fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 3
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 31
Среда 19 мая
Все в доме ещё спали, когда Учиха Микото набрала номер своего двоюродного брата Обито и поднесла телефон к уху, ожидая ответа на гудки. На ней до сих пор была ночная рубашка, потому что женщина не далее как двадцать минут назад вскочила с постели, разбуженная ночным кошмаром. Ей снилось, будто её сыновья сошлись в кровавом бою и Саске в конечном счёте убил Итачи, а потом горько рыдал, сожалея о содеянном. Проснувшись, Микото ещё несколько минут лежала в кровати, слушая в предрассветной тишине собственное неровное дыхание и мерное сопение мужа рядом, и пыталась мысленно вернуться в реальность. В груди ныло, как от настоящей потери, как будто всё произошло на самом деле и она лишилась одного сына, а второй превратился в братоубийцу, и не помогали даже слова, повторяемые ею снова и снова, словно волшебное заклинание: «Это был сон, это был сон, всего лишь сон». Но справиться с собой всё никак не выходило, и вскоре Микото, сдавшись, поднялась и как можно тише, чтобы не будить мужа, прокралась на кухню, где тут же приняла решение позвонить Итачи и узнать, всё ли с ним в порядке.
Однако номер не отвечал, и эта, пускай незначительная, деталь лишь добавила женщине беспокойства. Будить ранним звонком Кисаме она не решилась, подумав, что со всем этим расследованием он и так подпортил себе здоровье, так что сон был ему попросту необходим. Тогда пришла идея позвонить любимому родственнику Обито, ведь, насколько ей было известно, сейчас Итачи жил именно в его квартире, а её хозяин как раз сегодня должен был вернуться в Коноху из своей командировки и мог успокоить сестру. То, что Обито, возможно, устал и был бы не прочь отдохнуть после выматывающего перелёта, женщине даже не пришло в голову – слишком привыкла она во всём рассчитывать на брата, особенно в делах, касающихся её сыновей.
- Алло! – ответили ей на пятом гудке. – Микото, привет!
- Обито, ты домой заезжал уже? – не тратя времени на пустую болтовню, прервала его женщина.
- Ну да, только что зашёл внутрь, дверь вот закрываю. А что?
- Итачи там?
- Сейчас посмотрю… - В трубке раздались звуки шагов. – Что-то случилось? Так, в его комнате пусто, в комнате Саске тоже, сейчас ещё у себя гляну… Тоже. Может, он у Кисаме заночевал?
Но женская интуиция подсказывала Микото: всё не могло быть так просто, её сон явно что-то значил. Она поблагодарила озадаченного кузена и, не став ничего объяснять, положила трубку. Сразу же после этого в кухню, зевая и приглаживая спутанные со сна волосы, заглянул Фугаку.
- Дорогая, рань ещё такая, а ты уже на ногах. – Он подарил ей неуклюжий поцелуй, но Микото не стала на него отвечать.
- Где Итачи?
При упоминании старшего сына из глаз мужчины пропала сонная дымка, и всего на миг – ей не показалось – в них мелькнул страх. Практически сразу Фугаку удалось взять себя в руки, но ей было достаточно и этой маленькой потери контроля, чтобы понять: произошло что-то нехорошее. Тут же вспомнились вчерашние новости, в которых передавали, что маньяк из квартала голубых фонарей, прозванный журналистами Дьяволом, снова объявился, но на этот раз ему не удалось завершить своё кровавое дело – добровольный патруль, состоящий из обитателей квартала, спас жертву, и теперь юноша, личность которого не раскрывалась, находился в лечебнице. Сложить два и два было несложно, тем более когда ты – Учиха. Микото это знала, знал об этом и Фугаку, поэтому, лишь только прочёл в её глазах понимание, поспешил заверить:
- Нет, ты всё не так поняла!
Однако реплика не возымела на женщину совершенно никакого действия.
- Он жив? Ранен? Что с ним? – принялась сыпать она вопросами, копя ярость на мужа на потом – вначале ей необходимо было узнать, что случилось с её сыном.
- Жив, - бросил Фугаку неохотно и, отодвинув ногой табурет, рухнул на него, словно его больше не держали ноги. На жену он не смотрел. – Его Кисаме спас. Их начальник сказал, если бы не он, то…
Микото не смогла сдержать слёз облегчения. Они потекли по её щекам и закапали на ночнушку, оставляя на ней полупрозрачные круглые пятна. Ещё с самого детства ей твердили: сны или не означают ничего, или значат очень многое, и вот теперь она в этом убедилась.
***
Саске лежал в кровати с открытыми глазами и прислушивался к скандалу за стеной. Проснулся он уже давно - на рассвете поднялся сильный ветер, и из-за открытой балконной двери его мощным порывом приподняло занавески так, что те почти коснулись его кровати. Ещё не отошедшему ото сна парню показалось, что это к нему тянутся чьи-то белые лапы, и с той секунды сон как отрезало, поэтому всю родительскую ссору он слышал от самого её зарождения и до конца, когда мама, рыдая, закрылась в спальне, а отец, видимо, решив, что завтрак он сегодня не получит, ушёл на работу раньше обычного.
Поначалу, когда Саске услышал имя Итачи, ему подумалось, что речь снова пойдёт о старом, но обвинений в сторону брата он не услышал ни одного, а поэтому стал прислушиваться усерднее – и когда в маминой речи проскользнула истинная причина её беспокойства, внутри него всё разом похолодело.
Из-за напряжённой учёбы Саске в эти дни не смотрел новости ни по телевизору, ни в Интернете, поэтому об очередном появлении серийного убийцы ничего не знал. Теперь же ему показалось, он только об этом и был способен думать. Итачи, его талантливый, но такой упрямый брат, всё-таки перегнул палку, о чём предупреждали его ещё больше недели назад Хаяте и Генма, а он не смог повлиять, не смог остановить этого, и теперь, если бы не Кисаме-сан, было бы поздно. Если бы не Кисаме-сан, у него сейчас не было бы старшего, самого лучшего брата. Он бы спал тихим сном и не подозревал бы, что Итачи уже нет в живых. Кровать напротив той, в которой он сейчас лежал, принадлежала бы мертвецу, половина одежды в их шкафу, все эти снежно-белые рубашки и идеальные брюки, тонкие галстуки стали бы зваться вещами покойного, а он сам превратился бы для людей в ближайшего родственника погибшего.
От этих жутких фантазий так сильно захотелось избавиться, что Саске резко поднялся и как можно скорее собрался, перекинул через плечо портфель и выскочил на улицу, ощущая чувство вины за то, что оставил маму одну дома в таком состоянии, но не имея ни желания, ни сил возвращаться. Из разговора родителей он понял, что пытаться дозвониться до Итачи бесполезно, поэтому он на ходу достал телефон и, шагая по улицам без особой цели, набрал номер Кисаме-сана. Когда ему ответили, он опустил пустые объяснения и сразу спросил:
- Что с Итачи?
В трубке молчали, и Саске мог почти видеть, как мужчина озадаченно хмурится, пытаясь сообразить, откуда ему известно о том, что должно было оставаться тайной для всех, кроме сотрудников отдела. Ноги завели его в малоизвестный район, от которого добираться до академии было достаточно далеко, но учёба волновала его сейчас меньше всего. Наконец Кисаме-сан заговорил, запинаясь на каждом слове:
- Ты не должен был знать. Итачи не хотел.
- Мама догадалась и начала скандалить с папой, а я услышал, - пояснил он коротко. – Можно мне с ним поговорить? Вы с ним сейчас?
- Нет, я в участке, мы тут заняты немного… Но ты не переживай. Мы сделаем всё, чтобы его жизни больше ничего не угрожало.
Не верить словам человека, который так сильно любил его брата, было невозможно, и от сердца у Саске несколько отлегло. Он поблагодарил детектива, попросил передать брату привет и положил трубку. Оставалось ещё кое-что, что ему стоило сделать до того, как новый день закрутит его в ежедневных проблемах – он должен был найти Генму и Хаяте. Возможно, подсознание догадалось об этом гораздо раньше, чем сознание, потому что всё время разговора он шёл, не разбирая дороги, по улицам и переулкам, нехарактерно пустынным для утреннего мегаполиса, и только сейчас, оглядев старые облезлые пятиэтажки грязно-серого цвета, начал понимать, куда всё это время держал путь – к тому самому дому, куда в прошлый раз привели его странные знакомые.
Вскоре он уже стоял перед входом в полуразрушенное здание. Ветер, гоняющий сероватые с белыми боками облака по ярко-синему небу, мотал из стороны в сторону проваленную внутрь покосившуюся дверь и играл с его волосами, задувая их в лицо, толкал его в спину, будто подгоняя ступить внутрь. Саске сделал шаг вперёд, затем ещё один. Помня, что в прошлый раз чуть было не упал здесь из-за груды кирпичей, он шёл очень аккуратно, прощупывая носком ботинка дорогу, прежде чем опускать ногу. Наконец путь к лестнице был преодолён, и Саске ступил на нижнюю ступеньку – та тут же взвизгнула деревянным скрипом. Он как мог быстро поднялся на второй этаж и замер наверху, оглядываясь.
Генма лежал, закинув руки за голову, на одном из матрацев, которые Саске заметил ещё в свой первый визит, а Хаяте сидел у его ног и молча смотрел на гостя.
- Проходи, - сказал ему Генма чуть неразборчиво из-за зажатой в его зубах травинки. - Что-то ты поздно – мы думали, раньше нас найдёшь.
Ноги стали вдруг ватными, и Саске пришлось строго пообещать себе, что в этот раз мистические способности этой парочки его не испугают, прежде чем он двинулся им навстречу. Хаяте кашлянул в кулак и молча указал ему на свободный матрац.
- Ты извини, если мы тебя тогда напугали, - произнёс Генма своим ровным, ничего не выражающим тоном, всё ещё не поворачивая в его сторону головы. – Просто посчитали нужным предупредить.
- Хорошо, но что мне сейчас делать? – спросил Саске, волнуясь, что в обществе этих двоих у него вновь случится какое-то помутнение и он забудет узнать то, за чем пришёл.
Хаяте снова кашлянул, затем поднялся и прошёл в угол, где налил себе в стакан воды из старого алюминиевого чайника.
- Тебе – ничего, - бросил он едва слышно, сделав глоток. – Уже ничего не сможешь сделать.
- Вот именно, - подтвердил Генма, всё ещё разглядывая потрескавшийся от времени потолок, в центре которого покачивалась от проникающего внутрь дыхания ветра запылённая лампочка. – У твоего брата есть сильные помощники. Если он прекратит стараться всё делать сам и прислушается к ним, то, наверное, всё будет хорошо.
Саске дёрнулся, как от пощёчины:
- Что значит «наверное»?
Генма скосил на него безразличный взгляд, от которого почему-то пробрало холодом:
- Мы не можем знать всего. Как всё решится, нам тоже неизвестно. Единственное, что мы можем сказать наверняка, это…
- …что ждать развязки осталось недолго, - закончил за него Хаяте своим выцветшим голосом и уткнулся носом в кружку.
Саске переводил взгляд с одного парня на другого, теряясь в соображениях, и вдруг явственно почувствовал, что нереальность происходящего вновь начала затягивать его, и вот он снова не понимал, где провести грань между мистикой и действительностью. Эти двое, расслабленные, спокойные, составляли вместе типичную городскую картину: утро буднего дня, когда не хочется откидывать одеяло и начинать новый день, - но их совершенно обыкновенный вид шёл вразрез с тем, что они говорили, и от этого несоответствия шла кругом голова.
- Послушайте, - едва совладав с подступающим страхом перед неизвестным, позвал Саске, - вы ведь знаете, кто убийца? Можете помочь полиции его найти?
Генма выплюнул обжёванную до безобразия травинку, наконец-то повернул к нему голову, и его обычно безразличный взгляд налился вдруг свинцом.
- Нам нельзя вмешиваться, - произнёс он, чеканя каждое слово, - мы только наблюдаем.
- Но вы ведь можете сказать мне, а я…
- Саске, - прервал его тихо, но настойчиво Хаяте и снова кашлянул. – Если город впустил в себя это чудовище, значит, так было нужно. Если твоего брата едва не убили, значит, таков был план.
- Вторгаться в этот план мы не имеем права, - закончил за него Генма. – Тебе, как и нам, остаётся только наблюдать и надеяться, что всё кончится удачно. Хотя, что считать удачным концом, вопрос спорный, ведь никто из людей не видит полной картины.
Он замолчал и прислушался, словно его уху было доступно нечто запредельное, тайное, и Саске вдруг совершенно чётко осознал, что приходить ему сюда не стоило. Генма и Хаяте не могли помочь, но не потому, что не хотели, а потому, что в их функции эта помощь не входила. По неизвестной ему причине сталкеры не поддавались стандартной классификации характеров людей: их нельзя было назвать трусами, они не были затаившими злость на человечество подлецами и никогда не стали бы спасающими жизни героями. Ни один из этих ярлыков им не соответствовал, но не потому, что они были выше них или же были их недостойны, просто эти двое – другие, иного слова и не подберёшь. Он не помнил, как заканчивал разговор и как прощался – возможно, всего этого не было и он просто поднялся и вышел. Очнулся Саске уже в пути: ноги несли его по незнакомым улочкам, куда – он не знал, но был слишком запутан в мысленном водовороте, чтобы беспокоиться ещё и об этом, поэтому просто предоставил телу полную свободу передвижений, а там уже будь что будет.
Значит, Итачи он помочь не мог и иного пути не было, кроме как наблюдать и надеяться на лучшее. Но как, чёрт возьми, надеяться, если он не знал совершеннейшим образом ничего из того, каким опасностям подвергался его брат ради поимки преступника? Он задавал себе этот вопрос снова и снова, будто от повторения ответ родится в его голове сам по себе, и даже не заметил, как полчаса спустя оказался у ворот полицейской академии. Посчитав, что напряжённые часы занятий смогут помочь ему отвлечься от нелёгких размышлений, Саске решительно ступил во внутренний двор учебного заведения.
***
План был продуман. Орочимару попросил врачей принести им в палату стол и развернул на ней карту квартала, в котором должна была происходить операция, имя для которой выбрали мощное и символическое - «Охота на Дьявола». Итачи, уже в своей обычной одежде, которую привёз ему Кисаме-сан, но всё ещё с перевязанной головой, разглядывал записи, пытаясь заранее, до объяснений вникнуть в суть идеи.
- Ты будешь ходить здесь, здесь и здесь, - палец учёного перемещался по схематическим прямоугольникам зданий. – Скорее всего, убийца заметил тебя в одном из этих заведений, поэтому он будет ожидать, что увидит тебя там вновь. Но даже если мы просчитались, слух о тебе пойдёт по всему кварталу – что ты вернулся, и он всё равно тебя разыщет. Так как он не знает, видел ты его лицо или нет, он, скорее всего, попытается обратить на себя твоё внимание: скажет пару слов, угостит выпивкой – словом, сделает какую-нибудь мелочь. Для него важно будет, чтобы ты посмотрел ему в лицо. Тогда он будет знать точно, опасаться ему раскрытия или нет.
Рядом со столом в молчании стояли Кисаме-сан и Дейдара, Такэо же остался в участке, чтобы оформить детали операции документально и подобрать нужных сотрудников для её реализации. Итачи не мог не согласиться с выводами учёного: он и сам подозревал, что убийца попытается узнать, стоит ли ему переживать по поводу раскрытия своей личности.
- Весь первый вечер ты проведёшь в Kakkazan в компании Дейдары, - продолжил Орочимару, покосившись на блондина, к которому за время их короткого знакомства проникся симпатией. Тот с готовностью кивнул. – Это будет логично: ты, парень из маленького городка, недавно переехавший в Коноху, внезапно становишься известной личностью в квартале, тебе хочется поделиться впечатлениями и получить как можно больше внимания, но вначале ты отправляешься в бар, где успел завести друзей. Туда по мере распространения слуха сходятся зеваки.
- Хорошо, и как мне себя вести? – уточнил Итачи, переглянувшись с Дейдарой.
- Я тебе тут набросал план действий, - Орочимару двумя пальцами пододвинул в его сторону папку, - но вкратце расскажу. Убийце не даёт покоя много вещей, но если ты ещё и будешь выглядеть так, будто у тебя всё хорошо и нападение не особенно повлияло на твою жизнь, это ещё больше подстегнёт его к действию – даже сильнее, чем вообще твоё присутствие. Он захочет встретиться с тобой лицом к лицу и убедиться, что ты не лжёшь и не притворяешься. Наш план прост: все, кто подойдёт к тебе и заговорит, окажутся в нашем списке подозреваемых, постепенно мы будем проверять каждого и отсеивать не соответствующих психологическому портрету. Это наше задание на сегодняшний вечер, ночь и завтрашний день. Теперь, - он перелистнул страницу блокнота, который держал в одной руке, - второй день. Мы установим слежку за наиболее подходящими нам людьми из тех, кто проявлял к тебе особое внимание. Ты будешь находиться с Дейдарой здесь, - он обвёл пальцем обширный прямоугольник на карте. – Это клуб, в котором вы проводили время в день нападения. Здесь будет сложнее, потому что, как любезно пояснил нам твой друг, в клубах темно и творится сплошная неразбериха.
- Особенно ночью, - добавил Дейдара. – Вообще кошмар.
- Поэтому вы сидите там только до полуночи, - продолжил Орочимару, - после чего направляетесь сюда. Это заведение, где собираются ребята и девушки, которые продают себя задорого. Так как мы позиционируем тебя как одного из них, ты должен вписаться в эту компанию и по возможности ясно дать понять, что уже отошёл от потрясения и снова готов работать.
Итачи проигнорировал нахмурившегося на эти слова Кисаме-сана и спросил:
- То есть, вы считаете, он попытается меня снять?
- Подкараулить тебя где-нибудь у него вряд ли хватит терпения, - пояснил учёный совершенно будничным тоном, - тем более, я имею основания полагать, что этот человек верит в удачу и поэтому считает свой провал знаком. Теперь он будет действовать по-другому. Он захочет тебя заманить.
- Хорошо, - согласился Итачи, - допустим, меня кто-то снял. Что дальше?
- Тут нам придётся действовать бесхитростными полицейскими методами, - Орочимару одарил его холодной улыбкой. – Пожалуй, Хошигаке-сан сможет объяснить тебе это гораздо лучше меня.
- А что тут объяснять? – детектив пожал равнодушно плечами. – Всё просто. Ты отказываешься от любых приглашений идти в чужой дом, ни в какие машины не садишься, а настаиваешь, что у тебя тут квартира, где ты и работаешь. Отводишь его туда, там ждёт засада. Мы быстренько хватаем его, заявляем, что ты несовершеннолетний, и арестовываем. Пока держим под стражей, оформляем ордер на обыск, обыскиваем его квартиру, спрашиваем алиби, если всё чисто – выпускаем и грозим, чтобы никому ничего не рассказывал, а то уже так просто не отделается. Так будем охотиться где-то неделю, если не поможет, придумаем что-нибудь ещё.
- Но вообще-то мне кажется, неделя – это даже много, - вмешался учёный. – Он попытается добраться до тебя раньше. Во-первых, будет опасаться, что ты всё-таки его вспомнишь, во-вторых, я уже объяснял, он не сможет спокойно жить, пока ты будешь крутиться рядом. Возможно, кстати, ты и сам сможешь его вычислить даже раньше. Маска нормальности с него начнёт сползать, всё труднее станет держать себя в руках, что может проявляться во внезапных вспышках ярости или просто раздражения в твоём присутствии. Будь всегда начеку.
- Я буду помогать, - добавил Дейдара гордо. – Я же там почти всех в лицо знаю, со многими лично общался, работа ведь такая, так что ты будешь не один.
Орочимару послал ему благодарный кивок, а Итачи сказал:
- И ещё один важный момент. При тебе всегда будет микрофон и мобильный телефон, номер которого будут знать только участники операции – никакой семьи. Непосредственно подослать полицейских за тобой присматривать мы, к сожалению, не сможем. Во-первых, у них не выйдет без специальной подготовки вписаться в гей-тусовку, их сразу же раскроют, а выдать их за журналистов или вольных писателей тоже не получится, потому что после недавних разгромных статей с критикой стиля жизни обитателей квартала ничего хорошего чужаков там не ждёт. Во-вторых – и это самое главное! – наш убийца, скорее всего, почувствует их присутствие. Мой опыт показывает, что чаще всего они это ощущают. Поэтому сотрудники полиции будут сидеть в машине где-нибудь невдалеке от тебя, прослушивать твои разговоры и регулировать твои действия. Хошигаке-сан, вы среди нас специалист по всяким этим шпионским примочкам, поясните.
Кисаме с серьёзным видом подступил ближе к напарнику:
- На груди, вот здесь, мы прицепим тебе микрофончик, он практически плоский и под майкой, даже облегающей, будет незаметен. В ухо поместим маленький наушник, через который полицейские будут иметь с тобой связь. Из-за распущенных волос никто не должен будет его заметить, но если даже что-то приключится, ты скажешь, что это новый bluetooth. У Дейдары будет то же оборудование, так что никто из вас не потеряется.
- И ещё, - вспомнил Орочимару, - ты должен будешь в один из ближайших дней прийти к Дейдаре домой и завести беседу с его соседями, мальчишками, которые подрабатывают проституцией. Возможно, кто-то из них, с кем приключалось похожее несчастье – пытались напасть или изнасиловать, – увидит в тебе товарища по несчастью и расскажет что-нибудь важное. Да, кстати, я тебе там написал, - он кивнул в сторону папки, - но повторюсь, чтобы ты запомнил. Кто бы у тебя ни спрашивал, ты всё время отвечаешь, что не помнишь, успел ли увидеть лицо преступника или нет – из-за сотрясения мозга у тебя случилась временная амнезия. Это важно, потому что таким образом убийца будет думать, что ты, когда твоя память восстановится, сможешь вспомнить и опознать его, поэтому он будет торопиться. Кроме того, его волнение увеличит наши шансы на успех.
Он перевёл дыхание и с видом человека, у которого свалилась гора с плеч, обвёл взглядом сообщников, остановив его на Итачи.
- Ну что, господа? Мы подготовимся, как можем, и понадеемся, что в этом правом деле нам будет сопутствовать удача.
Четверо заговорщиков переглянулись, и Итачи показалось, что во всех головах разом промелькнула одна и та же мысль: лучше бы удача была на их стороне.
***
Рин изменилась. Возможно, это была беременность – ей очень шёл округлый живот, умело задрапированный специальным кроем широкого комбинезона из лёгкой тёмно-зелёной ткани с большим карманом на груди, - или дело было в долгожданной свободе от тирана-мужа, которую она отвоевала совсем недавно и до сих пор не могла нарадоваться. Что бы это ни было, перемены в ней были налицо, и Обито поймал себя на том, что с момента их встречи попросту не в силах отвести от неё взгляд.
- А я уж думала, ты туда навсегда уехал, - улыбнулась ему женщина, помешивая ложечкой травяной чай, который она любила пить с сахаром. – Почему-то так решила, не знаю.
Обито опустил взгляд на свои ладони, крепко сжимающие свою чашку с дымящимся кофе:
- Как же я мог уехать?..
Какаши и Йондайме привыкли говорить, что он любил Рин десять лет, но на самом деле его чувства зародились несколькими годами ранее, когда он впервые повстречал её в офисе. В тот день их с Какаши пригласили на интервью, и Йондайме, для них тогда ещё Намикадзе-сан, со всей строгостью расспрашивал обоих, пытаясь определить, кто из друзей ему больше подойдёт, ведь свободная должность была лишь одна. Наконец он принял решение и поставил перед двумя кандидатами условие: если они смогут работать в духе постоянного соперничества и таким образом неустанно расти и профессионально развиваться, он возьмёт на работу их обоих. Как раз когда они выясняли детали договора, в кабинет к начальнику заглянула секретарша Рин, и Обито сразу почувствовал к этой юной красавице необъяснимое притяжение. Тогда, правда, у него всё ещё тянулась неразбериха в отношениях с Какаши, поэтому он не предпринимал никаких действий, чтобы заинтересовать девушку в себе – только помогал по мелочам, приносил время от времени кофе во время обеденного перерыва, задерживался у её стола, чтобы лишнюю минуту поболтать. А когда он наконец-то определился, было уже поздно и Рин влюбилась в какого-то парня, которым хвасталась подружкам-сотрудницам при каждом удобном случае и за электронным общением с которым проводила большую часть свободного времени на рабочем месте.
Обито знал, что его любовь просто так не пройдёт, ведь он был Учихой: если то, что он когда-то давно, в студенческие годы, чувствовал к Какаши, до сих пор не отпустило его до конца, то что уж говорить о любви к милой, доброй, нежной, как цветок, Рин? Буквально через несколько месяцев после того, как девушка его мечты начала встречаться с тем парнем, они поженились – и тогда начались проблемы.
Как бы плохо ни было дома, сколько бы часов она ни лежала без сна в кровати, глотая слёзы, Рин никогда не показывала этого на работе, и многие действительно ничего не замечали. Первым обратил внимание Какаши. Слишком широкий браслет на запястье, под которым, если приглядеться, можно было увидеть край бурого синяка. Рассечённая губа и её улыбка: «Вот я растяпа, каталась на велосипеде с друзьями в парке и упала». Слишком толстый слой пудры на одном глазу. Обито не считал себя вправе вмешиваться в чужую личную жизнь, но такое обращение с женщиной мог переносить безропотно, наверное, только бездушный человек. На его попытки вывести её на откровенную беседу Рин только улыбалась ему тепло и говорила: «Всё хорошо, правда, не переживай за меня».
Когда Обито узнал про ребёнка, все его надежды рухнули окончательно. Ребёнок означал совместную заботу, стало быть, ей никогда уже не сбежать от этого монстра, пьющего из неё кровь последние годы, подобно чёртовой пиявке. Но что-то произошло во Вселенной, какие-то блоки реальности сдвинулись, и случилось невероятное: она сидела напротив него, гордая собой, свободная, излучающая внутренний свет женской привлекательности и будущего материнства, а он… Он действительно не мог отвести взгляд.
- Я живу пока у подруги, - подала голос Рин, когда молчание за их столиком несколько затянулось. – Ты её знаешь, это Мика-чан. Она предложила мне оставаться у неё, пока не произойдёт раздел имущества.
Порыв ветра, целый день носящего облака по небу над Конохой, вздул её густые распущенные волосы, открывая лебединую шею, и Обито невольно затаил дыхание. Мимо них, смеясь колокольчиками и держась за руки, прошла совсем ещё молодая пара, и оставленный после них след свежести и беззаботной юности заставил его задуматься: ведь они с Рин ещё тогда, после первой встречи, могли быть такими же, как они, могли бродить по улицам, не чувствуя под собой земли, и смотреть друг другу в глаза, наверное, целую вечность.
Время куда-то ушло, как-то испарилось, и вот Рин уже была беременна не его ребёнком, а его единственным серьёзным успехом в жизни стала карьера. И кого винить в том, что судьба их сложилась именно так, а не иначе? Кому поставить в укор, что он сейчас не может хотя бы просто взять её за руку – потому что не положено? Неужели это всё человеческая глупость: его нерешительность, её чувство долга?
- Рин, - позвал Обито, и тихий незначительный голос внутри него поразился: это я? Я сейчас скажу то, что намеревался сказать уже столько лет?
Новогодние вечеринки, повторяющиеся из года в год, когда он приносил ей напиток, болтал о неважном и не упускал ни одной возможности покружиться с ней в танце.
Его бесконечные прогулки мимо цветочного магазина и внутренние терзания: подарить этим утром или, может быть, следующим?..
Её улыбка над чашкой с капучино во время обеденного перерыва.
Он вспомнил это всё, вспомнил, что только эти ценные обрывки воспоминаний и помогали ему подниматься на ноги после неудач, зализывать раны поражения и находить в себе силы идти дальше, идти вперёд за неуловимым мотыльком мечты. Теперь настало то время, когда пора было поймать мотылька в ладонь, затем раскрыть её и посмотреть, захочет ли он остаться.
В её глазах он читал абсолютное понимание, но всё же посчитал нужным обратить в слова то, что было на уме у обоих.
- Мы с тобой взрослые люди. Моя квартира достаточно большая, чтобы и тебе, и ребёнку было комфортно в ней жить. Если позволишь, я позабочусь обо всём: мы сделаем детскую, такую, какая будет нравиться тебе, у тебя будет отдельная комната, ты сможешь жить, как хочешь. Я обещаю, что ничего не потребую от тебя взамен.
Когда слова были произнесены, напряжение за их столиком значительно возросло, и Обито знал, что исходит оно от него – ощущал это почти физически, как настоящий жар, словно он был смертельно болен, и лекарство лежало в её устах.
- Послушай, Обито, - Рин осветила его одной из своих милых улыбок, - как ты правильно отметил, мы действительно взрослые люди. Давай будем начистоту: мы друг другу нравимся уже давно.
Жар не проходил. Он не знал, что крылось за этими словами: яд или исцеление.
- С тех пор как я ушла от этого ужасного человека, я наконец-то почувствовала себя свободной, - продолжила женщина, поглаживая непроизвольно округлый живот, в котором жила и развивалась с каждой минутой новая жизнь. – Скажи, а ты свободен?
Ей было достаточно одного взгляда, чтобы пронзить его сознание насквозь и без особого труда вывернуть напоказ все укрытые там постыдные тайны: давняя влюблённость в Какаши, их единственная ночь, тянущаяся годами неразбериха, памятные очки в столе его ящика, оранжевые, с горизонтальной трещиной посередине…
- Я свободен, - произнёс он твёрдо.
Рин послала ему широкую улыбку:
- А я всерьёз думала, что ты никогда его не отпустишь.
Обито улыбнулся ей в ответ и ответил совершенно искренне:
- Я тоже боялся этого.
***
- А какие там живут люди?
- Люди? – повторил Гаара, затем передёрнул плечами. – Обычные люди, я не знаю даже. Может, немного замкнутые, по сравнению с коноховцами.
Мальчишки переглянулись. Они подсели к нему, пока Ли разговаривал в задней части автобуса с коллегой-инструктором, и, оттеснив Гаару к окну, чтобы поместиться обоим, принялись засыпать вопросами о Суне – городе, куда они должны были приехать через три часа. Интересовало ребят совершенно разное: Рюаки хотел знать, можно ли там кататься на скейте прямо по улицам и симпатичные ли там девчонки, Харука же справлялся в основном о культурном различии между жителями Конохи и южного города. Отвечать на град вопросов, ловко манипулируя ответами так, чтобы выходило и правдиво, и с подковыркой, Гааре вскоре надоело, и теперь он на каждое новое «а как» и «а почему» выдавал первое, что придёт в голову. Сидящий спереди Ясухиса повернулся к ним, послушав пару минут, заявил с умилением, что они похожи на молодую семью, и вновь отвернулся, заранее пригнув голову, чтобы его не настигла месть «молодого папаши» в виде подзатыльника.
- А ты давно там в последний раз был? – спросил Харука, одновременно отбиваясь от вдруг вздумавшего его защекотать друга.
Гаара, не отрываясь, смотрел через окно на разворачивающуюся перед ними степь. Уже скоро, он чувствовал, трава кончится, а на смену ей придёт пустыня – с её загадочным шёпотом поднятых ветром песков и слишком резко меняющейся погодой, холодными ночами и удушающе жаркими днями.
- Мне было тринадцать, когда я уезжал, - произнёс он глухо, едва слыша собственный голос – в ушах стонал пустынный ветер, звал его, приветствовал всё отчётливее с каждым новым километром, что приближал его к дому. – Там, наверное, столько всего изменилось…
Возможно, подсказал внутренний голос, в самой Суне изменилось мало, но с недавних пор его отношение к этому городу стало несколько иным. Сам того не осознавая, он в последние дни ни с того ни с сего начал часто вспоминать того мальчонку, которого убили на прошлой неделе, а все друзья подумали почему-то на него. У них с Сасори действительно было много общего, теперь он это понял, и дело было не столько во внешней схожести. Как говорили в новостях, парень сбежал от родителей, не могущих принять его гомосексуальность, и приехал в Коноху, полный надежд построить новую жизнь. Разве не те же мысли посещали самого Гаару, когда он, угрюмый подросток без друзей, сидел в отцовском автомобиле и глядел через окно, так же, как сейчас, на то, как картины жёлтых песков постепенно сменяются степью, затем обрастают деревьями и, наконец, превращаются в непроходимые джунгли – знаменитые коноховские леса? Пускай тогда ему были безразличны многие вещи, всё же от переезда он ожидал каких-то значительных перемен в своей жизни – и, как позже выяснилось, получил их. В первый же день учёбы он познакомился с Наруто, и ради этой единственной встречи он готов был переехать хоть на другой конец мира. К сожалению, Сасори повезло куда меньше: он, так и не успев надышаться свободой и как следует организовать свою новую, самостоятельную жизнь, вернулся в отвергший его город, только на этот раз в гробу. Всё это было, чёрт побери, так несправедливо…
- А где тебе больше нравится жить: в Суне или у нас? – прервал его размышления Рюаки, оставивший попытки щекоткой заставить друга подвинуться и теперь сидевший смирно.
Гаара повернул к нему голову и одарил грустной улыбкой:
- У вас, как ты говоришь, я встретил своего лучшего друга и ещё кучу интересных людей. Климат мне ваш тоже больше нравится: терпеть не могу жару. Ну и…
Взгляд его невольно ушёл в сторону Ли, который, похоже, так увлёкся разговором, что о нём и своих любимчиках, выклянчивших сегодня участие в поездке, совершенно забыл. Безусловно, новая встреча с этим человеком являлась ещё одним важным подарком суновцу от щедрой Конохи. Если бы не Ли и не то, что их теперь так сильно связывало, что порой можно было ощутить это физически, – не было бы и его теперешнего, в этом он был больше чем уверен. Новые, настоящие отношения с каждым днём формировали в нём другого человека, которым он всегда хотел быть – сильнее, лучше, серьёзнее. Гааре нравилось наблюдать за этими внутренними переменами, они лишний раз напоминали, что он шёл по верному пути и принимал правильные решения.
От наблюдательных мальчишек не ускользнула его задумчивость. Проследив за его взглядом, Харука протянул по-взрослому серьёзно:
- В Конохе вы повстречались с ним, не так ли?
Словно почувствовав, что говорят о нём, Ли поднялся и, бросив на прощание пару слов коллеге, вернулся по проходу между сиденьями к своему месту. Обнаружив его занятым двумя оккупантами, он добродушно улыбнулся:
- Ну что вы Гаару достаёте? Он, может, отдохнуть хотел.
- А они тут его вопросами терроризировали, - развернулся с переднего сиденья Ясухиса. – Про Суну, всё про Суну. Чёрт, я и сам там бывал всего два раза, интересно было послушать. Расскажи что-нибудь ещё, а?
- Нет, сенсей, это вы мне лучше расскажите, - ответил юноша, борясь с зевком, - когда мы приедем и где будем располагаться. Я так понимаю, народу там соберётся немерено, поэтому наверняка придётся тесниться. Сколько номеров у нас забронировано?
- Вообще, кажется, шесть, - учитель сверился с записями в блокноте. – Да, шесть. Вам с Ли один.
- А нам? – возмутился Рюаки. – Нам с Харукой тоже, что ли, один на двоих?
- Ну да, а ты чего хотел? – второй мальчик пихнул его в бок. – Сказано же, у сенсея с Гаарой один, значит, и у нас тоже будет.
- Не, ну эти-то двое друг в друга втюренные по уши, им нормально!
- Рюаки! – зашипевший, как змея, Харука ухватил болтуна под локоть и стащил за собой с сиденья. – Ну-ка за мной!
Провожаемые взглядами взрослых, мальчишки вернулись на свои места, где принялись в своей обычной манере ругаться. Ли присел на освободившееся сиденье рядом с Гаарой и покачал головой:
- Зря мы им разрешили поехать, ещё натворят делов, а нам потом отвечать.
- Тебе, - поправил его красноволосый с улыбкой, - тебе потом отвечать.
Молодой инструктор на это только развёл руками, насколько позволяло ограниченное сиденьями пространство.
Сзади ещё долго скандалили и сквернословили, а Гаара смотрел в окно и отвлечённо наблюдал за тем, как закат медленно сдирает с мира краски и окунает его сначала в насыщенный жёлтый, затем в оранжевый, красный – и так до самой черноты с её белёсыми бликами луны на предметах и, если повезёт и луна будет достаточно яркой, длинной тянущейся за ними тенью. Недавний разговор с мальчишками заставил его всерьёз задуматься над тем, чего он так рьяно избегал всё время их с Ли стремительного романа. Вопрос этот мог показаться тривиальным и, в сущности, большой роли, возможно, и не играл, но только не для него. Любовь никогда не была для него безделицей, а уж выражение этих чувств словами – и подавно. С тех самых пор, как Ли впервые сказал ему: «Я люблю тебя», прошло полторы недели, и больше об этом речи не заходило. Они хорошо проводили время вместе: на свиданиях в городе, в додзё, у Ли дома – но порой Гаара ловил себя на мысли, что между ними словно стоит невидимый барьер, и барьер этот был его виной. В глазах своего любовника он часто видел желание повторить сказанные тогда слова, но каждый раз он сдерживался, и Гаара знал, почему: чтобы не ставить его в неловкое положение, когда не можешь открыть рта и ответить, не потому, что не хочешь, а потому, что не можешь, не готов, не привык. Дело, пожалуй, было именно в этом: Гаара мог легко сказать Наруто, что он любит его, сказать это Сакуре или дяде Минато, но три простых слова почему-то превращались в мучительную каторгу при попытке озвучить их для любимого человека. Это было парадоксально и глупо до ужаса, но, сколько он себя ни ругай, ни обзывай слабаком и закомплексованным идиотом, барьер всё равно оставался на месте.
Они въехали на территорию Суны, когда уже окончательно стемнело, и тяжёлые размышления не покидали Гаару до самой ночи.
***
Когда врач ещё раз перечислил все возможные последствия сотрясения мозга и спросил с нажимом, действительно ли он не страдает ни от чего подобного, Итачи с уверенностью ответил, что не страдает – это являлось обязательным условием разрешения приступить к началу операции, поэтому он попросту не мог позволить себе ответить по-другому. На кону, думалось ему тогда, в больнице, стояло слишком многое, чтобы беспокоиться о собственном здоровье. Теперь же, когда он брёл по центральной улице квартала голубых фонарей, уверенность постепенно начинала покидать его.
Уже стемнело, и улица полнилась людьми, желающими хорошо провести время. Похоже, никто его ещё не узнал, и взгляды, которыми его провожали незнакомцы, не отличались от прежних. Микрофон и в самом деле оказался настолько маленьким, что не был заметен даже под облегающей майкой, но из-за непривычного чувства кожа на груди постоянно возвращала к себе его внимание, и от этого казалось, что другие тоже видят тайное приспособление. Наушник в ухе пока молчал, но Итачи знал, что за ним следят – где-то невдалеке от него, возможно, на соседней улице, остановился автомобиль, где прислушиваются к его дыханию, слышному через микрофон, и в любую минуту готовы броситься на помощь.
Подаренную гадалкой карту ему пришлось снять, но Орочимару, сообразив, насколько она для него важна, добавил к его образу небольшую плоскую сумочку, плотно прилегающую к бедру, в которую как раз хорошо поместился оберег, и теперь на душе у Итачи было немного спокойнее. Неоновые вывески, коими пестрела широкая улица, били по глазам неестественной яркостью, но Итачи знал: повышенная чувствительность глаз – всего лишь одно из последствий его травмы, это пройдёт. Он шёл в Kakkazan, где ему якобы должен был удивиться Дейдара, и там уже можно было приступать к выполнению плана. Итачи мог справиться с чем угодно, так он сказал себе, когда выходил из здания больницы в мнимом одиночестве, потому что уже с того момента его прикрывали. Он мог преодолеть внезапные головные боли, головокружение, нарушение сна и неконтролируемые вспышки гнева или раздражения, но ему даже в голову не могло прийти, что психоз, о котором предупреждал доктор, настигнет его здесь, сейчас, на этой самой улице.
Ничего не переменилось: люди всё так же шли двумя потоками по обеим сторонам от проезжей части, заворачивали в понравившиеся им заведения, мимо проезжали машины, из нескольких мест одновременно громыхала музыка, создавая снаружи чудовищную какофонию. И всё же что-то было не так, Итачи ощущал это слишком явно, чтобы игнорировать. Как будто кто-то запустил в нём тайный механизм и по сосудам потекли зловонные массы страха. Страх отяжелил его тело, полился из пор, заставил замедлить шаг, парализовал мысли. Он знал, он знал точно: Дьявол наблюдает за ним. Рука непроизвольно потянулась к сумочке, пальцы справились с застёжкой и проникли внутрь – прикоснуться к оберегу. У него есть выбор, так сказала ему гадалка. Карта означала, что судьба находилась в его руках, и он выбирал хорошую половину расклада, гори оно всё синим пламенем!
Перед глазами вдруг поплыли тёмные пятна, Итачи заморгал, думая на линзы, и вдруг вздрогнул, когда мимо промчался автомобиль и его изменённый травмой слух воспринял его гул как рёв невиданного животного. Взгляд его остановился на фигуре, застывшей на противоположной стороне улицы, около дерева. Высокий человек стоял совершенно неподвижно, и голова его, скрытая плотной тенью, была повёрнута в его сторону. Низкие ветви дерева, которое отчего-то до сих пор даже не показало солнцу зелёных почек, стремились, голые, ввысь и были похожи на чьи-то страшные лапы с длинными когтями. Итачи замер. В свете неоновой вывески за спиной у незнакомца его тень падала на мощёную серой брусчаткой улицу и, соединившись с ветвями-лапами странного дерева, создавала впечатление, будто у него… рога. Совсем как на карте «Дьявол» в колоде у гадалки.
Незнакомец на той стороне улицы воздел руку в молчаливом приветствии, и от этого жеста Итачи словно очнулся – сорвался с места и, больше не бросив ни одного взгляда назад, помчал что было силы дальше. Своей спешкой он нарушал данную Орочимару инструкцию, но никто, чёрт побери, не предупреждал его, что будет так страшно.
Это психоз, настойчиво твердила рациональная часть его сознания. Это паранойя, никакого человека с рогами там не было, была только причудливая тень – вот и всё. Итачи заставил себя сбавить темп, но бешено колотящееся в груди сердце всё равно не давало забыть о недавно перенесённом ужасе. Он был больше чем уверен, что видение являлось не просто продуктом его искривлённого восприятия сознания, а знаком. С недавних пор у него появились серьёзные основания верить в знаки судьбы, и будь он проклят, если только что не распознал один из них.
Стало быть, Дьявол или уже увидел его, или увидит сегодня – и тогда начнётся охота. Дьявол будет думать, что охотник он, ему даже в голову не придёт, что его слабостями играют. Слушая в больничной палате, как уверенно Орочимару излагает по пунктам детали операции, Итачи почему-то решил, что осуществить план поимки будет легко, но сейчас, когда реальность вновь окунула его в эту непередаваемую атмосферу ночи, и острого одиночества в толпе, и горькой бренности короткого, как жизнь бабочки, существования – только сейчас до него в полной мере дошло: он добровольно вернулся туда, где его едва не лишили жизни, он сам пожелал закончить начатую с Дьяволом игру и раздавить его или быть раздавленным самому.
Молодой детектив остановился возле знакомой вывески Kakkazan. Дейдара уже ждал его внутри. Итачи должен будет сесть у стойки и завести с ним намеренно эмоциональную беседу о происшествии с нападением, а дальше всё будет просто: люди, привлечённые его историей, захотят поговорить с ним, захотят приобщиться к его страданию, и среди этих бесполезных зевак непременно должен оказаться тот, чьё лицо, скрытое в тенях, он видел в переулке два дня назад. Орочимару полагался на логику и своё знание поведения серийных убийц, но Итачи полагался на свои чувства. Чувства говорили: сегодня, раньше или позже ночью, он вновь повстречается с Дьяволом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 5
День: 3
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Глава 31
Среда 19 мая
Все в доме ещё спали, когда Учиха Микото набрала номер своего двоюродного брата Обито и поднесла телефон к уху, ожидая ответа на гудки. На ней до сих пор была ночная рубашка, потому что женщина не далее как двадцать минут назад вскочила с постели, разбуженная ночным кошмаром. Ей снилось, будто её сыновья сошлись в кровавом бою и Саске в конечном счёте убил Итачи, а потом горько рыдал, сожалея о содеянном. Проснувшись, Микото ещё несколько минут лежала в кровати, слушая в предрассветной тишине собственное неровное дыхание и мерное сопение мужа рядом, и пыталась мысленно вернуться в реальность. В груди ныло, как от настоящей потери, как будто всё произошло на самом деле и она лишилась одного сына, а второй превратился в братоубийцу, и не помогали даже слова, повторяемые ею снова и снова, словно волшебное заклинание: «Это был сон, это был сон, всего лишь сон». Но справиться с собой всё никак не выходило, и вскоре Микото, сдавшись, поднялась и как можно тише, чтобы не будить мужа, прокралась на кухню, где тут же приняла решение позвонить Итачи и узнать, всё ли с ним в порядке.
Однако номер не отвечал, и эта, пускай незначительная, деталь лишь добавила женщине беспокойства. Будить ранним звонком Кисаме она не решилась, подумав, что со всем этим расследованием он и так подпортил себе здоровье, так что сон был ему попросту необходим. Тогда пришла идея позвонить любимому родственнику Обито, ведь, насколько ей было известно, сейчас Итачи жил именно в его квартире, а её хозяин как раз сегодня должен был вернуться в Коноху из своей командировки и мог успокоить сестру. То, что Обито, возможно, устал и был бы не прочь отдохнуть после выматывающего перелёта, женщине даже не пришло в голову – слишком привыкла она во всём рассчитывать на брата, особенно в делах, касающихся её сыновей.
- Алло! – ответили ей на пятом гудке. – Микото, привет!
- Обито, ты домой заезжал уже? – не тратя времени на пустую болтовню, прервала его женщина.
- Ну да, только что зашёл внутрь, дверь вот закрываю. А что?
- Итачи там?
- Сейчас посмотрю… - В трубке раздались звуки шагов. – Что-то случилось? Так, в его комнате пусто, в комнате Саске тоже, сейчас ещё у себя гляну… Тоже. Может, он у Кисаме заночевал?
Но женская интуиция подсказывала Микото: всё не могло быть так просто, её сон явно что-то значил. Она поблагодарила озадаченного кузена и, не став ничего объяснять, положила трубку. Сразу же после этого в кухню, зевая и приглаживая спутанные со сна волосы, заглянул Фугаку.
- Дорогая, рань ещё такая, а ты уже на ногах. – Он подарил ей неуклюжий поцелуй, но Микото не стала на него отвечать.
- Где Итачи?
При упоминании старшего сына из глаз мужчины пропала сонная дымка, и всего на миг – ей не показалось – в них мелькнул страх. Практически сразу Фугаку удалось взять себя в руки, но ей было достаточно и этой маленькой потери контроля, чтобы понять: произошло что-то нехорошее. Тут же вспомнились вчерашние новости, в которых передавали, что маньяк из квартала голубых фонарей, прозванный журналистами Дьяволом, снова объявился, но на этот раз ему не удалось завершить своё кровавое дело – добровольный патруль, состоящий из обитателей квартала, спас жертву, и теперь юноша, личность которого не раскрывалась, находился в лечебнице. Сложить два и два было несложно, тем более когда ты – Учиха. Микото это знала, знал об этом и Фугаку, поэтому, лишь только прочёл в её глазах понимание, поспешил заверить:
- Нет, ты всё не так поняла!
Однако реплика не возымела на женщину совершенно никакого действия.
- Он жив? Ранен? Что с ним? – принялась сыпать она вопросами, копя ярость на мужа на потом – вначале ей необходимо было узнать, что случилось с её сыном.
- Жив, - бросил Фугаку неохотно и, отодвинув ногой табурет, рухнул на него, словно его больше не держали ноги. На жену он не смотрел. – Его Кисаме спас. Их начальник сказал, если бы не он, то…
Микото не смогла сдержать слёз облегчения. Они потекли по её щекам и закапали на ночнушку, оставляя на ней полупрозрачные круглые пятна. Ещё с самого детства ей твердили: сны или не означают ничего, или значат очень многое, и вот теперь она в этом убедилась.
***
Саске лежал в кровати с открытыми глазами и прислушивался к скандалу за стеной. Проснулся он уже давно - на рассвете поднялся сильный ветер, и из-за открытой балконной двери его мощным порывом приподняло занавески так, что те почти коснулись его кровати. Ещё не отошедшему ото сна парню показалось, что это к нему тянутся чьи-то белые лапы, и с той секунды сон как отрезало, поэтому всю родительскую ссору он слышал от самого её зарождения и до конца, когда мама, рыдая, закрылась в спальне, а отец, видимо, решив, что завтрак он сегодня не получит, ушёл на работу раньше обычного.
Поначалу, когда Саске услышал имя Итачи, ему подумалось, что речь снова пойдёт о старом, но обвинений в сторону брата он не услышал ни одного, а поэтому стал прислушиваться усерднее – и когда в маминой речи проскользнула истинная причина её беспокойства, внутри него всё разом похолодело.
Из-за напряжённой учёбы Саске в эти дни не смотрел новости ни по телевизору, ни в Интернете, поэтому об очередном появлении серийного убийцы ничего не знал. Теперь же ему показалось, он только об этом и был способен думать. Итачи, его талантливый, но такой упрямый брат, всё-таки перегнул палку, о чём предупреждали его ещё больше недели назад Хаяте и Генма, а он не смог повлиять, не смог остановить этого, и теперь, если бы не Кисаме-сан, было бы поздно. Если бы не Кисаме-сан, у него сейчас не было бы старшего, самого лучшего брата. Он бы спал тихим сном и не подозревал бы, что Итачи уже нет в живых. Кровать напротив той, в которой он сейчас лежал, принадлежала бы мертвецу, половина одежды в их шкафу, все эти снежно-белые рубашки и идеальные брюки, тонкие галстуки стали бы зваться вещами покойного, а он сам превратился бы для людей в ближайшего родственника погибшего.
От этих жутких фантазий так сильно захотелось избавиться, что Саске резко поднялся и как можно скорее собрался, перекинул через плечо портфель и выскочил на улицу, ощущая чувство вины за то, что оставил маму одну дома в таком состоянии, но не имея ни желания, ни сил возвращаться. Из разговора родителей он понял, что пытаться дозвониться до Итачи бесполезно, поэтому он на ходу достал телефон и, шагая по улицам без особой цели, набрал номер Кисаме-сана. Когда ему ответили, он опустил пустые объяснения и сразу спросил:
- Что с Итачи?
В трубке молчали, и Саске мог почти видеть, как мужчина озадаченно хмурится, пытаясь сообразить, откуда ему известно о том, что должно было оставаться тайной для всех, кроме сотрудников отдела. Ноги завели его в малоизвестный район, от которого добираться до академии было достаточно далеко, но учёба волновала его сейчас меньше всего. Наконец Кисаме-сан заговорил, запинаясь на каждом слове:
- Ты не должен был знать. Итачи не хотел.
- Мама догадалась и начала скандалить с папой, а я услышал, - пояснил он коротко. – Можно мне с ним поговорить? Вы с ним сейчас?
- Нет, я в участке, мы тут заняты немного… Но ты не переживай. Мы сделаем всё, чтобы его жизни больше ничего не угрожало.
Не верить словам человека, который так сильно любил его брата, было невозможно, и от сердца у Саске несколько отлегло. Он поблагодарил детектива, попросил передать брату привет и положил трубку. Оставалось ещё кое-что, что ему стоило сделать до того, как новый день закрутит его в ежедневных проблемах – он должен был найти Генму и Хаяте. Возможно, подсознание догадалось об этом гораздо раньше, чем сознание, потому что всё время разговора он шёл, не разбирая дороги, по улицам и переулкам, нехарактерно пустынным для утреннего мегаполиса, и только сейчас, оглядев старые облезлые пятиэтажки грязно-серого цвета, начал понимать, куда всё это время держал путь – к тому самому дому, куда в прошлый раз привели его странные знакомые.
Вскоре он уже стоял перед входом в полуразрушенное здание. Ветер, гоняющий сероватые с белыми боками облака по ярко-синему небу, мотал из стороны в сторону проваленную внутрь покосившуюся дверь и играл с его волосами, задувая их в лицо, толкал его в спину, будто подгоняя ступить внутрь. Саске сделал шаг вперёд, затем ещё один. Помня, что в прошлый раз чуть было не упал здесь из-за груды кирпичей, он шёл очень аккуратно, прощупывая носком ботинка дорогу, прежде чем опускать ногу. Наконец путь к лестнице был преодолён, и Саске ступил на нижнюю ступеньку – та тут же взвизгнула деревянным скрипом. Он как мог быстро поднялся на второй этаж и замер наверху, оглядываясь.
Генма лежал, закинув руки за голову, на одном из матрацев, которые Саске заметил ещё в свой первый визит, а Хаяте сидел у его ног и молча смотрел на гостя.
- Проходи, - сказал ему Генма чуть неразборчиво из-за зажатой в его зубах травинки. - Что-то ты поздно – мы думали, раньше нас найдёшь.
Ноги стали вдруг ватными, и Саске пришлось строго пообещать себе, что в этот раз мистические способности этой парочки его не испугают, прежде чем он двинулся им навстречу. Хаяте кашлянул в кулак и молча указал ему на свободный матрац.
- Ты извини, если мы тебя тогда напугали, - произнёс Генма своим ровным, ничего не выражающим тоном, всё ещё не поворачивая в его сторону головы. – Просто посчитали нужным предупредить.
- Хорошо, но что мне сейчас делать? – спросил Саске, волнуясь, что в обществе этих двоих у него вновь случится какое-то помутнение и он забудет узнать то, за чем пришёл.
Хаяте снова кашлянул, затем поднялся и прошёл в угол, где налил себе в стакан воды из старого алюминиевого чайника.
- Тебе – ничего, - бросил он едва слышно, сделав глоток. – Уже ничего не сможешь сделать.
- Вот именно, - подтвердил Генма, всё ещё разглядывая потрескавшийся от времени потолок, в центре которого покачивалась от проникающего внутрь дыхания ветра запылённая лампочка. – У твоего брата есть сильные помощники. Если он прекратит стараться всё делать сам и прислушается к ним, то, наверное, всё будет хорошо.
Саске дёрнулся, как от пощёчины:
- Что значит «наверное»?
Генма скосил на него безразличный взгляд, от которого почему-то пробрало холодом:
- Мы не можем знать всего. Как всё решится, нам тоже неизвестно. Единственное, что мы можем сказать наверняка, это…
- …что ждать развязки осталось недолго, - закончил за него Хаяте своим выцветшим голосом и уткнулся носом в кружку.
Саске переводил взгляд с одного парня на другого, теряясь в соображениях, и вдруг явственно почувствовал, что нереальность происходящего вновь начала затягивать его, и вот он снова не понимал, где провести грань между мистикой и действительностью. Эти двое, расслабленные, спокойные, составляли вместе типичную городскую картину: утро буднего дня, когда не хочется откидывать одеяло и начинать новый день, - но их совершенно обыкновенный вид шёл вразрез с тем, что они говорили, и от этого несоответствия шла кругом голова.
- Послушайте, - едва совладав с подступающим страхом перед неизвестным, позвал Саске, - вы ведь знаете, кто убийца? Можете помочь полиции его найти?
Генма выплюнул обжёванную до безобразия травинку, наконец-то повернул к нему голову, и его обычно безразличный взгляд налился вдруг свинцом.
- Нам нельзя вмешиваться, - произнёс он, чеканя каждое слово, - мы только наблюдаем.
- Но вы ведь можете сказать мне, а я…
- Саске, - прервал его тихо, но настойчиво Хаяте и снова кашлянул. – Если город впустил в себя это чудовище, значит, так было нужно. Если твоего брата едва не убили, значит, таков был план.
- Вторгаться в этот план мы не имеем права, - закончил за него Генма. – Тебе, как и нам, остаётся только наблюдать и надеяться, что всё кончится удачно. Хотя, что считать удачным концом, вопрос спорный, ведь никто из людей не видит полной картины.
Он замолчал и прислушался, словно его уху было доступно нечто запредельное, тайное, и Саске вдруг совершенно чётко осознал, что приходить ему сюда не стоило. Генма и Хаяте не могли помочь, но не потому, что не хотели, а потому, что в их функции эта помощь не входила. По неизвестной ему причине сталкеры не поддавались стандартной классификации характеров людей: их нельзя было назвать трусами, они не были затаившими злость на человечество подлецами и никогда не стали бы спасающими жизни героями. Ни один из этих ярлыков им не соответствовал, но не потому, что они были выше них или же были их недостойны, просто эти двое – другие, иного слова и не подберёшь. Он не помнил, как заканчивал разговор и как прощался – возможно, всего этого не было и он просто поднялся и вышел. Очнулся Саске уже в пути: ноги несли его по незнакомым улочкам, куда – он не знал, но был слишком запутан в мысленном водовороте, чтобы беспокоиться ещё и об этом, поэтому просто предоставил телу полную свободу передвижений, а там уже будь что будет.
Значит, Итачи он помочь не мог и иного пути не было, кроме как наблюдать и надеяться на лучшее. Но как, чёрт возьми, надеяться, если он не знал совершеннейшим образом ничего из того, каким опасностям подвергался его брат ради поимки преступника? Он задавал себе этот вопрос снова и снова, будто от повторения ответ родится в его голове сам по себе, и даже не заметил, как полчаса спустя оказался у ворот полицейской академии. Посчитав, что напряжённые часы занятий смогут помочь ему отвлечься от нелёгких размышлений, Саске решительно ступил во внутренний двор учебного заведения.
***
План был продуман. Орочимару попросил врачей принести им в палату стол и развернул на ней карту квартала, в котором должна была происходить операция, имя для которой выбрали мощное и символическое - «Охота на Дьявола». Итачи, уже в своей обычной одежде, которую привёз ему Кисаме-сан, но всё ещё с перевязанной головой, разглядывал записи, пытаясь заранее, до объяснений вникнуть в суть идеи.
- Ты будешь ходить здесь, здесь и здесь, - палец учёного перемещался по схематическим прямоугольникам зданий. – Скорее всего, убийца заметил тебя в одном из этих заведений, поэтому он будет ожидать, что увидит тебя там вновь. Но даже если мы просчитались, слух о тебе пойдёт по всему кварталу – что ты вернулся, и он всё равно тебя разыщет. Так как он не знает, видел ты его лицо или нет, он, скорее всего, попытается обратить на себя твоё внимание: скажет пару слов, угостит выпивкой – словом, сделает какую-нибудь мелочь. Для него важно будет, чтобы ты посмотрел ему в лицо. Тогда он будет знать точно, опасаться ему раскрытия или нет.
Рядом со столом в молчании стояли Кисаме-сан и Дейдара, Такэо же остался в участке, чтобы оформить детали операции документально и подобрать нужных сотрудников для её реализации. Итачи не мог не согласиться с выводами учёного: он и сам подозревал, что убийца попытается узнать, стоит ли ему переживать по поводу раскрытия своей личности.
- Весь первый вечер ты проведёшь в Kakkazan в компании Дейдары, - продолжил Орочимару, покосившись на блондина, к которому за время их короткого знакомства проникся симпатией. Тот с готовностью кивнул. – Это будет логично: ты, парень из маленького городка, недавно переехавший в Коноху, внезапно становишься известной личностью в квартале, тебе хочется поделиться впечатлениями и получить как можно больше внимания, но вначале ты отправляешься в бар, где успел завести друзей. Туда по мере распространения слуха сходятся зеваки.
- Хорошо, и как мне себя вести? – уточнил Итачи, переглянувшись с Дейдарой.
- Я тебе тут набросал план действий, - Орочимару двумя пальцами пододвинул в его сторону папку, - но вкратце расскажу. Убийце не даёт покоя много вещей, но если ты ещё и будешь выглядеть так, будто у тебя всё хорошо и нападение не особенно повлияло на твою жизнь, это ещё больше подстегнёт его к действию – даже сильнее, чем вообще твоё присутствие. Он захочет встретиться с тобой лицом к лицу и убедиться, что ты не лжёшь и не притворяешься. Наш план прост: все, кто подойдёт к тебе и заговорит, окажутся в нашем списке подозреваемых, постепенно мы будем проверять каждого и отсеивать не соответствующих психологическому портрету. Это наше задание на сегодняшний вечер, ночь и завтрашний день. Теперь, - он перелистнул страницу блокнота, который держал в одной руке, - второй день. Мы установим слежку за наиболее подходящими нам людьми из тех, кто проявлял к тебе особое внимание. Ты будешь находиться с Дейдарой здесь, - он обвёл пальцем обширный прямоугольник на карте. – Это клуб, в котором вы проводили время в день нападения. Здесь будет сложнее, потому что, как любезно пояснил нам твой друг, в клубах темно и творится сплошная неразбериха.
- Особенно ночью, - добавил Дейдара. – Вообще кошмар.
- Поэтому вы сидите там только до полуночи, - продолжил Орочимару, - после чего направляетесь сюда. Это заведение, где собираются ребята и девушки, которые продают себя задорого. Так как мы позиционируем тебя как одного из них, ты должен вписаться в эту компанию и по возможности ясно дать понять, что уже отошёл от потрясения и снова готов работать.
Итачи проигнорировал нахмурившегося на эти слова Кисаме-сана и спросил:
- То есть, вы считаете, он попытается меня снять?
- Подкараулить тебя где-нибудь у него вряд ли хватит терпения, - пояснил учёный совершенно будничным тоном, - тем более, я имею основания полагать, что этот человек верит в удачу и поэтому считает свой провал знаком. Теперь он будет действовать по-другому. Он захочет тебя заманить.
- Хорошо, - согласился Итачи, - допустим, меня кто-то снял. Что дальше?
- Тут нам придётся действовать бесхитростными полицейскими методами, - Орочимару одарил его холодной улыбкой. – Пожалуй, Хошигаке-сан сможет объяснить тебе это гораздо лучше меня.
- А что тут объяснять? – детектив пожал равнодушно плечами. – Всё просто. Ты отказываешься от любых приглашений идти в чужой дом, ни в какие машины не садишься, а настаиваешь, что у тебя тут квартира, где ты и работаешь. Отводишь его туда, там ждёт засада. Мы быстренько хватаем его, заявляем, что ты несовершеннолетний, и арестовываем. Пока держим под стражей, оформляем ордер на обыск, обыскиваем его квартиру, спрашиваем алиби, если всё чисто – выпускаем и грозим, чтобы никому ничего не рассказывал, а то уже так просто не отделается. Так будем охотиться где-то неделю, если не поможет, придумаем что-нибудь ещё.
- Но вообще-то мне кажется, неделя – это даже много, - вмешался учёный. – Он попытается добраться до тебя раньше. Во-первых, будет опасаться, что ты всё-таки его вспомнишь, во-вторых, я уже объяснял, он не сможет спокойно жить, пока ты будешь крутиться рядом. Возможно, кстати, ты и сам сможешь его вычислить даже раньше. Маска нормальности с него начнёт сползать, всё труднее станет держать себя в руках, что может проявляться во внезапных вспышках ярости или просто раздражения в твоём присутствии. Будь всегда начеку.
- Я буду помогать, - добавил Дейдара гордо. – Я же там почти всех в лицо знаю, со многими лично общался, работа ведь такая, так что ты будешь не один.
Орочимару послал ему благодарный кивок, а Итачи сказал:
- И ещё один важный момент. При тебе всегда будет микрофон и мобильный телефон, номер которого будут знать только участники операции – никакой семьи. Непосредственно подослать полицейских за тобой присматривать мы, к сожалению, не сможем. Во-первых, у них не выйдет без специальной подготовки вписаться в гей-тусовку, их сразу же раскроют, а выдать их за журналистов или вольных писателей тоже не получится, потому что после недавних разгромных статей с критикой стиля жизни обитателей квартала ничего хорошего чужаков там не ждёт. Во-вторых – и это самое главное! – наш убийца, скорее всего, почувствует их присутствие. Мой опыт показывает, что чаще всего они это ощущают. Поэтому сотрудники полиции будут сидеть в машине где-нибудь невдалеке от тебя, прослушивать твои разговоры и регулировать твои действия. Хошигаке-сан, вы среди нас специалист по всяким этим шпионским примочкам, поясните.
Кисаме с серьёзным видом подступил ближе к напарнику:
- На груди, вот здесь, мы прицепим тебе микрофончик, он практически плоский и под майкой, даже облегающей, будет незаметен. В ухо поместим маленький наушник, через который полицейские будут иметь с тобой связь. Из-за распущенных волос никто не должен будет его заметить, но если даже что-то приключится, ты скажешь, что это новый bluetooth. У Дейдары будет то же оборудование, так что никто из вас не потеряется.
- И ещё, - вспомнил Орочимару, - ты должен будешь в один из ближайших дней прийти к Дейдаре домой и завести беседу с его соседями, мальчишками, которые подрабатывают проституцией. Возможно, кто-то из них, с кем приключалось похожее несчастье – пытались напасть или изнасиловать, – увидит в тебе товарища по несчастью и расскажет что-нибудь важное. Да, кстати, я тебе там написал, - он кивнул в сторону папки, - но повторюсь, чтобы ты запомнил. Кто бы у тебя ни спрашивал, ты всё время отвечаешь, что не помнишь, успел ли увидеть лицо преступника или нет – из-за сотрясения мозга у тебя случилась временная амнезия. Это важно, потому что таким образом убийца будет думать, что ты, когда твоя память восстановится, сможешь вспомнить и опознать его, поэтому он будет торопиться. Кроме того, его волнение увеличит наши шансы на успех.
Он перевёл дыхание и с видом человека, у которого свалилась гора с плеч, обвёл взглядом сообщников, остановив его на Итачи.
- Ну что, господа? Мы подготовимся, как можем, и понадеемся, что в этом правом деле нам будет сопутствовать удача.
Четверо заговорщиков переглянулись, и Итачи показалось, что во всех головах разом промелькнула одна и та же мысль: лучше бы удача была на их стороне.
***
Рин изменилась. Возможно, это была беременность – ей очень шёл округлый живот, умело задрапированный специальным кроем широкого комбинезона из лёгкой тёмно-зелёной ткани с большим карманом на груди, - или дело было в долгожданной свободе от тирана-мужа, которую она отвоевала совсем недавно и до сих пор не могла нарадоваться. Что бы это ни было, перемены в ней были налицо, и Обито поймал себя на том, что с момента их встречи попросту не в силах отвести от неё взгляд.
- А я уж думала, ты туда навсегда уехал, - улыбнулась ему женщина, помешивая ложечкой травяной чай, который она любила пить с сахаром. – Почему-то так решила, не знаю.
Обито опустил взгляд на свои ладони, крепко сжимающие свою чашку с дымящимся кофе:
- Как же я мог уехать?..
Какаши и Йондайме привыкли говорить, что он любил Рин десять лет, но на самом деле его чувства зародились несколькими годами ранее, когда он впервые повстречал её в офисе. В тот день их с Какаши пригласили на интервью, и Йондайме, для них тогда ещё Намикадзе-сан, со всей строгостью расспрашивал обоих, пытаясь определить, кто из друзей ему больше подойдёт, ведь свободная должность была лишь одна. Наконец он принял решение и поставил перед двумя кандидатами условие: если они смогут работать в духе постоянного соперничества и таким образом неустанно расти и профессионально развиваться, он возьмёт на работу их обоих. Как раз когда они выясняли детали договора, в кабинет к начальнику заглянула секретарша Рин, и Обито сразу почувствовал к этой юной красавице необъяснимое притяжение. Тогда, правда, у него всё ещё тянулась неразбериха в отношениях с Какаши, поэтому он не предпринимал никаких действий, чтобы заинтересовать девушку в себе – только помогал по мелочам, приносил время от времени кофе во время обеденного перерыва, задерживался у её стола, чтобы лишнюю минуту поболтать. А когда он наконец-то определился, было уже поздно и Рин влюбилась в какого-то парня, которым хвасталась подружкам-сотрудницам при каждом удобном случае и за электронным общением с которым проводила большую часть свободного времени на рабочем месте.
Обито знал, что его любовь просто так не пройдёт, ведь он был Учихой: если то, что он когда-то давно, в студенческие годы, чувствовал к Какаши, до сих пор не отпустило его до конца, то что уж говорить о любви к милой, доброй, нежной, как цветок, Рин? Буквально через несколько месяцев после того, как девушка его мечты начала встречаться с тем парнем, они поженились – и тогда начались проблемы.
Как бы плохо ни было дома, сколько бы часов она ни лежала без сна в кровати, глотая слёзы, Рин никогда не показывала этого на работе, и многие действительно ничего не замечали. Первым обратил внимание Какаши. Слишком широкий браслет на запястье, под которым, если приглядеться, можно было увидеть край бурого синяка. Рассечённая губа и её улыбка: «Вот я растяпа, каталась на велосипеде с друзьями в парке и упала». Слишком толстый слой пудры на одном глазу. Обито не считал себя вправе вмешиваться в чужую личную жизнь, но такое обращение с женщиной мог переносить безропотно, наверное, только бездушный человек. На его попытки вывести её на откровенную беседу Рин только улыбалась ему тепло и говорила: «Всё хорошо, правда, не переживай за меня».
Когда Обито узнал про ребёнка, все его надежды рухнули окончательно. Ребёнок означал совместную заботу, стало быть, ей никогда уже не сбежать от этого монстра, пьющего из неё кровь последние годы, подобно чёртовой пиявке. Но что-то произошло во Вселенной, какие-то блоки реальности сдвинулись, и случилось невероятное: она сидела напротив него, гордая собой, свободная, излучающая внутренний свет женской привлекательности и будущего материнства, а он… Он действительно не мог отвести взгляд.
- Я живу пока у подруги, - подала голос Рин, когда молчание за их столиком несколько затянулось. – Ты её знаешь, это Мика-чан. Она предложила мне оставаться у неё, пока не произойдёт раздел имущества.
Порыв ветра, целый день носящего облака по небу над Конохой, вздул её густые распущенные волосы, открывая лебединую шею, и Обито невольно затаил дыхание. Мимо них, смеясь колокольчиками и держась за руки, прошла совсем ещё молодая пара, и оставленный после них след свежести и беззаботной юности заставил его задуматься: ведь они с Рин ещё тогда, после первой встречи, могли быть такими же, как они, могли бродить по улицам, не чувствуя под собой земли, и смотреть друг другу в глаза, наверное, целую вечность.
Время куда-то ушло, как-то испарилось, и вот Рин уже была беременна не его ребёнком, а его единственным серьёзным успехом в жизни стала карьера. И кого винить в том, что судьба их сложилась именно так, а не иначе? Кому поставить в укор, что он сейчас не может хотя бы просто взять её за руку – потому что не положено? Неужели это всё человеческая глупость: его нерешительность, её чувство долга?
- Рин, - позвал Обито, и тихий незначительный голос внутри него поразился: это я? Я сейчас скажу то, что намеревался сказать уже столько лет?
Новогодние вечеринки, повторяющиеся из года в год, когда он приносил ей напиток, болтал о неважном и не упускал ни одной возможности покружиться с ней в танце.
Его бесконечные прогулки мимо цветочного магазина и внутренние терзания: подарить этим утром или, может быть, следующим?..
Её улыбка над чашкой с капучино во время обеденного перерыва.
Он вспомнил это всё, вспомнил, что только эти ценные обрывки воспоминаний и помогали ему подниматься на ноги после неудач, зализывать раны поражения и находить в себе силы идти дальше, идти вперёд за неуловимым мотыльком мечты. Теперь настало то время, когда пора было поймать мотылька в ладонь, затем раскрыть её и посмотреть, захочет ли он остаться.
В её глазах он читал абсолютное понимание, но всё же посчитал нужным обратить в слова то, что было на уме у обоих.
- Мы с тобой взрослые люди. Моя квартира достаточно большая, чтобы и тебе, и ребёнку было комфортно в ней жить. Если позволишь, я позабочусь обо всём: мы сделаем детскую, такую, какая будет нравиться тебе, у тебя будет отдельная комната, ты сможешь жить, как хочешь. Я обещаю, что ничего не потребую от тебя взамен.
Когда слова были произнесены, напряжение за их столиком значительно возросло, и Обито знал, что исходит оно от него – ощущал это почти физически, как настоящий жар, словно он был смертельно болен, и лекарство лежало в её устах.
- Послушай, Обито, - Рин осветила его одной из своих милых улыбок, - как ты правильно отметил, мы действительно взрослые люди. Давай будем начистоту: мы друг другу нравимся уже давно.
Жар не проходил. Он не знал, что крылось за этими словами: яд или исцеление.
- С тех пор как я ушла от этого ужасного человека, я наконец-то почувствовала себя свободной, - продолжила женщина, поглаживая непроизвольно округлый живот, в котором жила и развивалась с каждой минутой новая жизнь. – Скажи, а ты свободен?
Ей было достаточно одного взгляда, чтобы пронзить его сознание насквозь и без особого труда вывернуть напоказ все укрытые там постыдные тайны: давняя влюблённость в Какаши, их единственная ночь, тянущаяся годами неразбериха, памятные очки в столе его ящика, оранжевые, с горизонтальной трещиной посередине…
- Я свободен, - произнёс он твёрдо.
Рин послала ему широкую улыбку:
- А я всерьёз думала, что ты никогда его не отпустишь.
Обито улыбнулся ей в ответ и ответил совершенно искренне:
- Я тоже боялся этого.
***
- А какие там живут люди?
- Люди? – повторил Гаара, затем передёрнул плечами. – Обычные люди, я не знаю даже. Может, немного замкнутые, по сравнению с коноховцами.
Мальчишки переглянулись. Они подсели к нему, пока Ли разговаривал в задней части автобуса с коллегой-инструктором, и, оттеснив Гаару к окну, чтобы поместиться обоим, принялись засыпать вопросами о Суне – городе, куда они должны были приехать через три часа. Интересовало ребят совершенно разное: Рюаки хотел знать, можно ли там кататься на скейте прямо по улицам и симпатичные ли там девчонки, Харука же справлялся в основном о культурном различии между жителями Конохи и южного города. Отвечать на град вопросов, ловко манипулируя ответами так, чтобы выходило и правдиво, и с подковыркой, Гааре вскоре надоело, и теперь он на каждое новое «а как» и «а почему» выдавал первое, что придёт в голову. Сидящий спереди Ясухиса повернулся к ним, послушав пару минут, заявил с умилением, что они похожи на молодую семью, и вновь отвернулся, заранее пригнув голову, чтобы его не настигла месть «молодого папаши» в виде подзатыльника.
- А ты давно там в последний раз был? – спросил Харука, одновременно отбиваясь от вдруг вздумавшего его защекотать друга.
Гаара, не отрываясь, смотрел через окно на разворачивающуюся перед ними степь. Уже скоро, он чувствовал, трава кончится, а на смену ей придёт пустыня – с её загадочным шёпотом поднятых ветром песков и слишком резко меняющейся погодой, холодными ночами и удушающе жаркими днями.
- Мне было тринадцать, когда я уезжал, - произнёс он глухо, едва слыша собственный голос – в ушах стонал пустынный ветер, звал его, приветствовал всё отчётливее с каждым новым километром, что приближал его к дому. – Там, наверное, столько всего изменилось…
Возможно, подсказал внутренний голос, в самой Суне изменилось мало, но с недавних пор его отношение к этому городу стало несколько иным. Сам того не осознавая, он в последние дни ни с того ни с сего начал часто вспоминать того мальчонку, которого убили на прошлой неделе, а все друзья подумали почему-то на него. У них с Сасори действительно было много общего, теперь он это понял, и дело было не столько во внешней схожести. Как говорили в новостях, парень сбежал от родителей, не могущих принять его гомосексуальность, и приехал в Коноху, полный надежд построить новую жизнь. Разве не те же мысли посещали самого Гаару, когда он, угрюмый подросток без друзей, сидел в отцовском автомобиле и глядел через окно, так же, как сейчас, на то, как картины жёлтых песков постепенно сменяются степью, затем обрастают деревьями и, наконец, превращаются в непроходимые джунгли – знаменитые коноховские леса? Пускай тогда ему были безразличны многие вещи, всё же от переезда он ожидал каких-то значительных перемен в своей жизни – и, как позже выяснилось, получил их. В первый же день учёбы он познакомился с Наруто, и ради этой единственной встречи он готов был переехать хоть на другой конец мира. К сожалению, Сасори повезло куда меньше: он, так и не успев надышаться свободой и как следует организовать свою новую, самостоятельную жизнь, вернулся в отвергший его город, только на этот раз в гробу. Всё это было, чёрт побери, так несправедливо…
- А где тебе больше нравится жить: в Суне или у нас? – прервал его размышления Рюаки, оставивший попытки щекоткой заставить друга подвинуться и теперь сидевший смирно.
Гаара повернул к нему голову и одарил грустной улыбкой:
- У вас, как ты говоришь, я встретил своего лучшего друга и ещё кучу интересных людей. Климат мне ваш тоже больше нравится: терпеть не могу жару. Ну и…
Взгляд его невольно ушёл в сторону Ли, который, похоже, так увлёкся разговором, что о нём и своих любимчиках, выклянчивших сегодня участие в поездке, совершенно забыл. Безусловно, новая встреча с этим человеком являлась ещё одним важным подарком суновцу от щедрой Конохи. Если бы не Ли и не то, что их теперь так сильно связывало, что порой можно было ощутить это физически, – не было бы и его теперешнего, в этом он был больше чем уверен. Новые, настоящие отношения с каждым днём формировали в нём другого человека, которым он всегда хотел быть – сильнее, лучше, серьёзнее. Гааре нравилось наблюдать за этими внутренними переменами, они лишний раз напоминали, что он шёл по верному пути и принимал правильные решения.
От наблюдательных мальчишек не ускользнула его задумчивость. Проследив за его взглядом, Харука протянул по-взрослому серьёзно:
- В Конохе вы повстречались с ним, не так ли?
Словно почувствовав, что говорят о нём, Ли поднялся и, бросив на прощание пару слов коллеге, вернулся по проходу между сиденьями к своему месту. Обнаружив его занятым двумя оккупантами, он добродушно улыбнулся:
- Ну что вы Гаару достаёте? Он, может, отдохнуть хотел.
- А они тут его вопросами терроризировали, - развернулся с переднего сиденья Ясухиса. – Про Суну, всё про Суну. Чёрт, я и сам там бывал всего два раза, интересно было послушать. Расскажи что-нибудь ещё, а?
- Нет, сенсей, это вы мне лучше расскажите, - ответил юноша, борясь с зевком, - когда мы приедем и где будем располагаться. Я так понимаю, народу там соберётся немерено, поэтому наверняка придётся тесниться. Сколько номеров у нас забронировано?
- Вообще, кажется, шесть, - учитель сверился с записями в блокноте. – Да, шесть. Вам с Ли один.
- А нам? – возмутился Рюаки. – Нам с Харукой тоже, что ли, один на двоих?
- Ну да, а ты чего хотел? – второй мальчик пихнул его в бок. – Сказано же, у сенсея с Гаарой один, значит, и у нас тоже будет.
- Не, ну эти-то двое друг в друга втюренные по уши, им нормально!
- Рюаки! – зашипевший, как змея, Харука ухватил болтуна под локоть и стащил за собой с сиденья. – Ну-ка за мной!
Провожаемые взглядами взрослых, мальчишки вернулись на свои места, где принялись в своей обычной манере ругаться. Ли присел на освободившееся сиденье рядом с Гаарой и покачал головой:
- Зря мы им разрешили поехать, ещё натворят делов, а нам потом отвечать.
- Тебе, - поправил его красноволосый с улыбкой, - тебе потом отвечать.
Молодой инструктор на это только развёл руками, насколько позволяло ограниченное сиденьями пространство.
Сзади ещё долго скандалили и сквернословили, а Гаара смотрел в окно и отвлечённо наблюдал за тем, как закат медленно сдирает с мира краски и окунает его сначала в насыщенный жёлтый, затем в оранжевый, красный – и так до самой черноты с её белёсыми бликами луны на предметах и, если повезёт и луна будет достаточно яркой, длинной тянущейся за ними тенью. Недавний разговор с мальчишками заставил его всерьёз задуматься над тем, чего он так рьяно избегал всё время их с Ли стремительного романа. Вопрос этот мог показаться тривиальным и, в сущности, большой роли, возможно, и не играл, но только не для него. Любовь никогда не была для него безделицей, а уж выражение этих чувств словами – и подавно. С тех самых пор, как Ли впервые сказал ему: «Я люблю тебя», прошло полторы недели, и больше об этом речи не заходило. Они хорошо проводили время вместе: на свиданиях в городе, в додзё, у Ли дома – но порой Гаара ловил себя на мысли, что между ними словно стоит невидимый барьер, и барьер этот был его виной. В глазах своего любовника он часто видел желание повторить сказанные тогда слова, но каждый раз он сдерживался, и Гаара знал, почему: чтобы не ставить его в неловкое положение, когда не можешь открыть рта и ответить, не потому, что не хочешь, а потому, что не можешь, не готов, не привык. Дело, пожалуй, было именно в этом: Гаара мог легко сказать Наруто, что он любит его, сказать это Сакуре или дяде Минато, но три простых слова почему-то превращались в мучительную каторгу при попытке озвучить их для любимого человека. Это было парадоксально и глупо до ужаса, но, сколько он себя ни ругай, ни обзывай слабаком и закомплексованным идиотом, барьер всё равно оставался на месте.
Они въехали на территорию Суны, когда уже окончательно стемнело, и тяжёлые размышления не покидали Гаару до самой ночи.
***
Когда врач ещё раз перечислил все возможные последствия сотрясения мозга и спросил с нажимом, действительно ли он не страдает ни от чего подобного, Итачи с уверенностью ответил, что не страдает – это являлось обязательным условием разрешения приступить к началу операции, поэтому он попросту не мог позволить себе ответить по-другому. На кону, думалось ему тогда, в больнице, стояло слишком многое, чтобы беспокоиться о собственном здоровье. Теперь же, когда он брёл по центральной улице квартала голубых фонарей, уверенность постепенно начинала покидать его.
Уже стемнело, и улица полнилась людьми, желающими хорошо провести время. Похоже, никто его ещё не узнал, и взгляды, которыми его провожали незнакомцы, не отличались от прежних. Микрофон и в самом деле оказался настолько маленьким, что не был заметен даже под облегающей майкой, но из-за непривычного чувства кожа на груди постоянно возвращала к себе его внимание, и от этого казалось, что другие тоже видят тайное приспособление. Наушник в ухе пока молчал, но Итачи знал, что за ним следят – где-то невдалеке от него, возможно, на соседней улице, остановился автомобиль, где прислушиваются к его дыханию, слышному через микрофон, и в любую минуту готовы броситься на помощь.
Подаренную гадалкой карту ему пришлось снять, но Орочимару, сообразив, насколько она для него важна, добавил к его образу небольшую плоскую сумочку, плотно прилегающую к бедру, в которую как раз хорошо поместился оберег, и теперь на душе у Итачи было немного спокойнее. Неоновые вывески, коими пестрела широкая улица, били по глазам неестественной яркостью, но Итачи знал: повышенная чувствительность глаз – всего лишь одно из последствий его травмы, это пройдёт. Он шёл в Kakkazan, где ему якобы должен был удивиться Дейдара, и там уже можно было приступать к выполнению плана. Итачи мог справиться с чем угодно, так он сказал себе, когда выходил из здания больницы в мнимом одиночестве, потому что уже с того момента его прикрывали. Он мог преодолеть внезапные головные боли, головокружение, нарушение сна и неконтролируемые вспышки гнева или раздражения, но ему даже в голову не могло прийти, что психоз, о котором предупреждал доктор, настигнет его здесь, сейчас, на этой самой улице.
Ничего не переменилось: люди всё так же шли двумя потоками по обеим сторонам от проезжей части, заворачивали в понравившиеся им заведения, мимо проезжали машины, из нескольких мест одновременно громыхала музыка, создавая снаружи чудовищную какофонию. И всё же что-то было не так, Итачи ощущал это слишком явно, чтобы игнорировать. Как будто кто-то запустил в нём тайный механизм и по сосудам потекли зловонные массы страха. Страх отяжелил его тело, полился из пор, заставил замедлить шаг, парализовал мысли. Он знал, он знал точно: Дьявол наблюдает за ним. Рука непроизвольно потянулась к сумочке, пальцы справились с застёжкой и проникли внутрь – прикоснуться к оберегу. У него есть выбор, так сказала ему гадалка. Карта означала, что судьба находилась в его руках, и он выбирал хорошую половину расклада, гори оно всё синим пламенем!
Перед глазами вдруг поплыли тёмные пятна, Итачи заморгал, думая на линзы, и вдруг вздрогнул, когда мимо промчался автомобиль и его изменённый травмой слух воспринял его гул как рёв невиданного животного. Взгляд его остановился на фигуре, застывшей на противоположной стороне улицы, около дерева. Высокий человек стоял совершенно неподвижно, и голова его, скрытая плотной тенью, была повёрнута в его сторону. Низкие ветви дерева, которое отчего-то до сих пор даже не показало солнцу зелёных почек, стремились, голые, ввысь и были похожи на чьи-то страшные лапы с длинными когтями. Итачи замер. В свете неоновой вывески за спиной у незнакомца его тень падала на мощёную серой брусчаткой улицу и, соединившись с ветвями-лапами странного дерева, создавала впечатление, будто у него… рога. Совсем как на карте «Дьявол» в колоде у гадалки.
Незнакомец на той стороне улицы воздел руку в молчаливом приветствии, и от этого жеста Итачи словно очнулся – сорвался с места и, больше не бросив ни одного взгляда назад, помчал что было силы дальше. Своей спешкой он нарушал данную Орочимару инструкцию, но никто, чёрт побери, не предупреждал его, что будет так страшно.
Это психоз, настойчиво твердила рациональная часть его сознания. Это паранойя, никакого человека с рогами там не было, была только причудливая тень – вот и всё. Итачи заставил себя сбавить темп, но бешено колотящееся в груди сердце всё равно не давало забыть о недавно перенесённом ужасе. Он был больше чем уверен, что видение являлось не просто продуктом его искривлённого восприятия сознания, а знаком. С недавних пор у него появились серьёзные основания верить в знаки судьбы, и будь он проклят, если только что не распознал один из них.
Стало быть, Дьявол или уже увидел его, или увидит сегодня – и тогда начнётся охота. Дьявол будет думать, что охотник он, ему даже в голову не придёт, что его слабостями играют. Слушая в больничной палате, как уверенно Орочимару излагает по пунктам детали операции, Итачи почему-то решил, что осуществить план поимки будет легко, но сейчас, когда реальность вновь окунула его в эту непередаваемую атмосферу ночи, и острого одиночества в толпе, и горькой бренности короткого, как жизнь бабочки, существования – только сейчас до него в полной мере дошло: он добровольно вернулся туда, где его едва не лишили жизни, он сам пожелал закончить начатую с Дьяволом игру и раздавить его или быть раздавленным самому.
Молодой детектив остановился возле знакомой вывески Kakkazan. Дейдара уже ждал его внутри. Итачи должен будет сесть у стойки и завести с ним намеренно эмоциональную беседу о происшествии с нападением, а дальше всё будет просто: люди, привлечённые его историей, захотят поговорить с ним, захотят приобщиться к его страданию, и среди этих бесполезных зевак непременно должен оказаться тот, чьё лицо, скрытое в тенях, он видел в переулке два дня назад. Орочимару полагался на логику и своё знание поведения серийных убийц, но Итачи полагался на свои чувства. Чувства говорили: сегодня, раньше или позже ночью, он вновь повстречается с Дьяволом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
- И вот тут у меня тоже, - Наруто задрал свободную серую майку и ткнул пальцем в огромный фиолетовый синяк на боку под самыми рёбрами. – Болит ещё, зараза.
Саске бросил в его сторону один-единственный взгляд, поймав краем глаза татуировку на поджаром животе, и сразу же отвернулся – стало жутко стыдно из-за собственной жадности. Если бы мог, если бы только у него было на это право, он заставил бы Наруто снять одежду полностью и покрыл бы всё его тело поцелуями, особо нежными – в тех местах, где оставили свой след жёсткие тренировки. Но он вынужден был молчать, а его желанный мучитель или специально, или же проявляя чудеса недогадливости, выворачивал голову, задирая майку выше в поисках новых кровоподтёков на коже.
Сегодняшняя прогулка вышла короткой из-за того, что Саске позвонила мама, сама не своя после новостей насчёт Итачи, и попросила его не задерживаться, поэтому ему, не желающему доставлять матери ещё больше беспокойства, пришлось пообещать быть дома не позже одиннадцати. Наруто любезно предложил его подвезти, но Саске, в котором откуда ни возьмись проснулся дух джентльмена, заявил, что сам проводит его до дома, даже до квартиры – чтобы Намикадзе-сан не переживал.
Оставив машину в гараже, они теперь поднимались в лифте, и Саске вдруг ни с того ни с сего вспомнилась история Суйгетсу о его первой влюблённости в парня – та её часть, где он рассказывал о боли в груди, будто сердце разрывается на куски, когда находишься слишком близко к объекту своей страсти и не имеешь права даже прикоснуться к нему. Пожалуй, точнее его состояние сейчас и не опишешь, хмыкнул парень про себя, хотя на самом деле смешного во всём этом было мало. Он думал было по старой привычке прикусить нижнюю губу, чтобы вывести боль на физический план и таким образом переключить внимание, но побоялся, что жест выдаст его опасное состояние с лихвой, поэтому всё, что ему оставалось – это стоять рядом, слушая мерное вздыхание тянущего их наверх лифта, и с нетерпением ждать перемен.
На одиннадцатом этаже кабина с глухим звуком замерла, двери пошли в стороны и Наруто первым ступил на площадку. Почему-то вокруг было темно, и когда пасть лифта закрылась за спиной Саске, он смог едва различить контуры фигуры спутника в нескольких шагах от себя. Наруто стоял, прислонившись к стене рядом с дверью своей квартиры, и смотрел на него – Саске это почувствовал по тому, как вдруг резко забилось его сердце и участилось дыхание.
- Я тут подумал, - раздался в темноте голос, вязкий, приглашающий, - мама, конечно, переживает, я понимаю, но, может, зайдёшь ненадолго?..
От этих слов, от того, как они были произнесены, всё нутро у Саске вдруг скрутило в нервный подрагивающий узел. Он тяжело сглотнул, по ходу сообразив, что от волнения растерял все прощальные фразы, которыми планировал закончить этот вечер.
- Я… не знаю, - наконец выдавил он, едва справляясь с онемевшими губами. – Который час?
Раздался лёгкий шорох, затем что-то пискнуло – и лицо Наруто подсветил снизу экранчик наручных часов.
- Половина одиннадцатого. – Его глаза с необычайно расширенными зрачками поднялись на него. - Так что? Или уже завтра?
И снова ему вспомнился Суйгетсу, на этот раз – упрекающий его в нерешительности, и, прокручивая в сознании всё, о чём они говорили до и особенно после того неуютного момента на кровати, Саске вдруг ощутил, что его волнение куда-то испаряется. Как там говорил ему Суйгетсу? Что все идиоты в первый раз? Тогда, может быть, ему стоит прямо здесь, прямо сейчас прервать цепочку идиотских поступков и сделать наконец этот пресловутый первый шаг? Тело решило за него раньше, чем он успел собраться с духом, и вот он уже стоял к Наруто на шаг ближе, а тот не двигался с места, словно ждал, хватит ли у него храбрости преодолеть весь путь.
В голове вихрем взревели обрывки мыслей, воспоминаний, страхов и желаний, и в этом хаосе, казалось, совершенно потерялись его вечные союзники: здравый смысл и логика. Саске сделал ещё шаг – совсем крошечный.
- Ну?.. – раздалось подбадривающее в темноте.
Ещё один. Теперь они стояли совсем близко друг к другу, и из-за тоненькой полоски света, идущего из квартиры, Саске мог едва-едва различить лицо Наруто. Его глаза казались огромными, а полумрак отыгрывал отблесками на его белозубой улыбке. Саске протянул руку, коснулся гладкой ткани майки, под которой ощущалась впадинка-пупок, и едва не отпрянул, будто ошпарившись, – это уже было слишком… интимно. Крепкая ладонь ухватила его за запястье и удержала. Не сводя с него пристального взгляда, Наруто повёл его ладонью выше по своему телу, остановился на груди и прижал к тому месту, где под тёплым укрытием ощущалось мерное биение чужого сердца. Саске затаил дыхание: от каждого удара по телу проходила сладкая дрожь наслаждения.
Ту-дум. Наруто отстранился от стенки. Ту-дум. Отпустил его руку. Ту-дум. Положил обе ладони ему на плечи. Ту-дум. Губы защекотало горячее дыхание. Ту-дум. Теперь уже совсем близко…
У них было ровно две секунды, чтобы выйти из вязкого оцепенения близости и отступить друг от друга, прежде чем дверь, в которой предупреждающе зазвенели ключи, отворилась и, подсвеченный тёплым светом изнутри, на них уставился настороженный и взлохмаченный Намикадзе-сан.
- О! – воскликнул он, опознав парней. – А вы что тут делаете? Заходите, чай как раз сделал, поделюсь.
Наруто, всего несколько секунд назад кажущийся таким взрослым, таким уверенным в себе, вдруг превратился в маленького мальчишку, в планы которого вмешались родители. Он стал весь пунцовый, стиснул ладони в кулаки и, буквально трясясь от злости, обрушился на отца:
- Папа, ну какого ты дверь открываешь? Мы, может, заняты были, а ты со своим чаем!
- Добрый вечер, Намикадзе-сан, - прочистив горло, пробормотал Саске, чувствуя, что ему одновременно и стыдно, и обидно, и почему-то смешно – он никак не мог определиться.
Намикадзе-сан, всё ещё держась за ручку двери, улыбнулся ему приветственно, а на сына гаркнул:
- Так, не надо мне тут истерик! Я услышал, что кто-то под дверью, и пошёл посмотреть! Я ж не знал, что вы тут секретничайте! Ну, посекретничайте ещё, что мне, жалко, что ли?
- Да, блин, папа! – выплюнул из себя обиженный сын, давясь словами. – Ты!.. Просто!..
Вот теперь это выглядело окончательно смешно, и Саске попросту не смог удержаться – опустил голову и прыснул в кулак.
- Извини, я, пожалуй, пойду уже, - произнёс он, когда Наруто устремил на него колючий взгляд. – Мама будет переживать. Спасибо за предложение, Намикадзе-сан, как-нибудь в следующий раз, хорошо?
- Мама – это святое, - кивнул мужчина благосклонно. – Мамины нервы надо беречь. Учись, оболтус!
Наруто посмотрел на него с явно убийственными намерениями, но удержал себя от комментариев. Саске нажал на кнопку вызова лифта, и когда тот открылся ему навстречу, обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на эту нелепую и такую милую маленькую семью. У Наруто на щеках всё ещё алели пятна гнева, и выглядел он насупленным, как воробей на морозе, став в глазах Саске донельзя хорошеньким, а так и не понявший ничего Намикадзе-сан махал ему на прощание. Саске махнул в ответ, затем вновь перевёл взгляд на Наруто и поднёс два растопыренных пальца к уху, давая ему знак позвонить, тот кивнул – и в этот момент двери лифта сошлись, закрывая его от чужих взглядов.
Оставшись один, без зрителей, он наконец-то смог позволить себе посмеяться всласть. И, вроде, повода для веселья особого не было – их с Наруто так некстати прервали во время ответственного момента! – но Саске уже не был властен над собой и прекратить попросту не мог. Его смех был смехом облегчения, потому что теперь сердце грело знание: всё будет хорошо. Наруто не играет с ним, уж в этом-то он уверился окончательно. Не играет, и даже более того – Саске тешил себя мыслью, что наконец-то понял причину его странного поведения в последние дни. Как сказал Суйгетсу, все идиоты в первый раз, и был, чёрт возьми, тысячу раз прав. Рассказать – так он точно помрёт от хохота. Два идиота, по-другому о них и не скажешь. И как всё оказалось просто, ну надо же!..
На практике это всё больше и больше напоминало провал. Люди сменялись слишком часто, и Дейдара не успевал надиктовывать в микрофон имена тех, кого знал. Некоторые просто подходили на пару секунд, спрашивали что-то несущественное вроде: «Ну как ты, жив?» или: «Что там копы, замучили тебя на допросе?» - и тут же уходили, растворяясь в толпе. Итачи всё больше нервничал, и его выдержки едва хватало на то, чтобы поддерживать свою роль, а Дейдара разрывался между непосредственно работой и своим заданием. В наушник тараторили, чтобы он не забывал описывать всех, кто хотя бы близко подходил к Итачи, но справляться со всем сразу не получилось, и в итоге к часу ночи он едва не валился с ног от усталости. Сменщик его опаздывал, позвонить ему банально не было ни минутки времени, а менеджер где-то окончательно сорвал себе голос, поэтому сидел у себя в кабинете и общался со всеми посредством переписки, так что порядок в заведении всецело свалился на плечи Дейдары.
Итачи потягивал безалкогольный коктейль, отвечал заготовленными фразами на вопросы и вроде бы неплохо держался, но от внимания Дейдары не ускользнуло то, как время от времени лицо его искажала судорога и детектив непроизвольно хватался за голову – однако сразу же брал себя в руки. Воспользовавшись тем, что внимание зевак на несколько минут перетянул на себя актёр, звезда вполне определённого жанра популярных в гей-тусовке фильмов, Дейдара обошёл стойку и залез на высокий стул рядом с Итачи. С собой у него был блокнот и карандаш для общения с безголосым менеджером, поэтому он сейчас воспользовался ими, чтобы поговорить, обманув микрофоны, и вывел на чистом листочке: «Что с тобой происходит?». Полицейский посмотрел на него устало и ответил односложно: «Голова». «Что голова?» - торопливо черкнул блондин. «Кружится, болит», - написал Итачи, затем поднёс палец к губам: молчи.
Если бы в этот момент в зал не вошёл менеджер и не поманил его к себе пальцем, Дейдара был почти уверен, что закатил бы скандал и заставил бы упрямого Учиху прекратить операцию на сегодня – риск и так был слишком велик, не хватало ещё осложнений после сотрясения мозга. Молодому человеку подумалось, что Хошигаке-сан был абсолютно прав, беспокоясь насчёт своего напарника: когда Итачи действительно чего-то хотел, он плевал на всё, включая себя, и просто слепо шёл к своей цели.
Менеджер плохо выглядел – похоже, долгие часы ответственной управленческой работы без должного отдыха всё-таки сделали своё дело и его тело наконец-то выразило хозяину своё недовольство через болезнь. Он попросил знаком у Дейдары блокнот и, перевернув исписанный листочек, черкнул небрежно, но красивым почерком: «Что здесь происходит? Балаган какой-то, никогда столько людей у нас тут не видел».
- Да вот видите, бучо, - попытался подбодрить его улыбкой юноша, - кто к нам пришёл?
И он указал в сторону актёра, горой мускулов возвышающегося над беснующейся толпой возле сцены. Сегодня, в связи с недавними событиями, сцена пустовала, хотя обычно по средам в Kakkazan приглашался какой-нибудь артист для развлечения публики.
Менеджер оценил ажиотаж хмурым взглядом, затем взглянул на ссутулившегося над своим коктейлем Итачи, которого наконец-то оставили в покое, и написал: «С ним всё в порядке? Парень как-то бледноват».
- Да, всё нормально, его задёргали просто. Я за ним присматриваю.
«Гляди только, чтобы работу выполнял, присматриватель», - отписал ему менеджер, после чего вернул блокнот, карандаш и, выразительно поведя глазами в сторону пустующей стойки, вновь скрылся у себя в кабинете.
Дейдара вздохнул, сунул блокнот в задний карман облегающих джинсов и вернулся на место. Итачи он решил не бранить: если уж этого упрямца не смог воспитать сам Хошигаке-сан, то у него и подавно не было никаких шансов. Кроме того, пришлось напомнить себе, что, несмотря на его симпатию к молодому детективу, фанатичная целеустремлённость Итачи была ему только на руку, ведь все эти усилия приближали убийцу Сасори к раскрытию и последующему справедливому наказанию.
- А ты тот парень! – К Итачи подсел рослый малый в штанах цвета хаки. – Слушай, я в патруле в ту ночь был, говорят, наши ребята тебя спасли. Скажи, ты видел кого-то? Кто на тебя напал, успел рассмотреть?
Итачи отмерил ему ровно столько приветливости, сколько указывал в своей инструкции Орочимару:
- Нет, у меня до сих пор эта амнезия, врачи говорят, обычное дело – когда вообще не помнишь, что с тобой произошло последние несколько минут до травмы. Я вспомню, так мне сказали. Пока, правда, ничего.
Дейдара повернулся к беседующим спиной и едва различимым шёпотом принялся надиктовывать в микрофон черты новоприбывшего, ведь, как им всем вполне чётко дали понять, убийцей мог оказаться кто угодно.
- Пап?
Минато захлопнул книжку, которую читал, лёжа в кровати с включённой настольной лампой, и вызывающе посмотрел на сына:
- Что, передумал дуться? А вот теперь моя очередь.
- Ой, да ладно тебе, - Наруто фыркнул и скользнул в отцовскую спальню. – Слушай, я тут попросить хотел… Ты занят?
- Если попросить прощения, то не занят, - улыбнулся ему отец, мигом смягчившись. – Садись. Чего хотел?
Борясь с неловкостью, парень опустился на край кровати, но заговаривать не спешил – смотрел то себе под ноги, то в окно, словно там пытался отыскать храбрость для произнесения нужных слов. Наконец взгляд его остановился на маминой фотографии.
- Помнишь, ты мне раньше часто рассказывал про маму? Как вы встретились, как… - он запнулся, - полюбили друг друга.
Минато приподнялся на локте, стремясь заглянуть сыну в глаза:
- И-и?
- Ну и… - снова принялся мямлить Наруто, выкручивая от волнения пальцы, - я хотел попросить тебя ещё раз рассказать. Ну, как ты понял, что она… что она – твоя половинка. Откуда ты вот точно знал, что это она и никто другой.
- Ишь, вопросики у тебя, - покачал головой Минато, и его лицо украсила мягкая улыбка. – Ладно, ты уже достаточно взрослый, чтобы рассказать тебе правду, так что…
- Подожди-подожди. Какую правду?
Наруто удалось произнести эту фразу одновременно удивлённо и разочарованно, что вызвало у отца лёгкий смешок.
- Понимаешь, сына, детям не всегда стоит рассказывать всё, что происходило в жизни их родителей на самом деле. Иногда лучше чуть приукрасить историю, чтобы вложить в детские умы необходимые принципы и идеалы.
- Я ничего не понимаю, - вздохнул Наруто совершенно откровенно. - Так вы не полюбили друг друга с первого взгляда?
- Ну-у… - Минато закатил глаза к потолку, - скажем, со второго. Или с двадцать второго. Или двести двадцать…
- Так!
Когда Наруто злился из-за чего-то на отца, он становился похожим на маленького капризного ребёнка, которому не дали любимую игрушку, поэтому выглядел он сейчас именно так: глаза навыкате и блестят, будто вот-вот готовы пролить потоки слёз, уголки губ низко опущены в классическом «как же так?», а тело сотрясает мелкая дрожь раздражения.
- Говори, как всё было, быстро! – заорал он, стукнув по мягкой поверхности кровати кулаком, что выглядело, в принципе, нисколько не устрашающе, а совсем даже наоборот.
Минато поднял руки в знак капитуляции:
- Ладно, ладно, чего ты весь вечер такой нервный?
- Просто рассказывай, - злобно процедил сквозь зубы обманутый сын.
- Хорошо. – Отец сел на кровати, чтобы не глядеть на него снизу вверх, поджал под себя колени, обнял их руками и принялся за повествование. – Мы учились в одном университете, но на разных специальностях, поэтому никогда не пересекались. И вот однажды мы с приятелями совершенно случайно оказались у тайной щели, через которую было видно женскую раздевалку.
- Ага, - хмыкнул его слушатель недоверчиво, - случайно они там оказались.
- Помолчи! Итак, стояли мы там, болтали, никому не мешали, как вдруг вываливаются на нас полуголые тётки – они, понимаешь ли, подумали, что мы за ними подсматривали. И твоя мама была среди них. Тогда мне впервые в жизни влепили фингал.
Он с улыбкой взял в руки фотографию в новой рамочке, погладил указательным пальцем милые сердцу черты:
- Кушина тогда занималась волейболом, и рука у неё была крепкая. Так произошла наша первая встреча.
Наруто состроил кислую мину:
- О-очень романтично.
- Вторая наша встреча, - Минато пропустил реплику мимо ушей, - состоялась на вечеринке у общих друзей. Она меня вспомнила и наваляла ещё тумаков в придачу, но мы все были пьяные, было весело… Короче, вышло так, что мы проснулись в одной постели.
На это у Наруто даже подходящих слов не нашлось – ужас вполне явно читался на его лице.
- Во-от, - будто не замечая даже этого, продолжил увлёкшийся рассказчик, - потом мы долго друг друга ненавидели, потом вдруг с какой-то дури начали встречаться, но разошлись через неделю, потому что я не пришёл на её матч, потом мы целый год вообще не разговаривали… Ну а когда я понял, что она всё это время не выходила у меня из головы, я поборол гордость и позвонил ей. Как оказалось позже, она тоже думала обо мне, но не решалась сделать шаг первой.
- Шаг, блин, - фыркнул Наруто, явно подумав о чём-то своём.
- Вот, собственно, и всё. – Минато с очаровательной извиняющейся улыбкой развёл руками в стороны. – Ну что, прав я был, что не рассказывал тебе этого, когда ты ещё малявкой был?
Наруто неспешно поднялся, окинул комнату блуждающим взглядом, не останавливаясь на папином лице, и пробормотал неразборчиво:
- Ну, знаешь, мне из-за твоих «с первого взгляда»… Папа, ё-моё…
Лицо Минато удивлённо вытянулось:
- А что, ты хотел бы, чтобы я придерживался старой версии?
В ответ он получил разочарованный вздох – Наруто, ссутуленный и разочарованный, направлялся к выходу.
- Я уже и не знаю, па, - задержавшись у двери, покачал он головой, - я уже, честно, не знаю, чего я хотел бы…
Песок осыпается с его кожи. Он падает тонкой шелестящей струёй вниз, и прекращает быть частью его, и становится частью пустыни. Сасори стоит над ним в длинном развевающемся плаще, и из-за высокого воротника видны лишь его глаза, но Гаара не смог бы спутать его ни с кем другим. Очень странно умирать там, где, ему всегда казалось, живёт его сердце, но с этим, пожалуй, он ещё может смириться. Невыносимо осознавать то, что на его месте должен был оказаться другой человек – да вот же он, смотрит томно и что-то говорит, но говорит так тихо, что его заглушает вой беснующейся вокруг стихии.
Собравшись с силами, Гаара подносит к лицу ладонь. Кое-где песок всё ещё остался и висит теперь ненужными лохмотьями поверх нежной кожи, готовый слететь с него под первым же порывом ветра. Как же так? Умереть должен был Сасори, но пустыня плачет по нему. Это так несправедливо! И, что самое обидное, он никогда не узнает, что всё это означает – не доживёт.
Внезапно Сасори расстёгивает плащ, опускается на колени, склоняется к нему. Гаара, в последний раз поймав взглядом яркую голубизну неба, закрывает глаза. Шёпот льётся ему в самое ухо, но он уже не разбирает ни слова.
***
Этот сон виделся ему уже во второй раз. Гаара резко сел на футоне, ощущая, как холодный воздух высушивает его вспотевшее тело, и прислушался. Пожалуй, пустынный ветер, воющий за окном в ночи, вполне мог превратиться в шёпот мёртвого мальчика для его подсознания. От этой мысли стало вдруг необъяснимо жутко, и он обнял себя за плечи, чтобы густая тьма в неизвестной комнате не казалась ему такой недружелюбной, такой таинственной.
Футон рядом с ним пустовал. Гаара поднялся, закутался поплотнее в гостиничный халат и, поборовшись немного с собой, всё же ступил на холодный пол, в черноту. Он и забыл, насколько в Суне обычно темно – совсем не так, как в Конохе, городе, который никогда не спит. В Суне не было принято жечь фонари на улицах, здесь часто случались перебои с электроэнергией из-за постоянных песчаных бурь, и люди боялись лишний раз включить ночью свет – старожилы верили, что таким образом они отводят злых духов пустыни от своих жилищ.
Ли медитировал на балконе, устремив невидящий взгляд вдаль, где чернели песчаные поля. Резкие порывы ветра играли его чёрными прядями, как им вздумается. Гаара неслышно опустился рядом: меньше всего ему сейчас хотелось возвращаться в номер, где было слишком пусто и непривычно, чтобы даже пытаться забыться сном.
- Я давно хотел повидать Суну, - зазвучал в ночи умиротворённый голос Ли. – С самой первой встречи с тобой меня почему-то тянуло сюда. Посмотреть, узнать, постараться понять. Теперь, мне кажется, я понимаю.
Резкий порыв ветра застонал над их головами, и шуршание песчинок было похоже на шёпот. Вполне возможно, что так и было: говорят ведь, что тело усопшего ещё сорок девять дней после смерти мечется между миром живых и миром мёртвых (прим.Авт. – согласно буддистским традициям – именно сорок девять). От этой мысли стало совсем не по себе, и Гаара вскинул голову, чтобы отвлечь себя небом. Здесь, в отличие от Конохи, почти всегда можно было увидеть чистый небосвод, искрящийся мелкими россыпями бусинок-звёзд. Пожалуй, это была единственная вещь, по которой Гаара соскучился за те много лет, что он пытался стать коноховцем.
Тёплая ладонь Ли легла на его колено, слегка сжала.
***
Больше этой ночью Сасори ему не являлся.
Ох какой облом нечаяно устроил Минато парням, казалось вот-вот и их первый поцелуй .... а тут папочка выходит
И как же хорошо что Ли поехал вместе с Гаара в Суну
Авторам большое спасибо
Мне постоянно интересно - кто такие эти авторы? Виа и её гений? Виа и её талант? *задумалась*
Лучшая Итача и СасуНару почти чу! Мяб лучше всех
У меня опять лучшее утро воскресного дня
Обито и Рин - прямо камень с сердца, сколько можно было мучиться им обоим. Несказанно обрадовало также и ситуация с Саске и Наруто - как она могла не обрадовать, спрашивается. По мне так даже лучше, что появился Минато, ребята зато всё осмыслить смогли. И пропало у Саске это его ощущение, что Наруто играет. Один из тормозящих факторов, можно сказать.
За Итачи страшно. Вроде, действительно, по плану всё понятно, но его осуществление... И приступы у Итачи тоже пугают, хотя его паранойя вполне объяснима. Дейдара нравится всё больше, он, судя по всему, больше не является тем, кем был в раскладе гадалки. Теперь он заодно и только в помощь, что тоже прибавляет уверенности, что всё будет хорошо. Но ведь страшно...
Спасибо огромное!
очень-очень проницательна.
Сасу/Нару....ммм.....великолепно =)))
Ну всё, теперь-то Наруто уже не отвертеться, Учиха теперь его вторая половинка, да)))
Но мне почему-то кажется, что Саске погорячился, что всё будет хорошо.
ещё далеко до того момента, когда всё действительно будет хорошо, не так ли?
Мне постоянно интересно - кто такие эти авторы?
Я так думаю, раз дневник совместный, то и авторство автоматически раскидывается на двоих.
Мне очень сложно сейчас подбирать слова... внутри просто шквал эмоций, мысли разбегаются от меня в разные стороны, и я не могу спохватиться и определиться, за какой из них мне кидаться и какую развивать. Я думала такого уже не будет... Такого как после прочтения залпом первых 24-х глав. Но ты умеешь удивлять с каждой главой все больше и больше!
Я не буду писать много, не смогу. Мне хочется все эти дивные эмоции и идеи запереть в себе и никогда-никогда не отпускать... я такая сегодня эгоистка(
Хочу сказать... эту часть я просто пила душой. Очень красивая, очень волнующая. Ты всегда так описываешь состояния героев, что я их понимаю... Для меня это редкость. Часто, прочитав целый абзац, посвященный душевным метаниям персонажа, я остаюсь пустой. До меня просто не доходит, может, потому что я такого не испытывала в своей жизни. А у тебя фактически в каждом из ребят я вижу частичку себя. Мне легко их понять, их действия для меня логичны и естественны...
- Саске, - прервал его тихо, но настойчиво Хаяте и снова кашлянул. – Если город впустил в себя это чудовище, значит, так было нужно. Если твоего брата едва не убили, значит, таков был план.
- Вторгаться в этот план мы не имеем права, - закончил за него Генма. – Тебе, как и нам, остаётся только наблюдать и надеяться, что всё кончится удачно. Хотя, что считать удачным концом, вопрос спорный, ведь никто из людей не видит полной картины.
Генма и Хаяте приобретают в моём воображении все более и более загадочный облик. Мне это нравится. Эти слова, которые я процитировала, часто крутят у меня в голове, надеюсь, они еще получат своё развитие. Но даже есть нет... за то, что они прозвучали, спасибо!
- Мы с тобой взрослые люди. Моя квартира достаточно большая, чтобы и тебе, и ребёнку было комфортно в ней жить. Если позволишь, я позабочусь обо всём: мы сделаем детскую, такую, какая будет нравиться тебе, у тебя будет отдельная комната, ты сможешь жить, как хочешь. Я обещаю, что ничего не потребую от тебя взамен.
на этом моменте, честно говоря, на глаза наворачивались слёзы. Не все мужчины могут позаботиться даже о своих детях, поэтому такие люди, как Обито, вызывают у меня глубокое уважение и восхищение.
План, разработанный непревзойденной четверкой, действительно, интересен и очень логичен
Ту-дум. Наруто отстранился от стенки. Ту-дум. Отпустил его руку. Ту-дум. Положил обе ладони ему на плечи. Ту-дум. Губы защекотало горячее дыхание. Ту-дум. Теперь уже совсем близко…
Ни одна прочитанная в фанфикшене сцена объяснения в любви или НЦ-сцена не вызывали во мне такого глубокого трепета. Ты мастерски описываешь первую любовь. Так как надо, так как есть, не важно - мальчик/мальчик, мальчик/девочка. Внутри все мы люди. Все так. Все правда.
Спасибо за то, что пишешь!
ramen<3 писала, что ты сдаешь диплом. Уверена, с твоим ответственным подходом к делу, он будет/уже выполнен замечательно. От себя пожелаю удачи! Чтоб она тебя ни на миг не покидала!
история Минато и Кушины убила
хех, ну, с первым поцелуем у нашей парочки тоже не вышло, однако) ничего, наверстают.
ох, Рин, многострадальная мудрая женщина с отвагой тигра в сердце и разумом убелённого сединами старца. очень понравилась сцена их с Обито встречи и то, что из этого вышло: понимания, что они хотят быть вместе. так и хочется пожелать ей дальнейшей мудрости, а ему вновь обретённого счастья и чтобы их чувства не разбились о быт.
и особенно понравилась сцена ночи в Суне, очень живо и реалистично, кажется, что чувствуешь этот шёпот, когда читаешь.
спасибо огромное за очередную часть)))
Хорошо, что история знакомства Минато и Кушины оказалось не такой сказочной, как она преподносилась Наруто. Но он молодец: помнил папин завет про половинки, но и от Саске, который так его зацепил, не отказался до последнего!
Появился такой вопрос: состоится ли разговор между Какаши и Обито об их прошлом или они отпустили его, так сказать, без слов?
viaorel, спасибо за главу!)) С нетерпением жду следующую!
Да вот я тоже поддерживаю вопрос))
Все никак нам Какаши/Обито-никам неймется
Это потому, что очень чувственная и трепетная сюжетная линия получилась!) Я вообще люблю ситуации "на грани", они всегда держат в эмоциональном напряжении.
Имеено
Как всегда, огромное вам спасибо за отзывы! До жути любопытно читать о том, как читатели узнают в героях себя. Это значит, что мои товарищи марки 6Н действительно живые.
ramen<3, а потом меня закидают тапками. *одела каску и спряталась в холодильник*
Shiholo, как чудесно, что у меня получилось поднять Вам настроение! Я очень рада! Спасибо, что упорно читаете мои опусы)))
АрисуАи, мне тоже очень нравятся Генма и Хаяте. А родились они у меня так: одно время прошлой весной меня мучила бессонница, совсем как Саске в ночь перед походом с Наруто к беседке. Я сидела на кухне с ноутбуком и гудящей головой, смотрела на рассвет пульсирующими болью глазами и печатала почти что вслепую, не особо обращая внимания на то, что у меня получается. Когда после нескольких часов долгожданного сна я перечитала то, что вышло, то сильно удивилась: этих персонажей я вообще не думала превращать в мистических духов города. Видимо, подсознание действительно знает лучше...
По мне так даже лучше, что появился Минато, ребята зато всё осмыслить смогли.
И я так считаю. Да и вообще, Саске с его логическим типом мышления слишком рано целоваться и заходить дальше с Наруто - он банально всё разрушит, потому что два парня, делающих это, не вписываются во всё ещё функционирующую картину счастливого будущего для полицейского Учихи Саске. Но это моё мнение.
Akane_Genzo, у нас в запасе ещё полторы недели. Нужно дать время ребятам действительно осознать и принять то, что они предназначены друг для друга.
Леония, видимо, да. Мы,выходит, мябские близнецы
~Lundi~, ух ты! Я несказанно счастлива, что настолько поразила. В самом деле.
Ни одна прочитанная в фанфикшене сцена объяснения в любви или НЦ-сцена не вызывали во мне такого глубокого трепета.
А вот тут вообще открыла рот от удивления. Такого комплимента я не заслуживаю, но эти слова подстегнули меня: я должна писать так, чтобы чувствовать себя их достойными.
За меня нужно держать кулаки 31-го мая - на защите. Большое спасибо за пожелание!
Забуза-саныч, за то, что отметила сцену в Суне, спасибо! Насчёт Рин полностью согласна: она хоть и появилась у меня впервые за всю историю, но мелькала тенью в разговорах КОЙ, так что представление о ней можно получить. Мне Рин очень нравится, и я счастлива, что они с Обито решили быть вместе. Прямо как в женском романе, ей-богу. Он любит её, она любит его. Конец. И ребёнок уже есть, так что изворачиваться с гетом не придётся.
..Silver Dragon.., действительно - глава завязок, а я и внимания не обратила))
Разделаю твоё мнение касательно Минато и Кушины: всё-таки Минато не оставляет впечатление человека, могущего в юном возрасте влюбиться с первого взгляда и на всю жизнь. Всё-таки он отец Наруто, да и сам с возрастом не растерял своей лисьей хитрости, на мой взгляд.
На ваш с ~Lundi~ вопрос отвечаю: да, разговор произойдёт. Может быть, не такой, как хотелось бы - с разжёвыванием каждой детали, но всё-таки они поговорят.
Ещё раз всем спасибо!
А ещё от ситуаций "на грани" в жизни очень больно. Вспомним, что говорил Суйгетсу о своей первой влюблённости в парня.
А вот тут вообще открыла рот от удивления. Такого комплимента я не заслуживаю, но эти слова подстегнули меня: я должна писать так, чтобы чувствовать себя их достойными.
Для меня первичны чувства...
а не "кто куда кому чего". А чувств в этой сцене накопилось ой как много.. за все предыдущие главы...ну и плюс личный опыт спроецировался) куда же без негоТак что вышло то что вышло)) Но я сказала чистую правду)За меня нужно держать кулаки 31-го мая - на защите. Большое спасибо за пожелание!
На ваш с ~Lundi~ вопрос отвечаю: да, разговор произойдёт. Может быть, не такой, как хотелось бы - с разжёвыванием каждой детали, но всё-таки они поговорят.
Это хорошо, чтоб полностью отпустить это действительно нужно....
Я сама защищаю диплом 23 мая, поэтому очень хорошо тебя понимаю! Буду ругать
За меня нужно держать кулаки 31-го мая - на защите. Обязательно!
Но я сказала чистую правду)
Я не сомневаюсь!
..Silver Dragon.., тогда и тебе удачи на защите!
АрисуАи, я примерно в таком коматозном состоянии писала программу для своего диплома в прошлом году - когда совсем почти ничего не понимала в программировании.
Как сказал Суйгетсу, все идиоты в первый раз,
Идиоты)))))
А многие и не только в первый раз
Глава получилась фантастически напряженной, с совершенно невероятным спектром эмоций. Наверное, поэтому она мне показалась короткой)))
В лице Микото невольно узнала свою маму, сцена получилась болезненной, на надрыве, так и хочется ей сказать: "Все будет хорошо". Все таки материнские переживания - это едва ли не самые острые ощущения в жизни.
Генма Хаяте мне напоминают героя сказки группы "Пилот": скользят мимо всего, касаясь, и ни к чему не привязываясь. Удивительные персонажи получились, действительно, духи города. Жажду сайд-стори по ним))
Орочимару и его план... Не уверенна, что смогу подобрать слова, чтобы описать, на сколько мне нравится этот персонаж! Сцена в кабинете получилась на столько естественной и живой, что к концу поймала себя на мысли: я их слышала, я стояла у каждого из них за спиной и видела выражение лиц, а не читала. Вива, маэстро!!!!
Рин и Обито - наконец-то!))) Я за них безумно рада! Сколько невысказанной нежности, сколько пережитых страданий и томительных лет ожидания скрыто за таким коротким диалогом! От воспоминаний Обито защемило сердце.) Вот бы и в жизни так было..
Все что происходит с Итачи похоже на натянутую до предела струну: кажется, еще мгновение - и она лопнет! Еще раз повторюсь: ты - мастер! От первого до последнего слова все, что происходило в квартале голубы фонарей пропитано вязким страхом, напряженным ожиданием и надеждой на успех. Надеюсь, здоровье не подведет Итачи в ответственный момент. Дейдара, прямо как Цезарь: и приметы надиктовывает, и клиентов выпиской угощает, и обязанности шефа успевает выполнять, одно слово - умница))
Наконец-то Саске отключил логику!))) Ура! Просто слов нет, чтобы описать! Спасибо за эту сцену, для меня она стала самой долгожданной! Изумительно написано!
История Мнато и Кушины очень повеселила)))
Очень люблю Орочимару во взаимодействии с Итачи. Все сцены с планированием, сухими инструкциями, подготовкой. Такое предвкушение появляется, подаешься вперед и ждешь, получится или нет.
С непонятным садизмом наслаждаюсь страхом и болезненным состоянием Учихи. Это делает его настолько реальным и живым, что даже сочувствия не испытываешь. Когда все правильно, изменения не нужны.
Ну и история Минато. Да, это что-то. "- А как ты со своей познакомился? - Мечом в глаз." (с) Забавно и правдоподобно получилось.
По поводу Генмы и Хаяте: сайдстори будет точно, ведь, к моему удивлению, проголосовало за них большинство читателей. Пока что идеи конкретной нет, но ближе к архиву они всегда появляются))
к концу поймала себя на мысли: я их слышала, я стояла у каждого из них за спиной и видела выражение лиц
А вот за это большое спасибо, я приятно удивлена! Не думала, признаться, что сцена выйдет настолько живой.
Большое спасибо за отзыв! Жду завтра.
RyzhayaVredina, а мне, как оказалось, нравится измываться над Учихами - особенно над Саске, но Итачи иногда тоже достаётся. С Орочимару, я считаю, у них отличный тандем получился. Им бы неплохо работалось вместе и на постоянной основе (если бы только в Конохе было больше серийных убийц).
Спасибо!
О-о, Саске с Наруто предстоит ещё многое понять, прежде чем дело пойдёт дальше первых шагов: всё-таки первая любовь, сложности с гомосексуальностью, давление социума, беспокойство о семье... Словом, ребятам в этом плане придётся куда сложнее, чем уже взрослым, по сравнению с ними, Ли и Гааре - те-то уже давно прошли через все выше упомянутые муки (кроме, разве что, Ли с его признанием Гаю).
Спасибо! ...