fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 3
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для третьей части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC, убийства и полицейское расследование
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 20
Суббота 8 мая
Услышав трель дверного звонка, Обито оставил свой пост у плиты и, предоставив кофе в джезве полную свободу действия, пошаркал ленивой утренне-субботней походкой открывать дверь.
- Заходи, - махнул он рукой гостю и добавил, борясь с зевком: - Закрой сам, у меня кофе на кухне убегает.
Хошигаке Кисаме, бледности которому добавляла светло-серая рубашка, надетая явно впопыхах, сделал, как было велено, и последовал за хозяином.
- Спасибо, что позвонил.
Обито одной рукой рассеянно приглаживал растрёпанные со сна волосы, а другой помешивал кофе.
- Не за что. Ты присаживайся. Итачи в душе, я ему сказал, что ты приедешь, так что не переживай, сюрпризов не будет. Он и сам, по-моему, обрадовался, что я ваше примирение в свои руки взял: сам-то ни за что не позвонил бы. Настоящий Учиха.
Перед Кисаме поставили испускающую пар и приятно щекочущий ноздри запах корицы чашку. Хозяин квартиры налил и себе «утренней отравы», как иногда называл напиток, и расположился напротив.
Пили задумавшись, в тишине. Кисаме, пользуясь редким случаем, украдкой рассматривал обстановку квартиры, без сомнения, самого скандального Учихи в роду… до появления на сцене Итачи. Как о нём и говорили, Обито в самом деле был чрезвычайно ориентирован на западную культуру - это прослеживалось не только в определённо нетрадиционном интерьере, но даже в таких мелочах, как посуда. Мужчина невольно задумался, насколько одиноким, должно быть, чувствует себя Учиха Обито в этой огромной квартире, если даже сделал специальные комнаты для племянников, которые не так-то часто и гостили. От Фугаку ему было известно, что у Обито есть два хороших друга – таких же одиночек, как и он сам. Представив на месте кого-нибудь из них себя, он невольно подумал: «Как хорошо, что у меня есть Итачи».
- Только знаешь что, Кисаме? – неожиданно прервал молчание Обито. Взгляд его чёрных глаз, не мог не отметить гость, очень напоминал тяжёлый колючий взгляд Фугаку, когда он говорил с ним насчёт Итачи – взгляд взволнованного отца. – Ты ведь понимаешь, что я заступаюсь за тебя перед Итачи в первый и последний раз? – Дождавшись утвердительного кивка, он продолжил: - Итачи мне вкратце поведал ситуацию, и, честно говоря, Кисаме, я встал на его сторону. Не из-за того, что он мне родня, а потому, что ты был неправ.
- Я понимаю это.
- А понимаешь ли в самом деле? Ты ведь уже много лет общаешься с Учихами, поэтому должен был заметить: мы все ужасно моногамны. Если мы влюбляемся, то надолго, на всю жизнь. Узнав о чувствах Итачи к тебе, я сразу понял, что это всерьёз, поэтому и настоял на том, чтобы ты приехал и вы всё выяснили. Но делать этого повторно я не стану. Ты сам должен понять: если любишь его, относись к нему серьёзно.
Кисаме подавил в себе желание виновато опустить голову, но дрогнувший голос выдал его с лихвой:
- Я отношусь.
Обито явно хотел съязвить, но отчего-то передумал и тоном заправского учителя младших классов взялся объяснять:
- Тогда позволяй ему делать то, в чём он чувствует потребность. Пойми: есть мужчины, которые только и мечтают о пассивной роли в гомосексуальных отношениях, а есть такие, как Итачи, и они не позволяют подминать их личность авторитетному партнёру, как бы сильно они его ни любили. Они не выносят, когда о них заботятся, обеспечивают их. Они хотят быть равными.
Кисаме устало выдохнул и запустил пальцы в волосы.
- Я знаю, что он самостоятельный, мы уже неоднократно спорили на эту тему. Но вчера эти идиоты из отдела предложили ему опасную миссию, и я просто чувствовал, что он согласится, если не вмешаюсь… Сам не знаю, что на меня нашло тогда. Всего на миг я представил себе, что его не станет, и – будто мозг отключился. Тяжело, когда у твоего голоса есть вес, порой не осознаёшь, что время остановиться.
Обито ничего не сказал – слова были не нужны. Кисаме исподтишка разглядывал сидящего напротив знакомого, как вдруг внезапное открытие осенило его: он никогда раньше не говорил с Обито вот так, просто, по душам. Сейчас, когда Фугаку злился на него, ему отчаянно не хватало друга – кого-то, с кем можно было отвести душу, кого-то, кому не всё равно. Присутствие Обито необъяснимо успокаивало его, вселяло уверенность, что всё обойдётся, всё будет хорошо.
- Ты так заботишься об Итачи, - озвучил он собственные мысли. Обито удивлённо приподнял брови. – А ведь они с Саске даже не родные племянники тебе.
От этих слов вся отцовская серьёзность спала с его лица, Обито польщённо улыбнулся:
- Так ведь я их с рождения нянчил. Когда они ещё совсем маленькими были, Микото часто их на меня оставляла, а сама с подружками языки чесать: и ей хорошо, и мне приятно. А когда по заграницам пропадал месяцами, так только о них двоих и думалось. Здоровы ли, хорошо ли учатся.
Кисаме поддержал его понимающей улыбкой:
- У меня когда-то тоже было нечто подобное… Давно, правда, девять лет назад. Я тогда под прикрытием в Акацуки был.
- А-а, слышал-слышал, это которые чуть премьер-министра не подорвали? – закивал Обито.
- Они самые. – Светлые глаза Кисаме заволокла дымка воспоминаний. - Народ туда стекался самый разный, от фанатичных националистов до обыкновенных психов, но затесался к ним в компанию один мальчик, Дейдара… который отличался от всей этой безумной толпы. Ангелом он, сразу оговорюсь, не был: взрывчатки им стряпал, наркотиками баловался, да и пироманией тоже… Но мне он почему-то всё равно нравился. Может быть, потому, что возраста был одного с Итачи, а я тогда о нём часто думал, скучал, наверное, тоже. Взял я этого Дейдару к себе под крылышко, словом.
Кисаме мысленно был погружён в прошлое, говорил, опустив голову, поэтому не заметил, как Обито махнул рукой появившемуся в проходе Итачи, давая знак вернуться чуть позже.
- А когда мы Акацуки накрыли, я за него похлопотал, чтобы ни в какую колонию его не отправляли, потому что знал – там людей не исправляют, только портят. Дали ему условных два года и отпустили восвояси, с тех пор мы не разговаривали.
- И где же он сейчас? – осторожно спросил Обито.
Кисаме передёрнул плечами.
- Недавно я случайно увидел его в том квартале, где мальчишек убивают. Появилось желание разузнать о нём, но я вовремя себя остановил. Почему – не знаю точно, мысли всякие полезли… А вдруг он шлюхой там? Вдруг за старое взялся? Или спился? Если честно, Обито, я просто побоялся правды.
- Понимаю.
Они помолчали ещё немного, затем Учиха поднялся:
- Пойду-ка я Итачи позову.
Кисаме кивнул и нетерпеливо заёрзал на стуле. Воспоминания о Дейдаре напомнили ему о том, насколько Итачи был сильнее и выносливее по сравнению с тем белобрысым пареньком с дерзким взглядом, которого он знал и опекал долгих девять лет назад. Ему стало совсем недавно известно о грязи, которой поливали его любовника сотрудники, но Итачи, ему казалось, давно уже обо всём знал и боролся с презрительным отношением к себе гораздо раньше, чем поползли слухи об их отношениях. Возможно, прожжённые работники считали несправедливым, что он, Кисаме, взял к себе в помощники сына своего друга. Пускай и из Учих, пускай и неглупого, но – человеческая зависть выборочно слепа, ибо видит только то, что ей видеть выгодно.
Мужчина поразился, насколько несгибаемым, должно быть, пришлось стать Итачи для того, чтобы выдержать все издёвки и подколки старших сотрудников, наплевать на козни, сплетни и бороться за свою мечту. Что ни говори, для его возраста подобная стойкость – чуть ли не героизм.
На кухню степенно зашёл Итачи с гордо вздёрнутым подбородком и вызывающе блестящими глазами, Обито, застёгивающий куртку за его спиной, рассеянно махнул рукой в сторону выхода:
- Ну, я пойду пока прогуляюсь, а вы разбирайтесь. – Входная дверь закрылась под неясное бормотание: - В магазин ещё, может, зайду…
Кисаме явно ощутил, как глаза сами собой опускаются вниз, и заставил себя посмотреть на Итачи прямо: ему было слишком хорошо известно, что Учихи не выносят показного раскаяния, а в извинениях ценят чёткость и искренность.
Итачи смотрел с лёгким укором, но совсем не так, как вчера. Ярость, распалённая уязвлённым достоинством, вышла из него, оставив болезненный след, но появилось и нечто иное – спокойная, монолитная решимость. Перед ним стоял не вчерашний юноша с трясущимися от гнева и обиды плечами – от того Итачи осталась лишь тень.
Он поражённо уставился на протянутую руку, затем ещё раз взглянул в источающие уверенность глаза. Что это означало? Он был прощён? Или это было просто символом примирения во имя общего дела? Ответ словно крылся за стеной, которую Итачи умудрился выстроить за один день и позиции сдавать не собирался.
На ватных ногах Кисаме пересёк разделяющие их пару метров и ответил на рукопожатие. Ладонь Итачи безжалостно давила, но Кисаме вызова не принял и, мягко высвободив собственную ладонь из тисков, опустил руку.
- Я так понимаю, - склонив голову чуть набок, тихо произнёс Итачи, - что нам с вами ещё над многим нужно работать, не так ли, Кисаме-сан?
- Так, - кашлянув в кулак, согласился мужчина.
Черты его молодого любовника чуть смягчились, он сделал небольшой шаг вперёд, Кисаме почувствовал холодные пальцы по обеим сторонам своего лица и позволил им повернуть свою голову. Теперь лицо Итачи было совсем близко, и на миг у Кисаме ёкнуло сердце: ему показалось, что за чёрными глазами скрывается огромная, необъятных размеров скорбь.
«Неужели это я? – мелькнула мысль, заглушаемая учащённым стуком сердца, отдающим в ушах. – Неужели это всё из-за меня?..».
Затем на шею надавили, заставляя наклониться. Следующие несколько мгновений будто выпали из памяти, и когда Кисаме опомнился, он уже крепко прижимал Итачи к себе, их губы были сцеплены в поцелуе, отдающем горечью вчерашней ссоры, и он чувствовал, что оба они изменились, стали сильнее, ближе друг к другу за этот безумно короткий промежуток времени. Ощущения вскружили голову новизной, наполнили её лёгким газом эйфории, а в сознании плавали обрывки мыслей: «Как же мне повезло… Как мне с ним повезло!..».
***
- Знаешь, что?
Гаара оценивающе посмотрел на закрывающую проход фигуру друга, обратив особое внимание на его суровое выражение лица, и сделал вывод, что, пожалуй, не стоило ему так задерживаться в додзё.
- Знаю. Опоздал. – Он попытался протиснуться внутрь, но Наруто его не пустил.
- Это не «опоздал» называется, а «наплевал на то, что друзья его ждут, потому что попросту не может отклеиться от своего бойфрэнда», вот как это называется, Сабаку.
- Поправочка: не «не может», а «не хочет», Узумаки.
- Ещё лучше.
Наруто процедил сквозь зубы крепенькое ругательство, после чего немного смягчился и пустил друга внутрь. Причиной его раздражения служило не столько наглое опоздание Гаары на встречу с друзьями, с которыми они уже неделю как планировали поиграть в боулинг, сколько неприятный разговор с Тен-Тен, около пяти минут драконившейся на него в трубку. «Мы уже на месте стоим все, а куда вы делись, придурка два?! – орала импульсивная барышня, не желая даже слушать его оправданий. – Значит, так: если через двадцать минут вас тут не будет, мы идём сами!». Наруто, уже одетому и собранному, только и оставалось что копить раздражение на опаздывающего Сабаку, который клятвенно обещал уйти из додзё даже раньше обычного, а сам задерживался уже на час и на звонки нахальным образом не отвечал.
- Быстро переобулся, и поехали уже, - брякнул он через плечо, а сам направился в гостиную. – Папа, мы уходим!
Дремавший на диване с пачкой бумаг на груди Минато приподнял голову от подушки:
- Куда уходите?
- Ну в боулинг, я же тебе говорил уже. – Он развернулся в сторону прихожей и рявкнул что есть мочи: - Сабаку, в темпе! Иначе тебя Тен-Тен в жертву принесу!
Минато сонно огляделся:
- А где Гаара?
Наруто сделал неопределённый жест и буркнул:
- Копуша.
- Сам копуша! – немедленно раздалось из прихожей. – Я уже готов, между прочим!
Минато потянулся, с явным усилием поднялся со своего удобного ложа и, не с первого раза попав ногами в домашние тапочки, поплёлся вслед за сыном к двери.
- О, дядя Минато, хреново выглядите! – ухмыльнулся расчёсывающийся у зеркала Гаара. – Что, много пили давеча?
Намикадзе безразлично передёрнул плечами и оставил комментарий без ответа, вместо этого обратившись к сыну:
- Наруто, мне Саске вчера сказал, что вы вместе на какую-то там беседку договорились сходить посмотреть. Это не сегодня, надеюсь?
При упоминании «запретного имени на букву С» лицо Гаары вытянулось, Наруто же, умеющий лучше держать себя в руках, спокойно ответил:
- Завтра, папа, сегодня у нас боулинг с друзьями.
Искусно игнорируя обвиняющие взгляды насупленного друга, блондин потащил его к лифту, а отцу на прощание назидательно произнёс:
- И выспись нормально! Не работай сегодня, слышишь?
Дверь закрыли под аккомпанемент скучающего: «Да, сына, да», означающего, безусловно, совершенно противоположное.
- Значит, - ступая внутрь открывшегося лифта, тоном инспектора полиции поинтересовался Гаара, - ты завтра идёшь куда-то с Учихой?
- Да. – Наруто, которого уже не первый год подвергали подобным допросам, выбрал стратегию поведения непробивного спокойствия – самую эффективную.
- И я об этом ничего не знал? – продолжал скрестивший руки на груди Гаара, сверля друга тяжёлым взглядом.
- Ну да.
- И, по всей видимости, не узнал бы, если бы не случайная реплика дяди Минато?
- Да, наверное.
Как и ожидалось, подобная реакция выбила «инспектора» из колеи, он сбросил маску спокойствия и заорал:
- Да ты в своём уме вообще, Узумаки? Ладно поговорил с ним, отцу приятное сделал, но встречаться с этим гадом?! Ты забыл, что ли, кто это? Это Саске Учиха, вселенское зло и козёл номер один в Конохе!
- Я не забыл, - всё так же мирно и уравновешенно сообщил ему Наруто, про себя потешаясь над вспыльчивостью друга: когда он злился, то нёс такую очаровательную чепуху, что не умиляться было невозможно.
- Он не забыл! – передразнил его Гаара, на негнущихся ногах выходя из лифта и испугав своим видом стоящих в вестибюле маму с маленьким сыном. – Не забыл он! Но почему-то идёт с ним гулять! Узумаки, ты нелогичен, знаешь об этом?
- Есть немного.
- Да прекрати уже со мной соглашаться!
- Хорошо.
Это вызвало целый поток ненормативных слов и выражений в его сторону, фееричным завершением которого было: «Я тебя точно убью».
Наруто, посчитав, что в достаточной мере отомстил Гааре за опоздание, принял серьёзный вид и объяснил:
- Послушай, я ведь говорил тебе, что мне он показался интересным человеком, поэтому я хочу с ним пообщаться. Что плохого случится, если мы проведём вместе немного времени? И папа будет счастлив, к тому же.
Гаара, отбросив свою показную ярость, около минуты изучал его внимательным взглядом, наконец, вздохнул и побеждённо поднял руки:
- Ладно, тебе виднее, Узумаки. Только учти: я тебя на его счёт предупреждал.
Наруто кивнул. Он чувствовал, что Гаара удерживает себя от ещё одного вопроса: «Почему ты мне ничего о вашей встрече не сказал?» и был благодарен ему за это, потому что если бы вопрос был озвучен, он не смог бы дать на него ответ. Ему и самому было не совсем понятно и даже стыдно, что он скрыл от друга их с Саске договорённость.
Как раз когда они уже садились в такси, зазвонил телефон. Наруто с опаской, будто обращаясь с тикающей бомбой, вынул его из кармана и поднёс к лицу: звонила Тен-Тен.
- Ты отвечаешь, - безапелляционно сообщил он Гааре и сунул орущий телефон ему в руки.
- Нет, ты! – не промедлил с ответом красноволосый. – Это твой телефон, она с тобой хочет пообщаться!
- Да, но опаздываем мы из-за тебя, так что ты с ней и разбирайся!
- Нет, Узумаки, ты, ты, ты! Ты предаёшь меня с Учихой, так что отвечай!
- Какое это имеет отношение к Тен-Тен?
- Ну, хорошо, - вздохнул Гаара, - вместе.
Он нажал на кнопку ответа и включил громкоговоритель. Оба парня непроизвольно сжались и закрыли глаза, заранее приготовившись быть жестоко убитыми по телефону.
***
Саске, механически бормоча себе под нос извинения и придерживая одной рукой висящий на груди фотоаппарат, выбрался из центра толпы обеспокоенных коноховцев, собравшихся перед зданием городской администрации. Большинство размахивало агрессивными плакатами, кое-кто даже не поленился нарисовать на них карикатуры, изобличающие продажность властей, со всех сторон вразнобой доносились возмущённые возгласы.
Парень вытер пот со лба: день выдался слишком жарким для протестов.
- Спасите дом Ямамото-сенсея! – чуть ли не на ухо Саске закричала стоящая рядом с ним девушка, её поддержали курящие невдалеке парни, возглас породил новый взрыв энтузиазма у толпы.
«А можно ли этим хотя бы чего-то добиться?» - задался вопросом про себя Учиха и сделал внутреннюю пометку порассуждать на эту тему вечером в блоге.
Собрание в субботу восьмого мая у здания коноховской администрации было вызвано новостью, прошедшей утром во всех газетах города, сообщающей, что участок земли в жилом районе Конохи был продан одной крупной американской компании, намеревающейся строить на нём очередной торговый центр. Возмутило горожан, впрочем, не столько это, сколько то, что на проданной территории находилось имеющее историческую ценность здание – древний одноэтажный домик, в котором жил и творил известный на всю страну и за её пределами художник Ямамото Тензо.
Саске с его работами знаком не был, однако, будучи страшным противником разрушения исторической аутентичности родного города иностранными инвесторами, не мог не присоединиться к протесту. Свою помощь и поддержку он выказывал не через скандирование и трясение плакатами, а через свои фотографии. Таких, как он, на протесте уже насчитывалось пятеро как минимум, не считая профессионалов, чьи фотографии, скорее всего, увидят свет на первых страницах завтрашних газет.
Кто-то тронул его сзади за плечо:
- Саске, ты, что ли?
- Да он, он это.
Развернувшись, парень с удивлением уставился на парочку в драных джинсах и в одинаковых кожаных куртках. Оба молодых человека были ему хорошо знакомы.
Одного из них, что пониже, звали Хаяте Гекко, второго – Генма Ширануи. С этими ребятами, настоящими городскими сталкерами, известными в узких кругах за своё уникальное знание абсолютно всех уголков Конохи, Саске был знаком чуть больше года и одно время, когда только начал всерьёз интересоваться своим городом, проводил с ними чуть ли не всё свободное время. Потом, впрочем, дороги их разошлись, но парочка время от времени давала о себе знать звонками с приглашениями поисследовать вместе что-нибудь занимательное.
Обоим было около тридцати, но Хаяте выглядел всего на несколько лет старше Саске и из-за своей упорной нелюбви к солнцу был ужасно бледен, да и вообще вид имел крайне нездоровый – на его фоне природная бледность Учихи не слишком бросалась в глаза. Генма, парень определённо более взрослый и опытный, являлся некоронованным лидером сообщества коноховских сталкеров и, как казалось Саске, чуть ли не мистическим образом был связан с городом: как иначе объяснить его поразительную осведомлённость, притом что они с Хаяте жили в полуразрушенном доме на обочине без электричества и прочих удобств? Генму можно было узнать издалека из-за его привычки завязывать бандану спереди; ещё одной отличительной чертой этого человека являлась неизменно зажатая во рту травинка или зубочистка, которую он пожёвывал время от времени, отчего и говорил не очень разборчиво.
- А ты всё фотографируешь, - Генма указал взглядом на фотоаппарат в руках Саске. – К нам уже не заходишь. Занят, что ли?
Саске набрал в грудь воздуха, но озвучить ответ ему не дал проходивший мимо неуклюжий толстяк с плакатом.
- Здесь слишком людно. - Генма похлопал Учиху по плечу и кивнул в сторону конца площади. - Пойдём, тут уже всё равно делать нечего.
Следуя за двумя приятелями по малоизвестным ему переулкам, где последние, к слову, чувствовали себя вполне комфортно, Саске припоминал, по какой причине урезал общение с ними около года назад: ведь они разделяли его интересы, выглядели весьма круто, вели увлекательный образ жизни и в целом претендовали на роль его кумиров. Однако была у Генмы и Хаяте одна-единственная нехорошая особенность, которой оказалось достаточно, чтобы отпугнуть Саске, – они знали слишком много.
Понять, что стоит за этим выражением, можно было, лишь проведя некоторое время в компании Гекко и Ширануи. Во времена их близкого общения Саске часто ловил себя на том, что не помнит, как он оказался в том или ином месте – будто бы он находился в трансе всю дорогу; порой его приятели-сталкеры озвучивали вещи, которые они попросту не могли знать, но каким-то магическим образом знали. Представителю семьи Учиха, привыкшему держать всё под контролем, подобные способности казались неприемлемыми и даже в некоторой степени пугали.
Саске, материалист до мозга костей, всё время пути твердил себе, что совершенно не напуган и что ребята попросту хороши в предположениях, но подозрительное чувство, близкое к суеверному страху перед неизвестным, всё отказывалось покидать его.
Очнулся он возле старого, наполовину разрушенного двухэтажного здания в районе Конохи, где ему раньше вряд ли доводилось бывать. Генма слегка подтолкнул его ко входу со словами:
- Не кусается.
Внутри было темно и сильно намусорено - на втором же шагу Учиха чуть не растянулся на полу, споткнувшись о груду кирпичей.
- Осторожно, - спокойным, ничего не выражающим тоном произнёс тихий Хаяте.
Саске повели по шаткой ненадёжной лестнице на второй этаж, где было посветлее и почище. Парень не мог не отметить два старых матраца, кое-какую кухонную утварь, одежду в одном из углов комнаты, самом чистом.
- Мы здесь ночуем иногда, - ответил на незаданный вопрос в глазах Учихи Генма, присел на один из матрацев и сделал приглашающий жест.
«Как у него это получается?» - поразился Саске, обнаружив, что сидит рядом с Хаяте напротив Генмы. Он действительно не мог вспомнить, как это произошло.
Подобные вещи в компании этих парней случались постоянно.
Так как Хаяте разговаривать не любил, беседу вёл в основном Генма. Саске оставалось только тихо поражаться тому, какое колоссальное количество информации доступно этим двоим: казалось, они были в курсе буквально всего, что происходило в Конохе. Наученный опытом, он напоминал себе периодически поглядывать на часы, потому что не понаслышке знал, как странно протекает время в разговоре с Генмой, однако полтора часа пролетело совершенно незаметно.
- Кстати, насчёт той беседки, которую мы тебе показывали, - внезапно подал голос Хаяте, когда Генма отошёл в сторону, чтобы ответить на звонок, - там ограду сейчас поставили, так что аккуратнее завтра.
«Я не упоминал о своих планах на завтра, - удивился Саске, - откуда он знает?».
Стало всерьёз не по себе, и внезапно захотелось оказаться где-нибудь в другом, более людном месте. Хаяте, будто почувствовав его волнение, усмехнулся, что в сочетании с его устрашающей бледностью впечатление оставило неизгладимое.
- Твой брат ведь в полиции служит?
Саске кивнул, радуясь, что тема беседки развития не получила. Хаяте сухо кашлянул в кулак, облизал пересохшие губы и, отвернувшись к окну, добавил:
- Присмотри, чтобы не перегибал палку, а то беда будет.
- Ты сейчас о чём? – осторожно уточнил парень, зная наперёд, что ответа не получит.
Вернувшийся Генма присоединился к разговору в совершенно непринуждённой манере, будто вовсе не отлучался:
- О ком, Саске, а не о чём. Твой брат страдает гордыней, если ты ещё не заметил, и этот порок ведёт его по шаткой тропе.
Напомнив себе, что эти ребята знают гораздо больше, чем им рассказываешь, Саске подавил в себе зарождающийся суеверный страх, но внезапная слепая догадка заставила всё внутри него похолодеть.
- Вы не о том убийце, которого они сейчас ищут?..
Двое парней обменялись безразличными взглядами, и Генма спокойно кивнул. Саске почувствовал себя так, будто внутри его головы зазвенел огромный колокол и заглушил все его мысли. Он бессмысленно пялился то на одного приятеля, то на другого, и на лицах обоих не мог прочесть ничего, кроме безразличия, граничащего со скукой.
«Так не бывает, - взвыла материалистическая часть его сознания, - они не могут знать ни о чём подобном. Я никогда не говорил им о профессии Итачи, но каким-то непостижимым образом им всё известно! Я должен им верить?».
Генма закурил и, периодически бросая взгляды на ошарашенного гостя, заговорил, словно ни к кому не обращаясь:
- Мы давно о нём знаем. Года два уже. Но если раньше он не мешал нам, то теперь его фокусы весь город на уши поставили, нам это невыгодно.
- Завистливая тварь, - Хаяте сплюнул на пол.
- Вот именно. Из-за него город неспокоен, прямо гудит под ногами. Ты чувствуешь это, Саске?
Саске начал склонять голову для кивка, но внезапно дёрнулся и замотал ею из стороны в сторону. Его переполняли странные, непонятные ему чувства. С одной стороны, он, бесспорно, являлся невольным свидетелем чего-то мистического, за гранями понимания, с другой – никакой мистики, окружающей их, он не ощущал: Генма и Хаяте выглядели и звучали так, будто вели совершенно будничную беседу, Саске мог слышать проезжающие мимо машины, отдалённый лай собаки, поскрипывание оконной рамы в соседней комнате. Реальность оставалась реальностью, привычной, родной, вот только почему он никак не мог избавиться от гнетущего чувства, будто прямо сейчас принимает участие в чём-то чрезвычайно важном, сверхъестественном?
- А-а… а почему завистливая? – обратился он к Хаяте, даже не задумываясь, зачем спросил именно это – вопрос будто бы сам вырвался из его уст.
Бледный парень чуть склонил голову набок, и на миг Саске показалось, что его демонстративно проигнорируют. Но губы Хаяте разомкнулись, он кашлянул в кулак, прочистил горло и произнёс:
- Потому что убивает из зависти.
- Он восхищается теми, кого убивает, и одновременно страшно им завидует. Тебе, Саске, не понять, ты совсем не такой, - вставил Генма. Лицо его на миг искривило презрение. – Безумная тварь, поскорее бы его убрали с улиц.
Саске понял, что больше не может здесь находиться. Он поспешно поднялся, извинился и рванул вниз по лестнице, не обращая внимания на её протестующий скрип, на улицу. Выйдя, он не стал останавливаться, чтобы решить, в какую сторону идти, а просто пошёл наугад, надеясь на своё внутреннее чутьё. Он мог поклясться, что чувствует на себе два внимательных взгляда, но оборачиваться и проверять не стал.
В мыслях творился полнейший хаос. Он думал об Итачи, о том, в самом ли деле ему грозит опасность, а ещё – парадоксально – никак не мог выбросить из головы светлые пряди и голубые глаза Наруто. Почему он думает о нём именно сейчас? Почему переживает так же сильно, как за родного брата? Ведь едва знакомы…
«Глупые, беспочвенные волнения», - злясь на самого себя, твердил парень, однако рука его уже тянулась за телефоном.
Голос Наруто едва можно было разобрать из-за шума.
- Алло, кто это?
«Точно, у него ведь нет моего номера. – Саске отставил трубку от уха и взглянул на экран, будто пытаясь понять, зачем вообще позвонил этому человеку. – Отлично, и что я сейчас ему скажу? Что наслушался сумасшедших городских сталкеров и почему-то испугался за него?».
- Это Учиха Саске.
В трубке послышалась какая-то возня, чей-то хохот, вопль: «Да отвали ты, наконец!», женский визг, и всё это – на фоне громыхающей музыки.
- Извини, тут придурки одни мешают. – Голос Наруто зазвучал так, будто он прикрыл трубку ладонью. – Значит, Саске, да?
- Да.
Он почувствовал себя совсем глупо: что сказать? Благо, удачная мысль вовремя посетила его, и он поспешно выпалил:
- Я насчёт завтрашнего дня уточнить. Мы идём?
Наруто, которого как раз в этот момент отвлекли, попросил повторить, и Саске послушно повторил, всё ещё чувствуя себя ужасно глупо.
- Да-да, обязательно, я свободен завтра весь день. Слушай, Саске, - он понизил тон чуть ли не до шёпота, - я сейчас не могу говорить, давай вечером, хорошо?
- Ладно.
На заднем плане зазвучал посторонний голос:
- Не ослышался ли я, Узумаки? Ты сказал «Саске»? Тебе что, Учиха звонит? Ну-ка дай я с ним поговорю!
- Заткнись, Сабаку, - приглушённо зашипел Наруто, а в трубку затараторил: - Я сам позвоню, до вечера. Пока.
Сигнал прервался. Саске некоторое время упорно смотрел на телефон в надежде, что ему перезвонят, но экранчик оставался мёртвым минуту, две, три. Он чертыхнулся и сунул телефон в карман.
***
- Ты, Узумаки, можешь мне объяснить, как так вышло, что мы внезапно стали его защитниками?
Наруто взглянул на сидящего напротив Сая: осунувшийся, бледнее обычного, с тёмными кругами под глазами, парень представлял собой жутчайшее зрелище. Сжимая в тонких пальцах неизменный альбом, художник водил по листу углём, периодически бросая быстрые взгляды в противоположный угол зала, на столик, за которым в компании Ино, Чоджи и Тен-Тен рыдала Сакура.
Не далее как полчаса назад девушка хватала за шкирки каждого из своих друзей по очереди и выспрашивала, кто пригласил её экс-бойфрэнда на игру. Сай, почему-то выбравший Гаару и Наруто своими заступниками, прятался за их спинами и уныло поглядывал на чуть ли не размахивающую кулаками кикбоксёршу, даже не пытаясь с ней заговорить – возможно, выжидал, пока она успокоится. Скандал продолжался ещё некоторое время, пока скооперировавшиеся Тен-Тен и Ино не увели подругу отпаиваться чаем, приказав при этом Сабаку и Узумаки охранять «этого идиота» - мол, жалко будет, если Сакура таки до него доберётся.
- Он мне даже не нравится! – заявил возмущённый подобным раскладом Гаара, тыча пальцем в художника. – Сколько я с ним знаком, столько он меня домогался, я неправ, Узумаки?
Наруто рассеянно кивнул. Ему на самом деле было откровенно плевать на происходящую вокруг него драму: он смотрел на лежащий перед ним на столе телефон, ожидая, пока тот зазвонит. Безусловно, он не забыл, что сам обещал Саске перезвонить вечером, но…
«У него был такой странный голос, - подумал блондин, вспоминая их недавнюю короткую беседу. – Взволнованный. Может быть, что-то произошло?».
Гаара, не замечая задумчивости друга, продолжал:
- И теперь, когда у меня наконец-то появился шанс от него избавиться, я должен его защищать! Нормально? Узумаки, я тебя спрашиваю.
- Слушай, - Наруто пихнул его в плечо, заставляя подняться, - иди поиграй с ребятами в боулинг, а я его покараулю. Тем более, мне кажется, Сакура уже немного остыла, бить его не станет. Иди, иди.
- Я без тебя не хочу, - красноволосый вернулся на место, бросив унылый взгляд на играющих Неджи, Шикамару, Кибу и Хинату. – Кроме того, этот Нара-неудачник опять пристанет ко мне насчёт Темари. Ну что я-то могу сделать, если он, идиотины кусок, всё запорол? И какое мне вообще должно быть дело до личной жизни моей старшей сестры? Если отшила – значит, так захотела, всё. А он ходит за мной по пятам, ноет, выходной мне портит. Дурацкий день…
Наруто резко поднялся на ноги и схватил друга за локоть:
- Ну-ка пошли. – Он проигнорировал цепкий взгляд Тен-Тен, обнимающей шмыгающую носом Сакуру, и добавил: - Сай уже взрослый мальчик, может сам отвечать за свои поступки, а мы пришли в боулинг играть. Давай, Сабаку, пойдём, Инузука как раз на днях интересовался, хорошо ли ты играешь, вот и покажи ему свой страйк.
Долго уговаривать Гаару, большого любителя повалять кегли, не пришлось: пару минут спустя он уже стоял перед дорожкой с шаром в руке, прикидывая наилучший бросок. Шикамару, подбиваемый отчего-то хмурым Неджи, предпринял попытку в очередной раз за этот день заговорить с ним, но вынужден был отступить из-за шикнувшего на него Наруто.
- Ай, хорошо-о! – одобрительно взревел Киба, когда с первого броска все десять кеглей повалились на пол, и в порыве бешеной радости с такой силой хлопнул Гаару по спине, что тот чуть не упал. – А повторить слабо?
Наруто наградил его насмешливой ухмылкой: парень явно никогда раньше не играл с ними в боулинг.
***
Уголь измазал чёрным его отросшие ногти с внутренней стороны, забрался между пальцев, испачкал бледную кожу ладоней. Сай отставил альбом от себя и посмотрел на то, над чем работал последний час. «Безобразие, - сказал бы Данзо-сенсей, если бы увидел этот рисунок. – Без-ОБРАЗие, Сай, здесь совершенно ничего нет, работа пустая! Где твоё образное мышление? Где оно?».
Он отложил уголь в сторону и устало потёр ладонями лицо, совершенно забыв о том, что они испачканы, и равнодушно подумал, что, наверное, выглядеть с замаранными щеками и лбом стал совсем отталкивающе. Оглянувшись по сторонам, он понял, что рядом с ним даже никого нет, чтобы проверить свою теорию: Гаара и Наруто, которых приставили к нему охранниками, ругались с Шикамару возле дорожек. Нет, впрочем, ругался один Гаара, а его друг тоже что-то говорил, но, скорее, успокаивающее, а не обвиняющее. В этом и была прелесть их дружбы: когда один выходил из себя, второй принимал позицию мирителя, восстановителя спокойствия. Саю внезапно подумалось, что может произойти, если неразлучная парочка ощерится друг на друга. Неприятная будет картина, вот уж точно.
Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание было привлечено ссорой, он украдкой выглянул из-за альбома, которым доселе прикрывался от испепеляющих взглядов Тен-Тен с Ино. Сакура, или не слышавшая ругани Гаары, или решившая не обращать на неё внимания, сидела, опираясь локтями о стол, и массировала виски указательными и средними пальцами. Лицо её имело неприятный бордовый оттенок, глаза опухли от бесконечного протирания кулаками в попытках остановить поток слёз, из-под обруча выбилась парочка тонких прядей, розовых, как прежде… Он никогда ещё не видел её в таком разбитом состоянии.
Где-то внутри, в районе солнечного сплетения, что-то ощутимо, почти больно тянуло. Сай подозревал, что это горечь непонимания: в это трудно было поверить, но он действительно недоумевал, почему его возлюбленная плачет. Ведь сама бросила, и когда произносила слова прощания, голос её звучал уверенно, без тени сомнения. Если решение было продумано и взвешено, к чему теперь эти слёзы? Отчего она так разозлилась, увидев его, зачем разревелась при всех?
Пальцами более или менее чистой руки Сай тоже потёр виски, невольно подражая сидящей в другом конце зала девушке: голова его попросту раскалывалась. Он не спал уже две ночи подряд – не мог уснуть, и от этого внутри черепной коробки всё плавилось, мысли не текли даже, а продирались сквозь зловонное болото, в которое за эти дни превратилось его сознание. Он не понимал, что происходит, и, главное, что это всё означает. Лишиться сна для него, художника, было делом нешуточным: для творца здоровый сон, учил их ещё на первом курсе Данзо-сенсей, всё равно что для цветов солнце. Положим, пропало куда-то оно, украл кто-то или ещё что – не раскроются и цветы. «Творить, - любил неоднократно повторять сенсей, многозначительно подняв вверх указательный палец, - необходимо только на свежую голову. Всё, что вы намалюете сонными, пьяными или обколотыми, будет безобразием, понятно вам? Без-ОБРАЗ-ием".
Сай облизал пересохшие губы. Невольно пронеслась мысль, что у сенсея последнее слово было на первом месте по употребляемости. Ну и шут с ним, с сенсеем, у него сейчас другое должно быть на уме.
Гораздо больше его занимал вопрос: зачем, с какой целью он явился сюда сегодня, испортив отдых и Сакуре, и всем остальным. Его местом был не этот столик в ярко освещённом зале, а широкий деревянный табурет, доставшийся ему от прежних хозяев, на котором он проводил большинство времени дома, в своей однокомнатной квартирке, сплошь уставленной полотнами и провонявшейся краской настолько, что у незнакомца с непривычки могла закружиться голова. Сидел бы на нём, черкал свои безобразия, сравнивал бы уродства, рождающиеся из-под его кисти, с картинами, которыми гордился – картинами, нарисованными, когда у него ещё была муза.
Муза, вспоминал Сай, пришла в его жизнь неожиданно. Раньше, до встречи с ней, он рисовал хорошо, лучше, чем другие: учителя его выделяли среди остальных, хвалили, подбадривали, и Саю думалось, что это крыша, это планка, выше которой прыгнуть невозможно, по крайней мере, для него. Данзо-сенсей, глядя на его работы, одобрительно кивал, и ему этого было достаточно. Раньше.
Однажды во время урока колористики его вызвали в кабинет директора, и когда он, зачуханный, с немытой головой и засунутым за ухо карандашом, недоумевая, постучал в дверь и несмело вошёл, напротив Данзо-сенсея сидела девушка. Невысокая, с аккуратно уложенными в хвост волосами, выкрашенными в розовый цвет, она поднялась ему навстречу, улыбаясь и прижимая левой рукой к груди какую-то папку. Ему жест показался крайне милым, и, заинтригованный её робостью, он с готовностью согласился на предложение Данзо-сенсея помочь этой девушке в её исследовании психологии современной творческой молодёжи. Идея показалась ему занятной, но ещё больше его заинтересовала Харуно Сакура. Определить, чем конкретно, он затруднялся: возможно, своей внешней привлекательностью, или же напускной несмелостью (в этом ему довелось убедиться следующим же вечером, когда, неверно истолковав её взгляд, он попытался поцеловать её и в итоге обзавёлся разбитой губой – девчонка оказалась кикбоксёршей), или же тем, что она чем-то неуловимо отличалась от всех остальных.
Размышлять над своими чувствами Сай не любил и, по большому счёту, не умел. Для него душевные переживания, о которых разрывались братья и сёстры по призванию на переменках, казались бесполезной тратой энергии. К чему страдать, доказывать кому-то что-то, ревновать, пылая изнутри разрушительным огнём, умолять и плакать, целуя чужие ноги? Глупости всё. Сай никогда не ощущал особой связи с теми, с кем заводил отношения, и если партнёры уходили от него, не заламывал руки от досады и не пускался в самокопания: а почему так, а почему эдак? Относиться к жизни ровно, без эмоций он научился с детства. У него не было родителей – ну и что? Он был беден и одно время, как и многие в Академии искусств, подрабатывал проституцией, чтобы заработать на хорошие кисти и краски – ну и что? Его обходили стороной однокурсники, страшно завидовали его таланту и распускали мерзкие слухи. Ну. И. Что?
С приходом в его жизнь Сакуры все эти «ну и что», колонны, на которых держалось его понимание мира, почему-то разом рухнули, и пускай внешне катастрофа была незаметна – внутри всё стояло в руинах, а он, подобно случайно забредшему путнику, бродил меж остатков когда-то мощной конструкции и молча недоумевал. Как теперь быть, когда внезапно стало не всё равно? Когда стало важным, чтобы Сакура отвечала на его звонки, чтобы была рядом, вдохновляя его своим поразительно резко меняющимся настроением, чтобы, наконец, любила только его.
Подобная резкая перемена угла зрения, под которым он видел мир, не могла не отразиться на его творчестве. Данзо-сенсей начал смотреть уважительно, почти как на равного, и не уставал восхищённо приговаривать: «Какие образы! Какая сила! Я не знаю, что тебя вдохновляет, парень, но не смей останавливаться. С музой ты уже повстречался, пути назад нет».
Оказывается, есть, сенсей.
Сай бесшумно поднялся, воспользовавшись тем, что никто не обращает на него внимания, и поплёлся к барной стойке. Пить он не любил, потому что не умел, но в этот момент как никогда сильно хотелось смыть горечь, собравшуюся в груди, чем-то отвратительным и крепким, чтобы, наконец, забыться.
Из головы всё не хотели убираться воспоминания. Теперь, год спустя, он понимал, что попросту струсил, боясь радикальных перемен, боясь стать другим человеком слишком быстро, и намеренно стал затормаживать процесс. Глупо было бы отрицать тот факт, что он влюбился в девушку, поэтому Сай приучил себя жить с мыслью, что теперь у него есть кто-то, кому он не посмеет сказать своё «ну и что». В остальном же пришлось восстанавливать старые уставы. Пришлось заставлять себя становиться прежним: снова плевать на мир, воспринимать всё ровно, безразлично, говорить, что думает, не опасаясь обидеть собеседника. Одно время у него это даже получалось, хотя Сакура и недоумевала, почему с ней он заботлив и мягок, а остальным не стесняется грубить, да ещё с таким видом умудряется это делать, будто о погоде разговаривает. Постепенно потрясение, сотрясшее храм мировоззрения художника, прошло: он был счастлив проводить время со своей возлюбленной, его работы ставили на уши всю академию, а Данзо-сенсей одобрительно хлопал его по плечу и заговорщически подмигивал, словно только им двоим была известна тайна его творческого роста.
Проблемы начались, когда Сакура, после долгих ссор с лучшей подругой, завидовавшей её счастью, уверившаяся в них как в крепкой паре, познакомила его с остальными своими друзьями. Это было роковой ошибкой, после которой всё покатилось в тартарары.
Сай, никогда не отрицающий свою бисексуальность, не раз замечал за собой: если слишком долго связывается с одним полом, его начинает со страшной силой тянуть к противоположному. Но это было раньше, когда всё на свете ему было «ну и что». С Сакурой, первой и единственной, кого он полюбил, такого не должно было случиться, думалось ему. Возможно, и метания эти были из-за несерьёзности, с которой он относился к своим партнёрам. Убедивший себя в этом Сай ужасно удивился, обнаружив, что его, как раньше, потянуло к другому человеку, на этот раз его же пола. Справедливости ради надо заметить, размышлял он теперь, сидя на высоком барном стульчике и теребя пальцами полупустой стакан, что Гаара привлёк его не только как объект вожделения: чутьё художника подсказывало ему, что хамоватое поведение, вызывающая внешность, намеренно пренебрежительное отношение ко всем и вся – только лишь способ защитить, скрыть, как постыдную тайну, свою ранимость, отчаянное желание быть понятым, любимым и любить самому. Однако ощущался в нём и стальной стержень, внутренняя сила, несгибаемость. Подобное странное сочетание невольно восхищало, заставляя задуматься, чем, какими событиями была сформирована эта личность и по какому пути пойдёт её развитие. Единственный способ выразить это восхищение, доступный Саю, был через его творчество. Его будто переклинило, будто где-то внутри него щёлкнул переключатель – и теперь его мысли разделились надвое: одна его часть любила и ценила Сакуру, но вторая, перевешивающая, тянулась к её другу, жаждала, мечтала о нём. Выносить подобное раздвоение он не мог, поэтому силой заставил себя объединиться – и будь что будет. Результат оказался неожиданным: он периодически то вспоминал о своей единственной возлюбленной, то становился одержимым другим человеком, путая страсть и художественный интерес, раня любимую своим безразличием к ней.
Только сейчас, мысленно проследив их историю, Сай начал понимать, почему Сакура бросила его, почему пришла в ярость при виде его, почему, наконец, плачет. Он, верно, причинял ей боль так долго… И ведь даже не замечал этого. Теперь у него нет музы, вдохновение исчезло. Логичным решением было бы вернуть Сакуру в его жизнь любой ценой, но Сай не спешил действовать. Положа руку на сердце, он не мог поручиться, что, дай девушка ему ещё один шанс, история не повторится. В конце концов, его природа была двойственна, его сексуальность не вмещалась в стандартные границы, и кто мог дать гарантию, что он «исправится»?
Сакура не могла понять этого, не могли ни осуждающие его Ино и Тен-Тен. А вот Наруто смог бы. Наруто был единственным, в ком Сай чувствовал подобную своей двойственность, поэтому и обращался чаще всего именно к нему за советом. Он понял их схожесть после того, как понаблюдал за ним некоторое время. На девушек, равно как и на парней, Наруто не просто смотрел, а приглядывался к ним, задерживаясь взглядом на чем-то привлёкших его. Гаара смотрел совсем по-другому: особей женского пола он оглядывал безразлично, как смотрят на красивые вещи, совершенно без сексуального подтекста.
Чувствуя, что пьянеет, Сай повернул голову, надеясь увидеть поблизости Наруто, чтобы попытаться поговорить с ним. Тот стоял очень далеко, в другом конце зала, и что-то доказывал разъярённой Тен-Тен, между ними с каменным лицом застыл Гаара. Он отвернулся, при этом почувствовав, как от резкого движения к горлу подступает тошнота. Взгляд его упал на стакан. Равнодушно поднеся его к губам, он сделал глоток, поморщился…
***
- …и почему вообще мы должны его домой конвоировать?
В голове было мутно, внутренности стянуло узлом, всё тело казалось обузой, тянущей проблески сознания в тошнотворное болото.
- Ты уже в сотый раз это спрашиваешь, Сабаку, не актуально.
Голос прозвучал справа от него. Сай прислушался к своим ощущениям. Трясло. Они находились в машине. Ещё даже не открыв глаза, ему удалось определить, что он сидит на заднем сиденье автомобиля, рядом с Наруто.
«Что со мной произошло?..». При попытке вспомнить голова отомстила резкой болью в висках, и он сдался. Наиболее вероятным был вариант его потери сознания: две ночи без сна, общая слабость организма в сочетании с его совершеннейшим неумением пить… И всё-таки странно, что он вот так отключился, абсолютно ничего не помнит.
Намереваясь расспросить своих сопровождающих на этот счёт, он облизал пересохшие губы и с трудом приподнял пудовые веки.
- Глянь-ка, оно очнулось. – Это был Гаара. Сай посмотрел прямо ему в глаза и попытался задать вопрос, но губы не слушались, тошнота подступила к горлу, и он поспешно захлопнул рот, лязгнув челюстями. Юноша ощерился: – И правильно, молчи, я сам всё тебе скажу.
- Сабаку… - попытался приструнить его благодушно настроенный Наруто.
- Подожди, Узумаки, - перебил его красноволосый и, не обращая внимания на возражения таксиста, извернулся на переднем сиденье так, что практически полностью оказался повёрнут к сидящим сзади. Его обвиняющий палец уткнулся Саю в грудь. – Из-за тебя, бледный, весь день к чертям. Ты отключился, и нас заставили твою тушу домой доставить, Харуно лично попросила. Мало того, что до слёз девчонку довёл, так ещё и упился в прямом смысле до потери сознания, переживать её заставил. Она ж тебя, падлу, любит.
На последнем слове в лице его что-то переменилось, он посмотрел на Наруто уже без злости, будто ища поддержки, затем спокойным, ровным тоном закончил:
- В общем, так, Сай: ещё раз увидим рядом с нашей подругой – начистим морду.
Каждое движение отдавалось волной тошноты и боли, но Сай всё-таки нашёл в себе силы и повернул голову в сторону Наруто. Ему важно было знать, понимает ли его хотя бы он. Но Наруто хмурился. Стало быть, не понимает…
Он снова перевёл взгляд на Гаару, но тот уже сидел к нему спиной, глядя в лобовое стекло прямо перед собой.
«И что же я наделал? К чему всё? И как теперь быть?».
Мысли начало затягивать тоскливой воронкой, он закрыл глаза и, кажется, снова отключился.
Очнулся он в следующий раз от боли: правую коленку жгло огнём. Над его ухом чертыхнулись, кто-то зло шепнул: «Осторожнее!». Придя в себя, он понял, что его тащат вверх по ступеням, с обеих сторон ощущалось тепло двух тел. В подъезде было темно, и он решил, что, наверное, опять выключили электричество. Значит, лифт тоже не работает, а его сопровождающие поднимаются вместе с ним на пятый этаж, где ютилась его крошечная однокомнатная квартирка.
В темноте послышался полушёпот Наруто:
- Как думаешь, зачем он всё-таки явился сегодня?
- А ума нету, вот и явился, - раздалось презрительное с другой стороны.
- Я серьёзно, Сабаку. Как думаешь, у них с Сакурой есть ещё шанс?
Сай обратился в слух. Долгое время молчали, наконец Гаара ответил, тяжело чеканя слова:
- Он пускай вначале со своими тараканами разберётся, а потом к ней назад просится. Лично мне от его выкрутасов одни проблемы: мало того, что Харуно недолюбливать стала, так ещё и Тен-Тен в последнее время косо поглядывает. Может, конечно, из-за чего другого дуется, я не знаю точно… Всё равно неприятно.
- А Ли ей о вас ничего не говорил? Они ведь близкие друзья, - задумчиво протянул во тьме Наруто.
- Не знаю. Я его не просил держать всё в секрете, но что-то мне подсказывает, он и сам пока не хочет ничего афишировать. Тен-Тен ведь баба вспыльчивая, дьявол её разберёт, как отреагирует, узнав о нашей истории… Я о нашей первой встрече.
- Я понял.
- Поэтому, сдаётся мне, он и сам не горит желанием распространяться. И потом… Я же знаю, что начнётся, когда наши всё узнают. Шум, сплетни, подколки эти дурацкие. Не готов я к этому.
Разговор завял, и некоторое время Сай слышал только звуки шагов и тяжёлое дыхание. Он позволял себя тянуть, лишь вяло перебирая ногами. О том, что он пришёл в себя, его сопровождающие не догадались, потому что когда его, наконец, дотянули до нужного этажа, чьи-то руки принялись бесцеремонно шарить в карманах его узких брюк в поисках ключа.
- У него тут барахла полно, - раздался шёпот склонившегося над ним Гаары, и хозяин рук автоматически определился. – О, кажется, нашёл. Посвети-ка телефоном, Узумаки.
Его внесли в квартиру, сгрузили на страшненький диван, не долго думая, сбросив лежащие на нём вещи на пол, задержались ещё некоторое время, разглядывая увешанные картинами стены, и удалились.
Когда они ушли, Сай позволил себе «ожить» и расплющил веки. Подниматься сил не было, даже двигать головой из стороны в сторону казалось заданием повышенной сложности. Он чувствовал себя разбитым, бесполезным и ужасно несчастным. Постепенно тошнота отступала, сменяясь просто болью. Так как сон не приходил, ему не оставалось ничего иного, кроме как размышлять.
Некстати уродливым потоком полились тоскливые обрывки мыслей: что делать, как теперь быть, стоит ли жить и ради чего? Он отогнал их прочь. Тогда, как назло, перед внутренним взором вспыхнул образ рыдающей Сакуры, её красных, потухших глаз, и он, теперь понимая причины её слёз, жалел её, жалел и себя. Жалел, потому что, вспоминая свои ощущения от рук Гаары, совсем недавно шурующих по карманам его брюк, хотел его и ничего не мог с этим поделать. Испытывать нежные чувства к одному человеку, но вожделеть другого – какая же всё-таки это мерзость, какая чудовищная глупость!..
Он пошарил ладонью по полу рядом с диваном и, как и ожидал, обнаружил там свой альбом. В тусклом свете уличных огней, пробивавшихся в его комнатушку через незашторенные окна, он взялся рассматривать сегодняшний рисунок.
С минуту он водил по нему взглядом, наконец, отбросил альбом прочь. Раздался глухой стук.
- Безобразно, - услышал он собственный шёпот в наступившей тишине.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 3
День: 6
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для третьей части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC, убийства и полицейское расследование
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 20
Суббота 8 мая
Услышав трель дверного звонка, Обито оставил свой пост у плиты и, предоставив кофе в джезве полную свободу действия, пошаркал ленивой утренне-субботней походкой открывать дверь.
- Заходи, - махнул он рукой гостю и добавил, борясь с зевком: - Закрой сам, у меня кофе на кухне убегает.
Хошигаке Кисаме, бледности которому добавляла светло-серая рубашка, надетая явно впопыхах, сделал, как было велено, и последовал за хозяином.
- Спасибо, что позвонил.
Обито одной рукой рассеянно приглаживал растрёпанные со сна волосы, а другой помешивал кофе.
- Не за что. Ты присаживайся. Итачи в душе, я ему сказал, что ты приедешь, так что не переживай, сюрпризов не будет. Он и сам, по-моему, обрадовался, что я ваше примирение в свои руки взял: сам-то ни за что не позвонил бы. Настоящий Учиха.
Перед Кисаме поставили испускающую пар и приятно щекочущий ноздри запах корицы чашку. Хозяин квартиры налил и себе «утренней отравы», как иногда называл напиток, и расположился напротив.
Пили задумавшись, в тишине. Кисаме, пользуясь редким случаем, украдкой рассматривал обстановку квартиры, без сомнения, самого скандального Учихи в роду… до появления на сцене Итачи. Как о нём и говорили, Обито в самом деле был чрезвычайно ориентирован на западную культуру - это прослеживалось не только в определённо нетрадиционном интерьере, но даже в таких мелочах, как посуда. Мужчина невольно задумался, насколько одиноким, должно быть, чувствует себя Учиха Обито в этой огромной квартире, если даже сделал специальные комнаты для племянников, которые не так-то часто и гостили. От Фугаку ему было известно, что у Обито есть два хороших друга – таких же одиночек, как и он сам. Представив на месте кого-нибудь из них себя, он невольно подумал: «Как хорошо, что у меня есть Итачи».
- Только знаешь что, Кисаме? – неожиданно прервал молчание Обито. Взгляд его чёрных глаз, не мог не отметить гость, очень напоминал тяжёлый колючий взгляд Фугаку, когда он говорил с ним насчёт Итачи – взгляд взволнованного отца. – Ты ведь понимаешь, что я заступаюсь за тебя перед Итачи в первый и последний раз? – Дождавшись утвердительного кивка, он продолжил: - Итачи мне вкратце поведал ситуацию, и, честно говоря, Кисаме, я встал на его сторону. Не из-за того, что он мне родня, а потому, что ты был неправ.
- Я понимаю это.
- А понимаешь ли в самом деле? Ты ведь уже много лет общаешься с Учихами, поэтому должен был заметить: мы все ужасно моногамны. Если мы влюбляемся, то надолго, на всю жизнь. Узнав о чувствах Итачи к тебе, я сразу понял, что это всерьёз, поэтому и настоял на том, чтобы ты приехал и вы всё выяснили. Но делать этого повторно я не стану. Ты сам должен понять: если любишь его, относись к нему серьёзно.
Кисаме подавил в себе желание виновато опустить голову, но дрогнувший голос выдал его с лихвой:
- Я отношусь.
Обито явно хотел съязвить, но отчего-то передумал и тоном заправского учителя младших классов взялся объяснять:
- Тогда позволяй ему делать то, в чём он чувствует потребность. Пойми: есть мужчины, которые только и мечтают о пассивной роли в гомосексуальных отношениях, а есть такие, как Итачи, и они не позволяют подминать их личность авторитетному партнёру, как бы сильно они его ни любили. Они не выносят, когда о них заботятся, обеспечивают их. Они хотят быть равными.
Кисаме устало выдохнул и запустил пальцы в волосы.
- Я знаю, что он самостоятельный, мы уже неоднократно спорили на эту тему. Но вчера эти идиоты из отдела предложили ему опасную миссию, и я просто чувствовал, что он согласится, если не вмешаюсь… Сам не знаю, что на меня нашло тогда. Всего на миг я представил себе, что его не станет, и – будто мозг отключился. Тяжело, когда у твоего голоса есть вес, порой не осознаёшь, что время остановиться.
Обито ничего не сказал – слова были не нужны. Кисаме исподтишка разглядывал сидящего напротив знакомого, как вдруг внезапное открытие осенило его: он никогда раньше не говорил с Обито вот так, просто, по душам. Сейчас, когда Фугаку злился на него, ему отчаянно не хватало друга – кого-то, с кем можно было отвести душу, кого-то, кому не всё равно. Присутствие Обито необъяснимо успокаивало его, вселяло уверенность, что всё обойдётся, всё будет хорошо.
- Ты так заботишься об Итачи, - озвучил он собственные мысли. Обито удивлённо приподнял брови. – А ведь они с Саске даже не родные племянники тебе.
От этих слов вся отцовская серьёзность спала с его лица, Обито польщённо улыбнулся:
- Так ведь я их с рождения нянчил. Когда они ещё совсем маленькими были, Микото часто их на меня оставляла, а сама с подружками языки чесать: и ей хорошо, и мне приятно. А когда по заграницам пропадал месяцами, так только о них двоих и думалось. Здоровы ли, хорошо ли учатся.
Кисаме поддержал его понимающей улыбкой:
- У меня когда-то тоже было нечто подобное… Давно, правда, девять лет назад. Я тогда под прикрытием в Акацуки был.
- А-а, слышал-слышал, это которые чуть премьер-министра не подорвали? – закивал Обито.
- Они самые. – Светлые глаза Кисаме заволокла дымка воспоминаний. - Народ туда стекался самый разный, от фанатичных националистов до обыкновенных психов, но затесался к ним в компанию один мальчик, Дейдара… который отличался от всей этой безумной толпы. Ангелом он, сразу оговорюсь, не был: взрывчатки им стряпал, наркотиками баловался, да и пироманией тоже… Но мне он почему-то всё равно нравился. Может быть, потому, что возраста был одного с Итачи, а я тогда о нём часто думал, скучал, наверное, тоже. Взял я этого Дейдару к себе под крылышко, словом.
Кисаме мысленно был погружён в прошлое, говорил, опустив голову, поэтому не заметил, как Обито махнул рукой появившемуся в проходе Итачи, давая знак вернуться чуть позже.
- А когда мы Акацуки накрыли, я за него похлопотал, чтобы ни в какую колонию его не отправляли, потому что знал – там людей не исправляют, только портят. Дали ему условных два года и отпустили восвояси, с тех пор мы не разговаривали.
- И где же он сейчас? – осторожно спросил Обито.
Кисаме передёрнул плечами.
- Недавно я случайно увидел его в том квартале, где мальчишек убивают. Появилось желание разузнать о нём, но я вовремя себя остановил. Почему – не знаю точно, мысли всякие полезли… А вдруг он шлюхой там? Вдруг за старое взялся? Или спился? Если честно, Обито, я просто побоялся правды.
- Понимаю.
Они помолчали ещё немного, затем Учиха поднялся:
- Пойду-ка я Итачи позову.
Кисаме кивнул и нетерпеливо заёрзал на стуле. Воспоминания о Дейдаре напомнили ему о том, насколько Итачи был сильнее и выносливее по сравнению с тем белобрысым пареньком с дерзким взглядом, которого он знал и опекал долгих девять лет назад. Ему стало совсем недавно известно о грязи, которой поливали его любовника сотрудники, но Итачи, ему казалось, давно уже обо всём знал и боролся с презрительным отношением к себе гораздо раньше, чем поползли слухи об их отношениях. Возможно, прожжённые работники считали несправедливым, что он, Кисаме, взял к себе в помощники сына своего друга. Пускай и из Учих, пускай и неглупого, но – человеческая зависть выборочно слепа, ибо видит только то, что ей видеть выгодно.
Мужчина поразился, насколько несгибаемым, должно быть, пришлось стать Итачи для того, чтобы выдержать все издёвки и подколки старших сотрудников, наплевать на козни, сплетни и бороться за свою мечту. Что ни говори, для его возраста подобная стойкость – чуть ли не героизм.
На кухню степенно зашёл Итачи с гордо вздёрнутым подбородком и вызывающе блестящими глазами, Обито, застёгивающий куртку за его спиной, рассеянно махнул рукой в сторону выхода:
- Ну, я пойду пока прогуляюсь, а вы разбирайтесь. – Входная дверь закрылась под неясное бормотание: - В магазин ещё, может, зайду…
Кисаме явно ощутил, как глаза сами собой опускаются вниз, и заставил себя посмотреть на Итачи прямо: ему было слишком хорошо известно, что Учихи не выносят показного раскаяния, а в извинениях ценят чёткость и искренность.
Итачи смотрел с лёгким укором, но совсем не так, как вчера. Ярость, распалённая уязвлённым достоинством, вышла из него, оставив болезненный след, но появилось и нечто иное – спокойная, монолитная решимость. Перед ним стоял не вчерашний юноша с трясущимися от гнева и обиды плечами – от того Итачи осталась лишь тень.
Он поражённо уставился на протянутую руку, затем ещё раз взглянул в источающие уверенность глаза. Что это означало? Он был прощён? Или это было просто символом примирения во имя общего дела? Ответ словно крылся за стеной, которую Итачи умудрился выстроить за один день и позиции сдавать не собирался.
На ватных ногах Кисаме пересёк разделяющие их пару метров и ответил на рукопожатие. Ладонь Итачи безжалостно давила, но Кисаме вызова не принял и, мягко высвободив собственную ладонь из тисков, опустил руку.
- Я так понимаю, - склонив голову чуть набок, тихо произнёс Итачи, - что нам с вами ещё над многим нужно работать, не так ли, Кисаме-сан?
- Так, - кашлянув в кулак, согласился мужчина.
Черты его молодого любовника чуть смягчились, он сделал небольшой шаг вперёд, Кисаме почувствовал холодные пальцы по обеим сторонам своего лица и позволил им повернуть свою голову. Теперь лицо Итачи было совсем близко, и на миг у Кисаме ёкнуло сердце: ему показалось, что за чёрными глазами скрывается огромная, необъятных размеров скорбь.
«Неужели это я? – мелькнула мысль, заглушаемая учащённым стуком сердца, отдающим в ушах. – Неужели это всё из-за меня?..».
Затем на шею надавили, заставляя наклониться. Следующие несколько мгновений будто выпали из памяти, и когда Кисаме опомнился, он уже крепко прижимал Итачи к себе, их губы были сцеплены в поцелуе, отдающем горечью вчерашней ссоры, и он чувствовал, что оба они изменились, стали сильнее, ближе друг к другу за этот безумно короткий промежуток времени. Ощущения вскружили голову новизной, наполнили её лёгким газом эйфории, а в сознании плавали обрывки мыслей: «Как же мне повезло… Как мне с ним повезло!..».
***
- Знаешь, что?
Гаара оценивающе посмотрел на закрывающую проход фигуру друга, обратив особое внимание на его суровое выражение лица, и сделал вывод, что, пожалуй, не стоило ему так задерживаться в додзё.
- Знаю. Опоздал. – Он попытался протиснуться внутрь, но Наруто его не пустил.
- Это не «опоздал» называется, а «наплевал на то, что друзья его ждут, потому что попросту не может отклеиться от своего бойфрэнда», вот как это называется, Сабаку.
- Поправочка: не «не может», а «не хочет», Узумаки.
- Ещё лучше.
Наруто процедил сквозь зубы крепенькое ругательство, после чего немного смягчился и пустил друга внутрь. Причиной его раздражения служило не столько наглое опоздание Гаары на встречу с друзьями, с которыми они уже неделю как планировали поиграть в боулинг, сколько неприятный разговор с Тен-Тен, около пяти минут драконившейся на него в трубку. «Мы уже на месте стоим все, а куда вы делись, придурка два?! – орала импульсивная барышня, не желая даже слушать его оправданий. – Значит, так: если через двадцать минут вас тут не будет, мы идём сами!». Наруто, уже одетому и собранному, только и оставалось что копить раздражение на опаздывающего Сабаку, который клятвенно обещал уйти из додзё даже раньше обычного, а сам задерживался уже на час и на звонки нахальным образом не отвечал.
- Быстро переобулся, и поехали уже, - брякнул он через плечо, а сам направился в гостиную. – Папа, мы уходим!
Дремавший на диване с пачкой бумаг на груди Минато приподнял голову от подушки:
- Куда уходите?
- Ну в боулинг, я же тебе говорил уже. – Он развернулся в сторону прихожей и рявкнул что есть мочи: - Сабаку, в темпе! Иначе тебя Тен-Тен в жертву принесу!
Минато сонно огляделся:
- А где Гаара?
Наруто сделал неопределённый жест и буркнул:
- Копуша.
- Сам копуша! – немедленно раздалось из прихожей. – Я уже готов, между прочим!
Минато потянулся, с явным усилием поднялся со своего удобного ложа и, не с первого раза попав ногами в домашние тапочки, поплёлся вслед за сыном к двери.
- О, дядя Минато, хреново выглядите! – ухмыльнулся расчёсывающийся у зеркала Гаара. – Что, много пили давеча?
Намикадзе безразлично передёрнул плечами и оставил комментарий без ответа, вместо этого обратившись к сыну:
- Наруто, мне Саске вчера сказал, что вы вместе на какую-то там беседку договорились сходить посмотреть. Это не сегодня, надеюсь?
При упоминании «запретного имени на букву С» лицо Гаары вытянулось, Наруто же, умеющий лучше держать себя в руках, спокойно ответил:
- Завтра, папа, сегодня у нас боулинг с друзьями.
Искусно игнорируя обвиняющие взгляды насупленного друга, блондин потащил его к лифту, а отцу на прощание назидательно произнёс:
- И выспись нормально! Не работай сегодня, слышишь?
Дверь закрыли под аккомпанемент скучающего: «Да, сына, да», означающего, безусловно, совершенно противоположное.
- Значит, - ступая внутрь открывшегося лифта, тоном инспектора полиции поинтересовался Гаара, - ты завтра идёшь куда-то с Учихой?
- Да. – Наруто, которого уже не первый год подвергали подобным допросам, выбрал стратегию поведения непробивного спокойствия – самую эффективную.
- И я об этом ничего не знал? – продолжал скрестивший руки на груди Гаара, сверля друга тяжёлым взглядом.
- Ну да.
- И, по всей видимости, не узнал бы, если бы не случайная реплика дяди Минато?
- Да, наверное.
Как и ожидалось, подобная реакция выбила «инспектора» из колеи, он сбросил маску спокойствия и заорал:
- Да ты в своём уме вообще, Узумаки? Ладно поговорил с ним, отцу приятное сделал, но встречаться с этим гадом?! Ты забыл, что ли, кто это? Это Саске Учиха, вселенское зло и козёл номер один в Конохе!
- Я не забыл, - всё так же мирно и уравновешенно сообщил ему Наруто, про себя потешаясь над вспыльчивостью друга: когда он злился, то нёс такую очаровательную чепуху, что не умиляться было невозможно.
- Он не забыл! – передразнил его Гаара, на негнущихся ногах выходя из лифта и испугав своим видом стоящих в вестибюле маму с маленьким сыном. – Не забыл он! Но почему-то идёт с ним гулять! Узумаки, ты нелогичен, знаешь об этом?
- Есть немного.
- Да прекрати уже со мной соглашаться!
- Хорошо.
Это вызвало целый поток ненормативных слов и выражений в его сторону, фееричным завершением которого было: «Я тебя точно убью».
Наруто, посчитав, что в достаточной мере отомстил Гааре за опоздание, принял серьёзный вид и объяснил:
- Послушай, я ведь говорил тебе, что мне он показался интересным человеком, поэтому я хочу с ним пообщаться. Что плохого случится, если мы проведём вместе немного времени? И папа будет счастлив, к тому же.
Гаара, отбросив свою показную ярость, около минуты изучал его внимательным взглядом, наконец, вздохнул и побеждённо поднял руки:
- Ладно, тебе виднее, Узумаки. Только учти: я тебя на его счёт предупреждал.
Наруто кивнул. Он чувствовал, что Гаара удерживает себя от ещё одного вопроса: «Почему ты мне ничего о вашей встрече не сказал?» и был благодарен ему за это, потому что если бы вопрос был озвучен, он не смог бы дать на него ответ. Ему и самому было не совсем понятно и даже стыдно, что он скрыл от друга их с Саске договорённость.
Как раз когда они уже садились в такси, зазвонил телефон. Наруто с опаской, будто обращаясь с тикающей бомбой, вынул его из кармана и поднёс к лицу: звонила Тен-Тен.
- Ты отвечаешь, - безапелляционно сообщил он Гааре и сунул орущий телефон ему в руки.
- Нет, ты! – не промедлил с ответом красноволосый. – Это твой телефон, она с тобой хочет пообщаться!
- Да, но опаздываем мы из-за тебя, так что ты с ней и разбирайся!
- Нет, Узумаки, ты, ты, ты! Ты предаёшь меня с Учихой, так что отвечай!
- Какое это имеет отношение к Тен-Тен?
- Ну, хорошо, - вздохнул Гаара, - вместе.
Он нажал на кнопку ответа и включил громкоговоритель. Оба парня непроизвольно сжались и закрыли глаза, заранее приготовившись быть жестоко убитыми по телефону.
***
Саске, механически бормоча себе под нос извинения и придерживая одной рукой висящий на груди фотоаппарат, выбрался из центра толпы обеспокоенных коноховцев, собравшихся перед зданием городской администрации. Большинство размахивало агрессивными плакатами, кое-кто даже не поленился нарисовать на них карикатуры, изобличающие продажность властей, со всех сторон вразнобой доносились возмущённые возгласы.
Парень вытер пот со лба: день выдался слишком жарким для протестов.
- Спасите дом Ямамото-сенсея! – чуть ли не на ухо Саске закричала стоящая рядом с ним девушка, её поддержали курящие невдалеке парни, возглас породил новый взрыв энтузиазма у толпы.
«А можно ли этим хотя бы чего-то добиться?» - задался вопросом про себя Учиха и сделал внутреннюю пометку порассуждать на эту тему вечером в блоге.
Собрание в субботу восьмого мая у здания коноховской администрации было вызвано новостью, прошедшей утром во всех газетах города, сообщающей, что участок земли в жилом районе Конохи был продан одной крупной американской компании, намеревающейся строить на нём очередной торговый центр. Возмутило горожан, впрочем, не столько это, сколько то, что на проданной территории находилось имеющее историческую ценность здание – древний одноэтажный домик, в котором жил и творил известный на всю страну и за её пределами художник Ямамото Тензо.
Саске с его работами знаком не был, однако, будучи страшным противником разрушения исторической аутентичности родного города иностранными инвесторами, не мог не присоединиться к протесту. Свою помощь и поддержку он выказывал не через скандирование и трясение плакатами, а через свои фотографии. Таких, как он, на протесте уже насчитывалось пятеро как минимум, не считая профессионалов, чьи фотографии, скорее всего, увидят свет на первых страницах завтрашних газет.
Кто-то тронул его сзади за плечо:
- Саске, ты, что ли?
- Да он, он это.
Развернувшись, парень с удивлением уставился на парочку в драных джинсах и в одинаковых кожаных куртках. Оба молодых человека были ему хорошо знакомы.
Одного из них, что пониже, звали Хаяте Гекко, второго – Генма Ширануи. С этими ребятами, настоящими городскими сталкерами, известными в узких кругах за своё уникальное знание абсолютно всех уголков Конохи, Саске был знаком чуть больше года и одно время, когда только начал всерьёз интересоваться своим городом, проводил с ними чуть ли не всё свободное время. Потом, впрочем, дороги их разошлись, но парочка время от времени давала о себе знать звонками с приглашениями поисследовать вместе что-нибудь занимательное.
Обоим было около тридцати, но Хаяте выглядел всего на несколько лет старше Саске и из-за своей упорной нелюбви к солнцу был ужасно бледен, да и вообще вид имел крайне нездоровый – на его фоне природная бледность Учихи не слишком бросалась в глаза. Генма, парень определённо более взрослый и опытный, являлся некоронованным лидером сообщества коноховских сталкеров и, как казалось Саске, чуть ли не мистическим образом был связан с городом: как иначе объяснить его поразительную осведомлённость, притом что они с Хаяте жили в полуразрушенном доме на обочине без электричества и прочих удобств? Генму можно было узнать издалека из-за его привычки завязывать бандану спереди; ещё одной отличительной чертой этого человека являлась неизменно зажатая во рту травинка или зубочистка, которую он пожёвывал время от времени, отчего и говорил не очень разборчиво.
- А ты всё фотографируешь, - Генма указал взглядом на фотоаппарат в руках Саске. – К нам уже не заходишь. Занят, что ли?
Саске набрал в грудь воздуха, но озвучить ответ ему не дал проходивший мимо неуклюжий толстяк с плакатом.
- Здесь слишком людно. - Генма похлопал Учиху по плечу и кивнул в сторону конца площади. - Пойдём, тут уже всё равно делать нечего.
Следуя за двумя приятелями по малоизвестным ему переулкам, где последние, к слову, чувствовали себя вполне комфортно, Саске припоминал, по какой причине урезал общение с ними около года назад: ведь они разделяли его интересы, выглядели весьма круто, вели увлекательный образ жизни и в целом претендовали на роль его кумиров. Однако была у Генмы и Хаяте одна-единственная нехорошая особенность, которой оказалось достаточно, чтобы отпугнуть Саске, – они знали слишком много.
Понять, что стоит за этим выражением, можно было, лишь проведя некоторое время в компании Гекко и Ширануи. Во времена их близкого общения Саске часто ловил себя на том, что не помнит, как он оказался в том или ином месте – будто бы он находился в трансе всю дорогу; порой его приятели-сталкеры озвучивали вещи, которые они попросту не могли знать, но каким-то магическим образом знали. Представителю семьи Учиха, привыкшему держать всё под контролем, подобные способности казались неприемлемыми и даже в некоторой степени пугали.
Саске, материалист до мозга костей, всё время пути твердил себе, что совершенно не напуган и что ребята попросту хороши в предположениях, но подозрительное чувство, близкое к суеверному страху перед неизвестным, всё отказывалось покидать его.
Очнулся он возле старого, наполовину разрушенного двухэтажного здания в районе Конохи, где ему раньше вряд ли доводилось бывать. Генма слегка подтолкнул его ко входу со словами:
- Не кусается.
Внутри было темно и сильно намусорено - на втором же шагу Учиха чуть не растянулся на полу, споткнувшись о груду кирпичей.
- Осторожно, - спокойным, ничего не выражающим тоном произнёс тихий Хаяте.
Саске повели по шаткой ненадёжной лестнице на второй этаж, где было посветлее и почище. Парень не мог не отметить два старых матраца, кое-какую кухонную утварь, одежду в одном из углов комнаты, самом чистом.
- Мы здесь ночуем иногда, - ответил на незаданный вопрос в глазах Учихи Генма, присел на один из матрацев и сделал приглашающий жест.
«Как у него это получается?» - поразился Саске, обнаружив, что сидит рядом с Хаяте напротив Генмы. Он действительно не мог вспомнить, как это произошло.
Подобные вещи в компании этих парней случались постоянно.
Так как Хаяте разговаривать не любил, беседу вёл в основном Генма. Саске оставалось только тихо поражаться тому, какое колоссальное количество информации доступно этим двоим: казалось, они были в курсе буквально всего, что происходило в Конохе. Наученный опытом, он напоминал себе периодически поглядывать на часы, потому что не понаслышке знал, как странно протекает время в разговоре с Генмой, однако полтора часа пролетело совершенно незаметно.
- Кстати, насчёт той беседки, которую мы тебе показывали, - внезапно подал голос Хаяте, когда Генма отошёл в сторону, чтобы ответить на звонок, - там ограду сейчас поставили, так что аккуратнее завтра.
«Я не упоминал о своих планах на завтра, - удивился Саске, - откуда он знает?».
Стало всерьёз не по себе, и внезапно захотелось оказаться где-нибудь в другом, более людном месте. Хаяте, будто почувствовав его волнение, усмехнулся, что в сочетании с его устрашающей бледностью впечатление оставило неизгладимое.
- Твой брат ведь в полиции служит?
Саске кивнул, радуясь, что тема беседки развития не получила. Хаяте сухо кашлянул в кулак, облизал пересохшие губы и, отвернувшись к окну, добавил:
- Присмотри, чтобы не перегибал палку, а то беда будет.
- Ты сейчас о чём? – осторожно уточнил парень, зная наперёд, что ответа не получит.
Вернувшийся Генма присоединился к разговору в совершенно непринуждённой манере, будто вовсе не отлучался:
- О ком, Саске, а не о чём. Твой брат страдает гордыней, если ты ещё не заметил, и этот порок ведёт его по шаткой тропе.
Напомнив себе, что эти ребята знают гораздо больше, чем им рассказываешь, Саске подавил в себе зарождающийся суеверный страх, но внезапная слепая догадка заставила всё внутри него похолодеть.
- Вы не о том убийце, которого они сейчас ищут?..
Двое парней обменялись безразличными взглядами, и Генма спокойно кивнул. Саске почувствовал себя так, будто внутри его головы зазвенел огромный колокол и заглушил все его мысли. Он бессмысленно пялился то на одного приятеля, то на другого, и на лицах обоих не мог прочесть ничего, кроме безразличия, граничащего со скукой.
«Так не бывает, - взвыла материалистическая часть его сознания, - они не могут знать ни о чём подобном. Я никогда не говорил им о профессии Итачи, но каким-то непостижимым образом им всё известно! Я должен им верить?».
Генма закурил и, периодически бросая взгляды на ошарашенного гостя, заговорил, словно ни к кому не обращаясь:
- Мы давно о нём знаем. Года два уже. Но если раньше он не мешал нам, то теперь его фокусы весь город на уши поставили, нам это невыгодно.
- Завистливая тварь, - Хаяте сплюнул на пол.
- Вот именно. Из-за него город неспокоен, прямо гудит под ногами. Ты чувствуешь это, Саске?
Саске начал склонять голову для кивка, но внезапно дёрнулся и замотал ею из стороны в сторону. Его переполняли странные, непонятные ему чувства. С одной стороны, он, бесспорно, являлся невольным свидетелем чего-то мистического, за гранями понимания, с другой – никакой мистики, окружающей их, он не ощущал: Генма и Хаяте выглядели и звучали так, будто вели совершенно будничную беседу, Саске мог слышать проезжающие мимо машины, отдалённый лай собаки, поскрипывание оконной рамы в соседней комнате. Реальность оставалась реальностью, привычной, родной, вот только почему он никак не мог избавиться от гнетущего чувства, будто прямо сейчас принимает участие в чём-то чрезвычайно важном, сверхъестественном?
- А-а… а почему завистливая? – обратился он к Хаяте, даже не задумываясь, зачем спросил именно это – вопрос будто бы сам вырвался из его уст.
Бледный парень чуть склонил голову набок, и на миг Саске показалось, что его демонстративно проигнорируют. Но губы Хаяте разомкнулись, он кашлянул в кулак, прочистил горло и произнёс:
- Потому что убивает из зависти.
- Он восхищается теми, кого убивает, и одновременно страшно им завидует. Тебе, Саске, не понять, ты совсем не такой, - вставил Генма. Лицо его на миг искривило презрение. – Безумная тварь, поскорее бы его убрали с улиц.
Саске понял, что больше не может здесь находиться. Он поспешно поднялся, извинился и рванул вниз по лестнице, не обращая внимания на её протестующий скрип, на улицу. Выйдя, он не стал останавливаться, чтобы решить, в какую сторону идти, а просто пошёл наугад, надеясь на своё внутреннее чутьё. Он мог поклясться, что чувствует на себе два внимательных взгляда, но оборачиваться и проверять не стал.
В мыслях творился полнейший хаос. Он думал об Итачи, о том, в самом ли деле ему грозит опасность, а ещё – парадоксально – никак не мог выбросить из головы светлые пряди и голубые глаза Наруто. Почему он думает о нём именно сейчас? Почему переживает так же сильно, как за родного брата? Ведь едва знакомы…
«Глупые, беспочвенные волнения», - злясь на самого себя, твердил парень, однако рука его уже тянулась за телефоном.
Голос Наруто едва можно было разобрать из-за шума.
- Алло, кто это?
«Точно, у него ведь нет моего номера. – Саске отставил трубку от уха и взглянул на экран, будто пытаясь понять, зачем вообще позвонил этому человеку. – Отлично, и что я сейчас ему скажу? Что наслушался сумасшедших городских сталкеров и почему-то испугался за него?».
- Это Учиха Саске.
В трубке послышалась какая-то возня, чей-то хохот, вопль: «Да отвали ты, наконец!», женский визг, и всё это – на фоне громыхающей музыки.
- Извини, тут придурки одни мешают. – Голос Наруто зазвучал так, будто он прикрыл трубку ладонью. – Значит, Саске, да?
- Да.
Он почувствовал себя совсем глупо: что сказать? Благо, удачная мысль вовремя посетила его, и он поспешно выпалил:
- Я насчёт завтрашнего дня уточнить. Мы идём?
Наруто, которого как раз в этот момент отвлекли, попросил повторить, и Саске послушно повторил, всё ещё чувствуя себя ужасно глупо.
- Да-да, обязательно, я свободен завтра весь день. Слушай, Саске, - он понизил тон чуть ли не до шёпота, - я сейчас не могу говорить, давай вечером, хорошо?
- Ладно.
На заднем плане зазвучал посторонний голос:
- Не ослышался ли я, Узумаки? Ты сказал «Саске»? Тебе что, Учиха звонит? Ну-ка дай я с ним поговорю!
- Заткнись, Сабаку, - приглушённо зашипел Наруто, а в трубку затараторил: - Я сам позвоню, до вечера. Пока.
Сигнал прервался. Саске некоторое время упорно смотрел на телефон в надежде, что ему перезвонят, но экранчик оставался мёртвым минуту, две, три. Он чертыхнулся и сунул телефон в карман.
***
- Ты, Узумаки, можешь мне объяснить, как так вышло, что мы внезапно стали его защитниками?
Наруто взглянул на сидящего напротив Сая: осунувшийся, бледнее обычного, с тёмными кругами под глазами, парень представлял собой жутчайшее зрелище. Сжимая в тонких пальцах неизменный альбом, художник водил по листу углём, периодически бросая быстрые взгляды в противоположный угол зала, на столик, за которым в компании Ино, Чоджи и Тен-Тен рыдала Сакура.
Не далее как полчаса назад девушка хватала за шкирки каждого из своих друзей по очереди и выспрашивала, кто пригласил её экс-бойфрэнда на игру. Сай, почему-то выбравший Гаару и Наруто своими заступниками, прятался за их спинами и уныло поглядывал на чуть ли не размахивающую кулаками кикбоксёршу, даже не пытаясь с ней заговорить – возможно, выжидал, пока она успокоится. Скандал продолжался ещё некоторое время, пока скооперировавшиеся Тен-Тен и Ино не увели подругу отпаиваться чаем, приказав при этом Сабаку и Узумаки охранять «этого идиота» - мол, жалко будет, если Сакура таки до него доберётся.
- Он мне даже не нравится! – заявил возмущённый подобным раскладом Гаара, тыча пальцем в художника. – Сколько я с ним знаком, столько он меня домогался, я неправ, Узумаки?
Наруто рассеянно кивнул. Ему на самом деле было откровенно плевать на происходящую вокруг него драму: он смотрел на лежащий перед ним на столе телефон, ожидая, пока тот зазвонит. Безусловно, он не забыл, что сам обещал Саске перезвонить вечером, но…
«У него был такой странный голос, - подумал блондин, вспоминая их недавнюю короткую беседу. – Взволнованный. Может быть, что-то произошло?».
Гаара, не замечая задумчивости друга, продолжал:
- И теперь, когда у меня наконец-то появился шанс от него избавиться, я должен его защищать! Нормально? Узумаки, я тебя спрашиваю.
- Слушай, - Наруто пихнул его в плечо, заставляя подняться, - иди поиграй с ребятами в боулинг, а я его покараулю. Тем более, мне кажется, Сакура уже немного остыла, бить его не станет. Иди, иди.
- Я без тебя не хочу, - красноволосый вернулся на место, бросив унылый взгляд на играющих Неджи, Шикамару, Кибу и Хинату. – Кроме того, этот Нара-неудачник опять пристанет ко мне насчёт Темари. Ну что я-то могу сделать, если он, идиотины кусок, всё запорол? И какое мне вообще должно быть дело до личной жизни моей старшей сестры? Если отшила – значит, так захотела, всё. А он ходит за мной по пятам, ноет, выходной мне портит. Дурацкий день…
Наруто резко поднялся на ноги и схватил друга за локоть:
- Ну-ка пошли. – Он проигнорировал цепкий взгляд Тен-Тен, обнимающей шмыгающую носом Сакуру, и добавил: - Сай уже взрослый мальчик, может сам отвечать за свои поступки, а мы пришли в боулинг играть. Давай, Сабаку, пойдём, Инузука как раз на днях интересовался, хорошо ли ты играешь, вот и покажи ему свой страйк.
Долго уговаривать Гаару, большого любителя повалять кегли, не пришлось: пару минут спустя он уже стоял перед дорожкой с шаром в руке, прикидывая наилучший бросок. Шикамару, подбиваемый отчего-то хмурым Неджи, предпринял попытку в очередной раз за этот день заговорить с ним, но вынужден был отступить из-за шикнувшего на него Наруто.
- Ай, хорошо-о! – одобрительно взревел Киба, когда с первого броска все десять кеглей повалились на пол, и в порыве бешеной радости с такой силой хлопнул Гаару по спине, что тот чуть не упал. – А повторить слабо?
Наруто наградил его насмешливой ухмылкой: парень явно никогда раньше не играл с ними в боулинг.
***
Уголь измазал чёрным его отросшие ногти с внутренней стороны, забрался между пальцев, испачкал бледную кожу ладоней. Сай отставил альбом от себя и посмотрел на то, над чем работал последний час. «Безобразие, - сказал бы Данзо-сенсей, если бы увидел этот рисунок. – Без-ОБРАЗие, Сай, здесь совершенно ничего нет, работа пустая! Где твоё образное мышление? Где оно?».
Он отложил уголь в сторону и устало потёр ладонями лицо, совершенно забыв о том, что они испачканы, и равнодушно подумал, что, наверное, выглядеть с замаранными щеками и лбом стал совсем отталкивающе. Оглянувшись по сторонам, он понял, что рядом с ним даже никого нет, чтобы проверить свою теорию: Гаара и Наруто, которых приставили к нему охранниками, ругались с Шикамару возле дорожек. Нет, впрочем, ругался один Гаара, а его друг тоже что-то говорил, но, скорее, успокаивающее, а не обвиняющее. В этом и была прелесть их дружбы: когда один выходил из себя, второй принимал позицию мирителя, восстановителя спокойствия. Саю внезапно подумалось, что может произойти, если неразлучная парочка ощерится друг на друга. Неприятная будет картина, вот уж точно.
Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание было привлечено ссорой, он украдкой выглянул из-за альбома, которым доселе прикрывался от испепеляющих взглядов Тен-Тен с Ино. Сакура, или не слышавшая ругани Гаары, или решившая не обращать на неё внимания, сидела, опираясь локтями о стол, и массировала виски указательными и средними пальцами. Лицо её имело неприятный бордовый оттенок, глаза опухли от бесконечного протирания кулаками в попытках остановить поток слёз, из-под обруча выбилась парочка тонких прядей, розовых, как прежде… Он никогда ещё не видел её в таком разбитом состоянии.
Где-то внутри, в районе солнечного сплетения, что-то ощутимо, почти больно тянуло. Сай подозревал, что это горечь непонимания: в это трудно было поверить, но он действительно недоумевал, почему его возлюбленная плачет. Ведь сама бросила, и когда произносила слова прощания, голос её звучал уверенно, без тени сомнения. Если решение было продумано и взвешено, к чему теперь эти слёзы? Отчего она так разозлилась, увидев его, зачем разревелась при всех?
Пальцами более или менее чистой руки Сай тоже потёр виски, невольно подражая сидящей в другом конце зала девушке: голова его попросту раскалывалась. Он не спал уже две ночи подряд – не мог уснуть, и от этого внутри черепной коробки всё плавилось, мысли не текли даже, а продирались сквозь зловонное болото, в которое за эти дни превратилось его сознание. Он не понимал, что происходит, и, главное, что это всё означает. Лишиться сна для него, художника, было делом нешуточным: для творца здоровый сон, учил их ещё на первом курсе Данзо-сенсей, всё равно что для цветов солнце. Положим, пропало куда-то оно, украл кто-то или ещё что – не раскроются и цветы. «Творить, - любил неоднократно повторять сенсей, многозначительно подняв вверх указательный палец, - необходимо только на свежую голову. Всё, что вы намалюете сонными, пьяными или обколотыми, будет безобразием, понятно вам? Без-ОБРАЗ-ием".
Сай облизал пересохшие губы. Невольно пронеслась мысль, что у сенсея последнее слово было на первом месте по употребляемости. Ну и шут с ним, с сенсеем, у него сейчас другое должно быть на уме.
Гораздо больше его занимал вопрос: зачем, с какой целью он явился сюда сегодня, испортив отдых и Сакуре, и всем остальным. Его местом был не этот столик в ярко освещённом зале, а широкий деревянный табурет, доставшийся ему от прежних хозяев, на котором он проводил большинство времени дома, в своей однокомнатной квартирке, сплошь уставленной полотнами и провонявшейся краской настолько, что у незнакомца с непривычки могла закружиться голова. Сидел бы на нём, черкал свои безобразия, сравнивал бы уродства, рождающиеся из-под его кисти, с картинами, которыми гордился – картинами, нарисованными, когда у него ещё была муза.
Муза, вспоминал Сай, пришла в его жизнь неожиданно. Раньше, до встречи с ней, он рисовал хорошо, лучше, чем другие: учителя его выделяли среди остальных, хвалили, подбадривали, и Саю думалось, что это крыша, это планка, выше которой прыгнуть невозможно, по крайней мере, для него. Данзо-сенсей, глядя на его работы, одобрительно кивал, и ему этого было достаточно. Раньше.
Однажды во время урока колористики его вызвали в кабинет директора, и когда он, зачуханный, с немытой головой и засунутым за ухо карандашом, недоумевая, постучал в дверь и несмело вошёл, напротив Данзо-сенсея сидела девушка. Невысокая, с аккуратно уложенными в хвост волосами, выкрашенными в розовый цвет, она поднялась ему навстречу, улыбаясь и прижимая левой рукой к груди какую-то папку. Ему жест показался крайне милым, и, заинтригованный её робостью, он с готовностью согласился на предложение Данзо-сенсея помочь этой девушке в её исследовании психологии современной творческой молодёжи. Идея показалась ему занятной, но ещё больше его заинтересовала Харуно Сакура. Определить, чем конкретно, он затруднялся: возможно, своей внешней привлекательностью, или же напускной несмелостью (в этом ему довелось убедиться следующим же вечером, когда, неверно истолковав её взгляд, он попытался поцеловать её и в итоге обзавёлся разбитой губой – девчонка оказалась кикбоксёршей), или же тем, что она чем-то неуловимо отличалась от всех остальных.
Размышлять над своими чувствами Сай не любил и, по большому счёту, не умел. Для него душевные переживания, о которых разрывались братья и сёстры по призванию на переменках, казались бесполезной тратой энергии. К чему страдать, доказывать кому-то что-то, ревновать, пылая изнутри разрушительным огнём, умолять и плакать, целуя чужие ноги? Глупости всё. Сай никогда не ощущал особой связи с теми, с кем заводил отношения, и если партнёры уходили от него, не заламывал руки от досады и не пускался в самокопания: а почему так, а почему эдак? Относиться к жизни ровно, без эмоций он научился с детства. У него не было родителей – ну и что? Он был беден и одно время, как и многие в Академии искусств, подрабатывал проституцией, чтобы заработать на хорошие кисти и краски – ну и что? Его обходили стороной однокурсники, страшно завидовали его таланту и распускали мерзкие слухи. Ну. И. Что?
С приходом в его жизнь Сакуры все эти «ну и что», колонны, на которых держалось его понимание мира, почему-то разом рухнули, и пускай внешне катастрофа была незаметна – внутри всё стояло в руинах, а он, подобно случайно забредшему путнику, бродил меж остатков когда-то мощной конструкции и молча недоумевал. Как теперь быть, когда внезапно стало не всё равно? Когда стало важным, чтобы Сакура отвечала на его звонки, чтобы была рядом, вдохновляя его своим поразительно резко меняющимся настроением, чтобы, наконец, любила только его.
Подобная резкая перемена угла зрения, под которым он видел мир, не могла не отразиться на его творчестве. Данзо-сенсей начал смотреть уважительно, почти как на равного, и не уставал восхищённо приговаривать: «Какие образы! Какая сила! Я не знаю, что тебя вдохновляет, парень, но не смей останавливаться. С музой ты уже повстречался, пути назад нет».
Оказывается, есть, сенсей.
Сай бесшумно поднялся, воспользовавшись тем, что никто не обращает на него внимания, и поплёлся к барной стойке. Пить он не любил, потому что не умел, но в этот момент как никогда сильно хотелось смыть горечь, собравшуюся в груди, чем-то отвратительным и крепким, чтобы, наконец, забыться.
Из головы всё не хотели убираться воспоминания. Теперь, год спустя, он понимал, что попросту струсил, боясь радикальных перемен, боясь стать другим человеком слишком быстро, и намеренно стал затормаживать процесс. Глупо было бы отрицать тот факт, что он влюбился в девушку, поэтому Сай приучил себя жить с мыслью, что теперь у него есть кто-то, кому он не посмеет сказать своё «ну и что». В остальном же пришлось восстанавливать старые уставы. Пришлось заставлять себя становиться прежним: снова плевать на мир, воспринимать всё ровно, безразлично, говорить, что думает, не опасаясь обидеть собеседника. Одно время у него это даже получалось, хотя Сакура и недоумевала, почему с ней он заботлив и мягок, а остальным не стесняется грубить, да ещё с таким видом умудряется это делать, будто о погоде разговаривает. Постепенно потрясение, сотрясшее храм мировоззрения художника, прошло: он был счастлив проводить время со своей возлюбленной, его работы ставили на уши всю академию, а Данзо-сенсей одобрительно хлопал его по плечу и заговорщически подмигивал, словно только им двоим была известна тайна его творческого роста.
Проблемы начались, когда Сакура, после долгих ссор с лучшей подругой, завидовавшей её счастью, уверившаяся в них как в крепкой паре, познакомила его с остальными своими друзьями. Это было роковой ошибкой, после которой всё покатилось в тартарары.
Сай, никогда не отрицающий свою бисексуальность, не раз замечал за собой: если слишком долго связывается с одним полом, его начинает со страшной силой тянуть к противоположному. Но это было раньше, когда всё на свете ему было «ну и что». С Сакурой, первой и единственной, кого он полюбил, такого не должно было случиться, думалось ему. Возможно, и метания эти были из-за несерьёзности, с которой он относился к своим партнёрам. Убедивший себя в этом Сай ужасно удивился, обнаружив, что его, как раньше, потянуло к другому человеку, на этот раз его же пола. Справедливости ради надо заметить, размышлял он теперь, сидя на высоком барном стульчике и теребя пальцами полупустой стакан, что Гаара привлёк его не только как объект вожделения: чутьё художника подсказывало ему, что хамоватое поведение, вызывающая внешность, намеренно пренебрежительное отношение ко всем и вся – только лишь способ защитить, скрыть, как постыдную тайну, свою ранимость, отчаянное желание быть понятым, любимым и любить самому. Однако ощущался в нём и стальной стержень, внутренняя сила, несгибаемость. Подобное странное сочетание невольно восхищало, заставляя задуматься, чем, какими событиями была сформирована эта личность и по какому пути пойдёт её развитие. Единственный способ выразить это восхищение, доступный Саю, был через его творчество. Его будто переклинило, будто где-то внутри него щёлкнул переключатель – и теперь его мысли разделились надвое: одна его часть любила и ценила Сакуру, но вторая, перевешивающая, тянулась к её другу, жаждала, мечтала о нём. Выносить подобное раздвоение он не мог, поэтому силой заставил себя объединиться – и будь что будет. Результат оказался неожиданным: он периодически то вспоминал о своей единственной возлюбленной, то становился одержимым другим человеком, путая страсть и художественный интерес, раня любимую своим безразличием к ней.
Только сейчас, мысленно проследив их историю, Сай начал понимать, почему Сакура бросила его, почему пришла в ярость при виде его, почему, наконец, плачет. Он, верно, причинял ей боль так долго… И ведь даже не замечал этого. Теперь у него нет музы, вдохновение исчезло. Логичным решением было бы вернуть Сакуру в его жизнь любой ценой, но Сай не спешил действовать. Положа руку на сердце, он не мог поручиться, что, дай девушка ему ещё один шанс, история не повторится. В конце концов, его природа была двойственна, его сексуальность не вмещалась в стандартные границы, и кто мог дать гарантию, что он «исправится»?
Сакура не могла понять этого, не могли ни осуждающие его Ино и Тен-Тен. А вот Наруто смог бы. Наруто был единственным, в ком Сай чувствовал подобную своей двойственность, поэтому и обращался чаще всего именно к нему за советом. Он понял их схожесть после того, как понаблюдал за ним некоторое время. На девушек, равно как и на парней, Наруто не просто смотрел, а приглядывался к ним, задерживаясь взглядом на чем-то привлёкших его. Гаара смотрел совсем по-другому: особей женского пола он оглядывал безразлично, как смотрят на красивые вещи, совершенно без сексуального подтекста.
Чувствуя, что пьянеет, Сай повернул голову, надеясь увидеть поблизости Наруто, чтобы попытаться поговорить с ним. Тот стоял очень далеко, в другом конце зала, и что-то доказывал разъярённой Тен-Тен, между ними с каменным лицом застыл Гаара. Он отвернулся, при этом почувствовав, как от резкого движения к горлу подступает тошнота. Взгляд его упал на стакан. Равнодушно поднеся его к губам, он сделал глоток, поморщился…
***
- …и почему вообще мы должны его домой конвоировать?
В голове было мутно, внутренности стянуло узлом, всё тело казалось обузой, тянущей проблески сознания в тошнотворное болото.
- Ты уже в сотый раз это спрашиваешь, Сабаку, не актуально.
Голос прозвучал справа от него. Сай прислушался к своим ощущениям. Трясло. Они находились в машине. Ещё даже не открыв глаза, ему удалось определить, что он сидит на заднем сиденье автомобиля, рядом с Наруто.
«Что со мной произошло?..». При попытке вспомнить голова отомстила резкой болью в висках, и он сдался. Наиболее вероятным был вариант его потери сознания: две ночи без сна, общая слабость организма в сочетании с его совершеннейшим неумением пить… И всё-таки странно, что он вот так отключился, абсолютно ничего не помнит.
Намереваясь расспросить своих сопровождающих на этот счёт, он облизал пересохшие губы и с трудом приподнял пудовые веки.
- Глянь-ка, оно очнулось. – Это был Гаара. Сай посмотрел прямо ему в глаза и попытался задать вопрос, но губы не слушались, тошнота подступила к горлу, и он поспешно захлопнул рот, лязгнув челюстями. Юноша ощерился: – И правильно, молчи, я сам всё тебе скажу.
- Сабаку… - попытался приструнить его благодушно настроенный Наруто.
- Подожди, Узумаки, - перебил его красноволосый и, не обращая внимания на возражения таксиста, извернулся на переднем сиденье так, что практически полностью оказался повёрнут к сидящим сзади. Его обвиняющий палец уткнулся Саю в грудь. – Из-за тебя, бледный, весь день к чертям. Ты отключился, и нас заставили твою тушу домой доставить, Харуно лично попросила. Мало того, что до слёз девчонку довёл, так ещё и упился в прямом смысле до потери сознания, переживать её заставил. Она ж тебя, падлу, любит.
На последнем слове в лице его что-то переменилось, он посмотрел на Наруто уже без злости, будто ища поддержки, затем спокойным, ровным тоном закончил:
- В общем, так, Сай: ещё раз увидим рядом с нашей подругой – начистим морду.
Каждое движение отдавалось волной тошноты и боли, но Сай всё-таки нашёл в себе силы и повернул голову в сторону Наруто. Ему важно было знать, понимает ли его хотя бы он. Но Наруто хмурился. Стало быть, не понимает…
Он снова перевёл взгляд на Гаару, но тот уже сидел к нему спиной, глядя в лобовое стекло прямо перед собой.
«И что же я наделал? К чему всё? И как теперь быть?».
Мысли начало затягивать тоскливой воронкой, он закрыл глаза и, кажется, снова отключился.
Очнулся он в следующий раз от боли: правую коленку жгло огнём. Над его ухом чертыхнулись, кто-то зло шепнул: «Осторожнее!». Придя в себя, он понял, что его тащат вверх по ступеням, с обеих сторон ощущалось тепло двух тел. В подъезде было темно, и он решил, что, наверное, опять выключили электричество. Значит, лифт тоже не работает, а его сопровождающие поднимаются вместе с ним на пятый этаж, где ютилась его крошечная однокомнатная квартирка.
В темноте послышался полушёпот Наруто:
- Как думаешь, зачем он всё-таки явился сегодня?
- А ума нету, вот и явился, - раздалось презрительное с другой стороны.
- Я серьёзно, Сабаку. Как думаешь, у них с Сакурой есть ещё шанс?
Сай обратился в слух. Долгое время молчали, наконец Гаара ответил, тяжело чеканя слова:
- Он пускай вначале со своими тараканами разберётся, а потом к ней назад просится. Лично мне от его выкрутасов одни проблемы: мало того, что Харуно недолюбливать стала, так ещё и Тен-Тен в последнее время косо поглядывает. Может, конечно, из-за чего другого дуется, я не знаю точно… Всё равно неприятно.
- А Ли ей о вас ничего не говорил? Они ведь близкие друзья, - задумчиво протянул во тьме Наруто.
- Не знаю. Я его не просил держать всё в секрете, но что-то мне подсказывает, он и сам пока не хочет ничего афишировать. Тен-Тен ведь баба вспыльчивая, дьявол её разберёт, как отреагирует, узнав о нашей истории… Я о нашей первой встрече.
- Я понял.
- Поэтому, сдаётся мне, он и сам не горит желанием распространяться. И потом… Я же знаю, что начнётся, когда наши всё узнают. Шум, сплетни, подколки эти дурацкие. Не готов я к этому.
Разговор завял, и некоторое время Сай слышал только звуки шагов и тяжёлое дыхание. Он позволял себя тянуть, лишь вяло перебирая ногами. О том, что он пришёл в себя, его сопровождающие не догадались, потому что когда его, наконец, дотянули до нужного этажа, чьи-то руки принялись бесцеремонно шарить в карманах его узких брюк в поисках ключа.
- У него тут барахла полно, - раздался шёпот склонившегося над ним Гаары, и хозяин рук автоматически определился. – О, кажется, нашёл. Посвети-ка телефоном, Узумаки.
Его внесли в квартиру, сгрузили на страшненький диван, не долго думая, сбросив лежащие на нём вещи на пол, задержались ещё некоторое время, разглядывая увешанные картинами стены, и удалились.
Когда они ушли, Сай позволил себе «ожить» и расплющил веки. Подниматься сил не было, даже двигать головой из стороны в сторону казалось заданием повышенной сложности. Он чувствовал себя разбитым, бесполезным и ужасно несчастным. Постепенно тошнота отступала, сменяясь просто болью. Так как сон не приходил, ему не оставалось ничего иного, кроме как размышлять.
Некстати уродливым потоком полились тоскливые обрывки мыслей: что делать, как теперь быть, стоит ли жить и ради чего? Он отогнал их прочь. Тогда, как назло, перед внутренним взором вспыхнул образ рыдающей Сакуры, её красных, потухших глаз, и он, теперь понимая причины её слёз, жалел её, жалел и себя. Жалел, потому что, вспоминая свои ощущения от рук Гаары, совсем недавно шурующих по карманам его брюк, хотел его и ничего не мог с этим поделать. Испытывать нежные чувства к одному человеку, но вожделеть другого – какая же всё-таки это мерзость, какая чудовищная глупость!..
Он пошарил ладонью по полу рядом с диваном и, как и ожидал, обнаружил там свой альбом. В тусклом свете уличных огней, пробивавшихся в его комнатушку через незашторенные окна, он взялся рассматривать сегодняшний рисунок.
С минуту он водил по нему взглядом, наконец, отбросил альбом прочь. Раздался глухой стук.
- Безобразно, - услышал он собственный шёпот в наступившей тишине.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
-
-
18.02.2011 в 11:06Мне тоже не терпится прочитать про встречу Саске и Наруто! И не терпится прочитать про расследование *обожаю детективы*
-
-
18.02.2011 в 11:38-
-
18.02.2011 в 14:37-
-
18.02.2011 в 14:58Jonny Fuck, расследование! Ура! Самой уже не терпится докрутить эту сюжетную линию, а то я сейчас застряла на самом ответственном моменте. Так, писать, писать!
-
-
14.03.2011 в 12:53Сталкеры заинтересовали. Действительно, как будто из другого мира, мистические, загадочные. интересные очень.
Неожиданным было Ваше внимание к Саю.. Хотя и довольно интересно его виденье все ситуации. Но действительно неожиданно
Саске и Наруто в ожидании звонков телефонов, с повышенным вниманием к ним (телефонам)-прелесть
Итачи восхитителен.
Благодарю
-
-
14.03.2011 в 16:54Спасибо за отзыв!