fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринг для этой главы: Какаши/Ямато
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 34
Суббота 22 мая
Гаара усадил его за компьютер и приказал заниматься курсовой работой – дописывать и тестировать программу, а сам пообещал как можно скорее вернуться из додзё. Отец пропадал на работе (из-за нового проекта ему пришлось установить шестидневный рабочий день для своих сотрудников), поэтому дома он был один.
Наруто неотрывно пялился на код программы уже около пяти минут. Классы, события, методы, переменные перестали восприниматься им как таковые, и остался всего-навсего сплошной текст, чёрным-синим-красным-голубым на белом фоне. Если поставить две косые черты, то дальнейший текст этой строки приобретал зелёный цвет и считался не кодом, но комментарием. Писать можно было что угодно. Перед уходом Гаара, шепча под нос ругательства, напечатал: «Stop thinking about it!» и запретил стирать, чтобы фраза эта якобы мотивировала его. Наруто навёл курсор на свободную строку и принялся стучать пальцами по клавиатуре, задавая компьютеру команды:
private void button2_Click(object sender, EventArgs e)
{
MessageBox.Show("Sasuke is a fucking idiot");
}
Затем нажал на зелёный треугольник, запускающий процесс debugging, и вот перед ним возникло окно программы, над которой они с Гаарой работали с переменным успехом на протяжении этого месяца. Он нажал на кнопку, которую оттянул на самый конец интерфейса и которой даже забыл дать название (на ней значилось просто button) – и поверх Windows Form выскочило маленькое окошко, сообщающее, что Саске – долбаный идиот, и имеющее одну только кнопочку «ОК», так что не согласиться с этим заявлением было попросту невозможно. Наруто нажал Enter и с тяжёлым вздохом закрыл лицо руками, потёр уставшие глаза – те болели и щипали после двух мучительных ночей, за которые ему так и не удалось нормально уснуть.
Гаара велел сосредоточиться на работе, значит, так он и сделает. Удалив дурацкий кусок кода и ненужную кнопку, Наруто углубился в изучение «внутрянки» программы, выискивая слабые места в логике. Ему нравилось программирование: любая ошибка здесь была объяснима, набор реакций на определённую проблему был чётко определён синтаксисом, а непредвиденные глюки можно было легко исправить, всего лишь внимательнее покопавшись в коде. Языки программирования были простыми и не жестокими, как жизнь: совершил оплошность – исправь, в чём заминка? Не хватает знаний – почитай литературу, спроси у крутых парней на форумах, наконец, скачай официальную документацию. И почему в жизни было совсем не так? Почему нельзя было просто вернуться к любому моменту из прошлого и переделать, улучшить что-то, вшить в ткань реальности новую нить – надёжнее, крепче?
Он мазнул взглядом по мобильному телефону. Гаара вчера долго бился над тем, чтобы заставить его удалить номер Саске, но сделать этого Наруто так и не смог. Стыдно было признаться даже самому себе, но он втайне ожидал, что в любую минуту телефон оживёт, засветится экранчик, а на нём – имя этого проклятого идиота; идиот, конечно же, всё обдумал, понял свою ошибку и искренне просит прощения… Здравый смысл только презрительно хмыкал над мечтаньями души: Учиха Саске, говорил он, не размазня, готовый, плевав на гордость, плакаться в трубку да обзывать себя последними словами. Не согласиться с этим значило бы соврать самому себе, и Наруто это прекрасно понимал – но, чёрт побери, здорово было бы услышать его раскаивающийся голос.
Теперь, когда эмоции от потрясения уже не так сильно давили на сознание, парализуя нормальный ритм жизни, Наруто понял, что обижен. Страхи страхами, но неужели Саске настолько побоялся той своей сущности, которая влюбилась в парня, чтобы выдумывать о нём столь отвратительную историю, да ещё и искренне в неё поверить? И неужели, раз уж его внутреннее неприятие своей гомосексуальности так сильно, это когда-либо вообще кончится? Даже если допустить, что через этот неприятный эпизод они каким-то образом пройдут, впереди ведь ждёт ещё масса намного более сложных: объяснение с родителями, трудности на работе, притирка выходцев из разных социальных слоёв, отказ от мечты о нормальной семье… И если Саске струсит и свернёт с пути сейчас, даже не столкнувшись с по-настоящему серьёзными проблемами, то снова возникает вопрос: зачем ему нужен такой Саске?
***
- Итачи, что ты здесь делаешь?
Такэо выглядел искренне изумлённым, и молодому детективу пришлось напомнить себе, что с недавнего времени он больше не предмет для тайных насмешек коллег. Теперь, заметил он, оглядевшись исподтишка, в его сторону бросали уважительные взгляды, перешёптывались так же, как раньше, но совсем с другим настроем. Ему пришлось подавить облегчённую улыбку, чтобы не выглядеть слишком уж счастливым, а то кто знает – может, волна удачи решит столкнуть его со своего хребта за излишнюю гордыню?
- Я… просто хотел узнать, как продвигаются дела.
- Дела, - повторил за ним начальник, метнув раздражённый взгляд в сторону комнаты для допросов, - пока никак, Учиха. Пытаемся вытянуть из него хоть слово, но он, сучара, молчит. Ещё и пресса набежала, еле заставили их убраться на первый этаж – пришлось пообещать им интервью с Хошигаке вечером.
- Ой, а он вернулся уже? – удивился Итачи. – Я думал, он за Дейдарой поехал, тот же просил завезти его домой из больницы.
Такэо отмахнулся:
- За ним наши АНБУ приехали, проведывали. Видать, приглянулся им парнишка этот.
Итачи улыбнулся, вспомнив молодого оперативника, который вчерашней ночью отошёл от кровати Дейдары только после окрика раздражённого капитана.
- А ты, кстати, тоже шёл бы домой, - Такэо послал ему ободряющий кивок и похлопал по спине. – Серьёзно, мы дальше сами.
- Я хотел бы присутствовать при осмотре его жилища, - предупредил молодой детектив. – Вы сегодня едете?
- Это в понедельник, - вздохнул старик, - когда ордер официальный получим, а то срочный затребовать не можем – поймали ведь его уже. Да и вообще, сейчас других дел полно… Кстати, Итачи.
В глазах Такэо, обычно имеющих неприятный хищный блеск, внезапно появилась какая-то совершенно нехарактерная теплота, он привлёк молодого человека к себе за плечи и заговорил очень тихо, так, чтобы не слышал никто из снующих по отделу занятых сотрудников:
- Ты ведь понимаешь, учитывая твоё активное участие в этом деле и риск для жизни, тебя ждёт нехилое повышение?..
Сердце в этот миг совершило в груди стремительное сальто и враз забилось сильнее. Итачи, не до конца веря в реальность услышанного, переспросил:
- Повышение?..
Такэо кивнул и с улыбкой добавил:
- Хошигаке твоего, конечно, тоже. И ещё… Я своё слово держу. Насчёт вас.
Наверняка из-за обилия чудесных новостей на лице Итачи появилось уж слишком глупое выражение, потому что начальник вздохнул, будто подавляя огонёк раздражения, и несильно оттолкнул подчинённого от себя:
- Всё, иди. Устрой себе выходной, а в понедельник с утра поедешь на осмотр дома.
Но уйти сразу ему не удалось: пришлось задержаться, выслушивая поздравления от коллег, затем его подозвал к себе Кисаме-сан, строго отчитал за приход и, смягчившись в конце, попросил без промедления вернуться домой. Уже возле лифта ему встретился Орочимару, от которого ему тоже досталось.
- Быстро домой! – приказал криминалист в куда более жёстком тоне, чем Кисаме-сан. – Ты, Итачи-кун, трудоголик, что ли? Отдохни, пообщайся с семьёй, созвонись с друзьями, а с господином убийцей мы разберёмся сами.
- Мне сказали, он отказывается говорить, - протянул Итачи, придерживая готовую закрыться дверь лифта.
- Именно поэтому я сегодня здесь, - ядовито бросил ему учёный. – Ничего, и не таких раскалывали. Всё, домой, живо!
Слушая мерное гудение везущего его на первый этаж лифта, Итачи вспоминал, что за эти сумасшедшие недели они с Орочимару стали неплохо понимать друг друга и даже, можно сказать, подружились. Образ учёного больше не вызывал в нём смешанных чувств безумного уважения и лёгкого опасения, как в первые встречи – после всего, что им пришлось пережить вместе, он стал для Итачи просто человеком, из плоти и крови, со своими маленькими слабостями и скелетами в шкафу. И подумалось вдруг: по окончании всего этого кошмара терять контакт с Орочимару вовсе не хотелось бы.
Ему посчастливилось проскользнуть незамеченным мимо журналистов, потому что те как раз окружили капитана опергруппы. Из их хаотичных выкриков Итачи догадался, почему Орочимару пребывал в скверном настроении: похоже, каким-то образом пронырам удалось пронюхать о его роли в этом громком деле, и теперь огласки ему уж точно было не избежать.
Несмотря на данное сразу нескольким людям обещание, домой детектив не пошёл. Хоть там были мама с папой, которых накануне он так и не уважил разговором, но Саске ещё с самого раннего утра убежал куда-то с фотоаппаратом, а именно с ним пообщаться хотелось больше всего – уж слишком мрачным он выглядел вчера, будто произошло что-то нехорошее, грызущее его изнутри, и не нужно было быть великим предсказателем, чтобы догадаться: связано это было с сыном Намикадзе-сана.
Однако мрачные мысли тут же унеслись прочь, лишь только Итачи вспомнилось обещание Такэо. Старик словами не разбрасывался – стало быть, повышение он получит гарантированно, а это означало, что он наконец-то сможет позволить себе снимать отдельную квартиру, о которой мечтал последние пару лет. Квартира эта находилась в доме недалеко от дядиного, и с её хозяином дядя Обито был хорошо знаком, так что первым делом Итачи решил позвонить именно дяде и попросить, чтобы тот договорился о встрече. Трубку сняли на втором гудке:
- Алло! – По голосу молодому человеку сразу стало ясно, что позвонил он не вовремя.
- Дядя, извини, что тревожу…
- Ой, это ты, Итачи! – тут же сменила интонацию трубка. – Прости, я просто замотался на работе, пришлось в субботу в офис идти, тут аврал полный… Извини. Ты как? Мне Фугаку уже звонил, всё рассказал. Поздравляю, вы с Кисаме молодцы!
Итачи пришлось пообещать дяде аудиенцию в ближайшие дни с подробным рассказом о расследовании в качестве главного блюда, а взамен он попросил об услуге насчёт квартиры.
- Так почему бы нам не начать сегодня? – предложил дядя. - Заходи сейчас в офис, забери меня, а то обеденное время почти началось, а я с этим каламбуром на работе даже не успел позавтракать.
Проехав пару остановок на электричке, Итачи оказался в центре города, откуда добраться до офиса Nami-Kaze было совсем несложно. Внутри организации ему ещё ни разу не доводилось бывать – те несколько раз, что он выполнял поручения для дяди в качестве подработки, Итачи отдавал результаты непосредственно ему, поэтому никого из сотрудников не знал. Его, однако, встретили весьма дружелюбно, а одна пожилая женщина при виде его даже восхищённо охнула и всплеснула руками:
- Как похож!
Решив, что она имеет в виду дядю, Итачи улыбнулся и пробормотал стандартные в таких случаях слова благодарности. Незнакомка, однако, немало удивила его, когда продолжила:
- Молодой человек, вы будете таким же симпатичным мужчиной, как Учиха Мадара, я это вижу в ваших чертах!
Итачи взглянул на неё оторопело:
- Вы… Вы знали Учиху Мадару?
И только миг спустя до него дошло, что да, его двоюродного дедушку вполне могли помнить в этой фирме, ведь именно он и никто другой более двадцати лет назад посадил за решётку первого её хозяина, Хашираму Сэнджу. История это была окутана мраком тайны, среди Учих о ней никогда не говорили – всё, что было известно Итачи, поведал ему дядя Обито. Дядя признался, что поначалу фирму использовали не столько для налаживания контактов между университетами Японии и других стран, в частности США, сколько для перевозки контрабандного товара, а помощь образованию являлась не более чем прикрытием. Дедушка Мадара, в те времена ещё никакой не дедушка, а весьма известный в определённых кругах тридцатипятилетний полицейский, специализирующийся именно на такого рода делах, потратил долгие месяцы на поиски веских улик и добился-таки того, чтобы Сэнджу получил причитающиеся ему пять лет тюрьмы. О том, что стало с ним и его братом потом, никто не знал, зато о дедушке Мадаре было известно, что жил он сейчас, вроде бы, где-то в Европе. Итачи совершенно не помнил своего родственника, но видел много фотографий, поэтому с пожилой сотрудницей фирмы Намикадзе-сана склонен был согласиться – в чём-то они действительно были похожи.
- Ой, - отведя его в сторону, вздохнула женщина, покачав умилённо головой, - вы прямо заставили меня вспомнить прошлое. Я ведь в этой фирме с самого её основания работаю, так что помню и Хашираму-сана, и как потом его брат взялся верховодить, но только всё развалил… Сарутоби-сана тоже застала и вот уже много лет работаю на Намикадзе-сана. А Учиха Мадара, молодой человек, был, к слову, таким импозантным мужчиной! Жаль только, что…
- Что? – повторил эхом за ней Итачи, и внезапно осознал, что ему не требуется слышать ответ на собственный вопрос – он знал его и так.
Подсказку дало ему выражение, промелькнувшее на лице старожилки фирмы, в котором читалось непередаваемое сочетание стыда, замешательства и осуждения. Когда приятели на работе узнавали о его связи с Кисаме-саном, они начинали смотреть точно так же – не понимая и даже не пытаясь понять, воспринимая его личность как отныне другую, не такую, какая была вчера, до прорыва новостей.
В подтверждение его догадок пожилая женщина выдохнула звучно через ноздри и зашептала на придыхании:
- Учиха-сан не просто так преследовал Хашираму-сана, об этом знали все сотрудники. Знаете, я не привыкла разносить сплетни, но вы ведь не чужой ему человек… Словом, Учиха-сан был очень в него влюблён. Настолько, что даже добился его ареста, только чтобы помочь ему через муки заключения стать на праведный путь. Так, по крайней мере, говорили, я точно не знаю…
Как раз когда, судя по выразительно заблестевшим глазам женщины, она готова была поделиться с ним ещё одной тайной, Итачи подозвал к себе освободившийся дядя Обито – и особая атмосфера, казалось бы, созданная только для секретных переговоров, была тут же разрушена явлением постороннего.
Всерьёз задуматься о том, насколько сильно меняет услышанная новость его представление о консервативности семьи Учиха и о его роли в развале её традиций, Итачи смог только поздно вечером.
***
Этот костюм очень шёл ему – на миг Какаши даже забыл, что смотрит на своего любовника, каждый изгиб тела которого за многие годы несерьёзной связи выучил назубок.
- Сэмпай, - улыбнулся ему Ямато, и на его белоснежных зубах заиграли отблески света. – Я пришёл попрощаться.
На столе у Хатаке едва ли не впервые в жизни царил идеальный порядок: с тех пор как он бросил курить, ему постоянно хотелось занять чем-то руки, а тут Учиха как раз очень кстати отпустил шпильку в адрес его безалаберности – интересно, что он скажет, увидев эту красоту. Ямато, не раз бывавший у Какаши дома и осведомлённый о царящем там хаосе, наградил сверкающее чистотой рабочее место удивлённым и одобрительным взглядом:
- Вижу, вы таки двигаетесь вперёд, как и планировали.
Какаши испустил уставший вздох, помассировал брови пальцами и небрежным жестом указал гостю на свободное кресло:
- Садись и расскажи нормально, с какой это радости ты со мной прощаться надумал.
Ямато сделал, как было велено. Он не только выглядел сегодня по-другому – изменились его взгляд, его улыбка, даже в какой-то мере его голос. Больше всего в этом мужчине Какаши нравился именно голос – вернее, интонация, с которой Ямато обращался к нему, называя по старой университетской привычке сэмпаем. Произносил он это слово глубоко, чуть растягивая гласные, и чертовски сексуально. Теперь же всё это напрочь исчезло и осталось простое «сэмпай», без подтекста.
- Мне предложили хорошую работу в Ото, и на следующей неделе я переезжаю. Семьи у меня нет, проблем с моей ориентацией у начальства не возникло, так что, думаю, в следующую субботу...
- Подожди, - прервал его Какаши резким движением руки. – Ты что, уезжаешь навсегда?
- Да, - кивнул Ямато и снова послал ему эту непривычную, новую улыбку – уверенную и с лёгкой грустинкой. – Неужели вы не понимаете, сэмпай?
Какаши прикусил кончик языка, отвлекая сознание болью: сейчас как никогда ему хотелось снова закурить. «Не понимаете…». Чего ж тут не понять? Всё и так предельно ясно. Слишком долго влюблённый мужчина, стиснув зубы, залечивал своей компанией его сердечные раны. Вначале был Обито, проклятый Учиха Обито со своей гордостью, который после всего швырнул эти свои очки в мусорное ведро и с безразличным видом сказал, что ничего не произошло, выбросив таким образом вместе с ними воспоминания из своей головы и заодно очистив сердце друга от надежд на взаимность. Долгие годы Ямато выносил его имя, непроизвольно слетающее с губ любовника в момент высшего наслаждения, и ни разу не пожаловался, не позволил себе разозлиться. Потом был Ирука, и он незримо присутствовал в его спальне вот уже три года – Какаши оставалось только дивиться выдержке этого храброго человека, ведь Ямато далеко не размазня, любому другому такого обращения с собой не простил бы.
Раньше Какаши не позволял себе задумываться над их годами висящей в ожидании разрешения ситуацией: всё, вроде бы, неплохо – и хорошо, и ладно, пускай висит себе дальше. И только сейчас, когда Ямато, уже далеко не младший студент, глядящий на него восхищённо снизу вверх, смотрел теперь прямо и уверенно, когда улыбка его светилась чем-то новым и неуловимо привлекательным, Какаши осознал в полной мере, каким подонком всё это время был и, ослеплённый то одной, то другой любовью, совершенно не замечал, как втаптывает ногами в пыль прекрасную человеческую душу… Просить прощения? Не поздно ли для этого? Ямато и так всем своим видом стремился показать, что простил. Попытаться объясниться? К чему? Разве это сделает его поступок менее жестоким, снимет с его груди груз вины?
Угадав, как всегда, точно причину внутренних метаний возлюбленного, Ямато поднялся, обошёл стол, запустил пальцы в его волосы, прижался лбом к его макушке, как часто делал, выражая таким образом свою поддержку. От этого жеста, такого родного и такого, учитывая последние события, далёкого, к горлу подкатил жёсткий комок, и захотелось притянуть к себе этого удивительного человека, бесконечно доброго и мудрого, в последний раз вдохнуть аромат его тела, ощутить вкус его губ и, содрогаясь изнутри от сумасшедшего шквала обрушившейся разом ностальгии, произнести-таки эти банальные, затёртые сотнями лет слова: «Прости меня».
Ямато отстранился прежде, чем руки любовника обвились вокруг его талии.
- Сэмпай, я не буду звонить, навещать тоже не буду. Надеюсь, вы поймёте.
«Мне нужно время, чтобы забыть вас», - читалось в его взгляде, и Какаши, словно загипнотизированный, кивнул. Время подниматься из застойного болота и двигаться вперёд, разминая атрофировавшиеся за годы бездействия мышцы ног, настало не только для него и Обито.
Они обнялись на прощание, и Какаши, не имея возможности сказать ни «звони», ни «до встречи», сумел выдавить из себя только:
- Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Ямато сжал крепко его плечо, опалил своей новой уверенной улыбкой:
- А я хочу, чтобы счастливы были мы оба.
Провожая его фигуру, удаляющуюся по коридору, Какаши пытался поймать в голове какую-нибудь умную мысль или философское наблюдение о стремительности течения жизни, однако внутри было совершенно пусто. За его спиной раздался голос Обито:
- Это был Ямато, что ли?..
Какаши не ответил.
***
Машины носились под его ногами с ужасающей скоростью. Снизу поднимался, разбавляя жаркий воздух, тяжёлый пыльный запах дороги. Ветер, особенно сильный на мосту, трепал его волосы, и те лезли в глаза, в рот, били по щекам. Саске облизнул пересохшие губы и, подступив ещё ближе к металлическим перилам, согнулся почти пополам, навёл объектив на дорогу – щёлк! Ему удалось поймать в кадр мчащий в сторону центра синий гоночный автомобиль.
Он стоял на пешеходном мосту, что находился в северной части Конохи, ближе к автостраде, с самого утра. Хотелось прикрыть чем-то нагретую солнцем голову, поесть, умыться, а ещё – сунуть руку в грудь, аккурат между рёбрами, и вырвать оттуда то, что там так чертовски сильно болело. Не постоянно, нет, - наплывами: вот, казалось бы, всё наладилось, всё неплохо, даже хорошо, как вдруг всё внутри скручивает судорогой, и больно даже не физически, а словно кто-то проделал дырку в его ауре в левой части груди и ворует оттуда его жизненные силы. Где взять материал, чтобы заделать прореху, Саске не знал, поэтому доверился своей интуиции и явился сегодня туда, куда его тянуло неведомой силой с момента пробуждения – на этот мост.
Когда-то у них с Итачи случилось лето, когда за ними некому было приглядывать, отправить к каким-нибудь родственникам за городом возможности не имелось, поэтому пришлось детям всё летнее время провести в душном адище города. Тогда они часто бродили по незнакомым районам, зачем-то записывали в блокнотик названия улиц, чувствуя себя при этом настоящими исследователями, и собирали на площадках детские сокровища: пластиковые пульки от пистолетов, монетки, яркие обёртки от редких и дорогих конфет. Однажды ноги завели их на этот мост, и здесь они провели весь день, до самого заката – настолько увлечены были маленькие братья зрелищем мчащих потоков разноцветных автомобилей, словно под их ногами разлились две живые реки, а каждая капля – это человек. Вечером, когда село солнце, их нашёл дорожный патруль, и уже дома едва не сошедшая с ума от волнения мама рассказала, что отец поднял на уши весь свой отдел ради их поиска. Тогда мобильные телефоны были ещё немыслимой роскошью, поэтому, не имея другой возможности контролировать детей, родители строго-настрого запретили им впредь гулять так далеко, и у маленького Саске в сознании отпечаталось, что мост – это место, куда лучше не ходить, если не хочешь попасть в неприятности.
Однако сегодняшним утром он проснулся с одной-единственной мыслью – сходить сюда. Вероятно, виной тому был диковинный сон, в котором они с Наруто якобы были напарниками и дрались с кем-то на мосту; ему крепко досталось, но, тем не менее, он защищал до истечения последней капли энергии своего обидчика в реальной жизни, и почему-то было очень важно, чтобы они оба выжили. Странные сны с участием Наруто и битв снились ему уже несколько раз, и постоянно он просыпался с таким чувством, будто только что побывал в другом мире, примерил на себя судьбу другого Саске – вроде бы его самого, но какого-то неприятного, колючего, с изломанным прошлым и мутным будущим, словно… словно внутри у того Саске жила тьма.
Ветер подул с новой силой, и ему пришлось схватиться за перила, чтобы его не отбросило в сторону. Несмотря на то что шла уже вторая половина дня и его наверняка заждались дома, особенно Итачи, Саске не стал уходить и вместо этого опустился на асфальт, устроившись в тени столба и прислонившись спиной к металлической решётке, и достал свой блокнот для записей. Ждать, пока он вернётся домой и сможет напечатать новое сообщение в блог, не хотелось, поэтому он начал писать карандашом в блокноте, который всегда носил с собой.
«Я не знаю, что со мной происходит. Ведь я понимаю, что был прав, что поступил так, как было нужно. А всё равно внутри, в голове - что та автотрасса, а по ней носятся на бешеной скорости машины-мысли, одна мрачнее другой, и ни угнаться, ни уничтожить я их не в состоянии. Хочется заползти куда-то, где тепло, влажно и уютно, и сказать себе: ничего не было, ты всё выдумал, теперь возвращайся к своей обычной жизни. Но даже если бы я нашёл такое убежище, мне думается, оно всё равно не уберегло бы меня.
Я ловлю себя на том, что слишком часто смотрю на мобильный телефон, словно жду звонка. Может, и жду. Хотел удалить номер, но рука не поднялась. Я жалок, да? Чувствую себя одновременно непроходимым тупицей, что ничего не понял раньше, и невероятным кретином, потому что не дал шанса ему даже объясниться. Кто знает, может, я и в самом деле, как он тогда сказал, подонок в этой ситуации.
Да что я мелю?! Это всё сон, проклятый сон про мост, где я, как последний болван, защищал его от чьих-то ударов и сам едва не погиб. Всё он попутал. Неужели я настолько наивен, что попался бы на его крючок снова?
Наруто, если ты это читаешь, то знай: не попадусь.
Думаю, когда-нибудь автострада в моей голове успокоится, хоть и говорят, что такие дороги кипят жизнью даже ночью… Всё-таки я надеюсь на покой. Мне он сейчас нужен как никогда».
Получилось слишком откровенно, и Саске, перечитав текст, решил, что вырежет из него половину, прежде чем перепечатает. Или же, подумалось ему вдруг, не стоит этого делать: всё, что он написал, лилось из него сплошным потоком эмоций, и если начать редактировать, править, менять, выйдет уже совсем не то. Поразмышляв об этом ещё немного, Саске решил, что даже если действительно вышло чересчур открыто, Наруто вряд ли теперь заглядывает в его блог, а от советов троицы любимых читателей он бы не отказался.
Ветер снова взлохматил его причёску, заслепил прядями глаза, и Саске решил, что уже достаточно засиделся на заветном мосту. Может быть, дома ему посчастливится застать Итачи. Было бы здорово поговорить с ним.
***
Ли испустил раздражённый вздох, протянул руку и поправил выбившуюся из причёски короткую прядь на лбу своего любовника:
- Гаара, что происходит? Ты весь день будто не здесь.
Они сидели друг напротив друга на татами, в коридоре можно было расслышать галдёж молодых учеников, решающих, куда им отправиться гулять после занятия, и их звонкие голоса были единственным, что нарушало тишину в додзё. Гаара отвлечённо дёргал за воротник куртки и избегал смотреть ему в глаза:
- Да просто… Извини, я… За Наруто переживаю.
- А что с ним? – удивился Ли, даже не заметив, как тон его переменился с подозрительного на сочувствующий, а из головы вылетели былые переживания – увидев Гаару в таком состоянии сегодня, он поначалу решил, что в этом есть его вина, и уже приготовился, если действительно сделал что-то не так, просить прощения.
Гаара отмахнулся, как от дурных воспоминаний, и поспешил подняться на ноги:
- Всё будет хорошо, я уверен. Ему не помешает небольшая промывка мозгов, а в этом я мастер, так что через пару дней будет как новенький.
Поднявшись следом, Ли коснулся мягко его плеча, затем перенёс ладонь на затылок, притянул его голову к себе для поцелуя, но Гаара быстро отстранился, отступил на шаг с виноватым видом:
- Прости, этот придурок Узумаки – всё, о чём я могу сейчас думать.
Пришлось проглотить комок возмущения, дабы не расстраивать любовника ещё больше, хотя Ли, зная о своём неважном таланте к притворству, решил не скрывать своей обеспокоенности насчёт сложившейся ситуации. Настроение Гаары означало, что их планы на воскресенье – съездить в его родное додзё для знакомства с двумя его учителями – летели в тартарары, и вместе с ними горела синим пламенем их сегодняшняя договорённость провести вместе вечер и ночь. Наблюдая сегодня за Гаарой, Ли неоднократно твердил себе, что всегда есть следующие выходные, любой другой день, более подходящий – и, тем не менее, глупые беспочвенные сомнения всё-таки нашли путь к его сердцу и поселились там, похоже, надолго.
- Что ж, - выдавил он из себя ободряющую улыбку, - иди тогда к нему. Просто позвони вечером.
По лицу Гаары прошло облегчение, и он даже предпринял попытку ответить на улыбку, однако, похоже, мрачные мысли в самом деле мешали ему сосредоточиться.
- Спасибо, - пробормотал он скомканно, - я тогда побегу, ладно?
Дверь додзё отворилась, и пространство, всего миг назад принадлежавшее им двоим, начало заполняться юными мальчишками в сверкающих новизной тренировочных формах. Впрочем, поправил себя Ли, не совсем им двоим: сегодня за их парой повсюду бродила невидимая тень Узумаки Наруто, крепко удерживающая сознание Гаары в невольных тисках. И снова пришлось подавить рвущееся наружу возмущение.
- Да, иди, - махнул он любовнику, зная, что если сейчас не отпустит его, то может сказать что-то, о чём позже пожалеет.
Юноша тут же сорвался с места, забыв послать любимому даже скупую улыбку на прощание. Ли прикусил губу, глядя ему вслед. Не то чтобы он переживал… Но чувство это было явно новым, и об этом непременно стоило подумать – но не здесь, когда с десяток пышущих энтузиазмом глаз смотрят на него в ожидании. Нет, он подумает об этом в тишине собственного дома.
Ли потуже затянул пояс на талии и, моментально преобразившись в строгого и справедливого инструктора, обвёл учеников тяжёлым взглядом, под которым те тут же вытянули спины. Он позволил образу Гаары в последний раз мелькнуть перед внутренним взором, после чего эмоции были напрочь отключены.
- Начинаем, - произнёс он с абсолютным спокойствием в голосе.
Ученики ответили ему дружным откликом, и двенадцать голов опустилось в поклоне.
***
Ближе к вечеру ветер нагнал тучи, и те висели сейчас над высотками, пышные, белые с серыми брюшками, а небо над ними было таким ярким, что, казалось, готово было выесть глаза своей синевой. Саске отложил фотоаппарат на лавочку рядом с собой и, закинув руки за деревянную её спинку, просто наблюдал за изменениями в небе. Похоже, наверху ветер всё ещё был сильным, потому что тучи передвигались над его головой с достаточно большой скоростью.
Ему припомнилось, как в детстве, когда он ещё посещал детский сад, он лежал в своей кровати во время тихого часа, в который положено было отдыхать, и наблюдал за отрезком неба, видным из прямоугольного окна общей спальни. Все ребята вокруг уже спали, и было очень тихо. Саске тоже должен был спать, поэтому открыл глаза лишь до узких щёлочек, чтобы обмануть воспитательницу. Рваные белые облака то появлялись в поле обозрения окна, то вдруг куда-то пропадали. Тогда Саске впервые в жизни подумалось, что облака, наверное, движутся, а ведь раньше он никогда не задумывался над этим… Открытие показалось ему настолько огромным и невероятным, что захотелось разбудить кого-нибудь, поделиться, удивить. Он, однако, дотерпел до вечера, когда мама привела его домой, и рассказал всё любимому старшему брату. Тот только улыбнулся, но ничего не сказал.
Вот это облако, подумалось Саске теперешнему, сидящему на парковой лавочке в одиночестве потому, что Итачи посоветовал ему уйти из дома ненадолго, – вот это облако похоже на птицу. Такую, с длинным клювом, костлявую и расправившую свои крылья только наполовину – верно, сомневается, что ей хватит сил подняться в небо, взлететь и присоединиться к собратьям.
А облако рядом похоже на целую сцену: вот чьё-то лицо, длинная шея, а вот – рука с крючковатыми растопыренными пальцами тянется к этой самой шее. Если взглянуть направо, то можно увидеть рыбу, плоскую, как какая-нибудь камбала, и с маленьким глазиком. Прелесть. А вон то облако… Саске даже сощурился, приглядываясь внимательнее. Но как только в облаке начинаешь видеть что-то, ты не можешь это развидеть – поэтому, сколько он ни вглядывался, видение от этого не менялось. На него смотрело лицо Наруто. Вот, даже усы росчерками по щекам…
Рука сама потянулась за фотоаппаратом, но Саске вовремя остановил себя. Он всё ещё не позволял себе верить в то, на что с такой лёгкостью более опытного мужчины указал ему старший брат, поэтому на Наруто он всё ещё официально злился. Так что – никаких фотографий!
«Я не знаю, что ты там себе надумал, - хмыкнул Итачи, когда Саске, смущаясь и едва справляясь с нахлынувшим на него потоком слов-паразитов, поведал брату сокращённую и несколько отредактированную версию их с Наруто размолвки, - но могу тебя уверить: этот парень к тебе неравнодушен. Ты уж меня извини, но даже мама заметила».
Время для беспокойства о маминой реакции было неподходящим, поэтому Саске позволил этой информации проскользнуть мимо его сознания. Итачи же поднялся и, положив руку на компьютерное кресло, повернул сидящего в нём брата к монитору: «Открой мне это их сообщество, я сам хочу посмотреть. А ты пока погуляй немного где-нибудь, хорошо?».
Прошло уже сорок минут с тех пор, как Саске покинул квартиру. За это время он успел побродить по запруженным людьми улицам, понаблюдать за лучезарно улыбающимися детьми, стайками мчащимися по сочной траве парка, купить себе пива той же марки, что когда-то угощал его Наруто у себя дома, и вот, понаблюдать за облаками, совсем как Шикамару.
Мысли о приятеле заставили его вспомнить, что он уже чертовски давно не сидел за гобаном в салоне Асумы-сана, не испытывал свой разум на гибкость, и хуже всего во всём этом было то, что ничего этого ему и не хотелось. Над всеми его мыслями в последнее время доминировало любовное приключение, самое первое в жизни и оттого самое важное: каждая сцена, каждый диалог хранились в его памяти свежими, будто произошли совсем недавно, и выбрасывать любое воспоминание, даже неприятное, сознание попросту отказывалось – цеплялось, как за архивную фотографию, и не отпускало.
Саске закрыл ладонью глаза, чтобы избежать соблазна пялиться на облако-Наруто. С тех самых пор, как он озвучил историю Итачи и тот не разделил его догадок насчёт коварного плана, внутри было неспокойно. Словно он был роботом, и кто-то играючи нажимал сразу на несколько кнопок на пульте управления его телом: ноги хотели куда-то идти, голова клонилась вниз, руки то заползали в карманы джинсов, то цеплялись за чехол фотоаппарата, хотя никаких подходящих кадров вокруг себя он не видел (кроме, разве что, облака, но оно было табу). Хотелось выпить ещё пива и одновременно с этим хотелось прополоскать рот, чтобы вымыть оттуда его кисловатый привкус. Хотелось схватиться за голову и крепко сжать, свернуться калачиком и сделаться маленьким, чтобы все-все-все проблемы исчезли сами собой, хотелось…
Саске резко поднялся на ноги: терпеть и дальше эти ужасные внутренние терзания было совершенно невозможно. Домой он добирался кратчайшим путём – через нелюбимые им подворотни. Итачи, не отрывая взгляда от экрана, подозвал его к себе знаком, и выражение его лица при этом было сосредоточенным и серьёзным, а это не могло быть хорошим знаком. «Я уже не знаю, что может быть хорошим знаком в моей ситуации», - хмыкнул про себя Саске. Он помедлил с минуту, стягивая футболку и переодеваясь в домашнюю растянутую майку, кладя фотоаппарат на место, а Итачи всё не отрывался от монитора – читал чужую переписку с таким видом, словно в ней была сокрыта великая тайна бытия. Наконец, когда попытка оттянуть неизбежное провалилась, Саске пришлось подойти.
- Садись, - предложил ему брат, поднимаясь, - и вот, почитай.
Подавив нарастающее волнение, Саске прокрутил колёсиком мышки до начала страницы и углубился в чтение поста.
- Прочёл, да? – произнёс брат за его спиной. – Теперь посмотри на дату. А теперь… - Он отобрал у него мышку и взялся искать что-то в следующих за записью комментариях. – Вот, начинай отсюда, где в разговор вступают твои знакомые, Наруто и Гаара. Обрати особое внимание на то, что пишет твой Наруто.
Чем дольше Саске читал, тем больше чувствовал себя идиотом. Вопрос, поднятый в этой теме, касался отношений Гаары с лучшим другом некой Тен-Тен, которые он умудрялся несколько недель держать в секрете от остальных приятелей, и теперь (если верить дате, ровно неделю назад) – кота выпустили из мешка, причём с огромным скандалом. Саске не нравилось электронное общение именно из-за того, что по нему порой нельзя было различить оттенки смысла в речи собеседника, но в этом случае ему почему-то всё было ясно, даже яснее, чем, может, хотелось бы… В отличие от всех предыдущих записей Гаары, прочтённых им несколько дней назад, в этих он не чувствовал ни капли иронии – любому, даже самому далёкому от этого небольшого коллектива человеку, становилось сразу ясно: отношения с Ли значат для Гаары очень много, и то, как дёшево его секрет продали и швырнули на растерзание чужому любопытству, глубоко его задело. Что же касалось Наруто… Наруто ввязывался в споры, доказывал с пеной у рта правоту друга, не боялся нарываться на конфликт с самой открывательницей тайны – при прочтении его реплик у Саске в голове почему-то возникал стойкий образ воина, закрывающего своим телом от ядовитых стрел раненого товарища. Именно так он себя и вёл – как какой-нибудь герой, верящий в свою правоту и правоту своего друга слишком искренне, чтобы не заступиться. «Оставьте его в покое», «Позвольте человеку самому принимать решения, что вы за люди такие?», «Вы что, не понимаете ничего? Не помните, как в первый раз влюбились и что при этом чувствовали?» - вот какими нападками осыпал Наруто наполовину в шутку, но всё же с видимым укором своих друзей-соперников, и чем дальше Саске читал, тем стремительнее росло внутри него ужасное чувство, что он – непроходимый тупица, что он – трус и не стоит даже мизинца этого восхитительно сильного человека, что его место – в грязи, и участь его – быть затоптанным и раздавленным чужими пятками, потому что иного он не заслуживал…
За его спиной Итачи рассудительно протянул:
- А то, что ты мне показывал, - это же просто игра была, ты что, иронии не умеешь различать?
В глазах противно закололо, и Саске принялся тереть их изо всей силы, до боли.
- Видимо, - пробормотал он, борясь с давящей на грудь тяжестью, - не умею…
Рука брата в ободряющем жесте сжала его плечо, но облегчения от этого Саске совершенно не почувствовал.
***
Комната для допросов была сплошь, от пола до потолка, серой, посередине стоял пустой продолговатый стол, на одном конце которого сидел, сгорбившись и глядя пустым взглядом на собственные ладони, поникший узник. За ночь следы побоев, о появлении которых никто не задавал вопросов, превратились в налившиеся фиолетовым синяки, и теперь лицо его было почти не узнать. У двери замер, выпрямившись так, будто у него вместо хребта был стальной прут, молодой охранник с оружием наперевес. Второй стул, тот, что предназначался допрашивающему, пустовал.
За тонированным стеклом стоял, сцепив руки за спиной, Хошигаке Кисаме и смотрел на пойманного зверя. По его собранному лицу невозможно было прочесть, какие эмоции вызывает в нём зрелище. Он не стремился проводить допрос, его и не просили – мысли сотрудников в этом были едины: если Кисаме пустить к заключённому, тому несдобровать.
Зайдя внутрь, Орочимару, внешне – само спокойствие, положил свою папку на стол, и в абсолютной тишине звук этот раздался с оглушающей громкостью. Затем он опустился на свободный стул и, не глядя на допрашиваемого, раскрыл папку на первой странице.
- Мне сказали, вы отказываетесь говорить, - произнёс он глухо, блуждая взглядом по строкам документа. – Я не знаю, какая у вас причина. Вероятно, вы надеетесь избежать наказания, думаете, что полиция не сможет найти достаточно улик, чтобы привязать все убийства к вашей персоне. – Он сделал долгую паузу, во время которой якобы с интересом вчитывался в детали, указанные в деле. – Что ж, должен признать, вы и в самом деле были очень осторожны. С вашим-то опытом хирурга, вашим недолгим сотрудничеством с полицией, вы должны были определить, как обработать жертву так, чтобы не оставить на ней своих следов.
Мизуки поднял на него бесконечно усталый взгляд, затем положил руку на поверхность стола, сложил ладонь таким образом, словно у него в руках была зажата ручка, и повёл ею, изображая процесс письма. Орочимару послал охраннику выразительный взгляд – тот выскочил из комнаты и вскоре вернулся с пачкой чистых листов и карандашом.
У заключённого слегка подрагивали руки, поэтому писал он медленно, с перерывами, чтобы успокоить дрожь. Когда он закончил, то отодвинул от себя лист. Орочимару взял его в руки. «Не могу говорить, сорван голос, - сообщалось в послании. – Я знаком с вашей работой. Удивлён, что после того случая в двухтысячном вы вернулись в криминалистику. Вы храбрый человек».
- У меня не было выбора, - ответил учёный, всеми силами стараясь не выказывать своей настороженности. – Но говорим мы сейчас не обо мне. Вы отказываетесь сотрудничать с полицией, и моя задача – выяснить, почему. Неужели вы считаете, что эти ребята не знают, как выполнять свою работу? Что они не нароют на вас улики?
Мизуки знаком попросил листок обратно, затем вернул его с новой надписью: «Я не обманываюсь на этот счёт. Мне уже давно хотелось, чтобы кто-то это прекратил, а когда нашли трупы, думаю, подсознательно я уже понял, что моё время подходит к концу. Не могу сказать, что я разочарован. Я знаю, мне нужна помощь. Вы мне нужны».
Последнее предложение отбилось в сердце Орочимару холодом: прошло уже десять лет с тех пор, как человекоубийца говорил ему эти слова, и после своего побега из США он искренне уверил себя, что никогда больше ему не доведётся смотреть в глаза кровожадному монстру и чувствовать, что между ними установилась слишком крепкая связь и её уже не разорвать ничем, кроме смерти одного из них. Это чувство – чувство, что в нём нуждается падший до невероятных низов человек – было не самым лучшим в копилке его жизненных впечатлений, и Орочимару с сожалением осознал, что против воли он снова примеряет на себя наряд обличителя и спасителя заблудших душ в одном лице.
- Послушайте, если вы не признаетесь, я не смогу вам помочь, - произнёс он, насыщая голос строгими нотками и глядя прямо в глаза своему антагонисту. – Начните уже говорить, облегчите работу полиции.
«Сначала ответьте мне на вопрос, - написал Мизуки. – Как вы поняли, что это я? Я где-то допустил ошибку?».
- Я не имею права разглашать тайну следствия, - отрезал Орочимару, - я всего лишь консультант, не более того.
«Но ведь это ваша была идея – подсунуть полицейского? – спокойно вывел на бумаге убийца. – Я понял это, как только увидел вас заходящим в эту комнату. За всем этим стоите вы».
- Я всего лишь составил ваш психологический портрет, - сухо улыбнулся ему учёный. – Знаете, в конце восьмидесятых на территории Советского Союза орудовал убийца, которого никак не могли поймать, и когда к делу подключили учёного-психиатра, некоего Александра Бухановского, дело сдвинулось с мёртвой точки.
Мизуки со спокойным лицом подтянул к себе листок: «Дело Андрея Чикатило, я знаю, вы писали об этом в своей книге. Стало быть, вы стали Бухановским для этого расследования?».
Орочимару предпочёл умолчать о своём участии в плане Итачи и утвердительно кивнул:
- Можно сказать и так. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что я знаю о вас многое – даже то, что вы тщательно прячете от самого себя, и при желании я могу сломить вашу волю, Мизуки-сан, необходимый опыт у меня для этого имеется. К чему нам тратить зря время друг друга? Давайте говорить начистоту.
Он положил указательный палец на край бумаги и повёл им в сторону заключённого, но Мизуки не торопился отвечать. Его взгляд бродил по лежащей на столе папке, и Орочимару решил, что думает он наверняка сейчас о том, сколько из его постыдных тайн уже разгадано и лежит там напечатанным и доступным для всеобщего обозрения – открывай, читай, кто хочет. Наверняка это было не самое лучшее чувство – словно какой-то неугомонный проныра со всей тщательностью порылся в твоей душе.
Убийца перевёл свой взгляд на него. Орочимару смотрел прямо, хотя именно разорвать этот почти болезненный зрительный контакт хотелось сильнее всего. В серых глазах Мизуки, превратившихся в две щёлочки из-за распухшего лица, эмоции сменялись одна другой слишком часто, чтобы уловить, о чём конкретно он сейчас думает. Наконец рука его нашарила на столе карандаш, и он, всё ещё глядя учёному в глаза, вывел вслепую: «Что вы хотите знать?».
- Всё, - едва пряча радость, ответствовал его инквизитор. – Сколько жертв на вашей совести, кем они были, когда они были убиты и где похоронены.
«Это всё вопросы следователя, - пришёл ему письменный ответ. – Я чувствую, что вы хотите задать мне совсем другие вопросы, которые интересуют вас как учёного. Поверьте, я сам одно время был человеком науки, так что понимаю вашу страсть. Спрашивайте. Вам я отвечу».
В кончиках пальцев возникла странная дрожь – казалось, всё его тело задрожало, задышало перспективой, впитало в себя алчность жадного учёного ума, однако Орочимару усилием воли сдержался и вновь вернул лицу сползающую маску. Его убийца играл нечестно. Мизуки слишком хорошо знал таких, как он – фанатов науки и любителей докапываться до первоисточника, - поэтому фактически крутил им сейчас, как хотел. Поразительно, как после перенесённого вчерашней ночью потрясения и ночи в тюремной камере ему удалось не потерять самообладание и орудовать своим острым умом так же чётко и размеренно, как руки его когда-то орудовали хирургическим скальпелем.
- Для начала, - учёный поднялся и с деланным безразличием указал на стопку чистой бумаги на столе, – напишите ваше признание, а пообщаемся мы потом. До встречи.
Спину жёг чужой взгляд, когда, стиснув зубы и умоляя себя не оборачиваться, Орочимару покидал серую комнату для допросов. В борьбе сознаний победителем в первом раунде, где устанавливался манипулятор и марионетка, можно было назвать его, но с огромной натяжкой. Неизвестно, сколько ещё тузов у этого человека в рукаве.
***
- Соберись.
Гаара с громким хлопком закрыл крышку ноутбука, оставил его на диване и переместился на кровать к другу. Последние десять минут Наруто потратил, бесцельно пялясь на дверь собственной спальни, и, похоже, даже не замечая этого.
- Я собран, - глухо бросил блондин, уворачиваясь от его руки. – Прекрати ко мне относиться как к больному.
- Но ты именно больной и есть, Узумаки, и ты сам знаешь, чем, - отрезал Гаара, пожалуй, строже, чем следовало в подобной ситуации.
Уже было давно за полночь, и в доме бодрствовали они одни – Минато пожелал им спокойной ночи и удалился к себе в спальню ещё два часа назад. В связи с новостями о поимке серийного убийцы, терроризирующего город последние недели, он пребывал в прекрасном настроении, и это в сочетании с чрезвычайной занятостью на работе сыграло злую шутку с его отцовской проницательностью – о состоянии сына он не ведал. В иной ситуации Гаара пожурил бы мужчину за невнимательность к сыну, но сейчас был этому даже рад, потому как справляться ещё и с враньём дорогому дяде Минато, помимо приглядывания за другом, у него попросту не хватило бы энергии.
- Наруто, - позвал он терпеливо, и когда светловолосая голова друга апатично повернулась к нему, произнёс заготовленную заранее фразу: - Я тебя знаю уже много лет, поэтому поверь мне: ты достоин куда лучшего, чем этот придурок. Ты можешь… Да ты кого угодно в себя влюбишь, если захочешь, ты вообще это осознаёшь? Наруто, ты слишком для него хорош.
На губах блондина мелькнула слабая улыбка:
- Я ценю твоё мнение, Гаара, честное слово, но ты просто не понимаешь…
- Всё я понимаю, Узумаки, - отрезал тот, нахмурившись и, сам того не осознавая, взялся копировать интонации старшего брата. – Ты просто вбил себе в голову, что раз симпатия появилась к кому-то, то это уже на всю жизнь, что он – твоя половинка и тому подобная хрень…
- Это не хрень, это правда.
- Ну, я не знаю…
- И это не просто симпатия. – Наруто внезапно протянул руку и сжал его ладонь в своей. – Прежде я уже испытывал симпатию, и то, что у меня есть к Саске, не идёт с прошлым ни в какое сравнение. Это… как будто нить судьбы, я её чувствую, понимаешь? Что она опутала наши сердца, и никуда я уже от неё не денусь.
Гаара вырвал руку. Слышать такие слова от Наруто, разбитого, раздавленного Наруто, было сейчас для него худшим мучением, которые только можно было представить.
- Прекрати, - попросил он слабо, зная, насколько просяще звучит его голос, и не в состоянии контролировать себя. Слишком много боли лилось на него из родных голубых глаз, слишком глубоко ранили его слова. – Прекрати, Узумаки, не забивай себе голову чепухой. Пожалуйста.
Наруто подарил ему грустную улыбку, отодвинулся на кровати так, чтобы опираться спиной о стену, увешанную плакатами. Гаара устроился рядом.
- Мне тоже всё это не очень нравится. Что я так от него зависим. Хочется снова быть свободным, чтобы образ моей половинки оставался просто образом, далёким и недосягаемым, до которого ещё нужно дорасти, понимаешь? Но отрицать существование этой связи между нами я не могу. Я чувствую, о чём он думает, когда он рядом, я вижу в его глазах то, что он хочет сказать, даже если он так и не решается это произнести. Ничего не могу с собой поделать.
Гаара сжал плотно губы, дабы не прервать друга случайно вырвавшейся репликой. Наруто запустил пальцы в волосы и стал вдруг похож на потерявшегося в чужом городе путника, который улыбается только потому, что не хочет подпускать к себе мысли о том, что вокруг него – незнакомые и неприветливые улицы, и тьма уже лижет лодыжки, а огни в окнах не предлагают ни капли уюта.
- Самое странное, что я в какой-то мере его понимаю. Я злюсь на него, и, конечно, мне обидно, но я его понимаю. Странно, правда?
- Ты имеешь в виду, что он латент? – всё-таки не выдержал и уточнил Гаара.
Наруто передёрнул неопределённо плечами.
- Помнишь, ты как-то рассказывал мне о признаках подавляемой гомосексуальной личности? - Юноша кивнул. Наруто грустно рассмеялся: - А ведь эта его мечта сделать из Конохи идеальный город – классический признак: внутренняя неудовлетворённость и, как следствие, стремление переделать внешний мир. Как я сразу-то не догадался?
- Да ладно, ты, - покачал головой Гаара, - но как я ничего не увидел – это вообще загадка. Обычно я такие вещи за километр чую.
Говорить больше не хотелось, оба друга почувствовали это одновременно и, не сговариваясь, принялись готовиться ко сну. Измотанный бессонницей Наруто в эту ночь буквально провалился в сон. Гаара же полночи провёл на полу у его кровати, и при каждом шорохе, каждом вздохе по телу его проходила нервная дрожь, он устремлялся вперёд, готовый успокоить, удержать, утешить. Но, похоже, истома крепко держала сознание Наруто в своих объятиях, и, несмотря на то, что снилось ему что-то явно недоброе, он не просыпался. Или, может быть, не подавал виду, чтобы не беспокоить и без того растревоженного друга. Об этом Гааре подумается только утром, когда он обнаружит себя лежащим на своём диване, заботливо прикрытым лёгким одеялом, и не сможет вспомнить, как он туда добрался.
***
Саске то и дело беспокойно подносил к лицу мобильный, светил экранчиком в лицо – сколько осталось до утра? Но время, будто мстя ему за что-то, тянулось до неприличия медленно, цифры издевались, отказываясь продолжать движение, и даже, казалось, сама природа была настроена против него, потому что ночь всё не кончалась – лилась в окна непроглядной тьмой, и ни один лучик солнца не сжаливался над его страданиями и не разбавлял эту черноту своим благодатным светом.
Утро означало для Саске надежду. Утром он придёт к дому Наруто, попросит спуститься, чтобы смотреть в глаза, когда он будет произносить всё, что хотел, всё, что накопилось… И утром же решится, обретёт ли он душевное спокойствие в прощающей улыбке – или ввергнет себя в пучину самоистязаний, если его извинения будут отвергнуты.
Итачи уже давно спал. Видимо, потрясения последних дней всё же оставили на нём серьёзный след, потому что подсознание явно не давало ему покоя в ночное время беспокойными снами, от которых он ворочался в кровати, стонал и говорил бессвязно страшные вещи. В этих монологах так часто фигурировала смерть, что Саске стало не по себе. Он даже подумал о том, чтобы рассказать о мучающих брата кошмарах маме или, может быть, Кисаме-сану… Но на самом деле, конечно же, знал, что не сделает этого. Не потому, что передумает, а из банальной забывчивости, потому что всем, что беспокоило его сейчас, было скорейшее наступление утра – утра, от которого зависело слишком многое, чтобы сейчас быть способным забыться.
Саске вновь поднёс к лицу мобильный, в глаза больно ударил электрический свет. Три тридцать семь. Ждать ещё так долго!..
Неделя: 5
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Пэйринг для этой главы: Какаши/Ямато
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 34
Суббота 22 мая
Гаара усадил его за компьютер и приказал заниматься курсовой работой – дописывать и тестировать программу, а сам пообещал как можно скорее вернуться из додзё. Отец пропадал на работе (из-за нового проекта ему пришлось установить шестидневный рабочий день для своих сотрудников), поэтому дома он был один.
Наруто неотрывно пялился на код программы уже около пяти минут. Классы, события, методы, переменные перестали восприниматься им как таковые, и остался всего-навсего сплошной текст, чёрным-синим-красным-голубым на белом фоне. Если поставить две косые черты, то дальнейший текст этой строки приобретал зелёный цвет и считался не кодом, но комментарием. Писать можно было что угодно. Перед уходом Гаара, шепча под нос ругательства, напечатал: «Stop thinking about it!» и запретил стирать, чтобы фраза эта якобы мотивировала его. Наруто навёл курсор на свободную строку и принялся стучать пальцами по клавиатуре, задавая компьютеру команды:
private void button2_Click(object sender, EventArgs e)
{
MessageBox.Show("Sasuke is a fucking idiot");
}
Затем нажал на зелёный треугольник, запускающий процесс debugging, и вот перед ним возникло окно программы, над которой они с Гаарой работали с переменным успехом на протяжении этого месяца. Он нажал на кнопку, которую оттянул на самый конец интерфейса и которой даже забыл дать название (на ней значилось просто button) – и поверх Windows Form выскочило маленькое окошко, сообщающее, что Саске – долбаный идиот, и имеющее одну только кнопочку «ОК», так что не согласиться с этим заявлением было попросту невозможно. Наруто нажал Enter и с тяжёлым вздохом закрыл лицо руками, потёр уставшие глаза – те болели и щипали после двух мучительных ночей, за которые ему так и не удалось нормально уснуть.
Гаара велел сосредоточиться на работе, значит, так он и сделает. Удалив дурацкий кусок кода и ненужную кнопку, Наруто углубился в изучение «внутрянки» программы, выискивая слабые места в логике. Ему нравилось программирование: любая ошибка здесь была объяснима, набор реакций на определённую проблему был чётко определён синтаксисом, а непредвиденные глюки можно было легко исправить, всего лишь внимательнее покопавшись в коде. Языки программирования были простыми и не жестокими, как жизнь: совершил оплошность – исправь, в чём заминка? Не хватает знаний – почитай литературу, спроси у крутых парней на форумах, наконец, скачай официальную документацию. И почему в жизни было совсем не так? Почему нельзя было просто вернуться к любому моменту из прошлого и переделать, улучшить что-то, вшить в ткань реальности новую нить – надёжнее, крепче?
Он мазнул взглядом по мобильному телефону. Гаара вчера долго бился над тем, чтобы заставить его удалить номер Саске, но сделать этого Наруто так и не смог. Стыдно было признаться даже самому себе, но он втайне ожидал, что в любую минуту телефон оживёт, засветится экранчик, а на нём – имя этого проклятого идиота; идиот, конечно же, всё обдумал, понял свою ошибку и искренне просит прощения… Здравый смысл только презрительно хмыкал над мечтаньями души: Учиха Саске, говорил он, не размазня, готовый, плевав на гордость, плакаться в трубку да обзывать себя последними словами. Не согласиться с этим значило бы соврать самому себе, и Наруто это прекрасно понимал – но, чёрт побери, здорово было бы услышать его раскаивающийся голос.
Теперь, когда эмоции от потрясения уже не так сильно давили на сознание, парализуя нормальный ритм жизни, Наруто понял, что обижен. Страхи страхами, но неужели Саске настолько побоялся той своей сущности, которая влюбилась в парня, чтобы выдумывать о нём столь отвратительную историю, да ещё и искренне в неё поверить? И неужели, раз уж его внутреннее неприятие своей гомосексуальности так сильно, это когда-либо вообще кончится? Даже если допустить, что через этот неприятный эпизод они каким-то образом пройдут, впереди ведь ждёт ещё масса намного более сложных: объяснение с родителями, трудности на работе, притирка выходцев из разных социальных слоёв, отказ от мечты о нормальной семье… И если Саске струсит и свернёт с пути сейчас, даже не столкнувшись с по-настоящему серьёзными проблемами, то снова возникает вопрос: зачем ему нужен такой Саске?
***
- Итачи, что ты здесь делаешь?
Такэо выглядел искренне изумлённым, и молодому детективу пришлось напомнить себе, что с недавнего времени он больше не предмет для тайных насмешек коллег. Теперь, заметил он, оглядевшись исподтишка, в его сторону бросали уважительные взгляды, перешёптывались так же, как раньше, но совсем с другим настроем. Ему пришлось подавить облегчённую улыбку, чтобы не выглядеть слишком уж счастливым, а то кто знает – может, волна удачи решит столкнуть его со своего хребта за излишнюю гордыню?
- Я… просто хотел узнать, как продвигаются дела.
- Дела, - повторил за ним начальник, метнув раздражённый взгляд в сторону комнаты для допросов, - пока никак, Учиха. Пытаемся вытянуть из него хоть слово, но он, сучара, молчит. Ещё и пресса набежала, еле заставили их убраться на первый этаж – пришлось пообещать им интервью с Хошигаке вечером.
- Ой, а он вернулся уже? – удивился Итачи. – Я думал, он за Дейдарой поехал, тот же просил завезти его домой из больницы.
Такэо отмахнулся:
- За ним наши АНБУ приехали, проведывали. Видать, приглянулся им парнишка этот.
Итачи улыбнулся, вспомнив молодого оперативника, который вчерашней ночью отошёл от кровати Дейдары только после окрика раздражённого капитана.
- А ты, кстати, тоже шёл бы домой, - Такэо послал ему ободряющий кивок и похлопал по спине. – Серьёзно, мы дальше сами.
- Я хотел бы присутствовать при осмотре его жилища, - предупредил молодой детектив. – Вы сегодня едете?
- Это в понедельник, - вздохнул старик, - когда ордер официальный получим, а то срочный затребовать не можем – поймали ведь его уже. Да и вообще, сейчас других дел полно… Кстати, Итачи.
В глазах Такэо, обычно имеющих неприятный хищный блеск, внезапно появилась какая-то совершенно нехарактерная теплота, он привлёк молодого человека к себе за плечи и заговорил очень тихо, так, чтобы не слышал никто из снующих по отделу занятых сотрудников:
- Ты ведь понимаешь, учитывая твоё активное участие в этом деле и риск для жизни, тебя ждёт нехилое повышение?..
Сердце в этот миг совершило в груди стремительное сальто и враз забилось сильнее. Итачи, не до конца веря в реальность услышанного, переспросил:
- Повышение?..
Такэо кивнул и с улыбкой добавил:
- Хошигаке твоего, конечно, тоже. И ещё… Я своё слово держу. Насчёт вас.
Наверняка из-за обилия чудесных новостей на лице Итачи появилось уж слишком глупое выражение, потому что начальник вздохнул, будто подавляя огонёк раздражения, и несильно оттолкнул подчинённого от себя:
- Всё, иди. Устрой себе выходной, а в понедельник с утра поедешь на осмотр дома.
Но уйти сразу ему не удалось: пришлось задержаться, выслушивая поздравления от коллег, затем его подозвал к себе Кисаме-сан, строго отчитал за приход и, смягчившись в конце, попросил без промедления вернуться домой. Уже возле лифта ему встретился Орочимару, от которого ему тоже досталось.
- Быстро домой! – приказал криминалист в куда более жёстком тоне, чем Кисаме-сан. – Ты, Итачи-кун, трудоголик, что ли? Отдохни, пообщайся с семьёй, созвонись с друзьями, а с господином убийцей мы разберёмся сами.
- Мне сказали, он отказывается говорить, - протянул Итачи, придерживая готовую закрыться дверь лифта.
- Именно поэтому я сегодня здесь, - ядовито бросил ему учёный. – Ничего, и не таких раскалывали. Всё, домой, живо!
Слушая мерное гудение везущего его на первый этаж лифта, Итачи вспоминал, что за эти сумасшедшие недели они с Орочимару стали неплохо понимать друг друга и даже, можно сказать, подружились. Образ учёного больше не вызывал в нём смешанных чувств безумного уважения и лёгкого опасения, как в первые встречи – после всего, что им пришлось пережить вместе, он стал для Итачи просто человеком, из плоти и крови, со своими маленькими слабостями и скелетами в шкафу. И подумалось вдруг: по окончании всего этого кошмара терять контакт с Орочимару вовсе не хотелось бы.
Ему посчастливилось проскользнуть незамеченным мимо журналистов, потому что те как раз окружили капитана опергруппы. Из их хаотичных выкриков Итачи догадался, почему Орочимару пребывал в скверном настроении: похоже, каким-то образом пронырам удалось пронюхать о его роли в этом громком деле, и теперь огласки ему уж точно было не избежать.
Несмотря на данное сразу нескольким людям обещание, домой детектив не пошёл. Хоть там были мама с папой, которых накануне он так и не уважил разговором, но Саске ещё с самого раннего утра убежал куда-то с фотоаппаратом, а именно с ним пообщаться хотелось больше всего – уж слишком мрачным он выглядел вчера, будто произошло что-то нехорошее, грызущее его изнутри, и не нужно было быть великим предсказателем, чтобы догадаться: связано это было с сыном Намикадзе-сана.
Однако мрачные мысли тут же унеслись прочь, лишь только Итачи вспомнилось обещание Такэо. Старик словами не разбрасывался – стало быть, повышение он получит гарантированно, а это означало, что он наконец-то сможет позволить себе снимать отдельную квартиру, о которой мечтал последние пару лет. Квартира эта находилась в доме недалеко от дядиного, и с её хозяином дядя Обито был хорошо знаком, так что первым делом Итачи решил позвонить именно дяде и попросить, чтобы тот договорился о встрече. Трубку сняли на втором гудке:
- Алло! – По голосу молодому человеку сразу стало ясно, что позвонил он не вовремя.
- Дядя, извини, что тревожу…
- Ой, это ты, Итачи! – тут же сменила интонацию трубка. – Прости, я просто замотался на работе, пришлось в субботу в офис идти, тут аврал полный… Извини. Ты как? Мне Фугаку уже звонил, всё рассказал. Поздравляю, вы с Кисаме молодцы!
Итачи пришлось пообещать дяде аудиенцию в ближайшие дни с подробным рассказом о расследовании в качестве главного блюда, а взамен он попросил об услуге насчёт квартиры.
- Так почему бы нам не начать сегодня? – предложил дядя. - Заходи сейчас в офис, забери меня, а то обеденное время почти началось, а я с этим каламбуром на работе даже не успел позавтракать.
Проехав пару остановок на электричке, Итачи оказался в центре города, откуда добраться до офиса Nami-Kaze было совсем несложно. Внутри организации ему ещё ни разу не доводилось бывать – те несколько раз, что он выполнял поручения для дяди в качестве подработки, Итачи отдавал результаты непосредственно ему, поэтому никого из сотрудников не знал. Его, однако, встретили весьма дружелюбно, а одна пожилая женщина при виде его даже восхищённо охнула и всплеснула руками:
- Как похож!
Решив, что она имеет в виду дядю, Итачи улыбнулся и пробормотал стандартные в таких случаях слова благодарности. Незнакомка, однако, немало удивила его, когда продолжила:
- Молодой человек, вы будете таким же симпатичным мужчиной, как Учиха Мадара, я это вижу в ваших чертах!
Итачи взглянул на неё оторопело:
- Вы… Вы знали Учиху Мадару?
И только миг спустя до него дошло, что да, его двоюродного дедушку вполне могли помнить в этой фирме, ведь именно он и никто другой более двадцати лет назад посадил за решётку первого её хозяина, Хашираму Сэнджу. История это была окутана мраком тайны, среди Учих о ней никогда не говорили – всё, что было известно Итачи, поведал ему дядя Обито. Дядя признался, что поначалу фирму использовали не столько для налаживания контактов между университетами Японии и других стран, в частности США, сколько для перевозки контрабандного товара, а помощь образованию являлась не более чем прикрытием. Дедушка Мадара, в те времена ещё никакой не дедушка, а весьма известный в определённых кругах тридцатипятилетний полицейский, специализирующийся именно на такого рода делах, потратил долгие месяцы на поиски веских улик и добился-таки того, чтобы Сэнджу получил причитающиеся ему пять лет тюрьмы. О том, что стало с ним и его братом потом, никто не знал, зато о дедушке Мадаре было известно, что жил он сейчас, вроде бы, где-то в Европе. Итачи совершенно не помнил своего родственника, но видел много фотографий, поэтому с пожилой сотрудницей фирмы Намикадзе-сана склонен был согласиться – в чём-то они действительно были похожи.
- Ой, - отведя его в сторону, вздохнула женщина, покачав умилённо головой, - вы прямо заставили меня вспомнить прошлое. Я ведь в этой фирме с самого её основания работаю, так что помню и Хашираму-сана, и как потом его брат взялся верховодить, но только всё развалил… Сарутоби-сана тоже застала и вот уже много лет работаю на Намикадзе-сана. А Учиха Мадара, молодой человек, был, к слову, таким импозантным мужчиной! Жаль только, что…
- Что? – повторил эхом за ней Итачи, и внезапно осознал, что ему не требуется слышать ответ на собственный вопрос – он знал его и так.
Подсказку дало ему выражение, промелькнувшее на лице старожилки фирмы, в котором читалось непередаваемое сочетание стыда, замешательства и осуждения. Когда приятели на работе узнавали о его связи с Кисаме-саном, они начинали смотреть точно так же – не понимая и даже не пытаясь понять, воспринимая его личность как отныне другую, не такую, какая была вчера, до прорыва новостей.
В подтверждение его догадок пожилая женщина выдохнула звучно через ноздри и зашептала на придыхании:
- Учиха-сан не просто так преследовал Хашираму-сана, об этом знали все сотрудники. Знаете, я не привыкла разносить сплетни, но вы ведь не чужой ему человек… Словом, Учиха-сан был очень в него влюблён. Настолько, что даже добился его ареста, только чтобы помочь ему через муки заключения стать на праведный путь. Так, по крайней мере, говорили, я точно не знаю…
Как раз когда, судя по выразительно заблестевшим глазам женщины, она готова была поделиться с ним ещё одной тайной, Итачи подозвал к себе освободившийся дядя Обито – и особая атмосфера, казалось бы, созданная только для секретных переговоров, была тут же разрушена явлением постороннего.
Всерьёз задуматься о том, насколько сильно меняет услышанная новость его представление о консервативности семьи Учиха и о его роли в развале её традиций, Итачи смог только поздно вечером.
***
Этот костюм очень шёл ему – на миг Какаши даже забыл, что смотрит на своего любовника, каждый изгиб тела которого за многие годы несерьёзной связи выучил назубок.
- Сэмпай, - улыбнулся ему Ямато, и на его белоснежных зубах заиграли отблески света. – Я пришёл попрощаться.
На столе у Хатаке едва ли не впервые в жизни царил идеальный порядок: с тех пор как он бросил курить, ему постоянно хотелось занять чем-то руки, а тут Учиха как раз очень кстати отпустил шпильку в адрес его безалаберности – интересно, что он скажет, увидев эту красоту. Ямато, не раз бывавший у Какаши дома и осведомлённый о царящем там хаосе, наградил сверкающее чистотой рабочее место удивлённым и одобрительным взглядом:
- Вижу, вы таки двигаетесь вперёд, как и планировали.
Какаши испустил уставший вздох, помассировал брови пальцами и небрежным жестом указал гостю на свободное кресло:
- Садись и расскажи нормально, с какой это радости ты со мной прощаться надумал.
Ямато сделал, как было велено. Он не только выглядел сегодня по-другому – изменились его взгляд, его улыбка, даже в какой-то мере его голос. Больше всего в этом мужчине Какаши нравился именно голос – вернее, интонация, с которой Ямато обращался к нему, называя по старой университетской привычке сэмпаем. Произносил он это слово глубоко, чуть растягивая гласные, и чертовски сексуально. Теперь же всё это напрочь исчезло и осталось простое «сэмпай», без подтекста.
- Мне предложили хорошую работу в Ото, и на следующей неделе я переезжаю. Семьи у меня нет, проблем с моей ориентацией у начальства не возникло, так что, думаю, в следующую субботу...
- Подожди, - прервал его Какаши резким движением руки. – Ты что, уезжаешь навсегда?
- Да, - кивнул Ямато и снова послал ему эту непривычную, новую улыбку – уверенную и с лёгкой грустинкой. – Неужели вы не понимаете, сэмпай?
Какаши прикусил кончик языка, отвлекая сознание болью: сейчас как никогда ему хотелось снова закурить. «Не понимаете…». Чего ж тут не понять? Всё и так предельно ясно. Слишком долго влюблённый мужчина, стиснув зубы, залечивал своей компанией его сердечные раны. Вначале был Обито, проклятый Учиха Обито со своей гордостью, который после всего швырнул эти свои очки в мусорное ведро и с безразличным видом сказал, что ничего не произошло, выбросив таким образом вместе с ними воспоминания из своей головы и заодно очистив сердце друга от надежд на взаимность. Долгие годы Ямато выносил его имя, непроизвольно слетающее с губ любовника в момент высшего наслаждения, и ни разу не пожаловался, не позволил себе разозлиться. Потом был Ирука, и он незримо присутствовал в его спальне вот уже три года – Какаши оставалось только дивиться выдержке этого храброго человека, ведь Ямато далеко не размазня, любому другому такого обращения с собой не простил бы.
Раньше Какаши не позволял себе задумываться над их годами висящей в ожидании разрешения ситуацией: всё, вроде бы, неплохо – и хорошо, и ладно, пускай висит себе дальше. И только сейчас, когда Ямато, уже далеко не младший студент, глядящий на него восхищённо снизу вверх, смотрел теперь прямо и уверенно, когда улыбка его светилась чем-то новым и неуловимо привлекательным, Какаши осознал в полной мере, каким подонком всё это время был и, ослеплённый то одной, то другой любовью, совершенно не замечал, как втаптывает ногами в пыль прекрасную человеческую душу… Просить прощения? Не поздно ли для этого? Ямато и так всем своим видом стремился показать, что простил. Попытаться объясниться? К чему? Разве это сделает его поступок менее жестоким, снимет с его груди груз вины?
Угадав, как всегда, точно причину внутренних метаний возлюбленного, Ямато поднялся, обошёл стол, запустил пальцы в его волосы, прижался лбом к его макушке, как часто делал, выражая таким образом свою поддержку. От этого жеста, такого родного и такого, учитывая последние события, далёкого, к горлу подкатил жёсткий комок, и захотелось притянуть к себе этого удивительного человека, бесконечно доброго и мудрого, в последний раз вдохнуть аромат его тела, ощутить вкус его губ и, содрогаясь изнутри от сумасшедшего шквала обрушившейся разом ностальгии, произнести-таки эти банальные, затёртые сотнями лет слова: «Прости меня».
Ямато отстранился прежде, чем руки любовника обвились вокруг его талии.
- Сэмпай, я не буду звонить, навещать тоже не буду. Надеюсь, вы поймёте.
«Мне нужно время, чтобы забыть вас», - читалось в его взгляде, и Какаши, словно загипнотизированный, кивнул. Время подниматься из застойного болота и двигаться вперёд, разминая атрофировавшиеся за годы бездействия мышцы ног, настало не только для него и Обито.
Они обнялись на прощание, и Какаши, не имея возможности сказать ни «звони», ни «до встречи», сумел выдавить из себя только:
- Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Ямато сжал крепко его плечо, опалил своей новой уверенной улыбкой:
- А я хочу, чтобы счастливы были мы оба.
Провожая его фигуру, удаляющуюся по коридору, Какаши пытался поймать в голове какую-нибудь умную мысль или философское наблюдение о стремительности течения жизни, однако внутри было совершенно пусто. За его спиной раздался голос Обито:
- Это был Ямато, что ли?..
Какаши не ответил.
***
Машины носились под его ногами с ужасающей скоростью. Снизу поднимался, разбавляя жаркий воздух, тяжёлый пыльный запах дороги. Ветер, особенно сильный на мосту, трепал его волосы, и те лезли в глаза, в рот, били по щекам. Саске облизнул пересохшие губы и, подступив ещё ближе к металлическим перилам, согнулся почти пополам, навёл объектив на дорогу – щёлк! Ему удалось поймать в кадр мчащий в сторону центра синий гоночный автомобиль.
Он стоял на пешеходном мосту, что находился в северной части Конохи, ближе к автостраде, с самого утра. Хотелось прикрыть чем-то нагретую солнцем голову, поесть, умыться, а ещё – сунуть руку в грудь, аккурат между рёбрами, и вырвать оттуда то, что там так чертовски сильно болело. Не постоянно, нет, - наплывами: вот, казалось бы, всё наладилось, всё неплохо, даже хорошо, как вдруг всё внутри скручивает судорогой, и больно даже не физически, а словно кто-то проделал дырку в его ауре в левой части груди и ворует оттуда его жизненные силы. Где взять материал, чтобы заделать прореху, Саске не знал, поэтому доверился своей интуиции и явился сегодня туда, куда его тянуло неведомой силой с момента пробуждения – на этот мост.
Когда-то у них с Итачи случилось лето, когда за ними некому было приглядывать, отправить к каким-нибудь родственникам за городом возможности не имелось, поэтому пришлось детям всё летнее время провести в душном адище города. Тогда они часто бродили по незнакомым районам, зачем-то записывали в блокнотик названия улиц, чувствуя себя при этом настоящими исследователями, и собирали на площадках детские сокровища: пластиковые пульки от пистолетов, монетки, яркие обёртки от редких и дорогих конфет. Однажды ноги завели их на этот мост, и здесь они провели весь день, до самого заката – настолько увлечены были маленькие братья зрелищем мчащих потоков разноцветных автомобилей, словно под их ногами разлились две живые реки, а каждая капля – это человек. Вечером, когда село солнце, их нашёл дорожный патруль, и уже дома едва не сошедшая с ума от волнения мама рассказала, что отец поднял на уши весь свой отдел ради их поиска. Тогда мобильные телефоны были ещё немыслимой роскошью, поэтому, не имея другой возможности контролировать детей, родители строго-настрого запретили им впредь гулять так далеко, и у маленького Саске в сознании отпечаталось, что мост – это место, куда лучше не ходить, если не хочешь попасть в неприятности.
Однако сегодняшним утром он проснулся с одной-единственной мыслью – сходить сюда. Вероятно, виной тому был диковинный сон, в котором они с Наруто якобы были напарниками и дрались с кем-то на мосту; ему крепко досталось, но, тем не менее, он защищал до истечения последней капли энергии своего обидчика в реальной жизни, и почему-то было очень важно, чтобы они оба выжили. Странные сны с участием Наруто и битв снились ему уже несколько раз, и постоянно он просыпался с таким чувством, будто только что побывал в другом мире, примерил на себя судьбу другого Саске – вроде бы его самого, но какого-то неприятного, колючего, с изломанным прошлым и мутным будущим, словно… словно внутри у того Саске жила тьма.
Ветер подул с новой силой, и ему пришлось схватиться за перила, чтобы его не отбросило в сторону. Несмотря на то что шла уже вторая половина дня и его наверняка заждались дома, особенно Итачи, Саске не стал уходить и вместо этого опустился на асфальт, устроившись в тени столба и прислонившись спиной к металлической решётке, и достал свой блокнот для записей. Ждать, пока он вернётся домой и сможет напечатать новое сообщение в блог, не хотелось, поэтому он начал писать карандашом в блокноте, который всегда носил с собой.
«Я не знаю, что со мной происходит. Ведь я понимаю, что был прав, что поступил так, как было нужно. А всё равно внутри, в голове - что та автотрасса, а по ней носятся на бешеной скорости машины-мысли, одна мрачнее другой, и ни угнаться, ни уничтожить я их не в состоянии. Хочется заползти куда-то, где тепло, влажно и уютно, и сказать себе: ничего не было, ты всё выдумал, теперь возвращайся к своей обычной жизни. Но даже если бы я нашёл такое убежище, мне думается, оно всё равно не уберегло бы меня.
Я ловлю себя на том, что слишком часто смотрю на мобильный телефон, словно жду звонка. Может, и жду. Хотел удалить номер, но рука не поднялась. Я жалок, да? Чувствую себя одновременно непроходимым тупицей, что ничего не понял раньше, и невероятным кретином, потому что не дал шанса ему даже объясниться. Кто знает, может, я и в самом деле, как он тогда сказал, подонок в этой ситуации.
Да что я мелю?! Это всё сон, проклятый сон про мост, где я, как последний болван, защищал его от чьих-то ударов и сам едва не погиб. Всё он попутал. Неужели я настолько наивен, что попался бы на его крючок снова?
Наруто, если ты это читаешь, то знай: не попадусь.
Думаю, когда-нибудь автострада в моей голове успокоится, хоть и говорят, что такие дороги кипят жизнью даже ночью… Всё-таки я надеюсь на покой. Мне он сейчас нужен как никогда».
Получилось слишком откровенно, и Саске, перечитав текст, решил, что вырежет из него половину, прежде чем перепечатает. Или же, подумалось ему вдруг, не стоит этого делать: всё, что он написал, лилось из него сплошным потоком эмоций, и если начать редактировать, править, менять, выйдет уже совсем не то. Поразмышляв об этом ещё немного, Саске решил, что даже если действительно вышло чересчур открыто, Наруто вряд ли теперь заглядывает в его блог, а от советов троицы любимых читателей он бы не отказался.
Ветер снова взлохматил его причёску, заслепил прядями глаза, и Саске решил, что уже достаточно засиделся на заветном мосту. Может быть, дома ему посчастливится застать Итачи. Было бы здорово поговорить с ним.
***
Ли испустил раздражённый вздох, протянул руку и поправил выбившуюся из причёски короткую прядь на лбу своего любовника:
- Гаара, что происходит? Ты весь день будто не здесь.
Они сидели друг напротив друга на татами, в коридоре можно было расслышать галдёж молодых учеников, решающих, куда им отправиться гулять после занятия, и их звонкие голоса были единственным, что нарушало тишину в додзё. Гаара отвлечённо дёргал за воротник куртки и избегал смотреть ему в глаза:
- Да просто… Извини, я… За Наруто переживаю.
- А что с ним? – удивился Ли, даже не заметив, как тон его переменился с подозрительного на сочувствующий, а из головы вылетели былые переживания – увидев Гаару в таком состоянии сегодня, он поначалу решил, что в этом есть его вина, и уже приготовился, если действительно сделал что-то не так, просить прощения.
Гаара отмахнулся, как от дурных воспоминаний, и поспешил подняться на ноги:
- Всё будет хорошо, я уверен. Ему не помешает небольшая промывка мозгов, а в этом я мастер, так что через пару дней будет как новенький.
Поднявшись следом, Ли коснулся мягко его плеча, затем перенёс ладонь на затылок, притянул его голову к себе для поцелуя, но Гаара быстро отстранился, отступил на шаг с виноватым видом:
- Прости, этот придурок Узумаки – всё, о чём я могу сейчас думать.
Пришлось проглотить комок возмущения, дабы не расстраивать любовника ещё больше, хотя Ли, зная о своём неважном таланте к притворству, решил не скрывать своей обеспокоенности насчёт сложившейся ситуации. Настроение Гаары означало, что их планы на воскресенье – съездить в его родное додзё для знакомства с двумя его учителями – летели в тартарары, и вместе с ними горела синим пламенем их сегодняшняя договорённость провести вместе вечер и ночь. Наблюдая сегодня за Гаарой, Ли неоднократно твердил себе, что всегда есть следующие выходные, любой другой день, более подходящий – и, тем не менее, глупые беспочвенные сомнения всё-таки нашли путь к его сердцу и поселились там, похоже, надолго.
- Что ж, - выдавил он из себя ободряющую улыбку, - иди тогда к нему. Просто позвони вечером.
По лицу Гаары прошло облегчение, и он даже предпринял попытку ответить на улыбку, однако, похоже, мрачные мысли в самом деле мешали ему сосредоточиться.
- Спасибо, - пробормотал он скомканно, - я тогда побегу, ладно?
Дверь додзё отворилась, и пространство, всего миг назад принадлежавшее им двоим, начало заполняться юными мальчишками в сверкающих новизной тренировочных формах. Впрочем, поправил себя Ли, не совсем им двоим: сегодня за их парой повсюду бродила невидимая тень Узумаки Наруто, крепко удерживающая сознание Гаары в невольных тисках. И снова пришлось подавить рвущееся наружу возмущение.
- Да, иди, - махнул он любовнику, зная, что если сейчас не отпустит его, то может сказать что-то, о чём позже пожалеет.
Юноша тут же сорвался с места, забыв послать любимому даже скупую улыбку на прощание. Ли прикусил губу, глядя ему вслед. Не то чтобы он переживал… Но чувство это было явно новым, и об этом непременно стоило подумать – но не здесь, когда с десяток пышущих энтузиазмом глаз смотрят на него в ожидании. Нет, он подумает об этом в тишине собственного дома.
Ли потуже затянул пояс на талии и, моментально преобразившись в строгого и справедливого инструктора, обвёл учеников тяжёлым взглядом, под которым те тут же вытянули спины. Он позволил образу Гаары в последний раз мелькнуть перед внутренним взором, после чего эмоции были напрочь отключены.
- Начинаем, - произнёс он с абсолютным спокойствием в голосе.
Ученики ответили ему дружным откликом, и двенадцать голов опустилось в поклоне.
***
Ближе к вечеру ветер нагнал тучи, и те висели сейчас над высотками, пышные, белые с серыми брюшками, а небо над ними было таким ярким, что, казалось, готово было выесть глаза своей синевой. Саске отложил фотоаппарат на лавочку рядом с собой и, закинув руки за деревянную её спинку, просто наблюдал за изменениями в небе. Похоже, наверху ветер всё ещё был сильным, потому что тучи передвигались над его головой с достаточно большой скоростью.
Ему припомнилось, как в детстве, когда он ещё посещал детский сад, он лежал в своей кровати во время тихого часа, в который положено было отдыхать, и наблюдал за отрезком неба, видным из прямоугольного окна общей спальни. Все ребята вокруг уже спали, и было очень тихо. Саске тоже должен был спать, поэтому открыл глаза лишь до узких щёлочек, чтобы обмануть воспитательницу. Рваные белые облака то появлялись в поле обозрения окна, то вдруг куда-то пропадали. Тогда Саске впервые в жизни подумалось, что облака, наверное, движутся, а ведь раньше он никогда не задумывался над этим… Открытие показалось ему настолько огромным и невероятным, что захотелось разбудить кого-нибудь, поделиться, удивить. Он, однако, дотерпел до вечера, когда мама привела его домой, и рассказал всё любимому старшему брату. Тот только улыбнулся, но ничего не сказал.
Вот это облако, подумалось Саске теперешнему, сидящему на парковой лавочке в одиночестве потому, что Итачи посоветовал ему уйти из дома ненадолго, – вот это облако похоже на птицу. Такую, с длинным клювом, костлявую и расправившую свои крылья только наполовину – верно, сомневается, что ей хватит сил подняться в небо, взлететь и присоединиться к собратьям.
А облако рядом похоже на целую сцену: вот чьё-то лицо, длинная шея, а вот – рука с крючковатыми растопыренными пальцами тянется к этой самой шее. Если взглянуть направо, то можно увидеть рыбу, плоскую, как какая-нибудь камбала, и с маленьким глазиком. Прелесть. А вон то облако… Саске даже сощурился, приглядываясь внимательнее. Но как только в облаке начинаешь видеть что-то, ты не можешь это развидеть – поэтому, сколько он ни вглядывался, видение от этого не менялось. На него смотрело лицо Наруто. Вот, даже усы росчерками по щекам…
Рука сама потянулась за фотоаппаратом, но Саске вовремя остановил себя. Он всё ещё не позволял себе верить в то, на что с такой лёгкостью более опытного мужчины указал ему старший брат, поэтому на Наруто он всё ещё официально злился. Так что – никаких фотографий!
«Я не знаю, что ты там себе надумал, - хмыкнул Итачи, когда Саске, смущаясь и едва справляясь с нахлынувшим на него потоком слов-паразитов, поведал брату сокращённую и несколько отредактированную версию их с Наруто размолвки, - но могу тебя уверить: этот парень к тебе неравнодушен. Ты уж меня извини, но даже мама заметила».
Время для беспокойства о маминой реакции было неподходящим, поэтому Саске позволил этой информации проскользнуть мимо его сознания. Итачи же поднялся и, положив руку на компьютерное кресло, повернул сидящего в нём брата к монитору: «Открой мне это их сообщество, я сам хочу посмотреть. А ты пока погуляй немного где-нибудь, хорошо?».
Прошло уже сорок минут с тех пор, как Саске покинул квартиру. За это время он успел побродить по запруженным людьми улицам, понаблюдать за лучезарно улыбающимися детьми, стайками мчащимися по сочной траве парка, купить себе пива той же марки, что когда-то угощал его Наруто у себя дома, и вот, понаблюдать за облаками, совсем как Шикамару.
Мысли о приятеле заставили его вспомнить, что он уже чертовски давно не сидел за гобаном в салоне Асумы-сана, не испытывал свой разум на гибкость, и хуже всего во всём этом было то, что ничего этого ему и не хотелось. Над всеми его мыслями в последнее время доминировало любовное приключение, самое первое в жизни и оттого самое важное: каждая сцена, каждый диалог хранились в его памяти свежими, будто произошли совсем недавно, и выбрасывать любое воспоминание, даже неприятное, сознание попросту отказывалось – цеплялось, как за архивную фотографию, и не отпускало.
Саске закрыл ладонью глаза, чтобы избежать соблазна пялиться на облако-Наруто. С тех самых пор, как он озвучил историю Итачи и тот не разделил его догадок насчёт коварного плана, внутри было неспокойно. Словно он был роботом, и кто-то играючи нажимал сразу на несколько кнопок на пульте управления его телом: ноги хотели куда-то идти, голова клонилась вниз, руки то заползали в карманы джинсов, то цеплялись за чехол фотоаппарата, хотя никаких подходящих кадров вокруг себя он не видел (кроме, разве что, облака, но оно было табу). Хотелось выпить ещё пива и одновременно с этим хотелось прополоскать рот, чтобы вымыть оттуда его кисловатый привкус. Хотелось схватиться за голову и крепко сжать, свернуться калачиком и сделаться маленьким, чтобы все-все-все проблемы исчезли сами собой, хотелось…
Саске резко поднялся на ноги: терпеть и дальше эти ужасные внутренние терзания было совершенно невозможно. Домой он добирался кратчайшим путём – через нелюбимые им подворотни. Итачи, не отрывая взгляда от экрана, подозвал его к себе знаком, и выражение его лица при этом было сосредоточенным и серьёзным, а это не могло быть хорошим знаком. «Я уже не знаю, что может быть хорошим знаком в моей ситуации», - хмыкнул про себя Саске. Он помедлил с минуту, стягивая футболку и переодеваясь в домашнюю растянутую майку, кладя фотоаппарат на место, а Итачи всё не отрывался от монитора – читал чужую переписку с таким видом, словно в ней была сокрыта великая тайна бытия. Наконец, когда попытка оттянуть неизбежное провалилась, Саске пришлось подойти.
- Садись, - предложил ему брат, поднимаясь, - и вот, почитай.
Подавив нарастающее волнение, Саске прокрутил колёсиком мышки до начала страницы и углубился в чтение поста.
- Прочёл, да? – произнёс брат за его спиной. – Теперь посмотри на дату. А теперь… - Он отобрал у него мышку и взялся искать что-то в следующих за записью комментариях. – Вот, начинай отсюда, где в разговор вступают твои знакомые, Наруто и Гаара. Обрати особое внимание на то, что пишет твой Наруто.
Чем дольше Саске читал, тем больше чувствовал себя идиотом. Вопрос, поднятый в этой теме, касался отношений Гаары с лучшим другом некой Тен-Тен, которые он умудрялся несколько недель держать в секрете от остальных приятелей, и теперь (если верить дате, ровно неделю назад) – кота выпустили из мешка, причём с огромным скандалом. Саске не нравилось электронное общение именно из-за того, что по нему порой нельзя было различить оттенки смысла в речи собеседника, но в этом случае ему почему-то всё было ясно, даже яснее, чем, может, хотелось бы… В отличие от всех предыдущих записей Гаары, прочтённых им несколько дней назад, в этих он не чувствовал ни капли иронии – любому, даже самому далёкому от этого небольшого коллектива человеку, становилось сразу ясно: отношения с Ли значат для Гаары очень много, и то, как дёшево его секрет продали и швырнули на растерзание чужому любопытству, глубоко его задело. Что же касалось Наруто… Наруто ввязывался в споры, доказывал с пеной у рта правоту друга, не боялся нарываться на конфликт с самой открывательницей тайны – при прочтении его реплик у Саске в голове почему-то возникал стойкий образ воина, закрывающего своим телом от ядовитых стрел раненого товарища. Именно так он себя и вёл – как какой-нибудь герой, верящий в свою правоту и правоту своего друга слишком искренне, чтобы не заступиться. «Оставьте его в покое», «Позвольте человеку самому принимать решения, что вы за люди такие?», «Вы что, не понимаете ничего? Не помните, как в первый раз влюбились и что при этом чувствовали?» - вот какими нападками осыпал Наруто наполовину в шутку, но всё же с видимым укором своих друзей-соперников, и чем дальше Саске читал, тем стремительнее росло внутри него ужасное чувство, что он – непроходимый тупица, что он – трус и не стоит даже мизинца этого восхитительно сильного человека, что его место – в грязи, и участь его – быть затоптанным и раздавленным чужими пятками, потому что иного он не заслуживал…
За его спиной Итачи рассудительно протянул:
- А то, что ты мне показывал, - это же просто игра была, ты что, иронии не умеешь различать?
В глазах противно закололо, и Саске принялся тереть их изо всей силы, до боли.
- Видимо, - пробормотал он, борясь с давящей на грудь тяжестью, - не умею…
Рука брата в ободряющем жесте сжала его плечо, но облегчения от этого Саске совершенно не почувствовал.
***
Комната для допросов была сплошь, от пола до потолка, серой, посередине стоял пустой продолговатый стол, на одном конце которого сидел, сгорбившись и глядя пустым взглядом на собственные ладони, поникший узник. За ночь следы побоев, о появлении которых никто не задавал вопросов, превратились в налившиеся фиолетовым синяки, и теперь лицо его было почти не узнать. У двери замер, выпрямившись так, будто у него вместо хребта был стальной прут, молодой охранник с оружием наперевес. Второй стул, тот, что предназначался допрашивающему, пустовал.
За тонированным стеклом стоял, сцепив руки за спиной, Хошигаке Кисаме и смотрел на пойманного зверя. По его собранному лицу невозможно было прочесть, какие эмоции вызывает в нём зрелище. Он не стремился проводить допрос, его и не просили – мысли сотрудников в этом были едины: если Кисаме пустить к заключённому, тому несдобровать.
Зайдя внутрь, Орочимару, внешне – само спокойствие, положил свою папку на стол, и в абсолютной тишине звук этот раздался с оглушающей громкостью. Затем он опустился на свободный стул и, не глядя на допрашиваемого, раскрыл папку на первой странице.
- Мне сказали, вы отказываетесь говорить, - произнёс он глухо, блуждая взглядом по строкам документа. – Я не знаю, какая у вас причина. Вероятно, вы надеетесь избежать наказания, думаете, что полиция не сможет найти достаточно улик, чтобы привязать все убийства к вашей персоне. – Он сделал долгую паузу, во время которой якобы с интересом вчитывался в детали, указанные в деле. – Что ж, должен признать, вы и в самом деле были очень осторожны. С вашим-то опытом хирурга, вашим недолгим сотрудничеством с полицией, вы должны были определить, как обработать жертву так, чтобы не оставить на ней своих следов.
Мизуки поднял на него бесконечно усталый взгляд, затем положил руку на поверхность стола, сложил ладонь таким образом, словно у него в руках была зажата ручка, и повёл ею, изображая процесс письма. Орочимару послал охраннику выразительный взгляд – тот выскочил из комнаты и вскоре вернулся с пачкой чистых листов и карандашом.
У заключённого слегка подрагивали руки, поэтому писал он медленно, с перерывами, чтобы успокоить дрожь. Когда он закончил, то отодвинул от себя лист. Орочимару взял его в руки. «Не могу говорить, сорван голос, - сообщалось в послании. – Я знаком с вашей работой. Удивлён, что после того случая в двухтысячном вы вернулись в криминалистику. Вы храбрый человек».
- У меня не было выбора, - ответил учёный, всеми силами стараясь не выказывать своей настороженности. – Но говорим мы сейчас не обо мне. Вы отказываетесь сотрудничать с полицией, и моя задача – выяснить, почему. Неужели вы считаете, что эти ребята не знают, как выполнять свою работу? Что они не нароют на вас улики?
Мизуки знаком попросил листок обратно, затем вернул его с новой надписью: «Я не обманываюсь на этот счёт. Мне уже давно хотелось, чтобы кто-то это прекратил, а когда нашли трупы, думаю, подсознательно я уже понял, что моё время подходит к концу. Не могу сказать, что я разочарован. Я знаю, мне нужна помощь. Вы мне нужны».
Последнее предложение отбилось в сердце Орочимару холодом: прошло уже десять лет с тех пор, как человекоубийца говорил ему эти слова, и после своего побега из США он искренне уверил себя, что никогда больше ему не доведётся смотреть в глаза кровожадному монстру и чувствовать, что между ними установилась слишком крепкая связь и её уже не разорвать ничем, кроме смерти одного из них. Это чувство – чувство, что в нём нуждается падший до невероятных низов человек – было не самым лучшим в копилке его жизненных впечатлений, и Орочимару с сожалением осознал, что против воли он снова примеряет на себя наряд обличителя и спасителя заблудших душ в одном лице.
- Послушайте, если вы не признаетесь, я не смогу вам помочь, - произнёс он, насыщая голос строгими нотками и глядя прямо в глаза своему антагонисту. – Начните уже говорить, облегчите работу полиции.
«Сначала ответьте мне на вопрос, - написал Мизуки. – Как вы поняли, что это я? Я где-то допустил ошибку?».
- Я не имею права разглашать тайну следствия, - отрезал Орочимару, - я всего лишь консультант, не более того.
«Но ведь это ваша была идея – подсунуть полицейского? – спокойно вывел на бумаге убийца. – Я понял это, как только увидел вас заходящим в эту комнату. За всем этим стоите вы».
- Я всего лишь составил ваш психологический портрет, - сухо улыбнулся ему учёный. – Знаете, в конце восьмидесятых на территории Советского Союза орудовал убийца, которого никак не могли поймать, и когда к делу подключили учёного-психиатра, некоего Александра Бухановского, дело сдвинулось с мёртвой точки.
Мизуки со спокойным лицом подтянул к себе листок: «Дело Андрея Чикатило, я знаю, вы писали об этом в своей книге. Стало быть, вы стали Бухановским для этого расследования?».
Орочимару предпочёл умолчать о своём участии в плане Итачи и утвердительно кивнул:
- Можно сказать и так. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что я знаю о вас многое – даже то, что вы тщательно прячете от самого себя, и при желании я могу сломить вашу волю, Мизуки-сан, необходимый опыт у меня для этого имеется. К чему нам тратить зря время друг друга? Давайте говорить начистоту.
Он положил указательный палец на край бумаги и повёл им в сторону заключённого, но Мизуки не торопился отвечать. Его взгляд бродил по лежащей на столе папке, и Орочимару решил, что думает он наверняка сейчас о том, сколько из его постыдных тайн уже разгадано и лежит там напечатанным и доступным для всеобщего обозрения – открывай, читай, кто хочет. Наверняка это было не самое лучшее чувство – словно какой-то неугомонный проныра со всей тщательностью порылся в твоей душе.
Убийца перевёл свой взгляд на него. Орочимару смотрел прямо, хотя именно разорвать этот почти болезненный зрительный контакт хотелось сильнее всего. В серых глазах Мизуки, превратившихся в две щёлочки из-за распухшего лица, эмоции сменялись одна другой слишком часто, чтобы уловить, о чём конкретно он сейчас думает. Наконец рука его нашарила на столе карандаш, и он, всё ещё глядя учёному в глаза, вывел вслепую: «Что вы хотите знать?».
- Всё, - едва пряча радость, ответствовал его инквизитор. – Сколько жертв на вашей совести, кем они были, когда они были убиты и где похоронены.
«Это всё вопросы следователя, - пришёл ему письменный ответ. – Я чувствую, что вы хотите задать мне совсем другие вопросы, которые интересуют вас как учёного. Поверьте, я сам одно время был человеком науки, так что понимаю вашу страсть. Спрашивайте. Вам я отвечу».
В кончиках пальцев возникла странная дрожь – казалось, всё его тело задрожало, задышало перспективой, впитало в себя алчность жадного учёного ума, однако Орочимару усилием воли сдержался и вновь вернул лицу сползающую маску. Его убийца играл нечестно. Мизуки слишком хорошо знал таких, как он – фанатов науки и любителей докапываться до первоисточника, - поэтому фактически крутил им сейчас, как хотел. Поразительно, как после перенесённого вчерашней ночью потрясения и ночи в тюремной камере ему удалось не потерять самообладание и орудовать своим острым умом так же чётко и размеренно, как руки его когда-то орудовали хирургическим скальпелем.
- Для начала, - учёный поднялся и с деланным безразличием указал на стопку чистой бумаги на столе, – напишите ваше признание, а пообщаемся мы потом. До встречи.
Спину жёг чужой взгляд, когда, стиснув зубы и умоляя себя не оборачиваться, Орочимару покидал серую комнату для допросов. В борьбе сознаний победителем в первом раунде, где устанавливался манипулятор и марионетка, можно было назвать его, но с огромной натяжкой. Неизвестно, сколько ещё тузов у этого человека в рукаве.
***
- Соберись.
Гаара с громким хлопком закрыл крышку ноутбука, оставил его на диване и переместился на кровать к другу. Последние десять минут Наруто потратил, бесцельно пялясь на дверь собственной спальни, и, похоже, даже не замечая этого.
- Я собран, - глухо бросил блондин, уворачиваясь от его руки. – Прекрати ко мне относиться как к больному.
- Но ты именно больной и есть, Узумаки, и ты сам знаешь, чем, - отрезал Гаара, пожалуй, строже, чем следовало в подобной ситуации.
Уже было давно за полночь, и в доме бодрствовали они одни – Минато пожелал им спокойной ночи и удалился к себе в спальню ещё два часа назад. В связи с новостями о поимке серийного убийцы, терроризирующего город последние недели, он пребывал в прекрасном настроении, и это в сочетании с чрезвычайной занятостью на работе сыграло злую шутку с его отцовской проницательностью – о состоянии сына он не ведал. В иной ситуации Гаара пожурил бы мужчину за невнимательность к сыну, но сейчас был этому даже рад, потому как справляться ещё и с враньём дорогому дяде Минато, помимо приглядывания за другом, у него попросту не хватило бы энергии.
- Наруто, - позвал он терпеливо, и когда светловолосая голова друга апатично повернулась к нему, произнёс заготовленную заранее фразу: - Я тебя знаю уже много лет, поэтому поверь мне: ты достоин куда лучшего, чем этот придурок. Ты можешь… Да ты кого угодно в себя влюбишь, если захочешь, ты вообще это осознаёшь? Наруто, ты слишком для него хорош.
На губах блондина мелькнула слабая улыбка:
- Я ценю твоё мнение, Гаара, честное слово, но ты просто не понимаешь…
- Всё я понимаю, Узумаки, - отрезал тот, нахмурившись и, сам того не осознавая, взялся копировать интонации старшего брата. – Ты просто вбил себе в голову, что раз симпатия появилась к кому-то, то это уже на всю жизнь, что он – твоя половинка и тому подобная хрень…
- Это не хрень, это правда.
- Ну, я не знаю…
- И это не просто симпатия. – Наруто внезапно протянул руку и сжал его ладонь в своей. – Прежде я уже испытывал симпатию, и то, что у меня есть к Саске, не идёт с прошлым ни в какое сравнение. Это… как будто нить судьбы, я её чувствую, понимаешь? Что она опутала наши сердца, и никуда я уже от неё не денусь.
Гаара вырвал руку. Слышать такие слова от Наруто, разбитого, раздавленного Наруто, было сейчас для него худшим мучением, которые только можно было представить.
- Прекрати, - попросил он слабо, зная, насколько просяще звучит его голос, и не в состоянии контролировать себя. Слишком много боли лилось на него из родных голубых глаз, слишком глубоко ранили его слова. – Прекрати, Узумаки, не забивай себе голову чепухой. Пожалуйста.
Наруто подарил ему грустную улыбку, отодвинулся на кровати так, чтобы опираться спиной о стену, увешанную плакатами. Гаара устроился рядом.
- Мне тоже всё это не очень нравится. Что я так от него зависим. Хочется снова быть свободным, чтобы образ моей половинки оставался просто образом, далёким и недосягаемым, до которого ещё нужно дорасти, понимаешь? Но отрицать существование этой связи между нами я не могу. Я чувствую, о чём он думает, когда он рядом, я вижу в его глазах то, что он хочет сказать, даже если он так и не решается это произнести. Ничего не могу с собой поделать.
Гаара сжал плотно губы, дабы не прервать друга случайно вырвавшейся репликой. Наруто запустил пальцы в волосы и стал вдруг похож на потерявшегося в чужом городе путника, который улыбается только потому, что не хочет подпускать к себе мысли о том, что вокруг него – незнакомые и неприветливые улицы, и тьма уже лижет лодыжки, а огни в окнах не предлагают ни капли уюта.
- Самое странное, что я в какой-то мере его понимаю. Я злюсь на него, и, конечно, мне обидно, но я его понимаю. Странно, правда?
- Ты имеешь в виду, что он латент? – всё-таки не выдержал и уточнил Гаара.
Наруто передёрнул неопределённо плечами.
- Помнишь, ты как-то рассказывал мне о признаках подавляемой гомосексуальной личности? - Юноша кивнул. Наруто грустно рассмеялся: - А ведь эта его мечта сделать из Конохи идеальный город – классический признак: внутренняя неудовлетворённость и, как следствие, стремление переделать внешний мир. Как я сразу-то не догадался?
- Да ладно, ты, - покачал головой Гаара, - но как я ничего не увидел – это вообще загадка. Обычно я такие вещи за километр чую.
Говорить больше не хотелось, оба друга почувствовали это одновременно и, не сговариваясь, принялись готовиться ко сну. Измотанный бессонницей Наруто в эту ночь буквально провалился в сон. Гаара же полночи провёл на полу у его кровати, и при каждом шорохе, каждом вздохе по телу его проходила нервная дрожь, он устремлялся вперёд, готовый успокоить, удержать, утешить. Но, похоже, истома крепко держала сознание Наруто в своих объятиях, и, несмотря на то, что снилось ему что-то явно недоброе, он не просыпался. Или, может быть, не подавал виду, чтобы не беспокоить и без того растревоженного друга. Об этом Гааре подумается только утром, когда он обнаружит себя лежащим на своём диване, заботливо прикрытым лёгким одеялом, и не сможет вспомнить, как он туда добрался.
***
Саске то и дело беспокойно подносил к лицу мобильный, светил экранчиком в лицо – сколько осталось до утра? Но время, будто мстя ему за что-то, тянулось до неприличия медленно, цифры издевались, отказываясь продолжать движение, и даже, казалось, сама природа была настроена против него, потому что ночь всё не кончалась – лилась в окна непроглядной тьмой, и ни один лучик солнца не сжаливался над его страданиями и не разбавлял эту черноту своим благодатным светом.
Утро означало для Саске надежду. Утром он придёт к дому Наруто, попросит спуститься, чтобы смотреть в глаза, когда он будет произносить всё, что хотел, всё, что накопилось… И утром же решится, обретёт ли он душевное спокойствие в прощающей улыбке – или ввергнет себя в пучину самоистязаний, если его извинения будут отвергнуты.
Итачи уже давно спал. Видимо, потрясения последних дней всё же оставили на нём серьёзный след, потому что подсознание явно не давало ему покоя в ночное время беспокойными снами, от которых он ворочался в кровати, стонал и говорил бессвязно страшные вещи. В этих монологах так часто фигурировала смерть, что Саске стало не по себе. Он даже подумал о том, чтобы рассказать о мучающих брата кошмарах маме или, может быть, Кисаме-сану… Но на самом деле, конечно же, знал, что не сделает этого. Не потому, что передумает, а из банальной забывчивости, потому что всем, что беспокоило его сейчас, было скорейшее наступление утра – утра, от которого зависело слишком многое, чтобы сейчас быть способным забыться.
Саске вновь поднёс к лицу мобильный, в глаза больно ударил электрический свет. Три тридцать семь. Ждать ещё так долго!..
@музыка: Сплин - Прочь из моей головы (Саске)
Скажите, а что это за капитан молодой к Дейдаре там клеится? Мы его знаем? ^^ Это случайно не Тоби?.. если конечно этот персонаж присутствует у вас в работе)))
с нетерпением буду ждать следующую главу!
Спасибо огромное!!!!
Как хорошо, что вернулся Итачи, поддержка хоть появилась у Саске. Его ощущения тоже вполне ясны, но он будто смотрит только в одну сторону, не видит и половины происходящего на самом деле. И у меня остаётся смутное чувство, что что-то не так с его завтрашним признанием будет.
А Мизуки и впрямь может быть интересной личностью, нашёлся на Орочимару ещё один учёный. Со своими заскоками. Их общение тоже, видимо, обещает быть захватывающим.
Опять же, радостно за Итачи, хоть как-то у него наладилось, и в полиции, и в его чувствах. Что явно связано друг с другом. Очень понравился мост, даже возникло это самое ощущение жаркой, городской жизни. Как из воспоминаний Саске...
Спасибо за главу!
Кстати, по-моему, она переходная. Вон, и у Какаши тоже завершился определённый период жизни. Грядёт нечто новое?..
Саске не повезло, Итачи был занят и развеять его страхи не мог, вот и получилось то, что получилось. Но! Верю, в следующей главе нас ждет "нарутовское" прощение Саске?
Гаара в этой главе молодец! (хоть и считает, что Саске не достоин друга)
Про Мадару и Хашираму очень понравилось! И за Ямато я тоже рада, хоть это и тяжело отказаться от любви и своей прежней жизни.
Есть у меня подозрение, что кусочек счастья будет и у ДейдарыИтачи улыбнулся, вспомнив молодого оперативника, который вчерашней ночью отошёл от кровати Дейдары только после окрика раздражённого капитана.
Спасибо за главу!!!!!!!!!!
с каждой главой это чувство всё ярче и ярче, а на Душе всё печальнее и печальнее - впереди конец.
вроде, понимаю, что до конца ещё как минимум 8 глав, то есть ещё 2 месяца... но таааааак груууустно!!!!!
привязала ты меня к своим героям. не хочется их отпускать.
Вот эти слова Наруто «и то, что у меня есть к Саске, не идёт с прошлым ни в какое сравнение. Это… как будто нить судьбы, я её чувствую, понимаешь? Что она опутала наши сердца, и никуда я уже от неё не денусь» полностью отражают его характер. Выводы сделаны, и чувства его поколебать ничего не может, как бы ни были сильны непонимание и обида на Саске. И если Саске в своих чувствах кидает из крайности в крайность, то Наруто принял все это раз и навсегда «Ничего не могу с собой поделать».
А Учиха теперь он займется самобичеванием, что неправильно сделал выводы, не так все воспринял, обидел и оттолкнул, какие же они разные. И от этого более они притягательны друг для друга.
Ли ревнует? Уравновешенный спокойный Ли ревнует?! Все понимает, отпускает, но ревнует!!!! Как это мило и замечательно, если, конечно, не выйдет за рамки. Похоже, у Гаары еще появился один пунктик не любить Саске, проблемы, которые тот доставил Наруто, мешают личной жизни Гаары.
А у Орочимару начинается еще более интересный период – вот, где его талант ученого может развернуться в полной мере, хотя куда еще больше. Мало того, что с его помощью поймали маньяка, так еще и «отдали в поликлинику, на опыты». В предвкушении предстоящей битвы умов.
Ямато – молодец! Нашел в себе силы разорвать нить, не предав, не оскорбив, не отыгравшись и даже не сказав ни одной колкости. Эпизодический герой, но такой сильный, его любовь и преданность вызывают уважение. За него отдельное спасибо!
Спасибо за чудесную главу))) Хотя маньяк уже и пойман, но все равно атмосфера не теряет своей интригующей заманчивости
Саске и Наруто... как я за них волнуюсь... поэтому любое упоминание о любимых героев это просто праздник. Если в прошлой главе они по понятным причинам значительно отошли на второй план, то в этой опять возвращается эта теплая нежность)))))
Маленькая своеобразная месть Наруто
Наконец-то Итачи получит, то что заслужил - признание своих способностей и уважение коллег. Для реализации человеку это очень важно. особенно в такой непростой ситуации, которая сложилась из-за связи личной жизни и работы. Разговор в офисе Намекадзе это просто вау))))) Не ожидала я такой прыти от Мадары. Мне почему-то казалось, что его линия будет связана больше с расследованием и я даже побаивалась его вмешательства, наверное из-за отношения к этому персонажу в манге. Так что вновь открывшиеся детали стали приятной неожиданностью. Теперь уже не терпится узнать, как же сложилась дальнейшая судьба такой известной в Конохе личности)
Наконец-то случилось прозрение Саске
С не меньшим нетерпением и надеждой, чем Саске ждет утра своего воскресенья, я буду ждать конца следующей недели!))))
Наруто повезло с другом, а Гааре повезло с Ли. так понимать и принимать чувства родного человека не каждому дано.
и стало немного жаль Какаши. как будто действительно его все покинули. сначала Обито, потом Тензо...надеюсь период его одиночества не продлится долго.
особенно понравилась сцена допроса. первый раунд за Орочимару, но тут мне видится предыстория в духе Лектера. и если Мизуки не казнят, то их игра явно продолжится. ведь чем ему еще заниматься в тюрьме, как не тренировать разум, плетя новые сети.
спасибо за очередную интересную часть. и не смотря на то, что маньяк пойман и жизни нашим героям не угрожает, мне кажется им ещё далеко до определенности и спокойствия в отношениях. обоим парам далеко.
Onixsan, молодой оперативник - это свой персонаж. Я решила, что такого симпатичного и хорошего парня, как Дейдару, обидно было бы оставлять в одиночестве))
АрисуАи, И у меня остаётся смутное чувство, что что-то не так с его завтрашним признанием будет.
А в жизни всё разве так просто бывает? И потом, Учиха ещё не сделал должных выводов.
Грядёт нечто новое?..
Не то чтобы новое - всё-таки для совершенно новой сюжетной линии не осталось достаточно времени. Так как детективная линия потихоньку отходит на второй план, нужно сосредоточиться на отношениях, ведь за эти пять недель я настроила целую кучу проблем для второстепенных парочек: Киба и Хината, Джирайя и Тсунаде, Сай и Сакура, Какаши и Ирука; кроме этого, мы имеем неразрешённое напряжение между Какаши и Обито, Обито и Рин, ну и, конечно же, Саске с Наруто должны оправдать первую позицию в строке "Пэйринги" в шапке к произведению.
Shiholo, Верю, в следующей главе нас ждет "нарутовское" прощение Саске?
Ну-у-у-у-у.......
Гаара в этой главе молодец!
Да Гааре вообще нужно памятник ставить: он проявляет себя как настоящий друг, который не осуждает и на ухудшает ситуацию, а реально помогает - хотя бы даже тем, что всегда рядом. Однако даже самого лучшего друга может в конце концов сломить то, что, сколько он ни лезь из кожи, а близкий человек всё ещё грустит.
egoNorainu, я как раз сейчас пишу пятницу шестой недели, и немного грустно: эта глава, ещё две - и всё!.. Столько месяцев работы, столько бесконечно приятных вечеров на кухне за чашкой кофе, когда мы обсуждали повороты сюжета и придумывали новые, да и вообще, столько воспоминаний! Ну, зато радует одно: с каждым днём мой оридж всё яснее выступает перед моим внутренним взором, так что когда я закончу "Шесть недель", у меня будет чем заняться.
Asstronex, хоть Наруто по сравнению с Саске немного инфантильный, но в вопросах любви показал себя с лучшей стороны - в отличие от внезапно ставшего неуверенным ни в себе, ни во всём остальном Учихи.
Уравновешенный спокойный Ли ревнует?!
Как оказалось, даже ему не чужда ревность, однако, хвала богам, у него хватило ума и самоконтроля не давать волю этому разрушительному чувству - всё-таки он уже вполне сложившийся в личностном плане человек, ещё и уверенный в себе и в своём партнёре. В отличие от того же Саске.
В предвкушении предстоящей битвы умов.
Эта фраза натолкнула меня на мысль, что, пожалуй, следует вставить в текст шестой недели больше Орочимару и Мизуки.
~Lundi~, Ты так мастерски провела аналогию с программированием
Рада, что тебе понравилось!
Насчёт Мадары: вот все его таким плохим представляют, но у меня ведь АУ - стало быть, могу творить, что хочу)) Я решила, что Мадаре вовсе не обязательно быть отрицательным персонажем. У меня вообще канонные злодеи становятся хорошими - Орочимару вот преобразовался.
Саске должен дозреть до того, чтобы быть с Наруто, я так считаю, а на данном этапе он ещё не готов.
ну и, конечно же, Саске с Наруто должны оправдать первую позицию в строке "Пэйринги" в шапке к произведению.
Саске должен дозреть до того, чтобы быть с Наруто, я так считаю, а на данном этапе он ещё не готов.
меня эти фразы немного ввели в диссонанс)))
На данном этапе это именно сейчас или вообще в описываемом периоде жизни героев - 42 дней?)
Насчёт Мадары: вот все его таким плохим представляют, но у меня ведь АУ - стало быть, могу творить, что хочу)) Я решила, что Мадаре вовсе не обязательно быть отрицательным персонажем. У меня вообще канонные злодеи становятся хорошими - Орочимару вот преобразовался.
И знаешь, я с тобой полностью согласна!
Уже хочется поподробнее узнать историю Мадары *потирает руки*
И тебя с началом лета!!!! но надо готовиться - будет горячо)))))
мне кажется им ещё далеко до определенности и спокойствия в отношениях. обоим парам далеко.
Разве может ждать спокойствие Итачи и Кисаме, которые сами выбрали такую сложную для психики работу? Нет, спокойствия им не дождаться, но зато их вполне может ждать временная передышка, во время которой можно остановиться, оглядеться и поблагодарить Бога и мир за то, что они вместе и оба живы.
Какаши... Да, мне тоже его здесь немного жаль, но с другой стороны, у меня создаётся впечатление, что проблемы, которые наслаивались одну на одну в его жизни годами, потихоньку начинают рассасываться. С Ямато, допустим, разрешился вопрос. Теперь остались непростые отношения с Обито.
Саске вправили мозги и придали нужное ускорение, это радует.
Не спеши радоваться, Саске ещё не так нужно вправить мозги, чтобы всё было хорошо.
Спасибо за отзыв! Как всегда, очень приятно.
Ясно))) ну я так в принципе и догадывалась, но теперь после твоих слов не боясь верю в свет в конце тоннеля)))
Уже хочется поподробнее узнать историю Мадары
Очень подробную историю не обещаю, но он и так свою роль в рассказе сыграет
О-о, да, у нас уже жара страшная. Спасает только вентилятор и холодный душ. Жаль, купаться в Днепре опасно для здоровья - я не рискну.
глава великолепна!
особенно поразило описание различных компьютерных кодов.
я вообще ничего в этом не понимаю и для меня эта часть стала несколько содержательнее.
надеюсь, что Нару его не простит.
уж слишком Учиха трусливый и от первой же проблемы прижмёт хвост, опять причинив Наруто боль.
ну не всё же так плохо, в самом деле! Если люди любят друг друга, то рано или поздно они сходятся - выбора нет, срабатывает закон притяжения.
Это да)))) и это правильно)))
Очень подробную историю не обещаю, но он и так свою роль в рассказе сыграет
Ну хотя бы где он, как он, что там с Хаширамой и почему он свалил подальше от клана и я уже буду довольна как слон
В Днепре да, лучше не рисковать. У нас он цветет, и пахнет, и усыпан дивными предметами... Эх, надо валить на моря....
Akane_Genzo
надеюсь, что Нару его не простит.
ну что же так печально((((
Ведь жить далеко от любимого человека тоже, знаете ли, боль еще та... никому не пожелаешь...
опечатка
Бедные Наруто и Саске: сами себе проблем накрапали, теперь мучаются. Радует, что за дело взялся любимый аники)))
Понравилось то, как приревновал Ли. Наконец-то! Я так ждала этого, а то он такой идеальный был, что так и хотелось подпортить! (мерзкая моя
тушёнкадушонка).Спасибо огромное, viaorel, за то, что так скрашиваешь жизнь своих преданных читателей
Он не стремился проводить вопрос, - проводить допрос?
Прошу пардону, пропустила.
да ну что Вы! Я могу только представить, какой нелегкий труд бетить.
Akane_Genzo, долго смеялась вчера над Саске-дуб, спасибо))) Он, может, и прижмёт хвост, но так как именно у него мы видим наибольший личностный рост за эти пять недель, можно предположить, что этот Саске - вовсе не предел. Дальше - больше, как говорится.
АрисуАи, я согласна, мне одинаково интересно было писать как о Саске, так и детективную линию.
Alatariele, любимый аники, кроме того, сейчас введён в режим "герой", так что должен взять дело в свои руки. Спасибо за отзыв!
Iskra_ctcnhf, да, в сравнении с прошлой, эту главу точно можно назвать спокойной. Никто не поссорился, никого не избили, ничьей жизни не угрожали))
Удачной сдачи сессии! У меня тоже, кстати.
спасибо, что отметила!
чем смогу - помогу)))
Одно интересно: почему маньяк изменил своему вкусу и заинтересовался таким типажом как Итачи?
Согласна насчёт Саске: говорят, конечно, что умный учится на чужих ошибках, а дурак на своих, но это не всегда правдивое утверждение. Иногда достаточно один раз хорошенько обжечься самому, чтобы потом навсегда выучить урок.
По поводу Итачи: думаю, тут сыграла свою роль магическая способность Орочимару чувствовать своего противника; он предугадал, как Итачи можно "всунуть" в рамки привычного убийце образа, и не просчитался. Да, он сам немножко маньяк, это правда))
Большое спасибо за отзыв!
Iskra_ctcnhf, спасибо!