fanfiction & original
Название: Танец Дракона и Тигра
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Фендом: Hikaru no Go
Дисклеймер: Хотта&Обата
Пейринги: Хикару/Акира, Огата/Акира, Хикару/Акари, Акира/OFC, намёки на Митани/Акари и Вайя/Идзуми
Рейтинг: R
Жанр: AU, romance, angst
Размер и состояние: миди, 4 части, закончен
Размещение: запрещено
Предупреждения: OFC аж три штуки, OMC - одна. ОСС, что есть неибежно. Смерть персонажей. Много игровых терминов, применённых сикось-накось. Пафос. Символизм. Метафоры.
От автора: Этой эпопее уже много лет. Честно говоря, я удивлена, что дописала её. Но она вышла именно такой, как задумывалась тогда, давно. Чему автор безгранично рад. Возможно, это сложно прочитать, но если вы попытаетесь, то мне будет приятно. Надеюсь, вам тоже.
Пролог + 1 частьПролог. Лодыжка
Я бы хотела видеть его горящим в аду.
Я бы хотела видеть его заблудившимся в зарослях нож-деревьев на меч-горе.
Я бы хотела видеть его под тяжестью камней, которые не в состоянии сдвинуть даже тысяча человек.
Вот что я чувствую по отношению к Тойе Акире.
Вот что я чувствую.
Три года затворничества в своём рассыхающемся пустом доме превратили его в бледную статуэтку фарфоровой балеринки, но ничуть не притупили мастерства – и это хуже всего.
Он выкладывает камни на поле гобана , камни, тёплые от его пальцев, и призрачная фигура дракона, вечно преследующая меня во снах, завивается над его макушкой спиралями и клубами.
Дракон щерит полную игольчатых зубов пасть, и я знаю, что он хохочет.
Глаза дракона – глаза Тойи, их зажигает злоба, их освещает торжество. Молчаливое, но от этого не менее ощутимое; оно отравляет воздух и душит меня.
И все в этом зале, все, чёрт возьми, знают.
Дракон победил, думает этот старик Моришита и трёт подбородок.
Дракон победил, думает Вайя и лохматит волосы на затылке.
Дракон победил, думает Хикару, и всё летит к чёртям.
На складках веера Хикару – его дыхание, разодранное волнением на судорожные урывки. Веер дрожит. Гобан сияет. Хикару выкладывает камни, и с каждым ходом я вижу, как рушится моя жизнь. Мой выстроенный шатающимися кубиками хрупкий мирок, который я успела подлатать цементом за три года то там, то сям, рассыпается на глазах. Хикару сегодня играет из рук вон плохо, Вселенные не зажигаются на доске, но это неважно. Он бы проиграл в любом случае.
Дракон приручил Тигра.
Тигр прижимает уши к голове, скалится, но не нападает. Тигр лебезит на брюхе перед Драконом.
Хикару проигрывает Тойе и чуть не плачет от счастья в процессе.
Хикару проигрывает Тойе семь с половиной моку и, клянусь, готов целовать камни на доске, хранящие тепло его бледных рук.
Хикару склоняет голову, Тойя вздёргивает подбородок; Тигр сдался, Дракон победно ревёт.
А мне хочется обхватить голову руками и взвыть от отчаянного чувства дежавю. Вот они, передо мной: Шиндо Хонинбо в коричневом костюме, Тойя – теперь уже снова – Мейдзин в чёрном кимоно, и три года моей жизни, растерзанные и растоптанные между ними, ошмётками покрывают гобан.
Люди молчат. Или говорят все разом – мне трудно разобрать.
Тойя встаёт, и его девчонка-прислужница, ассистентка демона, подносит гэта . Она похожа на подмастерье алхимика, она раболепна. Она бы помогала Тойе обуваться, если бы обычаи до сих пор позволяли. Она слепо обожает своего учителя, и в этом представляется мне соучастницей Хикару.
Тойя следит, как она ставит гэта у его ног, и я понимаю – он позволяет. Любезно разрешает ей проявлять это пресмыкание. Ему неприятно, но ей это льстит. Это вызывает отвращение.
Тойя наклоняется обуться. Тойя поддёргивает лямку гэта, и его нога в идеально чистых таби проскальзывает на место. Показывается безволосая гладкая лодыжка, мелькает бледным между краем кимоно и верхней границей таби. Я ловлю взгляд Хикару, направленный на мимолётную вспышку тела, и этот взгляд перечёркивает всё.
Всё-всё-всё.
Взгляды дочери, слёзы в её глазах, пролитые во время бесчисленных скандалов. Вкрадчивый голос и неприятный липкий взгляд семейного психолога. Бесконечные разговоры, сомнения, бессонные ночи и телефонные звонки. Редкие спокойные дни. Редкие слабые улыбки. Редкие тени хорошего настроения на лице Хикару.
Всё рухнуло.
Хикару смотрит на латку кожи Тойи, смотрит всего мгновение, и за это мгновение кажется живее и счастливее, чем за все последние три года.
- Ты бы трахнул его прямо там, при всех, - скажу я вечером, доставая из сундука пропахшее трёхлетней пылью какемоно. «Бой Дракона и Тигра», родом из Нагоя . Хорошая работа.
- Акари, - скажет он пресно. – Повесишь в моём кабинете.
1.
Бой Дракона и Тигра
Теоретически, это какая-то деревенька под Нагоя. Но план туристической экскурсии составлял Моришита-сенсей, он же вёл машину, поэтому гарантий быть не может.
Шиндо сидит на веранде старого, покосившегося, полузаброшенного деревенского храма в компании своего рюкзака. Навес крыши кидает на сухие доски веранды пыльную тень – почти прохлада. Территория залитого солнцем двора подобралась к носкам кроссовок, но Хикару лень даже подобрать ноги.
По двору следом за шамкающей бабкой – местным экскурсоводом – вяло перемещаются жертвы туристического гения Моришиты. В самом хвосте группы одуревший от жары Вайя ищет пути к отступлению, то и дело оглядываясь на Шиндо. В конце концов, набравшись смелости, он делает ноги и вздымает целую тучу пыли, когда падает на веранду рядом с Хикару.
Единственный выходной за неделю конвенции, а они вместо номера с кондиционером – здесь. Где-то. В противно липнущих к телу футболках, с тёплой водой в пластиковых бутылках и забитыми пылью носами.
Изуми с конвенции отозван. Тойя – тоже, у него экзамены в школе.
Добро пожаловать в маленький персональный ад Вайи и Шиндо.
- Лучший день в моей жизни, - выносит вердикт Хикару и ухает лицом в свой рюкзак.
У Вайи свои соображения по этому поводу. Он предлагает сбежать в ближайшее конвини , там купить пива и фейерверков, наклюкаться на жаре и устроить праздник. Шиндо это неинтересно. Шиндо вообще ничего неинтересно, когда на горизонте нет Тойи, чтобы на выходки соперника презрительно морщить нос.
Вайя ноет, возмущается, упрашивает. Много раз повторяет фразу: «Ну, давай, пожалуйста!». Дёргает за рукав футболки и не даёт заснуть, тыча пальцами под рёбра. Шиндо сдаётся на пятой минуте, возмущённо отпихивая чужие руки, и с раздражением орёт, что – ладно, уговорил, только отстань!
Они улепётывают, когда почтенная бабушка уводит группу за угол храма. Храмовые ворота алым мазком проносятся мимо, ступени лестницы катятся вниз, кое-где неровные, похожие на мятую фурошики . Хикару бежит и очень боится оступиться на крошащемся бетоне; рюкзак стучит по спине. Вайя добегает первым и ловит его внизу, тормозит, чтобы Шиндо не улетел в кусты.
Они идут по не асфальтированной дороге, прикрытой драной сеткой тени от ветвей деревьев. Пахнет тёплым, влажным лесом и мхом. Последняя полоска связи пропадает с экрана мобильного Хикару. Спустя пятнадцать минут появляется сонная деревня. Конвини в ней нет.
Вайю это нисколько не расстраивает. Он тут же находит местную центральную площадь. На ней рыночек – продуктовый, рыбный, хозяйственный. Есть несколько лавочек с сувенирами, разводиловка для туристов вроде них самих, а ещё – чайная, лоток с такояки и ресторанчик с якисобой . Вайя радостно верещит, заметив автоматы с напитками. Он покупает в чайной целую гору данго и требует у Шиндо мелочи для автоматов: холодный кофе ему необходим сейчас же, немедленно.
Дальше они сидят на скамейке напротив торговца сувенирами. Хикару вяло жуёт сладкий шарик данго и думает, что Моришита-сенсей, наверное, уже их хватился.
А потом Вайя делает неудачный глоток, резко наклоняется вперёд, чтобы не залить светлые бриджи кофе, пихает Шиндо в бок, и Шиндо случайно натыкается взглядом на какемоно .
Какемоно, в общем-то, небольшое: сантиметров тридцать на семьдесят, оно натянуто на бамбуковые палочки, покрытые тёмным лаком. Хикару не заметил его сразу потому, что какемоно висит на дальнем стенде, в глубине лавочки, за спиной обрюзгшего продавца. Продавец страдает от жары; он обмахивает своё толстое, разморённое лицо выцветшим веером. Тонкая ручка веера в его неопрятных пальцах выглядит жалобно, особенно на фоне покрытых густой растительностью рук и засаленных краёв рукава юката.
- Как называется? – спрашивает Шиндо, указывая на интересующий предмет, а продавец меряет его сомневающимся взглядом маленьких тёмных глаз и отвечает:
- Оно дорогое.
- Я не о том вас спрашиваю, - парирует Хикару. Сзади мнётся Вайя и трещит:
- Шиндо, ну зачем, а? Дешёвка же, дешёвка и есть. Дома купишь, на любом базаре таких навалом.
Хикару неопределённо ведёт плечом и повторяет вопрос:
- Как называется?
- «Бой Дракона и Тигра». И это не дешёвка. Работа мастера, - без энтузиазма защищается продавец. Думает секунду и озвучивает цену: - Одиннадцать тысяч йен.
Вайя охает.
- Я возьму за названную цену, если есть второе такое же, - легко соглашается Шиндо и начинает рыться в рюкзаке в поисках кошелька. Продавец смотрит на него в пассивном немом удивлении.
- Шиндо! Совсем со своим Тойей двинулся! – Вайя вцепился в футболку и тащит прочь от стенда в обе руки. – Одиннадцать тысяч! Да я тебе сам такое нарисую!
Шиндо сомневается, что Вайя сможет повторить изгиб драконьего тела в один мазок, прорисовать тонкие волоски гривы, едва различимые нити усов и даже самым дорогим набором красок изобразить таинственный блеск чешуи. Шиндо сомневается, что Вайя сможет заставить полумесяцы тигриных когтей отражать мистический свет, жёлтые глаза – гореть, полосы на шкуре – щетиниться, словно дыбом стоят.
Шиндо выкладывает на прилавок требуемую сумму, купюра за купюрой, а Вайя хватается за голову. Продавец, не поднимаясь с табуреточки, извлекает из баулов с товаром какемоно, точно повторяющее первое. Пускай – ширпотреб, зато ручная работа местного умельца. Не шедевр, но неплохо. Пакует шёлковые свитки в бумажный конверт, а когда передаёт свёрток Хикару, интересуется с гадкой улыбочкой:
- А ты, парень, кто? Тигр?
Шиндо чуть склоняет голову в благодарности и говорит, что: да, я Тигр, а как вы догадались?
- Ну, так вряд ли бы ты купил это какемоно, если бы был Драконом. Дракон здесь явно проигрывает, нет? Иди с богом, парень, чудной ты какой-то.
Вайя таращит глаза, фыркает, но молчит. Солнце горячими пальцами перебирает волосы, и в голове у Хикару начинает отчётливо гудеть. Остро пахнет собой и карри. Шиндо прячет свёрток и кошелёк в рюкзак и бредёт прочь от рынка, в сторону храма. Он поддерживает лямки рюкзака большими пальцами и хмурится.
- А по-моему, - Вайя закладывает руки за голову и смотрит в небо, – на этой штуке выигрывает Дракон.
- Они танцуют.
- Что?
Шиндо отдаст копию Тойе. Он уверен, Тойя поймёт.
Метро
За последние полгода Хикару сильно вырос. Это он отмечал не по косяку двери, а, как и многое другое, по Тойе.
Сначала на уровне глаз был подбородок, точёный и бледный, затем строго сжимающиеся губы, потом прямой тонкий нос и, в конце концов, закрытый чёрными стрелками волос лоб. Тойя, всегда глядящий сверху вниз, теперь чуть вскидывал голову и поднимал глаза во время разговора.
Это очень непривычно.
Всё вокруг Хикару теперь непривычно: поручни в метро ближе, человеческая толпа не замыкается вокруг глухой стеной, а плывёт мимо, расступается, давая возможность рассмотреть поток затылков.
Хикару иногда ловит себя на том, что идёт с людной стороны тротуара, отпихивая Тойю к пустынному бордюру, словно бы защищая от толчков и давки. Теперь, когда он сам выше и его обходят.
Или замечает, что когда Тойе трудно дотянуться до поручня в час-пик и поезд резко дёргается, он хватается за Хикару, чтобы не упасть.
И то, и другое получается само собой и кажется абсолютно естественным. Это тоже непривычно.
Хикару предполагает, что ещё не обжился в своей новой «высокой» шкуре. Иногда он сутулится, стараясь вернуть привычный рост обратно; за это Тойя бьёт его ребром ладони между лопаток. Ещё Шиндо ёжится, зябко и неуютно, пробуя новое тело, испытывая его. Ноябрьский ветер ничуть не помогает Хикару в его стараниях.
Он дёргает и ерошит волосы, заползает в рукава, за воротник и под полы куртки. Пальцы деревенеют, уши и нос болят, щёки словно чужие.
- Холодно в этом году, - вскользь замечает Тойя.
Хикару косится: шарф, перчатки, тёплое пальто. Шапки нет, её заменяют густые волосы. Почти полная экипировка.
- Я сказал, что не буду носить шарф, - значит, не буду.
Мимо проплывает уличный стенд с перчатками и шапками, и Хикару предупреждает:
- Молчи.
- Нерационально, - парирует Тойя и сворачивает левее, ко входу на станцию.
Хикару часто сравнивает про себя свою жизнь с гоке , в котором перемешались камни обоих цветов. Никогда не знаешь, какой вытянешь.
В метро мало народу, станция выглядит озябшей и заиндевелой. Окружающий мир подёрнут синевой, словно всё прокрыли кобальтом. В вагоне почти никого, но это сейчас – на следующих нескольких станциях его набьют под завязку.
Они стоят у двери. Стекло покрыто подмёрзшим по краям конденсатом, капли подрагивают в такт движению поезда. Тойя чертит по ним освобождённым от перчатки пальцем правый верхний угол доски. Ставит отпечаток-ход на пересечении линий. Хоши . Хикару вздыхает.
- Почему ты чёрный?
У Тойи иногда бывает этот взгляд… такой, почти усталый, когда на дне радужки зелень глаз выцветает в пепел – «не задавай глупых вопросов». Он смотрит молча, его ресницы подрагивают; край шарфа скрывает подбородок и чиркает по границе нижней губы. От глаз к губам – темница взгляда Шиндо.
Нет смысла играть в одном только углу, без предварительно расставленных групп, но Хикару покорно обводит мизинцем маленький кружок, край которого слезой ухает вниз по стеклу.
На следующих двух станциях, прогнозировано, вагон наполняется настолько, что не продохнуть.
Партия на стекле смазана волосами Тойи, которому из-за давки приходится прижиматься к двери спиной. Хикару нависает над ним, стараясь держаться на таком расстоянии, когда дыхание ещё не перемешивается окончательно. И это приемлемо, это – почти некритично.
К сожалению, запах волос Тойи всё равно чувствуется. Это запах дыма: в парке, мимо которого они проходили, палили последние листья. Волосы аспидно-чёрные, статичные, контраст между их неподвижностью и хаотичным движением смазанной массы за стеклом заставляет Хикару чувствовать себя слегка пьяным.
- Жаль, партию не добили, - негромко говорит Тойя в пространство между ними.
- Да кто же играет в углу, - возмущается Хикару поверх его макушки, благодаря бога, что Тойя не шепчет.
- Мы и сейчас в углу, Шиндо.
Таким ровным голосом говорят люди, надеющиеся, что собеседник их не расслышит.
В углу, между дверью и турникетом. Значит, - думает Хикару, - можно продолжать играть? И он прижимается вплотную, щекой к виску, и слышно, как молния его куртки клацает о пуговицы на пальто Тойи при столкновении. Холодный поезд движется жизни наперерез, в кобальте и запахе дыма, сияет боками в драконьей чешуе, ревёт, как взбешённый тигр.
…им остаётся две остановки, когда Тойя отстранённым, почти сонным голосом просит:
- Давай выйдем раньше?
И звучит это как: «Я проиграл».
Хикару продирается вслед за ним к выходу, смотрит в спину и гадает – повесил ли Тойя, как он сам, какемоно над кроватью? И, если да, то… что теперь?
Провокация
Яширо всегда считал, что свои теории стоит проверять. А лучшей проверкой, по его мнению, является провокация – она никогда не подводила его на гобане.
Не всякая провокация срабатывает на доске. Если она плохо завуалирована, не искусна, не оправдана, опытный соперник увидит план насквозь и не купится.
В реальной жизни всё проще и одновременно сложнее.
В реальной жизни вывести на реакцию Шиндо Хикару – это раз плюнуть. Особенно если дело касается определённых третьих лиц. Это та часть, что проще.
Та часть, что сложнее: на игровом поле за провокацию расплачиваются камнями. В реальной жизни можно расплатиться гораздо дороже.
Но Яширо экспериментатор в душе, и цена эксперимента его мало волнует.
Яширо ударил Тойю чисто в познавательных целях.
Он выбрал именно такой способ. Хотя вторая опция – флирт – была более приятной и менее агрессивной по своей природе. Но если бы Яширо был уверен, что флирт сработает, то, по сути, и провокация была бы не нужна. А Яширо не был уверен, для того проверка и понадобилась.
Потому он приехал на очередные соревнования, прошёлся стандартной экскурсией по ноябрьскому съёжившемуся Токио, прибыл в Институт и ударил Тойю Акиру кулаком по лицу в фойе, у автоматов с напитками.
Ударил несильно, даже щека не распухла. Но тот не ожидал, потому опрокинулся на пол. Драться в ответ не полез, не смотрел разъярённо: просто поднялся на ноги, не держась за больное место, и вышел.
Шиндо об этом рассказал наблюдавший сцену Вайя - как Яширо и рассчитывал. Хикару прибежал спустя минуту, и вот тут уже были и разъярённые взгляды, и драка. Точнее, избиение. Он подошёл стремительно и молча, и никто не рискнул его остановить. Ударил точно, с расчётом; сначала коленом между ног, затем, когда Яширо согнулся, кулаком в живот. Подумав, добавил локтём по затылку. И затем ещё - кулаком по зубам. Опять же, несильно, не до противного влажного хруста. Просто чтобы лопнула нежная кожица на губах, обнажая разошедшуюся плоть, и наполнила рот солёным.
Замахнулся ещё раз, теперь ногой, но в дверном проёме показался Тойя с холодным компрессом на щеке, в сопровождении Огаты-сенсея. Тойя дёрнул головой, едва заметно, хладнокровно – и Шиндо отступил, как морская вода, подчинившись Луне во время отлива.
Яширо, свернувшись клубочком на холодном полу и прислушиваясь к собственной боли, поздравил себя с удачной провокацией.
Конечно, быть непонятым исследователем очень трудно. Непонятым исследователям приходится проходить всю эту мишуру вроде официальных извинений, разбирательств, подмачивающих репутацию разгромных статей и отстранений от игр на месяц.
Ещё пришлось вытерпеть «визит вежливости» завалившегося тем же вечером в гостиницу Шиндо. Он притащил с собой коробку пирожных, фальшивую улыбку и полный комплект ужасных фраз. «Если ты не можешь одолеть его на доске, это не значит…». «Поверить не могу». «Тронешь хоть ещё раз…».
- А бить и любить – прерогатива твоя, - кивает Яширо, прерывая его. Он от чистого сердца согласен, что не мешает ему с лёгкой улыбкой наблюдать за Шиндо, как за инфузорией-туфелькой.
И Шиндо, о чудо, перестаёт бушевать – вопреки ожиданием Яширо. Его глаза блестят почти янтарным. Ну да, Тигр же… защищает свою территорию.
- Моя прерогатива, да, - отрезает он, глядя исподлобья, руки в карманах.
- Ну так иди, - улыбается Яширо, открывая дверь номера. – Люби и бей.
За Шиндо даже воздух гневом пропитан. Яширо со смешливым ужасом ожидает их следующего матча.
…Тойя тоже пришёл, чуть позже. Правда, без всякой вежливости и гостинцев. Зато гнев и сияющие глаза присутствовали.
Интересно, задумался Яширо, склонив голову к плечу, понимает ли Тигр, что Дракон сам может и за себя постоять, и территорию защитить?
- Чужая жизнь – и лицо – не место для дурацких экспериментов, - прокомментировал Тойя. Молодец, додумался. – Со мной на гобане у вас ни одна провокация больше не сработает.
Какая цаца, смеётся Яширо. Ну надо же, и на «вы»…
Акико-сан
Они сидят сейчас перед ней за столом; макушка Шиндо, раньше бывшая на одной пунктирной линии роста с макушкой Акиры, теперь выше.
Выражение лица Акиры, его потупленный в стол взгляд сейчас очень напоминают Акико-сан её собственное лицо, каким она видела его в зеркале много лет назад. В день, когда юный претендент на её сердце Тойя Койо впервые нежно взял её за руку в саду отцовского дома.
Акико-сан улыбается своим мыслям. Она радуется, что всегда стучит в дверь комнаты сына, прежде чем войти.
Она ни за что не стала бы сравнивать Акиру и Шиндо так, как это любят делать другие. Вода и огонь, чёрное и белое, Инь и Ян – нет, нет, нет. Никогда. У Акико-сан есть своё сравнение.
Она оформила его, наблюдая за сыном и Шиндо Хикару поодиночке.
Когда Акира в помещении, окружающим тяжело выносить его присутствие. Те, кто любят его, уже привыкли и не замечают, но это так. У её сына тяжёлая энергетика, под стать отцу; своим интенсивным присутствием он словно вытягивает силы из окружающих и создаёт вокруг себя атмосферу пустоты и отчуждения. Люди притягиваются к Акире, словно магнитом, но держатся на расстоянии, боясь, видимо, что их затянет окончательно.
Когда Шиндо Хикару в помещении, результат тот же, но причина иная. Его слишком много, и присутствие тоже тяжело выносить. Его энергетика тоже тяжёлая, но в другом ключе: он пресыщает окружающих своим энтузиазмом, который излучает неистовыми потоками. Люди притягиваются к Шиндо, словно магнитом, но держатся на расстоянии, боясь, видимо, что их обожжёт.
В юности Акико-сан увлекалась астрономией; отчасти именно красивыми легендами о звёздном небе и долгими разговорами о бесконечности Вселенной Тойя Койо и завоевал её сердце.
Это идеальное сравнение, улыбается она сама себе: Акира – чёрная дыра, а Шиндо… что ж, Шиндо Хикару – пылающая сверхновая, взорвавшаяся звезда.
Это идеальное сравнение ещё и потому, что, когда они оба находятся в помещении одновременно, то эффект тяжести пропадает. Словно по волшебству. Люди перестают держаться в стороне, потому что Акира и Шиндо Хикару нейтрализуют друг друга. Излишнее излучение красного гиганта полностью поглощается чернотой абсолютной плотности.
Честно говоря, Акико-сан уверена в их любви гораздо сильнее, чем, будучи молодой, была уверена в своей любви к юному го-игроку.
- Вы в хорошем настроении, мама, - осторожно замечает Акира, глядя на мягкую улыбку, украшающую её губы.
Акико-сан согласно кивает, не собираясь себя объяснять, и тянется подлить ещё чаю в его стакан.
Еда и книги
Зима принесла Акире понимание простой истины: идеальное времяпрепровождение для Шиндо – это еда.
Где в его голове держатся знания о расположении всех этих маленьких ресторанчиков с добрыми официантками и фирменными блюдами? И зачем держать их в голове в век Интернета? И не лучше ли выкинуть всю эту ерунду из головы и освободить место для, скажем, новых кифу ?
Неизвестно. Шиндо знает, где в городе подают лучшую якисобу, где суши, где рис с карри, где – конечно! - рамен . Последнее и вовсе по сортам.
Они (вдруг – добавляет себе Акира) практически всё свободное время проводят вместе. Го рабочее, го учебное, потом – обязательно – их собственное го, в салоне отца по средам, и где придётся в остальные дни. Обсуждение игры. Крики.
Раньше Шиндо всегда после ссор уходил. Теперь тоже уходит, но через минуту возвращается, бурчит:
- Я от этих оров вечно есть хочу. Пойдём.
Акира об этом не знал до теперешней зимы. Он вообще много нового узнаёт о себе и Шиндо в последнее время. Ичикава-сан улыбается Акире, пока он натягивает пальто, словно они делят какую-то общую тайну, а Шиндо ноет:
- Да скорей уже, пошли, ну…
И Тойя идёт по оранжевому от фонарей снегу следом за его красным пуховиком. Идёт есть – о, Господи. Токио в этом году какое-то другое, думает он. Огней будто больше, люди улыбчивее, грязи меньше, даже праздник в воздухе чувствуется.
Акира держит свой портфель обеими руками перед собой так, что тот хлопает его по коленям при каждом шаге. Ещё новое: начал ловить себя на том, что теперь появилась привычка засматриваться в зимнее городское небо. А Шиндо словно специально выбирает именно такие мгновения, чтобы дойти, наконец, до очередного ресторанчика. Глядящего в темноту между зубов высоток Тойю он бесцеремонно дёргает за плечо, да так, что тот чуть не падает:
- Чего ты там увидел? Пришли уже.
В тепле у Шиндо начинают слезиться глаза и течь нос. Это ни в коем случае не мешает ему есть.
- Пробуй-пробуй, - напутствует он, - это вкусно.
Ещё новое: Акира тщательно жуёт и понимает, что гонка бесполезна, никто никого не перегонит, и победителя не будет. Гонка сама по себе победа.
Ещё новое: это не пугает.
За трапезой они говорят о го – в основном, о чужих матчах, - может, поэтому обычно еда Тойе нравится.
Шиндо, наевшись, откидывается на спинку стула и минуту довольно пыхтит. Затем ещё минуту они оба молчат. И смотрят. И улыбаются (вдруг – добавляет себе Акира). За витриной на выключенном звуке плывут люди. Потом Шиндо говорит со своими «го»-глазами:
- А знаешь… Я бы хотел так всё время проводить.
О, Акира не любит, когда такое говорят вслух.
- За едой? – переспрашивает он чуть глухо.
- За едой. – Шиндо абсолютно серьёзен. – И за гобаном. С тобой.
О, Акира это ненавидит.
- Не получится, я столько есть больше не могу. – Он со скрипом отодвигает стул. – Пойдём.
За еду платит тот, кто сегодня больше раз проиграл.
Снег обыкновенно начинает идти, как раз когда они выходят на улицу. Если ветра нет и снежинки крупные, хлопьями, они иногда пролетают вскользь по коже, оставляя щекотную дорожку, как если бы бабочка прикоснулась крылом.
Однажды они выходят и (вдруг – добавляет себе Акира) людей вокруг нет, и снега нет, и ветра тоже нет, а прикосновение – есть. К щеке, лёгкое и щекотное.
О, Акира ненавидит такие моменты.
Когда он поворачивает голову, конечно, оказывается, что это были губы Шиндо, и, конечно, оказывается, что они теперь мягко касаются его губ, ведь он, конечно, повернул голову именно так, как Шиндо рассчитывал.
Ещё новое: Шиндо теперь не только бесшабашный экспериментатор, но и неплохой стратег. Акира абсолютно уверен, что это полностью его собственная заслуга.
Ещё новое: у Шиндо цепкая хватка и губы на вкус, как порох белого перца.
Их маленький и хрупкий идеальный мир завёрнут в толстое покрывало зимы, чтобы не разбился, от посторонних глаз.
***
Тойя не относится к категории гениев вроде Шерлока Холмса, которые блестяще разбираются только в одном, узком профиле своего дела, прозябая в невежестве относительно всего остального, чего это дело не касается.
Тойя, как говорят Ичикава-сан, мама Хикару и ещё несколько знакомых женщин средних лет, «высокообразован» и «всесторонне развит». Для Хикару «учиться» значит пролистать учебник вечером перед экзаменом и зачитывать всё, что относится к Сюсаку, до дыр. А Тойя зубрит школьную программу, два иностранных языка, читает всё, что относится к го, и подумывает заняться традиционной стрельбой из лука. Так что, видимо, мама и Ичикава-сан правы, а на роль ограниченного Шерлока как раз сам Хикару подходит больше.
…в общем, всё Вайя виноват. Сказанул тоже.
- Вы как едва сошедшаяся парочка, которая только от кровати к холодильнику. Разве что вместо кровати гобан.
Ну да, подумал Хикару, едим и играем, и я радуюсь, как свинья, а Тойе, небось, скучно. Потому сегодня он затормозил, взмесив снежную серую кашу, на полпути к семейному ресторану (лучшие бургеры в столице), обернулся резко. Тойя, как часто в последнее время, плёлся следом, не глядя под ноги, а глядя в небо. С запрокинутой головой, так, что шея из-за края шарфа белеет, выгибается, а чёлка разъезжается и видно чистый лоб; губы полуоткрыты, выпускают влажный пар от дыхания. Ну кто же так по городу ходит?.. Конечно, чуть не налетел на Хикару.
Но оно того стоило, потому что удивлённый Тойя, вот так, по-детски, с распахнутыми глазами, это как комета Галлея – случается редко и часто проходит незамеченным.
- Тойя, - сказал Хикару тогда, присматриваясь. Точно, так и знал – в глазах видны разноцветные отражения от огней витрин вокруг. – Может быть, ты хочешь куда-нибудь пойти?
Тойя всё ещё удивлён, но уже в другой тональности, со вздёрнутой бровью и отчётливо читающимся «ты идиот», висящим в воздухе:
- Мы и так куда-то идём, Шиндо, если я ничего не путаю. Ты потерялся?
Это похоже на агрессивный ход с целью атаковать слабую группу. Не понял, огорчился Хикару.
- Нет, я имею в виду, может быть, ты хочешь куда-нибудь пойти?
Он видит по лицу Тойи, как тот вычёркивает про себя – не сработало – и пробует другой ход:
- Если у тебя нет денег, чтобы заплатить за сегодняшний ужин, так и быть, заплачу я. Несмотря на то, что ты проиграл.
Хикару делает «пха» и падает на корточки. Тойя Акира – всё, чтобы вы почувствовали себя идиотом.
- Тойя. – Это снизу вверх, и получилось немного плаксиво. – Я повторяю. Прошу, услышь. Может быть, ты хочешь куда-нибудь пойти?
- Я отказываюсь разговаривать, пока ты сидишь посреди тротуара и позоришь себя и меня.
Ожидаемо, но от этого раздражение не меньше. Хикару взмывает на ноги, собираясь съязвить, но у Тойи внезапно румянец на щеках, тот самый, специфический, особенный, и слова теряются.
- Шиндо, - говорит он быстро, как делает всегда, если говорить не хочет. – Я не знаю, что ты там себе напридумывал, но я слабо представляю нас в кино или в зале игровых автоматов.
Рассудил так рассудил. Хикару давит смешок и, прощупывая почву, интересуется:
- По магазинам в Харадзюку ?
- Никогда.
- Одайба ?
- Абсолютно невозможно.
Чёрта с два этот пуританин «всесторонне развит» и «высокообразован». Хикару решает, что, как Шерлок Холмс, должен быть умнее. И терпеливее.
- Тойя. Улови мои сигналы. Может быть. Ты. Хочешь. Куда-нибудь. Пойти?
Это достаточно странно, но теперь они в книжном магазине размером с маленький стадион, и Тойя делает вид, что не смотрит на Хикару с немым изумлением, а Хикару делает вид, что не замечает. У Тойи в тепле начинают гореть глаза и пылать щёки.
В отделе го они и минуты не задерживаются: магазин не специализированный, и весь неширокий ассортимент предоставленного уже давно прочитан. Хикару мнётся у пёстрой витрины с мангой, но вид Тойи в уголке классической китайской поэзии тяготит, и брать ничего не хочется. Они переглядываются через стеллажи, прогретый воздух, сухой электрический свет, пока Тойя не подходит и буквально не вкладывает Хикару в руки свежий «Jump!».
На кассе Тойя расплачивается за томик поэзии, сборник афоризмов Ницше, роман-дулогию автора с ещё более нечитаемым именем и учебник по корейскому (вторая ступень). Он, правда, всё это читает и находит интересным. Хикару уже и контраст не волнует, он временно не способен разговаривать – проверяет в нескольких историях, не умер ли кто.
Никто не умер, они на улице, Тойя с бумажным пакетом и портфелем в руках аккуратно идёт по скользкому и выглядит совершенно ошарашенно. Теперь уже он резко останавливается – волосы взвиваются в воздух на секунду.
- Шиндо, я, правда, очень люблю книжные магазины. Давно хотел всё это купить. Но то времени не было, то руки не доходили…
Хикару возится с замком рюкзака – прячет альманах от снега. Тойя тянет за рукав.
- Шиндо. – Заглядывает в глаза, смешно нахмурившись. – Спасибо.
Хикару давится и захлёбывается чем-то непонятным, что забилось под ложечкой. Какие-то силы пихают в спину, словно толчок крыльев, или, может, это где-то планеты выстроились в ряд. И он выпаливает на одном дыхании:
- Сай был призраком. Он преследовал меня.
Тойя недоволен своим «это-невежливо-Шиндо» недовольством. Хикару растерянно моргает. Спохватившись, повторяет:
- Да всегда пожалуйста. – И снова: - Сай был призраком. Он преследовал меня.
Это просто и естественно, как для розы цвести. И Сай, Хикару знает, улыбается, улыбается, улыбается.
- Спешу заметить, на фоне некоторых моих догадок эта кажется весьма простой и очевидной, - Тойя пожимает плечами.
- Ты мне веришь?
- Я тебя принимаю.
И это счастье.
А потом всё заканчивается.
Пещера
Это невозможно.
Невозможно спрятать дрожащие руки, трясущиеся пальцы, яркий румянец на щеках, растрёпанные волосы. Невозможно поправить полурасстёгнутую, выбившуюся из-за пояса брюк рубашку Тойи и съехавшую с плеча смятую футболку Шиндо. Невозможно остановить тяжёлое сердцебиение, сбивчивое дыхание и лихорадочный блеск в глазах. Невозможно скрыть лиловые засосы на открытом золотистом участке шеи Хикару и припухшую от укуса нижнюю губу Акиры. Невозможно вернуть на место опрокинутый гобан и размётанные по комнате камни.
Невозможно.
Но они стараются.
Стараются делать серьёзные лица, скрыть смущение и испуг, сидят молча в метре друг от друга - отшатнулись, едва заслышав шелестящее шипение отодвигающейся фусума. Яростный клубок сцепившейся страсти распался: тигриные когти выдернуты из блестящей драконьей чешуи; острые, проткнувшие шкуру зубы покинули тёплую кровоточащую плоть. Тойя Мейдзин мог бы поклясться, что заметил вскользь, краем глаза серебристые блики холодной драконьей кожи и янтарное свечение тигриных глаз.
Он возвышается над ними, как гадалка в мистическом ореоле свечи над картой Любовников. Он смотрит на своего сына и его противника, соперника, дорогу к Руке Бога. Он видит, как красная пульсирующая нить судьбы опутывает их, теряется в линиях ладоней, завязывается в немыслимые узлы - до бесконечности, словно лента Мёбиуса. Он думает, что стук их сердец звучит подобно щелчкам камней о доску: па-чинк, па-чинк, па-чинк. Чёрный-белый, чёрный-белый, чёрный-белый.
- Акира, - Говорит Тойя Мейдзин спокойно, - твоя мать приготовила чай. Приходите в гостиную через пять минут.
Затем он выходит, и фусума снова закрывает проход в таинственную пещеру, где раздаётся урчание тигра и мирное шипение дракона, зализывающих раны.
Года
Спустя две недели, пятого мая, Шиндо молится на могиле Сюсаку Хонибо. Пока палочки благовоний медленно поедают огненные ободки тления, пока пёрышки дыма вьются по воздуху кольцами, в Токио Тойя стоит у закрытой фусума в кабинете отца. Из-за неё раздаются приглушенные голоса; родители спорят - спорят первый раз на его памяти. Содержание спора, доносящееся до него лишь отрывочно, порождает в пальцах дрожь.
Спустя ещё две недели, которые Акира проводит под домашним арестом, семья Тойя переезжает в Китай. Не навсегда. Но надолго.
На следующий день Шиндо стоит на дорожке перед знакомой резиденцией, смотрит на табличку: "Сдаётся" и чувствует, что под ним, кажется, разверзается земля. Он садится на корточки, вцепляется пальцами в волосы. Сай, он ушёл, Сай ты ушёл, Сай, я…
Через год Тойя возвращаются на родину с пополнением в семье - невесткой. К тому времени сердце Шиндо Хикару уже давно разбито вдребезги.
Акире каждую ночь снится одно и то же: мужчина с длинными волосами, в старинной одежде, со слезами на глазах. Он не помнит своих снов наутро. Остаётся только бесконечная головная боль.
Ещё через год Тойя Ли Ю празднует первую серьёзную дату со своим мужем в кругу семьи и близких друзей. Это скромный приём в хорошем ресторане, банкетный зал которого занят свадебным празднеством Шиндо/Фуджисаки. Ли Ю об этом не знает, её лишь немного волнуют косые взгляды в сторону Акиры за столом.
В ту же секунду у служебного входа в ресторан нервно курит Хикару, ослабляя галстук. Он говорит в темноту о том, что это всё большая ошибка, зря, зря мы это сделали! Над ним стоит Акари, поддерживая подол свадебного платья, и умоляет – вернёмся к гостям, пожалуйста, не бойся, это же только так, дым, ерунда, я отпущу тебя, если будет нужно.
Весь последующий год проходит в предродовых хлопотах. Дети появляются на свет с разницей в неделю. Тойя Марико умирает спустя три часа после рождения; Шиндо Хикари остаётся жить.
Шиндо Хикари исполняется восемь месяцев от роду, когда её папа надевает чёрный костюм и уходит на прощальную церемонию в Институт Го. Хоронят легенду – звезда Тойи Койо зашла. Хикару не знает, что перед смертью бывший Мейдзин шептал наследнику, Мейдзину теперешнему.
Я похоронил не только внучку, но и сына. Это ужасно. Прости, я убил тебя, Акира. Но теперь уже поздно, ничего не изменишь. Лежи смирно в своей могиле. Ты никогда не достигнешь Руки Бога. Это мой грех. Я умираю за это.
Это я умираю; ты не прав, папа, я всё ещё жив, но умираю, - кричит про себя Тойя каждый раз, когда разминается с Шиндо в коридоре, а в спину им шепчут: «Смотрите, смотрите, Мейдзин и Хонинбо».
Мейдзин и Хонинбо, которые не достигнут Руки Бога никогда.
Таково положение дел на момент, когда Хикару и Акире исполняется по двадцать три.
2 частьВ комментариях
3 частьВ комментариях
4 частьВ комментариях
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Фендом: Hikaru no Go
Дисклеймер: Хотта&Обата
Пейринги: Хикару/Акира, Огата/Акира, Хикару/Акари, Акира/OFC, намёки на Митани/Акари и Вайя/Идзуми
Рейтинг: R
Жанр: AU, romance, angst
Размер и состояние: миди, 4 части, закончен
Размещение: запрещено
Предупреждения: OFC аж три штуки, OMC - одна. ОСС, что есть неибежно. Смерть персонажей. Много игровых терминов, применённых сикось-накось. Пафос. Символизм. Метафоры.
От автора: Этой эпопее уже много лет. Честно говоря, я удивлена, что дописала её. Но она вышла именно такой, как задумывалась тогда, давно. Чему автор безгранично рад. Возможно, это сложно прочитать, но если вы попытаетесь, то мне будет приятно. Надеюсь, вам тоже.
Пролог + 1 частьПролог. Лодыжка
Я бы хотела видеть его горящим в аду.
Я бы хотела видеть его заблудившимся в зарослях нож-деревьев на меч-горе.
Я бы хотела видеть его под тяжестью камней, которые не в состоянии сдвинуть даже тысяча человек.
Вот что я чувствую по отношению к Тойе Акире.
Вот что я чувствую.
Три года затворничества в своём рассыхающемся пустом доме превратили его в бледную статуэтку фарфоровой балеринки, но ничуть не притупили мастерства – и это хуже всего.
Он выкладывает камни на поле гобана , камни, тёплые от его пальцев, и призрачная фигура дракона, вечно преследующая меня во снах, завивается над его макушкой спиралями и клубами.
Дракон щерит полную игольчатых зубов пасть, и я знаю, что он хохочет.
Глаза дракона – глаза Тойи, их зажигает злоба, их освещает торжество. Молчаливое, но от этого не менее ощутимое; оно отравляет воздух и душит меня.
И все в этом зале, все, чёрт возьми, знают.
Дракон победил, думает этот старик Моришита и трёт подбородок.
Дракон победил, думает Вайя и лохматит волосы на затылке.
Дракон победил, думает Хикару, и всё летит к чёртям.
На складках веера Хикару – его дыхание, разодранное волнением на судорожные урывки. Веер дрожит. Гобан сияет. Хикару выкладывает камни, и с каждым ходом я вижу, как рушится моя жизнь. Мой выстроенный шатающимися кубиками хрупкий мирок, который я успела подлатать цементом за три года то там, то сям, рассыпается на глазах. Хикару сегодня играет из рук вон плохо, Вселенные не зажигаются на доске, но это неважно. Он бы проиграл в любом случае.
Дракон приручил Тигра.
Тигр прижимает уши к голове, скалится, но не нападает. Тигр лебезит на брюхе перед Драконом.
Хикару проигрывает Тойе и чуть не плачет от счастья в процессе.
Хикару проигрывает Тойе семь с половиной моку и, клянусь, готов целовать камни на доске, хранящие тепло его бледных рук.
Хикару склоняет голову, Тойя вздёргивает подбородок; Тигр сдался, Дракон победно ревёт.
А мне хочется обхватить голову руками и взвыть от отчаянного чувства дежавю. Вот они, передо мной: Шиндо Хонинбо в коричневом костюме, Тойя – теперь уже снова – Мейдзин в чёрном кимоно, и три года моей жизни, растерзанные и растоптанные между ними, ошмётками покрывают гобан.
Люди молчат. Или говорят все разом – мне трудно разобрать.
Тойя встаёт, и его девчонка-прислужница, ассистентка демона, подносит гэта . Она похожа на подмастерье алхимика, она раболепна. Она бы помогала Тойе обуваться, если бы обычаи до сих пор позволяли. Она слепо обожает своего учителя, и в этом представляется мне соучастницей Хикару.
Тойя следит, как она ставит гэта у его ног, и я понимаю – он позволяет. Любезно разрешает ей проявлять это пресмыкание. Ему неприятно, но ей это льстит. Это вызывает отвращение.
Тойя наклоняется обуться. Тойя поддёргивает лямку гэта, и его нога в идеально чистых таби проскальзывает на место. Показывается безволосая гладкая лодыжка, мелькает бледным между краем кимоно и верхней границей таби. Я ловлю взгляд Хикару, направленный на мимолётную вспышку тела, и этот взгляд перечёркивает всё.
Всё-всё-всё.
Взгляды дочери, слёзы в её глазах, пролитые во время бесчисленных скандалов. Вкрадчивый голос и неприятный липкий взгляд семейного психолога. Бесконечные разговоры, сомнения, бессонные ночи и телефонные звонки. Редкие спокойные дни. Редкие слабые улыбки. Редкие тени хорошего настроения на лице Хикару.
Всё рухнуло.
Хикару смотрит на латку кожи Тойи, смотрит всего мгновение, и за это мгновение кажется живее и счастливее, чем за все последние три года.
- Ты бы трахнул его прямо там, при всех, - скажу я вечером, доставая из сундука пропахшее трёхлетней пылью какемоно. «Бой Дракона и Тигра», родом из Нагоя . Хорошая работа.
- Акари, - скажет он пресно. – Повесишь в моём кабинете.
1.
Бой Дракона и Тигра
Теоретически, это какая-то деревенька под Нагоя. Но план туристической экскурсии составлял Моришита-сенсей, он же вёл машину, поэтому гарантий быть не может.
Шиндо сидит на веранде старого, покосившегося, полузаброшенного деревенского храма в компании своего рюкзака. Навес крыши кидает на сухие доски веранды пыльную тень – почти прохлада. Территория залитого солнцем двора подобралась к носкам кроссовок, но Хикару лень даже подобрать ноги.
По двору следом за шамкающей бабкой – местным экскурсоводом – вяло перемещаются жертвы туристического гения Моришиты. В самом хвосте группы одуревший от жары Вайя ищет пути к отступлению, то и дело оглядываясь на Шиндо. В конце концов, набравшись смелости, он делает ноги и вздымает целую тучу пыли, когда падает на веранду рядом с Хикару.
Единственный выходной за неделю конвенции, а они вместо номера с кондиционером – здесь. Где-то. В противно липнущих к телу футболках, с тёплой водой в пластиковых бутылках и забитыми пылью носами.
Изуми с конвенции отозван. Тойя – тоже, у него экзамены в школе.
Добро пожаловать в маленький персональный ад Вайи и Шиндо.
- Лучший день в моей жизни, - выносит вердикт Хикару и ухает лицом в свой рюкзак.
У Вайи свои соображения по этому поводу. Он предлагает сбежать в ближайшее конвини , там купить пива и фейерверков, наклюкаться на жаре и устроить праздник. Шиндо это неинтересно. Шиндо вообще ничего неинтересно, когда на горизонте нет Тойи, чтобы на выходки соперника презрительно морщить нос.
Вайя ноет, возмущается, упрашивает. Много раз повторяет фразу: «Ну, давай, пожалуйста!». Дёргает за рукав футболки и не даёт заснуть, тыча пальцами под рёбра. Шиндо сдаётся на пятой минуте, возмущённо отпихивая чужие руки, и с раздражением орёт, что – ладно, уговорил, только отстань!
Они улепётывают, когда почтенная бабушка уводит группу за угол храма. Храмовые ворота алым мазком проносятся мимо, ступени лестницы катятся вниз, кое-где неровные, похожие на мятую фурошики . Хикару бежит и очень боится оступиться на крошащемся бетоне; рюкзак стучит по спине. Вайя добегает первым и ловит его внизу, тормозит, чтобы Шиндо не улетел в кусты.
Они идут по не асфальтированной дороге, прикрытой драной сеткой тени от ветвей деревьев. Пахнет тёплым, влажным лесом и мхом. Последняя полоска связи пропадает с экрана мобильного Хикару. Спустя пятнадцать минут появляется сонная деревня. Конвини в ней нет.
Вайю это нисколько не расстраивает. Он тут же находит местную центральную площадь. На ней рыночек – продуктовый, рыбный, хозяйственный. Есть несколько лавочек с сувенирами, разводиловка для туристов вроде них самих, а ещё – чайная, лоток с такояки и ресторанчик с якисобой . Вайя радостно верещит, заметив автоматы с напитками. Он покупает в чайной целую гору данго и требует у Шиндо мелочи для автоматов: холодный кофе ему необходим сейчас же, немедленно.
Дальше они сидят на скамейке напротив торговца сувенирами. Хикару вяло жуёт сладкий шарик данго и думает, что Моришита-сенсей, наверное, уже их хватился.
А потом Вайя делает неудачный глоток, резко наклоняется вперёд, чтобы не залить светлые бриджи кофе, пихает Шиндо в бок, и Шиндо случайно натыкается взглядом на какемоно .
Какемоно, в общем-то, небольшое: сантиметров тридцать на семьдесят, оно натянуто на бамбуковые палочки, покрытые тёмным лаком. Хикару не заметил его сразу потому, что какемоно висит на дальнем стенде, в глубине лавочки, за спиной обрюзгшего продавца. Продавец страдает от жары; он обмахивает своё толстое, разморённое лицо выцветшим веером. Тонкая ручка веера в его неопрятных пальцах выглядит жалобно, особенно на фоне покрытых густой растительностью рук и засаленных краёв рукава юката.
- Как называется? – спрашивает Шиндо, указывая на интересующий предмет, а продавец меряет его сомневающимся взглядом маленьких тёмных глаз и отвечает:
- Оно дорогое.
- Я не о том вас спрашиваю, - парирует Хикару. Сзади мнётся Вайя и трещит:
- Шиндо, ну зачем, а? Дешёвка же, дешёвка и есть. Дома купишь, на любом базаре таких навалом.
Хикару неопределённо ведёт плечом и повторяет вопрос:
- Как называется?
- «Бой Дракона и Тигра». И это не дешёвка. Работа мастера, - без энтузиазма защищается продавец. Думает секунду и озвучивает цену: - Одиннадцать тысяч йен.
Вайя охает.
- Я возьму за названную цену, если есть второе такое же, - легко соглашается Шиндо и начинает рыться в рюкзаке в поисках кошелька. Продавец смотрит на него в пассивном немом удивлении.
- Шиндо! Совсем со своим Тойей двинулся! – Вайя вцепился в футболку и тащит прочь от стенда в обе руки. – Одиннадцать тысяч! Да я тебе сам такое нарисую!
Шиндо сомневается, что Вайя сможет повторить изгиб драконьего тела в один мазок, прорисовать тонкие волоски гривы, едва различимые нити усов и даже самым дорогим набором красок изобразить таинственный блеск чешуи. Шиндо сомневается, что Вайя сможет заставить полумесяцы тигриных когтей отражать мистический свет, жёлтые глаза – гореть, полосы на шкуре – щетиниться, словно дыбом стоят.
Шиндо выкладывает на прилавок требуемую сумму, купюра за купюрой, а Вайя хватается за голову. Продавец, не поднимаясь с табуреточки, извлекает из баулов с товаром какемоно, точно повторяющее первое. Пускай – ширпотреб, зато ручная работа местного умельца. Не шедевр, но неплохо. Пакует шёлковые свитки в бумажный конверт, а когда передаёт свёрток Хикару, интересуется с гадкой улыбочкой:
- А ты, парень, кто? Тигр?
Шиндо чуть склоняет голову в благодарности и говорит, что: да, я Тигр, а как вы догадались?
- Ну, так вряд ли бы ты купил это какемоно, если бы был Драконом. Дракон здесь явно проигрывает, нет? Иди с богом, парень, чудной ты какой-то.
Вайя таращит глаза, фыркает, но молчит. Солнце горячими пальцами перебирает волосы, и в голове у Хикару начинает отчётливо гудеть. Остро пахнет собой и карри. Шиндо прячет свёрток и кошелёк в рюкзак и бредёт прочь от рынка, в сторону храма. Он поддерживает лямки рюкзака большими пальцами и хмурится.
- А по-моему, - Вайя закладывает руки за голову и смотрит в небо, – на этой штуке выигрывает Дракон.
- Они танцуют.
- Что?
Шиндо отдаст копию Тойе. Он уверен, Тойя поймёт.
Метро
За последние полгода Хикару сильно вырос. Это он отмечал не по косяку двери, а, как и многое другое, по Тойе.
Сначала на уровне глаз был подбородок, точёный и бледный, затем строго сжимающиеся губы, потом прямой тонкий нос и, в конце концов, закрытый чёрными стрелками волос лоб. Тойя, всегда глядящий сверху вниз, теперь чуть вскидывал голову и поднимал глаза во время разговора.
Это очень непривычно.
Всё вокруг Хикару теперь непривычно: поручни в метро ближе, человеческая толпа не замыкается вокруг глухой стеной, а плывёт мимо, расступается, давая возможность рассмотреть поток затылков.
Хикару иногда ловит себя на том, что идёт с людной стороны тротуара, отпихивая Тойю к пустынному бордюру, словно бы защищая от толчков и давки. Теперь, когда он сам выше и его обходят.
Или замечает, что когда Тойе трудно дотянуться до поручня в час-пик и поезд резко дёргается, он хватается за Хикару, чтобы не упасть.
И то, и другое получается само собой и кажется абсолютно естественным. Это тоже непривычно.
Хикару предполагает, что ещё не обжился в своей новой «высокой» шкуре. Иногда он сутулится, стараясь вернуть привычный рост обратно; за это Тойя бьёт его ребром ладони между лопаток. Ещё Шиндо ёжится, зябко и неуютно, пробуя новое тело, испытывая его. Ноябрьский ветер ничуть не помогает Хикару в его стараниях.
Он дёргает и ерошит волосы, заползает в рукава, за воротник и под полы куртки. Пальцы деревенеют, уши и нос болят, щёки словно чужие.
- Холодно в этом году, - вскользь замечает Тойя.
Хикару косится: шарф, перчатки, тёплое пальто. Шапки нет, её заменяют густые волосы. Почти полная экипировка.
- Я сказал, что не буду носить шарф, - значит, не буду.
Мимо проплывает уличный стенд с перчатками и шапками, и Хикару предупреждает:
- Молчи.
- Нерационально, - парирует Тойя и сворачивает левее, ко входу на станцию.
Хикару часто сравнивает про себя свою жизнь с гоке , в котором перемешались камни обоих цветов. Никогда не знаешь, какой вытянешь.
В метро мало народу, станция выглядит озябшей и заиндевелой. Окружающий мир подёрнут синевой, словно всё прокрыли кобальтом. В вагоне почти никого, но это сейчас – на следующих нескольких станциях его набьют под завязку.
Они стоят у двери. Стекло покрыто подмёрзшим по краям конденсатом, капли подрагивают в такт движению поезда. Тойя чертит по ним освобождённым от перчатки пальцем правый верхний угол доски. Ставит отпечаток-ход на пересечении линий. Хоши . Хикару вздыхает.
- Почему ты чёрный?
У Тойи иногда бывает этот взгляд… такой, почти усталый, когда на дне радужки зелень глаз выцветает в пепел – «не задавай глупых вопросов». Он смотрит молча, его ресницы подрагивают; край шарфа скрывает подбородок и чиркает по границе нижней губы. От глаз к губам – темница взгляда Шиндо.
Нет смысла играть в одном только углу, без предварительно расставленных групп, но Хикару покорно обводит мизинцем маленький кружок, край которого слезой ухает вниз по стеклу.
На следующих двух станциях, прогнозировано, вагон наполняется настолько, что не продохнуть.
Партия на стекле смазана волосами Тойи, которому из-за давки приходится прижиматься к двери спиной. Хикару нависает над ним, стараясь держаться на таком расстоянии, когда дыхание ещё не перемешивается окончательно. И это приемлемо, это – почти некритично.
К сожалению, запах волос Тойи всё равно чувствуется. Это запах дыма: в парке, мимо которого они проходили, палили последние листья. Волосы аспидно-чёрные, статичные, контраст между их неподвижностью и хаотичным движением смазанной массы за стеклом заставляет Хикару чувствовать себя слегка пьяным.
- Жаль, партию не добили, - негромко говорит Тойя в пространство между ними.
- Да кто же играет в углу, - возмущается Хикару поверх его макушки, благодаря бога, что Тойя не шепчет.
- Мы и сейчас в углу, Шиндо.
Таким ровным голосом говорят люди, надеющиеся, что собеседник их не расслышит.
В углу, между дверью и турникетом. Значит, - думает Хикару, - можно продолжать играть? И он прижимается вплотную, щекой к виску, и слышно, как молния его куртки клацает о пуговицы на пальто Тойи при столкновении. Холодный поезд движется жизни наперерез, в кобальте и запахе дыма, сияет боками в драконьей чешуе, ревёт, как взбешённый тигр.
…им остаётся две остановки, когда Тойя отстранённым, почти сонным голосом просит:
- Давай выйдем раньше?
И звучит это как: «Я проиграл».
Хикару продирается вслед за ним к выходу, смотрит в спину и гадает – повесил ли Тойя, как он сам, какемоно над кроватью? И, если да, то… что теперь?
Провокация
Яширо всегда считал, что свои теории стоит проверять. А лучшей проверкой, по его мнению, является провокация – она никогда не подводила его на гобане.
Не всякая провокация срабатывает на доске. Если она плохо завуалирована, не искусна, не оправдана, опытный соперник увидит план насквозь и не купится.
В реальной жизни всё проще и одновременно сложнее.
В реальной жизни вывести на реакцию Шиндо Хикару – это раз плюнуть. Особенно если дело касается определённых третьих лиц. Это та часть, что проще.
Та часть, что сложнее: на игровом поле за провокацию расплачиваются камнями. В реальной жизни можно расплатиться гораздо дороже.
Но Яширо экспериментатор в душе, и цена эксперимента его мало волнует.
Яширо ударил Тойю чисто в познавательных целях.
Он выбрал именно такой способ. Хотя вторая опция – флирт – была более приятной и менее агрессивной по своей природе. Но если бы Яширо был уверен, что флирт сработает, то, по сути, и провокация была бы не нужна. А Яширо не был уверен, для того проверка и понадобилась.
Потому он приехал на очередные соревнования, прошёлся стандартной экскурсией по ноябрьскому съёжившемуся Токио, прибыл в Институт и ударил Тойю Акиру кулаком по лицу в фойе, у автоматов с напитками.
Ударил несильно, даже щека не распухла. Но тот не ожидал, потому опрокинулся на пол. Драться в ответ не полез, не смотрел разъярённо: просто поднялся на ноги, не держась за больное место, и вышел.
Шиндо об этом рассказал наблюдавший сцену Вайя - как Яширо и рассчитывал. Хикару прибежал спустя минуту, и вот тут уже были и разъярённые взгляды, и драка. Точнее, избиение. Он подошёл стремительно и молча, и никто не рискнул его остановить. Ударил точно, с расчётом; сначала коленом между ног, затем, когда Яширо согнулся, кулаком в живот. Подумав, добавил локтём по затылку. И затем ещё - кулаком по зубам. Опять же, несильно, не до противного влажного хруста. Просто чтобы лопнула нежная кожица на губах, обнажая разошедшуюся плоть, и наполнила рот солёным.
Замахнулся ещё раз, теперь ногой, но в дверном проёме показался Тойя с холодным компрессом на щеке, в сопровождении Огаты-сенсея. Тойя дёрнул головой, едва заметно, хладнокровно – и Шиндо отступил, как морская вода, подчинившись Луне во время отлива.
Яширо, свернувшись клубочком на холодном полу и прислушиваясь к собственной боли, поздравил себя с удачной провокацией.
Конечно, быть непонятым исследователем очень трудно. Непонятым исследователям приходится проходить всю эту мишуру вроде официальных извинений, разбирательств, подмачивающих репутацию разгромных статей и отстранений от игр на месяц.
Ещё пришлось вытерпеть «визит вежливости» завалившегося тем же вечером в гостиницу Шиндо. Он притащил с собой коробку пирожных, фальшивую улыбку и полный комплект ужасных фраз. «Если ты не можешь одолеть его на доске, это не значит…». «Поверить не могу». «Тронешь хоть ещё раз…».
- А бить и любить – прерогатива твоя, - кивает Яширо, прерывая его. Он от чистого сердца согласен, что не мешает ему с лёгкой улыбкой наблюдать за Шиндо, как за инфузорией-туфелькой.
И Шиндо, о чудо, перестаёт бушевать – вопреки ожиданием Яширо. Его глаза блестят почти янтарным. Ну да, Тигр же… защищает свою территорию.
- Моя прерогатива, да, - отрезает он, глядя исподлобья, руки в карманах.
- Ну так иди, - улыбается Яширо, открывая дверь номера. – Люби и бей.
За Шиндо даже воздух гневом пропитан. Яширо со смешливым ужасом ожидает их следующего матча.
…Тойя тоже пришёл, чуть позже. Правда, без всякой вежливости и гостинцев. Зато гнев и сияющие глаза присутствовали.
Интересно, задумался Яширо, склонив голову к плечу, понимает ли Тигр, что Дракон сам может и за себя постоять, и территорию защитить?
- Чужая жизнь – и лицо – не место для дурацких экспериментов, - прокомментировал Тойя. Молодец, додумался. – Со мной на гобане у вас ни одна провокация больше не сработает.
Какая цаца, смеётся Яширо. Ну надо же, и на «вы»…
Акико-сан
Они сидят сейчас перед ней за столом; макушка Шиндо, раньше бывшая на одной пунктирной линии роста с макушкой Акиры, теперь выше.
Выражение лица Акиры, его потупленный в стол взгляд сейчас очень напоминают Акико-сан её собственное лицо, каким она видела его в зеркале много лет назад. В день, когда юный претендент на её сердце Тойя Койо впервые нежно взял её за руку в саду отцовского дома.
Акико-сан улыбается своим мыслям. Она радуется, что всегда стучит в дверь комнаты сына, прежде чем войти.
Она ни за что не стала бы сравнивать Акиру и Шиндо так, как это любят делать другие. Вода и огонь, чёрное и белое, Инь и Ян – нет, нет, нет. Никогда. У Акико-сан есть своё сравнение.
Она оформила его, наблюдая за сыном и Шиндо Хикару поодиночке.
Когда Акира в помещении, окружающим тяжело выносить его присутствие. Те, кто любят его, уже привыкли и не замечают, но это так. У её сына тяжёлая энергетика, под стать отцу; своим интенсивным присутствием он словно вытягивает силы из окружающих и создаёт вокруг себя атмосферу пустоты и отчуждения. Люди притягиваются к Акире, словно магнитом, но держатся на расстоянии, боясь, видимо, что их затянет окончательно.
Когда Шиндо Хикару в помещении, результат тот же, но причина иная. Его слишком много, и присутствие тоже тяжело выносить. Его энергетика тоже тяжёлая, но в другом ключе: он пресыщает окружающих своим энтузиазмом, который излучает неистовыми потоками. Люди притягиваются к Шиндо, словно магнитом, но держатся на расстоянии, боясь, видимо, что их обожжёт.
В юности Акико-сан увлекалась астрономией; отчасти именно красивыми легендами о звёздном небе и долгими разговорами о бесконечности Вселенной Тойя Койо и завоевал её сердце.
Это идеальное сравнение, улыбается она сама себе: Акира – чёрная дыра, а Шиндо… что ж, Шиндо Хикару – пылающая сверхновая, взорвавшаяся звезда.
Это идеальное сравнение ещё и потому, что, когда они оба находятся в помещении одновременно, то эффект тяжести пропадает. Словно по волшебству. Люди перестают держаться в стороне, потому что Акира и Шиндо Хикару нейтрализуют друг друга. Излишнее излучение красного гиганта полностью поглощается чернотой абсолютной плотности.
Честно говоря, Акико-сан уверена в их любви гораздо сильнее, чем, будучи молодой, была уверена в своей любви к юному го-игроку.
- Вы в хорошем настроении, мама, - осторожно замечает Акира, глядя на мягкую улыбку, украшающую её губы.
Акико-сан согласно кивает, не собираясь себя объяснять, и тянется подлить ещё чаю в его стакан.
Еда и книги
Зима принесла Акире понимание простой истины: идеальное времяпрепровождение для Шиндо – это еда.
Где в его голове держатся знания о расположении всех этих маленьких ресторанчиков с добрыми официантками и фирменными блюдами? И зачем держать их в голове в век Интернета? И не лучше ли выкинуть всю эту ерунду из головы и освободить место для, скажем, новых кифу ?
Неизвестно. Шиндо знает, где в городе подают лучшую якисобу, где суши, где рис с карри, где – конечно! - рамен . Последнее и вовсе по сортам.
Они (вдруг – добавляет себе Акира) практически всё свободное время проводят вместе. Го рабочее, го учебное, потом – обязательно – их собственное го, в салоне отца по средам, и где придётся в остальные дни. Обсуждение игры. Крики.
Раньше Шиндо всегда после ссор уходил. Теперь тоже уходит, но через минуту возвращается, бурчит:
- Я от этих оров вечно есть хочу. Пойдём.
Акира об этом не знал до теперешней зимы. Он вообще много нового узнаёт о себе и Шиндо в последнее время. Ичикава-сан улыбается Акире, пока он натягивает пальто, словно они делят какую-то общую тайну, а Шиндо ноет:
- Да скорей уже, пошли, ну…
И Тойя идёт по оранжевому от фонарей снегу следом за его красным пуховиком. Идёт есть – о, Господи. Токио в этом году какое-то другое, думает он. Огней будто больше, люди улыбчивее, грязи меньше, даже праздник в воздухе чувствуется.
Акира держит свой портфель обеими руками перед собой так, что тот хлопает его по коленям при каждом шаге. Ещё новое: начал ловить себя на том, что теперь появилась привычка засматриваться в зимнее городское небо. А Шиндо словно специально выбирает именно такие мгновения, чтобы дойти, наконец, до очередного ресторанчика. Глядящего в темноту между зубов высоток Тойю он бесцеремонно дёргает за плечо, да так, что тот чуть не падает:
- Чего ты там увидел? Пришли уже.
В тепле у Шиндо начинают слезиться глаза и течь нос. Это ни в коем случае не мешает ему есть.
- Пробуй-пробуй, - напутствует он, - это вкусно.
Ещё новое: Акира тщательно жуёт и понимает, что гонка бесполезна, никто никого не перегонит, и победителя не будет. Гонка сама по себе победа.
Ещё новое: это не пугает.
За трапезой они говорят о го – в основном, о чужих матчах, - может, поэтому обычно еда Тойе нравится.
Шиндо, наевшись, откидывается на спинку стула и минуту довольно пыхтит. Затем ещё минуту они оба молчат. И смотрят. И улыбаются (вдруг – добавляет себе Акира). За витриной на выключенном звуке плывут люди. Потом Шиндо говорит со своими «го»-глазами:
- А знаешь… Я бы хотел так всё время проводить.
О, Акира не любит, когда такое говорят вслух.
- За едой? – переспрашивает он чуть глухо.
- За едой. – Шиндо абсолютно серьёзен. – И за гобаном. С тобой.
О, Акира это ненавидит.
- Не получится, я столько есть больше не могу. – Он со скрипом отодвигает стул. – Пойдём.
За еду платит тот, кто сегодня больше раз проиграл.
Снег обыкновенно начинает идти, как раз когда они выходят на улицу. Если ветра нет и снежинки крупные, хлопьями, они иногда пролетают вскользь по коже, оставляя щекотную дорожку, как если бы бабочка прикоснулась крылом.
Однажды они выходят и (вдруг – добавляет себе Акира) людей вокруг нет, и снега нет, и ветра тоже нет, а прикосновение – есть. К щеке, лёгкое и щекотное.
О, Акира ненавидит такие моменты.
Когда он поворачивает голову, конечно, оказывается, что это были губы Шиндо, и, конечно, оказывается, что они теперь мягко касаются его губ, ведь он, конечно, повернул голову именно так, как Шиндо рассчитывал.
Ещё новое: Шиндо теперь не только бесшабашный экспериментатор, но и неплохой стратег. Акира абсолютно уверен, что это полностью его собственная заслуга.
Ещё новое: у Шиндо цепкая хватка и губы на вкус, как порох белого перца.
Их маленький и хрупкий идеальный мир завёрнут в толстое покрывало зимы, чтобы не разбился, от посторонних глаз.
***
Тойя не относится к категории гениев вроде Шерлока Холмса, которые блестяще разбираются только в одном, узком профиле своего дела, прозябая в невежестве относительно всего остального, чего это дело не касается.
Тойя, как говорят Ичикава-сан, мама Хикару и ещё несколько знакомых женщин средних лет, «высокообразован» и «всесторонне развит». Для Хикару «учиться» значит пролистать учебник вечером перед экзаменом и зачитывать всё, что относится к Сюсаку, до дыр. А Тойя зубрит школьную программу, два иностранных языка, читает всё, что относится к го, и подумывает заняться традиционной стрельбой из лука. Так что, видимо, мама и Ичикава-сан правы, а на роль ограниченного Шерлока как раз сам Хикару подходит больше.
…в общем, всё Вайя виноват. Сказанул тоже.
- Вы как едва сошедшаяся парочка, которая только от кровати к холодильнику. Разве что вместо кровати гобан.
Ну да, подумал Хикару, едим и играем, и я радуюсь, как свинья, а Тойе, небось, скучно. Потому сегодня он затормозил, взмесив снежную серую кашу, на полпути к семейному ресторану (лучшие бургеры в столице), обернулся резко. Тойя, как часто в последнее время, плёлся следом, не глядя под ноги, а глядя в небо. С запрокинутой головой, так, что шея из-за края шарфа белеет, выгибается, а чёлка разъезжается и видно чистый лоб; губы полуоткрыты, выпускают влажный пар от дыхания. Ну кто же так по городу ходит?.. Конечно, чуть не налетел на Хикару.
Но оно того стоило, потому что удивлённый Тойя, вот так, по-детски, с распахнутыми глазами, это как комета Галлея – случается редко и часто проходит незамеченным.
- Тойя, - сказал Хикару тогда, присматриваясь. Точно, так и знал – в глазах видны разноцветные отражения от огней витрин вокруг. – Может быть, ты хочешь куда-нибудь пойти?
Тойя всё ещё удивлён, но уже в другой тональности, со вздёрнутой бровью и отчётливо читающимся «ты идиот», висящим в воздухе:
- Мы и так куда-то идём, Шиндо, если я ничего не путаю. Ты потерялся?
Это похоже на агрессивный ход с целью атаковать слабую группу. Не понял, огорчился Хикару.
- Нет, я имею в виду, может быть, ты хочешь куда-нибудь пойти?
Он видит по лицу Тойи, как тот вычёркивает про себя – не сработало – и пробует другой ход:
- Если у тебя нет денег, чтобы заплатить за сегодняшний ужин, так и быть, заплачу я. Несмотря на то, что ты проиграл.
Хикару делает «пха» и падает на корточки. Тойя Акира – всё, чтобы вы почувствовали себя идиотом.
- Тойя. – Это снизу вверх, и получилось немного плаксиво. – Я повторяю. Прошу, услышь. Может быть, ты хочешь куда-нибудь пойти?
- Я отказываюсь разговаривать, пока ты сидишь посреди тротуара и позоришь себя и меня.
Ожидаемо, но от этого раздражение не меньше. Хикару взмывает на ноги, собираясь съязвить, но у Тойи внезапно румянец на щеках, тот самый, специфический, особенный, и слова теряются.
- Шиндо, - говорит он быстро, как делает всегда, если говорить не хочет. – Я не знаю, что ты там себе напридумывал, но я слабо представляю нас в кино или в зале игровых автоматов.
Рассудил так рассудил. Хикару давит смешок и, прощупывая почву, интересуется:
- По магазинам в Харадзюку ?
- Никогда.
- Одайба ?
- Абсолютно невозможно.
Чёрта с два этот пуританин «всесторонне развит» и «высокообразован». Хикару решает, что, как Шерлок Холмс, должен быть умнее. И терпеливее.
- Тойя. Улови мои сигналы. Может быть. Ты. Хочешь. Куда-нибудь. Пойти?
Это достаточно странно, но теперь они в книжном магазине размером с маленький стадион, и Тойя делает вид, что не смотрит на Хикару с немым изумлением, а Хикару делает вид, что не замечает. У Тойи в тепле начинают гореть глаза и пылать щёки.
В отделе го они и минуты не задерживаются: магазин не специализированный, и весь неширокий ассортимент предоставленного уже давно прочитан. Хикару мнётся у пёстрой витрины с мангой, но вид Тойи в уголке классической китайской поэзии тяготит, и брать ничего не хочется. Они переглядываются через стеллажи, прогретый воздух, сухой электрический свет, пока Тойя не подходит и буквально не вкладывает Хикару в руки свежий «Jump!».
На кассе Тойя расплачивается за томик поэзии, сборник афоризмов Ницше, роман-дулогию автора с ещё более нечитаемым именем и учебник по корейскому (вторая ступень). Он, правда, всё это читает и находит интересным. Хикару уже и контраст не волнует, он временно не способен разговаривать – проверяет в нескольких историях, не умер ли кто.
Никто не умер, они на улице, Тойя с бумажным пакетом и портфелем в руках аккуратно идёт по скользкому и выглядит совершенно ошарашенно. Теперь уже он резко останавливается – волосы взвиваются в воздух на секунду.
- Шиндо, я, правда, очень люблю книжные магазины. Давно хотел всё это купить. Но то времени не было, то руки не доходили…
Хикару возится с замком рюкзака – прячет альманах от снега. Тойя тянет за рукав.
- Шиндо. – Заглядывает в глаза, смешно нахмурившись. – Спасибо.
Хикару давится и захлёбывается чем-то непонятным, что забилось под ложечкой. Какие-то силы пихают в спину, словно толчок крыльев, или, может, это где-то планеты выстроились в ряд. И он выпаливает на одном дыхании:
- Сай был призраком. Он преследовал меня.
Тойя недоволен своим «это-невежливо-Шиндо» недовольством. Хикару растерянно моргает. Спохватившись, повторяет:
- Да всегда пожалуйста. – И снова: - Сай был призраком. Он преследовал меня.
Это просто и естественно, как для розы цвести. И Сай, Хикару знает, улыбается, улыбается, улыбается.
- Спешу заметить, на фоне некоторых моих догадок эта кажется весьма простой и очевидной, - Тойя пожимает плечами.
- Ты мне веришь?
- Я тебя принимаю.
И это счастье.
А потом всё заканчивается.
Пещера
Это невозможно.
Невозможно спрятать дрожащие руки, трясущиеся пальцы, яркий румянец на щеках, растрёпанные волосы. Невозможно поправить полурасстёгнутую, выбившуюся из-за пояса брюк рубашку Тойи и съехавшую с плеча смятую футболку Шиндо. Невозможно остановить тяжёлое сердцебиение, сбивчивое дыхание и лихорадочный блеск в глазах. Невозможно скрыть лиловые засосы на открытом золотистом участке шеи Хикару и припухшую от укуса нижнюю губу Акиры. Невозможно вернуть на место опрокинутый гобан и размётанные по комнате камни.
Невозможно.
Но они стараются.
Стараются делать серьёзные лица, скрыть смущение и испуг, сидят молча в метре друг от друга - отшатнулись, едва заслышав шелестящее шипение отодвигающейся фусума. Яростный клубок сцепившейся страсти распался: тигриные когти выдернуты из блестящей драконьей чешуи; острые, проткнувшие шкуру зубы покинули тёплую кровоточащую плоть. Тойя Мейдзин мог бы поклясться, что заметил вскользь, краем глаза серебристые блики холодной драконьей кожи и янтарное свечение тигриных глаз.
Он возвышается над ними, как гадалка в мистическом ореоле свечи над картой Любовников. Он смотрит на своего сына и его противника, соперника, дорогу к Руке Бога. Он видит, как красная пульсирующая нить судьбы опутывает их, теряется в линиях ладоней, завязывается в немыслимые узлы - до бесконечности, словно лента Мёбиуса. Он думает, что стук их сердец звучит подобно щелчкам камней о доску: па-чинк, па-чинк, па-чинк. Чёрный-белый, чёрный-белый, чёрный-белый.
- Акира, - Говорит Тойя Мейдзин спокойно, - твоя мать приготовила чай. Приходите в гостиную через пять минут.
Затем он выходит, и фусума снова закрывает проход в таинственную пещеру, где раздаётся урчание тигра и мирное шипение дракона, зализывающих раны.
Года
Спустя две недели, пятого мая, Шиндо молится на могиле Сюсаку Хонибо. Пока палочки благовоний медленно поедают огненные ободки тления, пока пёрышки дыма вьются по воздуху кольцами, в Токио Тойя стоит у закрытой фусума в кабинете отца. Из-за неё раздаются приглушенные голоса; родители спорят - спорят первый раз на его памяти. Содержание спора, доносящееся до него лишь отрывочно, порождает в пальцах дрожь.
Спустя ещё две недели, которые Акира проводит под домашним арестом, семья Тойя переезжает в Китай. Не навсегда. Но надолго.
На следующий день Шиндо стоит на дорожке перед знакомой резиденцией, смотрит на табличку: "Сдаётся" и чувствует, что под ним, кажется, разверзается земля. Он садится на корточки, вцепляется пальцами в волосы. Сай, он ушёл, Сай ты ушёл, Сай, я…
Через год Тойя возвращаются на родину с пополнением в семье - невесткой. К тому времени сердце Шиндо Хикару уже давно разбито вдребезги.
Акире каждую ночь снится одно и то же: мужчина с длинными волосами, в старинной одежде, со слезами на глазах. Он не помнит своих снов наутро. Остаётся только бесконечная головная боль.
Ещё через год Тойя Ли Ю празднует первую серьёзную дату со своим мужем в кругу семьи и близких друзей. Это скромный приём в хорошем ресторане, банкетный зал которого занят свадебным празднеством Шиндо/Фуджисаки. Ли Ю об этом не знает, её лишь немного волнуют косые взгляды в сторону Акиры за столом.
В ту же секунду у служебного входа в ресторан нервно курит Хикару, ослабляя галстук. Он говорит в темноту о том, что это всё большая ошибка, зря, зря мы это сделали! Над ним стоит Акари, поддерживая подол свадебного платья, и умоляет – вернёмся к гостям, пожалуйста, не бойся, это же только так, дым, ерунда, я отпущу тебя, если будет нужно.
Весь последующий год проходит в предродовых хлопотах. Дети появляются на свет с разницей в неделю. Тойя Марико умирает спустя три часа после рождения; Шиндо Хикари остаётся жить.
Шиндо Хикари исполняется восемь месяцев от роду, когда её папа надевает чёрный костюм и уходит на прощальную церемонию в Институт Го. Хоронят легенду – звезда Тойи Койо зашла. Хикару не знает, что перед смертью бывший Мейдзин шептал наследнику, Мейдзину теперешнему.
Я похоронил не только внучку, но и сына. Это ужасно. Прости, я убил тебя, Акира. Но теперь уже поздно, ничего не изменишь. Лежи смирно в своей могиле. Ты никогда не достигнешь Руки Бога. Это мой грех. Я умираю за это.
Это я умираю; ты не прав, папа, я всё ещё жив, но умираю, - кричит про себя Тойя каждый раз, когда разминается с Шиндо в коридоре, а в спину им шепчут: «Смотрите, смотрите, Мейдзин и Хонинбо».
Мейдзин и Хонинбо, которые не достигнут Руки Бога никогда.
Таково положение дел на момент, когда Хикару и Акире исполняется по двадцать три.
2 частьВ комментариях
3 частьВ комментариях
4 частьВ комментариях
-
-
27.01.2011 в 22:26Да, признаюсь, получилось мрачновато, но всё хорошо закончилось, и я рада
-
-
27.01.2011 в 23:44-
-
28.01.2011 в 08:15-
-
28.01.2011 в 08:48-
-
28.01.2011 в 20:29-
-
28.01.2011 в 22:59-
-
28.01.2011 в 23:04-
-
28.01.2011 в 23:13