fanfiction & original
Название: Три светильника
Часть: 3
Глава: 9
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Жанр: AU, юмор, романс, детектив
Пейринг: Кисаме/Итачи
Рейтинг: R
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Предупреждения: ООС, ненормативная лексика
От автора: Ожидается также эпилог.
Часть 3. Глава 9
В жутком фургоне-«педофиле», как его именовали в определённых кругах за подозрительную наружность и отсутствие окон в кузове, пассажирские сидения располагались лицом друг к другу. Итачи надрывал краешек облупившейся чёрной обивки на седушке, тянул, высвобождая рыхлый горчичного цвета поролон. Напротив расположились два мужчины в деловых костюмах, из самой приближённой дедушкиной свиты. Умно: вроде бы, и не конвой, сесть-то больше негде, но одновременно и пассажиры присмотрены. Сам дедушка сидел впереди, подле водителя, и его профиль был виден в мутном от царапин и времени плексигласовом прямоугольнике, который разделял кабину и кузов.
Справа от Итачи молчал Кисаме.
В соседнем от лаборатории районе, благополучном (со школами, палисадниками, дорогими машинами в гаражах) они простояли два или даже три часа, ожидая сигнала без слов и особых мыслей. В салоне становилось жарко, старенький кондиционер не справлялся; горела еле-еле одна лампочка над дверью-купе, да настолько тошнотворным жёлтым, что лучше бы единственным источником света оставался золотистый прямоугольник – он падал на колени Кисаме привязанным близнецом плексигласового окна.
В конечном итоге тень-дедушка на переднем сидении приложил к уху телефон, зазвучал еле уловимый разговор, по окончании которого машина двинулась. Видимо, в лаборатории с Забузой и полицией всё прошло удачно.
Куда они направлялись, Итачи понять не мог. Он знал, что, в теории, прочувствовав повороты, их можно визуализировать и так понять, куда тебя везут. К несчастью, этот трюк не удался молодому человеку; он косился краем глаза на Кисаме, гадая, владеет ли Хошигаке подобной техникой, понял ли, что их ждёт, есть ли у него план. Но мужчина лишь праздно разглядывал замершую на собственном колене пострадавшую руку. Аптечки в фургоне не оказалось, а прикрывать ранение майкой стало уже небезопасно. Ещё два часа назад Учиха снял со своей руки бинт, что не был пропитан ни кровью, ни сукровицей – натёртость стала выглядеть намного лучше; кое-как выкроил участок почище и помог Кисаме соорудить неуклюжую повязку. Мужчина зашипел один раз, резко втянув воздух от боли, но помимо того даже бровью не повёл.
- Повезло, что остриё чистое было, - только заметил он, - а то малявка эта любит ядом всё глазировать, как сраное мороженое.
Единственным, что Итачи смог вычислить, было следующее: сперва их везли через весь город на другой его конец (частые остановки – явно светофоры; звуки оживлённой трассы, отсветы неоновых вывесок), а после фургон выехал за городскую черту, перестал останавливаться и прибавил скорости.
После долгой дороги в деликатных объятиях полумрака ядовито-оранжевое свечение вечернего солнца снаружи больно резануло глаза, заставив скривиться, заслониться ладонью. За спиной открывшего купейную дверь водителя стоял дедушка; он поправлял платочек в нагрудном кармане пиджака и на внука со спутником не смотрел.
- Выходите.
Итачи выпрыгнул на свежий воздух, только на свободе осознав, как пыльно было в машине, как удручающе пахло кровью, потом и трухлявым поролоном. Вздохнув полной грудью, молодой человек огляделся. Фургон остановился на нелепо выглядящей возле традиционного дома, посреди хрупкой красоты сада, парковке. Территория кругом распростёрлась немалая, помимо основного строения Итачи видел множество вспомогательных, за хрупкими очертаниями которых виднелась жёлтая стена забора, а над ним – чернильно-синяя из-за близящегося заката орнаментальная полоса лесных крон.
Местность довольно быстро узналась – мажорный ресторан в традиционном стиле, «для своих», куда дедушка вывозил семейство на всяческие празднества. Устав от неожиданностей, измучавшись ожиданием, Итачи проследил взглядом тропинку из врытых в землю камней, по которым, кажется, они с Саске лет этак пятнадцать назад прыгали в своих гэта и допрыгались до сломанной щиколотки.
- Дядя, - тем временем бесцветно позвал Кисаме, и молодой человек оторвался от созерцания, повернул голову на голос, только чтобы обнаружить, что дедушка смотрит на ту же самую тропинку со сложной комбинацией нежности и гнева на лице. Хошигаке продолжил: - Вы нам объясните, что происходит? Как вы нас нашли?
- Объясню, - неохотно откликнулся старик. Он глядел в пространство так, как случается иногда: взгляд расфокусирован, да вот отвести его всё равно не можешь. – Только сперва Итачи объяснит мне, почему меня предал.
Итачи попытался сглотнуть, но во рту и горле было сухо после сегодняшнего контакта с уайт-спиритом. Подкладка пиджака на свежем воздухе остыла там, где не прикасалась с телом, и щекотно захолодила по голой коже, доставив дискомфорт, когда он пожал плечами. Ему было стыдно, да, и страшно тоже, но каким-то непостижимым образом обида - даже злость - за Кисаме (или на дедушку, Итачи сам не разобрался) перевешивала.
- Вы первым меня предали, - в ужасе сознавая собственную дерзость, выдавил молодой человек неверным голосом, - я лишь отплатил той же монетой.
Ситуация с Дейдарой долгие годы гигантским розовым слоном на ниточке волочилась за отношениями деда и внука. Тогда, в школьные времена Итачи, можно было всё исправить без урона, без затаённых обид и ненависти; но Мадара не набрался мужества на разговор с внуком, на объяснение своих действий, каким бы корявым оно ни было. Инцидент замяли, предпочли игнорировать; двое выстроили свои отношения заново, но разве может быть устойчивой башня с шаткой основой? Погружённые на самое дно сознания камни, обиды - Итачи и вины - Мадары, теперь придётся достать, башню – разрушить, а слона – застелить. И постараться спасти то, что можно спасти, создавая место для нового строительства.
- Я же извинился! – имея в виду омиаи с мужчиной, крикнул Мадара.
Крика не ожидал совершенно никто; даже разошедшиеся по периметру просторного квадрата охранники вздрогнули. Заскорузлая, прогорклая старая вина так отчётливо слышалась в этом по-детски эгоистичном заявлении, что окружающим пришлось приложить усилия, дабы поверить – слова принадлежали Учихе Мадаре, тому самому.
Ну, всем, кроме Итачи, что был полностью поглощён наконец-то сбывающейся ссорой, реплики к которой он наверняка готовил не один год.
- Это было отвратительно! После таких извинений я чувствовал себя политым грязью, разменной монетой! Вы думаете, мои чувства не стоит брать в расчёт?
Мадара замешкался, удивлённо моргая в красное от гнева лицо внука, принялся хлопать по карманам в поисках сигарет и пробормотал:
- Ты же знаешь, я не силён в этом. В извинениях. Что мне надо было сделать?
Итачи несло, а потому он не понял вовремя, что действительно засмущал деда, и по инерции продолжил орать:
- Достаточно было сказать, что вы принимаете меня таким, что я достаточно хорош для вас!
- Да хер вас, педиков, поймёт, с какой стороны к вам подойти, - огрызнулся дядя неразборчиво, сжимая зубами незажжённую сигарету – та смешно колыхалась вверх-вниз. – Я тебя принимаю каким ты есть на три километра во все стороны, я тренировался! И что значит «достаточно хорош»?! Ты моя гордость! Я не уверен, что это я достаточно хорош для тебя.
Итачи онемело засопел, уже услышав всё, что хотел, но ещё не выплеснув злость до конца, до последнего ошмётка. Она требовала выхода, успокаиваться не хотелось, так что молодой человек быстренько нашёлся с новым направлением обвинения:
- Всё равно, что бы вы ни говорили, ваши какие-то там предубеждения разрушили жизнь целой семьи!
Итачи понимал прекрасно, что бизнес Учих, вероятно, разрушил жизни многих семей, но он научился существовать с этой мыслью с самого детства, будучи эгоистом до «той, что надо» радостной, весёлой степени. Пускай это было жутким лицемерием, но… тех других семей он не знал. В отличие от семьи Дейдары, которой пришлось отказаться от налаженной жизни, сняться на новое место – из-за него.
Мадара выслушал внука, понимая, что он заслужил возможность выкричаться, но на обвинения всплеснул руками, оставив сигарету во рту и продолжая тянуть дым. Завершив жест, мужчина выхватил её, отнёс от губ и возразил вперемежку с дымом:
- Да о чём ты говоришь, какое «разрушил жизнь»! Ну, поспособствовал, чтобы папаню перевели в другой отдел на том конце страны, ничего страшного!
- Что?! – всё ещё обозлённо, но уже тормозя с психами, аукнулся Итачи.
- А Дейдара твой Академию прикладного искусства закончил, я думал, ты знаешь! Лепит, как не в себя. Ты же сказал, что был на том скульптурном салоне, там целый стенд его птичек выставляли, я в проспекте читал. Я думал, ты посмотришь и попустишься!
- Я был занят, вёл для Кисаме экскурсию… - окончательно стушевался внук и опустошённо уставился на деда. Синие, длиннющие тени текли от них по асфальту, превращая освещение вокруг в ещё более оранжевое. Итачи сделал глубокий вдох, и с этим вдохом, с новым словом, вся спесь слетела с него; требующий своего мальчишка пропал, остался молодой человек с тёплым, заново перепуганным взглядом: - Дедушка, простите, я сотрудничал с полицией, я!..
- Ничего, - отмахнулся Мадара, - я тоже.
Кисаме, что всё это время деликатно молчал в стороне, устало протёр лицо здоровой рукой, издал охеревшее «пуф-ф» и опустился на капот стоящей рядом чужой машины, готовясь к тяжёлому разговору.
На том конце рассыпанных конфетти японского архипелага, в славном городе Асахи, чьё имя украшало небезызвестные банки и бутылки своей чёрной каллиграфической рюшкой, жила-была одна группировка распространителей. Всё у этой группировки шло хорошо, местная полиция привечала её под своим крылом, а местные жители – под своими мостами и в подворотнях, на «торговых точках». Но затем выяснилось, что организация, сперва казавшаяся чисто торговой, на деле была какой-то идейно-пропагандистской, почти как партизанское движение. Лидеры её, Яхико и Нагато, начали наглеть, кусать опекающую руку местной полиции, задерживая вежливые презенты-выплаты за «крышу», и вообще некрасиво себя вести.
Ниже по карте на юг, где пиво любили уже другое, горше, дядя Мадара, законопослушный и со связями – брокер, одним словом, - собирался уходить на пенсию. Его семья всю дорогу занималась лабораторной деятельностью и продавала её результаты кому надо, а потому собственной сетки распространителей не имела. Перед отбытием на отдых старый Учиха решил сие недоразумение исправить, чтобы подстраховать семью от банкротства. Преемничек-то, Фугаку, был в налаживании и поддерживании связей лошара лошарой, а брокерский бизнес только на связях и держится. Сетку же собственных распространителей просрать гораздо труднее, не факт, что даже Фугаку справился бы. Да вот только где же её взять в кратчайшие сроки, налаженную? Свою ведь создавать уже поздно, это процесс длительный…
- И тут, - широко растянул не по-стариковски гладкие губы в улыбке Мадара, - мне звонит наш комиссар. Они, мол, там в своём Асахи так тесно с Акацуки завязались и таких дел накрутили, что теперь для их экстренной посадки нужно ассистирование третьей стороны.
Всё казалось честным и надёжным. Честные надёжные полицейские обратились к честному надёжному бандиту после многих лет честного надёжного сотрудничества. Полиция получала выскочек на нарах, а их сетку – под руководством, вместо обыкновенного подполья, куда залегали мелкие распространители после чисток верхушки, чтобы затем воспрянуть и развязать стрельбу на улицах. Мадара, соответственно, получал готовенький и налаженный сетевой маркетинг, обязался управлять им с умом и ответственностью.
Два фактора испоганили идеальную картину: Итачи и Сенджу.
Законники решили выслужиться и одним коварным планом упечь две рыбки. Как известно, два дела делать – ни одно не закончишь, но они попытались. Кто же рассчитывал, что желание полиции совпадёт с обострением старой обиды у юного Учихи? И что именно его затребуют заказчики в качестве гранта безопасности товара и договора в целом? Впрочем, о предательстве Итачи Мадара ничего не знал вплоть до сегодняшнего утра. Он был слишком занят разбирательствами с Сенджу.
Наводку на картину вместе с информацией о сделке эти сволочи получили то ли от одного из «мальчиков»-предателей из числа армии Мадары, то ли от своей крысы в полиции, это ещё предстояло выяснить. Но главное, не найдя искомых образцов, о которых полз уже шепоток среди подобных дедушке «брокеров», Сенджу решили подосрать Учих, чтобы «и не вашим, и не нашим». Они слили заказчикам в Акацуки, что затребованные посланцы едут «пустыми» и везут с собой только подставу, а Акацуки в ответ решили взять дело в свои руки и свиснуть образцы первыми, у Мадары из-под носа, руками Забузы и Хаку.
Под конец этого рассказа дедушка сидел уже на капоте, бок о бок с Кисаме, которому дал прикурить, и через слово похихикивал. Хошигаке слушал его, качая головой, гоготал, хлопая дядю по спине, а себя – по колену, сгибался пополам и даже раз вытер глаза здоровой рукой с сигаретой в ней. Итачи стоял напротив, обняв себя руками, в некотором отдалении и слушал историю с растущей злостью и глупой обидой обманутого. Единственная его радость заключалась в том, что больше, кажется, никто стрелять не собирался.
- Я про Сенджу узнал – и вас, оболтусов, предупреждать, - продолжил Мадара описание сегодняшних событий. - Но вас нет, кругом полиция на стрёме караулит, что, почему – непонятно! Мы своих людей в местном штабе за горло, а они нам, мол, так и так, ваш внук нам помогает, крупномасштабная операция, все дела. И я понимаю, что если они щас хоть что-то пронюхают, то пиздец нам всем. Раз операция крупная, то и денег вбухали, и начальство именем добрым явно поклялось, так что если не выйдет провернуть всё по плану – будут брать того, кто под рукой, чтобы хоть какие-то результаты. Я решил: ну, всё, своих нужно спасать, Акацучью верхушку садить, да так, чтобы с меня все стрелки слетели, и брать в оборот их сетку, пока перепуганные. Там же, кроме тех, кто сядет, знают о намечавшемся сотрудничестве, но не в подробностях. Я ещё и за благородного дона сойду, типа, согласился присмотреть за мелюзгой, пока шеф за решёткой…
- Ну, дядя, сука! – почти с восхищением выдохнул Кисаме. – Если бы вы ещё не подставили меня под все эти инсинуации, я бы просто… даже не знаю!
Мадара согласно промычал что-то, повернув голову к собеседнику, чуть отстранившись назад и пристально его разглядывая. Произнёс:
- Да-а-а, слава всем чудесам, что я про Забузу твоего знаю немало, откуда надо, и про Хаку этого тоже. Слушай, Кисаме-тян, а ты по званию кто?
Хошигаке был чересчур поглощён открывшейся перед ним картиной трёхстороннего заговора, в засасывающую воронку которого им с Итачи довелось попасть, а потому странности вопроса не заметил и сказал:
-В тех местах, дядя, куда нашу братию служить берут, званиями не разбрасываются.
- Но роль же ты какую-то в шарашке исполняешь, когда на задание идёте?
- Если так, то я – майор, - подумав, ответил Кисаме.
Дедушка Мадара довольно крякнул.
- Руководственная жилка присутствует, значит…
- Господа, добрый вечер.
Итачи отвлёкся от раздражающего своей будничной весёлостью разговора, повернулся на голос. Хозяйка заведения, старуха много старше дедушки, гордого приятного вида женщина в роскошном, но строгом кимоно, стояла в устье тропинки, что вела от цементной платки парковки к ресторану. Её сопровождали несколько женщин и дедушкиных «мальчиков». Все они склонились в глубоком поклоне пред «господами», как полагалось по правилам гостеприимства.
- Айю-сан, - добродушно откликнулся дедушка, выглядывая из-за плеча Кисаме.
- Всё уже готово, господин Учиха, гости ждут, - пояснила та свой визит с идеально поставленной интонацией. - Прошу следовать за мной.
Дедушка достаточно прытко для своего возраста слез с капота, после чего направился к тропинке, увлекая Кисаме и Итачи следом захватами за предплечья. «Мальчики», что охраняли периметр парковки, деликатно повернувшись спинами к разговору, молча снялись с мест и последовали за хозяином.
Седзи традиционного дома пропускали янтарный свет, который падал на широкую веранду, смешиваясь с оранжевым заката. На белых полотнах рисовой бумаги разыгрался целый театр мягких теней, отбрасываемых людьми внутри. С угла навеса над верандой свисал жёлтый на каркасных кольцах бумажный фонарь, отмеченный иероглифом «умиротворение» на боку.
- Сакура начнёт цвести со дня на день, поздно в этом году, - прокомментировала хозяйка, когда все разувались (Кисаме дольше остальных, путаясь в шнурках армейских ботинок). – С этой веранды прекрасный вид на сад, жаль, ещё рановато для ханами.
- Та, - отмахнулся дедушка, давая знак впустить его внутрь.
Служанка в кимоно, поклонившись, повела их коридорами дома, мелко и едва слышно перебирая белоснежными таби по татами. У нужной двери села, оправив полы одеяния, положила пальцы на круглую выемку-ручку, потянула створку в сторону.
Роскошно накрытый стол был обильно обсажен нарядными Учихами. Вежливо опускала глаза Микото, хмурил брови её муж Фугаку, тянул спину Саске; бросили тихий неспешный разговор Обито и его жена. Невзирая на антураж, присущий праздникам – парадную одежду, икебаны, алкоголь на столе, - в воздухе витало нечто мрачное, словно присутствующие ожидали беды.
- Здорово, семейство, - поприветствовал Мадара, разрушая церемониальные тенденции встречи своей вальяжной позой, в которую он опустился во главе стола, сложив ноги по-турецки. – Кисаме-тян, Итачи, ко мне садитесь.
Итачи ступил внутрь помещения аккурат в момент озвучивания собственного имени – как раз чтобы нарваться на острый, взволнованный взгляд матери, который упал до его ступней и моментально взлетел обратно к лицу, не пропустив по пути ни единой детали внешнего вида сына: растрёпанная причёска, пиджак на голое тело, недвусмысленные следы на груди, видимые в разрезе ворота, бледность, складка меж бровей. Микото переживала за отпрыска, яростно и явно, но позволила себе произнести лишь:
- Итачи, ты хоть осознаёшь, в каком виде явился в столь солидное место? – опустив все вопросы про «как ты здесь оказался».
Мама была не особенно тепла и богата на слова, но Итачи не обманулся таким холодным приветствием, позволив мимолётной искренней улыбке вырваться наружу. Женщина приподняла уголки губ в ответ, почти незаметно, но сын увидел.
- Микото, ну ты и стерва! – поразился дедушка Мадара с тем пренебрежением, которое доступно только отцу. - Забыли-забили, отстань от мальчишки.
Итачи занял место слева от деда во главе стола, повинуясь его инструкциям, кивнул отцу, цепко переглянулся с Саске; в то же время Кисаме сел по правую руку Мадары. Присутствующие переключились на пришельца, а мужчина в ответ ограничился скупым кивком.
- Семейство-о-о, - пощёлкал дедушка пальцами в воздухе, привлекая внимание обратно к своей персоне. – Вы помните, да, мы собрались здесь, чтобы я озвучил имя преемника?
Кисаме не совсем был уверен, как такое возможно, но Учихи замолчали ещё больше. Учиха Фугаку, переполненный чувством собственного достоинства так, что аж через край пузырилось, степенно кивал.
- К моему превеликому удовольствию, - дедушка непринуждённо заглотил порцию алкоголя из квадратной пиалки, - спешу донести до вашего сведения, что мой младший внук, Саске, выразил желание возглавить семью после меня.
Итачи почувствовал неподдельный, онемляющий шок. Саске? Глава семьи?
Саске любил кендо, футбол, исторические фильмы и каллиграфию. Саске ненавидел английский, позитивно реагировал на классическую музыку, поддавался дрессировке: отличить Хёрста от Уорхолла мог. Саске был прекрасным младшим братом, с которым удобнее всего на свете получалось молчать, легче всего на свете – творить глупости. Но Саске – глава семьи Учих? Это в голове не укладывалось. И разве не метил отец на эту роль? И разве брат не слишком юн?
Итачи удивлённо наблюдал, как Фугаку гордо хлопает младшего сына по спине, как чуть натянуто, но искренне улыбается мать. Саске же глядел на брата прямо, и глаза его казались полными чёрной решимости.
- Конечно, – продолжил дедушка пояснять ничуть не менее удивлённым, чем сам Итачи, родственникам, - сейчас Саске ещё слишком молод, чтобы принять на свои плечи такой груз. Поэтому ему нужен достойный учитель и человек, который пока что присмотрит за семьёй.
Фугаку снова вдумчиво закивал, только что не сияя, и до Итачи дошло: отец хочет закрепить главенство за своей веткой семьи, лишить прав дядю Обито, потому решение Саске ему только на руку. Сам-то он займёт при сыне место регента, вот и все дела…
- Так что, дорогие мои, познакомьтесь с Хошигаке Кисаме, который, я надеюсь, наведёт порядок в этом балагане и научит Саске плохому, - простодушно закончил дядя, широким жестом указывая на мужчину справа от себя.
Хозяйка, зоркая на такие детали, подослала к Кисаме девушку с аптечкой, которая как раз закончила обрабатывать его рану и взялась за перевязку. Хошигаке внимательно следил за её действиями, потому даже не сразу обратил внимания на слова Мадары, не понял, что произошло. Голову мужчина поднял только когда несколько человек вскочили из-за стола, обвинительно тыча пальцами, а все прочие заговорили сразу, удивлённо, на повышенных тонах. Кисаме, пытаясь отыскать причину общего переполоха, повторил про себя в голове последнюю реплику дяди и ахнул:
- Какого?!
Мадара со скептицизмом разглядывал хаос вокруг себя с минуту, затем взял керамическую бутылочку с алкоголем и швырнул её через весь стол.
- ЗАТКНУЛИСЬ! – гаркнул старик грозно, и все действительно заткнулись.
Ну, или почти.
- Я вам не щенок один из этих ваших, дядя! – хрипло выкрикнул Кисаме и даже пристукнул свободной рукой по столу. Он бы, может, и вскочил, но невозмутимая девушка продолжала перевязку. – Какого хера!
- А ты, - дядя яростно развернулся к нему, - помолчи хоть раз, дурак, и послушай умного человека. Знаешь, что бывает, если трахать принцесс? Приходится забирать их целиком и королевство в придачу. Трахал же принцессу?
- Я… - глупо заморгал тот.
«Дуло!» - орал его мозг.
- Трахал, не отпирайся, и так всё понятно. Молчать. Смирись. А я буду на Канарах, с таким, знаешь, коктейльчиком, из которого торчит зубочистка с насаженным на неё ананасом, - дедушка обрисовал в воздухе напиток так чётко, что, казалось, послышалось звяканье льда в бокале.
Итачи за его спиной смотрел на Кисаме большими глазами. Хошигаке развернулся к предполагаемо подчинённому семейству и с искренним ужасом обнаружил, что почтенная Микото, мать Итачи, разглядывает его строго, по-матерински, с опасным прищуром. Уловив на себе взгляд Хошигаке, она поклонилась ему, и мужчина вдруг явственно почувствовал себя дерьмом.
- Идите, погуляйте, пока я тут проведу разъяснительную работу, - проворчал Мадара, пользуясь ошалелым молчанием родни, и замахал в сторону выхода. – Можете сразу попрощаться, кстати, ближайшие недели две вам точно увидеться не судьба.
***
- Мы в Дадзайфу, - неуверенно пояснил Итачи, когда яростно шагающий Кисаме остановился возле ворот ресторанной территории и принялся оглядываться по сторонам. Дорога убегала в обе стороны одинаково безликая, умирая в сгущающейся ночи.
Учиха стоял позади мужчины, не совсем уверенный, чего хочет его спутник и он сам: поговорить или разойтись и побыть в одиночестве. За неимением лучшего варианта, молодой человек уставился на ленту дороги в противоположный от взгляда Кисаме конец, а когда повернулся обратно, плечи мужчины тряслись.
- Эй, - перепугался Итачи, сделал шаг вперёд и схватил Хошигаке за рукав.
Кисаме хохотал, околоистерично, почти беззвучно; его сгибало пополам до боли, до слёз из глаз.
- Бля, - выдавил он из себя кое-как, - не могу поверить, что эта ботва закончилась!..
А ведь и правда, мелькнуло у Итачи в голове, всё закончилось. Никакой больше опасности для жизни, странных жидкостей во рту, кокаиновых собак. Каким бы весёлым и богатым на события ни выдалось их маленькое приключение, радость и облегчение прорвались внутрь; заразительный, приятный смех Кисаме дёргал в груди какие-то правильные ниточки, и скоро Учиха смеялся тоже, также сильно, хватаясь за болезненно напрягшиеся бока.
- Здесь рядом находится храм Дадзайфу-Тэнмангу, - предложил Итачи на вопрос «Куда пойдём?», когда оба успокоились.
- Что, очередная порция культуры? – взмолился Хошигаке в никуда, вызвав укоризненное пояснение:
- Там до сих пор стоит тобиумэ, с которой начался сливовый сад. Я бывал в храме сотни раз, пойдём.
Один из сопровождающих шёл далеко впереди, другой – далеко позади, и создавалось впечатление, что прогуливаются они с Итачи вдвоём, наступая на хвосты сияющих в темноте белых разделительных полос пустующей дороги. Плечи их иногда соприкасались.
- Мне делать вид, что не замечаю твоей дрожи, или возьмёшь куртку? – спросил Кисаме спустя двадцать минут хруста песка и мелких камешков по асфальту. После захода солнца сделалось холодно, стало понятно, почему сакура ещё не цветёт.
Итачи молча протянул руку, получил тяжёлый свёрток кожанки и надел её, пускай слишком большую, но нагретую чужим телом.
- И что ты будешь делать? – вздохнул он не вопросом, а усталым восклицанием.
- Поговорю с дядей, там посмотрим, - отмахнулся его собеседник. – И давай не будем, а? Я же старею; сразу после тюрьмы такой винегрет. Хочу искусства, где твоё искусство?
Искусство показалось из-за поворота ещё спустя полчаса неспешной ходьбы. Неясные очертания в темноте, дышащие шёпотом веток и первых листьев сливового сада. Прожекторы подсветки в храме по какой-то причине не работали: поломка там или, может, выходной день - Итачи не знал. Он очень огорчился. Не видно было совершенно ни черта.
- Ну как же так, а? – досадливо поморщился молодой человек, наподдав дорожной бровке пинка.
- Да чё там, заяц, ладно, - пожал Кисаме плечами, потянулся за сигаретой в карман надетой на Итачи куртки, развернув его к себе за воротник. – Ты же, небось, наизусть тут всё знаешь. Расскажешь мне так подробно, что я будто своими глазами всё увижу.
- У меня другая идея, - тихо предложил Учиха. Вынул изо рта мужчины едва вложенную туда незажжённую сигарету, проговорил: – Мы потом ещё вернёмся сюда, когда будет светло.
Кисаме потупился, а Итачи изучал его черты в полутьме. Этот мужчина только сегодняшним днём убивал людей, а уже вечером – смеялся искренним смехом. От него волоски на руках шевелились, от него хотелось жить. Самое интересное, самое тяжёлое к анализу произведение искусства. Учиха осторожно обнял колючие от щетины щёки ладонями, потянул едва ощутимо голову Хошигаке на себя, давая понять, чего хочет, получил поцелуй с привкусом дыма и крови, о котором мечталось ещё днём…
Перед его глазами сияло неоновым подмаргиванием три белых точки-огонька.
- У меня светильники перед глазами, - пожаловался Кисаме, отстранившись на секунду.
Итачи хотел сказать, что у него тоже, но тут из-за поворота, заливая всё убийственной яркостью фар, вырулило несколько машин. Хруст гравия, скрип шин по асфальту, тормоза. Итачи напоследок колол, растирал до пульсации губы о чужую небритую верхнюю. Стукнула открываемая дверца автомобиля.
- Кисаме-тян, в машину! – позвал перфорированный в ушах сердцебиением дедушкин голос. – Итачи, поедешь с мамой.
Гравий зарычал от гнева под подошвами Хошигаке, когда он отстранился и сделал шаг назад.
- Встретимся, - сказал мужчина вместо прощания, и Итачи поверил.
Часть: 3
Глава: 9
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Жанр: AU, юмор, романс, детектив
Пейринг: Кисаме/Итачи
Рейтинг: R
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Предупреждения: ООС, ненормативная лексика
От автора: Ожидается также эпилог.
Часть 3. Глава 9
бутерброд и дважды по пятьдесят
у кого волына, тот мудр и прав
у кого волына, тот чист и свят
all you need is love
all you need is love
повтори урок да спусти курок
сочини и вызубри свой устав
пусть сочится правда в речной песок
all you need is love
all you need is love
то ли мир в линованную тетрадь
то ли новый день во вчерашний шкаф
у кого волына, тому решать
all you need is love
all you need is love
Вадим Фомин
у кого волына, тот мудр и прав
у кого волына, тот чист и свят
all you need is love
all you need is love
повтори урок да спусти курок
сочини и вызубри свой устав
пусть сочится правда в речной песок
all you need is love
all you need is love
то ли мир в линованную тетрадь
то ли новый день во вчерашний шкаф
у кого волына, тому решать
all you need is love
all you need is love
Вадим Фомин
В жутком фургоне-«педофиле», как его именовали в определённых кругах за подозрительную наружность и отсутствие окон в кузове, пассажирские сидения располагались лицом друг к другу. Итачи надрывал краешек облупившейся чёрной обивки на седушке, тянул, высвобождая рыхлый горчичного цвета поролон. Напротив расположились два мужчины в деловых костюмах, из самой приближённой дедушкиной свиты. Умно: вроде бы, и не конвой, сесть-то больше негде, но одновременно и пассажиры присмотрены. Сам дедушка сидел впереди, подле водителя, и его профиль был виден в мутном от царапин и времени плексигласовом прямоугольнике, который разделял кабину и кузов.
Справа от Итачи молчал Кисаме.
В соседнем от лаборатории районе, благополучном (со школами, палисадниками, дорогими машинами в гаражах) они простояли два или даже три часа, ожидая сигнала без слов и особых мыслей. В салоне становилось жарко, старенький кондиционер не справлялся; горела еле-еле одна лампочка над дверью-купе, да настолько тошнотворным жёлтым, что лучше бы единственным источником света оставался золотистый прямоугольник – он падал на колени Кисаме привязанным близнецом плексигласового окна.
В конечном итоге тень-дедушка на переднем сидении приложил к уху телефон, зазвучал еле уловимый разговор, по окончании которого машина двинулась. Видимо, в лаборатории с Забузой и полицией всё прошло удачно.
Куда они направлялись, Итачи понять не мог. Он знал, что, в теории, прочувствовав повороты, их можно визуализировать и так понять, куда тебя везут. К несчастью, этот трюк не удался молодому человеку; он косился краем глаза на Кисаме, гадая, владеет ли Хошигаке подобной техникой, понял ли, что их ждёт, есть ли у него план. Но мужчина лишь праздно разглядывал замершую на собственном колене пострадавшую руку. Аптечки в фургоне не оказалось, а прикрывать ранение майкой стало уже небезопасно. Ещё два часа назад Учиха снял со своей руки бинт, что не был пропитан ни кровью, ни сукровицей – натёртость стала выглядеть намного лучше; кое-как выкроил участок почище и помог Кисаме соорудить неуклюжую повязку. Мужчина зашипел один раз, резко втянув воздух от боли, но помимо того даже бровью не повёл.
- Повезло, что остриё чистое было, - только заметил он, - а то малявка эта любит ядом всё глазировать, как сраное мороженое.
Единственным, что Итачи смог вычислить, было следующее: сперва их везли через весь город на другой его конец (частые остановки – явно светофоры; звуки оживлённой трассы, отсветы неоновых вывесок), а после фургон выехал за городскую черту, перестал останавливаться и прибавил скорости.
После долгой дороги в деликатных объятиях полумрака ядовито-оранжевое свечение вечернего солнца снаружи больно резануло глаза, заставив скривиться, заслониться ладонью. За спиной открывшего купейную дверь водителя стоял дедушка; он поправлял платочек в нагрудном кармане пиджака и на внука со спутником не смотрел.
- Выходите.
Итачи выпрыгнул на свежий воздух, только на свободе осознав, как пыльно было в машине, как удручающе пахло кровью, потом и трухлявым поролоном. Вздохнув полной грудью, молодой человек огляделся. Фургон остановился на нелепо выглядящей возле традиционного дома, посреди хрупкой красоты сада, парковке. Территория кругом распростёрлась немалая, помимо основного строения Итачи видел множество вспомогательных, за хрупкими очертаниями которых виднелась жёлтая стена забора, а над ним – чернильно-синяя из-за близящегося заката орнаментальная полоса лесных крон.
Местность довольно быстро узналась – мажорный ресторан в традиционном стиле, «для своих», куда дедушка вывозил семейство на всяческие празднества. Устав от неожиданностей, измучавшись ожиданием, Итачи проследил взглядом тропинку из врытых в землю камней, по которым, кажется, они с Саске лет этак пятнадцать назад прыгали в своих гэта и допрыгались до сломанной щиколотки.
- Дядя, - тем временем бесцветно позвал Кисаме, и молодой человек оторвался от созерцания, повернул голову на голос, только чтобы обнаружить, что дедушка смотрит на ту же самую тропинку со сложной комбинацией нежности и гнева на лице. Хошигаке продолжил: - Вы нам объясните, что происходит? Как вы нас нашли?
- Объясню, - неохотно откликнулся старик. Он глядел в пространство так, как случается иногда: взгляд расфокусирован, да вот отвести его всё равно не можешь. – Только сперва Итачи объяснит мне, почему меня предал.
Итачи попытался сглотнуть, но во рту и горле было сухо после сегодняшнего контакта с уайт-спиритом. Подкладка пиджака на свежем воздухе остыла там, где не прикасалась с телом, и щекотно захолодила по голой коже, доставив дискомфорт, когда он пожал плечами. Ему было стыдно, да, и страшно тоже, но каким-то непостижимым образом обида - даже злость - за Кисаме (или на дедушку, Итачи сам не разобрался) перевешивала.
- Вы первым меня предали, - в ужасе сознавая собственную дерзость, выдавил молодой человек неверным голосом, - я лишь отплатил той же монетой.
Ситуация с Дейдарой долгие годы гигантским розовым слоном на ниточке волочилась за отношениями деда и внука. Тогда, в школьные времена Итачи, можно было всё исправить без урона, без затаённых обид и ненависти; но Мадара не набрался мужества на разговор с внуком, на объяснение своих действий, каким бы корявым оно ни было. Инцидент замяли, предпочли игнорировать; двое выстроили свои отношения заново, но разве может быть устойчивой башня с шаткой основой? Погружённые на самое дно сознания камни, обиды - Итачи и вины - Мадары, теперь придётся достать, башню – разрушить, а слона – застелить. И постараться спасти то, что можно спасти, создавая место для нового строительства.
- Я же извинился! – имея в виду омиаи с мужчиной, крикнул Мадара.
Крика не ожидал совершенно никто; даже разошедшиеся по периметру просторного квадрата охранники вздрогнули. Заскорузлая, прогорклая старая вина так отчётливо слышалась в этом по-детски эгоистичном заявлении, что окружающим пришлось приложить усилия, дабы поверить – слова принадлежали Учихе Мадаре, тому самому.
Ну, всем, кроме Итачи, что был полностью поглощён наконец-то сбывающейся ссорой, реплики к которой он наверняка готовил не один год.
- Это было отвратительно! После таких извинений я чувствовал себя политым грязью, разменной монетой! Вы думаете, мои чувства не стоит брать в расчёт?
Мадара замешкался, удивлённо моргая в красное от гнева лицо внука, принялся хлопать по карманам в поисках сигарет и пробормотал:
- Ты же знаешь, я не силён в этом. В извинениях. Что мне надо было сделать?
Итачи несло, а потому он не понял вовремя, что действительно засмущал деда, и по инерции продолжил орать:
- Достаточно было сказать, что вы принимаете меня таким, что я достаточно хорош для вас!
- Да хер вас, педиков, поймёт, с какой стороны к вам подойти, - огрызнулся дядя неразборчиво, сжимая зубами незажжённую сигарету – та смешно колыхалась вверх-вниз. – Я тебя принимаю каким ты есть на три километра во все стороны, я тренировался! И что значит «достаточно хорош»?! Ты моя гордость! Я не уверен, что это я достаточно хорош для тебя.
Итачи онемело засопел, уже услышав всё, что хотел, но ещё не выплеснув злость до конца, до последнего ошмётка. Она требовала выхода, успокаиваться не хотелось, так что молодой человек быстренько нашёлся с новым направлением обвинения:
- Всё равно, что бы вы ни говорили, ваши какие-то там предубеждения разрушили жизнь целой семьи!
Итачи понимал прекрасно, что бизнес Учих, вероятно, разрушил жизни многих семей, но он научился существовать с этой мыслью с самого детства, будучи эгоистом до «той, что надо» радостной, весёлой степени. Пускай это было жутким лицемерием, но… тех других семей он не знал. В отличие от семьи Дейдары, которой пришлось отказаться от налаженной жизни, сняться на новое место – из-за него.
Мадара выслушал внука, понимая, что он заслужил возможность выкричаться, но на обвинения всплеснул руками, оставив сигарету во рту и продолжая тянуть дым. Завершив жест, мужчина выхватил её, отнёс от губ и возразил вперемежку с дымом:
- Да о чём ты говоришь, какое «разрушил жизнь»! Ну, поспособствовал, чтобы папаню перевели в другой отдел на том конце страны, ничего страшного!
- Что?! – всё ещё обозлённо, но уже тормозя с психами, аукнулся Итачи.
- А Дейдара твой Академию прикладного искусства закончил, я думал, ты знаешь! Лепит, как не в себя. Ты же сказал, что был на том скульптурном салоне, там целый стенд его птичек выставляли, я в проспекте читал. Я думал, ты посмотришь и попустишься!
- Я был занят, вёл для Кисаме экскурсию… - окончательно стушевался внук и опустошённо уставился на деда. Синие, длиннющие тени текли от них по асфальту, превращая освещение вокруг в ещё более оранжевое. Итачи сделал глубокий вдох, и с этим вдохом, с новым словом, вся спесь слетела с него; требующий своего мальчишка пропал, остался молодой человек с тёплым, заново перепуганным взглядом: - Дедушка, простите, я сотрудничал с полицией, я!..
- Ничего, - отмахнулся Мадара, - я тоже.
Кисаме, что всё это время деликатно молчал в стороне, устало протёр лицо здоровой рукой, издал охеревшее «пуф-ф» и опустился на капот стоящей рядом чужой машины, готовясь к тяжёлому разговору.
На том конце рассыпанных конфетти японского архипелага, в славном городе Асахи, чьё имя украшало небезызвестные банки и бутылки своей чёрной каллиграфической рюшкой, жила-была одна группировка распространителей. Всё у этой группировки шло хорошо, местная полиция привечала её под своим крылом, а местные жители – под своими мостами и в подворотнях, на «торговых точках». Но затем выяснилось, что организация, сперва казавшаяся чисто торговой, на деле была какой-то идейно-пропагандистской, почти как партизанское движение. Лидеры её, Яхико и Нагато, начали наглеть, кусать опекающую руку местной полиции, задерживая вежливые презенты-выплаты за «крышу», и вообще некрасиво себя вести.
Ниже по карте на юг, где пиво любили уже другое, горше, дядя Мадара, законопослушный и со связями – брокер, одним словом, - собирался уходить на пенсию. Его семья всю дорогу занималась лабораторной деятельностью и продавала её результаты кому надо, а потому собственной сетки распространителей не имела. Перед отбытием на отдых старый Учиха решил сие недоразумение исправить, чтобы подстраховать семью от банкротства. Преемничек-то, Фугаку, был в налаживании и поддерживании связей лошара лошарой, а брокерский бизнес только на связях и держится. Сетку же собственных распространителей просрать гораздо труднее, не факт, что даже Фугаку справился бы. Да вот только где же её взять в кратчайшие сроки, налаженную? Свою ведь создавать уже поздно, это процесс длительный…
- И тут, - широко растянул не по-стариковски гладкие губы в улыбке Мадара, - мне звонит наш комиссар. Они, мол, там в своём Асахи так тесно с Акацуки завязались и таких дел накрутили, что теперь для их экстренной посадки нужно ассистирование третьей стороны.
Всё казалось честным и надёжным. Честные надёжные полицейские обратились к честному надёжному бандиту после многих лет честного надёжного сотрудничества. Полиция получала выскочек на нарах, а их сетку – под руководством, вместо обыкновенного подполья, куда залегали мелкие распространители после чисток верхушки, чтобы затем воспрянуть и развязать стрельбу на улицах. Мадара, соответственно, получал готовенький и налаженный сетевой маркетинг, обязался управлять им с умом и ответственностью.
Два фактора испоганили идеальную картину: Итачи и Сенджу.
Законники решили выслужиться и одним коварным планом упечь две рыбки. Как известно, два дела делать – ни одно не закончишь, но они попытались. Кто же рассчитывал, что желание полиции совпадёт с обострением старой обиды у юного Учихи? И что именно его затребуют заказчики в качестве гранта безопасности товара и договора в целом? Впрочем, о предательстве Итачи Мадара ничего не знал вплоть до сегодняшнего утра. Он был слишком занят разбирательствами с Сенджу.
Наводку на картину вместе с информацией о сделке эти сволочи получили то ли от одного из «мальчиков»-предателей из числа армии Мадары, то ли от своей крысы в полиции, это ещё предстояло выяснить. Но главное, не найдя искомых образцов, о которых полз уже шепоток среди подобных дедушке «брокеров», Сенджу решили подосрать Учих, чтобы «и не вашим, и не нашим». Они слили заказчикам в Акацуки, что затребованные посланцы едут «пустыми» и везут с собой только подставу, а Акацуки в ответ решили взять дело в свои руки и свиснуть образцы первыми, у Мадары из-под носа, руками Забузы и Хаку.
Под конец этого рассказа дедушка сидел уже на капоте, бок о бок с Кисаме, которому дал прикурить, и через слово похихикивал. Хошигаке слушал его, качая головой, гоготал, хлопая дядю по спине, а себя – по колену, сгибался пополам и даже раз вытер глаза здоровой рукой с сигаретой в ней. Итачи стоял напротив, обняв себя руками, в некотором отдалении и слушал историю с растущей злостью и глупой обидой обманутого. Единственная его радость заключалась в том, что больше, кажется, никто стрелять не собирался.
- Я про Сенджу узнал – и вас, оболтусов, предупреждать, - продолжил Мадара описание сегодняшних событий. - Но вас нет, кругом полиция на стрёме караулит, что, почему – непонятно! Мы своих людей в местном штабе за горло, а они нам, мол, так и так, ваш внук нам помогает, крупномасштабная операция, все дела. И я понимаю, что если они щас хоть что-то пронюхают, то пиздец нам всем. Раз операция крупная, то и денег вбухали, и начальство именем добрым явно поклялось, так что если не выйдет провернуть всё по плану – будут брать того, кто под рукой, чтобы хоть какие-то результаты. Я решил: ну, всё, своих нужно спасать, Акацучью верхушку садить, да так, чтобы с меня все стрелки слетели, и брать в оборот их сетку, пока перепуганные. Там же, кроме тех, кто сядет, знают о намечавшемся сотрудничестве, но не в подробностях. Я ещё и за благородного дона сойду, типа, согласился присмотреть за мелюзгой, пока шеф за решёткой…
- Ну, дядя, сука! – почти с восхищением выдохнул Кисаме. – Если бы вы ещё не подставили меня под все эти инсинуации, я бы просто… даже не знаю!
Мадара согласно промычал что-то, повернув голову к собеседнику, чуть отстранившись назад и пристально его разглядывая. Произнёс:
- Да-а-а, слава всем чудесам, что я про Забузу твоего знаю немало, откуда надо, и про Хаку этого тоже. Слушай, Кисаме-тян, а ты по званию кто?
Хошигаке был чересчур поглощён открывшейся перед ним картиной трёхстороннего заговора, в засасывающую воронку которого им с Итачи довелось попасть, а потому странности вопроса не заметил и сказал:
-В тех местах, дядя, куда нашу братию служить берут, званиями не разбрасываются.
- Но роль же ты какую-то в шарашке исполняешь, когда на задание идёте?
- Если так, то я – майор, - подумав, ответил Кисаме.
Дедушка Мадара довольно крякнул.
- Руководственная жилка присутствует, значит…
- Господа, добрый вечер.
Итачи отвлёкся от раздражающего своей будничной весёлостью разговора, повернулся на голос. Хозяйка заведения, старуха много старше дедушки, гордого приятного вида женщина в роскошном, но строгом кимоно, стояла в устье тропинки, что вела от цементной платки парковки к ресторану. Её сопровождали несколько женщин и дедушкиных «мальчиков». Все они склонились в глубоком поклоне пред «господами», как полагалось по правилам гостеприимства.
- Айю-сан, - добродушно откликнулся дедушка, выглядывая из-за плеча Кисаме.
- Всё уже готово, господин Учиха, гости ждут, - пояснила та свой визит с идеально поставленной интонацией. - Прошу следовать за мной.
Дедушка достаточно прытко для своего возраста слез с капота, после чего направился к тропинке, увлекая Кисаме и Итачи следом захватами за предплечья. «Мальчики», что охраняли периметр парковки, деликатно повернувшись спинами к разговору, молча снялись с мест и последовали за хозяином.
Седзи традиционного дома пропускали янтарный свет, который падал на широкую веранду, смешиваясь с оранжевым заката. На белых полотнах рисовой бумаги разыгрался целый театр мягких теней, отбрасываемых людьми внутри. С угла навеса над верандой свисал жёлтый на каркасных кольцах бумажный фонарь, отмеченный иероглифом «умиротворение» на боку.
- Сакура начнёт цвести со дня на день, поздно в этом году, - прокомментировала хозяйка, когда все разувались (Кисаме дольше остальных, путаясь в шнурках армейских ботинок). – С этой веранды прекрасный вид на сад, жаль, ещё рановато для ханами.
- Та, - отмахнулся дедушка, давая знак впустить его внутрь.
Служанка в кимоно, поклонившись, повела их коридорами дома, мелко и едва слышно перебирая белоснежными таби по татами. У нужной двери села, оправив полы одеяния, положила пальцы на круглую выемку-ручку, потянула створку в сторону.
Роскошно накрытый стол был обильно обсажен нарядными Учихами. Вежливо опускала глаза Микото, хмурил брови её муж Фугаку, тянул спину Саске; бросили тихий неспешный разговор Обито и его жена. Невзирая на антураж, присущий праздникам – парадную одежду, икебаны, алкоголь на столе, - в воздухе витало нечто мрачное, словно присутствующие ожидали беды.
- Здорово, семейство, - поприветствовал Мадара, разрушая церемониальные тенденции встречи своей вальяжной позой, в которую он опустился во главе стола, сложив ноги по-турецки. – Кисаме-тян, Итачи, ко мне садитесь.
Итачи ступил внутрь помещения аккурат в момент озвучивания собственного имени – как раз чтобы нарваться на острый, взволнованный взгляд матери, который упал до его ступней и моментально взлетел обратно к лицу, не пропустив по пути ни единой детали внешнего вида сына: растрёпанная причёска, пиджак на голое тело, недвусмысленные следы на груди, видимые в разрезе ворота, бледность, складка меж бровей. Микото переживала за отпрыска, яростно и явно, но позволила себе произнести лишь:
- Итачи, ты хоть осознаёшь, в каком виде явился в столь солидное место? – опустив все вопросы про «как ты здесь оказался».
Мама была не особенно тепла и богата на слова, но Итачи не обманулся таким холодным приветствием, позволив мимолётной искренней улыбке вырваться наружу. Женщина приподняла уголки губ в ответ, почти незаметно, но сын увидел.
- Микото, ну ты и стерва! – поразился дедушка Мадара с тем пренебрежением, которое доступно только отцу. - Забыли-забили, отстань от мальчишки.
Итачи занял место слева от деда во главе стола, повинуясь его инструкциям, кивнул отцу, цепко переглянулся с Саске; в то же время Кисаме сел по правую руку Мадары. Присутствующие переключились на пришельца, а мужчина в ответ ограничился скупым кивком.
- Семейство-о-о, - пощёлкал дедушка пальцами в воздухе, привлекая внимание обратно к своей персоне. – Вы помните, да, мы собрались здесь, чтобы я озвучил имя преемника?
Кисаме не совсем был уверен, как такое возможно, но Учихи замолчали ещё больше. Учиха Фугаку, переполненный чувством собственного достоинства так, что аж через край пузырилось, степенно кивал.
- К моему превеликому удовольствию, - дедушка непринуждённо заглотил порцию алкоголя из квадратной пиалки, - спешу донести до вашего сведения, что мой младший внук, Саске, выразил желание возглавить семью после меня.
Итачи почувствовал неподдельный, онемляющий шок. Саске? Глава семьи?
Саске любил кендо, футбол, исторические фильмы и каллиграфию. Саске ненавидел английский, позитивно реагировал на классическую музыку, поддавался дрессировке: отличить Хёрста от Уорхолла мог. Саске был прекрасным младшим братом, с которым удобнее всего на свете получалось молчать, легче всего на свете – творить глупости. Но Саске – глава семьи Учих? Это в голове не укладывалось. И разве не метил отец на эту роль? И разве брат не слишком юн?
Итачи удивлённо наблюдал, как Фугаку гордо хлопает младшего сына по спине, как чуть натянуто, но искренне улыбается мать. Саске же глядел на брата прямо, и глаза его казались полными чёрной решимости.
- Конечно, – продолжил дедушка пояснять ничуть не менее удивлённым, чем сам Итачи, родственникам, - сейчас Саске ещё слишком молод, чтобы принять на свои плечи такой груз. Поэтому ему нужен достойный учитель и человек, который пока что присмотрит за семьёй.
Фугаку снова вдумчиво закивал, только что не сияя, и до Итачи дошло: отец хочет закрепить главенство за своей веткой семьи, лишить прав дядю Обито, потому решение Саске ему только на руку. Сам-то он займёт при сыне место регента, вот и все дела…
- Так что, дорогие мои, познакомьтесь с Хошигаке Кисаме, который, я надеюсь, наведёт порядок в этом балагане и научит Саске плохому, - простодушно закончил дядя, широким жестом указывая на мужчину справа от себя.
Хозяйка, зоркая на такие детали, подослала к Кисаме девушку с аптечкой, которая как раз закончила обрабатывать его рану и взялась за перевязку. Хошигаке внимательно следил за её действиями, потому даже не сразу обратил внимания на слова Мадары, не понял, что произошло. Голову мужчина поднял только когда несколько человек вскочили из-за стола, обвинительно тыча пальцами, а все прочие заговорили сразу, удивлённо, на повышенных тонах. Кисаме, пытаясь отыскать причину общего переполоха, повторил про себя в голове последнюю реплику дяди и ахнул:
- Какого?!
Мадара со скептицизмом разглядывал хаос вокруг себя с минуту, затем взял керамическую бутылочку с алкоголем и швырнул её через весь стол.
- ЗАТКНУЛИСЬ! – гаркнул старик грозно, и все действительно заткнулись.
Ну, или почти.
- Я вам не щенок один из этих ваших, дядя! – хрипло выкрикнул Кисаме и даже пристукнул свободной рукой по столу. Он бы, может, и вскочил, но невозмутимая девушка продолжала перевязку. – Какого хера!
- А ты, - дядя яростно развернулся к нему, - помолчи хоть раз, дурак, и послушай умного человека. Знаешь, что бывает, если трахать принцесс? Приходится забирать их целиком и королевство в придачу. Трахал же принцессу?
- Я… - глупо заморгал тот.
«Дуло!» - орал его мозг.
- Трахал, не отпирайся, и так всё понятно. Молчать. Смирись. А я буду на Канарах, с таким, знаешь, коктейльчиком, из которого торчит зубочистка с насаженным на неё ананасом, - дедушка обрисовал в воздухе напиток так чётко, что, казалось, послышалось звяканье льда в бокале.
Итачи за его спиной смотрел на Кисаме большими глазами. Хошигаке развернулся к предполагаемо подчинённому семейству и с искренним ужасом обнаружил, что почтенная Микото, мать Итачи, разглядывает его строго, по-матерински, с опасным прищуром. Уловив на себе взгляд Хошигаке, она поклонилась ему, и мужчина вдруг явственно почувствовал себя дерьмом.
- Идите, погуляйте, пока я тут проведу разъяснительную работу, - проворчал Мадара, пользуясь ошалелым молчанием родни, и замахал в сторону выхода. – Можете сразу попрощаться, кстати, ближайшие недели две вам точно увидеться не судьба.
***
- Мы в Дадзайфу, - неуверенно пояснил Итачи, когда яростно шагающий Кисаме остановился возле ворот ресторанной территории и принялся оглядываться по сторонам. Дорога убегала в обе стороны одинаково безликая, умирая в сгущающейся ночи.
Учиха стоял позади мужчины, не совсем уверенный, чего хочет его спутник и он сам: поговорить или разойтись и побыть в одиночестве. За неимением лучшего варианта, молодой человек уставился на ленту дороги в противоположный от взгляда Кисаме конец, а когда повернулся обратно, плечи мужчины тряслись.
- Эй, - перепугался Итачи, сделал шаг вперёд и схватил Хошигаке за рукав.
Кисаме хохотал, околоистерично, почти беззвучно; его сгибало пополам до боли, до слёз из глаз.
- Бля, - выдавил он из себя кое-как, - не могу поверить, что эта ботва закончилась!..
А ведь и правда, мелькнуло у Итачи в голове, всё закончилось. Никакой больше опасности для жизни, странных жидкостей во рту, кокаиновых собак. Каким бы весёлым и богатым на события ни выдалось их маленькое приключение, радость и облегчение прорвались внутрь; заразительный, приятный смех Кисаме дёргал в груди какие-то правильные ниточки, и скоро Учиха смеялся тоже, также сильно, хватаясь за болезненно напрягшиеся бока.
- Здесь рядом находится храм Дадзайфу-Тэнмангу, - предложил Итачи на вопрос «Куда пойдём?», когда оба успокоились.
- Что, очередная порция культуры? – взмолился Хошигаке в никуда, вызвав укоризненное пояснение:
- Там до сих пор стоит тобиумэ, с которой начался сливовый сад. Я бывал в храме сотни раз, пойдём.
Один из сопровождающих шёл далеко впереди, другой – далеко позади, и создавалось впечатление, что прогуливаются они с Итачи вдвоём, наступая на хвосты сияющих в темноте белых разделительных полос пустующей дороги. Плечи их иногда соприкасались.
- Мне делать вид, что не замечаю твоей дрожи, или возьмёшь куртку? – спросил Кисаме спустя двадцать минут хруста песка и мелких камешков по асфальту. После захода солнца сделалось холодно, стало понятно, почему сакура ещё не цветёт.
Итачи молча протянул руку, получил тяжёлый свёрток кожанки и надел её, пускай слишком большую, но нагретую чужим телом.
- И что ты будешь делать? – вздохнул он не вопросом, а усталым восклицанием.
- Поговорю с дядей, там посмотрим, - отмахнулся его собеседник. – И давай не будем, а? Я же старею; сразу после тюрьмы такой винегрет. Хочу искусства, где твоё искусство?
Искусство показалось из-за поворота ещё спустя полчаса неспешной ходьбы. Неясные очертания в темноте, дышащие шёпотом веток и первых листьев сливового сада. Прожекторы подсветки в храме по какой-то причине не работали: поломка там или, может, выходной день - Итачи не знал. Он очень огорчился. Не видно было совершенно ни черта.
- Ну как же так, а? – досадливо поморщился молодой человек, наподдав дорожной бровке пинка.
- Да чё там, заяц, ладно, - пожал Кисаме плечами, потянулся за сигаретой в карман надетой на Итачи куртки, развернув его к себе за воротник. – Ты же, небось, наизусть тут всё знаешь. Расскажешь мне так подробно, что я будто своими глазами всё увижу.
- У меня другая идея, - тихо предложил Учиха. Вынул изо рта мужчины едва вложенную туда незажжённую сигарету, проговорил: – Мы потом ещё вернёмся сюда, когда будет светло.
Кисаме потупился, а Итачи изучал его черты в полутьме. Этот мужчина только сегодняшним днём убивал людей, а уже вечером – смеялся искренним смехом. От него волоски на руках шевелились, от него хотелось жить. Самое интересное, самое тяжёлое к анализу произведение искусства. Учиха осторожно обнял колючие от щетины щёки ладонями, потянул едва ощутимо голову Хошигаке на себя, давая понять, чего хочет, получил поцелуй с привкусом дыма и крови, о котором мечталось ещё днём…
Перед его глазами сияло неоновым подмаргиванием три белых точки-огонька.
- У меня светильники перед глазами, - пожаловался Кисаме, отстранившись на секунду.
Итачи хотел сказать, что у него тоже, но тут из-за поворота, заливая всё убийственной яркостью фар, вырулило несколько машин. Хруст гравия, скрип шин по асфальту, тормоза. Итачи напоследок колол, растирал до пульсации губы о чужую небритую верхнюю. Стукнула открываемая дверца автомобиля.
- Кисаме-тян, в машину! – позвал перфорированный в ушах сердцебиением дедушкин голос. – Итачи, поедешь с мамой.
Гравий зарычал от гнева под подошвами Хошигаке, когда он отстранился и сделал шаг назад.
- Встретимся, - сказал мужчина вместо прощания, и Итачи поверил.
@темы: ramen<3, Три светильника, Фанфикшн
-
-
26.10.2011 в 22:58Дейдару с папашей пристроил и даже «Я же извинился!». Разговор «по душам» с внуком прямо-таки умиляет: «Я тебя принимаю, каким ты есть на три километра во все стороны, я тренировался!» и «Ты моя гордость! Я не уверен, что это я достаточно хорош для тебя»</i> - добило меня окончательно.
Кисаме, припертому обстоятельствами и дедом «Принцессы», придется вспомнить весь свой «майорский» опыт и заняться подчинением семьи, воспитанием и обучением младшего отпрыска. Пути Мадары неисповедимы…..
"Знаешь что бывает, если трахать принцесс? Приходится забирать их целиком и королевство в придачу. Трахал же принцессу?"
Почему младшего внука выбрали жертвой? Сам «напросился»? Или это волевое решение дедули? Старший, в качестве жены, будет отдан Кисаме?
Сцена прощания дает надежду и также как Итачи, я «поверил».
И да, самое главное: уже эпилог?!!!!!!!!! Это как? Это почему?
Нет, я понимаю, что все логически подошло к своему завершению. Но как-то… мало. И так не хочется с ними расставаться.
Спасибо!!!!!!
-
-
27.10.2011 в 00:41спасибо за такой волшебный конец - все счастливы и есть немного многообещающих фраз, будто так будет долго и красиво ^^
ждем эпилога и новых творений :3
-
-
27.10.2011 в 07:22-
-
27.10.2011 в 10:52не может быть! я могла бы это читать вечно!
концовка и правда поразила. вообще не читала более внезапного произведения, чем "светильники"!
-
-
27.10.2011 в 12:21а заговор хорроош!!! заговор внутри заговора внутри заговора- классика!
и хорошо что всё хорошо кончилось и никуда лететь не надо)
хех, а время и расстояние только укрепит отношения Кисаме и Итачи)))
да и "ружьё первого акта" Давид и Голиаф до сих пор не выстрелилотак что ждём эпилог)
спасибо
-
-
27.10.2011 в 15:01Спасибо!
-
-
27.10.2011 в 16:25Но т.к. главу я прочитала еще вчера, то... начнем по-порядку))
1. Я пополнила свой словарный запас, теперь я знаю, что такое волына)
2. В начале главы было мучительное ожидание: куда везут? что будет? Я боялась самого плохого конца...
3. Инцидент замяли, предпочли игнорировать; двое выстроили свои отношения заново, но разве может быть устойчивой башня с шаткой основой? Погружённые на самое дно сознания камни, обиды Итачи и вины Мадары, теперь придётся достать, башню – разрушить, а слона – застелить.
Ты очень верно описала ситуацию, которая часто встречается в жизни, только жаль, что по-моему в таких случаях люди редко разбираются в своих отношениях, предпочитая продолжать делать вид, что ничего не случилось...
4. Саске - глава семьи? О, хотела бы я на это посмотреть!))
5. -...Трахал же принцессу? - Я… - глупо заморгал тот. «Дуло!» - орал его мозг. - Трахал, не отпирайся, и так всё понятно.
Что-то меня очень зацепило то, как Кисаме растерялся, не могу даже объяснить, почему)
6. Кстати да, интрига с Давидом и Голиафом ведь еще не до конца раскрыта? Или я что-то упустила?
7.И, конечно же, многообещающие "встретимся"...
Спасибо, с нетерпением буду ждать эпилога!)
-
-
27.10.2011 в 23:36Понравилось описание семейства (этакие якудза!) и насмешило Знаешь что бывает, если трахать принцесс? Приходится забирать их целиком и королевство в придачу. Трахал же принцессу?
- Я… - глупо заморгал тот. «Дуло!» - орал его мозг.
- Трахал, не отпирайся, и так всё понятно. Молчать. Смирись. А я буду на Канарах, с таким, знаешь, коктейльчиком, из которого торчит зубочистка с насаженным на неё ананасом, - дедушка обрисовал в воздухе напиток так чётко, что, казалось, послышалось звяканье льда в бокале.
Как всегда куча позитива и таак интересно написано! (срочно издавать!) Низкий поклон вам и еще раз спасибо!
-
-
28.10.2011 в 09:35Молодец, что быстро и оперативно разрулила ситуацию и не развела мадридский двор
ПСы. Знаем мы как дедушка Мадара тренировался в понимании Итачи со всех сторон!
-
-
28.10.2011 в 15:15Мне не хотелось развозить сюжет; я понимаю, что конец нагрянул внезапно, но, надеюсь, эпилог исправит это, а также ответит на все вопросы касательно будущего, Саске, Давида с Голиафом и прочее.
Я буду стараться и дальше!
-
-
28.10.2011 в 23:07-
-
31.10.2011 в 07:51Это первый - первый фик, к которому я, никогда не просящий проду читатель, ибо автор сам решает, что творить напишу: "слишком мало". И вроде да-да, я понимаю, что хитрожопый Мадара явился как молодец из ларца (ну и плюс молодцы, идущие с ним в стандартном комплекте) - открыл всем на все глаза глаза, раскрыл интригу, объяснил, кто тут идиот, а кто молодец, и также почему, а охреневшее лицо Кисаме, сделанного принцем и обещанное принцессе в мужья тоже очень порадовало и было сценой, достойной концовки... Но хочется еще, именно хочется, как маленькому ребенку яяящик мороженого (который при том собираются съесть за раз). Просто КисаИта, в твоем исполнении (да, я до конца своих дней буду влюблена в твой стиль)), да еще и на мафиозно-пистолетную тематику... Это просто красота)
Ждемс эпилога (авось отпустит))
-
-
02.11.2011 в 23:51Пока одно, другое, третье... читала фф с мобильника @___@ а как до комментирования добралась, так уже и фф заканчиваетсяНе ожидала такой развязки, но мне нравится *_____*
про "принцессу" доставило
вообще этот фф я б читала и читала))) немного грустно, что он уже заканчивается
Жду эпилога и новых ффов
-
-
23.12.2011 в 17:07Ох, это была шикарная глава. Такие страсти в начале и такая семейная вечеря в конце.
Очень понравился разговор Мадары с Итачи - такой эмоциональный, я и правда волновалась за их отношения, но Мадара не подвел
Так закручено все с этими бандами+полицией) =)) просто ахххх
И кончено же романтическая нотка в конце =)) они вернуться, обязательно вернуться