешь…
- Всё я понимаю, Узумаки, - отрезал тот, нахмурившись и, сам того не осознавая, взялся копировать интонации старшего брата. – Ты просто вбил себе в голову, что раз симпатия появилась к кому-то, то это уже на всю жизнь, что он – твоя половинка и тому подобная хрень…
- Это не хрень, это правда.
- Ну, я не знаю…
- И это не просто симпатия. – Наруто внезапно протянул руку и сжал его ладонь в своей. – Прежде я уже испытывал симпатию, и то, что у меня есть к Саске, не идёт с прошлым ни в какое сравнение. Это… как будто нить судьбы, я её чувствую, понимаешь? Что она опутала наши сердца, и никуда я уже от неё не денусь.
Гаара вырвал руку. Слышать такие слова от Наруто, разбитого, раздавленного Наруто, было сейчас для него худшим мучением, которые только можно было представить.
- Прекрати, - попросил он слабо, зная, насколько просяще звучит его голос, и не в состоянии контролировать себя. Слишком много боли лилось на него из родных голубых глаз, слишком глубоко ранили его слова. – Прекрати, Узумаки, не забивай себе голову чепухой. Пожалуйста.
Наруто подарил ему грустную улыбку, отодвинулся на кровати так, чтобы опираться спиной о стену, увешанную плакатами. Гаара устроился рядом.
- Мне тоже всё это не очень нравится. Что я так от него зависим. Хочется снова быть свободным, чтобы образ моей половинки оставался просто образом, далёким и недосягаемым, до которого ещё нужно дорасти, понимаешь? Но отрицать существование этой связи между нами я не могу. Я чувствую, о чём он думает, когда он рядом, я вижу в его глазах то, что он хочет сказать, даже если он так и не решается это произнести. Ничего не могу с собой поделать.
Гаара сжал плотно губы, дабы не прервать друга случайно вырвавшейся репликой. Наруто запустил пальцы в волосы и стал вдруг похож на потерявшегося в чужом городе путника, который улыбается только потому, что не хочет подпускать к себе мысли о том, что вокруг него – незнакомые и неприветливые улицы, и тьма уже лижет лодыжки, а огни в окнах не предлагают ни капли уюта.
- Самое странное, что я в какой-то мере его понимаю. Я злюсь на него, и, конечно, мне обидно, но я его понимаю. Странно, правда?
- Ты имеешь в виду, что он латент? – всё-таки не выдержал и уточнил Гаара.
Наруто передёрнул неопределённо плечами.
- Помнишь, ты как-то рассказывал мне о признаках подавляемой гомосексуальной личности? - Юноша кивнул. Наруто грустно рассмеялся: - А ведь эта его мечта сделать из Конохи идеальный город – классический признак: внутренняя неудовлетворённость и, как следствие, стремление переделать внешний мир. Как я сразу-то не догадался?
- Да ладно, ты, - покачал головой Гаара, - но как я ничего не увидел – это вообще загадка. Обычно я такие вещи за километр чую.
Говорить больше не хотелось, оба друга почувствовали это одновременно и, не сговариваясь, принялись готовиться ко сну. Измотанный бессонницей Наруто в эту ночь буквально провалился в сон. Гаара же полночи провёл на полу у его кровати, и при каждом шорохе, каждом вздохе по телу его проходила нервная дрожь, он устремлялся вперёд, готовый успокоить, удержать, утешить. Но, похоже, истома крепко держала сознание Наруто в своих объятиях, и, несмотря на то, что снилось ему что-то явно недоброе, он не просыпался. Или, может быть, не подавал виду, чтобы не беспокоить и без того растревоженного друга. Об этом Гааре подумается только утром, когда он обнаружит себя лежащим на своём диване, заботливо прикрытым лёгким одеялом, и не сможет вспомнить, как он туда добрался.
***
Саске то и дело беспокойно подносил к лицу мобильный, светил экранчиком в лицо – сколько осталось до утра? Но время, будто мстя ему за что-то, тянулось до неприличия медленно, цифры издевались, отказываясь продолжать движение, и даже, казалось, сама природа была настроена против него, потому что ночь всё не кончалась – лилась в окна непроглядной тьмой, и ни один лучик солнца не сжаливался над его страданиями и не разбавлял эту черноту своим благодатным светом.
Утро означало для Саске надежду. Утром он придёт к дому Наруто, попросит спуститься, чтобы смотреть в глаза, когда он будет произносить всё, что хотел, всё, что накопилось… И утром же решится, обретёт ли он душевное спокойствие в прощающей улыбке – или ввергнет себя в пучину самоистязаний, если его извинения будут отвергнуты.
Итачи уже давно спал. Видимо, потрясения последних дней всё же оставили на нём серьёзный след, потому что подсознание явно не давало ему покоя в ночное время беспокойными снами, от которых он ворочался в кровати, стонал и говорил бессвязно страшные вещи. В этих монологах так часто фигурировала смерть, что Саске стало не по себе. Он даже подумал о том, чтобы рассказать о мучающих брата кошмарах маме или, может быть, Кисаме-сану… Но на самом деле, конечно же, знал, что не сделает этого. Не потому, что передумает, а из банальной забывчивости, потому что всем, что беспокоило его сейчас, было скорейшее наступление утра – утра, от которого зависело слишком многое, чтобы сейчас быть способным забыться.
Саске вновь поднёс к лицу мобильный, в глаза больно ударил электрический свет. Три тридцать семь. Ждать ещё так долго!..
@музыка: Сплин - Прочь из моей головы (Саске)
воскресенье, 29 мая 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 5
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 33
Пятница 21 мая
Солнце только тронуло жёлтым боком край пустыни, когда Гаара проснулся. Сон повторился точь-в-точь, только на этот раз он смог остаться в нём немного дольше и услышать-таки, что хотел сообщить ему мальчик в плаще.
Он сел, вытер ладонью поочерёдно влажные щёки. Теперь он понял. Теперь он всё понял.
Ли, почувствовав его взгляд, открыл с трудом глаза:
- Гаара?.. Ты почему уже встал? Опять не спится?
Вместо ответа юноша откинул лёгкое покрывало, поднялся и принялся одеваться в сосредоточенной спешке. Ли не мешал ему – только лежал, закинув руки за голову, и наблюдал безмолвно. Когда его любовник был полностью собран, но не уходил, а только поглядывал на дверь, словно колеблясь, покидать ему номер в одиночку или нет, он протянул:
- Не знаю, куда ты собрался, но если хочешь, я пойду с тобой.
Гаара стоял к нему спиной, оттого лица его не было видно, но у Ли создалось впечатление, что он борется с собой.
- Да, пожалуй, - пробормотал он после долгой паузы и, всё ещё не разворачиваясь, опустился на футон, приготовившись ждать.
***
На него смотрели две пары совершенно мёртвых глаз. Два усталых лица, бледных, словно перед ним стояли привидения, а не живые люди. Две сломанные души. Гаара с натугой сглотнул и заставил себя остаться на месте.
- Простите за беспокойство в столь ранний час, - обратился он через порог к супружеской паре, - но я скоро уезжаю обратно в Коноху, другого времени у меня не было…
На названии города и муж, и жена непроизвольно вздрогнули, взгляды их потяжелели, а уголки губ печально опустились. Гаара продолжил:
- Если вы позволите, я хотел бы помолиться у вашего алтаря, где стоит… прах вашего сына. Это не займёт много времени, обещаю.
Мужчина с тревогой посмотрел на жену, та, поколебавшись, кивнула, и хозяева дома посторонились, разрешая гостю войти. В неловком молчании его проводили по коридорам огромного дома, кажущегося ещё более пустым и одиноким, чем его собственный, в Конохе, затем оставили одного. В просторной комнате с необычайно большими для суновского здания окнами совершенно не было мебели, перед большим традиционным алтарём тёмно-каштанового цвета с открытыми дверцами лежало несколько специальных подушек для молитвы, на одну из них Гаара и опустился в сэйдза, предварительно воскурив благовония, от которых пространство наполнил тонкий аромат скорби. Среди обыкновенного наполнения алтаря – статуэток Будды, колокольчиков, чаш с подношениями – он сразу заметил белую урну с прахом, к которой была прислонена табличка с именем. Чуть поодаль стояла фотография в рамке, а рядом лежал небольшой букет сухих цветов, из тех, которые росли в окрестностях Суны. Гааре почему-то сразу подумалось, что цветы эти, маленькие и жителю богатой Конохи, может быть, могущие показаться невзрачными, числились у Сасори любимыми. Юноша грустно улыбнулся: он тоже в своё время считал эти цветы самыми красивыми на свете – до тех пор, пока не побывал вместе с Наруто в цветочной лавке родителей Ино.
С фотографии на него спокойным взглядом смотрел Сасори – ещё юнец, подросток. Видимо, волосы он выкрасил по приезду в Коноху, то есть после разрыва с родителями, потому что на снимке они были светло-русыми, чуть завивающимися. И всё-таки в чём-то они с ним были похожи, решил Гаара, разглядывая черты мёртвого мальчика, неспокойный дух которого преследовал его в ночных кошмарах. Он вздохнул, закрыл глаза, сложил ладони в молитвенном жесте и сосредоточился.
«Услышь тишину», - говорил ему Ясухиса Оджиро, когда учил правильно расслабляться для медитации. Тишину внутри Гаары нарушало мерное завывание насыщенного песком пустынного ветра – это Сасори, тот, кого он не знал и никогда больше не узнает, пытался дотянуться до его сознания через пространство и время, через порог смерти и вопреки законам жизни. Гаара крепче сжал ладони: «Я не верю в случайности. Если нас связала судьба, значит, зачем-то так было нужно. Кажется, я даже знаю, зачем». Ветер в его голове немного приутих, словно прислушиваясь. «Мы не знали друг друга; может быть, виделись случайно здесь, в Суне, но я этого не помню. Всё, что мне известно доподлинно, это то, что ты умер не своей смертью, а человеческое сострадание за твою смерть досталось мне. Я не хотел этого, поэтому говорил о тебе в сердцах ужасные вещи, злился на тебя. Теперь я понимаю, насколько глупо себя вёл. Надеюсь, ты сможешь простить меня и, когда придёт время, отправишься в своё путешествие дальше, не держа на меня злобы. Я желаю тебе покоя».
Долгое время – сколько, он не помнил – Гаара сидел, закрыв глаза и вслушиваясь, что говорит ему ветер. Ветер, словно решив внять его словам, постепенно утихомирился, смягчился, и теперь агрессивные, неспокойные завывания его сменились едва слышным бормотанием. Звук становился глуше, удаляясь, пока не исчез окончательно – и только когда внутри у него наконец-то зазвенела протяжно острая тишина, Гаара почувствовал, как по сердцу благодатной волной разливается прощение. Он открыл глаза и посмотрел ещё раз на фотографию: возможно, с ним играло воображение, но в глазах Сасори он теперь видел не спокойную отстранённость, а сдержанную, в лучших традициях жителей Суны, благодарность.
Дверь за его спиной отворилась бесшумно, и только когда раздался испуганный вздох, Гаара осознал, что в комнате он не один – развернувшись, он встретился взглядом со старой женщиной в лёгком чёрном наряде с белым шарфом вокруг шеи. В глазах незнакомой старухи, едва видимых из-за нависающих бровей, застыло одновременно несколько сильных эмоций: удивление, суеверный страх и за всем этим – искорка слепой надежды. Её морщинистая рука с маленькими ногтями крепко держалась за левую сторону груди, словно там всё вдруг сжалось игольчатой болью. Её рот с тонкими сухими губами открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы: она силилась что-то произнести, но слова, похоже, застряли у неё в горле, и вместо этого она во все глаза смотрела на юношу.
Гаара начал подниматься:
- Простите…
У старухи подкосились ноги, её руки взметнулись в поисках опоры и едва успели сжаться на косяке двери, предотвращая падение. Испугавшись, юноша устремился вперёд, чтобы помочь, но женщина отшатнулась и со слабым протяжным стоном начала отступать назад, в коридор, не сводя с него исполненного искреннего ужаса взгляда. Гаара замер на месте, совершенно растерявшись: было вполне очевидно, что от его поддержки пожилой женщине могло стать только хуже, но стоять вот так и ничего не предпринимать он попросту не мог.
Сухие губы незнакомой женщины разомкнулись, и она спросила зловещим шёпотом:
- Кто ты? – Гаара не успел определиться с ответом, как она продолжила со всё нарастающими истеричными нотками: - Ты демон? Ты пришёл мстить мне за смерть внука?
Он медленно покачал головой, но слова возражения проворно увиливали от него, и приходилось молчать, против воли подпитывая нарастающее между ними напряжение затягивающейся тишиной. Из другой части дома к ним уже неслись поспешные шаги.
- Мама! – надрывно закричал ворвавшийся в коридор мужчина и тут же подхватил старую женщину под руки. – Мама, что с вами?
- Чиё-сан! – лепетала подлетевшая с другой стороны женщина. – Что случилось? Сердце, это снова сердце? Врача вызвать?
Вокруг стало вдруг невероятно шумно, заговорило сразу несколько человек, и сквозь море голосов прорвался, режа слух, пронзительный старушечий вопль:
- Он пришёл, чтобы наказать меня за Сасори!
- Да нет же! – попытался перекричать её мужчина. – Это его знакомый из Конохи, он всего лишь молился, мама, успокойтесь…
- Он хочет, чтобы я признала свою вину! – хрипло выла, не слушая, она. – Чтобы я ответила за свои прегрешения!
- Чиё-сан, пожалуйста, вам нельзя переживать!
Гаара зажмурился так крепко, как только мог, но безумное, искажённое страхом и болью лицо старухи Чиё всё равно стояло чёткой до жути картиной перед его внутренним взором, как назойливое привидение. Вскоре, к его облегчению, женщину увели под руки слуги, а перед ним извинились и предложили ячменного чая.
- Извините мою мать, молодой человек, - вынужденно улыбнулся ему мужчина. – Она никак не может прийти в себя после смерти внука. Грызёт себя изнутри. Говорит, что он сам виноват, но на самом деле винит во всём себя. У нас ведь, в Суне, порядки совсем другие, чем в Конохе…
- Я знаю, - кивнул Гаара, - сам родом отсюда.
Мужчина вздохнул с видимым облегчением:
- Значит, вы понимаете. Мама сделала всё, чтобы после того, как все узнали о его… о его связи с другим мужчиной, Сасори чувствовал себя здесь не дома, вот он и сбежал от нас… Мы не знали, где его искать. Надеялись, что всё в порядке, ведь он был умным мальчиком. Скажите?..
- Гаара, - подсказал юноша.
- Гаара-кун, вы были другом моего сына?
- Нет, не совсем, - покачал он головой, съёжившись под безжизненным взглядом жены радушного хозяина, - но в некотором роде нас многое связывало.
Ли ожидал его у ворот: разговорившись с местными ребятами, он играл с ними в какую-то игру, где нужно было метать камни, и те, похоже, были в восторге от его ловкости. На застывший в его глазах вопрос Гаара послал ему вялую улыбку:
- Прости, что задержался, возникли кое-какие… В общем, всё кончилось неплохо.
Он так и не рассказал ни кому принадлежит этот дом, ни зачем он туда отправился, и Ли не спрашивал. К отелю, где их уже ожидала готовая к отъезду группа, они возвращались молча, и песок умиротворённо перешёптывался у них под ногами.
***
Дейдара бросал на него взгляды, исполненные неподдельного восхищения его мастерством перевоплощаться, и Итачи был склонен считать, что похвалу он заслужил. Не далее как полчаса назад он ещё не знал троих мальчишек-соседей своего сообщника, и вот они уже лежали все вместе на расстеленном на полу покрывале и разговаривали, будто старые приятели. С именами, правда, возникли проблемы, имена Итачи почему-то не запомнились, поэтому он окрестил своих новых знакомых по внешним признакам: рыжий, тощий и синеглазый. Рыжий был самым болтливым и без конца расспрашивал детектива о его жизни до приезда в Коноху, тощий в основном пил и время от времени перекидывался парой ленивых фраз с сидящим рядом Дейдарой, а вот синеглазый… Этот помалкивал, и по тому, как он смотрел – тяжело, затравленно, - Итачи догадался: он что-то знает.
Попросив ненавязчиво хозяина квартиры выйти с ним на кухню, якобы чтобы показать, где найти чай, он шепнул:
- Сделай так, чтобы двое куда-то смылись, мне нужно остаться наедине с синеглазым.
Дейдара опустил взгляд на его грудь, где под майкой был прикреплён микрофон. В наушниках у обоих парней раздался голос капитана оперативной группы:
- Что там, ребята? Что-нибудь есть?
- Я думаю, - склонившись над Дейдарой, чтобы говорить в его микрофон, заговорил приглушённо детектив, - что один из них что-то знает, но в компании не скажет.
- Тогда в чём проблема? Устройте ему откровенный разговор, - отозвался наушник приказным тоном. – Мы стоим под домом, если что.
Дейдара вернулся в комнату с наигранной улыбочкой на лице.
- Ребята, - обратился он к двоим ненужным им мальчишкам, - а помните, вы просили, чтобы я вас готовить что-нибудь вкусненькое научил? Давайте попробуем? Я как раз зарплату недавно получил, еды в холодильнике хватает.
- Здорово! – обрадовался рыжий, поднимаясь пружинящим движением на ноги. – А что готовить будем? Тору, ты пойдёшь?
Тощий мальчишка с изящными чертами лица и размазанным после рабочей ночи макияжем зевнул:
- Ну, разве что если что-то сладкое…
- Больше трёх человек моя кухня не выдержит, - заторопился Дейдара, когда синеглазый тоже собрался встать, - так что, Риочи, посиди пока с Итачи, ладно?
Детектив послал ему благодарную улыбку за сообразительность, тот понимающе моргнул. Вскоре на кухне забила ключом жизнь: заведённые Дейдарой, юные горе-повара с радостными визгами пытались размять тесто, а старший парень, которого соседи дружно величали «сенсей», со смехом обзывал их безрукими и терпеливо показывал, как правильно. Синеглазый Риочи лежал на спине, закинув руки за голову, и наблюдал за игрой света и тени на потолке. Квартира у Дейдары была совсем небольшой и состояла из кухоньки и одной комнаты. Итачи предполагал, что на футоне, который лежал нерасстеленным у окна, спал Сасори – возле подушки лежала кукла, на вид довольно жутковатая; впрочем, он никогда не был ценителем искусства. У Дейдары рядом с футоном лежала небольшая глиняная птичка – как разъяснил ему новый друг, Сасори привёз её ему из Суны в качестве сувенира, и с тех пор птичка превратилась для него в некое подобие талисмана. Помимо этого, в комнате имелся высокий, почти до самого потолка, шкаф, рядом с которым стояла сумка (Итачи догадался, что туда сложили вещи покойного), а также небольшой стол с ноутбуком и стопкой книг и конспектов – учебные материалы Дейдары.
Всю предыдущую ночь Итачи провёл на ногах: до двух они вдвоём светились на дискотеке, позже он сам отправился в бар, на который указал ему Орочимару, но охота вышла неудачной: двоих показавшихся полиции подозрительными личностями скрутили и допросили в участке, но через несколько часов выяснилось, что оба – обыкновенные тайные завсегдатаи подобных заведений, психологическому портрету не соответствуют, к тому же ещё и были готовы предоставить алиби на ночь последнего убийства. Вернувшись в участок, детектив позволил себе четырёхчасовой сон, после чего встретился с приехавшим из дома Дейдарой, чтобы поговорить с Орочимару, а позже, как и планировалось, они уже вдвоём завязали общение с мальчишками-проститутками, живущими по соседству с Дейдарой, в надежде вытянуть из них хотя бы что-нибудь ценное.
Теперь, сидя на покрывале рядом с одним из них, Итачи размышлял о том, что учёный-криминалист вновь оказался прав в своём чутье: идея поговорить с соседями Дейдары вполне могла оправдать ожидания.
- Слушай, - вдруг заговорил с ним сидящий напротив Риочи, - а ты лица его не видел? Когда он тебя вырубал.
Итачи покачал головой, прикоснувшись к тому месту, где до сих пор побаливало от первого удара:
- Я не помню, память так и не восстановилась.
Мальчишка обратил на него тяжёлый взгляд, словно не доверял, прикрыл свои выразительные глаза редкого синего цвета:
- А знаешь, у меня два года назад друг пропал.
Он произнёс это совершенно незаинтересованным тоном, будто констатировал, что сегодня хорошая погода, но Итачи ощутил, как внутри него всё сжалось в плотный комок и чей-то незнакомый голос пробормотал удовлетворённо у него в голове: «Вот оно». Внешне же он всего лишь поднял брови, якобы не понимая, о чём речь. Риочи из-под наполовину прикрытых век сверкнул острым взглядом:
- Я уверен, что это тот же парень.
Сердце заволновалось, забилось с удвоенной частотой, заколотилось болезненно о рёбра, но силой воли Итачи подавил нарастающее возбуждение почуявшего след охотничьего пса: нужно помнить о своей роли. В наушник затараторили: «Отлично, выдави из него как можно больше». Он изобразил на лице крайнее удивление:
- Да ну? Серьёзно? А ни с кем не перепутал?
Мальчишка передёрнул плечами:
- Я точно помню, как мой друг садился к нему в машину. Бутылочно-зелёная такая, в марках не разбираюсь – легковушка; справа царапина длинная. Лица не разглядел – темно было, да и мы тогда оба крепко выпили. После этого о своём друге я ничего не слышал. Мы вместе комнату снимали, так что я знал бы, если бы он надумал уехать, а так деньги-то остались, вещи все его, мобильник…
Итачи с трудом сглотнул. Дышать стало тяжело, и вместе с этим в макушке головы завихрилось какое-то сладкое и лёгкое чувство – чувство первой удачи. Наушник взорвался сразу тремя голосами оперативников, требующих от него выяснения деталей, и детектив едва не выдал себя тем, что поморщился, - благо, его собеседник как раз в это время отвернулся, чтобы взглянуть на шумящих на кухне юных поваров.
- И что, совсем ничего не помнишь? Может, часть номера или какой голос у него был?
- Хриплый такой голос, - отозвался бледным тоном паренёк. – Это октябрь был, как раз все болели, так что, думаю, он просто с больным горлом был. Ну и… Говорил в приказном тоне и очень мало. Я тогда ещё решил, что он, наверное, на работе привык так разговаривать, не перестроился ещё.
- Что ещё? – переспросил Итачи, смочив остатками воды в стакане пересохшее горло. – Что ещё ты помнишь?
- Ещё… Он был в костюме. Зачем тебе всё это знать?
Молодой человек игриво передёрнул плечами, заранее готовый к такому вопросу:
- Я подумал, если послушаю тебя, то, может, вспомню сам что-то и смогу помочь полиции.
Синеглазый послал ему грустную улыбку:
- Тебя, наверное, послушают, учитывая их безнадёжное положение… А вот когда я тогда ещё, два года назад, пришёл в участок, на меня там посмотрели, как на последний кусок дерьма, и сказали, что друг мой наверняка валяется где-то обдолбанный и что если он попал в передрягу, то сам в этом же и виноват. С тех пор я в полицию – ни ногой. Пускай сами его ловят, раз такие умные.
В наушнике ему наперебой отдавали приказы сразу несколько голосов, но шумы проскальзывали мимо сознания – его внимание было всецело затянуто в подсвеченную изнутри синеву глаз, заколдовано услышанным, очаровано собственной удачей. Итачи едва хватило терпения высидеть с мальчишкой приличествующую в таких случаях минуту молчания, после чего он стремглав рванул прочь из комнатушки, бросив на ходу, что ему не очень хорошо.
- Молодец, Итачи, - сообщил ему голос капитана из наушника, лишь только он, закрывшись в туалете, назвал кодовое слово, означавшее, что он один и может говорить. – Мы уже отправили данные в участок, ждём приказа. Молодец, парень.
Детектив приложил ладонь к левой стороне груди. Было такое ощущение, будто там внезапно открылся энергетический поток и голубоватый свет бьёт оттуда ключом, прокладывает себе путь в лёгкие, выходит свежим морозным облаком вместе с дыханием. Это была эйфория.
***
- Что?..
Наруто опустил взгляд на шоколадную поверхность круглого дубового столика. Он выбрал местом встречи именно эту кофейню, потому что никто из их общих друзей о ней не знал, она была чем-то вроде их тайного места, где можно всласть посекретничать, не боясь быть застуканным каким-нибудь Кибой с настроенным на такие вещи слухом. О том, что именно здесь, за этим самым столиком, ровно четыре недели назад его друг сидел в компании тогда ещё просто призрака из прошлого, Рока Ли, Наруто не знал, поэтому поначалу его удивляла рассеянность, с которой Гаара слушал его затянувшееся повествование. Когда история, однако, подошла к трагичной развязке, он начал ощутимо волноваться, и вот теперь смотрел на него с непередаваемым сочетанием изумления, боли и отчаяния, запрятавшимся в зелени глаз, и выносить такого Гаару, понявшего абсолютно всё за несколько секунд, было невозможно.
- Повтори-ка, что ты сейчас сказал, - попросил юноша бесцветным голосом.
Наруто, боясь поднять голову, боясь обжигающего взгляда, пробормотал, уставившись на свои руки:
- Я сказал, что я его поцеловал.
Со стороны Гаары раздался протяжный стон – такой, словно не дающая ему покоя мигрень ударила, выбрав лучший момент, изо всей силы, и он пытается совладать с болью. Наруто несмело посмотрел на друга – тот спрятал лицо в ладони и качал головой, продолжая тихо стонать. Спрашивать, всё ли с ним в порядке, показалось Наруто глупой идеей, ведь ясно, что после таких новостей вряд ли бы кто-то обрадовался, а уж тем более Гаара… Поэтому он молчал, кусая губы для отвлечения от мрачных мыслей, и ждал.
- Наруто, - наконец, после пятиминутного молчания, показавшегося ему вечностью, позвал его друг, - скажи мне, что ты не совершил ошибки.
- Я… - замялся парень, запутавшись в вариантах: ему думалось, что Гаара назвал бы несколько из его возможных дальнейших действий ошибочными.
- Скажи, что не переспал с ним, - уточнил тот, догадавшись о причине заминки.
Наруто поспешно замотал головой:
- Так вышло, что… Короче, он ни с того ни с сего обозвал меня блядью и убежал. С тех пор мы не разговаривали.
- Замечательно, - выдохнул побледневший Гаара и запустил пальцы в волосы, проделывая в них широкие борозды. – Просто замечательно. Меня не было всего два дня, а ты уже возомнил, что тебе нравятся парни, и успел почти что трахнуться с Учихой Саске. Наруто, ты не гей, ты понимаешь это?
Он не успел обронить даже слова в свою защиту, как его атаковали вновь – Гаара начинал терять над собой контроль.
- Прекрати себя обманывать, что ты мне несёшь? Поцеловал он его… Мало ли! Это ничего не значит! Я тебя умоляю, не стоит делать поспешных выводов, тебе оно не надо, поверь мне, я знаю точно, это не твоё. Тем более Учиха!
- Я люблю его.
Над некоторыми словами мы не имеем власти, но они имеют власть над нами, и когда приходит нужное для их рождения время, они сами слетают с наших уст. Так подумал Наруто, когда произнёс совсем не то, что хотел, и вынужден был наблюдать за тем, как взгляд Гаары со злого меняется на уязвлённый, как он поднимается и мчит к выходу, забыв на столе мобильный, а на спинке стула пиджак. И пускай застеклённые двери показывали, что он замер на выходе, со стороны улицы, и теперь стоял, прислонившись к стене головой, - Наруто тысячу раз успел пожалеть, что порой человек не властен над собой. Он вынужден был переговорить с встревоженной официанткой, заказал им коньяка, заранее предугадав, что крепкий напиток пригодится для предстоящего разговора, и, чувствуя, как от волнения подрагивает всё внутри, пошёл забирать друга.
Гаара уже успел у кого-то попросить сигарету и теперь вдыхал плотный ядовитый дым, кашлял, вытирал слезящиеся глаза и снова вдыхал. Наруто стал напротив, совсем близко:
- Выкинь, ты же ненавидишь сигареты.
- Отъебись, - огрызнулся юноша, откашлявшись, и предпринял попытку уйти, но Наруто сделал резкий шаг так, чтобы отрезать другу путь к отступлению.
- Гаара, - позвал он мягко, пытаясь поймать его блуждающий взгляд своим, - прости, что не сказал тебе раньше.
- Не сказал, что ты идиот? – Гаара швырнул недокуренную даже до половины сигарету в урну и принялся усиленно тереть покрасневшие глаза. – Я и так об этом знал, Узумаки. Отвали, серьёзно, я не хочу тебя сейчас видеть.
- Я зато хочу. – Наруто, вдруг почувствовав прилив сил, поймал его за плечи и, крепко сжав их, заставил посмотреть на себя. – Послушай, это не баловство и не шутка. Я люблю его, я уверен, что он – моя половинка, абсолютно уверен.
На губах Гаары заиграла его знаменитая презрительная усмешка, сейчас, однако, больше попахивающая отчаянной попыткой скрыть вот-вот готовый сломиться дух:
- Хорошо же с тобой обошлась твоя половинка. Брось, Узумаки, мы оба знаем, что ты не…
- Я, - перебил Наруто сурово, - люблю его. Я не могу этого изменить, не могу вырвать из его из сердца только из-за того, как он со мной поступил. Пожалуйста, постарайся меня понять. И ещё… не нужно себя винить.
Здесь он попал в точку – в самое болезненное место: Гаара вздрогнул, вырвался одним резким движением, опустил со вздохом голову, и тени от козырька кафе легли на его лицо гротескной маской.
- Иногда я боюсь тебя, Узумаки, - прошелестел почти бесшумно его печальный голос. - Ты копаешь слишком глубоко…
Ощущая давление вины на своих плечах, Наруто приобнял друга за плечи, притянул к себе, точно так же, как делал это сам Гаара две недели назад во время их загородного пикника, и шепнул в ухо:
- Пожалуйста, прости меня. И помоги.
Гаара отстранился, пробормотал зло пару ругательств в его сторону, затем, глядя себе под ноги, толкнул дверь кофейни и вошёл внутрь, не оборачиваясь, чтобы взглянуть, идёт ли Наруто следом.
***
Ожидать, пока придут результаты разведки, разыскивающей тёмно-зелёный автомобиль с царапиной на правом боку в квартале и его окрестностях, было невыносимо. Он никак не мог помочь также и с поиском подобного авто в базе данных дорожной полиции Конохи. Бездействие выводило из себя, заставляя его только больше курить и срываться на случайных сотрудников криминального отдела, поэтому Орочимару решил воспользоваться возможностью проветрить голову и принял приглашение Джирайи заглянуть к нему домой, чтобы посмотреть на какой-то сюрприз.
Всю дорогу у него не выходило из головы то, что удалось выведать Итачи у того мальчишки: если бы они привели план с расспросом в действие раньше, возможно, убийца бы уже сидел за решёткой. От этой мысли в желудке зашевелило сотнями пальчиков волнение, но Орочимару решительно сдавил руками руль и заставил себя сосредоточиться на дороге: нет, всё было сделано правильно, потому что всему своё время.
Он переживал за Итачи: тот недостаточно отдыхал, выматывал себя, стал бледнее обычного, и ещё у него время от времени проявлялся нервный тик в ладонях. Нарушение можно было вполне списать на его упорное нежелание долечиться в больнице, чтобы приступить к операции незамедлительно, однако же кто разбудил в нём этот огонь нетерпения? Кто искусно надавил на кнопочки юношеской гордыни и подчинил своей воле, потому что таков был план? Он, Орочимару, хитрый змей, и теперь ответственность за жизнь Итачи лежала на его плечах. Если произойдёт что-то непредвиденное, сомнений в том, кто виноват, даже не должно возникнуть.
Погружённый в тяжкие размышления, учёный поднимался по лестнице, искал нужную квартиру, нажимал на кнопку звонка. Дверь ему открыл… Это определённо был Джирайя: те же черты лица, глубокие морщины на лбу от его вредной привычки постоянно этот самый лоб морщить в моменты концентрации, те же выбеленные стоматологическим путём зубы. Но что-то было радикально иным. Орочимару, не осознавая, что из головы его разом вылетели недавние тревоги, впился внимательным взглядом в лицо друга. Тот позволил себя рассмотреть.
Наконец учёный слабо выдохнул, не веря своим глазам:
- На человека стал похож…
- А то! – хохотнул Джирайя, враз помолодев лицом на тридцать лет, и энергичным жестом дал знак следовать за собой.
В комнатах, когда-то похожих на фотографии в модных журналах о дизайне, не осталось теперь почти ничего из былой роскоши, зато посреди гостиной лежало несколько огромных коробок, обёрнутых в плотную коричневую бумагу. Одна из коробок была распакована – именно к ней и подошёл, всё ещё не до конца веря, что это всё не сон, Орочимару. Внутри лежали книги. Новенькие, пахнущие типографией, и каждая – с именем его друга-писателя наверху. Что ж, этот факт не удивлял, зато название!..
- Ты всё-таки дописал её, - улыбнулся учёный и взял одну из копий романа в руки, полистал, наслаждаясь ощущением качественной бумаги. – Решил сам издаваться?
Джирайя неловко рассмеялся, почёсывая затылок:
- Так от редакции пока решения дождёшься! Я же знаю, как это всё происходит, а Тсунаде-химе выходит замуж совсем скоро, так что мне нужно было торопиться.
- Ты, я вижу, продал кучу вещей, - Орочимару обвёл красноречивым взглядом пустующее пространство.
- Да, пришлось… Но это ничего, я ещё заработаю.
- Вот, значит, как?..
Уложить всё это в голове казалось непостижимой задачей. С Джирайей они были знакомы с первого курса университета, и ни разу за все эти годы его друг-тугодум не делал ничего подобного для своей возлюбленной – боялся, что посчитает за тряпку и перестанет уважать. Джирайя не умел систематически работать над собой, все вершины брал наскоками, а если промахивался, то падал потом очень долго, да ещё и норовил утянуть за собой друзей. Человеку вроде него трудно, удерживая в голове одну-единственную цель, методично, шаг за шагом, стремиться к ней. Орочимару нравилось сравнивать этот процесс с идущим через пустыню к горе человеком: каждый день путник преодолевает несколько километров, но бесплодные земли окружают его так же, как и вчера, и позавчера, и за день до этого; солнце светит так же невыносимо ярко, выпивая из тела жизненные соки, и гора кажется такой же далёкой и недостижимой. Но если приглядеться повнимательнее, вглядываться в гору каждый день, то можно заметить, как контуры постепенно становятся всё острее, вырисовывается всё больше деталей, и вот в один прекрасный день путник, измотанный долгой дорогой, осознаёт, что стоит у подножья той самой горы и вдыхает идущий с высот хвойный аромат гордых елей, а пустыня осталась за спиной.
Каким-то непостижимым образом его другу удалось преодолеть свою пустыню, но путь был далёк от завершения: теперь ему предстояло вскарабкаться на вершину. Возможно, написание книги, единственной настоящей книги в его жизни, являлось всего лишь очередным из его наскоков, затянувшимся во времени, возможно, он сорвётся в попытке покорить гору и, как всегда, снова рухнет в пропасть – однако Орочимару почему-то был абсолютно уверен в обратном. Слишком много уверенности излучала фигура Джирайи, слишком много благодатного света было в его глазах. В этот раз ему не наткнуться на скользкий камень, не сорваться – Тсунаде тоже почувствует перемену в нём и не сможет чинить ему препятствий: ведь сколько долгих лет она ждала, пока путник доберётся до вершины и спасёт её!..
Орочимару ехал обратно в приподнятом настроении. Он не обманывал себя насчёт того, что до развязки ещё далеко, но направлял свой внутренний взор мимо участка с рытвинами и тянулся к светлому финалу. На заднем сиденье лежала копия романа, который Джирайя начал писать в студенческие годы, но забросил на половине, побоявшись, что книга, являвшаяся, в сущности, искусным пересказом его жизни, своим хорошим концом могла навечно приковать его к одной женщине, а он в те времена был слишком молод и ветрен, дабы понять важность моногамии в жизни человека. И вот теперь, почти тридцать лет спустя, история наконец-то написана, и Орочимару был уверен, что знает содержание последних её страниц.
Забывшись, он не успел вовремя среагировать, когда на дороге появился автомобиль, и только в последний момент вывернул руль резко вправо, действуя совершенно на автомате, потому что парализованное страхом сознание не осознавало ровным счётом ничего. Раздался удар, оглушительный звон стекла, его швырнуло вперёд, и если бы не ремень безопасности, он непременно лежал бы уже на асфальте, нашпигованный осколками. Вместо этого ему достался только удар о верхнюю часть руля. Завыли сигнализации – одна, другая, третья – по всей улице. По плотному лобовому стеклу со стороны водительского сиденья пошла похожая на молнию трещина.
Орочимару попытался открыть глаза. Салон плыл перед глазами, за границами очерченного стёклами мира скользили фигуры: кто-то подходил, стучал, что-то говорил. Он не понимал ни слова – по всей голове с тяжёлым уханьем разносилась боль, вспыхивая то тут, то там. Сердце безумно колотилось в груди. Руки дрожали.
Внезапно в нестройный хор голосов вклинился высокий, дребезжащий:
- Ты вообще смотришь, куда едешь, дядя?! Свет, свет же жёлтый был, почти красный зажёгся! Мы с тобой оба умереть могли, а у меня жена молодая, ребёнок скоро будет! Да за такое права отбирать надо! Не, ну вы согласны?
- Да заткнись ты, мужик! – прервал его женский возглас. – И скорую вызывай! Не видишь, его башкой стукнуло?!
- Мы уже вызвали! – отозвались с другой стороны мальчишеским голосом. – И полицию тоже!
Голоса продолжали спорить, ему стучали в окно, чтобы открыл дверь, мужчина, авто которого пострадало, продолжал напоминать всем о молодой жене, а сигнализации всё не унимались, пищали вразнобой, мешая зевакам слышать друг друга. Орочимару положил раскрытые ладони на руль и посмотрел на свои дрожащие пальцы. Теперь он понял. Теперь он всё понял.
Перед глазами всё плыло мутными красками, по щеке справа текло что-то тёплое и липкое, но он не обращал на это внимания – внезапно всё на свете потеряло для него всякое значение. Всё, кроме одного.
Выбравшись с трудом из машины, Орочимару первым делом схватил за грудки возмущённого автолюбителя и притянул к себе.
- Парень, - сказал он, пытаясь перекричать нарастающий вой сирен, - мне срочно нужно в полицию!
***
- Что случилось?
У Кисаме на коленях лежали документы, и когда он резко поднялся навстречу учёному, все они разлетелись веером по полу. Незнакомый парень, поддерживающий учёного под локоть, виновато улыбнулся:
- Мы попали в аварию, а он заладил: вези, мол, в полицию.
Старший инспектор-детектив поражённо разинул рот, глядя на криминалиста: правая сторона лица его была вся в тёмной крови, волосы слиплись, красные следы остались на плече пиджака, испачкали бурыми пятнами рубашку.
- Почему?.. У вас кровь идёт, вы в курсе? Вам нужно в больницу!
Орочимару отмахнулся:
- Пустяки. Хошигаке-сан, я, кажется, всё понял. Права.
- Что права? – переспросил Кисаме, невольно пронявшись нервным возбуждением учёного.
Тот вырвал свою руку у случайного провожатого и принялся вышагивать по пространству участка между чьими-то рабочими столами, ныне пустующими.
- Раньше он водил ту самую машину, зелёную с царапиной, и избавиться от трупов было легко по очевидным причинам, но потом – вероятно, полгода назад, тогда была убита самая давняя найденная нами жертва – он потерял права, или, может, машину, или и то, и другое, поэтому вынужден был бросать трупы прямо в квартале, ведь вывезти их незаметно у него уже не было возможности. Вы понимаете, о чём я?
Кисаме обменялся тревожным взглядом с выглянувшим на шум Такэо:
- Значит, если мы пробьём по базе данных, кто за последние полгода…
- Мы его найдём, - кивнул Орочимару, и внезапно слабость подкосила его ноги, он едва не рухнул на пол – вовремя поддержал тот самый парень, который его привёл.
Внутри, в животе, всё скрутилось в трепещущий пульсирующий комок. Кисаме рванул в свой кабинет, там нажал на кнопку быстрого набора на телефоне и, когда трубку подняли, взволнованно произнёс:
- Фугаку! Мне снова нужна информация из твоего отдела, срочно!
***
Гаара уже был крепко пьян. По многолетним наблюдениям Наруто, в состоянии алкогольного опьянения такой силы он чаще всего начинал вслух рассуждать о жизненных вопросах, которые, так или иначе, сводились к его одиночеству. Теперь же, когда на одиночество ему было грех жаловаться, центром его невесёлых рассуждений стал запутанный клубок отношений его друга с Учихой Саске.
- Ну, хорошо, - в который раз вздохнул он, опуская пустой стакан на стол. – Допустим – допустим! – что ты действительно, как говоришь, в него влюбился. Я тебе поверю. Допустим. Почему ты сразу ему не сказал, а ждал, пока он взбесится?
Сам Наруто тоже ощущал воздействие алкоголя: он изъяснялся уже далеко не так чётко, как в начале их разговора, длящегося уже около часа, и с каждой минутой становилось всё труднее контролировать свои плещущие через край эмоции.
- Ну не могу же я вот так взять и сказать человеку такое! – возмутился он, пожалуй, слишком громко – пожилая супружеская пара, слушающая джаз-музыкантов на сценке, обернулась неодобрительно. – Не могу, понимаешь? – повторил он уже гораздо тише. – Тем более, Саске ведь парень, откуда мне было знать, как он отреагирует - ты ещё вспомни его гомофобные замашки поначалу!.. Мне нужно было проверить. Да и вообще, хоть я и уверен в своих чувствах, мне кажется, что он считает их – свои чувства по отношению ко мне – ошибкой или чем-то вроде этого. Думаю, ты бы в такой туманной ситуации тоже не признался бы.
- В этом ты прав, конечно, - согласно кивнул Гаара, отчего-то взглянув на него необычайно пристально. – Но, похоже, Учиха у нас оказался латентным геем. Как думаешь, что он действительно к тебе испытывает?
Наруто передёрнул успевшими где-то загореть плечами:
- Не знаю. Может быть, просто притяжение, может, что-то глубже… Но он явно не понимает меня, иначе не закатывал бы этот скандал. Чёрт, если бы только вчерашнего дня не было!.. Всё шло так здорово, пока Саске не помешался! То есть, я понимаю, почему он так поступил: ему стало страшно привносить радикальные изменения, и он нашёл лазейку, чтобы улизнуть – обвинил меня в каком-то дебильном тайном плане. Мне кажется, он потом сам поймёт, насколько сглупил, но...
- А это, - прервал его Гаара, - говорит о его совершеннейшей внутренней неготовности принять то, что между вами промелькнуло. Он трус и вряд ли исправится. Подумай сам: не такой он человек, чтобы легко меняться, а ты что, хочешь его постоянно подталкивать в спину, чтобы он соображал? Удовольствия в этом мало. И вообще, Узумаки, подумай, о ком мы говорим – это Учиха! Учиха, который тупит на каждом шагу!
- Он не тупит, - неожиданно заступился за обидчика блондин, - просто такой характер… Ему всё обдумать, взвесить надо.
Гаара только отмахнулся от него устало и плеснул себе в стакан ещё коньяка.
- И что ты сделаешь, если он придёт к тебе с извинениями?
Вопрос этот Наруто задавал себе уже неоднократно прошлой ночью, в которую ему не удалось заснуть, поэтому ответ он знал:
- Пока он не определится, я о нём слышать не хочу. Я-то могу подождать, для меня это не проблема, но если он извинится, а через два дня снова начнёт меня в чём-то подозревать, я его пошлю. У меня, в конце концов, тоже имеется гордость, и мне принять свои чувства тоже было нелегко. Может, мне и не пришлось проходить через муки принятия своей гомосексуальности, как ему, но всё-таки…
- Если эта сука надумает к тебе подкатывать с такими вот несерьёзными заявочками, - прервал его Гаара, зло оскалившись, и в глазах его сверкнула сталь, - я разобью ему лицо, клянусь.
***
Сумерки ещё только начали прокладывать свой путь на улицы Конохи, поэтому в Kakkazan было пока ещё немного посетителей. До смены Дейдары оставалось ещё немного времени, поэтому они вдвоём сидели за столиком, потягивали коктейли и делали вид, что увлечены непринуждённой беседой. На самом деле на уме у обоих было одно и то же: сейчас все силы отдела были направлены на поиски зелёной машины с царапиной на боку – единственной серьёзной зацепки, которая могла вывести их на личность маньяка. Работники полиции просматривали записи дорожных камер, по всему кварталу и его окрестностям рыскали замаскированные под обывателей ищейки – все стремились найти след этой проклятой машины.
Итачи стиснул кулак под столом: если всё получится, если зацепка оправдает себя…
Мысль его прервалась, когда слух его поймал идущий снаружи шум. Похоже, кто-то скандалил на улице, и скандалил очень серьёзно. Поразмыслить об этом у Итачи, однако, не хватило времени – миг спустя дверь заведения распахнулась, с глухим стуком ударившись ручкой о стену, и внутрь, подобно чёрному урагану, влетел Зецу. Ровно неделю назад он тоже заходил сюда, только от чинного поведения, от взгляда свысока не осталось и следа – краска на лице, ранее наложенная идеально симметрично, теперь была жутко размазана, глаза под жёлтыми линзами сверкали безумно, неудержимо, дико и рыскали по напуганным посетителям, пока наконец не остановились на них двоих. Зецу издал нечеловеческий рык и метнулся резким движением к ним – влетевший следом Какудзу не успел удержать своего подопечного за плечо.
Дейдара побледнел и начал было подниматься, но одним мощным ударом его повалили на пол вместе со стулом, столик ухватили за край столешницы, подняли – и в следующую же секунду растерявшийся Итачи обнаружил себя погребённым под ним. По груди растеклись остатки коктейля, прикреплённый к телу микрофон уколол электрической искрой – и, похоже, приказал долго жить. В наушник орали: «Что случилось? Быстро, говорите, нам вмешиваться?», затем сигнал прервался. Дейдара, стоя на коленях и держась одной рукой за разбитый нос, прогнусавил тихо:
- Не надо…
Не успел Итачи собраться с мыслями, как придавивший его столик отлетел в сторону, и над ним угрожающе нависла фигура Зецу.
- Что вам было нужно? – зарычал он, падая на колени, и его длинные сильные пальцы сомкнулись на шее детектива. – Отвечай, что вы искали?!
Перед глазами замелькали тёмные пятна. Итачи попытался вырваться, но стало только хуже – давление усилилось.
- Сейчас же отвечай мне! – гремел над ним безумный голос. – Отвечай!
- Господи, Зецу! Отпусти его немедленно!
Это был Какудзу. Он тряс своего бесконтрольного подопечного за плечи, вынуждая отступить. С другой стороны в нападающего вцепился Дейдара, который, глотая собственную хлещущую из носа кровь, повторял, как заведённый:
- Отпустите его, да отпустите же!
Пальцы на шее Итачи внезапно разомкнулись, Зецу рывком поднялся с колен и со всего размаху ударил блондина в солнечное сплетение – тот отлетел к стойке, ударился спиной об один из стульев и, коротко вскрикнув, осел на пол.
Итачи понял, что отключается: картина мира стремительно выцветала, в голове появилось странное плывущее чувство, голоса перемешались, зазвучали с чудовищной громкостью, перебивая друг друга:
- Быстро скажите мне! Скажите, что вам было нужно!
- Зецу, успокойся!
- Что?! Что вам было нужно?!
Поддавшись липкому забвению, целующему его потяжелевшие веки, он прикрыл глаза, казалось, всего ненадолго, но когда вновь открыл их, Зецу уже куда-то пропал. Не было и всех посетителей, зато несколько столиков были перевёрнуты, и вокруг них по полу растеклись тёмные лужи в кашице из мелких осколков. Рядом с ним сидел на корточках Дейдара. Его фирменная майка спереди потемнела от крови, нижняя половина лица, шея, волосы, ладони – всё было в крови. В стороне от них стояло двое – Какудзу и менеджер.
- Простите, Мизуки-сан, - бесконечно долго повторял одно и то же Какудзу. – Простите его, мне действительно казалось, что у меня всё под контролем, но сегодня он как с цепи сорвался, честное слово, мы с Хиданом не успели ничего сделать…
- Какудзу-сан, всё в порядке, - отвечал ему менеджер едва слышным хрипом – его голос ещё не восстановился. – Я позабочусь об этих двоих. Идите и помогите Зецу-сану.
- Да, мне нужно доктора знакомого вызвать, только он может с ним совладать… Ещё раз извините. Я возмещу все убытки, обещаю.
Дейдара склонился над Учихой и зашептал:
- Ты отключился… Как самочувствие? Подняться можешь?
Итачи провёл ладонью по холодному лбу, возвращая лицу чувствительность, несколько раз крепко зажмурился, чтобы пропали плывущие перед глазами круги, и только после этого смог сесть. В голове стоял какой-то шум, но, на удивление, тело не болело. Зато Дейдаре явно крепко досталось, выглядел он ужасно – будто сейчас в обморок упадёт.
- Дейдара, - обратился к нему менеджер, отправив, наконец, Какудзу прочь, - иди срочно домой. На сегодня мы закрываемся.
- Но, бучо…
- Никаких возражений. – По неосторожности Мизуки-сан повысил голос, и тот снова сорвался на шёпот, звучащий, впрочем, не менее убедительно. – Домой.
Молодой человек обратил неуверенный взгляд на Итачи, безмолвно спрашивая совета. По легенде, они были всего лишь приятелями, и у каждого имелась своя независимая жизнь: Итачи, только приехавший в Коноху ветреный парень, за неимением денег и приличной работы торговал своим телом, Дейдара работал и параллельно заканчивал учёбу – стало быть, слишком тесными их связь не могла быть, и если сейчас взяться упрямствовать и требовать, чтобы новый друг сопроводил его, вышло бы нереалистично. Кроме того, подумалось детективу, задача Дейдары на сегодня, можно сказать, была выполнена, а вот его миссия как раз только начиналась, и это было важнее всего. Поэтому он кивнул незаметно своему напарнику, отпуская, – по лицу того пробежала тень недовольства, но он всё же поднялся:
- Заглядывай на днях, - бросил он, как подобает в их показных отношениях, без особой надежды, но с налётом искренности.
Итачи выдавил из себя одну из своих фальшивых улыбок:
- А ты береги себя.
Менеджер стоял у стойки и, похоже, делал себе напиток, на них внимания не обращая. Перед тем, как уйти, Дейдара склонился к уху детектива и затараторил на придыхании:
- Я пойду к ребятам, пускай меня домой отвезут, а то, чувствую, не дойду. Удачи.
- Спасибо, - бросил Итачи в ответ.
Отпускать Дейдару не хотелось: слишком бледным, измотанным и обессиленным выглядел он после неожиданного нападения. Итачи провёл его взглядом, даже не шелохнувшись, хотя всё внутри него так и рвалось на помощь – слишком дорог стал ему за последние дни этот парень, слишком многое их теперь связывало.
Наушник, похоже, вышел из строя после удара, но он решил, что Дейдара и так расскажет всё оперативной группе, не было нужды связываться с ними по телефону прямо сейчас. Они как раз успеют съездить за новым оборудованием для него, а он, может быть, зайдёт куда-нибудь на время, подождёт их звонка, а потом уже…
- Итачи-кун, - раздался рядом с ним хриплый шёпот.
Менеджер протягивал ему стакан с плещущейся в нём янтарной жидкостью:
- Я вижу, ты напряжён. Выпей.
***
Это было рискованно. Проклятый мальчишка Дейдара мог в любой момент вернуться – слишком преданными глазами он смотрел на Итачи, словно боялся от него оторваться. Чёрт, да кто угодно мог помешать им.
Но ждать больше было нельзя, тьма внутри него разрослась до такой степени, что не помогало ничто из его прежних уловок. Он должен был получить свет, как можно скорее.
В виски был подмешан хороший препарат: не раз он наблюдал за тем, как его мальчики от этого зелья мирно, постепенно погружались в сон – не глубокий, но достаточный для того, чтобы всё подготовить. Для того, чтобы он мог поглотить свет, носитель должен быть в сознании. Это работает только так.
Да, он действительно ставил на кон всё, расставляя сети именно сейчас. Он слишком торопился, да, да, торопился, и всё было некстати, и завтра у многих будут вопросы – в первую очередь, у Дейдары. Он скажет, что мальчишка ушёл и больше не возвращался. Он скажет, да. Потому что свет был слишком ему нужен, потому что без света его ждало нечто многократно худшее, чем смерть. Смерть… Если бы всё было так просто.
***
Орочимару ссорился по телефону с каким-то Какудзу, доказывая, что не может приехать к нему прямо сейчас, поэтому у компьютера за спиной полицейского из лаборатории поиска и обработки информации стоял один Кисаме. Оглядев десяток выведенных на экран карточек из базы данных дорожного патруля, он указал на одну:
- Вот! Ну-ка, открой на полный.
Он пробежал взглядом прилагающийся файл. Тоуджи Мизуки*, тридцать шесть лет, родился в небольшом городке недалеко от Конохи, долгое время жил в Кири, лишился водительских прав семь месяцев назад вследствие решения суда. Водил тёмно-зелёную Toyota.
- Ты, - указал он полицейскому на лицо пепельноволосого мужчины, - найди всё, что сможешь, по нему.
*Первую серию все помнят?
***
- Боже, да что у вас там произошло?
В фургончике творился переполох: трое оперативников одновременно вытирали его лицо смоченными водой ватными тампонами, которые нашлись в аптечке, остальные мужчины в чёрных костюмах оперативной группы АНБУ бились над системой слежки в попытке восстановить связь с Итачи. Капитан сидел с хмурым видом в стороне и, похоже, погрузился в серьёзные раздумья.
- У него из строя всё вышло, не пытайтесь, - в который раз предупредил Дейдара, но оперативники его не слушали. – Я думаю, он позвонит вам, когда надумает начинать операцию, идти в тот бар сразу было бы нелогично…
- Двое наших уже сидят в засаде, как было оговорено, - бросил один из его лекарей.
- Да, но… - Дейдара попытался найти нужные слова, но не смог и только вздохнул побеждённо: - Короче, вам будет непонятно, это нюансы его роли.
- Роли, блядь, - подал голос капитан, почесав лысую голову. – Надумал опять чёрти чего, небось.
- Не надумал, - обиделся юноша, - Итачи больше не стал бы идти на неоправданный риск. Ай!..
- Прости, - молодой боец АНБУ, по неосторожности задевший тампоном его распухший нос, послал ему извиняющуюся улыбку. – Слушай, ты столько крови потерял… Ты точно в порядке?
Дейдара оглядел мужчин затуманенным взглядом. Признаться, что ему плохо – так плохо, что перед глазами плыли одни только серые пятна, - означало бы задержать операцию, ведь они обязательно захотят отвезти его в больницу. После того, что случилось с Итачи, все участники охоты тряслись над ними обоими, словно они были сделаны из фарфора, и это, помимо всего прочего, раздражало. Кроме, разве что, заботы того молодого АНБУ.
Но, видимо, крови он действительно потерял достаточно – силы, которые он старательно копил для изображения нормального состояния, утекали из его тела со всё большей стремительностью, и в определённый момент он осознал, что не может держать голову прямо на плечах – пришлось прислониться щекой к холодной стене фургона. Пудовые веки закрывались сами собой. И быстро-быстро, словно автомобиль на огромной скорости, от него ускользала, выцветая, реальность…
- Эй, что с тобой? Что случилось?
Дейдара уже не услышал этого.
***
- Раньше работал хирургом.
Орочимару и Кисаме обменялись одинаковыми понимающими взглядами, и обоим вспомнились аккуратные, слишком аккуратные порезы на телах жертв.
Старший инспектор-детектив сжал в руках только что распечатанный файл, сминая бумагу.
- Найдите мне его теперешнее место жительства и место работы, - приказал он сдавленно. - Позвоните, чтобы дали ордер на обыск. Живо.
Двое полицейских впопыхах отдали ему честь и помчали прочь – каждый выполнять своё поручение.
***
- Спасибо.
Итачи отодвинул от себя пустой стакан. Он сидел на привычном месте за стойкой, поддерживая тяжёлую голову рукой, и пытался сфокусировать взгляд на лице менеджера. Тот стоял напротив, за стойкой, и смотрел, не отрываясь.
- Итачи-кун, от Дейдары мне известно, что ты ищешь приличную работу у нас в квартале. Это правда?
Кивок дался ему с трудом. По лицу менеджера, молодому и долженствующему быть красивым, но по какой-то причине казавшемуся отталкивающим, пробежала тень облегчения.
- Я как раз хотел поговорить с тобой об этом. Уже две недели я ищу управляющего складом. Без него, сам понимаешь, мне приходится туго.
Он говорил самые обычные вещи, но, возможно, из-за сорванного голоса или по какой-то иной причине слушать его было жутковато – слова будто обволакивали сознание, затягивали в вязкую трясину, убаюкивали.
- Обязанности несложные, ты быстро научишься. Приступать можешь хоть завтра. Я… Хотел бы показать тебе сегодня складское помещение, оно находится здесь, с противоположной стороны здания. Завтра снова придётся принимать посетителей, а сегодня мы так удачно закрылись – как раз появилось время всё тебе разъяснить. Ну так что, ты заинтересован?
Роль обязывала его согласиться, и Итачи снова кивнул. В голове плыло какое-то странное чувство – словно кто-то умудрился впихнуть в его черепную коробку плотное облако, и оно висело там, грязно-серое, мешало мозгу функционировать, усыпляя своим давлением, своей массой. Итачи поднял усталый взгляд на менеджера…
***
- Тайчо, он пришёл в себя!
За затылок его поддерживала чья-то тёплая ладонь. Дейдара приоткрыл глаза. Трясло. Вокруг него столпились оперативники, а над ним нависло лицо самого юного из них, во взгляде которого, ещё не приобрётшем суровость видавшего виды бойца, читалось неприкрытое волнение.
- Потерпи, Дейдара, мы тебя везём в больницу. Всё будет хорошо.
Чужие пальцы слегка зарылись в его волосы, несмело погладили. Дейдара снова закрыл глаза – и его тут же затянуло обратно в пустой мир беспамятства.
***
- Сейчас он работает менеджером в Kakkazan. - Орочимару нахмурил брови. – Не то ли это заведение?..
Кисаме уже тянул его к выходу, свободной рукой прижимая к уху мобильный.
***
Это был Дьявол. Вначале Итачи подумалось, что вернулись недавние галлюцинации, но даже несмотря на сгущающееся облако, грозящее разорвать своим объёмом его голову, как воздушный шар, он с небывалой ясностью ощущал, что момент этот – реальный, человек, стоящий напротив него, - реальный, и то, что он видит в его глазах, – тоже реально. Это был тот самый неуловимый призрак с рогатой тенью, которого он поклялся поймать любой ценой, и призрак этот нигде не скрывался, никуда не убегал. Всё это время он был здесь. Ждал, пока его жертва вернётся, изощрялся в продумывании очередного плана её поимки или, может быть, просто держал нос по ветру, выжидая нужного момента.
«Не простуженный, - вспомнив невпопад утренний разговор с синеглазым парнем, пробормотал про себя детектив, - у него уже тогда были проблемы с горлом».
Менеджер стоял у выхода из общего зала и указывал направление – через комнаты для персонала, через служебный вход, а там пройти всего минуту и завернуть налево, вот и склад. Ключи звенели у него в руке. Ключи от склада были только у менеджера.
Итачи поднялся. Он сделает то, что должен сделать.
***
- Чёрт побери!
Звонок Хошигаке-сана застал их в пути, поэтому, даже не доехав до больницы, им пришлось возвращаться, но на дороге произошла серьёзная авария, и они застряли в пробке. Молодой оперативник, убедившись, что товарищи не смотрят в его сторону, позволил пальцам пройтись по бледной щеке порученного ему Дейдары. Тот больше не приходил в себя и поэтому не был в курсе последних новостей о своём начальнике.
Хошигаке-сан орал так громко, что всем в фургончике было и так всё слышно даже без использования громкой связи:
- Позвоните Итачи на мобильник и предупредите, вы что, тупые совсем?!
Все взгляды устремились к телефону, который был специально предназначен для экстренных случаев вроде этого, но тот внезапно сам завибрировал на стойке. Оперативники переглянулись между собой удивлённо, затем один из них поднёс телефон к уху:
- Алло, Итачи?
Несколько секунд он просто вслушивался, затем с совершенно озадаченным видом протянул трубку капитану:
- Там ничего, звуки какие-то только. Шаги напоминает.
***
Контроль ускользал от него слишком быстро, а он так надеялся, что сможет! Но рука с телефоном безвольно упала, и он не успел произнести ни слова. Теперь он был способен только идти вперёд, переставлять ноги, как зомби – не развернёшься и не убежишь: поймает, повалит, скрутит. Единственной надеждой теперь оставалось только…
Телефон выпал из его рук с глухим стуком. У Итачи не хватило сил даже повернуться.
***
Нужный ключ то и дело убегал от него, связка звенела с неподобающей ситуации игривостью. Мизуки чертыхнулся полушёпотом. Вокруг было темно, и только за спиной стоял, пошатываясь, его мальчишка, а в нём – свет. Красивый, хороший. Скоро он заберёт его. Замок наконец-то поддался, дверь пошла внутрь. Тьма, любимая сестра-соратница, окутала его приветственным объятием.
***
- Я знаю, он попал в беду.
Полицейская сирена проглотила его слова, но Орочимару прочёл по губам. Похоже, они могли оказаться у Kakkazan раньше оперативной группы, которые, судя по голосам в телефонной трубке, чуть ли не бились в истерике.
- Что означали эти шаги? – продолжил Кисаме свои бормотания и прибавил газу. – Я вообще ничего не понимаю. Почему он не ответил? Он в беде, точно говорю, он в беде, что-то случилось, что-то пошло не так…
Орочимару заставил себя вернуть размышлениям хладнокровие. Если старший инспектор-детектив готов был вот-вот потерять рассудок от волнения, то хотя бы он должен был остаться в здравом уме.
- Хошигаке-сан, - произнёс он максимально спокойным голосом, хотя у самого внутренности словно бы скрутило в тугой комок от тревоги. – Пожалуйста, держите себя в руках и ведите машину нормально. Если мы с вами разобьёмся, никому от этого лучше не станет. И потом, я уже сегодня побывал в ДТП, с меня хватит.
Кисаме сжал зубы с такой силой, что на лице его заиграли желваки, но всё-таки снизил скорость – самую малость.
***
Он не помнил, когда потерял сознание. Кажется, в тот самый миг, когда переступил порог складского помещения. Очнулся он уже внутри. Было холодно. Откуда-то едва заметно раздавался гнилостный запах. Его руки на запястьях связали чем-то, по ощущениям напоминавшим верёвку, и завели за спину. Майки на нём не было, на белой груди открывался прикреплённый специальной клейкой лентой микрофон.
Лампочка горела только одна, удерживая их в жёлтом круге света, остальное же помещение утопало во тьме, и можно было только угадать очерченные полумраком ящики, полки, коробки. Мизуки мерял широкими шагами освещённое пространство. На нём были резиновые перчатки, он нервно поигрывал скальпелем, зажатым в одной руке, а во второй сжимал его чёрную майку, то и дело поднося её к лицу и вдыхая, словно бы насыщаясь ароматом его тела.
Итачи было почему-то совершенно не страшно. Ни капельки. Он опустил взгляд: сумочка с картой-талисманом всё ещё была при нём – значит, всё будет хорошо. Он надеялся предупредить оперативников о своём плане: довести ситуацию до критической, заставить напасть на себя, чтобы потом даже при отсутствии прямых улик пронырам-адвокатам не удалось вывернуть убийцу из стальной хватки руки закона. Но такой поворот событий тоже не был провальным. В чём-то он был даже лучше.
За эти дни Итачи так устал бояться, устал трястись над каждой тенью, что когда эта самая тень всё-таки добралась до него, его охватила самая настоящая апатия. Он не станет даже пытаться вырваться, учинять истерику с воплями – наверняка у хорошего расчётливого менеджера вроде Мизуки все эти неприятные последствия охоты на живого человека были давно предусмотрены. Кроме того, судя по выражению лица охотника, он уже понял, что сегодня ему попалась меченая дичь.
- Ты из полиции, - повторял он, как заведённый, одними губами, но Итачи разобрал. – Ты из полиции, ты из полиции…
***
- Вы серьёзно?
- Серьёзно, пацан, а ты думал, мы тут с тобой шутки шутить надумали? – огрызнулся капитан на его поражённый возглас.
Дейдара уставился на него ошарашенным взглядом. Он пришёл в себя всего несколько минут назад, и на него в спешке вывалили все последние известия, в которые поверить было невероятно сложно. Его начальник, с которым они вместе работали уже больше года, Мизуки-сан оказался… Времени привыкать к новостям ему не дали – машина уже тормозила у главного входа в Kakkazan.
- Сиди внутри, - приказал ему строго капитан и, поднеся оружие к плечу, дал команде знак следовать за ним, но дверь фургончика внезапно открылась с внешней стороны, и на них уставился взбешённый Хошигаке-сан.
- Там закрыто, ломайте дверь, - приказал он и, увидев Дейдару, махнул ему рукой: - Иди сюда, ты же тут всё знаешь. Что с носом, кто разбил? Ладно, это потом. Если его нет внутри, куда он мог сбежать, как думаешь?
Молодой человек облизал сухие губы. В голове всё ещё было странное чувство, но сил в нём магическим образом прибавилось – возможно, из-за новостей и волнения за Итачи, или, может, от мягких ненавязчивых прикосновений того доброго юноши из АНБУ. Он поднялся, вышел на улицу – вокруг их автомобилей уже начала собираться толпа зевак. Орочимару стоял в стороне, скрестив руки на груди, и явно прилагал все усилия к тому, чтобы выглядеть собранным.
Дверь взломали без проблем, но ни в зале, ни в комнатах для персонала никого не обнаружилось. Дейдара почему-то даже не сомневался в этом. Он уже тянул Хошигаке-сана за локоть в переулок, где было совершено первое нападение на Итачи: там находился служебный вход, а дальше, если пройти до конца и завернуть налево, - склад.
- Только у бучо есть ключи от него…
Жёлтые глаза Орочимару сверкнули жутким светом.
- Все за мной, - скомандовал Хошигаке-сан, доставая из кобуры пистолет.
Телефон Итачи, лежащий на асфальте, именно он заметил первым.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 5
День: 5
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 33
Пятница 21 мая
Солнце только тронуло жёлтым боком край пустыни, когда Гаара проснулся. Сон повторился точь-в-точь, только на этот раз он смог остаться в нём немного дольше и услышать-таки, что хотел сообщить ему мальчик в плаще.
Он сел, вытер ладонью поочерёдно влажные щёки. Теперь он понял. Теперь он всё понял.
Ли, почувствовав его взгляд, открыл с трудом глаза:
- Гаара?.. Ты почему уже встал? Опять не спится?
Вместо ответа юноша откинул лёгкое покрывало, поднялся и принялся одеваться в сосредоточенной спешке. Ли не мешал ему – только лежал, закинув руки за голову, и наблюдал безмолвно. Когда его любовник был полностью собран, но не уходил, а только поглядывал на дверь, словно колеблясь, покидать ему номер в одиночку или нет, он протянул:
- Не знаю, куда ты собрался, но если хочешь, я пойду с тобой.
Гаара стоял к нему спиной, оттого лица его не было видно, но у Ли создалось впечатление, что он борется с собой.
- Да, пожалуй, - пробормотал он после долгой паузы и, всё ещё не разворачиваясь, опустился на футон, приготовившись ждать.
***
На него смотрели две пары совершенно мёртвых глаз. Два усталых лица, бледных, словно перед ним стояли привидения, а не живые люди. Две сломанные души. Гаара с натугой сглотнул и заставил себя остаться на месте.
- Простите за беспокойство в столь ранний час, - обратился он через порог к супружеской паре, - но я скоро уезжаю обратно в Коноху, другого времени у меня не было…
На названии города и муж, и жена непроизвольно вздрогнули, взгляды их потяжелели, а уголки губ печально опустились. Гаара продолжил:
- Если вы позволите, я хотел бы помолиться у вашего алтаря, где стоит… прах вашего сына. Это не займёт много времени, обещаю.
Мужчина с тревогой посмотрел на жену, та, поколебавшись, кивнула, и хозяева дома посторонились, разрешая гостю войти. В неловком молчании его проводили по коридорам огромного дома, кажущегося ещё более пустым и одиноким, чем его собственный, в Конохе, затем оставили одного. В просторной комнате с необычайно большими для суновского здания окнами совершенно не было мебели, перед большим традиционным алтарём тёмно-каштанового цвета с открытыми дверцами лежало несколько специальных подушек для молитвы, на одну из них Гаара и опустился в сэйдза, предварительно воскурив благовония, от которых пространство наполнил тонкий аромат скорби. Среди обыкновенного наполнения алтаря – статуэток Будды, колокольчиков, чаш с подношениями – он сразу заметил белую урну с прахом, к которой была прислонена табличка с именем. Чуть поодаль стояла фотография в рамке, а рядом лежал небольшой букет сухих цветов, из тех, которые росли в окрестностях Суны. Гааре почему-то сразу подумалось, что цветы эти, маленькие и жителю богатой Конохи, может быть, могущие показаться невзрачными, числились у Сасори любимыми. Юноша грустно улыбнулся: он тоже в своё время считал эти цветы самыми красивыми на свете – до тех пор, пока не побывал вместе с Наруто в цветочной лавке родителей Ино.
С фотографии на него спокойным взглядом смотрел Сасори – ещё юнец, подросток. Видимо, волосы он выкрасил по приезду в Коноху, то есть после разрыва с родителями, потому что на снимке они были светло-русыми, чуть завивающимися. И всё-таки в чём-то они с ним были похожи, решил Гаара, разглядывая черты мёртвого мальчика, неспокойный дух которого преследовал его в ночных кошмарах. Он вздохнул, закрыл глаза, сложил ладони в молитвенном жесте и сосредоточился.
«Услышь тишину», - говорил ему Ясухиса Оджиро, когда учил правильно расслабляться для медитации. Тишину внутри Гаары нарушало мерное завывание насыщенного песком пустынного ветра – это Сасори, тот, кого он не знал и никогда больше не узнает, пытался дотянуться до его сознания через пространство и время, через порог смерти и вопреки законам жизни. Гаара крепче сжал ладони: «Я не верю в случайности. Если нас связала судьба, значит, зачем-то так было нужно. Кажется, я даже знаю, зачем». Ветер в его голове немного приутих, словно прислушиваясь. «Мы не знали друг друга; может быть, виделись случайно здесь, в Суне, но я этого не помню. Всё, что мне известно доподлинно, это то, что ты умер не своей смертью, а человеческое сострадание за твою смерть досталось мне. Я не хотел этого, поэтому говорил о тебе в сердцах ужасные вещи, злился на тебя. Теперь я понимаю, насколько глупо себя вёл. Надеюсь, ты сможешь простить меня и, когда придёт время, отправишься в своё путешествие дальше, не держа на меня злобы. Я желаю тебе покоя».
Долгое время – сколько, он не помнил – Гаара сидел, закрыв глаза и вслушиваясь, что говорит ему ветер. Ветер, словно решив внять его словам, постепенно утихомирился, смягчился, и теперь агрессивные, неспокойные завывания его сменились едва слышным бормотанием. Звук становился глуше, удаляясь, пока не исчез окончательно – и только когда внутри у него наконец-то зазвенела протяжно острая тишина, Гаара почувствовал, как по сердцу благодатной волной разливается прощение. Он открыл глаза и посмотрел ещё раз на фотографию: возможно, с ним играло воображение, но в глазах Сасори он теперь видел не спокойную отстранённость, а сдержанную, в лучших традициях жителей Суны, благодарность.
Дверь за его спиной отворилась бесшумно, и только когда раздался испуганный вздох, Гаара осознал, что в комнате он не один – развернувшись, он встретился взглядом со старой женщиной в лёгком чёрном наряде с белым шарфом вокруг шеи. В глазах незнакомой старухи, едва видимых из-за нависающих бровей, застыло одновременно несколько сильных эмоций: удивление, суеверный страх и за всем этим – искорка слепой надежды. Её морщинистая рука с маленькими ногтями крепко держалась за левую сторону груди, словно там всё вдруг сжалось игольчатой болью. Её рот с тонкими сухими губами открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы: она силилась что-то произнести, но слова, похоже, застряли у неё в горле, и вместо этого она во все глаза смотрела на юношу.
Гаара начал подниматься:
- Простите…
У старухи подкосились ноги, её руки взметнулись в поисках опоры и едва успели сжаться на косяке двери, предотвращая падение. Испугавшись, юноша устремился вперёд, чтобы помочь, но женщина отшатнулась и со слабым протяжным стоном начала отступать назад, в коридор, не сводя с него исполненного искреннего ужаса взгляда. Гаара замер на месте, совершенно растерявшись: было вполне очевидно, что от его поддержки пожилой женщине могло стать только хуже, но стоять вот так и ничего не предпринимать он попросту не мог.
Сухие губы незнакомой женщины разомкнулись, и она спросила зловещим шёпотом:
- Кто ты? – Гаара не успел определиться с ответом, как она продолжила со всё нарастающими истеричными нотками: - Ты демон? Ты пришёл мстить мне за смерть внука?
Он медленно покачал головой, но слова возражения проворно увиливали от него, и приходилось молчать, против воли подпитывая нарастающее между ними напряжение затягивающейся тишиной. Из другой части дома к ним уже неслись поспешные шаги.
- Мама! – надрывно закричал ворвавшийся в коридор мужчина и тут же подхватил старую женщину под руки. – Мама, что с вами?
- Чиё-сан! – лепетала подлетевшая с другой стороны женщина. – Что случилось? Сердце, это снова сердце? Врача вызвать?
Вокруг стало вдруг невероятно шумно, заговорило сразу несколько человек, и сквозь море голосов прорвался, режа слух, пронзительный старушечий вопль:
- Он пришёл, чтобы наказать меня за Сасори!
- Да нет же! – попытался перекричать её мужчина. – Это его знакомый из Конохи, он всего лишь молился, мама, успокойтесь…
- Он хочет, чтобы я признала свою вину! – хрипло выла, не слушая, она. – Чтобы я ответила за свои прегрешения!
- Чиё-сан, пожалуйста, вам нельзя переживать!
Гаара зажмурился так крепко, как только мог, но безумное, искажённое страхом и болью лицо старухи Чиё всё равно стояло чёткой до жути картиной перед его внутренним взором, как назойливое привидение. Вскоре, к его облегчению, женщину увели под руки слуги, а перед ним извинились и предложили ячменного чая.
- Извините мою мать, молодой человек, - вынужденно улыбнулся ему мужчина. – Она никак не может прийти в себя после смерти внука. Грызёт себя изнутри. Говорит, что он сам виноват, но на самом деле винит во всём себя. У нас ведь, в Суне, порядки совсем другие, чем в Конохе…
- Я знаю, - кивнул Гаара, - сам родом отсюда.
Мужчина вздохнул с видимым облегчением:
- Значит, вы понимаете. Мама сделала всё, чтобы после того, как все узнали о его… о его связи с другим мужчиной, Сасори чувствовал себя здесь не дома, вот он и сбежал от нас… Мы не знали, где его искать. Надеялись, что всё в порядке, ведь он был умным мальчиком. Скажите?..
- Гаара, - подсказал юноша.
- Гаара-кун, вы были другом моего сына?
- Нет, не совсем, - покачал он головой, съёжившись под безжизненным взглядом жены радушного хозяина, - но в некотором роде нас многое связывало.
Ли ожидал его у ворот: разговорившись с местными ребятами, он играл с ними в какую-то игру, где нужно было метать камни, и те, похоже, были в восторге от его ловкости. На застывший в его глазах вопрос Гаара послал ему вялую улыбку:
- Прости, что задержался, возникли кое-какие… В общем, всё кончилось неплохо.
Он так и не рассказал ни кому принадлежит этот дом, ни зачем он туда отправился, и Ли не спрашивал. К отелю, где их уже ожидала готовая к отъезду группа, они возвращались молча, и песок умиротворённо перешёптывался у них под ногами.
***
Дейдара бросал на него взгляды, исполненные неподдельного восхищения его мастерством перевоплощаться, и Итачи был склонен считать, что похвалу он заслужил. Не далее как полчаса назад он ещё не знал троих мальчишек-соседей своего сообщника, и вот они уже лежали все вместе на расстеленном на полу покрывале и разговаривали, будто старые приятели. С именами, правда, возникли проблемы, имена Итачи почему-то не запомнились, поэтому он окрестил своих новых знакомых по внешним признакам: рыжий, тощий и синеглазый. Рыжий был самым болтливым и без конца расспрашивал детектива о его жизни до приезда в Коноху, тощий в основном пил и время от времени перекидывался парой ленивых фраз с сидящим рядом Дейдарой, а вот синеглазый… Этот помалкивал, и по тому, как он смотрел – тяжело, затравленно, - Итачи догадался: он что-то знает.
Попросив ненавязчиво хозяина квартиры выйти с ним на кухню, якобы чтобы показать, где найти чай, он шепнул:
- Сделай так, чтобы двое куда-то смылись, мне нужно остаться наедине с синеглазым.
Дейдара опустил взгляд на его грудь, где под майкой был прикреплён микрофон. В наушниках у обоих парней раздался голос капитана оперативной группы:
- Что там, ребята? Что-нибудь есть?
- Я думаю, - склонившись над Дейдарой, чтобы говорить в его микрофон, заговорил приглушённо детектив, - что один из них что-то знает, но в компании не скажет.
- Тогда в чём проблема? Устройте ему откровенный разговор, - отозвался наушник приказным тоном. – Мы стоим под домом, если что.
Дейдара вернулся в комнату с наигранной улыбочкой на лице.
- Ребята, - обратился он к двоим ненужным им мальчишкам, - а помните, вы просили, чтобы я вас готовить что-нибудь вкусненькое научил? Давайте попробуем? Я как раз зарплату недавно получил, еды в холодильнике хватает.
- Здорово! – обрадовался рыжий, поднимаясь пружинящим движением на ноги. – А что готовить будем? Тору, ты пойдёшь?
Тощий мальчишка с изящными чертами лица и размазанным после рабочей ночи макияжем зевнул:
- Ну, разве что если что-то сладкое…
- Больше трёх человек моя кухня не выдержит, - заторопился Дейдара, когда синеглазый тоже собрался встать, - так что, Риочи, посиди пока с Итачи, ладно?
Детектив послал ему благодарную улыбку за сообразительность, тот понимающе моргнул. Вскоре на кухне забила ключом жизнь: заведённые Дейдарой, юные горе-повара с радостными визгами пытались размять тесто, а старший парень, которого соседи дружно величали «сенсей», со смехом обзывал их безрукими и терпеливо показывал, как правильно. Синеглазый Риочи лежал на спине, закинув руки за голову, и наблюдал за игрой света и тени на потолке. Квартира у Дейдары была совсем небольшой и состояла из кухоньки и одной комнаты. Итачи предполагал, что на футоне, который лежал нерасстеленным у окна, спал Сасори – возле подушки лежала кукла, на вид довольно жутковатая; впрочем, он никогда не был ценителем искусства. У Дейдары рядом с футоном лежала небольшая глиняная птичка – как разъяснил ему новый друг, Сасори привёз её ему из Суны в качестве сувенира, и с тех пор птичка превратилась для него в некое подобие талисмана. Помимо этого, в комнате имелся высокий, почти до самого потолка, шкаф, рядом с которым стояла сумка (Итачи догадался, что туда сложили вещи покойного), а также небольшой стол с ноутбуком и стопкой книг и конспектов – учебные материалы Дейдары.
Всю предыдущую ночь Итачи провёл на ногах: до двух они вдвоём светились на дискотеке, позже он сам отправился в бар, на который указал ему Орочимару, но охота вышла неудачной: двоих показавшихся полиции подозрительными личностями скрутили и допросили в участке, но через несколько часов выяснилось, что оба – обыкновенные тайные завсегдатаи подобных заведений, психологическому портрету не соответствуют, к тому же ещё и были готовы предоставить алиби на ночь последнего убийства. Вернувшись в участок, детектив позволил себе четырёхчасовой сон, после чего встретился с приехавшим из дома Дейдарой, чтобы поговорить с Орочимару, а позже, как и планировалось, они уже вдвоём завязали общение с мальчишками-проститутками, живущими по соседству с Дейдарой, в надежде вытянуть из них хотя бы что-нибудь ценное.
Теперь, сидя на покрывале рядом с одним из них, Итачи размышлял о том, что учёный-криминалист вновь оказался прав в своём чутье: идея поговорить с соседями Дейдары вполне могла оправдать ожидания.
- Слушай, - вдруг заговорил с ним сидящий напротив Риочи, - а ты лица его не видел? Когда он тебя вырубал.
Итачи покачал головой, прикоснувшись к тому месту, где до сих пор побаливало от первого удара:
- Я не помню, память так и не восстановилась.
Мальчишка обратил на него тяжёлый взгляд, словно не доверял, прикрыл свои выразительные глаза редкого синего цвета:
- А знаешь, у меня два года назад друг пропал.
Он произнёс это совершенно незаинтересованным тоном, будто констатировал, что сегодня хорошая погода, но Итачи ощутил, как внутри него всё сжалось в плотный комок и чей-то незнакомый голос пробормотал удовлетворённо у него в голове: «Вот оно». Внешне же он всего лишь поднял брови, якобы не понимая, о чём речь. Риочи из-под наполовину прикрытых век сверкнул острым взглядом:
- Я уверен, что это тот же парень.
Сердце заволновалось, забилось с удвоенной частотой, заколотилось болезненно о рёбра, но силой воли Итачи подавил нарастающее возбуждение почуявшего след охотничьего пса: нужно помнить о своей роли. В наушник затараторили: «Отлично, выдави из него как можно больше». Он изобразил на лице крайнее удивление:
- Да ну? Серьёзно? А ни с кем не перепутал?
Мальчишка передёрнул плечами:
- Я точно помню, как мой друг садился к нему в машину. Бутылочно-зелёная такая, в марках не разбираюсь – легковушка; справа царапина длинная. Лица не разглядел – темно было, да и мы тогда оба крепко выпили. После этого о своём друге я ничего не слышал. Мы вместе комнату снимали, так что я знал бы, если бы он надумал уехать, а так деньги-то остались, вещи все его, мобильник…
Итачи с трудом сглотнул. Дышать стало тяжело, и вместе с этим в макушке головы завихрилось какое-то сладкое и лёгкое чувство – чувство первой удачи. Наушник взорвался сразу тремя голосами оперативников, требующих от него выяснения деталей, и детектив едва не выдал себя тем, что поморщился, - благо, его собеседник как раз в это время отвернулся, чтобы взглянуть на шумящих на кухне юных поваров.
- И что, совсем ничего не помнишь? Может, часть номера или какой голос у него был?
- Хриплый такой голос, - отозвался бледным тоном паренёк. – Это октябрь был, как раз все болели, так что, думаю, он просто с больным горлом был. Ну и… Говорил в приказном тоне и очень мало. Я тогда ещё решил, что он, наверное, на работе привык так разговаривать, не перестроился ещё.
- Что ещё? – переспросил Итачи, смочив остатками воды в стакане пересохшее горло. – Что ещё ты помнишь?
- Ещё… Он был в костюме. Зачем тебе всё это знать?
Молодой человек игриво передёрнул плечами, заранее готовый к такому вопросу:
- Я подумал, если послушаю тебя, то, может, вспомню сам что-то и смогу помочь полиции.
Синеглазый послал ему грустную улыбку:
- Тебя, наверное, послушают, учитывая их безнадёжное положение… А вот когда я тогда ещё, два года назад, пришёл в участок, на меня там посмотрели, как на последний кусок дерьма, и сказали, что друг мой наверняка валяется где-то обдолбанный и что если он попал в передрягу, то сам в этом же и виноват. С тех пор я в полицию – ни ногой. Пускай сами его ловят, раз такие умные.
В наушнике ему наперебой отдавали приказы сразу несколько голосов, но шумы проскальзывали мимо сознания – его внимание было всецело затянуто в подсвеченную изнутри синеву глаз, заколдовано услышанным, очаровано собственной удачей. Итачи едва хватило терпения высидеть с мальчишкой приличествующую в таких случаях минуту молчания, после чего он стремглав рванул прочь из комнатушки, бросив на ходу, что ему не очень хорошо.
- Молодец, Итачи, - сообщил ему голос капитана из наушника, лишь только он, закрывшись в туалете, назвал кодовое слово, означавшее, что он один и может говорить. – Мы уже отправили данные в участок, ждём приказа. Молодец, парень.
Детектив приложил ладонь к левой стороне груди. Было такое ощущение, будто там внезапно открылся энергетический поток и голубоватый свет бьёт оттуда ключом, прокладывает себе путь в лёгкие, выходит свежим морозным облаком вместе с дыханием. Это была эйфория.
***
- Что?..
Наруто опустил взгляд на шоколадную поверхность круглого дубового столика. Он выбрал местом встречи именно эту кофейню, потому что никто из их общих друзей о ней не знал, она была чем-то вроде их тайного места, где можно всласть посекретничать, не боясь быть застуканным каким-нибудь Кибой с настроенным на такие вещи слухом. О том, что именно здесь, за этим самым столиком, ровно четыре недели назад его друг сидел в компании тогда ещё просто призрака из прошлого, Рока Ли, Наруто не знал, поэтому поначалу его удивляла рассеянность, с которой Гаара слушал его затянувшееся повествование. Когда история, однако, подошла к трагичной развязке, он начал ощутимо волноваться, и вот теперь смотрел на него с непередаваемым сочетанием изумления, боли и отчаяния, запрятавшимся в зелени глаз, и выносить такого Гаару, понявшего абсолютно всё за несколько секунд, было невозможно.
- Повтори-ка, что ты сейчас сказал, - попросил юноша бесцветным голосом.
Наруто, боясь поднять голову, боясь обжигающего взгляда, пробормотал, уставившись на свои руки:
- Я сказал, что я его поцеловал.
Со стороны Гаары раздался протяжный стон – такой, словно не дающая ему покоя мигрень ударила, выбрав лучший момент, изо всей силы, и он пытается совладать с болью. Наруто несмело посмотрел на друга – тот спрятал лицо в ладони и качал головой, продолжая тихо стонать. Спрашивать, всё ли с ним в порядке, показалось Наруто глупой идеей, ведь ясно, что после таких новостей вряд ли бы кто-то обрадовался, а уж тем более Гаара… Поэтому он молчал, кусая губы для отвлечения от мрачных мыслей, и ждал.
- Наруто, - наконец, после пятиминутного молчания, показавшегося ему вечностью, позвал его друг, - скажи мне, что ты не совершил ошибки.
- Я… - замялся парень, запутавшись в вариантах: ему думалось, что Гаара назвал бы несколько из его возможных дальнейших действий ошибочными.
- Скажи, что не переспал с ним, - уточнил тот, догадавшись о причине заминки.
Наруто поспешно замотал головой:
- Так вышло, что… Короче, он ни с того ни с сего обозвал меня блядью и убежал. С тех пор мы не разговаривали.
- Замечательно, - выдохнул побледневший Гаара и запустил пальцы в волосы, проделывая в них широкие борозды. – Просто замечательно. Меня не было всего два дня, а ты уже возомнил, что тебе нравятся парни, и успел почти что трахнуться с Учихой Саске. Наруто, ты не гей, ты понимаешь это?
Он не успел обронить даже слова в свою защиту, как его атаковали вновь – Гаара начинал терять над собой контроль.
- Прекрати себя обманывать, что ты мне несёшь? Поцеловал он его… Мало ли! Это ничего не значит! Я тебя умоляю, не стоит делать поспешных выводов, тебе оно не надо, поверь мне, я знаю точно, это не твоё. Тем более Учиха!
- Я люблю его.
Над некоторыми словами мы не имеем власти, но они имеют власть над нами, и когда приходит нужное для их рождения время, они сами слетают с наших уст. Так подумал Наруто, когда произнёс совсем не то, что хотел, и вынужден был наблюдать за тем, как взгляд Гаары со злого меняется на уязвлённый, как он поднимается и мчит к выходу, забыв на столе мобильный, а на спинке стула пиджак. И пускай застеклённые двери показывали, что он замер на выходе, со стороны улицы, и теперь стоял, прислонившись к стене головой, - Наруто тысячу раз успел пожалеть, что порой человек не властен над собой. Он вынужден был переговорить с встревоженной официанткой, заказал им коньяка, заранее предугадав, что крепкий напиток пригодится для предстоящего разговора, и, чувствуя, как от волнения подрагивает всё внутри, пошёл забирать друга.
Гаара уже успел у кого-то попросить сигарету и теперь вдыхал плотный ядовитый дым, кашлял, вытирал слезящиеся глаза и снова вдыхал. Наруто стал напротив, совсем близко:
- Выкинь, ты же ненавидишь сигареты.
- Отъебись, - огрызнулся юноша, откашлявшись, и предпринял попытку уйти, но Наруто сделал резкий шаг так, чтобы отрезать другу путь к отступлению.
- Гаара, - позвал он мягко, пытаясь поймать его блуждающий взгляд своим, - прости, что не сказал тебе раньше.
- Не сказал, что ты идиот? – Гаара швырнул недокуренную даже до половины сигарету в урну и принялся усиленно тереть покрасневшие глаза. – Я и так об этом знал, Узумаки. Отвали, серьёзно, я не хочу тебя сейчас видеть.
- Я зато хочу. – Наруто, вдруг почувствовав прилив сил, поймал его за плечи и, крепко сжав их, заставил посмотреть на себя. – Послушай, это не баловство и не шутка. Я люблю его, я уверен, что он – моя половинка, абсолютно уверен.
На губах Гаары заиграла его знаменитая презрительная усмешка, сейчас, однако, больше попахивающая отчаянной попыткой скрыть вот-вот готовый сломиться дух:
- Хорошо же с тобой обошлась твоя половинка. Брось, Узумаки, мы оба знаем, что ты не…
- Я, - перебил Наруто сурово, - люблю его. Я не могу этого изменить, не могу вырвать из его из сердца только из-за того, как он со мной поступил. Пожалуйста, постарайся меня понять. И ещё… не нужно себя винить.
Здесь он попал в точку – в самое болезненное место: Гаара вздрогнул, вырвался одним резким движением, опустил со вздохом голову, и тени от козырька кафе легли на его лицо гротескной маской.
- Иногда я боюсь тебя, Узумаки, - прошелестел почти бесшумно его печальный голос. - Ты копаешь слишком глубоко…
Ощущая давление вины на своих плечах, Наруто приобнял друга за плечи, притянул к себе, точно так же, как делал это сам Гаара две недели назад во время их загородного пикника, и шепнул в ухо:
- Пожалуйста, прости меня. И помоги.
Гаара отстранился, пробормотал зло пару ругательств в его сторону, затем, глядя себе под ноги, толкнул дверь кофейни и вошёл внутрь, не оборачиваясь, чтобы взглянуть, идёт ли Наруто следом.
***
Ожидать, пока придут результаты разведки, разыскивающей тёмно-зелёный автомобиль с царапиной на правом боку в квартале и его окрестностях, было невыносимо. Он никак не мог помочь также и с поиском подобного авто в базе данных дорожной полиции Конохи. Бездействие выводило из себя, заставляя его только больше курить и срываться на случайных сотрудников криминального отдела, поэтому Орочимару решил воспользоваться возможностью проветрить голову и принял приглашение Джирайи заглянуть к нему домой, чтобы посмотреть на какой-то сюрприз.
Всю дорогу у него не выходило из головы то, что удалось выведать Итачи у того мальчишки: если бы они привели план с расспросом в действие раньше, возможно, убийца бы уже сидел за решёткой. От этой мысли в желудке зашевелило сотнями пальчиков волнение, но Орочимару решительно сдавил руками руль и заставил себя сосредоточиться на дороге: нет, всё было сделано правильно, потому что всему своё время.
Он переживал за Итачи: тот недостаточно отдыхал, выматывал себя, стал бледнее обычного, и ещё у него время от времени проявлялся нервный тик в ладонях. Нарушение можно было вполне списать на его упорное нежелание долечиться в больнице, чтобы приступить к операции незамедлительно, однако же кто разбудил в нём этот огонь нетерпения? Кто искусно надавил на кнопочки юношеской гордыни и подчинил своей воле, потому что таков был план? Он, Орочимару, хитрый змей, и теперь ответственность за жизнь Итачи лежала на его плечах. Если произойдёт что-то непредвиденное, сомнений в том, кто виноват, даже не должно возникнуть.
Погружённый в тяжкие размышления, учёный поднимался по лестнице, искал нужную квартиру, нажимал на кнопку звонка. Дверь ему открыл… Это определённо был Джирайя: те же черты лица, глубокие морщины на лбу от его вредной привычки постоянно этот самый лоб морщить в моменты концентрации, те же выбеленные стоматологическим путём зубы. Но что-то было радикально иным. Орочимару, не осознавая, что из головы его разом вылетели недавние тревоги, впился внимательным взглядом в лицо друга. Тот позволил себя рассмотреть.
Наконец учёный слабо выдохнул, не веря своим глазам:
- На человека стал похож…
- А то! – хохотнул Джирайя, враз помолодев лицом на тридцать лет, и энергичным жестом дал знак следовать за собой.
В комнатах, когда-то похожих на фотографии в модных журналах о дизайне, не осталось теперь почти ничего из былой роскоши, зато посреди гостиной лежало несколько огромных коробок, обёрнутых в плотную коричневую бумагу. Одна из коробок была распакована – именно к ней и подошёл, всё ещё не до конца веря, что это всё не сон, Орочимару. Внутри лежали книги. Новенькие, пахнущие типографией, и каждая – с именем его друга-писателя наверху. Что ж, этот факт не удивлял, зато название!..
- Ты всё-таки дописал её, - улыбнулся учёный и взял одну из копий романа в руки, полистал, наслаждаясь ощущением качественной бумаги. – Решил сам издаваться?
Джирайя неловко рассмеялся, почёсывая затылок:
- Так от редакции пока решения дождёшься! Я же знаю, как это всё происходит, а Тсунаде-химе выходит замуж совсем скоро, так что мне нужно было торопиться.
- Ты, я вижу, продал кучу вещей, - Орочимару обвёл красноречивым взглядом пустующее пространство.
- Да, пришлось… Но это ничего, я ещё заработаю.
- Вот, значит, как?..
Уложить всё это в голове казалось непостижимой задачей. С Джирайей они были знакомы с первого курса университета, и ни разу за все эти годы его друг-тугодум не делал ничего подобного для своей возлюбленной – боялся, что посчитает за тряпку и перестанет уважать. Джирайя не умел систематически работать над собой, все вершины брал наскоками, а если промахивался, то падал потом очень долго, да ещё и норовил утянуть за собой друзей. Человеку вроде него трудно, удерживая в голове одну-единственную цель, методично, шаг за шагом, стремиться к ней. Орочимару нравилось сравнивать этот процесс с идущим через пустыню к горе человеком: каждый день путник преодолевает несколько километров, но бесплодные земли окружают его так же, как и вчера, и позавчера, и за день до этого; солнце светит так же невыносимо ярко, выпивая из тела жизненные соки, и гора кажется такой же далёкой и недостижимой. Но если приглядеться повнимательнее, вглядываться в гору каждый день, то можно заметить, как контуры постепенно становятся всё острее, вырисовывается всё больше деталей, и вот в один прекрасный день путник, измотанный долгой дорогой, осознаёт, что стоит у подножья той самой горы и вдыхает идущий с высот хвойный аромат гордых елей, а пустыня осталась за спиной.
Каким-то непостижимым образом его другу удалось преодолеть свою пустыню, но путь был далёк от завершения: теперь ему предстояло вскарабкаться на вершину. Возможно, написание книги, единственной настоящей книги в его жизни, являлось всего лишь очередным из его наскоков, затянувшимся во времени, возможно, он сорвётся в попытке покорить гору и, как всегда, снова рухнет в пропасть – однако Орочимару почему-то был абсолютно уверен в обратном. Слишком много уверенности излучала фигура Джирайи, слишком много благодатного света было в его глазах. В этот раз ему не наткнуться на скользкий камень, не сорваться – Тсунаде тоже почувствует перемену в нём и не сможет чинить ему препятствий: ведь сколько долгих лет она ждала, пока путник доберётся до вершины и спасёт её!..
Орочимару ехал обратно в приподнятом настроении. Он не обманывал себя насчёт того, что до развязки ещё далеко, но направлял свой внутренний взор мимо участка с рытвинами и тянулся к светлому финалу. На заднем сиденье лежала копия романа, который Джирайя начал писать в студенческие годы, но забросил на половине, побоявшись, что книга, являвшаяся, в сущности, искусным пересказом его жизни, своим хорошим концом могла навечно приковать его к одной женщине, а он в те времена был слишком молод и ветрен, дабы понять важность моногамии в жизни человека. И вот теперь, почти тридцать лет спустя, история наконец-то написана, и Орочимару был уверен, что знает содержание последних её страниц.
Забывшись, он не успел вовремя среагировать, когда на дороге появился автомобиль, и только в последний момент вывернул руль резко вправо, действуя совершенно на автомате, потому что парализованное страхом сознание не осознавало ровным счётом ничего. Раздался удар, оглушительный звон стекла, его швырнуло вперёд, и если бы не ремень безопасности, он непременно лежал бы уже на асфальте, нашпигованный осколками. Вместо этого ему достался только удар о верхнюю часть руля. Завыли сигнализации – одна, другая, третья – по всей улице. По плотному лобовому стеклу со стороны водительского сиденья пошла похожая на молнию трещина.
Орочимару попытался открыть глаза. Салон плыл перед глазами, за границами очерченного стёклами мира скользили фигуры: кто-то подходил, стучал, что-то говорил. Он не понимал ни слова – по всей голове с тяжёлым уханьем разносилась боль, вспыхивая то тут, то там. Сердце безумно колотилось в груди. Руки дрожали.
Внезапно в нестройный хор голосов вклинился высокий, дребезжащий:
- Ты вообще смотришь, куда едешь, дядя?! Свет, свет же жёлтый был, почти красный зажёгся! Мы с тобой оба умереть могли, а у меня жена молодая, ребёнок скоро будет! Да за такое права отбирать надо! Не, ну вы согласны?
- Да заткнись ты, мужик! – прервал его женский возглас. – И скорую вызывай! Не видишь, его башкой стукнуло?!
- Мы уже вызвали! – отозвались с другой стороны мальчишеским голосом. – И полицию тоже!
Голоса продолжали спорить, ему стучали в окно, чтобы открыл дверь, мужчина, авто которого пострадало, продолжал напоминать всем о молодой жене, а сигнализации всё не унимались, пищали вразнобой, мешая зевакам слышать друг друга. Орочимару положил раскрытые ладони на руль и посмотрел на свои дрожащие пальцы. Теперь он понял. Теперь он всё понял.
Перед глазами всё плыло мутными красками, по щеке справа текло что-то тёплое и липкое, но он не обращал на это внимания – внезапно всё на свете потеряло для него всякое значение. Всё, кроме одного.
Выбравшись с трудом из машины, Орочимару первым делом схватил за грудки возмущённого автолюбителя и притянул к себе.
- Парень, - сказал он, пытаясь перекричать нарастающий вой сирен, - мне срочно нужно в полицию!
***
- Что случилось?
У Кисаме на коленях лежали документы, и когда он резко поднялся навстречу учёному, все они разлетелись веером по полу. Незнакомый парень, поддерживающий учёного под локоть, виновато улыбнулся:
- Мы попали в аварию, а он заладил: вези, мол, в полицию.
Старший инспектор-детектив поражённо разинул рот, глядя на криминалиста: правая сторона лица его была вся в тёмной крови, волосы слиплись, красные следы остались на плече пиджака, испачкали бурыми пятнами рубашку.
- Почему?.. У вас кровь идёт, вы в курсе? Вам нужно в больницу!
Орочимару отмахнулся:
- Пустяки. Хошигаке-сан, я, кажется, всё понял. Права.
- Что права? – переспросил Кисаме, невольно пронявшись нервным возбуждением учёного.
Тот вырвал свою руку у случайного провожатого и принялся вышагивать по пространству участка между чьими-то рабочими столами, ныне пустующими.
- Раньше он водил ту самую машину, зелёную с царапиной, и избавиться от трупов было легко по очевидным причинам, но потом – вероятно, полгода назад, тогда была убита самая давняя найденная нами жертва – он потерял права, или, может, машину, или и то, и другое, поэтому вынужден был бросать трупы прямо в квартале, ведь вывезти их незаметно у него уже не было возможности. Вы понимаете, о чём я?
Кисаме обменялся тревожным взглядом с выглянувшим на шум Такэо:
- Значит, если мы пробьём по базе данных, кто за последние полгода…
- Мы его найдём, - кивнул Орочимару, и внезапно слабость подкосила его ноги, он едва не рухнул на пол – вовремя поддержал тот самый парень, который его привёл.
Внутри, в животе, всё скрутилось в трепещущий пульсирующий комок. Кисаме рванул в свой кабинет, там нажал на кнопку быстрого набора на телефоне и, когда трубку подняли, взволнованно произнёс:
- Фугаку! Мне снова нужна информация из твоего отдела, срочно!
***
Гаара уже был крепко пьян. По многолетним наблюдениям Наруто, в состоянии алкогольного опьянения такой силы он чаще всего начинал вслух рассуждать о жизненных вопросах, которые, так или иначе, сводились к его одиночеству. Теперь же, когда на одиночество ему было грех жаловаться, центром его невесёлых рассуждений стал запутанный клубок отношений его друга с Учихой Саске.
- Ну, хорошо, - в который раз вздохнул он, опуская пустой стакан на стол. – Допустим – допустим! – что ты действительно, как говоришь, в него влюбился. Я тебе поверю. Допустим. Почему ты сразу ему не сказал, а ждал, пока он взбесится?
Сам Наруто тоже ощущал воздействие алкоголя: он изъяснялся уже далеко не так чётко, как в начале их разговора, длящегося уже около часа, и с каждой минутой становилось всё труднее контролировать свои плещущие через край эмоции.
- Ну не могу же я вот так взять и сказать человеку такое! – возмутился он, пожалуй, слишком громко – пожилая супружеская пара, слушающая джаз-музыкантов на сценке, обернулась неодобрительно. – Не могу, понимаешь? – повторил он уже гораздо тише. – Тем более, Саске ведь парень, откуда мне было знать, как он отреагирует - ты ещё вспомни его гомофобные замашки поначалу!.. Мне нужно было проверить. Да и вообще, хоть я и уверен в своих чувствах, мне кажется, что он считает их – свои чувства по отношению ко мне – ошибкой или чем-то вроде этого. Думаю, ты бы в такой туманной ситуации тоже не признался бы.
- В этом ты прав, конечно, - согласно кивнул Гаара, отчего-то взглянув на него необычайно пристально. – Но, похоже, Учиха у нас оказался латентным геем. Как думаешь, что он действительно к тебе испытывает?
Наруто передёрнул успевшими где-то загореть плечами:
- Не знаю. Может быть, просто притяжение, может, что-то глубже… Но он явно не понимает меня, иначе не закатывал бы этот скандал. Чёрт, если бы только вчерашнего дня не было!.. Всё шло так здорово, пока Саске не помешался! То есть, я понимаю, почему он так поступил: ему стало страшно привносить радикальные изменения, и он нашёл лазейку, чтобы улизнуть – обвинил меня в каком-то дебильном тайном плане. Мне кажется, он потом сам поймёт, насколько сглупил, но...
- А это, - прервал его Гаара, - говорит о его совершеннейшей внутренней неготовности принять то, что между вами промелькнуло. Он трус и вряд ли исправится. Подумай сам: не такой он человек, чтобы легко меняться, а ты что, хочешь его постоянно подталкивать в спину, чтобы он соображал? Удовольствия в этом мало. И вообще, Узумаки, подумай, о ком мы говорим – это Учиха! Учиха, который тупит на каждом шагу!
- Он не тупит, - неожиданно заступился за обидчика блондин, - просто такой характер… Ему всё обдумать, взвесить надо.
Гаара только отмахнулся от него устало и плеснул себе в стакан ещё коньяка.
- И что ты сделаешь, если он придёт к тебе с извинениями?
Вопрос этот Наруто задавал себе уже неоднократно прошлой ночью, в которую ему не удалось заснуть, поэтому ответ он знал:
- Пока он не определится, я о нём слышать не хочу. Я-то могу подождать, для меня это не проблема, но если он извинится, а через два дня снова начнёт меня в чём-то подозревать, я его пошлю. У меня, в конце концов, тоже имеется гордость, и мне принять свои чувства тоже было нелегко. Может, мне и не пришлось проходить через муки принятия своей гомосексуальности, как ему, но всё-таки…
- Если эта сука надумает к тебе подкатывать с такими вот несерьёзными заявочками, - прервал его Гаара, зло оскалившись, и в глазах его сверкнула сталь, - я разобью ему лицо, клянусь.
***
Сумерки ещё только начали прокладывать свой путь на улицы Конохи, поэтому в Kakkazan было пока ещё немного посетителей. До смены Дейдары оставалось ещё немного времени, поэтому они вдвоём сидели за столиком, потягивали коктейли и делали вид, что увлечены непринуждённой беседой. На самом деле на уме у обоих было одно и то же: сейчас все силы отдела были направлены на поиски зелёной машины с царапиной на боку – единственной серьёзной зацепки, которая могла вывести их на личность маньяка. Работники полиции просматривали записи дорожных камер, по всему кварталу и его окрестностям рыскали замаскированные под обывателей ищейки – все стремились найти след этой проклятой машины.
Итачи стиснул кулак под столом: если всё получится, если зацепка оправдает себя…
Мысль его прервалась, когда слух его поймал идущий снаружи шум. Похоже, кто-то скандалил на улице, и скандалил очень серьёзно. Поразмыслить об этом у Итачи, однако, не хватило времени – миг спустя дверь заведения распахнулась, с глухим стуком ударившись ручкой о стену, и внутрь, подобно чёрному урагану, влетел Зецу. Ровно неделю назад он тоже заходил сюда, только от чинного поведения, от взгляда свысока не осталось и следа – краска на лице, ранее наложенная идеально симметрично, теперь была жутко размазана, глаза под жёлтыми линзами сверкали безумно, неудержимо, дико и рыскали по напуганным посетителям, пока наконец не остановились на них двоих. Зецу издал нечеловеческий рык и метнулся резким движением к ним – влетевший следом Какудзу не успел удержать своего подопечного за плечо.
Дейдара побледнел и начал было подниматься, но одним мощным ударом его повалили на пол вместе со стулом, столик ухватили за край столешницы, подняли – и в следующую же секунду растерявшийся Итачи обнаружил себя погребённым под ним. По груди растеклись остатки коктейля, прикреплённый к телу микрофон уколол электрической искрой – и, похоже, приказал долго жить. В наушник орали: «Что случилось? Быстро, говорите, нам вмешиваться?», затем сигнал прервался. Дейдара, стоя на коленях и держась одной рукой за разбитый нос, прогнусавил тихо:
- Не надо…
Не успел Итачи собраться с мыслями, как придавивший его столик отлетел в сторону, и над ним угрожающе нависла фигура Зецу.
- Что вам было нужно? – зарычал он, падая на колени, и его длинные сильные пальцы сомкнулись на шее детектива. – Отвечай, что вы искали?!
Перед глазами замелькали тёмные пятна. Итачи попытался вырваться, но стало только хуже – давление усилилось.
- Сейчас же отвечай мне! – гремел над ним безумный голос. – Отвечай!
- Господи, Зецу! Отпусти его немедленно!
Это был Какудзу. Он тряс своего бесконтрольного подопечного за плечи, вынуждая отступить. С другой стороны в нападающего вцепился Дейдара, который, глотая собственную хлещущую из носа кровь, повторял, как заведённый:
- Отпустите его, да отпустите же!
Пальцы на шее Итачи внезапно разомкнулись, Зецу рывком поднялся с колен и со всего размаху ударил блондина в солнечное сплетение – тот отлетел к стойке, ударился спиной об один из стульев и, коротко вскрикнув, осел на пол.
Итачи понял, что отключается: картина мира стремительно выцветала, в голове появилось странное плывущее чувство, голоса перемешались, зазвучали с чудовищной громкостью, перебивая друг друга:
- Быстро скажите мне! Скажите, что вам было нужно!
- Зецу, успокойся!
- Что?! Что вам было нужно?!
Поддавшись липкому забвению, целующему его потяжелевшие веки, он прикрыл глаза, казалось, всего ненадолго, но когда вновь открыл их, Зецу уже куда-то пропал. Не было и всех посетителей, зато несколько столиков были перевёрнуты, и вокруг них по полу растеклись тёмные лужи в кашице из мелких осколков. Рядом с ним сидел на корточках Дейдара. Его фирменная майка спереди потемнела от крови, нижняя половина лица, шея, волосы, ладони – всё было в крови. В стороне от них стояло двое – Какудзу и менеджер.
- Простите, Мизуки-сан, - бесконечно долго повторял одно и то же Какудзу. – Простите его, мне действительно казалось, что у меня всё под контролем, но сегодня он как с цепи сорвался, честное слово, мы с Хиданом не успели ничего сделать…
- Какудзу-сан, всё в порядке, - отвечал ему менеджер едва слышным хрипом – его голос ещё не восстановился. – Я позабочусь об этих двоих. Идите и помогите Зецу-сану.
- Да, мне нужно доктора знакомого вызвать, только он может с ним совладать… Ещё раз извините. Я возмещу все убытки, обещаю.
Дейдара склонился над Учихой и зашептал:
- Ты отключился… Как самочувствие? Подняться можешь?
Итачи провёл ладонью по холодному лбу, возвращая лицу чувствительность, несколько раз крепко зажмурился, чтобы пропали плывущие перед глазами круги, и только после этого смог сесть. В голове стоял какой-то шум, но, на удивление, тело не болело. Зато Дейдаре явно крепко досталось, выглядел он ужасно – будто сейчас в обморок упадёт.
- Дейдара, - обратился к нему менеджер, отправив, наконец, Какудзу прочь, - иди срочно домой. На сегодня мы закрываемся.
- Но, бучо…
- Никаких возражений. – По неосторожности Мизуки-сан повысил голос, и тот снова сорвался на шёпот, звучащий, впрочем, не менее убедительно. – Домой.
Молодой человек обратил неуверенный взгляд на Итачи, безмолвно спрашивая совета. По легенде, они были всего лишь приятелями, и у каждого имелась своя независимая жизнь: Итачи, только приехавший в Коноху ветреный парень, за неимением денег и приличной работы торговал своим телом, Дейдара работал и параллельно заканчивал учёбу – стало быть, слишком тесными их связь не могла быть, и если сейчас взяться упрямствовать и требовать, чтобы новый друг сопроводил его, вышло бы нереалистично. Кроме того, подумалось детективу, задача Дейдары на сегодня, можно сказать, была выполнена, а вот его миссия как раз только начиналась, и это было важнее всего. Поэтому он кивнул незаметно своему напарнику, отпуская, – по лицу того пробежала тень недовольства, но он всё же поднялся:
- Заглядывай на днях, - бросил он, как подобает в их показных отношениях, без особой надежды, но с налётом искренности.
Итачи выдавил из себя одну из своих фальшивых улыбок:
- А ты береги себя.
Менеджер стоял у стойки и, похоже, делал себе напиток, на них внимания не обращая. Перед тем, как уйти, Дейдара склонился к уху детектива и затараторил на придыхании:
- Я пойду к ребятам, пускай меня домой отвезут, а то, чувствую, не дойду. Удачи.
- Спасибо, - бросил Итачи в ответ.
Отпускать Дейдару не хотелось: слишком бледным, измотанным и обессиленным выглядел он после неожиданного нападения. Итачи провёл его взглядом, даже не шелохнувшись, хотя всё внутри него так и рвалось на помощь – слишком дорог стал ему за последние дни этот парень, слишком многое их теперь связывало.
Наушник, похоже, вышел из строя после удара, но он решил, что Дейдара и так расскажет всё оперативной группе, не было нужды связываться с ними по телефону прямо сейчас. Они как раз успеют съездить за новым оборудованием для него, а он, может быть, зайдёт куда-нибудь на время, подождёт их звонка, а потом уже…
- Итачи-кун, - раздался рядом с ним хриплый шёпот.
Менеджер протягивал ему стакан с плещущейся в нём янтарной жидкостью:
- Я вижу, ты напряжён. Выпей.
***
Это было рискованно. Проклятый мальчишка Дейдара мог в любой момент вернуться – слишком преданными глазами он смотрел на Итачи, словно боялся от него оторваться. Чёрт, да кто угодно мог помешать им.
Но ждать больше было нельзя, тьма внутри него разрослась до такой степени, что не помогало ничто из его прежних уловок. Он должен был получить свет, как можно скорее.
В виски был подмешан хороший препарат: не раз он наблюдал за тем, как его мальчики от этого зелья мирно, постепенно погружались в сон – не глубокий, но достаточный для того, чтобы всё подготовить. Для того, чтобы он мог поглотить свет, носитель должен быть в сознании. Это работает только так.
Да, он действительно ставил на кон всё, расставляя сети именно сейчас. Он слишком торопился, да, да, торопился, и всё было некстати, и завтра у многих будут вопросы – в первую очередь, у Дейдары. Он скажет, что мальчишка ушёл и больше не возвращался. Он скажет, да. Потому что свет был слишком ему нужен, потому что без света его ждало нечто многократно худшее, чем смерть. Смерть… Если бы всё было так просто.
***
Орочимару ссорился по телефону с каким-то Какудзу, доказывая, что не может приехать к нему прямо сейчас, поэтому у компьютера за спиной полицейского из лаборатории поиска и обработки информации стоял один Кисаме. Оглядев десяток выведенных на экран карточек из базы данных дорожного патруля, он указал на одну:
- Вот! Ну-ка, открой на полный.
Он пробежал взглядом прилагающийся файл. Тоуджи Мизуки*, тридцать шесть лет, родился в небольшом городке недалеко от Конохи, долгое время жил в Кири, лишился водительских прав семь месяцев назад вследствие решения суда. Водил тёмно-зелёную Toyota.
- Ты, - указал он полицейскому на лицо пепельноволосого мужчины, - найди всё, что сможешь, по нему.
*Первую серию все помнят?
***
- Боже, да что у вас там произошло?
В фургончике творился переполох: трое оперативников одновременно вытирали его лицо смоченными водой ватными тампонами, которые нашлись в аптечке, остальные мужчины в чёрных костюмах оперативной группы АНБУ бились над системой слежки в попытке восстановить связь с Итачи. Капитан сидел с хмурым видом в стороне и, похоже, погрузился в серьёзные раздумья.
- У него из строя всё вышло, не пытайтесь, - в который раз предупредил Дейдара, но оперативники его не слушали. – Я думаю, он позвонит вам, когда надумает начинать операцию, идти в тот бар сразу было бы нелогично…
- Двое наших уже сидят в засаде, как было оговорено, - бросил один из его лекарей.
- Да, но… - Дейдара попытался найти нужные слова, но не смог и только вздохнул побеждённо: - Короче, вам будет непонятно, это нюансы его роли.
- Роли, блядь, - подал голос капитан, почесав лысую голову. – Надумал опять чёрти чего, небось.
- Не надумал, - обиделся юноша, - Итачи больше не стал бы идти на неоправданный риск. Ай!..
- Прости, - молодой боец АНБУ, по неосторожности задевший тампоном его распухший нос, послал ему извиняющуюся улыбку. – Слушай, ты столько крови потерял… Ты точно в порядке?
Дейдара оглядел мужчин затуманенным взглядом. Признаться, что ему плохо – так плохо, что перед глазами плыли одни только серые пятна, - означало бы задержать операцию, ведь они обязательно захотят отвезти его в больницу. После того, что случилось с Итачи, все участники охоты тряслись над ними обоими, словно они были сделаны из фарфора, и это, помимо всего прочего, раздражало. Кроме, разве что, заботы того молодого АНБУ.
Но, видимо, крови он действительно потерял достаточно – силы, которые он старательно копил для изображения нормального состояния, утекали из его тела со всё большей стремительностью, и в определённый момент он осознал, что не может держать голову прямо на плечах – пришлось прислониться щекой к холодной стене фургона. Пудовые веки закрывались сами собой. И быстро-быстро, словно автомобиль на огромной скорости, от него ускользала, выцветая, реальность…
- Эй, что с тобой? Что случилось?
Дейдара уже не услышал этого.
***
- Раньше работал хирургом.
Орочимару и Кисаме обменялись одинаковыми понимающими взглядами, и обоим вспомнились аккуратные, слишком аккуратные порезы на телах жертв.
Старший инспектор-детектив сжал в руках только что распечатанный файл, сминая бумагу.
- Найдите мне его теперешнее место жительства и место работы, - приказал он сдавленно. - Позвоните, чтобы дали ордер на обыск. Живо.
Двое полицейских впопыхах отдали ему честь и помчали прочь – каждый выполнять своё поручение.
***
- Спасибо.
Итачи отодвинул от себя пустой стакан. Он сидел на привычном месте за стойкой, поддерживая тяжёлую голову рукой, и пытался сфокусировать взгляд на лице менеджера. Тот стоял напротив, за стойкой, и смотрел, не отрываясь.
- Итачи-кун, от Дейдары мне известно, что ты ищешь приличную работу у нас в квартале. Это правда?
Кивок дался ему с трудом. По лицу менеджера, молодому и долженствующему быть красивым, но по какой-то причине казавшемуся отталкивающим, пробежала тень облегчения.
- Я как раз хотел поговорить с тобой об этом. Уже две недели я ищу управляющего складом. Без него, сам понимаешь, мне приходится туго.
Он говорил самые обычные вещи, но, возможно, из-за сорванного голоса или по какой-то иной причине слушать его было жутковато – слова будто обволакивали сознание, затягивали в вязкую трясину, убаюкивали.
- Обязанности несложные, ты быстро научишься. Приступать можешь хоть завтра. Я… Хотел бы показать тебе сегодня складское помещение, оно находится здесь, с противоположной стороны здания. Завтра снова придётся принимать посетителей, а сегодня мы так удачно закрылись – как раз появилось время всё тебе разъяснить. Ну так что, ты заинтересован?
Роль обязывала его согласиться, и Итачи снова кивнул. В голове плыло какое-то странное чувство – словно кто-то умудрился впихнуть в его черепную коробку плотное облако, и оно висело там, грязно-серое, мешало мозгу функционировать, усыпляя своим давлением, своей массой. Итачи поднял усталый взгляд на менеджера…
***
- Тайчо, он пришёл в себя!
За затылок его поддерживала чья-то тёплая ладонь. Дейдара приоткрыл глаза. Трясло. Вокруг него столпились оперативники, а над ним нависло лицо самого юного из них, во взгляде которого, ещё не приобрётшем суровость видавшего виды бойца, читалось неприкрытое волнение.
- Потерпи, Дейдара, мы тебя везём в больницу. Всё будет хорошо.
Чужие пальцы слегка зарылись в его волосы, несмело погладили. Дейдара снова закрыл глаза – и его тут же затянуло обратно в пустой мир беспамятства.
***
- Сейчас он работает менеджером в Kakkazan. - Орочимару нахмурил брови. – Не то ли это заведение?..
Кисаме уже тянул его к выходу, свободной рукой прижимая к уху мобильный.
***
Это был Дьявол. Вначале Итачи подумалось, что вернулись недавние галлюцинации, но даже несмотря на сгущающееся облако, грозящее разорвать своим объёмом его голову, как воздушный шар, он с небывалой ясностью ощущал, что момент этот – реальный, человек, стоящий напротив него, - реальный, и то, что он видит в его глазах, – тоже реально. Это был тот самый неуловимый призрак с рогатой тенью, которого он поклялся поймать любой ценой, и призрак этот нигде не скрывался, никуда не убегал. Всё это время он был здесь. Ждал, пока его жертва вернётся, изощрялся в продумывании очередного плана её поимки или, может быть, просто держал нос по ветру, выжидая нужного момента.
«Не простуженный, - вспомнив невпопад утренний разговор с синеглазым парнем, пробормотал про себя детектив, - у него уже тогда были проблемы с горлом».
Менеджер стоял у выхода из общего зала и указывал направление – через комнаты для персонала, через служебный вход, а там пройти всего минуту и завернуть налево, вот и склад. Ключи звенели у него в руке. Ключи от склада были только у менеджера.
Итачи поднялся. Он сделает то, что должен сделать.
***
- Чёрт побери!
Звонок Хошигаке-сана застал их в пути, поэтому, даже не доехав до больницы, им пришлось возвращаться, но на дороге произошла серьёзная авария, и они застряли в пробке. Молодой оперативник, убедившись, что товарищи не смотрят в его сторону, позволил пальцам пройтись по бледной щеке порученного ему Дейдары. Тот больше не приходил в себя и поэтому не был в курсе последних новостей о своём начальнике.
Хошигаке-сан орал так громко, что всем в фургончике было и так всё слышно даже без использования громкой связи:
- Позвоните Итачи на мобильник и предупредите, вы что, тупые совсем?!
Все взгляды устремились к телефону, который был специально предназначен для экстренных случаев вроде этого, но тот внезапно сам завибрировал на стойке. Оперативники переглянулись между собой удивлённо, затем один из них поднёс телефон к уху:
- Алло, Итачи?
Несколько секунд он просто вслушивался, затем с совершенно озадаченным видом протянул трубку капитану:
- Там ничего, звуки какие-то только. Шаги напоминает.
***
Контроль ускользал от него слишком быстро, а он так надеялся, что сможет! Но рука с телефоном безвольно упала, и он не успел произнести ни слова. Теперь он был способен только идти вперёд, переставлять ноги, как зомби – не развернёшься и не убежишь: поймает, повалит, скрутит. Единственной надеждой теперь оставалось только…
Телефон выпал из его рук с глухим стуком. У Итачи не хватило сил даже повернуться.
***
Нужный ключ то и дело убегал от него, связка звенела с неподобающей ситуации игривостью. Мизуки чертыхнулся полушёпотом. Вокруг было темно, и только за спиной стоял, пошатываясь, его мальчишка, а в нём – свет. Красивый, хороший. Скоро он заберёт его. Замок наконец-то поддался, дверь пошла внутрь. Тьма, любимая сестра-соратница, окутала его приветственным объятием.
***
- Я знаю, он попал в беду.
Полицейская сирена проглотила его слова, но Орочимару прочёл по губам. Похоже, они могли оказаться у Kakkazan раньше оперативной группы, которые, судя по голосам в телефонной трубке, чуть ли не бились в истерике.
- Что означали эти шаги? – продолжил Кисаме свои бормотания и прибавил газу. – Я вообще ничего не понимаю. Почему он не ответил? Он в беде, точно говорю, он в беде, что-то случилось, что-то пошло не так…
Орочимару заставил себя вернуть размышлениям хладнокровие. Если старший инспектор-детектив готов был вот-вот потерять рассудок от волнения, то хотя бы он должен был остаться в здравом уме.
- Хошигаке-сан, - произнёс он максимально спокойным голосом, хотя у самого внутренности словно бы скрутило в тугой комок от тревоги. – Пожалуйста, держите себя в руках и ведите машину нормально. Если мы с вами разобьёмся, никому от этого лучше не станет. И потом, я уже сегодня побывал в ДТП, с меня хватит.
Кисаме сжал зубы с такой силой, что на лице его заиграли желваки, но всё-таки снизил скорость – самую малость.
***
Он не помнил, когда потерял сознание. Кажется, в тот самый миг, когда переступил порог складского помещения. Очнулся он уже внутри. Было холодно. Откуда-то едва заметно раздавался гнилостный запах. Его руки на запястьях связали чем-то, по ощущениям напоминавшим верёвку, и завели за спину. Майки на нём не было, на белой груди открывался прикреплённый специальной клейкой лентой микрофон.
Лампочка горела только одна, удерживая их в жёлтом круге света, остальное же помещение утопало во тьме, и можно было только угадать очерченные полумраком ящики, полки, коробки. Мизуки мерял широкими шагами освещённое пространство. На нём были резиновые перчатки, он нервно поигрывал скальпелем, зажатым в одной руке, а во второй сжимал его чёрную майку, то и дело поднося её к лицу и вдыхая, словно бы насыщаясь ароматом его тела.
Итачи было почему-то совершенно не страшно. Ни капельки. Он опустил взгляд: сумочка с картой-талисманом всё ещё была при нём – значит, всё будет хорошо. Он надеялся предупредить оперативников о своём плане: довести ситуацию до критической, заставить напасть на себя, чтобы потом даже при отсутствии прямых улик пронырам-адвокатам не удалось вывернуть убийцу из стальной хватки руки закона. Но такой поворот событий тоже не был провальным. В чём-то он был даже лучше.
За эти дни Итачи так устал бояться, устал трястись над каждой тенью, что когда эта самая тень всё-таки добралась до него, его охватила самая настоящая апатия. Он не станет даже пытаться вырваться, учинять истерику с воплями – наверняка у хорошего расчётливого менеджера вроде Мизуки все эти неприятные последствия охоты на живого человека были давно предусмотрены. Кроме того, судя по выражению лица охотника, он уже понял, что сегодня ему попалась меченая дичь.
- Ты из полиции, - повторял он, как заведённый, одними губами, но Итачи разобрал. – Ты из полиции, ты из полиции…
***
- Вы серьёзно?
- Серьёзно, пацан, а ты думал, мы тут с тобой шутки шутить надумали? – огрызнулся капитан на его поражённый возглас.
Дейдара уставился на него ошарашенным взглядом. Он пришёл в себя всего несколько минут назад, и на него в спешке вывалили все последние известия, в которые поверить было невероятно сложно. Его начальник, с которым они вместе работали уже больше года, Мизуки-сан оказался… Времени привыкать к новостям ему не дали – машина уже тормозила у главного входа в Kakkazan.
- Сиди внутри, - приказал ему строго капитан и, поднеся оружие к плечу, дал команде знак следовать за ним, но дверь фургончика внезапно открылась с внешней стороны, и на них уставился взбешённый Хошигаке-сан.
- Там закрыто, ломайте дверь, - приказал он и, увидев Дейдару, махнул ему рукой: - Иди сюда, ты же тут всё знаешь. Что с носом, кто разбил? Ладно, это потом. Если его нет внутри, куда он мог сбежать, как думаешь?
Молодой человек облизал сухие губы. В голове всё ещё было странное чувство, но сил в нём магическим образом прибавилось – возможно, из-за новостей и волнения за Итачи, или, может, от мягких ненавязчивых прикосновений того доброго юноши из АНБУ. Он поднялся, вышел на улицу – вокруг их автомобилей уже начала собираться толпа зевак. Орочимару стоял в стороне, скрестив руки на груди, и явно прилагал все усилия к тому, чтобы выглядеть собранным.
Дверь взломали без проблем, но ни в зале, ни в комнатах для персонала никого не обнаружилось. Дейдара почему-то даже не сомневался в этом. Он уже тянул Хошигаке-сана за локоть в переулок, где было совершено первое нападение на Итачи: там находился служебный вход, а дальше, если пройти до конца и завернуть налево, - склад.
- Только у бучо есть ключи от него…
Жёлтые глаза Орочимару сверкнули жутким светом.
- Все за мной, - скомандовал Хошигаке-сан, доставая из кобуры пистолет.
Телефон Итачи, лежащий на асфальте, именно он заметил первым.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@музыка: Noir Desir - Fin de Sielce (ночь, полиция, мигалки и психующий Кисаме)
воскресенье, 22 мая 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 4
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
От автора: заранее прошу прощения за полёт фантазии, я никогда не занималась айкидо.
Глава 32
Четверг 20 мая
Любовная эйфория имеет одну весьма нехорошую тенденцию – быстро испаряться, оставляя после себя в груди только выжженный след пустоты и уныния. Именно этот след и не давал Саске забыться сном в ночь со среды на четверг: напоминал о себе ноющей болью, возвращал в реальность и снова, снова наводнял сознание вопросами и сомнениями.
Началось всё с простого: лёгши спать, Саске, всё ещё обёрнутый в романтическую пелену короткой близости, начал по своему обыкновению представлять себе дальнейшее развитие событий и то, как повлияет на его жизнь недавно открытое однополое влечение. Отключить мозг, как советовал Суйгетсу, у Саске не получалось, ведь речь шла о его будущем, поэтому пришлось вместо положенного сна прокручивать в мозгу плёнки вероятностей, оценивать их реальность с точки зрения здравого смысла – и да, приходить к неутешительным выводам. Помимо того, что совместную жизнь с Наруто, выросшим в мире, совершенно отличном от его собственного, представить себе он попросту не мог, к мрачной картине добавлялись ещё и неизбежные конфликты с семьёй, с родственниками, на работе. Особенно Саске беспокоила семья, и не столько даже папины нервы и мамино разочарование, сколько нарушение гармонии в доме. Для него, как для типичного Учихи, всего важнее был мир в родных стенах, и вносить свою лепту в разрушение хрупкого равновесия, особенно после Итачи, он не решился бы. Стало быть, выход оставался один – враньё. Ему придётся как можно раньше съехать от родителей, снять собственную квартиру, чтобы не выдать сожителям ненароком свой образ жизни, возможно, даже жениться на какой-нибудь девушке, которую он не будет любить, а там уже – будь что будет…
С одной стороны, думать о чём-то настолько отличающемся от привычных планов на будущее, было увлекательно, но когда разум опустил Саске на землю, заставив предстать перед фактом, что рассуждает он не о каком-то несуществующем персонаже приключенческого романа, а о себе, о личности, о человеке – стало тоскливо. Ко всему прибавились волнения о брате, о том, где он сейчас: рискует жизнью в очередной раз или, может быть, спит, измотанный напряжением последних дней?
Минуты тянулись и вязли в ткани пространства, стрелки на часах передвигались с трудом, словно им нужно было прилагать для этого невероятные усилия, и когда Саске надоело лежать в до противного тёплой постели и усугублять и без того невесёлую картину, развернувшуюся перед внутренним взором, он поднялся, открыл балкон и ещё долгое время стоял там, вдыхая ночную прохладу и прислушиваясь к звукам поздней ночи. Он понимал, что любой нормальный парень его возраста радовался бы перспективе завтрашней встречи, обещающей долгожданное, но склад ума у этого не по годам серьёзного молодого человека был таков, что отбросить фактор будущего он попросту не мог себе позволить.
Вскоре Саске услышал шорохи, раздающиеся из кухни, и, не желая себя выдавать, подошёл неслышно к двери вплотную и прислушался. Мамины быстрые и лёгкие шаги он узнал сразу. Она то садилась и надолго замирала, то вдруг поднималась и начинала бесконтрольно нарезать круги по небольшому пространству кухни. Так продолжалось около двадцати минут, затем к ней присоединился отец, и Саске стал прислушиваться вдвойне внимательно.
Похоже, мама уже простила папу за умалчивание о нахождении Итачи в больнице, и теперь они, как и много раз до этого, объединились, чтобы пережить беду вместе, как муж и жена, как две половинки. Разговор, однако, у них выходил достаточно странный, словно они намеренно решили обсуждать одну проблему, дабы не возвращать своё внимание к другой, куда более важной. «Думаю, ты была права насчёт Кисаме, - продолжая явно начатый прежде разговор, сказал папа. – Он действительно очень заботится об Итачи. Я… решил, что они правильно поступили, что не говорили никому, даже нам». «Это хорошо, Фугаку. Тебе не стоило отталкивать его. Ни его, ни Итачи, - ответила мама с облегчением в голосе. – Но… Есть кое-что, что меня беспокоит». – «Что?» - «Кисаме гораздо старше нашего Итачи, у него сформировался свой взгляд на мир, на будущее. Помнишь, он раньше часто говорил, что хочет семью, как у нас? Фугаку, ты не думал о том, что, может быть, он когда-нибудь захочет жениться? И с чем тогда останется Итачи?» - «…Думал, конечно. Всё это очень даже возможно». – «И что, мы ничего не сможем поделать?» - «А что тут поделать? Будем надеяться, что всё решится хорошо. Кисаме к нему относится серьёзно, об Итачи я даже не говорю. Хм… Теперь у нас остался только Саске, да, Микото?» - «Ну что ты такое говоришь! У нас два сына!» - «Я знаю, знаю, дорогая, успокойся. Я имел в виду, что продолжать род придётся Саске». – «Вот только не надо давить на мальчика, как ты умеешь, он сам разберётся, что ему нужно». – «Ха! Знаешь, после того, какую нервотрёпку мне устроил Итачи, я уже, боюсь, потерял эту способность». – «Ой, скажешь ещё… Главное, чтобы оба были живы и здоровы». – «Конечно, ты права, но…»
Саске бесшумно прокрался к кровати и надел наушники, чтобы не слышать дальнейшего разговора. Любимой музыке удалось вскоре убаюкать его, и беспокойный сон увлёк его за собой в свой причудливый мир. В сновидении Наруто цеплялся за его одежду и с диким взглядом умолял вернуться, но куда, откуда, зачем – Саске не знал, да и незачем ему это было знать, потому что лишь только его пустую, без второго жильца, комнату наполнил настойчивый звонок будильника, все картинки-образы выветрились из его головы, и остался только неприятный комок в горле, будто очень хотелось плакать, а он себе не позволял.
***
- Мы просчитались.
Кисаме поднял на него удивлённый взгляд, то же сделал и не спавший всю ночь старик Такэо. Орочимару поднял со стола распечатанный список с именами, собранный вчерашним вечером, и смял его в кулаке:
- Его здесь нет. Он обманул нас. Он каким-то образом обхитрил нас.
- Почему вы так думаете? – спросил Кисаме спокойно, отобрал у него скомканную бумажку и принялся распрямлять.
Они старались говорить по возможности тихо: на диване в углу кабинета начальника отдела уголовных расследований спал, прикрыв глаза ладонью, Дейдара, а в кресле рядом дремал Итачи. Обоих привезли в участок под утро в полуобморочном состоянии и потом ещё около часа допрашивали, прежде чем у них появилась возможность отдохнуть, но сил возвращаться в квартал ни у кого не нашлось, поэтому юношам позволили вздремнуть здесь, пока специалисты обрабатывают полученные данные.
Орочимару не мог ещё объяснить своего знания, не мог выразить словами, откуда в нём эта уверенность – и, тем не менее, он знал. Дьявол в очередной раз оправдал своё имя и перехитрил их, перехитрил его. Да, теперь это уже превратилось в личное противостояние, Орочимару ощущал это всем своим существом. Итачи мог полагать, что главная роль принадлежит ему, что бросил вызов убийце именно он, но в реальности он был ничем иным, как телом-приманкой, а тело выполняет то, что скажет ему мозг. В их тандеме мозгом являлся Орочимару. Было жестоко и, пожалуй, несправедливо так относиться к молодому детективу – да что там, просто к человеку, но Орочимару понимал, что слишком поздно что-либо менять: тьма внутри него, та, которая позволяла ему проникнуть в самые глубины мышления кровавых убийц и щёлкать загадки их поведения, как орехи, очнулась, взяла след, и теперь ничто не сможет остановить её до самого конца.
Учёный опустил взгляд на карту, где со вчерашнего дня появилась масса условных обозначений в виде стрелочек, крестиков и сокращений. Где-то среди этих схематических прямоугольников обитает зверь, по каким-то из лент-улиц ступают его ноги, и когда пелена ночи накрывает звёздным одеялом город, глаза его загораются жаждой, утолить которую могут только муки и судороги живого существа – человека... Орочимару сжал ладони в кулаки так сильно, что, казалось, затрещали кости в пальцах.
«Я найду тебя, - пообещал он невидимому сопернику. – Ты прячешься где-то там, я знаю это. И я отыщу тебя, можешь не сомневаться».
От недостатка сна и от напряжения последних дней сердце мстило ему резкими покалываниями и раскатами боли по всей левой части груди, в лаборатории он не появлялся с позавчерашнего утра, всю свою энергию мысли устремляя на эту операцию – как раньше, в Нью-Йорке, отдаваясь работе до последней капли. Тогда усталость часто заставала его за рабочим столом, и он, сморённый ею, засыпал прямо на своих записях, забыв об ужине, об обещании больше заботиться о себе, а наутро было невыносимо стыдно смотреть в глаза любимому человеку…
Но как же, чёрт побери, сложно было думать о своей привычной жизни, когда здесь, в этом кабинете, в компании с этими людьми – шла охота! Зверь был хитёр, а охотник неутомим, оттого всё уже было предрешено заранее, законами природы. Осталось только умело дождаться, когда зверь покажет голову из-за высокой травы, почуяв привязанную приманку. Сопротивляться соблазну он не сможет. О нет, ни за что в жизни.
Орочимару повернулся к Такэо и Кисаме:
- Господа полицейские, вы проработайте всё-таки этот список до конца, а мне нужно обдумать сегодняшний план действий в больших подробностях. Чтобы, сами понимаете, всё прошло без сучка без задоринки.
***
- Катсуро?
Долговязый короткостриженый брюнет с высокими скулами и смуглым лицом оторвался от изучения информационного плаката на стене и обернулся на зов. Лицо его удивлённо вытянулось:
- Гаара, ты, что ли?
Юноша усмехнулся:
- Я.
Большинство участников уже занимали места в зале, лекция вот-вот готова была начаться, и в коридоре они остались только вдвоём.
- А ты как здесь?.. – Взгляд карих глаз Катсуро упал на зелёный значок Такашима Додзё с гербом Конохи, прикреплённый к форме Гаары. – А-а, точно, я слышал, ты в Конохе теперь.
- Уже шесть лет, да, а сюда приехал со своими… Что? – спросил он настороженно, заметив, насколько пристально старый знакомый рассматривает его лицо.
- Да ничего, - замотал головой тот, - просто… ты улыбаешься. И разговариваешь. Непривычно как-то.
Улыбка Гаары стала шире: узнав в толпе айкидок Катсуро, он даже не подумал о том, что те, с кем он занимался в Суне, помнят его совершенно другим человеком. Мысль эта, однако, нисколько не удручила его и даже наоборот – лишний раз доказала, что Коноха открыла в нём только лучшие стороны.
Катсуро продолжал смотреть пристально и задумчиво, затем вдруг отметил:
- Похож немного, да.
- На кого?
- Да на парня-суновца, которого недавно в вашей Конохе грохнули, - объяснил старый знакомый со вздохом. – Мой брат с ним в один класс ходил, и жили они недалеко от нас, в таком доме большом совсем рядом с торговым центром, помнишь?
- Кажется, да, - кивнул Гаара нетвёрдо, - там ещё ворота такие помпезные стояли.
- До сих пор стоят. Так вот, мы на днях с пацанами как раз тебя вспоминали – все согласились, что вы с Сасори немного похожи. – В глазах Катсуро проскользнула искра. – Только ты, конечно, значительно красивее.
Одних только взглядов было достаточно, чтобы вместе, не произнося ни слова, воссоздать в памяти события шестилетней давности: первое влечение, первый взрослый поцелуй, первый секс, не значащий абсолютно ничего, а всё-таки врезавшийся в память – не сотрёшь. Гаара вспомнил, что за время их с Катсуро короткой связи они практически не разговаривали друг с другом, только редко, и то лишь обрывочными фразами: «Осторожнее», «Кто-то идёт», «Больно». Тогда ему действительно казалось, что этого достаточно, и когда настало время уезжать, он без труда расстался с любовником, первым из череды бессмысленных интрижек, ожидавших его в следующие пять лет жизни. Теперь, ощущая на себе тот же, что и в прошлом, лоснящийся плотским желанием взгляд, Гаара вдруг почувствовал себя очень грязным, и захотелось поскорее расстаться с этим человеком – придумать какую-нибудь отмазку и поспешить в зал, чтобы найти Ли.
Катсуро повёл головой в сторону гудящей в зале толпы, и Гаара знал, что означал этот жест: «Никто не заметит, если мы сейчас уйдём». В голове зароились мысли – тяжёлые, неприятные мысли. Не будь он тем, кем он есть сейчас, то даже не тратил бы время на приветственную беседу – пошёл бы, не раздумывая. Если бы ему в своё время не повстречались люди, ради которых стоило и нужно было меняться, где бы он сейчас был? На локтях и коленях в какой-нибудь комнатушке, где душно, и в ухо дышат жаром, и не особенно беспокоятся о том, чтобы ему тоже понравилось.
Только сейчас, в этот момент, до Гаары в полной мере дошла вся грязь и ненужность того, на что он потратил несколько лет своей юности, и от этого откровения в сердце будто вцепился ядовитый крючок и кто-то безжалостно потянул за него – Гаара едва удержал руку от того, чтобы поднести её к груди, помешать выдрать. Никогда в жизни его с такой чудовищной силой не ударяло осознанием собственных ошибок - оглушённый, он растерялся, напрочь забыв, как здесь оказался и почему Катсуро смотрит на него так выжидательно.
- Гаара?
Знакомый голос вывел его из оцепенения. Ли стоял у входа в зал, упирая руки в бока, стоял неподвижно, не собираясь делать и шага в их сторону, но настороженный прищур выдавал его состояние с головой. Катсуро тоже обернулся в его сторону, затем спросил едва слышно:
- Твой?
- Мой, - усмехнулся Гаара облегчённо, интуитивно ощутив, что приглашающая пелена желания, минуту назад окутывающая его давнего знакомого, испарилась, оставив после себя только лёгкий осадок неудобства.
Катсуро мотнул головой в сторону зала, и губы его растянула странная улыбка, приятной которую назвать было нельзя.
- Иди тогда. И лекция скоро начнётся, мне тоже нужно своих искать.
- Ага. Здорово было тебя повидать.
- Тебя тоже, Гаара.
Они приблизились ко входу вместе, только долговязый суновец прошёл в зал, едва не задев Ли плечом, а Гаара в полной растерянности остановился. Что сказать, он не знал. Недавнее личностное открытие в сознании его ещё не сформировалось ни в слова, ни в решения – оно просто плыло цельным куском по реке его мыслей, и он подумал: пускай так и будет, пускай.
Ли провёл взглядом фигуру незнакомца, затем спросил:
- Знакомый?
- Да так, - отмахнулся Гаара, - было дело…
***
Саске терпеть не мог девичьих слёз и считал их пошлым притворством, но когда на перемене между занятиями он услышал, как плачет Нагоми, ему впервые в жизни стало жаль девчонку из-за рыданий. Нагоми он считал единственной из представительниц слабого пола в своей группе, чью болтовню можно было выносить – не потому, что она говорила умные вещи, а, скорее, из-за её характера: чем-то он находил её похожей на себя. Нагоми так же, как и он, придерживалась мнения, что Коноха и её жители достойны лучшей жизни, старалась изо всех сил, чтобы внести свой вклад в развитие любимого города, и пускай серьёзность её намерений постоянно откладывалась на неопределённое время из-за девичьей ветрености – Саске верил, что с годами девушка возьмётся за ум и применит все свои недюжинные способности для помощи и развития Конохи.
Нагоми, вся красная, с опухшими глазами и растёртой по лицу косметикой, сидела в конце аудитории в окружении подружек-утешительниц, шмыгала носом и не могла унять слёзы. Обычно Саске не вслушивался в трагичные истории юношеской любви, которыми полнилась академия, в частности первый курс, но этот раз был особенным – ведь сердечную рану нанесли Нагоми. Доверчивая девчонка, как выяснилось из её сумбурного рассказа, влюбилась в парня из другой социальной прослойки, и всё было неплохо, но лишь до момента, когда золотце-парень не снял шкуру овцы и не показал волчьи зубы. Поиграл – и выбросил, так это называет молодёжь, вспомнил Саске, сидя за своей партой с неестественно прямой спиной и принуждая себя не оборачиваться, ведь обернуться означало бы косвенно вмешаться в разговор, а ничего утешительного сказать бедной девушке он был не в состоянии.
История с подлецом-кукловодом почему-то крепко засела у Саске в сознании. Настроение, испорченное ещё ночными размышлениями и подслушанным разговором, лишь ухудшилось, а проклятая головная боль из-за недосыпа мешала сосредоточиться. Верящий в знаки судьбы Саске даже не сомневался, что история Нагоми была ничем иным, как засекреченным посланием ему, и ключом к пониманию этого служила схожесть их историй: он, как и бедная девушка, влюбился впервые в жизни, влюбился в парня с недостижимым для него социальным статусом, который, кроме всего прочего, тоже был мастак играть людьми. Логика, его неизменная подруга и соратница, подсказывала: это предостережение, но верить в это не хотелось, поэтому Саске попросту заблокировал копошащееся внутри неприятное предчувствие и принудил себя сконцентрироваться на занятиях.
В середине дня ему внезапно позвонил дядя Обито и настоял на совместном обеде, и хотя Саске удивился, к чему дяде было разъезжать по всему городу и тратить драгоценное время на болтовню с племянником, он всё-таки согласился – как-никак, они не виделись уже больше недели, а учитывая всё, что произошло, увидеть родное лицо было бы очень кстати.
Дядя отвёз его в свой любимый ресторан и, по своему обыкновению, перешёл на обсуждение цели встречи лишь во время десерта.
- Понимаешь, Саске, - заговорил дядя вкрадчиво, копаясь ложечкой в своём мороженом, - в юношеском возрасте тебе может казаться истинной масса вещей, которые на самом деле правдой не являются.
Саске поднял на него вопросительный взгляд. Хорошая еда немного подняла ему настроение, но от дядиной странной фразы все проблески радости сразу же потухли.
- Ну, - нетерпеливо вздохнул Обито, продолжая ковырять свой пломбир, - бывает, что думаешь, мол, что-то – на всю жизнь, до конца твоих дней, а потом… это что-то угасает, и ты продолжаешь жить, как жил. Ничего не изменится кардинально, разве что ты сам, но мир от этого не перестанет быть таким же, каким был раньше. Главное – это вовремя определить, что стоит за этими чувствами: истина или что-то ненастоящее. Понимаешь?
Дядины глаза блуждали по столу, цепляясь за предметы, и, каким бы хорошим дипломатом Учиха Обито ни был, Саске без труда разгадал, что кроется за туманными разъяснениями. Дядя Обито знал. Каким-то образом ему было всё известно. От этой мысли в голове его будто разом запустился некий мощный механизм, и все ресурсы мозга ринулись на его подпитку. Механизм крутил в своём металлическом нутре тысячи и тысячи догадок и предположений, определяя из них наиболее вероятные. У Саске закружилась голова: на миг он действительно представил себе такую машину внутри себя.
Итак, дядя знал. Сам он догадаться не мог, потому что отсутствовал всё это время – стало быть, ему кто-то сказал. Вариант с Намикадзе-саном отпадал сразу же – мужчина не имел ни капли подозрения насчёт их с Наруто искры (Саске искренне надеялся, что взаимной); значит, сказал Хатаке. А что? Он наблюдательный, он достаточно бесцеремонный, чтобы лезть в чужие дела, он…
И тут Саске накрыло новой волной откровения. Словно в подтверждение его догадкам, дядя продолжил, всё ещё избегая зрительного контакта:
- Знаешь, я в своё время тоже попадал в разные ситуации, когда… Когда казалось, что всё уже решено. Но я вырос, поумнел, встретил женщину, которую полюбил всем сердцем…
- Дядя, - перебил его Саске, удивляясь сквозящей в собственном голосе грубости. – Просто скажи прямо.
Выносить дальше такого дядю Обито, с растерянным взглядом, увиливающего от прямого разговора, было выше его сил – слишком много напряжения свалилось на Саске в этот день, слишком много неприятных размышлений преследовали его, и терпеть выкручивания от человека, которого любишь и которому доверяешь почти так же, как родному брату, казалось почти что оскорбительным.
Смутившись, дядя опустил голову и забормотал себе под нос какие-то обрывочные фразы, из которых разобрать Саске удалось только: «Я просто волнуюсь» и: «Никогда не подумал бы». Парень устало вздохнул и досадливым взмахом руки дал знать, что не хочет больше ничего слышать.
В молчании они покинули ресторан, в молчании же сели в машину, и только на подъезде к дому, где жило семейство Учихи Фугаку, дядя заговорил с ним вновь.
- Я просто не хочу, чтобы кому-то потом было больно, вот и всё.
Саске поднял на него виноватый взгляд. За время безмолвной поездки он уже успел устроить себе ментальную выволочку за невежливое поведение и теперь не знал, в каких словах выразить своё сожаление. Он открыл рот, однако вместо уже заготовленного извинения наружу вырвалось совершенно другое:
- А тебе тогда… Ну, тебе было больно?..
Он тут же вжал испуганно голову в плечи, пожалев о сказанном. Слух резанул противный скрип: это дядины руки сжались на баранке руля.
- Очень. Мне было очень больно, Саске. И ошибки юности, если позволяешь им поглотить тебя, будут жить в тебе ещё много лет, поэтому… Я тебя не заставляю ничего делать, просто советую не торопиться с выводами.
Машина остановилась, дядя, заглушив мотор, перевёл на него взгляд, и в глазах его было столько нехарактерной для этого человека усталости, столько душевной боли, что Саске стало вдруг жутко неудобно за собственное любопытство. И снова захотелось извиниться, объясниться, может быть, даже рассказать обо всём, что тревожным налётом лежало на сердце – но он просто смотрел в дядины глаза, знакомые, родные и совершенно чужие в этот миг, и не хотелось ничего, кроме как нажать на ручку двери и пулей выскочить наружу, подальше от этой давящей и пропитанной сожалением атмосферы.
Они обменялись скомканными прощаниями, и минуту спустя Саске провожал взглядом дядин тёмно-синий Mitsubishi. Внутри было холодно и пусто. Не хотелось думать совершенно ни о чём.
***
Лицо Гаары хранило маску идеального спокойствия. Он стоял на другом краю татами, нерушимый, не обронивший и капли пота после нескольких длительных сражений, и водил безразличным взглядом по ряду сидящих в сэйдза бойцов, выбирая, с кем будет сражаться следующим – такую привилегию имели победители.
- Рок Ли.
Все взгляды обернулись в его сторону. Ли поднялся. В этом зале он успел приметить много знакомых лиц – тех, кто был свидетелем их с Гаары первой встречи восемь лет назад, поэтому был больше чем уверен, что слушок о них среди юных айкидок уже прошёл. На обоих смотрели непонятными взглядами: не враждебными и не любопытствующими, а чем-то средним, с примесью суеверного страха, - и, возможно, поэтому все, кто выходил на татами против кого-то из них, уже заранее был настроен на поражение.
Внешне Гаара был само спокойствие, но в глазах, прищуренных и сосредоточенных, прыгали огоньки дьявольского веселья, которые, Ли был уверен, заметил только он один.
Странно, подумалось ему во время стандартной процедуры представления, что они стоят сейчас друг напротив друга, точь-в-точь как восемь лет назад, а у него совершенно не возникает ассоциаций с тем роковым днём. В то время ему было двенадцать лет, и мир состоял из учения Гай-сенсея, общения с Тен-Тен и айкидо. Он прилежно учился в школе, часами трудился в додзё, безобразничал с лучшей подругой, иногда дрался во дворе и всегда побеждал, а потом выслушивал долгую лекцию опекуна о разрушительной силе насилия, которая, однако, не останавливала его в следующий раз, когда кто-то из мальчишек задирал Тен-Тен или зло шутил над сенсеем. Потом жизнь раскололась на два периода: до и после встречи с Гаарой, и этот период «после» нёс в себе массу новых перемен, созидательных и разрушительных для его тогдашней личности. Результатом их стал он теперешний – Рок Ли, второй дан, простой парень, которому в ноябре должен исполниться двадцать один год; человек с уже сложившейся системой взглядов, доселе не подводивших его; сравнительно молодой инструктор, в котором души не чают ученики, а лучшая подруга в полушуточной обиде жалуется, что скучает по нему прежнему и что она уже давно прекратила его понимать. Хорошо это или плохо, Ли не задумывался, ибо каждый идёт по дороге жизни своим путём и в своём, уникальном темпе: возможно, когда-нибудь Тен-Тен догонит его, или же, наоборот, он поравняется с ней – это не имело значения.
Значение имело движение. Если чувствуешь, что, выбрав тот или иной путь, тебя словно тянет дальше, и ноги передвигаются будто сами по себе, и внутри всё кипит от предвкушения, что же ждёт тебя за поворотом – значит, всё верно.
Когда Ли приближался к краю татами, становясь напротив Гаары, он ощутил, как внутри него разливается живительным теплом именно это чувство – и он знал, что это правильно: им давно уже было пора стереть кошмарный образ прошлого, записав на плёнку памяти новый, с повзрослевшими персонажами.
Гаара сверкнул уверенной улыбкой и сделал едва уловимый знак плечом, на языке его тела означающий: «Подходи, если осмелишься».
Ли ответил ему иронично поднявшимся уголком рта: «А ты сомневаешься?».
«Просто подходи, а там увидим», - правая нога Гаары пошла назад, утверждая левостороннюю стойку.
Руки Ли поднялись: левая до уровня солнечного сплетения, правая – до пояса: «Готовься».
***
- Ух, хорошо друг друга швыряют! – восхищённо пробормотал рядом с Ясухисой мужчина с прикреплённым к куртке гербом Кири. – Это ваши?
Тот кивнул, не отрывая взгляда от сражающихся. Творилось нечто невообразимое: неутомимые бойцы передвигались плавно и быстро, словно в зажигательном танце, и на татами лицом вниз оказывался то один, то другой, а порой оба сразу, однако поверженные моментально вновь оказывались на ногах – и бесконечное сопротивление продолжалось. Ученики Ли, сидевшие рядом со старшим учителем, были буквально загипнотизированы зрелищем: из всего, что им довелось увидеть на собрании, этот бой можно было назвать самым увлекательным. Сдаваться никто не собирался: упавший не тратил ни секунды в праздном лежании на животе и тут же принимал боевую стойку, готовясь отразить новую атаку или напасть самому. Удары были быстрыми, точными и безжалостными. Лица бойцов оставались идеально непроницаемыми, и только в глазах горела пламенем дикая, необузданная страсть. Ясухиса склонил голову чуть набок и, поглощённый напряжённым поединком, случайно произнёс свои мысли вслух:
- Мне одному это напоминает брутальный секс?..
Инструктор из Кири повернулся к нему с возмущённым взглядом, затем, подумав, согласился:
- Ну да, что-то есть.
На губах Ясухисы Оджиро, пятый дан, зазмеилась ехидная усмешка.
***
- Я тебя официально ненавижу, Инузука.
Наруто и Шикамару обменялись одинаковыми лукавыми взглядами – и одновременно подавились смешками: уж очень серьёзный вид был у Неджи, когда он это говорил, словно на смертельной дуэли прямо перед тем, как проткнуть противника катаной. Киба, похоже, тоже почувствовал исходящие от Хьюги убийственные волны, потому что вжал голову в плечи и забубнил неразборчиво оправдания.
Они заседали в «У Акимичи» мужским коллективом: Неджи, Шикамару, Киба, Наруто и Чоджи. Звонили Гааре, и тот обложил Инузуку матами по громкой связи и пообещал крепко вмазать ему между ног, когда вернётся, что виновника собрания, понятное дело, только вогнало в ещё большее уныние. Неджи цедил сквозь зубы крепкий зелёный чай и периодически выдавал ядовитые угрозы, младший Акимичи хлопал сочувственно друга по спине и молчал, поэтому придумывать выход из положения оставалось только Наруто с Шикамару.
- Ну, откуда ж я знал, что она так отреагирует? – ныл Киба, обращаясь к содержимому пивной кружки, третьей за время их мужского собрания. – Я же, ну, не подумал, всё как-то быстро вышло…
- Ненавижу, - бросил Неджи брезгливо.
- Да прекрати ты уже! - встал на защиту приятеля Наруто. – С кем не бывает?
- В том-то и дело, Наруто, что только с ним и бывает! – холодно отрезал Хьюга. – Только с балбесами вроде него и бывает.
Возразить на это никто не решился, и за столом вновь приуныли.
Причина сего собрания была заключалась в том, что вчерашним вечером Хьюга Хината со скандалом разругалась со своим молодым человеком и выгнала его из дома, а теперь несчастный влюблённый не знал, как вымаливать у своей красавицы прощение. После экстренного вызова Тен-Тен и часового успокаивающего разговора из девушки удалось вытянуть суть размолвки. Хината, по натуре честная и доверчивая особа, на вопрос своего парня о своём предыдущем сексуальном опыте рассказала всё без утайки: в женской гимназии, где она училась до поступления в университет, она встречалась с одноклассницей. Киба, на его же беду, относился к тем представителям сильного пола, которых отвращала идея гомосексуальных отношений между мужчинами, зато та же связь между женщинами приводила в дикий восторг, поэтому, когда он узнал о пикантном прошлом своей драгоценной девушки, не преминул об этом ей сообщить. Позже, когда парни спрашивали, что же он ей такого оскорбительного ляпнул, Киба тупил взгляд и мямлил, что не помнит, но, видимо, палку он таки перегнул – Хината, разозлившись не на шутку, велела ему убираться прочь из её дома, а вдогонку швырнула смс-кой с двумя жестокими словами: «Мы расстаёмся».
- Слушайте, я тут подумал, - осторожно взглянув вначале на хмурого Неджи, затем на грустного Кибу, протянул Наруто, - и, кажется, у меня есть идея.
- Какая?! – тут же встрепенулся переполошенный влюблённый, нервный и неуклюжий из-за бессонной ночи.
Блондин смерил его невозмутимым взглядом:
- Да тише ты. Слушай, она, скорее всего, обиделась не на тебя конкретно, а потому, что ты не воспринял её отношения с той девушкой всерьёз. Мы ведь знаем, что Хината-чан абы с кем не стала бы встречаться – значит, были чувства. А ты, Инузука, только постельные сцены представил – и уже кровь из носа. Как подросток, ну честное слово. Короче, меняй своё к этому всему отношение – тогда, возможно, она тебя и простит.
- А я бы, - вставил Шикамару, отвлёкшись от чтения кифу, - подождал вначале пару дней, пока она остынет, потом подкатил бы с раскаивающимися глазами, цветочками и обещанием уважать её прошлый опыт. Сейчас разговаривать с ней бесполезно.
- Убью, - бросил Неджи со своего места совершенно невпопад, обращаясь то ли к лучшему другу, то ли к проштрафившемуся пареньку.
Наруто сделал ему знак успокоиться, а Кибе посоветовал:
- Сделай всё так, как говорит Нара, а потом ещё попроси, пускай выскажет собственные условия – мол, что ты должен сделать ради её прощения. Она ведь тебя любит, понимаешь? Не сможет просто так, из-за фигни какой-то отказаться от тебя навсегда, так что будь добр, постарайся не упасть лицом в грязь и сделай всё, как она говорит. Понял меня?
Молчавший доселе Чоджи внезапно протяжно вздохнул и многозначительно возвестил:
- Тяжело на свете болтунам.
- Ты прям философ, - хмыкнул Наруто и поднялся. – Ваш ресторанчик надо переименовать в «Конфуций» и подпись снизу такую сделать: «Индивидуальные консультации по будням с двух до пяти».
- У меня курсы как раз в это время, - улыбнулся Чоджи.
- А куда это ты собрался? – Киба, как утопающий за спасительный круг, схватился за майку Наруто с явным намерением удержать его любой ценой. – Меня ж Хьюга убьёт без тебя!
- У меня встреча, отвянь.
Новость привела осоловевшего от пива парня в искренний ужас:
- Да какая встреча?! Не оставляй меня, Наруто, ну пожалуйста!
- Важная встреча, - отрезал блондин и с немалым трудом вырвался из цепкой хватки. – Всё, разбирайтесь дальше сами. Мне не звонить, буду занят.
Друзья проводили его подозрительными взглядами, однако никто не осмелился высказать вслух то, что крутилось на языке у всех.
- Убью тебя, - завершил период затянувшегося молчания Неджи и в очередной раз поднёс к мрачному лицу свою чашку.
***
Гаара сбросил звонок и швырнул телефон на футон:
- Вот это идиот, ну надо же было таким родиться!
Двое сидящих напротив мальчишек смотрели на него вылупленными глазами, а Ли за их спинами крутил у виска:
- Ты вообще соображаешь, что при детях говоришь?
- Я? – удивился юноша, ткнув себе в грудь пальцем, и только сейчас понимание ситуации накрыло его: похоже, он так сильно разозлился на проклятого Инузуку, что совершенно не следил за языком, в итоге парочке молодых айкидок пришлось выслушать если не весь, то точно половину его золотого запаса матерных слов и обзывательств, некоторые из которых были придуманы мастером на всякие забавные неологизмы Узумаки Наруто.
Подобный удар юные умы выдержать были явно не готовы – по крайней мере, так считал Ли, потому что от него сейчас исходили в буквальном смысле убийственные волны, и Гаара, которого до этого момента слегка раздражала невозможность побыть с ним наедине, теперь обрадовался, что малышня увязалась за ними в номер.
Рюаки прочистил горло и с видом любопытствующего исследователя поинтересовался:
- Гаара, а что значит «долбохренский хуепин»?
За спиной ученика Ли изобразил на своей шее удушение и повёл бровями в его сторону. Гаара расплылся в идиотской улыбочке:
- Это который пинает… который ничего не делает – лентяй, короче. Ты только не повторяй это больше никогда, это очень плохие слова. Если будешь так выражаться, Ли-сенсей тебя выгонит из секции.
- Вот именно, - подтвердил молодой инструктор, положив руки ученикам на плечи. – А вообще, мальчики, шли бы вы в общий зал – может быть, заведёте себе новых друзей.
Длинноволосый Харука обернулся к учителю и, несомненно, будучи более догадливым, чем его друг, сразу же поднялся:
- Тогда встретимся на вечерней лекции. Пошли, Рюаки.
Дверь за ними закрылась, знаменуя тихим скрипом возникновение неловкой тишины. Ли рывком поднялся на ноги и, всё ещё в айкидодзе, принялся расхаживать по комнате, его хакама при каждом резком шаге издавали зловещее шуршание. Гаара непроизвольно выпрямился и сидел теперь в позе сэйдза, словно он был провинившимся учеником.
Наконец блуждание по номеру прекратилось, и Ли замер за его спиной.
- Я понимаю, что твой друг заслужил головомойку, - вздохнул он разочарованно, - но, Гаара, тебе девятнадцать лет, пора бы уже сначала думать, а потом говорить.
Гаара откинул голову назад, посмотрел на него снизу вверх с кривой усмешкой:
- Сядь. Ну, сядь, - повторил он настойчивее, поймав недоверие в глазах молодого человека.
Когда Ли подчинился и опустился на свой футон напротив юноши, тот взял в руки его левую ладонь и, глядя пристально в глаза, принялся разматывать вечно намотанный до локтя плотный эластичный бинт, слой за слоем. Проделывал он это в полном молчании.
Из-за двери доносились приглушённый звуки: мимо ходили люди, кто-то заливисто хохотал, кто-то вступил в жаркий спор о стилях айкидо. Всю эту запруженную незнакомцами реальность внезапно словно отрезало, откинуло куда-то, и остались только они: глаза в глаза, шорох от разматываемых бинтов, за окном – завывающая одиноким волком пустыня.
Когда оба бинта длинными белыми змеями легли на пол между их коленями, Гаара, всё такой же безмолвный, протянул руку и провёл мягко кончиками пальцев по векам любовника, заставляя того закрыть глаза, затем поднёс к губам одну из его ладоней, грубую, покрытую старыми белыми шрамами. Лёгкие, едва ощутимые поцелуи и щекочущее кожу тёплое дыхание заставили Ли закусить нижнюю губу, но Гаара не дал ему отстраниться – придвинулся ближе, взял вторую ладонь.
В жесте этом, самом что ни на есть интимном, смешались воедино мольба о прощении, благодарность за исполненный чудесных моментов день, наконец, признание, но этого было мало, и юноша, приподнявшись на коленях, обвил руками шею любовника, зацокал языком, качая головой, когда тот попытался открыть глаза, и когда условия его игры приняли беспрекословно, принялся на этот раз покрывать поцелуями его лицо. Касаясь нежно губами щёк, кончика носа, тонкой, чуть подрагивающей кожи век, Гаара думал о том, что никогда прежде не представлял себя в такой роли – роли заботливого возлюбленного. То, что произошло с ним за последние несколько недель и продолжало происходить, изменяло его постепенно и навсегда – с каждым днём он понимал это всё чётче, и перемен этих он ожидал с нетерпением.
Он замер, едва касаясь своими губами губ любовника, дразня горячим дыханием, и, наконец, произнёс то, ради чего затеял всю эту нежную увертюру:
- Как ты и хотел, я вначале подумал, а теперь говорю. Я люблю тебя.
Никто не спешил соединяться в поцелуе: Ли медленно открыл глаза, словно выплывая из сновидения, и они долго и пристально смотрели друг на друга – почему-то это было очень важно. Гаара смотрел ровно, без былой робости перед глубокими чувствами – этот этап был им уже пройдён, наступило время ставить себе новые цели. Что ждало его на этом пути в будущем, он не знал, и впервые в жизни ему было действительно всё равно, ибо слишком сильна была его вера. В себя, в Ли – в них.
Затем их губы наконец-то встретились, из нежного поцелуй постепенно превращался во всё более страстный, и в определённый момент Гаара осознал, что задыхается в своей одежде. Словно услышав его немую просьбу, Ли, не глядя, развязал пояс на его хакама, мягко освободил от плотной куртки – та отлетела в сторону, бряцнув по полу значком с гербом Конохи; прошуршали чёрные хакама, за ними же последовало всё остальное, и вот он лежал на футоне совершенно обнажённый, отвечая на ласки всем телом, пропуская через себя всю гамму ощущений от прикосновений и пытаясь глотнуть хоть немного воздуха из-за сбившегося дыхания.
За недолгий период их отношений Ли успел выучить слабые места Гаары и теперь вовсю пользовался этим знанием: то проведёт языком влажную дорожку по линии подбородка, то наполнит жарким дыханием впадинку пупка, то зацепит зубами кожу с внутренней части бедра. Сегодня любовник был с ним как никогда нежен, каждым движением как бы благодаря за долгожданные слова. Гаара не смог сдержать протяжный стон, когда почувствовал его у себя внутри, и поспешно сунул в рот край подушки, но тут же разжал зубы, подхваченный новой волной наслаждения. Он обвил ногами торс Ли и крепко сжал, привлекая к себе, вдыхая аромат его тела, вонзая зубы в сильное плечо, где ещё виднелись метки от предыдущего раза. Кажется, пленённый растущим внутри всепоглощающим чувством, сметающим все барьеры, открывающим всё тайное, он повторял, задыхаясь, заветное признание и даже, возможно, слышал его эхом в ответ, но позже он не мог этого вспомнить, потому что в следующее мгновение сознание разом опустело и его вознесло до таких вершин, о которых он раньше и не подозревал.
Он не желал разжимать объятий, даже когда их снова опустило на землю. Капли пота стекали с лица Ли и падали ему на грудь, тяжело вздымающуюся и опускающуюся. Гаара приподнял его лицо за подбородок, заставил склониться к себе и крепко поцеловал. Ему хотелось прямо сейчас, сию же минуту сказать ещё тысячи ласковых слов этому особенному человеку, вот только сердце всё не желало успокаиваться, и оттого, прервав поцелуй, они снова сцепились взглядами, обдавая разгорячённые лица друг друга волнами тёплого дыхания. На слова они найдут время позже. Их ожидает целая вечность времени, чтобы высказать их друг другу.
***
Дейдара наблюдал за мужчиной уже некоторое время. Тот стоял в отдалении в группе детективов, пил с ними кофе, но острый взгляд его то и дело обращался в их с Итачи сторону, будто на самом деле он хотел быть с ними, а не вести пустые беседы с вымотанными полицейскими. На незнакомце была надета полицейская униформа с атрибутикой дорожной службы, оттого на фоне по-офисному одетых детективов со значками, прикреплёнными небрежно у кого к нагрудному карману, у кого к ремню брюк, он выделялся, и Дейдаре оставалось только гадать, что же он забыл в уголовном отделе.
Они с Итачи недавно закончили обедать, а теперь расположились в специально отведённом для них углу и отдыхали перед новой миссией. Вскоре должен был прийти Орочимару, чтобы провести инструктаж, поэтому они наслаждались последними минутами блаженного отдыха: Итачи отвлечённо подносил ко рту сигарету и, похоже, готов был задремать, а Дейдара, сидя напротив в кресле, читал книжку – до тех пор, пока не почувствовал на себе взгляд незнакомца в полицейской форме.
Несмотря на сон, который позволили им после допроса, Дейдаре казалось, что день этот – продолжение вчерашнего, а тот, в свою очередь, – продолжение предыдущего: слишком многое происходило, и сознание его не справлялось с обработкой всей информации, поэтому ощущения нового начала с наступлением утра не приходило. Итачи, похоже, чувствовал то же самое, хотя они об этом не говорили – не нашлось ни свободной минутки, ни достаточно уединённого места.
Внезапно тот черноволосый полицейский отделился от кружка детективов и направился в их сторону. Дейдара автоматически опустил ноги с кресла на пол и выровнял спину – уж слишком строго выглядел этот истинный блюститель порядка. Похоже, Итачи действительно уже почти засыпал: с кончика сигареты его, зажатой в зубах, свисала приличная горка пепла, грозившая упасть ему на рубашку, а он даже этого не замечал. Незнакомец остановился от них в двух шагах, окинул Дейдару придирчивым взглядом, затем подошёл к Итачи сзади и вдруг совершенно бесцеремонно выдрал у него изо рта сигарету, после чего профессиональным движением курильщика швырнул в переполненную пепельницу. Итачи подскочил на месте и уставился на полицейского диким взглядом, но совладать со своей речью от удивления не мог – только открыл рот, но тут же его и захлопнул, не издав ни звука.
- Обещай, что бросишь, когда всё это кончится, - загремел мужчина тяжёлым басом, и только сейчас притуплённое усталостью сознание Дейдары указало ему на очевидное внешнее сходство этих двоих полицейских. Видимо, решил он, это был старший Учиха.
- Папа… - в подтверждение его слов пролепетал Итачи слабо.
- Я не знаю, что вы там с Кисаме и Такэо задумали, - прервал его отец строго, - меня в детали операции не посвящают, но я надеюсь, ты дурью не маешься и не загоняешь себя до полуобморочного состояния.
Услышав эти слова, Дейдара усмехнулся: как раз этим Итачи и занимался.
- Я в порядке, - ответил молодой детектив с намеренной сухостью в голосе.
Старший Учиха скрестил руки на груди, вид при этом приобретя донельзя упрямый, и продолжил тоном проводящего допрос инспектора:
- Тебе точно можно всё это делать? После сотрясения могут быть осложнения, я спрашивал у наших медиков.
- Всё будет хорошо, - бросил Итачи, отводя взгляд в сторону, и наблюдающему со стороны Дейдаре удалось поймать в его чёрных глазах тень грусти.
- Ну, смотри, - брови мужчины сомкнулись, образовав на лбу глубокие морщины. – Не доставляй нам с матерью лишних хлопот.
Итачи встрепенулся:
- Мама знает?
- Догадалась, - с неохотой признался отец, затем добавил: - Кисаме мне вчера сказал, что ему звонил Саске, он наш с Микото разговор, видимо, услышал. Так что все за тебя переживают, все ждут тебя дома, Итачи. Заканчивай с этим поскорее и возвращайся.
По лицу младшего детектива прошла волна облегчения, и он позволил себе кроткую улыбку:
- Обязательно, папа.
В коридоре замаячила фигура Хошигаке Кисаме, и старший Учиха поспешил за ним, бросив сыну напоследок:
- И ел чтоб нормально!
Поравнявшись со старшим инспектором-детективом, он пожал ему руку и сделал жест в сторону выхода – похоже, приглашал для приватной беседы. Дейдара наблюдал молча за тем, как Итачи провожает их взглядом, но любопытство всё же взяло верх, и он спросил:
- Твой отец, стало быть, тоже в полиции служит?
Итачи, не отрывая взора от удаляющихся спин дорогих ему людей, бросил:
- У нас почти все мужчины в роду полицейские. Я, правда, единственный в уголовном розыске.
- Понятно… Стало быть, тот мальчик, который приходил как-то за тобой, это твой родной брат?
- Что? – переспросил Итачи рассеянно.
- Ну, когда ты впервые пришёл в квартал, за тобой приходил такой парень, и ты сказал, что это твой двоюродный брат, семья которого живёт здесь. Помнишь?
- А-а, да. Это Саске, он мой младший брат. Родной, конечно. По моей легенде, я ведь в Коноху один приехал, сбежал от семьи, поэтому, когда его увидел, пришлось срочно придумывать историю, а лучшего в голову не пришло. Он не должен был там оказаться в тот день, это не было частью плана.
Дейдара кивнул, и внезапно в уставшем сознании зародилась мысль, что он немного завидует своему новому другу: у того есть настоящая семья, которая его любит, дом, в котором его ждут, любимый человек, ради него готовый идти на пули с голой грудью… Что ни говори, а Учиха Итачи был счастливчиком. Юноша попытался вспомнить, когда в последний раз разговаривал со своим отцом. Ему было столько же, сколько Сасори, когда он сбежал из родного города от родительской тирании, поэтому, должно быть, уже почти десять лет прошло с тех пор, как он видел лица мамы и папы. Интересно, они хоть живы?.. Знают ли, где он, чем занимается, к чему стремится? Хотят ли они это знать?..
Из пучины болезненных раздумий его вырвал раздавшийся смешок – Итачи сидел, подпирая подбородок кулаком, и чему-то улыбался.
- Чего ты? – спросил Дейдара, запоздало осознав, что и его губы растягивает заразительная улыбка.
- Да просто подумал… Саске, брат мой, сейчас проходит через очень сложный период: есть один парень…
Блондин удивлённо приподнял брови:
- Он что, тоже в теме?
- Похоже на то, - хихикнул Итачи. – Так вот, характер у моего Саске непростой – его легко вывести из себя, и тогда он начинает пороть горячку. Я как представил себе, сколько глупостей он успеет натворить с этим своим Наруто, пока я вернусь!.. Ужас да и только.
Дейдара бросил взгляд на часы – если Орочимару приедет вовремя, у них есть ещё двадцать минут свободного времени. Он вновь закинул ноги на кресло, принимая удобную позу, и попросил:
- Расскажи ещё!
***
Ему не следовало этого делать. Не следовало после разговора с Наруто по телефону мчать первым делом к компьютеру, задавать в поисковик его ник, искать среди результатов ссылку на сообщество, о котором собеседник упомянул вскользь – ничего этого делать не следовало. Саске подкупила фраза Наруто, что в этой ячейке Интернет-сети они с друзьями хранили фотографии, начиная с формирования их коллектива, то есть, три года назад. Посмотреть на своего возлюбленного первокурсником было слишком любопытно, и он не удержался.
Двадцать минут спустя после нахождения им нужного сайта Саске уже мчал по улицам родного города, не разбирая дороги, не обращая внимания на катящиеся по лицу капли пота, не видя перед собой совершенно ничего. Всё его внимание принадлежало тяжёлому ощущению в груди, будто кто-то вшил туда камень, и тот тянул его непрестанно к земле. В ушах шумела кровь, заглушая мысли, откидывая назад, на задворки сознания здравый смысл, и в голове царствовала вопиющая пустота.
По договорённости, он должен был прийти только через час, но попросту не смог сидеть дома, в одиночестве. Голова буквально лопалась от обилия сумбурных мыслей. Всему виной было это сообщество, будь оно проклято. Наруто первокурсником он увидел, как и хотел, но вместе с этим обнаружил ещё массу отвратительных вещей, знать о которых ему не хотелось никогда.
«Сладкая парочка, как же, - бормотал он про себя, мча вслепую по улицам города. – Тег даже отдельный для них создали. Женить собираются. И Наруто… «Никуда ты от меня не денешься, приползёшь обратно». Чёрт бы тебя побрал, Наруто, чёрт бы тебя побрал!..».
В голове снова и снова крутилась эта фраза, которую он вычитал в комментариях к очередному «сладкая парочка»-отмеченному посту. Кто-то из друзей спрашивал, мол, что ты будешь делать, если крашеный забросит свои бесконечные интрижки и найдёт себе кого-то серьёзного, Гаара поддакнул: «Действительно, Узумаки, что ты сделаешь?», а Наруто… А Наруто ответил так, что Саске всё сразу понял.
Знаки судьбы предупреждали его. С самого утра, с разговора родителей, потом в академии с историей Нагоми, через дядю Обито и, наконец, когда всё это сложилось воедино, общая картина раскрылась перед его взором.
Ничего не значила эта вчерашняя сцена. Абсолютно ничего. Наруто был хорошим притворщиком, а на самом деле всё, что ему было нужно, это чтобы Гаара приполз к нему обратно на коленях, вымаливая прощение, чтобы взревновал и понял свою ошибку. Он же, Саске, стал всего лишь инструментом для управления – не зря ведь имя Наруто стояло на первом месте в якобы шуточном опросе «Кто из нас наибольший манипулятор»; даже Гааре досталось только второе место.
Для Саске оставалась всего одна, последняя надежда: если Наруто, увидев его, не станет вести себя обыкновенно, как по телефону, а хотя бы как-то даст знать, что вчерашний почти что поцелуй имел для него значение, - он простит всё. Если же нет… Что тут гадать?
Как это произошло, он не помнил, вот только он уже поднимался в лифте на одиннадцатый этаж, и смешно, как вчера, ему уже вовсе не было. Камень в груди всё тянул вниз, и проснувшийся из глубин подсознания трусливый голосок увещевал: «Тебе всё кажется, ты всё выдумал».
«Кажется… - хмыкнул про себя Саске, горько улыбнувшись установленному в лифте зеркалу. – Кажется, надо же…».
Дверь он не стал открывать своим ключом, который всё время забывал вернуть, - позвонил. Позвонил ещё раз, когда через минуту не ответили, и ещё. Наконец с той стороны раздались шаги, загремели ключи и дверь распахнули. Наруто стоял в одних только шортах, надетых на влажное тело, и с мокрыми волосами. Пару секунд он в совершеннейшей растерянности пялился на гостя, затем выдохнул:
- Ой, прости, я думал, это папа зачем-то вернулся!
Саске опустил взгляд, избегая соблазна поглазеть, сделал шаг внутрь, прошёл мимо блондина, не снимая ботинок, и направился к лестнице на второй этаж. Ему казалось, если и разбираться в их личных делах, то только не здесь, в прихожей, которую он ассоциировал с радушной улыбкой Намикадзе-сана, а в комнате Наруто, где всё это безумие и началось.
- А-а… Что-то произошло? – вопрошал, семеня сзади, хозяин.
Саске не стал отвечать до тех самых пор, пока они оба не оказались в спальне. Со стены на него насмешливо глядел Гаара. Кровать была разворочена, на ней сверху лежала вываленная в кучу одежда: джинсы, майки, футболки. Он развернулся и посмотрел в глаза притихшему блондину.
- Скажи мне только одно, Наруто. Тебе понравилось?
- Да о чём ты? Можешь вообще объяснить нормально?
В его выразительных голубых глазах действительно читалось недоумение, и Саске немного смягчился – но только на самую малость.
- Играть со мной, вот что. Понравилось, я спрашиваю? – Выражение искреннего недоумения не сходило с лица разоблачённого манипулятора, и он со вздохом пояснил: - Я видел всё. Фотографии, видео, читал переписку. Ты думал, я не догадаюсь, что за всем этим стоит? Или ты специально упомянул про ваше сообщество, чтобы дать мне последний шанс сбежать?
Полотенце упало с плеч Наруто, когда он резко возвёл руки и вцепился пальцами в мокрые волосы.
- Да о чём ты, чёрт бы тебя побрал, сраный ты Учиха, говоришь?! Я ничего не понимаю! Что тебе в голову взбрело?!
- Это мне взбрело?! – внезапно рявкнул Саске, почувствовав, как его наполняет чёрная злоба. – Это тебе взбрело меня использовать, чтобы Гаару своего вернуть! Чтобы на коленях потом к тебе приполз, прощения просил!
- Да при чём здесь Гаара вообще? – тоже повысил тон Наруто, делая шаг вперёд.
Саске, дабы не чувствовать себя защищающимся, тоже подступил ближе.
- А если ни при чём, то скажи мне, - выплюнул он ядовито, - скажи, как ты к нему относишься. Прямо сейчас, давай. Скажи.
Наруто сделал ещё шаг – шаг сделал и Саске.
- Это не твоё дело, Учиха, как я к нему отношусь, понятно? Я не обязан отвечать на твои идиотские вопросы.
- Уходишь от ответа, - презрительно фыркнул Саске. – Ты всегда это делаешь, когда дело касается его. Ну, признайся, что тебе стоит? Ты затеял всё это, чтобы свести с ним счёты, да?
Теперь они стояли совсем близко и буравили друг друга тяжёлыми взглядами. В глазах Наруто сверкнула сталь:
- Ты просто невероятный подонок, Саске, если после всего так обо мне думаешь.
- У меня нет выбора, Наруто. Ты мне его не дал.
- Заткнись, - процедил Наруто сквозь зубы, и от взрыва эмоций, отразившихся разом на его лице, камень, зашитый в груди у Саске, разом будто потяжелел в десятки раз – так, по крайней мере, ему показалось, когда он терпел на себе этот постоянно меняющийся взгляд и не мог решить, как теперь быть.
Он не увидел ни показного раскаяния, ни злорадства, и этот факт несколько сбивал с толку. Но Наруто, сказал он себе ещё раз, был хорошим актёром, об этом не следовало забывать.
- Ну, признайся. – Голос его вдруг опустился до хриплого шёпота, в горле засаднило от недавних криков, и пришлось проглотить жёлчный комок, чтобы продолжить. – Я, может быть, стукну тебя разочек, пожелаю вам счастья и уйду.
От этих слов по лицу Наруто судорогой прошла какая-то новая, сильная эмоция, он вдруг обхватил его голову ладонями, потянул вниз, к себе – и…
Саске целовали в первый раз в жизни. Все говорят, что поцелуи сладкие, особенно первые, потому что самые памятные, но для него это не было правдой. Он ощущал горечь: от слов, от всего, что происходило с ними. Горечь и ещё – возбуждение, нарастающее с каждой секундой, что Наруто прижимался к нему. Это было то, чего он жаждал слишком давно, и, даже помня о правде, он не смог сдержаться и притянул к себе влажное податливое тело, ближе, ближе.
Суйгетсу бы, верно, им гордился, потому что ему наконец-то удалось отключить мозг и переложить всю ответственность на голый инстинкт. Инстинкт подсказал ему, что делать, чтобы заставить Наруто задрожать и издать протяжный стон, повиснув у него на шее. Инстинкт знал, когда настало идеальное время швырнуть его на кровать, прямо на кучу одежды, сесть сверху, грубо раздвинуть ноги коленом, впиться в губы новым поцелуем.
Наруто извивался в его объятиях, дышал глубоко, подрагивая всем телом на выдохе, и Саске ощущал, что становится пленником этого момента, и затягивает его всё сильнее и сильнее. В порыве страсти из головы напрочь вылетело, что сейчас, по сути, он делает то, чего Наруто от него хотел.
«А потом, - промелькнула призрачная мысль, - он спокойно подождёт, пока Гаара вернётся к нему, выслушает его мольбы, повредничает, но в конце концов примет обратно, ну а ты…»
Перед внутренним взором неожиданно замаячила, задразнила увиденная недавно фотография с поцелуем – та самая, с первой совместной загородной поездки три года назад, с которой в компании друзей начались шуточки насчёт их тайного романа и которой Гаара и Наруто сами любили подначивать друг друга. Непосвящённого в эволюцию дружбы этих двоих Саске именно эта фотография как ничто другое уверила в своих доводах. По телу словно прошла отрезвляющая волна электрического тока: Саске рванулся, высвобождая себя из объятий, пихнул Наруто, потянувшегося следом, в плечо – тот упал спиной обратно на кровать.
- Ты блядь, Наруто, - выдавил он сквозь душащую обиду и, не желая видеть заплескавшейся в голубых и всё ещё любимых глазах боли, развернулся к выходу.
Дежа вю. Однажды он вот так же стремительно спускался по этой лестнице, только в руке был зажат телефон с оранжевой панелью, а вслед ему неслись проклятия. Теперь же он слышал только звук собственных торопливых шагов. В комнате наверху было тихо.
Саске выбежал на площадку, рванул вниз по лестнице, но остановился между шестым и седьмым этажом, ухватился крепко за перила правой рукой, а левой – за сердце, что стучало, болело, разрывалось на куски.
Он стиснул зубы так, что те противно скрипнули, и продолжил спуск.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 5
День: 4
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
От автора: заранее прошу прощения за полёт фантазии, я никогда не занималась айкидо.
Глава 32
Четверг 20 мая
Любовная эйфория имеет одну весьма нехорошую тенденцию – быстро испаряться, оставляя после себя в груди только выжженный след пустоты и уныния. Именно этот след и не давал Саске забыться сном в ночь со среды на четверг: напоминал о себе ноющей болью, возвращал в реальность и снова, снова наводнял сознание вопросами и сомнениями.
Началось всё с простого: лёгши спать, Саске, всё ещё обёрнутый в романтическую пелену короткой близости, начал по своему обыкновению представлять себе дальнейшее развитие событий и то, как повлияет на его жизнь недавно открытое однополое влечение. Отключить мозг, как советовал Суйгетсу, у Саске не получалось, ведь речь шла о его будущем, поэтому пришлось вместо положенного сна прокручивать в мозгу плёнки вероятностей, оценивать их реальность с точки зрения здравого смысла – и да, приходить к неутешительным выводам. Помимо того, что совместную жизнь с Наруто, выросшим в мире, совершенно отличном от его собственного, представить себе он попросту не мог, к мрачной картине добавлялись ещё и неизбежные конфликты с семьёй, с родственниками, на работе. Особенно Саске беспокоила семья, и не столько даже папины нервы и мамино разочарование, сколько нарушение гармонии в доме. Для него, как для типичного Учихи, всего важнее был мир в родных стенах, и вносить свою лепту в разрушение хрупкого равновесия, особенно после Итачи, он не решился бы. Стало быть, выход оставался один – враньё. Ему придётся как можно раньше съехать от родителей, снять собственную квартиру, чтобы не выдать сожителям ненароком свой образ жизни, возможно, даже жениться на какой-нибудь девушке, которую он не будет любить, а там уже – будь что будет…
С одной стороны, думать о чём-то настолько отличающемся от привычных планов на будущее, было увлекательно, но когда разум опустил Саске на землю, заставив предстать перед фактом, что рассуждает он не о каком-то несуществующем персонаже приключенческого романа, а о себе, о личности, о человеке – стало тоскливо. Ко всему прибавились волнения о брате, о том, где он сейчас: рискует жизнью в очередной раз или, может быть, спит, измотанный напряжением последних дней?
Минуты тянулись и вязли в ткани пространства, стрелки на часах передвигались с трудом, словно им нужно было прилагать для этого невероятные усилия, и когда Саске надоело лежать в до противного тёплой постели и усугублять и без того невесёлую картину, развернувшуюся перед внутренним взором, он поднялся, открыл балкон и ещё долгое время стоял там, вдыхая ночную прохладу и прислушиваясь к звукам поздней ночи. Он понимал, что любой нормальный парень его возраста радовался бы перспективе завтрашней встречи, обещающей долгожданное, но склад ума у этого не по годам серьёзного молодого человека был таков, что отбросить фактор будущего он попросту не мог себе позволить.
Вскоре Саске услышал шорохи, раздающиеся из кухни, и, не желая себя выдавать, подошёл неслышно к двери вплотную и прислушался. Мамины быстрые и лёгкие шаги он узнал сразу. Она то садилась и надолго замирала, то вдруг поднималась и начинала бесконтрольно нарезать круги по небольшому пространству кухни. Так продолжалось около двадцати минут, затем к ней присоединился отец, и Саске стал прислушиваться вдвойне внимательно.
Похоже, мама уже простила папу за умалчивание о нахождении Итачи в больнице, и теперь они, как и много раз до этого, объединились, чтобы пережить беду вместе, как муж и жена, как две половинки. Разговор, однако, у них выходил достаточно странный, словно они намеренно решили обсуждать одну проблему, дабы не возвращать своё внимание к другой, куда более важной. «Думаю, ты была права насчёт Кисаме, - продолжая явно начатый прежде разговор, сказал папа. – Он действительно очень заботится об Итачи. Я… решил, что они правильно поступили, что не говорили никому, даже нам». «Это хорошо, Фугаку. Тебе не стоило отталкивать его. Ни его, ни Итачи, - ответила мама с облегчением в голосе. – Но… Есть кое-что, что меня беспокоит». – «Что?» - «Кисаме гораздо старше нашего Итачи, у него сформировался свой взгляд на мир, на будущее. Помнишь, он раньше часто говорил, что хочет семью, как у нас? Фугаку, ты не думал о том, что, может быть, он когда-нибудь захочет жениться? И с чем тогда останется Итачи?» - «…Думал, конечно. Всё это очень даже возможно». – «И что, мы ничего не сможем поделать?» - «А что тут поделать? Будем надеяться, что всё решится хорошо. Кисаме к нему относится серьёзно, об Итачи я даже не говорю. Хм… Теперь у нас остался только Саске, да, Микото?» - «Ну что ты такое говоришь! У нас два сына!» - «Я знаю, знаю, дорогая, успокойся. Я имел в виду, что продолжать род придётся Саске». – «Вот только не надо давить на мальчика, как ты умеешь, он сам разберётся, что ему нужно». – «Ха! Знаешь, после того, какую нервотрёпку мне устроил Итачи, я уже, боюсь, потерял эту способность». – «Ой, скажешь ещё… Главное, чтобы оба были живы и здоровы». – «Конечно, ты права, но…»
Саске бесшумно прокрался к кровати и надел наушники, чтобы не слышать дальнейшего разговора. Любимой музыке удалось вскоре убаюкать его, и беспокойный сон увлёк его за собой в свой причудливый мир. В сновидении Наруто цеплялся за его одежду и с диким взглядом умолял вернуться, но куда, откуда, зачем – Саске не знал, да и незачем ему это было знать, потому что лишь только его пустую, без второго жильца, комнату наполнил настойчивый звонок будильника, все картинки-образы выветрились из его головы, и остался только неприятный комок в горле, будто очень хотелось плакать, а он себе не позволял.
***
- Мы просчитались.
Кисаме поднял на него удивлённый взгляд, то же сделал и не спавший всю ночь старик Такэо. Орочимару поднял со стола распечатанный список с именами, собранный вчерашним вечером, и смял его в кулаке:
- Его здесь нет. Он обманул нас. Он каким-то образом обхитрил нас.
- Почему вы так думаете? – спросил Кисаме спокойно, отобрал у него скомканную бумажку и принялся распрямлять.
Они старались говорить по возможности тихо: на диване в углу кабинета начальника отдела уголовных расследований спал, прикрыв глаза ладонью, Дейдара, а в кресле рядом дремал Итачи. Обоих привезли в участок под утро в полуобморочном состоянии и потом ещё около часа допрашивали, прежде чем у них появилась возможность отдохнуть, но сил возвращаться в квартал ни у кого не нашлось, поэтому юношам позволили вздремнуть здесь, пока специалисты обрабатывают полученные данные.
Орочимару не мог ещё объяснить своего знания, не мог выразить словами, откуда в нём эта уверенность – и, тем не менее, он знал. Дьявол в очередной раз оправдал своё имя и перехитрил их, перехитрил его. Да, теперь это уже превратилось в личное противостояние, Орочимару ощущал это всем своим существом. Итачи мог полагать, что главная роль принадлежит ему, что бросил вызов убийце именно он, но в реальности он был ничем иным, как телом-приманкой, а тело выполняет то, что скажет ему мозг. В их тандеме мозгом являлся Орочимару. Было жестоко и, пожалуй, несправедливо так относиться к молодому детективу – да что там, просто к человеку, но Орочимару понимал, что слишком поздно что-либо менять: тьма внутри него, та, которая позволяла ему проникнуть в самые глубины мышления кровавых убийц и щёлкать загадки их поведения, как орехи, очнулась, взяла след, и теперь ничто не сможет остановить её до самого конца.
Учёный опустил взгляд на карту, где со вчерашнего дня появилась масса условных обозначений в виде стрелочек, крестиков и сокращений. Где-то среди этих схематических прямоугольников обитает зверь, по каким-то из лент-улиц ступают его ноги, и когда пелена ночи накрывает звёздным одеялом город, глаза его загораются жаждой, утолить которую могут только муки и судороги живого существа – человека... Орочимару сжал ладони в кулаки так сильно, что, казалось, затрещали кости в пальцах.
«Я найду тебя, - пообещал он невидимому сопернику. – Ты прячешься где-то там, я знаю это. И я отыщу тебя, можешь не сомневаться».
От недостатка сна и от напряжения последних дней сердце мстило ему резкими покалываниями и раскатами боли по всей левой части груди, в лаборатории он не появлялся с позавчерашнего утра, всю свою энергию мысли устремляя на эту операцию – как раньше, в Нью-Йорке, отдаваясь работе до последней капли. Тогда усталость часто заставала его за рабочим столом, и он, сморённый ею, засыпал прямо на своих записях, забыв об ужине, об обещании больше заботиться о себе, а наутро было невыносимо стыдно смотреть в глаза любимому человеку…
Но как же, чёрт побери, сложно было думать о своей привычной жизни, когда здесь, в этом кабинете, в компании с этими людьми – шла охота! Зверь был хитёр, а охотник неутомим, оттого всё уже было предрешено заранее, законами природы. Осталось только умело дождаться, когда зверь покажет голову из-за высокой травы, почуяв привязанную приманку. Сопротивляться соблазну он не сможет. О нет, ни за что в жизни.
Орочимару повернулся к Такэо и Кисаме:
- Господа полицейские, вы проработайте всё-таки этот список до конца, а мне нужно обдумать сегодняшний план действий в больших подробностях. Чтобы, сами понимаете, всё прошло без сучка без задоринки.
***
- Катсуро?
Долговязый короткостриженый брюнет с высокими скулами и смуглым лицом оторвался от изучения информационного плаката на стене и обернулся на зов. Лицо его удивлённо вытянулось:
- Гаара, ты, что ли?
Юноша усмехнулся:
- Я.
Большинство участников уже занимали места в зале, лекция вот-вот готова была начаться, и в коридоре они остались только вдвоём.
- А ты как здесь?.. – Взгляд карих глаз Катсуро упал на зелёный значок Такашима Додзё с гербом Конохи, прикреплённый к форме Гаары. – А-а, точно, я слышал, ты в Конохе теперь.
- Уже шесть лет, да, а сюда приехал со своими… Что? – спросил он настороженно, заметив, насколько пристально старый знакомый рассматривает его лицо.
- Да ничего, - замотал головой тот, - просто… ты улыбаешься. И разговариваешь. Непривычно как-то.
Улыбка Гаары стала шире: узнав в толпе айкидок Катсуро, он даже не подумал о том, что те, с кем он занимался в Суне, помнят его совершенно другим человеком. Мысль эта, однако, нисколько не удручила его и даже наоборот – лишний раз доказала, что Коноха открыла в нём только лучшие стороны.
Катсуро продолжал смотреть пристально и задумчиво, затем вдруг отметил:
- Похож немного, да.
- На кого?
- Да на парня-суновца, которого недавно в вашей Конохе грохнули, - объяснил старый знакомый со вздохом. – Мой брат с ним в один класс ходил, и жили они недалеко от нас, в таком доме большом совсем рядом с торговым центром, помнишь?
- Кажется, да, - кивнул Гаара нетвёрдо, - там ещё ворота такие помпезные стояли.
- До сих пор стоят. Так вот, мы на днях с пацанами как раз тебя вспоминали – все согласились, что вы с Сасори немного похожи. – В глазах Катсуро проскользнула искра. – Только ты, конечно, значительно красивее.
Одних только взглядов было достаточно, чтобы вместе, не произнося ни слова, воссоздать в памяти события шестилетней давности: первое влечение, первый взрослый поцелуй, первый секс, не значащий абсолютно ничего, а всё-таки врезавшийся в память – не сотрёшь. Гаара вспомнил, что за время их с Катсуро короткой связи они практически не разговаривали друг с другом, только редко, и то лишь обрывочными фразами: «Осторожнее», «Кто-то идёт», «Больно». Тогда ему действительно казалось, что этого достаточно, и когда настало время уезжать, он без труда расстался с любовником, первым из череды бессмысленных интрижек, ожидавших его в следующие пять лет жизни. Теперь, ощущая на себе тот же, что и в прошлом, лоснящийся плотским желанием взгляд, Гаара вдруг почувствовал себя очень грязным, и захотелось поскорее расстаться с этим человеком – придумать какую-нибудь отмазку и поспешить в зал, чтобы найти Ли.
Катсуро повёл головой в сторону гудящей в зале толпы, и Гаара знал, что означал этот жест: «Никто не заметит, если мы сейчас уйдём». В голове зароились мысли – тяжёлые, неприятные мысли. Не будь он тем, кем он есть сейчас, то даже не тратил бы время на приветственную беседу – пошёл бы, не раздумывая. Если бы ему в своё время не повстречались люди, ради которых стоило и нужно было меняться, где бы он сейчас был? На локтях и коленях в какой-нибудь комнатушке, где душно, и в ухо дышат жаром, и не особенно беспокоятся о том, чтобы ему тоже понравилось.
Только сейчас, в этот момент, до Гаары в полной мере дошла вся грязь и ненужность того, на что он потратил несколько лет своей юности, и от этого откровения в сердце будто вцепился ядовитый крючок и кто-то безжалостно потянул за него – Гаара едва удержал руку от того, чтобы поднести её к груди, помешать выдрать. Никогда в жизни его с такой чудовищной силой не ударяло осознанием собственных ошибок - оглушённый, он растерялся, напрочь забыв, как здесь оказался и почему Катсуро смотрит на него так выжидательно.
- Гаара?
Знакомый голос вывел его из оцепенения. Ли стоял у входа в зал, упирая руки в бока, стоял неподвижно, не собираясь делать и шага в их сторону, но настороженный прищур выдавал его состояние с головой. Катсуро тоже обернулся в его сторону, затем спросил едва слышно:
- Твой?
- Мой, - усмехнулся Гаара облегчённо, интуитивно ощутив, что приглашающая пелена желания, минуту назад окутывающая его давнего знакомого, испарилась, оставив после себя только лёгкий осадок неудобства.
Катсуро мотнул головой в сторону зала, и губы его растянула странная улыбка, приятной которую назвать было нельзя.
- Иди тогда. И лекция скоро начнётся, мне тоже нужно своих искать.
- Ага. Здорово было тебя повидать.
- Тебя тоже, Гаара.
Они приблизились ко входу вместе, только долговязый суновец прошёл в зал, едва не задев Ли плечом, а Гаара в полной растерянности остановился. Что сказать, он не знал. Недавнее личностное открытие в сознании его ещё не сформировалось ни в слова, ни в решения – оно просто плыло цельным куском по реке его мыслей, и он подумал: пускай так и будет, пускай.
Ли провёл взглядом фигуру незнакомца, затем спросил:
- Знакомый?
- Да так, - отмахнулся Гаара, - было дело…
***
Саске терпеть не мог девичьих слёз и считал их пошлым притворством, но когда на перемене между занятиями он услышал, как плачет Нагоми, ему впервые в жизни стало жаль девчонку из-за рыданий. Нагоми он считал единственной из представительниц слабого пола в своей группе, чью болтовню можно было выносить – не потому, что она говорила умные вещи, а, скорее, из-за её характера: чем-то он находил её похожей на себя. Нагоми так же, как и он, придерживалась мнения, что Коноха и её жители достойны лучшей жизни, старалась изо всех сил, чтобы внести свой вклад в развитие любимого города, и пускай серьёзность её намерений постоянно откладывалась на неопределённое время из-за девичьей ветрености – Саске верил, что с годами девушка возьмётся за ум и применит все свои недюжинные способности для помощи и развития Конохи.
Нагоми, вся красная, с опухшими глазами и растёртой по лицу косметикой, сидела в конце аудитории в окружении подружек-утешительниц, шмыгала носом и не могла унять слёзы. Обычно Саске не вслушивался в трагичные истории юношеской любви, которыми полнилась академия, в частности первый курс, но этот раз был особенным – ведь сердечную рану нанесли Нагоми. Доверчивая девчонка, как выяснилось из её сумбурного рассказа, влюбилась в парня из другой социальной прослойки, и всё было неплохо, но лишь до момента, когда золотце-парень не снял шкуру овцы и не показал волчьи зубы. Поиграл – и выбросил, так это называет молодёжь, вспомнил Саске, сидя за своей партой с неестественно прямой спиной и принуждая себя не оборачиваться, ведь обернуться означало бы косвенно вмешаться в разговор, а ничего утешительного сказать бедной девушке он был не в состоянии.
История с подлецом-кукловодом почему-то крепко засела у Саске в сознании. Настроение, испорченное ещё ночными размышлениями и подслушанным разговором, лишь ухудшилось, а проклятая головная боль из-за недосыпа мешала сосредоточиться. Верящий в знаки судьбы Саске даже не сомневался, что история Нагоми была ничем иным, как засекреченным посланием ему, и ключом к пониманию этого служила схожесть их историй: он, как и бедная девушка, влюбился впервые в жизни, влюбился в парня с недостижимым для него социальным статусом, который, кроме всего прочего, тоже был мастак играть людьми. Логика, его неизменная подруга и соратница, подсказывала: это предостережение, но верить в это не хотелось, поэтому Саске попросту заблокировал копошащееся внутри неприятное предчувствие и принудил себя сконцентрироваться на занятиях.
В середине дня ему внезапно позвонил дядя Обито и настоял на совместном обеде, и хотя Саске удивился, к чему дяде было разъезжать по всему городу и тратить драгоценное время на болтовню с племянником, он всё-таки согласился – как-никак, они не виделись уже больше недели, а учитывая всё, что произошло, увидеть родное лицо было бы очень кстати.
Дядя отвёз его в свой любимый ресторан и, по своему обыкновению, перешёл на обсуждение цели встречи лишь во время десерта.
- Понимаешь, Саске, - заговорил дядя вкрадчиво, копаясь ложечкой в своём мороженом, - в юношеском возрасте тебе может казаться истинной масса вещей, которые на самом деле правдой не являются.
Саске поднял на него вопросительный взгляд. Хорошая еда немного подняла ему настроение, но от дядиной странной фразы все проблески радости сразу же потухли.
- Ну, - нетерпеливо вздохнул Обито, продолжая ковырять свой пломбир, - бывает, что думаешь, мол, что-то – на всю жизнь, до конца твоих дней, а потом… это что-то угасает, и ты продолжаешь жить, как жил. Ничего не изменится кардинально, разве что ты сам, но мир от этого не перестанет быть таким же, каким был раньше. Главное – это вовремя определить, что стоит за этими чувствами: истина или что-то ненастоящее. Понимаешь?
Дядины глаза блуждали по столу, цепляясь за предметы, и, каким бы хорошим дипломатом Учиха Обито ни был, Саске без труда разгадал, что кроется за туманными разъяснениями. Дядя Обито знал. Каким-то образом ему было всё известно. От этой мысли в голове его будто разом запустился некий мощный механизм, и все ресурсы мозга ринулись на его подпитку. Механизм крутил в своём металлическом нутре тысячи и тысячи догадок и предположений, определяя из них наиболее вероятные. У Саске закружилась голова: на миг он действительно представил себе такую машину внутри себя.
Итак, дядя знал. Сам он догадаться не мог, потому что отсутствовал всё это время – стало быть, ему кто-то сказал. Вариант с Намикадзе-саном отпадал сразу же – мужчина не имел ни капли подозрения насчёт их с Наруто искры (Саске искренне надеялся, что взаимной); значит, сказал Хатаке. А что? Он наблюдательный, он достаточно бесцеремонный, чтобы лезть в чужие дела, он…
И тут Саске накрыло новой волной откровения. Словно в подтверждение его догадкам, дядя продолжил, всё ещё избегая зрительного контакта:
- Знаешь, я в своё время тоже попадал в разные ситуации, когда… Когда казалось, что всё уже решено. Но я вырос, поумнел, встретил женщину, которую полюбил всем сердцем…
- Дядя, - перебил его Саске, удивляясь сквозящей в собственном голосе грубости. – Просто скажи прямо.
Выносить дальше такого дядю Обито, с растерянным взглядом, увиливающего от прямого разговора, было выше его сил – слишком много напряжения свалилось на Саске в этот день, слишком много неприятных размышлений преследовали его, и терпеть выкручивания от человека, которого любишь и которому доверяешь почти так же, как родному брату, казалось почти что оскорбительным.
Смутившись, дядя опустил голову и забормотал себе под нос какие-то обрывочные фразы, из которых разобрать Саске удалось только: «Я просто волнуюсь» и: «Никогда не подумал бы». Парень устало вздохнул и досадливым взмахом руки дал знать, что не хочет больше ничего слышать.
В молчании они покинули ресторан, в молчании же сели в машину, и только на подъезде к дому, где жило семейство Учихи Фугаку, дядя заговорил с ним вновь.
- Я просто не хочу, чтобы кому-то потом было больно, вот и всё.
Саске поднял на него виноватый взгляд. За время безмолвной поездки он уже успел устроить себе ментальную выволочку за невежливое поведение и теперь не знал, в каких словах выразить своё сожаление. Он открыл рот, однако вместо уже заготовленного извинения наружу вырвалось совершенно другое:
- А тебе тогда… Ну, тебе было больно?..
Он тут же вжал испуганно голову в плечи, пожалев о сказанном. Слух резанул противный скрип: это дядины руки сжались на баранке руля.
- Очень. Мне было очень больно, Саске. И ошибки юности, если позволяешь им поглотить тебя, будут жить в тебе ещё много лет, поэтому… Я тебя не заставляю ничего делать, просто советую не торопиться с выводами.
Машина остановилась, дядя, заглушив мотор, перевёл на него взгляд, и в глазах его было столько нехарактерной для этого человека усталости, столько душевной боли, что Саске стало вдруг жутко неудобно за собственное любопытство. И снова захотелось извиниться, объясниться, может быть, даже рассказать обо всём, что тревожным налётом лежало на сердце – но он просто смотрел в дядины глаза, знакомые, родные и совершенно чужие в этот миг, и не хотелось ничего, кроме как нажать на ручку двери и пулей выскочить наружу, подальше от этой давящей и пропитанной сожалением атмосферы.
Они обменялись скомканными прощаниями, и минуту спустя Саске провожал взглядом дядин тёмно-синий Mitsubishi. Внутри было холодно и пусто. Не хотелось думать совершенно ни о чём.
***
Лицо Гаары хранило маску идеального спокойствия. Он стоял на другом краю татами, нерушимый, не обронивший и капли пота после нескольких длительных сражений, и водил безразличным взглядом по ряду сидящих в сэйдза бойцов, выбирая, с кем будет сражаться следующим – такую привилегию имели победители.
- Рок Ли.
Все взгляды обернулись в его сторону. Ли поднялся. В этом зале он успел приметить много знакомых лиц – тех, кто был свидетелем их с Гаары первой встречи восемь лет назад, поэтому был больше чем уверен, что слушок о них среди юных айкидок уже прошёл. На обоих смотрели непонятными взглядами: не враждебными и не любопытствующими, а чем-то средним, с примесью суеверного страха, - и, возможно, поэтому все, кто выходил на татами против кого-то из них, уже заранее был настроен на поражение.
Внешне Гаара был само спокойствие, но в глазах, прищуренных и сосредоточенных, прыгали огоньки дьявольского веселья, которые, Ли был уверен, заметил только он один.
Странно, подумалось ему во время стандартной процедуры представления, что они стоят сейчас друг напротив друга, точь-в-точь как восемь лет назад, а у него совершенно не возникает ассоциаций с тем роковым днём. В то время ему было двенадцать лет, и мир состоял из учения Гай-сенсея, общения с Тен-Тен и айкидо. Он прилежно учился в школе, часами трудился в додзё, безобразничал с лучшей подругой, иногда дрался во дворе и всегда побеждал, а потом выслушивал долгую лекцию опекуна о разрушительной силе насилия, которая, однако, не останавливала его в следующий раз, когда кто-то из мальчишек задирал Тен-Тен или зло шутил над сенсеем. Потом жизнь раскололась на два периода: до и после встречи с Гаарой, и этот период «после» нёс в себе массу новых перемен, созидательных и разрушительных для его тогдашней личности. Результатом их стал он теперешний – Рок Ли, второй дан, простой парень, которому в ноябре должен исполниться двадцать один год; человек с уже сложившейся системой взглядов, доселе не подводивших его; сравнительно молодой инструктор, в котором души не чают ученики, а лучшая подруга в полушуточной обиде жалуется, что скучает по нему прежнему и что она уже давно прекратила его понимать. Хорошо это или плохо, Ли не задумывался, ибо каждый идёт по дороге жизни своим путём и в своём, уникальном темпе: возможно, когда-нибудь Тен-Тен догонит его, или же, наоборот, он поравняется с ней – это не имело значения.
Значение имело движение. Если чувствуешь, что, выбрав тот или иной путь, тебя словно тянет дальше, и ноги передвигаются будто сами по себе, и внутри всё кипит от предвкушения, что же ждёт тебя за поворотом – значит, всё верно.
Когда Ли приближался к краю татами, становясь напротив Гаары, он ощутил, как внутри него разливается живительным теплом именно это чувство – и он знал, что это правильно: им давно уже было пора стереть кошмарный образ прошлого, записав на плёнку памяти новый, с повзрослевшими персонажами.
Гаара сверкнул уверенной улыбкой и сделал едва уловимый знак плечом, на языке его тела означающий: «Подходи, если осмелишься».
Ли ответил ему иронично поднявшимся уголком рта: «А ты сомневаешься?».
«Просто подходи, а там увидим», - правая нога Гаары пошла назад, утверждая левостороннюю стойку.
Руки Ли поднялись: левая до уровня солнечного сплетения, правая – до пояса: «Готовься».
***
- Ух, хорошо друг друга швыряют! – восхищённо пробормотал рядом с Ясухисой мужчина с прикреплённым к куртке гербом Кири. – Это ваши?
Тот кивнул, не отрывая взгляда от сражающихся. Творилось нечто невообразимое: неутомимые бойцы передвигались плавно и быстро, словно в зажигательном танце, и на татами лицом вниз оказывался то один, то другой, а порой оба сразу, однако поверженные моментально вновь оказывались на ногах – и бесконечное сопротивление продолжалось. Ученики Ли, сидевшие рядом со старшим учителем, были буквально загипнотизированы зрелищем: из всего, что им довелось увидеть на собрании, этот бой можно было назвать самым увлекательным. Сдаваться никто не собирался: упавший не тратил ни секунды в праздном лежании на животе и тут же принимал боевую стойку, готовясь отразить новую атаку или напасть самому. Удары были быстрыми, точными и безжалостными. Лица бойцов оставались идеально непроницаемыми, и только в глазах горела пламенем дикая, необузданная страсть. Ясухиса склонил голову чуть набок и, поглощённый напряжённым поединком, случайно произнёс свои мысли вслух:
- Мне одному это напоминает брутальный секс?..
Инструктор из Кири повернулся к нему с возмущённым взглядом, затем, подумав, согласился:
- Ну да, что-то есть.
На губах Ясухисы Оджиро, пятый дан, зазмеилась ехидная усмешка.
***
- Я тебя официально ненавижу, Инузука.
Наруто и Шикамару обменялись одинаковыми лукавыми взглядами – и одновременно подавились смешками: уж очень серьёзный вид был у Неджи, когда он это говорил, словно на смертельной дуэли прямо перед тем, как проткнуть противника катаной. Киба, похоже, тоже почувствовал исходящие от Хьюги убийственные волны, потому что вжал голову в плечи и забубнил неразборчиво оправдания.
Они заседали в «У Акимичи» мужским коллективом: Неджи, Шикамару, Киба, Наруто и Чоджи. Звонили Гааре, и тот обложил Инузуку матами по громкой связи и пообещал крепко вмазать ему между ног, когда вернётся, что виновника собрания, понятное дело, только вогнало в ещё большее уныние. Неджи цедил сквозь зубы крепкий зелёный чай и периодически выдавал ядовитые угрозы, младший Акимичи хлопал сочувственно друга по спине и молчал, поэтому придумывать выход из положения оставалось только Наруто с Шикамару.
- Ну, откуда ж я знал, что она так отреагирует? – ныл Киба, обращаясь к содержимому пивной кружки, третьей за время их мужского собрания. – Я же, ну, не подумал, всё как-то быстро вышло…
- Ненавижу, - бросил Неджи брезгливо.
- Да прекрати ты уже! - встал на защиту приятеля Наруто. – С кем не бывает?
- В том-то и дело, Наруто, что только с ним и бывает! – холодно отрезал Хьюга. – Только с балбесами вроде него и бывает.
Возразить на это никто не решился, и за столом вновь приуныли.
Причина сего собрания была заключалась в том, что вчерашним вечером Хьюга Хината со скандалом разругалась со своим молодым человеком и выгнала его из дома, а теперь несчастный влюблённый не знал, как вымаливать у своей красавицы прощение. После экстренного вызова Тен-Тен и часового успокаивающего разговора из девушки удалось вытянуть суть размолвки. Хината, по натуре честная и доверчивая особа, на вопрос своего парня о своём предыдущем сексуальном опыте рассказала всё без утайки: в женской гимназии, где она училась до поступления в университет, она встречалась с одноклассницей. Киба, на его же беду, относился к тем представителям сильного пола, которых отвращала идея гомосексуальных отношений между мужчинами, зато та же связь между женщинами приводила в дикий восторг, поэтому, когда он узнал о пикантном прошлом своей драгоценной девушки, не преминул об этом ей сообщить. Позже, когда парни спрашивали, что же он ей такого оскорбительного ляпнул, Киба тупил взгляд и мямлил, что не помнит, но, видимо, палку он таки перегнул – Хината, разозлившись не на шутку, велела ему убираться прочь из её дома, а вдогонку швырнула смс-кой с двумя жестокими словами: «Мы расстаёмся».
- Слушайте, я тут подумал, - осторожно взглянув вначале на хмурого Неджи, затем на грустного Кибу, протянул Наруто, - и, кажется, у меня есть идея.
- Какая?! – тут же встрепенулся переполошенный влюблённый, нервный и неуклюжий из-за бессонной ночи.
Блондин смерил его невозмутимым взглядом:
- Да тише ты. Слушай, она, скорее всего, обиделась не на тебя конкретно, а потому, что ты не воспринял её отношения с той девушкой всерьёз. Мы ведь знаем, что Хината-чан абы с кем не стала бы встречаться – значит, были чувства. А ты, Инузука, только постельные сцены представил – и уже кровь из носа. Как подросток, ну честное слово. Короче, меняй своё к этому всему отношение – тогда, возможно, она тебя и простит.
- А я бы, - вставил Шикамару, отвлёкшись от чтения кифу, - подождал вначале пару дней, пока она остынет, потом подкатил бы с раскаивающимися глазами, цветочками и обещанием уважать её прошлый опыт. Сейчас разговаривать с ней бесполезно.
- Убью, - бросил Неджи со своего места совершенно невпопад, обращаясь то ли к лучшему другу, то ли к проштрафившемуся пареньку.
Наруто сделал ему знак успокоиться, а Кибе посоветовал:
- Сделай всё так, как говорит Нара, а потом ещё попроси, пускай выскажет собственные условия – мол, что ты должен сделать ради её прощения. Она ведь тебя любит, понимаешь? Не сможет просто так, из-за фигни какой-то отказаться от тебя навсегда, так что будь добр, постарайся не упасть лицом в грязь и сделай всё, как она говорит. Понял меня?
Молчавший доселе Чоджи внезапно протяжно вздохнул и многозначительно возвестил:
- Тяжело на свете болтунам.
- Ты прям философ, - хмыкнул Наруто и поднялся. – Ваш ресторанчик надо переименовать в «Конфуций» и подпись снизу такую сделать: «Индивидуальные консультации по будням с двух до пяти».
- У меня курсы как раз в это время, - улыбнулся Чоджи.
- А куда это ты собрался? – Киба, как утопающий за спасительный круг, схватился за майку Наруто с явным намерением удержать его любой ценой. – Меня ж Хьюга убьёт без тебя!
- У меня встреча, отвянь.
Новость привела осоловевшего от пива парня в искренний ужас:
- Да какая встреча?! Не оставляй меня, Наруто, ну пожалуйста!
- Важная встреча, - отрезал блондин и с немалым трудом вырвался из цепкой хватки. – Всё, разбирайтесь дальше сами. Мне не звонить, буду занят.
Друзья проводили его подозрительными взглядами, однако никто не осмелился высказать вслух то, что крутилось на языке у всех.
- Убью тебя, - завершил период затянувшегося молчания Неджи и в очередной раз поднёс к мрачному лицу свою чашку.
***
Гаара сбросил звонок и швырнул телефон на футон:
- Вот это идиот, ну надо же было таким родиться!
Двое сидящих напротив мальчишек смотрели на него вылупленными глазами, а Ли за их спинами крутил у виска:
- Ты вообще соображаешь, что при детях говоришь?
- Я? – удивился юноша, ткнув себе в грудь пальцем, и только сейчас понимание ситуации накрыло его: похоже, он так сильно разозлился на проклятого Инузуку, что совершенно не следил за языком, в итоге парочке молодых айкидок пришлось выслушать если не весь, то точно половину его золотого запаса матерных слов и обзывательств, некоторые из которых были придуманы мастером на всякие забавные неологизмы Узумаки Наруто.
Подобный удар юные умы выдержать были явно не готовы – по крайней мере, так считал Ли, потому что от него сейчас исходили в буквальном смысле убийственные волны, и Гаара, которого до этого момента слегка раздражала невозможность побыть с ним наедине, теперь обрадовался, что малышня увязалась за ними в номер.
Рюаки прочистил горло и с видом любопытствующего исследователя поинтересовался:
- Гаара, а что значит «долбохренский хуепин»?
За спиной ученика Ли изобразил на своей шее удушение и повёл бровями в его сторону. Гаара расплылся в идиотской улыбочке:
- Это который пинает… который ничего не делает – лентяй, короче. Ты только не повторяй это больше никогда, это очень плохие слова. Если будешь так выражаться, Ли-сенсей тебя выгонит из секции.
- Вот именно, - подтвердил молодой инструктор, положив руки ученикам на плечи. – А вообще, мальчики, шли бы вы в общий зал – может быть, заведёте себе новых друзей.
Длинноволосый Харука обернулся к учителю и, несомненно, будучи более догадливым, чем его друг, сразу же поднялся:
- Тогда встретимся на вечерней лекции. Пошли, Рюаки.
Дверь за ними закрылась, знаменуя тихим скрипом возникновение неловкой тишины. Ли рывком поднялся на ноги и, всё ещё в айкидодзе, принялся расхаживать по комнате, его хакама при каждом резком шаге издавали зловещее шуршание. Гаара непроизвольно выпрямился и сидел теперь в позе сэйдза, словно он был провинившимся учеником.
Наконец блуждание по номеру прекратилось, и Ли замер за его спиной.
- Я понимаю, что твой друг заслужил головомойку, - вздохнул он разочарованно, - но, Гаара, тебе девятнадцать лет, пора бы уже сначала думать, а потом говорить.
Гаара откинул голову назад, посмотрел на него снизу вверх с кривой усмешкой:
- Сядь. Ну, сядь, - повторил он настойчивее, поймав недоверие в глазах молодого человека.
Когда Ли подчинился и опустился на свой футон напротив юноши, тот взял в руки его левую ладонь и, глядя пристально в глаза, принялся разматывать вечно намотанный до локтя плотный эластичный бинт, слой за слоем. Проделывал он это в полном молчании.
Из-за двери доносились приглушённый звуки: мимо ходили люди, кто-то заливисто хохотал, кто-то вступил в жаркий спор о стилях айкидо. Всю эту запруженную незнакомцами реальность внезапно словно отрезало, откинуло куда-то, и остались только они: глаза в глаза, шорох от разматываемых бинтов, за окном – завывающая одиноким волком пустыня.
Когда оба бинта длинными белыми змеями легли на пол между их коленями, Гаара, всё такой же безмолвный, протянул руку и провёл мягко кончиками пальцев по векам любовника, заставляя того закрыть глаза, затем поднёс к губам одну из его ладоней, грубую, покрытую старыми белыми шрамами. Лёгкие, едва ощутимые поцелуи и щекочущее кожу тёплое дыхание заставили Ли закусить нижнюю губу, но Гаара не дал ему отстраниться – придвинулся ближе, взял вторую ладонь.
В жесте этом, самом что ни на есть интимном, смешались воедино мольба о прощении, благодарность за исполненный чудесных моментов день, наконец, признание, но этого было мало, и юноша, приподнявшись на коленях, обвил руками шею любовника, зацокал языком, качая головой, когда тот попытался открыть глаза, и когда условия его игры приняли беспрекословно, принялся на этот раз покрывать поцелуями его лицо. Касаясь нежно губами щёк, кончика носа, тонкой, чуть подрагивающей кожи век, Гаара думал о том, что никогда прежде не представлял себя в такой роли – роли заботливого возлюбленного. То, что произошло с ним за последние несколько недель и продолжало происходить, изменяло его постепенно и навсегда – с каждым днём он понимал это всё чётче, и перемен этих он ожидал с нетерпением.
Он замер, едва касаясь своими губами губ любовника, дразня горячим дыханием, и, наконец, произнёс то, ради чего затеял всю эту нежную увертюру:
- Как ты и хотел, я вначале подумал, а теперь говорю. Я люблю тебя.
Никто не спешил соединяться в поцелуе: Ли медленно открыл глаза, словно выплывая из сновидения, и они долго и пристально смотрели друг на друга – почему-то это было очень важно. Гаара смотрел ровно, без былой робости перед глубокими чувствами – этот этап был им уже пройдён, наступило время ставить себе новые цели. Что ждало его на этом пути в будущем, он не знал, и впервые в жизни ему было действительно всё равно, ибо слишком сильна была его вера. В себя, в Ли – в них.
Затем их губы наконец-то встретились, из нежного поцелуй постепенно превращался во всё более страстный, и в определённый момент Гаара осознал, что задыхается в своей одежде. Словно услышав его немую просьбу, Ли, не глядя, развязал пояс на его хакама, мягко освободил от плотной куртки – та отлетела в сторону, бряцнув по полу значком с гербом Конохи; прошуршали чёрные хакама, за ними же последовало всё остальное, и вот он лежал на футоне совершенно обнажённый, отвечая на ласки всем телом, пропуская через себя всю гамму ощущений от прикосновений и пытаясь глотнуть хоть немного воздуха из-за сбившегося дыхания.
За недолгий период их отношений Ли успел выучить слабые места Гаары и теперь вовсю пользовался этим знанием: то проведёт языком влажную дорожку по линии подбородка, то наполнит жарким дыханием впадинку пупка, то зацепит зубами кожу с внутренней части бедра. Сегодня любовник был с ним как никогда нежен, каждым движением как бы благодаря за долгожданные слова. Гаара не смог сдержать протяжный стон, когда почувствовал его у себя внутри, и поспешно сунул в рот край подушки, но тут же разжал зубы, подхваченный новой волной наслаждения. Он обвил ногами торс Ли и крепко сжал, привлекая к себе, вдыхая аромат его тела, вонзая зубы в сильное плечо, где ещё виднелись метки от предыдущего раза. Кажется, пленённый растущим внутри всепоглощающим чувством, сметающим все барьеры, открывающим всё тайное, он повторял, задыхаясь, заветное признание и даже, возможно, слышал его эхом в ответ, но позже он не мог этого вспомнить, потому что в следующее мгновение сознание разом опустело и его вознесло до таких вершин, о которых он раньше и не подозревал.
Он не желал разжимать объятий, даже когда их снова опустило на землю. Капли пота стекали с лица Ли и падали ему на грудь, тяжело вздымающуюся и опускающуюся. Гаара приподнял его лицо за подбородок, заставил склониться к себе и крепко поцеловал. Ему хотелось прямо сейчас, сию же минуту сказать ещё тысячи ласковых слов этому особенному человеку, вот только сердце всё не желало успокаиваться, и оттого, прервав поцелуй, они снова сцепились взглядами, обдавая разгорячённые лица друг друга волнами тёплого дыхания. На слова они найдут время позже. Их ожидает целая вечность времени, чтобы высказать их друг другу.
***
Дейдара наблюдал за мужчиной уже некоторое время. Тот стоял в отдалении в группе детективов, пил с ними кофе, но острый взгляд его то и дело обращался в их с Итачи сторону, будто на самом деле он хотел быть с ними, а не вести пустые беседы с вымотанными полицейскими. На незнакомце была надета полицейская униформа с атрибутикой дорожной службы, оттого на фоне по-офисному одетых детективов со значками, прикреплёнными небрежно у кого к нагрудному карману, у кого к ремню брюк, он выделялся, и Дейдаре оставалось только гадать, что же он забыл в уголовном отделе.
Они с Итачи недавно закончили обедать, а теперь расположились в специально отведённом для них углу и отдыхали перед новой миссией. Вскоре должен был прийти Орочимару, чтобы провести инструктаж, поэтому они наслаждались последними минутами блаженного отдыха: Итачи отвлечённо подносил ко рту сигарету и, похоже, готов был задремать, а Дейдара, сидя напротив в кресле, читал книжку – до тех пор, пока не почувствовал на себе взгляд незнакомца в полицейской форме.
Несмотря на сон, который позволили им после допроса, Дейдаре казалось, что день этот – продолжение вчерашнего, а тот, в свою очередь, – продолжение предыдущего: слишком многое происходило, и сознание его не справлялось с обработкой всей информации, поэтому ощущения нового начала с наступлением утра не приходило. Итачи, похоже, чувствовал то же самое, хотя они об этом не говорили – не нашлось ни свободной минутки, ни достаточно уединённого места.
Внезапно тот черноволосый полицейский отделился от кружка детективов и направился в их сторону. Дейдара автоматически опустил ноги с кресла на пол и выровнял спину – уж слишком строго выглядел этот истинный блюститель порядка. Похоже, Итачи действительно уже почти засыпал: с кончика сигареты его, зажатой в зубах, свисала приличная горка пепла, грозившая упасть ему на рубашку, а он даже этого не замечал. Незнакомец остановился от них в двух шагах, окинул Дейдару придирчивым взглядом, затем подошёл к Итачи сзади и вдруг совершенно бесцеремонно выдрал у него изо рта сигарету, после чего профессиональным движением курильщика швырнул в переполненную пепельницу. Итачи подскочил на месте и уставился на полицейского диким взглядом, но совладать со своей речью от удивления не мог – только открыл рот, но тут же его и захлопнул, не издав ни звука.
- Обещай, что бросишь, когда всё это кончится, - загремел мужчина тяжёлым басом, и только сейчас притуплённое усталостью сознание Дейдары указало ему на очевидное внешнее сходство этих двоих полицейских. Видимо, решил он, это был старший Учиха.
- Папа… - в подтверждение его слов пролепетал Итачи слабо.
- Я не знаю, что вы там с Кисаме и Такэо задумали, - прервал его отец строго, - меня в детали операции не посвящают, но я надеюсь, ты дурью не маешься и не загоняешь себя до полуобморочного состояния.
Услышав эти слова, Дейдара усмехнулся: как раз этим Итачи и занимался.
- Я в порядке, - ответил молодой детектив с намеренной сухостью в голосе.
Старший Учиха скрестил руки на груди, вид при этом приобретя донельзя упрямый, и продолжил тоном проводящего допрос инспектора:
- Тебе точно можно всё это делать? После сотрясения могут быть осложнения, я спрашивал у наших медиков.
- Всё будет хорошо, - бросил Итачи, отводя взгляд в сторону, и наблюдающему со стороны Дейдаре удалось поймать в его чёрных глазах тень грусти.
- Ну, смотри, - брови мужчины сомкнулись, образовав на лбу глубокие морщины. – Не доставляй нам с матерью лишних хлопот.
Итачи встрепенулся:
- Мама знает?
- Догадалась, - с неохотой признался отец, затем добавил: - Кисаме мне вчера сказал, что ему звонил Саске, он наш с Микото разговор, видимо, услышал. Так что все за тебя переживают, все ждут тебя дома, Итачи. Заканчивай с этим поскорее и возвращайся.
По лицу младшего детектива прошла волна облегчения, и он позволил себе кроткую улыбку:
- Обязательно, папа.
В коридоре замаячила фигура Хошигаке Кисаме, и старший Учиха поспешил за ним, бросив сыну напоследок:
- И ел чтоб нормально!
Поравнявшись со старшим инспектором-детективом, он пожал ему руку и сделал жест в сторону выхода – похоже, приглашал для приватной беседы. Дейдара наблюдал молча за тем, как Итачи провожает их взглядом, но любопытство всё же взяло верх, и он спросил:
- Твой отец, стало быть, тоже в полиции служит?
Итачи, не отрывая взора от удаляющихся спин дорогих ему людей, бросил:
- У нас почти все мужчины в роду полицейские. Я, правда, единственный в уголовном розыске.
- Понятно… Стало быть, тот мальчик, который приходил как-то за тобой, это твой родной брат?
- Что? – переспросил Итачи рассеянно.
- Ну, когда ты впервые пришёл в квартал, за тобой приходил такой парень, и ты сказал, что это твой двоюродный брат, семья которого живёт здесь. Помнишь?
- А-а, да. Это Саске, он мой младший брат. Родной, конечно. По моей легенде, я ведь в Коноху один приехал, сбежал от семьи, поэтому, когда его увидел, пришлось срочно придумывать историю, а лучшего в голову не пришло. Он не должен был там оказаться в тот день, это не было частью плана.
Дейдара кивнул, и внезапно в уставшем сознании зародилась мысль, что он немного завидует своему новому другу: у того есть настоящая семья, которая его любит, дом, в котором его ждут, любимый человек, ради него готовый идти на пули с голой грудью… Что ни говори, а Учиха Итачи был счастливчиком. Юноша попытался вспомнить, когда в последний раз разговаривал со своим отцом. Ему было столько же, сколько Сасори, когда он сбежал из родного города от родительской тирании, поэтому, должно быть, уже почти десять лет прошло с тех пор, как он видел лица мамы и папы. Интересно, они хоть живы?.. Знают ли, где он, чем занимается, к чему стремится? Хотят ли они это знать?..
Из пучины болезненных раздумий его вырвал раздавшийся смешок – Итачи сидел, подпирая подбородок кулаком, и чему-то улыбался.
- Чего ты? – спросил Дейдара, запоздало осознав, что и его губы растягивает заразительная улыбка.
- Да просто подумал… Саске, брат мой, сейчас проходит через очень сложный период: есть один парень…
Блондин удивлённо приподнял брови:
- Он что, тоже в теме?
- Похоже на то, - хихикнул Итачи. – Так вот, характер у моего Саске непростой – его легко вывести из себя, и тогда он начинает пороть горячку. Я как представил себе, сколько глупостей он успеет натворить с этим своим Наруто, пока я вернусь!.. Ужас да и только.
Дейдара бросил взгляд на часы – если Орочимару приедет вовремя, у них есть ещё двадцать минут свободного времени. Он вновь закинул ноги на кресло, принимая удобную позу, и попросил:
- Расскажи ещё!
***
Ему не следовало этого делать. Не следовало после разговора с Наруто по телефону мчать первым делом к компьютеру, задавать в поисковик его ник, искать среди результатов ссылку на сообщество, о котором собеседник упомянул вскользь – ничего этого делать не следовало. Саске подкупила фраза Наруто, что в этой ячейке Интернет-сети они с друзьями хранили фотографии, начиная с формирования их коллектива, то есть, три года назад. Посмотреть на своего возлюбленного первокурсником было слишком любопытно, и он не удержался.
Двадцать минут спустя после нахождения им нужного сайта Саске уже мчал по улицам родного города, не разбирая дороги, не обращая внимания на катящиеся по лицу капли пота, не видя перед собой совершенно ничего. Всё его внимание принадлежало тяжёлому ощущению в груди, будто кто-то вшил туда камень, и тот тянул его непрестанно к земле. В ушах шумела кровь, заглушая мысли, откидывая назад, на задворки сознания здравый смысл, и в голове царствовала вопиющая пустота.
По договорённости, он должен был прийти только через час, но попросту не смог сидеть дома, в одиночестве. Голова буквально лопалась от обилия сумбурных мыслей. Всему виной было это сообщество, будь оно проклято. Наруто первокурсником он увидел, как и хотел, но вместе с этим обнаружил ещё массу отвратительных вещей, знать о которых ему не хотелось никогда.
«Сладкая парочка, как же, - бормотал он про себя, мча вслепую по улицам города. – Тег даже отдельный для них создали. Женить собираются. И Наруто… «Никуда ты от меня не денешься, приползёшь обратно». Чёрт бы тебя побрал, Наруто, чёрт бы тебя побрал!..».
В голове снова и снова крутилась эта фраза, которую он вычитал в комментариях к очередному «сладкая парочка»-отмеченному посту. Кто-то из друзей спрашивал, мол, что ты будешь делать, если крашеный забросит свои бесконечные интрижки и найдёт себе кого-то серьёзного, Гаара поддакнул: «Действительно, Узумаки, что ты сделаешь?», а Наруто… А Наруто ответил так, что Саске всё сразу понял.
Знаки судьбы предупреждали его. С самого утра, с разговора родителей, потом в академии с историей Нагоми, через дядю Обито и, наконец, когда всё это сложилось воедино, общая картина раскрылась перед его взором.
Ничего не значила эта вчерашняя сцена. Абсолютно ничего. Наруто был хорошим притворщиком, а на самом деле всё, что ему было нужно, это чтобы Гаара приполз к нему обратно на коленях, вымаливая прощение, чтобы взревновал и понял свою ошибку. Он же, Саске, стал всего лишь инструментом для управления – не зря ведь имя Наруто стояло на первом месте в якобы шуточном опросе «Кто из нас наибольший манипулятор»; даже Гааре досталось только второе место.
Для Саске оставалась всего одна, последняя надежда: если Наруто, увидев его, не станет вести себя обыкновенно, как по телефону, а хотя бы как-то даст знать, что вчерашний почти что поцелуй имел для него значение, - он простит всё. Если же нет… Что тут гадать?
Как это произошло, он не помнил, вот только он уже поднимался в лифте на одиннадцатый этаж, и смешно, как вчера, ему уже вовсе не было. Камень в груди всё тянул вниз, и проснувшийся из глубин подсознания трусливый голосок увещевал: «Тебе всё кажется, ты всё выдумал».
«Кажется… - хмыкнул про себя Саске, горько улыбнувшись установленному в лифте зеркалу. – Кажется, надо же…».
Дверь он не стал открывать своим ключом, который всё время забывал вернуть, - позвонил. Позвонил ещё раз, когда через минуту не ответили, и ещё. Наконец с той стороны раздались шаги, загремели ключи и дверь распахнули. Наруто стоял в одних только шортах, надетых на влажное тело, и с мокрыми волосами. Пару секунд он в совершеннейшей растерянности пялился на гостя, затем выдохнул:
- Ой, прости, я думал, это папа зачем-то вернулся!
Саске опустил взгляд, избегая соблазна поглазеть, сделал шаг внутрь, прошёл мимо блондина, не снимая ботинок, и направился к лестнице на второй этаж. Ему казалось, если и разбираться в их личных делах, то только не здесь, в прихожей, которую он ассоциировал с радушной улыбкой Намикадзе-сана, а в комнате Наруто, где всё это безумие и началось.
- А-а… Что-то произошло? – вопрошал, семеня сзади, хозяин.
Саске не стал отвечать до тех самых пор, пока они оба не оказались в спальне. Со стены на него насмешливо глядел Гаара. Кровать была разворочена, на ней сверху лежала вываленная в кучу одежда: джинсы, майки, футболки. Он развернулся и посмотрел в глаза притихшему блондину.
- Скажи мне только одно, Наруто. Тебе понравилось?
- Да о чём ты? Можешь вообще объяснить нормально?
В его выразительных голубых глазах действительно читалось недоумение, и Саске немного смягчился – но только на самую малость.
- Играть со мной, вот что. Понравилось, я спрашиваю? – Выражение искреннего недоумения не сходило с лица разоблачённого манипулятора, и он со вздохом пояснил: - Я видел всё. Фотографии, видео, читал переписку. Ты думал, я не догадаюсь, что за всем этим стоит? Или ты специально упомянул про ваше сообщество, чтобы дать мне последний шанс сбежать?
Полотенце упало с плеч Наруто, когда он резко возвёл руки и вцепился пальцами в мокрые волосы.
- Да о чём ты, чёрт бы тебя побрал, сраный ты Учиха, говоришь?! Я ничего не понимаю! Что тебе в голову взбрело?!
- Это мне взбрело?! – внезапно рявкнул Саске, почувствовав, как его наполняет чёрная злоба. – Это тебе взбрело меня использовать, чтобы Гаару своего вернуть! Чтобы на коленях потом к тебе приполз, прощения просил!
- Да при чём здесь Гаара вообще? – тоже повысил тон Наруто, делая шаг вперёд.
Саске, дабы не чувствовать себя защищающимся, тоже подступил ближе.
- А если ни при чём, то скажи мне, - выплюнул он ядовито, - скажи, как ты к нему относишься. Прямо сейчас, давай. Скажи.
Наруто сделал ещё шаг – шаг сделал и Саске.
- Это не твоё дело, Учиха, как я к нему отношусь, понятно? Я не обязан отвечать на твои идиотские вопросы.
- Уходишь от ответа, - презрительно фыркнул Саске. – Ты всегда это делаешь, когда дело касается его. Ну, признайся, что тебе стоит? Ты затеял всё это, чтобы свести с ним счёты, да?
Теперь они стояли совсем близко и буравили друг друга тяжёлыми взглядами. В глазах Наруто сверкнула сталь:
- Ты просто невероятный подонок, Саске, если после всего так обо мне думаешь.
- У меня нет выбора, Наруто. Ты мне его не дал.
- Заткнись, - процедил Наруто сквозь зубы, и от взрыва эмоций, отразившихся разом на его лице, камень, зашитый в груди у Саске, разом будто потяжелел в десятки раз – так, по крайней мере, ему показалось, когда он терпел на себе этот постоянно меняющийся взгляд и не мог решить, как теперь быть.
Он не увидел ни показного раскаяния, ни злорадства, и этот факт несколько сбивал с толку. Но Наруто, сказал он себе ещё раз, был хорошим актёром, об этом не следовало забывать.
- Ну, признайся. – Голос его вдруг опустился до хриплого шёпота, в горле засаднило от недавних криков, и пришлось проглотить жёлчный комок, чтобы продолжить. – Я, может быть, стукну тебя разочек, пожелаю вам счастья и уйду.
От этих слов по лицу Наруто судорогой прошла какая-то новая, сильная эмоция, он вдруг обхватил его голову ладонями, потянул вниз, к себе – и…
Саске целовали в первый раз в жизни. Все говорят, что поцелуи сладкие, особенно первые, потому что самые памятные, но для него это не было правдой. Он ощущал горечь: от слов, от всего, что происходило с ними. Горечь и ещё – возбуждение, нарастающее с каждой секундой, что Наруто прижимался к нему. Это было то, чего он жаждал слишком давно, и, даже помня о правде, он не смог сдержаться и притянул к себе влажное податливое тело, ближе, ближе.
Суйгетсу бы, верно, им гордился, потому что ему наконец-то удалось отключить мозг и переложить всю ответственность на голый инстинкт. Инстинкт подсказал ему, что делать, чтобы заставить Наруто задрожать и издать протяжный стон, повиснув у него на шее. Инстинкт знал, когда настало идеальное время швырнуть его на кровать, прямо на кучу одежды, сесть сверху, грубо раздвинуть ноги коленом, впиться в губы новым поцелуем.
Наруто извивался в его объятиях, дышал глубоко, подрагивая всем телом на выдохе, и Саске ощущал, что становится пленником этого момента, и затягивает его всё сильнее и сильнее. В порыве страсти из головы напрочь вылетело, что сейчас, по сути, он делает то, чего Наруто от него хотел.
«А потом, - промелькнула призрачная мысль, - он спокойно подождёт, пока Гаара вернётся к нему, выслушает его мольбы, повредничает, но в конце концов примет обратно, ну а ты…»
Перед внутренним взором неожиданно замаячила, задразнила увиденная недавно фотография с поцелуем – та самая, с первой совместной загородной поездки три года назад, с которой в компании друзей начались шуточки насчёт их тайного романа и которой Гаара и Наруто сами любили подначивать друг друга. Непосвящённого в эволюцию дружбы этих двоих Саске именно эта фотография как ничто другое уверила в своих доводах. По телу словно прошла отрезвляющая волна электрического тока: Саске рванулся, высвобождая себя из объятий, пихнул Наруто, потянувшегося следом, в плечо – тот упал спиной обратно на кровать.
- Ты блядь, Наруто, - выдавил он сквозь душащую обиду и, не желая видеть заплескавшейся в голубых и всё ещё любимых глазах боли, развернулся к выходу.
Дежа вю. Однажды он вот так же стремительно спускался по этой лестнице, только в руке был зажат телефон с оранжевой панелью, а вслед ему неслись проклятия. Теперь же он слышал только звук собственных торопливых шагов. В комнате наверху было тихо.
Саске выбежал на площадку, рванул вниз по лестнице, но остановился между шестым и седьмым этажом, ухватился крепко за перила правой рукой, а левой – за сердце, что стучало, болело, разрывалось на куски.
Он стиснул зубы так, что те противно скрипнули, и продолжил спуск.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
воскресенье, 15 мая 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 3
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 31
Среда 19 мая
Все в доме ещё спали, когда Учиха Микото набрала номер своего двоюродного брата Обито и поднесла телефон к уху, ожидая ответа на гудки. На ней до сих пор была ночная рубашка, потому что женщина не далее как двадцать минут назад вскочила с постели, разбуженная ночным кошмаром. Ей снилось, будто её сыновья сошлись в кровавом бою и Саске в конечном счёте убил Итачи, а потом горько рыдал, сожалея о содеянном. Проснувшись, Микото ещё несколько минут лежала в кровати, слушая в предрассветной тишине собственное неровное дыхание и мерное сопение мужа рядом, и пыталась мысленно вернуться в реальность. В груди ныло, как от настоящей потери, как будто всё произошло на самом деле и она лишилась одного сына, а второй превратился в братоубийцу, и не помогали даже слова, повторяемые ею снова и снова, словно волшебное заклинание: «Это был сон, это был сон, всего лишь сон». Но справиться с собой всё никак не выходило, и вскоре Микото, сдавшись, поднялась и как можно тише, чтобы не будить мужа, прокралась на кухню, где тут же приняла решение позвонить Итачи и узнать, всё ли с ним в порядке.
Однако номер не отвечал, и эта, пускай незначительная, деталь лишь добавила женщине беспокойства. Будить ранним звонком Кисаме она не решилась, подумав, что со всем этим расследованием он и так подпортил себе здоровье, так что сон был ему попросту необходим. Тогда пришла идея позвонить любимому родственнику Обито, ведь, насколько ей было известно, сейчас Итачи жил именно в его квартире, а её хозяин как раз сегодня должен был вернуться в Коноху из своей командировки и мог успокоить сестру. То, что Обито, возможно, устал и был бы не прочь отдохнуть после выматывающего перелёта, женщине даже не пришло в голову – слишком привыкла она во всём рассчитывать на брата, особенно в делах, касающихся её сыновей.
- Алло! – ответили ей на пятом гудке. – Микото, привет!
- Обито, ты домой заезжал уже? – не тратя времени на пустую болтовню, прервала его женщина.
- Ну да, только что зашёл внутрь, дверь вот закрываю. А что?
- Итачи там?
- Сейчас посмотрю… - В трубке раздались звуки шагов. – Что-то случилось? Так, в его комнате пусто, в комнате Саске тоже, сейчас ещё у себя гляну… Тоже. Может, он у Кисаме заночевал?
Но женская интуиция подсказывала Микото: всё не могло быть так просто, её сон явно что-то значил. Она поблагодарила озадаченного кузена и, не став ничего объяснять, положила трубку. Сразу же после этого в кухню, зевая и приглаживая спутанные со сна волосы, заглянул Фугаку.
- Дорогая, рань ещё такая, а ты уже на ногах. – Он подарил ей неуклюжий поцелуй, но Микото не стала на него отвечать.
- Где Итачи?
При упоминании старшего сына из глаз мужчины пропала сонная дымка, и всего на миг – ей не показалось – в них мелькнул страх. Практически сразу Фугаку удалось взять себя в руки, но ей было достаточно и этой маленькой потери контроля, чтобы понять: произошло что-то нехорошее. Тут же вспомнились вчерашние новости, в которых передавали, что маньяк из квартала голубых фонарей, прозванный журналистами Дьяволом, снова объявился, но на этот раз ему не удалось завершить своё кровавое дело – добровольный патруль, состоящий из обитателей квартала, спас жертву, и теперь юноша, личность которого не раскрывалась, находился в лечебнице. Сложить два и два было несложно, тем более когда ты – Учиха. Микото это знала, знал об этом и Фугаку, поэтому, лишь только прочёл в её глазах понимание, поспешил заверить:
- Нет, ты всё не так поняла!
Однако реплика не возымела на женщину совершенно никакого действия.
- Он жив? Ранен? Что с ним? – принялась сыпать она вопросами, копя ярость на мужа на потом – вначале ей необходимо было узнать, что случилось с её сыном.
- Жив, - бросил Фугаку неохотно и, отодвинув ногой табурет, рухнул на него, словно его больше не держали ноги. На жену он не смотрел. – Его Кисаме спас. Их начальник сказал, если бы не он, то…
Микото не смогла сдержать слёз облегчения. Они потекли по её щекам и закапали на ночнушку, оставляя на ней полупрозрачные круглые пятна. Ещё с самого детства ей твердили: сны или не означают ничего, или значат очень многое, и вот теперь она в этом убедилась.
***
Саске лежал в кровати с открытыми глазами и прислушивался к скандалу за стеной. Проснулся он уже давно - на рассвете поднялся сильный ветер, и из-за открытой балконной двери его мощным порывом приподняло занавески так, что те почти коснулись его кровати. Ещё не отошедшему ото сна парню показалось, что это к нему тянутся чьи-то белые лапы, и с той секунды сон как отрезало, поэтому всю родительскую ссору он слышал от самого её зарождения и до конца, когда мама, рыдая, закрылась в спальне, а отец, видимо, решив, что завтрак он сегодня не получит, ушёл на работу раньше обычного.
Поначалу, когда Саске услышал имя Итачи, ему подумалось, что речь снова пойдёт о старом, но обвинений в сторону брата он не услышал ни одного, а поэтому стал прислушиваться усерднее – и когда в маминой речи проскользнула истинная причина её беспокойства, внутри него всё разом похолодело.
Из-за напряжённой учёбы Саске в эти дни не смотрел новости ни по телевизору, ни в Интернете, поэтому об очередном появлении серийного убийцы ничего не знал. Теперь же ему показалось, он только об этом и был способен думать. Итачи, его талантливый, но такой упрямый брат, всё-таки перегнул палку, о чём предупреждали его ещё больше недели назад Хаяте и Генма, а он не смог повлиять, не смог остановить этого, и теперь, если бы не Кисаме-сан, было бы поздно. Если бы не Кисаме-сан, у него сейчас не было бы старшего, самого лучшего брата. Он бы спал тихим сном и не подозревал бы, что Итачи уже нет в живых. Кровать напротив той, в которой он сейчас лежал, принадлежала бы мертвецу, половина одежды в их шкафу, все эти снежно-белые рубашки и идеальные брюки, тонкие галстуки стали бы зваться вещами покойного, а он сам превратился бы для людей в ближайшего родственника погибшего.
От этих жутких фантазий так сильно захотелось избавиться, что Саске резко поднялся и как можно скорее собрался, перекинул через плечо портфель и выскочил на улицу, ощущая чувство вины за то, что оставил маму одну дома в таком состоянии, но не имея ни желания, ни сил возвращаться. Из разговора родителей он понял, что пытаться дозвониться до Итачи бесполезно, поэтому он на ходу достал телефон и, шагая по улицам без особой цели, набрал номер Кисаме-сана. Когда ему ответили, он опустил пустые объяснения и сразу спросил:
- Что с Итачи?
В трубке молчали, и Саске мог почти видеть, как мужчина озадаченно хмурится, пытаясь сообразить, откуда ему известно о том, что должно было оставаться тайной для всех, кроме сотрудников отдела. Ноги завели его в малоизвестный район, от которого добираться до академии было достаточно далеко, но учёба волновала его сейчас меньше всего. Наконец Кисаме-сан заговорил, запинаясь на каждом слове:
- Ты не должен был знать. Итачи не хотел.
- Мама догадалась и начала скандалить с папой, а я услышал, - пояснил он коротко. – Можно мне с ним поговорить? Вы с ним сейчас?
- Нет, я в участке, мы тут заняты немного… Но ты не переживай. Мы сделаем всё, чтобы его жизни больше ничего не угрожало.
Не верить словам человека, который так сильно любил его брата, было невозможно, и от сердца у Саске несколько отлегло. Он поблагодарил детектива, попросил передать брату привет и положил трубку. Оставалось ещё кое-что, что ему стоило сделать до того, как новый день закрутит его в ежедневных проблемах – он должен был найти Генму и Хаяте. Возможно, подсознание догадалось об этом гораздо раньше, чем сознание, потому что всё время разговора он шёл, не разбирая дороги, по улицам и переулкам, нехарактерно пустынным для утреннего мегаполиса, и только сейчас, оглядев старые облезлые пятиэтажки грязно-серого цвета, начал понимать, куда всё это время держал путь – к тому самому дому, куда в прошлый раз привели его странные знакомые.
Вскоре он уже стоял перед входом в полуразрушенное здание. Ветер, гоняющий сероватые с белыми боками облака по ярко-синему небу, мотал из стороны в сторону проваленную внутрь покосившуюся дверь и играл с его волосами, задувая их в лицо, толкал его в спину, будто подгоняя ступить внутрь. Саске сделал шаг вперёд, затем ещё один. Помня, что в прошлый раз чуть было не упал здесь из-за груды кирпичей, он шёл очень аккуратно, прощупывая носком ботинка дорогу, прежде чем опускать ногу. Наконец путь к лестнице был преодолён, и Саске ступил на нижнюю ступеньку – та тут же взвизгнула деревянным скрипом. Он как мог быстро поднялся на второй этаж и замер наверху, оглядываясь.
Генма лежал, закинув руки за голову, на одном из матрацев, которые Саске заметил ещё в свой первый визит, а Хаяте сидел у его ног и молча смотрел на гостя.
- Проходи, - сказал ему Генма чуть неразборчиво из-за зажатой в его зубах травинки. - Что-то ты поздно – мы думали, раньше нас найдёшь.
Ноги стали вдруг ватными, и Саске пришлось строго пообещать себе, что в этот раз мистические способности этой парочки его не испугают, прежде чем он двинулся им навстречу. Хаяте кашлянул в кулак и молча указал ему на свободный матрац.
- Ты извини, если мы тебя тогда напугали, - произнёс Генма своим ровным, ничего не выражающим тоном, всё ещё не поворачивая в его сторону головы. – Просто посчитали нужным предупредить.
- Хорошо, но что мне сейчас делать? – спросил Саске, волнуясь, что в обществе этих двоих у него вновь случится какое-то помутнение и он забудет узнать то, за чем пришёл.
Хаяте снова кашлянул, затем поднялся и прошёл в угол, где налил себе в стакан воды из старого алюминиевого чайника.
- Тебе – ничего, - бросил он едва слышно, сделав глоток. – Уже ничего не сможешь сделать.
- Вот именно, - подтвердил Генма, всё ещё разглядывая потрескавшийся от времени потолок, в центре которого покачивалась от проникающего внутрь дыхания ветра запылённая лампочка. – У твоего брата есть сильные помощники. Если он прекратит стараться всё делать сам и прислушается к ним, то, наверное, всё будет хорошо.
Саске дёрнулся, как от пощёчины:
- Что значит «наверное»?
Генма скосил на него безразличный взгляд, от которого почему-то пробрало холодом:
- Мы не можем знать всего. Как всё решится, нам тоже неизвестно. Единственное, что мы можем сказать наверняка, это…
- …что ждать развязки осталось недолго, - закончил за него Хаяте своим выцветшим голосом и уткнулся носом в кружку.
Саске переводил взгляд с одного парня на другого, теряясь в соображениях, и вдруг явственно почувствовал, что нереальность происходящего вновь начала затягивать его, и вот он снова не понимал, где провести грань между мистикой и действительностью. Эти двое, расслабленные, спокойные, составляли вместе типичную городскую картину: утро буднего дня, когда не хочется откидывать одеяло и начинать новый день, - но их совершенно обыкновенный вид шёл вразрез с тем, что они говорили, и от этого несоответствия шла кругом голова.
- Послушайте, - едва совладав с подступающим страхом перед неизвестным, позвал Саске, - вы ведь знаете, кто убийца? Можете помочь полиции его найти?
Генма выплюнул обжёванную до безобразия травинку, наконец-то повернул к нему голову, и его обычно безразличный взгляд налился вдруг свинцом.
- Нам нельзя вмешиваться, - произнёс он, чеканя каждое слово, - мы только наблюдаем.
- Но вы ведь можете сказать мне, а я…
- Саске, - прервал его тихо, но настойчиво Хаяте и снова кашлянул. – Если город впустил в себя это чудовище, значит, так было нужно. Если твоего брата едва не убили, значит, таков был план.
- Вторгаться в этот план мы не имеем права, - закончил за него Генма. – Тебе, как и нам, остаётся только наблюдать и надеяться, что всё кончится удачно. Хотя, что считать удачным концом, вопрос спорный, ведь никто из людей не видит полной картины.
Он замолчал и прислушался, словно его уху было доступно нечто запредельное, тайное, и Саске вдруг совершенно чётко осознал, что приходить ему сюда не стоило. Генма и Хаяте не могли помочь, но не потому, что не хотели, а потому, что в их функции эта помощь не входила. По неизвестной ему причине сталкеры не поддавались стандартной классификации характеров людей: их нельзя было назвать трусами, они не были затаившими злость на человечество подлецами и никогда не стали бы спасающими жизни героями. Ни один из этих ярлыков им не соответствовал, но не потому, что они были выше них или же были их недостойны, просто эти двое – другие, иного слова и не подберёшь. Он не помнил, как заканчивал разговор и как прощался – возможно, всего этого не было и он просто поднялся и вышел. Очнулся Саске уже в пути: ноги несли его по незнакомым улочкам, куда – он не знал, но был слишком запутан в мысленном водовороте, чтобы беспокоиться ещё и об этом, поэтому просто предоставил телу полную свободу передвижений, а там уже будь что будет.
Значит, Итачи он помочь не мог и иного пути не было, кроме как наблюдать и надеяться на лучшее. Но как, чёрт возьми, надеяться, если он не знал совершеннейшим образом ничего из того, каким опасностям подвергался его брат ради поимки преступника? Он задавал себе этот вопрос снова и снова, будто от повторения ответ родится в его голове сам по себе, и даже не заметил, как полчаса спустя оказался у ворот полицейской академии. Посчитав, что напряжённые часы занятий смогут помочь ему отвлечься от нелёгких размышлений, Саске решительно ступил во внутренний двор учебного заведения.
***
План был продуман. Орочимару попросил врачей принести им в палату стол и развернул на ней карту квартала, в котором должна была происходить операция, имя для которой выбрали мощное и символическое - «Охота на Дьявола». Итачи, уже в своей обычной одежде, которую привёз ему Кисаме-сан, но всё ещё с перевязанной головой, разглядывал записи, пытаясь заранее, до объяснений вникнуть в суть идеи.
- Ты будешь ходить здесь, здесь и здесь, - палец учёного перемещался по схематическим прямоугольникам зданий. – Скорее всего, убийца заметил тебя в одном из этих заведений, поэтому он будет ожидать, что увидит тебя там вновь. Но даже если мы просчитались, слух о тебе пойдёт по всему кварталу – что ты вернулся, и он всё равно тебя разыщет. Так как он не знает, видел ты его лицо или нет, он, скорее всего, попытается обратить на себя твоё внимание: скажет пару слов, угостит выпивкой – словом, сделает какую-нибудь мелочь. Для него важно будет, чтобы ты посмотрел ему в лицо. Тогда он будет знать точно, опасаться ему раскрытия или нет.
Рядом со столом в молчании стояли Кисаме-сан и Дейдара, Такэо же остался в участке, чтобы оформить детали операции документально и подобрать нужных сотрудников для её реализации. Итачи не мог не согласиться с выводами учёного: он и сам подозревал, что убийца попытается узнать, стоит ли ему переживать по поводу раскрытия своей личности.
- Весь первый вечер ты проведёшь в Kakkazan в компании Дейдары, - продолжил Орочимару, покосившись на блондина, к которому за время их короткого знакомства проникся симпатией. Тот с готовностью кивнул. – Это будет логично: ты, парень из маленького городка, недавно переехавший в Коноху, внезапно становишься известной личностью в квартале, тебе хочется поделиться впечатлениями и получить как можно больше внимания, но вначале ты отправляешься в бар, где успел завести друзей. Туда по мере распространения слуха сходятся зеваки.
- Хорошо, и как мне себя вести? – уточнил Итачи, переглянувшись с Дейдарой.
- Я тебе тут набросал план действий, - Орочимару двумя пальцами пододвинул в его сторону папку, - но вкратце расскажу. Убийце не даёт покоя много вещей, но если ты ещё и будешь выглядеть так, будто у тебя всё хорошо и нападение не особенно повлияло на твою жизнь, это ещё больше подстегнёт его к действию – даже сильнее, чем вообще твоё присутствие. Он захочет встретиться с тобой лицом к лицу и убедиться, что ты не лжёшь и не притворяешься. Наш план прост: все, кто подойдёт к тебе и заговорит, окажутся в нашем списке подозреваемых, постепенно мы будем проверять каждого и отсеивать не соответствующих психологическому портрету. Это наше задание на сегодняшний вечер, ночь и завтрашний день. Теперь, - он перелистнул страницу блокнота, который держал в одной руке, - второй день. Мы установим слежку за наиболее подходящими нам людьми из тех, кто проявлял к тебе особое внимание. Ты будешь находиться с Дейдарой здесь, - он обвёл пальцем обширный прямоугольник на карте. – Это клуб, в котором вы проводили время в день нападения. Здесь будет сложнее, потому что, как любезно пояснил нам твой друг, в клубах темно и творится сплошная неразбериха.
- Особенно ночью, - добавил Дейдара. – Вообще кошмар.
- Поэтому вы сидите там только до полуночи, - продолжил Орочимару, - после чего направляетесь сюда. Это заведение, где собираются ребята и девушки, которые продают себя задорого. Так как мы позиционируем тебя как одного из них, ты должен вписаться в эту компанию и по возможности ясно дать понять, что уже отошёл от потрясения и снова готов работать.
Итачи проигнорировал нахмурившегося на эти слова Кисаме-сана и спросил:
- То есть, вы считаете, он попытается меня снять?
- Подкараулить тебя где-нибудь у него вряд ли хватит терпения, - пояснил учёный совершенно будничным тоном, - тем более, я имею основания полагать, что этот человек верит в удачу и поэтому считает свой провал знаком. Теперь он будет действовать по-другому. Он захочет тебя заманить.
- Хорошо, - согласился Итачи, - допустим, меня кто-то снял. Что дальше?
- Тут нам придётся действовать бесхитростными полицейскими методами, - Орочимару одарил его холодной улыбкой. – Пожалуй, Хошигаке-сан сможет объяснить тебе это гораздо лучше меня.
- А что тут объяснять? – детектив пожал равнодушно плечами. – Всё просто. Ты отказываешься от любых приглашений идти в чужой дом, ни в какие машины не садишься, а настаиваешь, что у тебя тут квартира, где ты и работаешь. Отводишь его туда, там ждёт засада. Мы быстренько хватаем его, заявляем, что ты несовершеннолетний, и арестовываем. Пока держим под стражей, оформляем ордер на обыск, обыскиваем его квартиру, спрашиваем алиби, если всё чисто – выпускаем и грозим, чтобы никому ничего не рассказывал, а то уже так просто не отделается. Так будем охотиться где-то неделю, если не поможет, придумаем что-нибудь ещё.
- Но вообще-то мне кажется, неделя – это даже много, - вмешался учёный. – Он попытается добраться до тебя раньше. Во-первых, будет опасаться, что ты всё-таки его вспомнишь, во-вторых, я уже объяснял, он не сможет спокойно жить, пока ты будешь крутиться рядом. Возможно, кстати, ты и сам сможешь его вычислить даже раньше. Маска нормальности с него начнёт сползать, всё труднее станет держать себя в руках, что может проявляться во внезапных вспышках ярости или просто раздражения в твоём присутствии. Будь всегда начеку.
- Я буду помогать, - добавил Дейдара гордо. – Я же там почти всех в лицо знаю, со многими лично общался, работа ведь такая, так что ты будешь не один.
Орочимару послал ему благодарный кивок, а Итачи сказал:
- И ещё один важный момент. При тебе всегда будет микрофон и мобильный телефон, номер которого будут знать только участники операции – никакой семьи. Непосредственно подослать полицейских за тобой присматривать мы, к сожалению, не сможем. Во-первых, у них не выйдет без специальной подготовки вписаться в гей-тусовку, их сразу же раскроют, а выдать их за журналистов или вольных писателей тоже не получится, потому что после недавних разгромных статей с критикой стиля жизни обитателей квартала ничего хорошего чужаков там не ждёт. Во-вторых – и это самое главное! – наш убийца, скорее всего, почувствует их присутствие. Мой опыт показывает, что чаще всего они это ощущают. Поэтому сотрудники полиции будут сидеть в машине где-нибудь невдалеке от тебя, прослушивать твои разговоры и регулировать твои действия. Хошигаке-сан, вы среди нас специалист по всяким этим шпионским примочкам, поясните.
Кисаме с серьёзным видом подступил ближе к напарнику:
- На груди, вот здесь, мы прицепим тебе микрофончик, он практически плоский и под майкой, даже облегающей, будет незаметен. В ухо поместим маленький наушник, через который полицейские будут иметь с тобой связь. Из-за распущенных волос никто не должен будет его заметить, но если даже что-то приключится, ты скажешь, что это новый bluetooth. У Дейдары будет то же оборудование, так что никто из вас не потеряется.
- И ещё, - вспомнил Орочимару, - ты должен будешь в один из ближайших дней прийти к Дейдаре домой и завести беседу с его соседями, мальчишками, которые подрабатывают проституцией. Возможно, кто-то из них, с кем приключалось похожее несчастье – пытались напасть или изнасиловать, – увидит в тебе товарища по несчастью и расскажет что-нибудь важное. Да, кстати, я тебе там написал, - он кивнул в сторону папки, - но повторюсь, чтобы ты запомнил. Кто бы у тебя ни спрашивал, ты всё время отвечаешь, что не помнишь, успел ли увидеть лицо преступника или нет – из-за сотрясения мозга у тебя случилась временная амнезия. Это важно, потому что таким образом убийца будет думать, что ты, когда твоя память восстановится, сможешь вспомнить и опознать его, поэтому он будет торопиться. Кроме того, его волнение увеличит наши шансы на успех.
Он перевёл дыхание и с видом человека, у которого свалилась гора с плеч, обвёл взглядом сообщников, остановив его на Итачи.
- Ну что, господа? Мы подготовимся, как можем, и понадеемся, что в этом правом деле нам будет сопутствовать удача.
Четверо заговорщиков переглянулись, и Итачи показалось, что во всех головах разом промелькнула одна и та же мысль: лучше бы удача была на их стороне.
***
Рин изменилась. Возможно, это была беременность – ей очень шёл округлый живот, умело задрапированный специальным кроем широкого комбинезона из лёгкой тёмно-зелёной ткани с большим карманом на груди, - или дело было в долгожданной свободе от тирана-мужа, которую она отвоевала совсем недавно и до сих пор не могла нарадоваться. Что бы это ни было, перемены в ней были налицо, и Обито поймал себя на том, что с момента их встречи попросту не в силах отвести от неё взгляд.
- А я уж думала, ты туда навсегда уехал, - улыбнулась ему женщина, помешивая ложечкой травяной чай, который она любила пить с сахаром. – Почему-то так решила, не знаю.
Обито опустил взгляд на свои ладони, крепко сжимающие свою чашку с дымящимся кофе:
- Как же я мог уехать?..
Какаши и Йондайме привыкли говорить, что он любил Рин десять лет, но на самом деле его чувства зародились несколькими годами ранее, когда он впервые повстречал её в офисе. В тот день их с Какаши пригласили на интервью, и Йондайме, для них тогда ещё Намикадзе-сан, со всей строгостью расспрашивал обоих, пытаясь определить, кто из друзей ему больше подойдёт, ведь свободная должность была лишь одна. Наконец он принял решение и поставил перед двумя кандидатами условие: если они смогут работать в духе постоянного соперничества и таким образом неустанно расти и профессионально развиваться, он возьмёт на работу их обоих. Как раз когда они выясняли детали договора, в кабинет к начальнику заглянула секретарша Рин, и Обито сразу почувствовал к этой юной красавице необъяснимое притяжение. Тогда, правда, у него всё ещё тянулась неразбериха в отношениях с Какаши, поэтому он не предпринимал никаких действий, чтобы заинтересовать девушку в себе – только помогал по мелочам, приносил время от времени кофе во время обеденного перерыва, задерживался у её стола, чтобы лишнюю минуту поболтать. А когда он наконец-то определился, было уже поздно и Рин влюбилась в какого-то парня, которым хвасталась подружкам-сотрудницам при каждом удобном случае и за электронным общением с которым проводила большую часть свободного времени на рабочем месте.
Обито знал, что его любовь просто так не пройдёт, ведь он был Учихой: если то, что он когда-то давно, в студенческие годы, чувствовал к Какаши, до сих пор не отпустило его до конца, то что уж говорить о любви к милой, доброй, нежной, как цветок, Рин? Буквально через несколько месяцев после того, как девушка его мечты начала встречаться с тем парнем, они поженились – и тогда начались проблемы.
Как бы плохо ни было дома, сколько бы часов она ни лежала без сна в кровати, глотая слёзы, Рин никогда не показывала этого на работе, и многие действительно ничего не замечали. Первым обратил внимание Какаши. Слишком широкий браслет на запястье, под которым, если приглядеться, можно было увидеть край бурого синяка. Рассечённая губа и её улыбка: «Вот я растяпа, каталась на велосипеде с друзьями в парке и упала». Слишком толстый слой пудры на одном глазу. Обито не считал себя вправе вмешиваться в чужую личную жизнь, но такое обращение с женщиной мог переносить безропотно, наверное, только бездушный человек. На его попытки вывести её на откровенную беседу Рин только улыбалась ему тепло и говорила: «Всё хорошо, правда, не переживай за меня».
Когда Обито узнал про ребёнка, все его надежды рухнули окончательно. Ребёнок означал совместную заботу, стало быть, ей никогда уже не сбежать от этого монстра, пьющего из неё кровь последние годы, подобно чёртовой пиявке. Но что-то произошло во Вселенной, какие-то блоки реальности сдвинулись, и случилось невероятное: она сидела напротив него, гордая собой, свободная, излучающая внутренний свет женской привлекательности и будущего материнства, а он… Он действительно не мог отвести взгляд.
- Я живу пока у подруги, - подала голос Рин, когда молчание за их столиком несколько затянулось. – Ты её знаешь, это Мика-чан. Она предложила мне оставаться у неё, пока не произойдёт раздел имущества.
Порыв ветра, целый день носящего облака по небу над Конохой, вздул её густые распущенные волосы, открывая лебединую шею, и Обито невольно затаил дыхание. Мимо них, смеясь колокольчиками и держась за руки, прошла совсем ещё молодая пара, и оставленный после них след свежести и беззаботной юности заставил его задуматься: ведь они с Рин ещё тогда, после первой встречи, могли быть такими же, как они, могли бродить по улицам, не чувствуя под собой земли, и смотреть друг другу в глаза, наверное, целую вечность.
Время куда-то ушло, как-то испарилось, и вот Рин уже была беременна не его ребёнком, а его единственным серьёзным успехом в жизни стала карьера. И кого винить в том, что судьба их сложилась именно так, а не иначе? Кому поставить в укор, что он сейчас не может хотя бы просто взять её за руку – потому что не положено? Неужели это всё человеческая глупость: его нерешительность, её чувство долга?
- Рин, - позвал Обито, и тихий незначительный голос внутри него поразился: это я? Я сейчас скажу то, что намеревался сказать уже столько лет?
Новогодние вечеринки, повторяющиеся из года в год, когда он приносил ей напиток, болтал о неважном и не упускал ни одной возможности покружиться с ней в танце.
Его бесконечные прогулки мимо цветочного магазина и внутренние терзания: подарить этим утром или, может быть, следующим?..
Её улыбка над чашкой с капучино во время обеденного перерыва.
Он вспомнил это всё, вспомнил, что только эти ценные обрывки воспоминаний и помогали ему подниматься на ноги после неудач, зализывать раны поражения и находить в себе силы идти дальше, идти вперёд за неуловимым мотыльком мечты. Теперь настало то время, когда пора было поймать мотылька в ладонь, затем раскрыть её и посмотреть, захочет ли он остаться.
В её глазах он читал абсолютное понимание, но всё же посчитал нужным обратить в слова то, что было на уме у обоих.
- Мы с тобой взрослые люди. Моя квартира достаточно большая, чтобы и тебе, и ребёнку было комфортно в ней жить. Если позволишь, я позабочусь обо всём: мы сделаем детскую, такую, какая будет нравиться тебе, у тебя будет отдельная комната, ты сможешь жить, как хочешь. Я обещаю, что ничего не потребую от тебя взамен.
Когда слова были произнесены, напряжение за их столиком значительно возросло, и Обито знал, что исходит оно от него – ощущал это почти физически, как настоящий жар, словно он был смертельно болен, и лекарство лежало в её устах.
- Послушай, Обито, - Рин осветила его одной из своих милых улыбок, - как ты правильно отметил, мы действительно взрослые люди. Давай будем начистоту: мы друг другу нравимся уже давно.
Жар не проходил. Он не знал, что крылось за этими словами: яд или исцеление.
- С тех пор как я ушла от этого ужасного человека, я наконец-то почувствовала себя свободной, - продолжила женщина, поглаживая непроизвольно округлый живот, в котором жила и развивалась с каждой минутой новая жизнь. – Скажи, а ты свободен?
Ей было достаточно одного взгляда, чтобы пронзить его сознание насквозь и без особого труда вывернуть напоказ все укрытые там постыдные тайны: давняя влюблённость в Какаши, их единственная ночь, тянущаяся годами неразбериха, памятные очки в столе его ящика, оранжевые, с горизонтальной трещиной посередине…
- Я свободен, - произнёс он твёрдо.
Рин послала ему широкую улыбку:
- А я всерьёз думала, что ты никогда его не отпустишь.
Обито улыбнулся ей в ответ и ответил совершенно искренне:
- Я тоже боялся этого.
***
- А какие там живут люди?
- Люди? – повторил Гаара, затем передёрнул плечами. – Обычные люди, я не знаю даже. Может, немного замкнутые, по сравнению с коноховцами.
Мальчишки переглянулись. Они подсели к нему, пока Ли разговаривал в задней части автобуса с коллегой-инструктором, и, оттеснив Гаару к окну, чтобы поместиться обоим, принялись засыпать вопросами о Суне – городе, куда они должны были приехать через три часа. Интересовало ребят совершенно разное: Рюаки хотел знать, можно ли там кататься на скейте прямо по улицам и симпатичные ли там девчонки, Харука же справлялся в основном о культурном различии между жителями Конохи и южного города. Отвечать на град вопросов, ловко манипулируя ответами так, чтобы выходило и правдиво, и с подковыркой, Гааре вскоре надоело, и теперь он на каждое новое «а как» и «а почему» выдавал первое, что придёт в голову. Сидящий спереди Ясухиса повернулся к ним, послушав пару минут, заявил с умилением, что они похожи на молодую семью, и вновь отвернулся, заранее пригнув голову, чтобы его не настигла месть «молодого папаши» в виде подзатыльника.
- А ты давно там в последний раз был? – спросил Харука, одновременно отбиваясь от вдруг вздумавшего его защекотать друга.
Гаара, не отрываясь, смотрел через окно на разворачивающуюся перед ними степь. Уже скоро, он чувствовал, трава кончится, а на смену ей придёт пустыня – с её загадочным шёпотом поднятых ветром песков и слишком резко меняющейся погодой, холодными ночами и удушающе жаркими днями.
- Мне было тринадцать, когда я уезжал, - произнёс он глухо, едва слыша собственный голос – в ушах стонал пустынный ветер, звал его, приветствовал всё отчётливее с каждым новым километром, что приближал его к дому. – Там, наверное, столько всего изменилось…
Возможно, подсказал внутренний голос, в самой Суне изменилось мало, но с недавних пор его отношение к этому городу стало несколько иным. Сам того не осознавая, он в последние дни ни с того ни с сего начал часто вспоминать того мальчонку, которого убили на прошлой неделе, а все друзья подумали почему-то на него. У них с Сасори действительно было много общего, теперь он это понял, и дело было не столько во внешней схожести. Как говорили в новостях, парень сбежал от родителей, не могущих принять его гомосексуальность, и приехал в Коноху, полный надежд построить новую жизнь. Разве не те же мысли посещали самого Гаару, когда он, угрюмый подросток без друзей, сидел в отцовском автомобиле и глядел через окно, так же, как сейчас, на то, как картины жёлтых песков постепенно сменяются степью, затем обрастают деревьями и, наконец, превращаются в непроходимые джунгли – знаменитые коноховские леса? Пускай тогда ему были безразличны многие вещи, всё же от переезда он ожидал каких-то значительных перемен в своей жизни – и, как позже выяснилось, получил их. В первый же день учёбы он познакомился с Наруто, и ради этой единственной встречи он готов был переехать хоть на другой конец мира. К сожалению, Сасори повезло куда меньше: он, так и не успев надышаться свободой и как следует организовать свою новую, самостоятельную жизнь, вернулся в отвергший его город, только на этот раз в гробу. Всё это было, чёрт побери, так несправедливо…
- А где тебе больше нравится жить: в Суне или у нас? – прервал его размышления Рюаки, оставивший попытки щекоткой заставить друга подвинуться и теперь сидевший смирно.
Гаара повернул к нему голову и одарил грустной улыбкой:
- У вас, как ты говоришь, я встретил своего лучшего друга и ещё кучу интересных людей. Климат мне ваш тоже больше нравится: терпеть не могу жару. Ну и…
Взгляд его невольно ушёл в сторону Ли, который, похоже, так увлёкся разговором, что о нём и своих любимчиках, выклянчивших сегодня участие в поездке, совершенно забыл. Безусловно, новая встреча с этим человеком являлась ещё одним важным подарком суновцу от щедрой Конохи. Если бы не Ли и не то, что их теперь так сильно связывало, что порой можно было ощутить это физически, – не было бы и его теперешнего, в этом он был больше чем уверен. Новые, настоящие отношения с каждым днём формировали в нём другого человека, которым он всегда хотел быть – сильнее, лучше, серьёзнее. Гааре нравилось наблюдать за этими внутренними переменами, они лишний раз напоминали, что он шёл по верному пути и принимал правильные решения.
От наблюдательных мальчишек не ускользнула его задумчивость. Проследив за его взглядом, Харука протянул по-взрослому серьёзно:
- В Конохе вы повстречались с ним, не так ли?
Словно почувствовав, что говорят о нём, Ли поднялся и, бросив на прощание пару слов коллеге, вернулся по проходу между сиденьями к своему месту. Обнаружив его занятым двумя оккупантами, он добродушно улыбнулся:
- Ну что вы Гаару достаёте? Он, может, отдохнуть хотел.
- А они тут его вопросами терроризировали, - развернулся с переднего сиденья Ясухиса. – Про Суну, всё про Суну. Чёрт, я и сам там бывал всего два раза, интересно было послушать. Расскажи что-нибудь ещё, а?
- Нет, сенсей, это вы мне лучше расскажите, - ответил юноша, борясь с зевком, - когда мы приедем и где будем располагаться. Я так понимаю, народу там соберётся немерено, поэтому наверняка придётся тесниться. Сколько номеров у нас забронировано?
- Вообще, кажется, шесть, - учитель сверился с записями в блокноте. – Да, шесть. Вам с Ли один.
- А нам? – возмутился Рюаки. – Нам с Харукой тоже, что ли, один на двоих?
- Ну да, а ты чего хотел? – второй мальчик пихнул его в бок. – Сказано же, у сенсея с Гаарой один, значит, и у нас тоже будет.
- Не, ну эти-то двое друг в друга втюренные по уши, им нормально!
- Рюаки! – зашипевший, как змея, Харука ухватил болтуна под локоть и стащил за собой с сиденья. – Ну-ка за мной!
Провожаемые взглядами взрослых, мальчишки вернулись на свои места, где принялись в своей обычной манере ругаться. Ли присел на освободившееся сиденье рядом с Гаарой и покачал головой:
- Зря мы им разрешили поехать, ещё натворят делов, а нам потом отвечать.
- Тебе, - поправил его красноволосый с улыбкой, - тебе потом отвечать.
Молодой инструктор на это только развёл руками, насколько позволяло ограниченное сиденьями пространство.
Сзади ещё долго скандалили и сквернословили, а Гаара смотрел в окно и отвлечённо наблюдал за тем, как закат медленно сдирает с мира краски и окунает его сначала в насыщенный жёлтый, затем в оранжевый, красный – и так до самой черноты с её белёсыми бликами луны на предметах и, если повезёт и луна будет достаточно яркой, длинной тянущейся за ними тенью. Недавний разговор с мальчишками заставил его всерьёз задуматься над тем, чего он так рьяно избегал всё время их с Ли стремительного романа. Вопрос этот мог показаться тривиальным и, в сущности, большой роли, возможно, и не играл, но только не для него. Любовь никогда не была для него безделицей, а уж выражение этих чувств словами – и подавно. С тех самых пор, как Ли впервые сказал ему: «Я люблю тебя», прошло полторы недели, и больше об этом речи не заходило. Они хорошо проводили время вместе: на свиданиях в городе, в додзё, у Ли дома – но порой Гаара ловил себя на мысли, что между ними словно стоит невидимый барьер, и барьер этот был его виной. В глазах своего любовника он часто видел желание повторить сказанные тогда слова, но каждый раз он сдерживался, и Гаара знал, почему: чтобы не ставить его в неловкое положение, когда не можешь открыть рта и ответить, не потому, что не хочешь, а потому, что не можешь, не готов, не привык. Дело, пожалуй, было именно в этом: Гаара мог легко сказать Наруто, что он любит его, сказать это Сакуре или дяде Минато, но три простых слова почему-то превращались в мучительную каторгу при попытке озвучить их для любимого человека. Это было парадоксально и глупо до ужаса, но, сколько он себя ни ругай, ни обзывай слабаком и закомплексованным идиотом, барьер всё равно оставался на месте.
Они въехали на территорию Суны, когда уже окончательно стемнело, и тяжёлые размышления не покидали Гаару до самой ночи.
***
Когда врач ещё раз перечислил все возможные последствия сотрясения мозга и спросил с нажимом, действительно ли он не страдает ни от чего подобного, Итачи с уверенностью ответил, что не страдает – это являлось обязательным условием разрешения приступить к началу операции, поэтому он попросту не мог позволить себе ответить по-другому. На кону, думалось ему тогда, в больнице, стояло слишком многое, чтобы беспокоиться о собственном здоровье. Теперь же, когда он брёл по центральной улице квартала голубых фонарей, уверенность постепенно начинала покидать его.
Уже стемнело, и улица полнилась людьми, желающими хорошо провести время. Похоже, никто его ещё не узнал, и взгляды, которыми его провожали незнакомцы, не отличались от прежних. Микрофон и в самом деле оказался настолько маленьким, что не был заметен даже под облегающей майкой, но из-за непривычного чувства кожа на груди постоянно возвращала к себе его внимание, и от этого казалось, что другие тоже видят тайное приспособление. Наушник в ухе пока молчал, но Итачи знал, что за ним следят – где-то невдалеке от него, возможно, на соседней улице, остановился автомобиль, где прислушиваются к его дыханию, слышному через микрофон, и в любую минуту готовы броситься на помощь.
Подаренную гадалкой карту ему пришлось снять, но Орочимару, сообразив, насколько она для него важна, добавил к его образу небольшую плоскую сумочку, плотно прилегающую к бедру, в которую как раз хорошо поместился оберег, и теперь на душе у Итачи было немного спокойнее. Неоновые вывески, коими пестрела широкая улица, били по глазам неестественной яркостью, но Итачи знал: повышенная чувствительность глаз – всего лишь одно из последствий его травмы, это пройдёт. Он шёл в Kakkazan, где ему якобы должен был удивиться Дейдара, и там уже можно было приступать к выполнению плана. Итачи мог справиться с чем угодно, так он сказал себе, когда выходил из здания больницы в мнимом одиночестве, потому что уже с того момента его прикрывали. Он мог преодолеть внезапные головные боли, головокружение, нарушение сна и неконтролируемые вспышки гнева или раздражения, но ему даже в голову не могло прийти, что психоз, о котором предупреждал доктор, настигнет его здесь, сейчас, на этой самой улице.
Ничего не переменилось: люди всё так же шли двумя потоками по обеим сторонам от проезжей части, заворачивали в понравившиеся им заведения, мимо проезжали машины, из нескольких мест одновременно громыхала музыка, создавая снаружи чудовищную какофонию. И всё же что-то было не так, Итачи ощущал это слишком явно, чтобы игнорировать. Как будто кто-то запустил в нём тайный механизм и по сосудам потекли зловонные массы страха. Страх отяжелил его тело, полился из пор, заставил замедлить шаг, парализовал мысли. Он знал, он знал точно: Дьявол наблюдает за ним. Рука непроизвольно потянулась к сумочке, пальцы справились с застёжкой и проникли внутрь – прикоснуться к оберегу. У него есть выбор, так сказала ему гадалка. Карта означала, что судьба находилась в его руках, и он выбирал хорошую половину расклада, гори оно всё синим пламенем!
Перед глазами вдруг поплыли тёмные пятна, Итачи заморгал, думая на линзы, и вдруг вздрогнул, когда мимо промчался автомобиль и его изменённый травмой слух воспринял его гул как рёв невиданного животного. Взгляд его остановился на фигуре, застывшей на противоположной стороне улицы, около дерева. Высокий человек стоял совершенно неподвижно, и голова его, скрытая плотной тенью, была повёрнута в его сторону. Низкие ветви дерева, которое отчего-то до сих пор даже не показало солнцу зелёных почек, стремились, голые, ввысь и были похожи на чьи-то страшные лапы с длинными когтями. Итачи замер. В свете неоновой вывески за спиной у незнакомца его тень падала на мощёную серой брусчаткой улицу и, соединившись с ветвями-лапами странного дерева, создавала впечатление, будто у него… рога. Совсем как на карте «Дьявол» в колоде у гадалки.
Незнакомец на той стороне улицы воздел руку в молчаливом приветствии, и от этого жеста Итачи словно очнулся – сорвался с места и, больше не бросив ни одного взгляда назад, помчал что было силы дальше. Своей спешкой он нарушал данную Орочимару инструкцию, но никто, чёрт побери, не предупреждал его, что будет так страшно.
Это психоз, настойчиво твердила рациональная часть его сознания. Это паранойя, никакого человека с рогами там не было, была только причудливая тень – вот и всё. Итачи заставил себя сбавить темп, но бешено колотящееся в груди сердце всё равно не давало забыть о недавно перенесённом ужасе. Он был больше чем уверен, что видение являлось не просто продуктом его искривлённого восприятия сознания, а знаком. С недавних пор у него появились серьёзные основания верить в знаки судьбы, и будь он проклят, если только что не распознал один из них.
Стало быть, Дьявол или уже увидел его, или увидит сегодня – и тогда начнётся охота. Дьявол будет думать, что охотник он, ему даже в голову не придёт, что его слабостями играют. Слушая в больничной палате, как уверенно Орочимару излагает по пунктам детали операции, Итачи почему-то решил, что осуществить план поимки будет легко, но сейчас, когда реальность вновь окунула его в эту непередаваемую атмосферу ночи, и острого одиночества в толпе, и горькой бренности короткого, как жизнь бабочки, существования – только сейчас до него в полной мере дошло: он добровольно вернулся туда, где его едва не лишили жизни, он сам пожелал закончить начатую с Дьяволом игру и раздавить его или быть раздавленным самому.
Молодой детектив остановился возле знакомой вывески Kakkazan. Дейдара уже ждал его внутри. Итачи должен будет сесть у стойки и завести с ним намеренно эмоциональную беседу о происшествии с нападением, а дальше всё будет просто: люди, привлечённые его историей, захотят поговорить с ним, захотят приобщиться к его страданию, и среди этих бесполезных зевак непременно должен оказаться тот, чьё лицо, скрытое в тенях, он видел в переулке два дня назад. Орочимару полагался на логику и своё знание поведения серийных убийц, но Итачи полагался на свои чувства. Чувства говорили: сегодня, раньше или позже ночью, он вновь повстречается с Дьяволом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 5
День: 3
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 31
Среда 19 мая
Все в доме ещё спали, когда Учиха Микото набрала номер своего двоюродного брата Обито и поднесла телефон к уху, ожидая ответа на гудки. На ней до сих пор была ночная рубашка, потому что женщина не далее как двадцать минут назад вскочила с постели, разбуженная ночным кошмаром. Ей снилось, будто её сыновья сошлись в кровавом бою и Саске в конечном счёте убил Итачи, а потом горько рыдал, сожалея о содеянном. Проснувшись, Микото ещё несколько минут лежала в кровати, слушая в предрассветной тишине собственное неровное дыхание и мерное сопение мужа рядом, и пыталась мысленно вернуться в реальность. В груди ныло, как от настоящей потери, как будто всё произошло на самом деле и она лишилась одного сына, а второй превратился в братоубийцу, и не помогали даже слова, повторяемые ею снова и снова, словно волшебное заклинание: «Это был сон, это был сон, всего лишь сон». Но справиться с собой всё никак не выходило, и вскоре Микото, сдавшись, поднялась и как можно тише, чтобы не будить мужа, прокралась на кухню, где тут же приняла решение позвонить Итачи и узнать, всё ли с ним в порядке.
Однако номер не отвечал, и эта, пускай незначительная, деталь лишь добавила женщине беспокойства. Будить ранним звонком Кисаме она не решилась, подумав, что со всем этим расследованием он и так подпортил себе здоровье, так что сон был ему попросту необходим. Тогда пришла идея позвонить любимому родственнику Обито, ведь, насколько ей было известно, сейчас Итачи жил именно в его квартире, а её хозяин как раз сегодня должен был вернуться в Коноху из своей командировки и мог успокоить сестру. То, что Обито, возможно, устал и был бы не прочь отдохнуть после выматывающего перелёта, женщине даже не пришло в голову – слишком привыкла она во всём рассчитывать на брата, особенно в делах, касающихся её сыновей.
- Алло! – ответили ей на пятом гудке. – Микото, привет!
- Обито, ты домой заезжал уже? – не тратя времени на пустую болтовню, прервала его женщина.
- Ну да, только что зашёл внутрь, дверь вот закрываю. А что?
- Итачи там?
- Сейчас посмотрю… - В трубке раздались звуки шагов. – Что-то случилось? Так, в его комнате пусто, в комнате Саске тоже, сейчас ещё у себя гляну… Тоже. Может, он у Кисаме заночевал?
Но женская интуиция подсказывала Микото: всё не могло быть так просто, её сон явно что-то значил. Она поблагодарила озадаченного кузена и, не став ничего объяснять, положила трубку. Сразу же после этого в кухню, зевая и приглаживая спутанные со сна волосы, заглянул Фугаку.
- Дорогая, рань ещё такая, а ты уже на ногах. – Он подарил ей неуклюжий поцелуй, но Микото не стала на него отвечать.
- Где Итачи?
При упоминании старшего сына из глаз мужчины пропала сонная дымка, и всего на миг – ей не показалось – в них мелькнул страх. Практически сразу Фугаку удалось взять себя в руки, но ей было достаточно и этой маленькой потери контроля, чтобы понять: произошло что-то нехорошее. Тут же вспомнились вчерашние новости, в которых передавали, что маньяк из квартала голубых фонарей, прозванный журналистами Дьяволом, снова объявился, но на этот раз ему не удалось завершить своё кровавое дело – добровольный патруль, состоящий из обитателей квартала, спас жертву, и теперь юноша, личность которого не раскрывалась, находился в лечебнице. Сложить два и два было несложно, тем более когда ты – Учиха. Микото это знала, знал об этом и Фугаку, поэтому, лишь только прочёл в её глазах понимание, поспешил заверить:
- Нет, ты всё не так поняла!
Однако реплика не возымела на женщину совершенно никакого действия.
- Он жив? Ранен? Что с ним? – принялась сыпать она вопросами, копя ярость на мужа на потом – вначале ей необходимо было узнать, что случилось с её сыном.
- Жив, - бросил Фугаку неохотно и, отодвинув ногой табурет, рухнул на него, словно его больше не держали ноги. На жену он не смотрел. – Его Кисаме спас. Их начальник сказал, если бы не он, то…
Микото не смогла сдержать слёз облегчения. Они потекли по её щекам и закапали на ночнушку, оставляя на ней полупрозрачные круглые пятна. Ещё с самого детства ей твердили: сны или не означают ничего, или значат очень многое, и вот теперь она в этом убедилась.
***
Саске лежал в кровати с открытыми глазами и прислушивался к скандалу за стеной. Проснулся он уже давно - на рассвете поднялся сильный ветер, и из-за открытой балконной двери его мощным порывом приподняло занавески так, что те почти коснулись его кровати. Ещё не отошедшему ото сна парню показалось, что это к нему тянутся чьи-то белые лапы, и с той секунды сон как отрезало, поэтому всю родительскую ссору он слышал от самого её зарождения и до конца, когда мама, рыдая, закрылась в спальне, а отец, видимо, решив, что завтрак он сегодня не получит, ушёл на работу раньше обычного.
Поначалу, когда Саске услышал имя Итачи, ему подумалось, что речь снова пойдёт о старом, но обвинений в сторону брата он не услышал ни одного, а поэтому стал прислушиваться усерднее – и когда в маминой речи проскользнула истинная причина её беспокойства, внутри него всё разом похолодело.
Из-за напряжённой учёбы Саске в эти дни не смотрел новости ни по телевизору, ни в Интернете, поэтому об очередном появлении серийного убийцы ничего не знал. Теперь же ему показалось, он только об этом и был способен думать. Итачи, его талантливый, но такой упрямый брат, всё-таки перегнул палку, о чём предупреждали его ещё больше недели назад Хаяте и Генма, а он не смог повлиять, не смог остановить этого, и теперь, если бы не Кисаме-сан, было бы поздно. Если бы не Кисаме-сан, у него сейчас не было бы старшего, самого лучшего брата. Он бы спал тихим сном и не подозревал бы, что Итачи уже нет в живых. Кровать напротив той, в которой он сейчас лежал, принадлежала бы мертвецу, половина одежды в их шкафу, все эти снежно-белые рубашки и идеальные брюки, тонкие галстуки стали бы зваться вещами покойного, а он сам превратился бы для людей в ближайшего родственника погибшего.
От этих жутких фантазий так сильно захотелось избавиться, что Саске резко поднялся и как можно скорее собрался, перекинул через плечо портфель и выскочил на улицу, ощущая чувство вины за то, что оставил маму одну дома в таком состоянии, но не имея ни желания, ни сил возвращаться. Из разговора родителей он понял, что пытаться дозвониться до Итачи бесполезно, поэтому он на ходу достал телефон и, шагая по улицам без особой цели, набрал номер Кисаме-сана. Когда ему ответили, он опустил пустые объяснения и сразу спросил:
- Что с Итачи?
В трубке молчали, и Саске мог почти видеть, как мужчина озадаченно хмурится, пытаясь сообразить, откуда ему известно о том, что должно было оставаться тайной для всех, кроме сотрудников отдела. Ноги завели его в малоизвестный район, от которого добираться до академии было достаточно далеко, но учёба волновала его сейчас меньше всего. Наконец Кисаме-сан заговорил, запинаясь на каждом слове:
- Ты не должен был знать. Итачи не хотел.
- Мама догадалась и начала скандалить с папой, а я услышал, - пояснил он коротко. – Можно мне с ним поговорить? Вы с ним сейчас?
- Нет, я в участке, мы тут заняты немного… Но ты не переживай. Мы сделаем всё, чтобы его жизни больше ничего не угрожало.
Не верить словам человека, который так сильно любил его брата, было невозможно, и от сердца у Саске несколько отлегло. Он поблагодарил детектива, попросил передать брату привет и положил трубку. Оставалось ещё кое-что, что ему стоило сделать до того, как новый день закрутит его в ежедневных проблемах – он должен был найти Генму и Хаяте. Возможно, подсознание догадалось об этом гораздо раньше, чем сознание, потому что всё время разговора он шёл, не разбирая дороги, по улицам и переулкам, нехарактерно пустынным для утреннего мегаполиса, и только сейчас, оглядев старые облезлые пятиэтажки грязно-серого цвета, начал понимать, куда всё это время держал путь – к тому самому дому, куда в прошлый раз привели его странные знакомые.
Вскоре он уже стоял перед входом в полуразрушенное здание. Ветер, гоняющий сероватые с белыми боками облака по ярко-синему небу, мотал из стороны в сторону проваленную внутрь покосившуюся дверь и играл с его волосами, задувая их в лицо, толкал его в спину, будто подгоняя ступить внутрь. Саске сделал шаг вперёд, затем ещё один. Помня, что в прошлый раз чуть было не упал здесь из-за груды кирпичей, он шёл очень аккуратно, прощупывая носком ботинка дорогу, прежде чем опускать ногу. Наконец путь к лестнице был преодолён, и Саске ступил на нижнюю ступеньку – та тут же взвизгнула деревянным скрипом. Он как мог быстро поднялся на второй этаж и замер наверху, оглядываясь.
Генма лежал, закинув руки за голову, на одном из матрацев, которые Саске заметил ещё в свой первый визит, а Хаяте сидел у его ног и молча смотрел на гостя.
- Проходи, - сказал ему Генма чуть неразборчиво из-за зажатой в его зубах травинки. - Что-то ты поздно – мы думали, раньше нас найдёшь.
Ноги стали вдруг ватными, и Саске пришлось строго пообещать себе, что в этот раз мистические способности этой парочки его не испугают, прежде чем он двинулся им навстречу. Хаяте кашлянул в кулак и молча указал ему на свободный матрац.
- Ты извини, если мы тебя тогда напугали, - произнёс Генма своим ровным, ничего не выражающим тоном, всё ещё не поворачивая в его сторону головы. – Просто посчитали нужным предупредить.
- Хорошо, но что мне сейчас делать? – спросил Саске, волнуясь, что в обществе этих двоих у него вновь случится какое-то помутнение и он забудет узнать то, за чем пришёл.
Хаяте снова кашлянул, затем поднялся и прошёл в угол, где налил себе в стакан воды из старого алюминиевого чайника.
- Тебе – ничего, - бросил он едва слышно, сделав глоток. – Уже ничего не сможешь сделать.
- Вот именно, - подтвердил Генма, всё ещё разглядывая потрескавшийся от времени потолок, в центре которого покачивалась от проникающего внутрь дыхания ветра запылённая лампочка. – У твоего брата есть сильные помощники. Если он прекратит стараться всё делать сам и прислушается к ним, то, наверное, всё будет хорошо.
Саске дёрнулся, как от пощёчины:
- Что значит «наверное»?
Генма скосил на него безразличный взгляд, от которого почему-то пробрало холодом:
- Мы не можем знать всего. Как всё решится, нам тоже неизвестно. Единственное, что мы можем сказать наверняка, это…
- …что ждать развязки осталось недолго, - закончил за него Хаяте своим выцветшим голосом и уткнулся носом в кружку.
Саске переводил взгляд с одного парня на другого, теряясь в соображениях, и вдруг явственно почувствовал, что нереальность происходящего вновь начала затягивать его, и вот он снова не понимал, где провести грань между мистикой и действительностью. Эти двое, расслабленные, спокойные, составляли вместе типичную городскую картину: утро буднего дня, когда не хочется откидывать одеяло и начинать новый день, - но их совершенно обыкновенный вид шёл вразрез с тем, что они говорили, и от этого несоответствия шла кругом голова.
- Послушайте, - едва совладав с подступающим страхом перед неизвестным, позвал Саске, - вы ведь знаете, кто убийца? Можете помочь полиции его найти?
Генма выплюнул обжёванную до безобразия травинку, наконец-то повернул к нему голову, и его обычно безразличный взгляд налился вдруг свинцом.
- Нам нельзя вмешиваться, - произнёс он, чеканя каждое слово, - мы только наблюдаем.
- Но вы ведь можете сказать мне, а я…
- Саске, - прервал его тихо, но настойчиво Хаяте и снова кашлянул. – Если город впустил в себя это чудовище, значит, так было нужно. Если твоего брата едва не убили, значит, таков был план.
- Вторгаться в этот план мы не имеем права, - закончил за него Генма. – Тебе, как и нам, остаётся только наблюдать и надеяться, что всё кончится удачно. Хотя, что считать удачным концом, вопрос спорный, ведь никто из людей не видит полной картины.
Он замолчал и прислушался, словно его уху было доступно нечто запредельное, тайное, и Саске вдруг совершенно чётко осознал, что приходить ему сюда не стоило. Генма и Хаяте не могли помочь, но не потому, что не хотели, а потому, что в их функции эта помощь не входила. По неизвестной ему причине сталкеры не поддавались стандартной классификации характеров людей: их нельзя было назвать трусами, они не были затаившими злость на человечество подлецами и никогда не стали бы спасающими жизни героями. Ни один из этих ярлыков им не соответствовал, но не потому, что они были выше них или же были их недостойны, просто эти двое – другие, иного слова и не подберёшь. Он не помнил, как заканчивал разговор и как прощался – возможно, всего этого не было и он просто поднялся и вышел. Очнулся Саске уже в пути: ноги несли его по незнакомым улочкам, куда – он не знал, но был слишком запутан в мысленном водовороте, чтобы беспокоиться ещё и об этом, поэтому просто предоставил телу полную свободу передвижений, а там уже будь что будет.
Значит, Итачи он помочь не мог и иного пути не было, кроме как наблюдать и надеяться на лучшее. Но как, чёрт возьми, надеяться, если он не знал совершеннейшим образом ничего из того, каким опасностям подвергался его брат ради поимки преступника? Он задавал себе этот вопрос снова и снова, будто от повторения ответ родится в его голове сам по себе, и даже не заметил, как полчаса спустя оказался у ворот полицейской академии. Посчитав, что напряжённые часы занятий смогут помочь ему отвлечься от нелёгких размышлений, Саске решительно ступил во внутренний двор учебного заведения.
***
План был продуман. Орочимару попросил врачей принести им в палату стол и развернул на ней карту квартала, в котором должна была происходить операция, имя для которой выбрали мощное и символическое - «Охота на Дьявола». Итачи, уже в своей обычной одежде, которую привёз ему Кисаме-сан, но всё ещё с перевязанной головой, разглядывал записи, пытаясь заранее, до объяснений вникнуть в суть идеи.
- Ты будешь ходить здесь, здесь и здесь, - палец учёного перемещался по схематическим прямоугольникам зданий. – Скорее всего, убийца заметил тебя в одном из этих заведений, поэтому он будет ожидать, что увидит тебя там вновь. Но даже если мы просчитались, слух о тебе пойдёт по всему кварталу – что ты вернулся, и он всё равно тебя разыщет. Так как он не знает, видел ты его лицо или нет, он, скорее всего, попытается обратить на себя твоё внимание: скажет пару слов, угостит выпивкой – словом, сделает какую-нибудь мелочь. Для него важно будет, чтобы ты посмотрел ему в лицо. Тогда он будет знать точно, опасаться ему раскрытия или нет.
Рядом со столом в молчании стояли Кисаме-сан и Дейдара, Такэо же остался в участке, чтобы оформить детали операции документально и подобрать нужных сотрудников для её реализации. Итачи не мог не согласиться с выводами учёного: он и сам подозревал, что убийца попытается узнать, стоит ли ему переживать по поводу раскрытия своей личности.
- Весь первый вечер ты проведёшь в Kakkazan в компании Дейдары, - продолжил Орочимару, покосившись на блондина, к которому за время их короткого знакомства проникся симпатией. Тот с готовностью кивнул. – Это будет логично: ты, парень из маленького городка, недавно переехавший в Коноху, внезапно становишься известной личностью в квартале, тебе хочется поделиться впечатлениями и получить как можно больше внимания, но вначале ты отправляешься в бар, где успел завести друзей. Туда по мере распространения слуха сходятся зеваки.
- Хорошо, и как мне себя вести? – уточнил Итачи, переглянувшись с Дейдарой.
- Я тебе тут набросал план действий, - Орочимару двумя пальцами пододвинул в его сторону папку, - но вкратце расскажу. Убийце не даёт покоя много вещей, но если ты ещё и будешь выглядеть так, будто у тебя всё хорошо и нападение не особенно повлияло на твою жизнь, это ещё больше подстегнёт его к действию – даже сильнее, чем вообще твоё присутствие. Он захочет встретиться с тобой лицом к лицу и убедиться, что ты не лжёшь и не притворяешься. Наш план прост: все, кто подойдёт к тебе и заговорит, окажутся в нашем списке подозреваемых, постепенно мы будем проверять каждого и отсеивать не соответствующих психологическому портрету. Это наше задание на сегодняшний вечер, ночь и завтрашний день. Теперь, - он перелистнул страницу блокнота, который держал в одной руке, - второй день. Мы установим слежку за наиболее подходящими нам людьми из тех, кто проявлял к тебе особое внимание. Ты будешь находиться с Дейдарой здесь, - он обвёл пальцем обширный прямоугольник на карте. – Это клуб, в котором вы проводили время в день нападения. Здесь будет сложнее, потому что, как любезно пояснил нам твой друг, в клубах темно и творится сплошная неразбериха.
- Особенно ночью, - добавил Дейдара. – Вообще кошмар.
- Поэтому вы сидите там только до полуночи, - продолжил Орочимару, - после чего направляетесь сюда. Это заведение, где собираются ребята и девушки, которые продают себя задорого. Так как мы позиционируем тебя как одного из них, ты должен вписаться в эту компанию и по возможности ясно дать понять, что уже отошёл от потрясения и снова готов работать.
Итачи проигнорировал нахмурившегося на эти слова Кисаме-сана и спросил:
- То есть, вы считаете, он попытается меня снять?
- Подкараулить тебя где-нибудь у него вряд ли хватит терпения, - пояснил учёный совершенно будничным тоном, - тем более, я имею основания полагать, что этот человек верит в удачу и поэтому считает свой провал знаком. Теперь он будет действовать по-другому. Он захочет тебя заманить.
- Хорошо, - согласился Итачи, - допустим, меня кто-то снял. Что дальше?
- Тут нам придётся действовать бесхитростными полицейскими методами, - Орочимару одарил его холодной улыбкой. – Пожалуй, Хошигаке-сан сможет объяснить тебе это гораздо лучше меня.
- А что тут объяснять? – детектив пожал равнодушно плечами. – Всё просто. Ты отказываешься от любых приглашений идти в чужой дом, ни в какие машины не садишься, а настаиваешь, что у тебя тут квартира, где ты и работаешь. Отводишь его туда, там ждёт засада. Мы быстренько хватаем его, заявляем, что ты несовершеннолетний, и арестовываем. Пока держим под стражей, оформляем ордер на обыск, обыскиваем его квартиру, спрашиваем алиби, если всё чисто – выпускаем и грозим, чтобы никому ничего не рассказывал, а то уже так просто не отделается. Так будем охотиться где-то неделю, если не поможет, придумаем что-нибудь ещё.
- Но вообще-то мне кажется, неделя – это даже много, - вмешался учёный. – Он попытается добраться до тебя раньше. Во-первых, будет опасаться, что ты всё-таки его вспомнишь, во-вторых, я уже объяснял, он не сможет спокойно жить, пока ты будешь крутиться рядом. Возможно, кстати, ты и сам сможешь его вычислить даже раньше. Маска нормальности с него начнёт сползать, всё труднее станет держать себя в руках, что может проявляться во внезапных вспышках ярости или просто раздражения в твоём присутствии. Будь всегда начеку.
- Я буду помогать, - добавил Дейдара гордо. – Я же там почти всех в лицо знаю, со многими лично общался, работа ведь такая, так что ты будешь не один.
Орочимару послал ему благодарный кивок, а Итачи сказал:
- И ещё один важный момент. При тебе всегда будет микрофон и мобильный телефон, номер которого будут знать только участники операции – никакой семьи. Непосредственно подослать полицейских за тобой присматривать мы, к сожалению, не сможем. Во-первых, у них не выйдет без специальной подготовки вписаться в гей-тусовку, их сразу же раскроют, а выдать их за журналистов или вольных писателей тоже не получится, потому что после недавних разгромных статей с критикой стиля жизни обитателей квартала ничего хорошего чужаков там не ждёт. Во-вторых – и это самое главное! – наш убийца, скорее всего, почувствует их присутствие. Мой опыт показывает, что чаще всего они это ощущают. Поэтому сотрудники полиции будут сидеть в машине где-нибудь невдалеке от тебя, прослушивать твои разговоры и регулировать твои действия. Хошигаке-сан, вы среди нас специалист по всяким этим шпионским примочкам, поясните.
Кисаме с серьёзным видом подступил ближе к напарнику:
- На груди, вот здесь, мы прицепим тебе микрофончик, он практически плоский и под майкой, даже облегающей, будет незаметен. В ухо поместим маленький наушник, через который полицейские будут иметь с тобой связь. Из-за распущенных волос никто не должен будет его заметить, но если даже что-то приключится, ты скажешь, что это новый bluetooth. У Дейдары будет то же оборудование, так что никто из вас не потеряется.
- И ещё, - вспомнил Орочимару, - ты должен будешь в один из ближайших дней прийти к Дейдаре домой и завести беседу с его соседями, мальчишками, которые подрабатывают проституцией. Возможно, кто-то из них, с кем приключалось похожее несчастье – пытались напасть или изнасиловать, – увидит в тебе товарища по несчастью и расскажет что-нибудь важное. Да, кстати, я тебе там написал, - он кивнул в сторону папки, - но повторюсь, чтобы ты запомнил. Кто бы у тебя ни спрашивал, ты всё время отвечаешь, что не помнишь, успел ли увидеть лицо преступника или нет – из-за сотрясения мозга у тебя случилась временная амнезия. Это важно, потому что таким образом убийца будет думать, что ты, когда твоя память восстановится, сможешь вспомнить и опознать его, поэтому он будет торопиться. Кроме того, его волнение увеличит наши шансы на успех.
Он перевёл дыхание и с видом человека, у которого свалилась гора с плеч, обвёл взглядом сообщников, остановив его на Итачи.
- Ну что, господа? Мы подготовимся, как можем, и понадеемся, что в этом правом деле нам будет сопутствовать удача.
Четверо заговорщиков переглянулись, и Итачи показалось, что во всех головах разом промелькнула одна и та же мысль: лучше бы удача была на их стороне.
***
Рин изменилась. Возможно, это была беременность – ей очень шёл округлый живот, умело задрапированный специальным кроем широкого комбинезона из лёгкой тёмно-зелёной ткани с большим карманом на груди, - или дело было в долгожданной свободе от тирана-мужа, которую она отвоевала совсем недавно и до сих пор не могла нарадоваться. Что бы это ни было, перемены в ней были налицо, и Обито поймал себя на том, что с момента их встречи попросту не в силах отвести от неё взгляд.
- А я уж думала, ты туда навсегда уехал, - улыбнулась ему женщина, помешивая ложечкой травяной чай, который она любила пить с сахаром. – Почему-то так решила, не знаю.
Обито опустил взгляд на свои ладони, крепко сжимающие свою чашку с дымящимся кофе:
- Как же я мог уехать?..
Какаши и Йондайме привыкли говорить, что он любил Рин десять лет, но на самом деле его чувства зародились несколькими годами ранее, когда он впервые повстречал её в офисе. В тот день их с Какаши пригласили на интервью, и Йондайме, для них тогда ещё Намикадзе-сан, со всей строгостью расспрашивал обоих, пытаясь определить, кто из друзей ему больше подойдёт, ведь свободная должность была лишь одна. Наконец он принял решение и поставил перед двумя кандидатами условие: если они смогут работать в духе постоянного соперничества и таким образом неустанно расти и профессионально развиваться, он возьмёт на работу их обоих. Как раз когда они выясняли детали договора, в кабинет к начальнику заглянула секретарша Рин, и Обито сразу почувствовал к этой юной красавице необъяснимое притяжение. Тогда, правда, у него всё ещё тянулась неразбериха в отношениях с Какаши, поэтому он не предпринимал никаких действий, чтобы заинтересовать девушку в себе – только помогал по мелочам, приносил время от времени кофе во время обеденного перерыва, задерживался у её стола, чтобы лишнюю минуту поболтать. А когда он наконец-то определился, было уже поздно и Рин влюбилась в какого-то парня, которым хвасталась подружкам-сотрудницам при каждом удобном случае и за электронным общением с которым проводила большую часть свободного времени на рабочем месте.
Обито знал, что его любовь просто так не пройдёт, ведь он был Учихой: если то, что он когда-то давно, в студенческие годы, чувствовал к Какаши, до сих пор не отпустило его до конца, то что уж говорить о любви к милой, доброй, нежной, как цветок, Рин? Буквально через несколько месяцев после того, как девушка его мечты начала встречаться с тем парнем, они поженились – и тогда начались проблемы.
Как бы плохо ни было дома, сколько бы часов она ни лежала без сна в кровати, глотая слёзы, Рин никогда не показывала этого на работе, и многие действительно ничего не замечали. Первым обратил внимание Какаши. Слишком широкий браслет на запястье, под которым, если приглядеться, можно было увидеть край бурого синяка. Рассечённая губа и её улыбка: «Вот я растяпа, каталась на велосипеде с друзьями в парке и упала». Слишком толстый слой пудры на одном глазу. Обито не считал себя вправе вмешиваться в чужую личную жизнь, но такое обращение с женщиной мог переносить безропотно, наверное, только бездушный человек. На его попытки вывести её на откровенную беседу Рин только улыбалась ему тепло и говорила: «Всё хорошо, правда, не переживай за меня».
Когда Обито узнал про ребёнка, все его надежды рухнули окончательно. Ребёнок означал совместную заботу, стало быть, ей никогда уже не сбежать от этого монстра, пьющего из неё кровь последние годы, подобно чёртовой пиявке. Но что-то произошло во Вселенной, какие-то блоки реальности сдвинулись, и случилось невероятное: она сидела напротив него, гордая собой, свободная, излучающая внутренний свет женской привлекательности и будущего материнства, а он… Он действительно не мог отвести взгляд.
- Я живу пока у подруги, - подала голос Рин, когда молчание за их столиком несколько затянулось. – Ты её знаешь, это Мика-чан. Она предложила мне оставаться у неё, пока не произойдёт раздел имущества.
Порыв ветра, целый день носящего облака по небу над Конохой, вздул её густые распущенные волосы, открывая лебединую шею, и Обито невольно затаил дыхание. Мимо них, смеясь колокольчиками и держась за руки, прошла совсем ещё молодая пара, и оставленный после них след свежести и беззаботной юности заставил его задуматься: ведь они с Рин ещё тогда, после первой встречи, могли быть такими же, как они, могли бродить по улицам, не чувствуя под собой земли, и смотреть друг другу в глаза, наверное, целую вечность.
Время куда-то ушло, как-то испарилось, и вот Рин уже была беременна не его ребёнком, а его единственным серьёзным успехом в жизни стала карьера. И кого винить в том, что судьба их сложилась именно так, а не иначе? Кому поставить в укор, что он сейчас не может хотя бы просто взять её за руку – потому что не положено? Неужели это всё человеческая глупость: его нерешительность, её чувство долга?
- Рин, - позвал Обито, и тихий незначительный голос внутри него поразился: это я? Я сейчас скажу то, что намеревался сказать уже столько лет?
Новогодние вечеринки, повторяющиеся из года в год, когда он приносил ей напиток, болтал о неважном и не упускал ни одной возможности покружиться с ней в танце.
Его бесконечные прогулки мимо цветочного магазина и внутренние терзания: подарить этим утром или, может быть, следующим?..
Её улыбка над чашкой с капучино во время обеденного перерыва.
Он вспомнил это всё, вспомнил, что только эти ценные обрывки воспоминаний и помогали ему подниматься на ноги после неудач, зализывать раны поражения и находить в себе силы идти дальше, идти вперёд за неуловимым мотыльком мечты. Теперь настало то время, когда пора было поймать мотылька в ладонь, затем раскрыть её и посмотреть, захочет ли он остаться.
В её глазах он читал абсолютное понимание, но всё же посчитал нужным обратить в слова то, что было на уме у обоих.
- Мы с тобой взрослые люди. Моя квартира достаточно большая, чтобы и тебе, и ребёнку было комфортно в ней жить. Если позволишь, я позабочусь обо всём: мы сделаем детскую, такую, какая будет нравиться тебе, у тебя будет отдельная комната, ты сможешь жить, как хочешь. Я обещаю, что ничего не потребую от тебя взамен.
Когда слова были произнесены, напряжение за их столиком значительно возросло, и Обито знал, что исходит оно от него – ощущал это почти физически, как настоящий жар, словно он был смертельно болен, и лекарство лежало в её устах.
- Послушай, Обито, - Рин осветила его одной из своих милых улыбок, - как ты правильно отметил, мы действительно взрослые люди. Давай будем начистоту: мы друг другу нравимся уже давно.
Жар не проходил. Он не знал, что крылось за этими словами: яд или исцеление.
- С тех пор как я ушла от этого ужасного человека, я наконец-то почувствовала себя свободной, - продолжила женщина, поглаживая непроизвольно округлый живот, в котором жила и развивалась с каждой минутой новая жизнь. – Скажи, а ты свободен?
Ей было достаточно одного взгляда, чтобы пронзить его сознание насквозь и без особого труда вывернуть напоказ все укрытые там постыдные тайны: давняя влюблённость в Какаши, их единственная ночь, тянущаяся годами неразбериха, памятные очки в столе его ящика, оранжевые, с горизонтальной трещиной посередине…
- Я свободен, - произнёс он твёрдо.
Рин послала ему широкую улыбку:
- А я всерьёз думала, что ты никогда его не отпустишь.
Обито улыбнулся ей в ответ и ответил совершенно искренне:
- Я тоже боялся этого.
***
- А какие там живут люди?
- Люди? – повторил Гаара, затем передёрнул плечами. – Обычные люди, я не знаю даже. Может, немного замкнутые, по сравнению с коноховцами.
Мальчишки переглянулись. Они подсели к нему, пока Ли разговаривал в задней части автобуса с коллегой-инструктором, и, оттеснив Гаару к окну, чтобы поместиться обоим, принялись засыпать вопросами о Суне – городе, куда они должны были приехать через три часа. Интересовало ребят совершенно разное: Рюаки хотел знать, можно ли там кататься на скейте прямо по улицам и симпатичные ли там девчонки, Харука же справлялся в основном о культурном различии между жителями Конохи и южного города. Отвечать на град вопросов, ловко манипулируя ответами так, чтобы выходило и правдиво, и с подковыркой, Гааре вскоре надоело, и теперь он на каждое новое «а как» и «а почему» выдавал первое, что придёт в голову. Сидящий спереди Ясухиса повернулся к ним, послушав пару минут, заявил с умилением, что они похожи на молодую семью, и вновь отвернулся, заранее пригнув голову, чтобы его не настигла месть «молодого папаши» в виде подзатыльника.
- А ты давно там в последний раз был? – спросил Харука, одновременно отбиваясь от вдруг вздумавшего его защекотать друга.
Гаара, не отрываясь, смотрел через окно на разворачивающуюся перед ними степь. Уже скоро, он чувствовал, трава кончится, а на смену ей придёт пустыня – с её загадочным шёпотом поднятых ветром песков и слишком резко меняющейся погодой, холодными ночами и удушающе жаркими днями.
- Мне было тринадцать, когда я уезжал, - произнёс он глухо, едва слыша собственный голос – в ушах стонал пустынный ветер, звал его, приветствовал всё отчётливее с каждым новым километром, что приближал его к дому. – Там, наверное, столько всего изменилось…
Возможно, подсказал внутренний голос, в самой Суне изменилось мало, но с недавних пор его отношение к этому городу стало несколько иным. Сам того не осознавая, он в последние дни ни с того ни с сего начал часто вспоминать того мальчонку, которого убили на прошлой неделе, а все друзья подумали почему-то на него. У них с Сасори действительно было много общего, теперь он это понял, и дело было не столько во внешней схожести. Как говорили в новостях, парень сбежал от родителей, не могущих принять его гомосексуальность, и приехал в Коноху, полный надежд построить новую жизнь. Разве не те же мысли посещали самого Гаару, когда он, угрюмый подросток без друзей, сидел в отцовском автомобиле и глядел через окно, так же, как сейчас, на то, как картины жёлтых песков постепенно сменяются степью, затем обрастают деревьями и, наконец, превращаются в непроходимые джунгли – знаменитые коноховские леса? Пускай тогда ему были безразличны многие вещи, всё же от переезда он ожидал каких-то значительных перемен в своей жизни – и, как позже выяснилось, получил их. В первый же день учёбы он познакомился с Наруто, и ради этой единственной встречи он готов был переехать хоть на другой конец мира. К сожалению, Сасори повезло куда меньше: он, так и не успев надышаться свободой и как следует организовать свою новую, самостоятельную жизнь, вернулся в отвергший его город, только на этот раз в гробу. Всё это было, чёрт побери, так несправедливо…
- А где тебе больше нравится жить: в Суне или у нас? – прервал его размышления Рюаки, оставивший попытки щекоткой заставить друга подвинуться и теперь сидевший смирно.
Гаара повернул к нему голову и одарил грустной улыбкой:
- У вас, как ты говоришь, я встретил своего лучшего друга и ещё кучу интересных людей. Климат мне ваш тоже больше нравится: терпеть не могу жару. Ну и…
Взгляд его невольно ушёл в сторону Ли, который, похоже, так увлёкся разговором, что о нём и своих любимчиках, выклянчивших сегодня участие в поездке, совершенно забыл. Безусловно, новая встреча с этим человеком являлась ещё одним важным подарком суновцу от щедрой Конохи. Если бы не Ли и не то, что их теперь так сильно связывало, что порой можно было ощутить это физически, – не было бы и его теперешнего, в этом он был больше чем уверен. Новые, настоящие отношения с каждым днём формировали в нём другого человека, которым он всегда хотел быть – сильнее, лучше, серьёзнее. Гааре нравилось наблюдать за этими внутренними переменами, они лишний раз напоминали, что он шёл по верному пути и принимал правильные решения.
От наблюдательных мальчишек не ускользнула его задумчивость. Проследив за его взглядом, Харука протянул по-взрослому серьёзно:
- В Конохе вы повстречались с ним, не так ли?
Словно почувствовав, что говорят о нём, Ли поднялся и, бросив на прощание пару слов коллеге, вернулся по проходу между сиденьями к своему месту. Обнаружив его занятым двумя оккупантами, он добродушно улыбнулся:
- Ну что вы Гаару достаёте? Он, может, отдохнуть хотел.
- А они тут его вопросами терроризировали, - развернулся с переднего сиденья Ясухиса. – Про Суну, всё про Суну. Чёрт, я и сам там бывал всего два раза, интересно было послушать. Расскажи что-нибудь ещё, а?
- Нет, сенсей, это вы мне лучше расскажите, - ответил юноша, борясь с зевком, - когда мы приедем и где будем располагаться. Я так понимаю, народу там соберётся немерено, поэтому наверняка придётся тесниться. Сколько номеров у нас забронировано?
- Вообще, кажется, шесть, - учитель сверился с записями в блокноте. – Да, шесть. Вам с Ли один.
- А нам? – возмутился Рюаки. – Нам с Харукой тоже, что ли, один на двоих?
- Ну да, а ты чего хотел? – второй мальчик пихнул его в бок. – Сказано же, у сенсея с Гаарой один, значит, и у нас тоже будет.
- Не, ну эти-то двое друг в друга втюренные по уши, им нормально!
- Рюаки! – зашипевший, как змея, Харука ухватил болтуна под локоть и стащил за собой с сиденья. – Ну-ка за мной!
Провожаемые взглядами взрослых, мальчишки вернулись на свои места, где принялись в своей обычной манере ругаться. Ли присел на освободившееся сиденье рядом с Гаарой и покачал головой:
- Зря мы им разрешили поехать, ещё натворят делов, а нам потом отвечать.
- Тебе, - поправил его красноволосый с улыбкой, - тебе потом отвечать.
Молодой инструктор на это только развёл руками, насколько позволяло ограниченное сиденьями пространство.
Сзади ещё долго скандалили и сквернословили, а Гаара смотрел в окно и отвлечённо наблюдал за тем, как закат медленно сдирает с мира краски и окунает его сначала в насыщенный жёлтый, затем в оранжевый, красный – и так до самой черноты с её белёсыми бликами луны на предметах и, если повезёт и луна будет достаточно яркой, длинной тянущейся за ними тенью. Недавний разговор с мальчишками заставил его всерьёз задуматься над тем, чего он так рьяно избегал всё время их с Ли стремительного романа. Вопрос этот мог показаться тривиальным и, в сущности, большой роли, возможно, и не играл, но только не для него. Любовь никогда не была для него безделицей, а уж выражение этих чувств словами – и подавно. С тех самых пор, как Ли впервые сказал ему: «Я люблю тебя», прошло полторы недели, и больше об этом речи не заходило. Они хорошо проводили время вместе: на свиданиях в городе, в додзё, у Ли дома – но порой Гаара ловил себя на мысли, что между ними словно стоит невидимый барьер, и барьер этот был его виной. В глазах своего любовника он часто видел желание повторить сказанные тогда слова, но каждый раз он сдерживался, и Гаара знал, почему: чтобы не ставить его в неловкое положение, когда не можешь открыть рта и ответить, не потому, что не хочешь, а потому, что не можешь, не готов, не привык. Дело, пожалуй, было именно в этом: Гаара мог легко сказать Наруто, что он любит его, сказать это Сакуре или дяде Минато, но три простых слова почему-то превращались в мучительную каторгу при попытке озвучить их для любимого человека. Это было парадоксально и глупо до ужаса, но, сколько он себя ни ругай, ни обзывай слабаком и закомплексованным идиотом, барьер всё равно оставался на месте.
Они въехали на территорию Суны, когда уже окончательно стемнело, и тяжёлые размышления не покидали Гаару до самой ночи.
***
Когда врач ещё раз перечислил все возможные последствия сотрясения мозга и спросил с нажимом, действительно ли он не страдает ни от чего подобного, Итачи с уверенностью ответил, что не страдает – это являлось обязательным условием разрешения приступить к началу операции, поэтому он попросту не мог позволить себе ответить по-другому. На кону, думалось ему тогда, в больнице, стояло слишком многое, чтобы беспокоиться о собственном здоровье. Теперь же, когда он брёл по центральной улице квартала голубых фонарей, уверенность постепенно начинала покидать его.
Уже стемнело, и улица полнилась людьми, желающими хорошо провести время. Похоже, никто его ещё не узнал, и взгляды, которыми его провожали незнакомцы, не отличались от прежних. Микрофон и в самом деле оказался настолько маленьким, что не был заметен даже под облегающей майкой, но из-за непривычного чувства кожа на груди постоянно возвращала к себе его внимание, и от этого казалось, что другие тоже видят тайное приспособление. Наушник в ухе пока молчал, но Итачи знал, что за ним следят – где-то невдалеке от него, возможно, на соседней улице, остановился автомобиль, где прислушиваются к его дыханию, слышному через микрофон, и в любую минуту готовы броситься на помощь.
Подаренную гадалкой карту ему пришлось снять, но Орочимару, сообразив, насколько она для него важна, добавил к его образу небольшую плоскую сумочку, плотно прилегающую к бедру, в которую как раз хорошо поместился оберег, и теперь на душе у Итачи было немного спокойнее. Неоновые вывески, коими пестрела широкая улица, били по глазам неестественной яркостью, но Итачи знал: повышенная чувствительность глаз – всего лишь одно из последствий его травмы, это пройдёт. Он шёл в Kakkazan, где ему якобы должен был удивиться Дейдара, и там уже можно было приступать к выполнению плана. Итачи мог справиться с чем угодно, так он сказал себе, когда выходил из здания больницы в мнимом одиночестве, потому что уже с того момента его прикрывали. Он мог преодолеть внезапные головные боли, головокружение, нарушение сна и неконтролируемые вспышки гнева или раздражения, но ему даже в голову не могло прийти, что психоз, о котором предупреждал доктор, настигнет его здесь, сейчас, на этой самой улице.
Ничего не переменилось: люди всё так же шли двумя потоками по обеим сторонам от проезжей части, заворачивали в понравившиеся им заведения, мимо проезжали машины, из нескольких мест одновременно громыхала музыка, создавая снаружи чудовищную какофонию. И всё же что-то было не так, Итачи ощущал это слишком явно, чтобы игнорировать. Как будто кто-то запустил в нём тайный механизм и по сосудам потекли зловонные массы страха. Страх отяжелил его тело, полился из пор, заставил замедлить шаг, парализовал мысли. Он знал, он знал точно: Дьявол наблюдает за ним. Рука непроизвольно потянулась к сумочке, пальцы справились с застёжкой и проникли внутрь – прикоснуться к оберегу. У него есть выбор, так сказала ему гадалка. Карта означала, что судьба находилась в его руках, и он выбирал хорошую половину расклада, гори оно всё синим пламенем!
Перед глазами вдруг поплыли тёмные пятна, Итачи заморгал, думая на линзы, и вдруг вздрогнул, когда мимо промчался автомобиль и его изменённый травмой слух воспринял его гул как рёв невиданного животного. Взгляд его остановился на фигуре, застывшей на противоположной стороне улицы, около дерева. Высокий человек стоял совершенно неподвижно, и голова его, скрытая плотной тенью, была повёрнута в его сторону. Низкие ветви дерева, которое отчего-то до сих пор даже не показало солнцу зелёных почек, стремились, голые, ввысь и были похожи на чьи-то страшные лапы с длинными когтями. Итачи замер. В свете неоновой вывески за спиной у незнакомца его тень падала на мощёную серой брусчаткой улицу и, соединившись с ветвями-лапами странного дерева, создавала впечатление, будто у него… рога. Совсем как на карте «Дьявол» в колоде у гадалки.
Незнакомец на той стороне улицы воздел руку в молчаливом приветствии, и от этого жеста Итачи словно очнулся – сорвался с места и, больше не бросив ни одного взгляда назад, помчал что было силы дальше. Своей спешкой он нарушал данную Орочимару инструкцию, но никто, чёрт побери, не предупреждал его, что будет так страшно.
Это психоз, настойчиво твердила рациональная часть его сознания. Это паранойя, никакого человека с рогами там не было, была только причудливая тень – вот и всё. Итачи заставил себя сбавить темп, но бешено колотящееся в груди сердце всё равно не давало забыть о недавно перенесённом ужасе. Он был больше чем уверен, что видение являлось не просто продуктом его искривлённого восприятия сознания, а знаком. С недавних пор у него появились серьёзные основания верить в знаки судьбы, и будь он проклят, если только что не распознал один из них.
Стало быть, Дьявол или уже увидел его, или увидит сегодня – и тогда начнётся охота. Дьявол будет думать, что охотник он, ему даже в голову не придёт, что его слабостями играют. Слушая в больничной палате, как уверенно Орочимару излагает по пунктам детали операции, Итачи почему-то решил, что осуществить план поимки будет легко, но сейчас, когда реальность вновь окунула его в эту непередаваемую атмосферу ночи, и острого одиночества в толпе, и горькой бренности короткого, как жизнь бабочки, существования – только сейчас до него в полной мере дошло: он добровольно вернулся туда, где его едва не лишили жизни, он сам пожелал закончить начатую с Дьяволом игру и раздавить его или быть раздавленным самому.
Молодой детектив остановился возле знакомой вывески Kakkazan. Дейдара уже ждал его внутри. Итачи должен будет сесть у стойки и завести с ним намеренно эмоциональную беседу о происшествии с нападением, а дальше всё будет просто: люди, привлечённые его историей, захотят поговорить с ним, захотят приобщиться к его страданию, и среди этих бесполезных зевак непременно должен оказаться тот, чьё лицо, скрытое в тенях, он видел в переулке два дня назад. Орочимару полагался на логику и своё знание поведения серийных убийц, но Итачи полагался на свои чувства. Чувства говорили: сегодня, раньше или позже ночью, он вновь повстречается с Дьяволом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
воскресенье, 08 мая 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 2
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринги для этой главы: Суйгетсу/Саске, Итачи/Дейдара
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 30
Вторник 18 мая
С Шикамару явно что-то происходило, и если на прошлой неделе в связи с множеством переживаний Гаара этого не замечал, то сегодня у него словно открылись глаза, и похоже было, что открылись они не у него одного.
Во-первых, Шикамару ходил на все занятия и не просыпал первые пары.
Во-вторых, он делал абсолютно все задания, даже совершенно неважные.
Ну и, наконец, в-третьих, он явился сегодня на пару физкультуры, где его не видели, наверное, с самого первого курса.
Лёжа рядом с Наруто на их любимых матах в углу зала, Гаара поделился своими наблюдениями с другом и на это получил от него «в-четвёртых» в свой ментальный список:
- Он уже написал все тесты, которые мы должны писать только на следующей неделе.
- Ну, это уже ни в какие рамки, - протянул юноша в притворном возмущении. – Он что, с катушек съехал?
- Нет, - блондин покачал головой, засовывая наушник обратно в ухо, - я думаю, это всё как-то связано с его планом по возвращению твоей сестры. Не знаю, что у него на уме, да мне как-то и всё равно. И ты тоже забей, это их дела.
Гаара некоторое время понаблюдал за Шикамару – тот сдавал вместе со всеми прыжки в длину, - затем лёг обратно на спину и протянул руку, чтобы взять свой наушник, но сделать это не успел, потому что совершенно неожиданно кто-то чудовищно сильный ухватил его за кроссовок и бесцеремонно стянул вниз. Не успел парень опомниться, как уже сидел на полу, а над ним возвышалась фигура преподавателя Майто Гая.
- Так, слушай сюда, бездельничек! - объявил строгим тоном мужчина, да так громко умудрился это сказать, что в их сторону обернулись все, кто находился в зале. – Если сейчас же не сдашь мне все оставшиеся нормативы лучше всех, я не разрешу тебе встречаться с моим любимым учеником!
Закончив с угрозами, Гай сунул в рот свисток и от души дунул в него, словно таким образом подтверждая весомость своих слов. Меньше секунды спустя Гаара уже вытянулся перед ним по стойке «смирно», и во взгляде его появился стеклянный блеск стоящего в строю солдата.
- Хорошо, - одобрительно кивнул Гай и что было силы хлопнул парня по спине, указывая в другой конец зала: - А теперь чтоб прыгнул мне в длину с места на 220 сантиметров, а с разбега на 460 – это минимум!
- Да, сенсей! – ответствовал юноша чётко, став при этом ещё больше похожим на патриотически настроенного солдата, и помчал к группе сдающих с линейкой.
Оказавшись на месте, Гаара схватил за шкирку пытающегося пересдать хотя бы на тройку Шикамару, наорал на него, чтобы подвинулся, и приказал Сакуре отмечать результат. На ошарашенные взгляды однокурсников ему, похоже, было абсолютно плевать.
- Да-а, - протянул Гай с улыбкой, сунув журнал под мышку, - всё-таки мой Ли правильно выбрал. Хороший мальчик.
Наруто, наблюдающий за странным поведением друга, поражённо выдохнул:
- Что вы с ним сделали?..
Учитель пожал плечами и, уже удаляясь, через плечо бросил:
- Наверное, в нём проснулась Сила Юности.
***
Итачи никогда раньше не доводилось лежать в больнице. Единственный его визит в это безрадостное учреждение состоялся несколько лет назад, когда Саске, будучи ещё младшеклассником, сломал ногу и старшему брату в отсутствие родителей пришлось самому везти его к врачам. В тот раз они неплохо провели время вместе, даже несмотря на обрушившуюся на них беду: Итачи как раз упорно готовился к сдаче выпускных экзаменов, от которых многое зависело, и ему пришлась кстати отдушина в виде присмотра за братом.
Нынешнее же его пребывание в больнице казалось ему сплошным кошмаром. Половину ночи его тошнило, и он никак не мог совладать с собственным телом – все команды, которые отдавало сознание, совершались с опозданием на доли секунды, и хотя врачи в один голос твердили, что все эти реакции являлись абсолютной нормой при сотрясении мозга второй степени, его это нисколько не успокаивало. Оставшуюся часть ночи Итачи провёл в одиночестве, и он мог поклясться, что никогда в жизни ему ещё не было так страшно. Он знал, что его охраняли, что торопливые шаги, время от времени раздающиеся в коридоре, – это спешащие на помощь критическим больным медсёстры и врачи, но по-прежнему не чувствовал себя в безопасности. Это было глупо – бояться так сильно, когда всё уже позади. Да, на него действительно было совершено нападение, да, тем самым серийным убийцей, на которого он охотился, и да, он до сих пор не мог понять, как не расслышал или хотя бы не почувствовал его приближения…
Итачи не сомкнул глаз до самого рассвета, и только когда внутрь заглянула миловидная женщина-врач и попросила его пройти с ней, чтобы сделать энцефалограмму, он вдруг осознал, что не может подняться с кровати – силы покинули его. Несколько часов он пролежал в глубоком забытьи, затем его разбудила команда врачей – и понеслось… Его обследовали доктора с труднопроизносимыми специальностями, подключали к каким-то приборам, проверяли его глаза на наличие внутренних гематом, зачем-то отвели к невропатологу, а на вечер записали к психотерапевту. Продолжалась эта безумная скачка по кабинетам около трёх часов, после чего ему наконец-то разрешили вернуться к себе и принесли обед.
Итачи с кислым видом поднёс к губам стакан сока. Ему сейчас не хотелось ровным счётом ничего, кроме обыкновенной воды – возможно, это аукнулись выпитые вчера полбутылки виски, - а при одной только мысли о том, чтобы влить в себя эту сладкую муть, в которой наверняка не было ни грамма настоящих фруктов, становилось дурно. Он со вздохом опустил скатан обратно на жестяной поднос и принялся блуждать взглядом по своей палате. Всё было настолько белым и стерильным, что невольно хотелось хоть чем-нибудь разбавить эту ужасную картину, отнюдь не способствующую выздоровлению. К примеру, взять эту тарелку с супом и зашвырнуть ей прямо в стенку, чтобы остался жирный след на обоях, а по полу растеклась лужа – вот уже и какое-то разнообразие. Или отправить рисовую лепёшку в космический полёт, а заодно проверить, получится добросить её до потолка или нет.
Было невыносимо скучно, его тело до сих пор не до конца восстановилось, хотелось снова лечь спать, но Итачи боялся, что если уснёт сейчас, то ночью ему вновь предстоит мучиться бессонницей и жуткими фантазиями. И ещё, безусловно, раздражала неизвестность. С тех пор как он очнулся в этой палате прошлой ночью, ему не говорили ни слова о деле, не разрешали смотреть телевизор, ссылаясь на запрет нервничать, и не давали в руки мобильный. При таком раскладе Итачи сомневался, что даже его семья знает о том, где он сейчас.
Вспомнив о семье, он вдруг поймал себя на том, что очень хочет увидеть Саске. Представилось, как здорово было бы сидеть рядом и в молчании наслаждаться компанией друг друга, или, может быть, болтать о мелочах, как они часто делали, когда на обоих давила суровая действительность, а ещё лучше – поиграть вместе в настольный теннис, вот уж чего ему точно не хватало в последние недели. Саске… Как он сейчас? Что у него на уме, какие важные решения он принимает без его участия? О ком мечтает, когда дрёма окутывает сознание, постепенно затаскивая его в паутину сна?
Дверь его палаты внезапно приоткрылась – совсем чуть-чуть, так, что визитёр оставался вне поля зрения. Итачи не мог видеть того, кто стоял по ту сторону двери, и от этого на несколько мгновений его охватила безудержная паника, ладони задрожали, и в хаосе засуетившихся мыслей ярче всех высветилась одна: «Он пришёл, чтобы закончить начатое». Абсурдно, конечно, ведь это была больница, палата находилась под охраной, вокруг была масса людей… А ужас всё равно не проходил.
Секундой позже щель в дверях стала шире, и через неё внутрь совершенно бесшумно скользнул Дейдара.
- Я боялся, что ты спишь, - прошептал он так тихо, что Итачи, скорее, прочёл его слова по губам, чем услышал. Затем внезапный гость подал ему знак молчать и сунул голову в дверной проём, наверное, проверяя, не заметил ли кто его вторжения. Убедившись, что такой опасности нет, он прикрыл дверь и облегчённо вздохнул: - Еле проскочил через полицейских. Двое только в форме вокруг ходят, а остальные по этажу в гражданском рассредоточены, но я сразу их раскусил.
На Дейдаре сегодня не было привычной одежды, которую большинство чинных горожан с презрением назвали бы гейским шмотьём. Белый летний костюм с пиджаком нараспашку, из-под которого выглядывала чёрная майка, очень ему шёл, а обычно распущенные волосы были собраны в длинный хвост, спускающийся вниз по левому плечу.
- Что ты здесь делаешь? – удивился Итачи, не преминув обрадоваться про себя, что с новым другом всё в порядке. – Откуда ты вообще знал, где меня искать?
Дейдара присел на краешек его больничной койки:
- Да это всё пустяки. Слушай, а ты неважно выглядишь, весь бледный. Тебе плохо?
- С того момента, как ты пришёл, уже не так, - честно признался Итачи, и они обменялись понимающими улыбками.
- Да, я знаю, как здесь бывает скучно, - сказал блондин. - В детстве часто болел, мама меня по больницам водила, это у неё так забота называлась: отдать сына врачам на растерзание, а самой пойти купить себе новое платье. Она даже когда узнала, что я гей, отправила меня к врачу – думала, я свихнулся. – Неожиданный гость придвинулся ближе к нему и заглянул выжидательно в лицо: - Слушай, если тебе действительно плохо, я лучше пойду.
- Прекрати, - оборвал его Итачи, - я же сказал, что рад тебя видеть. Ты меня, между прочим, от скуки спас.
- А-а, это понимаю, - хмыкнул Дейдара, и по его виду детектив сразу понял – поддакивает он явно не ради красного словца. – Тебе не хочется стены эти белые, противные, взять вот так и чем-нибудь замарать?
- Как раз об этом думал. Выбирал между супом и рисовой лепёшкой. Кстати, есть хочешь?
Дейдара покачал головой, и внезапно выражение его лица переменилось, растеряло прежнюю весёлость, давая Итачи понять: настал черёд серьёзного разговора. Им действительно следовало поговорить о многом, и как никогда сильно захотелось избавиться от груза лжи и рассказать этому парню всю правду. Ведь жизнь коротка, она может оборваться в любой момент – об этом он теперь уже мог судить по собственному опыту.
- Послушай, я даже передать тебе не могу, насколько мне жаль, что я тебя в это втянул, - начал первым Дейдара, качая обречённо головой. – Если бы мы вчера не встречались, может, ничего этого и не случилось бы… Это я виноват.
В голове у Итачи эхом зазвучал голос таинственной гадалки, предупреждавший о том, что путь общения с Безумцем ведёт к его проигрышу. Чёрт возьми, она всё угадала правильно, даже возможную смерть…
- Это моя вина, Дейдара, не казни себя, - произнёс он задумчиво. – Мне следовало быть осторожнее. Кроме того, меня предупреждали об опасности, а я не послушал.
- Итачи…
Дейдара посмотрел на него большими влажными глазами – и вдруг придвинулся совсем близко и, не дав даже времени понять, что происходит, прижался к его губам своими. Это было больше похоже на отчаянную попытку выразить море накопившихся внутри эмоций, чем на поцелуй, и Итачи позволил себе ответить на него, потому что чувствовал – иначе им пришлось бы говорить часами, прежде чем всё необходимое было бы сказано.
Он деликатно отстранил от себя Дейдару, всё ещё ощущая мягкую податливость его губ, обхватил ладонями его лицо и заставил посмотреть на себя.
- Спасибо, - произнёс он, стараясь звучать твёрдо и уверено, но голос всё равно предательски задрожал на последнем слоге. - Я вправду очень благодарен тебе за всё, но ты не знаешь ничего обо мне. Не обманывайся.
Дейдара послал детективу грустную улыбку, провёл кончиками пальцев по его длинным волосам, затем накрыл одну из его ладоней своей:
- Почему же? Я знаю. Знаю, что ты коп, который всё это время работал под прикрытием.
Итачи едва хватило выдержки удержаться от поражённого вздоха. Улыбка Дейдары стала шире.
- По новостям трубят, что тебя спас добровольный патруль, но я-то был там и всё видел своими глазами. Тебя спас Хошигаке-сан. Он тебя любит, правда?
У Итачи возникло ощущение, будто кто-то разом сдёрнул с него всю одежду, и он вдруг оказался на людном проспекте совершенно голый. Было и страшно, и тысячу раз неловко, и ещё – немного, совсем чуточку радостно, что над ним больше не довлела ответственность рассказывать другу всю правду.
- Откуда ты знаешь? – спросил он, когда Дейдара вернулся на своё место на краю койки.
Тот пожал плечами, будто для него всё это было обычным делом:
- Что полицейский, понял, когда увидел тебя с Хошигаке-саном. Он так сильно переживал за тебя… Жутко было смотреть, как он психовал. Ну а про любовь, во-первых, стало сразу понятно после того, как увидел его реакцию, а во-вторых, - тут Дейдара совершенно по-мальчишечьи захихикал, - он сидит сейчас в коридоре рядом с твоей палатой, спит. Я слышал, как другие полицейские умоляли его пойти домой, но он отказывался. Думаю, он просто вырубился, потому что всё это время тебя караулил.
Итачи представились его ночные бдения и жуткое одиночество вперемешку с паническим страхом окончания расправы. Если бы он знал, что через стенку от него находится любимый человек и тоже мучится бессонницей, переживая за него, возможно, тогда удалось бы отбросить эфемерные опасения и уснуть крепким сном, в котором так нуждалось сейчас его тело.
- Я не совсем понимаю, зачем ты цацкался со мной и этой идеей насчёт Зецу, - продолжил Дейдара уже почти весёлым тоном, - но у тебя, уверен, были свои мотивы. Ты же коп всё-таки.
- А ещё я скотина, блюдущая свои шкурные интересы, - вспомнив о своих истинных мотивах, с отвращением к самому себе выплюнул Итачи. – Говорю же, не обманывайся на мой счёт.
- Я не обманываюсь, - хмыкнул Дейдара, - а вот ты, похоже, только себя казнить и горазд.
Их взгляды встретились, и Итачи ощутил, как в груди разливается неведомое ему доселе тёплое чувство: только что он осознал, что в лице своего случайного знакомого приобрёл настоящего друга. И вдруг нестерпимо сильно захотелось сжать этого милого, удивительного парня в крепких объятиях, шепнуть слова благодарности на ухо и получить в ответ его красивую улыбку. Возможно, он так бы и сделал, но момент неожиданно был грубо нарушен появлением новых гостей.
Дверь с грохотом отлетела в сторону, и первым внутрь влетел Орочимару. Учёный был взбешён: его искажённое гневом лицо было настолько страшно, что оба парня непроизвольно вжали головы в плечи. Следом за ним шагнули старик Такэо и Кисаме-сан.
- Мальчишки! – бросил с ходу Орочимару, потрясая перед ними кулаком. – Что, в детективов захотелось поиграть? Видите, во что это всё вылилось? За каким дьяволом вам вздумалось брать всё в свои руки? Ещё и с Зецу эта история… Ну какой полицейский сам идёт против закона? Я, к вашему сведению, еле отговорил Какудзу от заявления в полицию!
Он впился растопыренными пальцами-когтями себе в волосы и принялся нарезать бешеные круги по палате, повторяя, как заведённый:
- Олухи, ну, олухи!
- Кто ты такой? – тем временем спросил Такэо-сан, обращаясь к ошалелому Дейдаре, но на лице старика вдруг мелькнуло узнавание. – Погоди-ка, я тебя знаю, ты же тот парень… Хошигаке!
Кисаме не отреагировал – только переводил растерянный взгляд с одного парня на другого и обратно.
- Что это означает? – гаркнул начальник уже гораздо строже.
- Ничего не означает, - встрял в разговор несколько отошедший от шока Дейдара и обиженно насупился. – Не разговаривайте так с Хошигаке-саном, он вообще тут ни при чём. Я до вчерашней ночи не знал, кто Итачи такой.
- Он чист, - встал на защиту друга младший детектив. – И действительно ничего не знал.
Такэо повёл недовольно подбородком и отступил на шаг, предоставляя возможность Орочимару продолжить допрос.
- В общем, молодые люди, - пришедший в себя учёный с размаху опустился на стул, пододвинув его к койке, чтобы удобно было разговаривать с ними обоими. – За инициативу вашу и вашу же халатность пришлось заплатить. Итачи-кун, ты даже не представляешь себе, насколько тебе повезло, что ты вообще остался жив. Ты это хоть осознаёшь?
Итачи, понурившись, кивнул и пробормотал:
- Извините… Но откуда вам известно, что мы Зецу подозревали? И что мы к нему… Откуда вы вообще его знаете?
- Это не твоего ума дело, - огрызнулся Орочимару резко, но внезапно сразу же смягчился. – Ну, хорошо, что было, то было. Сглупили – и ладно, надо дело делать.
- У вас есть идеи, Орочимару-сама? – услужливо уточнил Такэо, но, получив в ответ суровый взгляд, осёкся и замолчал.
- Я думаю, лишних в этой комнате нет, - произнёс Орочимару после минутного раздумья. – Ты, Дейдара-кун, наверняка захочешь принять участие в поимке нашего убийцы, я правильно понимаю?
- Конечно, - кивнул тот твёрдо, нисколько не удивившись, что мужчине известно его имя. – Сделаю всё, что в моих силах.
- Хорошо. – Внимание учёного вновь переместилось на Итачи. - Мне сообщили, что ты не видел лица преступника. Никто его не видел. Скажите, Хошигаке-сан, сколько информации, не отфильтрованной полицией, проскочило в новости?
- Нисколько, - покачал головой Кисаме-сан. – Мы велели, чтобы ситуацию представили так, будто неизвестного спас добровольный патруль. Он там действительно был, но эти парни набежали потом, когда я уже вызвал скорую. Личность жертвы не разглашается.
Орочимару постукивал пальцами по своей острой коленке и хмурился.
- А когда я вас сегодня спрашивал, вы сказали, что крикнули преступнику: «Стоять, полиция». Правильно? – Кисаме кивнул. – Что ж, это не очень хорошо. Он может заподозрить неладное и залечь на дно, мы тогда его нескоро ещё увидим. Разве что…
- Что? – спросили хором все присутствующие.
- Мы можем воспользоваться его нестабильностью, - заключил Орочимару и внезапно улыбнулся. – Точно, я придумал. Мы никуда не будем прятать нашу приманку – наоборот, мы выставим её напоказ, чтобы это ему досаждало. Итачи-кун, ты для него сейчас как надкусанный бутерброд, уж извини за сравнение. Учитывая прессинг последних недель, с полицией, журналистами и прочим, он попросту не сможет удержаться на дне, особенно зная, что ты снова разгуливаешь по кварталу, живой и здоровый. Он непременно попытается заполучить тебя вновь.
- Подождите-ка, - выступил вперёд Кисаме-сан, сурово насупившись, - вы хотите сказать, что вам этого мало? Вы его смерти, что ли, желаете?
- Я желаю поймать убийцу, Хошигаке-сан, - осадил его холодным тоном учёный. – И пока это единственный способ, который я вижу, без того, чтобы бездействовать и ждать, пока он убьёт кого-нибудь ещё.
- Но это слишком опасно, я не позволю!..
- Я согласен, Орочимару-сама, - прервал его Итачи. В палате разом замолчали, и его одинокий голос прозвучал от этого необычайно звонко. – Я во что бы то ни стало хочу поймать этого мерзавца, поэтому готов на всё. Вы просто скажите, что делать.
- Без инициативы на этот раз? – протянул учёный недоверчиво.
- Без!
Итачи взглянул на начальника – тот хмурил и без того морщинистый лоб и переводил взгляд своих маленьких птичьих глаз с него на Кисаме-сана, словно пытаясь принять решение.
- Слушайте, вы, двое, - наконец произнёс он сурово. - Я вообще-то не хотел говорить при посторонних, но раз такое дело, то не постесняюсь. Если вы мне поймаете этого убийцу, я, так и быть, закрою глаза на ваши шуры-муры и всему отделу прикажу, чтобы никто не смел и пикнуть в высшие инстанции. Вы оба хорошие детективы, а я людьми не разбрасываюсь.
Итачи потребовалось около десяти секунд после того, как отзвучало последнее слово, чтобы заставить себя поверить в то, что он только что услышал. Даже в самых смелых мечтах он не мог представить себе Такэо, этого вечно недовольного старика, хвалящим его, а предложение его было не то что щедрым – оно значило слишком много, чтобы объять весь его смысл сразу. Он скосил взгляд в сторону Кисаме – тот всё ещё хмурился, но выглядел уже далеко не так решительно настроенным.
Орочимару поднялся:
- Я думаю, вам стоит обсудить этот момент наедине. Мы подождём снаружи.
С этими словами он сделал знак Дейдаре выходить, а Такэо уже шёл к выходу сам. Меньше чем через минуту в палате остались только двое любовников.
***
Опустившись на кровать на то же место, где только что сидел Дейдара, Кисаме почувствовал, что волнение постепенно отпускает его. Все те бесконечные часы, что он провёл сначала на месте нападения, потом в участке, закрывшись в кабинете с Такэо для долгого разговора, и, наконец, здесь, в больнице, его не покидало тревожное чувство, будто он делает слишком мало, и нужно куда-то бежать, с кем-то говорить, что-то устраивать – словом, предпринять всё возможное, чтобы никогда больше не сталкиваться с подобным испытанием. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, подходил к двери заветной палаты, касался её, но не заходил внутрь, боясь потревожить сон Итачи, ведь тому так был необходим отдых после всего, через что ему пришлось пройти.
«Я думал, что ты умер, - вздохнул он про себя, касаясь бледной щеки Итачи. – Там, в переулке, когда увидел тебя, то на несколько секунд действительно поверил в это».
Кисаме помнил слишком ярко, как в груди образовалась и распустила ледяные щупальца чёрная невыносимая пустота, и казалось, что оболочка его тела вот-вот лопнет под её напором. Это была смерть. Она прикоснулась к его сердцу, высосала разом всю жизнь и поместила взамен только этот чёрный грибок, эту раковую опухоль. Кисаме смутно припоминал, как рухнул на колени, как подносил к тонкой шее два пальца, не особо надеясь обнаружить пульс, и как вместе с медленным, ровным биением под подушечками его пальцев по всему его телу словно прошла электрическая волна жизни. Жив. Он был жив.
Итачи, бледный, осунувшийся, слишком худой в свободной больничной одежде, сжал его ладонь в своих руках и слабо улыбнулся:
- Как вы оказались там вчера?
- Мне позвонил твой Орочимару, - ответил Кисаме мягко, придвигаясь ближе. – Сказал, что переживает за тебя, и попросил присмотреть. Думаю, у него здорово развито чутьё на опасность.
Итачи вздохнул и опустил взгляд себе на грудь, где, Кисаме помнил, висела на кожаном шнурке странная карта:
- Мне следовало прислушаться…
Когда их взгляды вновь встретились, старший детектив вдруг с удивлением осознал, что в глазах его любовника больше нет такой характерной для него упрямой искры, а на смену ей пришла совершенно необычная мягкая покорность, могущая означать, что урок жизни был им усвоен… или же что жизнь сломала его. Кисаме надеялся, что это не было последнее.
- Послушайте, не говорите, пожалуйста, моей семье, - попросил Итачи. – Папе, разве что, ему всё равно наверняка скажут, а маме и Саске не надо. Пока это не закончится, пускай они лучше ничего не знают.
Кисаме представил себе, что, должно быть, захочет сделать с ним после всего этого Фугаку, и тяжело перевёл дыхание:
- А как ты думаешь, когда это кончится?
Итачи передёрнул плечами:
- Не знаю. Но Орочимару-сама сказал, я для этого маньяка сейчас, как надкусанный бутерброд буду, и мне кажется, он прав. Он должен будет вскоре предпринять ещё одну попытку, на этом мы его и поймаем.
- Ты уверен, что готов? Тебе недостаточно того, что ты оказался в больнице?
Тонких губ Итачи коснулась лёгкая улыбка:
- Я сам виноват, мне жизнь давала кучу знаков, а я думал, что слишком крут для них, и продолжал гнуть свою линию. Больше такого не будет. Я стану делать всё точь-в-точь, как скажет мне Орочимару-сама, и потом, не забывайте, что на этот раз у нас будет поддержка полиции. Всё будет хорошо.
Поддавшись внезапному порыву, Кисаме привлёк своего храброго возлюбленного ближе, вдохнул знакомый запах его волос, и когда ощутил, что на плечо ему положили голову, а руки Итачи принялись успокаивающе поглаживать его по спине, понял, что чернота, отравляющая его тело и сознание с той самой секунды, как луч его фонаря выхватил из тьмы безжизненное лицо, наконец-то отступила.
Итачи мягко улыбнулся ему, коснулся губами его лба, бровей, век.
- Спасибо, - шепнул он едва слышно, прежде чем подарить нежный поцелуй, - спасибо, что были рядом.
Кисаме вышел из палаты в гораздо лучшем расположении духа: каким-то образом всего за несколько минут близости Итачи удалось снять с него налёт переживаний и распутать плотный клубок мыслей, от которого ему не было покоя эти сутки. Такэо и Орочимару уже куда-то исчезли – детектив предположил, что они уехали в участок, - а на лавочке, на которой он провёл последние часы в больнице, в компании полицейского сидел Дейдара.
- Хошигаке-сан, - парень хотел подняться ему навстречу, но страж надавил ему на плечо, принуждая сесть обратно, что вызвало у блондина только лёгкую грустную улыбку. – Не пускают меня, видите?
- Пусти, - бросил Кисаме полицейскому, и когда тот удалился, кивнул старому знакомому в сторону кофейного автомата, - давай, что ли, выпьем этой гадости.
Несколько минут спустя они уже сидели на лавочке вдвоём, держа каждый по пластиковому стаканчику. Дейдара улыбался чему-то своему и бросал на него косые взгляды, но не решался заговорить первым, поэтому роль эту пришлось взять на себя детективу.
- Слышал, ты сейчас учишься, работаешь. Похоже, у тебя всё неплохо.
Дейдара хмыкнул, перебросил хвост на другое плечо и посмотрел при этом так, что детективу стало жутко неловко – он, дурак, забыл совсем, что они были дружны с последней жертвой.
- Прости, - пробормотал он, смутившись. – Мы найдём этого ублюдка, обещаю.
- А я уверен, что найдёте, - ответил ему юноша, и в голосе его проскользнуло что-то неуловимое от того безбашенного юнца, которого он знавал девять лет назад. – Теперь, когда я увидел, что за дела у вас творятся, у меня вообще все сомнения отпали.
Мимо них процокала каблуками белокурая медсестра, покосившись отчего-то неодобрительно, и скрылась в палате, где лежал Итачи. Кисаме невольно подобрался и стал прислушиваться.
- Что, волнуетесь? – чуть поддразнивающе протянул Дейдара и улыбнулся, когда заслужил за свою реплику хмурый взгляд. – Ну чего вы? Я тоже переживаю. Но Итачи у вас парень сильный, добьётся своего.
- Главное, чтобы он себе шишек не набил, пока добивается, - пробормотал Кисаме и глотнул кислятину из своего стаканчика, про себя в который раз поразившись, как это пойло можно было называть именем благородного напитка. – И ещё желательно, чтобы в могилу себя не загнал. Случайно так, из пущего старания.
Бывший подопечный разглядывал некоторое время его профиль, затем вдруг спросил:
- Любите его сильно?
- А ты? – бросил Кисаме тут же, повернув к нему голову, чтобы успеть разглядеть реакцию на свои слова.
Дейдара проронил беззаботный смешок:
- Вы стали более проницательными с годами, Хошигаке-сан, я и не думал, что вы так быстро увидите.
- Ты отвечать собираешься? – поторопил его Кисаме, не давая переключиться на новую тему.
Его настойчивость, похоже, только веселила юношу, потому что он вновь тихо засмеялся. Детектив не стал ничего говорить, ожидая, пока получит чёткий ответ на свой вопрос. Он был уверен в Итачи так же, как и в самом себе, но вчерашней ночью, когда он, слившись с глубокой тенью, вынужден был издалека наблюдать за тем, как эти двое прощались, в груди всё-таки ощутимо кольнула игла ревности, и вспомнил он об этом только сейчас – всё это время было совсем не до того.
Дейдара улыбался, прислонившись головой к стене и разглядывая потолок, и вид у него был одновременно беспечный и в то же время опечаленный. Глядя на него, такого, вроде бы, сильного, но оказавшегося беззащитным перед притяжением сердец, Кисаме захотелось обнять его по-отечески и сказать пару утешительных слов.
- Это пройдёт, - нарушил тишину Дейдара, поворачивая к нему своё красивое лицо. – Не волнуйтесь, я не стану вам мешать. Просто… После смерти Сасори у меня вся жизнь будто рухнула, казалось, что все мои достижения ничего не значат, всё бесполезно, если я не смог уберечь одного-единственного человека, который действительно от меня зависел. Жить не хотелось. А ваш Итачи пришёл и каким-то образом вывел меня из этого состояния, чёрт его разберёт, как, я сам до сих пор голову над этим ломаю. И я… Ну, немножко втрескался, чего греха таить. Вы только не переживайте, он вас любит.
- Я не переживаю, - вздохнул Кисаме с едва заметной ноткой облегчения, - за него, по крайней мере. Вот за тебя – да.
- Да говорю же, пройдёт это, - усмехнулся Дейдара добродушно. – Это как влюбиться в персонажа любимого фильма или в автора любимой книжки. Знаете, он стал для меня таким себе героем, который явился из ниоткуда и, особо не стараясь, вернул мне желание жить. Он, наверное, до сих пор не понимает, сколько для меня сделал, хотя я ему говорил…
Некоторое время оба молчали. Дейдара перекатывал пустой стаканчик в ладонях, глядя на его белое днище с чёрными остатками кофе, въевшимися в края, а Кисаме задумчиво хмурил лоб, и в голове его проносились одновременно тысячи мыслей, совладать с потоком которых он не мог. Думалось о том, что судьба плетёт свои нити без ведома человека и в самый неожиданный момент связывает две, когда-то разошедшиеся в разные стороны, в узелок, затем приплетает третью, четвёртую, когда-то тоже пересекавшуюся с какой-то из этих трёх, и процесс этот длился бесконечно. Мастерица-судьба знает, что делает, когда плетёт узелки-встречи, а люди, не видя общего узора, дивятся её превратностям и называют эти встречи случайными.
Вскоре позвонил Такэо и попросил их обоих в срочном порядке подъехать в участок, прибавив, что они с Орочимару занимаются разработкой плана и им не помешают лишние головы, но в особенности советчики, знающие квартал.
- Конечно, поехали, - обрадовался Дейдара, поднимаясь. – Я сделаю всё, что скажет тот странный дяденька в фиолетовом костюме, потому что он, похоже, знает всякие секреты поимки преступников.
- В этом ты прав, - улыбнулся ему Кисаме. – Давай только заглянем к Итачи на прощание, а вечером ещё раз его навестим, если отпустят из участка. Заодно и расскажем детали плана.
Он развернулся и направился к палате, а за спиной раздалось задумчивое:
- А вы действительно сильно переменились. Это он изменил вас.
Кисаме предпочёл сделать вид, что не услышал.
***
- Ой, а можно я надену?
Саске благодушно махнул рукой и не смог удержаться от смеха, глядя на лицо Суйгетсу, когда тот с абсолютно детским восторгом водрузил себе на голову его полицейскую фуражку.
- О, да, я уже чувствую себя стражем закона, - пробормотал он, любуясь собой перед зеркалом. – Только пушки не хватает и сигареты такой между зубов. – Он вытянул вперёд указательный палец, превратив ладонь в пистолет, и забасил, глядя почему-то на собственный мобильный, валяющийся у Саске на кровати. - Тебе конец, приятель. Бабах!
«Убив» телефон, он поднёс свой пальце-пистолет к губам и сдул идущий из него "дым".
- Ты смотришь слишком много боевиков, - умилённо покачал головой Саске, покручиваясь из стороны в сторону в кресле.
С Суйгетсу он на самом деле не планировал сегодня встречаться. Этот день, как и вчерашний, он думал посвятить учёбе, но, придя домой, поддался соблазну и заглянул в свой блог – вдруг там что-то невероятно интересное произошло? Суйгетсу написал ему первым и поинтересовался, как идут дела с его тайной влюблённостью, и Саске взялся поначалу даже сочинять пространный ответ, но, перечитав его, понял, что текст даже вполовину не раскрывал всего масштаба его нынешних переживаний, и, помня о предложении друга, попросил встретиться и уже, как говорится, «в реале» всё обсудить. Идти никуда не хотелось, а квартира пустовала – об Итачи он не слышал новостей с позавчерашнего утра, папа был на работе, а мама ускакала к родственницам, - и он решил, что им не найти лучшего места для серьёзной беседы, да ещё и на такую личную тему.
Суйгетсу притащил с собой блок пива и на его неодобрительный взгляд объявил со всей возможной торжественностью, что это лекарство от робости и принимать его нужно в обязательном порядке. То, что лекарство действовало, Саске почувствовал в тот момент, когда посчитал абсолютно не зазорным сказать:
- Ты в моей фуражке как-то сексуально смотришься, не то что я.
- Ну-ка проверим! – Парень с энтузиазмом пересёк комнату и, сняв с себя фуражку, надел её на голову хозяину, затем отошёл на два шага, задумчиво оглядывая результат своей работы, и наконец возвестил: - И всё ты мне наврал, приятель!
- Да ладно, - Саске со смехом стянул головной убор и швырнул его на кровать.
Суйгетсу тем временем запрыгнул на аккуратно застеленную кровать Итачи и сложил ноги по-турецки:
- Та-ак, лекарство подействовало, теперь можно и поговорить. Давай, говори всё, что на душе лежит. Почему вы с этим красавчиком до сих пор не встречаетесь?
Саске откинул голову на спинку кресла, сдул с лица лезущую в глаза чёлку, пожевал нижнюю губу, подбирая нужные слова. Говорить на сердечные темы ему никогда прежде не доводилось, кроме, разве что, того случая, когда Итачи внезапно рассказал ему о своём романе с Кисаме-саном, но в тот раз обсуждали они не его проблемы, поэтому было в какой-то мере легче. Кроме того, Саске не до конца ещё привык к Суйгетсу как к живому человеку: ведь целый год он его знал только как аватарку электронного пользователя. И, тем не менее, его почему-то не покидала уверенность, что именно этот парень сможет помочь ему разобраться в себе, поэтому, собравшись с мыслями, он рассказал в подробностях о том, что происходило с ним в эти дни, как эволюционировали его чувства, какие сомнения возникали по мере их развития и что грызёт его на данный момент. Суйгетсу слушал и явно прилагал огромное количество усилий к тому, чтобы не прервать его комментарием, а когда Саске закончил скомканным: «В общем, всё сложно», покачал головой с улыбкой:
- Да уж, прямо засада какая-то. Слушай, а этот, который Гаара, он какой вообще?
Саске, как мог, точно описал его внешность и характер.
- Красивый и наглый – это плохо, - сделал вывод его советчик. – На таких как раз хорошие парни вроде твоего Наруто и западают.
- Да он вообще-то сам не ангелочек.
- По сравнению с его другом – очень даже ангелочек. Но ты ведь сказал, что Гаару этого с кем-то другим видел? И твой блондин этого парня знает?
Саске кивнул:
- Мне лично показалось, что у них всё серьёзно. По крайней мере, Гаара рядом с ним совсем по-другому себя вёл… Не знаю, прямо глаз с него не сводил. На Наруто он так не смотрит.
- И ты думаешь, что твой блондин приревновал и решил в отместку переспать с тобой?
- Я подумал так, - поправил Саске, подняв вверх указательный палец. – Подумал, в прошедшем времени.
- А он это прошарил и обиделся? – закончил за него Суйгетсу. – Да уж, приятель, у вас тут всё так запутанно… Но я на самом деле здорово тебя понимаю, у меня с моим первым парнем тоже было так.
Саске подался чуть вперёд, округлив глаза:
- Что, серьёзно?
- А ты что же, - хмыкнул Суйгетсу, - думал, ты один такой дебил? Нет, в самом начале тупят, как правило, все. Я вот вообще три месяца метался, просто себе места не находил. Как, мол, так, я же люблю девушек, и тут меня тянет к нему, а я не хочу оказаться педиком, бла-бла-бла – короче, вся эта фигня. Я, к тому же, на тот момент ещё с одной девушкой встречался… Вернее, с двумя.
- Это как? – удивился Учиха.
Суйгетсу развёл руками в стороны:
- А так, что одна поехала учиться в другую страну и писала мне оттуда любовные письма, мы ж официально не расстались, ну а вторая была тут. И ещё был он. Короче, бардак полный тогда творился, я даже с крыши думал прыгать – так всё надоело. – Он лёг на кровать и принялся водить ступнями из стороны в сторону, изображая какой-то диковинный танец. – Вообще, сердечные проблемы реально мешают жить, просто всё затормаживается, дни проходят будто без твоего участия, а тебе и пофигу. Не нравится мне, когда влюбляешься так, что, думаешь, до гроба.
- А ты и Карин?.. – протянул Саске, не уверенный, что стоит начинать этот разговор.
- Давай не о бабах сейчас, - прервал его гость. – Так вот, вернёмся к моему первому пацану. Короче, это было примерно так. Я поначалу жутко боялся показать, что он мне нравится, потому что сам ещё ни с чем не определился, а когда находиться рядом с ним стало, мягко говоря, тяжело, я сказал ему, что мне, может быть, тоже нравятся мальчики (а он как-то проболтался мне, что на самом деле гей). С тех пор что-то изменилось, и я начал замечать, что он наедине со мной как-то странно себя ведёт. Смотреть тоже начал по-другому, долгими такими взглядами. Блин, если б он знал, сколько мне эти его недознаки нервов промотали и сил выпили! Я ведь, понимаешь, думал так: он парень опытный, наверное, играет просто со мной, зачем ему я? Он себе хоть тысячу таких найдёт, даже лучше.
Хотя рассказчик не видел его, Саске кивнул, против воли улыбнувшись: это были точь-в-точь его мысли касательно Наруто.
- Ну, а потом, - продолжил Суйгетсу, переведя дыхание, - дошло уже до того, что у меня реально болело в груди каждый раз, когда он приближался. Я вообще думал всегда, что это люди просто так красиво выражаются – сердце, мол, на куски разрывается и тому подобное. Потом сам на себе испытал. Однажды вышло так, что он уехал на неделю (он вообще спортсмен профессиональный, по соревнованиям разъезжает), и я просто готов был на стенку лезть – так больно мне было, а ни написать, ни сказать ему об этом я не мог, ведь официально мы ещё были просто друзья, друзьям такие вещи не пишут в смс-ках. Когда он вернулся, всё и началось. Нам обоим как крышу сорвало, мы даже ни слова друг другу не сказали, как встретились – сразу начали целоваться.
Он вдруг хмыкнул, будто это показалось ему забавным, затем перевернулся на бок, подперев щёку ладонью, и посмотрел на Саске, при этом закатив глаза так высоко вверх, что радужка оторвалась от нижнего века и стал виден участок испещрённых мелкими прожилками капилляров белков:
- Он ни разу не сказал, что любит меня. Я один раз сказал, а потом пожалел.
- Почему?
Суйгетсу растянул губы в улыбке, от которой грудь Саске сдавило, и стало вдруг очень грустно.
- Потому что ему это не было нужно. И я ему не особо был нужен. Он ведь спортсмен, им нельзя быть геями, вот он и встречался с одной девушкой для прикрытия, потом женился на ней, а я… Ну, я исчез из поля его зрения. Жалко, конечно, мы были хорошими друзьями. Вот так любовь всё портит, видишь?
- Да ладно тебе так говорить, - искренне возмутился его слушатель, которому «лекарство от робости» явно крепко ударило в голову, – зато ты получил хороший опыт, а дружбу всегда можно восстановить, чего ты так сразу его из жизни вычеркнул?
- Нет, - покачал головой Суйгетсу, - я не смог бы с ним после всего, что произошло, поддерживать дружеские отношения. Если б это был только секс, то ничего страшного, но эмоциональная привязка меняет всё.
Он приподнялся на локте, всё ещё улыбаясь этой своей странной грустной улыбкой:
- Ладно, я тебе это всё рассказал только затем, чтобы ты понял: ты не один такой, все были идиотами в первый раз. Ну, тебе как, полегчало хоть немного?
Саске отвёл глаза в сторону, раздумывая, как ответить:
- Немного – да, - протянул он наконец, - но с этим моментом насчёт дружбы и любви ты меня в тупик поставил.
Суйгетсу только отмахнулся от него:
- Ой, ты просто слишком много думаешь! Это, конечно, хорошо, что ты так серьёзно ко всему относишься, но иногда не мешает забить на мозг, просто отключить его на время. Понимаешь, о чём я?
- Нет, не совсем, - озадаченно покачал головой Саске.
- Ну вот вчера. Твой этот блондин предложил зайти к нему домой, намекал вовсю, что папы нет, а ты, извини меня, как идиот, вбил себе что-то в голову и не пошёл. Вот теперь подумай о том, что ты упустил, а я пока посмотрю, как ты будешь кусать себе локти.
- Да ты не понимаешь просто. – Саске совершил поворот в кресле вокруг своей оси и, остановившись, прижал холодную ладонь к разгорячённому лбу: голова кружилась. – Вот ты рассказывал, что думал, будто он с тобой играет. Мне тоже сейчас так кажется. Я же его люблю, по-настоящему, а ему будто в прикол мною крутить, как ему вздумается.
- Ключевое слово во всём, что ты тут нагородил, – это «кажется», - пропел Суйгетсу иронично и захихикал. – Слушай, просто выруби эту свою думалку и поцелуй его, а там уже разберётесь. Или тебя волнует, что ты с пацаном себе ничего такого не представляешь?
Саске промычал в ответ что-то неразборчивое. Какое-то время Суйгетсу молчал, глядя на него искрящимся лукавством взглядом, затем приподнялся и похлопал по кровати рядом с собой:
- Ну-ка присядь.
Он отодвинулся ближе к стене и, когда хозяин комнаты опустился на указанное место, резко выкинул руку и, поймав его плечо в тиски, потянул вниз – всего миг спустя Саске, не успев сообразить, что происходит, уже лежал на спине. Суйгетсу улыбнулся ему успокаивающе и перекинул через него ногу в тонких облегающих джинсах, усаживаясь сверху.
- Не нервничай только, я помочь хочу. Скажи, когда остановиться, но я бы не советовал торопиться.
Саске ошалело моргал, пытаясь сообразить, что происходит, а тело уже предательски быстро реагировало на прикосновение холодных пальцев к его животу, открытому из-за задранной к груди футболки. Суйгетсу продолжал исследовать его тело, не сводя с него при этом глаз, и Саске, заметив появившийся в них новый хищный блеск, вдруг осознал, что не в силах даже пошевелиться. Плавные движения, ненавязчиво ласкающие его живот, грудь, бока, словно гипнотизировали, принуждая забыть обо всём. Отключить мозг, так он сказал? Что ж, может быть, в этом и есть крупица смысла – так, по крайней мере, считало его тело.
Суйгетсу склонился над его лицом, и Саске вдруг крепко зажмурился, почему-то только сейчас ощутив смущение. Чужие мягкие губы коснулись его подбородка, провели по чувствительному участку кожи до уха, и по телу прошла волна сладкой дрожи, когда мочки уха вначале коснулся горячий язык, а затем её мягко прикусили. Поцелуями начали покрывать его шею, медленно, размеренно, и с каждым новым прикосновением Саске всё труднее становилось сдерживать дрожь от зреющего внизу живота возбуждения. Это было слишком хорошо, он даже предположить не мог, что это может быть настолько хорошо… Он увязал в заволакивающей его сознание сладостной истоме, позволял ей расти внутри него, добровольно сдаваясь на её милость и с нетерпением ожидая большего.
- Поцелуй в губы – это слишком интимно, - задышал над его лицом подрагивающий шёпот, - поэтому оставь его для своего блондина. А мы с тобой можем кое в чём другом потренироваться.
И тут – словно внутри него что-то перемкнуло. Саске поднялся так резко, что удивлённо ойкнувший Суйгетсу едва не свалился на пол – вовремя изловчился перекатиться на бок. В груди бешено стучало сердце, внутри так бесновалось пламя страсти, что сила его вызывала в нём мелкую дрожь, а на свои джинсы Саске стыдливо отказывался смотреть, почему-то решив, что так эрекция пройдёт быстрее – всё его тело изнывало от желания продолжать, но сознание, ставшее вдруг поразительно ясным, холодно заявило: нет. Какие бы прелести ни таила в себе близость двух людей, на какие бы высоты ни могло поднять соприкосновение плоти с плотью, он узнаёт обо всём этом в своё время, со своим человеком. С Наруто.
Это было ужасное чувство – будто его разрывало пополам двумя стихиями, и ни одна не хотела уступать. Желания плоти, однако, постепенно угасали, вынимая из него свои когти, и, мучаясь чувством вины, Саске повернулся к своему неудавшемуся любовнику, не зная, что сказать. Тот отчего-то улыбался, и в его необычных светлых глазах не было ни тени раздражения.
- Знаешь, а я тебя ещё больше зауважал, - протянул Суйгетсу мягко. - Всегда хотел быть как ты, серьёзно.
От этих слов, произнесённых, все всякого сомнения, со всей возможной теплотой, Саске стало окончательно неловко, и вдруг совершенно некстати пришло озарение, что он уже несколько дней не попадал в ситуации, в которых чувствовал себя совершеннейшим идиотом. Этот случай, пожалуй, тянул на первое место в списке его злоключений за последнюю неделю.
Похоже, Суйгетсу не врал, когда твердил, что прекрасно понимает его – Саске ощутил ободряющее похлопывание по спине, затем его всё ещё неловко задёрнутую футболку вернули на место и дали знак подняться.
- Иди остынь под холодным душем, - предложил ему Суйгетсу, устраиваясь на кровати удобнее, - а я пока смс Карин напишу. Можно я ей скажу, что мы переспали? Она ж уссытся от зависти!
Саске, уже стоя в проходе, хмыкнул с деланной надменностью:
- Можно, но в таком случае мне придётся тебя убить.
Он захлопывал дверь под аккомпанемент громкого хохота, и, кажется, ему вслед даже полетела подушка. Совершенно неожиданно для себя Саске проронил тихий смешок, хотя, что ни говори, весёлого было мало.
***
Он не выходил из дома уже пять дней. Звонили из академии, но когда он положил трубку, не став разъяснять причины своего отсутствия, ему перезвонил сам Данзо-сенсей, и уж от него отвертеться не удалось – пришлось выкладывать всё, как есть. История его была короткой и, в сущности, банальной до безобразия. После того как его бросила любимая девушка, жизнь совершенно потеряла краски, не хотелось совершенно ничего: ни вырисовывать свою внутреннюю пустоту в картинах, ни писать стихи, ни кончать с собой. Он проводил бесполезные часы дома не потому, что там было комфортно, а из боязни, что на улице слишком много людей, которые, увидев его несчастное лицо, могли попробовать заговорить с ним, а при одной только мысли о живом общении с человеческим существом его отчего-то мутило.
Сенсей приказал строгим голосом, чтобы он не расклеивался и поскорее возвращался к ним, потому что без его работ младшим ученикам не за кем тянуться. Возможно, ему действительно были интересны только успехи студентов, но Саю показалось, он различил в скупых интонациях учителя неподдельное волнение. Это, конечно, согрело его сердце, но решимости не прибавило, и вот пошёл уже пятый день добровольного затворничества, а в нём так и не проснулось никакого желания вырваться из этого анабиоза.
Его и без того плоский живот теперь западал внутрь, а бледная кожа так обтянула рёбра, что порой ему казалось, она вот-вот порвётся. Он не помнил, когда в последний раз брился, причёсывался, смотрел в зеркало. Он забыл о своей мечте стать великим художником и утереть нос всем, кто смел раньше смотреть на него свысока и снисходительно называть его рисунки каракулями. Чёрт, он забыл бы даже своё имя, если это было бы возможно. Зачем ему имя? Что оно означало? Неудачника и глупца, который собственными же руками разрушил данный ему свыше дар?
Этот день ничем не отличался от предыдущих. Он заварил себе растворимого кофе, который стал пить, когда все остальные напитки кончились, и вышел с ним на балкон, где на небольшой рабочий столик были выложены его инструменты. Карандаши, ластики, перочинный ножик с синей ручкой, чёрный лайнер, угольный стержень в картонной упаковке – эта кучка являлась содержимым его рабочего пенала. Невдалеке рядком лежали все его кисти по порядку - от самой маленькой до самой большой, на краю стола лежал измазанный гуашью деревянный этюдник, а на другом краю – коробка с цветными мелками для набросков, из-под которой виднелся край набора пастельных карандашей. Он знал, что сейчас будет делать. Он выпьет кофе медленными глотками, буквально ощущая, как гадкий напиток разъедает изнутри стенки его желудка, а потом, когда с очередной порцией отравы будет покончено, он примется за свои вещи: возьмёт в руки вначале карандаши, свои любимые, для набросков, переложит их на другое место, совсем рядом с кистями, тем самым сознательно нарушая композицию; затем новое место придётся искать для кистей, которые окажутся на месте этюдника; тот, в свою очередь, перекочует на противоположный конец стола, а мелкам и пастельным карандашам тоже найдётся иное место. Обычно за таким занятием его настигал закат, и когда оранжевый диск солнца опускался за линию горизонта, он поднимался, возвращался в комнату и ложился на диван, где ещё долгое время лежал без сна и без мыслей.
Звонок прервал его на том этапе ежедневного ритуала, когда кофе был уже выпит, а к карандашам он ещё не прикоснулся. Сай действительно долго размышлял над тем, стоит ли тратить силы на то, чтобы идти к двери и спрашивать, кто пришёл – всё равно он никого не ждал. Звонок повторился, затем, уже почти без паузы, зазвучал вновь, и на пятый раз он сдался.
- Открывай, мудозвон, - ответили ему с той стороны двери на стандартное «кто там», и художник поспешил отыскать в завалах прихожей ключи, потому что узнал этот голос.
Гаара был одет во всё чёрное и смотрел так, будто готов был убить его сию же секунду. Похоже, он собирался что-то ему сказать, но Наруто бесцеремонно впихнул его внутрь квартиры и, бросив короткое приветствие, шагнул следом.
Проигнорировав вопрос о цели их визита, Гаара окинул его с ног до головы тяжёлым взглядом и заключил:
- Выглядишь, как дерьмо. Ты что, решил себя заморить голодом? И побрейся, тебе эта жуткая щетина красоты не добавляет.
Наруто тем временем потащил на кухню какие-то тяжёлые на вид пакеты, уже оттуда взявшись объяснять:
- Мы тут тебе немного пожевать привезли, а то Сакура в обморок хлопнется, когда тебя увидит.
Заслышав дорогое сердцу имя, Сай резво вскинул голову, но Гаара безжалостно осадил его:
- Рано радуешься. Сначала из тебя нужно всю дурь выбить. Ну-ка, иди за мной. – Он прошёл в комнату и остановился посередине. Сай тенью замер чуть позади. Гаара повернул к нему голову через плечо и недовольно бросил: - Пока Узумаки будет хозяйничать на кухне, нам с тобой есть чем занятья.
С этими словами он стянул с себя майку через голову и швырнул её на диван.
***
- А сейчас?
Какаши прижал телефон к уху, чтобы освободить руки:
- Сейчас слышно хорошо. Вот там и стой.
- Хорошо, но тут толпень такая – долго на одном месте не простоишь, снесут, - зазвучал из трубки голос Обито. – Я в аэропорт заранее приехал, чтобы успеть малым подарки присмотреть и себе купить что-нибудь почитать, а то лететь долго, а я в отеле книжку посеял.
- И когда тебя встречать?
В трубке устало вздохнули:
- Ну, давай считать, это у нас четырнадцать часов разницы, лететь мне… сейчас на билетах посмотрю… - К гулу десятков голосов на фоне прибавилось шуршание бумаги. – Короче, я сначала в столицу прилетаю, а потом пересаживаюсь на самолёт, который доставит меня в Коноху. Не знаю пока время, я уже в Японии второй билет куплю, но по моим примерным подсчётам выходит, что часов в шесть утра.
- В шесть? – хмыкнул Какаши, не отвлекаясь от сортировки документов у себя на столе. – Учиха, я не встану, чтобы уже в шесть быть в аэропорту.
- Встанешь-встанешь, - заявили уверенно в трубке. – Ты ж у нас теперь спортсмен, не куришь, так привыкай рано вставать.
- Я не курю всего третий день, - поправил друга Хатаке, - и так рано никогда в жизни не вставал.
- Ну ладно тебе вредничать, просто сделай мне приятное и явись. Кстати, я спросить хотел… - Обито вдруг прервался и залепетал по-английски, явно обращаясь не к нему. - Oops, I’m sorry, didn’t mean to… No, it was my fault, really. Here, let me help you with your bag.
Какаши, которому на несколько минут пришлось невольно стать третьим лишним в разговоре, терпеливо ждал, пока его друг поможет какой-то юной леди с её вещами, про себя размышляя, что ему давно уже не доводилось слышать его говорящим на любимом языке – может быть, не все три года, что он не был частью фирмы, но, чёрт возьми, достаточно, чтобы соскучиться по его милому акценту.
- Так, я снова на проводе, - вскоре объявил голос, раздающийся из самого Международного аэропорта имени Даллеса, что находился рядом с Вашингтоном. – Я по-быстрому спросить хотел – и будем прощаться, завтра наговоримся. Как там мои малые? Всё нормально у них?
Какаши попытался припомнить, когда в последний раз слышал что-либо от Итачи, и не смог – слишком многое происходило в последнее время, чтобы уследить за всем.
- Саске вчера уволился, - сообщил он о том, что знал достоверно. – У него с учёбой напряг сейчас, конец года, сам понимаешь.
- Ясно… - Они оба помолчали, и Обито всё-таки задал волнующий его вопрос, ради которого, Какаши подозревал, и была затронула тема племянников. – А с Наруто у него что?
- Что-что, - передразнил его Какаши. – Давно их вместе не видел, но если судить по Саске – то я вас с Йондайме предупреждал сразу.
- Неужели?..
- Ужели, Учиха, приезжай домой и сам разгребайся со своими малыми, потому что мне за Фугаку иногда становится реально страшно.
Учиха Обито, находясь сейчас в другой стране и даже в другом времени суток, утомлённо перевёл дыхание и ответил:
- Приеду, Какаши. Скоро приеду.
***
- Прекратите, пожалуйста, курить, уже дышать нечем.
- Простите. – Кисаме послушно затушил сигарету, а сидевший рядом с ним Дейдара побежал открывать окно.
Сухо поблагодарив, Орочимару снова сосредоточился на разложенных на столе бумагах и вскоре снова вошёл в состояние, подобное трансу, в котором пребывал предыдущий час. Он водил длинным пальцем по строчкам исписанных своей же рукой листов, затем переключал своё внимание на новейшую карту квартала голубых фонарей, на которой Дейдарой были вручную подписаны названия заведений и короткая их характеристика. Такэо сидел чуть в стороне – перечитывал написанный ещё больше недели назад доклад Итачи со всеми наработками касательно личности убийцы, включая его психологический портрет. В кабинете было невероятно тихо, и даже проходящие мимо двери начальника сотрудники были предупреждены ступать как можно тише, дабы не прерывать рабочий процесс.
Кисаме прислонился затылком к стене и, свесив руки между колен, пытался задремать, потому что из-за сумасшедшего напряжения головная боль, терзавшая его последнюю неделю, вернулась и теперь грызла с новой силой, парализуя мысли и лишая его возможности быть полезным. По дороге в участок Дейдара рассказал ему об их с Итачи приключениях, включая взлом и проникновение в квартиру подозреваемого, и от таких новостей тревога только усилилась, а вместе с ней усилилась и мигрень. Теперь, когда они рассказали Орочимару всё, что посчитали за важную информацию, от них требовалось только ждать, пока в голове у учёного созреет план.
- Послушай, Дейдара-кун, - не поднимая головы от стола, пробормотал криминалист, небрежным жестом заправляя длинную прядь смоляных волос за ухо, - когда вы вдвоём были вчера в том клубе, с вами никто не пытался заговорить?
Юноша озадаченно качнул головой.
- А когда вы находились на танцполе, не заметили никого, кто бы странно смотрел? Слишком пристально и не косо, а именно прямо.
- Нет. Я, по крайней мере, не заметил.
- А знакомый никто в толпе не попадался?
- Извините, - улыбнулся парень неловко, - не знаю, как Итачи, но я напился крепко, так что…
- Ну, понятно.
- А вот у меня вопрос, можно? - внезапно подал голос Такэо, оставил своё удобное кожаное кресло и, кряхтя, подошёл к столу, положив поверх бумаг доклад Итачи. – Тут написано, что нашего клиента привлекают красивые мальчишки, потому что он одновременно восхищается ими и завидует им. Так это значит, что он урод? Нам надо искать урода с каким-нибудь шрамом в пол-лица?
- Не обязательно, - холодно прервал его Орочимару. – Комплекс этот ему могли внушить в детстве, это, кстати, чаще всего и случается. А выражаться он может в том, что он не способен на духовную связь с другим существом, он всегда одинок, с людьми, которых считает сексуально привлекательными, флиртовать не посмеет, а уж если и заговорит, то намеренно обдаст грубостью. Это своего рода защитная реакция на когда-то причинённую ему боль.
- Значит, он одинок? – уточнил начальник отдела.
- Да, но может этого и не афишировать. Может даже врать о том, что встречается с кем-то. Помните, я там писал про «маску нормальности»? Ею часто пользуются серийные убийцы, чтобы не отличаться от других и таким образом не навлекать на себя подозрение.
Старик с важным видом закивал, и Кисаме даже сквозь паутину пульсирующей головной боли стало ясно как день, что его начальник, заслуженный сотрудник с многолетним стажем работы в отделе уголовных расследований, робеет рядом с этим человеком. Что ж, усмехнулся он про себя, его можно было понять: никому из них раньше не доводилось сталкиваться с преступниками такого плана, а к таким людям был нужен совершенно особый подход, обычные методы на них не действовали. После того как по предупреждению Орочимару ему удалось спасти Итачи жизнь, Кисаме стал совершенно по-другому относиться к учёному и готов был со всей покорностью признать, что без его руководства весь их отдел тренированных профессионалов и лучших борцов с преступностью оказался бы бессильным перед одним-единственным человеком.
Внезапно в дверь кабинета постучали, и все находящиеся внутри разделили волну невольной дрожи – они настолько привыкли к тишине, что звук показался им невероятно громким.
- Такэо-сан, Хошигаке у вас? – раздался с той стороны голос, от которого Кисаме разом забыл и об усталости, и о головной боли. Это был Учиха Фугаку.
Оторвавшись от доклада, старик зло посмотрел на дверь:
- Тут он. Тебе срочно?
Последовала короткая пауза, затем из коридора ответили:
- Мне… пару слов сказать.
Кисаме понял, что делает, уже когда стоял на ногах. Дейдара смотрел на него взволнованно снизу вверх своими огромными выразительными глазами, словно догадался, кем приходится ему стоящий за дверью. Он не стал обращать на него внимания и вместо этого повернулся к начальнику:
- Я выйду, хорошо?
Такэо надвинул брови на глаза и поймал его взгляд своим, цепким, птичьим.
- Иди, - бросил он односложно и вновь уткнулся носом в документы.
Пока детектив преодолевал то небольшое расстояние от своего кресла до двери, в голове успели прокрутиться тысячи сценариев дальнейшего развития события, ни один из которых не сулил ему абсолютно ничего хорошего, поэтому когда ладонь его всё-таки коснулась холодной ручки, Кисаме уже твёрдо уверил себя в том, что ожидать ему следует худшего.
Фугаку выглядел так, будто не спал всю ночь, и, возможно, так и было – взглянув в глаза другу, детектив сразу догадался, что ему каким-то образом стало известно об Итачи. Кто-то, несмотря на все их предосторожности, проболтался отцу жертвы, и теперь тот пришёл за тем, чтобы получить ответы на свои вопросы.
Похоже, безумные сутки всё-таки выпили порядочно соков и из него, потому что на протянутую руку Кисаме посмотрел абсолютно безразлично, первые две секунды даже не осознавая, что этот жест может означать. Затем Фугаку заговорил – и от его голоса, не звучавшего так никогда за время их многолетней дружбы, Кисаме почувствовал, будто внутри у него кто-то зажёг свет, и всё вдруг встало на свои места.
- Мне звонил вчера Такэо, - произнёс Фугаку, всё ещё держа руку на весу, - и всё рассказал. Как ты его спас, как в больнице ни на шаг не отходил… Спасибо тебе.
Кисаме пожал руку на автомате, всё ещё не в состоянии поверить в то, что это действительно происходило, что это не его выдумка и не коварный сон. Но рукопожатие у Фугаку было крепким, как всегда, и ладони его были тоже чуть суховатые, и привычка опускать уголки губ и долго трясти рукой – всё было донельзя привычным, привычнее некуда.
- Микото и Саске не говори, - произнёс детектив, не зная, как ещё прервать неловкий момент. – Итачи просил. И вообще, ты пока никому, он под прикрытием, так что…
- Я понял. Никому.
Фугаку твёрдо кивнул ему на прощание – и вот миг спустя Кисаме уже смотрел ему вслед, на его чуть непривычно ссутуленную спину, и пытался внушить себе, что ему не померещилось и во взгляде своего друга он прочёл благодарность таких размеров, что та задавила и уничтожила былую неприязнь. От неё не осталось и следа, он не мог в это поверить.
Но смаковать момент примирения и радоваться он будет потом, а сейчас нужно работать – так сказал себе детектив, и хотя в груди при мысли о недавнем коротком разговоре разливалось тепло, он не разрешил себе думать об этом сейчас и вернулся в кабинет – как раз вовремя, потому что лишь только дверь за ним захлопнулась, Орочимару выпрямился и объявил:
- Примерный план готов. Давайте все сюда, мне нужны ваши знания, чтобы проработать детали.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 5
День: 2
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринги для этой главы: Суйгетсу/Саске, Итачи/Дейдара
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 30
Вторник 18 мая
С Шикамару явно что-то происходило, и если на прошлой неделе в связи с множеством переживаний Гаара этого не замечал, то сегодня у него словно открылись глаза, и похоже было, что открылись они не у него одного.
Во-первых, Шикамару ходил на все занятия и не просыпал первые пары.
Во-вторых, он делал абсолютно все задания, даже совершенно неважные.
Ну и, наконец, в-третьих, он явился сегодня на пару физкультуры, где его не видели, наверное, с самого первого курса.
Лёжа рядом с Наруто на их любимых матах в углу зала, Гаара поделился своими наблюдениями с другом и на это получил от него «в-четвёртых» в свой ментальный список:
- Он уже написал все тесты, которые мы должны писать только на следующей неделе.
- Ну, это уже ни в какие рамки, - протянул юноша в притворном возмущении. – Он что, с катушек съехал?
- Нет, - блондин покачал головой, засовывая наушник обратно в ухо, - я думаю, это всё как-то связано с его планом по возвращению твоей сестры. Не знаю, что у него на уме, да мне как-то и всё равно. И ты тоже забей, это их дела.
Гаара некоторое время понаблюдал за Шикамару – тот сдавал вместе со всеми прыжки в длину, - затем лёг обратно на спину и протянул руку, чтобы взять свой наушник, но сделать это не успел, потому что совершенно неожиданно кто-то чудовищно сильный ухватил его за кроссовок и бесцеремонно стянул вниз. Не успел парень опомниться, как уже сидел на полу, а над ним возвышалась фигура преподавателя Майто Гая.
- Так, слушай сюда, бездельничек! - объявил строгим тоном мужчина, да так громко умудрился это сказать, что в их сторону обернулись все, кто находился в зале. – Если сейчас же не сдашь мне все оставшиеся нормативы лучше всех, я не разрешу тебе встречаться с моим любимым учеником!
Закончив с угрозами, Гай сунул в рот свисток и от души дунул в него, словно таким образом подтверждая весомость своих слов. Меньше секунды спустя Гаара уже вытянулся перед ним по стойке «смирно», и во взгляде его появился стеклянный блеск стоящего в строю солдата.
- Хорошо, - одобрительно кивнул Гай и что было силы хлопнул парня по спине, указывая в другой конец зала: - А теперь чтоб прыгнул мне в длину с места на 220 сантиметров, а с разбега на 460 – это минимум!
- Да, сенсей! – ответствовал юноша чётко, став при этом ещё больше похожим на патриотически настроенного солдата, и помчал к группе сдающих с линейкой.
Оказавшись на месте, Гаара схватил за шкирку пытающегося пересдать хотя бы на тройку Шикамару, наорал на него, чтобы подвинулся, и приказал Сакуре отмечать результат. На ошарашенные взгляды однокурсников ему, похоже, было абсолютно плевать.
- Да-а, - протянул Гай с улыбкой, сунув журнал под мышку, - всё-таки мой Ли правильно выбрал. Хороший мальчик.
Наруто, наблюдающий за странным поведением друга, поражённо выдохнул:
- Что вы с ним сделали?..
Учитель пожал плечами и, уже удаляясь, через плечо бросил:
- Наверное, в нём проснулась Сила Юности.
***
Итачи никогда раньше не доводилось лежать в больнице. Единственный его визит в это безрадостное учреждение состоялся несколько лет назад, когда Саске, будучи ещё младшеклассником, сломал ногу и старшему брату в отсутствие родителей пришлось самому везти его к врачам. В тот раз они неплохо провели время вместе, даже несмотря на обрушившуюся на них беду: Итачи как раз упорно готовился к сдаче выпускных экзаменов, от которых многое зависело, и ему пришлась кстати отдушина в виде присмотра за братом.
Нынешнее же его пребывание в больнице казалось ему сплошным кошмаром. Половину ночи его тошнило, и он никак не мог совладать с собственным телом – все команды, которые отдавало сознание, совершались с опозданием на доли секунды, и хотя врачи в один голос твердили, что все эти реакции являлись абсолютной нормой при сотрясении мозга второй степени, его это нисколько не успокаивало. Оставшуюся часть ночи Итачи провёл в одиночестве, и он мог поклясться, что никогда в жизни ему ещё не было так страшно. Он знал, что его охраняли, что торопливые шаги, время от времени раздающиеся в коридоре, – это спешащие на помощь критическим больным медсёстры и врачи, но по-прежнему не чувствовал себя в безопасности. Это было глупо – бояться так сильно, когда всё уже позади. Да, на него действительно было совершено нападение, да, тем самым серийным убийцей, на которого он охотился, и да, он до сих пор не мог понять, как не расслышал или хотя бы не почувствовал его приближения…
Итачи не сомкнул глаз до самого рассвета, и только когда внутрь заглянула миловидная женщина-врач и попросила его пройти с ней, чтобы сделать энцефалограмму, он вдруг осознал, что не может подняться с кровати – силы покинули его. Несколько часов он пролежал в глубоком забытьи, затем его разбудила команда врачей – и понеслось… Его обследовали доктора с труднопроизносимыми специальностями, подключали к каким-то приборам, проверяли его глаза на наличие внутренних гематом, зачем-то отвели к невропатологу, а на вечер записали к психотерапевту. Продолжалась эта безумная скачка по кабинетам около трёх часов, после чего ему наконец-то разрешили вернуться к себе и принесли обед.
Итачи с кислым видом поднёс к губам стакан сока. Ему сейчас не хотелось ровным счётом ничего, кроме обыкновенной воды – возможно, это аукнулись выпитые вчера полбутылки виски, - а при одной только мысли о том, чтобы влить в себя эту сладкую муть, в которой наверняка не было ни грамма настоящих фруктов, становилось дурно. Он со вздохом опустил скатан обратно на жестяной поднос и принялся блуждать взглядом по своей палате. Всё было настолько белым и стерильным, что невольно хотелось хоть чем-нибудь разбавить эту ужасную картину, отнюдь не способствующую выздоровлению. К примеру, взять эту тарелку с супом и зашвырнуть ей прямо в стенку, чтобы остался жирный след на обоях, а по полу растеклась лужа – вот уже и какое-то разнообразие. Или отправить рисовую лепёшку в космический полёт, а заодно проверить, получится добросить её до потолка или нет.
Было невыносимо скучно, его тело до сих пор не до конца восстановилось, хотелось снова лечь спать, но Итачи боялся, что если уснёт сейчас, то ночью ему вновь предстоит мучиться бессонницей и жуткими фантазиями. И ещё, безусловно, раздражала неизвестность. С тех пор как он очнулся в этой палате прошлой ночью, ему не говорили ни слова о деле, не разрешали смотреть телевизор, ссылаясь на запрет нервничать, и не давали в руки мобильный. При таком раскладе Итачи сомневался, что даже его семья знает о том, где он сейчас.
Вспомнив о семье, он вдруг поймал себя на том, что очень хочет увидеть Саске. Представилось, как здорово было бы сидеть рядом и в молчании наслаждаться компанией друг друга, или, может быть, болтать о мелочах, как они часто делали, когда на обоих давила суровая действительность, а ещё лучше – поиграть вместе в настольный теннис, вот уж чего ему точно не хватало в последние недели. Саске… Как он сейчас? Что у него на уме, какие важные решения он принимает без его участия? О ком мечтает, когда дрёма окутывает сознание, постепенно затаскивая его в паутину сна?
Дверь его палаты внезапно приоткрылась – совсем чуть-чуть, так, что визитёр оставался вне поля зрения. Итачи не мог видеть того, кто стоял по ту сторону двери, и от этого на несколько мгновений его охватила безудержная паника, ладони задрожали, и в хаосе засуетившихся мыслей ярче всех высветилась одна: «Он пришёл, чтобы закончить начатое». Абсурдно, конечно, ведь это была больница, палата находилась под охраной, вокруг была масса людей… А ужас всё равно не проходил.
Секундой позже щель в дверях стала шире, и через неё внутрь совершенно бесшумно скользнул Дейдара.
- Я боялся, что ты спишь, - прошептал он так тихо, что Итачи, скорее, прочёл его слова по губам, чем услышал. Затем внезапный гость подал ему знак молчать и сунул голову в дверной проём, наверное, проверяя, не заметил ли кто его вторжения. Убедившись, что такой опасности нет, он прикрыл дверь и облегчённо вздохнул: - Еле проскочил через полицейских. Двое только в форме вокруг ходят, а остальные по этажу в гражданском рассредоточены, но я сразу их раскусил.
На Дейдаре сегодня не было привычной одежды, которую большинство чинных горожан с презрением назвали бы гейским шмотьём. Белый летний костюм с пиджаком нараспашку, из-под которого выглядывала чёрная майка, очень ему шёл, а обычно распущенные волосы были собраны в длинный хвост, спускающийся вниз по левому плечу.
- Что ты здесь делаешь? – удивился Итачи, не преминув обрадоваться про себя, что с новым другом всё в порядке. – Откуда ты вообще знал, где меня искать?
Дейдара присел на краешек его больничной койки:
- Да это всё пустяки. Слушай, а ты неважно выглядишь, весь бледный. Тебе плохо?
- С того момента, как ты пришёл, уже не так, - честно признался Итачи, и они обменялись понимающими улыбками.
- Да, я знаю, как здесь бывает скучно, - сказал блондин. - В детстве часто болел, мама меня по больницам водила, это у неё так забота называлась: отдать сына врачам на растерзание, а самой пойти купить себе новое платье. Она даже когда узнала, что я гей, отправила меня к врачу – думала, я свихнулся. – Неожиданный гость придвинулся ближе к нему и заглянул выжидательно в лицо: - Слушай, если тебе действительно плохо, я лучше пойду.
- Прекрати, - оборвал его Итачи, - я же сказал, что рад тебя видеть. Ты меня, между прочим, от скуки спас.
- А-а, это понимаю, - хмыкнул Дейдара, и по его виду детектив сразу понял – поддакивает он явно не ради красного словца. – Тебе не хочется стены эти белые, противные, взять вот так и чем-нибудь замарать?
- Как раз об этом думал. Выбирал между супом и рисовой лепёшкой. Кстати, есть хочешь?
Дейдара покачал головой, и внезапно выражение его лица переменилось, растеряло прежнюю весёлость, давая Итачи понять: настал черёд серьёзного разговора. Им действительно следовало поговорить о многом, и как никогда сильно захотелось избавиться от груза лжи и рассказать этому парню всю правду. Ведь жизнь коротка, она может оборваться в любой момент – об этом он теперь уже мог судить по собственному опыту.
- Послушай, я даже передать тебе не могу, насколько мне жаль, что я тебя в это втянул, - начал первым Дейдара, качая обречённо головой. – Если бы мы вчера не встречались, может, ничего этого и не случилось бы… Это я виноват.
В голове у Итачи эхом зазвучал голос таинственной гадалки, предупреждавший о том, что путь общения с Безумцем ведёт к его проигрышу. Чёрт возьми, она всё угадала правильно, даже возможную смерть…
- Это моя вина, Дейдара, не казни себя, - произнёс он задумчиво. – Мне следовало быть осторожнее. Кроме того, меня предупреждали об опасности, а я не послушал.
- Итачи…
Дейдара посмотрел на него большими влажными глазами – и вдруг придвинулся совсем близко и, не дав даже времени понять, что происходит, прижался к его губам своими. Это было больше похоже на отчаянную попытку выразить море накопившихся внутри эмоций, чем на поцелуй, и Итачи позволил себе ответить на него, потому что чувствовал – иначе им пришлось бы говорить часами, прежде чем всё необходимое было бы сказано.
Он деликатно отстранил от себя Дейдару, всё ещё ощущая мягкую податливость его губ, обхватил ладонями его лицо и заставил посмотреть на себя.
- Спасибо, - произнёс он, стараясь звучать твёрдо и уверено, но голос всё равно предательски задрожал на последнем слоге. - Я вправду очень благодарен тебе за всё, но ты не знаешь ничего обо мне. Не обманывайся.
Дейдара послал детективу грустную улыбку, провёл кончиками пальцев по его длинным волосам, затем накрыл одну из его ладоней своей:
- Почему же? Я знаю. Знаю, что ты коп, который всё это время работал под прикрытием.
Итачи едва хватило выдержки удержаться от поражённого вздоха. Улыбка Дейдары стала шире.
- По новостям трубят, что тебя спас добровольный патруль, но я-то был там и всё видел своими глазами. Тебя спас Хошигаке-сан. Он тебя любит, правда?
У Итачи возникло ощущение, будто кто-то разом сдёрнул с него всю одежду, и он вдруг оказался на людном проспекте совершенно голый. Было и страшно, и тысячу раз неловко, и ещё – немного, совсем чуточку радостно, что над ним больше не довлела ответственность рассказывать другу всю правду.
- Откуда ты знаешь? – спросил он, когда Дейдара вернулся на своё место на краю койки.
Тот пожал плечами, будто для него всё это было обычным делом:
- Что полицейский, понял, когда увидел тебя с Хошигаке-саном. Он так сильно переживал за тебя… Жутко было смотреть, как он психовал. Ну а про любовь, во-первых, стало сразу понятно после того, как увидел его реакцию, а во-вторых, - тут Дейдара совершенно по-мальчишечьи захихикал, - он сидит сейчас в коридоре рядом с твоей палатой, спит. Я слышал, как другие полицейские умоляли его пойти домой, но он отказывался. Думаю, он просто вырубился, потому что всё это время тебя караулил.
Итачи представились его ночные бдения и жуткое одиночество вперемешку с паническим страхом окончания расправы. Если бы он знал, что через стенку от него находится любимый человек и тоже мучится бессонницей, переживая за него, возможно, тогда удалось бы отбросить эфемерные опасения и уснуть крепким сном, в котором так нуждалось сейчас его тело.
- Я не совсем понимаю, зачем ты цацкался со мной и этой идеей насчёт Зецу, - продолжил Дейдара уже почти весёлым тоном, - но у тебя, уверен, были свои мотивы. Ты же коп всё-таки.
- А ещё я скотина, блюдущая свои шкурные интересы, - вспомнив о своих истинных мотивах, с отвращением к самому себе выплюнул Итачи. – Говорю же, не обманывайся на мой счёт.
- Я не обманываюсь, - хмыкнул Дейдара, - а вот ты, похоже, только себя казнить и горазд.
Их взгляды встретились, и Итачи ощутил, как в груди разливается неведомое ему доселе тёплое чувство: только что он осознал, что в лице своего случайного знакомого приобрёл настоящего друга. И вдруг нестерпимо сильно захотелось сжать этого милого, удивительного парня в крепких объятиях, шепнуть слова благодарности на ухо и получить в ответ его красивую улыбку. Возможно, он так бы и сделал, но момент неожиданно был грубо нарушен появлением новых гостей.
Дверь с грохотом отлетела в сторону, и первым внутрь влетел Орочимару. Учёный был взбешён: его искажённое гневом лицо было настолько страшно, что оба парня непроизвольно вжали головы в плечи. Следом за ним шагнули старик Такэо и Кисаме-сан.
- Мальчишки! – бросил с ходу Орочимару, потрясая перед ними кулаком. – Что, в детективов захотелось поиграть? Видите, во что это всё вылилось? За каким дьяволом вам вздумалось брать всё в свои руки? Ещё и с Зецу эта история… Ну какой полицейский сам идёт против закона? Я, к вашему сведению, еле отговорил Какудзу от заявления в полицию!
Он впился растопыренными пальцами-когтями себе в волосы и принялся нарезать бешеные круги по палате, повторяя, как заведённый:
- Олухи, ну, олухи!
- Кто ты такой? – тем временем спросил Такэо-сан, обращаясь к ошалелому Дейдаре, но на лице старика вдруг мелькнуло узнавание. – Погоди-ка, я тебя знаю, ты же тот парень… Хошигаке!
Кисаме не отреагировал – только переводил растерянный взгляд с одного парня на другого и обратно.
- Что это означает? – гаркнул начальник уже гораздо строже.
- Ничего не означает, - встрял в разговор несколько отошедший от шока Дейдара и обиженно насупился. – Не разговаривайте так с Хошигаке-саном, он вообще тут ни при чём. Я до вчерашней ночи не знал, кто Итачи такой.
- Он чист, - встал на защиту друга младший детектив. – И действительно ничего не знал.
Такэо повёл недовольно подбородком и отступил на шаг, предоставляя возможность Орочимару продолжить допрос.
- В общем, молодые люди, - пришедший в себя учёный с размаху опустился на стул, пододвинув его к койке, чтобы удобно было разговаривать с ними обоими. – За инициативу вашу и вашу же халатность пришлось заплатить. Итачи-кун, ты даже не представляешь себе, насколько тебе повезло, что ты вообще остался жив. Ты это хоть осознаёшь?
Итачи, понурившись, кивнул и пробормотал:
- Извините… Но откуда вам известно, что мы Зецу подозревали? И что мы к нему… Откуда вы вообще его знаете?
- Это не твоего ума дело, - огрызнулся Орочимару резко, но внезапно сразу же смягчился. – Ну, хорошо, что было, то было. Сглупили – и ладно, надо дело делать.
- У вас есть идеи, Орочимару-сама? – услужливо уточнил Такэо, но, получив в ответ суровый взгляд, осёкся и замолчал.
- Я думаю, лишних в этой комнате нет, - произнёс Орочимару после минутного раздумья. – Ты, Дейдара-кун, наверняка захочешь принять участие в поимке нашего убийцы, я правильно понимаю?
- Конечно, - кивнул тот твёрдо, нисколько не удивившись, что мужчине известно его имя. – Сделаю всё, что в моих силах.
- Хорошо. – Внимание учёного вновь переместилось на Итачи. - Мне сообщили, что ты не видел лица преступника. Никто его не видел. Скажите, Хошигаке-сан, сколько информации, не отфильтрованной полицией, проскочило в новости?
- Нисколько, - покачал головой Кисаме-сан. – Мы велели, чтобы ситуацию представили так, будто неизвестного спас добровольный патруль. Он там действительно был, но эти парни набежали потом, когда я уже вызвал скорую. Личность жертвы не разглашается.
Орочимару постукивал пальцами по своей острой коленке и хмурился.
- А когда я вас сегодня спрашивал, вы сказали, что крикнули преступнику: «Стоять, полиция». Правильно? – Кисаме кивнул. – Что ж, это не очень хорошо. Он может заподозрить неладное и залечь на дно, мы тогда его нескоро ещё увидим. Разве что…
- Что? – спросили хором все присутствующие.
- Мы можем воспользоваться его нестабильностью, - заключил Орочимару и внезапно улыбнулся. – Точно, я придумал. Мы никуда не будем прятать нашу приманку – наоборот, мы выставим её напоказ, чтобы это ему досаждало. Итачи-кун, ты для него сейчас как надкусанный бутерброд, уж извини за сравнение. Учитывая прессинг последних недель, с полицией, журналистами и прочим, он попросту не сможет удержаться на дне, особенно зная, что ты снова разгуливаешь по кварталу, живой и здоровый. Он непременно попытается заполучить тебя вновь.
- Подождите-ка, - выступил вперёд Кисаме-сан, сурово насупившись, - вы хотите сказать, что вам этого мало? Вы его смерти, что ли, желаете?
- Я желаю поймать убийцу, Хошигаке-сан, - осадил его холодным тоном учёный. – И пока это единственный способ, который я вижу, без того, чтобы бездействовать и ждать, пока он убьёт кого-нибудь ещё.
- Но это слишком опасно, я не позволю!..
- Я согласен, Орочимару-сама, - прервал его Итачи. В палате разом замолчали, и его одинокий голос прозвучал от этого необычайно звонко. – Я во что бы то ни стало хочу поймать этого мерзавца, поэтому готов на всё. Вы просто скажите, что делать.
- Без инициативы на этот раз? – протянул учёный недоверчиво.
- Без!
Итачи взглянул на начальника – тот хмурил и без того морщинистый лоб и переводил взгляд своих маленьких птичьих глаз с него на Кисаме-сана, словно пытаясь принять решение.
- Слушайте, вы, двое, - наконец произнёс он сурово. - Я вообще-то не хотел говорить при посторонних, но раз такое дело, то не постесняюсь. Если вы мне поймаете этого убийцу, я, так и быть, закрою глаза на ваши шуры-муры и всему отделу прикажу, чтобы никто не смел и пикнуть в высшие инстанции. Вы оба хорошие детективы, а я людьми не разбрасываюсь.
Итачи потребовалось около десяти секунд после того, как отзвучало последнее слово, чтобы заставить себя поверить в то, что он только что услышал. Даже в самых смелых мечтах он не мог представить себе Такэо, этого вечно недовольного старика, хвалящим его, а предложение его было не то что щедрым – оно значило слишком много, чтобы объять весь его смысл сразу. Он скосил взгляд в сторону Кисаме – тот всё ещё хмурился, но выглядел уже далеко не так решительно настроенным.
Орочимару поднялся:
- Я думаю, вам стоит обсудить этот момент наедине. Мы подождём снаружи.
С этими словами он сделал знак Дейдаре выходить, а Такэо уже шёл к выходу сам. Меньше чем через минуту в палате остались только двое любовников.
***
Опустившись на кровать на то же место, где только что сидел Дейдара, Кисаме почувствовал, что волнение постепенно отпускает его. Все те бесконечные часы, что он провёл сначала на месте нападения, потом в участке, закрывшись в кабинете с Такэо для долгого разговора, и, наконец, здесь, в больнице, его не покидало тревожное чувство, будто он делает слишком мало, и нужно куда-то бежать, с кем-то говорить, что-то устраивать – словом, предпринять всё возможное, чтобы никогда больше не сталкиваться с подобным испытанием. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, подходил к двери заветной палаты, касался её, но не заходил внутрь, боясь потревожить сон Итачи, ведь тому так был необходим отдых после всего, через что ему пришлось пройти.
«Я думал, что ты умер, - вздохнул он про себя, касаясь бледной щеки Итачи. – Там, в переулке, когда увидел тебя, то на несколько секунд действительно поверил в это».
Кисаме помнил слишком ярко, как в груди образовалась и распустила ледяные щупальца чёрная невыносимая пустота, и казалось, что оболочка его тела вот-вот лопнет под её напором. Это была смерть. Она прикоснулась к его сердцу, высосала разом всю жизнь и поместила взамен только этот чёрный грибок, эту раковую опухоль. Кисаме смутно припоминал, как рухнул на колени, как подносил к тонкой шее два пальца, не особо надеясь обнаружить пульс, и как вместе с медленным, ровным биением под подушечками его пальцев по всему его телу словно прошла электрическая волна жизни. Жив. Он был жив.
Итачи, бледный, осунувшийся, слишком худой в свободной больничной одежде, сжал его ладонь в своих руках и слабо улыбнулся:
- Как вы оказались там вчера?
- Мне позвонил твой Орочимару, - ответил Кисаме мягко, придвигаясь ближе. – Сказал, что переживает за тебя, и попросил присмотреть. Думаю, у него здорово развито чутьё на опасность.
Итачи вздохнул и опустил взгляд себе на грудь, где, Кисаме помнил, висела на кожаном шнурке странная карта:
- Мне следовало прислушаться…
Когда их взгляды вновь встретились, старший детектив вдруг с удивлением осознал, что в глазах его любовника больше нет такой характерной для него упрямой искры, а на смену ей пришла совершенно необычная мягкая покорность, могущая означать, что урок жизни был им усвоен… или же что жизнь сломала его. Кисаме надеялся, что это не было последнее.
- Послушайте, не говорите, пожалуйста, моей семье, - попросил Итачи. – Папе, разве что, ему всё равно наверняка скажут, а маме и Саске не надо. Пока это не закончится, пускай они лучше ничего не знают.
Кисаме представил себе, что, должно быть, захочет сделать с ним после всего этого Фугаку, и тяжело перевёл дыхание:
- А как ты думаешь, когда это кончится?
Итачи передёрнул плечами:
- Не знаю. Но Орочимару-сама сказал, я для этого маньяка сейчас, как надкусанный бутерброд буду, и мне кажется, он прав. Он должен будет вскоре предпринять ещё одну попытку, на этом мы его и поймаем.
- Ты уверен, что готов? Тебе недостаточно того, что ты оказался в больнице?
Тонких губ Итачи коснулась лёгкая улыбка:
- Я сам виноват, мне жизнь давала кучу знаков, а я думал, что слишком крут для них, и продолжал гнуть свою линию. Больше такого не будет. Я стану делать всё точь-в-точь, как скажет мне Орочимару-сама, и потом, не забывайте, что на этот раз у нас будет поддержка полиции. Всё будет хорошо.
Поддавшись внезапному порыву, Кисаме привлёк своего храброго возлюбленного ближе, вдохнул знакомый запах его волос, и когда ощутил, что на плечо ему положили голову, а руки Итачи принялись успокаивающе поглаживать его по спине, понял, что чернота, отравляющая его тело и сознание с той самой секунды, как луч его фонаря выхватил из тьмы безжизненное лицо, наконец-то отступила.
Итачи мягко улыбнулся ему, коснулся губами его лба, бровей, век.
- Спасибо, - шепнул он едва слышно, прежде чем подарить нежный поцелуй, - спасибо, что были рядом.
Кисаме вышел из палаты в гораздо лучшем расположении духа: каким-то образом всего за несколько минут близости Итачи удалось снять с него налёт переживаний и распутать плотный клубок мыслей, от которого ему не было покоя эти сутки. Такэо и Орочимару уже куда-то исчезли – детектив предположил, что они уехали в участок, - а на лавочке, на которой он провёл последние часы в больнице, в компании полицейского сидел Дейдара.
- Хошигаке-сан, - парень хотел подняться ему навстречу, но страж надавил ему на плечо, принуждая сесть обратно, что вызвало у блондина только лёгкую грустную улыбку. – Не пускают меня, видите?
- Пусти, - бросил Кисаме полицейскому, и когда тот удалился, кивнул старому знакомому в сторону кофейного автомата, - давай, что ли, выпьем этой гадости.
Несколько минут спустя они уже сидели на лавочке вдвоём, держа каждый по пластиковому стаканчику. Дейдара улыбался чему-то своему и бросал на него косые взгляды, но не решался заговорить первым, поэтому роль эту пришлось взять на себя детективу.
- Слышал, ты сейчас учишься, работаешь. Похоже, у тебя всё неплохо.
Дейдара хмыкнул, перебросил хвост на другое плечо и посмотрел при этом так, что детективу стало жутко неловко – он, дурак, забыл совсем, что они были дружны с последней жертвой.
- Прости, - пробормотал он, смутившись. – Мы найдём этого ублюдка, обещаю.
- А я уверен, что найдёте, - ответил ему юноша, и в голосе его проскользнуло что-то неуловимое от того безбашенного юнца, которого он знавал девять лет назад. – Теперь, когда я увидел, что за дела у вас творятся, у меня вообще все сомнения отпали.
Мимо них процокала каблуками белокурая медсестра, покосившись отчего-то неодобрительно, и скрылась в палате, где лежал Итачи. Кисаме невольно подобрался и стал прислушиваться.
- Что, волнуетесь? – чуть поддразнивающе протянул Дейдара и улыбнулся, когда заслужил за свою реплику хмурый взгляд. – Ну чего вы? Я тоже переживаю. Но Итачи у вас парень сильный, добьётся своего.
- Главное, чтобы он себе шишек не набил, пока добивается, - пробормотал Кисаме и глотнул кислятину из своего стаканчика, про себя в который раз поразившись, как это пойло можно было называть именем благородного напитка. – И ещё желательно, чтобы в могилу себя не загнал. Случайно так, из пущего старания.
Бывший подопечный разглядывал некоторое время его профиль, затем вдруг спросил:
- Любите его сильно?
- А ты? – бросил Кисаме тут же, повернув к нему голову, чтобы успеть разглядеть реакцию на свои слова.
Дейдара проронил беззаботный смешок:
- Вы стали более проницательными с годами, Хошигаке-сан, я и не думал, что вы так быстро увидите.
- Ты отвечать собираешься? – поторопил его Кисаме, не давая переключиться на новую тему.
Его настойчивость, похоже, только веселила юношу, потому что он вновь тихо засмеялся. Детектив не стал ничего говорить, ожидая, пока получит чёткий ответ на свой вопрос. Он был уверен в Итачи так же, как и в самом себе, но вчерашней ночью, когда он, слившись с глубокой тенью, вынужден был издалека наблюдать за тем, как эти двое прощались, в груди всё-таки ощутимо кольнула игла ревности, и вспомнил он об этом только сейчас – всё это время было совсем не до того.
Дейдара улыбался, прислонившись головой к стене и разглядывая потолок, и вид у него был одновременно беспечный и в то же время опечаленный. Глядя на него, такого, вроде бы, сильного, но оказавшегося беззащитным перед притяжением сердец, Кисаме захотелось обнять его по-отечески и сказать пару утешительных слов.
- Это пройдёт, - нарушил тишину Дейдара, поворачивая к нему своё красивое лицо. – Не волнуйтесь, я не стану вам мешать. Просто… После смерти Сасори у меня вся жизнь будто рухнула, казалось, что все мои достижения ничего не значат, всё бесполезно, если я не смог уберечь одного-единственного человека, который действительно от меня зависел. Жить не хотелось. А ваш Итачи пришёл и каким-то образом вывел меня из этого состояния, чёрт его разберёт, как, я сам до сих пор голову над этим ломаю. И я… Ну, немножко втрескался, чего греха таить. Вы только не переживайте, он вас любит.
- Я не переживаю, - вздохнул Кисаме с едва заметной ноткой облегчения, - за него, по крайней мере. Вот за тебя – да.
- Да говорю же, пройдёт это, - усмехнулся Дейдара добродушно. – Это как влюбиться в персонажа любимого фильма или в автора любимой книжки. Знаете, он стал для меня таким себе героем, который явился из ниоткуда и, особо не стараясь, вернул мне желание жить. Он, наверное, до сих пор не понимает, сколько для меня сделал, хотя я ему говорил…
Некоторое время оба молчали. Дейдара перекатывал пустой стаканчик в ладонях, глядя на его белое днище с чёрными остатками кофе, въевшимися в края, а Кисаме задумчиво хмурил лоб, и в голове его проносились одновременно тысячи мыслей, совладать с потоком которых он не мог. Думалось о том, что судьба плетёт свои нити без ведома человека и в самый неожиданный момент связывает две, когда-то разошедшиеся в разные стороны, в узелок, затем приплетает третью, четвёртую, когда-то тоже пересекавшуюся с какой-то из этих трёх, и процесс этот длился бесконечно. Мастерица-судьба знает, что делает, когда плетёт узелки-встречи, а люди, не видя общего узора, дивятся её превратностям и называют эти встречи случайными.
Вскоре позвонил Такэо и попросил их обоих в срочном порядке подъехать в участок, прибавив, что они с Орочимару занимаются разработкой плана и им не помешают лишние головы, но в особенности советчики, знающие квартал.
- Конечно, поехали, - обрадовался Дейдара, поднимаясь. – Я сделаю всё, что скажет тот странный дяденька в фиолетовом костюме, потому что он, похоже, знает всякие секреты поимки преступников.
- В этом ты прав, - улыбнулся ему Кисаме. – Давай только заглянем к Итачи на прощание, а вечером ещё раз его навестим, если отпустят из участка. Заодно и расскажем детали плана.
Он развернулся и направился к палате, а за спиной раздалось задумчивое:
- А вы действительно сильно переменились. Это он изменил вас.
Кисаме предпочёл сделать вид, что не услышал.
***
- Ой, а можно я надену?
Саске благодушно махнул рукой и не смог удержаться от смеха, глядя на лицо Суйгетсу, когда тот с абсолютно детским восторгом водрузил себе на голову его полицейскую фуражку.
- О, да, я уже чувствую себя стражем закона, - пробормотал он, любуясь собой перед зеркалом. – Только пушки не хватает и сигареты такой между зубов. – Он вытянул вперёд указательный палец, превратив ладонь в пистолет, и забасил, глядя почему-то на собственный мобильный, валяющийся у Саске на кровати. - Тебе конец, приятель. Бабах!
«Убив» телефон, он поднёс свой пальце-пистолет к губам и сдул идущий из него "дым".
- Ты смотришь слишком много боевиков, - умилённо покачал головой Саске, покручиваясь из стороны в сторону в кресле.
С Суйгетсу он на самом деле не планировал сегодня встречаться. Этот день, как и вчерашний, он думал посвятить учёбе, но, придя домой, поддался соблазну и заглянул в свой блог – вдруг там что-то невероятно интересное произошло? Суйгетсу написал ему первым и поинтересовался, как идут дела с его тайной влюблённостью, и Саске взялся поначалу даже сочинять пространный ответ, но, перечитав его, понял, что текст даже вполовину не раскрывал всего масштаба его нынешних переживаний, и, помня о предложении друга, попросил встретиться и уже, как говорится, «в реале» всё обсудить. Идти никуда не хотелось, а квартира пустовала – об Итачи он не слышал новостей с позавчерашнего утра, папа был на работе, а мама ускакала к родственницам, - и он решил, что им не найти лучшего места для серьёзной беседы, да ещё и на такую личную тему.
Суйгетсу притащил с собой блок пива и на его неодобрительный взгляд объявил со всей возможной торжественностью, что это лекарство от робости и принимать его нужно в обязательном порядке. То, что лекарство действовало, Саске почувствовал в тот момент, когда посчитал абсолютно не зазорным сказать:
- Ты в моей фуражке как-то сексуально смотришься, не то что я.
- Ну-ка проверим! – Парень с энтузиазмом пересёк комнату и, сняв с себя фуражку, надел её на голову хозяину, затем отошёл на два шага, задумчиво оглядывая результат своей работы, и наконец возвестил: - И всё ты мне наврал, приятель!
- Да ладно, - Саске со смехом стянул головной убор и швырнул его на кровать.
Суйгетсу тем временем запрыгнул на аккуратно застеленную кровать Итачи и сложил ноги по-турецки:
- Та-ак, лекарство подействовало, теперь можно и поговорить. Давай, говори всё, что на душе лежит. Почему вы с этим красавчиком до сих пор не встречаетесь?
Саске откинул голову на спинку кресла, сдул с лица лезущую в глаза чёлку, пожевал нижнюю губу, подбирая нужные слова. Говорить на сердечные темы ему никогда прежде не доводилось, кроме, разве что, того случая, когда Итачи внезапно рассказал ему о своём романе с Кисаме-саном, но в тот раз обсуждали они не его проблемы, поэтому было в какой-то мере легче. Кроме того, Саске не до конца ещё привык к Суйгетсу как к живому человеку: ведь целый год он его знал только как аватарку электронного пользователя. И, тем не менее, его почему-то не покидала уверенность, что именно этот парень сможет помочь ему разобраться в себе, поэтому, собравшись с мыслями, он рассказал в подробностях о том, что происходило с ним в эти дни, как эволюционировали его чувства, какие сомнения возникали по мере их развития и что грызёт его на данный момент. Суйгетсу слушал и явно прилагал огромное количество усилий к тому, чтобы не прервать его комментарием, а когда Саске закончил скомканным: «В общем, всё сложно», покачал головой с улыбкой:
- Да уж, прямо засада какая-то. Слушай, а этот, который Гаара, он какой вообще?
Саске, как мог, точно описал его внешность и характер.
- Красивый и наглый – это плохо, - сделал вывод его советчик. – На таких как раз хорошие парни вроде твоего Наруто и западают.
- Да он вообще-то сам не ангелочек.
- По сравнению с его другом – очень даже ангелочек. Но ты ведь сказал, что Гаару этого с кем-то другим видел? И твой блондин этого парня знает?
Саске кивнул:
- Мне лично показалось, что у них всё серьёзно. По крайней мере, Гаара рядом с ним совсем по-другому себя вёл… Не знаю, прямо глаз с него не сводил. На Наруто он так не смотрит.
- И ты думаешь, что твой блондин приревновал и решил в отместку переспать с тобой?
- Я подумал так, - поправил Саске, подняв вверх указательный палец. – Подумал, в прошедшем времени.
- А он это прошарил и обиделся? – закончил за него Суйгетсу. – Да уж, приятель, у вас тут всё так запутанно… Но я на самом деле здорово тебя понимаю, у меня с моим первым парнем тоже было так.
Саске подался чуть вперёд, округлив глаза:
- Что, серьёзно?
- А ты что же, - хмыкнул Суйгетсу, - думал, ты один такой дебил? Нет, в самом начале тупят, как правило, все. Я вот вообще три месяца метался, просто себе места не находил. Как, мол, так, я же люблю девушек, и тут меня тянет к нему, а я не хочу оказаться педиком, бла-бла-бла – короче, вся эта фигня. Я, к тому же, на тот момент ещё с одной девушкой встречался… Вернее, с двумя.
- Это как? – удивился Учиха.
Суйгетсу развёл руками в стороны:
- А так, что одна поехала учиться в другую страну и писала мне оттуда любовные письма, мы ж официально не расстались, ну а вторая была тут. И ещё был он. Короче, бардак полный тогда творился, я даже с крыши думал прыгать – так всё надоело. – Он лёг на кровать и принялся водить ступнями из стороны в сторону, изображая какой-то диковинный танец. – Вообще, сердечные проблемы реально мешают жить, просто всё затормаживается, дни проходят будто без твоего участия, а тебе и пофигу. Не нравится мне, когда влюбляешься так, что, думаешь, до гроба.
- А ты и Карин?.. – протянул Саске, не уверенный, что стоит начинать этот разговор.
- Давай не о бабах сейчас, - прервал его гость. – Так вот, вернёмся к моему первому пацану. Короче, это было примерно так. Я поначалу жутко боялся показать, что он мне нравится, потому что сам ещё ни с чем не определился, а когда находиться рядом с ним стало, мягко говоря, тяжело, я сказал ему, что мне, может быть, тоже нравятся мальчики (а он как-то проболтался мне, что на самом деле гей). С тех пор что-то изменилось, и я начал замечать, что он наедине со мной как-то странно себя ведёт. Смотреть тоже начал по-другому, долгими такими взглядами. Блин, если б он знал, сколько мне эти его недознаки нервов промотали и сил выпили! Я ведь, понимаешь, думал так: он парень опытный, наверное, играет просто со мной, зачем ему я? Он себе хоть тысячу таких найдёт, даже лучше.
Хотя рассказчик не видел его, Саске кивнул, против воли улыбнувшись: это были точь-в-точь его мысли касательно Наруто.
- Ну, а потом, - продолжил Суйгетсу, переведя дыхание, - дошло уже до того, что у меня реально болело в груди каждый раз, когда он приближался. Я вообще думал всегда, что это люди просто так красиво выражаются – сердце, мол, на куски разрывается и тому подобное. Потом сам на себе испытал. Однажды вышло так, что он уехал на неделю (он вообще спортсмен профессиональный, по соревнованиям разъезжает), и я просто готов был на стенку лезть – так больно мне было, а ни написать, ни сказать ему об этом я не мог, ведь официально мы ещё были просто друзья, друзьям такие вещи не пишут в смс-ках. Когда он вернулся, всё и началось. Нам обоим как крышу сорвало, мы даже ни слова друг другу не сказали, как встретились – сразу начали целоваться.
Он вдруг хмыкнул, будто это показалось ему забавным, затем перевернулся на бок, подперев щёку ладонью, и посмотрел на Саске, при этом закатив глаза так высоко вверх, что радужка оторвалась от нижнего века и стал виден участок испещрённых мелкими прожилками капилляров белков:
- Он ни разу не сказал, что любит меня. Я один раз сказал, а потом пожалел.
- Почему?
Суйгетсу растянул губы в улыбке, от которой грудь Саске сдавило, и стало вдруг очень грустно.
- Потому что ему это не было нужно. И я ему не особо был нужен. Он ведь спортсмен, им нельзя быть геями, вот он и встречался с одной девушкой для прикрытия, потом женился на ней, а я… Ну, я исчез из поля его зрения. Жалко, конечно, мы были хорошими друзьями. Вот так любовь всё портит, видишь?
- Да ладно тебе так говорить, - искренне возмутился его слушатель, которому «лекарство от робости» явно крепко ударило в голову, – зато ты получил хороший опыт, а дружбу всегда можно восстановить, чего ты так сразу его из жизни вычеркнул?
- Нет, - покачал головой Суйгетсу, - я не смог бы с ним после всего, что произошло, поддерживать дружеские отношения. Если б это был только секс, то ничего страшного, но эмоциональная привязка меняет всё.
Он приподнялся на локте, всё ещё улыбаясь этой своей странной грустной улыбкой:
- Ладно, я тебе это всё рассказал только затем, чтобы ты понял: ты не один такой, все были идиотами в первый раз. Ну, тебе как, полегчало хоть немного?
Саске отвёл глаза в сторону, раздумывая, как ответить:
- Немного – да, - протянул он наконец, - но с этим моментом насчёт дружбы и любви ты меня в тупик поставил.
Суйгетсу только отмахнулся от него:
- Ой, ты просто слишком много думаешь! Это, конечно, хорошо, что ты так серьёзно ко всему относишься, но иногда не мешает забить на мозг, просто отключить его на время. Понимаешь, о чём я?
- Нет, не совсем, - озадаченно покачал головой Саске.
- Ну вот вчера. Твой этот блондин предложил зайти к нему домой, намекал вовсю, что папы нет, а ты, извини меня, как идиот, вбил себе что-то в голову и не пошёл. Вот теперь подумай о том, что ты упустил, а я пока посмотрю, как ты будешь кусать себе локти.
- Да ты не понимаешь просто. – Саске совершил поворот в кресле вокруг своей оси и, остановившись, прижал холодную ладонь к разгорячённому лбу: голова кружилась. – Вот ты рассказывал, что думал, будто он с тобой играет. Мне тоже сейчас так кажется. Я же его люблю, по-настоящему, а ему будто в прикол мною крутить, как ему вздумается.
- Ключевое слово во всём, что ты тут нагородил, – это «кажется», - пропел Суйгетсу иронично и захихикал. – Слушай, просто выруби эту свою думалку и поцелуй его, а там уже разберётесь. Или тебя волнует, что ты с пацаном себе ничего такого не представляешь?
Саске промычал в ответ что-то неразборчивое. Какое-то время Суйгетсу молчал, глядя на него искрящимся лукавством взглядом, затем приподнялся и похлопал по кровати рядом с собой:
- Ну-ка присядь.
Он отодвинулся ближе к стене и, когда хозяин комнаты опустился на указанное место, резко выкинул руку и, поймав его плечо в тиски, потянул вниз – всего миг спустя Саске, не успев сообразить, что происходит, уже лежал на спине. Суйгетсу улыбнулся ему успокаивающе и перекинул через него ногу в тонких облегающих джинсах, усаживаясь сверху.
- Не нервничай только, я помочь хочу. Скажи, когда остановиться, но я бы не советовал торопиться.
Саске ошалело моргал, пытаясь сообразить, что происходит, а тело уже предательски быстро реагировало на прикосновение холодных пальцев к его животу, открытому из-за задранной к груди футболки. Суйгетсу продолжал исследовать его тело, не сводя с него при этом глаз, и Саске, заметив появившийся в них новый хищный блеск, вдруг осознал, что не в силах даже пошевелиться. Плавные движения, ненавязчиво ласкающие его живот, грудь, бока, словно гипнотизировали, принуждая забыть обо всём. Отключить мозг, так он сказал? Что ж, может быть, в этом и есть крупица смысла – так, по крайней мере, считало его тело.
Суйгетсу склонился над его лицом, и Саске вдруг крепко зажмурился, почему-то только сейчас ощутив смущение. Чужие мягкие губы коснулись его подбородка, провели по чувствительному участку кожи до уха, и по телу прошла волна сладкой дрожи, когда мочки уха вначале коснулся горячий язык, а затем её мягко прикусили. Поцелуями начали покрывать его шею, медленно, размеренно, и с каждым новым прикосновением Саске всё труднее становилось сдерживать дрожь от зреющего внизу живота возбуждения. Это было слишком хорошо, он даже предположить не мог, что это может быть настолько хорошо… Он увязал в заволакивающей его сознание сладостной истоме, позволял ей расти внутри него, добровольно сдаваясь на её милость и с нетерпением ожидая большего.
- Поцелуй в губы – это слишком интимно, - задышал над его лицом подрагивающий шёпот, - поэтому оставь его для своего блондина. А мы с тобой можем кое в чём другом потренироваться.
И тут – словно внутри него что-то перемкнуло. Саске поднялся так резко, что удивлённо ойкнувший Суйгетсу едва не свалился на пол – вовремя изловчился перекатиться на бок. В груди бешено стучало сердце, внутри так бесновалось пламя страсти, что сила его вызывала в нём мелкую дрожь, а на свои джинсы Саске стыдливо отказывался смотреть, почему-то решив, что так эрекция пройдёт быстрее – всё его тело изнывало от желания продолжать, но сознание, ставшее вдруг поразительно ясным, холодно заявило: нет. Какие бы прелести ни таила в себе близость двух людей, на какие бы высоты ни могло поднять соприкосновение плоти с плотью, он узнаёт обо всём этом в своё время, со своим человеком. С Наруто.
Это было ужасное чувство – будто его разрывало пополам двумя стихиями, и ни одна не хотела уступать. Желания плоти, однако, постепенно угасали, вынимая из него свои когти, и, мучаясь чувством вины, Саске повернулся к своему неудавшемуся любовнику, не зная, что сказать. Тот отчего-то улыбался, и в его необычных светлых глазах не было ни тени раздражения.
- Знаешь, а я тебя ещё больше зауважал, - протянул Суйгетсу мягко. - Всегда хотел быть как ты, серьёзно.
От этих слов, произнесённых, все всякого сомнения, со всей возможной теплотой, Саске стало окончательно неловко, и вдруг совершенно некстати пришло озарение, что он уже несколько дней не попадал в ситуации, в которых чувствовал себя совершеннейшим идиотом. Этот случай, пожалуй, тянул на первое место в списке его злоключений за последнюю неделю.
Похоже, Суйгетсу не врал, когда твердил, что прекрасно понимает его – Саске ощутил ободряющее похлопывание по спине, затем его всё ещё неловко задёрнутую футболку вернули на место и дали знак подняться.
- Иди остынь под холодным душем, - предложил ему Суйгетсу, устраиваясь на кровати удобнее, - а я пока смс Карин напишу. Можно я ей скажу, что мы переспали? Она ж уссытся от зависти!
Саске, уже стоя в проходе, хмыкнул с деланной надменностью:
- Можно, но в таком случае мне придётся тебя убить.
Он захлопывал дверь под аккомпанемент громкого хохота, и, кажется, ему вслед даже полетела подушка. Совершенно неожиданно для себя Саске проронил тихий смешок, хотя, что ни говори, весёлого было мало.
***
Он не выходил из дома уже пять дней. Звонили из академии, но когда он положил трубку, не став разъяснять причины своего отсутствия, ему перезвонил сам Данзо-сенсей, и уж от него отвертеться не удалось – пришлось выкладывать всё, как есть. История его была короткой и, в сущности, банальной до безобразия. После того как его бросила любимая девушка, жизнь совершенно потеряла краски, не хотелось совершенно ничего: ни вырисовывать свою внутреннюю пустоту в картинах, ни писать стихи, ни кончать с собой. Он проводил бесполезные часы дома не потому, что там было комфортно, а из боязни, что на улице слишком много людей, которые, увидев его несчастное лицо, могли попробовать заговорить с ним, а при одной только мысли о живом общении с человеческим существом его отчего-то мутило.
Сенсей приказал строгим голосом, чтобы он не расклеивался и поскорее возвращался к ним, потому что без его работ младшим ученикам не за кем тянуться. Возможно, ему действительно были интересны только успехи студентов, но Саю показалось, он различил в скупых интонациях учителя неподдельное волнение. Это, конечно, согрело его сердце, но решимости не прибавило, и вот пошёл уже пятый день добровольного затворничества, а в нём так и не проснулось никакого желания вырваться из этого анабиоза.
Его и без того плоский живот теперь западал внутрь, а бледная кожа так обтянула рёбра, что порой ему казалось, она вот-вот порвётся. Он не помнил, когда в последний раз брился, причёсывался, смотрел в зеркало. Он забыл о своей мечте стать великим художником и утереть нос всем, кто смел раньше смотреть на него свысока и снисходительно называть его рисунки каракулями. Чёрт, он забыл бы даже своё имя, если это было бы возможно. Зачем ему имя? Что оно означало? Неудачника и глупца, который собственными же руками разрушил данный ему свыше дар?
Этот день ничем не отличался от предыдущих. Он заварил себе растворимого кофе, который стал пить, когда все остальные напитки кончились, и вышел с ним на балкон, где на небольшой рабочий столик были выложены его инструменты. Карандаши, ластики, перочинный ножик с синей ручкой, чёрный лайнер, угольный стержень в картонной упаковке – эта кучка являлась содержимым его рабочего пенала. Невдалеке рядком лежали все его кисти по порядку - от самой маленькой до самой большой, на краю стола лежал измазанный гуашью деревянный этюдник, а на другом краю – коробка с цветными мелками для набросков, из-под которой виднелся край набора пастельных карандашей. Он знал, что сейчас будет делать. Он выпьет кофе медленными глотками, буквально ощущая, как гадкий напиток разъедает изнутри стенки его желудка, а потом, когда с очередной порцией отравы будет покончено, он примется за свои вещи: возьмёт в руки вначале карандаши, свои любимые, для набросков, переложит их на другое место, совсем рядом с кистями, тем самым сознательно нарушая композицию; затем новое место придётся искать для кистей, которые окажутся на месте этюдника; тот, в свою очередь, перекочует на противоположный конец стола, а мелкам и пастельным карандашам тоже найдётся иное место. Обычно за таким занятием его настигал закат, и когда оранжевый диск солнца опускался за линию горизонта, он поднимался, возвращался в комнату и ложился на диван, где ещё долгое время лежал без сна и без мыслей.
Звонок прервал его на том этапе ежедневного ритуала, когда кофе был уже выпит, а к карандашам он ещё не прикоснулся. Сай действительно долго размышлял над тем, стоит ли тратить силы на то, чтобы идти к двери и спрашивать, кто пришёл – всё равно он никого не ждал. Звонок повторился, затем, уже почти без паузы, зазвучал вновь, и на пятый раз он сдался.
- Открывай, мудозвон, - ответили ему с той стороны двери на стандартное «кто там», и художник поспешил отыскать в завалах прихожей ключи, потому что узнал этот голос.
Гаара был одет во всё чёрное и смотрел так, будто готов был убить его сию же секунду. Похоже, он собирался что-то ему сказать, но Наруто бесцеремонно впихнул его внутрь квартиры и, бросив короткое приветствие, шагнул следом.
Проигнорировав вопрос о цели их визита, Гаара окинул его с ног до головы тяжёлым взглядом и заключил:
- Выглядишь, как дерьмо. Ты что, решил себя заморить голодом? И побрейся, тебе эта жуткая щетина красоты не добавляет.
Наруто тем временем потащил на кухню какие-то тяжёлые на вид пакеты, уже оттуда взявшись объяснять:
- Мы тут тебе немного пожевать привезли, а то Сакура в обморок хлопнется, когда тебя увидит.
Заслышав дорогое сердцу имя, Сай резво вскинул голову, но Гаара безжалостно осадил его:
- Рано радуешься. Сначала из тебя нужно всю дурь выбить. Ну-ка, иди за мной. – Он прошёл в комнату и остановился посередине. Сай тенью замер чуть позади. Гаара повернул к нему голову через плечо и недовольно бросил: - Пока Узумаки будет хозяйничать на кухне, нам с тобой есть чем занятья.
С этими словами он стянул с себя майку через голову и швырнул её на диван.
***
- А сейчас?
Какаши прижал телефон к уху, чтобы освободить руки:
- Сейчас слышно хорошо. Вот там и стой.
- Хорошо, но тут толпень такая – долго на одном месте не простоишь, снесут, - зазвучал из трубки голос Обито. – Я в аэропорт заранее приехал, чтобы успеть малым подарки присмотреть и себе купить что-нибудь почитать, а то лететь долго, а я в отеле книжку посеял.
- И когда тебя встречать?
В трубке устало вздохнули:
- Ну, давай считать, это у нас четырнадцать часов разницы, лететь мне… сейчас на билетах посмотрю… - К гулу десятков голосов на фоне прибавилось шуршание бумаги. – Короче, я сначала в столицу прилетаю, а потом пересаживаюсь на самолёт, который доставит меня в Коноху. Не знаю пока время, я уже в Японии второй билет куплю, но по моим примерным подсчётам выходит, что часов в шесть утра.
- В шесть? – хмыкнул Какаши, не отвлекаясь от сортировки документов у себя на столе. – Учиха, я не встану, чтобы уже в шесть быть в аэропорту.
- Встанешь-встанешь, - заявили уверенно в трубке. – Ты ж у нас теперь спортсмен, не куришь, так привыкай рано вставать.
- Я не курю всего третий день, - поправил друга Хатаке, - и так рано никогда в жизни не вставал.
- Ну ладно тебе вредничать, просто сделай мне приятное и явись. Кстати, я спросить хотел… - Обито вдруг прервался и залепетал по-английски, явно обращаясь не к нему. - Oops, I’m sorry, didn’t mean to… No, it was my fault, really. Here, let me help you with your bag.
Какаши, которому на несколько минут пришлось невольно стать третьим лишним в разговоре, терпеливо ждал, пока его друг поможет какой-то юной леди с её вещами, про себя размышляя, что ему давно уже не доводилось слышать его говорящим на любимом языке – может быть, не все три года, что он не был частью фирмы, но, чёрт возьми, достаточно, чтобы соскучиться по его милому акценту.
- Так, я снова на проводе, - вскоре объявил голос, раздающийся из самого Международного аэропорта имени Даллеса, что находился рядом с Вашингтоном. – Я по-быстрому спросить хотел – и будем прощаться, завтра наговоримся. Как там мои малые? Всё нормально у них?
Какаши попытался припомнить, когда в последний раз слышал что-либо от Итачи, и не смог – слишком многое происходило в последнее время, чтобы уследить за всем.
- Саске вчера уволился, - сообщил он о том, что знал достоверно. – У него с учёбой напряг сейчас, конец года, сам понимаешь.
- Ясно… - Они оба помолчали, и Обито всё-таки задал волнующий его вопрос, ради которого, Какаши подозревал, и была затронула тема племянников. – А с Наруто у него что?
- Что-что, - передразнил его Какаши. – Давно их вместе не видел, но если судить по Саске – то я вас с Йондайме предупреждал сразу.
- Неужели?..
- Ужели, Учиха, приезжай домой и сам разгребайся со своими малыми, потому что мне за Фугаку иногда становится реально страшно.
Учиха Обито, находясь сейчас в другой стране и даже в другом времени суток, утомлённо перевёл дыхание и ответил:
- Приеду, Какаши. Скоро приеду.
***
- Прекратите, пожалуйста, курить, уже дышать нечем.
- Простите. – Кисаме послушно затушил сигарету, а сидевший рядом с ним Дейдара побежал открывать окно.
Сухо поблагодарив, Орочимару снова сосредоточился на разложенных на столе бумагах и вскоре снова вошёл в состояние, подобное трансу, в котором пребывал предыдущий час. Он водил длинным пальцем по строчкам исписанных своей же рукой листов, затем переключал своё внимание на новейшую карту квартала голубых фонарей, на которой Дейдарой были вручную подписаны названия заведений и короткая их характеристика. Такэо сидел чуть в стороне – перечитывал написанный ещё больше недели назад доклад Итачи со всеми наработками касательно личности убийцы, включая его психологический портрет. В кабинете было невероятно тихо, и даже проходящие мимо двери начальника сотрудники были предупреждены ступать как можно тише, дабы не прерывать рабочий процесс.
Кисаме прислонился затылком к стене и, свесив руки между колен, пытался задремать, потому что из-за сумасшедшего напряжения головная боль, терзавшая его последнюю неделю, вернулась и теперь грызла с новой силой, парализуя мысли и лишая его возможности быть полезным. По дороге в участок Дейдара рассказал ему об их с Итачи приключениях, включая взлом и проникновение в квартиру подозреваемого, и от таких новостей тревога только усилилась, а вместе с ней усилилась и мигрень. Теперь, когда они рассказали Орочимару всё, что посчитали за важную информацию, от них требовалось только ждать, пока в голове у учёного созреет план.
- Послушай, Дейдара-кун, - не поднимая головы от стола, пробормотал криминалист, небрежным жестом заправляя длинную прядь смоляных волос за ухо, - когда вы вдвоём были вчера в том клубе, с вами никто не пытался заговорить?
Юноша озадаченно качнул головой.
- А когда вы находились на танцполе, не заметили никого, кто бы странно смотрел? Слишком пристально и не косо, а именно прямо.
- Нет. Я, по крайней мере, не заметил.
- А знакомый никто в толпе не попадался?
- Извините, - улыбнулся парень неловко, - не знаю, как Итачи, но я напился крепко, так что…
- Ну, понятно.
- А вот у меня вопрос, можно? - внезапно подал голос Такэо, оставил своё удобное кожаное кресло и, кряхтя, подошёл к столу, положив поверх бумаг доклад Итачи. – Тут написано, что нашего клиента привлекают красивые мальчишки, потому что он одновременно восхищается ими и завидует им. Так это значит, что он урод? Нам надо искать урода с каким-нибудь шрамом в пол-лица?
- Не обязательно, - холодно прервал его Орочимару. – Комплекс этот ему могли внушить в детстве, это, кстати, чаще всего и случается. А выражаться он может в том, что он не способен на духовную связь с другим существом, он всегда одинок, с людьми, которых считает сексуально привлекательными, флиртовать не посмеет, а уж если и заговорит, то намеренно обдаст грубостью. Это своего рода защитная реакция на когда-то причинённую ему боль.
- Значит, он одинок? – уточнил начальник отдела.
- Да, но может этого и не афишировать. Может даже врать о том, что встречается с кем-то. Помните, я там писал про «маску нормальности»? Ею часто пользуются серийные убийцы, чтобы не отличаться от других и таким образом не навлекать на себя подозрение.
Старик с важным видом закивал, и Кисаме даже сквозь паутину пульсирующей головной боли стало ясно как день, что его начальник, заслуженный сотрудник с многолетним стажем работы в отделе уголовных расследований, робеет рядом с этим человеком. Что ж, усмехнулся он про себя, его можно было понять: никому из них раньше не доводилось сталкиваться с преступниками такого плана, а к таким людям был нужен совершенно особый подход, обычные методы на них не действовали. После того как по предупреждению Орочимару ему удалось спасти Итачи жизнь, Кисаме стал совершенно по-другому относиться к учёному и готов был со всей покорностью признать, что без его руководства весь их отдел тренированных профессионалов и лучших борцов с преступностью оказался бы бессильным перед одним-единственным человеком.
Внезапно в дверь кабинета постучали, и все находящиеся внутри разделили волну невольной дрожи – они настолько привыкли к тишине, что звук показался им невероятно громким.
- Такэо-сан, Хошигаке у вас? – раздался с той стороны голос, от которого Кисаме разом забыл и об усталости, и о головной боли. Это был Учиха Фугаку.
Оторвавшись от доклада, старик зло посмотрел на дверь:
- Тут он. Тебе срочно?
Последовала короткая пауза, затем из коридора ответили:
- Мне… пару слов сказать.
Кисаме понял, что делает, уже когда стоял на ногах. Дейдара смотрел на него взволнованно снизу вверх своими огромными выразительными глазами, словно догадался, кем приходится ему стоящий за дверью. Он не стал обращать на него внимания и вместо этого повернулся к начальнику:
- Я выйду, хорошо?
Такэо надвинул брови на глаза и поймал его взгляд своим, цепким, птичьим.
- Иди, - бросил он односложно и вновь уткнулся носом в документы.
Пока детектив преодолевал то небольшое расстояние от своего кресла до двери, в голове успели прокрутиться тысячи сценариев дальнейшего развития события, ни один из которых не сулил ему абсолютно ничего хорошего, поэтому когда ладонь его всё-таки коснулась холодной ручки, Кисаме уже твёрдо уверил себя в том, что ожидать ему следует худшего.
Фугаку выглядел так, будто не спал всю ночь, и, возможно, так и было – взглянув в глаза другу, детектив сразу догадался, что ему каким-то образом стало известно об Итачи. Кто-то, несмотря на все их предосторожности, проболтался отцу жертвы, и теперь тот пришёл за тем, чтобы получить ответы на свои вопросы.
Похоже, безумные сутки всё-таки выпили порядочно соков и из него, потому что на протянутую руку Кисаме посмотрел абсолютно безразлично, первые две секунды даже не осознавая, что этот жест может означать. Затем Фугаку заговорил – и от его голоса, не звучавшего так никогда за время их многолетней дружбы, Кисаме почувствовал, будто внутри у него кто-то зажёг свет, и всё вдруг встало на свои места.
- Мне звонил вчера Такэо, - произнёс Фугаку, всё ещё держа руку на весу, - и всё рассказал. Как ты его спас, как в больнице ни на шаг не отходил… Спасибо тебе.
Кисаме пожал руку на автомате, всё ещё не в состоянии поверить в то, что это действительно происходило, что это не его выдумка и не коварный сон. Но рукопожатие у Фугаку было крепким, как всегда, и ладони его были тоже чуть суховатые, и привычка опускать уголки губ и долго трясти рукой – всё было донельзя привычным, привычнее некуда.
- Микото и Саске не говори, - произнёс детектив, не зная, как ещё прервать неловкий момент. – Итачи просил. И вообще, ты пока никому, он под прикрытием, так что…
- Я понял. Никому.
Фугаку твёрдо кивнул ему на прощание – и вот миг спустя Кисаме уже смотрел ему вслед, на его чуть непривычно ссутуленную спину, и пытался внушить себе, что ему не померещилось и во взгляде своего друга он прочёл благодарность таких размеров, что та задавила и уничтожила былую неприязнь. От неё не осталось и следа, он не мог в это поверить.
Но смаковать момент примирения и радоваться он будет потом, а сейчас нужно работать – так сказал себе детектив, и хотя в груди при мысли о недавнем коротком разговоре разливалось тепло, он не разрешил себе думать об этом сейчас и вернулся в кабинет – как раз вовремя, потому что лишь только дверь за ним захлопнулась, Орочимару выпрямился и объявил:
- Примерный план готов. Давайте все сюда, мне нужны ваши знания, чтобы проработать детали.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
воскресенье, 01 мая 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 1
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 29
Понедельник 17 мая
Дядя смотрел на него не пристально и не мельком – просто смотрел. В его взгляде никогда не читалось ни удивления, ни грусти, ни усталости. Глаза этого человека, сколько Гаара помнил себя, были мертвы так же, как мертва была его сестра, и с тех пор как зеркало души Йашамару опустело, опустела и сама его душа. Канкуро, правда, рассказывал, что он помнил другого дядю – смеющегося, играющего с ним и Темари, живущего в мире, выходящем за рамки их старого дома в Суне.
Дядя смотрел, и с каждой новой секундой Гааре становилось не по себе. Он знал, что каким-то непостижимым образом попал в прошлое, только мальчишкой он уже не был – это он мог чувствовать. Дядины руки были заняты нарезанием лука – последнего ингредиента для салата, миска с которым стояла между ними на кухонном столе. Гаара прислушался: кроме монотонного стука ножа о деревянную доску, он мог явно расслышать гул ветра за окном. Такой звук, воющий, просящий, наводящий ужас, означал, что на улице беснуется песчаная буря и выходить на улицу нельзя, иначе можно не только ослепнуть от миллиона песчинок, хаотично движущихся в постоянно меняющихся потоках ветра, но и заглотнуть приличную долю песчаной пыли, что было уже опасно для жизни.
- Гаара, - позвал вдруг дядя, и его рука с ножом застыла над доской. Взгляд дядиных глаз, красивых, как у его покойной сестры, оставался безнадёжно мёртвым. – Ты ведь понимаешь, почему я должен это сделать, правда?
Гаара тяжело сглотнул, не в силах даже пошевелиться. Пошевелиться означало бы навлечь беду, каким-то непостижимым образом ему было это достоверно известно. Если же он, наоборот, останется на месте и не двинет даже пальцем, возможно, беда минует. Беду можно было переждать, как песчаную бурю. Это он тоже знал.
- Ты убил её, Гаара, понимаешь? – продолжал дядя, и нож вновь застучал по доске, разрезая луковицу на тоненькие полукружья. – Ты убийца, а с убийцами иначе не обращаются. Это мой долг как близкого человека - сделать тебе подарок, сделать так, чтобы своей кровью ты смог искупить её кровь. Которую ты пролил. Понимаешь?
От каждого «понимаешь» в груди ледяной волной поднимался ужас. Он знал, что сейчас произойдёт. И если песчаную бурю следовало переждать, прежде чем можно было выходить на улицу, то пускай небесные силы дадут ему достаточно силы воли, чтобы остаться здесь до её завершения.
- Канкуро рядом нет. – Нарезанный лук съехал с поднятой над миской доски, и глаза вдруг заболели и заслезились. – Шукаку тоже нет, чтобы встать на твою защиту. Ты сам отрёкся от него, сказав, что его не существует. Получается, сегодня остались только мы с тобой. Ты и я. Понимаешь?..
Нет, подумал вдруг Гаара, когда боль в глазах начала перерастать в невыносимую. Лук щиплет не так. Это чувство было больше похоже на…
И тут это началось. Все окна в кухне разом оказались выбиты и вместе со звоном и грохотом внутрь хлынул песок. Бесконечной однородной массой он переливался в дом, подобно какой-то сверхъестественной реке, и от его яростного шипения, казалось, можно было потерять слух. Дядя всё смотрел безразлично на то, как песок беснуется, как мечется по всему пространству кухни, заглядывая в открытые шкафы, шурша в водопроводных трубах, рикошетя от белого кафеля. Гаара поднялся на ноги и сделал призывающий жест правой рукой: он больше не боялся. Пустыня была в нём, говорила с ним, и он отвечал на том же языке. Единый голос, состоящий из миллиардов и миллиардов голосов отдельных песчинок, сказал, что отныне он – их повелитель, но Гаара знал об этом и так, потому что песок вился вокруг его ног, как послушный щенок со смертоносными когтями, готовый по первой команде господина разорвать любого, на кого тот укажет.
И Гаара указал. Песок обрадованно взвыл, и он мог слышать этот вой не только снаружи, но и в своей голове. Теперь, подумалось владыке пустыни, он стал похож на дядю, потому что в глазах его, он знал, сейчас не отражалось совершенно ничего. В пяти шагах от него дядино тело рвал, кромсал, раздирал на части песок и пил, напитывался его кровью. А он смотрел. Теперь настал его черёд кормить собеседника безразличием. И когда всё пространство, когда-то бывшее обыкновенной кухней, заполонил кровавый песок, тяжёлый и сытый, когда то, что осталось от дядиного тела, с влажным звуком ухнуло на пол, он подумал: «Вот так. Живи только ради себя, люби только себя, убивай тоже ради себя». Пустынный ветер вторил его мыслям удовлетворённым воем. Гаара провёл пальцем по щеке – на неё капнуло кровью – и неспешно облизал его, наслаждаясь медным привкусом. Всё было хорошо. Теперь всё было хорошо.
***
Он подавился всхлипом и очнулся. В предрассветных сумерках всё, казалось, обретало двойную тень, и ничего нельзя было узнать. Над ним навис силуэт. Совсем как в тот раз, когда он, обезумев от страха, уползал на локтях прочь, как можно дальше, куда угодно, а вокруг было темно, и только этот чёрный силуэт, его неутомимый преследователь, чётко обозначившийся в светло-сером свете окна, всё приближался, и приближался, и приближался…
Гаара крепко сжал пальцами простыню и зажмурился. Сердце бешено стучало в висках. Он не был уверен, слышится ему или нет, но где-то вдалеке, с юга, его звал пустынный ветер, все эти годы гоняющий пески в одиночестве.
- Гаара…
На грудь успокаивающе легла широкая ладонь, замерла на его сердце, нежно коснулась шеи. Он узнал этот голос. Страх постепенно начал отступать, и когда с ним вновь заговорили, он смог даже открыть глаза, уже не боясь, что увидит там ещё одного призрака из прошлого.
- Проснись, Гаара. Ты в порядке?
Ли был очень взволнован. В его карих глазах читалось одновременно столько беспокойства и столько заботы, что невольно захотелось прильнуть к его лицу губами и покрыть поцелуями его веки, бормоча, как заведённый: «Всё в порядке, не волнуйся, пожалуйста, только не переживай». Но ничего не было в порядке, и он это знал. Сны с дядей не раз приходили к нему на прошлых неделях, когда он мучился незримым присутствием Шукаку, но такого сна ему ещё никогда не доводилось переживать. Он не убегал, как обычно, не прятался, не боялся и не молился, не зная кому, только чтобы демон-дядя не нашёл его. В этот раз он взял расправу в свои руки…
Живи только ради себя, люби только себя, убивай тоже ради себя.
А он ли это был на самом деле? Неужели в сердце его действительно столько ненависти, что сознание его смогло родить кошмар, подобный этому? Ведь сны не приходят откуда-то извне, они – плоды скрещения полученного в реальном мире опыта и фантазий, проходящих по дну человеческой души – в подсознании. Сон был донельзя реальным: он мог ощутить настоящую власть, переполнявшую всё его существо, он мог слышать довольное урчание напитавшегося свежей кровью песка, и если он захотел бы, то пустыня, беспощадная и непокорная, оказалась бы у его ног, называя кротко хозяином…
Гаара приподнялся на кровати и прижался к любовнику, ощущая успокаивающее тепло его тела, уткнулся лицом ему в шею, вдохнул знакомый запах его волос.
- Обними меня крепче, - попросил он едва слышно, почти что одними губами, но Ли его понял.
Они лежали так, без движения, ещё долго – до тех пор, пока из сознания Гаары не выветрились ужасные картины окровавленных стен, растерзанного тела, пустых дядиных глаз, пустыни-слуги и его-убийцы. Он отстранился первым. Погладил по шершавой от шрамов ладони, поднёс её к лицу, коснулся когда-то распоротой кожи губами:
- Спасибо.
В ответ Ли только улыбнулся ему грустно, но ничего не сказал.
***
Умино Ирука постучал, но сделал это, скорее, по привычке, а не по необходимости – ведь он знал, что внутри никого нет. Когда он открыл дверь, взору его предстала печальная картина. В медпункте переменились только две вещи. Первая – стол, ранее непременно заваленный бумагами и окурками, нынче пустовал, и вторая – внутри не было Хатаке Какаши.
Ирука не стал закрывать за собой дверь, отчего-то боясь оставаться в этом помещении наедине с собой, и, приободрённый доносящимися из коридора звонкими студенческими голосами, шагнул внутрь. Он и сам не знал, зачем пришёл сюда. До него случайно дошли слухи, что медбрат Хатаке сегодняшним утром положил на стол ректора заявление об уходе и, не став ничего объяснять и не поддавшись на уговоры доработать хотя бы до конца учебного года, просто собрал свои вещи и ушёл. Студенты, чей разговор психолог случайно подслушал на перемене, пожимали плечами и задавались вопросом, отчего же всё-таки такая непреклонность. Похоже, Ирука был единственным в этом огромном здании, кто знал правду, и чувство это тяготило его, пожалуй, даже сильнее, чем воспоминания о позавчерашнем разговоре.
Он коснулся гладкой поверхности стола, провёл по ней пальцем. Раньше вот здесь стояла пепельница, и Какаши, развалившись в кресле, попадал в неё окурком даже с закрытыми глазами. А вот тут, на краю, он всегда клал книги, которые читал – непременно обложкой вниз. Здесь у него в беспорядке валялись ручки и карандаши, а вот тут было место для печатей, чтобы заверять студентам справки и выдавать направления. В ящиках тоже было пусто. Под столом не лежала пара сменной обуви. На вешалке не висел серый плащ, который Какаши носил в холодное время года, даже зимой, и широкий красивый шарф тоже отсутствовал. Ничего этого уже не было и никогда больше не будет…
За его спиной внезапно раздался тихий звук – это кто-то закрывал дверь. Ирука резко обернулся, на ходу готовя оправдание для своего пребывания здесь. На него смотрел Майто Гай. На губах его не было заметно ни тени привычной улыбки, а в глазах его, обычно таких добрых и светящихся радостью, теперь нельзя было прочесть ничего, кроме холода, отчего Ирука сразу понял: нет, он был не единственным в университете, кто знал об истинной причине ухода Хатаке Какаши. Их было двое.
- Умино-сенсей, - поприветствовал его Гай, не двигаясь с места.
- Майто-сенсей, - отозвался он глухо.
- Студенты сказали, что видели вас заходящим сюда, - продолжил мужчина спокойным, ровным тоном. – Вы, стало быть, тоже пришли попрощаться с Хатаке-саном?
«С воспоминаниями, скорее, - вздохнул про себя Ирука, не решаясь озвучить свой ответ. – Я пришёл распрощаться со своими воспоминаниями, Майто-сенсей».
Гай смотрел на него пристально и изучающе, словно пытаясь понять, чего от него можно ожидать, и под этим странным, совершенно нехарактерным для того Гая, которого он знал, взглядом невольно хотелось скукожиться, втянуть голову в плечи, как нашаливший ребёнок, а ещё лучше – спрятаться.
- А знаете, Умино-сенсей, - заговорил Гай, делая шаг вперёд, - я, когда узнал про Какаши, тоже решил уходить.
- Почему? – одними губами произнёс Ирука, опуская голову.
- Потому что, как и Какаши, созрел для того, чтобы сделать решительный шаг. Если он смог после всего… если он смог подняться на ноги, если в нём набралось достаточно для этого сил, то у меня, думаю, и подавно их хватит, чтобы осуществить то, что я хочу.
- И чего же вы хотите?..
Теперь Гай стоял совсем рядом, и Ирука, охваченный неведомым страхом перед этим новым, незнакомым ему человеком, не смел поднять взор.
- Я дождусь конца года, а потом вернусь в сиротский приют, где я раньше работал. После того как случилась трагедия с моим любимым учеником, воспитанником того приюта, я решил, что больше не хочу привязываться к детям так сильно, чтобы потом не испытывать душевной боли из-за их страданий. Поэтому я ушёл – сбежал оттуда и устроился работать здесь. К студентам не успеваешь проникнуться отцовскими чувствами, их слишком много и они часто сменяются. Я спрятался здесь, боясь, что мне вновь причинят боль, понимаете, о чём я, Умино-сенсей?
Ирука тяжело сглотнул и кивнул. К горлу подступали слёзы, потому что он знал, прекрасно понимал, о ком сейчас на самом деле говорит этот человек.
- Но когда я увидел своего любимого ученика счастливого и влюблённого, простившего того, кто поломал ему однажды жизнь … Я понял: время действовать. Если он, мальчишка, по большому счёту, имеет такой крепкий стержень внутри, что смог осуществить всё это, то я, если хочу носить почётное звание его опекуна, должен соответствовать и сделать даже больше. А какой стержень у вас, Умино-сенсей?
Он не выбрал вкрадчивый тон, возможно, наиболее подходящий для подобной речи – наоборот, говорил прямо и открыто, и от грусти вместе со строгостью в его голосе становилось ещё более страшно поднять взгляд. Ирука крепко сжал ладони в кулаки, опасаясь, что прямо здесь, прямо сейчас потеряет над собой контроль. Он чувствовал себя так, словно из-под ног у него выбили землю, потому что ровным счётом ничего не понимал. Ответить на чувства Какаши взаимностью он не мог, не сможет никогда, но сегодня его как магнитом притянуло сюда, а от одной мысли, что в его жизни больше никогда не будет этого человека, с его насмешливыми взглядами, кривыми усмешками, ленивым растягиванием слов…. При одной только мысли об этом в груди будто открывалась свежая рана и чья-то рука давила на неё, кровоточащую, пальцем, причиняя ещё большую боль. И этого он тоже не понимал.
- Какаши вернулся на прежнюю работу, - сказал ему Гай без доли в осуждения в голосе, после чего развернулся и покинул кабинет, оставив Ируку в одиночестве.
***
Намикадзе-сан любезно помог ему разобраться со всеми необходимыми документами, созвал тех из сотрудников, с кем Саске хотел попрощаться лично, обнял крепко на прощание и взял с него обещание заходить как можно чаще в гости. «А ключ от квартиры, который я тебе давал, - махнул он рукой беззаботно, когда Саске напомнил, - отдай потом Наруто. Вы ведь будете продолжать дружить даже после твоего ухода?». В ответ парень только грустно улыбнулся – представилось, что было бы, знай этот добрейший человек, по какой причине он не может прекратить общение с его сыном.
В офисе был и Хатаке Какаши. Этого мужчину Саске впервые встретил, когда ему было лет, от силы, пять, и сам он этого не помнил – знал только со слов Итачи. Однажды братья Учихи договорились встретиться с дядей у здания школы, но тот опаздывал, им стало скучно и они побрели по улицам разыскивать дядину квартиру, хотя не имели ни малейшего понятия, где она находится; Какаши случайно встретил их, отвёл к ним с дядей домой (в те времена они ещё были бедными студентами и снимали одну квартиру на двоих) и таким образом уберёг от бог знает каких неприятностей. Годы, казалось, не имели власти над Какаши: сколько Саске помнил его, тот оставался всё таким же красивым и уверенным в себе. Взглянув на дядиного друга через призму своей недавно открытой ориентации, Саске решил, что того вполне можно назвать сексуальным, но тут же отбросил странную мысль прочь, дёрнувшись, как будто прикоснулся к чему-то горячему.
Все работники, заметил Саске, смотрели на Какаши едва ли не раболепно, стремились лишний раз покрутиться вокруг его кабинета, который находился прямо напротив дядиного, а когда тот проходил мимо, неподражаемый в своём сером костюме и идеально начищенных туфлях, оглядывались вслед с глупыми улыбками, как женщины, так и мужчины, и бормотали запоздалое: «Доброе утро, Хатаке-сан». Похоже, дядя был прав, когда однажды сказал: у Какаши настолько притягательная аура, что сопротивляться его обаянию попросту невозможно. Опять же, приставив к внутреннему взору призму, Саске подумал: а почему тогда, произнеся это, чуть осоловевший дядя отвёл глаза в сторону и надолго погрузился в размышления? Неужели и ему когда-то пришлось испытать на себе силу магнетизма этого человека?..
Память тут же услужливо подобрала несколько десятков примеров, когда дядины слова и поступки в отношении Какаши можно было истолковать несколько двояко, но Саске вовремя решил остановиться. К чему ему лезть в чужие взаимоотношения, если в собственных сплошная неразбериха?
Сегодня в академии им устроили короткий день, после которого студентов отправили в полицейский участок, где они должны были определиться с отделом, в котором хотели бы проходить практику летом, а так как Саске об этом уже давно позаботился, остаток дня всецело принадлежал ему. Конечно же, он не забыл о данном куратору обещании взяться за учёбу, он и намеревался заняться зубрёжкой сразу же по приходу домой, но перед этим всё-таки зашёл в фотоателье, забрал пакет с десятком вчерашних фотографий, которые он отпечатал в качестве подарка для Наруто, и направился к его университету. Фотографии, конечно, были только предлогом, и на самом деле он планировал совершить сегодня нечто очень важное. Чтобы разобраться.
Когда Саске уже был на подходе к главному корпусу и мог видеть издалека парадную дверь, в глаза ему бросился парень у входа. Он стоял на том же месте, на котором стоял и сам Учиха три недели назад в ожидании Наруто, чтобы принести ему свои извинения. Смешно даже, так недавно и в то же время так давно это было… Он вдруг поймал себя на том, что не может отвести от незнакомца взгляда, и со свойственной ему манерой погружаться в самокопания попытался понять, чем же тот ему кажется таким любопытным. На плече у парня висела спортивная сумка, а обмотанные почти по локоть эластичными бинтами руки выдавали в нём практикующего боевые искусства. Глядя на то, как идеально ровно держится его спина, как рельефно бугрятся его плечи, как красиво облегает широкую грудь майка, Саске с досадой подумал, что ему этого всего как раз не хватает. По его мнению, единственным его достоинством было лицо, которое многие из мужчин без зазрения совести назвали бы смазливым, а в остальном он был обыкновенным парнем: в меру развитым, в меру высоким, в меру умным. Ничего особенного. Пожалуй, если он действительно хочет понравиться Наруто, ему стоит больше заниматься собой, потому что тому в физической активности не откажешь: и в спортзале регулярно занимается, и на ушу ходит. Разве могут с этим всем конкурировать занятие Йошинкан Айкидо один раз в неделю по специальной программе для полицейских и турник во дворе?
Двери главного корпуса вдруг распахнулись, и все мысли разом вылетели из головы, потому что взгляд его вцепился в фигуру спускающегося по лестнице Сабаку Гаары. Саске и не заметил, как скользнул в закоулок, где так удобно развесила свежую листву молодая ива. Встречаться с Гаарой ему сейчас хотелось меньше всего, особенно учитывая события прошлой пятницы, там, в комнате у Наруто…
Гаара слетел со ступенек, и Саске почувствовал, как нижняя челюсть отвисла сама собой, когда в следующее мгновение его соперник уже нежился в объятиях того неизвестного парня, примеченного им ранее. Поначалу он даже не понял, что это может означать, и только стоял, вдыхая свежий, чуть влажный запах, исходящий от коры дерева, и во все глаза пялился на парочку. Тот черноволосый парень спросил что-то, Гаара махнул рукой, беззаботно перекидывая сумку через плечо, и двое направились вниз по дороге, как раз в ту сторону, где притаился Саске. Теперь он мог расслышать их разговор.
- Ну, Ли-сенсей, - улыбался игриво Гаара, шагая едва ли не вприпрыжку и не отрывая взгляда от спутника, - раз у тебя до вечера свободное время…
- До пяти, Гаара, потом у меня группа.
- …то мы сейчас просто обязаны куда-то сходить. Хочешь, съездим в Озёрный парк? Там, где... помнишь?
- Помню, - кивнул незнакомец и вдруг заговорил чужим писклявым голоском, явно кого-то копируя: - «Вы тоже уточек приходили покормить? Уточки – они хорошие, они булочку любят. А вы любите булочку?».
Гаара расхохотался и сквозь душащий его смех попытался выговорить:
- А я ей: «Ну мы же не уточки!». Чёрт, девчонка всё испортила тогда, правда?
Теперь настал черёд смеяться незнакомцу. Они подходили всё ближе, и Саске невольно вжался в ствол дерева, боясь быть замеченным, хотя, по большому счёту, эти двое были так увлечены друг другом, что вряд ли замечали что-либо вокруг. Внезапно в глазах Гаары заплясали чёртики, он бросил свою сумку на асфальт, резко заступил спутнику за спину и совершил какое-то молниеносное движение, в ответ на которое черноволосый парень вывернулся волчком, и в воздух взлетела его коса, а спортивная сумка полетела на пол; Гаара вывернул руку из захвата, а тот, второй, уже делал что-то и вовсе невероятное – Саске не успевал воспринимать всё, что видели его глаза, настолько быстро всё происходило, но умом понимал: это было айкидо. Совсем не такое, рафинированное, которое преподавали у него в академии, а самое что ни есть настоящее. Прежде чем он смог сообразить хотя бы что-то, сражение успело окончиться так же внезапно, как началось: бойцы замерли, пожирая друг друга пристальными взглядами, тяжело дыша и… улыбаясь, как сумасшедшие. Затем высокий парень резко дёрнул Гаару за запястье, которое до сих пор держал отведённым, привлёк к себе и впился ему в губы крепким поцелуем. Руки Гаары покорно обвились вокруг его шеи.
Саске решил, что он, наверное, идиот, потому что ровным счётом ничего не понимает. Вообще ничего, ни капельки. Кроме, разве что, того, что он случайно удостоился чести видеть, как выглядит сражение в исполнении двух профессионалов. Перед глазами до сих пор маячили картины кратковременного, но совершенно невероятного боя: то, с какой лёгкостью, с какой ошеломляющей скоростью двигались эти двое – не каждый день, чёрт возьми, такое можно увидеть. Он вновь посмотрел на пару. Гаара стоял на цыпочках, чтобы хоть немного сравнять разницу в росте, и его шаловливая улыбка была поистине очаровательной.
- Спорим, я сброшу тебя в озеро, Ли-сенсей? – произнёс он, щурясь, как сытый кот, греющийся на весеннем солнышке.
- Спорим, ты полетишь туда первым? – ответил парень и ласково взъерошил его волосы.
Гаара вывернулся из объятий, подобрал свою сумку и, всё ещё улыбаясь, побрёл дальше по дороге. Некоторое время Саске всё ещё мог слышать их разговор, поддерживаемый в самых серьёзных тонах.
- Клянусь, ты придёшь на свои занятия мокрый до нитки.
- Ты хочешь, чтобы нас арестовала полиция за драку в публичном месте?
- Ну… и за это тоже. В публичном месте.
- Ты хулиган.
- Да я вообще от рук отбился. Накажите меня, Ли-сенсей.
- Я тебя головой вниз в озере искупаю, чтобы дурь вышла. Ну и сезон купания, конечно, откроешь.
- После вас, сенсей, только после вас!
Пара завернула за угол, однако даже когда опасность раскрытия миновала, Саске не спешил выходить из своего укрытия. В голове творилось чёрти что, и почему-то не покидало стойкое ощущение, будто его облапошили. Тот Гаара, которого он знал, и тот, который только что прошёл мимо него… Казалось, он был таким же, как всегда, и в то же время – совершенно непохожим на себя. Лукавые, но исполненные настоящего тепла взгляды, которые он бросал на своего спутника, сияющие от радости глаза, лёгкая игривая улыбка – всё это казалось настолько искренним и, чёрт побери, так ему шло, что Саске теперь затруднялся определиться с тем, знает ли он вообще, кто такой этот Сабаку Гаара, дьявол его разбери.
Всё ещё находясь в плену размышлений, он вышел из закоулка, остановился на том самом месте, где совсем недавно стоял тот парень, и приготовился ждать, когда же в голове возникнет хоть какое-то объяснение этим метаморфозам.
***
- Да всё, не упоминай при мне его имя! - Сакура не рассчитала с ударом, и дверь от её фронт-кика с грохотом отлетела в сторону, тут же подавшись назад, и пришлось удерживать её рукой. Глаза заслепило от яркого света. – Не хочу ничего о нём слышать.
Ино вышла следом и с лёгкой улыбкой коснулась плеча подруги:
- Тебе просто стоит переключиться временно на кого-то другого, вот и всё. Ну послушай хоть раз моего совета.
Пространство у главного корпуса уже заполнялось освободившимися студентами: кто-то закуривал сигарету, кто-то прижимал к уху мобильник, кто-то сбрасывал с себя пиджак и, нежась в лучах майского солнышка, потягивался и блаженно улыбался. Сакура не разделяла общего приподнятого настроения. Сегодня на перемене во время традиционной встречи в университетском буфете друзья вновь завели тему Сая, и хотя вышло это непреднамеренно, ей всё равно дико захотелось ударить того, кто первым произнёс его имя. Одержимость этим сумасшедшим художником не проходила даже несмотря на то, что времени с их последней встречи прошло уже больше недели, и это было ненормально. Стремясь прогнать из головы его образ, Сакура с головой ушла в учёбу, каждый вечер посещала тренировки, урезала общение с друзьями, чтобы те лишний раз не напоминали ей о болезненном разрыве – но упрямая скотина всё никак не желала выпроваживать себя из её мыслей.
Идущая чуть впереди Ино внезапно затормозила:
- Ой! - Она потянула подругу за плечо белого летнего пиджака, ставя рядом с собой. Прекрасный длинный пальчик её поднялся, выделяя в толпе студентов стоящего особняком брюнета. – Видишь его?
Сакура кивнула, про себя вспомнив, что парень был ей откуда-то знаком. По губам Ино зазмеилась недобрая улыбочка, непременно обозначающая, что она что-то задумала.
- Я его помню, он когда-то приходил уже сюда, с Наруто хотел поговорить.
- Точно, теперь и я вспомнила. Он ещё на Гаару так страшно пялился, и мы решили, что он гомофоб. – Даже притом, что на душе скребли кошки, Сакура позволила себе один смешок. – Так что с ним?
- Как что? Харуно, ты тупая? – возмутилась Ино и хлопнула её небольно по спине, принуждая начать спуск по лестнице. – Пошли, познакомимся. Мы как раз говорили о том, чтобы переключиться, а этот парень очень даже ничего – в твоём вкусе. Давай-давай, не тормози.
Идея ей не очень понравилась. Флиртовать Сакура умела и любила, но ещё никогда в жизни ей не доводилось первой подходить к парню и начинать знакомство, и теперь, когда каждый шаг сокращал расстояние между ней и симпатичным знакомым Наруто, в животе всё больше стягивался комок волнения. Ино же, наоборот, излучала уверенность и готова была очаровывать – ей, известной обольстительнице, подобные задачки были явно не впервой.
- Молодой человек, - улыбнулась блондинка, постучав пальчиком ему по плечу.
Тот обернулся, и Сакуру будто током прошибло: вблизи он был чем-то похож на Сая. Парень посмотрел на них, и ей показалось, в его красивых чёрных глазах засветилось узнавание. Что ж, если он действительно общался с Наруто, то вполне мог знать, как они выглядят.
- Прости, ты ведь знакомый нашего друга, не так ли? – продолжала тем временем выпускать свои чары Ино, вовсю стреляя глазками. Парень кивнул. – Как тебя зовут?
- Саске, - после небольшой заминки ответил парень и отчего-то принялся оглядываться, словно в поисках помощи.
Он действительно был очень симпатичным, этот Саске. Ничего плохого ведь не случится, если она закрутит с ним лёгкий роман, просто чтобы залечить душевную рану? Может, недели на две – этого наверняка должно хватить. Решившись, Сакура коснулась ладони подруги и чуть сжала, давая знак отстраниться.
- Скажи мне, Саске, - начала она, глядя снизу вверх на парня. Тот почему-то упорно не желал встречаться с ней взглядом, однако это не поколебало её решимости – разве что самую малость. – Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? Не хочешь пойти со мной вечером куда-нибудь?
Он держал голову так высоко, что можно было подумать, будто в небе он углядел что-то жутко интересное.
- Спасибо, но вынужден отказаться, - пробормотал он, едва размыкая губы, и, не опуская головы, скосил взгляд в её сторону – видимо, проверить, как она восприняла его слова.
- Ну, зачем же так сразу? – не сдавалась Сакура.
При любом удобном случае Ино твердила ей, что даже самые что ни на есть верные юноши находят чрезвычайно трудным отклонить предложение красивой девушки, поэтому она не сомневалась: этот Саске поломается немного для вида, а потом возьмёт и согласится. Ино, похоже, была того же мнения, потому что подмигивала ей одобрительно и незаметно щипала за локоть.
- Просто встретимся, поговорим о том о сём, хорошо проведём время, - продолжила наступление девушка, сделав шажочек ближе к своей жертве. Жертва на этот самый шажочек отступила. – Обещаю, со мной не заскучаешь, я интересный собеседник.
Неизвестно, подействовали ли на него слова, однако голову Саске всё-таки опустил и посмотрел на неё прямо.
- Возможно, - тщательно подбирая слова, произнёс он, - мы и могли бы пообщаться, почему бы нет?
- Отлично, - её губы разошлись в широкой улыбке довольного охотой хищника.
- Любопытно было бы лично поговорить с теми, от кого я так много слышал от Наруто, - добавил Саске как бы невзначай и с совсем уже невинным видом уточнил: – Конечно, он ведь тоже пойдёт с нами, да?
Сакура едва не раскрыла рот от удивления, и внезапно её с головой накрыло неприятнейшее ощущение, что её обыграли на всех фронтах. Забыв о своей роли, она отключила весь свой лоск, весь шарм и только и была способна, что смотреть в глаза этому парню и пытаться понять, как же всё-таки вышло, что ей отказали, да ещё и в настолько завуалированной форме. Вроде бы, должно быть и не очень обидно, ведь Саске не сказал ей ничего такого, а всё же чувство это было, такое липкое и неприятное, и настолько она была этим потрясена, что к тому моменту, когда к ним подошёл Наруто, она ещё не успела взять себя в руки – всё смотрела в упор на этого странного парня, хлопая, как какая-нибудь малолетняя дурочка, ресницами, а он глядел твёрдо в ответ, и его чёрные глаза уже больше почему-то не казались ей такими уж привлекательными.
- Эй, вы! – Наруто явился откуда ни возьмись и тут же встал между ней и Саске. – Чего это вы его окружили?
То, как взволнованно блестели при этом его глаза, Сакура вспомнила лишь позже, а вот от Ино, похоже, не укрылась ни одна деталь необычного поведения друга: ни его тревожный тон, ни то, что он словно загородил собой этого самого знакомого, будто защищая свою собственность.
- Чего ты нервничаешь? Сакура просто хотела пригласить его куда-нибудь вечером, - протянула блондинка самым будничным тоном и беззаботно спросила: – А что такое?
- Ничего не такое, прекратите к нему заливать! – рявкнул Наруто в ответ, после чего развернулся и, ухватив знакомца под локоть, потянул за собой. – Пошли, Саске. Извини, если они тебя достали.
Очнулась Сакура уже когда эти двое стояли внизу улицы на перекрёстке, ожидая, пока загорится зелёный свет. Она бросила косой взгляд на подругу, словно спрашивая: «Ты видела то же, что и я?».
- Да, - ответила вслух Ино. – Что-то явно не то происходит. Сначала Гаара, а теперь, выходит, ещё и Наруто…
- Так что, думаешь, он поэтому меня отшил? – хмыкнула Сакура, провожая взглядом фигуры парней.
Ино покачала неопределённо головой:
- Сложно так сразу определить, если честно… Но всё это выглядит очень и очень подозрительно.
***
- Орочимару-сама, там пришёл Итачи-кун. Что мне ему сказать?
Учёный устало перевёл дыхание и нажал указательными пальцами на виски:
- Не хочу его видеть, Кабуто. Ты сможешь подготовить его один?
Последовала долгая пауза, во время которой его помощник наверняка пытался понять, не ослышался ли он. Затем раздалось короткое:
- Конечно, - и следом – звук закрываемой двери.
Оставшись в одиночестве, Орочимару ещё некоторое время сидел с закрытыми глазами, сосредотачиваясь на своей головной боли. Пульсирующие толчки её то спадали, то вновь атаковали его сознание, мешая трезво мыслить. Отчасти это была его вина: после визита к Зецу он вполне мог позволить себе несколько часов сна, дабы восполнить упущенное из-за срочного звонка, но вместо этого он отправился на работу и там, закрывшись в своём кабинете, пересматривал диск с видеозаписью камер наблюдения, который отдал ему Какудзу, и ломал себе голову над тем, какой план прокручивал у него за спиной Учиха Итачи.
А план имелся, теперь у него не было причин сомневаться и не доверять собственному чутью. Возможно, Итачи подозревал Зецу, но тогда почему не пришёл с этим к нему? И зачем, если уж решил всё делать сам, взял с собой Дейдару? В том, что целью всей этой авантюры был поиск тайника убийцы, учёный не сомневался – это угадывалось по тому, в каких местах детектив производил обыск. Да он ведь и сам бы сузил круг поисков именно до этих мест, окажись он в подобной ситуации. Хотя… Какая, к чёрту, ситуация? Он не имел ни малейшего понятия, чем были оправданы все эти поступки, и поэтому не ручался, что сможет обеспечить Итачи безопасность в проведении его операции. Значит, пора было звонить Хошигаке-сану. Или всё-таки лучше подождать? Ведь если он совершит этот звонок, все его усилия полетят в тартарары, а как ещё поймать маньяка без того, чтобы не подставить под его нож новые жертвы, он не мог себе представить. Некоторых убийц выслеживали десятилетиями, прежде чем их кровавая жатва была остановлена. Десятилетий времени у него не было – у него вообще не было ничего. Ни контроля над ситуацией, ни уверенности в правильности своих действий – ничего.
Разве что…
Разбуженное следом новой крови чутьё, молчавшее в нём так долго с момента его бегства из США, бегства от сумасшествия, всё ещё было при нём, как тот старый приятель, с которым привык пить пиво по пятницам. Чутьё говорило: зверь на крючке, и Орочимару верил этому. Пускай из его рук выдернули вожжи, план всё равно продолжал работать, и Дьявол заметил приманку – несомненно заметил. Вопросом теперь было: что делать? Если вызвать Итачи прямо сейчас, показать ему запись и вынудить рассказать всё, тот потребует откровенности взамен и спросит, откуда они знакомы с Зецу, а этого он рассказать никак не мог. Если же отпустить Итачи восвояси и просто позволять событиям происходить, может случиться непоправимое, потому что проклятый юнец наверняка купается сейчас в лучах собственной изобретательности и совершенно не замечает, что стоит с закрытыми глазами перед пропастью, не чувствуя идущего от неё холода приближающейся смерти.
Зецу не мог быть их преступником, и учёному всё никак не удавалось найти ответ на вопрос, как в голове у Итачи зародилась подобная идея. Ведь Зецу совершенно не вписывался в психологический портрет убийцы, и они не раз обсуждали этот момент, тогда с чего вдруг ему взбрело в голову подозревать несчастного социопата, который, будучи уже шизофреником, до смерти боялся сойти с ума? Да, вспышки его неконтролируемой ярости были опасны, но они-то как раз и вылились бы в зверски истерзанных трупах, оставленных прямо на месте преступления на радость коршунам-журналистам, а холодная расчётливость, с которой их Дьявол расправлялся с жертвами, а потом избавлялся от улик, была ему ни в коей мере не присуща. Неужели Итачи был настолько ослеплён своей гордыней, что не видел всех этих очевидных вещей?
Орочимару крепко зажмурился: от недосыпа в глазах саднило. Перед внутренним взором тут же замаячило лицо Зецу, заплаканное, измазанное гримом. Он сидел в своей тайной комнате, среди растоптанных растений, прижимал к груди свою бесценную тетрадку и мерно раскачивался вперёд-назад, бормоча что-то себе под нос. «Доктор, - увидев гостя, он улыбнулся и, казалось, даже забыл о том, что обычно в эту комнату он не допускал даже Какудзу. – Доктор… Помогите мне. Пожалуйста». Зецу произносил одни и те же слова каждый раз, с момента их первой встречи десять лет назад, когда это всё это началось. Тогда ещё и в помине не было ни зелёных волос, ни ярких сценических нарядов, ни грима, ни жёлтых линз, а был просто Зецу, паренёк лет двадцати с диким страхом, засевшим внутри – страхом, что во время одного из своих «затемнений» он может кого-нибудь убить. Орочимару, недавно вернувшийся в Коноху разбитый человек, не знающий, что делать со своей жизнью, неожиданно для себя осознал, что поддерживает действия Акацуки, которые, в его понимании, боролись за национальную аутентичность своего народа и благо страны. Всё, что было связано с Западом, вызывало в нём болезненные ассоциации, и эта растущая ненависть наконец вылилась в его вступлении в организацию. Предпочитая оставаться инкогнито, он спонсировал группировку, поддерживая контакты только с главной троицей: Нагато, Яхико и Конан, остальные даже не подозревали о его существовании.
С Зецу его познакомила Конан. Позвонила однажды, как позвонил сегодня утром Какудзу, и попросила срочно приехать, потому что она попросту не знала, к кому ещё обратиться.
В штаб-квартире было пусто: все, получив каждый своё задание, рассредоточились по городу, и дверь ему открыла Конан. Эта женщина обладала удивительной способностью при любых обстоятельствах держать себя в руках, поэтому Орочимару сразу почуял неладное, увидев, что даже через её непроницаемую маску просачивается беспокойство. Сидящий на диване худой, но очень высокий паренёк с острыми чертами лица поднял на него затравленный взгляд и прошептал умоляюще: «Доктор, помогите мне… пожалуйста». Орочимару никогда не пробовал себя в роли врача, да и доктором его назвать было нельзя (разве что доктором наук), но отказать этому существу он не смог, и годами позже, выезжая по первому звонку Какудзу в любое время суток на помощь, не раз бранил себя за малодушие.
Пока существовала Акацуки, он помогал Зецу, вкалывал нужные лекарства, учил справляться с паранойей, но когда ими вплотную занялась полиция, ему, как и многим «приходящим» членам, удалось уйти от руки закона, а Конан, единственная из тройки лидеров, оставшаяся в живых, не выдала его имени властям.
Пережив шок от ужасных новостей, Орочимару вскоре с головой окунулся в перспективную сферу искусственного интеллекта и, казалось, совершенно позабыл о былых связях, но однажды, через несколько лет после всей этой истории, ему позвонили, и незнакомый голос, представившийся Какудзу, сообщил, что рядом с ним находится некий Зецу, которому очень плохо, и что он умоляет его приехать. Орочимару приехал, а потом долго размышлял над тем, зачем он это сделал. То ли боялся, что, обидевшись, Зецу сдаст его полиции, то ли просто хотел действительно помочь бедолаге. У него до сих пор так и не хватило храбрости разорвать эту связь, поэтому каждый раз, когда ночью он просыпался от телефонного звонка, первой мыслью, возникающей в его голове, была: «Зецу что-то натворил».
Этот раз вышел иным. Зецу как раз был ни в чём не повинен, а его, можно сказать, воспитанник, отбившись от рук, вторгался в чужую квартиру и тревожил и без того несчастного параноика. Так дальше продолжаться не могло.
Орочимару запустил пальцы в волосы, лежащие на плечах свободной волной, провёл по всей их длине – жест его немного успокоил. Что бы он ни решил, у него всё ещё было немного времени в запасе.
***
Наруто недоверчиво изогнул бровь:
- Ты что, серьёзно? Ты не шутишь?
Саске кивнул, не глядя на спутника, хотя посмотреть очень хотелось – любопытно ведь, какую реакцию вызвал в нём рассказ об их первой встрече. Собственно, всё это откровение было затеяно лишь с одной-единственной целью – узнать, что скажет Наруто, но когда история уже была озвучена, ему внезапно пришлось заново пережить вчерашнюю волну стыда, и тело будто заклинило, отказываясь поворачивать голову в его сторону.
Они прогуливались по улицам Конохи – казалось бы, бесцельно, но Саске намеренно выбирал самые красивые и спокойные улочки, чтобы в конечном счёте довести своего спутника домой. Подарок он уже преподнёс, фотографии лежали у Наруто в рюкзаке, а дома ожидала гора заданий, поэтому задерживаться на прогулку у него не было ни времени, ни официальной причины. И, тем не менее, он медлил с тем, чтобы прощаться.
Идущий рядом Наруто вдруг хихикнул и протянул лукаво:
- Мда, а я думал, что первый поцелуй у меня был в пятнадцать лет.
Саске бросил на него косой взгляд, но тут же отвернулся в другую сторону. Сердце ощутимо кольнула ревность: слепая, глупая и совершенно неоправданная. Ведь Наруто шутит, не так ли? То, что произошло тогда, и поцелуем назвать стыдно, а этот случай, который он вспомнил, наверняка навевает ему сейчас массу приятных воспоминаний: первый настоящий поцелуй, первая страсть… И ведь не нужно быть гением, чтобы догадаться, о ком он сейчас думает.
- Слушай, - позвал Наруто, сунув руки в карманы джинсов, - а у тебя что, в семье никогда так не делали? Ну, мол, сейчас поцелую и всё пройдёт. Мне всегда папа так говорил.
- Нет, - он покачал головой, - у нас было так: больно – терпи, если поранился – значит, заслужил. Я даже не знал, что такое вообще бывает, понимаешь?
- Да ладно, поздно уже извиняться! Что сделано, то сделано. Только вот, Саске, вопрос к тебе такой…
Позабыв на мгновение о своём стеснении, Саске повернулся-таки, чтобы посмотреть в лицо спутнику – уж слишком странными нотками заиграл его голос, словно он вдруг задумал сказать что-то очень важное. Наруто шёл некоторое время молча, разглядывая асфальт под ногами, затем задумчиво произнёс:
- Что-то ты у меня всё воруешь. Первый поцелуй – своровал. Телефон – своровал. Ты не клептоман, случаем?
Учиха подавился возмущением:
- Вообще-то это ты меня тогда первым поцеловал!
- Не клептоман, значит? – с серьёзным видом посмотрел на него Наруто.
Уже не зная, как реагировать на такое странное поведение, Саске только издал раздражённое фырканье и мотнул головой в сторону, демонстративно обижаясь на оскорбление.
- Ладно, - Наруто, явно едва справляясь с рвущимся наружу хохотом, сумел-таки удержать ровный тон, - раз не клептоман, то, может, зайдёшь ко мне домой? Папа на работе, а у меня пиво холодное есть.
Саске задумался: предложение было, что ни говори, заманчивым, да и Гаара, должно быть, не помешает им с неожиданным визитом – наверняка у него с тем парнем свидание… Но спросить всё же стоило, и он уточнил:
- А Гаара?
- Он занят сегодня, - отчеканил наверняка готовый к подобному вопросу Наруто. – У меня вообще вторая половина дня свободная, потому что спортзал наш сегодня закрыт, там какие-то проблемы с налогами – короче, тёмная история. Тренировка у меня аж в восемь тридцать, так что до этого времени я полностью в твоём распоряжении. Если хочешь, конечно.
От последних слов сердце в груди у Саске заколотилось с удвоенной силой, стало одновременно очень страшно и так радостно, что казалось, будто кто-то у него внутри надул воздушный шар и он сейчас взлетит. Приглашение такого рода означало явно что-то, и Наруто слишком хорошо владел искусством слова, чтобы не поместить в свою речь сразу несколько уровней смысла. Перед внутренним взором моментально засуетились картины-образы, от которых в груди разлилось сладострастное тепло: ведь если он уловил оттенок одного из смыслов правильно, Наруто только что дал ему официальное разрешение продолжить их начатое ещё в самую первую встречу дело, только в этот раз всё должно было быть по-настоящему…
Внезапно сознание прорезало отчаянием: он не мог позволить себе идти на поводу у страсти, ведь только сегодня он говорил Намикадзе-сану о своём долге перед семьёй, о том, что он должен вытянуть свои отметки и занять первое место в рейтинге, и только по этой причине уходит с работы. Что, если он задержится с Наруто слишком надолго, до самого вечера, и его увидит Намикадзе-сан? Как он сможет после этого смотреть ему в глаза? Нет, он обязан расставлять приоритеты. Учёба важнее, а туманное предложение Наруто, которое, может, и предложением-то вовсе не являлось – такого плана, по крайней мере, - не перегорит и никуда не денется. Ведь если Наруто просто стало скучно, потому что Гаара променял его на того высокого парня…
И тут его озарило. Новая мысль ударила по гордости с такой силой, что он даже невольно пошатнулся – настолько больно ему стало. Всё к этому и сводилось: Гаара начал встречаться с другим человеком, а Наруто, приревновав, решил в отместку затащить его в постель. Ведь очевидно, что он не испытывает таких же глубоких чувств, как Саске к нему, тогда к чему это приглашение?
Стало так обидно за себя, что, казалось, он мог прямо сейчас развернуться и врезать этому подлому манипулятору – но, конечно же, он понимал, что никогда этого не сделает, потому что часть его, та, которая надеялась, что все знаки, которые подавал ему Наруто в последнее время, значили нежную привязанность, отказывалась делать скороспелые выводы. Послушавшись её, Саске наспех придумал незамысловатый план – спросить в лоб про Гаару и понаблюдать за ответной реакцией. Каким бы чудесным мастером недомолвок этот Узумаки ни был, что-то в нём должно было выдать правду.
- Послушай, - настроив голос на нейтральный тон, произнёс он, - я сегодня, когда ждал тебя, случайно видел, как Гаара с каким-то парнем уходил. Не знаешь, кто это?
Наруто поднял на него тяжёлый взгляд, и Саске показалось, он разглядел в нём неприкрытое осуждение.
- Это Ли, - бросил ему спутник и, внезапно понурившись, повесил голову и вновь принялся разглядывать асфальт у себя под ногами.
Саске смутно помнил, как бубнил, неловко выкручивая ладони за спиной, что у него сегодня много дел и зайти он не сможет, как Наруто, избегая смотреть прямо на него, уверял, что всё в порядке и он понимает, как они прощались у подъезда и Саске помахал рукой, но не получил прощального знака в ответ – его сознание прояснилось только, когда он уже садился в автобус. Только тогда на него разом обрушилась мощной волной догадка, почему Наруто так на него посмотрел после тех его слов – и стало вдруг до жути стыдно за собственную тупость и до такой степени обидно, что хотелось разорвать на себе рубашку и удавиться галстуком. Какой же он всё-таки идиот, какой слепец! Из-за глупых подозрений Саске Наруто теперь оскорблён его недоверием, и как исправить это – он не знал. Написать сообщение и объяснить всё, как есть? Да нет же, не так всё должно происходить в безмолвной игре, которую они сейчас вели. Тут выручит только смекалка.
Но как можно оформить в слова то, о чём говорить ещё нельзя?..
***
Искупаться в озере пришлось обоим, и возвращался Гаара домой промокший, но в таком приподнятом настроении, что таксист даже благодушно простил ему мокрые пятна на сиденье. Прекрасными часами, проведёнными в шуточной схватке в парке на потеху случайным зрителям, и чистой озёрной водой, в которой окончилось их сражение, были начисто смыты жуткие воспоминания о ночном кошмаре, преследующие его всё утро, и теперь на душе была абсолютная лёгкость.
- Не рано ты купаться удумал, парень? – спросил, глядя в зеркало заднего вида, усатый таксист.
- А меня никто не спрашивал, - хмыкнул Гаара и провёл ладонями по влажным джинсам.
Волосы и майка почти высохли, благодаря жаре, а как раз из-за мокрых джинсов Ли, тоже промокший до нитки, не позволил ему поехать с ним в додзё и почти силком усадил в такси, велев по приходу домой сразу же переодеться, да ещё и пригрозил напоследок: «А то расскажу сенсею о том, как ты к своему здоровью относишься, и он тебя завтра на физкультуре пришибёт». Пожалуй, именно эти слова повлияли на упрямца сильнее всего – перспектива быть отчитанным за халатность перед всем потоком его отнюдь не прельщала.
Попрощавшись с таксистом, юноша едва ли не вприпрыжку – так здорово он себя сейчас ощущал – преодолел путь от ворот до дома и принялся рыться в сумке в поисках ключей, однако как только он нащупал на самом дне их острые железные зубцы, ключ в замке повернулся с той стороны и дверь ему открыл Канкуро.
- Гаара… - произнёс он одними губами, и на его белом как бумага лице мелькнуло странное выражение, очень похожее на страх.
- А почему ты дома? – протянул младший брат, улыбнувшись, скользнул мимо него в прихожую и принялся стягивать туфли – единственную деталь его гардероба, которой удалось избежать участи открыть купальный сезон. – Я тут промок немного, пока домой ехал, но это ничего, поправимо. А ты дверь закрой, чего стоишь?
Но Канкуро не двигался с места и смотрел всё так же – будто увидел привидение. Какое бы хорошее настроение у Гаары ни было, ситуация была слишком необычной, чтобы не насторожиться, и пришлось против воли стирать с лица так нравившуюся ему улыбку.
- Канкуро, что случилось? – он посмотрел на брата прямо, силясь понять, что кроется в глубине его глаз, чего он так сильно боится.
Внезапно из гостиной до него донёсся голос. Тот самый, спокойный и мёртвый, как и глаза его владельца. Голос, который преследовал его на протяжении всех детских лет и выпивал из него силы в сегодняшнем кошмаре.
- Канкуро, кто там пришёл? Это Гаара?
Он резко дёрнулся, как от удара. Канкуро сжал плотно губы, сделал вдруг решительный шаг вперёд и впился пальцами ему в плечи, будто опасался, что он сейчас убежит. Но Гаара не хотел никуда бежать – да и не вышло бы, ноги приросли к полу, тело онемело, и он мог только стоять, позволяя ужасу завладевать собой, и прислушиваться к тому, как где-то вдалеке отдалось эхом мерное постукивание ножа о дощечку.
«Понимаешь?..»
Но это был уже не сон. Каким-то образом вышло так, что это был не сон, и дядя находился сейчас за стенкой, всего лишь за какой-то тонкой стенкой – он пришёл, чтобы отомстить. За ту смерть в пустынном вихре, за кровь, за смерть сестры, за то, что Гаара не понимал.
Это было безумие. Канкуро сжимал его плечи так крепко, что те дико болели, молчал, будто у него навек отняло речь, и смотрел одновременно твёрдо и умоляюще. Гаара едва смог сдержать крик, когда за его спиной раздалось:
- Гаара, я знал, что это ты. Как здорово, что ты пришёл! А ты так вырос!
- Дядя, - вмешался неизвестно откуда взявшийся голос Темари, - прошу, давайте вернёмся в гостиную. Там чай остывает.
Канкуро держал его крепко, не позволяя оборачиваться.
- Но я хотел поговорить с Гаарой…
- Потом, дядя, потом. Гаара пришёл с учёбы, он устал, вот отдохнёт немного – и спустится к нам. Хорошо?
- Ладно…
Раздались удаляющиеся шаги – одной Темари, потому что дядя, как всегда, ходил бесшумно.
Канкуро стиснул зубы так сильно, что на лице его заиграли желваки, и всё держал его, и смотрел, безмолвно умоляя не оборачиваться.
Когда ощущение присутствия за спиной пропало, хватка наконец-то ослабла, и Гаара без труда высвободился. В голове у него сейчас творилось нечто невообразимое. Словно кто-то намеренно смешал реальные воспоминания с выдумкой, и теперь невозможно было почувствовать разницу. Он больше не различал, какая из историй являлась истинной: та, где дядя стрелял в него из пистолета, или та, где роли поменялись и Гаара расправлялся с ним вместе с духом пустыни. Или, может быть, реальностью являлись бесконечные гонки от тени-призрака с шелестящим голосом Шукаку, который принимал обличье его дяди и преследовал, преследовал, преследовал его неустанно, без конца, непрерывно?..
Да, это было безумие. И это чувство было ему хорошо знакомо – слишком хорошо, чтобы забыть. Глаза защипало, и Гаара закрыл лицо ладонями, боясь, что если он позволит слезам политься, случится нечто ужасное и он снова превратится в маленького беззащитного ребёнка.
Он почувствовал, как плечи обнимает сильная рука брата, как его ведут, приговаривая на ухо: «Не открывай глаза, Гаара, не открывай, пожалуйста, не открывай, только не открывай»…
Ему помогли подняться по лестнице и позволили открыть глаза уже в своей комнате. Губы Канкуро превратились в плотно сжатую полоску, брат заглядывал ему в лицо, но ничего не говорил. Гаара схватил его за руку и спросил шёпотом:
- Что?..
Он хотел произнести: «Что всё это означает?», но в голове царил хаос, и родить целое предложение он был не в состоянии. Канкуро его, однако, понял, и так же тихо объяснил:
- Он каким-то образом сбежал из своей лечебницы и приехал сюда, якобы нас повидать. Я уже звонил туда, они скоро должны за ним приехать. Ты пока тут посиди, мы с Темари всё уладим. Ты… С тобой всё будет в порядке?
Что на это сказать, он не знал, поэтому промолчал, но, возможно, Канкуро удалось прочесть что-то в его взгляде, потому что брат вдруг склонился к нему и на миг прижался лбом к его лбу, как часто делал, когда они были детьми:
- Всё будет хорошо, обещаю.
Секундой позже дверь за ним закрылось, и Гаара остался в мучительном одиночестве.
***
Гуляя по больничному парку в положенное для пациентов время, Йашамару нашёл случайно лежащий в траве бумажник, скорее всего, оставленный каким-нибудь рассеянным посетителем. Увидев, сколько денег было внутри, он вдруг вспомнил, что давно не виделся со своими племянниками, и решил, что эти деньги подложила ему сама судьба, как бы говоря - ему пора съездить в Коноху и навестить их.
Судьба или нет, но в этот день Йашамару определённо везло. Он вернулся в свою палату, снял больничную униформу и надел одежду, специально купленную его шурином для приёма гостей (если таковые когда-либо объявились бы). Покинул он свою палату с чужим бумажником в одном кармане и с письмом от Канкуро и Темари в другом – ведь ему нужно было знать, по какому адресу живут сейчас его племянники, не так ли?
И снова судьба благоволила некоему пациенту психиатрической клиники, укрывшейся от цивилизации в одном из пригородов Суны. Как раз когда он приближался к воротам, охрану вызвали по рации санитары – одна женщина окончательно съехала с катушек и, вооружившись неизвестно откуда взятым ножом, приставила его к горлу опостылевшей ей санитарки и грозила пустить той кровь, если к ней сей же час не приведут её дочь. Дочь пять лет как погибла от её же руки, но женщину это мало волновало. Чем кончилась история, Йашамару не знал – он просто прошёл через не охраняемые никем ворота и направился к ближайшей автобусной остановке.
Дверь особняка семейства Сабаку ему открыла удивлённая служанка – одна из группы постоянных слуг, приводивших дом в порядок в отсутствие хозяев. Полчаса спустя во двор въехала, едва не подмяв под себя молодые деревца в саду, чёрная Toyota, и оттуда выскочили Канкуро и Темари. Йашамару улыбнулся. Не хватало только Гаары, чтобы сказать себе: да, судьба действительно была сегодня на его стороне.
Вечером за ним приехали из лечебницы, и Канкуро, похоже, был ужасно зол, потому что едва не ударил одного из санитаров, когда тот принялся мямлить оправдания. Ему подумалось тогда: наверное, старший племянник просто переживал, как эти люди могли позволить ему такое опасное путешествие в одиночку. Пожалуй, он действительно переживал за него, как и Темари – красавица Темари, которую он помнил ещё совсем маленькой девчонкой в школьной форме и со своими смешными хвостиками. Теперь она превратилась в настоящую леди, холодную и утончённую, Канкуро же подался в отца – такой же коренастый, с волевым подбородком, решительный. Гаару он как следует рассмотреть не успел – тот не выходил почему-то из своей комнаты, – но очень надеялся, что им удастся хотя бы попрощаться. Гаара всегда был его любимчиком. Всегда был самым лучшим.
К нему подошёл Канкуро:
- Дядя, эти люди приехали за тобой. Тебе нужно возвращаться.
Йашамару улыбнулся и поднялся с дивана. Темари поднялась следом.
- Ребята, я был так рад всех вас наконец-то повидать!
Он говорил совершенно искренне. Канкуро, не прекращая хмуриться, положил ему руку на плечо:
- Мы тоже, дядя. Мы тоже.
- Пора домой, приятель, - за спину ему стал один из санитаров, второй – спереди и чуть слева.
Внезапно на лестнице раздались шаги – медленные, неуверенные, но приближающиеся. Йашамару обернулся – на нижней ступеньке застыл Гаара. Он почему-то был очень бледен, и Йашамару решил, что он, должно быть, болен, иначе с чего бы ему сидеть весь день в своей комнате? Вот оно что, стало быть.
- Гаара, - слабо выдохнул Канкуро и подался было вперёд, но сестра удержала его на месте.
Йашамару не мог наглядеться на своего любимого племянника, младшенького. Надо же, каким красавцем он вырос, прямо загляденье, и этот яркий цвет волос… Интересно, кто надоумил его их выкрасить? Выглядело это очень здорово.
Гаара стоял некоторое время, вцепившись мёртвой хваткой в перила, затем, словно решившись, подступил ближе к нему. Йашамару подумалось, что вблизи его племянник выглядит даже ещё краше.
- Спасибо, что навестил нас, - произнёс юноша, слабо улыбнувшись. – Только не стоило, пожалуй, проделывать весь этот путь. Лучше мы сами будем приезжать к тебе. Договорились?
Йашамару расплылся в счастливой улыбке. И всё-таки судьба была сегодня на его стороне.
***
- Что на него нашло?
Темари нарезала неровные круги по кухне, повторяя вот уже десять минут один и тот же вопрос. Канкуро сидел за столом, положив на сцепленные ладони подбородок, и сам спрашивал у себя то же, только не вслух. Оставив Гаару тогда в комнате, он остаток дня просидел как на иголках, опасаясь, что мальчишка сойдёт там с ума в одиночестве, но подниматься, чтобы проверить, не решался – страшно было оставлять Темари наедине с дядей. Пускай он забыл обо всём, что натворил, всё-таки неизвестно, что за таблетками они его кормили в лечебнице все эти годы, и рисковать он не посмел бы.
Вначале, когда он увидел Гаару на лестнице, шальная мысль коснулась сознания: парень таки съехал с катушек, окончательно. Но позже, когда он заговорил, Канкуро стало ясно, что сумасшествием в его речах и не пахнет. Гаара не притворялся и не лгал, как делали это они с Темари – он говорил от души.
- Ну что ты молчишь? – сестра внезапно ударила раскрытой ладонью по столу, заставив его вздрогнуть. – Скажи что-нибудь! Я тут с ума схожу!
- Я думаю, - огрызнулся Канкуро, ужалив её злым взглядом. – Пока ни до чего не додумался, а ты?
- Тоже.
- Может, у него самого спросить?
- Да? И как ты себе это представляешь? – Она проронила совершенно идиотический смешок. – «Гаара, а ты, случаем, не того, не свихнулся, что с дядей так заговорил? Или ты забыл, что он тебя прихлопнуть пытался?».
- Темари, - резко осадил её брат, поднимаясь. – Успокойся. Всё ведь нормально.
Та наградила его дикой улыбкой и со смехом развела руками:
- Да ничего не нормально! У нас в семье вообще хоть что-то нормальное когда-то было?
Канкуро присмотрелся к сестре внимательнее: похоже, нервное напряжение всего дня наконец-то начало давать о себе знать через эту небольшую истерику. Ему с холодной рассудительностью подумалось, стоит ли давать ей пощёчину, чтобы образумить, но Темари, по его мнению, была способна справиться с чем угодно самостоятельно, поэтому он ничего не стал предпринимать и просто отошёл к окну, где принялся наблюдать за тем, как сгущающийся мрак пожирает яркие цвета улицы.
- Мне кажется, - после долгого молчания возвестил он, - наш малой просто вырос.
- С чего бы это вдруг? – фыркнула за его спиной Темари, от эйфории которой не осталось и следа.
- Влияние хорошее, - бросил Канкуро, не став объяснять, что или кого конкретно он умел в виду.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 5
День: 1
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 29
Понедельник 17 мая
Дядя смотрел на него не пристально и не мельком – просто смотрел. В его взгляде никогда не читалось ни удивления, ни грусти, ни усталости. Глаза этого человека, сколько Гаара помнил себя, были мертвы так же, как мертва была его сестра, и с тех пор как зеркало души Йашамару опустело, опустела и сама его душа. Канкуро, правда, рассказывал, что он помнил другого дядю – смеющегося, играющего с ним и Темари, живущего в мире, выходящем за рамки их старого дома в Суне.
Дядя смотрел, и с каждой новой секундой Гааре становилось не по себе. Он знал, что каким-то непостижимым образом попал в прошлое, только мальчишкой он уже не был – это он мог чувствовать. Дядины руки были заняты нарезанием лука – последнего ингредиента для салата, миска с которым стояла между ними на кухонном столе. Гаара прислушался: кроме монотонного стука ножа о деревянную доску, он мог явно расслышать гул ветра за окном. Такой звук, воющий, просящий, наводящий ужас, означал, что на улице беснуется песчаная буря и выходить на улицу нельзя, иначе можно не только ослепнуть от миллиона песчинок, хаотично движущихся в постоянно меняющихся потоках ветра, но и заглотнуть приличную долю песчаной пыли, что было уже опасно для жизни.
- Гаара, - позвал вдруг дядя, и его рука с ножом застыла над доской. Взгляд дядиных глаз, красивых, как у его покойной сестры, оставался безнадёжно мёртвым. – Ты ведь понимаешь, почему я должен это сделать, правда?
Гаара тяжело сглотнул, не в силах даже пошевелиться. Пошевелиться означало бы навлечь беду, каким-то непостижимым образом ему было это достоверно известно. Если же он, наоборот, останется на месте и не двинет даже пальцем, возможно, беда минует. Беду можно было переждать, как песчаную бурю. Это он тоже знал.
- Ты убил её, Гаара, понимаешь? – продолжал дядя, и нож вновь застучал по доске, разрезая луковицу на тоненькие полукружья. – Ты убийца, а с убийцами иначе не обращаются. Это мой долг как близкого человека - сделать тебе подарок, сделать так, чтобы своей кровью ты смог искупить её кровь. Которую ты пролил. Понимаешь?
От каждого «понимаешь» в груди ледяной волной поднимался ужас. Он знал, что сейчас произойдёт. И если песчаную бурю следовало переждать, прежде чем можно было выходить на улицу, то пускай небесные силы дадут ему достаточно силы воли, чтобы остаться здесь до её завершения.
- Канкуро рядом нет. – Нарезанный лук съехал с поднятой над миской доски, и глаза вдруг заболели и заслезились. – Шукаку тоже нет, чтобы встать на твою защиту. Ты сам отрёкся от него, сказав, что его не существует. Получается, сегодня остались только мы с тобой. Ты и я. Понимаешь?..
Нет, подумал вдруг Гаара, когда боль в глазах начала перерастать в невыносимую. Лук щиплет не так. Это чувство было больше похоже на…
И тут это началось. Все окна в кухне разом оказались выбиты и вместе со звоном и грохотом внутрь хлынул песок. Бесконечной однородной массой он переливался в дом, подобно какой-то сверхъестественной реке, и от его яростного шипения, казалось, можно было потерять слух. Дядя всё смотрел безразлично на то, как песок беснуется, как мечется по всему пространству кухни, заглядывая в открытые шкафы, шурша в водопроводных трубах, рикошетя от белого кафеля. Гаара поднялся на ноги и сделал призывающий жест правой рукой: он больше не боялся. Пустыня была в нём, говорила с ним, и он отвечал на том же языке. Единый голос, состоящий из миллиардов и миллиардов голосов отдельных песчинок, сказал, что отныне он – их повелитель, но Гаара знал об этом и так, потому что песок вился вокруг его ног, как послушный щенок со смертоносными когтями, готовый по первой команде господина разорвать любого, на кого тот укажет.
И Гаара указал. Песок обрадованно взвыл, и он мог слышать этот вой не только снаружи, но и в своей голове. Теперь, подумалось владыке пустыни, он стал похож на дядю, потому что в глазах его, он знал, сейчас не отражалось совершенно ничего. В пяти шагах от него дядино тело рвал, кромсал, раздирал на части песок и пил, напитывался его кровью. А он смотрел. Теперь настал его черёд кормить собеседника безразличием. И когда всё пространство, когда-то бывшее обыкновенной кухней, заполонил кровавый песок, тяжёлый и сытый, когда то, что осталось от дядиного тела, с влажным звуком ухнуло на пол, он подумал: «Вот так. Живи только ради себя, люби только себя, убивай тоже ради себя». Пустынный ветер вторил его мыслям удовлетворённым воем. Гаара провёл пальцем по щеке – на неё капнуло кровью – и неспешно облизал его, наслаждаясь медным привкусом. Всё было хорошо. Теперь всё было хорошо.
***
Он подавился всхлипом и очнулся. В предрассветных сумерках всё, казалось, обретало двойную тень, и ничего нельзя было узнать. Над ним навис силуэт. Совсем как в тот раз, когда он, обезумев от страха, уползал на локтях прочь, как можно дальше, куда угодно, а вокруг было темно, и только этот чёрный силуэт, его неутомимый преследователь, чётко обозначившийся в светло-сером свете окна, всё приближался, и приближался, и приближался…
Гаара крепко сжал пальцами простыню и зажмурился. Сердце бешено стучало в висках. Он не был уверен, слышится ему или нет, но где-то вдалеке, с юга, его звал пустынный ветер, все эти годы гоняющий пески в одиночестве.
- Гаара…
На грудь успокаивающе легла широкая ладонь, замерла на его сердце, нежно коснулась шеи. Он узнал этот голос. Страх постепенно начал отступать, и когда с ним вновь заговорили, он смог даже открыть глаза, уже не боясь, что увидит там ещё одного призрака из прошлого.
- Проснись, Гаара. Ты в порядке?
Ли был очень взволнован. В его карих глазах читалось одновременно столько беспокойства и столько заботы, что невольно захотелось прильнуть к его лицу губами и покрыть поцелуями его веки, бормоча, как заведённый: «Всё в порядке, не волнуйся, пожалуйста, только не переживай». Но ничего не было в порядке, и он это знал. Сны с дядей не раз приходили к нему на прошлых неделях, когда он мучился незримым присутствием Шукаку, но такого сна ему ещё никогда не доводилось переживать. Он не убегал, как обычно, не прятался, не боялся и не молился, не зная кому, только чтобы демон-дядя не нашёл его. В этот раз он взял расправу в свои руки…
Живи только ради себя, люби только себя, убивай тоже ради себя.
А он ли это был на самом деле? Неужели в сердце его действительно столько ненависти, что сознание его смогло родить кошмар, подобный этому? Ведь сны не приходят откуда-то извне, они – плоды скрещения полученного в реальном мире опыта и фантазий, проходящих по дну человеческой души – в подсознании. Сон был донельзя реальным: он мог ощутить настоящую власть, переполнявшую всё его существо, он мог слышать довольное урчание напитавшегося свежей кровью песка, и если он захотел бы, то пустыня, беспощадная и непокорная, оказалась бы у его ног, называя кротко хозяином…
Гаара приподнялся на кровати и прижался к любовнику, ощущая успокаивающее тепло его тела, уткнулся лицом ему в шею, вдохнул знакомый запах его волос.
- Обними меня крепче, - попросил он едва слышно, почти что одними губами, но Ли его понял.
Они лежали так, без движения, ещё долго – до тех пор, пока из сознания Гаары не выветрились ужасные картины окровавленных стен, растерзанного тела, пустых дядиных глаз, пустыни-слуги и его-убийцы. Он отстранился первым. Погладил по шершавой от шрамов ладони, поднёс её к лицу, коснулся когда-то распоротой кожи губами:
- Спасибо.
В ответ Ли только улыбнулся ему грустно, но ничего не сказал.
***
Умино Ирука постучал, но сделал это, скорее, по привычке, а не по необходимости – ведь он знал, что внутри никого нет. Когда он открыл дверь, взору его предстала печальная картина. В медпункте переменились только две вещи. Первая – стол, ранее непременно заваленный бумагами и окурками, нынче пустовал, и вторая – внутри не было Хатаке Какаши.
Ирука не стал закрывать за собой дверь, отчего-то боясь оставаться в этом помещении наедине с собой, и, приободрённый доносящимися из коридора звонкими студенческими голосами, шагнул внутрь. Он и сам не знал, зачем пришёл сюда. До него случайно дошли слухи, что медбрат Хатаке сегодняшним утром положил на стол ректора заявление об уходе и, не став ничего объяснять и не поддавшись на уговоры доработать хотя бы до конца учебного года, просто собрал свои вещи и ушёл. Студенты, чей разговор психолог случайно подслушал на перемене, пожимали плечами и задавались вопросом, отчего же всё-таки такая непреклонность. Похоже, Ирука был единственным в этом огромном здании, кто знал правду, и чувство это тяготило его, пожалуй, даже сильнее, чем воспоминания о позавчерашнем разговоре.
Он коснулся гладкой поверхности стола, провёл по ней пальцем. Раньше вот здесь стояла пепельница, и Какаши, развалившись в кресле, попадал в неё окурком даже с закрытыми глазами. А вот тут, на краю, он всегда клал книги, которые читал – непременно обложкой вниз. Здесь у него в беспорядке валялись ручки и карандаши, а вот тут было место для печатей, чтобы заверять студентам справки и выдавать направления. В ящиках тоже было пусто. Под столом не лежала пара сменной обуви. На вешалке не висел серый плащ, который Какаши носил в холодное время года, даже зимой, и широкий красивый шарф тоже отсутствовал. Ничего этого уже не было и никогда больше не будет…
За его спиной внезапно раздался тихий звук – это кто-то закрывал дверь. Ирука резко обернулся, на ходу готовя оправдание для своего пребывания здесь. На него смотрел Майто Гай. На губах его не было заметно ни тени привычной улыбки, а в глазах его, обычно таких добрых и светящихся радостью, теперь нельзя было прочесть ничего, кроме холода, отчего Ирука сразу понял: нет, он был не единственным в университете, кто знал об истинной причине ухода Хатаке Какаши. Их было двое.
- Умино-сенсей, - поприветствовал его Гай, не двигаясь с места.
- Майто-сенсей, - отозвался он глухо.
- Студенты сказали, что видели вас заходящим сюда, - продолжил мужчина спокойным, ровным тоном. – Вы, стало быть, тоже пришли попрощаться с Хатаке-саном?
«С воспоминаниями, скорее, - вздохнул про себя Ирука, не решаясь озвучить свой ответ. – Я пришёл распрощаться со своими воспоминаниями, Майто-сенсей».
Гай смотрел на него пристально и изучающе, словно пытаясь понять, чего от него можно ожидать, и под этим странным, совершенно нехарактерным для того Гая, которого он знал, взглядом невольно хотелось скукожиться, втянуть голову в плечи, как нашаливший ребёнок, а ещё лучше – спрятаться.
- А знаете, Умино-сенсей, - заговорил Гай, делая шаг вперёд, - я, когда узнал про Какаши, тоже решил уходить.
- Почему? – одними губами произнёс Ирука, опуская голову.
- Потому что, как и Какаши, созрел для того, чтобы сделать решительный шаг. Если он смог после всего… если он смог подняться на ноги, если в нём набралось достаточно для этого сил, то у меня, думаю, и подавно их хватит, чтобы осуществить то, что я хочу.
- И чего же вы хотите?..
Теперь Гай стоял совсем рядом, и Ирука, охваченный неведомым страхом перед этим новым, незнакомым ему человеком, не смел поднять взор.
- Я дождусь конца года, а потом вернусь в сиротский приют, где я раньше работал. После того как случилась трагедия с моим любимым учеником, воспитанником того приюта, я решил, что больше не хочу привязываться к детям так сильно, чтобы потом не испытывать душевной боли из-за их страданий. Поэтому я ушёл – сбежал оттуда и устроился работать здесь. К студентам не успеваешь проникнуться отцовскими чувствами, их слишком много и они часто сменяются. Я спрятался здесь, боясь, что мне вновь причинят боль, понимаете, о чём я, Умино-сенсей?
Ирука тяжело сглотнул и кивнул. К горлу подступали слёзы, потому что он знал, прекрасно понимал, о ком сейчас на самом деле говорит этот человек.
- Но когда я увидел своего любимого ученика счастливого и влюблённого, простившего того, кто поломал ему однажды жизнь … Я понял: время действовать. Если он, мальчишка, по большому счёту, имеет такой крепкий стержень внутри, что смог осуществить всё это, то я, если хочу носить почётное звание его опекуна, должен соответствовать и сделать даже больше. А какой стержень у вас, Умино-сенсей?
Он не выбрал вкрадчивый тон, возможно, наиболее подходящий для подобной речи – наоборот, говорил прямо и открыто, и от грусти вместе со строгостью в его голосе становилось ещё более страшно поднять взгляд. Ирука крепко сжал ладони в кулаки, опасаясь, что прямо здесь, прямо сейчас потеряет над собой контроль. Он чувствовал себя так, словно из-под ног у него выбили землю, потому что ровным счётом ничего не понимал. Ответить на чувства Какаши взаимностью он не мог, не сможет никогда, но сегодня его как магнитом притянуло сюда, а от одной мысли, что в его жизни больше никогда не будет этого человека, с его насмешливыми взглядами, кривыми усмешками, ленивым растягиванием слов…. При одной только мысли об этом в груди будто открывалась свежая рана и чья-то рука давила на неё, кровоточащую, пальцем, причиняя ещё большую боль. И этого он тоже не понимал.
- Какаши вернулся на прежнюю работу, - сказал ему Гай без доли в осуждения в голосе, после чего развернулся и покинул кабинет, оставив Ируку в одиночестве.
***
Намикадзе-сан любезно помог ему разобраться со всеми необходимыми документами, созвал тех из сотрудников, с кем Саске хотел попрощаться лично, обнял крепко на прощание и взял с него обещание заходить как можно чаще в гости. «А ключ от квартиры, который я тебе давал, - махнул он рукой беззаботно, когда Саске напомнил, - отдай потом Наруто. Вы ведь будете продолжать дружить даже после твоего ухода?». В ответ парень только грустно улыбнулся – представилось, что было бы, знай этот добрейший человек, по какой причине он не может прекратить общение с его сыном.
В офисе был и Хатаке Какаши. Этого мужчину Саске впервые встретил, когда ему было лет, от силы, пять, и сам он этого не помнил – знал только со слов Итачи. Однажды братья Учихи договорились встретиться с дядей у здания школы, но тот опаздывал, им стало скучно и они побрели по улицам разыскивать дядину квартиру, хотя не имели ни малейшего понятия, где она находится; Какаши случайно встретил их, отвёл к ним с дядей домой (в те времена они ещё были бедными студентами и снимали одну квартиру на двоих) и таким образом уберёг от бог знает каких неприятностей. Годы, казалось, не имели власти над Какаши: сколько Саске помнил его, тот оставался всё таким же красивым и уверенным в себе. Взглянув на дядиного друга через призму своей недавно открытой ориентации, Саске решил, что того вполне можно назвать сексуальным, но тут же отбросил странную мысль прочь, дёрнувшись, как будто прикоснулся к чему-то горячему.
Все работники, заметил Саске, смотрели на Какаши едва ли не раболепно, стремились лишний раз покрутиться вокруг его кабинета, который находился прямо напротив дядиного, а когда тот проходил мимо, неподражаемый в своём сером костюме и идеально начищенных туфлях, оглядывались вслед с глупыми улыбками, как женщины, так и мужчины, и бормотали запоздалое: «Доброе утро, Хатаке-сан». Похоже, дядя был прав, когда однажды сказал: у Какаши настолько притягательная аура, что сопротивляться его обаянию попросту невозможно. Опять же, приставив к внутреннему взору призму, Саске подумал: а почему тогда, произнеся это, чуть осоловевший дядя отвёл глаза в сторону и надолго погрузился в размышления? Неужели и ему когда-то пришлось испытать на себе силу магнетизма этого человека?..
Память тут же услужливо подобрала несколько десятков примеров, когда дядины слова и поступки в отношении Какаши можно было истолковать несколько двояко, но Саске вовремя решил остановиться. К чему ему лезть в чужие взаимоотношения, если в собственных сплошная неразбериха?
Сегодня в академии им устроили короткий день, после которого студентов отправили в полицейский участок, где они должны были определиться с отделом, в котором хотели бы проходить практику летом, а так как Саске об этом уже давно позаботился, остаток дня всецело принадлежал ему. Конечно же, он не забыл о данном куратору обещании взяться за учёбу, он и намеревался заняться зубрёжкой сразу же по приходу домой, но перед этим всё-таки зашёл в фотоателье, забрал пакет с десятком вчерашних фотографий, которые он отпечатал в качестве подарка для Наруто, и направился к его университету. Фотографии, конечно, были только предлогом, и на самом деле он планировал совершить сегодня нечто очень важное. Чтобы разобраться.
Когда Саске уже был на подходе к главному корпусу и мог видеть издалека парадную дверь, в глаза ему бросился парень у входа. Он стоял на том же месте, на котором стоял и сам Учиха три недели назад в ожидании Наруто, чтобы принести ему свои извинения. Смешно даже, так недавно и в то же время так давно это было… Он вдруг поймал себя на том, что не может отвести от незнакомца взгляда, и со свойственной ему манерой погружаться в самокопания попытался понять, чем же тот ему кажется таким любопытным. На плече у парня висела спортивная сумка, а обмотанные почти по локоть эластичными бинтами руки выдавали в нём практикующего боевые искусства. Глядя на то, как идеально ровно держится его спина, как рельефно бугрятся его плечи, как красиво облегает широкую грудь майка, Саске с досадой подумал, что ему этого всего как раз не хватает. По его мнению, единственным его достоинством было лицо, которое многие из мужчин без зазрения совести назвали бы смазливым, а в остальном он был обыкновенным парнем: в меру развитым, в меру высоким, в меру умным. Ничего особенного. Пожалуй, если он действительно хочет понравиться Наруто, ему стоит больше заниматься собой, потому что тому в физической активности не откажешь: и в спортзале регулярно занимается, и на ушу ходит. Разве могут с этим всем конкурировать занятие Йошинкан Айкидо один раз в неделю по специальной программе для полицейских и турник во дворе?
Двери главного корпуса вдруг распахнулись, и все мысли разом вылетели из головы, потому что взгляд его вцепился в фигуру спускающегося по лестнице Сабаку Гаары. Саске и не заметил, как скользнул в закоулок, где так удобно развесила свежую листву молодая ива. Встречаться с Гаарой ему сейчас хотелось меньше всего, особенно учитывая события прошлой пятницы, там, в комнате у Наруто…
Гаара слетел со ступенек, и Саске почувствовал, как нижняя челюсть отвисла сама собой, когда в следующее мгновение его соперник уже нежился в объятиях того неизвестного парня, примеченного им ранее. Поначалу он даже не понял, что это может означать, и только стоял, вдыхая свежий, чуть влажный запах, исходящий от коры дерева, и во все глаза пялился на парочку. Тот черноволосый парень спросил что-то, Гаара махнул рукой, беззаботно перекидывая сумку через плечо, и двое направились вниз по дороге, как раз в ту сторону, где притаился Саске. Теперь он мог расслышать их разговор.
- Ну, Ли-сенсей, - улыбался игриво Гаара, шагая едва ли не вприпрыжку и не отрывая взгляда от спутника, - раз у тебя до вечера свободное время…
- До пяти, Гаара, потом у меня группа.
- …то мы сейчас просто обязаны куда-то сходить. Хочешь, съездим в Озёрный парк? Там, где... помнишь?
- Помню, - кивнул незнакомец и вдруг заговорил чужим писклявым голоском, явно кого-то копируя: - «Вы тоже уточек приходили покормить? Уточки – они хорошие, они булочку любят. А вы любите булочку?».
Гаара расхохотался и сквозь душащий его смех попытался выговорить:
- А я ей: «Ну мы же не уточки!». Чёрт, девчонка всё испортила тогда, правда?
Теперь настал черёд смеяться незнакомцу. Они подходили всё ближе, и Саске невольно вжался в ствол дерева, боясь быть замеченным, хотя, по большому счёту, эти двое были так увлечены друг другом, что вряд ли замечали что-либо вокруг. Внезапно в глазах Гаары заплясали чёртики, он бросил свою сумку на асфальт, резко заступил спутнику за спину и совершил какое-то молниеносное движение, в ответ на которое черноволосый парень вывернулся волчком, и в воздух взлетела его коса, а спортивная сумка полетела на пол; Гаара вывернул руку из захвата, а тот, второй, уже делал что-то и вовсе невероятное – Саске не успевал воспринимать всё, что видели его глаза, настолько быстро всё происходило, но умом понимал: это было айкидо. Совсем не такое, рафинированное, которое преподавали у него в академии, а самое что ни есть настоящее. Прежде чем он смог сообразить хотя бы что-то, сражение успело окончиться так же внезапно, как началось: бойцы замерли, пожирая друг друга пристальными взглядами, тяжело дыша и… улыбаясь, как сумасшедшие. Затем высокий парень резко дёрнул Гаару за запястье, которое до сих пор держал отведённым, привлёк к себе и впился ему в губы крепким поцелуем. Руки Гаары покорно обвились вокруг его шеи.
Саске решил, что он, наверное, идиот, потому что ровным счётом ничего не понимает. Вообще ничего, ни капельки. Кроме, разве что, того, что он случайно удостоился чести видеть, как выглядит сражение в исполнении двух профессионалов. Перед глазами до сих пор маячили картины кратковременного, но совершенно невероятного боя: то, с какой лёгкостью, с какой ошеломляющей скоростью двигались эти двое – не каждый день, чёрт возьми, такое можно увидеть. Он вновь посмотрел на пару. Гаара стоял на цыпочках, чтобы хоть немного сравнять разницу в росте, и его шаловливая улыбка была поистине очаровательной.
- Спорим, я сброшу тебя в озеро, Ли-сенсей? – произнёс он, щурясь, как сытый кот, греющийся на весеннем солнышке.
- Спорим, ты полетишь туда первым? – ответил парень и ласково взъерошил его волосы.
Гаара вывернулся из объятий, подобрал свою сумку и, всё ещё улыбаясь, побрёл дальше по дороге. Некоторое время Саске всё ещё мог слышать их разговор, поддерживаемый в самых серьёзных тонах.
- Клянусь, ты придёшь на свои занятия мокрый до нитки.
- Ты хочешь, чтобы нас арестовала полиция за драку в публичном месте?
- Ну… и за это тоже. В публичном месте.
- Ты хулиган.
- Да я вообще от рук отбился. Накажите меня, Ли-сенсей.
- Я тебя головой вниз в озере искупаю, чтобы дурь вышла. Ну и сезон купания, конечно, откроешь.
- После вас, сенсей, только после вас!
Пара завернула за угол, однако даже когда опасность раскрытия миновала, Саске не спешил выходить из своего укрытия. В голове творилось чёрти что, и почему-то не покидало стойкое ощущение, будто его облапошили. Тот Гаара, которого он знал, и тот, который только что прошёл мимо него… Казалось, он был таким же, как всегда, и в то же время – совершенно непохожим на себя. Лукавые, но исполненные настоящего тепла взгляды, которые он бросал на своего спутника, сияющие от радости глаза, лёгкая игривая улыбка – всё это казалось настолько искренним и, чёрт побери, так ему шло, что Саске теперь затруднялся определиться с тем, знает ли он вообще, кто такой этот Сабаку Гаара, дьявол его разбери.
Всё ещё находясь в плену размышлений, он вышел из закоулка, остановился на том самом месте, где совсем недавно стоял тот парень, и приготовился ждать, когда же в голове возникнет хоть какое-то объяснение этим метаморфозам.
***
- Да всё, не упоминай при мне его имя! - Сакура не рассчитала с ударом, и дверь от её фронт-кика с грохотом отлетела в сторону, тут же подавшись назад, и пришлось удерживать её рукой. Глаза заслепило от яркого света. – Не хочу ничего о нём слышать.
Ино вышла следом и с лёгкой улыбкой коснулась плеча подруги:
- Тебе просто стоит переключиться временно на кого-то другого, вот и всё. Ну послушай хоть раз моего совета.
Пространство у главного корпуса уже заполнялось освободившимися студентами: кто-то закуривал сигарету, кто-то прижимал к уху мобильник, кто-то сбрасывал с себя пиджак и, нежась в лучах майского солнышка, потягивался и блаженно улыбался. Сакура не разделяла общего приподнятого настроения. Сегодня на перемене во время традиционной встречи в университетском буфете друзья вновь завели тему Сая, и хотя вышло это непреднамеренно, ей всё равно дико захотелось ударить того, кто первым произнёс его имя. Одержимость этим сумасшедшим художником не проходила даже несмотря на то, что времени с их последней встречи прошло уже больше недели, и это было ненормально. Стремясь прогнать из головы его образ, Сакура с головой ушла в учёбу, каждый вечер посещала тренировки, урезала общение с друзьями, чтобы те лишний раз не напоминали ей о болезненном разрыве – но упрямая скотина всё никак не желала выпроваживать себя из её мыслей.
Идущая чуть впереди Ино внезапно затормозила:
- Ой! - Она потянула подругу за плечо белого летнего пиджака, ставя рядом с собой. Прекрасный длинный пальчик её поднялся, выделяя в толпе студентов стоящего особняком брюнета. – Видишь его?
Сакура кивнула, про себя вспомнив, что парень был ей откуда-то знаком. По губам Ино зазмеилась недобрая улыбочка, непременно обозначающая, что она что-то задумала.
- Я его помню, он когда-то приходил уже сюда, с Наруто хотел поговорить.
- Точно, теперь и я вспомнила. Он ещё на Гаару так страшно пялился, и мы решили, что он гомофоб. – Даже притом, что на душе скребли кошки, Сакура позволила себе один смешок. – Так что с ним?
- Как что? Харуно, ты тупая? – возмутилась Ино и хлопнула её небольно по спине, принуждая начать спуск по лестнице. – Пошли, познакомимся. Мы как раз говорили о том, чтобы переключиться, а этот парень очень даже ничего – в твоём вкусе. Давай-давай, не тормози.
Идея ей не очень понравилась. Флиртовать Сакура умела и любила, но ещё никогда в жизни ей не доводилось первой подходить к парню и начинать знакомство, и теперь, когда каждый шаг сокращал расстояние между ней и симпатичным знакомым Наруто, в животе всё больше стягивался комок волнения. Ино же, наоборот, излучала уверенность и готова была очаровывать – ей, известной обольстительнице, подобные задачки были явно не впервой.
- Молодой человек, - улыбнулась блондинка, постучав пальчиком ему по плечу.
Тот обернулся, и Сакуру будто током прошибло: вблизи он был чем-то похож на Сая. Парень посмотрел на них, и ей показалось, в его красивых чёрных глазах засветилось узнавание. Что ж, если он действительно общался с Наруто, то вполне мог знать, как они выглядят.
- Прости, ты ведь знакомый нашего друга, не так ли? – продолжала тем временем выпускать свои чары Ино, вовсю стреляя глазками. Парень кивнул. – Как тебя зовут?
- Саске, - после небольшой заминки ответил парень и отчего-то принялся оглядываться, словно в поисках помощи.
Он действительно был очень симпатичным, этот Саске. Ничего плохого ведь не случится, если она закрутит с ним лёгкий роман, просто чтобы залечить душевную рану? Может, недели на две – этого наверняка должно хватить. Решившись, Сакура коснулась ладони подруги и чуть сжала, давая знак отстраниться.
- Скажи мне, Саске, - начала она, глядя снизу вверх на парня. Тот почему-то упорно не желал встречаться с ней взглядом, однако это не поколебало её решимости – разве что самую малость. – Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? Не хочешь пойти со мной вечером куда-нибудь?
Он держал голову так высоко, что можно было подумать, будто в небе он углядел что-то жутко интересное.
- Спасибо, но вынужден отказаться, - пробормотал он, едва размыкая губы, и, не опуская головы, скосил взгляд в её сторону – видимо, проверить, как она восприняла его слова.
- Ну, зачем же так сразу? – не сдавалась Сакура.
При любом удобном случае Ино твердила ей, что даже самые что ни на есть верные юноши находят чрезвычайно трудным отклонить предложение красивой девушки, поэтому она не сомневалась: этот Саске поломается немного для вида, а потом возьмёт и согласится. Ино, похоже, была того же мнения, потому что подмигивала ей одобрительно и незаметно щипала за локоть.
- Просто встретимся, поговорим о том о сём, хорошо проведём время, - продолжила наступление девушка, сделав шажочек ближе к своей жертве. Жертва на этот самый шажочек отступила. – Обещаю, со мной не заскучаешь, я интересный собеседник.
Неизвестно, подействовали ли на него слова, однако голову Саске всё-таки опустил и посмотрел на неё прямо.
- Возможно, - тщательно подбирая слова, произнёс он, - мы и могли бы пообщаться, почему бы нет?
- Отлично, - её губы разошлись в широкой улыбке довольного охотой хищника.
- Любопытно было бы лично поговорить с теми, от кого я так много слышал от Наруто, - добавил Саске как бы невзначай и с совсем уже невинным видом уточнил: – Конечно, он ведь тоже пойдёт с нами, да?
Сакура едва не раскрыла рот от удивления, и внезапно её с головой накрыло неприятнейшее ощущение, что её обыграли на всех фронтах. Забыв о своей роли, она отключила весь свой лоск, весь шарм и только и была способна, что смотреть в глаза этому парню и пытаться понять, как же всё-таки вышло, что ей отказали, да ещё и в настолько завуалированной форме. Вроде бы, должно быть и не очень обидно, ведь Саске не сказал ей ничего такого, а всё же чувство это было, такое липкое и неприятное, и настолько она была этим потрясена, что к тому моменту, когда к ним подошёл Наруто, она ещё не успела взять себя в руки – всё смотрела в упор на этого странного парня, хлопая, как какая-нибудь малолетняя дурочка, ресницами, а он глядел твёрдо в ответ, и его чёрные глаза уже больше почему-то не казались ей такими уж привлекательными.
- Эй, вы! – Наруто явился откуда ни возьмись и тут же встал между ней и Саске. – Чего это вы его окружили?
То, как взволнованно блестели при этом его глаза, Сакура вспомнила лишь позже, а вот от Ино, похоже, не укрылась ни одна деталь необычного поведения друга: ни его тревожный тон, ни то, что он словно загородил собой этого самого знакомого, будто защищая свою собственность.
- Чего ты нервничаешь? Сакура просто хотела пригласить его куда-нибудь вечером, - протянула блондинка самым будничным тоном и беззаботно спросила: – А что такое?
- Ничего не такое, прекратите к нему заливать! – рявкнул Наруто в ответ, после чего развернулся и, ухватив знакомца под локоть, потянул за собой. – Пошли, Саске. Извини, если они тебя достали.
Очнулась Сакура уже когда эти двое стояли внизу улицы на перекрёстке, ожидая, пока загорится зелёный свет. Она бросила косой взгляд на подругу, словно спрашивая: «Ты видела то же, что и я?».
- Да, - ответила вслух Ино. – Что-то явно не то происходит. Сначала Гаара, а теперь, выходит, ещё и Наруто…
- Так что, думаешь, он поэтому меня отшил? – хмыкнула Сакура, провожая взглядом фигуры парней.
Ино покачала неопределённо головой:
- Сложно так сразу определить, если честно… Но всё это выглядит очень и очень подозрительно.
***
- Орочимару-сама, там пришёл Итачи-кун. Что мне ему сказать?
Учёный устало перевёл дыхание и нажал указательными пальцами на виски:
- Не хочу его видеть, Кабуто. Ты сможешь подготовить его один?
Последовала долгая пауза, во время которой его помощник наверняка пытался понять, не ослышался ли он. Затем раздалось короткое:
- Конечно, - и следом – звук закрываемой двери.
Оставшись в одиночестве, Орочимару ещё некоторое время сидел с закрытыми глазами, сосредотачиваясь на своей головной боли. Пульсирующие толчки её то спадали, то вновь атаковали его сознание, мешая трезво мыслить. Отчасти это была его вина: после визита к Зецу он вполне мог позволить себе несколько часов сна, дабы восполнить упущенное из-за срочного звонка, но вместо этого он отправился на работу и там, закрывшись в своём кабинете, пересматривал диск с видеозаписью камер наблюдения, который отдал ему Какудзу, и ломал себе голову над тем, какой план прокручивал у него за спиной Учиха Итачи.
А план имелся, теперь у него не было причин сомневаться и не доверять собственному чутью. Возможно, Итачи подозревал Зецу, но тогда почему не пришёл с этим к нему? И зачем, если уж решил всё делать сам, взял с собой Дейдару? В том, что целью всей этой авантюры был поиск тайника убийцы, учёный не сомневался – это угадывалось по тому, в каких местах детектив производил обыск. Да он ведь и сам бы сузил круг поисков именно до этих мест, окажись он в подобной ситуации. Хотя… Какая, к чёрту, ситуация? Он не имел ни малейшего понятия, чем были оправданы все эти поступки, и поэтому не ручался, что сможет обеспечить Итачи безопасность в проведении его операции. Значит, пора было звонить Хошигаке-сану. Или всё-таки лучше подождать? Ведь если он совершит этот звонок, все его усилия полетят в тартарары, а как ещё поймать маньяка без того, чтобы не подставить под его нож новые жертвы, он не мог себе представить. Некоторых убийц выслеживали десятилетиями, прежде чем их кровавая жатва была остановлена. Десятилетий времени у него не было – у него вообще не было ничего. Ни контроля над ситуацией, ни уверенности в правильности своих действий – ничего.
Разве что…
Разбуженное следом новой крови чутьё, молчавшее в нём так долго с момента его бегства из США, бегства от сумасшествия, всё ещё было при нём, как тот старый приятель, с которым привык пить пиво по пятницам. Чутьё говорило: зверь на крючке, и Орочимару верил этому. Пускай из его рук выдернули вожжи, план всё равно продолжал работать, и Дьявол заметил приманку – несомненно заметил. Вопросом теперь было: что делать? Если вызвать Итачи прямо сейчас, показать ему запись и вынудить рассказать всё, тот потребует откровенности взамен и спросит, откуда они знакомы с Зецу, а этого он рассказать никак не мог. Если же отпустить Итачи восвояси и просто позволять событиям происходить, может случиться непоправимое, потому что проклятый юнец наверняка купается сейчас в лучах собственной изобретательности и совершенно не замечает, что стоит с закрытыми глазами перед пропастью, не чувствуя идущего от неё холода приближающейся смерти.
Зецу не мог быть их преступником, и учёному всё никак не удавалось найти ответ на вопрос, как в голове у Итачи зародилась подобная идея. Ведь Зецу совершенно не вписывался в психологический портрет убийцы, и они не раз обсуждали этот момент, тогда с чего вдруг ему взбрело в голову подозревать несчастного социопата, который, будучи уже шизофреником, до смерти боялся сойти с ума? Да, вспышки его неконтролируемой ярости были опасны, но они-то как раз и вылились бы в зверски истерзанных трупах, оставленных прямо на месте преступления на радость коршунам-журналистам, а холодная расчётливость, с которой их Дьявол расправлялся с жертвами, а потом избавлялся от улик, была ему ни в коей мере не присуща. Неужели Итачи был настолько ослеплён своей гордыней, что не видел всех этих очевидных вещей?
Орочимару крепко зажмурился: от недосыпа в глазах саднило. Перед внутренним взором тут же замаячило лицо Зецу, заплаканное, измазанное гримом. Он сидел в своей тайной комнате, среди растоптанных растений, прижимал к груди свою бесценную тетрадку и мерно раскачивался вперёд-назад, бормоча что-то себе под нос. «Доктор, - увидев гостя, он улыбнулся и, казалось, даже забыл о том, что обычно в эту комнату он не допускал даже Какудзу. – Доктор… Помогите мне. Пожалуйста». Зецу произносил одни и те же слова каждый раз, с момента их первой встречи десять лет назад, когда это всё это началось. Тогда ещё и в помине не было ни зелёных волос, ни ярких сценических нарядов, ни грима, ни жёлтых линз, а был просто Зецу, паренёк лет двадцати с диким страхом, засевшим внутри – страхом, что во время одного из своих «затемнений» он может кого-нибудь убить. Орочимару, недавно вернувшийся в Коноху разбитый человек, не знающий, что делать со своей жизнью, неожиданно для себя осознал, что поддерживает действия Акацуки, которые, в его понимании, боролись за национальную аутентичность своего народа и благо страны. Всё, что было связано с Западом, вызывало в нём болезненные ассоциации, и эта растущая ненависть наконец вылилась в его вступлении в организацию. Предпочитая оставаться инкогнито, он спонсировал группировку, поддерживая контакты только с главной троицей: Нагато, Яхико и Конан, остальные даже не подозревали о его существовании.
С Зецу его познакомила Конан. Позвонила однажды, как позвонил сегодня утром Какудзу, и попросила срочно приехать, потому что она попросту не знала, к кому ещё обратиться.
В штаб-квартире было пусто: все, получив каждый своё задание, рассредоточились по городу, и дверь ему открыла Конан. Эта женщина обладала удивительной способностью при любых обстоятельствах держать себя в руках, поэтому Орочимару сразу почуял неладное, увидев, что даже через её непроницаемую маску просачивается беспокойство. Сидящий на диване худой, но очень высокий паренёк с острыми чертами лица поднял на него затравленный взгляд и прошептал умоляюще: «Доктор, помогите мне… пожалуйста». Орочимару никогда не пробовал себя в роли врача, да и доктором его назвать было нельзя (разве что доктором наук), но отказать этому существу он не смог, и годами позже, выезжая по первому звонку Какудзу в любое время суток на помощь, не раз бранил себя за малодушие.
Пока существовала Акацуки, он помогал Зецу, вкалывал нужные лекарства, учил справляться с паранойей, но когда ими вплотную занялась полиция, ему, как и многим «приходящим» членам, удалось уйти от руки закона, а Конан, единственная из тройки лидеров, оставшаяся в живых, не выдала его имени властям.
Пережив шок от ужасных новостей, Орочимару вскоре с головой окунулся в перспективную сферу искусственного интеллекта и, казалось, совершенно позабыл о былых связях, но однажды, через несколько лет после всей этой истории, ему позвонили, и незнакомый голос, представившийся Какудзу, сообщил, что рядом с ним находится некий Зецу, которому очень плохо, и что он умоляет его приехать. Орочимару приехал, а потом долго размышлял над тем, зачем он это сделал. То ли боялся, что, обидевшись, Зецу сдаст его полиции, то ли просто хотел действительно помочь бедолаге. У него до сих пор так и не хватило храбрости разорвать эту связь, поэтому каждый раз, когда ночью он просыпался от телефонного звонка, первой мыслью, возникающей в его голове, была: «Зецу что-то натворил».
Этот раз вышел иным. Зецу как раз был ни в чём не повинен, а его, можно сказать, воспитанник, отбившись от рук, вторгался в чужую квартиру и тревожил и без того несчастного параноика. Так дальше продолжаться не могло.
Орочимару запустил пальцы в волосы, лежащие на плечах свободной волной, провёл по всей их длине – жест его немного успокоил. Что бы он ни решил, у него всё ещё было немного времени в запасе.
***
Наруто недоверчиво изогнул бровь:
- Ты что, серьёзно? Ты не шутишь?
Саске кивнул, не глядя на спутника, хотя посмотреть очень хотелось – любопытно ведь, какую реакцию вызвал в нём рассказ об их первой встрече. Собственно, всё это откровение было затеяно лишь с одной-единственной целью – узнать, что скажет Наруто, но когда история уже была озвучена, ему внезапно пришлось заново пережить вчерашнюю волну стыда, и тело будто заклинило, отказываясь поворачивать голову в его сторону.
Они прогуливались по улицам Конохи – казалось бы, бесцельно, но Саске намеренно выбирал самые красивые и спокойные улочки, чтобы в конечном счёте довести своего спутника домой. Подарок он уже преподнёс, фотографии лежали у Наруто в рюкзаке, а дома ожидала гора заданий, поэтому задерживаться на прогулку у него не было ни времени, ни официальной причины. И, тем не менее, он медлил с тем, чтобы прощаться.
Идущий рядом Наруто вдруг хихикнул и протянул лукаво:
- Мда, а я думал, что первый поцелуй у меня был в пятнадцать лет.
Саске бросил на него косой взгляд, но тут же отвернулся в другую сторону. Сердце ощутимо кольнула ревность: слепая, глупая и совершенно неоправданная. Ведь Наруто шутит, не так ли? То, что произошло тогда, и поцелуем назвать стыдно, а этот случай, который он вспомнил, наверняка навевает ему сейчас массу приятных воспоминаний: первый настоящий поцелуй, первая страсть… И ведь не нужно быть гением, чтобы догадаться, о ком он сейчас думает.
- Слушай, - позвал Наруто, сунув руки в карманы джинсов, - а у тебя что, в семье никогда так не делали? Ну, мол, сейчас поцелую и всё пройдёт. Мне всегда папа так говорил.
- Нет, - он покачал головой, - у нас было так: больно – терпи, если поранился – значит, заслужил. Я даже не знал, что такое вообще бывает, понимаешь?
- Да ладно, поздно уже извиняться! Что сделано, то сделано. Только вот, Саске, вопрос к тебе такой…
Позабыв на мгновение о своём стеснении, Саске повернулся-таки, чтобы посмотреть в лицо спутнику – уж слишком странными нотками заиграл его голос, словно он вдруг задумал сказать что-то очень важное. Наруто шёл некоторое время молча, разглядывая асфальт под ногами, затем задумчиво произнёс:
- Что-то ты у меня всё воруешь. Первый поцелуй – своровал. Телефон – своровал. Ты не клептоман, случаем?
Учиха подавился возмущением:
- Вообще-то это ты меня тогда первым поцеловал!
- Не клептоман, значит? – с серьёзным видом посмотрел на него Наруто.
Уже не зная, как реагировать на такое странное поведение, Саске только издал раздражённое фырканье и мотнул головой в сторону, демонстративно обижаясь на оскорбление.
- Ладно, - Наруто, явно едва справляясь с рвущимся наружу хохотом, сумел-таки удержать ровный тон, - раз не клептоман, то, может, зайдёшь ко мне домой? Папа на работе, а у меня пиво холодное есть.
Саске задумался: предложение было, что ни говори, заманчивым, да и Гаара, должно быть, не помешает им с неожиданным визитом – наверняка у него с тем парнем свидание… Но спросить всё же стоило, и он уточнил:
- А Гаара?
- Он занят сегодня, - отчеканил наверняка готовый к подобному вопросу Наруто. – У меня вообще вторая половина дня свободная, потому что спортзал наш сегодня закрыт, там какие-то проблемы с налогами – короче, тёмная история. Тренировка у меня аж в восемь тридцать, так что до этого времени я полностью в твоём распоряжении. Если хочешь, конечно.
От последних слов сердце в груди у Саске заколотилось с удвоенной силой, стало одновременно очень страшно и так радостно, что казалось, будто кто-то у него внутри надул воздушный шар и он сейчас взлетит. Приглашение такого рода означало явно что-то, и Наруто слишком хорошо владел искусством слова, чтобы не поместить в свою речь сразу несколько уровней смысла. Перед внутренним взором моментально засуетились картины-образы, от которых в груди разлилось сладострастное тепло: ведь если он уловил оттенок одного из смыслов правильно, Наруто только что дал ему официальное разрешение продолжить их начатое ещё в самую первую встречу дело, только в этот раз всё должно было быть по-настоящему…
Внезапно сознание прорезало отчаянием: он не мог позволить себе идти на поводу у страсти, ведь только сегодня он говорил Намикадзе-сану о своём долге перед семьёй, о том, что он должен вытянуть свои отметки и занять первое место в рейтинге, и только по этой причине уходит с работы. Что, если он задержится с Наруто слишком надолго, до самого вечера, и его увидит Намикадзе-сан? Как он сможет после этого смотреть ему в глаза? Нет, он обязан расставлять приоритеты. Учёба важнее, а туманное предложение Наруто, которое, может, и предложением-то вовсе не являлось – такого плана, по крайней мере, - не перегорит и никуда не денется. Ведь если Наруто просто стало скучно, потому что Гаара променял его на того высокого парня…
И тут его озарило. Новая мысль ударила по гордости с такой силой, что он даже невольно пошатнулся – настолько больно ему стало. Всё к этому и сводилось: Гаара начал встречаться с другим человеком, а Наруто, приревновав, решил в отместку затащить его в постель. Ведь очевидно, что он не испытывает таких же глубоких чувств, как Саске к нему, тогда к чему это приглашение?
Стало так обидно за себя, что, казалось, он мог прямо сейчас развернуться и врезать этому подлому манипулятору – но, конечно же, он понимал, что никогда этого не сделает, потому что часть его, та, которая надеялась, что все знаки, которые подавал ему Наруто в последнее время, значили нежную привязанность, отказывалась делать скороспелые выводы. Послушавшись её, Саске наспех придумал незамысловатый план – спросить в лоб про Гаару и понаблюдать за ответной реакцией. Каким бы чудесным мастером недомолвок этот Узумаки ни был, что-то в нём должно было выдать правду.
- Послушай, - настроив голос на нейтральный тон, произнёс он, - я сегодня, когда ждал тебя, случайно видел, как Гаара с каким-то парнем уходил. Не знаешь, кто это?
Наруто поднял на него тяжёлый взгляд, и Саске показалось, он разглядел в нём неприкрытое осуждение.
- Это Ли, - бросил ему спутник и, внезапно понурившись, повесил голову и вновь принялся разглядывать асфальт у себя под ногами.
Саске смутно помнил, как бубнил, неловко выкручивая ладони за спиной, что у него сегодня много дел и зайти он не сможет, как Наруто, избегая смотреть прямо на него, уверял, что всё в порядке и он понимает, как они прощались у подъезда и Саске помахал рукой, но не получил прощального знака в ответ – его сознание прояснилось только, когда он уже садился в автобус. Только тогда на него разом обрушилась мощной волной догадка, почему Наруто так на него посмотрел после тех его слов – и стало вдруг до жути стыдно за собственную тупость и до такой степени обидно, что хотелось разорвать на себе рубашку и удавиться галстуком. Какой же он всё-таки идиот, какой слепец! Из-за глупых подозрений Саске Наруто теперь оскорблён его недоверием, и как исправить это – он не знал. Написать сообщение и объяснить всё, как есть? Да нет же, не так всё должно происходить в безмолвной игре, которую они сейчас вели. Тут выручит только смекалка.
Но как можно оформить в слова то, о чём говорить ещё нельзя?..
***
Искупаться в озере пришлось обоим, и возвращался Гаара домой промокший, но в таком приподнятом настроении, что таксист даже благодушно простил ему мокрые пятна на сиденье. Прекрасными часами, проведёнными в шуточной схватке в парке на потеху случайным зрителям, и чистой озёрной водой, в которой окончилось их сражение, были начисто смыты жуткие воспоминания о ночном кошмаре, преследующие его всё утро, и теперь на душе была абсолютная лёгкость.
- Не рано ты купаться удумал, парень? – спросил, глядя в зеркало заднего вида, усатый таксист.
- А меня никто не спрашивал, - хмыкнул Гаара и провёл ладонями по влажным джинсам.
Волосы и майка почти высохли, благодаря жаре, а как раз из-за мокрых джинсов Ли, тоже промокший до нитки, не позволил ему поехать с ним в додзё и почти силком усадил в такси, велев по приходу домой сразу же переодеться, да ещё и пригрозил напоследок: «А то расскажу сенсею о том, как ты к своему здоровью относишься, и он тебя завтра на физкультуре пришибёт». Пожалуй, именно эти слова повлияли на упрямца сильнее всего – перспектива быть отчитанным за халатность перед всем потоком его отнюдь не прельщала.
Попрощавшись с таксистом, юноша едва ли не вприпрыжку – так здорово он себя сейчас ощущал – преодолел путь от ворот до дома и принялся рыться в сумке в поисках ключей, однако как только он нащупал на самом дне их острые железные зубцы, ключ в замке повернулся с той стороны и дверь ему открыл Канкуро.
- Гаара… - произнёс он одними губами, и на его белом как бумага лице мелькнуло странное выражение, очень похожее на страх.
- А почему ты дома? – протянул младший брат, улыбнувшись, скользнул мимо него в прихожую и принялся стягивать туфли – единственную деталь его гардероба, которой удалось избежать участи открыть купальный сезон. – Я тут промок немного, пока домой ехал, но это ничего, поправимо. А ты дверь закрой, чего стоишь?
Но Канкуро не двигался с места и смотрел всё так же – будто увидел привидение. Какое бы хорошее настроение у Гаары ни было, ситуация была слишком необычной, чтобы не насторожиться, и пришлось против воли стирать с лица так нравившуюся ему улыбку.
- Канкуро, что случилось? – он посмотрел на брата прямо, силясь понять, что кроется в глубине его глаз, чего он так сильно боится.
Внезапно из гостиной до него донёсся голос. Тот самый, спокойный и мёртвый, как и глаза его владельца. Голос, который преследовал его на протяжении всех детских лет и выпивал из него силы в сегодняшнем кошмаре.
- Канкуро, кто там пришёл? Это Гаара?
Он резко дёрнулся, как от удара. Канкуро сжал плотно губы, сделал вдруг решительный шаг вперёд и впился пальцами ему в плечи, будто опасался, что он сейчас убежит. Но Гаара не хотел никуда бежать – да и не вышло бы, ноги приросли к полу, тело онемело, и он мог только стоять, позволяя ужасу завладевать собой, и прислушиваться к тому, как где-то вдалеке отдалось эхом мерное постукивание ножа о дощечку.
«Понимаешь?..»
Но это был уже не сон. Каким-то образом вышло так, что это был не сон, и дядя находился сейчас за стенкой, всего лишь за какой-то тонкой стенкой – он пришёл, чтобы отомстить. За ту смерть в пустынном вихре, за кровь, за смерть сестры, за то, что Гаара не понимал.
Это было безумие. Канкуро сжимал его плечи так крепко, что те дико болели, молчал, будто у него навек отняло речь, и смотрел одновременно твёрдо и умоляюще. Гаара едва смог сдержать крик, когда за его спиной раздалось:
- Гаара, я знал, что это ты. Как здорово, что ты пришёл! А ты так вырос!
- Дядя, - вмешался неизвестно откуда взявшийся голос Темари, - прошу, давайте вернёмся в гостиную. Там чай остывает.
Канкуро держал его крепко, не позволяя оборачиваться.
- Но я хотел поговорить с Гаарой…
- Потом, дядя, потом. Гаара пришёл с учёбы, он устал, вот отдохнёт немного – и спустится к нам. Хорошо?
- Ладно…
Раздались удаляющиеся шаги – одной Темари, потому что дядя, как всегда, ходил бесшумно.
Канкуро стиснул зубы так сильно, что на лице его заиграли желваки, и всё держал его, и смотрел, безмолвно умоляя не оборачиваться.
Когда ощущение присутствия за спиной пропало, хватка наконец-то ослабла, и Гаара без труда высвободился. В голове у него сейчас творилось нечто невообразимое. Словно кто-то намеренно смешал реальные воспоминания с выдумкой, и теперь невозможно было почувствовать разницу. Он больше не различал, какая из историй являлась истинной: та, где дядя стрелял в него из пистолета, или та, где роли поменялись и Гаара расправлялся с ним вместе с духом пустыни. Или, может быть, реальностью являлись бесконечные гонки от тени-призрака с шелестящим голосом Шукаку, который принимал обличье его дяди и преследовал, преследовал, преследовал его неустанно, без конца, непрерывно?..
Да, это было безумие. И это чувство было ему хорошо знакомо – слишком хорошо, чтобы забыть. Глаза защипало, и Гаара закрыл лицо ладонями, боясь, что если он позволит слезам политься, случится нечто ужасное и он снова превратится в маленького беззащитного ребёнка.
Он почувствовал, как плечи обнимает сильная рука брата, как его ведут, приговаривая на ухо: «Не открывай глаза, Гаара, не открывай, пожалуйста, не открывай, только не открывай»…
Ему помогли подняться по лестнице и позволили открыть глаза уже в своей комнате. Губы Канкуро превратились в плотно сжатую полоску, брат заглядывал ему в лицо, но ничего не говорил. Гаара схватил его за руку и спросил шёпотом:
- Что?..
Он хотел произнести: «Что всё это означает?», но в голове царил хаос, и родить целое предложение он был не в состоянии. Канкуро его, однако, понял, и так же тихо объяснил:
- Он каким-то образом сбежал из своей лечебницы и приехал сюда, якобы нас повидать. Я уже звонил туда, они скоро должны за ним приехать. Ты пока тут посиди, мы с Темари всё уладим. Ты… С тобой всё будет в порядке?
Что на это сказать, он не знал, поэтому промолчал, но, возможно, Канкуро удалось прочесть что-то в его взгляде, потому что брат вдруг склонился к нему и на миг прижался лбом к его лбу, как часто делал, когда они были детьми:
- Всё будет хорошо, обещаю.
Секундой позже дверь за ним закрылось, и Гаара остался в мучительном одиночестве.
***
Гуляя по больничному парку в положенное для пациентов время, Йашамару нашёл случайно лежащий в траве бумажник, скорее всего, оставленный каким-нибудь рассеянным посетителем. Увидев, сколько денег было внутри, он вдруг вспомнил, что давно не виделся со своими племянниками, и решил, что эти деньги подложила ему сама судьба, как бы говоря - ему пора съездить в Коноху и навестить их.
Судьба или нет, но в этот день Йашамару определённо везло. Он вернулся в свою палату, снял больничную униформу и надел одежду, специально купленную его шурином для приёма гостей (если таковые когда-либо объявились бы). Покинул он свою палату с чужим бумажником в одном кармане и с письмом от Канкуро и Темари в другом – ведь ему нужно было знать, по какому адресу живут сейчас его племянники, не так ли?
И снова судьба благоволила некоему пациенту психиатрической клиники, укрывшейся от цивилизации в одном из пригородов Суны. Как раз когда он приближался к воротам, охрану вызвали по рации санитары – одна женщина окончательно съехала с катушек и, вооружившись неизвестно откуда взятым ножом, приставила его к горлу опостылевшей ей санитарки и грозила пустить той кровь, если к ней сей же час не приведут её дочь. Дочь пять лет как погибла от её же руки, но женщину это мало волновало. Чем кончилась история, Йашамару не знал – он просто прошёл через не охраняемые никем ворота и направился к ближайшей автобусной остановке.
Дверь особняка семейства Сабаку ему открыла удивлённая служанка – одна из группы постоянных слуг, приводивших дом в порядок в отсутствие хозяев. Полчаса спустя во двор въехала, едва не подмяв под себя молодые деревца в саду, чёрная Toyota, и оттуда выскочили Канкуро и Темари. Йашамару улыбнулся. Не хватало только Гаары, чтобы сказать себе: да, судьба действительно была сегодня на его стороне.
Вечером за ним приехали из лечебницы, и Канкуро, похоже, был ужасно зол, потому что едва не ударил одного из санитаров, когда тот принялся мямлить оправдания. Ему подумалось тогда: наверное, старший племянник просто переживал, как эти люди могли позволить ему такое опасное путешествие в одиночку. Пожалуй, он действительно переживал за него, как и Темари – красавица Темари, которую он помнил ещё совсем маленькой девчонкой в школьной форме и со своими смешными хвостиками. Теперь она превратилась в настоящую леди, холодную и утончённую, Канкуро же подался в отца – такой же коренастый, с волевым подбородком, решительный. Гаару он как следует рассмотреть не успел – тот не выходил почему-то из своей комнаты, – но очень надеялся, что им удастся хотя бы попрощаться. Гаара всегда был его любимчиком. Всегда был самым лучшим.
К нему подошёл Канкуро:
- Дядя, эти люди приехали за тобой. Тебе нужно возвращаться.
Йашамару улыбнулся и поднялся с дивана. Темари поднялась следом.
- Ребята, я был так рад всех вас наконец-то повидать!
Он говорил совершенно искренне. Канкуро, не прекращая хмуриться, положил ему руку на плечо:
- Мы тоже, дядя. Мы тоже.
- Пора домой, приятель, - за спину ему стал один из санитаров, второй – спереди и чуть слева.
Внезапно на лестнице раздались шаги – медленные, неуверенные, но приближающиеся. Йашамару обернулся – на нижней ступеньке застыл Гаара. Он почему-то был очень бледен, и Йашамару решил, что он, должно быть, болен, иначе с чего бы ему сидеть весь день в своей комнате? Вот оно что, стало быть.
- Гаара, - слабо выдохнул Канкуро и подался было вперёд, но сестра удержала его на месте.
Йашамару не мог наглядеться на своего любимого племянника, младшенького. Надо же, каким красавцем он вырос, прямо загляденье, и этот яркий цвет волос… Интересно, кто надоумил его их выкрасить? Выглядело это очень здорово.
Гаара стоял некоторое время, вцепившись мёртвой хваткой в перила, затем, словно решившись, подступил ближе к нему. Йашамару подумалось, что вблизи его племянник выглядит даже ещё краше.
- Спасибо, что навестил нас, - произнёс юноша, слабо улыбнувшись. – Только не стоило, пожалуй, проделывать весь этот путь. Лучше мы сами будем приезжать к тебе. Договорились?
Йашамару расплылся в счастливой улыбке. И всё-таки судьба была сегодня на его стороне.
***
- Что на него нашло?
Темари нарезала неровные круги по кухне, повторяя вот уже десять минут один и тот же вопрос. Канкуро сидел за столом, положив на сцепленные ладони подбородок, и сам спрашивал у себя то же, только не вслух. Оставив Гаару тогда в комнате, он остаток дня просидел как на иголках, опасаясь, что мальчишка сойдёт там с ума в одиночестве, но подниматься, чтобы проверить, не решался – страшно было оставлять Темари наедине с дядей. Пускай он забыл обо всём, что натворил, всё-таки неизвестно, что за таблетками они его кормили в лечебнице все эти годы, и рисковать он не посмел бы.
Вначале, когда он увидел Гаару на лестнице, шальная мысль коснулась сознания: парень таки съехал с катушек, окончательно. Но позже, когда он заговорил, Канкуро стало ясно, что сумасшествием в его речах и не пахнет. Гаара не притворялся и не лгал, как делали это они с Темари – он говорил от души.
- Ну что ты молчишь? – сестра внезапно ударила раскрытой ладонью по столу, заставив его вздрогнуть. – Скажи что-нибудь! Я тут с ума схожу!
- Я думаю, - огрызнулся Канкуро, ужалив её злым взглядом. – Пока ни до чего не додумался, а ты?
- Тоже.
- Может, у него самого спросить?
- Да? И как ты себе это представляешь? – Она проронила совершенно идиотический смешок. – «Гаара, а ты, случаем, не того, не свихнулся, что с дядей так заговорил? Или ты забыл, что он тебя прихлопнуть пытался?».
- Темари, - резко осадил её брат, поднимаясь. – Успокойся. Всё ведь нормально.
Та наградила его дикой улыбкой и со смехом развела руками:
- Да ничего не нормально! У нас в семье вообще хоть что-то нормальное когда-то было?
Канкуро присмотрелся к сестре внимательнее: похоже, нервное напряжение всего дня наконец-то начало давать о себе знать через эту небольшую истерику. Ему с холодной рассудительностью подумалось, стоит ли давать ей пощёчину, чтобы образумить, но Темари, по его мнению, была способна справиться с чем угодно самостоятельно, поэтому он ничего не стал предпринимать и просто отошёл к окну, где принялся наблюдать за тем, как сгущающийся мрак пожирает яркие цвета улицы.
- Мне кажется, - после долгого молчания возвестил он, - наш малой просто вырос.
- С чего бы это вдруг? – фыркнула за его спиной Темари, от эйфории которой не осталось и следа.
- Влияние хорошее, - бросил Канкуро, не став объяснять, что или кого конкретно он умел в виду.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@музыка: She Wants Revenge - Out of Control (Итачи и Дейдара в клубе)
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
понедельник, 25 апреля 2011
00:22
Доступ к записи ограничен
fanfiction & original
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 24 апреля 2011
fanfiction & original
Аркан "Дьявол" олицетворяет тёмную сторону жизни, всех вещей и понятий. Но тени получаются от предметов и людей. Тень сама по себе невозможна. В физическом мире этот аркан выражает непреодолимое, фатум, рок. Судьба опутывает персонажей своими тяжёлыми цепями, и вскоре уже не продохнуть от её настойчивых объятий.
У Дьявола из «Шести недель» ещё нет лица, которое можно было бы показать, нет у него и тела, тень от которого можно было бы отразить на карте, зато его незримое присутствие ощущается всеми, кто вздумал устраивать на него охоту. Кто-то идёт ему навстречу, кому-то идёт навстречу он…
По уже установленной традиции, ниже вас, друзья, ждёт трейлер к пятой неделе. Кто не любит спойлеров - пожалуйста, не смотрите! Остальным - приятного прочтения!
Трейлер. Осторожно, спойлеры!
Умино Ирука постучал, но сделал это, скорее, из привычки, а не из необходимости – ведь он знал, что внутри никого нет. Когда он открыл дверь, взору его предстала печальная картина. В медпункте переменилось только две вещи. Первое – стол, ранее непременно заваленный бумагами и окурками, нынче пустовал, и второе – внутри не было Хатаке Какаши.
***
Он действительно был очень симпатичным, этот Саске. Ничего плохого ведь не случится, если она закрутит с ним лёгкий роман, просто чтобы залечить душевную рану? Может, недели на две – этого наверняка должно хватить. Решившись, Сакура коснулась ладони подруги и чуть сжала, давая знак отстраниться.
- Скажи мне, Саске, - начала она, глядя снизу вверх на парня. Тот почему-то упорно не желал встречаться с ней взглядом, однако это не поколебало её решимости – разве что самую малость. – Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? Не хочешь пойти со мной вечером куда-нибудь?
***
- Канкуро, что случилось? – он посмотрел на брата прямо, пытаясь понять, что кроется в глубине его глаз, чего он так сильно боится.
Внезапно из гостиной до него донёсся голос. Тот самый, спокойный и мёртвый, как и глаза его владельца. Голос, который преследовал его на протяжении всех детских лет и который выпивал из него силы в сегодняшнем кошмаре.
- Канкуро, кто там пришёл? Это Гаара?
***
Первый удар он не столько почувствовал, сколько увидел. Левая часть головы моментально онемела, а перед глазами рассыпались белые искры, а потом заплясали красные точки. Сигарета выпала из его рук. В ушах стоял звон, как будто он вдруг оказался внутри огромного колокола. Итачи медленно развернулся, выигрывая время, чтобы сообразить, почему же он ничего не чувствует на месте собственной головы.
***
- Да-а, - протянул Гай с улыбкой, сунув журнал под мышку, - всё-таки мой Ли правильно выбрал. Хороший мальчик.
Наруто, всё ещё сидя на матах и совершенно ошалелым взглядом наблюдая за другом, поражённо выдохнул:
- Что вы с ним сделали?..
Тот пожал плечами и, уже удаляясь, через плечо бросил:
- Наверное, в нём проснулась Сила Юности.
***
- И ты думаешь, что твой блондин приревновал и решил в отместку переспать с тобой?
- Я подумал так, - поправил Саске, подняв вверх указательный палец. – Подумал, в прошедшем времени.
- А он это прошарил и обиделся? – закончил за него Суйгетсу. – Да уж, приятель, у вас тут всё так запутанно…
***
Он прошёл в комнату и остановился посередине. Сай тенью замер за его спиной. Гаара повернул к нему голову через плечо и недовольно бросил: - Пока Узумаки будет хозяйничать на кухне, нам с тобой есть чем занятья.
С этими словами он стянул с себя майку через голову и швырнул её на диван.
***
Саске дёрнулся, как от пощёчины:
- Что значит «наверное»?
Генма скосил на него безразличный взгляд, от которого почему-то пробрало холодом:
- Мы не можем знать всего. Как всё решится, нам тоже неизвестно. Единственное, что мы можем сказать наверняка, это…
- …что ждать до развязки осталось недолго, - закончил за него Хаяте своим выцветшим голосом и уткнулся носом в кружку.
***
Дело, пожалуй, было именно в этом: Гаара мог легко сказать Наруто, что он любит его, сказать это Сакуре или дяде Минато, но три простых слова почему-то превращались в мучительную каторгу при попытке озвучить их для любимого человека. Это было парадоксально и глупо до ужаса, но, сколько он себя ни ругай, ни обзывай слабаком и закомплексованным идиотом, барьер всё равно оставался на месте.
Они въехали на территорию Суны, когда уже окончательно стемнело, и тяжёлые размышления не покидали Гаару до самой ночи.
***
Взгляд его остановился на фигуре, застывшей на противоположной стороне улицы, около дерева. Высокий человек стоял совершенно неподвижно, и голова его, скрытая плотной тенью, была повёрнута в его сторону. Низкие ветви дерева, которое отчего-то до сих пор даже не показало солнцу зелёных почек, стремились, голые, ввысь и были похожи на чьи-то страшные лапы с длинными когтями. Итачи замер. В свете неоновой вывески за спиной у незнакомца его тень падала на мощёную серой брусчаткой улицу и, соединившись с ветвями-лапами странного дерева, создавала впечатление, будто у него… рога. Совсем как на карте «Дьявол» в колоде у гадалки.
***
В голове вихрем взревели обрывки мыслей, воспоминаний, страхов и желаний, и в этом хаосе, казалось, совершенно потерялись его вечные союзники: здравый смысл и логика. Саске сделал ещё шаг – совсем крошечный.
- Ну?.. – раздалось подбадривающее в темноте.
Ещё один. Теперь они стояли совсем близко друг к другу, и из-за тоненькой полоски света, идущего из квартиры, Саске мог едва-едва различить лицо Наруто.
***
- Помнишь, ты мне раньше часто рассказывал про маму? Как вы встретились, как… - он запнулся, - полюбили друг друга.
Минато приподнялся на локте, стремясь заглянуть сыну в глаза:
- И-и?
- Ну и… - снова принялся мямлить Наруто, выкручивая от волнения пальцы, - я хотел попросить тебя ещё раз рассказать. Ну, как ты понял, что она… что она – твоя половинка. Откуда ты вот точно знал, что это она и никто другой.
- Ишь, вопросики у тебя, - покачал головой Минато, и его лицо украсила мягкая улыбка. – Ладно, ты уже достаточно взрослый, чтобы рассказать тебе правду, так что…
- Подожди-подожди. Какую правду?
***
Гаара сверкнул уверенной улыбкой и сделал едва уловимый знак плечом, на языке его тела означающий: «Подходи, если осмелишься».
Ли ответил ему иронично поднявшимся уголком рта: «А ты сомневаешься?».
«Просто подходи, а там увидим», - правая нога Гаары пошла назад, утверждая левостороннюю стойку.
Руки Ли поднялись: левая до уровня солнечного сплетения, правая – до пояса: «Готовься».
***
- Ну откуда ж я знал, что она так отреагирует? – ныл Киба, обращаясь к содержимому пивной кружки, третьей за время их мужского заседания. – Я же, ну, не подумал, всё как-то быстро вышло…
- Ненавижу, - бросил Неджи брезгливо.
- Да прекрати ты уже, - встал на защиту разбитого приятеля Наруто. – Ну с кем не бывает?
- В том-то и дело, Наруто, что только с ним и бывает! – отрезал находящийся явно не в лучшем настроении Хьюга. – Только с балбесами вроде него и бывает.
Возразить на это никто не решился, и за столом вновь приуныли.
***
Теперь они стояли совсем близко и буравили друг друга тяжёлыми взглядами. В глазах Наруто сверкнула сталь:
- Ты просто невероятный подонок, Саске, если после всего так обо мне думаешь.
- У меня нет выбора, Наруто. Ты мне его не дал.
- Заткнись, - процедил Наруто сквозь зубы, и от взрыва эмоций, отразившихся разом на его лице, камень, зашитый в груди у Саске, разом будто бы потяжелел в десятки раз – так, по крайней мере, ему показалось, когда он терпел на себе этот постоянно меняющийся взгляд и не мог решить, как теперь быть.
***
Он снимает клейкую плёнку и касается пряди красных волос, гладит их нежно. Бедный, бедный мальчик. Он не хотел так с ним поступать, не хотел бросать на улице и бежать, но весь квартал стараниями прессы был настороже, поэтому ему в тот раз едва удалось унести ноги…
***
С фотографии на него спокойным взглядом смотрел Сасори – ещё юнец, подросток. Видимо, волосы он выкрасил по приезду в Коноху, то есть после разрыва с родителями, потому что на снимке они были светло-русыми, чуть завивающимися. И всё-таки в чём-то они с ним были похожи, решил Гаара, разглядывая черты мёртвого мальчика, неспокойный дух которого преследовал его в ночных кошмарах. Он вздохнул, закрыл глаза, сложил ладони в молитвенном жесте и сосредоточился.
***
Старший инспектор-детектив поражённо разинул рот, глядя на учёного: правая сторона лица его была вся в тёмной крови, волосы слиплись, красные следы остались на плече пиджака, испачкали бурыми пятнами рубашку.
- Почему?.. У вас кровь идёт, вы в курсе? Вам нужно в больницу!
Орочимару отмахнулся:
- Пустяки. Хошигаке-сан, я, кажется, всё понял.
***
Гаара уже успел у кого-то попросить сигарету и теперь вдыхал плотный дым, кашлял, вытирал слезящиеся глаза и снова вдыхал. Наруто стал напротив, совсем близко:
- Выкинь, ты же ненавидишь сигареты.
- Отъебись, - огрызнулся юноша, откашлявшись, и предпринял попытку уйти, но Наруто сделал резкий шаг так, чтобы отрезать другу пути к отступлению.
- Гаара, - позвал он мягко, пытаясь поймать его блуждающий взгляд своим, - прости, что не сказал тебе раньше.
- Не сказал, что ты идиот? – Гаара швырнул недокуренную даже до половины сигарету в урну и принялся усиленно тереть покрасневшие глаза. – Я и так об этом знал, Узумаки. Отвали, серьёзно, я не хочу тебя сейчас видеть.
***
Но, видимо, крови он действительно потерял достаточно, силы, которые он старательно копил для изображения нормального состояния, утекали из его тела со всё большей стремительностью, и в определённый момент он осознал, что не может держать голову прямо на плечах – пришлось прислониться щекой к холодной стене фургона. Пудовые веки закрывались сами собой. И быстро-быстро, словно автомобиль на огромной скорости, от него ускользала, выцветая, реальность…
- Эй, что с тобой? Что случилось?
Дейдара уже не слышал этого.
***
Это был Дьявол. Вначале Итачи подумалось, что вернулись недавние галлюцинации, но, даже несмотря на сгущающееся облако, грозящее разорвать своим объёмом его голову, как воздушный шар, он с небывалой ясностью ощущал, что момент этот – реальный, человек, стоящий напротив него, - реальный, и то, что он видит в его глазах, – тоже реально. Это был тот самый неуловимый призрак с рогатой тенью, которого он поклялся поймать любой ценой, и призрак этот нигде не скрывался, никуда не убегал.
***
Все взгляды устремились к телефону, который был специально предназначен для экстренных случаев вроде этого, но тот внезапно сам завибрировал на стойке. Оперативники переглянулись между собой удивлённо, затем один из них поднёс телефон к уху:
- Алло, Итачи?
Несколько секунд он просто вслушивался, затем с совершенно озадаченным видом протянул трубку капитану:
- Там ничего, звуки какие-то только. Шаги напоминает.
***
Наруто навёл курсор на свободную строку и принялся стучать пальцами по клавиатуре, задавая компьютеру команды:
private void button2_Click(object sender, EventArgs e)
{
MessageBox.Show("Sasuke is a fucking idiot");
}
***
Да что я мелю? Это всё сон, проклятый сон про мост, где я, как последний болван, защищал его от чьих-то ударов, и сам едва не погиб. Всё он попутал. Неужели я настолько наивен, что попался бы на его крючок снова?
Наруто, если ты это читаешь, то знай: не попадусь.
***
- Не могу поверить его наглости…
Гаара был так зол, что едва удержал себя от того, чтобы швырнуть телефон об стену – вовремя подоспел Наруто. Теперь же он мерял огромными шагами спальню друга, ссутуленный, забывший о своём намерении одеваться, поэтому босой и в одних только летних брюках, и с каждым новым шагом, казалось, настроение его становилось всё мрачнее. Наруто сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки, и не смел нарушать его размышлений.
Телефон лежал рядом, на нём до сих пор отображалось полученное две минуты назад сообщение: «Наруто, я стою под твоим домом. Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, спустись».
***
Ему пришлось пробежаться взглядом по строке адреса дважды, прежде чем до сознания дошло – он видит то, что видит. Новое письмо было самым верхним в списке непрочитанных, выделенных в электронном ящике жирным шрифтом, и темой имело многоточие – словно бы автор так и не определился с тем, зачем пишет, или же, наоборот, предоставлял ему самому возможность это обозначить.
Не став больше тратить ни секунды, Орочимару открыл письмо и впился взглядом в строки.
***
«Здравствуйте, - писал он, глядя не на клавиатуру – на фотографию. – Меня зовут Учиха Итачи, я ваш двоюродный внук. Простите, что беспокою, но мне действительно очень нужно с вами поговорить. Пожалуйста, назначьте подходящее для вас время, чтобы мы могли созвониться».
Значок, обозначающий статус пользователя в списке контактов, внезапно вспыхнул рядом с именем Учихи Мадары зелёным, а в белом поле чата мгновенно всплыл ответ:
«Здравствуй, Итачи. Я помню тебя! Когда я уезжал, ты ещё был совсем малышом. С удовольствием поговорю с тобой. Можешь сейчас?».
@темы: viaorel, ramen<3, Шесть недель, Арт, Фанфикшн
воскресенье, 17 апреля 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 4
День: 7
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Замечание к этой главе: автор не разделяет негативного отношения Итачи к БДСМ-субкультуре.
Глава 28
Воскресенье 16 мая
Пока что всё шло неплохо. Он пришёл ровно в девять, дверь ему открыл чем-то очень озабоченный Намикадзе-сан и, коротко бросив, что сын возится с завтраком, умчался к себе в кабинет. Саске не стал расспрашивать, из-за чего такой переполох, и просто свернул на кухню. У дальней её стены над электрической плитой склонился Наруто в ожидании, пока в джезве поднимется кофе. На голове его были надеты стереонаушники, в которых музыка ревела так громко, что отголоски доносились через всю комнату к Саске. Похоже, о приходе последнего он не знал, так как беззаботно пританцовывал в такт песне, мурлыча под нос слова, и только когда кофе был готов и он развернулся к столу с джезвой в руках, гостя наконец-то заметили.
Саске очень надеялся, что в разговоре не всплывёт тема их вчерашней беседы, опасаясь проницательности Наруто. Часть его, впрочем, этого даже хотела, потому что выносить терзающие изнутри сомнения уже едва хватало сил. Иная же его сущность, твердившая вчера Джуго, что ему не нужны эти неправильные чувства, стояла на своём – и Саске знал, что уступит ей и будет молчать, сколько это возможно. Он будет молчать, пока не определится с тем, действительно ли Наруто тот, ради которого стоит переворачивать весь свой мир вверх дном.
Намикадзе-сан, забегающий время от времени проверить, всё ли у них в порядке, в суматохе сообщил ему, что Хатаке Какаши возвращается к нему в фирму, но он пока ещё не решил, радоваться этой новости или нет – оттого и весь переполох. Кроме того, вскорости должен был вернуться домой дядя Обито, и по этому поводу Намикадзе-сан тоже почему-то переживал, упомянув лишь вскользь некую Рин. Это имя Саске уже доводилось раньше слышать, однако дядины сердечные дела волновали его сейчас, пожалуй, меньше всего, поэтому все намёки начальника он пропустил мимо ушей.
После кофе Наруто повёл его в подвальное помещение, где располагался подземный гараж для жильцов. Саске, не разделяющий любви большинства мальчишек к крутым автомобилям, тем не менее, оценил по достоинству чёрную Toyota Yaris, которую, как объяснили ему чуть позже, Намикадзе-сан презентовал сыну на шестнадцатилетие. Внутри салона пахло свежестью и ещё чем-то сладким, что сходу определить у него не получилось.
- Ну что, поехали? – улыбнулся ему Наруто, запрыгивая на водительское сиденье. Щёлкнули ремни безопасности, в руках водителя сверкнули ключи – и минуту спустя они уже выезжали из огромного подвального гаража, освещаемого бледным светом электрических лампочек, на улицу. С погодой им сегодня повезло: солнце светило вовсю, на ярко-синем небе не было ни одного облачка, а жару отгонял лёгкий утренний ветерок. Наруто попросил его включить какую-нибудь музыку, и вскоре тишину в салоне разбавило звучание любимой ими обоими музыкальной группы.
Пока всё шло неплохо, да. До тех самых пор, когда Саске вдруг не пришло в голову перечислить в уме, все ли необходимые вещи для фотосъёмки он прихватил с собой из дома. И тут его как током ударило: аккумулятор. Чёрт возьми, он взял всё, даже не забыл поменять объектив на другой, лучше подходящий для портретной съёмки, а проклятый аккумулятор остался дома, на зарядке!
- Наруто, - позвал он несмело, чувствуя себя при этом полнейшим идиотом.
На него бросили короткий взгляд, после чего парень вновь уставился на дорогу, и только тут Саске обратил внимание, насколько напряжённым выглядит его спутник: голова вжата в плечи, лицо сосредоточено, глаза широко открыты и блуждают по дикой траектории, словно боясь упустить какую-нибудь мелочь на дороге.
- Что? – бросил Наруто, крепче сжав руки на руле.
- Я… - Саске провёл языком по пересохшему верхнему нёбу. – Мы могли бы ненадолго заехать ко мне? Я одну вещь важную забыл… аккумулятор.
- Хорошо, - блондин с явным трудом оторвал одну руку от руля и клацнул по GPS-навигатору, тот пискнул, экран зажёгся. – Вводи адрес, я Коноху плохо знаю.
Пришлось повозиться с новой навороченной техникой, но в итоге наикратчайший путь был вычислен и автомобиль, изменив направление, помчался в сторону его дома.
- Я сейчас позвоню узнать, есть ли кто дома, - вспомнив, что родители собирались в гости к родственникам, решил Саске и, достав телефон, набрал мамин номер. Та ответила ему почти сразу. – Алло, мам, вы с папой дома?
- Нет. То есть, я дома, - защебетала счастливая мама в трубку, - а папа пошёл в гости сам. Тут Итачи пришёл, ты когда вернёшься?
- Итачи?.. – Саске покосился на Наруто. Тот будто ничего и не слышал. – С ним всё в порядке?
- Да, всё отлично! Я тут пеку его любимое печенье, мы сидим на кухне, болтаем. Ты поторопись, а то ему нужно скоро уходить!
- Ма, - неуверенно протянул парень, - я уже договорился с другом, мы сейчас едем фотографировать на природу, мне только аккумулятор забрать…
- Так приходи вместе с другом, тут на всех хватит! – обрадовалась Микото.
- Ну, ма! Мы спешим.
- Ничего не желаю слушать, приводи своего друга, я его угощу – и можете уезжать хоть на край света. Всё, жду!
Саске положил трубку и в нерешительности посмотрел на Наруто. Тот, не отрывая взгляда от дороги, спросил:
- Всё нормально?
- Ну, как сказать? Тебе придётся подняться вместе со мной и попробовать маминого печенья, она настаивает. Извини.
- А не рановато меня с мамой знакомить? – хмыкнул Наруто, скосив взгляд на экран GPS-навигатора. - Скоро уже подъедем…
Всё внутри Саске разом окаменело. Не до конца веря в то, что слух его не подвёл, он повернул голову в сторону водителя – тот, по всей видимости, не нашёл ни капли необычного в своих словах: лицо его было сосредоточенно нахмурено, но вовсе не из-за раздумий, как выкрутиться из странного положения, - нет, он вглядывался в карту на прямоугольном экране, наверняка пытаясь понять, ту ли дорогу выбрал.
- Направо, - подсказал Саске на автомате, всё ещё ожидая от собеседника хоть какой-то реакции, однако тот, будто намеренно издеваясь, не показывал интереса ни к чему, кроме поиска верного пути. – У третьего подъезда тормозни, - добавил он, устало вздохнув.
Наруто послушно нажал на тормоз и заглушил двигатель.
***
Он не был уверен, что знал, зачем пришёл сегодня домой. По договорённости, на время операции он обязан был прервать все связи с родными и квартироваться у дяди, пока тот пропадал в Америке, поэтому, находясь здесь сегодня, он нарушал данное Орочимару слово. Но сегодняшней ночью, когда он лежал в нагретой собственным телом кровати и, бесцельно глядя в потолок, мечтал хотя бы о мимолётном забытьи, проклятое предчувствие заставляло его держать глаза открытыми и всё время возвращало сознание к этой навязчивой мысли: перед тем, как идти с Дейдарой на их тайное задание, он должен повидаться с семьёй.
Попрощаться?.. Нет, он не хотел думать об этом, от этого слова в груди просыпалась разъедающая душу боль, и он усилием воли отгонял неугодные выводы прочь. Всему виной было обыкновенное волнение, ведь это нормально, совершенно нормально, ничего сверхъестественного. Убедив себя в этом, Итачи успокоился, расслабился – и вскоре ему наконец-то удалось погрузиться в тревожный сон-полудрёму.
Ему снилось, что у него не было глаз. Он водил пальцами по тонкой плёнке век, покрывающих пустующие ямы глазниц, но вот что странно: боль была такой, словно глаза всё ещё оставались на месте, просто не видели – и всё. Не видели – со всеми бывает. И провалы в глазницах тоже ничего не значили, ведь несуществующие органы не могли болеть, верно?..
Очнувшись в начале восьмого утра, напуганный и взмыленный, Учиха Итачи первым делом поднёс ладони к лицу. Глаза были на месте. Не успев испытать облегчение от этого факта, он осознал кое-что другое: ему как никогда сильно хотелось вернуться домой, в родную квартиру, обнять маму, родную, тёплую, всё понимающую мамочку, улыбнуться Саске и, может быть, даже сказать пару добрых слов отцу…
Дома он застал только родителей. Увидев его, папа, одетый в свой парадный костюм, вмиг посуровел и, бросив жене, что ждёт её внизу, покинул квартиру. Мама же, наоборот, вся расцвела, тут же усадила его за стол и, не дав даже толком объясниться, заявила, что его сыновний долг – остаться здесь, с ней, хотя бы на пару часов, а отца она отправит в гости и одного. «Он всё равно только о своей полиции и будет болтать, мне там делать нечего», - бросила она легкомысленно, набирая на мобильном номер мужа. Поддаться желаниям матери, хранительницы уюта в их доме, по которому он так сильно соскучился в последнее время, было, скорее, удовольствием, чем обязательством, и Итачи остался.
У мамы получалось делать всё одновременно и очень быстро, оттого вскоре он уже был в курсе последних событий, произошедших в семье Учиха, пока он был занят работой, а из духовки доносился соблазнительный запах его любимого печенья. Когда позвонил Саске, Итачи, хоть и удивился, узнав от мамы, что зайдёт он ненадолго и вместе с каким-то своим другом, однако был рад возможности хотя бы увидеть младшего брата. Что это был за друг, он догадался не сразу – в суматохе этой недели он совершенно забыл и о непростом испытании, через которое проходил сейчас Саске, и даже о существовании Наруто. И только когда мама, побежавшая открывать дверь, вернулась в кухню с непередаваемо озадаченным лицом, его словно озарило. Зашедший минутой позже Саске, смущённый и явно нервничающий, лишь подтвердил его догадки.
- Привет, - улыбнулся брат скупо, и взгляд его на миг потеплел – впрочем, тут же вновь посерьёзнев. Он повернулся в сторону прихожей и позвал: - Проходи.
Наруто уже где-то успел загореть: его лицо и руки чуть потемнели, а вот на шее, открытой из-за чёрной майки, отчётливо была видна линия загара – аккурат по округлый ворот футболки. Похоже, затея с посещением не особо ему нравилась: он, пытаясь скрыть смущение, засунул руки глубоко в карманы голубых джинсов, оглядывал всё вокруг несмело, а на хозяйку вообще старался лишний раз не смотреть, будто опасаясь, что излишнее любопытство приведёт к его изгнанию из чужого дома.
- Садись, - бросил ему Саске и отодвинул от стола один из табуретов. Наруто сел, послав извиняющуюся улыбку сидящему напротив Итачи, и, ссутулившись, замер.
- Наруто-кун, - решив подбодрить немного парня, позвал Итачи приветливо. – Рад снова видеть тебя.
- Здравствуйте, - промямлил гость в ответ, неловко потупился и принялся ёрзать ладонями по коленям.
Саске постоял немного в нерешительности, затем всё же поспешил в комнату, бросив на ходу:
- Я мигом!
Итачи перевёл настороженный взгляд на маму: та была якобы полностью увлечена тем, что переносила горячие кругляшки печенья с противня на тарелку, но напряжённая поза выдавала её с головой. Решив не испытывать судьбу темами, на которые ему, ввиду влюблённости брата, хотелось когда-нибудь поговорить с Наруто, он выбрал самый нейтральный вопрос, который пришёл ему в голову:
- Что вы сегодня планируете делать?
Наруто с явным усилием поднял голову, и Итачи не без тени удовольствия заметил алеющий на его щеках румянец.
- Ну, мы… за город собрались. Саске хотел пофотографировать меня… в смысле, ну, моделью чтобы я у него побыл… вот…
Мама поставила на середину стола тарелку с печеньем, а сама присела рядом с Наруто, и выражение её лица – радушное и в то же время какое-то напряжённо-внимательное – Итачи очень не понравилось.
- Пожалуйста, угощайся, Наруто-кун, - она подвинула полную тарелку ближе к гостю, тем самым смутив его ещё больше. – А знаешь, ты мне очень сильно напоминаешь одного человека, Намикадзе Минато его зовут. Ты, стало быть, его родственник?
- Угу, - кивнул Наруто и, прожевав, добавил: - Сын. Очень вкусно, Учиха-сан, прямо объедение. Я в жизни такого домашнего печенья не ел.
- Правда? – Микото расплылась в улыбке, и подозрительность в её взгляде как по волшебству отступила.
Итачи расслабился: подсознательно пареньку удалось нащупать и потянуть за нужную ниточку – уж теперь, когда мамину стряпню оценили так высоко, она попросту не сможет относиться к Наруто плохо, он знал это точно. Атмосфера за столом тотчас переменилась.
- Правда-правда, - убеждал откинувший былое стеснение гость и в доказательство своих слов утянул с тарелки ещё одно печенье. – У меня папа только основные блюда готовит, а сладости – это не его профиль. А вы прямо мастерица, Учиха-сан, я даже рад, что Саске забыл этот свой аккумулятор. Только ему не говорите, пожалуйста.
Микото, совсем раздобрев, расхохоталась и, пунцовая от комплиментов, залепетала что-то про семейный рецепт. Дверь спальни внезапно отворилась, и оттуда выглянул Саске. Итачи вовремя поймал его непонимающий взгляд, в котором уже можно было видеть проблески наступающей паники, и успокаивающе кивнул – по крайней мере, он очень надеялся, что кивок этот хоть сколько-то убедил брата не переживать.
- Саске! – благодушно позвала мама, всё ещё похихикивая, совсем как молоденькая девчонка. – Садись, тоже попробуй. И почему ты от нас своего замечательного друга прятал всё это время? Наруто-кун, - обратилась она к гостю, положив руку ему на плечо, - приходи на следующих выходных в гости, только Саске скажи, пускай заранее предупредит, я что-нибудь для тебя сделаю. Ты вагаси любишь?
- Обожаю, - невнятно пробормотал Наруто, едва справляясь с полным ртом сладкого угощения. – Особенно такие, знаете, кубики желеобразные, где фрукты ещё внутри.
Мама подмигнула ему заговорщицки и шепнула:
- Договорились.
А вот это уже было откровенно смешно: хохочущая, как школьница, мама, сыплющий комплиментами Наруто, всего минуту назад не знавший, куда себя девать от дискомфорта, и – что венчало всю эту странную картину – вытянутое лицо безмолвствующего Саске. Итачи похвалил себя за то, что всё-таки послушал собственное чутьё и явился сегодня проведать семью – что ни говори, а хотя бы ради этой сцены прийти стоило. И внезапно в груди парным молоком разлилось приятное ощущение, что у него всё будет хорошо: их с Дейдарой план удастся, тяжёлые времена на работе пройдут, даже с отцом они непременно когда-нибудь помирятся. И у Саске всё обязательно будет так же хорошо, если не лучше – поймав пару взглядов Наруто в сторону его брата, он сразу понял, что нет никакого третьего, и, если только Саске не сглупит, сердце этого чудесного солнечного паренька, который так полюбился их маме, может принадлежать всецело ему.
Он протянул руку к тарелке с печеньем и с улыбкой откусил кусочек. Сразу вспомнилось детство – чудесная пора, когда маленький мирок их трёхкомнатной квартиры казался огромным-преогромным, а папа с мамой представлялись самыми умными и красивыми людьми на планете. В воскресное утро тот из братьев, кто просыпался первым, обычно прокрадывался на кухню и, пока мама не видела, проворно шарил по столу и обычно находил в одной из тарелок, прикрытых полотенцем, какую-нибудь приготовленную мамой сладость – свежую, пахнущую так, что можно с ума сойти от радости. Счастливец, нашедший клад, тут же торопился юркнуть обратно в спальню, чтобы разбудить брата-сообщника и поделиться прекрасной новостью: «Там пирожки!» или: «А мама сделала рисовые лепёшки! Айда пробовать!». Прекрасные, далёкие времена…
Вскоре Саске, так и не пришедший в себя от шока, буркнул, что им нужно успеть застать нужный свет для фотографий, и едва ли не силком утянул Наруто прочь из кухни, вызвав тем самым мамино недовольство и улыбку у Итачи. Когда парочка путешественников отправилась на свою загородную фотосессию и они с мамой вновь остались одни, молодой человек вдруг задумался: увидела ли мама в поведении младшего сына то, что увидел он? И если да, то будет ли она переживать по этому поводу? Он тут же одёрнул себя: конечно же, будет – чёрт, да она с ума сойдёт, когда обо всём догадается. Однако прямо сейчас настроение у Итачи было слишком хорошим, чтобы предаваться подобным безрадостным мыслям – они попросту не задерживались у него в голове.
- Этот Наруто, - услышал он мамин голос и обернулся. Микото, стоя к нему спиной, вытирала полотенцем тарелки. – Он, вроде бы, хороший мальчик, правда?
- Да, очень хороший, - подтвердил Итачи, ещё не чувствуя подвоха.
Мама помолчала некоторое время, затем продолжила задумчиво:
- И хорошенький тоже.
В тоне её не было ни капли осуждения, и Итачи с облегчением решил, что, возможно, даже если его мать и раскусила Саске, ничего страшного не произойдёт – уж слишком её очаровал этот Узумаки. Однако с выводами спешить не следовало.
Итачи сделал безразличный вид и, когда мама обернулась к нему с тревогой во взгляде, протянул:
- Не знаю, не заметил.
Микото вздохнула чуть раздражённо, быстро подошла к столу с тарелкой в руках и, грохнув ею об стол, села напротив сына и заглянула ему в глаза – пытливо и просяще, как умела только она.
- Итачи, ты ведь сказал бы мне, если бы знал?..
- Мам, - перебил он её с нажимом. – Пускай сам разбирается.
Она прижала к груди полотенце, будто какую-нибудь ценную реликвию, и покачала головой. Из её груди вырвался тяжкий вздох:
- Но ведь… а Наруто такой хороший мальчик… Послушай, может быть, он просто хочет быть, как ты? Что в детстве постоянно за тобой тянулся, так и сейчас. Как думаешь?
Подобная наивность заставила его рассмеяться.
- Ма-ам, - позвал он с шуточным укором, - ну что ты такое говоришь?!
- Я же не знаю, как там оно происходит! – обиделась женщина. – Может, пройдёт это у него, кто знает?
- Пускай сам определяется, мама, давай не будем лезть, - предложил он примирительным тоном и, накрыв её ладонь своей, слегка сжал.
На встревоженном лице, ещё таком моложавом и привлекательном, появилась слабая улыбка.
- Ну, хорошо.
- Вот и славно. – Он вернул ей улыбку и взял с тарелки ещё тёплое печеньице. – Вкуснятина, мам, как всегда.
***
На протяжении всего путешествия Гаару не покидало ощущение, будто каким-то магическим заклинанием его занесло в другой мир – не враждебный, но и не родной, уютный, в котором привык жить настолько, что даже прекращаешь замечать его вокруг. Ли же, казалось, наоборот – дышал этим миром, впитывал его звуки и краски, сливался с ним. Хоть он и вырос здесь, теперь его тоже можно было назвать чужаком, и именно так они, верно, выглядели в глазах жильцов этого района – они были двумя иноземцами, нарушителями, и цель их прихода была неизвестна никому.
Только сейчас Гаара в полной мере осознал, насколько в самом деле отличается от так называемых обывателей – тех жителей Конохи, которые день ото дня поднимаются по звонку будильника в определённое время, чтобы идти на скучную работу, а вернувшись вечером, получают свою порцию интересных катастроф из блока новостей, обсуждают до полуночи с супругой на кухне повышение налогов и то, как их дети быстро растут, а потом ложатся спать в тесной спальне с тонкими стенами – всё лишь для того, чтобы проснуться завтра под точно такой же звонок будильника. Здесь обитали так называемые винтики механизма, большинство из которых были безликой массой в толпе. Всего лишь винтики, и жизнь у них была – как у всех, и мечты их посещали – тоже как у всех. А тех из них, кто проснулся и захотел разукрасить эту опостылевшую картину, называли сумасшедшими, бунтовщиками, идеалистами, которым промыли мозги… Только вот чьи мозги были промыты на самом деле?
Теперь Гаара начал понимать, что имела в виду Тен-Тен, когда в шутку жаловалась на своих соседей, обзывающих её чертовкой. И, хоть они только пришли сюда, ему внезапно до жути сильно захотелось обратно, в квартиру Ли, с недавних пор приобрётшую статус зоны комфорта, или к себе домой, или, что ещё лучше, к Наруто. Но то, что они собирались сделать, было важным – не столько для него, сколько для них как пары, и эта важность перечёркивала ощущение непринадлежности к окружающему миру, как и неприязненные взгляды жильцов – уж это-то его не сломает.
Тен-Тен ждала их. Она уже несколько лет была единственной обитательницей небольшой двухкомнатной квартиры, оставленной ей переехавшими в другой конец города родителями, поэтому своим визитом они никого не потревожили. Дома девушка не носила своей обычной причёски в виде двух хвостиков-ушек, а просто завязывала их сзади резинкой, кроме того, без привычных кожаных штанов и куртки узнать её было непросто – Гаара против воли вытаращил глаза, увидев на байкерше самую что ни на есть простую светло-серую хлопчатобумажную майку и такого же цвета шорты.
- Да, это я, - скривилась на его немой вопрос Тен-Тен и сделала шаг назад, пропуская гостей внутрь.
С Ли они обменялись тяжёлыми взглядами, смысл которых Гаара не понял, затем Ли протянул ей руку, и она, помедлив немного, пожала её. Только после этого он переступил порог квартиры подруги.
Разговор вышел непростым. Порой Гааре казалось, что ещё секунда – и он не выдержит, поднимется и уйдёт отсюда к чёртовой матери, однако каждый раз, когда он вот-вот готов был сорваться, рука Ли под столом сжималась на его колене – и он, стиснув зубы, оставался на месте, утешая себя мыслью, что всё должно скоро кончиться. Гаара знал, что Тен-Тен прекрасный спорщик, но ему даже в голову не приходило, что она когда-нибудь испробует своё мастерство на нём. Каждая её фраза – невинная, на первый взгляд, - попадала в самую точку, выбивала землю у него из-под ног, и пока он приходил в себя, Ли, знающий эту девушку куда лучше, приходил на помощь с должным ответом, а он вынужден был молчать, глотая встающие в горле комки обиды, и готовиться к новой атаке. Это действительно напоминало поле боя, и хотя Гааре обычно нравилось соревноваться в остроте ума и силе слова, в этот раз он явно почувствовал себя лишним – точно он был застрявшим меж двух жерновов камешком и из-за него все искры и скрежет.
Наконец, когда обе стороны, похоже, попросту устали от войны, Тен-Тен первая вздохнула:
- Ладно, Ли, если ты у меня прямо такой упрямый… Хорошо. Будет вам помилование.
- Вот уж спасибо, - хмыкнул он иронично, - ты сегодня чрезвычайно щедра.
- Да я вообще золотце!
Она улыбнулась, он ответил такой же улыбкой – облегчённой и чуточку лукавой, и наблюдавший их противостояние со стороны Гаара внезапно понял: войне подошёл конец. Он не был уверен, что должен чувствовать по этому поводу, потому что победа, если она кому-то и принадлежала, его заслугой уж точно не являлась. Ли повернулся к любимому и, словно забыв, что они не одни, провёл нежно ладонью по его гладкой щеке, будто спрашивая, что его беспокоит. Гаара выдавил из себя улыбку, коснулся губами кончиков его пальцев – «ничего, всё в порядке». В последние дни они всё чаще общались именно так – без слов, одними движениями, и эта их маленькая игра захватывала обоих. Ли всё не отводил взгляда, смотрел пристально ему в глаза, и Гаара мог поклясться, что слышит в своей голове, о чём тот сейчас думает. Интересно, задался он внезапным вопросом, а если он ответит, его услышат?..
- Ну всё, всё, вы меня подкупили! - раздалось умилённое с другой стороны стола. Развернувшись, любовники в упор посмотрели на хозяйку квартиры – та, чуточку покрасневшая, ухмылялась во всю ширину рта, а в её огромных карих глазах прыгали донельзя знакомые чёртики. – Вы слишком миленько смотритесь вместе, чтобы мне на вас жаловаться, честное слово!
Ли облегчённо рассмеялся, привлёк возлюбленного к себе за плечи и поцеловал в висок:
- А мы уж думали вчера, ты с ножом на нас кидаться будешь.
- На вас?! – Она изобразила руками какой-то сумбурный каратистский жест. – Вот уж чего не дождётесь, мне моя жизнь ещё дорога! И потом, если б я хотела вас убить, то назначила бы встречу на каком-нибудь перекрёстке, а потом попросту переехала бы вас мотоциклом. Раза три-четыре.
- Не надо! - театрально захныкал Гаара, схватившись за своё лицо. – У тебя, безумная женщина, совсем не развито чувство прекрасного, что ли?
На этот раз смеялись все – от доброй шутки, от облегчения, что всё кончилось и можно снова быть друзьями, от того, как между ними троими вновь заструилось тепло.
- Ой! – вдруг вздохнула Тен-Тен, прикрыв округлившийся рот ладошкой. – Я ж забыла совсем!
- Что? – спросил Ли, мигом насторожившись.
Девушка послала ему извиняющуюся улыбку, потянула за резинку на волосах – и стала для Гаары совсем неузнаваемой.
- Я тут… Ты только не убивай меня, ладно? Я злая была на вас, ясно?
- Что? – повторил Ли спокойно, и его ладонь на плече Гаары сжалась.
- Ну… Я сказала сенсею про вас, - наконец сдалась Тен-Тен и тут же нырнула под стол, будто боясь, что в неё полетит что-нибудь тяжёлое и смертоносное.
Гаара скосил взгляд на своего любовника: по его лицу сейчас невозможно было прочесть абсолютно ничего – расстроен ли он, разозлён ли, и смутное чувство, подавшее голос с края сознания, подсказывало, что это – всего лишь искусная маска. Ему уже приходилось видеть её раньше – несколько дней назад, когда они крепко поссорились в додзё.
- Тен-Тен, - произнёс Ли твёрдо, глядя на вжавшую голову в плечи подругу, - ну-ка позвони ему и скажи, что мы сейчас к нему зайдём.
- Да ты что, с ума сошёл? – почти в один голос закричали они с Гаарой.
- Я – нет, - покачал Ли головой в ответ, - просто не хочу, чтобы он переживал. Мы придём, я ему всё объясню, и всё будет хорошо.
- А потом он меня скинет с балкона, - мрачно заключил Гаара, понурившись. – Нет, Ли, мы так не договаривались, я только на Тен-Тен согласие давал!
- Да ничего он с тобой не сделает, крашеный, расслабься, - отмахнулась девушка, ища в телефонной книжке номер учителя. – Максимум – отжиматься заставит и приседать пятьдесят раз. Ты ж спортсмен, что, не справишься?
Гаара только разочарованно выдохнул:
- Много ты знаешь…
***
- И что мне делать?
Саске опустил фотоаппарат, чтобы не смотреть на него через стекло объектива. В роли модели Наруто явно чувствовал себя неловко: он переминался с ноги на ногу, дёргал нервно за край майки и никак не мог найти себе места среди высоких, покрытых сочными молодыми листьями деревьев. Рядом в радиусе, по меньшей мере, километра никого не было: они специально проехали зону, которую горожане облюбовали для семейных выездов с пикниками, и оказались на территории, докуда обычно добирались только желающие побыть наедине с природой – практикующие техники созерцания, художники, просто путешественники.
Саске это место нравилось, в первую очередь, своей уединённостью. За те несколько раз, что он приезжал сюда фотографировать, ему не повстречалось ещё ни одного человека, поэтому прогулку по этим местам, вдали от суеты цивилизации, от приевшихся звуков города, он считал наилучшим способом запастись зарядом свежей энергии и как следует отдохнуть. Помимо этого, в выбранном им лесу было много клёнов самых разных видов, а эти деревья очень нравились ему своими широкими пальчатыми листьями и интересными узорами теней, которые эти листья отбрасывали на землю.
Они оставили автомобиль на дороге и углублялись в лес около получаса, блуждая там, пока Саске наконец не вывел их на свою любимую поляну. На ней росли в основном только клёны, а трава была такой высокой, что в отдельных местах доставала до самого пояса, в зелени разнотравья просматривались высокие маленькие цветочки – в основном, жёлтые и красные, - глядя на которые, Саске каждый раз зарекался сорвать перед уходом парочку и посмотреть потом в Интернете, как они называются, но постоянно забывал.
Наруто смотрел на него выжидающе, и в волосах его, совсем как живая, шевелилась тень от колышимых ветром листьев дерева, под которым он стоял, а глаза приобрели насыщенный синий цвет. Саске кашлянул в кулак, надеясь скрыть накатившее смущение, и махнул рукой:
- Я не хочу, чтобы ты делал что-то специально.
- Ага, то есть, рожи не корчить? – улыбнулся блондин игриво.
- Не надо. Лучше просто… Веди себя, как обычно себя ведёшь.
- Это как?
- Ну, рассказывай мне что-то, можешь прохаживаться неспеша, где тебе захочется, а я уже по ходу дела буду тебя координировать. Но вообще-то я хотел сделать именно живые фотографии, а не подстроенные, понимаешь?
- Не совсем, - протянул Наруто неуверенно, - но я ведь не фотограф, моё дело маленькое. Итак, рассказываю. Что ж тебе рассказать-то?..
Выходило именно так, как Саске планировал, а задумывал он незаметно вызвать у Наруто такое состояние, когда он забывался, увлечённый историей, и тогда начинало излучать внутренний свет всё его красивое лицо. Фотограф в нём мечтал каким-то образом запечатлеть на снимке эти живительные лучи, которые ещё задолго до его осознания добрались до его сердца и полонили его. Ему ни к чему была идеально загримированная кукла в шикарном костюме – нет, в подобном искусстве он не видел жизни. Жизнь, по мнению Саске, била ключом из человеческих душ, и умение поймать и увековечить моменты раскрытия чужого сердца он считал воистину великим мастерством творящего фотографа. Профессионалом такого ранга он себя не считал, но идея бросить вызов своему умению засела в его голове слишком крепко, чтобы не попробовать. Помимо этого, во всей сегодняшней вылазке имелась и личная выгода, признавать которую было неловко, но необходимо. Иметь у себя фотографии Наруто – такого, светящегося радостью и теплом, удивительного человека – было заманчивой идеей, ведь, если смотреть на вещи реально, Саске не знал, сколько ещё продлится их общение, расскажи он о своих чувствах… Если его ждёт худший сценарий развития событий, в качестве утешения у него останутся фотографии – кусочки мира из того времени, когда всё ещё было хорошо, и можно было сколько угодно любоваться этой улыбкой, не боясь быть осуждённым.
Похоже, Наруто понял, что от него требовалось, и идеально справлялся со своей задачей: он неспешно бродил между невысоких деревьев, такой обыкновенный в своих майке и джинсах и в то же время ни на кого не похожий, он жестикулировал в своей обычной манере, смеялся, жмурился, когда солнце попадало ему в глаза, и заходил поглубже в тень, где из-за лёгкого ветерка по его лицу сразу же начинали двигаться диковинные тени-лапки от кленовых листьев. Саске слушал вполуха: его внимание было поглощено выискиванием нужного кадра, и он так боялся пропустить какой-нибудь, что не отнимал фотоаппарат от лица и держал напряжённый палец на кнопке.
- …вот, он меня позвал чай с ним пить, а потом и говорит, мол, наверное, у вас с Саске друг на друга какой-то редкий вид аллергии, - донёсся до него сквозь возведённый барьер сосредоточенности голос Наруто. – И после этого рассказал, что мы с тобой, оказывается, раньше были знакомы.
- Что? – бросил Учиха, глядя на него через объектив. – С какой это радости? Я не помню.
- Так и я не помню, - хихикнул Наруто, перемещаясь глубже в тень. – А он говорит, было. Нам тогда по шесть лет или около того должно было быть, и мы из-за чего-то сильно поссорились и подрались, но из-за чего – он не знает, потому что в это время они с твоим братом и дядей были внизу, на первом этаже нашей квартиры. После того случая, говорит, решили нас больше не сводить.
Саске почувствовал себя так, будто его только что ударили чем-то тяжёлым по голове. Руки опустились сами собой, и он посмотрел на Наруто теперь уже открыто, не через объектив. Похоже, по лицу его сейчас можно было прочесть всю степень его изумления, потому что блондин взволнованно нахмурился:
-Что такое?
Голос поначалу не слушался, горло перехватила сухая лапа, но Саске всё же сумел выдавить из себя:
- Сколько, говоришь, лет нам было?
- По шесть примерно, - пробормотал Наруто, всё ещё глядя на него с беспокойством. – А с тобой всё в порядке? Ты как-то покраснел…
Саске приложил ладонь к лицу: щека горела. Он тяжело сглотнул и уставился на парня, всё ещё не веря в то, что услышал:
- Так это был ты!..
Если Наруто не обманывал и действительно начисто забыл ту первую встречу с младшим представителем семейства Учиха, то последнему повезло куда меньше – история достаточно долгое время преследовала его впечатлительную мальчишескую душу, и даже до сих пор время от времени всплывала в его сознании давним стыдом. Безусловно, с годами детали начали выветриваться и забываться, поэтому, если бы не сегодняшнее упоминание Наруто, то светловолосый мальчишка, с которым у него был первый в жизни поцелуй, так и остался бы в его памяти безымянным персонажем из прошлого.
Сейчас, однако, он начал припоминать некоторые мелочи и сопоставлять их с реальностью. Тот добрый дяденька, который накормил их с Итачи красивыми сладостями, ведь был светловолос, как и его сын, а сидели они все вместе поначалу в гостиной на первом этаже – только тогда расстановка мебели была чуть иной, да и сама квартира, если он припоминал верно, имела несколько иной вид. А заваленная игрушками детская, должно быть, нынче стала комнатой Наруто. А светловолосым мальчишкой, поцеловавшим его, был…
- Что ты вспомнил? – протянул подозрительно тот, который когда-то был тем самым мальчишкой.
Саске продолжал пялиться на него широко открытыми глазами, попросту не справляясь с масштабами мыслей, кружащих сейчас по его сознанию. Если вездесущее и исполняющее волю вселенской мудрости веретено судьбы начало сплетать их жизни вместе ещё тогда, то стоило ли удивляться всем тем совпадениям, что предначертали их новую встречу? И если всё действительно было решено уже давно, могло ли это значить, что те чувства, которые изводили его на протяжении последних дней и от которых он так рьяно открещивался, на самом деле?..
- Да, я вспомнил, - произнёс он ровным тоном, стараясь держать себя в руках. – Но там ничего такого не было, правда. Обычная встреча.
- По тебе сразу и видно, что обычная, - хмыкнул Наруто насмешливо. – Слушай, ну расскажи, мне же интересно!
Саске отвёл взгляд в сторону. Рассказывать о поцелуе он, конечно же, не собирался, тем более что на самом-то деле мальчишка ничего такого не имел в виду, когда чмокнул его в губы, нижнюю из которых черноволосый гость прикусил до крови, неудачно приземлившись после очередного безумного прыжка в запале игры. Саске помнил, как залился краской и как запылали уши, как он посмотрел удивлённо на своего игрового партнёра, не зная, как реагировать на такой жест – а тот смотрел на него искренне и встревоженно, затем спросил: «Ну что, прошло?». Уже позже, может, через год, Саске понял, что крылось за подозрительными действиями мальчишки. Понял он это, когда увидел, как в парке на игровой площадке девчушка поранила коленку, а подбежавшая мама, чтобы дочка прекратила плакать, увещевала её: «Вот сейчас я поцелую, и всё пройдёт», после чего касалась губами больного места – и ребёнок, как по волшебству, забывал про слёзы. Помнится, тогда маленького Саске как током прошибло – вспомнился белобрысый мальчишка, откровенно не понимающий, из-за чего он вдруг накинулся на него с воплями и кулаками. И стало так стыдно!..
Правда, до наступления этого откровения Саске всерьёз переживал насчёт того поцелуя и вскоре, измученный душевными метаниями, рассказал обо всём старшему брату. Итачи, узнав правду, строго-настрого запретил ему выбалтывать об этом кому-либо из приятелей и уж тем более маме и папе – вспоминая об этом сейчас, Саске решил, что брат наверняка переживал больше за собственную репутацию среди мальчишек во дворе, чем за него. Что ж, возраст диктует круг интересов, с этим ничего не поделаешь.
- Са-аске-е.
Он очнулся и поднял взгляд – Наруто стоял совсем рядом и, скрестив руки на груди, неодобрительно хмурился.
- Ты реагировать на меня собираешься?
- Я?
- Ну не я же!
Последовавшая за этим тишина вполне очевидно говорила о том, что рассказывать ничего Учиха не собирается – да он бы со стыда сгорел, заставь его Наруто всё-таки открыть рот!
- Эх, ладно, - наконец сдался блондин и, пройдя мимо него, плюхнулся в высокую траву, расставив руки и ноги в стороны, - не пытать же мне тебя, в самом деле. Как-нибудь потом расскажешь. Ложись лучше рядом, хватит уже на сегодня фотографий.
Не слушающимися пальцами Саске сложил Nikon обратно в чехол, после чего сунул его в рюкзак и сел на траву рядом с блондином, предварительно примяв высокую траву ладонью. Наруто, смеясь, ухватил его за плечо, принуждая лечь.
- Вот так-то, - хмыкнул он удовлетворённо и повернулся боком, чтобы заглядывать ему в лицо. – Слушай, я спросить хотел. Как поживает твой поезд?
- Какой поезд? – удивлённо протянул Саске, не в силах оторвать взгляда от его лица.
- Недавно ты признался мне, что твоя жизнь в последнее время напоминает поезд, пошедший не по тем рельсам, и это тебя пугает. Ты до сих пор это чувствуешь?
Саске всерьёз задумался над вопросом, хотя сосредоточиться, когда его тайный возлюбленный находился в такой близости от него, было крайне нелегко. Если не брать во внимание сердечные проблемы, то в семье всё было по-старому, разве что добавилась новая причина для волнения – Итачи задумал какое-то собственное расследование и теперь почти каждый день бывает в том квартале, где охотится убийца. Подробностей его плана Саске не знал, но то, что Кисаме-сан был в курсе и помогал ему, вселяло надежду на успех. Впрочем, в памяти его всё ещё были свежи предупреждения Генмы и Хаяте… В отсутствие Итачи маме и папе спорить было не о чем, поэтому в доме в эти дни не разразилось ни одного скандала. Он открылся вчера своим друзьям, и те приняли его, предложив свою помощь и поддержку. А если уж говорить о его чувствах к Наруто… Теперь он уже не сомневался, что встреча их была предопределена где-то там, на небесах, и силами, недоступными для понимания человеческим разумом, но даже сейчас, когда он уверился в том, что его любовь не была ошибкой и значила куда больше, чем просто увлечение, он всё ещё не мог переступить через свои концепции будущего – уютного и стандартного, в котором его ждали бы нежная и ласковая жена, двое детей, хорошо, если сыновей, и дом, в который хотелось бы возвращаться после насыщенного рабочего дня…
- Послушай, - он обратил взгляд на Наруто, который всё это время не сводил с него глаз, - насчёт твоего вопроса… С поездом до сих пор всё сложно, я пока не знаю, едет ли он в пропасть или нет, но думаю, что всё-таки не едет.
Наруто одарил его сверкающей улыбкой и лёг обратно на спину.
- Если я могу чем-то помочь…
- Нет, вряд ли можешь.
- …то пользуйся, потому что я не всегда смогу быть в зоне досягаемости, так сказать.
На этот раз настал черёд Саске приподниматься на локте и заглядывать ему в лицо:
- Что это должно означать?
Голубые глаза, наполовину закрытые веками, заблестели.
- Скорее всего, в конце лета я уезжаю учиться в США. На полгода. Нас с Гаарой пригласил мистер Харви, ты его помнишь, да? Тот американец.
Саске опустил голову в медленном кивке, пытаясь таким образом дать себе время обдумать услышанное. Наруто скоро уезжает – сжалось болью сердце. Он уезжает, и там он будет всё время проводить с Гаарой, это сблизит их ещё больше. А Саске останется здесь, и чёрт бы его побрал, если он знает, как сможет пережить эту разлуку. И если бы он был хоть чуточку решительнее, если бы знал, что Наруто не отвергнет его, склонись он сейчас над его лицом и поцелуй его – всё было бы гораздо проще. Как говорится, или пан, или пропал – одно из двух. Но прямо сейчас, когда любимый, желанный человек находился в такой близости от него, такой красивый, такой запретный… Он не мог заставить себя перейти границу. Не мог.
Такие моменты часто описывают в фильмах или книжках, и в выдуманных историях герой, повинуясь желаниям читателей или зрителей, обычно набирается храбрости и совершает-таки этот из ряда вон выходящий поступок, не боясь последствий. Но в жизни-то всё куда сложнее, чем в какой-то плоской пьеске, в жизни этот несовершённый поцелуй перевернул бы буквально всё, а Саске, как оказалось, ещё не был готов к такому перевороту.
Было очень больно. В груди тянуло, ныло, терзало и раздирало на части душу, и он успел обозвать себя сотней нелестных эпитетов, пока лежал вот так, едва дыша и любуясь милыми чертами, а Наруто прикрыл глаза, свои великолепные магнетические глаза, имеющие над ним странную силу, и, казалось, задремал.
Сколько так прошло времени, он не помнил. В определённый момент это просто прекратилось – и вот они уже шли по лесу, возвращаясь к машине, к цивилизации, и Саске, чуть поотстав, кусал губы и продолжал ругать себя за нерешительность, а его спутник, отчего-то недовольный, всё шагал впереди, ни на секунду не останавливаясь и даже не оборачиваясь. Когда они уже оказались у автомобиля, Наруто задержался у водительского сиденья и пригвоздил Саске к месту цепким взглядом.
- Ты никогда его не сделаешь, да?
- Чего? - не понял он.
Тот только посмотрел на него неодобрительно, затем махнул рукой и залез внутрь. Прежде чем раздался звук закрываемой двери, Саске показалось, он расслышал приглушённое бормотание:
- Не сделаешь шага мне навстречу, придурок.
***
Майто Гай, по случайным наблюдениям Гаары, имел всего два режима: позитива и поучения. В первом он пребывал почти всё время, а второй включал только в тех случаях, когда ленивые студенты отказывались выполнять упражнения на занятиях и им следовало поведать в лекционной форме о важности спорта в жизни любого человека. Направляясь теперь домой к своему преподавателю физкультуры и по совместительству почётному опекуну своего парня, Гаара в полупанической эйфории гадал, в каком из этих двух режимов Гай встретит его. Ведь он: во-первых, был ленивым студентом; во-вторых, являлся виновником трагедии восьмилетней давности; в-третьих, встречался с его обожаемым так называемым любимым учеником, о сексуальных предпочтениях которого Гай узнал только недавно, и, если ему не изменяет память, Ли не говорил, что учитель их одобрил. Что ж, расклад получался со всех сторон «выигрышным», и выходило так, что под режим позитива настроение предстоящей встречи явно не подходило, поучительной лекции здесь было маловато, и оставался только третий вариант – явление нового, доселе не виденного им режима Майто Гая. Получалось, обчёлся он с их количеством, не так ли?
«Режим, - хмыкнул про себя Гаара, нервно похихикивая. – Слово-то какое замысловатое».
Он прекрасно осознавал, что все эти абсурдные размышления корнями уходят в банальный страх и нежелание видеться с человеком, который с недавних пор косвенно стал для него куда большим, чем просто рядовым преподавателем. Насчёт Гая ручаться он не мог, но в нём самом готовности к такой ответственной встрече не было ни капли. Возможно, поэтому в дороге ноги его постоянно путались, словно даже они понимали – странных визитов на сегодня уже достаточно, этот можно перенести и на следующий раз. Однако Ли был непреклонен – ему, уставшему от недоговорок и обменов свежими сплетнями за спиной, захотелось раз и навсегда разъяснить вопрос их взаимоотношений со своей названной семьёй, и не будь Гаара тем, на кого в процессе разборок сыплются шишки, то непременно поддержал бы его в этом намерении, но шкурные интересы, что ни говори, правят миром, и этот случай на исключение не тянул.
- Только помни, - шепнул ему Ли, когда они уже стояли у нужной двери, - говорить буду я.
- Да пожалуйста, - юноша пожал плечами, лихо ухмыльнувшись.
Трюк, однако, не удался – Ли вздохнул, привлёк его на мгновение к себе и успокаивающе погладил по голове:
- Не волнуйся ты так, не съест он тебя.
Дверь с внезапным грохотом распахнулась – влюблённые едва успели отскочить в сторону, - и с порога на них воззрился Майто Гай собственной персоной, сияющий, как новая монета, в своём неподражаемом спортивном костюме и с повязкой на голове такого же зелёного цвета. Его широкая улыбка, казалось, была настолько яркой, что могла затмить солнце.
«А-а, нет, я не ошибся, - протянул ироничный голосок внутри Гаары, - таки два режима у него. Только с какой стати он первый на нас включил?».
- Мой любимый ученик! – кивнул мужчина в сторону Ли, тот, ошарашенный не меньше Гаары, слабо кивнул. Взгляд сияющих радостью неизвестного происхождения глаз переместился на красноволосого. – И бездельничек! Как хорошо, что вы решили зайти, мне как раз не с кем было поделиться последними новостями! Заходите!
Проход моментально освободился, а в коридоре уже маячила широкая преподавательская спина. Двое парней, обменявшись подозрительными взглядами, одновременно ступили внутрь. Из кухни до них доносился звон посуды и голос хозяина квартиры:
- А вы знаете, молодёжь, что такое энергетическая гимнастика тибетских монахов? «Око возрождения», слышали про такое? Наверняка не слышали. А вот я вам сейчас расскажу.
Гай снова возник перед ними с огромным подносом, на котором возвышалась гора фруктов.
- Пойдёмте, - кивнул он в сторону гостиной и тут же скрылся в указанном направлении.
Прежде чем следовать за ним, Гаара потянул Ли за плечо, заставляя наклониться, и зашептал:
- Он всегда так быстро передвигается?
- Только когда очень волнуется, - пожал плечами парень, стягивая кроссовки. – Он и белиберду эту чешет только потому, что не знает, как разговор начинать. Но не волнуйся, я постараюсь его из этого состояния вывести.
Гаара покачал головой:
- Ну, Ли-сенсей, ты меня в это втянул, теперь если не выкрутишься…
- Крутиться надо, да! – подхватил расслышавший конец его фразы Гай, занятый уборкой с дивана завалов в виде книг о здоровом образе жизни, эспандеров, гантелей и прочих спортивных прибамбасов, чтобы освободить место для гостей. – Это первое упражнение такое, двадцать один раз надо по часовой стрелке покрутиться, чтобы запустить работу энергетических вихрей. Ты знаешь об этом, Гаара?
Юноша, не желая показаться невежей, неопределённо передёрнул плечами. Его тут же усадили на диван едва ли не силком и сунули в руки яблоко – он даже не успел опомниться, а шустрый Майто Гай уже сидел напротив и наливал им в стаканы воду.
- Это, - объяснял он попутно, - очищенная от гадостей шунгитом, очищенная от всякой информации заморозкой и структурированная вода, во как. Пейте! Пить, кстати, надо за пятнадцать минут до или через два часа после приёма пищи, запомните, а лучше – запишите!
Ли принял из его рук стакан с кристально чистой водой:
- Сенсей, спасибо вам за такой приём, но мы ведь пришли не об этом поговорить.
- А про тебя я уже всё знаю, подожди, - отмахнулся от него Гай и перевёл строгий взгляд на Гаару, от которого последнему стало явно не по себе. – Ну что, бездельничек, какой образ жизни ведём?
После полученного в доме Тен-Тен опыта Гаара, не ожидавший, что центром внимания станет он, растерялся и повернулся к Ли за помощью. Тот подсказал одними губами: «Здоровый».
- З-здоровый, - повторил он неуверенно.
Гай одобрительно кивнул и продолжил допрос:
- Курим, пьём?
- Не курю.
- Наркотики?
- Очень давно, и то баловался только. Один раз всего.
- Беспорядочные половые связи?
- Сенсей, - вмешался Ли, но учитель его проигнорировал.
- Ну?
- Были, - выдохнул Гаара побеждённо, чувствуя, что тест он, похоже, провалил. – Но давно.
- А незащищённый секс?
Он покачал головой:
- Не помню, по крайней мере.
- Что ж, зато честно, - хмыкнул Гай и со странной улыбкой откинулся на спинку дивана.
Гаара про себя задался вопросом, к какому режиму можно приписать это его настроение. Решить ему времени не дали – допрос возобновился.
- Сова или жаворонок?
- Сова.
- Сколько часов в день спишь?
- Ну, как все, восемь, лучше девять, конечно…
- Почему так много? Надо пять-шесть и вставать до рассвета! Мясо употребляешь?
- Нет, рыбу только, морепродукты там всякие…
- А это плюсик! – протянул Гай обнадёживающе, затем вновь заговорил тоном инспектора полиции: - Чай, кофе пьёшь?
- Кофе пью много, - пробормотал Гаара, не поднимая головы, - чай реже гораздо, и то не всякий. С бергамотом ненавижу.
- Салаты, зелень кушаешь?
- Ну да, конечно.
- Фастфуд?
- Терпеть не могу.
- Морскую капусту любишь?
- Да.
- Ещё один плюсик! – вновь похвалил его Гай. – Напомнишь, я тебе потом статью про полезность морской капусты дам почитать.
- А может, мы поговорим лучше? – вставил Ли, по лицу которого было видно, что он не может определиться, злиться ему или смеяться.
- Лучше, Ли, я у него ещё кое-что сначала поспрашиваю, - отмахнулся мужчина, вновь повернувшись к Гааре. – На велосипеде катаешься?
- Умею, но катаюсь редко – летом только, когда с другом на дачу выезжаем.
- А плавать умеешь?
- Очень хорошо плаваю.
- Ладно… А бегать? Бегаешь?
- Не люблю, да и не с кем, а одному скучно.
Гай повёл бровями в сторону Ли:
- Это твой недочёт. Заинтересуй.
Тот, уже откровенно борясь со смехом, шлёпнул ладонью по лицу и покачал головой.
- Ладно, Гаара, - наконец заключил самопровозглашённый инспектор, поднимаясь, - последний вопрос. Сколько раз от пола отжаться сможешь?
Гаара тоже поднялся, на автомате принявшись оглядывать помещение в поисках свободного от тренажёров и книг места на полу, достаточного, чтобы поместить его в горизонтальном положении в полный рост.
- А как надо? Узким, средним или широким хватом, на пальцах или на кулаках, или с хлопками, может?..
Гай посмотрел на него внезапно заблестевшими глазами и дрожащим голосом слабо произнёс:
- Какие ты правильные вопросы задаёшь… Чего ж на парах такой бездельничек?
Придумать ответ Гаара не успел – в следующую же секунду его заключили в такие крепкие объятия, что стало трудно дышать, а над головой звучно запричитали:
- Чего ж ты раньше молчал, что ты такой хороший мальчик?! Я б не переживал! А то вчера себе все нервы извёл, что ты плохо на моего Ли влиять будешь, а ты вон какой! Наш!
- Наш, наш, - раздался рядом спокойный голос Ли, и вскоре его освободили из плена, а на плечо легла ободряюще знакомая рука. – И вы, сенсей, переборщили с этим допросом, вот что вам скажу.
- Я, между прочим, волновался за тебя! – отрезал Гай с новыми, строгими нотками в голосе. – Совсем уже никакого ума у вас нет, да, молодёжь? На прошлой неделе огорошил новостью, что он мне не родит внуков, потому что, видите ли, не по девушкам, а вчера эта шалопайка Тен-Тен сообщает, что он ещё и встречается с тем самым Гаарой!
- Тем самым?.. – протянули парни в унисон.
- С бездельничком, который, оказывается, ещё и старый знакомый! – отчеканил Гай, сурово сдвинув брови. Однако лицо его тут же переменилось, и на Гаару он уже посмотрел ласковым взглядом: - Но я-то тогда не знал, что ты на самом деле за подарок, а то не стал бы вообще тратить нервы и переживать!
- Так что, - осторожно уточнил Ли, - вы принимаете наши отношения?
Вместо ответа Гай расставил руки в стороны и со счастливой улыбкой заключил в объятия на этот раз их обоих. Гаара от облегчения рассмеялся, Ли ответил ему энергичным кивком.
- Вот видишь, Гаара? – когда троица вновь расселась по местам, с гордым видом рассказывал ему мужчина, указывая на Ли. – Какой человек вырос! Цени!
- Я ценю, - хихикнул он и слегка пихнул любовника в плечо. – Только нос сильно не задирай.
- А он не будет, - отмахнулся Гай, - я его не таким воспитал. Я ж его во-от с такого возраста знаю! Хочешь, фотографии покажу?
Ли закатил глаза в деланной скуке:
- Сенсей, ну кому интересны эти старые фотографии?
- Мне интересны! – поднял руку Гаара и, пока Гай отвернулся, показал парню язык.
Вскоре на столе лицом к гостям уже лежал раскрытый фотоальбом, и хозяин, тыча пальцем в снимки, пояснял:
- Это первая аттестация Ли, жёлтый пояс получил. А вот это я арбуз огромный купил, и мы втроём с Тен-Тен его пытались съесть – весь так и не осилили, пришлось на следующий день оставлять. А это в приюте, там какую-то пьесу ставили, Ли играл Солнышко.
- Похож, - хмыкнул Гаара, разглядывая снимок.
- А это мы на озере отдыхали, Ли с Тен-Тен выпросили у какого-то рыбака лодку покататься, а потом вёсла где-то растеряли, мне потом пришлось плавать, разыскивать их. Вот шпана, да?
- Не то слово, - поддакнул Гаара, стрельнув хитрым взглядом в сторону Ли. Тот изобразил на себе сцену удушения, а вслух произнёс:
- Может, хватит уже фотографий, сенсей?
Однако он оказался в меньшинстве: Гаара, заявив, что хочет как можно больше узнать о детстве своего молодого человека, потребовал ещё снимков и историй, на что Гай восхищённо ответил, что экс-бездельничек нравится ему всё больше и больше с каждой минутой, и перевернул страницу альбома.
Возвращались из гостей они уже вечером – естественно, предварительно дав клятвенное обещание, что навестят радушного хозяина в ближайшее время ещё раз. Уже почти стемнело, когда они плечом к плечу шли по узким дворам, сейчас не кажущимся Гааре такими уж чужими, и слушали звуки собственных шуршащих о гравий шагов. Невдалеке раздавался собачий лай, его перекрикивали радостные детские визги, откуда-то в прогретый щедрым весенним солнцем воздух вплетался слабый запах сирени.
- А всё было не так уж плохо, - заговорил первым Гаара, вспомнив прощальные объятия Гая и его слова насчёт того, что отныне он принят в их небольшую, но сплочённую семью.
Ли скосил на него лукавый взгляд:
- Не жалеешь?
- Не-а. Осталось только пережить завтрашнюю атаку друзей в университете – и всё.
- А мне – предстать перед твоими друзьями в новой ипостаси.
Ли сунул руки в карманы и пнул валяющийся на дороге камушек, тот отлетел далеко вперёд. Когда они вновь поравнялись с ним, на этот раз отправил его в полёт Гаара.
- Ты забываешь, что, хоть моему брату ты и понравился, с сестрой моей ты не знаком. И потом, остаётся ещё отец Узумаки.
- А он-то тут при чём? – хмыкнул Ли, продолжая игру в «пни камень».
- Для дяди Минато я как родной, так что придётся, никуда ты не денешься.
- Ладно. А ты тогда поедешь со мной в додзё, где я жил последние годы, мои сенсеи очень хотели с тобой познакомиться.
- Это зачем же? – Камень вновь отлетел дальше по дороге.
- Вот ты для этого дяди Минато как родной, а я – для них.
- Понятно.
Когда они снова поравнялись с камнем, Ли внезапно остановился, приподнял лицо любовника за подбородок и впился в его губы крепким поцелуем, от которого у Гаары даже немного закружилась голова.
- Это за что? – улыбнулся юноша, обвивая руками шею возлюбленного.
Ли коснулся губами иероглифа на его лбу, совсем как в тот, первый раз, и шепнул:
- За то, что пошёл со мной сегодня.
Гаара хмыкнул, вывернулся из объятий и продолжил шагать по улице.
- Вот пригласишь меня сейчас к себе, - игриво бросил он поравнявшемуся с ним Ли, - тогда и отблагодаришь.
Камень остался лежать на дороге за их спинами, растворяясь в подступающих сумерках.
***
Дейдара уже ожидал его в назначенном месте – в невзрачном переулочке в квартале от дома, в котором на последнем этаже жил Зецу. Адрес его знали назубок все постоянные обитатели квартала: очень часто там проходили поистине безумные вечеринки с кокаином, экстази, никогда не затихающей музыкой, рвущей сознание бесконечным ритмом, и переходящей из ночи в день и из дня в ночь оргией. Порой подобные сборища затягивались на целую неделю, и, принимая приглашение зайти внутрь и «хорошо провести время», никто не знал, когда оттуда выйдет, но чаще всего веселье прерывалось неожиданно – когда сумасброд-хозяин этого безобразного хаоса неожиданно терял рассудок и избивал до полусмерти кого-то из приглашённых. После подобного шоу, кажущегося не таким уж притягательным, когда не было сцены и слепящих глаза софитов, а к горлу подступала тошнота от витавшего в воздухе запаха крови – после такого вечеринка расстраивалась сама собой, и Какудзу даже не приходилось прилагать усилий, чтобы разогнать обдолбанную молодёжь и приняться за усмирение своего подопечного. Касательно квартиры Зецу Дейдаре не раз пересказывали легенды и пострашнее, но проверять их правдивость у него не было ни малейшего желания, ведь он, в отличие от большинства сверстников, свою долю приключений в жизни уже получил. Кроме того, он единственный знал, что Зецу, известный своим таинственным сценическим образом, на самом деле нисколько не притворяется, когда говорит, что его разум расщеплён надвое, и свою вторую, тёмную половину он контролировать не может.
Обо всём этом Дейдара рассказал вчера своему новому другу, а тот слушал внимательно, и создавалось впечатление, будто все факты он записывает в сознании и тут же структурирует, как папки в архиве. Видеть такого Итачи, серьёзного, с живым острым взглядом, было не столько непривычно – за пару дней знакомства он не успел привыкнуть к этому парню, - сколько попросту странно. Однако какая, к чёрту, разница, кем на самом деле был Итачи, если рядом с ним в груди не ныло от мучительной пустоты, образовавшейся после смерти Сасори? Если этот парень был панацеей, то будь он хоть самим дьяволом – Дейдара знал, что всё равно доверял бы ему.
Явившийся Итачи окинул его с ног до головы долгим оценивающим взглядом и наконец кивнул:
- Годится. А я боялся, что ты в какие-нибудь шпионские шмотки оденешься и мне придётся отправлять тебя домой переодеваться.
- Ну уж нет, - хмыкнул блондин, расправляя на теле эластичную чёрную майку со вставкой-сеточкой на груди. – Я сериалы смотрю, так что в курсе: если хочешь, чтобы тебя не заметили, одевайся как можно более обычно.
На тонких губах Итачи появилась лёгкая улыбка, очень ему идущая:
- Да уж, только в этом квартале нас можно назвать обыкновенно одетой публикой. Пойдём. Я всё, что нужно, взял.
Они вышли из переулка и бок о бок направились вверх по освещённой неоновыми вывесками улице. Рука Итачи легла ему на плечи, он потянулся к его уху и шепнул:
- Подыграй.
Дейдара растянул губы в широкой улыбке, которая, он надеялся, вышла такой, как он хотел: уверенной и предвкушающей, сообщающей всем проходящим мимо, что они с этим черноволосым красавчиком собираются делать, лишь только доберутся до кровати. Именно тогда, в тот момент ему стало по-настоящему страшно – не абстрактно, как вчера, во время обсуждения плана, когда он ещё толком ничего себе не представлял, а страшно так, что все внутренности словно стянуло в холодный скользкий комок, и пересохло во рту, и все мысли будто выбил кто из головы – осталась только одна, крутящаяся в голове снова и снова, как чёртова шарманка: «Это по-настоящему». Именно так: механизм был запущен, и он шёл по улице шаг в шаг со своим сообщником, улыбаясь, как идиот, а тот, чудесный актёр, опустил руку ему на талию и время от времени привлекал к себе, делая вид, что шепчет на ухо непристойности, как нетерпеливый любовник. А потом всё произойдёт по плану: они обыщут дом Зецу и когда – когда, не если – найдут там доказательства того, что в смерти Сасори виновен он, Дейдара заберёт у этого нелюдя его никчёмную жизнь – и тем самым похоронит вместе с ним себя. И всё, остановить или замедлить ход событий было невозможно, потому что механизм был запущен, и у руля стоял Итачи, этот неизвестно откуда взявшийся подарок судьбы и, безусловно, самый необыкновенный человек из тех, которых ему когда-либо приходилось встречать.
- Сюда, - шепнул Дейдара и указал взглядом на подъезд.
Им удалось успешно обмануть выходящую оттуда парочку – те обменялись понимающими взглядами, и уже за спиной заговорщики услышали: «Ух, ну и молодёжь красивая нынче пошла!». В ответ на это Итачи послал им самодовольную улыбку, растаявшую в тот же миг, когда они зашли внутрь тёмного подъезда. Здесь, насколько было известно Дейдаре, лампы не зажигали специально, потому как многие пары, не имея укромного местечка, чтобы уединиться, находили приют именно тут, в темноте и постоянном напряжении, что кто-то может войти и помешать им. Многих, впрочем, возбуждала как раз опасность быть замеченным, и это было известно Дейдаре не понаслышке – ему, старожилу этого квартала, доводилось экспериментировать со всяким.
- Нам на лифт, - шепнул он Итачи, предварительно прислушавшись и убедившись, что в темноте не раздаётся никаких подозрительных шорохов и стонов, могущих свидетельствовать, что они здесь не одни.
Когда они прокрадывались, боясь наделать лишний шум, мимо окна, свет от уличного фонаря осветил лицо Итачи, и красные линзы в его глазах сверкнули при этом так, что Дейдару невольно бросило в холодный пот – показалось, перед ним сейчас предстал демон.
- Что? – словно почувствовав, как задрожало его тело, шепнул его спутник вопросительно и нажал на кнопку вызова лифта.
Дейдара отмахнулся, хотя его движение вряд ли было замечено в темноте:
- Просто… Зачем ты линзы носишь? Тебе, конечно, в них клёво, но не ночью, чёрт побери. Я чуть в штаны не наложил, честное слово.
- Ненавижу цвет своих глаз, - кратко бросил Итачи и, когда открывшаяся пасть лифта облила его бок тёплым жёлтым светом, повернулся к нему с совершенно неуместной игривой улыбкой на лице: - А красные – потому что, как ты выражаешься, мне в них клёво.
Дейдара опустил голову и первым вошёл в лифт:
- Да ну тебя.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 4
День: 7
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Замечание к этой главе: автор не разделяет негативного отношения Итачи к БДСМ-субкультуре.
Глава 28
Воскресенье 16 мая
Пока что всё шло неплохо. Он пришёл ровно в девять, дверь ему открыл чем-то очень озабоченный Намикадзе-сан и, коротко бросив, что сын возится с завтраком, умчался к себе в кабинет. Саске не стал расспрашивать, из-за чего такой переполох, и просто свернул на кухню. У дальней её стены над электрической плитой склонился Наруто в ожидании, пока в джезве поднимется кофе. На голове его были надеты стереонаушники, в которых музыка ревела так громко, что отголоски доносились через всю комнату к Саске. Похоже, о приходе последнего он не знал, так как беззаботно пританцовывал в такт песне, мурлыча под нос слова, и только когда кофе был готов и он развернулся к столу с джезвой в руках, гостя наконец-то заметили.
Саске очень надеялся, что в разговоре не всплывёт тема их вчерашней беседы, опасаясь проницательности Наруто. Часть его, впрочем, этого даже хотела, потому что выносить терзающие изнутри сомнения уже едва хватало сил. Иная же его сущность, твердившая вчера Джуго, что ему не нужны эти неправильные чувства, стояла на своём – и Саске знал, что уступит ей и будет молчать, сколько это возможно. Он будет молчать, пока не определится с тем, действительно ли Наруто тот, ради которого стоит переворачивать весь свой мир вверх дном.
Намикадзе-сан, забегающий время от времени проверить, всё ли у них в порядке, в суматохе сообщил ему, что Хатаке Какаши возвращается к нему в фирму, но он пока ещё не решил, радоваться этой новости или нет – оттого и весь переполох. Кроме того, вскорости должен был вернуться домой дядя Обито, и по этому поводу Намикадзе-сан тоже почему-то переживал, упомянув лишь вскользь некую Рин. Это имя Саске уже доводилось раньше слышать, однако дядины сердечные дела волновали его сейчас, пожалуй, меньше всего, поэтому все намёки начальника он пропустил мимо ушей.
После кофе Наруто повёл его в подвальное помещение, где располагался подземный гараж для жильцов. Саске, не разделяющий любви большинства мальчишек к крутым автомобилям, тем не менее, оценил по достоинству чёрную Toyota Yaris, которую, как объяснили ему чуть позже, Намикадзе-сан презентовал сыну на шестнадцатилетие. Внутри салона пахло свежестью и ещё чем-то сладким, что сходу определить у него не получилось.
- Ну что, поехали? – улыбнулся ему Наруто, запрыгивая на водительское сиденье. Щёлкнули ремни безопасности, в руках водителя сверкнули ключи – и минуту спустя они уже выезжали из огромного подвального гаража, освещаемого бледным светом электрических лампочек, на улицу. С погодой им сегодня повезло: солнце светило вовсю, на ярко-синем небе не было ни одного облачка, а жару отгонял лёгкий утренний ветерок. Наруто попросил его включить какую-нибудь музыку, и вскоре тишину в салоне разбавило звучание любимой ими обоими музыкальной группы.
Пока всё шло неплохо, да. До тех самых пор, когда Саске вдруг не пришло в голову перечислить в уме, все ли необходимые вещи для фотосъёмки он прихватил с собой из дома. И тут его как током ударило: аккумулятор. Чёрт возьми, он взял всё, даже не забыл поменять объектив на другой, лучше подходящий для портретной съёмки, а проклятый аккумулятор остался дома, на зарядке!
- Наруто, - позвал он несмело, чувствуя себя при этом полнейшим идиотом.
На него бросили короткий взгляд, после чего парень вновь уставился на дорогу, и только тут Саске обратил внимание, насколько напряжённым выглядит его спутник: голова вжата в плечи, лицо сосредоточено, глаза широко открыты и блуждают по дикой траектории, словно боясь упустить какую-нибудь мелочь на дороге.
- Что? – бросил Наруто, крепче сжав руки на руле.
- Я… - Саске провёл языком по пересохшему верхнему нёбу. – Мы могли бы ненадолго заехать ко мне? Я одну вещь важную забыл… аккумулятор.
- Хорошо, - блондин с явным трудом оторвал одну руку от руля и клацнул по GPS-навигатору, тот пискнул, экран зажёгся. – Вводи адрес, я Коноху плохо знаю.
Пришлось повозиться с новой навороченной техникой, но в итоге наикратчайший путь был вычислен и автомобиль, изменив направление, помчался в сторону его дома.
- Я сейчас позвоню узнать, есть ли кто дома, - вспомнив, что родители собирались в гости к родственникам, решил Саске и, достав телефон, набрал мамин номер. Та ответила ему почти сразу. – Алло, мам, вы с папой дома?
- Нет. То есть, я дома, - защебетала счастливая мама в трубку, - а папа пошёл в гости сам. Тут Итачи пришёл, ты когда вернёшься?
- Итачи?.. – Саске покосился на Наруто. Тот будто ничего и не слышал. – С ним всё в порядке?
- Да, всё отлично! Я тут пеку его любимое печенье, мы сидим на кухне, болтаем. Ты поторопись, а то ему нужно скоро уходить!
- Ма, - неуверенно протянул парень, - я уже договорился с другом, мы сейчас едем фотографировать на природу, мне только аккумулятор забрать…
- Так приходи вместе с другом, тут на всех хватит! – обрадовалась Микото.
- Ну, ма! Мы спешим.
- Ничего не желаю слушать, приводи своего друга, я его угощу – и можете уезжать хоть на край света. Всё, жду!
Саске положил трубку и в нерешительности посмотрел на Наруто. Тот, не отрывая взгляда от дороги, спросил:
- Всё нормально?
- Ну, как сказать? Тебе придётся подняться вместе со мной и попробовать маминого печенья, она настаивает. Извини.
- А не рановато меня с мамой знакомить? – хмыкнул Наруто, скосив взгляд на экран GPS-навигатора. - Скоро уже подъедем…
Всё внутри Саске разом окаменело. Не до конца веря в то, что слух его не подвёл, он повернул голову в сторону водителя – тот, по всей видимости, не нашёл ни капли необычного в своих словах: лицо его было сосредоточенно нахмурено, но вовсе не из-за раздумий, как выкрутиться из странного положения, - нет, он вглядывался в карту на прямоугольном экране, наверняка пытаясь понять, ту ли дорогу выбрал.
- Направо, - подсказал Саске на автомате, всё ещё ожидая от собеседника хоть какой-то реакции, однако тот, будто намеренно издеваясь, не показывал интереса ни к чему, кроме поиска верного пути. – У третьего подъезда тормозни, - добавил он, устало вздохнув.
Наруто послушно нажал на тормоз и заглушил двигатель.
***
Он не был уверен, что знал, зачем пришёл сегодня домой. По договорённости, на время операции он обязан был прервать все связи с родными и квартироваться у дяди, пока тот пропадал в Америке, поэтому, находясь здесь сегодня, он нарушал данное Орочимару слово. Но сегодняшней ночью, когда он лежал в нагретой собственным телом кровати и, бесцельно глядя в потолок, мечтал хотя бы о мимолётном забытьи, проклятое предчувствие заставляло его держать глаза открытыми и всё время возвращало сознание к этой навязчивой мысли: перед тем, как идти с Дейдарой на их тайное задание, он должен повидаться с семьёй.
Попрощаться?.. Нет, он не хотел думать об этом, от этого слова в груди просыпалась разъедающая душу боль, и он усилием воли отгонял неугодные выводы прочь. Всему виной было обыкновенное волнение, ведь это нормально, совершенно нормально, ничего сверхъестественного. Убедив себя в этом, Итачи успокоился, расслабился – и вскоре ему наконец-то удалось погрузиться в тревожный сон-полудрёму.
Ему снилось, что у него не было глаз. Он водил пальцами по тонкой плёнке век, покрывающих пустующие ямы глазниц, но вот что странно: боль была такой, словно глаза всё ещё оставались на месте, просто не видели – и всё. Не видели – со всеми бывает. И провалы в глазницах тоже ничего не значили, ведь несуществующие органы не могли болеть, верно?..
Очнувшись в начале восьмого утра, напуганный и взмыленный, Учиха Итачи первым делом поднёс ладони к лицу. Глаза были на месте. Не успев испытать облегчение от этого факта, он осознал кое-что другое: ему как никогда сильно хотелось вернуться домой, в родную квартиру, обнять маму, родную, тёплую, всё понимающую мамочку, улыбнуться Саске и, может быть, даже сказать пару добрых слов отцу…
Дома он застал только родителей. Увидев его, папа, одетый в свой парадный костюм, вмиг посуровел и, бросив жене, что ждёт её внизу, покинул квартиру. Мама же, наоборот, вся расцвела, тут же усадила его за стол и, не дав даже толком объясниться, заявила, что его сыновний долг – остаться здесь, с ней, хотя бы на пару часов, а отца она отправит в гости и одного. «Он всё равно только о своей полиции и будет болтать, мне там делать нечего», - бросила она легкомысленно, набирая на мобильном номер мужа. Поддаться желаниям матери, хранительницы уюта в их доме, по которому он так сильно соскучился в последнее время, было, скорее, удовольствием, чем обязательством, и Итачи остался.
У мамы получалось делать всё одновременно и очень быстро, оттого вскоре он уже был в курсе последних событий, произошедших в семье Учиха, пока он был занят работой, а из духовки доносился соблазнительный запах его любимого печенья. Когда позвонил Саске, Итачи, хоть и удивился, узнав от мамы, что зайдёт он ненадолго и вместе с каким-то своим другом, однако был рад возможности хотя бы увидеть младшего брата. Что это был за друг, он догадался не сразу – в суматохе этой недели он совершенно забыл и о непростом испытании, через которое проходил сейчас Саске, и даже о существовании Наруто. И только когда мама, побежавшая открывать дверь, вернулась в кухню с непередаваемо озадаченным лицом, его словно озарило. Зашедший минутой позже Саске, смущённый и явно нервничающий, лишь подтвердил его догадки.
- Привет, - улыбнулся брат скупо, и взгляд его на миг потеплел – впрочем, тут же вновь посерьёзнев. Он повернулся в сторону прихожей и позвал: - Проходи.
Наруто уже где-то успел загореть: его лицо и руки чуть потемнели, а вот на шее, открытой из-за чёрной майки, отчётливо была видна линия загара – аккурат по округлый ворот футболки. Похоже, затея с посещением не особо ему нравилась: он, пытаясь скрыть смущение, засунул руки глубоко в карманы голубых джинсов, оглядывал всё вокруг несмело, а на хозяйку вообще старался лишний раз не смотреть, будто опасаясь, что излишнее любопытство приведёт к его изгнанию из чужого дома.
- Садись, - бросил ему Саске и отодвинул от стола один из табуретов. Наруто сел, послав извиняющуюся улыбку сидящему напротив Итачи, и, ссутулившись, замер.
- Наруто-кун, - решив подбодрить немного парня, позвал Итачи приветливо. – Рад снова видеть тебя.
- Здравствуйте, - промямлил гость в ответ, неловко потупился и принялся ёрзать ладонями по коленям.
Саске постоял немного в нерешительности, затем всё же поспешил в комнату, бросив на ходу:
- Я мигом!
Итачи перевёл настороженный взгляд на маму: та была якобы полностью увлечена тем, что переносила горячие кругляшки печенья с противня на тарелку, но напряжённая поза выдавала её с головой. Решив не испытывать судьбу темами, на которые ему, ввиду влюблённости брата, хотелось когда-нибудь поговорить с Наруто, он выбрал самый нейтральный вопрос, который пришёл ему в голову:
- Что вы сегодня планируете делать?
Наруто с явным усилием поднял голову, и Итачи не без тени удовольствия заметил алеющий на его щеках румянец.
- Ну, мы… за город собрались. Саске хотел пофотографировать меня… в смысле, ну, моделью чтобы я у него побыл… вот…
Мама поставила на середину стола тарелку с печеньем, а сама присела рядом с Наруто, и выражение её лица – радушное и в то же время какое-то напряжённо-внимательное – Итачи очень не понравилось.
- Пожалуйста, угощайся, Наруто-кун, - она подвинула полную тарелку ближе к гостю, тем самым смутив его ещё больше. – А знаешь, ты мне очень сильно напоминаешь одного человека, Намикадзе Минато его зовут. Ты, стало быть, его родственник?
- Угу, - кивнул Наруто и, прожевав, добавил: - Сын. Очень вкусно, Учиха-сан, прямо объедение. Я в жизни такого домашнего печенья не ел.
- Правда? – Микото расплылась в улыбке, и подозрительность в её взгляде как по волшебству отступила.
Итачи расслабился: подсознательно пареньку удалось нащупать и потянуть за нужную ниточку – уж теперь, когда мамину стряпню оценили так высоко, она попросту не сможет относиться к Наруто плохо, он знал это точно. Атмосфера за столом тотчас переменилась.
- Правда-правда, - убеждал откинувший былое стеснение гость и в доказательство своих слов утянул с тарелки ещё одно печенье. – У меня папа только основные блюда готовит, а сладости – это не его профиль. А вы прямо мастерица, Учиха-сан, я даже рад, что Саске забыл этот свой аккумулятор. Только ему не говорите, пожалуйста.
Микото, совсем раздобрев, расхохоталась и, пунцовая от комплиментов, залепетала что-то про семейный рецепт. Дверь спальни внезапно отворилась, и оттуда выглянул Саске. Итачи вовремя поймал его непонимающий взгляд, в котором уже можно было видеть проблески наступающей паники, и успокаивающе кивнул – по крайней мере, он очень надеялся, что кивок этот хоть сколько-то убедил брата не переживать.
- Саске! – благодушно позвала мама, всё ещё похихикивая, совсем как молоденькая девчонка. – Садись, тоже попробуй. И почему ты от нас своего замечательного друга прятал всё это время? Наруто-кун, - обратилась она к гостю, положив руку ему на плечо, - приходи на следующих выходных в гости, только Саске скажи, пускай заранее предупредит, я что-нибудь для тебя сделаю. Ты вагаси любишь?
- Обожаю, - невнятно пробормотал Наруто, едва справляясь с полным ртом сладкого угощения. – Особенно такие, знаете, кубики желеобразные, где фрукты ещё внутри.
Мама подмигнула ему заговорщицки и шепнула:
- Договорились.
А вот это уже было откровенно смешно: хохочущая, как школьница, мама, сыплющий комплиментами Наруто, всего минуту назад не знавший, куда себя девать от дискомфорта, и – что венчало всю эту странную картину – вытянутое лицо безмолвствующего Саске. Итачи похвалил себя за то, что всё-таки послушал собственное чутьё и явился сегодня проведать семью – что ни говори, а хотя бы ради этой сцены прийти стоило. И внезапно в груди парным молоком разлилось приятное ощущение, что у него всё будет хорошо: их с Дейдарой план удастся, тяжёлые времена на работе пройдут, даже с отцом они непременно когда-нибудь помирятся. И у Саске всё обязательно будет так же хорошо, если не лучше – поймав пару взглядов Наруто в сторону его брата, он сразу понял, что нет никакого третьего, и, если только Саске не сглупит, сердце этого чудесного солнечного паренька, который так полюбился их маме, может принадлежать всецело ему.
Он протянул руку к тарелке с печеньем и с улыбкой откусил кусочек. Сразу вспомнилось детство – чудесная пора, когда маленький мирок их трёхкомнатной квартиры казался огромным-преогромным, а папа с мамой представлялись самыми умными и красивыми людьми на планете. В воскресное утро тот из братьев, кто просыпался первым, обычно прокрадывался на кухню и, пока мама не видела, проворно шарил по столу и обычно находил в одной из тарелок, прикрытых полотенцем, какую-нибудь приготовленную мамой сладость – свежую, пахнущую так, что можно с ума сойти от радости. Счастливец, нашедший клад, тут же торопился юркнуть обратно в спальню, чтобы разбудить брата-сообщника и поделиться прекрасной новостью: «Там пирожки!» или: «А мама сделала рисовые лепёшки! Айда пробовать!». Прекрасные, далёкие времена…
Вскоре Саске, так и не пришедший в себя от шока, буркнул, что им нужно успеть застать нужный свет для фотографий, и едва ли не силком утянул Наруто прочь из кухни, вызвав тем самым мамино недовольство и улыбку у Итачи. Когда парочка путешественников отправилась на свою загородную фотосессию и они с мамой вновь остались одни, молодой человек вдруг задумался: увидела ли мама в поведении младшего сына то, что увидел он? И если да, то будет ли она переживать по этому поводу? Он тут же одёрнул себя: конечно же, будет – чёрт, да она с ума сойдёт, когда обо всём догадается. Однако прямо сейчас настроение у Итачи было слишком хорошим, чтобы предаваться подобным безрадостным мыслям – они попросту не задерживались у него в голове.
- Этот Наруто, - услышал он мамин голос и обернулся. Микото, стоя к нему спиной, вытирала полотенцем тарелки. – Он, вроде бы, хороший мальчик, правда?
- Да, очень хороший, - подтвердил Итачи, ещё не чувствуя подвоха.
Мама помолчала некоторое время, затем продолжила задумчиво:
- И хорошенький тоже.
В тоне её не было ни капли осуждения, и Итачи с облегчением решил, что, возможно, даже если его мать и раскусила Саске, ничего страшного не произойдёт – уж слишком её очаровал этот Узумаки. Однако с выводами спешить не следовало.
Итачи сделал безразличный вид и, когда мама обернулась к нему с тревогой во взгляде, протянул:
- Не знаю, не заметил.
Микото вздохнула чуть раздражённо, быстро подошла к столу с тарелкой в руках и, грохнув ею об стол, села напротив сына и заглянула ему в глаза – пытливо и просяще, как умела только она.
- Итачи, ты ведь сказал бы мне, если бы знал?..
- Мам, - перебил он её с нажимом. – Пускай сам разбирается.
Она прижала к груди полотенце, будто какую-нибудь ценную реликвию, и покачала головой. Из её груди вырвался тяжкий вздох:
- Но ведь… а Наруто такой хороший мальчик… Послушай, может быть, он просто хочет быть, как ты? Что в детстве постоянно за тобой тянулся, так и сейчас. Как думаешь?
Подобная наивность заставила его рассмеяться.
- Ма-ам, - позвал он с шуточным укором, - ну что ты такое говоришь?!
- Я же не знаю, как там оно происходит! – обиделась женщина. – Может, пройдёт это у него, кто знает?
- Пускай сам определяется, мама, давай не будем лезть, - предложил он примирительным тоном и, накрыв её ладонь своей, слегка сжал.
На встревоженном лице, ещё таком моложавом и привлекательном, появилась слабая улыбка.
- Ну, хорошо.
- Вот и славно. – Он вернул ей улыбку и взял с тарелки ещё тёплое печеньице. – Вкуснятина, мам, как всегда.
***
На протяжении всего путешествия Гаару не покидало ощущение, будто каким-то магическим заклинанием его занесло в другой мир – не враждебный, но и не родной, уютный, в котором привык жить настолько, что даже прекращаешь замечать его вокруг. Ли же, казалось, наоборот – дышал этим миром, впитывал его звуки и краски, сливался с ним. Хоть он и вырос здесь, теперь его тоже можно было назвать чужаком, и именно так они, верно, выглядели в глазах жильцов этого района – они были двумя иноземцами, нарушителями, и цель их прихода была неизвестна никому.
Только сейчас Гаара в полной мере осознал, насколько в самом деле отличается от так называемых обывателей – тех жителей Конохи, которые день ото дня поднимаются по звонку будильника в определённое время, чтобы идти на скучную работу, а вернувшись вечером, получают свою порцию интересных катастроф из блока новостей, обсуждают до полуночи с супругой на кухне повышение налогов и то, как их дети быстро растут, а потом ложатся спать в тесной спальне с тонкими стенами – всё лишь для того, чтобы проснуться завтра под точно такой же звонок будильника. Здесь обитали так называемые винтики механизма, большинство из которых были безликой массой в толпе. Всего лишь винтики, и жизнь у них была – как у всех, и мечты их посещали – тоже как у всех. А тех из них, кто проснулся и захотел разукрасить эту опостылевшую картину, называли сумасшедшими, бунтовщиками, идеалистами, которым промыли мозги… Только вот чьи мозги были промыты на самом деле?
Теперь Гаара начал понимать, что имела в виду Тен-Тен, когда в шутку жаловалась на своих соседей, обзывающих её чертовкой. И, хоть они только пришли сюда, ему внезапно до жути сильно захотелось обратно, в квартиру Ли, с недавних пор приобрётшую статус зоны комфорта, или к себе домой, или, что ещё лучше, к Наруто. Но то, что они собирались сделать, было важным – не столько для него, сколько для них как пары, и эта важность перечёркивала ощущение непринадлежности к окружающему миру, как и неприязненные взгляды жильцов – уж это-то его не сломает.
Тен-Тен ждала их. Она уже несколько лет была единственной обитательницей небольшой двухкомнатной квартиры, оставленной ей переехавшими в другой конец города родителями, поэтому своим визитом они никого не потревожили. Дома девушка не носила своей обычной причёски в виде двух хвостиков-ушек, а просто завязывала их сзади резинкой, кроме того, без привычных кожаных штанов и куртки узнать её было непросто – Гаара против воли вытаращил глаза, увидев на байкерше самую что ни на есть простую светло-серую хлопчатобумажную майку и такого же цвета шорты.
- Да, это я, - скривилась на его немой вопрос Тен-Тен и сделала шаг назад, пропуская гостей внутрь.
С Ли они обменялись тяжёлыми взглядами, смысл которых Гаара не понял, затем Ли протянул ей руку, и она, помедлив немного, пожала её. Только после этого он переступил порог квартиры подруги.
Разговор вышел непростым. Порой Гааре казалось, что ещё секунда – и он не выдержит, поднимется и уйдёт отсюда к чёртовой матери, однако каждый раз, когда он вот-вот готов был сорваться, рука Ли под столом сжималась на его колене – и он, стиснув зубы, оставался на месте, утешая себя мыслью, что всё должно скоро кончиться. Гаара знал, что Тен-Тен прекрасный спорщик, но ему даже в голову не приходило, что она когда-нибудь испробует своё мастерство на нём. Каждая её фраза – невинная, на первый взгляд, - попадала в самую точку, выбивала землю у него из-под ног, и пока он приходил в себя, Ли, знающий эту девушку куда лучше, приходил на помощь с должным ответом, а он вынужден был молчать, глотая встающие в горле комки обиды, и готовиться к новой атаке. Это действительно напоминало поле боя, и хотя Гааре обычно нравилось соревноваться в остроте ума и силе слова, в этот раз он явно почувствовал себя лишним – точно он был застрявшим меж двух жерновов камешком и из-за него все искры и скрежет.
Наконец, когда обе стороны, похоже, попросту устали от войны, Тен-Тен первая вздохнула:
- Ладно, Ли, если ты у меня прямо такой упрямый… Хорошо. Будет вам помилование.
- Вот уж спасибо, - хмыкнул он иронично, - ты сегодня чрезвычайно щедра.
- Да я вообще золотце!
Она улыбнулась, он ответил такой же улыбкой – облегчённой и чуточку лукавой, и наблюдавший их противостояние со стороны Гаара внезапно понял: войне подошёл конец. Он не был уверен, что должен чувствовать по этому поводу, потому что победа, если она кому-то и принадлежала, его заслугой уж точно не являлась. Ли повернулся к любимому и, словно забыв, что они не одни, провёл нежно ладонью по его гладкой щеке, будто спрашивая, что его беспокоит. Гаара выдавил из себя улыбку, коснулся губами кончиков его пальцев – «ничего, всё в порядке». В последние дни они всё чаще общались именно так – без слов, одними движениями, и эта их маленькая игра захватывала обоих. Ли всё не отводил взгляда, смотрел пристально ему в глаза, и Гаара мог поклясться, что слышит в своей голове, о чём тот сейчас думает. Интересно, задался он внезапным вопросом, а если он ответит, его услышат?..
- Ну всё, всё, вы меня подкупили! - раздалось умилённое с другой стороны стола. Развернувшись, любовники в упор посмотрели на хозяйку квартиры – та, чуточку покрасневшая, ухмылялась во всю ширину рта, а в её огромных карих глазах прыгали донельзя знакомые чёртики. – Вы слишком миленько смотритесь вместе, чтобы мне на вас жаловаться, честное слово!
Ли облегчённо рассмеялся, привлёк возлюбленного к себе за плечи и поцеловал в висок:
- А мы уж думали вчера, ты с ножом на нас кидаться будешь.
- На вас?! – Она изобразила руками какой-то сумбурный каратистский жест. – Вот уж чего не дождётесь, мне моя жизнь ещё дорога! И потом, если б я хотела вас убить, то назначила бы встречу на каком-нибудь перекрёстке, а потом попросту переехала бы вас мотоциклом. Раза три-четыре.
- Не надо! - театрально захныкал Гаара, схватившись за своё лицо. – У тебя, безумная женщина, совсем не развито чувство прекрасного, что ли?
На этот раз смеялись все – от доброй шутки, от облегчения, что всё кончилось и можно снова быть друзьями, от того, как между ними троими вновь заструилось тепло.
- Ой! – вдруг вздохнула Тен-Тен, прикрыв округлившийся рот ладошкой. – Я ж забыла совсем!
- Что? – спросил Ли, мигом насторожившись.
Девушка послала ему извиняющуюся улыбку, потянула за резинку на волосах – и стала для Гаары совсем неузнаваемой.
- Я тут… Ты только не убивай меня, ладно? Я злая была на вас, ясно?
- Что? – повторил Ли спокойно, и его ладонь на плече Гаары сжалась.
- Ну… Я сказала сенсею про вас, - наконец сдалась Тен-Тен и тут же нырнула под стол, будто боясь, что в неё полетит что-нибудь тяжёлое и смертоносное.
Гаара скосил взгляд на своего любовника: по его лицу сейчас невозможно было прочесть абсолютно ничего – расстроен ли он, разозлён ли, и смутное чувство, подавшее голос с края сознания, подсказывало, что это – всего лишь искусная маска. Ему уже приходилось видеть её раньше – несколько дней назад, когда они крепко поссорились в додзё.
- Тен-Тен, - произнёс Ли твёрдо, глядя на вжавшую голову в плечи подругу, - ну-ка позвони ему и скажи, что мы сейчас к нему зайдём.
- Да ты что, с ума сошёл? – почти в один голос закричали они с Гаарой.
- Я – нет, - покачал Ли головой в ответ, - просто не хочу, чтобы он переживал. Мы придём, я ему всё объясню, и всё будет хорошо.
- А потом он меня скинет с балкона, - мрачно заключил Гаара, понурившись. – Нет, Ли, мы так не договаривались, я только на Тен-Тен согласие давал!
- Да ничего он с тобой не сделает, крашеный, расслабься, - отмахнулась девушка, ища в телефонной книжке номер учителя. – Максимум – отжиматься заставит и приседать пятьдесят раз. Ты ж спортсмен, что, не справишься?
Гаара только разочарованно выдохнул:
- Много ты знаешь…
***
- И что мне делать?
Саске опустил фотоаппарат, чтобы не смотреть на него через стекло объектива. В роли модели Наруто явно чувствовал себя неловко: он переминался с ноги на ногу, дёргал нервно за край майки и никак не мог найти себе места среди высоких, покрытых сочными молодыми листьями деревьев. Рядом в радиусе, по меньшей мере, километра никого не было: они специально проехали зону, которую горожане облюбовали для семейных выездов с пикниками, и оказались на территории, докуда обычно добирались только желающие побыть наедине с природой – практикующие техники созерцания, художники, просто путешественники.
Саске это место нравилось, в первую очередь, своей уединённостью. За те несколько раз, что он приезжал сюда фотографировать, ему не повстречалось ещё ни одного человека, поэтому прогулку по этим местам, вдали от суеты цивилизации, от приевшихся звуков города, он считал наилучшим способом запастись зарядом свежей энергии и как следует отдохнуть. Помимо этого, в выбранном им лесу было много клёнов самых разных видов, а эти деревья очень нравились ему своими широкими пальчатыми листьями и интересными узорами теней, которые эти листья отбрасывали на землю.
Они оставили автомобиль на дороге и углублялись в лес около получаса, блуждая там, пока Саске наконец не вывел их на свою любимую поляну. На ней росли в основном только клёны, а трава была такой высокой, что в отдельных местах доставала до самого пояса, в зелени разнотравья просматривались высокие маленькие цветочки – в основном, жёлтые и красные, - глядя на которые, Саске каждый раз зарекался сорвать перед уходом парочку и посмотреть потом в Интернете, как они называются, но постоянно забывал.
Наруто смотрел на него выжидающе, и в волосах его, совсем как живая, шевелилась тень от колышимых ветром листьев дерева, под которым он стоял, а глаза приобрели насыщенный синий цвет. Саске кашлянул в кулак, надеясь скрыть накатившее смущение, и махнул рукой:
- Я не хочу, чтобы ты делал что-то специально.
- Ага, то есть, рожи не корчить? – улыбнулся блондин игриво.
- Не надо. Лучше просто… Веди себя, как обычно себя ведёшь.
- Это как?
- Ну, рассказывай мне что-то, можешь прохаживаться неспеша, где тебе захочется, а я уже по ходу дела буду тебя координировать. Но вообще-то я хотел сделать именно живые фотографии, а не подстроенные, понимаешь?
- Не совсем, - протянул Наруто неуверенно, - но я ведь не фотограф, моё дело маленькое. Итак, рассказываю. Что ж тебе рассказать-то?..
Выходило именно так, как Саске планировал, а задумывал он незаметно вызвать у Наруто такое состояние, когда он забывался, увлечённый историей, и тогда начинало излучать внутренний свет всё его красивое лицо. Фотограф в нём мечтал каким-то образом запечатлеть на снимке эти живительные лучи, которые ещё задолго до его осознания добрались до его сердца и полонили его. Ему ни к чему была идеально загримированная кукла в шикарном костюме – нет, в подобном искусстве он не видел жизни. Жизнь, по мнению Саске, била ключом из человеческих душ, и умение поймать и увековечить моменты раскрытия чужого сердца он считал воистину великим мастерством творящего фотографа. Профессионалом такого ранга он себя не считал, но идея бросить вызов своему умению засела в его голове слишком крепко, чтобы не попробовать. Помимо этого, во всей сегодняшней вылазке имелась и личная выгода, признавать которую было неловко, но необходимо. Иметь у себя фотографии Наруто – такого, светящегося радостью и теплом, удивительного человека – было заманчивой идеей, ведь, если смотреть на вещи реально, Саске не знал, сколько ещё продлится их общение, расскажи он о своих чувствах… Если его ждёт худший сценарий развития событий, в качестве утешения у него останутся фотографии – кусочки мира из того времени, когда всё ещё было хорошо, и можно было сколько угодно любоваться этой улыбкой, не боясь быть осуждённым.
Похоже, Наруто понял, что от него требовалось, и идеально справлялся со своей задачей: он неспешно бродил между невысоких деревьев, такой обыкновенный в своих майке и джинсах и в то же время ни на кого не похожий, он жестикулировал в своей обычной манере, смеялся, жмурился, когда солнце попадало ему в глаза, и заходил поглубже в тень, где из-за лёгкого ветерка по его лицу сразу же начинали двигаться диковинные тени-лапки от кленовых листьев. Саске слушал вполуха: его внимание было поглощено выискиванием нужного кадра, и он так боялся пропустить какой-нибудь, что не отнимал фотоаппарат от лица и держал напряжённый палец на кнопке.
- …вот, он меня позвал чай с ним пить, а потом и говорит, мол, наверное, у вас с Саске друг на друга какой-то редкий вид аллергии, - донёсся до него сквозь возведённый барьер сосредоточенности голос Наруто. – И после этого рассказал, что мы с тобой, оказывается, раньше были знакомы.
- Что? – бросил Учиха, глядя на него через объектив. – С какой это радости? Я не помню.
- Так и я не помню, - хихикнул Наруто, перемещаясь глубже в тень. – А он говорит, было. Нам тогда по шесть лет или около того должно было быть, и мы из-за чего-то сильно поссорились и подрались, но из-за чего – он не знает, потому что в это время они с твоим братом и дядей были внизу, на первом этаже нашей квартиры. После того случая, говорит, решили нас больше не сводить.
Саске почувствовал себя так, будто его только что ударили чем-то тяжёлым по голове. Руки опустились сами собой, и он посмотрел на Наруто теперь уже открыто, не через объектив. Похоже, по лицу его сейчас можно было прочесть всю степень его изумления, потому что блондин взволнованно нахмурился:
-Что такое?
Голос поначалу не слушался, горло перехватила сухая лапа, но Саске всё же сумел выдавить из себя:
- Сколько, говоришь, лет нам было?
- По шесть примерно, - пробормотал Наруто, всё ещё глядя на него с беспокойством. – А с тобой всё в порядке? Ты как-то покраснел…
Саске приложил ладонь к лицу: щека горела. Он тяжело сглотнул и уставился на парня, всё ещё не веря в то, что услышал:
- Так это был ты!..
Если Наруто не обманывал и действительно начисто забыл ту первую встречу с младшим представителем семейства Учиха, то последнему повезло куда меньше – история достаточно долгое время преследовала его впечатлительную мальчишескую душу, и даже до сих пор время от времени всплывала в его сознании давним стыдом. Безусловно, с годами детали начали выветриваться и забываться, поэтому, если бы не сегодняшнее упоминание Наруто, то светловолосый мальчишка, с которым у него был первый в жизни поцелуй, так и остался бы в его памяти безымянным персонажем из прошлого.
Сейчас, однако, он начал припоминать некоторые мелочи и сопоставлять их с реальностью. Тот добрый дяденька, который накормил их с Итачи красивыми сладостями, ведь был светловолос, как и его сын, а сидели они все вместе поначалу в гостиной на первом этаже – только тогда расстановка мебели была чуть иной, да и сама квартира, если он припоминал верно, имела несколько иной вид. А заваленная игрушками детская, должно быть, нынче стала комнатой Наруто. А светловолосым мальчишкой, поцеловавшим его, был…
- Что ты вспомнил? – протянул подозрительно тот, который когда-то был тем самым мальчишкой.
Саске продолжал пялиться на него широко открытыми глазами, попросту не справляясь с масштабами мыслей, кружащих сейчас по его сознанию. Если вездесущее и исполняющее волю вселенской мудрости веретено судьбы начало сплетать их жизни вместе ещё тогда, то стоило ли удивляться всем тем совпадениям, что предначертали их новую встречу? И если всё действительно было решено уже давно, могло ли это значить, что те чувства, которые изводили его на протяжении последних дней и от которых он так рьяно открещивался, на самом деле?..
- Да, я вспомнил, - произнёс он ровным тоном, стараясь держать себя в руках. – Но там ничего такого не было, правда. Обычная встреча.
- По тебе сразу и видно, что обычная, - хмыкнул Наруто насмешливо. – Слушай, ну расскажи, мне же интересно!
Саске отвёл взгляд в сторону. Рассказывать о поцелуе он, конечно же, не собирался, тем более что на самом-то деле мальчишка ничего такого не имел в виду, когда чмокнул его в губы, нижнюю из которых черноволосый гость прикусил до крови, неудачно приземлившись после очередного безумного прыжка в запале игры. Саске помнил, как залился краской и как запылали уши, как он посмотрел удивлённо на своего игрового партнёра, не зная, как реагировать на такой жест – а тот смотрел на него искренне и встревоженно, затем спросил: «Ну что, прошло?». Уже позже, может, через год, Саске понял, что крылось за подозрительными действиями мальчишки. Понял он это, когда увидел, как в парке на игровой площадке девчушка поранила коленку, а подбежавшая мама, чтобы дочка прекратила плакать, увещевала её: «Вот сейчас я поцелую, и всё пройдёт», после чего касалась губами больного места – и ребёнок, как по волшебству, забывал про слёзы. Помнится, тогда маленького Саске как током прошибло – вспомнился белобрысый мальчишка, откровенно не понимающий, из-за чего он вдруг накинулся на него с воплями и кулаками. И стало так стыдно!..
Правда, до наступления этого откровения Саске всерьёз переживал насчёт того поцелуя и вскоре, измученный душевными метаниями, рассказал обо всём старшему брату. Итачи, узнав правду, строго-настрого запретил ему выбалтывать об этом кому-либо из приятелей и уж тем более маме и папе – вспоминая об этом сейчас, Саске решил, что брат наверняка переживал больше за собственную репутацию среди мальчишек во дворе, чем за него. Что ж, возраст диктует круг интересов, с этим ничего не поделаешь.
- Са-аске-е.
Он очнулся и поднял взгляд – Наруто стоял совсем рядом и, скрестив руки на груди, неодобрительно хмурился.
- Ты реагировать на меня собираешься?
- Я?
- Ну не я же!
Последовавшая за этим тишина вполне очевидно говорила о том, что рассказывать ничего Учиха не собирается – да он бы со стыда сгорел, заставь его Наруто всё-таки открыть рот!
- Эх, ладно, - наконец сдался блондин и, пройдя мимо него, плюхнулся в высокую траву, расставив руки и ноги в стороны, - не пытать же мне тебя, в самом деле. Как-нибудь потом расскажешь. Ложись лучше рядом, хватит уже на сегодня фотографий.
Не слушающимися пальцами Саске сложил Nikon обратно в чехол, после чего сунул его в рюкзак и сел на траву рядом с блондином, предварительно примяв высокую траву ладонью. Наруто, смеясь, ухватил его за плечо, принуждая лечь.
- Вот так-то, - хмыкнул он удовлетворённо и повернулся боком, чтобы заглядывать ему в лицо. – Слушай, я спросить хотел. Как поживает твой поезд?
- Какой поезд? – удивлённо протянул Саске, не в силах оторвать взгляда от его лица.
- Недавно ты признался мне, что твоя жизнь в последнее время напоминает поезд, пошедший не по тем рельсам, и это тебя пугает. Ты до сих пор это чувствуешь?
Саске всерьёз задумался над вопросом, хотя сосредоточиться, когда его тайный возлюбленный находился в такой близости от него, было крайне нелегко. Если не брать во внимание сердечные проблемы, то в семье всё было по-старому, разве что добавилась новая причина для волнения – Итачи задумал какое-то собственное расследование и теперь почти каждый день бывает в том квартале, где охотится убийца. Подробностей его плана Саске не знал, но то, что Кисаме-сан был в курсе и помогал ему, вселяло надежду на успех. Впрочем, в памяти его всё ещё были свежи предупреждения Генмы и Хаяте… В отсутствие Итачи маме и папе спорить было не о чем, поэтому в доме в эти дни не разразилось ни одного скандала. Он открылся вчера своим друзьям, и те приняли его, предложив свою помощь и поддержку. А если уж говорить о его чувствах к Наруто… Теперь он уже не сомневался, что встреча их была предопределена где-то там, на небесах, и силами, недоступными для понимания человеческим разумом, но даже сейчас, когда он уверился в том, что его любовь не была ошибкой и значила куда больше, чем просто увлечение, он всё ещё не мог переступить через свои концепции будущего – уютного и стандартного, в котором его ждали бы нежная и ласковая жена, двое детей, хорошо, если сыновей, и дом, в который хотелось бы возвращаться после насыщенного рабочего дня…
- Послушай, - он обратил взгляд на Наруто, который всё это время не сводил с него глаз, - насчёт твоего вопроса… С поездом до сих пор всё сложно, я пока не знаю, едет ли он в пропасть или нет, но думаю, что всё-таки не едет.
Наруто одарил его сверкающей улыбкой и лёг обратно на спину.
- Если я могу чем-то помочь…
- Нет, вряд ли можешь.
- …то пользуйся, потому что я не всегда смогу быть в зоне досягаемости, так сказать.
На этот раз настал черёд Саске приподниматься на локте и заглядывать ему в лицо:
- Что это должно означать?
Голубые глаза, наполовину закрытые веками, заблестели.
- Скорее всего, в конце лета я уезжаю учиться в США. На полгода. Нас с Гаарой пригласил мистер Харви, ты его помнишь, да? Тот американец.
Саске опустил голову в медленном кивке, пытаясь таким образом дать себе время обдумать услышанное. Наруто скоро уезжает – сжалось болью сердце. Он уезжает, и там он будет всё время проводить с Гаарой, это сблизит их ещё больше. А Саске останется здесь, и чёрт бы его побрал, если он знает, как сможет пережить эту разлуку. И если бы он был хоть чуточку решительнее, если бы знал, что Наруто не отвергнет его, склонись он сейчас над его лицом и поцелуй его – всё было бы гораздо проще. Как говорится, или пан, или пропал – одно из двух. Но прямо сейчас, когда любимый, желанный человек находился в такой близости от него, такой красивый, такой запретный… Он не мог заставить себя перейти границу. Не мог.
Такие моменты часто описывают в фильмах или книжках, и в выдуманных историях герой, повинуясь желаниям читателей или зрителей, обычно набирается храбрости и совершает-таки этот из ряда вон выходящий поступок, не боясь последствий. Но в жизни-то всё куда сложнее, чем в какой-то плоской пьеске, в жизни этот несовершённый поцелуй перевернул бы буквально всё, а Саске, как оказалось, ещё не был готов к такому перевороту.
Было очень больно. В груди тянуло, ныло, терзало и раздирало на части душу, и он успел обозвать себя сотней нелестных эпитетов, пока лежал вот так, едва дыша и любуясь милыми чертами, а Наруто прикрыл глаза, свои великолепные магнетические глаза, имеющие над ним странную силу, и, казалось, задремал.
Сколько так прошло времени, он не помнил. В определённый момент это просто прекратилось – и вот они уже шли по лесу, возвращаясь к машине, к цивилизации, и Саске, чуть поотстав, кусал губы и продолжал ругать себя за нерешительность, а его спутник, отчего-то недовольный, всё шагал впереди, ни на секунду не останавливаясь и даже не оборачиваясь. Когда они уже оказались у автомобиля, Наруто задержался у водительского сиденья и пригвоздил Саске к месту цепким взглядом.
- Ты никогда его не сделаешь, да?
- Чего? - не понял он.
Тот только посмотрел на него неодобрительно, затем махнул рукой и залез внутрь. Прежде чем раздался звук закрываемой двери, Саске показалось, он расслышал приглушённое бормотание:
- Не сделаешь шага мне навстречу, придурок.
***
Майто Гай, по случайным наблюдениям Гаары, имел всего два режима: позитива и поучения. В первом он пребывал почти всё время, а второй включал только в тех случаях, когда ленивые студенты отказывались выполнять упражнения на занятиях и им следовало поведать в лекционной форме о важности спорта в жизни любого человека. Направляясь теперь домой к своему преподавателю физкультуры и по совместительству почётному опекуну своего парня, Гаара в полупанической эйфории гадал, в каком из этих двух режимов Гай встретит его. Ведь он: во-первых, был ленивым студентом; во-вторых, являлся виновником трагедии восьмилетней давности; в-третьих, встречался с его обожаемым так называемым любимым учеником, о сексуальных предпочтениях которого Гай узнал только недавно, и, если ему не изменяет память, Ли не говорил, что учитель их одобрил. Что ж, расклад получался со всех сторон «выигрышным», и выходило так, что под режим позитива настроение предстоящей встречи явно не подходило, поучительной лекции здесь было маловато, и оставался только третий вариант – явление нового, доселе не виденного им режима Майто Гая. Получалось, обчёлся он с их количеством, не так ли?
«Режим, - хмыкнул про себя Гаара, нервно похихикивая. – Слово-то какое замысловатое».
Он прекрасно осознавал, что все эти абсурдные размышления корнями уходят в банальный страх и нежелание видеться с человеком, который с недавних пор косвенно стал для него куда большим, чем просто рядовым преподавателем. Насчёт Гая ручаться он не мог, но в нём самом готовности к такой ответственной встрече не было ни капли. Возможно, поэтому в дороге ноги его постоянно путались, словно даже они понимали – странных визитов на сегодня уже достаточно, этот можно перенести и на следующий раз. Однако Ли был непреклонен – ему, уставшему от недоговорок и обменов свежими сплетнями за спиной, захотелось раз и навсегда разъяснить вопрос их взаимоотношений со своей названной семьёй, и не будь Гаара тем, на кого в процессе разборок сыплются шишки, то непременно поддержал бы его в этом намерении, но шкурные интересы, что ни говори, правят миром, и этот случай на исключение не тянул.
- Только помни, - шепнул ему Ли, когда они уже стояли у нужной двери, - говорить буду я.
- Да пожалуйста, - юноша пожал плечами, лихо ухмыльнувшись.
Трюк, однако, не удался – Ли вздохнул, привлёк его на мгновение к себе и успокаивающе погладил по голове:
- Не волнуйся ты так, не съест он тебя.
Дверь с внезапным грохотом распахнулась – влюблённые едва успели отскочить в сторону, - и с порога на них воззрился Майто Гай собственной персоной, сияющий, как новая монета, в своём неподражаемом спортивном костюме и с повязкой на голове такого же зелёного цвета. Его широкая улыбка, казалось, была настолько яркой, что могла затмить солнце.
«А-а, нет, я не ошибся, - протянул ироничный голосок внутри Гаары, - таки два режима у него. Только с какой стати он первый на нас включил?».
- Мой любимый ученик! – кивнул мужчина в сторону Ли, тот, ошарашенный не меньше Гаары, слабо кивнул. Взгляд сияющих радостью неизвестного происхождения глаз переместился на красноволосого. – И бездельничек! Как хорошо, что вы решили зайти, мне как раз не с кем было поделиться последними новостями! Заходите!
Проход моментально освободился, а в коридоре уже маячила широкая преподавательская спина. Двое парней, обменявшись подозрительными взглядами, одновременно ступили внутрь. Из кухни до них доносился звон посуды и голос хозяина квартиры:
- А вы знаете, молодёжь, что такое энергетическая гимнастика тибетских монахов? «Око возрождения», слышали про такое? Наверняка не слышали. А вот я вам сейчас расскажу.
Гай снова возник перед ними с огромным подносом, на котором возвышалась гора фруктов.
- Пойдёмте, - кивнул он в сторону гостиной и тут же скрылся в указанном направлении.
Прежде чем следовать за ним, Гаара потянул Ли за плечо, заставляя наклониться, и зашептал:
- Он всегда так быстро передвигается?
- Только когда очень волнуется, - пожал плечами парень, стягивая кроссовки. – Он и белиберду эту чешет только потому, что не знает, как разговор начинать. Но не волнуйся, я постараюсь его из этого состояния вывести.
Гаара покачал головой:
- Ну, Ли-сенсей, ты меня в это втянул, теперь если не выкрутишься…
- Крутиться надо, да! – подхватил расслышавший конец его фразы Гай, занятый уборкой с дивана завалов в виде книг о здоровом образе жизни, эспандеров, гантелей и прочих спортивных прибамбасов, чтобы освободить место для гостей. – Это первое упражнение такое, двадцать один раз надо по часовой стрелке покрутиться, чтобы запустить работу энергетических вихрей. Ты знаешь об этом, Гаара?
Юноша, не желая показаться невежей, неопределённо передёрнул плечами. Его тут же усадили на диван едва ли не силком и сунули в руки яблоко – он даже не успел опомниться, а шустрый Майто Гай уже сидел напротив и наливал им в стаканы воду.
- Это, - объяснял он попутно, - очищенная от гадостей шунгитом, очищенная от всякой информации заморозкой и структурированная вода, во как. Пейте! Пить, кстати, надо за пятнадцать минут до или через два часа после приёма пищи, запомните, а лучше – запишите!
Ли принял из его рук стакан с кристально чистой водой:
- Сенсей, спасибо вам за такой приём, но мы ведь пришли не об этом поговорить.
- А про тебя я уже всё знаю, подожди, - отмахнулся от него Гай и перевёл строгий взгляд на Гаару, от которого последнему стало явно не по себе. – Ну что, бездельничек, какой образ жизни ведём?
После полученного в доме Тен-Тен опыта Гаара, не ожидавший, что центром внимания станет он, растерялся и повернулся к Ли за помощью. Тот подсказал одними губами: «Здоровый».
- З-здоровый, - повторил он неуверенно.
Гай одобрительно кивнул и продолжил допрос:
- Курим, пьём?
- Не курю.
- Наркотики?
- Очень давно, и то баловался только. Один раз всего.
- Беспорядочные половые связи?
- Сенсей, - вмешался Ли, но учитель его проигнорировал.
- Ну?
- Были, - выдохнул Гаара побеждённо, чувствуя, что тест он, похоже, провалил. – Но давно.
- А незащищённый секс?
Он покачал головой:
- Не помню, по крайней мере.
- Что ж, зато честно, - хмыкнул Гай и со странной улыбкой откинулся на спинку дивана.
Гаара про себя задался вопросом, к какому режиму можно приписать это его настроение. Решить ему времени не дали – допрос возобновился.
- Сова или жаворонок?
- Сова.
- Сколько часов в день спишь?
- Ну, как все, восемь, лучше девять, конечно…
- Почему так много? Надо пять-шесть и вставать до рассвета! Мясо употребляешь?
- Нет, рыбу только, морепродукты там всякие…
- А это плюсик! – протянул Гай обнадёживающе, затем вновь заговорил тоном инспектора полиции: - Чай, кофе пьёшь?
- Кофе пью много, - пробормотал Гаара, не поднимая головы, - чай реже гораздо, и то не всякий. С бергамотом ненавижу.
- Салаты, зелень кушаешь?
- Ну да, конечно.
- Фастфуд?
- Терпеть не могу.
- Морскую капусту любишь?
- Да.
- Ещё один плюсик! – вновь похвалил его Гай. – Напомнишь, я тебе потом статью про полезность морской капусты дам почитать.
- А может, мы поговорим лучше? – вставил Ли, по лицу которого было видно, что он не может определиться, злиться ему или смеяться.
- Лучше, Ли, я у него ещё кое-что сначала поспрашиваю, - отмахнулся мужчина, вновь повернувшись к Гааре. – На велосипеде катаешься?
- Умею, но катаюсь редко – летом только, когда с другом на дачу выезжаем.
- А плавать умеешь?
- Очень хорошо плаваю.
- Ладно… А бегать? Бегаешь?
- Не люблю, да и не с кем, а одному скучно.
Гай повёл бровями в сторону Ли:
- Это твой недочёт. Заинтересуй.
Тот, уже откровенно борясь со смехом, шлёпнул ладонью по лицу и покачал головой.
- Ладно, Гаара, - наконец заключил самопровозглашённый инспектор, поднимаясь, - последний вопрос. Сколько раз от пола отжаться сможешь?
Гаара тоже поднялся, на автомате принявшись оглядывать помещение в поисках свободного от тренажёров и книг места на полу, достаточного, чтобы поместить его в горизонтальном положении в полный рост.
- А как надо? Узким, средним или широким хватом, на пальцах или на кулаках, или с хлопками, может?..
Гай посмотрел на него внезапно заблестевшими глазами и дрожащим голосом слабо произнёс:
- Какие ты правильные вопросы задаёшь… Чего ж на парах такой бездельничек?
Придумать ответ Гаара не успел – в следующую же секунду его заключили в такие крепкие объятия, что стало трудно дышать, а над головой звучно запричитали:
- Чего ж ты раньше молчал, что ты такой хороший мальчик?! Я б не переживал! А то вчера себе все нервы извёл, что ты плохо на моего Ли влиять будешь, а ты вон какой! Наш!
- Наш, наш, - раздался рядом спокойный голос Ли, и вскоре его освободили из плена, а на плечо легла ободряюще знакомая рука. – И вы, сенсей, переборщили с этим допросом, вот что вам скажу.
- Я, между прочим, волновался за тебя! – отрезал Гай с новыми, строгими нотками в голосе. – Совсем уже никакого ума у вас нет, да, молодёжь? На прошлой неделе огорошил новостью, что он мне не родит внуков, потому что, видите ли, не по девушкам, а вчера эта шалопайка Тен-Тен сообщает, что он ещё и встречается с тем самым Гаарой!
- Тем самым?.. – протянули парни в унисон.
- С бездельничком, который, оказывается, ещё и старый знакомый! – отчеканил Гай, сурово сдвинув брови. Однако лицо его тут же переменилось, и на Гаару он уже посмотрел ласковым взглядом: - Но я-то тогда не знал, что ты на самом деле за подарок, а то не стал бы вообще тратить нервы и переживать!
- Так что, - осторожно уточнил Ли, - вы принимаете наши отношения?
Вместо ответа Гай расставил руки в стороны и со счастливой улыбкой заключил в объятия на этот раз их обоих. Гаара от облегчения рассмеялся, Ли ответил ему энергичным кивком.
- Вот видишь, Гаара? – когда троица вновь расселась по местам, с гордым видом рассказывал ему мужчина, указывая на Ли. – Какой человек вырос! Цени!
- Я ценю, - хихикнул он и слегка пихнул любовника в плечо. – Только нос сильно не задирай.
- А он не будет, - отмахнулся Гай, - я его не таким воспитал. Я ж его во-от с такого возраста знаю! Хочешь, фотографии покажу?
Ли закатил глаза в деланной скуке:
- Сенсей, ну кому интересны эти старые фотографии?
- Мне интересны! – поднял руку Гаара и, пока Гай отвернулся, показал парню язык.
Вскоре на столе лицом к гостям уже лежал раскрытый фотоальбом, и хозяин, тыча пальцем в снимки, пояснял:
- Это первая аттестация Ли, жёлтый пояс получил. А вот это я арбуз огромный купил, и мы втроём с Тен-Тен его пытались съесть – весь так и не осилили, пришлось на следующий день оставлять. А это в приюте, там какую-то пьесу ставили, Ли играл Солнышко.
- Похож, - хмыкнул Гаара, разглядывая снимок.
- А это мы на озере отдыхали, Ли с Тен-Тен выпросили у какого-то рыбака лодку покататься, а потом вёсла где-то растеряли, мне потом пришлось плавать, разыскивать их. Вот шпана, да?
- Не то слово, - поддакнул Гаара, стрельнув хитрым взглядом в сторону Ли. Тот изобразил на себе сцену удушения, а вслух произнёс:
- Может, хватит уже фотографий, сенсей?
Однако он оказался в меньшинстве: Гаара, заявив, что хочет как можно больше узнать о детстве своего молодого человека, потребовал ещё снимков и историй, на что Гай восхищённо ответил, что экс-бездельничек нравится ему всё больше и больше с каждой минутой, и перевернул страницу альбома.
Возвращались из гостей они уже вечером – естественно, предварительно дав клятвенное обещание, что навестят радушного хозяина в ближайшее время ещё раз. Уже почти стемнело, когда они плечом к плечу шли по узким дворам, сейчас не кажущимся Гааре такими уж чужими, и слушали звуки собственных шуршащих о гравий шагов. Невдалеке раздавался собачий лай, его перекрикивали радостные детские визги, откуда-то в прогретый щедрым весенним солнцем воздух вплетался слабый запах сирени.
- А всё было не так уж плохо, - заговорил первым Гаара, вспомнив прощальные объятия Гая и его слова насчёт того, что отныне он принят в их небольшую, но сплочённую семью.
Ли скосил на него лукавый взгляд:
- Не жалеешь?
- Не-а. Осталось только пережить завтрашнюю атаку друзей в университете – и всё.
- А мне – предстать перед твоими друзьями в новой ипостаси.
Ли сунул руки в карманы и пнул валяющийся на дороге камушек, тот отлетел далеко вперёд. Когда они вновь поравнялись с ним, на этот раз отправил его в полёт Гаара.
- Ты забываешь, что, хоть моему брату ты и понравился, с сестрой моей ты не знаком. И потом, остаётся ещё отец Узумаки.
- А он-то тут при чём? – хмыкнул Ли, продолжая игру в «пни камень».
- Для дяди Минато я как родной, так что придётся, никуда ты не денешься.
- Ладно. А ты тогда поедешь со мной в додзё, где я жил последние годы, мои сенсеи очень хотели с тобой познакомиться.
- Это зачем же? – Камень вновь отлетел дальше по дороге.
- Вот ты для этого дяди Минато как родной, а я – для них.
- Понятно.
Когда они снова поравнялись с камнем, Ли внезапно остановился, приподнял лицо любовника за подбородок и впился в его губы крепким поцелуем, от которого у Гаары даже немного закружилась голова.
- Это за что? – улыбнулся юноша, обвивая руками шею возлюбленного.
Ли коснулся губами иероглифа на его лбу, совсем как в тот, первый раз, и шепнул:
- За то, что пошёл со мной сегодня.
Гаара хмыкнул, вывернулся из объятий и продолжил шагать по улице.
- Вот пригласишь меня сейчас к себе, - игриво бросил он поравнявшемуся с ним Ли, - тогда и отблагодаришь.
Камень остался лежать на дороге за их спинами, растворяясь в подступающих сумерках.
***
Дейдара уже ожидал его в назначенном месте – в невзрачном переулочке в квартале от дома, в котором на последнем этаже жил Зецу. Адрес его знали назубок все постоянные обитатели квартала: очень часто там проходили поистине безумные вечеринки с кокаином, экстази, никогда не затихающей музыкой, рвущей сознание бесконечным ритмом, и переходящей из ночи в день и из дня в ночь оргией. Порой подобные сборища затягивались на целую неделю, и, принимая приглашение зайти внутрь и «хорошо провести время», никто не знал, когда оттуда выйдет, но чаще всего веселье прерывалось неожиданно – когда сумасброд-хозяин этого безобразного хаоса неожиданно терял рассудок и избивал до полусмерти кого-то из приглашённых. После подобного шоу, кажущегося не таким уж притягательным, когда не было сцены и слепящих глаза софитов, а к горлу подступала тошнота от витавшего в воздухе запаха крови – после такого вечеринка расстраивалась сама собой, и Какудзу даже не приходилось прилагать усилий, чтобы разогнать обдолбанную молодёжь и приняться за усмирение своего подопечного. Касательно квартиры Зецу Дейдаре не раз пересказывали легенды и пострашнее, но проверять их правдивость у него не было ни малейшего желания, ведь он, в отличие от большинства сверстников, свою долю приключений в жизни уже получил. Кроме того, он единственный знал, что Зецу, известный своим таинственным сценическим образом, на самом деле нисколько не притворяется, когда говорит, что его разум расщеплён надвое, и свою вторую, тёмную половину он контролировать не может.
Обо всём этом Дейдара рассказал вчера своему новому другу, а тот слушал внимательно, и создавалось впечатление, будто все факты он записывает в сознании и тут же структурирует, как папки в архиве. Видеть такого Итачи, серьёзного, с живым острым взглядом, было не столько непривычно – за пару дней знакомства он не успел привыкнуть к этому парню, - сколько попросту странно. Однако какая, к чёрту, разница, кем на самом деле был Итачи, если рядом с ним в груди не ныло от мучительной пустоты, образовавшейся после смерти Сасори? Если этот парень был панацеей, то будь он хоть самим дьяволом – Дейдара знал, что всё равно доверял бы ему.
Явившийся Итачи окинул его с ног до головы долгим оценивающим взглядом и наконец кивнул:
- Годится. А я боялся, что ты в какие-нибудь шпионские шмотки оденешься и мне придётся отправлять тебя домой переодеваться.
- Ну уж нет, - хмыкнул блондин, расправляя на теле эластичную чёрную майку со вставкой-сеточкой на груди. – Я сериалы смотрю, так что в курсе: если хочешь, чтобы тебя не заметили, одевайся как можно более обычно.
На тонких губах Итачи появилась лёгкая улыбка, очень ему идущая:
- Да уж, только в этом квартале нас можно назвать обыкновенно одетой публикой. Пойдём. Я всё, что нужно, взял.
Они вышли из переулка и бок о бок направились вверх по освещённой неоновыми вывесками улице. Рука Итачи легла ему на плечи, он потянулся к его уху и шепнул:
- Подыграй.
Дейдара растянул губы в широкой улыбке, которая, он надеялся, вышла такой, как он хотел: уверенной и предвкушающей, сообщающей всем проходящим мимо, что они с этим черноволосым красавчиком собираются делать, лишь только доберутся до кровати. Именно тогда, в тот момент ему стало по-настоящему страшно – не абстрактно, как вчера, во время обсуждения плана, когда он ещё толком ничего себе не представлял, а страшно так, что все внутренности словно стянуло в холодный скользкий комок, и пересохло во рту, и все мысли будто выбил кто из головы – осталась только одна, крутящаяся в голове снова и снова, как чёртова шарманка: «Это по-настоящему». Именно так: механизм был запущен, и он шёл по улице шаг в шаг со своим сообщником, улыбаясь, как идиот, а тот, чудесный актёр, опустил руку ему на талию и время от времени привлекал к себе, делая вид, что шепчет на ухо непристойности, как нетерпеливый любовник. А потом всё произойдёт по плану: они обыщут дом Зецу и когда – когда, не если – найдут там доказательства того, что в смерти Сасори виновен он, Дейдара заберёт у этого нелюдя его никчёмную жизнь – и тем самым похоронит вместе с ним себя. И всё, остановить или замедлить ход событий было невозможно, потому что механизм был запущен, и у руля стоял Итачи, этот неизвестно откуда взявшийся подарок судьбы и, безусловно, самый необыкновенный человек из тех, которых ему когда-либо приходилось встречать.
- Сюда, - шепнул Дейдара и указал взглядом на подъезд.
Им удалось успешно обмануть выходящую оттуда парочку – те обменялись понимающими взглядами, и уже за спиной заговорщики услышали: «Ух, ну и молодёжь красивая нынче пошла!». В ответ на это Итачи послал им самодовольную улыбку, растаявшую в тот же миг, когда они зашли внутрь тёмного подъезда. Здесь, насколько было известно Дейдаре, лампы не зажигали специально, потому как многие пары, не имея укромного местечка, чтобы уединиться, находили приют именно тут, в темноте и постоянном напряжении, что кто-то может войти и помешать им. Многих, впрочем, возбуждала как раз опасность быть замеченным, и это было известно Дейдаре не понаслышке – ему, старожилу этого квартала, доводилось экспериментировать со всяким.
- Нам на лифт, - шепнул он Итачи, предварительно прислушавшись и убедившись, что в темноте не раздаётся никаких подозрительных шорохов и стонов, могущих свидетельствовать, что они здесь не одни.
Когда они прокрадывались, боясь наделать лишний шум, мимо окна, свет от уличного фонаря осветил лицо Итачи, и красные линзы в его глазах сверкнули при этом так, что Дейдару невольно бросило в холодный пот – показалось, перед ним сейчас предстал демон.
- Что? – словно почувствовав, как задрожало его тело, шепнул его спутник вопросительно и нажал на кнопку вызова лифта.
Дейдара отмахнулся, хотя его движение вряд ли было замечено в темноте:
- Просто… Зачем ты линзы носишь? Тебе, конечно, в них клёво, но не ночью, чёрт побери. Я чуть в штаны не наложил, честное слово.
- Ненавижу цвет своих глаз, - кратко бросил Итачи и, когда открывшаяся пасть лифта облила его бок тёплым жёлтым светом, повернулся к нему с совершенно неуместной игривой улыбкой на лице: - А красные – потому что, как ты выражаешься, мне в них клёво.
Дейдара опустил голову и первым вошёл в лифт:
- Да ну тебя.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
воскресенье, 10 апреля 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 4
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринг для этой главы: Какаши/Ямато
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 27
Суббота 15 мая
Та самая миловидная девушка, которая помогала Итачи среди тонн ящиков с документами полицейского архива отыскать нужный ему, с пожелтевшей от времени наклейкой «Хошигаке» и подписанным под ней фломастером словом «Акацуки», вновь подошла к его столу – на этот раз спросить, не хотелось ли ему сделать перерыв и выпить с ней бодрящего зелёного чая. Итачи, не отрываясь от просмотра папки, покачал головой. От его внимания, впрочем, не ускользнули ни нашедшая на красивое личико тень обиды и недоумения, ни то, как девушка поджала пухлые губки и сердито зацокала каблучками к своему месту, на ходу застёгивая верхние пуговицы блузы, закрытой под самую шею, когда он только пришёл сюда час назад. Всё это было сейчас неважно. Значение имели лишь бесчисленные папки горчичного цвета, разложенные в хронологическом порядке перед ним на столе.
Пришлось немного схитрить, чтобы выпросить у Кисаме-сана доступ к его личным файлам в архиве, - он сказал, что никак не может найти нужный подход к Дейдаре, и если прочтёт немного о его прошлом, то, возможно, поймёт, что происходит в голове у этого парня и таким образом он сможет войти к нему в доверие. Итачи опасался, что Кисаме-сан предложит сам рассказать ему о старом знакомом, однако было похоже, что говорить о Дейдаре тому не нравилось, поэтому он без лишних слов вручил напарнику карточку доступа и наспех черкнул письменное разрешение на использование его архивных файлов. Такое поведение казалось несколько подозрительным, но думать ещё и об этом Итачи сейчас не мог, поэтому пришлось временно отложить эти размышления в самый дальний угол сознания.
Молодой детектив перевернул страницу и вновь погрузился в чтение. Об Акацуки ему было известно в основном лишь то, что передавали по новостям – что это опасная террористическая группировка, позиционирующая себя как националисты; предполагалось, что на самом деле в планах организации было свержение действующего правительства и захват власти в стране. Хоть дело Акацуки и принесло Кисаме-сану широкую славу в полицейских кругах, он никогда не говорил о нём, в отделе тема террористов также поднималась крайне редко, да и то о них в основном перешёптывались, словно это была некая постыдная тайна. Итачи никогда не понимал этой секретности, но сейчас, когда он держал в руках эти бесценные материалы, к которым никто не прикасался целых девять лет, чутьё подсказывало – разгадка кроется именно в них.
Первым делом он скопировал весь список задержанных, причастных к преступной группировке, и вычеркнул из него имена, носители которых уже никак не могли ему помочь – или погибли, или содержались слишком далеко, чтобы разыскивать их для беседы. Затем, когда нетронутыми на листке остались только четыре имени, он при помощи постоянно обновляющейся базы данных полиции Японии вычислил, что самым простым и полезным вариантом для него будет нанести визит некой Конан, помощнице лидера организации, для беседы с которой, если верить файлу, можно было и не получать специального разрешения от отдела борьбы с организованной преступностью. Кроме того, до окончания срока у этой женщины оставалось всего лишь три месяца, так почему бы ей и не поговорить с ним?
Дело Дейдары он не просто изучил, а попросил девушку, работающую в архиве, сделать ксерокопию всех его данных, не объясняя, к чему столь великий интерес к парню, который по причине своего малолетнего возраста даже не предстал перед судом за содействие анархистам. О Дейдаре Кисаме-сан в своём отчёте писал следующее: «Очень умный и положительный, хотя постоянное общение в компании членов Акацуки оказывает на него не самое лучшее воздействие. Я, однако, убеждён, что даже несмотря на его опасные пристрастия к взрывчатым веществам, в исправительную колонию его отправлять нельзя – это не поможет. Считаю условный срок лучшим вариантом для подростка вроде него». В личном дневнике, который Итачи нашёл на дне ящика, Кисаме-сан писал более откровенно: «Вся эта дурь насчёт сохранения национального духа и борьбы со всеми продавшимися Западу наконец-то вышла у него из головы. Вчера он на допросе вдруг разрыдался и поклялся мне, что больше никогда не притронется к взрывчатке, если я только дам ему ещё один шанс. Я не знаю, как с ним быть. У него в Конохе после задержания всех из Акацуки не осталось друзей, родных здесь тоже нет, кто за ним присмотрит? Выпускать его на улицу, где очередные придурки пригреют его и заставят делать какие-нибудь гадости? Ему же только шестнадцать, совсем как Итачи, он очень впечатлительный…».
Внезапно взгляд его зацепился за первую строку на два абзаца ниже – и все мысли о Дейдаре разом вылетели из головы. Кисаме-сан писал про Зецу.
«Сегодня его наконец-то забрали в психиатрическую клинику, диагноз – множественная личность. Я вздохнул облегчённо, когда увидел его из окна в руках санитаров. Он плакал. Трудно это признавать, даже самому себе, но Зецу был единственным в Акацуки, кого я по-настоящему боялся. После того случая…»
На этом запись прерывалась. Итачи облизнул пересохшие губы и перевернул страницу дневника, надеясь отыскать продолжение, затем пролистал его до конца, но ни слова о Зецу ему больше не встретилось. Наверное, решил он, Кисаме-сану попросту не особо хотелось лишний раз думать об этом человеке.
В груди, в районе солнечного сплетения, сжался болезненно плотный комок – он знал, он чувствовал, что на верном пути, но торопиться было нельзя, иначе всё к чертям.
Совершенно забыв о загадке таинственности дела Акацуки, найти ответ на которую он намеревался в старых файлах, Итачи наскоро сложил развороченные папки обратно в ящик, отнёс его хмурящейся работнице архива и поспешил прочь.
***
Гаара оторвал голову от подушки, покосился вначале на окно, в которое яркими лучами светило майское солнце, затем с недовольством воззрился на друга:
- Узумаки, ты за каким таким дьяволом меня не разбудил? Сам-то встал, а меня не разбудил!
Наруто сидел за компьютером, левой рукой обнимая испускающую волшебный аромат кофе чашку, а правой прокручивая колёсико мышки. Он ответил, не отрывая взгляд от экрана монитора:
- Я пытался. Ты послал меня в ад и перевернулся на другой бок. С добрым утром, кстати.
-Да тебя-то тоже с добрым, солнышко ты моё ненаглядное, - иронично бросил Сабаку, поднимаясь, - но вот насчёт утра это ты погорячился. Уже сколько? – Найдя наощупь лежащий возле подушки телефон, он глянул на время и в ужасе вздохнул: - Половина одиннадцатого? Чёрт, мы же в спортзал опаздываем!
-Не переживай, - ответил ему Наруто, не оборачиваясь. – Думаю, после того, как ты прочтёшь последний пост в нашем сообществе, тебе перехочется куда бы то ни было идти.
Гаара подавился зевком, тут же поднялся на ноги и пересёк комнату – что-то в том, как друг произнёс эти слова, ему очень не понравилось.
Последнее сообщение было написано Тен-Тен, и после первых же строчек ему стало ясно, о чём будет идти речь в приличном кирпиче текста без абзацев, который TT-girl вывесила на всеобщее обозрение.
«Так, господа боевые пидорасы-конспираторы-грёбаные, блядь, ниндзя, вы меня уже со своими секретами и тайными свиданиями задрали просто нереально! Я бы хотела сказать вам, насколько, но таких слов ещё, клянусь, не придумали! Ты, крашеная падла, уже две недели охмуряешь моего лучшего друга и ничего даже не подумал мне сказать?! Какой ты после этого друг, жопа ты сладкая с ручкой! Из-за тебя меня вчера Ли даже на порог к себе не пустил – потому что у него, видите ли, спала-почивала принцесса Не-Трогайте-Это-Перманентный-Макияж! Гаара, я, блин, терпела реально долго, но терпелка у меня не вечная! Уж не знаю, за каким таким хером лысым ты подумал эти ваши отношения в тайне держать, всё равно бы всё всплыло, но только я хочу, чтобы ты не обманывался на мой счёт – я всё знаю! И как вы познакомились – тоже знаю, кстати, об этом отдельно поговорим. Нет, не Ли мне сказал, не звони ему. Лучше мне позвони, у меня ещё есть что тебе сказать! Ты хоть понимаешь, что из-за твоих «Давай-не-будем-никому-говорить» я, блин, с лучшим другом поссорилась, падла ты! Убью! Теперь выкручивайся, как хочешь, но сделай так, чтобы снова стало всё хорошо, это понятно? А то напихаю в жопу битого стекла и запущу с ноги на Марс! Всё, сказала, теперь разгребайся со всеми, кому ты ТОЖЕ ничего не сказал, сам, а это – все твои друзья, придурок!»
-Да-а, - протянул Гаара, скиснув. – Ну-ка дай глотнуть твоего кофе, Узумаки.
Наруто послушно вручил ему свою чашку:
- Тут ещё комментарии есть. Читать будешь?
- А я от них не поседею? – хмыкнул юноша с кривой усмешкой.
- В любом случае, видно не будет, - вяло пожал плечами Наруто, - ты ведь крашеный.
Гаара скорчил ему гримасу и подтянул к столу второе компьютерное кресло – сесть рядом:
- Включай свои комментарии.
***
Конан являлась обладательницей взгляда, глубина которого позволяла предполагать, что этой женщине довелось на собственном опыте познать разные стороны жизни, вовсе не все из которых были прекрасными. На её красивом чистом лице чудесным образом не отразились девять лет заключения – только, пожалуй, теперь нездоровая бледность стала её вечной спутницей, что было неудивительно. Итачи, впрочем, поручиться не мог: он не особенно пристально вглядывался в небольшую архивную фотографию женщины, которую нашёл в документах Кисаме-сана.
Она сидела на койке, закинув ногу на ногу и сложив ладони на острой коленке, с гордо вздёрнутым подбородком, и при виде её королевской осанки, её исполненного достоинства выражения лица глаза сами прекращали замечать как разделяющую их металлическую решётку, так и свободную бледно-зелёную тюремную униформу с номером на груди. В её тёмных с синим отливом волосах бумажными лепестками цвела роза – та же, что была на ней в день задержания полицией. Пока Итачи ожидал решения начальника тюрьмы, улыбчивые тюремщицы успели рассказать ему, что так как их самой очаровательной заключённой осталось совсем немного до обретения свободы, они позволили ей это незначительное нарушение правил.
- Итак, - Конан царским движением повернула к нему голову, - чем могу служить, Учиха Итачи-сан? Я бы предпочла, чтобы мы разрешили все вопросы как можно скорее, мне нужно вернуться в мастерскую.
Пришлось проглотить так и рвущийся наружу вопрос: «Откуда вы знаете моё полное имя?». Итачи сжал ладонями деревянные ручки кресла, поставленного прямо перед решёткой. «Спокойно, - сказал он себе. – Она преступница, ты полицейский. Поэтому – спокойно».
- Конан-сан, я не отниму у вас много времени.
В её больших глубоких глазах мелькнула искра, похожая на насмешку.
- Такие, как вы, отняли у меня девять лет моего времени. Как думаете, каких-нибудь полчаса на разговор с вами – это много для меня?
- Я здесь, - игнорируя вопрос, продолжил Итачи твёрдо, - чтобы спросить вас о некоем Зецу.
Конан передёрнула узкими плечами, отворачиваясь:
- Слышала, он на свободе.
- Да, и именно поэтому я пришёл поговорить с вами. Скажите, он может быть опасен? Опасен настолько, чтобы убить человека?
Её голова чуть склонилась к левому плечу, словно она обдумывала его вопрос, но Итачи знал, каким-то образом чувствовал: ей не нужно было время, ведь ответ она знала и так. Всё внутри него уже трепетало приятным волнением и ликовало, празднуя победу – он угадал, всё-таки угадал! Теперь дело оставалось за малым…
- Я не знаю, - отозвалась наконец Конан, и что-то в её тоне изменилось, насторожив детектива. Она подняла голову, и свет от электрической лампы превратил её и без того бледное лицо в облик мраморной статуи. – Мы держали его в Акацуки только потому, что он не гнушался выполнять работу, в которую мы, интеллигенты, романтики, боялись погружать свои холёные руки. – На губах её сверкнула саркастичная усмешка с немалой долей грусти. – Вы, наверное, считаете, что мы были идиотами, Итачи-сан, не так ли? Ничего, - не дав ему ответить, продолжила она спокойно. – Я того же мнения. Девять лет – это долгий срок. Невольно начинаешь думать.
- Как бы вы охарактеризовали его, Конан-сан? – поторопил детектив, доставая блокнот для заметок.
Некоторое время она молчала, разглядывая его через металлическую решётку с видом человека, поднёсшего лупу к муравью, но Итачи отчего-то казалось, что всё её королевское презрение – не более чем показное шоу. Его вопросы наверняка задели в её душе нужные струны, и теперь она изо всей силы борется с лавиной воспоминаний, обрушивающейся на её бедное сознание. Отсюда и злобные замечания, и саркастичные ужимки – обыкновенные защитные рефлексы.
- Он был определённо болен, - наконец произнесла заключённая недовольно, отвернувшись от него. - Ваши люди правильно сделали, что поместили его в лечебницу вместо тюрьмы. Зецу было… двое. И если с первой, светлой его половиной я ещё могла кое-как контактировать, то тёмным Зецу управлять не мог никто. – Она обронила грустный смешок, поведя тонкими плечами под бесформенной тюремной футболкой. – Помню, он очень боялся сойти с ума, хотя на самом деле и был сумасшедшим, и все это знали. Он страшился, что тёмный Зецу когда-нибудь сделает что-то такое, за что потом нести ответственность придётся ему. Но он не имел над ним никакой власти. Единственным, что можно было сделать, когда им завладевала тёмная половина, это попытаться достучаться до светлой. Из членов организации Зецу слушался только меня: ни Нагато, ни Яхико. Вы вот спрашиваете, способен ли он убить. Один раз он вплотную подошёл к этой черте. Это было в первые дни, когда к нам присоединился Хошигаке Кисаме.
Итачи вздрогнул, услышав из чужих уст знакомое имя. Конан перевела на него свой магнетический взгляд, но почему-то не высмеяла его слабость, хотя наверняка всё заметила.
- Я думаю, Зецу что-то почувствовал, - она кивнула в сторону блокнота, напоминая забывшемуся детективу, что он должен вести записи. - Когда в штаб-квартире остались только мы втроём: я, он и Кисаме – Нагато готовил новую операцию, а нам дали задание ждать, – я услышала, как что-то происходит в комнате, и заглянула туда. Выяснилось, как раз вовремя: пока Кисаме спал, Зецу приставил к его горлу нож.
Карандаш замер в его руке. Итачи почувствовал, как от волнения у него потеют ладони, а горло сдавила сухая лапа. То, о чём говорила эта женщина… Описанная ею картина являлась одним из самых страшных его кошмаров, мучающих его все те долгие месяцы, которые он ждал, пока Кисаме-сан вернётся со своего опасного задания. Образ полицейского – беззащитного, разоблачённого, с оружием у горла и искажённым предсмертным ужасом лицом… Сколько раз он вскакивал ночью с кровати, давясь криком и дико хватаясь за воздух в попытке поймать ускользающие родные черты?
Конан предпочла никак не комментировать его состояние и продолжила рассказ:
- Мне удалось уговорить Зецу отдать мне нож, и потом он был мне за это безмерно благодарен. Клялся, что не хотел ничего такого, рыдал. Он, его светлая половина, очень боялся этих своих внезапных вспышек, когда терял над собой контроль. Тот Зецу, которого я знала, вполне был способен отнять у человека жизнь, но мне кажется, он бы выдал себя – в нём не было достаточно хладнокровия, чтобы хотя бы подумать о том, как избавиться от тела. Он бы просто сбежал с места преступления. Но, конечно, прошло уже столько лет. Я не знаю, что он сейчас за человек.
Перед глазами всё ещё стояла жуткая картина, и Итачи, пока не в состоянии совладать с собой, уточнил едва слушающимся голосом:
- Он не пострадал в тот раз? Кисаме-сан.
Конан обернула к нему своё красивое бледное лицо, на котором, как показалось детективу, он мог прочесть искреннее изумление:
- Что вы! Я бы не позволила Зецу ничего с ним делать. Я доверяла Кисаме, хотя Яхико предупреждал меня на его счёт, да и Дейдара, хоть и дружил с ним теснее всех, всё-таки о чём-то догадывался… Нет, Итачи-сан, ваш напарник не пострадал.
- Откуда вам известно, что мы напарники? – вскинул брови детектив.
Полные губы заключённой разошлись в широкой улыбке:
- Он часто говорит о вас.
- Говорит? То есть…
- Да, он иногда приходит навещать меня. А он что, не сказал вам, что мы друзья?
Вопрос прозвучал, как тонкое, запланированное издевательство, и роль свою оно выполнило, задев за живое – это почувствовали оба. Итачи, не в состоянии оторвать взгляда от её глубоких глаз, в которых плескалось плохо скрываемое торжество, силился собрать воедино мысли, упорядоченный строй которых эта женщина разрушила с такой лёгкостью, но проигрывал. Новая информация попросту не желала укладываться у него в голове, вклинивалась в устоявшуюся картину его мира и ломала его устройство в самом корне. Соврать Конан вряд ли решилась бы, ведь не было ничего проще, чем проверить. Тогда выходило, что она сказала правду и Кисаме-сан действительно поддерживал связи с опасной преступницей из печально известных Акацуки. Но если он это делал, возможно ли?..
Итачи резко перебил собственные мысли: у него не было на это времени. Он поднялся, и хотя ноги ещё казались ватными, а в голове царил полнейший хаос, постарался изобразить уверенность.
- Спасибо за вашу помощь, Конан-сан, - поклонился он ей и развернулся. – Я скажу тюремщице, что вас можно сопроводить обратно в мастерскую.
За его спиной засмеялись – тихо и с издёвкой. Он не стал оборачиваться и просто последовал к выходу. На сегодня у него ещё было очень много планов.
***
Джуго поднёс к лицу испускающую пар чашку и подул на неё.
- На самом деле ты и сам понимаешь, что всё это означает, - произнёс он низким невозмутимым голосом.
Саске разглядывал свои ладони на столе, не зная, что ответить, да и стоит ли отвечать вообще. Он видел Джуго впервые в жизни, и хотя целый год до этого они вели электронную переписку, всё равно был удивлён, насколько быстро этот рыжеволосый гигант в добрым взглядом сообразил, что происходит у него в душе. Буквально за полчаса общения Саске, не до конца осознавая, что делает, выложил ему всё о своих недавних открытиях и теперь ощущал наготу и незащищённость перед этим человеком – однако было бы ложью сказать, что он жалел о своей внезапно пробудившейся болтливости. От сердца всё-таки немного отлегло.
- Тебе не требуется ничья помощь, чтобы понять, что ты любишь этого парня, - продолжил его собеседник всё так же невозмутимо.
Саске крепко сжал ладони в кулаки:
- Мне это не нужно. Я не хочу этого.
- Это уже произошло, - отрезал Джуго тоном, не терпящим возражений, и когда Саске поднял на него удивлённый взгляд, ему удалось уловить мелькнувший в карих глазах стальной блеск, который, впрочем, моментально испарился. Джуго вновь заговорил привычным голосом: - Саске, да пойми ты, что не имеет значения, какого пола твой избранник. Ты чувствуешь то, что чувствуешь, и это ничто не может изменить, даже твоя железная воля и твои нравственные обязанности перед семьёй или перед обществом.
- Я всё равно не хочу этого, - произнёс Саске одними губами, но Джуго расслышал.
- Тебе нравится себя обманывать? – спросил он с нажимом.
- Нет.
- Ты хочешь прожить всю жизнь в обмане?
- Нет…
Джуго красноречиво развёл руками и замолчал. Потупившись неловко, Саске сделал большой глоток из своей чашки. На самом деле он не любил зелёный чай, но Джуго так настаивал попробовать именно его, что пришлось уступить, и он не пожалел о своём решении: обычно нелюбимая им горечь в этом чае напрочь отсутствовала, напиток имел приятный привкус, а волшебный аромат – настоящего липового мёда – навевал расслабленные мысли о чём-то уютном и тёплом, домашнем. Саске внезапно пришло в голову, что, возможно, как раз из-за вызванного этим чудесным чаем настроения он так запросто и раскрылся перед Джуго, выдав ему свои самые потаённые мысли. Глупость, конечно: в действительности ему просто необходимо было хотя бы с кем-то поделиться своей бедой, а ни Итачи, ни дяди рядом не было.
- Знаешь, в чём твоя главная проблема? – Джуго возвёл на него серьёзный взгляд. – Ты боишься признать в себе эту часть. Всё проистекает из страха: не перед реакцией семьи даже или общества, а перед самим собой. Понимаешь?
Саске качнул головой отрицательно: нет, ему сейчас вообще ничего не было ясно. Джуго опустил на стол свою чашку, в его огромных руках кажущуюся крохотной, и губы его тронула невесёлая улыбка.
- В школе я слыл неисправимым хулиганом, хотя и получал хорошие отметки. Я не шалил по мелочам, как остальные дети, а просто постоянно ввязывался в драки. – Саске недоверчиво покосился, и его собеседник кивнул. – Да, какой-то части меня дико нравилось драться, и в то же время меня это отвращало. Долгое время я не мог жить с собой в мире, подавляя то одну, «хорошую» часть себя, то вторую – назовём её для наглядности тёмной половиной. – Он посмотрел выразительно, но Саске сделал безучастный вид, якобы не понимая, к чему весь этот рассказ. Джуго продолжил: - И вот однажды мне по секрету рассказали об одном клубе – скажем так, клубе для избранных. По ночам там собирались обеспеченные люди города, чтобы расслабиться, полюбоваться на зрелище и, конечно же, сделать ставки…
Саске округлил глаза и, перегнувшись через столик, громко зашептал:
- Ты что, серьёзно? Это там, где люди друг друга до смерти забивают, а они на это деньги ставят?
Джуго улыбнулся несколько покровительственно:
- Ну, смертельных случаев у нас ещё не было, но в целом ты прав. Извини, если шокировал тебя, просто хотел кое-что объяснить. – Он подождал, пока Саске жестом скажет ему продолжать. – После того как я начал там работать, всё в моей голове моментально стало на свои места. Если кратко, то я просто принял ту кровожадную часть себя и стал един. Теперь у меня нет проблем с самоидентификацией, потому что я знаю: да, я хороший парень, но мне нравится бить другим людям морды, и для меня это совершенно нормально. – Его тон с полушуточного перешёл внезапно на строгий, почти менторский, и в этот момент Саске как никогда сильно почувствовал те несколько лет разницы в возрасте, что разделяли их. – Перед тобой сейчас стоит та же проблема, что была раньше у меня, поэтому я тебя понимаю. Попробуй воспользоваться моим методом – вдруг и тебе поможет?
- Это как же? – усмехнулся Саске грустно. – Пойти рассказать ему всё?
- Да нет, - расстроился Джуго, - для начала себе хотя бы признайся. Надень на себя этот образ и попробуй пожить в нём недолго, полдня для начала. Если стесняешься давать волю этой своей части вживую, то заведи знакомство через Интернет. Раскрепостись немного и посмотри, понравится тебе или…
Внезапно он умолк, и взгляд его скользнул собеседнику за плечо. Саске тоже обернулся, но ничего подозрительного не углядел. Джуго неспешно поднял указательный палец и указал им на двухметровую фиговую пальму у входа, широко раскинувшую свои шикарные острые листья. Саске присмотрелся. Теперь и он заметил: за пальмой кто-то прятался.
- Слушай, по-моему, это они, - Джуго по-детски шаловливо улыбнулся и, сложив ладони рупором, крикнул: - Суйгетсу, Карин, выходите уже, мы вас видели!
Пальма недовольно зашуршала, после чего из-за неё с виноватыми улыбками вышли двое весьма странного облика, и при виде этой парочки Саске не смог сдержать радостной улыбки.
***
- Замечательно. – Гаара с усталым вздохом отъехал в кресле от клавиатуры и, изогнувшись в невероятной позе, повис на одной из его ручек. – Просто замечательно. Теперь они все меня обсуждают. Все, Узумаки.
Наруто, всё это время лежащий на кровати с папиным ноутбуком и помогающий другу вести борьбу в комментариях со своего аккаунта, обновил страницу и поникшим голосом протянул:
- Младший сержант Узумаки докладывает последние новости с поля боя. Сакура и Ино завели какой-то научный спор, бросаются психологическими терминами – ничего не понятно. Киба почему-то уверен, что у нас любовный треугольник. Вечно ему эти треугольники мерещатся… Неджи, похоже, в шоке, он не знал, что Ли гей.
- Да уж, удружила Тен-Тен, - с мрачной весёлостью в голосе хмыкнул Гаара, поднялся с кресла и устало плюхнулся на кровать рядом с Наруто. – Читай, что там дальше.
- Дальше? – Блондин снова обновил страницу и присвистнул. – Явился Чоджи. Пожурил Тен-Тен за несдержанность, приглашает вас с Ли в «У Акимичи» на бесплатный обед. На него нагавкали сразу Тен-Тен и Сакура. Мда, похоже, она до сих пор злится на тебя из-за Сая…
Гаара лежал неподвижно, не подавая признаков жизни, и бесцельно глядел в потолок. Захваченный последними событиями, он даже забыл сегодня расчесаться, поэтому сейчас его короткие пряди смешно топорщились в разные стороны, а чёлка в беспорядке закрывала весь лоб. Выносить его таким, растерянным и несчастным, было выше сил Наруто – он поднялся и, заглянув в свой компактный холодильник для напитков, вытащил оттуда банку пива, присел рядом и положил её, влажную и прохладную, Гааре на голый живот. Тот содрогнулся и перевёл на него недовольный взгляд.
- Выпей, - улыбнулся Наруто, - и выбрось это из головы, серьёзно.
- Ага, выбрось. – Гаара поднялся и, сложив ноги по-турецки, пшикнул открывалкой. – Вот как только у меня в жизни всё налаживается, как только я начинаю думать, что всё хорошо, - обязательно происходит какая-то лажа, из-за которой потом всё летит в тартарары. Ну зачем она так поступила?
Сделав глоток, он протянул банку другу.
- Я думаю, просто была достигнута точка кипения, - попробовал объяснить Наруто. – Она ведь, хоть и мужик в юбке, а всё же девчонка, они все любопытные, а Ли, наверное, ничего ей всё это время не рассказывал, вот она и бесилась втихую, ну а потом просто настал момент предела – и привет. Сорвалась.
- Ладно, но почему со мной нельзя было поговорить? – Приняв назад свою банку, Гаара вместо того, чтобы пить, вознёс её над головой и принялся лить холодное пиво себе на макушку. Струи тут же потекли по его лицу, плечам, рукам. – Чёрт, жара ещё эта…
- Да что ты делаешь?! – Запоздало спохватившийся Наруто выхватил у него почти пустую банку. – Иди теперь в душ, липкий весь будешь!
- Мне плевать.
- Зато мне не плевать, ты сидишь на моей кровати! Быстро пошёл!
Гаара окинул его уставшим взглядом и намеренно медленно опустился спиной на покрывало, раскинув руки в стороны.
- Наруто, - вздохнул он, отворачиваясь, - просто достань мне ещё твоего вкусного пива и прочитай, что они там про меня накатали, ладно?
Некоторое время никто не шевелился – казалось, застыл даже прогретый майским солнцем воздух. Затем Наруто нехотя поднялся:
- Да прекратишь ты нудить, в конце концов?..
Новая банка прокатилась по животу Гаары и остановилась на солнечном сплетении. Он, не глядя, взял её и, пошарив немного по крышке, открыл. Наруто покачал головой:
- Сегодня же у Канкуро день рождения, ты не забыл?
- Не забыл, - слабо протянули ему в ответ.
- Ты хоть поздравишь его?
- Поздравлю. Но домой я сегодня ни ногой. Там отец будет, я точно знаю.
- Смотри мне, не напивайся. - Наруто перевёл устало дыхание, затем склонился над другом, запустил пальцы в спутанные красные пряди, взъерошил их немного. – Ну не кисни, пожалуйста.
В зелёных глазах, доселе покрытых пеленой безразличия, мелькнуло нечто, похожее на насмешку.
- А то что? – растянул губы в лёгкой улыбке Гаара. – Ты меня арестуешь за превышенную концентрацию негатива на одном квадратном метре?
Ладонь Наруто нежным движением скользнула по его влажной щеке, коснулась заострённого подбородка, заползла за шею, чтобы приподнять его голову. Он склонился ещё ниже, так, чтобы лбы их соприкоснулись, и, глядя другу в глаза, чётко произнёс:
- Пожалуйста, не переживай. Они посудачат ещё немного, а потом успокоятся, и всё снова будет нормально.
Гаара улыбнулся, и хотя эта его улыбка была лишь тенью его обыкновенного широкого оскала, казалось, способного бросить вызов всему миру, - Наруто ощутил, как от сердца у него отлегло.
- А чтобы я меньше волновался, младший сержант Узумаки, - Гаара указал взглядом на лежащий рядом ноутбук, - зачитайте мне последние новости с поля боя.
Наруто со смехом отдал ему честь, лёг рядом и притянул к себе ноутбук.
- Итак, докладываю. Ино жалуется, что теперь все шуточки про сладкую парочку не будут казаться ей такими прикольными.
- Ну, это мы ещё посмотрим, - заметил Гаара полушёпотом.
- Тихо, я дальше читаю. Шикамару пишет, что Тен-Тен неправа и что он полностью тебя поддерживает с секретностью.
- Подлизывается из-за Темари, - тут же вынес вердикт Сабаку. – А что Тен-Тен?
Наруто улыбнулся, прокручивая страницу дальше:
- Естественно, послала его куда подальше.
- А вот тут я с ней согласен. Подхалимы нам ни к чему. Кто ещё объявился?
- Хината. Пожелала вам счастья – и ушла, наверное, чтобы и на неё Тен-Тен не раздраконилась.
Гаара, криво улыбаясь, приподнялся на локте:
- Ну-ка напиши этой неуравновешенной скандалистке, что я из-за неё сейчас напиваюсь и пьяным же поеду в додзё, там меня мой сенсей убьёт и бросит моё тело в заброшенный колодец, а мой дух будет преследовать всяких там ничего не подозревающих подростков, и во всём этом виновата будет она.
- Что, так и писать? – хихикнул Наруто.
- Так и пиши, - поддержали его твёрдым кивком. – Пускай ей будет стыдно.
- Ей? Вряд ли. Но попробовать всё же стоит.
- Пиши-пиши, - напутствовал его Гаара, поднимаясь. – А я всё-таки приму душ. Если Тен-Тен будет звонить, скажи ей, что я уже умер.
- Договорились, - бросил Наруто через плечо. Пальцы его летали по клавиатуре, набирая текст.
***
Карин и Суйгетсу идеально подходили друг другу: оба высокие, тощие и с необычной с точки зрения стандартного жителя мегаполиса внешностью, они замечательно смотрелись вместе. У Карин волосы были выкрашены в агрессивный красный, а у Суйгетсу как-то дико, неровно подстрижены и нещадно выбелены. Карин носила короткие шорты и очки в грубой оправе, а Суйгетсу был любителем футуристических шмоток и всерьёз увлекался пирсингом. Наконец, они оба любили поскандалить – этого у парочки было не отнять.
Саске поначалу никак не мог решить, любоваться ему учинённым ими в первую же минуту официального знакомства скандалом или пытаться разнять: красноволосая красотка, забыв от восторга даже, как полагается здороваться, тут же опустилась на свободное место рядом с Саске, благоверному предоставив сидеть рядом с Джуго. Суйгетсу, мотивируя своё поведение тем, что он не желает – внимание! – ею портить день уважаемому всеми ими Саске, принялся с усердием вырывать из рук Карин меню, затем, когда это не сработало, взялся выдирать из-под неё стул – и только когда Саске, смеясь почти до слёз, заявил, что подвинется так, чтобы сидеть между ними, скандальная парочка наконец-то утихомирилась.
- Ну всё, напьёмся сегодня, - вздохнула оставшаяся на своём месте Карин, бросив на бойфрэнда победный взгляд из-под густо накрашенных век, затем повернулась к соседу слева и слащавым голоском пропела: – Саске, а ты ведь пить с нами будешь?
- Да я вообще… не особо по этому делу, - замялся он и посмотрел на сидевшего напротив Джуго. Тот тщетно пытался спрятать улыбку в ладони.
- Извини, просто они тебя так обсели! - захихикал он, когда понял, что его засекли. – А вообще, в поддержку Карин хочу сказать, что я и сам сегодня планировал как следует отдохнуть с вами, ребята, и это, конечно же, не исключает возможности хорошенько выпить.
- О, вот Джуго наш человек! – обрадовалась Карин, а когда повернулась к Саске, между её полных накрашенных губ засверкали идеально белые зубы. – Саске-кун, а ты такой миленький в жизни, прямо лапочка.
- Эй, ты, - отозвался Суйгетсу, подняв недовольный взгляд от меню, - не заливай к нему, дура.
Девушка кокетливо показала ему язык, тот показал в ответ свой – с блестящим шариком серьги посередине.
- Вы чудесная пара, - заключил Джуго в умилении и снова тихо засмеялся.
Вскоре, благодаря шуточкам с молодым официантом, их столик был обслужен быстрее всех и на нём появились тарелки с яствами, от которых у друзей моментально потекли слюнки, а также четыре холодных, в соблазнительной испарине кружки с пивом – и завязалась беседа. Вынужденный постоянно отвечать, Саске даже не сразу сообразил, что киснуть по поводу своих проблем, связанных с сексуальной ориентацией в целом и Наруто в частности, у него не столько даже пропало настроение, сколько попросту не хватало времени, потому что, хоть в Интернете они и общались с Карин и Суйгетсу почти каждый день, у парочки всё равно, как оказалось, поднакопилось достаточно к нему вопросов. Джуго в большинстве своём помалкивал, предоставляя новоприбывшим удовлетворить жгучее любопытство, и только на вопросе Карин о наличии спутницы жизни бросил на негласного главу собрания любопытствующий взгляд и приподнял рыжие брови, как бы вопрошая: «И что же ты им скажешь?».
Саске, охваченный внезапным смятением, вцепился крепко за ручку своей кружки и сжал так, что стало больно. Действительно, поддразнил из глубин сознания внутренний голос, что ты им скажешь? Что у тебя никого нет? Но ведь это будет не совсем правдой, не так ли? Тогда, может, скажешь им всё, как есть – без обиняков, и потом будешь уповать на то, чтобы они восприняли это так же спокойно, как Джуго?
От новых вопросов, бесконечными строками рождающихся у него в голове, становилось дурно, и Саске понял, что затянул с ответом попросту непозволительно, и Карин с Суйгетсу начали странно переглядываться – а он наблюдал за картиной будто бы со стороны, и неведомое чувство, мощное и настойчивое, подступало всё ближе к сердцу. Он должен был решить. Прямо здесь. Прямо сейчас.
Поборовшись с собой ещё несколько томительных секунд, он посмотрел на Джуго – тот едва заметно склонил голову в кивке, - затем набрал в грудь побольше воздуха и объявил:
- Я гей.
Вышло слабо и совсем не так значительно, как он себе представлял. Он произнёс запретное слово в контексте со своей личностью впервые, и теперь, когда, казалось, решение было принято – решение на всю жизнь, он не чувствовал совершенно ничего. Глаза Карин за толстыми очками удивлённо округлились, она посмотрела на Суйгетсу, на губах которого отчего-то играла торжественная улыбочка, и звучно изрекла:
- Блядь. Теперь я этому бледнохарему бабки должна. – Она кивком указала на своего бойфрэнда – тот послал ей воздушный поцелуй.
Саске непонимающе посмотрел вначале на одну, затем на другого:
- Подождите, - наконец беспомощно попросил он, - вы мне объясните, что происходит?
- Ну, мы поспорили с ней, - закатил глаза в притворной скуке Суйгетсу, крутя палочками. – Эта твердолобая идиотка не могла поверить, а я-то был в курсе, вот я ей и поставил условие…
- Откуда?! – перебил его Саске, задыхаясь от возмущения. Нет, он ровным счётом ничего не понимал – ничегошеньки. – Откуда ты мог знать, если я и сам не знал до… до сейчас! – закончил он уже почти злобно.
Джуго, который, похоже, единственный находил ситуацию забавной, снова беззвучно захихикал, но под строгим взглядом Саске взял себя в руки, оставив на лице только молодецкую улыбку.
- Бля-я… - снова протянула понурившаяся Карин разочарованно. – Так, значит, тот блондин, с которым тебя это чмо видело, и есть твой любимый? И это с ним ты беседку фотографировать ходил?
- Да откуда вы всё знаете?! – взорвался Учиха, теперь уже всерьёз взбешённый, резко вставая из-за стола – сам не зная, зачем, ведь уходить он никуда не собирался.
Суйгетсу заулыбался и, потянув его за плечо, усадил на место:
- Расслабься, Саске.
- Нет, серьёзно, откуда вы знаете? – повторил он уже спокойнее.
- Не мы, а я, - поправил его парень с ноткой гордости в голосе, - я знаю. Потому что я вообще-то тоже не только по девушкам, так что сразу тебя раскусил, а уж когда тебя с тем блондинчиком рядом увидел – ты извини меня, друг, конечно, но это было очевидно.
- Ну вот, мне теперь захотелось на него посмотреть, - прохныкала Карин в свою кружку и одним махом допила остатки пива на дне. – Надо ещё заказать, а то что-то не торкнуло.
Саске, однако, пропустил её реплику мимо ушей – не в силах побороть удивление, он всё пялился на Суйгетсу, а тот улыбался, довольный произведённым эффектом, и его светлые глаза при этом сверкали донельзя лукаво – ну вылитый демон из преисподней.
- Тогда, - Саске требовательно ткнул указательным пальцем ему в грудь, - даже я ничего не знал. Как, мне интересно, понял ты?
- Так очевидно же всё было, - хмыкнул в ответ тот, подвинул свой стульчик ближе и приобнял его за плечи. – Парень, не заморачивайся. Я по твоим постам в последние дни догадывался, что ты себя изводишь этой темой, и, собственно, поэтому и поддался на просьбы Карин, позвонил. Чтобы поддержать в реале. Серьёзно, Саске, если тебе не с кем поговорить об этом, то ты всегда можешь вызвонить меня, я тебе номер оставлю. Для тебя я всегда свободен. Лады?
- Лады, - попробовал Саске на вкус непривычное для него слово и слабо улыбнулся. – Спасибо.
Смешливый официант принёс им по свежей кружке пива, и Карин, оживившись, принялась за свои расспросы:
- И что же, ты нам его покажешь? А то несправедливо, что эта тощая ублюдочная карикатура на мужчину видела твоего парня, а я – нет. Да, Джуго? Ты меня поддерживаешь?
Рыжий великан передёрнул плечами, но добавил:
- Вообще-то мне, как всем, интересно было бы взглянуть на того, кто так крепко пленил сердце нашего Саске.
- Вот! – торжественно объявила девушка. – Все хотят видеть твоего блондина! Суйгетсу сказал, у него мордашка сладкая, а вид какой-то мажористый. А это, случайно, не один из тех двоих мажоров, из-за которых ты в передрягу с телефоном влип?
- Во-первых, он мне не парень, - поправил Саске с виноватой улыбкой, - во-вторых, да, это его телефон был.
- О! – обрадованно воскликнул Суйгетсу и, приподнявшись на своём стуле, звонко хлопнул раскрытой ладонью по ладони Карин. – Тут мы угадали оба!
Саске вздохнул, не зная, злиться ему или смеяться.
- У вас что, занятий других нет, кроме как обо мне сплетничать?
- Не-е-е, - синхронно покачали они головами, даже выражения лиц при этом имея донельзя схожие.
И так это со стороны выглядело – вроде, и серьёзно, и в то же время ну просто уморительно, что тут не хватило даже его выдержки – он рассмеялся, и ему принялся вторить заливистый хохот Джуго, а, без сомнения, самая потешная парочка из всех, что ему когда-либо доводилось видеть, переглянувшись, спустя пару секунд присоединилась к всеобщему веселью.
Отсмеявшись вдоволь, Саске, красный, с блестящими от подступающих слёз глазами, вздохнул:
- Ладно. Если вам так прямо интересно на него взглянуть, то есть у меня тут один проект…
***
- Итачи-кун.
Орочимару, сидя в своём кресле, наблюдал за его сборами, и с каждой минутой становилось всё труднее делать вид, будто он ничего не замечает. Итачи отложил в сторону коробочку с линзами – одна уже была вставлена, и его левый глаз светился тревожным красным.
- Да?
Учёный сложил пальцы домиком перед собой и внимательно взглянул детективу в лицо:
- Ты уверен, что ничего не хочешь мне рассказать?
- Уверен, - слишком поспешно бросил в ответ Итачи, опуская взгляд.
- Повтори-ка ещё раз, зачем ты сегодня идёшь туда?
Молодой человек достал правую линзу, закинул голову, накладывая её поверх чувствительной оболочки глазного яблока, и подошёл к зеркалу, проверяя, всё ли в порядке.
- Я хочу поговорить с Дейдарой, Орочимару-сама, ничего особенного. Просто я чувствую, что он мне не доверяет, а как мне иначе ходить везде с ним? Нужно завести дружбу.
Орочимару перевёл взгляд на стоящего в углу Кабуто – тот передёрнул плечами.
- А Хошигаке-сан знает о твоих планах? – задал вопрос учёный, глядя на отражение Итачи в зеркале. При упоминании имени напарника уверенности в парне явно поубавилось.
- Я не стал его тревожить, он был очень занят сегодня… И вас попросил бы ему не говорить. Ну, я пойду переоденусь.
Он сорвал с вешалки вещи для своего образа и поспешно скрылся в соседней комнате. Лишь только дверь за ним закрылась, Кабуто отклеился от стенки и, за пару шагов преодолев расстояние до кресла начальника, склонился к нему:
- Послушайте, я думаю, у него что-то нехорошее на уме. Какой-то свой план.
- Я знаю, - вздохнул Орочимару ему под стать, тоже шёпотом.
- Позвонить Хошигаке-сану?
Учёный изобразил рукой запрещающий жест:
- Они могут поссориться, и тогда вся операция провалится, от этого не выиграет ни один из нас. Кроме того, мне кажется…
Он умолк, задумавшись. Облечь своё чутьё в слова он не мог – как не мог это сделать и в те годы, когда ловля серийных убийц являлась его основной профессией. Но этому чувству, щекочущим холодом сдавливающему в комок внутренности, он привык доверять безоговорочно, и в этот раз чувство подсказывало: убийца, кем бы он ни был, уже заметил Итачи. Он был у них на крючке. Пока что он только присматривается, наблюдает издалека, фантазирует – время действия ещё не подошло, поэтому сегодня Орочимару ещё мог позволить своей совести отпустить Итачи одного. Но только сегодня. Или… Чутьё говорило, время ещё не настало, и если он выстрелит раньше, то только спугнёт зверя. А зверю место в клетке.
- Всё в порядке, Кабуто, - стиснув ладони в кулаки, сказал учёный, не глядя на помощника, чтобы тот не разгадал обман. – Иди лучше помоги ему.
Кабуто повиновался не сразу, предварительно наградив его долгим пристальным взглядом. Когда фигура помощника наконец скрылась в соседней комнате, Орочимару устало откинулся головой на спинку кресла. Душу изнутри раздирали демоны сомнения, и он не знал, какую жертву швырнуть им, чтобы утихомирить их голод.
***
Какаши сел на кровати и провёл ладонью по вспотевшему лицу. Было противно от липкого пота, а ещё очень хотелось домой, в одиночество.
- Сэмпай, - раздался голос за его спиной. Послышался шорох, тихий скрип, затем к его спине прильнули, и чужая рука обняла его за шею. Стало ещё жарче и ещё противнее.
- Сделайте мне одолжение, сэмпай, хотя бы ради старого знакомства. Пока вы тут, со мной, - пожалуйста, не думайте о нём.
Какаши потянулся к тумбочке, на которую он час назад в спешке выложил все вещи из карманов: ключи, мобильный, сигареты, зажигалка. Он зажёг сигарету, сделал затяжку и передал её любовнику. Они с Ямато были знакомы достаточно долго, чтобы порой безошибочно угадывать мысли друг друга, поэтому Какаши осознавал: с этим человеком он не сможет притворяться. Это было бы точно так же бессмысленно, как пытаться врать Обито. Ему вернули сигарету, он стряхнул пепел и затянулся. Его плеча коснулись влажные губы.
- Послушайте, сэмпай, вы должны, наконец, выбросить его из головы.
Какаши поморщился от внезапно мелькнувшей в голове вспышки воспоминаний. Побледневшее лицо Ируки, на котором читались страх, отчего-то обида и да, настоящее отвращение. Он не кричал, как, бывало, поступал, когда Какаши говорил нечто ему неугодное. Просто смотрел на него – как-то зло смотрел, будто обвинял в чём-то, а затем, когда, похоже, вновь обрёл способность говорить, зашипел ядовито-вежливо, опять начав выкать: «Простите, Хатаке-сан, но я не могу ответить на ваши чувства» - и стремглав бросился к двери, словно опасался, что тот погонится сейчас за ним и изнасилует. Когда входная дверь прощально хлопнула, Какаши стало вдруг жутко тесно в собственной квартире. Горло будто стянула кожаная удавка, и казалось, стены подступают всё ближе и ближе, намереваясь раздавить его. В нарастающем приступе паники он набрал номер Обито и только потом сообразил, что тот ещё в Америке. Тогда он позвонил Ямато и поставил его в известность, что приедет к нему сейчас же, сию же минуту. Ямато, судя по звукам, был где-то на улице, но когда двадцать минут спустя Какаши с нажимом надавил на его дверной звонок, он был уже дома, запыхавшийся и краснощёкий, не успевший даже снять ботинки. Ему не нужно было ничего объяснять, с ним не нужно было притворяться, его было не обязательно любить.
- Что вы будете теперь делать? – спросил Ямато, играя с его встрёпанными волосами.
Какаши затушил окурок и швырнул в пепельницу, но не попал.
- Уйду с теперешней работы и вернусь к Йондайме. Он будет рад, да и Обито тоже.
При упоминании последнего имени его любовник замер, и Какаши понял, почему. Ямато был единственным из его теперешнего круга общения, кто знал его достаточно давно, чтобы быть в курсе их с Обито истории. Наверное, старая ревность была ещё слишком сильна.
- Я люблю вас, сэмпай, вы ведь знаете это? – шепнули ему в ухо. – И когда-нибудь мне надоест, что вы уже много лет приходите ко мне и всё время уходите. Сначала это был Обито, и я позволял вам называть себя его именем. – Какаши вздрогнул от больно кольнувших в сердце воспоминаний. – Потом появился Ирука, и уже три года я вынужден терпеть его незримое присутствие в моменты нашей близости. Может быть, теперь, когда вы наконец поняли, что его вам не заполучить, вы подумаете о том, чтобы посмотреть на меня? Не как на замену вашим латентным возлюбленным, сэмпай.
Какаши поймал любовника за руку и, поднеся его ладонь к губам, поцеловал, извиняясь. Ямато не стал вырывать руки, хотя по лицу его и прошла тень разочарования.
- Я понимаю, - он опустил взгляд, позволяя покрывать свои пальцы лёгкими поцелуями. – Вы считаете, нас не связывает ничего, кроме постели.
Губы Какаши изогнулись в кривой усмешке:
- Но всё изменится. Я ещё не знаю, в какую сторону, честно. Дай мне немного времени, хорошо?
Его любовник издал обречённый вздох и зарылся пальцами в его волосы:
- Да, сэмпай.
Он даже ответил на улыбку, которая, впрочем, не тронула его глаз – те оставались всё такими же печальными. Какаши решил сделать вид, что не заметил этого.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 4
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринг для этой главы: Какаши/Ямато
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 27
Суббота 15 мая
Та самая миловидная девушка, которая помогала Итачи среди тонн ящиков с документами полицейского архива отыскать нужный ему, с пожелтевшей от времени наклейкой «Хошигаке» и подписанным под ней фломастером словом «Акацуки», вновь подошла к его столу – на этот раз спросить, не хотелось ли ему сделать перерыв и выпить с ней бодрящего зелёного чая. Итачи, не отрываясь от просмотра папки, покачал головой. От его внимания, впрочем, не ускользнули ни нашедшая на красивое личико тень обиды и недоумения, ни то, как девушка поджала пухлые губки и сердито зацокала каблучками к своему месту, на ходу застёгивая верхние пуговицы блузы, закрытой под самую шею, когда он только пришёл сюда час назад. Всё это было сейчас неважно. Значение имели лишь бесчисленные папки горчичного цвета, разложенные в хронологическом порядке перед ним на столе.
Пришлось немного схитрить, чтобы выпросить у Кисаме-сана доступ к его личным файлам в архиве, - он сказал, что никак не может найти нужный подход к Дейдаре, и если прочтёт немного о его прошлом, то, возможно, поймёт, что происходит в голове у этого парня и таким образом он сможет войти к нему в доверие. Итачи опасался, что Кисаме-сан предложит сам рассказать ему о старом знакомом, однако было похоже, что говорить о Дейдаре тому не нравилось, поэтому он без лишних слов вручил напарнику карточку доступа и наспех черкнул письменное разрешение на использование его архивных файлов. Такое поведение казалось несколько подозрительным, но думать ещё и об этом Итачи сейчас не мог, поэтому пришлось временно отложить эти размышления в самый дальний угол сознания.
Молодой детектив перевернул страницу и вновь погрузился в чтение. Об Акацуки ему было известно в основном лишь то, что передавали по новостям – что это опасная террористическая группировка, позиционирующая себя как националисты; предполагалось, что на самом деле в планах организации было свержение действующего правительства и захват власти в стране. Хоть дело Акацуки и принесло Кисаме-сану широкую славу в полицейских кругах, он никогда не говорил о нём, в отделе тема террористов также поднималась крайне редко, да и то о них в основном перешёптывались, словно это была некая постыдная тайна. Итачи никогда не понимал этой секретности, но сейчас, когда он держал в руках эти бесценные материалы, к которым никто не прикасался целых девять лет, чутьё подсказывало – разгадка кроется именно в них.
Первым делом он скопировал весь список задержанных, причастных к преступной группировке, и вычеркнул из него имена, носители которых уже никак не могли ему помочь – или погибли, или содержались слишком далеко, чтобы разыскивать их для беседы. Затем, когда нетронутыми на листке остались только четыре имени, он при помощи постоянно обновляющейся базы данных полиции Японии вычислил, что самым простым и полезным вариантом для него будет нанести визит некой Конан, помощнице лидера организации, для беседы с которой, если верить файлу, можно было и не получать специального разрешения от отдела борьбы с организованной преступностью. Кроме того, до окончания срока у этой женщины оставалось всего лишь три месяца, так почему бы ей и не поговорить с ним?
Дело Дейдары он не просто изучил, а попросил девушку, работающую в архиве, сделать ксерокопию всех его данных, не объясняя, к чему столь великий интерес к парню, который по причине своего малолетнего возраста даже не предстал перед судом за содействие анархистам. О Дейдаре Кисаме-сан в своём отчёте писал следующее: «Очень умный и положительный, хотя постоянное общение в компании членов Акацуки оказывает на него не самое лучшее воздействие. Я, однако, убеждён, что даже несмотря на его опасные пристрастия к взрывчатым веществам, в исправительную колонию его отправлять нельзя – это не поможет. Считаю условный срок лучшим вариантом для подростка вроде него». В личном дневнике, который Итачи нашёл на дне ящика, Кисаме-сан писал более откровенно: «Вся эта дурь насчёт сохранения национального духа и борьбы со всеми продавшимися Западу наконец-то вышла у него из головы. Вчера он на допросе вдруг разрыдался и поклялся мне, что больше никогда не притронется к взрывчатке, если я только дам ему ещё один шанс. Я не знаю, как с ним быть. У него в Конохе после задержания всех из Акацуки не осталось друзей, родных здесь тоже нет, кто за ним присмотрит? Выпускать его на улицу, где очередные придурки пригреют его и заставят делать какие-нибудь гадости? Ему же только шестнадцать, совсем как Итачи, он очень впечатлительный…».
Внезапно взгляд его зацепился за первую строку на два абзаца ниже – и все мысли о Дейдаре разом вылетели из головы. Кисаме-сан писал про Зецу.
«Сегодня его наконец-то забрали в психиатрическую клинику, диагноз – множественная личность. Я вздохнул облегчённо, когда увидел его из окна в руках санитаров. Он плакал. Трудно это признавать, даже самому себе, но Зецу был единственным в Акацуки, кого я по-настоящему боялся. После того случая…»
На этом запись прерывалась. Итачи облизнул пересохшие губы и перевернул страницу дневника, надеясь отыскать продолжение, затем пролистал его до конца, но ни слова о Зецу ему больше не встретилось. Наверное, решил он, Кисаме-сану попросту не особо хотелось лишний раз думать об этом человеке.
В груди, в районе солнечного сплетения, сжался болезненно плотный комок – он знал, он чувствовал, что на верном пути, но торопиться было нельзя, иначе всё к чертям.
Совершенно забыв о загадке таинственности дела Акацуки, найти ответ на которую он намеревался в старых файлах, Итачи наскоро сложил развороченные папки обратно в ящик, отнёс его хмурящейся работнице архива и поспешил прочь.
***
Гаара оторвал голову от подушки, покосился вначале на окно, в которое яркими лучами светило майское солнце, затем с недовольством воззрился на друга:
- Узумаки, ты за каким таким дьяволом меня не разбудил? Сам-то встал, а меня не разбудил!
Наруто сидел за компьютером, левой рукой обнимая испускающую волшебный аромат кофе чашку, а правой прокручивая колёсико мышки. Он ответил, не отрывая взгляд от экрана монитора:
- Я пытался. Ты послал меня в ад и перевернулся на другой бок. С добрым утром, кстати.
-Да тебя-то тоже с добрым, солнышко ты моё ненаглядное, - иронично бросил Сабаку, поднимаясь, - но вот насчёт утра это ты погорячился. Уже сколько? – Найдя наощупь лежащий возле подушки телефон, он глянул на время и в ужасе вздохнул: - Половина одиннадцатого? Чёрт, мы же в спортзал опаздываем!
-Не переживай, - ответил ему Наруто, не оборачиваясь. – Думаю, после того, как ты прочтёшь последний пост в нашем сообществе, тебе перехочется куда бы то ни было идти.
Гаара подавился зевком, тут же поднялся на ноги и пересёк комнату – что-то в том, как друг произнёс эти слова, ему очень не понравилось.
Последнее сообщение было написано Тен-Тен, и после первых же строчек ему стало ясно, о чём будет идти речь в приличном кирпиче текста без абзацев, который TT-girl вывесила на всеобщее обозрение.
«Так, господа боевые пидорасы-конспираторы-грёбаные, блядь, ниндзя, вы меня уже со своими секретами и тайными свиданиями задрали просто нереально! Я бы хотела сказать вам, насколько, но таких слов ещё, клянусь, не придумали! Ты, крашеная падла, уже две недели охмуряешь моего лучшего друга и ничего даже не подумал мне сказать?! Какой ты после этого друг, жопа ты сладкая с ручкой! Из-за тебя меня вчера Ли даже на порог к себе не пустил – потому что у него, видите ли, спала-почивала принцесса Не-Трогайте-Это-Перманентный-Макияж! Гаара, я, блин, терпела реально долго, но терпелка у меня не вечная! Уж не знаю, за каким таким хером лысым ты подумал эти ваши отношения в тайне держать, всё равно бы всё всплыло, но только я хочу, чтобы ты не обманывался на мой счёт – я всё знаю! И как вы познакомились – тоже знаю, кстати, об этом отдельно поговорим. Нет, не Ли мне сказал, не звони ему. Лучше мне позвони, у меня ещё есть что тебе сказать! Ты хоть понимаешь, что из-за твоих «Давай-не-будем-никому-говорить» я, блин, с лучшим другом поссорилась, падла ты! Убью! Теперь выкручивайся, как хочешь, но сделай так, чтобы снова стало всё хорошо, это понятно? А то напихаю в жопу битого стекла и запущу с ноги на Марс! Всё, сказала, теперь разгребайся со всеми, кому ты ТОЖЕ ничего не сказал, сам, а это – все твои друзья, придурок!»
-Да-а, - протянул Гаара, скиснув. – Ну-ка дай глотнуть твоего кофе, Узумаки.
Наруто послушно вручил ему свою чашку:
- Тут ещё комментарии есть. Читать будешь?
- А я от них не поседею? – хмыкнул юноша с кривой усмешкой.
- В любом случае, видно не будет, - вяло пожал плечами Наруто, - ты ведь крашеный.
Гаара скорчил ему гримасу и подтянул к столу второе компьютерное кресло – сесть рядом:
- Включай свои комментарии.
***
Конан являлась обладательницей взгляда, глубина которого позволяла предполагать, что этой женщине довелось на собственном опыте познать разные стороны жизни, вовсе не все из которых были прекрасными. На её красивом чистом лице чудесным образом не отразились девять лет заключения – только, пожалуй, теперь нездоровая бледность стала её вечной спутницей, что было неудивительно. Итачи, впрочем, поручиться не мог: он не особенно пристально вглядывался в небольшую архивную фотографию женщины, которую нашёл в документах Кисаме-сана.
Она сидела на койке, закинув ногу на ногу и сложив ладони на острой коленке, с гордо вздёрнутым подбородком, и при виде её королевской осанки, её исполненного достоинства выражения лица глаза сами прекращали замечать как разделяющую их металлическую решётку, так и свободную бледно-зелёную тюремную униформу с номером на груди. В её тёмных с синим отливом волосах бумажными лепестками цвела роза – та же, что была на ней в день задержания полицией. Пока Итачи ожидал решения начальника тюрьмы, улыбчивые тюремщицы успели рассказать ему, что так как их самой очаровательной заключённой осталось совсем немного до обретения свободы, они позволили ей это незначительное нарушение правил.
- Итак, - Конан царским движением повернула к нему голову, - чем могу служить, Учиха Итачи-сан? Я бы предпочла, чтобы мы разрешили все вопросы как можно скорее, мне нужно вернуться в мастерскую.
Пришлось проглотить так и рвущийся наружу вопрос: «Откуда вы знаете моё полное имя?». Итачи сжал ладонями деревянные ручки кресла, поставленного прямо перед решёткой. «Спокойно, - сказал он себе. – Она преступница, ты полицейский. Поэтому – спокойно».
- Конан-сан, я не отниму у вас много времени.
В её больших глубоких глазах мелькнула искра, похожая на насмешку.
- Такие, как вы, отняли у меня девять лет моего времени. Как думаете, каких-нибудь полчаса на разговор с вами – это много для меня?
- Я здесь, - игнорируя вопрос, продолжил Итачи твёрдо, - чтобы спросить вас о некоем Зецу.
Конан передёрнула узкими плечами, отворачиваясь:
- Слышала, он на свободе.
- Да, и именно поэтому я пришёл поговорить с вами. Скажите, он может быть опасен? Опасен настолько, чтобы убить человека?
Её голова чуть склонилась к левому плечу, словно она обдумывала его вопрос, но Итачи знал, каким-то образом чувствовал: ей не нужно было время, ведь ответ она знала и так. Всё внутри него уже трепетало приятным волнением и ликовало, празднуя победу – он угадал, всё-таки угадал! Теперь дело оставалось за малым…
- Я не знаю, - отозвалась наконец Конан, и что-то в её тоне изменилось, насторожив детектива. Она подняла голову, и свет от электрической лампы превратил её и без того бледное лицо в облик мраморной статуи. – Мы держали его в Акацуки только потому, что он не гнушался выполнять работу, в которую мы, интеллигенты, романтики, боялись погружать свои холёные руки. – На губах её сверкнула саркастичная усмешка с немалой долей грусти. – Вы, наверное, считаете, что мы были идиотами, Итачи-сан, не так ли? Ничего, - не дав ему ответить, продолжила она спокойно. – Я того же мнения. Девять лет – это долгий срок. Невольно начинаешь думать.
- Как бы вы охарактеризовали его, Конан-сан? – поторопил детектив, доставая блокнот для заметок.
Некоторое время она молчала, разглядывая его через металлическую решётку с видом человека, поднёсшего лупу к муравью, но Итачи отчего-то казалось, что всё её королевское презрение – не более чем показное шоу. Его вопросы наверняка задели в её душе нужные струны, и теперь она изо всей силы борется с лавиной воспоминаний, обрушивающейся на её бедное сознание. Отсюда и злобные замечания, и саркастичные ужимки – обыкновенные защитные рефлексы.
- Он был определённо болен, - наконец произнесла заключённая недовольно, отвернувшись от него. - Ваши люди правильно сделали, что поместили его в лечебницу вместо тюрьмы. Зецу было… двое. И если с первой, светлой его половиной я ещё могла кое-как контактировать, то тёмным Зецу управлять не мог никто. – Она обронила грустный смешок, поведя тонкими плечами под бесформенной тюремной футболкой. – Помню, он очень боялся сойти с ума, хотя на самом деле и был сумасшедшим, и все это знали. Он страшился, что тёмный Зецу когда-нибудь сделает что-то такое, за что потом нести ответственность придётся ему. Но он не имел над ним никакой власти. Единственным, что можно было сделать, когда им завладевала тёмная половина, это попытаться достучаться до светлой. Из членов организации Зецу слушался только меня: ни Нагато, ни Яхико. Вы вот спрашиваете, способен ли он убить. Один раз он вплотную подошёл к этой черте. Это было в первые дни, когда к нам присоединился Хошигаке Кисаме.
Итачи вздрогнул, услышав из чужих уст знакомое имя. Конан перевела на него свой магнетический взгляд, но почему-то не высмеяла его слабость, хотя наверняка всё заметила.
- Я думаю, Зецу что-то почувствовал, - она кивнула в сторону блокнота, напоминая забывшемуся детективу, что он должен вести записи. - Когда в штаб-квартире остались только мы втроём: я, он и Кисаме – Нагато готовил новую операцию, а нам дали задание ждать, – я услышала, как что-то происходит в комнате, и заглянула туда. Выяснилось, как раз вовремя: пока Кисаме спал, Зецу приставил к его горлу нож.
Карандаш замер в его руке. Итачи почувствовал, как от волнения у него потеют ладони, а горло сдавила сухая лапа. То, о чём говорила эта женщина… Описанная ею картина являлась одним из самых страшных его кошмаров, мучающих его все те долгие месяцы, которые он ждал, пока Кисаме-сан вернётся со своего опасного задания. Образ полицейского – беззащитного, разоблачённого, с оружием у горла и искажённым предсмертным ужасом лицом… Сколько раз он вскакивал ночью с кровати, давясь криком и дико хватаясь за воздух в попытке поймать ускользающие родные черты?
Конан предпочла никак не комментировать его состояние и продолжила рассказ:
- Мне удалось уговорить Зецу отдать мне нож, и потом он был мне за это безмерно благодарен. Клялся, что не хотел ничего такого, рыдал. Он, его светлая половина, очень боялся этих своих внезапных вспышек, когда терял над собой контроль. Тот Зецу, которого я знала, вполне был способен отнять у человека жизнь, но мне кажется, он бы выдал себя – в нём не было достаточно хладнокровия, чтобы хотя бы подумать о том, как избавиться от тела. Он бы просто сбежал с места преступления. Но, конечно, прошло уже столько лет. Я не знаю, что он сейчас за человек.
Перед глазами всё ещё стояла жуткая картина, и Итачи, пока не в состоянии совладать с собой, уточнил едва слушающимся голосом:
- Он не пострадал в тот раз? Кисаме-сан.
Конан обернула к нему своё красивое бледное лицо, на котором, как показалось детективу, он мог прочесть искреннее изумление:
- Что вы! Я бы не позволила Зецу ничего с ним делать. Я доверяла Кисаме, хотя Яхико предупреждал меня на его счёт, да и Дейдара, хоть и дружил с ним теснее всех, всё-таки о чём-то догадывался… Нет, Итачи-сан, ваш напарник не пострадал.
- Откуда вам известно, что мы напарники? – вскинул брови детектив.
Полные губы заключённой разошлись в широкой улыбке:
- Он часто говорит о вас.
- Говорит? То есть…
- Да, он иногда приходит навещать меня. А он что, не сказал вам, что мы друзья?
Вопрос прозвучал, как тонкое, запланированное издевательство, и роль свою оно выполнило, задев за живое – это почувствовали оба. Итачи, не в состоянии оторвать взгляда от её глубоких глаз, в которых плескалось плохо скрываемое торжество, силился собрать воедино мысли, упорядоченный строй которых эта женщина разрушила с такой лёгкостью, но проигрывал. Новая информация попросту не желала укладываться у него в голове, вклинивалась в устоявшуюся картину его мира и ломала его устройство в самом корне. Соврать Конан вряд ли решилась бы, ведь не было ничего проще, чем проверить. Тогда выходило, что она сказала правду и Кисаме-сан действительно поддерживал связи с опасной преступницей из печально известных Акацуки. Но если он это делал, возможно ли?..
Итачи резко перебил собственные мысли: у него не было на это времени. Он поднялся, и хотя ноги ещё казались ватными, а в голове царил полнейший хаос, постарался изобразить уверенность.
- Спасибо за вашу помощь, Конан-сан, - поклонился он ей и развернулся. – Я скажу тюремщице, что вас можно сопроводить обратно в мастерскую.
За его спиной засмеялись – тихо и с издёвкой. Он не стал оборачиваться и просто последовал к выходу. На сегодня у него ещё было очень много планов.
***
Джуго поднёс к лицу испускающую пар чашку и подул на неё.
- На самом деле ты и сам понимаешь, что всё это означает, - произнёс он низким невозмутимым голосом.
Саске разглядывал свои ладони на столе, не зная, что ответить, да и стоит ли отвечать вообще. Он видел Джуго впервые в жизни, и хотя целый год до этого они вели электронную переписку, всё равно был удивлён, насколько быстро этот рыжеволосый гигант в добрым взглядом сообразил, что происходит у него в душе. Буквально за полчаса общения Саске, не до конца осознавая, что делает, выложил ему всё о своих недавних открытиях и теперь ощущал наготу и незащищённость перед этим человеком – однако было бы ложью сказать, что он жалел о своей внезапно пробудившейся болтливости. От сердца всё-таки немного отлегло.
- Тебе не требуется ничья помощь, чтобы понять, что ты любишь этого парня, - продолжил его собеседник всё так же невозмутимо.
Саске крепко сжал ладони в кулаки:
- Мне это не нужно. Я не хочу этого.
- Это уже произошло, - отрезал Джуго тоном, не терпящим возражений, и когда Саске поднял на него удивлённый взгляд, ему удалось уловить мелькнувший в карих глазах стальной блеск, который, впрочем, моментально испарился. Джуго вновь заговорил привычным голосом: - Саске, да пойми ты, что не имеет значения, какого пола твой избранник. Ты чувствуешь то, что чувствуешь, и это ничто не может изменить, даже твоя железная воля и твои нравственные обязанности перед семьёй или перед обществом.
- Я всё равно не хочу этого, - произнёс Саске одними губами, но Джуго расслышал.
- Тебе нравится себя обманывать? – спросил он с нажимом.
- Нет.
- Ты хочешь прожить всю жизнь в обмане?
- Нет…
Джуго красноречиво развёл руками и замолчал. Потупившись неловко, Саске сделал большой глоток из своей чашки. На самом деле он не любил зелёный чай, но Джуго так настаивал попробовать именно его, что пришлось уступить, и он не пожалел о своём решении: обычно нелюбимая им горечь в этом чае напрочь отсутствовала, напиток имел приятный привкус, а волшебный аромат – настоящего липового мёда – навевал расслабленные мысли о чём-то уютном и тёплом, домашнем. Саске внезапно пришло в голову, что, возможно, как раз из-за вызванного этим чудесным чаем настроения он так запросто и раскрылся перед Джуго, выдав ему свои самые потаённые мысли. Глупость, конечно: в действительности ему просто необходимо было хотя бы с кем-то поделиться своей бедой, а ни Итачи, ни дяди рядом не было.
- Знаешь, в чём твоя главная проблема? – Джуго возвёл на него серьёзный взгляд. – Ты боишься признать в себе эту часть. Всё проистекает из страха: не перед реакцией семьи даже или общества, а перед самим собой. Понимаешь?
Саске качнул головой отрицательно: нет, ему сейчас вообще ничего не было ясно. Джуго опустил на стол свою чашку, в его огромных руках кажущуюся крохотной, и губы его тронула невесёлая улыбка.
- В школе я слыл неисправимым хулиганом, хотя и получал хорошие отметки. Я не шалил по мелочам, как остальные дети, а просто постоянно ввязывался в драки. – Саске недоверчиво покосился, и его собеседник кивнул. – Да, какой-то части меня дико нравилось драться, и в то же время меня это отвращало. Долгое время я не мог жить с собой в мире, подавляя то одну, «хорошую» часть себя, то вторую – назовём её для наглядности тёмной половиной. – Он посмотрел выразительно, но Саске сделал безучастный вид, якобы не понимая, к чему весь этот рассказ. Джуго продолжил: - И вот однажды мне по секрету рассказали об одном клубе – скажем так, клубе для избранных. По ночам там собирались обеспеченные люди города, чтобы расслабиться, полюбоваться на зрелище и, конечно же, сделать ставки…
Саске округлил глаза и, перегнувшись через столик, громко зашептал:
- Ты что, серьёзно? Это там, где люди друг друга до смерти забивают, а они на это деньги ставят?
Джуго улыбнулся несколько покровительственно:
- Ну, смертельных случаев у нас ещё не было, но в целом ты прав. Извини, если шокировал тебя, просто хотел кое-что объяснить. – Он подождал, пока Саске жестом скажет ему продолжать. – После того как я начал там работать, всё в моей голове моментально стало на свои места. Если кратко, то я просто принял ту кровожадную часть себя и стал един. Теперь у меня нет проблем с самоидентификацией, потому что я знаю: да, я хороший парень, но мне нравится бить другим людям морды, и для меня это совершенно нормально. – Его тон с полушуточного перешёл внезапно на строгий, почти менторский, и в этот момент Саске как никогда сильно почувствовал те несколько лет разницы в возрасте, что разделяли их. – Перед тобой сейчас стоит та же проблема, что была раньше у меня, поэтому я тебя понимаю. Попробуй воспользоваться моим методом – вдруг и тебе поможет?
- Это как же? – усмехнулся Саске грустно. – Пойти рассказать ему всё?
- Да нет, - расстроился Джуго, - для начала себе хотя бы признайся. Надень на себя этот образ и попробуй пожить в нём недолго, полдня для начала. Если стесняешься давать волю этой своей части вживую, то заведи знакомство через Интернет. Раскрепостись немного и посмотри, понравится тебе или…
Внезапно он умолк, и взгляд его скользнул собеседнику за плечо. Саске тоже обернулся, но ничего подозрительного не углядел. Джуго неспешно поднял указательный палец и указал им на двухметровую фиговую пальму у входа, широко раскинувшую свои шикарные острые листья. Саске присмотрелся. Теперь и он заметил: за пальмой кто-то прятался.
- Слушай, по-моему, это они, - Джуго по-детски шаловливо улыбнулся и, сложив ладони рупором, крикнул: - Суйгетсу, Карин, выходите уже, мы вас видели!
Пальма недовольно зашуршала, после чего из-за неё с виноватыми улыбками вышли двое весьма странного облика, и при виде этой парочки Саске не смог сдержать радостной улыбки.
***
- Замечательно. – Гаара с усталым вздохом отъехал в кресле от клавиатуры и, изогнувшись в невероятной позе, повис на одной из его ручек. – Просто замечательно. Теперь они все меня обсуждают. Все, Узумаки.
Наруто, всё это время лежащий на кровати с папиным ноутбуком и помогающий другу вести борьбу в комментариях со своего аккаунта, обновил страницу и поникшим голосом протянул:
- Младший сержант Узумаки докладывает последние новости с поля боя. Сакура и Ино завели какой-то научный спор, бросаются психологическими терминами – ничего не понятно. Киба почему-то уверен, что у нас любовный треугольник. Вечно ему эти треугольники мерещатся… Неджи, похоже, в шоке, он не знал, что Ли гей.
- Да уж, удружила Тен-Тен, - с мрачной весёлостью в голосе хмыкнул Гаара, поднялся с кресла и устало плюхнулся на кровать рядом с Наруто. – Читай, что там дальше.
- Дальше? – Блондин снова обновил страницу и присвистнул. – Явился Чоджи. Пожурил Тен-Тен за несдержанность, приглашает вас с Ли в «У Акимичи» на бесплатный обед. На него нагавкали сразу Тен-Тен и Сакура. Мда, похоже, она до сих пор злится на тебя из-за Сая…
Гаара лежал неподвижно, не подавая признаков жизни, и бесцельно глядел в потолок. Захваченный последними событиями, он даже забыл сегодня расчесаться, поэтому сейчас его короткие пряди смешно топорщились в разные стороны, а чёлка в беспорядке закрывала весь лоб. Выносить его таким, растерянным и несчастным, было выше сил Наруто – он поднялся и, заглянув в свой компактный холодильник для напитков, вытащил оттуда банку пива, присел рядом и положил её, влажную и прохладную, Гааре на голый живот. Тот содрогнулся и перевёл на него недовольный взгляд.
- Выпей, - улыбнулся Наруто, - и выбрось это из головы, серьёзно.
- Ага, выбрось. – Гаара поднялся и, сложив ноги по-турецки, пшикнул открывалкой. – Вот как только у меня в жизни всё налаживается, как только я начинаю думать, что всё хорошо, - обязательно происходит какая-то лажа, из-за которой потом всё летит в тартарары. Ну зачем она так поступила?
Сделав глоток, он протянул банку другу.
- Я думаю, просто была достигнута точка кипения, - попробовал объяснить Наруто. – Она ведь, хоть и мужик в юбке, а всё же девчонка, они все любопытные, а Ли, наверное, ничего ей всё это время не рассказывал, вот она и бесилась втихую, ну а потом просто настал момент предела – и привет. Сорвалась.
- Ладно, но почему со мной нельзя было поговорить? – Приняв назад свою банку, Гаара вместо того, чтобы пить, вознёс её над головой и принялся лить холодное пиво себе на макушку. Струи тут же потекли по его лицу, плечам, рукам. – Чёрт, жара ещё эта…
- Да что ты делаешь?! – Запоздало спохватившийся Наруто выхватил у него почти пустую банку. – Иди теперь в душ, липкий весь будешь!
- Мне плевать.
- Зато мне не плевать, ты сидишь на моей кровати! Быстро пошёл!
Гаара окинул его уставшим взглядом и намеренно медленно опустился спиной на покрывало, раскинув руки в стороны.
- Наруто, - вздохнул он, отворачиваясь, - просто достань мне ещё твоего вкусного пива и прочитай, что они там про меня накатали, ладно?
Некоторое время никто не шевелился – казалось, застыл даже прогретый майским солнцем воздух. Затем Наруто нехотя поднялся:
- Да прекратишь ты нудить, в конце концов?..
Новая банка прокатилась по животу Гаары и остановилась на солнечном сплетении. Он, не глядя, взял её и, пошарив немного по крышке, открыл. Наруто покачал головой:
- Сегодня же у Канкуро день рождения, ты не забыл?
- Не забыл, - слабо протянули ему в ответ.
- Ты хоть поздравишь его?
- Поздравлю. Но домой я сегодня ни ногой. Там отец будет, я точно знаю.
- Смотри мне, не напивайся. - Наруто перевёл устало дыхание, затем склонился над другом, запустил пальцы в спутанные красные пряди, взъерошил их немного. – Ну не кисни, пожалуйста.
В зелёных глазах, доселе покрытых пеленой безразличия, мелькнуло нечто, похожее на насмешку.
- А то что? – растянул губы в лёгкой улыбке Гаара. – Ты меня арестуешь за превышенную концентрацию негатива на одном квадратном метре?
Ладонь Наруто нежным движением скользнула по его влажной щеке, коснулась заострённого подбородка, заползла за шею, чтобы приподнять его голову. Он склонился ещё ниже, так, чтобы лбы их соприкоснулись, и, глядя другу в глаза, чётко произнёс:
- Пожалуйста, не переживай. Они посудачат ещё немного, а потом успокоятся, и всё снова будет нормально.
Гаара улыбнулся, и хотя эта его улыбка была лишь тенью его обыкновенного широкого оскала, казалось, способного бросить вызов всему миру, - Наруто ощутил, как от сердца у него отлегло.
- А чтобы я меньше волновался, младший сержант Узумаки, - Гаара указал взглядом на лежащий рядом ноутбук, - зачитайте мне последние новости с поля боя.
Наруто со смехом отдал ему честь, лёг рядом и притянул к себе ноутбук.
- Итак, докладываю. Ино жалуется, что теперь все шуточки про сладкую парочку не будут казаться ей такими прикольными.
- Ну, это мы ещё посмотрим, - заметил Гаара полушёпотом.
- Тихо, я дальше читаю. Шикамару пишет, что Тен-Тен неправа и что он полностью тебя поддерживает с секретностью.
- Подлизывается из-за Темари, - тут же вынес вердикт Сабаку. – А что Тен-Тен?
Наруто улыбнулся, прокручивая страницу дальше:
- Естественно, послала его куда подальше.
- А вот тут я с ней согласен. Подхалимы нам ни к чему. Кто ещё объявился?
- Хината. Пожелала вам счастья – и ушла, наверное, чтобы и на неё Тен-Тен не раздраконилась.
Гаара, криво улыбаясь, приподнялся на локте:
- Ну-ка напиши этой неуравновешенной скандалистке, что я из-за неё сейчас напиваюсь и пьяным же поеду в додзё, там меня мой сенсей убьёт и бросит моё тело в заброшенный колодец, а мой дух будет преследовать всяких там ничего не подозревающих подростков, и во всём этом виновата будет она.
- Что, так и писать? – хихикнул Наруто.
- Так и пиши, - поддержали его твёрдым кивком. – Пускай ей будет стыдно.
- Ей? Вряд ли. Но попробовать всё же стоит.
- Пиши-пиши, - напутствовал его Гаара, поднимаясь. – А я всё-таки приму душ. Если Тен-Тен будет звонить, скажи ей, что я уже умер.
- Договорились, - бросил Наруто через плечо. Пальцы его летали по клавиатуре, набирая текст.
***
Карин и Суйгетсу идеально подходили друг другу: оба высокие, тощие и с необычной с точки зрения стандартного жителя мегаполиса внешностью, они замечательно смотрелись вместе. У Карин волосы были выкрашены в агрессивный красный, а у Суйгетсу как-то дико, неровно подстрижены и нещадно выбелены. Карин носила короткие шорты и очки в грубой оправе, а Суйгетсу был любителем футуристических шмоток и всерьёз увлекался пирсингом. Наконец, они оба любили поскандалить – этого у парочки было не отнять.
Саске поначалу никак не мог решить, любоваться ему учинённым ими в первую же минуту официального знакомства скандалом или пытаться разнять: красноволосая красотка, забыв от восторга даже, как полагается здороваться, тут же опустилась на свободное место рядом с Саске, благоверному предоставив сидеть рядом с Джуго. Суйгетсу, мотивируя своё поведение тем, что он не желает – внимание! – ею портить день уважаемому всеми ими Саске, принялся с усердием вырывать из рук Карин меню, затем, когда это не сработало, взялся выдирать из-под неё стул – и только когда Саске, смеясь почти до слёз, заявил, что подвинется так, чтобы сидеть между ними, скандальная парочка наконец-то утихомирилась.
- Ну всё, напьёмся сегодня, - вздохнула оставшаяся на своём месте Карин, бросив на бойфрэнда победный взгляд из-под густо накрашенных век, затем повернулась к соседу слева и слащавым голоском пропела: – Саске, а ты ведь пить с нами будешь?
- Да я вообще… не особо по этому делу, - замялся он и посмотрел на сидевшего напротив Джуго. Тот тщетно пытался спрятать улыбку в ладони.
- Извини, просто они тебя так обсели! - захихикал он, когда понял, что его засекли. – А вообще, в поддержку Карин хочу сказать, что я и сам сегодня планировал как следует отдохнуть с вами, ребята, и это, конечно же, не исключает возможности хорошенько выпить.
- О, вот Джуго наш человек! – обрадовалась Карин, а когда повернулась к Саске, между её полных накрашенных губ засверкали идеально белые зубы. – Саске-кун, а ты такой миленький в жизни, прямо лапочка.
- Эй, ты, - отозвался Суйгетсу, подняв недовольный взгляд от меню, - не заливай к нему, дура.
Девушка кокетливо показала ему язык, тот показал в ответ свой – с блестящим шариком серьги посередине.
- Вы чудесная пара, - заключил Джуго в умилении и снова тихо засмеялся.
Вскоре, благодаря шуточкам с молодым официантом, их столик был обслужен быстрее всех и на нём появились тарелки с яствами, от которых у друзей моментально потекли слюнки, а также четыре холодных, в соблазнительной испарине кружки с пивом – и завязалась беседа. Вынужденный постоянно отвечать, Саске даже не сразу сообразил, что киснуть по поводу своих проблем, связанных с сексуальной ориентацией в целом и Наруто в частности, у него не столько даже пропало настроение, сколько попросту не хватало времени, потому что, хоть в Интернете они и общались с Карин и Суйгетсу почти каждый день, у парочки всё равно, как оказалось, поднакопилось достаточно к нему вопросов. Джуго в большинстве своём помалкивал, предоставляя новоприбывшим удовлетворить жгучее любопытство, и только на вопросе Карин о наличии спутницы жизни бросил на негласного главу собрания любопытствующий взгляд и приподнял рыжие брови, как бы вопрошая: «И что же ты им скажешь?».
Саске, охваченный внезапным смятением, вцепился крепко за ручку своей кружки и сжал так, что стало больно. Действительно, поддразнил из глубин сознания внутренний голос, что ты им скажешь? Что у тебя никого нет? Но ведь это будет не совсем правдой, не так ли? Тогда, может, скажешь им всё, как есть – без обиняков, и потом будешь уповать на то, чтобы они восприняли это так же спокойно, как Джуго?
От новых вопросов, бесконечными строками рождающихся у него в голове, становилось дурно, и Саске понял, что затянул с ответом попросту непозволительно, и Карин с Суйгетсу начали странно переглядываться – а он наблюдал за картиной будто бы со стороны, и неведомое чувство, мощное и настойчивое, подступало всё ближе к сердцу. Он должен был решить. Прямо здесь. Прямо сейчас.
Поборовшись с собой ещё несколько томительных секунд, он посмотрел на Джуго – тот едва заметно склонил голову в кивке, - затем набрал в грудь побольше воздуха и объявил:
- Я гей.
Вышло слабо и совсем не так значительно, как он себе представлял. Он произнёс запретное слово в контексте со своей личностью впервые, и теперь, когда, казалось, решение было принято – решение на всю жизнь, он не чувствовал совершенно ничего. Глаза Карин за толстыми очками удивлённо округлились, она посмотрела на Суйгетсу, на губах которого отчего-то играла торжественная улыбочка, и звучно изрекла:
- Блядь. Теперь я этому бледнохарему бабки должна. – Она кивком указала на своего бойфрэнда – тот послал ей воздушный поцелуй.
Саске непонимающе посмотрел вначале на одну, затем на другого:
- Подождите, - наконец беспомощно попросил он, - вы мне объясните, что происходит?
- Ну, мы поспорили с ней, - закатил глаза в притворной скуке Суйгетсу, крутя палочками. – Эта твердолобая идиотка не могла поверить, а я-то был в курсе, вот я ей и поставил условие…
- Откуда?! – перебил его Саске, задыхаясь от возмущения. Нет, он ровным счётом ничего не понимал – ничегошеньки. – Откуда ты мог знать, если я и сам не знал до… до сейчас! – закончил он уже почти злобно.
Джуго, который, похоже, единственный находил ситуацию забавной, снова беззвучно захихикал, но под строгим взглядом Саске взял себя в руки, оставив на лице только молодецкую улыбку.
- Бля-я… - снова протянула понурившаяся Карин разочарованно. – Так, значит, тот блондин, с которым тебя это чмо видело, и есть твой любимый? И это с ним ты беседку фотографировать ходил?
- Да откуда вы всё знаете?! – взорвался Учиха, теперь уже всерьёз взбешённый, резко вставая из-за стола – сам не зная, зачем, ведь уходить он никуда не собирался.
Суйгетсу заулыбался и, потянув его за плечо, усадил на место:
- Расслабься, Саске.
- Нет, серьёзно, откуда вы знаете? – повторил он уже спокойнее.
- Не мы, а я, - поправил его парень с ноткой гордости в голосе, - я знаю. Потому что я вообще-то тоже не только по девушкам, так что сразу тебя раскусил, а уж когда тебя с тем блондинчиком рядом увидел – ты извини меня, друг, конечно, но это было очевидно.
- Ну вот, мне теперь захотелось на него посмотреть, - прохныкала Карин в свою кружку и одним махом допила остатки пива на дне. – Надо ещё заказать, а то что-то не торкнуло.
Саске, однако, пропустил её реплику мимо ушей – не в силах побороть удивление, он всё пялился на Суйгетсу, а тот улыбался, довольный произведённым эффектом, и его светлые глаза при этом сверкали донельзя лукаво – ну вылитый демон из преисподней.
- Тогда, - Саске требовательно ткнул указательным пальцем ему в грудь, - даже я ничего не знал. Как, мне интересно, понял ты?
- Так очевидно же всё было, - хмыкнул в ответ тот, подвинул свой стульчик ближе и приобнял его за плечи. – Парень, не заморачивайся. Я по твоим постам в последние дни догадывался, что ты себя изводишь этой темой, и, собственно, поэтому и поддался на просьбы Карин, позвонил. Чтобы поддержать в реале. Серьёзно, Саске, если тебе не с кем поговорить об этом, то ты всегда можешь вызвонить меня, я тебе номер оставлю. Для тебя я всегда свободен. Лады?
- Лады, - попробовал Саске на вкус непривычное для него слово и слабо улыбнулся. – Спасибо.
Смешливый официант принёс им по свежей кружке пива, и Карин, оживившись, принялась за свои расспросы:
- И что же, ты нам его покажешь? А то несправедливо, что эта тощая ублюдочная карикатура на мужчину видела твоего парня, а я – нет. Да, Джуго? Ты меня поддерживаешь?
Рыжий великан передёрнул плечами, но добавил:
- Вообще-то мне, как всем, интересно было бы взглянуть на того, кто так крепко пленил сердце нашего Саске.
- Вот! – торжественно объявила девушка. – Все хотят видеть твоего блондина! Суйгетсу сказал, у него мордашка сладкая, а вид какой-то мажористый. А это, случайно, не один из тех двоих мажоров, из-за которых ты в передрягу с телефоном влип?
- Во-первых, он мне не парень, - поправил Саске с виноватой улыбкой, - во-вторых, да, это его телефон был.
- О! – обрадованно воскликнул Суйгетсу и, приподнявшись на своём стуле, звонко хлопнул раскрытой ладонью по ладони Карин. – Тут мы угадали оба!
Саске вздохнул, не зная, злиться ему или смеяться.
- У вас что, занятий других нет, кроме как обо мне сплетничать?
- Не-е-е, - синхронно покачали они головами, даже выражения лиц при этом имея донельзя схожие.
И так это со стороны выглядело – вроде, и серьёзно, и в то же время ну просто уморительно, что тут не хватило даже его выдержки – он рассмеялся, и ему принялся вторить заливистый хохот Джуго, а, без сомнения, самая потешная парочка из всех, что ему когда-либо доводилось видеть, переглянувшись, спустя пару секунд присоединилась к всеобщему веселью.
Отсмеявшись вдоволь, Саске, красный, с блестящими от подступающих слёз глазами, вздохнул:
- Ладно. Если вам так прямо интересно на него взглянуть, то есть у меня тут один проект…
***
- Итачи-кун.
Орочимару, сидя в своём кресле, наблюдал за его сборами, и с каждой минутой становилось всё труднее делать вид, будто он ничего не замечает. Итачи отложил в сторону коробочку с линзами – одна уже была вставлена, и его левый глаз светился тревожным красным.
- Да?
Учёный сложил пальцы домиком перед собой и внимательно взглянул детективу в лицо:
- Ты уверен, что ничего не хочешь мне рассказать?
- Уверен, - слишком поспешно бросил в ответ Итачи, опуская взгляд.
- Повтори-ка ещё раз, зачем ты сегодня идёшь туда?
Молодой человек достал правую линзу, закинул голову, накладывая её поверх чувствительной оболочки глазного яблока, и подошёл к зеркалу, проверяя, всё ли в порядке.
- Я хочу поговорить с Дейдарой, Орочимару-сама, ничего особенного. Просто я чувствую, что он мне не доверяет, а как мне иначе ходить везде с ним? Нужно завести дружбу.
Орочимару перевёл взгляд на стоящего в углу Кабуто – тот передёрнул плечами.
- А Хошигаке-сан знает о твоих планах? – задал вопрос учёный, глядя на отражение Итачи в зеркале. При упоминании имени напарника уверенности в парне явно поубавилось.
- Я не стал его тревожить, он был очень занят сегодня… И вас попросил бы ему не говорить. Ну, я пойду переоденусь.
Он сорвал с вешалки вещи для своего образа и поспешно скрылся в соседней комнате. Лишь только дверь за ним закрылась, Кабуто отклеился от стенки и, за пару шагов преодолев расстояние до кресла начальника, склонился к нему:
- Послушайте, я думаю, у него что-то нехорошее на уме. Какой-то свой план.
- Я знаю, - вздохнул Орочимару ему под стать, тоже шёпотом.
- Позвонить Хошигаке-сану?
Учёный изобразил рукой запрещающий жест:
- Они могут поссориться, и тогда вся операция провалится, от этого не выиграет ни один из нас. Кроме того, мне кажется…
Он умолк, задумавшись. Облечь своё чутьё в слова он не мог – как не мог это сделать и в те годы, когда ловля серийных убийц являлась его основной профессией. Но этому чувству, щекочущим холодом сдавливающему в комок внутренности, он привык доверять безоговорочно, и в этот раз чувство подсказывало: убийца, кем бы он ни был, уже заметил Итачи. Он был у них на крючке. Пока что он только присматривается, наблюдает издалека, фантазирует – время действия ещё не подошло, поэтому сегодня Орочимару ещё мог позволить своей совести отпустить Итачи одного. Но только сегодня. Или… Чутьё говорило, время ещё не настало, и если он выстрелит раньше, то только спугнёт зверя. А зверю место в клетке.
- Всё в порядке, Кабуто, - стиснув ладони в кулаки, сказал учёный, не глядя на помощника, чтобы тот не разгадал обман. – Иди лучше помоги ему.
Кабуто повиновался не сразу, предварительно наградив его долгим пристальным взглядом. Когда фигура помощника наконец скрылась в соседней комнате, Орочимару устало откинулся головой на спинку кресла. Душу изнутри раздирали демоны сомнения, и он не знал, какую жертву швырнуть им, чтобы утихомирить их голод.
***
Какаши сел на кровати и провёл ладонью по вспотевшему лицу. Было противно от липкого пота, а ещё очень хотелось домой, в одиночество.
- Сэмпай, - раздался голос за его спиной. Послышался шорох, тихий скрип, затем к его спине прильнули, и чужая рука обняла его за шею. Стало ещё жарче и ещё противнее.
- Сделайте мне одолжение, сэмпай, хотя бы ради старого знакомства. Пока вы тут, со мной, - пожалуйста, не думайте о нём.
Какаши потянулся к тумбочке, на которую он час назад в спешке выложил все вещи из карманов: ключи, мобильный, сигареты, зажигалка. Он зажёг сигарету, сделал затяжку и передал её любовнику. Они с Ямато были знакомы достаточно долго, чтобы порой безошибочно угадывать мысли друг друга, поэтому Какаши осознавал: с этим человеком он не сможет притворяться. Это было бы точно так же бессмысленно, как пытаться врать Обито. Ему вернули сигарету, он стряхнул пепел и затянулся. Его плеча коснулись влажные губы.
- Послушайте, сэмпай, вы должны, наконец, выбросить его из головы.
Какаши поморщился от внезапно мелькнувшей в голове вспышки воспоминаний. Побледневшее лицо Ируки, на котором читались страх, отчего-то обида и да, настоящее отвращение. Он не кричал, как, бывало, поступал, когда Какаши говорил нечто ему неугодное. Просто смотрел на него – как-то зло смотрел, будто обвинял в чём-то, а затем, когда, похоже, вновь обрёл способность говорить, зашипел ядовито-вежливо, опять начав выкать: «Простите, Хатаке-сан, но я не могу ответить на ваши чувства» - и стремглав бросился к двери, словно опасался, что тот погонится сейчас за ним и изнасилует. Когда входная дверь прощально хлопнула, Какаши стало вдруг жутко тесно в собственной квартире. Горло будто стянула кожаная удавка, и казалось, стены подступают всё ближе и ближе, намереваясь раздавить его. В нарастающем приступе паники он набрал номер Обито и только потом сообразил, что тот ещё в Америке. Тогда он позвонил Ямато и поставил его в известность, что приедет к нему сейчас же, сию же минуту. Ямато, судя по звукам, был где-то на улице, но когда двадцать минут спустя Какаши с нажимом надавил на его дверной звонок, он был уже дома, запыхавшийся и краснощёкий, не успевший даже снять ботинки. Ему не нужно было ничего объяснять, с ним не нужно было притворяться, его было не обязательно любить.
- Что вы будете теперь делать? – спросил Ямато, играя с его встрёпанными волосами.
Какаши затушил окурок и швырнул в пепельницу, но не попал.
- Уйду с теперешней работы и вернусь к Йондайме. Он будет рад, да и Обито тоже.
При упоминании последнего имени его любовник замер, и Какаши понял, почему. Ямато был единственным из его теперешнего круга общения, кто знал его достаточно давно, чтобы быть в курсе их с Обито истории. Наверное, старая ревность была ещё слишком сильна.
- Я люблю вас, сэмпай, вы ведь знаете это? – шепнули ему в ухо. – И когда-нибудь мне надоест, что вы уже много лет приходите ко мне и всё время уходите. Сначала это был Обито, и я позволял вам называть себя его именем. – Какаши вздрогнул от больно кольнувших в сердце воспоминаний. – Потом появился Ирука, и уже три года я вынужден терпеть его незримое присутствие в моменты нашей близости. Может быть, теперь, когда вы наконец поняли, что его вам не заполучить, вы подумаете о том, чтобы посмотреть на меня? Не как на замену вашим латентным возлюбленным, сэмпай.
Какаши поймал любовника за руку и, поднеся его ладонь к губам, поцеловал, извиняясь. Ямато не стал вырывать руки, хотя по лицу его и прошла тень разочарования.
- Я понимаю, - он опустил взгляд, позволяя покрывать свои пальцы лёгкими поцелуями. – Вы считаете, нас не связывает ничего, кроме постели.
Губы Какаши изогнулись в кривой усмешке:
- Но всё изменится. Я ещё не знаю, в какую сторону, честно. Дай мне немного времени, хорошо?
Его любовник издал обречённый вздох и зарылся пальцами в его волосы:
- Да, сэмпай.
Он даже ответил на улыбку, которая, впрочем, не тронула его глаз – те оставались всё такими же печальными. Какаши решил сделать вид, что не заметил этого.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
воскресенье, 03 апреля 2011
fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 4
День: 5
Автор: viaorel
Бета: временно не отбечено
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 26
Пятница 14 мая
Друзья-байкеры не позволили Тен-Тен сесть за мотоцикл, убедив, что после ночи возлияний даже она, искусный водитель, не в состоянии ехать адекватно, да и обидно было бы потерять невесту на следующее же утро после вечеринки в честь её скорого замужества, поэтому условились доставить её домой на такси. Строптивая девушка, однако, от предложения отказалась, с самым серьёзным видом сообщив, что ей нельзя ещё идти домой, так как почему-то срочно нужно зайти к лучшему другу – но так и не объяснив, зачем. Спорить с ней никто не осмелился, зато ей навязали эскорт в виде двух дюжих мужчин.
С тех пор как завязался роман с Неджи, Тен-Тен стала гораздо реже посещать свою старую компанию любителей байков и свободы на дороге, а на ночных гуляньях её вообще теперь невозможно было застать, поэтому отвыкшее от подобного стресса тело требовало немедленного отдыха – но упрямая барышня, раздобревшая от пива и приятного общения, ни с того ни с сего решила, что в последние дни была слишком строга с Ли, и решила нанести ему срочный визит с целью попросить прощения. Сопровождающие байкеры не задавали вопросов, и даже когда их опекаемая вышла из круглосуточного магазина с пакетом апельсинов в руках, только молча заплатили бегущему следом ошарашенному продавцу.
- В самом деле, чего я так на него гаркала? – плетясь по пустынной улице нетвёрдым шагом, вслух рассуждала Тен-Тен, жестикулируя свободной рукой. – Подумаешь, тупит иногда. Из-за крашеного голову потерял. Ну так я что же, не понимаю? Сама дурой была. А он же, наверное, обижается сейчас… Ну вот апельсинок ему принесу, он меня сразу и простит. Да, ребята?
Она обернулась к идущим чуть позади громилам – те мрачно закивали.
Солнце ещё только-только показало свой алый бок из-за нагромождения высотных зданий на востоке, когда девушка, оставив свой эскорт во дворе, настойчиво надавила на дверной звонок квартиры друга. Сразу ей никто не ответил, но Тен-Тен не отчаивалась и звонила ещё, и ещё, и ещё. Наконец внутри послышалось какое-то движение, зазвенели ключи и дверь открылась нараспашку. Ли, растрёпанный, в наскоро натянутых джинсах с расстёгнутым поясом, с опухшими от недосыпа веками уставился на неё глазами-щёлочками.
- Тен-Тен, - застонал он хрипло, узнав подругу, - что ты тут делаешь так рано?
Лицо девушки вытянулось в притворном изумлении:
- Здрасьте, дорогой мой, уже солнышко встало, и тебе тоже вставать пора!
- Какой вставать?.. – Ли устало потёр глаза ладонью. – Я только уснул недавно. Чего ты хочешь?
Тен-Тен протянула ему пакет с апельсинами, и когда тот перевёл на неё непонимающий взгляд, пояснила с улыбкой:
- Это тебе в знак примирения. Я, знаешь ли, малёхо палку перегнула в последнее время, наговорила тебе всякого. Переживала просто за вас обоих, придурков, понимаешь? Но после новостей про того убитого мальчугана я поняла, что с нашим крашеным ничего подобного не случится, потому что он в хороших руках – твоих, типа. Короче, извини.
Ли, с глаз которого уже сошла сонная дымка, окинул её пристальным взглядом и после долгого молчания спросил:
- Ты что, всю ночь пила пиво с байкерами? – Её кивок вызвал в нём негодующий возглас: - Ну что ты как в шестнадцать лет, ей-богу! Взрослая тётка уже, свадьба скоро!
- Вот именно, что свадьба, - она подняла вверх указательный палец в поучительном жесте. – Мне прощальную вечеринку с холостяцкой жизнью устраивали. Я больше не буду, Ли-сенсей, чесслово. Кстати, - на её губах зазмеилась лукавая усмешка, - а ты-то чего такой помятый? Где же твой хвалёный режим? Или-и…
Ли как мог заслонил собой проход, но от зорких глаз подруги не удалось утаить стоящие в прихожей чужие туфли, явно маленькие на ногу хозяина.
- Так он здесь! – победно воскликнула девушка и с загоревшимся взглядом устремилась вперёд: - Ну-ка дай мне с ним…
Перед её лицом возникла перегораживающая путь рука, с глухим хлопком ударившая раскрытой ладонью по дверному косяку. Она вздрогнула всем телом и подняла на парня непонимающий взгляд – Ли выглядел неумолимо.
- Тен-Тен, - предупреждающе выговорил он низким тоном, голова его едва заметно качнулась из стороны в сторону, запрещая.
Девушка почувствовала, как внутри зарождается какое-то досадное чувство. На её памяти не значилось ни одного раза, когда лучший друг с таким рвением оборонял что-то из своего мира от её вторжения. Будь Тен-Тен в трезвом состоянии, она бы непременно поняла причину воздвижения этой стены между ними, однако возбуждённая алкоголем удаль ещё не выпустила её из своих клешней, и на запрет она отреагировала совсем не так, как следовало.
Уголки её губ поползли вверх:
- Ой, Ли, ну не будь ты таким серьёзным, хоть раз в жизни! Дай посмотреть, удовлетворить девичье любопытство!
Ни один мускул не дрогнул на лице Ли. Он, будто не услышав, всё так же продолжал стоять, загораживая подруге путь, всем своим видом как бы говоря: не трогай, не дам, отступись. И если бы не опьянение и не притупленное внимание, Тен-Тен прочла бы эти сигналы, но она слепо продолжала настаивать: задорно улыбалась, подначивала, в шутку пыталась заставить окаменелую руку опуститься, пропустить её внутрь. Увлечённая своей игрой, она совершенно не замечала, как меняется в лице и всё больше мрачнеет Ли от её высказываний, и поэтому упустила момент, когда уж точно следовало бы остановиться. Он убрал руку молниеносным движением, но лишь затем, чтобы бросить разочарованно: «Иди проспись» и захлопнуть перед ней дверь.
Тен-Тен ещё некоторое время изучала с искренним недоумением поверхность возникшей перед ней новой преграды, апатично отслеживая свои внутренние ощущения: алкогольная бравада медленно стекала с неё ядовитыми каплями, а взамен в её душе разгорался, набирал жару огонь гнева.
***
Кисаме действительно не планировал задерживаться в курилке больше, чем нужно. Ему хотелось всего лишь получить свою дозу гадкого кофе с сигаретой на утро и вернуться к работе – однако Куренай с Анко, решившие ни с того ни с сего разузнать, какой новой грязью придумали обливать полицию журналисты, взяли на себя контроль над пультом управления и, перещёлкав все основные каналы на висящем на стене телевизоре, остановились на спецвыпуске от Первого канала, посвящённом делу убийцы из квартала голубых фонарей. Вообще-то Кисаме вполне хватало той информации, которую приносил завербованный ими газетчик, но когда он начал вслушиваться в то, о чём говорят, оторваться уже не мог.
Представительница единственной в Конохе общественной организации, пропагандирующей толерантность к людям нетрадиционной сексуальной ориентации, спорила с миссионером из Европы, сморщенным дедом с огромным носом и гневно раздувающимися ноздрями, и предметом их буйного обсуждения было отношение к убийце. Миссионер, щурясь и сводя брови, с пеной у рта доказывал, что руками убийцы Создатель вершит правосудие над грешниками-мужеложцами, и любое оказание содействия полиции, стремящейся его изловить, тоже влечёт за собой греховные деяния. Его оппонентка не уставала ужасаться от подобных заявлений и, трагично звеня музыкальным голосом, возражала: невинные люди страдают от безумца, и если полиция не в состоянии его остановить, им, простым людям, придётся взять дело в свои руки.
Кисаме чувствовал на себе взгляды сотрудников, особенно сильно горела его спина, когда слово перенимал гомофоб-миссионер, однако он продолжал упорно сидеть в кресле, распрямив плечи и старательно не замечая интереса к себе посторонних. Его никогда не интересовала религия в любом её проявлении, поэтому он совершенно не понимал упорства, с которым старый дедушка оправдывал человекоубийцу, но его слова не могли оставить детектива равнодушными. Если этот миссионер представляет мнение целого пласта населения планеты, придерживающегося пропагандируемой им религии, размышлял Кисаме, стало быть, сотни, может быть, тысячи людей точно так же, как этот дедушка в смешной чёрной одежде, считают преступления убийцы оправданными и угодными Всевышнему? Зачем, подумалось ему, вообще нужен такой Бог, если Он, создав таких, как он сам, как Итачи, называет их грешниками и обрекает на мученическую смерть? Кому нужен такой всезнающий повелитель? Это какой-то ненастоящий Бог, злой Бог.
Заявление женщины также заставило Кисаме всерьёз задуматься. Если то, что она говорит, правда, на завершающей стадии уже находится организация добровольного патруля, в задание которого будет входить обход улиц опасного квартала в ночное время и проверка документов всех подозрительных личностей. Кисаме так и не смог определиться, как относится к этой идее. У него совершенно не было опыта охоты на серийных убийц, и он не знал, как отреагирует человек с нарушенной психикой на подобную травлю в своём, грубо говоря, угодье. Возможно, это спугнёт его и он сбежит – уедет в другой город, заляжет там на несколько лет, а когда шумиха уляжется, вновь примется за своё кровавое дело. Поймать его тогда будет невероятно сложно. Кисаме казалось, что только сейчас, когда над городом нависла насторожённость, возможно закрыть капкан на лапе у несущего смерть зверя – отчасти поэтому он не смог запретить Итачи продолжать осуществлять свой план.
Чтобы свести риск его раскрытия до минимума, они договорились, что Итачи не должен жить сейчас дома, и отправили его на временно пустующую дядину квартиру, туда же перенесли все необходимые для поддержания фальшивого образа вещи. Кисаме стоило огромных усилий удержать себя от того, чтобы не начать отдавать приказы, и пришлось, переступая через себя, упрашивать любовника смягчить суровость прикрытия – к примеру, оставлять телефон включённым, но номером пользоваться тем, который знают только нужные люди. Итачи попытки идти на компромисс оценил очень высоко и согласился почти со всеми его предложениями, что для них как для пары уже можно было считать маленькой победой. Условились, что начинать свою операцию он будет только поздно вечером, когда все детективы и большинство любопытствующих журналистов, могущих его узнать, уже покинут квартал – кроме того, Итачи казалось, именно в такое время шансы найти убийцу повышаются. Кисаме предложил возить его сам, но Итачи отказался, объяснив, что у Орочимару скрываться получится куда лучше.
Что-то внутри головы начало медленно болезненно пульсировать, и Кисаме крепко зажмурил глаза. Ему не нравились эти головные боли, преследующие его в последнее время. Сегодняшней ночью он проснулся от ощущения, будто кто-то ударил его по голове молотом изо всей силы, и ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и понять, где он находится и что с ним происходит. Боли могли означать сотни различных вещей от пустяковых до терминальных, но он теплил в сердце надежду, что всё это связано исключительно с напряжением последних дней.
«Скоро всё кончится, - сказал себе старший инспектор-детектив, делая глоток уже опостылевшего ему кофе. – Скоро всё встанет на свои места».
Боль не отступала, но чуть притупилась, и он снова сосредоточиля на передаче. Мужчина-проповедник в телевизоре снова взял слово, но на этот раз об убийце говорить не стал: изматывая синхронного переводчика своей текущей живо, как горная река, речью, орудуя ею, как мечом, он внушал слушателям с донельзя трагическим видом, что Создатель наложил на известный квартал проклятие за греховный образ жизни его обитателей, и руки Его – тот самый убийца, которого полиция потому до сих пор и не может поймать, что он исполняет Его волю.
Кисаме запоздало осознал, что никто уже не смотрит вместе с ним и даже на него, и обернулся: в проходе, всё ещё держась за ручку двери, стоял Итачи и хмуро глядел в экран. Анко склонилась к Куренай и, случайно труся пеплом от забытой сигареты на пол, приглушённо затрещала ей что-то на ухо, при этом косясь на своего бывшего подчинённого, остальные сотрудники или глядели прямо, или отворачивались специально, демонстративно – неизвестно из-за чего гордясь собственной реакцией. От внимания Итачи явно не ускользнула перемена в атмосфере комнаты с его появлением: он обвёл присутствующих мрачным пустым взглядом, остановившись на Кисаме.
- Что вы бред этот смотрите? – холодно отчеканил он. – Пойдёмте, там свидетель какой-то явился, нужно обработать.
Кисаме спешно поднялся на ноги. Ему вдруг стало неудобно от собственного любопытства: Итачи, рискующий жизнью ради поимки опасного преступника, имел полное право отчитать его за бездействие на работе. И пускай у его напарника мотивы были не вполне альтруистические, он один, вероятно, делал и желал делать больше, чем весь их парализованный тупиковой ситуацией отдел.
***
Наруто заглянул в лицо каждому из друзей и сурово переспросил:
- Вы точно всё поняли?
Неджи устало закатил глаза, сидящие напротив Сакура и Ино обменялись скептическими взглядами, а Шикамару хмыкнул:
- Наруто, ты становишься суперскучен. Поняли мы, поняли.
- Просто не хочу, чтобы повторилась та же история, что в среду, - пояснил блондин чуть виноватым тоном. – Сами должны понимать.
Возникло неловкое молчание, которое совершенно неожиданно нарушила доселе мрачно хмурящаяся Тен-Тен.
- Узумаки, ты со своим кудахтаньем меня уже вот по сюда достал. – Она провела указательным пальцем по шее. – Сколько можно одно и то же повторять? Мы будем улыбаться твоему крашеному, как ни в чём не бывало, вопросы все попридержим, а об убийствах вообще ни слова не произнесём. Видишь, какие мы умные? С тридцать пятого раза запомнили.
Наруто обиженно насупился:
- Что ты смеёшься? Это серьёзное дело.
- Да вижу, что серьёзное, - окатила его в ответ скептицизмом байкерша, кисло улыбнувшись, - раз ты для того, чтобы с нами наедине поговорить, мчался в буфет аж со второго корпуса, оставив крашеного в одиночестве.
Наруто стиснул зубы, наверняка готовя про себя достойный ответ, но их спонтанную перепалку внезапно прервал Шикамару. Успокаивающим жестом положив другу руку на плечо, он произнёс:
- Всё будет нормально, обещаю. Я тебя понимаю: вчера, пока вас не было, я обдумал наше поведение и пришёл к выводу, что всё это была чистейшей воды беспочвенная паника на фоне схожести Гаары с тем парнем. Ничего особенного, наш-то суновец жив-здоров, не так ли, Хьюга?
- Абсолютно согласен, - монотонно пробасил гот.
Он был сегодня ещё более немногословен, чем всегда, и причиной тому было странное поведение невесты, которое не укрылось ни от чьего взора: Тен-Тен, всегда бойкая и оживлённая, нынче сидела, молча скрестив руки на груди, а открывала рот лишь затем, чтобы съязвить, и ядовитое острие её копья было чаще всего нацелено почему-то на Гаару.
Атмосфера за столиком изменилась, охладела, и, стремясь развеять нависшее над ними унылое облако, Наруто завёл новую тему разговора.
- А ты лучше стал выглядеть, - похвалил он Шикамару. Тот прекратил дуть на никак не желавший остывать из-за жары чай и вопросительно посмотрел на него. – Я хочу сказать, больше не ноешь насчёт Темари. Разлюбил уже, да?
Староста наградил его ленивым хмыканьем:
- Ты что, с ума сошёл? Нет, конечно, я от неё никогда не отступлюсь. Попомни моё слово, она ещё мой женой станет.
- Вот Гаара обрадуется! - хохотнула Сакура, заговорщицки перемигнувшись с Ино, та прикрыла рот ладошкой, пряча улыбку.
Шикамару невозмутимо продолжил:
- Просто я сейчас работаю над планом её возвращения, отсюда вся энергия. Если хочешь знать, я уверен в своём успехе на восемьдесят три процента.
На этот раз поперхнулись смешками не только девушки, а ещё и старательно пытавшийся строить серьёзный вид Наруто.
- Прости, прости, - извинился он, улыбнувшись скривившемуся Шикамару, - но любовь ведь не статистка, в процентном соотношении высчитать ничего у тебя не выйдет.
- У меня – выйдет, - упрямо заявил Нара и гордо умолк, невольно подражая Хьюге с его вечно каменным лицом.
Девушки внезапно зашикали на них, кивая на вход в буфет: к их столику, распугивая своим видом первокурсников, направлялся явно пребывающий не в самом лучшем расположении духа Гаара.
- Узумаки, скотина! – гаркнул он на ходу, уже занося руку для подзатыльника. – Куда ты так подло ретировался после теста? Пожрать невтерпёж? Меня нельзя было подождать?
Поравнявшись с друзьями, он в последний момент отчего-то передумал осуществлять заслуженное возмездие и вместо раздачи наказания употребил занесённую руку, чтобы подавить зевок, на что Тен-Тен язвительно оскалилась.
- Ладно, живи, - после затянувшейся паузы, во время которой он внимательно вглядывался в фальшивые улыбки, протянул Гаара и примирительно потрепал друга по светловолосой макушке.
Внезапно всем стало ясно, что тема их недавнего разговора не является тайной ни для кого, и от этого стало жутко неуютно: Наруто поник, Сакура виновато потупилась, Ино взялась рассматривать свои ногти, Неджи вдруг понадобилось срочно написать сообщение, Шикамару закрыл глаза и сделал вид, что его здесь нет, и только Тен-Тен единственная глядела на Гаару открыто, и во взгляде её читалась откровенная неприязнь.
***
Саске потянулся, зажмурившись от удовольствия: из-за того, что, увлёкшись размышлениями, он уснул вчера прямо в кресле, сегодня его весь день мучили боли в спине, и от этого сосредоточиться было крайне сложно. Сидящая за столом напротив девушка, которая, судя по случайным наблюдениям Саске, была в него немного влюблена, густо покраснела и потупила взор – только поэтому он догадался глянуть вниз и увидел, что край рубашки выполз из брюк и обнажил незначительный участок живота. Он поспешил заправить рубашку как следует и бросил сотруднице извиняющийся взгляд, который та не заметила, с головой утопив красное лицо в документах.
Ему вдруг стало смешно. Подумалось: если проследить его жизнь с младших классов школы, в него постоянно влюблялись исключительно девчонки наподобие этой – милые скромницы с пытливым умом, но, увы, абсолютно неуверенные в себе. Оттого и провожали его постоянно взглядами тоскливыми, безнадёжными, а признавались непременно заикаясь и едва дыша. Эта унылая любовная каша успела уже порядком поднадоесть, вздохнул про себя парень. Возможно, поэтому ему сейчас и нравился Наруто: тот уж точно не стал бы мямлить и жевать сопли, если дело дошло бы до признания…
Вдруг Саске замер и призадумался: мысль о признании посетила его впервые. Те пару дней, что он жил с осознанием своего влечения к человеку своего пола, он усердно долбил себя уверениями, что эти чувства ложные и уж он-то никак не может оказаться геем, но, тем не менее, раздумье о том, что Наруто, возможно, ответит ему взаимностью, принесло ему немало удовольствия. Это насторожило, ведь он не планировал начинать отношения с другим парнем. В его понимании отношения означали исключительно долгосрочную связь с человеком с перспективой замужества и заведения семьи, поэтому ему была совершенно непонятна мучительная тяга к нисколько не подходящему для этой цели человеку.
Вчера Саске мучил себя тем, что до поздней ночи раздумывал над природой этой тяги, примерял на себя антагоничные роли то отменного семьянина с нормальной женой и нормальными детьми, то обитателя квартала голубых фонарей, раскованного и гордого своей природой. Первая ипостась казалась ему абсолютно понятной, в ней он чувствовал себя комфортно, на своём месте, со второй же всё оказалось гораздо сложнее: его восхищала смелость этих людей, но вместе с этим многое в образе их жизни дико ему досаждало. С одной стороны, хотелось, как они, кричать всем своим видом, не скрывать, что да, его влечёт к человеку своего пола, но с другой – всё разом перечёркивали трусливые волнения, что о нём скажут папа и мама, как отреагируют на учёбе, на будущей работе, как сильно осложнится его жизнь, как к этому заявлению отнесутся его приятели, соседи, родственники...
Всё это было невероятно ново и поэтому вдвойне тяжело для осознания, он не чувствовал в себе сил разобраться в том, что с ним происходило, окончательно, а делиться своей страшной тайной было не с кем – единственным, кому он мог довериться, был Итачи, но у того и без него имелось достаточно дел, куда более важных, чем глупые метания младшего брата.
Саске попытался отвлечься от тягостных раздумий, но тут вновь дала о себе знать проклятая спина, и всякая надежда сконцентрироваться была утеряна. Вскоре после его недолгих попыток взяться за работу Намикадзе-сан попросил его зайти к себе, и Саске, обрадованный, что не придётся больше разрываться между делами и сердечными терзаниями, рванул к кабинету начальника. Намикадзе-сан сегодня был в прекрасном настроении: он щедро раздавал улыбки, благодарно кивал на комплименты сотрудников насчёт его красивейшего белого костюма, идеально гармонирующего с синей, под цвет глаз рубашкой, носился по офису, не уставая щебетать с симпатичными секретаршами, и для каждого находил хотя бы одно приятное слово. Все работники, воодушевлённые окрылённым состоянием босса, перешучивались насчёт удачного контракта и строили планы на вечер этого дня. Саске по дороге уже дважды успели пригласить выпить в компании, но оба раза пришлось вежливо отказать: ему хотелось прийти домой пораньше и ещё раз крепко обдумать все свои насущные проблемы.
Намикадзе-сан стоял возле своего кабинета и, параллельно болтая с мистером Харви, давал секретарше беглые указания. Завидев Саске, оба мужчины расплылись в приятных улыбках.
- Учиха Саске, - сказал ему, коверкая звуки, американец. Парень кивнул, и тот, видимо, гордясь собой, заулыбался ещё шире.
- Саске, я сейчас провожу нашего гостя в аэропорт, - ласково заговорил с ним Намикадзе-сан, положив руку на плечо, - а тебе будет заданьице одно. У меня в кабинете, - он склонился и зачем-то зашептал, - лежит корзина такая, ты сразу её увидишь, там полно всяких вкусностей и открыточка. Отнеси её, пожалуйста, Наруто и Гааре, это им от мистера Харви подарок. Они сейчас дома, пятницу свою загульную празднуют, как всегда. Потом можешь идти домой. Хорошо?
Саске опустил взгляд на наручные часы: сейчас была только половина третьего.
- Я знаю, рано, - понял начальник, - но я сегодня всех раньше отпускаю – пускай отдыхают, а вот я ещё до вечера тут сижу, у меня дела. Так что, отнесёшь?
Делать было нечего, и Саске согласился, хотя перспектива второй день подряд встречаться с Гаарой его, мягко говоря, не очень-то радовала, и уж тем более не хотелось прерывать их с Наруто отдых. Однако слова были им уже произнесены, и Намикадзе-сан, благодарно похлопавший его напоследок по плечу, куда-то умчался. Секретарша зависла на телефоне, а мистер Харви, прежде участливо наблюдавший, теперь начал вдруг лихорадочно рыться в карманном англо-японском словарике для начинающих изучать язык, постоянно поглядывая при этом на Саске, словно проверяя, не ушёл ли тот. Саске ждал с видом вежливого любопытства на лице и с холодком предчувствия какого-нибудь лингвистического конфуза в сердце. Наконец американец будто бы нашёл, что искал, и, старательно выговаривая слова и помогая себе жестами, произнёс медленно и отчётливо:
- Наруто – исключительный парень. Ты его береги.
Забыв про приличия, Саске ошалело уставился на гостя страны. К лицу разом подкатила горячая волна, мысли заметались с чудовищной силой и снова нахлынула масса вопросов. Что значит эта фраза? Что мистер Харви имел в виду? Неужели всё так заметно? Как теперь ему ответить? И стоит ли вообще отвечать?
Его отчаянное замешательство явно не ушло от внимания американца, он вдруг улыбнулся открыто, совсем как Намикадзе-сан, и произнёс уже что-то по-английски, из чего Саске понял только «не переживай» и «молодой». Как раз в этот момент вернулся Намикадзе-сан, и проницательный иностранный гость, пожав Саске на прощание руку, пошёл следом за ним.
***
- Узумаки, - позвал Гаара.
Наруто отвлёкся от разбора захламления в шкафу и обернулся. Гаара безвольно лежал на своём Ложе, одну руку положив за голову, а второй расстёгивая рубашку.
- Ну установи себе кондиционер, умоляю, - попросил он с наполовину серьёзным отчаянием в тоне.
- Нет, - фыркнул блондин и, не поддавшись на молящие глаза, отвернулся. – Ты же знаешь, какой от него вред. Да и вообще, не так уж тут и жарко, не выдумывай. Забыл, что тут в июле происходит, или как?
Гаара опалил его злым взглядом:
- В том-то и дело, что не забыл. Сегодняшний день назвали самым жарким в этом мае, к твоему сведению. – Он помолчал в ожидании хоть какой-то реакции, но Наруто слишком хорошо умел создавать видимость страшной занятости, поэтому пришлось позвать ещё раз: - Ну, Узумаки, послушай ты меня хоть раз. У тебя же окна на запад выходят, духота во второй половине дня просто убийственная.
- Я привык, - бросил Наруто, не оборачиваясь, - и вообще, это ты плохо жару переносишь, а я – нормально.
- Вот ты, значит, какой! - укоризненно протянул Гаара, качая головой. – Заботливый друг, ничего не скажешь.
- Иди холодный душ прими, - отрезал бесплодные попытки вызвать в нём чувство стыда блондин и продолжил рыться в шкафу.
Целью его было найти одну школьную тетрадку, на задних страницах которой они с Гаарой когда-то в шутку рисовали карикатуры на старшеклассников. Вспомнили о ней случайно, когда по пути из университета измышляли какой-нибудь забавный подарок для Неджи на предсвадебный мальчишник, - где-то среди массы письменных диалогов и кривых рисунков со смешными подписями было и изображение жениха с подписью «Мисс Коноха», выведенной рукой Наруто, всегда бывшего мастером выдумывать пристающие клички.
Наруто вытащил из дальнего угла внушительных размеров коробку, струсил с неё слой пыли и откинул крышку:
- Кажется, где-то здесь.
Гаара поднялся, вытянул края расстёгнутой рубашки из брюк и, пересилив охватившую его из-за жары лень, устроился на полу рядом с другом – помогать разбирать завалы. С острым чувством ностальгии они перебирали стопки старых тетрадей с донельзя знакомыми обложками, проглядывали выборочно страницы, подбирали случайно выпавшие листочки и с благоговейным почтением вкладывали их обратно. Особо интересный диалог на полях конспекта, за который случайно цеплялся взгляд, зачитывался вслух, и тогда оба парня покатывались со смеху, вспоминая, какими маленькими когда-то были.
- Вот это глянь, - сверкнул предвкушающей улыбкой Наруто, изучавший свою тетрадь по истории. – Ты пишешь: «Норико не сводит с тебя взгляд уже тринадцать минут, я время засёк. Сделай что-нибудь».
Гаара закатил глаза:
- О-о, эта Норико, помню её отлично! Скучнейшая барышня. Она, кстати, всю старшую школу на тебя пырилась.
Наруто шикнул на него и продолжил читать:
- Я отвечаю: «Какого чёрта ты мне тетрадь мараешь такими идиотскими новостями? Сам делай, если тебя так раздражает». Ты: «Тебя, может, за коленку ухватить под партой демонстративно? Тогда она отстанет».
Тело Гаары начало содрогаться от мелких смешков, которые он пытался удержать внутри поднесённой ко рту ладонью:
- Я такое предлагал? Боже, ну и ребёнок…
- Это ещё не всё, Сабаку. – Наруто проглотил рвущийся наружу хохот и, возможно, от этого покрасневший, продолжил: - Я: «Это её не остановит, тут надо что-то порадикальнее». Ты: «Узумаки, ты мне сразу рамки установи, в которых мне предоставляется полная свобода действий, а то я ещё снова не то подумаю, и получится нехорошо». Я: «Что ты имеешь в виду?».
- Какой недогадливый мальчик, - хмыкнул Гаара в попытке скрыть смущение.
Наруто неловко помял в руках тетрадку: очевидно, читать дальше вслух ему перехотелось. Он громко прочистил горло и внезапно со звучным хлопком закрыл её и отложил в сторону:
- Ладно, мы всё равно не в ней Неджи рисовали, я точно помню.
Гаара деликатно промолчал, но некоторое время продолжал бросать на тетрадь с недочитанным диалогом вороватые взгляды. Резко потерявший терпение Наруто начал осматривать тетради бегло, не задерживаясь даже на моментах, воспоминания о которых действительно могли бы доставить немалое удовольствие обоим.
Рука Гаары опустилась на небольшую продолговатую коробочку, лежащую на самом дне и прикрытую пестрящимся разноцветными фломастерами листком.
- Это то, о чём я думаю? – пробормотал он сам себе, снимая мешающую бумажку. Лицо его внезапно оживилось: - Узумаки, да это же наши карты!
Наруто взглянул на потрёпанную колоду в его руках: красно-чёрные карточки, донельзя знакомые и родные, навеяли разом целый букет воспоминаний из ранней юности.
- Дай-ка сюда.
Карты тасовались плохо из-за истрёпанных краёв, но бывшее ранее таким привычным, а теперь давно забытое ощущение от скользящих в ладонях картонных шестёрок, десяток, тузов и королей доставляло, тем не менее, немалое удовольствие. Сидящий рядом Гаара наблюдал за ним с грустной улыбкой на губах, и Наруто подумалось, что у него перед внутренним взором наверняка тоже проигрываются десятки ярких солнечных картин лета, столькие часы которого они проводили за игрой.
- А давай сыграем, - вдруг предложил он.
Гаара хитро прищурился:
- Но только на раздевание. Ты мне, помнится, всегда продувал.
Наруто издал исполненный сарказма смешок, из чего стало ясно, что проигрывать в этот раз он не настроен.
- Ты у меня голым сегодня спать будешь, Сабаку, - надменно бросил он, поднимаясь и устраиваясь на кровати. – Садись и приготовься быть уничтоженным.
Гаара рассмеялся и потёр руки в предвкушении.
***
Кисаме не любил являться неприглашённым, однако желания звонить и предупреждать о своём приезде у него не было никакого. Помощник Орочимару, молодой парень в толстых круглых очках, имя которого детектив не смог вспомнить, объяснил, что его начальник сейчас занят, и попросил немного подождать. Явившийся вскоре учёный, отчего-то задумчивый и рассеянный, жестом пригласил его в свой кабинет, как и в прошлый визит Кисаме, погружённый в таинственный полумрак, там усадил в удобное кресло и предложил выпить с ним кофе.
- У меня при такой жаре давление падает, нужно поднимать, - пояснил он свой уставший вид. – Так что, Хошигаке-сан, составите мне компанию?
Кисаме неуверенно кивнул. В его планы вовсе не входило распивать кофе с этим неприятным человеком, и от подобного радушного приёма вместо ожидаемого напряжённого разговора в голове его нарушилась предполагаемая картина будущего, а новая, ссылаясь на непредсказуемость, отказывалась возникать. Орочимару извинился и ненадолго вышел, а вернулся уже в компании помощника с подносом в руках.
- Пожалуйста, - он с приятной чуть уставшей улыбкой предложил ему изящную чашечку. – Я, знаете, за годы жизни в США пристрастился к хорошему кофе, в коллективе, где я работал, все были страшными его любителями. Вы не будете против, если я закурю?
- Нет-нет, - Кисаме поспешно замотал головой и потянулся к нагрудному карману, где лежала его пачка, - я и сам вообще-то…
Вспыхнула в полумраке зажигалка, и в свете её пламени Кисаме показалось, что глаза Орочимару недобро блеснули.
- Позвольте угадать, - улыбнулся ему криминалист одними губами, - вас ко мне привела наша маленькая авантюра с Учихой Итачи.
- Именно так. – Кисаме хотел было начать изливать на собеседника старательно обдуманную им речь, но отчего-то вдруг споткнулся, да и гневаться натурально не выходило. Он кашлянул в кулак и спокойно начал: - Вы и сами должны всё понимать.
- Понимаю, - подтвердил Орочимару, неспешно кивая, - и, признаться, жутко удивлён, что вы сейчас не заносите на меня кулак. Представляю, как вы были вчера злы.
Кисаме пришлось проглотить возникший в горле комок – ему и в голову не могло прийти, что учёный подойдёт к вопросу именно так, и теперь он находился в некоторой растерянности. Настолько сильна была его уверенность в хитрой и изворотливой натуре этого человека, что когда тот заговорил с ним без обиняков, эта открытость выбила землю у него из-под ног. Однако обретать контроль над собой времени не было, и он заговорил неподготовленным текстом, полагаясь исключительно на чутьё.
- Вы мне объясните, зачем вам всё это, я совершенно не понимаю ваших мотивов. И вообще, вам ведь небезразличен Итачи, почему вы согласились помогать ему в этой опасной затее? Смысл в ней, может, и есть, с этим спорить не могу, но разве не было других вариантов? Вы что, думаете, полиция бездействует? Мы делаем всё, что в наших силах, к вашему сведению, новостям не верьте!
- Я не верю, Хошигаке-сан, успокойтесь, пожалуйста, - мягко улыбнулся Орочимару и поднёс к губам чашку с таким видом, будто все обвинения и упрёки пропустил мимо ушей.
Кисаме запоздало понял, что перешёл на повышенные тона, и прикусил язык, однако после коротких размышлений пришёл к выводу, что хоть объяснения его возмущения и вышли достаточно сумбурными и в урезанной форме, суть его ответчик всё же уловил. Орочимару подождал, пока он сделает глоток ароматного напитка, и только тогда заговорил. Его речь напоминала лесной ручей: она текла плавно, искрясь искусно сложенными словами, щекоча слух приятной глубиной голоса, убаюкивая мягкими интонациями, и в определённый момент Кисаме осознал, что внимает собеседнику совершенно расслабленно, словно за этим он сюда и явился.
- Позвольте вначале ответить на первый вопрос, Хошигаке-сан. Мне всё это нужно, потому что я, как и все остальные, хочу поймать убийцу. Помогать ловить злодеев – моё призвание, и я рад оказать помощь такому блистательному и перспективному полицейскому, как ваш Итачи-кун. – Облачко серо-белого дыма вышло из его лёгких с непреднамеренным изяществом, эффектно разбавив полутьму кабинета. – Теперь касательно нашей затеи. Не поймите меня неправильно, уважаемый Хошигаке-сан, но я считаю риск Итачи оправданным. Ваш отдел при всём его совершенстве ограничен в возможностях, а наш общий супостат крайне осторожен и хитёр, из чего следует, что следы он умеет заметать неплохо. Загадка с избавлением от тел всё ещё ставит меня в тупик, но ответ придёт, поверьте мне. В целом же наш маньяк относится к категории трусливых, оттого гиперосторожных. Таких поймать сложно. Но… Но я имею опыт копания в мозгах подобных людей, если позволите так выразиться. Я знаю, как он мыслит, я чувствую это. И я уверен, что найду его для вас.
Орочимару подлил ему ещё кофе из высокого кофейника цвета слоновой кости и закурил новую сигарету. Тон его изменился, растерял лоск уверенности и от этого стал более серьёзным.
- Иного выхода, кроме как подсунуть ему подготовленного человека, я не вижу. Наш убийца крайне нестабилен из-за постоянного внимания прессы к его злодеяниям. Его выводит, что полиция пошла по его следу, а у таких людей от подобного стресса начинается неконтролируемая агрессия. Если раньше он мог удержать свою жажду крови в узде, сейчас эта способность им утеряна, и он может легко выдать себя. Я предупредил Итачи, какой тип людей может заинтересовать его образ, и объяснил, по каким признакам определить человека со злодейскими намерениями. Но, безусловно, это больше вопрос чутья: если оно у него есть, он почувствует. Единственное, что меня волнует…
Кисаме, до этого момента внимающий учёному, будто загипнотизированный, разом подобрался и обострил внимание. Орочимару посмотрел ему прямо в глаза, и детективу стало не по себе от отражённой на его лице неподдельной тревоги.
- Хошигаке-сан, - произнёс он почти моляще, - я вас очень прошу, хоть вы постарайтесь ему внушить, что инициатива в этом случае совершенно не требуется. Я боюсь, как бы он не натворил глупостей. Итачи, он ведь…
- Я знаю, - Кисаме с мрачным видом кивнул.
Они обменялись понимающими взглядами, и Кисаме вдруг подумалось, что иметь этого человека в качестве помощника и советчика – не самая худшая вещь, которая могла случиться с его напарником.
***
Гаара расплылся в довольной улыбке:
- Ну, снимай, Узумаки.
- Чёрт, - Наруто схватился за ширинку, но медлил. – Ты мухлюешь, я знаю.
- Всё по-честному, хамло ты, - фыркнул красноволосый и, откинувшись на кровати, с блаженным видом потянулся. – Снимай-снимай, я жду.
Наруто бросил унылый взгляд на кучу вещей на полу – трофеи победителей. С Гаары ему пока удалось снять только рубашку, и то морального удовольствия от единственной победы ему не досталось, потому как хитрый Сабаку заявил, что ему было жарко и поддался он специально. Большинство же объёма груды было занято одеждой Наруто: в ход успел пойти даже ремень, обвиняюще зыркающий блестящей пряжкой из-под смятой вывернутой майки.
Наруто потянул за молнию:
- Ладно-ладно, ты у меня ещё получишь, Сабаку.
Гаара на угрозу отреагировал ироничным приподниманием едва заметных бровей. По мере его освобождения от штанов в лице его, впрочем, разгоралось всё большее недоумение.
- Слушай, - позвал он, - а откуда у тебя синяков столько на теле? На боку один, на бедре вон огромный, жёлтый уже, и вот тут тоже. Где ты их нахватался?
Наруто швырнул джинсы к общей вещевой массе, те упали с печальным шлепком, смешно растопырив штанины в разные стороны.
- На тренировках, где же ещё.
- А-а, к этому нужно привыкнуть, да, - закивал прекрасно знакомый с такими вещами Гаара. – У меня вот, - он окинул себя взглядом, - тоже боевые шрамы имеются, но с войны другого плана.
Наруто окинул его намеренно скучающим взглядом:
- Никому не интересно, что остаётся у тебя на теле после ночи, проведённой под твоим парнем, Сабаку, честное слово.
- Да? – с лёгкостью парировал Гаара, заулыбавшись. – А почему ты тогда так пырился на меня всё это время?
Блондин поёжился и брякнул недовольно:
- Давай сдавай уже, дурень.
***
Корзина была не столько тяжёлой, сколько огромной, отчего Саске стоило немалых усилий хотя бы даже выйти с ней из здания офиса. Пришлось вытерпеть рой косых взглядов одетых в деловое мужчин и женщин во время спуска на лифте, просить охранника помочь ему с входной дверью и три раза извиниться – корзину возможно было нести только перед собой, а из-за урезанной видимости он всё время натыкался на зазевавшихся прохожих.
Саске нравились щедрые люди, но американец, на его взгляд, переборщил с выражением благодарности: у него уже устали руки нести его подарок, а ведь впереди ещё неблизкая дорога – кроме того, вновь дала о себе знать спина. Он поигрался с мыслью проехаться на общественном транспорте, избавив себя таким образом от мучений, но разом представилось, как в час пик сложно уберечь что-либо в стандартной городской давке, и решил всё же попробовать свои силы в пешей прогулке.
Он прислушался к собственным чувствам. Ему хотелось увидеться с Наруто, но в то же время будущая встреча вызывала в его душе смутное чувство раздражения, и виной тому была не только перспектива снова быть осмеянным Гаарой. Саске, с детства привыкший видеть мир чётким, а решения принимать однозначно, тревожился оттого, что не входящие в рамки нормального чувства к Наруто вносят в его внутренний мир разрушение, делают слабым и неуверенным в себе, а быть слабым ему не нравилось.
«Зачем мне всё это? – угрюмо подумал он. Тяжело было размышлять на животрепещущую тему и при этом не забывать всё время тянуть шею, чтобы видеть дорогу перед собой, поэтому ответа он и не ждал – просто сыпал вопросами, бессмысленно и безответно. – Я не хочу чувствовать этого, я не хочу быть геем. Я ведь не гей? Это наваждение минует, да? Я же нормальный, просто немного запутался, правда?».
Ему вдруг стало очень обидно за себя. Непонятно было, зачем судьба так поиздевалась над ним, подкинув это странное испытание, и чему он должен был из него научиться. Душевные метания вытягивали из него сил куда больше, чем физические лишения, и чутьё подсказывало, что по его запасу внутренних сил нанесён серьёзный удар. Что делать с этим тревожным знанием, он не понимал, и от этого становилось ещё горше.
***
Наруто умел изображать довольно жалобные глаза и, по наблюдениям Гаары, нередко этим пользовался в критических ситуациях – вроде этой.
- Узумаки, - Гаара опустил взгляд на оранжевые боксёрки, последний предмет одежды, оставшийся на теле блондина, и уже, к великому сожалению последнего, проигранный. – Ты знаешь правила.
Голос его, впрочем, прозвучал не так уверенно и издевательски, как он запланировал, - сила жалобных глаз уже нашла тропу к его сердцу и теперь активно подтачивала его позиции. Наруто виновато блеснул белозубой улыбкой и, зардевшись, протянул шутливо:
- Ну зачем тебе это надо, Сабаку? Что ты там нового увидишь?
- А это уже мне решать, - отрезал Гаара, и снова твёрдость его тона качнулась, - потому что я выиграл.
- Да ты сноровку потерял, если не заметил. – Наруто кивком указал в сторону выросшей кучи одежды. – Мне в этот раз с тебя удалось даже кольцо и ремень снять, так что поверь: тебе просто повезло.
- Это не меняет того факта, что я… - Гаара прервался на середине предложения: слова переросли в глубокий зевок. Он устало потёр кулаками глаза, пытаясь разбудить разморённое жарой тело. – Ладно, - махнул он наконец рукой, - я сегодня сонный и оттого добрый, спорить с тобой лень.
- Так что, можно не снимать? – с надеждой уточнил Наруто и, получив вялое отрицательное покачивание головой в качестве ответа, поникшим тоном проныл: - Ну да, я понял, ты мне сейчас в качестве откупной придумаешь какое-нибудь идиотское задание.
Гаара улёгся на кровати друга животом вниз и подтянул к себе подушку:
- А я пока посплю.
- Что я должен сделать? – блондин закатил глаза. – Давай только быстро и без пошлостей.
Лицо Гаары утопало в подушке, оттого голос его звучал искажённо и невозможно было определить, шутит он или нет.
- Сходи на улицу и принеси мне водички холодненькой. Только одеваться не утруждайся, Узумаки, так пойдёшь.
Наруто поперхнулся возмущением:
- Я же говорил, идиотское задание, ты других выдумывать не умеешь! Вон оттуда возьми водички! – Рука нервно дёрнулась в сторону компактного холодильника для напитков, верхушку которого приспособили под склад для ненужных вещей. – Зачем ты меня на улицу гонишь?
- Просто стало любопытно, пустят ли тебя хоть в один магазин в таком виде, - промурлыкал в ответ Гаара. Оторвав сонное лицо от подушки, он умудрился вполне художественно изобразить на лице смесь искреннего недоумения и недовольства и протянул: – Ты ещё здесь?
Наруто крутанулся на пятке и, чертыхнувшись, вышел из комнаты под аккомпанемент издевательских смешков.
***
Использовать вверенный ему ключ от чужой квартиры Саске не любил – это всегда вызывало в нём чувство неудобства от чрезмерного доверия, которое испытывал к нему Намикадзе-сан, однако ждать, пока его звонок услышат и ответят, нравилось ему ещё меньше. Кроме того, грела перспектива поскорее избавиться от проклятой корзины и отправиться домой, где в тишине и одиночестве можно было заняться неторопливым вдумчивым самокопанием.
Искусственно поддерживаемая прохлада в здании успела проникнуть в его разжаренное на солнце тело, и приятный холодок теперь остужал вспотевшее лицо и спину с противно прилипающей к ней влажной рубашкой. Саске подозрительно относился к использованию кондиционеров, а в прошлом году, когда от Итачи поступило предложение поставить один из этих модных приборов к ним в комнату, провёл нешуточное исследование и, обнаружив целый список негативных последствий от их постоянной эксплуатации, категорично запретил брату даже думать о том, чтобы добровольно гробить своё здоровье. В жаркую погоду, однако, он был вовсе не против ненадолго сбежать от безумно палящего солнца и окунуться в искусственную прохладу, пускай даже и вредную.
На первом этаже квартиры было безлюдно. Саске решил, что переть порядком успевшую ему поднадоесть корзину наверх желания у него нет, и оставил её на кухонном столе, а в комнату Наруто поднимался уже налегке. Дверь была прикрыта неплотно, но он всё равно постучался, прежде чем войти. Никто не отвечал.
Саске прислушался: внутри царила абсолютная тишина. Неужели их нет дома? Он позвал Наруто по имени, но ответа всё равно не дождался, тогда он решительно взялся за приятно холодящую ручку. Комната была не пуста: на кровати хозяина среди разбросанных по ней картонок игральных карт, похоронив щёку в мякоти подушки и с наушниками-капельками в ушах, спал Гаара. Его узкие лёгкие брюки из-за отсутствия ремня сползли с талии, открывая поджарый живот, чуть блестящий от пота из-за того, что нещадно палящее солнце обдавало его своим горячим дыханием.
Саске смутился и растерялся совершенно: он никак не мог решить, какие чувства вызывает в нём созерцание этой неловкой сцены. Хаотичную груду одежды на полу он уже успел приметить, и безукоризненно работающая логика моментально выдала наиболее вероятный вариант её появления, но после краткого обдумывания Саске с немалым облегчением отверг его. Ничто не указывало на то, что одежда была сброшена в порыве страсти, кровать хоть и выглядела так, будто на ней достаточно долго сидели, всё-таки была застелена, да и карты…
«Они же маются всякой хренью по пятницам, - поспешил успокоил себя Учиха, оглядывая разворошённую стопку старых тетрадей на полу рядом со шкафом, - наверняка в карты на раздевание играли. Вот же детство в одном месте заиграло!».
Сам Саске даже в школьные годы никогда не позволял себе подобные развлечения, не видя в них смысла и считая их грязными, а на предложения одноклассниц только презрительно кривился или вовсе не реагировал. Внезапно пришедшая в голову мысль поставила его в тупик: если одежда Наруто вся здесь, в этой небрежной куче, где же тогда сам Наруто? Он окинул внимательным взглядом комнату, прошёлся по второму этажу, позаглядывал на всякий случай в комнаты первого этажа – всё тщетно, квартира пустовала.
Вернувшись, Саске, растерянный и заинтригованный, присел в нагретое солнцем кресло и задумался над тем, как ему теперь быть. Его задача была, в принципе, выполнена: корзину от мистера Харви он доставил, искать Наруто по телефону было бесполезно – знакомый мобильный с оранжевой панелью он лежал на столе, а будить Гаару, чтобы предупредить его об ожидающем внизу подарке, он не имел ни малейшего желания.
Взгляд принялся воровато оглядывать скомканные на полу вещи: майка Наруто, его джинсы, ремень, даже кулон… Это означало, что он остался в одном нижнем белье… Саске поспешно встряхнул головой, в ужасе от прошедшей по телу сладкой дрожи от последней мысли. В груди заныло от досады: ему не нравилась эта реакция, она пугала и отвращала его, но как избавиться от затягивающегося наваждения?..
Он поднялся и принялся мерить комнату широкими шагами. Уходить он отчего-то не хотел, хотя Гаара мог проснуться в любую минуту. От беспрепятственно попадающих внутрь солнечных лучей становилось невыносимо жарко, и Саске, не особо задумываясь над своими действиями, задёрнул плотные шторы – воздух так и оставался разгорячённым, но думать стало легче.
Он начал с констатации очевидных фактов, намереваясь таким образом выйти в конечном счёте на разрешение хоть какой-то из своих проблем.
«Я нахожусь в комнате парня, который мне нравится, - зашагал он в сторону балкона, - и я не хочу уходить, - он развернулся и направился к двери. – На кровати у него лежит полуголый Гаара, которого я ненавижу, - остановка у шкафа, - и я, по идее, должен ревновать, - он уткнулся лицом в увешанную плакатами стену. – Но я вместо этого думаю о Наруто без всего этого, - взгляд упал на груду вещей, - и это, блядь, возбуждает. Что всё это может означать?».
Он подошёл вплотную к спящему Гааре и принялся упрямо, с намеренной тщательностью оглядывать его с ног до головы, таким образом желая доказать себе хотя бы то, что влечения к другим парням он не испытывает. Лицо нелюбимого им юноши, преисполненное умиротворения, сейчас показалось ему на удивление приятным и даже очень красивым. Молочная шея имела соблазнительный изгиб, на тело, худощавое, но явно в хорошей форме, было, что ни говори, приятно смотреть, а оставленные на нём коричневые пятна, которые Саске запоздало определил как засосы, одновременно смущали и вызывали какое-то странное щекочущее чувство. Саске проследил взглядом тонкую дорожку тёмных волос, идущую от пупка и исчезающую за границей пояса чёрных брюк, задержался на ширинке. От непредумышленно полезших в голову картин, исполненных грубо-чувственного сладострастия, пересохло во рту, Саске сглотнул и облизнул губы. Ему хотелось отвернуться и забыть, отречься от начавшего зарождаться внизу живота возбуждения, но тело предательски не двигалось – и он чувствовал себя от этого до ужаса грязным, испорченным, неправильным.
«Я не могу быть геем, - отдавалось в ушах, перекрикивая шумное сердцебиение. – Я не хочу этого, мне это не нужно».
Он подумал о Наруто. Ощущения, испытываемые им при мысли о нём, были совсем не сродни этим грязным фантазиям – с Наруто всё было необъяснимо глубже, серьёзнее: его хотелось радовать, оберегать, делать его счастливым, а не просто…
Логика сделала вывод за него слишком быстро, и от пришедшей в голову мысли его охватил такой силы ужас, с такой чудовищной силой сдавила горло паника, что он, напрочь забыв обо всём, рванул прочь из проклятой комнаты, с силой захлопнув за собой дверь. Когда его поспешные шаги загромыхали вниз по лестнице, покрытое чёрной краской веко приоткрылось, сверкнул острым вниманием зелёный глаз.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 4
День: 5
Автор: viaorel
Бета: временно не отбечено
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 26
Пятница 14 мая
Друзья-байкеры не позволили Тен-Тен сесть за мотоцикл, убедив, что после ночи возлияний даже она, искусный водитель, не в состоянии ехать адекватно, да и обидно было бы потерять невесту на следующее же утро после вечеринки в честь её скорого замужества, поэтому условились доставить её домой на такси. Строптивая девушка, однако, от предложения отказалась, с самым серьёзным видом сообщив, что ей нельзя ещё идти домой, так как почему-то срочно нужно зайти к лучшему другу – но так и не объяснив, зачем. Спорить с ней никто не осмелился, зато ей навязали эскорт в виде двух дюжих мужчин.
С тех пор как завязался роман с Неджи, Тен-Тен стала гораздо реже посещать свою старую компанию любителей байков и свободы на дороге, а на ночных гуляньях её вообще теперь невозможно было застать, поэтому отвыкшее от подобного стресса тело требовало немедленного отдыха – но упрямая барышня, раздобревшая от пива и приятного общения, ни с того ни с сего решила, что в последние дни была слишком строга с Ли, и решила нанести ему срочный визит с целью попросить прощения. Сопровождающие байкеры не задавали вопросов, и даже когда их опекаемая вышла из круглосуточного магазина с пакетом апельсинов в руках, только молча заплатили бегущему следом ошарашенному продавцу.
- В самом деле, чего я так на него гаркала? – плетясь по пустынной улице нетвёрдым шагом, вслух рассуждала Тен-Тен, жестикулируя свободной рукой. – Подумаешь, тупит иногда. Из-за крашеного голову потерял. Ну так я что же, не понимаю? Сама дурой была. А он же, наверное, обижается сейчас… Ну вот апельсинок ему принесу, он меня сразу и простит. Да, ребята?
Она обернулась к идущим чуть позади громилам – те мрачно закивали.
Солнце ещё только-только показало свой алый бок из-за нагромождения высотных зданий на востоке, когда девушка, оставив свой эскорт во дворе, настойчиво надавила на дверной звонок квартиры друга. Сразу ей никто не ответил, но Тен-Тен не отчаивалась и звонила ещё, и ещё, и ещё. Наконец внутри послышалось какое-то движение, зазвенели ключи и дверь открылась нараспашку. Ли, растрёпанный, в наскоро натянутых джинсах с расстёгнутым поясом, с опухшими от недосыпа веками уставился на неё глазами-щёлочками.
- Тен-Тен, - застонал он хрипло, узнав подругу, - что ты тут делаешь так рано?
Лицо девушки вытянулось в притворном изумлении:
- Здрасьте, дорогой мой, уже солнышко встало, и тебе тоже вставать пора!
- Какой вставать?.. – Ли устало потёр глаза ладонью. – Я только уснул недавно. Чего ты хочешь?
Тен-Тен протянула ему пакет с апельсинами, и когда тот перевёл на неё непонимающий взгляд, пояснила с улыбкой:
- Это тебе в знак примирения. Я, знаешь ли, малёхо палку перегнула в последнее время, наговорила тебе всякого. Переживала просто за вас обоих, придурков, понимаешь? Но после новостей про того убитого мальчугана я поняла, что с нашим крашеным ничего подобного не случится, потому что он в хороших руках – твоих, типа. Короче, извини.
Ли, с глаз которого уже сошла сонная дымка, окинул её пристальным взглядом и после долгого молчания спросил:
- Ты что, всю ночь пила пиво с байкерами? – Её кивок вызвал в нём негодующий возглас: - Ну что ты как в шестнадцать лет, ей-богу! Взрослая тётка уже, свадьба скоро!
- Вот именно, что свадьба, - она подняла вверх указательный палец в поучительном жесте. – Мне прощальную вечеринку с холостяцкой жизнью устраивали. Я больше не буду, Ли-сенсей, чесслово. Кстати, - на её губах зазмеилась лукавая усмешка, - а ты-то чего такой помятый? Где же твой хвалёный режим? Или-и…
Ли как мог заслонил собой проход, но от зорких глаз подруги не удалось утаить стоящие в прихожей чужие туфли, явно маленькие на ногу хозяина.
- Так он здесь! – победно воскликнула девушка и с загоревшимся взглядом устремилась вперёд: - Ну-ка дай мне с ним…
Перед её лицом возникла перегораживающая путь рука, с глухим хлопком ударившая раскрытой ладонью по дверному косяку. Она вздрогнула всем телом и подняла на парня непонимающий взгляд – Ли выглядел неумолимо.
- Тен-Тен, - предупреждающе выговорил он низким тоном, голова его едва заметно качнулась из стороны в сторону, запрещая.
Девушка почувствовала, как внутри зарождается какое-то досадное чувство. На её памяти не значилось ни одного раза, когда лучший друг с таким рвением оборонял что-то из своего мира от её вторжения. Будь Тен-Тен в трезвом состоянии, она бы непременно поняла причину воздвижения этой стены между ними, однако возбуждённая алкоголем удаль ещё не выпустила её из своих клешней, и на запрет она отреагировала совсем не так, как следовало.
Уголки её губ поползли вверх:
- Ой, Ли, ну не будь ты таким серьёзным, хоть раз в жизни! Дай посмотреть, удовлетворить девичье любопытство!
Ни один мускул не дрогнул на лице Ли. Он, будто не услышав, всё так же продолжал стоять, загораживая подруге путь, всем своим видом как бы говоря: не трогай, не дам, отступись. И если бы не опьянение и не притупленное внимание, Тен-Тен прочла бы эти сигналы, но она слепо продолжала настаивать: задорно улыбалась, подначивала, в шутку пыталась заставить окаменелую руку опуститься, пропустить её внутрь. Увлечённая своей игрой, она совершенно не замечала, как меняется в лице и всё больше мрачнеет Ли от её высказываний, и поэтому упустила момент, когда уж точно следовало бы остановиться. Он убрал руку молниеносным движением, но лишь затем, чтобы бросить разочарованно: «Иди проспись» и захлопнуть перед ней дверь.
Тен-Тен ещё некоторое время изучала с искренним недоумением поверхность возникшей перед ней новой преграды, апатично отслеживая свои внутренние ощущения: алкогольная бравада медленно стекала с неё ядовитыми каплями, а взамен в её душе разгорался, набирал жару огонь гнева.
***
Кисаме действительно не планировал задерживаться в курилке больше, чем нужно. Ему хотелось всего лишь получить свою дозу гадкого кофе с сигаретой на утро и вернуться к работе – однако Куренай с Анко, решившие ни с того ни с сего разузнать, какой новой грязью придумали обливать полицию журналисты, взяли на себя контроль над пультом управления и, перещёлкав все основные каналы на висящем на стене телевизоре, остановились на спецвыпуске от Первого канала, посвящённом делу убийцы из квартала голубых фонарей. Вообще-то Кисаме вполне хватало той информации, которую приносил завербованный ими газетчик, но когда он начал вслушиваться в то, о чём говорят, оторваться уже не мог.
Представительница единственной в Конохе общественной организации, пропагандирующей толерантность к людям нетрадиционной сексуальной ориентации, спорила с миссионером из Европы, сморщенным дедом с огромным носом и гневно раздувающимися ноздрями, и предметом их буйного обсуждения было отношение к убийце. Миссионер, щурясь и сводя брови, с пеной у рта доказывал, что руками убийцы Создатель вершит правосудие над грешниками-мужеложцами, и любое оказание содействия полиции, стремящейся его изловить, тоже влечёт за собой греховные деяния. Его оппонентка не уставала ужасаться от подобных заявлений и, трагично звеня музыкальным голосом, возражала: невинные люди страдают от безумца, и если полиция не в состоянии его остановить, им, простым людям, придётся взять дело в свои руки.
Кисаме чувствовал на себе взгляды сотрудников, особенно сильно горела его спина, когда слово перенимал гомофоб-миссионер, однако он продолжал упорно сидеть в кресле, распрямив плечи и старательно не замечая интереса к себе посторонних. Его никогда не интересовала религия в любом её проявлении, поэтому он совершенно не понимал упорства, с которым старый дедушка оправдывал человекоубийцу, но его слова не могли оставить детектива равнодушными. Если этот миссионер представляет мнение целого пласта населения планеты, придерживающегося пропагандируемой им религии, размышлял Кисаме, стало быть, сотни, может быть, тысячи людей точно так же, как этот дедушка в смешной чёрной одежде, считают преступления убийцы оправданными и угодными Всевышнему? Зачем, подумалось ему, вообще нужен такой Бог, если Он, создав таких, как он сам, как Итачи, называет их грешниками и обрекает на мученическую смерть? Кому нужен такой всезнающий повелитель? Это какой-то ненастоящий Бог, злой Бог.
Заявление женщины также заставило Кисаме всерьёз задуматься. Если то, что она говорит, правда, на завершающей стадии уже находится организация добровольного патруля, в задание которого будет входить обход улиц опасного квартала в ночное время и проверка документов всех подозрительных личностей. Кисаме так и не смог определиться, как относится к этой идее. У него совершенно не было опыта охоты на серийных убийц, и он не знал, как отреагирует человек с нарушенной психикой на подобную травлю в своём, грубо говоря, угодье. Возможно, это спугнёт его и он сбежит – уедет в другой город, заляжет там на несколько лет, а когда шумиха уляжется, вновь примется за своё кровавое дело. Поймать его тогда будет невероятно сложно. Кисаме казалось, что только сейчас, когда над городом нависла насторожённость, возможно закрыть капкан на лапе у несущего смерть зверя – отчасти поэтому он не смог запретить Итачи продолжать осуществлять свой план.
Чтобы свести риск его раскрытия до минимума, они договорились, что Итачи не должен жить сейчас дома, и отправили его на временно пустующую дядину квартиру, туда же перенесли все необходимые для поддержания фальшивого образа вещи. Кисаме стоило огромных усилий удержать себя от того, чтобы не начать отдавать приказы, и пришлось, переступая через себя, упрашивать любовника смягчить суровость прикрытия – к примеру, оставлять телефон включённым, но номером пользоваться тем, который знают только нужные люди. Итачи попытки идти на компромисс оценил очень высоко и согласился почти со всеми его предложениями, что для них как для пары уже можно было считать маленькой победой. Условились, что начинать свою операцию он будет только поздно вечером, когда все детективы и большинство любопытствующих журналистов, могущих его узнать, уже покинут квартал – кроме того, Итачи казалось, именно в такое время шансы найти убийцу повышаются. Кисаме предложил возить его сам, но Итачи отказался, объяснив, что у Орочимару скрываться получится куда лучше.
Что-то внутри головы начало медленно болезненно пульсировать, и Кисаме крепко зажмурил глаза. Ему не нравились эти головные боли, преследующие его в последнее время. Сегодняшней ночью он проснулся от ощущения, будто кто-то ударил его по голове молотом изо всей силы, и ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и понять, где он находится и что с ним происходит. Боли могли означать сотни различных вещей от пустяковых до терминальных, но он теплил в сердце надежду, что всё это связано исключительно с напряжением последних дней.
«Скоро всё кончится, - сказал себе старший инспектор-детектив, делая глоток уже опостылевшего ему кофе. – Скоро всё встанет на свои места».
Боль не отступала, но чуть притупилась, и он снова сосредоточиля на передаче. Мужчина-проповедник в телевизоре снова взял слово, но на этот раз об убийце говорить не стал: изматывая синхронного переводчика своей текущей живо, как горная река, речью, орудуя ею, как мечом, он внушал слушателям с донельзя трагическим видом, что Создатель наложил на известный квартал проклятие за греховный образ жизни его обитателей, и руки Его – тот самый убийца, которого полиция потому до сих пор и не может поймать, что он исполняет Его волю.
Кисаме запоздало осознал, что никто уже не смотрит вместе с ним и даже на него, и обернулся: в проходе, всё ещё держась за ручку двери, стоял Итачи и хмуро глядел в экран. Анко склонилась к Куренай и, случайно труся пеплом от забытой сигареты на пол, приглушённо затрещала ей что-то на ухо, при этом косясь на своего бывшего подчинённого, остальные сотрудники или глядели прямо, или отворачивались специально, демонстративно – неизвестно из-за чего гордясь собственной реакцией. От внимания Итачи явно не ускользнула перемена в атмосфере комнаты с его появлением: он обвёл присутствующих мрачным пустым взглядом, остановившись на Кисаме.
- Что вы бред этот смотрите? – холодно отчеканил он. – Пойдёмте, там свидетель какой-то явился, нужно обработать.
Кисаме спешно поднялся на ноги. Ему вдруг стало неудобно от собственного любопытства: Итачи, рискующий жизнью ради поимки опасного преступника, имел полное право отчитать его за бездействие на работе. И пускай у его напарника мотивы были не вполне альтруистические, он один, вероятно, делал и желал делать больше, чем весь их парализованный тупиковой ситуацией отдел.
***
Наруто заглянул в лицо каждому из друзей и сурово переспросил:
- Вы точно всё поняли?
Неджи устало закатил глаза, сидящие напротив Сакура и Ино обменялись скептическими взглядами, а Шикамару хмыкнул:
- Наруто, ты становишься суперскучен. Поняли мы, поняли.
- Просто не хочу, чтобы повторилась та же история, что в среду, - пояснил блондин чуть виноватым тоном. – Сами должны понимать.
Возникло неловкое молчание, которое совершенно неожиданно нарушила доселе мрачно хмурящаяся Тен-Тен.
- Узумаки, ты со своим кудахтаньем меня уже вот по сюда достал. – Она провела указательным пальцем по шее. – Сколько можно одно и то же повторять? Мы будем улыбаться твоему крашеному, как ни в чём не бывало, вопросы все попридержим, а об убийствах вообще ни слова не произнесём. Видишь, какие мы умные? С тридцать пятого раза запомнили.
Наруто обиженно насупился:
- Что ты смеёшься? Это серьёзное дело.
- Да вижу, что серьёзное, - окатила его в ответ скептицизмом байкерша, кисло улыбнувшись, - раз ты для того, чтобы с нами наедине поговорить, мчался в буфет аж со второго корпуса, оставив крашеного в одиночестве.
Наруто стиснул зубы, наверняка готовя про себя достойный ответ, но их спонтанную перепалку внезапно прервал Шикамару. Успокаивающим жестом положив другу руку на плечо, он произнёс:
- Всё будет нормально, обещаю. Я тебя понимаю: вчера, пока вас не было, я обдумал наше поведение и пришёл к выводу, что всё это была чистейшей воды беспочвенная паника на фоне схожести Гаары с тем парнем. Ничего особенного, наш-то суновец жив-здоров, не так ли, Хьюга?
- Абсолютно согласен, - монотонно пробасил гот.
Он был сегодня ещё более немногословен, чем всегда, и причиной тому было странное поведение невесты, которое не укрылось ни от чьего взора: Тен-Тен, всегда бойкая и оживлённая, нынче сидела, молча скрестив руки на груди, а открывала рот лишь затем, чтобы съязвить, и ядовитое острие её копья было чаще всего нацелено почему-то на Гаару.
Атмосфера за столиком изменилась, охладела, и, стремясь развеять нависшее над ними унылое облако, Наруто завёл новую тему разговора.
- А ты лучше стал выглядеть, - похвалил он Шикамару. Тот прекратил дуть на никак не желавший остывать из-за жары чай и вопросительно посмотрел на него. – Я хочу сказать, больше не ноешь насчёт Темари. Разлюбил уже, да?
Староста наградил его ленивым хмыканьем:
- Ты что, с ума сошёл? Нет, конечно, я от неё никогда не отступлюсь. Попомни моё слово, она ещё мой женой станет.
- Вот Гаара обрадуется! - хохотнула Сакура, заговорщицки перемигнувшись с Ино, та прикрыла рот ладошкой, пряча улыбку.
Шикамару невозмутимо продолжил:
- Просто я сейчас работаю над планом её возвращения, отсюда вся энергия. Если хочешь знать, я уверен в своём успехе на восемьдесят три процента.
На этот раз поперхнулись смешками не только девушки, а ещё и старательно пытавшийся строить серьёзный вид Наруто.
- Прости, прости, - извинился он, улыбнувшись скривившемуся Шикамару, - но любовь ведь не статистка, в процентном соотношении высчитать ничего у тебя не выйдет.
- У меня – выйдет, - упрямо заявил Нара и гордо умолк, невольно подражая Хьюге с его вечно каменным лицом.
Девушки внезапно зашикали на них, кивая на вход в буфет: к их столику, распугивая своим видом первокурсников, направлялся явно пребывающий не в самом лучшем расположении духа Гаара.
- Узумаки, скотина! – гаркнул он на ходу, уже занося руку для подзатыльника. – Куда ты так подло ретировался после теста? Пожрать невтерпёж? Меня нельзя было подождать?
Поравнявшись с друзьями, он в последний момент отчего-то передумал осуществлять заслуженное возмездие и вместо раздачи наказания употребил занесённую руку, чтобы подавить зевок, на что Тен-Тен язвительно оскалилась.
- Ладно, живи, - после затянувшейся паузы, во время которой он внимательно вглядывался в фальшивые улыбки, протянул Гаара и примирительно потрепал друга по светловолосой макушке.
Внезапно всем стало ясно, что тема их недавнего разговора не является тайной ни для кого, и от этого стало жутко неуютно: Наруто поник, Сакура виновато потупилась, Ино взялась рассматривать свои ногти, Неджи вдруг понадобилось срочно написать сообщение, Шикамару закрыл глаза и сделал вид, что его здесь нет, и только Тен-Тен единственная глядела на Гаару открыто, и во взгляде её читалась откровенная неприязнь.
***
Саске потянулся, зажмурившись от удовольствия: из-за того, что, увлёкшись размышлениями, он уснул вчера прямо в кресле, сегодня его весь день мучили боли в спине, и от этого сосредоточиться было крайне сложно. Сидящая за столом напротив девушка, которая, судя по случайным наблюдениям Саске, была в него немного влюблена, густо покраснела и потупила взор – только поэтому он догадался глянуть вниз и увидел, что край рубашки выполз из брюк и обнажил незначительный участок живота. Он поспешил заправить рубашку как следует и бросил сотруднице извиняющийся взгляд, который та не заметила, с головой утопив красное лицо в документах.
Ему вдруг стало смешно. Подумалось: если проследить его жизнь с младших классов школы, в него постоянно влюблялись исключительно девчонки наподобие этой – милые скромницы с пытливым умом, но, увы, абсолютно неуверенные в себе. Оттого и провожали его постоянно взглядами тоскливыми, безнадёжными, а признавались непременно заикаясь и едва дыша. Эта унылая любовная каша успела уже порядком поднадоесть, вздохнул про себя парень. Возможно, поэтому ему сейчас и нравился Наруто: тот уж точно не стал бы мямлить и жевать сопли, если дело дошло бы до признания…
Вдруг Саске замер и призадумался: мысль о признании посетила его впервые. Те пару дней, что он жил с осознанием своего влечения к человеку своего пола, он усердно долбил себя уверениями, что эти чувства ложные и уж он-то никак не может оказаться геем, но, тем не менее, раздумье о том, что Наруто, возможно, ответит ему взаимностью, принесло ему немало удовольствия. Это насторожило, ведь он не планировал начинать отношения с другим парнем. В его понимании отношения означали исключительно долгосрочную связь с человеком с перспективой замужества и заведения семьи, поэтому ему была совершенно непонятна мучительная тяга к нисколько не подходящему для этой цели человеку.
Вчера Саске мучил себя тем, что до поздней ночи раздумывал над природой этой тяги, примерял на себя антагоничные роли то отменного семьянина с нормальной женой и нормальными детьми, то обитателя квартала голубых фонарей, раскованного и гордого своей природой. Первая ипостась казалась ему абсолютно понятной, в ней он чувствовал себя комфортно, на своём месте, со второй же всё оказалось гораздо сложнее: его восхищала смелость этих людей, но вместе с этим многое в образе их жизни дико ему досаждало. С одной стороны, хотелось, как они, кричать всем своим видом, не скрывать, что да, его влечёт к человеку своего пола, но с другой – всё разом перечёркивали трусливые волнения, что о нём скажут папа и мама, как отреагируют на учёбе, на будущей работе, как сильно осложнится его жизнь, как к этому заявлению отнесутся его приятели, соседи, родственники...
Всё это было невероятно ново и поэтому вдвойне тяжело для осознания, он не чувствовал в себе сил разобраться в том, что с ним происходило, окончательно, а делиться своей страшной тайной было не с кем – единственным, кому он мог довериться, был Итачи, но у того и без него имелось достаточно дел, куда более важных, чем глупые метания младшего брата.
Саске попытался отвлечься от тягостных раздумий, но тут вновь дала о себе знать проклятая спина, и всякая надежда сконцентрироваться была утеряна. Вскоре после его недолгих попыток взяться за работу Намикадзе-сан попросил его зайти к себе, и Саске, обрадованный, что не придётся больше разрываться между делами и сердечными терзаниями, рванул к кабинету начальника. Намикадзе-сан сегодня был в прекрасном настроении: он щедро раздавал улыбки, благодарно кивал на комплименты сотрудников насчёт его красивейшего белого костюма, идеально гармонирующего с синей, под цвет глаз рубашкой, носился по офису, не уставая щебетать с симпатичными секретаршами, и для каждого находил хотя бы одно приятное слово. Все работники, воодушевлённые окрылённым состоянием босса, перешучивались насчёт удачного контракта и строили планы на вечер этого дня. Саске по дороге уже дважды успели пригласить выпить в компании, но оба раза пришлось вежливо отказать: ему хотелось прийти домой пораньше и ещё раз крепко обдумать все свои насущные проблемы.
Намикадзе-сан стоял возле своего кабинета и, параллельно болтая с мистером Харви, давал секретарше беглые указания. Завидев Саске, оба мужчины расплылись в приятных улыбках.
- Учиха Саске, - сказал ему, коверкая звуки, американец. Парень кивнул, и тот, видимо, гордясь собой, заулыбался ещё шире.
- Саске, я сейчас провожу нашего гостя в аэропорт, - ласково заговорил с ним Намикадзе-сан, положив руку на плечо, - а тебе будет заданьице одно. У меня в кабинете, - он склонился и зачем-то зашептал, - лежит корзина такая, ты сразу её увидишь, там полно всяких вкусностей и открыточка. Отнеси её, пожалуйста, Наруто и Гааре, это им от мистера Харви подарок. Они сейчас дома, пятницу свою загульную празднуют, как всегда. Потом можешь идти домой. Хорошо?
Саске опустил взгляд на наручные часы: сейчас была только половина третьего.
- Я знаю, рано, - понял начальник, - но я сегодня всех раньше отпускаю – пускай отдыхают, а вот я ещё до вечера тут сижу, у меня дела. Так что, отнесёшь?
Делать было нечего, и Саске согласился, хотя перспектива второй день подряд встречаться с Гаарой его, мягко говоря, не очень-то радовала, и уж тем более не хотелось прерывать их с Наруто отдых. Однако слова были им уже произнесены, и Намикадзе-сан, благодарно похлопавший его напоследок по плечу, куда-то умчался. Секретарша зависла на телефоне, а мистер Харви, прежде участливо наблюдавший, теперь начал вдруг лихорадочно рыться в карманном англо-японском словарике для начинающих изучать язык, постоянно поглядывая при этом на Саске, словно проверяя, не ушёл ли тот. Саске ждал с видом вежливого любопытства на лице и с холодком предчувствия какого-нибудь лингвистического конфуза в сердце. Наконец американец будто бы нашёл, что искал, и, старательно выговаривая слова и помогая себе жестами, произнёс медленно и отчётливо:
- Наруто – исключительный парень. Ты его береги.
Забыв про приличия, Саске ошалело уставился на гостя страны. К лицу разом подкатила горячая волна, мысли заметались с чудовищной силой и снова нахлынула масса вопросов. Что значит эта фраза? Что мистер Харви имел в виду? Неужели всё так заметно? Как теперь ему ответить? И стоит ли вообще отвечать?
Его отчаянное замешательство явно не ушло от внимания американца, он вдруг улыбнулся открыто, совсем как Намикадзе-сан, и произнёс уже что-то по-английски, из чего Саске понял только «не переживай» и «молодой». Как раз в этот момент вернулся Намикадзе-сан, и проницательный иностранный гость, пожав Саске на прощание руку, пошёл следом за ним.
***
- Узумаки, - позвал Гаара.
Наруто отвлёкся от разбора захламления в шкафу и обернулся. Гаара безвольно лежал на своём Ложе, одну руку положив за голову, а второй расстёгивая рубашку.
- Ну установи себе кондиционер, умоляю, - попросил он с наполовину серьёзным отчаянием в тоне.
- Нет, - фыркнул блондин и, не поддавшись на молящие глаза, отвернулся. – Ты же знаешь, какой от него вред. Да и вообще, не так уж тут и жарко, не выдумывай. Забыл, что тут в июле происходит, или как?
Гаара опалил его злым взглядом:
- В том-то и дело, что не забыл. Сегодняшний день назвали самым жарким в этом мае, к твоему сведению. – Он помолчал в ожидании хоть какой-то реакции, но Наруто слишком хорошо умел создавать видимость страшной занятости, поэтому пришлось позвать ещё раз: - Ну, Узумаки, послушай ты меня хоть раз. У тебя же окна на запад выходят, духота во второй половине дня просто убийственная.
- Я привык, - бросил Наруто, не оборачиваясь, - и вообще, это ты плохо жару переносишь, а я – нормально.
- Вот ты, значит, какой! - укоризненно протянул Гаара, качая головой. – Заботливый друг, ничего не скажешь.
- Иди холодный душ прими, - отрезал бесплодные попытки вызвать в нём чувство стыда блондин и продолжил рыться в шкафу.
Целью его было найти одну школьную тетрадку, на задних страницах которой они с Гаарой когда-то в шутку рисовали карикатуры на старшеклассников. Вспомнили о ней случайно, когда по пути из университета измышляли какой-нибудь забавный подарок для Неджи на предсвадебный мальчишник, - где-то среди массы письменных диалогов и кривых рисунков со смешными подписями было и изображение жениха с подписью «Мисс Коноха», выведенной рукой Наруто, всегда бывшего мастером выдумывать пристающие клички.
Наруто вытащил из дальнего угла внушительных размеров коробку, струсил с неё слой пыли и откинул крышку:
- Кажется, где-то здесь.
Гаара поднялся, вытянул края расстёгнутой рубашки из брюк и, пересилив охватившую его из-за жары лень, устроился на полу рядом с другом – помогать разбирать завалы. С острым чувством ностальгии они перебирали стопки старых тетрадей с донельзя знакомыми обложками, проглядывали выборочно страницы, подбирали случайно выпавшие листочки и с благоговейным почтением вкладывали их обратно. Особо интересный диалог на полях конспекта, за который случайно цеплялся взгляд, зачитывался вслух, и тогда оба парня покатывались со смеху, вспоминая, какими маленькими когда-то были.
- Вот это глянь, - сверкнул предвкушающей улыбкой Наруто, изучавший свою тетрадь по истории. – Ты пишешь: «Норико не сводит с тебя взгляд уже тринадцать минут, я время засёк. Сделай что-нибудь».
Гаара закатил глаза:
- О-о, эта Норико, помню её отлично! Скучнейшая барышня. Она, кстати, всю старшую школу на тебя пырилась.
Наруто шикнул на него и продолжил читать:
- Я отвечаю: «Какого чёрта ты мне тетрадь мараешь такими идиотскими новостями? Сам делай, если тебя так раздражает». Ты: «Тебя, может, за коленку ухватить под партой демонстративно? Тогда она отстанет».
Тело Гаары начало содрогаться от мелких смешков, которые он пытался удержать внутри поднесённой ко рту ладонью:
- Я такое предлагал? Боже, ну и ребёнок…
- Это ещё не всё, Сабаку. – Наруто проглотил рвущийся наружу хохот и, возможно, от этого покрасневший, продолжил: - Я: «Это её не остановит, тут надо что-то порадикальнее». Ты: «Узумаки, ты мне сразу рамки установи, в которых мне предоставляется полная свобода действий, а то я ещё снова не то подумаю, и получится нехорошо». Я: «Что ты имеешь в виду?».
- Какой недогадливый мальчик, - хмыкнул Гаара в попытке скрыть смущение.
Наруто неловко помял в руках тетрадку: очевидно, читать дальше вслух ему перехотелось. Он громко прочистил горло и внезапно со звучным хлопком закрыл её и отложил в сторону:
- Ладно, мы всё равно не в ней Неджи рисовали, я точно помню.
Гаара деликатно промолчал, но некоторое время продолжал бросать на тетрадь с недочитанным диалогом вороватые взгляды. Резко потерявший терпение Наруто начал осматривать тетради бегло, не задерживаясь даже на моментах, воспоминания о которых действительно могли бы доставить немалое удовольствие обоим.
Рука Гаары опустилась на небольшую продолговатую коробочку, лежащую на самом дне и прикрытую пестрящимся разноцветными фломастерами листком.
- Это то, о чём я думаю? – пробормотал он сам себе, снимая мешающую бумажку. Лицо его внезапно оживилось: - Узумаки, да это же наши карты!
Наруто взглянул на потрёпанную колоду в его руках: красно-чёрные карточки, донельзя знакомые и родные, навеяли разом целый букет воспоминаний из ранней юности.
- Дай-ка сюда.
Карты тасовались плохо из-за истрёпанных краёв, но бывшее ранее таким привычным, а теперь давно забытое ощущение от скользящих в ладонях картонных шестёрок, десяток, тузов и королей доставляло, тем не менее, немалое удовольствие. Сидящий рядом Гаара наблюдал за ним с грустной улыбкой на губах, и Наруто подумалось, что у него перед внутренним взором наверняка тоже проигрываются десятки ярких солнечных картин лета, столькие часы которого они проводили за игрой.
- А давай сыграем, - вдруг предложил он.
Гаара хитро прищурился:
- Но только на раздевание. Ты мне, помнится, всегда продувал.
Наруто издал исполненный сарказма смешок, из чего стало ясно, что проигрывать в этот раз он не настроен.
- Ты у меня голым сегодня спать будешь, Сабаку, - надменно бросил он, поднимаясь и устраиваясь на кровати. – Садись и приготовься быть уничтоженным.
Гаара рассмеялся и потёр руки в предвкушении.
***
Кисаме не любил являться неприглашённым, однако желания звонить и предупреждать о своём приезде у него не было никакого. Помощник Орочимару, молодой парень в толстых круглых очках, имя которого детектив не смог вспомнить, объяснил, что его начальник сейчас занят, и попросил немного подождать. Явившийся вскоре учёный, отчего-то задумчивый и рассеянный, жестом пригласил его в свой кабинет, как и в прошлый визит Кисаме, погружённый в таинственный полумрак, там усадил в удобное кресло и предложил выпить с ним кофе.
- У меня при такой жаре давление падает, нужно поднимать, - пояснил он свой уставший вид. – Так что, Хошигаке-сан, составите мне компанию?
Кисаме неуверенно кивнул. В его планы вовсе не входило распивать кофе с этим неприятным человеком, и от подобного радушного приёма вместо ожидаемого напряжённого разговора в голове его нарушилась предполагаемая картина будущего, а новая, ссылаясь на непредсказуемость, отказывалась возникать. Орочимару извинился и ненадолго вышел, а вернулся уже в компании помощника с подносом в руках.
- Пожалуйста, - он с приятной чуть уставшей улыбкой предложил ему изящную чашечку. – Я, знаете, за годы жизни в США пристрастился к хорошему кофе, в коллективе, где я работал, все были страшными его любителями. Вы не будете против, если я закурю?
- Нет-нет, - Кисаме поспешно замотал головой и потянулся к нагрудному карману, где лежала его пачка, - я и сам вообще-то…
Вспыхнула в полумраке зажигалка, и в свете её пламени Кисаме показалось, что глаза Орочимару недобро блеснули.
- Позвольте угадать, - улыбнулся ему криминалист одними губами, - вас ко мне привела наша маленькая авантюра с Учихой Итачи.
- Именно так. – Кисаме хотел было начать изливать на собеседника старательно обдуманную им речь, но отчего-то вдруг споткнулся, да и гневаться натурально не выходило. Он кашлянул в кулак и спокойно начал: - Вы и сами должны всё понимать.
- Понимаю, - подтвердил Орочимару, неспешно кивая, - и, признаться, жутко удивлён, что вы сейчас не заносите на меня кулак. Представляю, как вы были вчера злы.
Кисаме пришлось проглотить возникший в горле комок – ему и в голову не могло прийти, что учёный подойдёт к вопросу именно так, и теперь он находился в некоторой растерянности. Настолько сильна была его уверенность в хитрой и изворотливой натуре этого человека, что когда тот заговорил с ним без обиняков, эта открытость выбила землю у него из-под ног. Однако обретать контроль над собой времени не было, и он заговорил неподготовленным текстом, полагаясь исключительно на чутьё.
- Вы мне объясните, зачем вам всё это, я совершенно не понимаю ваших мотивов. И вообще, вам ведь небезразличен Итачи, почему вы согласились помогать ему в этой опасной затее? Смысл в ней, может, и есть, с этим спорить не могу, но разве не было других вариантов? Вы что, думаете, полиция бездействует? Мы делаем всё, что в наших силах, к вашему сведению, новостям не верьте!
- Я не верю, Хошигаке-сан, успокойтесь, пожалуйста, - мягко улыбнулся Орочимару и поднёс к губам чашку с таким видом, будто все обвинения и упрёки пропустил мимо ушей.
Кисаме запоздало понял, что перешёл на повышенные тона, и прикусил язык, однако после коротких размышлений пришёл к выводу, что хоть объяснения его возмущения и вышли достаточно сумбурными и в урезанной форме, суть его ответчик всё же уловил. Орочимару подождал, пока он сделает глоток ароматного напитка, и только тогда заговорил. Его речь напоминала лесной ручей: она текла плавно, искрясь искусно сложенными словами, щекоча слух приятной глубиной голоса, убаюкивая мягкими интонациями, и в определённый момент Кисаме осознал, что внимает собеседнику совершенно расслабленно, словно за этим он сюда и явился.
- Позвольте вначале ответить на первый вопрос, Хошигаке-сан. Мне всё это нужно, потому что я, как и все остальные, хочу поймать убийцу. Помогать ловить злодеев – моё призвание, и я рад оказать помощь такому блистательному и перспективному полицейскому, как ваш Итачи-кун. – Облачко серо-белого дыма вышло из его лёгких с непреднамеренным изяществом, эффектно разбавив полутьму кабинета. – Теперь касательно нашей затеи. Не поймите меня неправильно, уважаемый Хошигаке-сан, но я считаю риск Итачи оправданным. Ваш отдел при всём его совершенстве ограничен в возможностях, а наш общий супостат крайне осторожен и хитёр, из чего следует, что следы он умеет заметать неплохо. Загадка с избавлением от тел всё ещё ставит меня в тупик, но ответ придёт, поверьте мне. В целом же наш маньяк относится к категории трусливых, оттого гиперосторожных. Таких поймать сложно. Но… Но я имею опыт копания в мозгах подобных людей, если позволите так выразиться. Я знаю, как он мыслит, я чувствую это. И я уверен, что найду его для вас.
Орочимару подлил ему ещё кофе из высокого кофейника цвета слоновой кости и закурил новую сигарету. Тон его изменился, растерял лоск уверенности и от этого стал более серьёзным.
- Иного выхода, кроме как подсунуть ему подготовленного человека, я не вижу. Наш убийца крайне нестабилен из-за постоянного внимания прессы к его злодеяниям. Его выводит, что полиция пошла по его следу, а у таких людей от подобного стресса начинается неконтролируемая агрессия. Если раньше он мог удержать свою жажду крови в узде, сейчас эта способность им утеряна, и он может легко выдать себя. Я предупредил Итачи, какой тип людей может заинтересовать его образ, и объяснил, по каким признакам определить человека со злодейскими намерениями. Но, безусловно, это больше вопрос чутья: если оно у него есть, он почувствует. Единственное, что меня волнует…
Кисаме, до этого момента внимающий учёному, будто загипнотизированный, разом подобрался и обострил внимание. Орочимару посмотрел ему прямо в глаза, и детективу стало не по себе от отражённой на его лице неподдельной тревоги.
- Хошигаке-сан, - произнёс он почти моляще, - я вас очень прошу, хоть вы постарайтесь ему внушить, что инициатива в этом случае совершенно не требуется. Я боюсь, как бы он не натворил глупостей. Итачи, он ведь…
- Я знаю, - Кисаме с мрачным видом кивнул.
Они обменялись понимающими взглядами, и Кисаме вдруг подумалось, что иметь этого человека в качестве помощника и советчика – не самая худшая вещь, которая могла случиться с его напарником.
***
Гаара расплылся в довольной улыбке:
- Ну, снимай, Узумаки.
- Чёрт, - Наруто схватился за ширинку, но медлил. – Ты мухлюешь, я знаю.
- Всё по-честному, хамло ты, - фыркнул красноволосый и, откинувшись на кровати, с блаженным видом потянулся. – Снимай-снимай, я жду.
Наруто бросил унылый взгляд на кучу вещей на полу – трофеи победителей. С Гаары ему пока удалось снять только рубашку, и то морального удовольствия от единственной победы ему не досталось, потому как хитрый Сабаку заявил, что ему было жарко и поддался он специально. Большинство же объёма груды было занято одеждой Наруто: в ход успел пойти даже ремень, обвиняюще зыркающий блестящей пряжкой из-под смятой вывернутой майки.
Наруто потянул за молнию:
- Ладно-ладно, ты у меня ещё получишь, Сабаку.
Гаара на угрозу отреагировал ироничным приподниманием едва заметных бровей. По мере его освобождения от штанов в лице его, впрочем, разгоралось всё большее недоумение.
- Слушай, - позвал он, - а откуда у тебя синяков столько на теле? На боку один, на бедре вон огромный, жёлтый уже, и вот тут тоже. Где ты их нахватался?
Наруто швырнул джинсы к общей вещевой массе, те упали с печальным шлепком, смешно растопырив штанины в разные стороны.
- На тренировках, где же ещё.
- А-а, к этому нужно привыкнуть, да, - закивал прекрасно знакомый с такими вещами Гаара. – У меня вот, - он окинул себя взглядом, - тоже боевые шрамы имеются, но с войны другого плана.
Наруто окинул его намеренно скучающим взглядом:
- Никому не интересно, что остаётся у тебя на теле после ночи, проведённой под твоим парнем, Сабаку, честное слово.
- Да? – с лёгкостью парировал Гаара, заулыбавшись. – А почему ты тогда так пырился на меня всё это время?
Блондин поёжился и брякнул недовольно:
- Давай сдавай уже, дурень.
***
Корзина была не столько тяжёлой, сколько огромной, отчего Саске стоило немалых усилий хотя бы даже выйти с ней из здания офиса. Пришлось вытерпеть рой косых взглядов одетых в деловое мужчин и женщин во время спуска на лифте, просить охранника помочь ему с входной дверью и три раза извиниться – корзину возможно было нести только перед собой, а из-за урезанной видимости он всё время натыкался на зазевавшихся прохожих.
Саске нравились щедрые люди, но американец, на его взгляд, переборщил с выражением благодарности: у него уже устали руки нести его подарок, а ведь впереди ещё неблизкая дорога – кроме того, вновь дала о себе знать спина. Он поигрался с мыслью проехаться на общественном транспорте, избавив себя таким образом от мучений, но разом представилось, как в час пик сложно уберечь что-либо в стандартной городской давке, и решил всё же попробовать свои силы в пешей прогулке.
Он прислушался к собственным чувствам. Ему хотелось увидеться с Наруто, но в то же время будущая встреча вызывала в его душе смутное чувство раздражения, и виной тому была не только перспектива снова быть осмеянным Гаарой. Саске, с детства привыкший видеть мир чётким, а решения принимать однозначно, тревожился оттого, что не входящие в рамки нормального чувства к Наруто вносят в его внутренний мир разрушение, делают слабым и неуверенным в себе, а быть слабым ему не нравилось.
«Зачем мне всё это? – угрюмо подумал он. Тяжело было размышлять на животрепещущую тему и при этом не забывать всё время тянуть шею, чтобы видеть дорогу перед собой, поэтому ответа он и не ждал – просто сыпал вопросами, бессмысленно и безответно. – Я не хочу чувствовать этого, я не хочу быть геем. Я ведь не гей? Это наваждение минует, да? Я же нормальный, просто немного запутался, правда?».
Ему вдруг стало очень обидно за себя. Непонятно было, зачем судьба так поиздевалась над ним, подкинув это странное испытание, и чему он должен был из него научиться. Душевные метания вытягивали из него сил куда больше, чем физические лишения, и чутьё подсказывало, что по его запасу внутренних сил нанесён серьёзный удар. Что делать с этим тревожным знанием, он не понимал, и от этого становилось ещё горше.
***
Наруто умел изображать довольно жалобные глаза и, по наблюдениям Гаары, нередко этим пользовался в критических ситуациях – вроде этой.
- Узумаки, - Гаара опустил взгляд на оранжевые боксёрки, последний предмет одежды, оставшийся на теле блондина, и уже, к великому сожалению последнего, проигранный. – Ты знаешь правила.
Голос его, впрочем, прозвучал не так уверенно и издевательски, как он запланировал, - сила жалобных глаз уже нашла тропу к его сердцу и теперь активно подтачивала его позиции. Наруто виновато блеснул белозубой улыбкой и, зардевшись, протянул шутливо:
- Ну зачем тебе это надо, Сабаку? Что ты там нового увидишь?
- А это уже мне решать, - отрезал Гаара, и снова твёрдость его тона качнулась, - потому что я выиграл.
- Да ты сноровку потерял, если не заметил. – Наруто кивком указал в сторону выросшей кучи одежды. – Мне в этот раз с тебя удалось даже кольцо и ремень снять, так что поверь: тебе просто повезло.
- Это не меняет того факта, что я… - Гаара прервался на середине предложения: слова переросли в глубокий зевок. Он устало потёр кулаками глаза, пытаясь разбудить разморённое жарой тело. – Ладно, - махнул он наконец рукой, - я сегодня сонный и оттого добрый, спорить с тобой лень.
- Так что, можно не снимать? – с надеждой уточнил Наруто и, получив вялое отрицательное покачивание головой в качестве ответа, поникшим тоном проныл: - Ну да, я понял, ты мне сейчас в качестве откупной придумаешь какое-нибудь идиотское задание.
Гаара улёгся на кровати друга животом вниз и подтянул к себе подушку:
- А я пока посплю.
- Что я должен сделать? – блондин закатил глаза. – Давай только быстро и без пошлостей.
Лицо Гаары утопало в подушке, оттого голос его звучал искажённо и невозможно было определить, шутит он или нет.
- Сходи на улицу и принеси мне водички холодненькой. Только одеваться не утруждайся, Узумаки, так пойдёшь.
Наруто поперхнулся возмущением:
- Я же говорил, идиотское задание, ты других выдумывать не умеешь! Вон оттуда возьми водички! – Рука нервно дёрнулась в сторону компактного холодильника для напитков, верхушку которого приспособили под склад для ненужных вещей. – Зачем ты меня на улицу гонишь?
- Просто стало любопытно, пустят ли тебя хоть в один магазин в таком виде, - промурлыкал в ответ Гаара. Оторвав сонное лицо от подушки, он умудрился вполне художественно изобразить на лице смесь искреннего недоумения и недовольства и протянул: – Ты ещё здесь?
Наруто крутанулся на пятке и, чертыхнувшись, вышел из комнаты под аккомпанемент издевательских смешков.
***
Использовать вверенный ему ключ от чужой квартиры Саске не любил – это всегда вызывало в нём чувство неудобства от чрезмерного доверия, которое испытывал к нему Намикадзе-сан, однако ждать, пока его звонок услышат и ответят, нравилось ему ещё меньше. Кроме того, грела перспектива поскорее избавиться от проклятой корзины и отправиться домой, где в тишине и одиночестве можно было заняться неторопливым вдумчивым самокопанием.
Искусственно поддерживаемая прохлада в здании успела проникнуть в его разжаренное на солнце тело, и приятный холодок теперь остужал вспотевшее лицо и спину с противно прилипающей к ней влажной рубашкой. Саске подозрительно относился к использованию кондиционеров, а в прошлом году, когда от Итачи поступило предложение поставить один из этих модных приборов к ним в комнату, провёл нешуточное исследование и, обнаружив целый список негативных последствий от их постоянной эксплуатации, категорично запретил брату даже думать о том, чтобы добровольно гробить своё здоровье. В жаркую погоду, однако, он был вовсе не против ненадолго сбежать от безумно палящего солнца и окунуться в искусственную прохладу, пускай даже и вредную.
На первом этаже квартиры было безлюдно. Саске решил, что переть порядком успевшую ему поднадоесть корзину наверх желания у него нет, и оставил её на кухонном столе, а в комнату Наруто поднимался уже налегке. Дверь была прикрыта неплотно, но он всё равно постучался, прежде чем войти. Никто не отвечал.
Саске прислушался: внутри царила абсолютная тишина. Неужели их нет дома? Он позвал Наруто по имени, но ответа всё равно не дождался, тогда он решительно взялся за приятно холодящую ручку. Комната была не пуста: на кровати хозяина среди разбросанных по ней картонок игральных карт, похоронив щёку в мякоти подушки и с наушниками-капельками в ушах, спал Гаара. Его узкие лёгкие брюки из-за отсутствия ремня сползли с талии, открывая поджарый живот, чуть блестящий от пота из-за того, что нещадно палящее солнце обдавало его своим горячим дыханием.
Саске смутился и растерялся совершенно: он никак не мог решить, какие чувства вызывает в нём созерцание этой неловкой сцены. Хаотичную груду одежды на полу он уже успел приметить, и безукоризненно работающая логика моментально выдала наиболее вероятный вариант её появления, но после краткого обдумывания Саске с немалым облегчением отверг его. Ничто не указывало на то, что одежда была сброшена в порыве страсти, кровать хоть и выглядела так, будто на ней достаточно долго сидели, всё-таки была застелена, да и карты…
«Они же маются всякой хренью по пятницам, - поспешил успокоил себя Учиха, оглядывая разворошённую стопку старых тетрадей на полу рядом со шкафом, - наверняка в карты на раздевание играли. Вот же детство в одном месте заиграло!».
Сам Саске даже в школьные годы никогда не позволял себе подобные развлечения, не видя в них смысла и считая их грязными, а на предложения одноклассниц только презрительно кривился или вовсе не реагировал. Внезапно пришедшая в голову мысль поставила его в тупик: если одежда Наруто вся здесь, в этой небрежной куче, где же тогда сам Наруто? Он окинул внимательным взглядом комнату, прошёлся по второму этажу, позаглядывал на всякий случай в комнаты первого этажа – всё тщетно, квартира пустовала.
Вернувшись, Саске, растерянный и заинтригованный, присел в нагретое солнцем кресло и задумался над тем, как ему теперь быть. Его задача была, в принципе, выполнена: корзину от мистера Харви он доставил, искать Наруто по телефону было бесполезно – знакомый мобильный с оранжевой панелью он лежал на столе, а будить Гаару, чтобы предупредить его об ожидающем внизу подарке, он не имел ни малейшего желания.
Взгляд принялся воровато оглядывать скомканные на полу вещи: майка Наруто, его джинсы, ремень, даже кулон… Это означало, что он остался в одном нижнем белье… Саске поспешно встряхнул головой, в ужасе от прошедшей по телу сладкой дрожи от последней мысли. В груди заныло от досады: ему не нравилась эта реакция, она пугала и отвращала его, но как избавиться от затягивающегося наваждения?..
Он поднялся и принялся мерить комнату широкими шагами. Уходить он отчего-то не хотел, хотя Гаара мог проснуться в любую минуту. От беспрепятственно попадающих внутрь солнечных лучей становилось невыносимо жарко, и Саске, не особо задумываясь над своими действиями, задёрнул плотные шторы – воздух так и оставался разгорячённым, но думать стало легче.
Он начал с констатации очевидных фактов, намереваясь таким образом выйти в конечном счёте на разрешение хоть какой-то из своих проблем.
«Я нахожусь в комнате парня, который мне нравится, - зашагал он в сторону балкона, - и я не хочу уходить, - он развернулся и направился к двери. – На кровати у него лежит полуголый Гаара, которого я ненавижу, - остановка у шкафа, - и я, по идее, должен ревновать, - он уткнулся лицом в увешанную плакатами стену. – Но я вместо этого думаю о Наруто без всего этого, - взгляд упал на груду вещей, - и это, блядь, возбуждает. Что всё это может означать?».
Он подошёл вплотную к спящему Гааре и принялся упрямо, с намеренной тщательностью оглядывать его с ног до головы, таким образом желая доказать себе хотя бы то, что влечения к другим парням он не испытывает. Лицо нелюбимого им юноши, преисполненное умиротворения, сейчас показалось ему на удивление приятным и даже очень красивым. Молочная шея имела соблазнительный изгиб, на тело, худощавое, но явно в хорошей форме, было, что ни говори, приятно смотреть, а оставленные на нём коричневые пятна, которые Саске запоздало определил как засосы, одновременно смущали и вызывали какое-то странное щекочущее чувство. Саске проследил взглядом тонкую дорожку тёмных волос, идущую от пупка и исчезающую за границей пояса чёрных брюк, задержался на ширинке. От непредумышленно полезших в голову картин, исполненных грубо-чувственного сладострастия, пересохло во рту, Саске сглотнул и облизнул губы. Ему хотелось отвернуться и забыть, отречься от начавшего зарождаться внизу живота возбуждения, но тело предательски не двигалось – и он чувствовал себя от этого до ужаса грязным, испорченным, неправильным.
«Я не могу быть геем, - отдавалось в ушах, перекрикивая шумное сердцебиение. – Я не хочу этого, мне это не нужно».
Он подумал о Наруто. Ощущения, испытываемые им при мысли о нём, были совсем не сродни этим грязным фантазиям – с Наруто всё было необъяснимо глубже, серьёзнее: его хотелось радовать, оберегать, делать его счастливым, а не просто…
Логика сделала вывод за него слишком быстро, и от пришедшей в голову мысли его охватил такой силы ужас, с такой чудовищной силой сдавила горло паника, что он, напрочь забыв обо всём, рванул прочь из проклятой комнаты, с силой захлопнув за собой дверь. Когда его поспешные шаги загромыхали вниз по лестнице, покрытое чёрной краской веко приоткрылось, сверкнул острым вниманием зелёный глаз.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
воскресенье, 27 марта 2011
fanfiction & original
