fanfiction & original
Название: Шесть недель
Неделя: 4
День: 4
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Четверг 13 мая
Четверг 13 мая
Гаара проснулся от смутного ощущения дискомфорта, но что именно было не так, он понял не сразу. Спустя несколько минут прислушивания сквозь мягкую плеву полудрёмы он вдруг открыл глаза и в замешательстве уставился на непривычно низко нависающий потолок.
- Что это? – спросил он, скорее, сам себя, не особо ожидая ответа. Неразработанное горло превратило слова в хриплый полустон с вопросительной интонацией, и при других обстоятельствах Гаара непременно высмеял бы получившееся карканье, но издаваемые потолком приглушённые звуки навевали его только что вырванному из дрёмы сознанию какие-то странные ассоциации, и его разрезавший тишину квартиры хрип только усиливал липкое щекочущее ощущение.
- Соседи.
Гаара вздрогнул от неожиданности, повернул голову на голос и уткнулся взглядом в широкую спину Ли, сидящего на краю кровати. Тот развернулся к нему с извиняющейся улыбкой, нисколько не сочетающейся с лёгким волнением, затаившимся в его глазах, и мягко произнёс:
- Доброе утро. Прости, что они тебя разбудили.
- Ничего, я просто… - Гаара прочистил горло и убрал с лица наползшую за ночь чёлку. - Непривычно, когда по потолку кто-то ходит.
Он запоздало осознал, что фразу можно растолковать как укор касательно разницы в их социальном положении, и потянулся за могущими исправить впечатление словами, но Ли перечеркнул его попытки лёгким смешком:
- Представляю, как ты удивился. – Облокотившись о кровать, он поцеловал обнажённое плечо любовника, затем едва коснулся губ. – Я за восемь лет в додзё настолько привык жить без людей над своей головой, что меня эти звуки тоже порядком раздражают. Ищу новое жильё, но пока безуспешно.
Гаара порыскал взглядом по комнате в поисках своей одежды – та, аккуратно расправленная на вешалке, дожидалась его в шкафу. Он потянул за майку, которую дал ему вчера Ли, и усмехнулся, представив себе, как, должно быть, смешно она топорщится лишней тканью на его щуплом теле.
Ли поднялся и зашагал по комнатушке, осторожно, чтобы ненароком не зацепить какой-нибудь предмет.
- Я позволил себе позвонить вчера твоему брату и сообщить, где ты, - после минутных колебаний твёрдо объявил он и, поймав краем глаза проступившее на лице Гаары недовольство, поспешил добавить: - Знаю, мне не стоило, но иного выбора я не видел. Он очень сильно волновался за тебя.
Гаара медлил с ответом. Склонив голову чуть набок и уже совершенно не замечая разбудившего его топота сверху, он внимательно прислушивался к себе, пытаясь понять, что чувствует. Внутри оживало и плевалось жаром пламя вчерашних переживаний, обжигало болезненными воспоминаниями, а поверх них горечью разливалось ненавистное чувство: им пытаются управлять, лишают права решать за себя, снова эти чёртовы рамки, в которые его силой пихают, ломая хребет… Не дав окончательно погрязнуть в ментальном хламе, на помощь вдруг пришли слова Наруто, напомнившие: он должен понимать, что теперь он встречается с ответственным человеком, и эта его черта характера – основная и неистребимая, поэтому так или иначе, но ему придётся научиться принимать заботу о себе.
Гаара не стал обманываться уверениями, что способен сию же минуту изменить к этому своё отношение, оттого улыбка его и была сознательно фальшивой, а слова - слишком тщательно подобранными:
- Спасибо, что позаботился, мне действительно стоило позвонить вчера Канкуро.
Ли усилия оценил, потому как тревога стёрлась с его лица, но Гаару вдруг кольнуло неприятное чувство, что его ложь раскусили. Впрочем, узнать точно, прав он был или нет, времени у него не нашлось, так как в дверь зазвонили.
- Как-то он быстро. - Ли растерянно посмотрел на часы, затем окинул взглядом всё ещё лежащего в кровати Гаару, утопающего в большой для него майке, и приказал: - Одевайся.
Он прикрыл дверь спальни и поспешил впустить гостя. Гаара не двигался: прислушиваясь изо всей силы к приглушённым голосам в прихожей, он ломал голову над вопросами, откуда Канкуро узнал о них с Ли, как давно ему это было известно и, главное, какого дьявола они сейчас беседуют, как добрые приятели. Не в силах противостоять соблазну, он неслышно поднялся и, прокравшись к двери, чуть приоткрыл её: уж слишком хотелось взглянуть, с каким лицом брат привечает его любовника.
Канкуро сразу заметил движение. Прервавшись на середине предложения, он сурово взглянул младшему Сабаку в лицо, но чужая майка его заметно смутила, и он, вдруг растеряв всю свою серьёзность, нетвёрдо буркнул:
- Я жду в машине.
Гааре потребовалась вся его выдержка, чтобы не выказать удивления, когда старший брат перед выходом пожал руку Ли со словами: «Спасибо, что присмотрел за моим малым». Очень захотелось потребовать объяснений от обоих, но вместо этого он получил от любовника строгое наставление поспешить со сборами, чтобы не заставлять брата ждать, и скупой поцелуй на прощание.
Канкуро стоял, опираясь скрещёнными руками на открытую водительскую дверцу, и тихо с кем-то разговаривал, прижимая плечом к уху телефон, - Гаара догадался, что с Темари, потому что, завидев его, тот скомканно вывел: «Уже идёт» и сбросил звонок. Они молча сели на привычные места, но Канкуро не спешил заводить мотор – глядя искоса, пытаясь привлечь внимание Гаары, он произнёс, неуклюже складывая слова:
- Этот Ли… вроде, неплохой парень.
Проникшись неловкостью момента, юноша небрежно отвернулся к окну и промычал что-то, долженствующее означать согласие. Ему не требовалось смотреть на брата, чтобы знать, чувствовать, как во вновь повисшей тишине его мысли лихорадочно мечутся в попытках изобрести правильный вопрос, и от этих стараний ему становилось вдвойне неудобно.
- И… - собрался Канкуро наконец, - у вас с ним всё серьёзно?
Гаара подумал, какой ответ избавил бы их обоих от необходимости участвовать в этом абсурдном допросе, но в голове крутилась всего одна кажущаяся ему самой подходящей фраза:
- Похоже на то.
Канкуро открыл рот, наверняка собираясь задать вдогонку ещё с вагон вопросов, но почему-то передумал и только молча повернул ключ зажигания. Мотор взревел, разрывая тишину, и на этом редчайшая минута откровения между братьями подошла к концу.
***
Звонок спас Саске от какого-то жуткого и совершенно сюрреалистического сна, в котором Итачи убил отца с матерью и куда-то скрылся вместе с Кисаме-саном, а он собирался их разыскивать, почему-то ночью, и та девушка с розовыми волосами, подруга Наруто, плакала у него на груди и не хотела его отпускать. Ещё Саске помнил, что его в какой-то момент сна укусила змея, и когда он брёл в одиночестве, жалея самого себя и злясь на Итачи, у него жутко болело место укуса в районе шеи.
Подождав немного, пока дурацкий сон выветрится из сознания, он вслепую поднёс трубку к уху и прохрипел:
- Алло.
- Ой, я тебя разбудил?
Саске резко сел в кровати и выпалил в ответ:
- Нет-нет, я уже встал! Уже давно встал, а что?
Наруто заговорил с улыбкой в голосе:
- Да ла-адно, доброе утро. – Саске хмыкнул, предпочтя не отвечать. – Слушай, я по папиной просьбе звоню. Он сказал, что у тебя сегодня нет утром занятий, и попросил приехать очень срочно. Зачем – не знаю, он мне толком ничего не объяснил, на телефоне с утра зависает. Ты приедешь?
- Конечно! – Слово вылетело из него, опережая мысли.
Он вдруг осознал, что говорит слишком громко для раннего утра, и оглянулся на кровать брата, чтобы проверить, не разбудил ли, но та была уже пуста и аккуратно застелена.
- Хорошо, тогда ждём. - Наруто отключился первым.
Саске, спросонья позабывший о вчерашних открытиях, положил телефон на законное место возле подушки и задумался. Если вчера он был полон решимости действовать согласно плану, то с наступлением нового дня уверенности в нём поубавилось: как всё-таки ему справиться со своей проблемой? Просто ожиданием, пока притяжение вытянет из него свой крючок, можно мучить себя сколь угодно долго, да и кто даст гарантию, что это наваждение вообще когда-то пройдёт? Особенно притом, как часто и близко он начал в последние дни общаться с Наруто.
«Есть другой вариант, – вдруг пришло ему в голову. – Ведь он мне вначале страшно не нравился. Нужно просто каждый раз, когда я его вижу, вызывать в себе прежнюю гамму чувств, со временем я привыкну, и эта странная тяга, наконец, исчезнет».
На волне эмоционального подъёма от собственной догадливости Саске быстро собрался, стянул у мамы со сковородки не успевшие разогреться остатки ужина и, не объяснив, куда спешит, покинул дом. По дороге он не уставал себя нахваливать: надо же, какое простое решение проблемы! Перечисление моментов, которые ему не нравятся в Наруто, превратилось в увлекательную игру, которой он развлекал себя во время скучной поездки в транспорте. Первым по рейтингу оказалось обвинение в его расточительности – иными словами, в мажорстве. На втором месте, естественно, красовалась тёмная история дружбы с преотвратительной личностью по имени Сабаку Гаара. Третьим в чёрном списке значилась его инфантильность, после чего шла череда мелких недостатков, насчёт которых составитель очень сомневался, действительно ли они таковыми являлись. К примеру, раскованность в общении Саске и сам был бы не прочь иметь в своём арсенале, а вспыльчивость – так и он не ангел терпения, раз уж на то пошло… Как только он начал всерьёз задумываться над серьёзностью своих обвинений, над всеми его трудами нависла нешуточная угроза. Тут, однако, Саске вовремя вспомнился один немаловажный для него факт: «У него в шкафу полно пижонской одежды этого Гаары!», который тут же прыгнул на первое место с пометкой «раздражает», и таким образом список был спасён.
Теперь, давал себе указания Саске, поднимаясь в лифте, следует помнить обо всём, что он навыдумывал, и фокусироваться на негативе. Впрочем, по мере приближения к двери вся бравада из него вышла, мысли вдруг начали вредничать и прыгать, разрушая структуру списка, и потребовалось немало усилий, чтобы восстановить их иерархию.
Когда он позвонил, в двери моментально щёлкнул замок, но открывать её никто не спешил, и Саске, немного помедлив, нажал на ручку и вошёл сам. В прихожей Наруто с весьма занятым видом застёгивал перед зеркалом светло-голубую рубашку с коротким рукавом.
- Привет, - бросил он, не отрывая взгляда от собственного отражения. – Идём на кухню чай пить, папа ещё занят. Ты галстук мой не видишь? Куда-то сунул его…
Саске растерянно огляделся, но требуемого предмета нигде не наблюдалось, и он уже даже начал сочинять в уме извинительную фразу, как вдруг взгляд его зацепился за ремень на джинсах блондина – зажатый с одного края, с него свисал отглаженный "хвост" насыщенного синего цвета.
- А… - Саске вдруг понял, что взгляд его от найденного галстука самовольно направился дальше, исследуя обтянутые джинсами части тела, и настолько смутился, что забыл уже готовую фразу.
Наруто вопросительно кивнул его отражению в зеркале:
- Что?
- А вот он! – Саске не глядя ткнул пальцем и резко опустил голову, завесив порозовевшее лицо спасительно длинной чёлкой.
Наруто изогнулся и, обнаружив прицепленный к ремню предмет, весело хихикнул:
- Тю, а я думал, куда мог его деть?
«И ещё рассеянный, - ожил внутри Саске непреклонный смотритель, скрупулёзно внёсший новый порок в список недостатков. Ему же строгий голос поставил в вину следующее: - А ты пошлый».
Спорить с этим получалось слабо, и окончательно смутившийся парень ретировался уже донельзя знакомым путём на кухню, предоставив Наруто справляться с галстуком в одиночестве. Через минуту явился Намикадзе-сан.
- Саске! – воскликнул мужчина с такой неподдельной радостью в голосе, что ему стало не по себе от подобного приёма. Намикадзе-сан ввинтился на стул напротив и, вдруг понизив голос, зашептал: - К нам сегодня из Вашингтонского университета дядька важный прилетает, очень нужно, чтобы ты его встретил и, как полагается, провёл в офис. Выручишь?
Саске кивнул прежде, чем понял, на что соглашается, - в его голове попросту не укладывалось, как можно отказать просьбе начальника, и только когда Намикадзе-сан, благодарно похлопав его по плечу, удалился, а его место занял всё ещё мучающийся с галстуком сын, до него вдруг дошло.
- Наруто, - позвал он, едва управляя пересохшим горлом.
Тот, продолжая возиться с повязкой, издал вопросительное «Хм-м?».
- А-а… - Саске помялся, не зная, как высказать свои опасения и при этом не выдать всего ужаса своего положения. Наконец слова пришли: - А в США ведь только по-английски умеют, да?
- Обычно да. – Наруто оглядел получившийся узел и выдохнул с досадой: - Чёрт, ну точно руки из жопы у меня. Думал, хоть раз в жизни приличным студентом оденусь, и на тебе.
Саске, для которого все насущные переживания совершенно неожиданно отошли на второй план, вдруг с отчаянием осознал, что тело его само по себе перегибается через стол, а руки тянутся к уродливому клубку на шее блондина.
- Дай я, - прохрипел он не слушающимся голосом, чтобы хоть как-то оправдать позорную потерю контроля над собой.
О, какими только словами он ни успел обозвать свою слабую натуру за короткие пятнадцать секунд, какими изощрёнными наказаниями ни плевалось чувство гордости, оскорблённое его недостойным поведением! Пальцы, спасибо им, двигались механически, выполняя привычную работу, зато внутри творилось нечто невообразимое. За почти двадцать лет своей жизни Саске привык считать, что детали вроде замирающего от ощущения близости сердца или сладкой тоски, разливающейся в груди, придумали подлые писательницы женских романов, но как иначе, чёрт возьми, описать то, что происходило с ним сейчас? Будто утопающий за спасительный круг, он в мучительном порыве хватался памятью за пункты, придуманные по дороге, но те вытекали песком из рук, пресные и незначительные в сравнении с той могучей силой, безжалостно заставляющей его пропускать через себя ощущения от ставшего чуть неровным дыхания на своей макушке, от случайных прикосновений костяшек пальцев к покрытой рубашкой груди, от интимности, которую предлагал его жест – подумать только, он сам обрёк себя на эти мучения, фактически выдал себя. А ведь Наруто такой наблюдательный, он непременно всё поймёт! И что бы он сказал, если бы догадался? Посмеялся бы, наверное…
Как только работа была сделана, он отстранился и, отведя взгляд в сторону, хмуро бросил:
- Вот.
Наруто погладил завязанный узел и протянул в неподдельном восхищении:
- Спасибо. Как аккуратно у тебя получилось. – Саске чувствовал, что на него смотрят, но головы поворачивать не стал – его не отпускал абсурдный страх, будто по его лицу слишком многое можно прочесть. Наруто вдруг переменил тон: - Слушай, а ты почему про американцев спрашивал?
Саске явно ощутил, как всколыхнулось внутри временно забытое беспокойство, и едва слышным голосом начал бубнить о своём задании, но вынужден был прервать нескладные объяснения, когда блондин внезапно охнул:
- Так вот в чём дело! У тебя же с английским беда полная!
Саске непонимающе посмотрел.
- Ты в блоге писал, вот откуда я знаю, - уточнил Наруто, правильно истолковав его удивление. Лицо его вдруг осветилось шаловливой улыбкой, он вскочил со стула и умчался из кухни, бросив на ходу: - Подожди тут, я мигом!
Саске оставался в полнейшем замешательстве касательно того, какое срочное дело так стремительно унесло Наруто, вплоть до того момента, когда из гостиной не послышался едва различимый шепоток:
- Алло, Сабаку! Прикинь!..
***
Разложенные перед ним на столе документы, испещрённые сделанными его рукой пометками, покрылись тонким слоем пепла, кое-где пылающие искорки подъели бумагу. Орочимару, не замечая возникших от них тревожных дырочек, продолжал стряхивать пепел мимо.
В сознании учёного сейчас проходил киносеанс. Показывали старые, давно похороненные в пыли воспоминания, растревоженные последними событиями, всё чаще и чаще возвращающими его в те времена, когда он был молод и всей душой верил, что заставит весь мир содрогаться от величия собственного гения. Раньше всё казалось донельзя простым, потому что восприятие его было двухмерным: были цели в жизни, был дикий восторг от первых публикаций в серьёзных научных журналах, были питающие самомнение вспышки фотокамер и громкие дела, и всё это казалось донельзя важным, всё несло в себе толику чего-то особенного, предначертанного ему судьбой. Идти по жизни было светло и радостно.
Но с годами иллюзия двухмерности развеялась, мир, бывший ранее плоским, взбугрился смыслами, и он, потерявшийся в возникшем на его пути лесу, не знал уже ни цели, ни ценностей, ни даже того, какая из его теней настоящая.
Нью-Йорк. Большое яблоко, червь из которого прогрыз в нём огромную дыру, и заполнить её не удавалось даже сейчас, столько лет спустя. Ему казалось, он уже давно оставил мысли о прошлом и отсёк нити, соединяющие его с тем, другим, кем он был раньше, но колесо жизни совершило неожиданный оборот, и теперь перед ним стоял выбор: продолжать это болезненное сращивание с самим собой из прошлого или, набравшись храбрости, обрубить концы. Он был уверен, что на второе духу ему не хватит. Что ж, тогда придётся…
Внутри уже клокотала энергией давно отвергнутая им сущность, уже разминала кости, готовясь, – он мог даже слышать этот несущий смятение звук. Сущность подняла голову, стянув с волос паутину, и принюхивалась. Похоже, жертву ей учуять уже удалось, иначе как объяснить его уверенность в том, что маскарад Итачи сработает?
Орочимару бросил дымящийся окурок в пепельницу и устало потёр пальцами веки. Ему не хотелось этого чувствовать, он был, чёрт возьми, слишком стар для столь опасных игр. Но, видимо, никто спрашивать его не собирался – и в глубине души он уже знал, что выбор сделан, выбор сделали за него, требуя взамен всего лишь повиновения.
Против воли наружу полезли самые болезненные и оттого самые тщательно охраняемые им воспоминания – те самые, о его последнем деле в Нью-Йорке. В те далёкие времена он купался в славе и просыпался каждое утро с бурлящей внутри мыслью, что он нужен, что он важен, что без него никак. С лёгкостью, как опытный взломщик, он прокрадывался в мозг к убийцам, без стеснения рылся там, наблюдая ход их мыслей и ни на миг не задумываясь, каким образом ему без труда удаётся примерить на себя кожу неадекватного человека и что это может означать. Теневая сторона преступной личности для него была освещена лампами дневного света, и многие десятки попали за решётку только потому, что им не посчастливилось стать объектом наблюдения лучшего учёного-криминалиста в научном отделе ФБР по изучению особенностей поведения преступников. Но вдруг всё закончилось, рухнуло дешёвыми декорациями в странствующем театре, и злодеем, обрезавшим верёвки, оказался страшный человек, хитростью и изобретательностью которого невозможно было не восхищаться.
Орочимару помнил, с каким энтузиазмом взялся за дело: до этого ему неделями подсовывали всё какую-то однообразную массу деревенских мясников с комплексами из детства, и очень хотелось какого-нибудь вызова. Проанализировав рапорты привлечённых агентов, он по просьбе приятеля-детектива дал одной из нью-йоркских газет интервью, в котором заявил – преступнику не уйти от закона, каждая его жертва будет отомщена. На следующее же утро на его личный электронный адрес – не общеизвестный, напечатанный на его визитке, а тот, о котором знали единицы – пришло письмо. «Господин учёный, - обращался к нему автор, - Вы весьма убедительно грозили мне вчера электрическим стулом, и я ценю Вашу уверенность в себе. Но не приходило ли Вам в голову хотя бы раз, уважаемый учёный, что мы, те, кого Вы так усердно помогаете ловить стражам закона, неспроста явились в этот мир? Не посещала ли Вашу светлую голову мысль, что наш выбор быть теми, кто мы есть, не был сознательным? Посудите сами. Большинство живущих на Земле – это просто люди, не хорошие и не плохие. Обыкновенные. Но есть те, кого без зазрения совести можно причислить к лику святых, потому что каждым днём своего существования они несут добро в этот мир. Вселенная тяготеет к равновесию, Вам это и без меня прекрасно известно. Так почему бы не предположить, что мы, подонки и человекоубийцы, всего лишь инструмент в Её руках, и дела наши объясняются стремлением к восстановлению равновесия энергий на планете? Пожалуйста, подумайте об этом. С уважением».
Орочимару закрыл глаза, но это не спасло его от страшного наваждения: перед внутренним взором продолжало безжалостно маячить призрачное послание, каждое слово которого клеймом впечаталось в память. Он помнил, как перечитывал письмо раз, десять, сто раз, как, придя в себя, вызывал эксперта по информационным технологиям, чтобы тот проследил, откуда оно было направлено, но всё оказалось тщетно – убийца хитро замёл следы.
С тех пор он, сам не зная этого, ступил на кровавую тропу своего падения.
Тем же вечером Орочимару дал новое интервью, где в завуалированной форме ответил на поставленные убийцей вопросы: нет, ему никогда не приходило в голову подобное безумие, все жаждущие крови себе подобных должны быть остановлены и изолированы от общества, его решение окончательно. Его искусная ложь не была раскрыта, он и сам тогда не осознавал, что говорил не всю правду, ибо слепой зверь сомнения уже поднял в нём голову и обнажил клыки, приготовившись расправиться с его уютным миром привычной и понятной реальности. Зверь уже хлестал по нему хвостом, принуждая задаваться гнетущими вопросами. Что, если безумец прав? Что, если творением добра и созидания одни люди бросают других людей на дорогу зла и разрушения – не потому, что хотят, а потому что так работает закон равновесия? И если всё это правда, то выходит, он положил всю свою жизнь на вторжение в великий замысел Вселенной?
Мысли эти были слишком огромны для разового понимания, ему требовалось время на переосмысление, но как раз временить было нельзя, временить означало признать своё поражение. Новое письмо пришло на следующий день: насмешливое, сочащееся цинизмом, оно издевалось над узостью его ума и призывало найти в себе силы и разорвать-таки путы обыденности, приняв в себя реальность, какой бы она ни была. «В некоторых людях, - писал ему неизвестный автор, - слишком много ненависти. Многие слишком тупы, чтобы понять. Я обратил внимание, что единственным лекарством, способным заставить их ожиревшие от бездействия умы работать, является смерть близкого человека: когда из них силой вырывают кусочек сердца, они изо всех сил стремятся заполнить эту тягостную пустоту и начинают размышлять – почему это произошло именно с ними, что означает, когда отнимают жизнь, кто решает, сколько кому жить, и тому подобное. Постепенно у большинства из груди выходит ядовитое жало, их взгляды на жизнь становятся глубже, порой меняются кардинально. До некоторых, правда, не доходит даже так…»
Орочимару понял, к чему подводил его неизвестный, только когда несколько дней спустя жену ведущего дело детектива нашли в собственном доме с всаженным в горло по рукоять кухонным ножом. Почерк отличался, но учёный ни на миг не сомневался, что знает, на чьей совести гибель несчастной женщины. Достаточно очевидной подсказкой ему был нарисованный кровью на стене знак «@», взглянув на который, он не смог сдержать дрожи в теле – на миг им овладел страх от видения, будто сама смерть смотрит на него с рисунка и машет с того света костлявой ладонью.
Придя домой после изматывающего дня, первым делом он включил компьютер и написал ответ этому страшному человеку. Изнутри ярость рвалась потоком такой силы, что пальцы сами летали по клавишам, не советуясь со здравым смыслом, и когда он, придя в себя, на следующее утро прочёл собственное, уже отправленное, послание, то ужаснулся – он совершенно не помнил, как писал эти строки.
Ответ не заставил себя ждать, и с тех пор их переписка превратилась в регулярное явление.
По какой-то причине убийца выбрал именно его хранителем своих чёрных тайн, своим последователем, приверженцем его извращённой философии. Сумасшедший неустанно и со смертельной серьёзностью втолковывал ему, как видит устройство вещей, как функционирует мир в его представлении и какова его роль в этой сложной системе; он спорил, убеждал – порой словами, порой – посланиями: рисунком на стене дома, где было совершено очередное преступление, орнаментом из сшитых вместе кусочков кожи, снятых с разных людей, посылкой с чьими-то пальцами, на ногтях которых были лаком написаны цифры... Сидя сейчас в своём кабинете далеко от Нью-Йорка, далеко от того времени, Орочимару чувствовал, как кровь стынет в жилах от воспоминаний о жутких подарках, которыми терроризировал его безумный собеседник.
История тянулась семь долгих месяцев и закончилась неожиданно и даже скучно, хотя американские журналисты так не считали: стоило лишь взглянуть на заголовки, которыми пестрили первые страницы газет. «Загадочный убийца пойман в безумной попытке встретиться с криминалистом!», «Он улыбнулся мне с порога, и я с замиранием сердца подумал: “Это ОН!”», «Сумасшедший философ с руками по локоть в крови всего лишь хотел быть понятым одним человеком. Все убийства – из-за одиночества?».
Орочимару закрыл лицо руками. Воспоминания о том утре били по его самообладанию своей невероятной свежестью. Запах готовящихся вафель, доносящийся из кухни, - дорогой ему человек, с которым они жили вместе, признавал на завтрак исключительно эту вредную еду. Трель дверного звонка, его собственный голос со сквозящим в нём удивлением: «Я открою!», шарканье домашних тапочек по полу, идущий от дверной ручки холод… И – эта улыбка, сочащаяся добродушием и совсем немного отдающая чем-то ненормальным, неуютная, та самая, что неделями преследовала его в кошмарах, заставляя стонать и рыдать от отчаяния, а поверх неё – мутные серые глаза, затягивающие чистотой своего безумия в мир, где всё уродливое и ненормальное, где действуют свои законы. «Я подумал, что по переписке мы друг друга не понимаем, господин учёный, - прошелестел гость с придыханием, - и решил нанести вам визит».
Дальше… было помутнение.
Орочимару не мог поручиться, сколько времени длилась сумятица, очнулся он только когда его сумасшедший антагонист был казнён по законам штата, а он обнаружил, что в нём не осталось больше никаких сил продолжать заниматься своим делом. Он чувствовал себя совершенно изношенным, старым, запутавшимся ровным счётом во всём. Решение забросить дело всей жизни вполне можно было назвать опрометчивым, и сейчас он это понимал, но, с другой стороны, если бы он не уехал, не бросил бы карьеру, любимого человека, коллег, что стало бы с ним теперь?
Первые полгода в Японии он не занимался ничем, кроме общения со старыми друзьями, Джирайей и Тсунаде, дражайшими людьми, без помощи которых он, вполне возможно, просто сошёл бы с ума. Затем силы постепенно стали возвращаться, и кто-то, возможно, даже он сам, поселил в его душе надежду: ведь есть ещё столько направлений в науке, ждущих новых людей с пытливым умом и свежими подходами, к чему останавливаться? Кто сказал, что предел достигнут? Будто по заказу, кончился период так называемой Зимы в области искусственного интеллекта благодаря американским учёным, выведшим экспертные системы на новый виток развития, и Орочимару ухватился за новое и малоисследованное, бросив на него все силы своего гения.
Прошлое было аккуратно похоронено, а он шёл своим заново отстроенным путём, не отрывая взгляда от соблазнительно маячащих впереди перспектив... До тех самых пор, пока не явился Учиха Итачи и не заставил его обернуться.
Теперь у него появился новый соперник, новый безумец, которого газетные стервятники щедро одарили кричащими прозвищами и каждый день выдумывали новые кровавые подробности его преступлений. Дьявол из Квартала Голубых Фонарей, Хирург, Монстр со Скальпелем… В одном, впрочем, они были правы: убийца был хитёр как дьявол. Орочимару, как и много лет назад, не мог объяснить, каким образом ему удаётся настолько глубоко погрузиться в личность человека по одним только описаниям его злодейств, но чувство это, несомненно, было, его нельзя было игнорировать, нельзя было отрицать.
Уверенность в том, что сотворённому им образу Итачи удастся привлечь к себе внимание Дьявола, была столь же сильна, как и уверенность в том, что своевольный Итачи в определённый момент перестанет слушать его наставления и поступит, как хочет сам. Оставалось только гадать, к чему может привести подобное упрямство, и надеяться на то, что найдётся кто-нибудь, имеющий на молодого Учиху большее влияние, кто сможет втолковать ему необоснованность его самоуверенности.
В дверь осторожно постучали, и Орочимару, зная, что так по-кошачьи скребётся только Кабуто, разрешил ему войти.
- Орочимару-сама, - в глазах помощника за круглыми очками явно читалась тревога, - Учиха Итачи пришёл.
Учёный раздавил окурок, струсил с бумаг пепел и усталым голосом произнёс:
- Скажи, пускай заходит.
***
- Только держи себя в руках, ясно?
Говорили так громко, что Саске мог прекрасно всё слышать. Он уныло глянул на часы: если они с Наруто рассчитали правильно, то, чтобы успеть в аэропорт, выезжать им следовало через семь минут.
- То есть как это, в руках? – загремел Намикадзе-сан в ответ на нападки сына.
- А вот так! Вы его этими вашими траурными лицами вчера так довели, что!.. Короче, просто не напоминай об этом, ладно? Я серьёзно.
- Ладно, ладно. Постараюсь.
Раздался звонок в дверь, сразу за ним быстрые шаги, и Саске поёжился, узнав нелюбимый им голос.
- Узумаки… Ой, а с какого перепугу ты галстук надел? Ладно, это неважно, у меня к тебе дело: надо переодеться, я домой заехать не успел. У тебя ведь мои шмотки ещё лежат?
«Целый шкаф», - зло проворчал про себя Саске, прислушиваясь к разговору.
- Только быстро! – закричал Намикадзе-сан, видимо, спешащему на второй этаж Гааре, а сыну сварливо добавил: - Если они поцапаются по дороге и из-за этого провалятся переговоры, я во всём буду винить тебя.
- А что мне было делать? – ответил тот громким шёпотом. – В универе ему без меня, как вчера, мозги затрахают…
- Наруто!
- …и вообще ему надо развеяться, отдохнуть от всего. Сам, что ли, не понимаешь?
- Да понимаю я, понимаю. – Намикадзе-сан тяжело вздохнул. – Ладно, езжайте, я с Тсунаде договорюсь насчёт вашего отсутствия. И не выражайся!
Саске уныло потупился. На сердце тяжело давило предчувствие недоброй развязки, и он уже сто раз успел пожалеть, что поделился своей проблемой. С одной стороны, приятно было наблюдать за тем рвением, с которым Наруто уговаривал отца разрешить им с другом пропустить занятия, чтобы помочь ему, с другой – при одной только мысли о том, во что может вылиться поездка в компании Гаары, становилось не на шутку плохо. Ситуация выходила крайне щепетильная: если не уследить за собой и начать отвечать на неизбежные придирки крашеного ублюдка, Наруто, конечно же, разозлится, а если молчать… Но как, как заставить себя молчать?! Никогда в жизни Саске не встречал человека, который вызывал бы в нём столь сильные негативные эмоции! Справиться с ненавистью к Сабаку Гааре казалось ему задачей не просто повышенной сложности, а из серии невыполнимых. Впрочем, от мысли, что непереносимость эта, скорее всего, тесно связана с ревностью, Саске искусно уклонялся, фокусируясь лишь на мерзких чертах характера, коих у этого субъекта было, по его мнению, более чем достаточно.
Гаара, к его непомерному удивлению, при встрече ограничился лишь нахальной ухмылкой, которую расценивать можно было по-разному. Саске подумалось, что, возможно, он прикидывается пай-мальчиком для Намикадзе-сана и только ждёт удобного случая, но нет: когда они разместились в такси, Сабаку, не проявляя к нему никакого интереса, мастерски завладел вниманием Наруто, взявшись нашёптывать ему что-то, видимо, страшно интересное, потому что блондин будто забыл, что их здесь трое и едут они не на прогулку – так сильно был увлечён историей. До сидящего впереди Саске порой доходили обрывки их беседы, из которых, однако, не выходило слепить цельную картину – единственным, что он точно усвоил, было то, что у Гаары есть старший брат по имени Канкуро.
Аэропорт Конохи представлял собой дивную миниатюру земного шара: здесь в любое время суток можно было встретить людей самых разных национальностей, услышать самые редкие диалекты, посмотреть на пышные традиционные костюмы, и всё это богатство красок, звуков, лиц непостижимым образом объединялось в гармоничный мирок, частью которого хотелось стать, в который хотелось окунуться. Шагая рядом с Наруто и совершенно забывая глядеть себе под ноги, Саске поражённо вертел головой во все стороны и постоянно спотыкался, вызывая у Гаары истерические смешки, но ему было всё равно: слишком сильно было впечатление от этого поразительного места. Он уже видел себя в недалёком будущем расхаживающим с фотоаппаратом по зданию аэропорта и, как какой-нибудь богач в картинной галерее, купающимся в изобилии, выбирающим среди сотен кадров самые удачные, среди сотен лиц – самые интересные. Сознание уже было занято сочинением записи для блога, описывающей этого уголок родной Конохи: парой небрежных мазков перед читателями встаёт, наливается соками картина, как будто они сами там побывали и видели всё своими глазами…
- Саске, не спи!
Он дёрнулся и упёрся в Наруто диким взглядом вырванного из сна лунатика. Тот устало выдохнул и указал рукой направление:
- Нам туда.
Усилием воли Саске заставил себя отбросить приятно щекочущие его творческую жилку образы и сосредоточиться на миссии. В конце концов, Намикадзе-сан поручил встретить этого Майкла Харви ему и никому другому, а значит, верил в него как в помощника. Он бросил демонстративно безразличный взгляд на вовсю веселящегося Гаару и с каменным лицом последовал за Наруто.
Гостем из Вашингтона оказался молодой человек с чрезвычайно приятной внешностью и, к великому сожалению Саске, владеющий японским лишь в рамках карманного туристического разговорника. Пока незадачливый сопроводитель лихорадочно рылся в памяти в поисках слов для построения приветственной фразы, Гаара уже успел сделать это за него. Да что приветствие – проклятый выскочка без видимых усилий за полминуты умудрился расположить к себе мистера Харви своей идеально текущей речью и вдруг ставшей очень привлекательной улыбкой. Саске следил за этим превращением, не в силах вымолвить и слова, и даже обернулся к Наруто, дабы убедиться, что не только он один свидетель трансформации, но тот при виде его лица только улыбнулся и, заставив пригнуться призывающим движением пальцев, шепнул: «За ним в детстве несколько лет приглядывала гувернантка из Штатов, плохо знавшая японский, так что волей-неволей ему пришлось выучиться с ней общаться. Он вообще в числе лучших по языкам на потоке».
Саске окинул мрачным взглядом шедших впереди американца и Гаару. Со стороны их можно было принять за старых приятелей, встретившихся после долгой разлуки: они неустанно переговаривались, при этом совершенно не соблюдая подобающей ситуации дистанции и даже позволяя себя лёгкие прикосновения, а вскоре и вовсе разразились дружным хохотом. Наруто, краем глаза отмечал Саске, тоже явно не терпелось принять участие в беседе, но он стоически терпел, почему-то добровольно взяв на себя роль его моральной поддержки и переводчика.
- Майкл рассказывает о своей встрече с твоим дядей, - шептал блондин, едва успевая переводить дыхание. – Говорит, очень хорошее впечатление произвёл.
На этом моменте весёлый иностранец вдруг обернулся к Саске и, получив утвердительный кивок от Гаары, на очень ломаном японском произнёс, что Учиха Обито – хороший человек. Саске от неожиданности смог выдавить из себя только блеклое «Спасибо», после чего только напуганно смотрел на него, боясь, как бы тот не начал с ним говорить на своей абракадабре. Когда мистер Харви вновь включился в беседу с красноволосым, Наруто, улыбаясь, запоздало пояснил:
- Это Гаара ему сказал, что ты его племянник.
Саске вдруг почувствовал себя очень глупо и неловко. Перед внутренним взором всплыло лицо Намикадзе-сана, каждая чёрточка которого говорила о бесконечном доверии, испытываемом по отношению к своему помощнику. Жестокая кисть фантазии вдруг нанесла на это черты оттенок разочарования, и в ушах зазвучала сфабрикованная сознанием речь, очень убедительно сымитированными интонациями начальника обвиняющая его в том, что он, Учиха Саске, подвёл его, он выставил в плохом свете всю фирму, он опозорил дядю, который, ведь правильно сказал этот иностранец, очень хороший человек и не заслуживает столь бесполезного племянника.
До боли раздражала собственная ненужность. Саске невероятно тяжело было смириться с мыслью, что если бы не Наруто и даже, чёрт побери, не Гаара, он бы, скорее всего, провалил задание встретить этого важного для бизнеса человека и вернулся бы в офис со страшным позором. Что он вообще себе думал, соглашаясь на эту работу? Его призвание – совсем в другом…
Мрачные самобичевания чёрным куполом отгородили его от волшебного разнообразия аэропорта, так поразившего его ранее – он перестал замечать даже Наруто, теперь взявшего его под локоть и шепчущего в самое ухо, и насмешливые взгляды ублюдка Гаары, которые тот не уставал время от времени ему подбрасывать, тоже пролетали мимо. Саске не помнил, как их небольшая команда добиралась до такси, и только уже внутри очнулся от отнюдь не нежного толчка в бок.
- Что? – переспросил он, рассеянно оборачиваясь на теснящегося слева Наруто.
Тот сурово сдвинул брови:
- Ты точно в неадеквате сегодня, Учиха. Я спросил, давай мы тебя сейчас на учёбу закинем, а мистера Харви сами доставим?
Саске бросил вороватый взгляд на слушающего, но явно ничего не понимающего американца на переднем сиденье. Пущенное на самотёк воображение принялось вырисовывать перед ним печальные картины, общий смысл которых сводился к его бездарности, и он, содрогнувшись от не радужных перспектив, взялся возражать:
- Но как же?..
- Не переживай, я всё папе объясню! – жизнерадостно гаркнул Наруто и вдруг с размаху хлопнул его по коленке. Жест, видимо, подразумевался как ободряющий, но Саске от него почему-то легче не стало ни на грамм – только место удара отдалось унылой болью. Блондин реакции не заметил и, склонив к нему голову, защекотал дыханием ухо: - Тем более, что нам-то как раз выгодно с ним общаться, он занимается тем же, на что мы учимся, только в США. Если всё пройдёт гладко, между нашими универами организуется обмен студентами, возможно, нас тоже возьмут. Это очень престижно.
При других обстоятельствах Саске, скорее всего, смутился бы от подобной близости, но все его мыслительные процессы были направлены на борьбу с самоуничижением, поэтому жест он банальнейшим образом прохлопал, и только когда его уже высадили у ворот академии, запоздало схватился за ухо, парализованный внезапным откровением. Вдруг запузырились, распихивая друг друга, одновременно сладкие и мучительные наблюдения: Наруто всю дорогу сидел так близко от него, шептал прямо на ухо, а в аэропорту даже под локоть взял… Это должно что-то означать или всему виной его необузданная фамильярность?
Всё ещё держась за ухо, Саске бросил взгляд на сидящего внутри блондина в надежде выяснить правду, но тот, будучи мастером недомолвок, сверкнул неопределённой улыбкой и захлопнул дверь.
***
- Хошигаке Кисаме! Это Хошигаке Кисаме!
Кисаме окинул толпу оценивающим взглядом: казалось, будто перед ним выстроились не люди вовсе, но огромное море с сотнями торчащих из воды голов, открывающих, как рыбы, рты, жаждущих быть накормленными новой информацией, покровавей, повкуснее. Он решительно ступил вперёд, в самую гущу фотовспышек. Какой-то мальчишка с горящими глазами новичка-фанатика сунул ему в лицо микрофон:
- Хошигаке-сан, какие последние новости? Есть ли подозреваемые?
Следуя его примеру, ещё несколько представителей крупных каналов Конохи принялись просовывать свои микрофоны поближе к нему, засыпая вопросами. Кисаме пришлось приложить максимум усилий, чтобы оставаться бесстрастным – он только развёл руки в стороны, заставляя журналистов посторониться.
Человеческая масса зашевелилась активнее, перестраиваясь, вздыхая, но – отпуская его. Кисаме эскортировали до самой машины, и даже когда он уже сидел за рулём, кто-то запоздало щёлкал вспышкой или отчаянно бросал последние вопросы вдогонку. Так и не произнеся ни слова, детектив завёл мотор – и вскоре жадное человеческое море осталось позади.
Раздражение начало постепенно спадать: отчасти причиной этому были успокаивающие монотонностью движения водителя, но большую роль сыграло долгожданное одиночество. Сегодняшний день был переполнен визитёрами: вначале явились из лаборатории экспериментальной психолингвистики с отчётом о новом письме, якобы присланным убийцей, затем скользнул внутрь предприимчивый журналист, завербованный полицией, со стопкой последних слухов, потом переговорить с ним захотел член команды судмедэкспертов… Во всей этой суматохе он не сразу обратил внимание на странное поведение Итачи, и только когда тот, не глядя в глаза, поспешно бросил про важные дела с Орочимару, ушёл из офиса, Кисаме задумался.
Впрочем, решение действовать пришло не сразу. Сперва он, попросив у Такэо доклад с составленным учёным психологическим портретом убийцы, закрылся в своём кабинете и внимательно прочёл его несколько раз. Если всё, что там было написано об их клиенте, являлось правдой, это означало, что учёный каким-то образом знал о личности убийцы больше, чем полиция, и чёрт эту змеюку знает, всё ли он поведал Итачи.
Орочимару был вовсе не так прост, как о нём, верно, думал его молодой и малоопытный напарник. Полицейское чутьё, отточенное годами, подсказывало: есть в нём какая-то тайна, а его личность полна подземных рек скрытых мотивов. То же, что он согласился помогать следствию, Кисаме неуловимо напоминало сделку с дьяволом – ты узнаешь истинную цену его услуг только когда будет уже слишком поздно. А то, что учёный отказался от денег, да ещё и поставил условие, что сотрудничать будет исключительно с Итачи… Не могло это не иметь под собой никаких целей, не могло! Орочимару – человек с двойным дном, и как этого очевидного факта не видел проницательный Итачи, ему было непонятно.
Он остановил машину возле лаборатории, владельцем которой являлся учёный, но припарковался с противоположной стороны в тени деревьев, чтобы его было непросто заметить. В сознание норовили пролезть тревожные догадки насчёт истинной цели поездки Итачи, и их приходилось постоянно отгонять уверениями в их совершеннейшей беспочвенности. Итачи ведь не может быть настолько глуп… или смел…
Через сорок минут ожидания у главного входа остановился автомобиль, а из здания вышло двое. Кисаме сразу узнал пожилого учёного, при взгляде же на его спутника детектив не удержал в груди поражённый вздох. Тот, кого Орочимару держал под руку и усаживал на заднее сиденье автомобиля, не мог быть никем иным как Итачи, но что с ним произошло?..
Кисаме не стал терять времени на размышления и поспешил последовать за машиной.
***
- Итачи-кун, - позвал Орочимару уже схватившегося за ручку двери парня.
Тот обернулся: необычайно серьёзный, совсем немного напуганный, но решительный. Учёный поправил выбившуюся чёрную прядь и в последний раз окинул своё творение взглядом.
- Помни, пожалуйста, о чём я тебя предупреждал.
Голова Итачи медленно пошла вниз.
- Я всё запомнил, - бросил он высокомерно, но, похоже, ему самому резанула уши прозвучавшая в собственном голосе гордыня, и он добавил мягче: - Я позвоню, когда меня нужно будет забирать, но пока что выключаю телефон. Не хочу, чтобы…
Орочимару понимающе кивнул и на этот раз, когда Итачи потянулся к ручке, не стал его задерживать.
Сидящий на месте водителя Кабуто дождался, пока дверь за ним закроется, и только тогда подал голос.
- Орочимару-сама, - начал он, как всегда, донельзя вежливо, - я не уверен, что всё это хорошая затея.
Учёный устало откинул голову на спинку сиденья и закрыл болевшие глаза, прислушиваясь к пульсирующей в голове разрастающейся боли.
- Я тоже не уверен, Кабуто, - произнёс он одними губами, но ему показалось, что помощник всё равно его услышал.
***
Гаара говорил о чём угодно: о неудачнике-Учихе, о перспективах дружбы с мистером Харви, о том, с какой радостью декан Тсунаде избавится от них, отправив в США в следующем году, наконец, даже о дизайне интерьера офиса Nami-Kaze, но о вчерашнем дне Наруто не услышал от него ни слова. Неоднократно так и подмывало задать наводящий вопрос или, в конце концов, спросить напрямую, но каждый раз Наруто удерживался – слишком хорошо была ему известна реакция друга на подобные попытки допросов. Оставалось только ждать, пока Гаара сам не захочет рассказать ему.
Отец усадил их в кабинете Учихи Обито, свободном на время пребывания оного в Вашингтоне, и приказал не высовываться до окончания переговоров. «Я-то, конечно, Тсунаде предупредил насчёт вашего отсутствия на учёбе, - извиняющимся тоном объяснял он эту секретность, - но кто ж её знает? У неё сейчас в личной жизни важный момент решается, поэтому она вся на нервах ходит. Словом, не попадайтесь ей на глаза, мальчики».
Кабинет Обито-сана Наруто понравился. Стены в подражание западным фирмам были увешаны мотивационными картинами, гостям предлагались удобные кресла, а рабочий стол из тёмного дерева, кажущийся огромным из-за аккуратно разложенных на нём только самых необходимых вещей, позволял судить о его владельце как о чрезвычайно организованном человеке. Гаара, атмосферы не почувствовавший, только скептически кривился на фотографию в дорогой рамочке, с которой на него смотрели маленькие Саске и Итачи, и не уставал поражаться вслух, какими такими происками судьбы доброму работнику и хорошему человеку Учихе Обито достался в племянники бездарь и унылое чмо вроде Саске. Наруто, в памяти которого были свежи улыбки младшего Учихи, крайне редкие и оттого кажущиеся вдвойне милыми, не стал его разубеждать.
После двух часов затворничества, когда обоим уже даже надоело гонять секретаршу за напитками, Гаара заявил, что будет спать, и затих в одном из гостевых кресел, закинув ноги на невысокий стеклянный столик, а Наруто, воспользовавшись временным одиночеством, скользнул в огромное кресло и притянул к себе рамочку.
На фотографии Итачи лет десяти, не старше, с очень серьёзным лицом смотрел в объектив, крепко сжимая ладошку брата, а низенький, отчего-то пунцовый, со смешно топорщащимися в разные стороны чёрными прядями Саске улыбался во весь рот, и Наруто с умилением отметил, что вместо двух верхних зубов у мальчонки зияют дыры, но улыбка от этого показалась ему ещё более искренней, добродушной. Он попытался представить себе этого весёлого и оживлённого карапуза у себя дома, в своей комнате, бывшей ранее детской, и рядом с ним – себя в этом же возрасте: светлые волосы торчат как попало, по лицу вечно что-то размазано, в ручках крепко зажата любимая игрушка. С тех пор как отец рассказал ему о неудавшемся «свидании в песочнице» (от англ. «playdate» - когда родители приводят детей поиграть вместе – прим.авт.), Наруто не раз задавался вопросом, что же такого могло произойти, что они с маленьким Саске так крепко поругались, не поиграв вместе и часа, но проблема была в том, что в его памяти не осталось ровно никаких воспоминаний о том дне – если бы не папа, он бы до сих пор не знал об их с младшим Учихой предыдущем знакомстве.
Перед внутренним взором всплыли картины их второй встречи, на этот раз уже почти взрослых людей. От добросердечного малыша в забавной кофте с широким воротником не осталось и следа, его место занял хмурый молодой человек с колючим взглядом и на дух не переносящий таких, как Наруто. Интересно, что могло так сильно изменить его за эти годы? Что имело такую власть? И что, какое волшебство, вдруг подумалось ему, влияло на Саске в последние дни, неторопливо, но неуклонно заставляя его раскрывать, подобно цветку, один за другим лепестки и показывать свою истинную натуру – показывать только ему?..
- Что, любуешься?
От неожиданности Наруто вздрогнул и чуть не перевернул рамку: на него, откинув голову на мягкую спинку кресла и приоткрыв один глаз, лениво смотрел Гаара.
- Я просто… Фотография хорошая. – Он спешно отодвинул рамку в сторону, интуитивно выискивая её оригинальное место на столе. – С чего бы это я любовался?
Гаара пожал плечами и, отвернувшись, задумчиво протянул:
- Да ладно, мне она тоже понравилась. Оба на ней такие… солнечные, что ли. Удивительно, как из такого улыбчивого малыша могло вырасти то, что мы имели удовольствие наблюдать нынешним утром.
Наруто не стал отмечать схожести их мыслей, вместо этого предпочтя сменить тему на более безопасную.
- Сабаку, - позвал он. Гаара издал недовольный стон, но повернулся. – А ты уверен, что хочешь ехать в США?
Красивые черты друга враз омрачили недобрые мысли:
- Ты о Ли? – Некоторое время он молчал, выводя взглядом на потолке замысловатые узоры, наконец неуверенно продолжил: - Но он ведь любит всякие вызовы. Полгода – это долго, я не спорю, конечно…
- А о себе что скажешь? – осторожно спросил Наруто, пытаясь нащупать, не пересекает ли он границу дозволенного своим вопросом.
Зелёные глаза переместились на него, опалив насмешливыми искорками:
- Да что я? Я вообще, выражаясь терминами твоего Учихи, мажор: захочу – хоть каждые выходные буду в Коноху летать. Захочу, - голос Гаары вдруг увял и обесцветился, - вообще никуда не поеду…
- Поедешь, - Наруто загремел настойчивыми нотками специально, прекрасно понимая, что только отрезвляющим холодом реальности можно пресечь эти бессмысленные метания. – Поедешь, - повторил он, сурово насупившись. – А навещать Коноху мы будем вместе. Мне, может, тоже кое-кого в родном городе повидать захочется.
Своего он добился, и Гаара, вместо того чтобы грустить, вдруг улыбнулся ему благодарно и в то же время беззаботно – так, как умел только он.
- Стало быть, тебе одного меня мало, да?
Наруто с удовольствием поддержал игру и в драматическом жесте поднёс ладонь ко лбу, томно запев:
- Вы жестоки, Сабаку-доно! Упрекаете меня в неверности, а сами вынуждаете делить вас с другим мужчиной!
- Не теряйте самообладания, Узумаки-доно, вы же самурай, - неодобрительно пробасил напустивший на себя серьёзный вид Гаара и повторил судьбоносным тоном: - Вы самурай и никому не должны показывать своих слёз.
Наруто жестом попросил паузу, чувствуя внутри рождение витиеватой и до ужаса пафосной речи в ответ, но его сбило появление отца.
- Мальчики, Тсунаде ушла, - сообщал Минато, вытирая платком пот с лица. – Фух, напряжённые были переговоры, ничего не скажешь… Гаара, ну кто ноги на стол кладёт? Сними сейчас же!
Тот скорчил ему гримасу, но подчинился. Мужчина оценил взглядом их расслабленные позы:
- Мда-а, притомились… Ладно, вам как раз задание будет. Мистер Харви попросил, чтобы именно вы двое составили ему компанию за обедом, подчеркнув, что хотел бы прочувствовать местный колорит, так что шевелитесь! Куда угодно его везите, но человека надо заинтересовать, чтобы Коноха ему понравилась и он не пожлобился отправлять сюда своих лучших студентов!
Гаара что-то уныло завыл про другие планы, однако ему очень быстро пришлось замолчать, потому как на пороге рядом с Минато возник сверкающий как новая монета мистер Харви.
- Узумаки, - позвал юноша, мигом сориентировавшись и нацепив на лицо улыбку, - позвони Чоджи и предупреди, что мы везём к ним важного гостя, так что пускай там с Акимичи-саном готовятся.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Неделя: 4
День: 4
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
Четверг 13 мая
Четверг 13 мая
Гаара проснулся от смутного ощущения дискомфорта, но что именно было не так, он понял не сразу. Спустя несколько минут прислушивания сквозь мягкую плеву полудрёмы он вдруг открыл глаза и в замешательстве уставился на непривычно низко нависающий потолок.
- Что это? – спросил он, скорее, сам себя, не особо ожидая ответа. Неразработанное горло превратило слова в хриплый полустон с вопросительной интонацией, и при других обстоятельствах Гаара непременно высмеял бы получившееся карканье, но издаваемые потолком приглушённые звуки навевали его только что вырванному из дрёмы сознанию какие-то странные ассоциации, и его разрезавший тишину квартиры хрип только усиливал липкое щекочущее ощущение.
- Соседи.
Гаара вздрогнул от неожиданности, повернул голову на голос и уткнулся взглядом в широкую спину Ли, сидящего на краю кровати. Тот развернулся к нему с извиняющейся улыбкой, нисколько не сочетающейся с лёгким волнением, затаившимся в его глазах, и мягко произнёс:
- Доброе утро. Прости, что они тебя разбудили.
- Ничего, я просто… - Гаара прочистил горло и убрал с лица наползшую за ночь чёлку. - Непривычно, когда по потолку кто-то ходит.
Он запоздало осознал, что фразу можно растолковать как укор касательно разницы в их социальном положении, и потянулся за могущими исправить впечатление словами, но Ли перечеркнул его попытки лёгким смешком:
- Представляю, как ты удивился. – Облокотившись о кровать, он поцеловал обнажённое плечо любовника, затем едва коснулся губ. – Я за восемь лет в додзё настолько привык жить без людей над своей головой, что меня эти звуки тоже порядком раздражают. Ищу новое жильё, но пока безуспешно.
Гаара порыскал взглядом по комнате в поисках своей одежды – та, аккуратно расправленная на вешалке, дожидалась его в шкафу. Он потянул за майку, которую дал ему вчера Ли, и усмехнулся, представив себе, как, должно быть, смешно она топорщится лишней тканью на его щуплом теле.
Ли поднялся и зашагал по комнатушке, осторожно, чтобы ненароком не зацепить какой-нибудь предмет.
- Я позволил себе позвонить вчера твоему брату и сообщить, где ты, - после минутных колебаний твёрдо объявил он и, поймав краем глаза проступившее на лице Гаары недовольство, поспешил добавить: - Знаю, мне не стоило, но иного выбора я не видел. Он очень сильно волновался за тебя.
Гаара медлил с ответом. Склонив голову чуть набок и уже совершенно не замечая разбудившего его топота сверху, он внимательно прислушивался к себе, пытаясь понять, что чувствует. Внутри оживало и плевалось жаром пламя вчерашних переживаний, обжигало болезненными воспоминаниями, а поверх них горечью разливалось ненавистное чувство: им пытаются управлять, лишают права решать за себя, снова эти чёртовы рамки, в которые его силой пихают, ломая хребет… Не дав окончательно погрязнуть в ментальном хламе, на помощь вдруг пришли слова Наруто, напомнившие: он должен понимать, что теперь он встречается с ответственным человеком, и эта его черта характера – основная и неистребимая, поэтому так или иначе, но ему придётся научиться принимать заботу о себе.
Гаара не стал обманываться уверениями, что способен сию же минуту изменить к этому своё отношение, оттого улыбка его и была сознательно фальшивой, а слова - слишком тщательно подобранными:
- Спасибо, что позаботился, мне действительно стоило позвонить вчера Канкуро.
Ли усилия оценил, потому как тревога стёрлась с его лица, но Гаару вдруг кольнуло неприятное чувство, что его ложь раскусили. Впрочем, узнать точно, прав он был или нет, времени у него не нашлось, так как в дверь зазвонили.
- Как-то он быстро. - Ли растерянно посмотрел на часы, затем окинул взглядом всё ещё лежащего в кровати Гаару, утопающего в большой для него майке, и приказал: - Одевайся.
Он прикрыл дверь спальни и поспешил впустить гостя. Гаара не двигался: прислушиваясь изо всей силы к приглушённым голосам в прихожей, он ломал голову над вопросами, откуда Канкуро узнал о них с Ли, как давно ему это было известно и, главное, какого дьявола они сейчас беседуют, как добрые приятели. Не в силах противостоять соблазну, он неслышно поднялся и, прокравшись к двери, чуть приоткрыл её: уж слишком хотелось взглянуть, с каким лицом брат привечает его любовника.
Канкуро сразу заметил движение. Прервавшись на середине предложения, он сурово взглянул младшему Сабаку в лицо, но чужая майка его заметно смутила, и он, вдруг растеряв всю свою серьёзность, нетвёрдо буркнул:
- Я жду в машине.
Гааре потребовалась вся его выдержка, чтобы не выказать удивления, когда старший брат перед выходом пожал руку Ли со словами: «Спасибо, что присмотрел за моим малым». Очень захотелось потребовать объяснений от обоих, но вместо этого он получил от любовника строгое наставление поспешить со сборами, чтобы не заставлять брата ждать, и скупой поцелуй на прощание.
Канкуро стоял, опираясь скрещёнными руками на открытую водительскую дверцу, и тихо с кем-то разговаривал, прижимая плечом к уху телефон, - Гаара догадался, что с Темари, потому что, завидев его, тот скомканно вывел: «Уже идёт» и сбросил звонок. Они молча сели на привычные места, но Канкуро не спешил заводить мотор – глядя искоса, пытаясь привлечь внимание Гаары, он произнёс, неуклюже складывая слова:
- Этот Ли… вроде, неплохой парень.
Проникшись неловкостью момента, юноша небрежно отвернулся к окну и промычал что-то, долженствующее означать согласие. Ему не требовалось смотреть на брата, чтобы знать, чувствовать, как во вновь повисшей тишине его мысли лихорадочно мечутся в попытках изобрести правильный вопрос, и от этих стараний ему становилось вдвойне неудобно.
- И… - собрался Канкуро наконец, - у вас с ним всё серьёзно?
Гаара подумал, какой ответ избавил бы их обоих от необходимости участвовать в этом абсурдном допросе, но в голове крутилась всего одна кажущаяся ему самой подходящей фраза:
- Похоже на то.
Канкуро открыл рот, наверняка собираясь задать вдогонку ещё с вагон вопросов, но почему-то передумал и только молча повернул ключ зажигания. Мотор взревел, разрывая тишину, и на этом редчайшая минута откровения между братьями подошла к концу.
***
Звонок спас Саске от какого-то жуткого и совершенно сюрреалистического сна, в котором Итачи убил отца с матерью и куда-то скрылся вместе с Кисаме-саном, а он собирался их разыскивать, почему-то ночью, и та девушка с розовыми волосами, подруга Наруто, плакала у него на груди и не хотела его отпускать. Ещё Саске помнил, что его в какой-то момент сна укусила змея, и когда он брёл в одиночестве, жалея самого себя и злясь на Итачи, у него жутко болело место укуса в районе шеи.
Подождав немного, пока дурацкий сон выветрится из сознания, он вслепую поднёс трубку к уху и прохрипел:
- Алло.
- Ой, я тебя разбудил?
Саске резко сел в кровати и выпалил в ответ:
- Нет-нет, я уже встал! Уже давно встал, а что?
Наруто заговорил с улыбкой в голосе:
- Да ла-адно, доброе утро. – Саске хмыкнул, предпочтя не отвечать. – Слушай, я по папиной просьбе звоню. Он сказал, что у тебя сегодня нет утром занятий, и попросил приехать очень срочно. Зачем – не знаю, он мне толком ничего не объяснил, на телефоне с утра зависает. Ты приедешь?
- Конечно! – Слово вылетело из него, опережая мысли.
Он вдруг осознал, что говорит слишком громко для раннего утра, и оглянулся на кровать брата, чтобы проверить, не разбудил ли, но та была уже пуста и аккуратно застелена.
- Хорошо, тогда ждём. - Наруто отключился первым.
Саске, спросонья позабывший о вчерашних открытиях, положил телефон на законное место возле подушки и задумался. Если вчера он был полон решимости действовать согласно плану, то с наступлением нового дня уверенности в нём поубавилось: как всё-таки ему справиться со своей проблемой? Просто ожиданием, пока притяжение вытянет из него свой крючок, можно мучить себя сколь угодно долго, да и кто даст гарантию, что это наваждение вообще когда-то пройдёт? Особенно притом, как часто и близко он начал в последние дни общаться с Наруто.
«Есть другой вариант, – вдруг пришло ему в голову. – Ведь он мне вначале страшно не нравился. Нужно просто каждый раз, когда я его вижу, вызывать в себе прежнюю гамму чувств, со временем я привыкну, и эта странная тяга, наконец, исчезнет».
На волне эмоционального подъёма от собственной догадливости Саске быстро собрался, стянул у мамы со сковородки не успевшие разогреться остатки ужина и, не объяснив, куда спешит, покинул дом. По дороге он не уставал себя нахваливать: надо же, какое простое решение проблемы! Перечисление моментов, которые ему не нравятся в Наруто, превратилось в увлекательную игру, которой он развлекал себя во время скучной поездки в транспорте. Первым по рейтингу оказалось обвинение в его расточительности – иными словами, в мажорстве. На втором месте, естественно, красовалась тёмная история дружбы с преотвратительной личностью по имени Сабаку Гаара. Третьим в чёрном списке значилась его инфантильность, после чего шла череда мелких недостатков, насчёт которых составитель очень сомневался, действительно ли они таковыми являлись. К примеру, раскованность в общении Саске и сам был бы не прочь иметь в своём арсенале, а вспыльчивость – так и он не ангел терпения, раз уж на то пошло… Как только он начал всерьёз задумываться над серьёзностью своих обвинений, над всеми его трудами нависла нешуточная угроза. Тут, однако, Саске вовремя вспомнился один немаловажный для него факт: «У него в шкафу полно пижонской одежды этого Гаары!», который тут же прыгнул на первое место с пометкой «раздражает», и таким образом список был спасён.
Теперь, давал себе указания Саске, поднимаясь в лифте, следует помнить обо всём, что он навыдумывал, и фокусироваться на негативе. Впрочем, по мере приближения к двери вся бравада из него вышла, мысли вдруг начали вредничать и прыгать, разрушая структуру списка, и потребовалось немало усилий, чтобы восстановить их иерархию.
Когда он позвонил, в двери моментально щёлкнул замок, но открывать её никто не спешил, и Саске, немного помедлив, нажал на ручку и вошёл сам. В прихожей Наруто с весьма занятым видом застёгивал перед зеркалом светло-голубую рубашку с коротким рукавом.
- Привет, - бросил он, не отрывая взгляда от собственного отражения. – Идём на кухню чай пить, папа ещё занят. Ты галстук мой не видишь? Куда-то сунул его…
Саске растерянно огляделся, но требуемого предмета нигде не наблюдалось, и он уже даже начал сочинять в уме извинительную фразу, как вдруг взгляд его зацепился за ремень на джинсах блондина – зажатый с одного края, с него свисал отглаженный "хвост" насыщенного синего цвета.
- А… - Саске вдруг понял, что взгляд его от найденного галстука самовольно направился дальше, исследуя обтянутые джинсами части тела, и настолько смутился, что забыл уже готовую фразу.
Наруто вопросительно кивнул его отражению в зеркале:
- Что?
- А вот он! – Саске не глядя ткнул пальцем и резко опустил голову, завесив порозовевшее лицо спасительно длинной чёлкой.
Наруто изогнулся и, обнаружив прицепленный к ремню предмет, весело хихикнул:
- Тю, а я думал, куда мог его деть?
«И ещё рассеянный, - ожил внутри Саске непреклонный смотритель, скрупулёзно внёсший новый порок в список недостатков. Ему же строгий голос поставил в вину следующее: - А ты пошлый».
Спорить с этим получалось слабо, и окончательно смутившийся парень ретировался уже донельзя знакомым путём на кухню, предоставив Наруто справляться с галстуком в одиночестве. Через минуту явился Намикадзе-сан.
- Саске! – воскликнул мужчина с такой неподдельной радостью в голосе, что ему стало не по себе от подобного приёма. Намикадзе-сан ввинтился на стул напротив и, вдруг понизив голос, зашептал: - К нам сегодня из Вашингтонского университета дядька важный прилетает, очень нужно, чтобы ты его встретил и, как полагается, провёл в офис. Выручишь?
Саске кивнул прежде, чем понял, на что соглашается, - в его голове попросту не укладывалось, как можно отказать просьбе начальника, и только когда Намикадзе-сан, благодарно похлопав его по плечу, удалился, а его место занял всё ещё мучающийся с галстуком сын, до него вдруг дошло.
- Наруто, - позвал он, едва управляя пересохшим горлом.
Тот, продолжая возиться с повязкой, издал вопросительное «Хм-м?».
- А-а… - Саске помялся, не зная, как высказать свои опасения и при этом не выдать всего ужаса своего положения. Наконец слова пришли: - А в США ведь только по-английски умеют, да?
- Обычно да. – Наруто оглядел получившийся узел и выдохнул с досадой: - Чёрт, ну точно руки из жопы у меня. Думал, хоть раз в жизни приличным студентом оденусь, и на тебе.
Саске, для которого все насущные переживания совершенно неожиданно отошли на второй план, вдруг с отчаянием осознал, что тело его само по себе перегибается через стол, а руки тянутся к уродливому клубку на шее блондина.
- Дай я, - прохрипел он не слушающимся голосом, чтобы хоть как-то оправдать позорную потерю контроля над собой.
О, какими только словами он ни успел обозвать свою слабую натуру за короткие пятнадцать секунд, какими изощрёнными наказаниями ни плевалось чувство гордости, оскорблённое его недостойным поведением! Пальцы, спасибо им, двигались механически, выполняя привычную работу, зато внутри творилось нечто невообразимое. За почти двадцать лет своей жизни Саске привык считать, что детали вроде замирающего от ощущения близости сердца или сладкой тоски, разливающейся в груди, придумали подлые писательницы женских романов, но как иначе, чёрт возьми, описать то, что происходило с ним сейчас? Будто утопающий за спасительный круг, он в мучительном порыве хватался памятью за пункты, придуманные по дороге, но те вытекали песком из рук, пресные и незначительные в сравнении с той могучей силой, безжалостно заставляющей его пропускать через себя ощущения от ставшего чуть неровным дыхания на своей макушке, от случайных прикосновений костяшек пальцев к покрытой рубашкой груди, от интимности, которую предлагал его жест – подумать только, он сам обрёк себя на эти мучения, фактически выдал себя. А ведь Наруто такой наблюдательный, он непременно всё поймёт! И что бы он сказал, если бы догадался? Посмеялся бы, наверное…
Как только работа была сделана, он отстранился и, отведя взгляд в сторону, хмуро бросил:
- Вот.
Наруто погладил завязанный узел и протянул в неподдельном восхищении:
- Спасибо. Как аккуратно у тебя получилось. – Саске чувствовал, что на него смотрят, но головы поворачивать не стал – его не отпускал абсурдный страх, будто по его лицу слишком многое можно прочесть. Наруто вдруг переменил тон: - Слушай, а ты почему про американцев спрашивал?
Саске явно ощутил, как всколыхнулось внутри временно забытое беспокойство, и едва слышным голосом начал бубнить о своём задании, но вынужден был прервать нескладные объяснения, когда блондин внезапно охнул:
- Так вот в чём дело! У тебя же с английским беда полная!
Саске непонимающе посмотрел.
- Ты в блоге писал, вот откуда я знаю, - уточнил Наруто, правильно истолковав его удивление. Лицо его вдруг осветилось шаловливой улыбкой, он вскочил со стула и умчался из кухни, бросив на ходу: - Подожди тут, я мигом!
Саске оставался в полнейшем замешательстве касательно того, какое срочное дело так стремительно унесло Наруто, вплоть до того момента, когда из гостиной не послышался едва различимый шепоток:
- Алло, Сабаку! Прикинь!..
***
Разложенные перед ним на столе документы, испещрённые сделанными его рукой пометками, покрылись тонким слоем пепла, кое-где пылающие искорки подъели бумагу. Орочимару, не замечая возникших от них тревожных дырочек, продолжал стряхивать пепел мимо.
В сознании учёного сейчас проходил киносеанс. Показывали старые, давно похороненные в пыли воспоминания, растревоженные последними событиями, всё чаще и чаще возвращающими его в те времена, когда он был молод и всей душой верил, что заставит весь мир содрогаться от величия собственного гения. Раньше всё казалось донельзя простым, потому что восприятие его было двухмерным: были цели в жизни, был дикий восторг от первых публикаций в серьёзных научных журналах, были питающие самомнение вспышки фотокамер и громкие дела, и всё это казалось донельзя важным, всё несло в себе толику чего-то особенного, предначертанного ему судьбой. Идти по жизни было светло и радостно.
Но с годами иллюзия двухмерности развеялась, мир, бывший ранее плоским, взбугрился смыслами, и он, потерявшийся в возникшем на его пути лесу, не знал уже ни цели, ни ценностей, ни даже того, какая из его теней настоящая.
Нью-Йорк. Большое яблоко, червь из которого прогрыз в нём огромную дыру, и заполнить её не удавалось даже сейчас, столько лет спустя. Ему казалось, он уже давно оставил мысли о прошлом и отсёк нити, соединяющие его с тем, другим, кем он был раньше, но колесо жизни совершило неожиданный оборот, и теперь перед ним стоял выбор: продолжать это болезненное сращивание с самим собой из прошлого или, набравшись храбрости, обрубить концы. Он был уверен, что на второе духу ему не хватит. Что ж, тогда придётся…
Внутри уже клокотала энергией давно отвергнутая им сущность, уже разминала кости, готовясь, – он мог даже слышать этот несущий смятение звук. Сущность подняла голову, стянув с волос паутину, и принюхивалась. Похоже, жертву ей учуять уже удалось, иначе как объяснить его уверенность в том, что маскарад Итачи сработает?
Орочимару бросил дымящийся окурок в пепельницу и устало потёр пальцами веки. Ему не хотелось этого чувствовать, он был, чёрт возьми, слишком стар для столь опасных игр. Но, видимо, никто спрашивать его не собирался – и в глубине души он уже знал, что выбор сделан, выбор сделали за него, требуя взамен всего лишь повиновения.
Против воли наружу полезли самые болезненные и оттого самые тщательно охраняемые им воспоминания – те самые, о его последнем деле в Нью-Йорке. В те далёкие времена он купался в славе и просыпался каждое утро с бурлящей внутри мыслью, что он нужен, что он важен, что без него никак. С лёгкостью, как опытный взломщик, он прокрадывался в мозг к убийцам, без стеснения рылся там, наблюдая ход их мыслей и ни на миг не задумываясь, каким образом ему без труда удаётся примерить на себя кожу неадекватного человека и что это может означать. Теневая сторона преступной личности для него была освещена лампами дневного света, и многие десятки попали за решётку только потому, что им не посчастливилось стать объектом наблюдения лучшего учёного-криминалиста в научном отделе ФБР по изучению особенностей поведения преступников. Но вдруг всё закончилось, рухнуло дешёвыми декорациями в странствующем театре, и злодеем, обрезавшим верёвки, оказался страшный человек, хитростью и изобретательностью которого невозможно было не восхищаться.
Орочимару помнил, с каким энтузиазмом взялся за дело: до этого ему неделями подсовывали всё какую-то однообразную массу деревенских мясников с комплексами из детства, и очень хотелось какого-нибудь вызова. Проанализировав рапорты привлечённых агентов, он по просьбе приятеля-детектива дал одной из нью-йоркских газет интервью, в котором заявил – преступнику не уйти от закона, каждая его жертва будет отомщена. На следующее же утро на его личный электронный адрес – не общеизвестный, напечатанный на его визитке, а тот, о котором знали единицы – пришло письмо. «Господин учёный, - обращался к нему автор, - Вы весьма убедительно грозили мне вчера электрическим стулом, и я ценю Вашу уверенность в себе. Но не приходило ли Вам в голову хотя бы раз, уважаемый учёный, что мы, те, кого Вы так усердно помогаете ловить стражам закона, неспроста явились в этот мир? Не посещала ли Вашу светлую голову мысль, что наш выбор быть теми, кто мы есть, не был сознательным? Посудите сами. Большинство живущих на Земле – это просто люди, не хорошие и не плохие. Обыкновенные. Но есть те, кого без зазрения совести можно причислить к лику святых, потому что каждым днём своего существования они несут добро в этот мир. Вселенная тяготеет к равновесию, Вам это и без меня прекрасно известно. Так почему бы не предположить, что мы, подонки и человекоубийцы, всего лишь инструмент в Её руках, и дела наши объясняются стремлением к восстановлению равновесия энергий на планете? Пожалуйста, подумайте об этом. С уважением».
Орочимару закрыл глаза, но это не спасло его от страшного наваждения: перед внутренним взором продолжало безжалостно маячить призрачное послание, каждое слово которого клеймом впечаталось в память. Он помнил, как перечитывал письмо раз, десять, сто раз, как, придя в себя, вызывал эксперта по информационным технологиям, чтобы тот проследил, откуда оно было направлено, но всё оказалось тщетно – убийца хитро замёл следы.
С тех пор он, сам не зная этого, ступил на кровавую тропу своего падения.
Тем же вечером Орочимару дал новое интервью, где в завуалированной форме ответил на поставленные убийцей вопросы: нет, ему никогда не приходило в голову подобное безумие, все жаждущие крови себе подобных должны быть остановлены и изолированы от общества, его решение окончательно. Его искусная ложь не была раскрыта, он и сам тогда не осознавал, что говорил не всю правду, ибо слепой зверь сомнения уже поднял в нём голову и обнажил клыки, приготовившись расправиться с его уютным миром привычной и понятной реальности. Зверь уже хлестал по нему хвостом, принуждая задаваться гнетущими вопросами. Что, если безумец прав? Что, если творением добра и созидания одни люди бросают других людей на дорогу зла и разрушения – не потому, что хотят, а потому что так работает закон равновесия? И если всё это правда, то выходит, он положил всю свою жизнь на вторжение в великий замысел Вселенной?
Мысли эти были слишком огромны для разового понимания, ему требовалось время на переосмысление, но как раз временить было нельзя, временить означало признать своё поражение. Новое письмо пришло на следующий день: насмешливое, сочащееся цинизмом, оно издевалось над узостью его ума и призывало найти в себе силы и разорвать-таки путы обыденности, приняв в себя реальность, какой бы она ни была. «В некоторых людях, - писал ему неизвестный автор, - слишком много ненависти. Многие слишком тупы, чтобы понять. Я обратил внимание, что единственным лекарством, способным заставить их ожиревшие от бездействия умы работать, является смерть близкого человека: когда из них силой вырывают кусочек сердца, они изо всех сил стремятся заполнить эту тягостную пустоту и начинают размышлять – почему это произошло именно с ними, что означает, когда отнимают жизнь, кто решает, сколько кому жить, и тому подобное. Постепенно у большинства из груди выходит ядовитое жало, их взгляды на жизнь становятся глубже, порой меняются кардинально. До некоторых, правда, не доходит даже так…»
Орочимару понял, к чему подводил его неизвестный, только когда несколько дней спустя жену ведущего дело детектива нашли в собственном доме с всаженным в горло по рукоять кухонным ножом. Почерк отличался, но учёный ни на миг не сомневался, что знает, на чьей совести гибель несчастной женщины. Достаточно очевидной подсказкой ему был нарисованный кровью на стене знак «@», взглянув на который, он не смог сдержать дрожи в теле – на миг им овладел страх от видения, будто сама смерть смотрит на него с рисунка и машет с того света костлявой ладонью.
Придя домой после изматывающего дня, первым делом он включил компьютер и написал ответ этому страшному человеку. Изнутри ярость рвалась потоком такой силы, что пальцы сами летали по клавишам, не советуясь со здравым смыслом, и когда он, придя в себя, на следующее утро прочёл собственное, уже отправленное, послание, то ужаснулся – он совершенно не помнил, как писал эти строки.
Ответ не заставил себя ждать, и с тех пор их переписка превратилась в регулярное явление.
По какой-то причине убийца выбрал именно его хранителем своих чёрных тайн, своим последователем, приверженцем его извращённой философии. Сумасшедший неустанно и со смертельной серьёзностью втолковывал ему, как видит устройство вещей, как функционирует мир в его представлении и какова его роль в этой сложной системе; он спорил, убеждал – порой словами, порой – посланиями: рисунком на стене дома, где было совершено очередное преступление, орнаментом из сшитых вместе кусочков кожи, снятых с разных людей, посылкой с чьими-то пальцами, на ногтях которых были лаком написаны цифры... Сидя сейчас в своём кабинете далеко от Нью-Йорка, далеко от того времени, Орочимару чувствовал, как кровь стынет в жилах от воспоминаний о жутких подарках, которыми терроризировал его безумный собеседник.
История тянулась семь долгих месяцев и закончилась неожиданно и даже скучно, хотя американские журналисты так не считали: стоило лишь взглянуть на заголовки, которыми пестрили первые страницы газет. «Загадочный убийца пойман в безумной попытке встретиться с криминалистом!», «Он улыбнулся мне с порога, и я с замиранием сердца подумал: “Это ОН!”», «Сумасшедший философ с руками по локоть в крови всего лишь хотел быть понятым одним человеком. Все убийства – из-за одиночества?».
Орочимару закрыл лицо руками. Воспоминания о том утре били по его самообладанию своей невероятной свежестью. Запах готовящихся вафель, доносящийся из кухни, - дорогой ему человек, с которым они жили вместе, признавал на завтрак исключительно эту вредную еду. Трель дверного звонка, его собственный голос со сквозящим в нём удивлением: «Я открою!», шарканье домашних тапочек по полу, идущий от дверной ручки холод… И – эта улыбка, сочащаяся добродушием и совсем немного отдающая чем-то ненормальным, неуютная, та самая, что неделями преследовала его в кошмарах, заставляя стонать и рыдать от отчаяния, а поверх неё – мутные серые глаза, затягивающие чистотой своего безумия в мир, где всё уродливое и ненормальное, где действуют свои законы. «Я подумал, что по переписке мы друг друга не понимаем, господин учёный, - прошелестел гость с придыханием, - и решил нанести вам визит».
Дальше… было помутнение.
Орочимару не мог поручиться, сколько времени длилась сумятица, очнулся он только когда его сумасшедший антагонист был казнён по законам штата, а он обнаружил, что в нём не осталось больше никаких сил продолжать заниматься своим делом. Он чувствовал себя совершенно изношенным, старым, запутавшимся ровным счётом во всём. Решение забросить дело всей жизни вполне можно было назвать опрометчивым, и сейчас он это понимал, но, с другой стороны, если бы он не уехал, не бросил бы карьеру, любимого человека, коллег, что стало бы с ним теперь?
Первые полгода в Японии он не занимался ничем, кроме общения со старыми друзьями, Джирайей и Тсунаде, дражайшими людьми, без помощи которых он, вполне возможно, просто сошёл бы с ума. Затем силы постепенно стали возвращаться, и кто-то, возможно, даже он сам, поселил в его душе надежду: ведь есть ещё столько направлений в науке, ждущих новых людей с пытливым умом и свежими подходами, к чему останавливаться? Кто сказал, что предел достигнут? Будто по заказу, кончился период так называемой Зимы в области искусственного интеллекта благодаря американским учёным, выведшим экспертные системы на новый виток развития, и Орочимару ухватился за новое и малоисследованное, бросив на него все силы своего гения.
Прошлое было аккуратно похоронено, а он шёл своим заново отстроенным путём, не отрывая взгляда от соблазнительно маячащих впереди перспектив... До тех самых пор, пока не явился Учиха Итачи и не заставил его обернуться.
Теперь у него появился новый соперник, новый безумец, которого газетные стервятники щедро одарили кричащими прозвищами и каждый день выдумывали новые кровавые подробности его преступлений. Дьявол из Квартала Голубых Фонарей, Хирург, Монстр со Скальпелем… В одном, впрочем, они были правы: убийца был хитёр как дьявол. Орочимару, как и много лет назад, не мог объяснить, каким образом ему удаётся настолько глубоко погрузиться в личность человека по одним только описаниям его злодейств, но чувство это, несомненно, было, его нельзя было игнорировать, нельзя было отрицать.
Уверенность в том, что сотворённому им образу Итачи удастся привлечь к себе внимание Дьявола, была столь же сильна, как и уверенность в том, что своевольный Итачи в определённый момент перестанет слушать его наставления и поступит, как хочет сам. Оставалось только гадать, к чему может привести подобное упрямство, и надеяться на то, что найдётся кто-нибудь, имеющий на молодого Учиху большее влияние, кто сможет втолковать ему необоснованность его самоуверенности.
В дверь осторожно постучали, и Орочимару, зная, что так по-кошачьи скребётся только Кабуто, разрешил ему войти.
- Орочимару-сама, - в глазах помощника за круглыми очками явно читалась тревога, - Учиха Итачи пришёл.
Учёный раздавил окурок, струсил с бумаг пепел и усталым голосом произнёс:
- Скажи, пускай заходит.
***
- Только держи себя в руках, ясно?
Говорили так громко, что Саске мог прекрасно всё слышать. Он уныло глянул на часы: если они с Наруто рассчитали правильно, то, чтобы успеть в аэропорт, выезжать им следовало через семь минут.
- То есть как это, в руках? – загремел Намикадзе-сан в ответ на нападки сына.
- А вот так! Вы его этими вашими траурными лицами вчера так довели, что!.. Короче, просто не напоминай об этом, ладно? Я серьёзно.
- Ладно, ладно. Постараюсь.
Раздался звонок в дверь, сразу за ним быстрые шаги, и Саске поёжился, узнав нелюбимый им голос.
- Узумаки… Ой, а с какого перепугу ты галстук надел? Ладно, это неважно, у меня к тебе дело: надо переодеться, я домой заехать не успел. У тебя ведь мои шмотки ещё лежат?
«Целый шкаф», - зло проворчал про себя Саске, прислушиваясь к разговору.
- Только быстро! – закричал Намикадзе-сан, видимо, спешащему на второй этаж Гааре, а сыну сварливо добавил: - Если они поцапаются по дороге и из-за этого провалятся переговоры, я во всём буду винить тебя.
- А что мне было делать? – ответил тот громким шёпотом. – В универе ему без меня, как вчера, мозги затрахают…
- Наруто!
- …и вообще ему надо развеяться, отдохнуть от всего. Сам, что ли, не понимаешь?
- Да понимаю я, понимаю. – Намикадзе-сан тяжело вздохнул. – Ладно, езжайте, я с Тсунаде договорюсь насчёт вашего отсутствия. И не выражайся!
Саске уныло потупился. На сердце тяжело давило предчувствие недоброй развязки, и он уже сто раз успел пожалеть, что поделился своей проблемой. С одной стороны, приятно было наблюдать за тем рвением, с которым Наруто уговаривал отца разрешить им с другом пропустить занятия, чтобы помочь ему, с другой – при одной только мысли о том, во что может вылиться поездка в компании Гаары, становилось не на шутку плохо. Ситуация выходила крайне щепетильная: если не уследить за собой и начать отвечать на неизбежные придирки крашеного ублюдка, Наруто, конечно же, разозлится, а если молчать… Но как, как заставить себя молчать?! Никогда в жизни Саске не встречал человека, который вызывал бы в нём столь сильные негативные эмоции! Справиться с ненавистью к Сабаку Гааре казалось ему задачей не просто повышенной сложности, а из серии невыполнимых. Впрочем, от мысли, что непереносимость эта, скорее всего, тесно связана с ревностью, Саске искусно уклонялся, фокусируясь лишь на мерзких чертах характера, коих у этого субъекта было, по его мнению, более чем достаточно.
Гаара, к его непомерному удивлению, при встрече ограничился лишь нахальной ухмылкой, которую расценивать можно было по-разному. Саске подумалось, что, возможно, он прикидывается пай-мальчиком для Намикадзе-сана и только ждёт удобного случая, но нет: когда они разместились в такси, Сабаку, не проявляя к нему никакого интереса, мастерски завладел вниманием Наруто, взявшись нашёптывать ему что-то, видимо, страшно интересное, потому что блондин будто забыл, что их здесь трое и едут они не на прогулку – так сильно был увлечён историей. До сидящего впереди Саске порой доходили обрывки их беседы, из которых, однако, не выходило слепить цельную картину – единственным, что он точно усвоил, было то, что у Гаары есть старший брат по имени Канкуро.
Аэропорт Конохи представлял собой дивную миниатюру земного шара: здесь в любое время суток можно было встретить людей самых разных национальностей, услышать самые редкие диалекты, посмотреть на пышные традиционные костюмы, и всё это богатство красок, звуков, лиц непостижимым образом объединялось в гармоничный мирок, частью которого хотелось стать, в который хотелось окунуться. Шагая рядом с Наруто и совершенно забывая глядеть себе под ноги, Саске поражённо вертел головой во все стороны и постоянно спотыкался, вызывая у Гаары истерические смешки, но ему было всё равно: слишком сильно было впечатление от этого поразительного места. Он уже видел себя в недалёком будущем расхаживающим с фотоаппаратом по зданию аэропорта и, как какой-нибудь богач в картинной галерее, купающимся в изобилии, выбирающим среди сотен кадров самые удачные, среди сотен лиц – самые интересные. Сознание уже было занято сочинением записи для блога, описывающей этого уголок родной Конохи: парой небрежных мазков перед читателями встаёт, наливается соками картина, как будто они сами там побывали и видели всё своими глазами…
- Саске, не спи!
Он дёрнулся и упёрся в Наруто диким взглядом вырванного из сна лунатика. Тот устало выдохнул и указал рукой направление:
- Нам туда.
Усилием воли Саске заставил себя отбросить приятно щекочущие его творческую жилку образы и сосредоточиться на миссии. В конце концов, Намикадзе-сан поручил встретить этого Майкла Харви ему и никому другому, а значит, верил в него как в помощника. Он бросил демонстративно безразличный взгляд на вовсю веселящегося Гаару и с каменным лицом последовал за Наруто.
Гостем из Вашингтона оказался молодой человек с чрезвычайно приятной внешностью и, к великому сожалению Саске, владеющий японским лишь в рамках карманного туристического разговорника. Пока незадачливый сопроводитель лихорадочно рылся в памяти в поисках слов для построения приветственной фразы, Гаара уже успел сделать это за него. Да что приветствие – проклятый выскочка без видимых усилий за полминуты умудрился расположить к себе мистера Харви своей идеально текущей речью и вдруг ставшей очень привлекательной улыбкой. Саске следил за этим превращением, не в силах вымолвить и слова, и даже обернулся к Наруто, дабы убедиться, что не только он один свидетель трансформации, но тот при виде его лица только улыбнулся и, заставив пригнуться призывающим движением пальцев, шепнул: «За ним в детстве несколько лет приглядывала гувернантка из Штатов, плохо знавшая японский, так что волей-неволей ему пришлось выучиться с ней общаться. Он вообще в числе лучших по языкам на потоке».
Саске окинул мрачным взглядом шедших впереди американца и Гаару. Со стороны их можно было принять за старых приятелей, встретившихся после долгой разлуки: они неустанно переговаривались, при этом совершенно не соблюдая подобающей ситуации дистанции и даже позволяя себя лёгкие прикосновения, а вскоре и вовсе разразились дружным хохотом. Наруто, краем глаза отмечал Саске, тоже явно не терпелось принять участие в беседе, но он стоически терпел, почему-то добровольно взяв на себя роль его моральной поддержки и переводчика.
- Майкл рассказывает о своей встрече с твоим дядей, - шептал блондин, едва успевая переводить дыхание. – Говорит, очень хорошее впечатление произвёл.
На этом моменте весёлый иностранец вдруг обернулся к Саске и, получив утвердительный кивок от Гаары, на очень ломаном японском произнёс, что Учиха Обито – хороший человек. Саске от неожиданности смог выдавить из себя только блеклое «Спасибо», после чего только напуганно смотрел на него, боясь, как бы тот не начал с ним говорить на своей абракадабре. Когда мистер Харви вновь включился в беседу с красноволосым, Наруто, улыбаясь, запоздало пояснил:
- Это Гаара ему сказал, что ты его племянник.
Саске вдруг почувствовал себя очень глупо и неловко. Перед внутренним взором всплыло лицо Намикадзе-сана, каждая чёрточка которого говорила о бесконечном доверии, испытываемом по отношению к своему помощнику. Жестокая кисть фантазии вдруг нанесла на это черты оттенок разочарования, и в ушах зазвучала сфабрикованная сознанием речь, очень убедительно сымитированными интонациями начальника обвиняющая его в том, что он, Учиха Саске, подвёл его, он выставил в плохом свете всю фирму, он опозорил дядю, который, ведь правильно сказал этот иностранец, очень хороший человек и не заслуживает столь бесполезного племянника.
До боли раздражала собственная ненужность. Саске невероятно тяжело было смириться с мыслью, что если бы не Наруто и даже, чёрт побери, не Гаара, он бы, скорее всего, провалил задание встретить этого важного для бизнеса человека и вернулся бы в офис со страшным позором. Что он вообще себе думал, соглашаясь на эту работу? Его призвание – совсем в другом…
Мрачные самобичевания чёрным куполом отгородили его от волшебного разнообразия аэропорта, так поразившего его ранее – он перестал замечать даже Наруто, теперь взявшего его под локоть и шепчущего в самое ухо, и насмешливые взгляды ублюдка Гаары, которые тот не уставал время от времени ему подбрасывать, тоже пролетали мимо. Саске не помнил, как их небольшая команда добиралась до такси, и только уже внутри очнулся от отнюдь не нежного толчка в бок.
- Что? – переспросил он, рассеянно оборачиваясь на теснящегося слева Наруто.
Тот сурово сдвинул брови:
- Ты точно в неадеквате сегодня, Учиха. Я спросил, давай мы тебя сейчас на учёбу закинем, а мистера Харви сами доставим?
Саске бросил вороватый взгляд на слушающего, но явно ничего не понимающего американца на переднем сиденье. Пущенное на самотёк воображение принялось вырисовывать перед ним печальные картины, общий смысл которых сводился к его бездарности, и он, содрогнувшись от не радужных перспектив, взялся возражать:
- Но как же?..
- Не переживай, я всё папе объясню! – жизнерадостно гаркнул Наруто и вдруг с размаху хлопнул его по коленке. Жест, видимо, подразумевался как ободряющий, но Саске от него почему-то легче не стало ни на грамм – только место удара отдалось унылой болью. Блондин реакции не заметил и, склонив к нему голову, защекотал дыханием ухо: - Тем более, что нам-то как раз выгодно с ним общаться, он занимается тем же, на что мы учимся, только в США. Если всё пройдёт гладко, между нашими универами организуется обмен студентами, возможно, нас тоже возьмут. Это очень престижно.
При других обстоятельствах Саске, скорее всего, смутился бы от подобной близости, но все его мыслительные процессы были направлены на борьбу с самоуничижением, поэтому жест он банальнейшим образом прохлопал, и только когда его уже высадили у ворот академии, запоздало схватился за ухо, парализованный внезапным откровением. Вдруг запузырились, распихивая друг друга, одновременно сладкие и мучительные наблюдения: Наруто всю дорогу сидел так близко от него, шептал прямо на ухо, а в аэропорту даже под локоть взял… Это должно что-то означать или всему виной его необузданная фамильярность?
Всё ещё держась за ухо, Саске бросил взгляд на сидящего внутри блондина в надежде выяснить правду, но тот, будучи мастером недомолвок, сверкнул неопределённой улыбкой и захлопнул дверь.
***
- Хошигаке Кисаме! Это Хошигаке Кисаме!
Кисаме окинул толпу оценивающим взглядом: казалось, будто перед ним выстроились не люди вовсе, но огромное море с сотнями торчащих из воды голов, открывающих, как рыбы, рты, жаждущих быть накормленными новой информацией, покровавей, повкуснее. Он решительно ступил вперёд, в самую гущу фотовспышек. Какой-то мальчишка с горящими глазами новичка-фанатика сунул ему в лицо микрофон:
- Хошигаке-сан, какие последние новости? Есть ли подозреваемые?
Следуя его примеру, ещё несколько представителей крупных каналов Конохи принялись просовывать свои микрофоны поближе к нему, засыпая вопросами. Кисаме пришлось приложить максимум усилий, чтобы оставаться бесстрастным – он только развёл руки в стороны, заставляя журналистов посторониться.
Человеческая масса зашевелилась активнее, перестраиваясь, вздыхая, но – отпуская его. Кисаме эскортировали до самой машины, и даже когда он уже сидел за рулём, кто-то запоздало щёлкал вспышкой или отчаянно бросал последние вопросы вдогонку. Так и не произнеся ни слова, детектив завёл мотор – и вскоре жадное человеческое море осталось позади.
Раздражение начало постепенно спадать: отчасти причиной этому были успокаивающие монотонностью движения водителя, но большую роль сыграло долгожданное одиночество. Сегодняшний день был переполнен визитёрами: вначале явились из лаборатории экспериментальной психолингвистики с отчётом о новом письме, якобы присланным убийцей, затем скользнул внутрь предприимчивый журналист, завербованный полицией, со стопкой последних слухов, потом переговорить с ним захотел член команды судмедэкспертов… Во всей этой суматохе он не сразу обратил внимание на странное поведение Итачи, и только когда тот, не глядя в глаза, поспешно бросил про важные дела с Орочимару, ушёл из офиса, Кисаме задумался.
Впрочем, решение действовать пришло не сразу. Сперва он, попросив у Такэо доклад с составленным учёным психологическим портретом убийцы, закрылся в своём кабинете и внимательно прочёл его несколько раз. Если всё, что там было написано об их клиенте, являлось правдой, это означало, что учёный каким-то образом знал о личности убийцы больше, чем полиция, и чёрт эту змеюку знает, всё ли он поведал Итачи.
Орочимару был вовсе не так прост, как о нём, верно, думал его молодой и малоопытный напарник. Полицейское чутьё, отточенное годами, подсказывало: есть в нём какая-то тайна, а его личность полна подземных рек скрытых мотивов. То же, что он согласился помогать следствию, Кисаме неуловимо напоминало сделку с дьяволом – ты узнаешь истинную цену его услуг только когда будет уже слишком поздно. А то, что учёный отказался от денег, да ещё и поставил условие, что сотрудничать будет исключительно с Итачи… Не могло это не иметь под собой никаких целей, не могло! Орочимару – человек с двойным дном, и как этого очевидного факта не видел проницательный Итачи, ему было непонятно.
Он остановил машину возле лаборатории, владельцем которой являлся учёный, но припарковался с противоположной стороны в тени деревьев, чтобы его было непросто заметить. В сознание норовили пролезть тревожные догадки насчёт истинной цели поездки Итачи, и их приходилось постоянно отгонять уверениями в их совершеннейшей беспочвенности. Итачи ведь не может быть настолько глуп… или смел…
Через сорок минут ожидания у главного входа остановился автомобиль, а из здания вышло двое. Кисаме сразу узнал пожилого учёного, при взгляде же на его спутника детектив не удержал в груди поражённый вздох. Тот, кого Орочимару держал под руку и усаживал на заднее сиденье автомобиля, не мог быть никем иным как Итачи, но что с ним произошло?..
Кисаме не стал терять времени на размышления и поспешил последовать за машиной.
***
- Итачи-кун, - позвал Орочимару уже схватившегося за ручку двери парня.
Тот обернулся: необычайно серьёзный, совсем немного напуганный, но решительный. Учёный поправил выбившуюся чёрную прядь и в последний раз окинул своё творение взглядом.
- Помни, пожалуйста, о чём я тебя предупреждал.
Голова Итачи медленно пошла вниз.
- Я всё запомнил, - бросил он высокомерно, но, похоже, ему самому резанула уши прозвучавшая в собственном голосе гордыня, и он добавил мягче: - Я позвоню, когда меня нужно будет забирать, но пока что выключаю телефон. Не хочу, чтобы…
Орочимару понимающе кивнул и на этот раз, когда Итачи потянулся к ручке, не стал его задерживать.
Сидящий на месте водителя Кабуто дождался, пока дверь за ним закроется, и только тогда подал голос.
- Орочимару-сама, - начал он, как всегда, донельзя вежливо, - я не уверен, что всё это хорошая затея.
Учёный устало откинул голову на спинку сиденья и закрыл болевшие глаза, прислушиваясь к пульсирующей в голове разрастающейся боли.
- Я тоже не уверен, Кабуто, - произнёс он одними губами, но ему показалось, что помощник всё равно его услышал.
***
Гаара говорил о чём угодно: о неудачнике-Учихе, о перспективах дружбы с мистером Харви, о том, с какой радостью декан Тсунаде избавится от них, отправив в США в следующем году, наконец, даже о дизайне интерьера офиса Nami-Kaze, но о вчерашнем дне Наруто не услышал от него ни слова. Неоднократно так и подмывало задать наводящий вопрос или, в конце концов, спросить напрямую, но каждый раз Наруто удерживался – слишком хорошо была ему известна реакция друга на подобные попытки допросов. Оставалось только ждать, пока Гаара сам не захочет рассказать ему.
Отец усадил их в кабинете Учихи Обито, свободном на время пребывания оного в Вашингтоне, и приказал не высовываться до окончания переговоров. «Я-то, конечно, Тсунаде предупредил насчёт вашего отсутствия на учёбе, - извиняющимся тоном объяснял он эту секретность, - но кто ж её знает? У неё сейчас в личной жизни важный момент решается, поэтому она вся на нервах ходит. Словом, не попадайтесь ей на глаза, мальчики».
Кабинет Обито-сана Наруто понравился. Стены в подражание западным фирмам были увешаны мотивационными картинами, гостям предлагались удобные кресла, а рабочий стол из тёмного дерева, кажущийся огромным из-за аккуратно разложенных на нём только самых необходимых вещей, позволял судить о его владельце как о чрезвычайно организованном человеке. Гаара, атмосферы не почувствовавший, только скептически кривился на фотографию в дорогой рамочке, с которой на него смотрели маленькие Саске и Итачи, и не уставал поражаться вслух, какими такими происками судьбы доброму работнику и хорошему человеку Учихе Обито достался в племянники бездарь и унылое чмо вроде Саске. Наруто, в памяти которого были свежи улыбки младшего Учихи, крайне редкие и оттого кажущиеся вдвойне милыми, не стал его разубеждать.
После двух часов затворничества, когда обоим уже даже надоело гонять секретаршу за напитками, Гаара заявил, что будет спать, и затих в одном из гостевых кресел, закинув ноги на невысокий стеклянный столик, а Наруто, воспользовавшись временным одиночеством, скользнул в огромное кресло и притянул к себе рамочку.
На фотографии Итачи лет десяти, не старше, с очень серьёзным лицом смотрел в объектив, крепко сжимая ладошку брата, а низенький, отчего-то пунцовый, со смешно топорщащимися в разные стороны чёрными прядями Саске улыбался во весь рот, и Наруто с умилением отметил, что вместо двух верхних зубов у мальчонки зияют дыры, но улыбка от этого показалась ему ещё более искренней, добродушной. Он попытался представить себе этого весёлого и оживлённого карапуза у себя дома, в своей комнате, бывшей ранее детской, и рядом с ним – себя в этом же возрасте: светлые волосы торчат как попало, по лицу вечно что-то размазано, в ручках крепко зажата любимая игрушка. С тех пор как отец рассказал ему о неудавшемся «свидании в песочнице» (от англ. «playdate» - когда родители приводят детей поиграть вместе – прим.авт.), Наруто не раз задавался вопросом, что же такого могло произойти, что они с маленьким Саске так крепко поругались, не поиграв вместе и часа, но проблема была в том, что в его памяти не осталось ровно никаких воспоминаний о том дне – если бы не папа, он бы до сих пор не знал об их с младшим Учихой предыдущем знакомстве.
Перед внутренним взором всплыли картины их второй встречи, на этот раз уже почти взрослых людей. От добросердечного малыша в забавной кофте с широким воротником не осталось и следа, его место занял хмурый молодой человек с колючим взглядом и на дух не переносящий таких, как Наруто. Интересно, что могло так сильно изменить его за эти годы? Что имело такую власть? И что, какое волшебство, вдруг подумалось ему, влияло на Саске в последние дни, неторопливо, но неуклонно заставляя его раскрывать, подобно цветку, один за другим лепестки и показывать свою истинную натуру – показывать только ему?..
- Что, любуешься?
От неожиданности Наруто вздрогнул и чуть не перевернул рамку: на него, откинув голову на мягкую спинку кресла и приоткрыв один глаз, лениво смотрел Гаара.
- Я просто… Фотография хорошая. – Он спешно отодвинул рамку в сторону, интуитивно выискивая её оригинальное место на столе. – С чего бы это я любовался?
Гаара пожал плечами и, отвернувшись, задумчиво протянул:
- Да ладно, мне она тоже понравилась. Оба на ней такие… солнечные, что ли. Удивительно, как из такого улыбчивого малыша могло вырасти то, что мы имели удовольствие наблюдать нынешним утром.
Наруто не стал отмечать схожести их мыслей, вместо этого предпочтя сменить тему на более безопасную.
- Сабаку, - позвал он. Гаара издал недовольный стон, но повернулся. – А ты уверен, что хочешь ехать в США?
Красивые черты друга враз омрачили недобрые мысли:
- Ты о Ли? – Некоторое время он молчал, выводя взглядом на потолке замысловатые узоры, наконец неуверенно продолжил: - Но он ведь любит всякие вызовы. Полгода – это долго, я не спорю, конечно…
- А о себе что скажешь? – осторожно спросил Наруто, пытаясь нащупать, не пересекает ли он границу дозволенного своим вопросом.
Зелёные глаза переместились на него, опалив насмешливыми искорками:
- Да что я? Я вообще, выражаясь терминами твоего Учихи, мажор: захочу – хоть каждые выходные буду в Коноху летать. Захочу, - голос Гаары вдруг увял и обесцветился, - вообще никуда не поеду…
- Поедешь, - Наруто загремел настойчивыми нотками специально, прекрасно понимая, что только отрезвляющим холодом реальности можно пресечь эти бессмысленные метания. – Поедешь, - повторил он, сурово насупившись. – А навещать Коноху мы будем вместе. Мне, может, тоже кое-кого в родном городе повидать захочется.
Своего он добился, и Гаара, вместо того чтобы грустить, вдруг улыбнулся ему благодарно и в то же время беззаботно – так, как умел только он.
- Стало быть, тебе одного меня мало, да?
Наруто с удовольствием поддержал игру и в драматическом жесте поднёс ладонь ко лбу, томно запев:
- Вы жестоки, Сабаку-доно! Упрекаете меня в неверности, а сами вынуждаете делить вас с другим мужчиной!
- Не теряйте самообладания, Узумаки-доно, вы же самурай, - неодобрительно пробасил напустивший на себя серьёзный вид Гаара и повторил судьбоносным тоном: - Вы самурай и никому не должны показывать своих слёз.
Наруто жестом попросил паузу, чувствуя внутри рождение витиеватой и до ужаса пафосной речи в ответ, но его сбило появление отца.
- Мальчики, Тсунаде ушла, - сообщал Минато, вытирая платком пот с лица. – Фух, напряжённые были переговоры, ничего не скажешь… Гаара, ну кто ноги на стол кладёт? Сними сейчас же!
Тот скорчил ему гримасу, но подчинился. Мужчина оценил взглядом их расслабленные позы:
- Мда-а, притомились… Ладно, вам как раз задание будет. Мистер Харви попросил, чтобы именно вы двое составили ему компанию за обедом, подчеркнув, что хотел бы прочувствовать местный колорит, так что шевелитесь! Куда угодно его везите, но человека надо заинтересовать, чтобы Коноха ему понравилась и он не пожлобился отправлять сюда своих лучших студентов!
Гаара что-то уныло завыл про другие планы, однако ему очень быстро пришлось замолчать, потому как на пороге рядом с Минато возник сверкающий как новая монета мистер Харви.
- Узумаки, - позвал юноша, мигом сориентировавшись и нацепив на лицо улыбку, - позвони Чоджи и предупреди, что мы везём к ним важного гостя, так что пускай там с Акимичи-саном готовятся.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@музыка: Океан Ельзи - Вулиця (квартал голубых фонарей)
@темы: viaorel, Шесть недель, Фанфикшн
-
-
27.03.2011 в 04:29Саске вынужден был попроситься выйти из аудитории, чтобы принять звонок, хотя ненавидел, когда так делали другие – но звонившим был Кисаме-сан, а этот человек никогда не стал бы отвлекать его от занятий по пустякам.
Очутившись в коридоре, он тут же поднёс телефон к уху и зашептал:
- Алло, слушаю.
- Саске, - зазвучал в трубку приглушённый голос, - мне очень, очень нужна твоя помощь. Это не телефонный разговор… Не мог бы ты встретиться со мной чем скорее, тем лучше? Это касается Итачи.
На последней фразе сердце у Саске взволнованно подпрыгнуло: прервав говорившего, он на одном дыхании выпалил, что будет ждать у ворот Академии, и рванул на себя дверь аудитории – забрать сумку. Он не был склонен к принятию поспешных решений, но в свете последних событий всё, что могло касаться Итачи, вызывало в нём нешуточное чувство беспокойства, а учитывая то, кто ему звонил!..
Саске ненавидел выражать своё внутреннее состояние в нелепых и чаще неосознанных действиях вроде переминания с ноги на ногу или поцокивания языком, поэтому старался стоять спокойно, ничем не выдавая распирающий изнутри хаос из нервных догадок. Вскоре перед ним остановился знакомый чёрный джип, из открытого окна на него взглянуло бледное лицо с нездорово горящими глазами. Кисаме-сан, видимо, забыл, что во рту у него сигарета, поэтому, когда разомкнул губы для приветствия, та чуть не упала ему на штаны. Он грубо ругнулся, схватил и швырнул её, дымящуюся, на асфальт под ноги парню, затем хрипло скомандовал:
- Садись.
Первые десять минут они ехали молча: Кисаме-сан неустанно сигналил и щедро пользовал свой нехилый запас матерных слов в адрес не желающих уступать ему, спешащему, дорогу водителях, Саске же сидел на соседнем сиденье молча, прижимая к себе сумку, и пытался во всём этом шуме думать. Ему пока было совершенно неясно, куда и зачем его везут, в чём именно состояло его задание и, главное, серьёзно ли влип его старший брат. Наконец, кажется, исчерпав запас накопившейся злобы, Кисаме-сан повернул к нему голову и спросил:
- Саске, ты поможешь мне вытащить этого идиота из опасного места?
Тело среагировало раньше, чем сознание успело переварить вопрос, и он обнаружил, что торопливо мотает головой вверх-вниз. Кисаме-сан вновь повернулся к дороге.
- Всё, что от тебя требуется, это зайти внутрь и увести его, - начал пояснять он сухо, и Саске невольно подумалось, что именно так он разговаривает с подчинёнными. – Ни с кем не заговаривай, по сторонам не глазей, не высовывайся. Ясно?
Саске прочистил горло и попытался изречь твёрдое непоколебимое согласие, но вышло у него как-то вяло и шелестяще, и это не ускользнуло от внимания детектива.
- Не волнуйся, - он отнял одну руку от руля и положил парню на плечо, - глупостей он вряд ли успел натворить. – Дальше он заговорил будто бы сам с собой, не отводя хмурого взгляда от дороги. - Чёрт, если бы не Дейдара, я бы сам пошёл, а так всё к чертям полетит… Весь этот маскарад, чтоб его…
Последних слов Саске вообще не понял, но, пользуясь проверенным методом, виду не подал – впрочем, его не покидала уверенность, что Кисаме-сан всё равно ничего не заметил бы.
- Не упоминай моего имени, - спустя некоторое время продолжил инструктировать его мужчина. – Звонить не пытайся, я пробовал, он отключил телефон. Просто подойти и скажи… Да можешь даже ничего не говорить, он и так всё поймёт. К машине идите тем же путём, быстро и без глазений по сторонам. Понял?
Саске начал кивать, но Кисаме-сан вдруг резко затормозил, и голова его невольно подпрыгнула, больно клацнули зубы по кончику языка.
- Приехали, - глухо сообщил детектив и, не отрывая пристального взгляда от развернувшейся перед ними улицы, подозвал Саске жестом, а когда тот послушно пододвинулся, указал пальцем вперёд: - Вот, видишь поворот? Тебе свернуть направо нужно будет, дальше идти по прямой минут семь, если быстро. Но ты не торопись, иди так, чтобы не выделяться. Поглядывай направо, как увидишь вывеску с надписью Kakkazan, сворачивай туда. Надеюсь, Итачи ещё там.
Саске недоумевающе повернул к нему голову, почувствовав в его тоне нечто неладное. Кисаме-сан буравил улицу тяжёлым мрачным взглядом, в котором имелось нечто от хищника, воздух натужно и с шумом выходил из лёгких, гневно раздувая ноздри, а сведённые брови образовали на лбу целые волны морщин. Саске вдруг показалось, что в его образе непоколебимого человека, привычного ему ещё с детства, сейчас зияла огромных размеров брешь, и брешь эта росла, раскрываясь тёмной пастью, с каждой минутой, требуя, настаивая во всю свою чудовищную глотку, чтобы Итачи вернулся, снова был рядом, и чтобы всё было как прежде, чтобы он, несокрушимый Хошигаке Кисаме, снова стал собой. Саске одновременно захлестнуло два противоречивых и совершенно новых ему чувства по отношению к этому человеку: страх перед его властной натурой и восхищение силой, с которой он умел любить.
Не произнеся больше ни слова, Саске выскользнул из машины и бесшумно прикрыл за собой дверь. Свой маршрут он запомнил: прямо, потом направо, смотреть тоже направо. Ни на кого не глазеть, ни с кем не заводить беседу. Но как можно было не полюбопытствовать, если наряду с волнением за брата сердце наполняло предвкушение чего-то крайне важного, что должно вот-вот произойти с ним! Он уже догадался, куда так неожиданно направила его судьба, и теперь не знал, благодарить фатум или проклинать, ведь для него ещё было загадкой, какой урок он должен извлечь из посещения квартала голубых фонарей, и неизвестность отдавалась внутри холодком волнения.
С первого взгляда улица выглядела обыкновенно, как сотни других коноховских улиц – дома, магазины, люди. Но приглядевшись, Саске моментально отметил несколько значительных отличий – к примеру, отсутствие детей. Резали глаза исключительно однополые компании и парочки: прогуливались неспешно, взявшись за руки или обнявшись, разглядывали витрины с диковинными товарами, улыбались и раскрывали объятия для случайно встреченных знакомых, выходили и заходили в аккуратные кафешки с вывешенными снаружи шестицветными флагами, бездвижными от атакующей Коноху майской жары. Обитатели весёлого квартала не могли не задерживать на себе взгляд неподготовленного визитёра: чудно одетые мужчины, по-мужски разодетые женщины, женственные парни и мужеподобные девушки, молодые ребята, пол которых с первого взгляда определить было трудно – у Саске закружилась голова от подобного разнообразия. Он завернул за угол, чтобы не тревожить Кисаме-сана, и уже там прислонился к кирпичной стене первого попавшегося здания. Под закрытыми веками всё ещё плясали картины этого странного мирка – совершенно чужого, непонятного и оттого страшащего.
Саске потратил минуту на то, чтобы сосредоточиться и направить мысли в одно русло. Ему было вполне очевидно, что оказался он здесь не случайно и уж точно не только из-за Итачи – наверняка жизнь, решив вдруг сжалиться и избавить Саске от мучительных метаний, направила его сюда стечением обстоятельств, чтобы показать что-то о нём самом, дать понять что-то важное. Стало быть, твёрдо решил для себя парень, в его задачу входит не зевать и искать какие-нибудь знаки, могущие дать ему подсказку, где искать выход из затруднительного положения.
Как только задание обрело чёткость, стало намного легче, и Саске продолжил путь. Улица, на которую он завернул, больше напоминала проспект: здесь было гораздо просторнее, поток машин живее, всяческих вывесок тоже прибавилось, многие из которых глядели на него безразлично потухшими буквами, ожидая ночи – своего часа. Его обгоняли и шли ему навстречу самые разные люди. Некоторые, выглядящие как обыкновенные коноховцы в своих костюмах, провожали ярких молодых парней в кричащей одежде алчными и немного виноватыми взглядами, а те, в свою очередь, выворачивали шеи, заглядевшись на какого-нибудь атлета в обтягивающей бугрящийся мышцами торс майке. Саске никогда прежде не слышал о порядках в квартале голубых фонарей, но ему казалось, все эти переглядки – всего лишь разминка, а настоящая жара начинается ближе к ночи. Он оглядел проспект, рисуя его в воображении в свете флуоресцентных огней: из нескольких клубов сразу громыхает музыка, создавая неповторимую какофонию ритмов, блестящие тени на лицах молодых парней переливаются и слепят, в крови бурлит недавно выпитый коктейль, в воздухе витает аромат приключений, аромат страсти, и ты точно знаешь, что эту ночь проведёшь не в одиночестве…
- Записывайтесь в добровольный патруль!
Саске, грубо вырванный из фантазии, непонимающе глянул в сторону, откуда орали. Одинокая молодая женщина с бледным уставшим лицом, в длинную косу которой было вплетено несколько разноцветных ленточек, прижимала к груди папочку, а другой рукой размахивала в воздухе ручкой.
-
-
27.03.2011 в 04:29Саске остановился. В его сознание потоком ринулось сразу несколько важных мыслей: в своих размышлениях о собственных проблемах и знаках судьбы он, эгоист, совершенно забыл о просьбе Кисаме-сана, сходившего с ума в машине в нескольких десятках шагов, совершенно забыл об Итачи, который может быть в беде, и естественно, у него совершенно вылетело из головы, что по этим улицам бродит опасный убийца, из-за которого весь город на ушах. Он вспомнил о предупреждении Генмы и Хаяте, и ноги сами понесли его прочь, хотя и мучительно стыдно было ощущать на себе разочарованный взгляд покинутой женщины.
Он шёл дальше. Тихо шуршали ботинки по асфальту, сердце учащённо стучало по рёбрам, а в голове, отодвигая на второй план волнения за брата, снова заспорили со здравым смыслом сеющие сомнения голоски. Что, если он всё-таки гей, раз ему нравится Наруто? Что, если тогда он станет таким же, как эти странные непривычные люди?
Ему действительно не нравилась здешняя публика. Стоило только сравнить, с каким безразличием они проходили мимо одинокой активистки и как зажигались их взгляды при виде какого-нибудь симпатичного парня в облегающих джинсах. Перспектива превращения в подобного раба плоти показалась ему столь ужасной, что Саске с удвоенной энергией зашагал по проспекту – им вдруг овладела абсурдная уверенность, что если он здесь задержится, процесс станет неотвратим и выбирать ему уже никто не даст.
«Точно, я понял, - твёрдо говорил себе парень в надежде перекричать проклятые сомнения. – Судьба напоминает мне, что всё это одна большая ошибка, мне среди таких вот не место, я должен пережить это идиотское влечение и вернуться к своей нормальной жизни».
«Но ведь, - прокаркал внутренний голос вкрадчиво, - есть ещё Итачи и Кисаме-сан. Они вполне нормальные, не так ли?».
С возражением спорить было невозможно, но от него всё стало ещё запутаннее, и Саске в отчаянии встряхнул головой, пытаясь избавиться от жуткого хаоса внутри. Боковое зрение случайно зацепилось за смутно знакомое лицо, Саске на автомате повернул голову – и обмер. Возле одного из магазинов стоял Акинава-сенсей, его школьный учитель по математике. Только… Он поспешил отвернуться и прибавил шагу. В голове снова зароились мысли. Акинава-сенсей, подумать только, женатый человек, сына которого Саске когда-то давно учил играть в футбол, тот самый противный и вечно недовольный Акинава-сенсей, который не выносил, когда не готовились к его занятиям, а однажды даже отказался проводить урок из-за одного нерадивого ученика, сейчас прижимал к себе могучей рукой юношу в обтягивающей майке и добродушно хохотал, алея щеками, от чего-то, вероятно, смешного, что этот самый обтянутый шептал ему на ухо. Что он здесь делает, этот образцовый семьянин? Неужели променял уютный дом, женское тепло и сыновью любовь на это бездушное общество? И почему, подумалось вдруг Саске, он выглядит таким счастливым здесь, а там, в нормальном мире, никто, верно, уже не смог бы и припомнить, когда в последний раз видел его улыбку?
Саске не успел вытянуть из себя ответы, потому что заметил справа от себя вывеску с надписью Kakkazan. Акинава-сан с его юным любовником разом покинули сознание, а внутри похолодело от уже знакомого ощущения – страха перед неизвестностью. В воображении туманно клубились образы того, что может ждать его внутри, но он решительно отогнал их прочь и потянулся к ручке двери.
В уши полилась приглушённая расслабляющая музыка. Саске внимательно оглядел погружённое в полумрак помещение: несколько пар сидело за искусно расположенными столиками, одинокий мужчина, с виду бизнесмен, пил кофе в уютном местечке у окна и одновременно работал на ноутбуке, свет от которого превращал его лицо в бледное пятно. За барной стойкой уныло протирал стаканы молодой человек примерно двадцати пяти лет с очень красивыми светлыми волосами, доходящими ему до середины плеч, его обсела и пыталась разговорить весёлая компания из трёх парней и одной девушки. Саске скорее почувствовал, чем узнал среди них Итачи, потому что узнать его брата, его собранного и всегда прилично одетого брата сейчас было попросту невозможно. Дело было не только в одежде, в струящейся по спине волне чёрных волос, обычно затянутых в аккуратный хвост, – изменился до неузнаваемости тембр его голоса, стали совершенно другими повадки, жесты. Это был определённо Итачи, но как будто не он, а какой-то другой, словно перенесённый неведомой силой из параллельной реальности. Саске с укором подумал, что Кисаме-сану стоило предупредить его о подобном преображении старшего брата.
Итачи был ему виден только со спины: элегантно закинув ногу на ногу, он сопровождал свою речь, плавную, текучую, мягкими жестами левой руки с зажатой в ней тонкой сигаретой и время от времени оборачивался к хмурому бармену, дабы убедиться, что тот его тоже слушает. Парень виду не подавал, но Саске казалось, он действительно прислушивался. На соседнем с Итачи стуле устроилось пепельноволосое нечто в ярко-розовой майке, явно маленькой её обладателю. Нечто было определено наблюдающим издалека Саске как мужчина, очень похожий на женщину – преимущественно из-за обильно накрашенного лица и типично женских телодвижений. Сидящий позади молодой европеец ничем особо примечателен не был, кроме, разве что, фирменной майки с логотипом бара – такая же имелась на унылом бармене. Последней в компании была низкорослая девушка с ёжиком тёмных волос, сидевшая, по-мужски расставив ноги и опираясь о бёдра татуированными руками. Девушка сохраняла скептический вид, но Саске почему-то показалось, что Итачи с его историями ей, как и остальным, понравился. Он всё ещё не мог избавиться от ощущения, что смотрит не на своего брата. Но на кого же тогда?
Пепельноволосый внезапно поднёс ко рту ладошку с длиннющими ногтями, покрытыми красным лаком, и рассмеялся.
- Да что ты говоришь! – взвизгнул он, обменявшись задорным взглядом с европейцем. – Хватит уже чушь молоть, Итачи, дорогуша, мы тебе не верим!
- Нет, не верим, - покачала головой девушка, добродушно улыбаясь. – В Конохе не настолько плохие люди, как ты говоришь.
Итачи что-то вкрадчиво возразил, и компания взорвалась дружным хохотом, даже молодой человек за стойкой позволил себе блеклую улыбку. Саске подумал о нереальности происходящего, и вновь дёрнула убеждённость, что его глаза видят не Итачи: его Итачи, который настоящий, никогда не стремился быть душой компании и, как и он сам, не умел быть частью большой группы людей, а этот не-Итачи явно чувствовал себя сейчас как рыба в воде под увлечёнными взглядами чужих людей и наслаждался собственной находчивостью.
Внезапное призрачное прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть и обернуться. Справа, чуть склонившись, стоял невысокий мужчина с прикреплённым к рубашке бейджем с надписью «менеджер» и рассматривал его.
- Парень, - едва слышно позвал он, - с тобой всё в порядке? Стоишь у входа уже пять минут. Зайти хочешь? Так заходи.
Саске взглянул в спокойное, абсолютно ничего не выражающее лицо. Отчего-то ему стало неловко находиться рядом с этим человеком, и он поспешил отступить от него на шаг.
- Я за братом пришёл, - зашептал он в тон менеджеру и кивнул на Итачи.
Мужчина перевёл безразличный взгляд на компанию, и в глазах его загорелось нечто, очень похожее на эмоцию.
- А-а, понятно, - зашелестел он надтреснутым голосом, и Саске вдруг догадался, почему менеджер говорил с ним шёпотом: у него был сорван голос. – Ну иди тогда, забирай.
Саске прошёл разделяющие их пятнадцать шагов на ватных ногах, ощущая буравящий спину взгляд менеджера, чья индифферентность казалась ему противоестественной общему настроению квартала и поэтому вызывала внутри смутное чувство неприязни. По мере своего приближения он невольно перетягивал на себя внимание компании: вначале на него посмотрела девушка с татуировками на руках, затем недоумевающе уставились европеец и парень в розовой майке, отвлёкся от дел даже бармен – и наконец Итачи, заметивший изменившееся настроение знакомых, повернул к нему голову. Саске не смог сдержать конвульсивной дрожи: на него смотрели не привычные чёрные глаза, а красные – инородные. Всего на миг захлестнула с головой тягостная уверенность: это действительно не Итачи, а какой-то его жуткий клон из другой реальности, вот и глаза у него даже другие…
- Саске? – изумлённо выдохнул Итачи своим обычным, донельзя родным голосом, и всё мистическое напряжение разом спало.
Одновременно с этим Саске догадался, почему не мог узнать брата: весь маскарад наверняка не что иное, как прикрытие. Ему стало вдруг стыдно за свои недавние глупые фантазии.
- Итачи, кто этот сладенький мальчик? – подал голос пепельноволосый и улыбнулся, ослепив Саске неестественно белыми зубами. – На тебя очень похож.
- Да, прямо как братья, - внесла свою лепту девушка и, вдруг ловко спрыгнув со стула, подошла к нему и протянула мускулистую руку. – Привет, я Кьёко.
Саске ответил на крепкое рукопожатие, но промолчал.
- Это Бэн, - указала она на европейца, - а этот разукрашенный называет себя Натсу, но как его на самом деле зовут, никто не знает. Да и всем плевать, если честно. За стойкой Дейдара.
Светловолосый бармен послал ему скупую улыбку.
Итачи, доселе молча глядящий перед собой, внезапно ожил и, сверкнув улыбкой, заговорил своим фальшивым голоском:
- А это мой глупый маленький двоюродный брат Саске. Они с семьёй живут в Конохе. Саске хотел, чтобы я остановился у них, но я не в ладах с его отцом, потому что дядя, видите ли, на дух таких, как я, не переносит, так что пришлось отказать. Я не знаю, как он меня нашёл. Саске, как ты здесь вообще оказался?
- Может, он не тебя совсем искал, - хмыкнул Бэн, - а пришёл просто развеяться. Я прав, парень?
Саске смутился от устремлённых на него заинтересованных взглядов и, прокашлявшись, неуклюже буркнул:
- Я… за братом пришёл.
-
-
27.03.2011 в 04:30- Раз за братом, значит, за братом. – Он подарил новым знакомым очаровательную улыбку и всё тем же искусственным голосом пропел: - Простите, друзья, я должен идти. Постараюсь завтра вернуться, мне у вас понравилось. Пока! – Перед тем, как уходить, он бросил многозначительный взгляд молодому бармену: - До встречи, Дейдара.
Блондин удивлённо вскинул голову, но Итачи уже не смотрел на него – приобняв брата за плечи, он направлялся к выходу.
Когда они оказались на улице, старший Учиха сдавил его плечо, принуждая остановиться, и, чуть склонив голову, ядовито зашептал на ухо:
- Тебя Кисаме-сан послал, да? – Получив в ответ утвердительный кивок, он продолжил: - Где он нас ждёт? Веди, только не спеши, спешить здесь нельзя.
Саске шёл обратно целенаправленно, но на этот раз на осмотр окрестностей времени не тратил, зато Итачи, как раз наоборот, неспешной прогулочной походкой шагал рядом, не забывая одаривать улыбками прохожих в ответ на пристальные взгляды, кое-где останавливался, будто заметив на витрине нечто, его заинтересовавшее, – словом, не выходил из образа. Эта его преданность облику вначале раздражала Саске, помнившего, в каком состоянии он оставил ожидающего новостей Кисаме-сана, но вскоре до него дошло, что наигранная беззаботность Итачи являлась никакой не прихотью, а необходимостью. Ведь, если он правильно догадался, у брата в планах имелось регулярное посещение этого квартала с целью выведать полезную информацию об убийствах, а для этого нужно было вписаться в общество, стать таким же, как все. Он никогда раньше не замечал, как поразительно хорошо Итачи умеет преображаться, и эта его способность заставила его зауважать брата ещё больше.
Уже у самой машины непоколебимость Итачи дала трещину, он непроизвольно сжал губы в тонкую нить, а взгляд его налился свинцом. Он, однако, до самого последнего момента старательно играл выбранную роль, и только оказавшись внутри, на переднем пассажирском сиденье, вся мишура с него осыпалась.
Кисаме-сан крепко сжимал обеими руками руль, не поднимая на него взгляда. Саске устроился на заднем сиденье. Как только дверь за ним захлопнулась, мотор взревел и автомобиль дал задний ход, разворачиваясь назад, к родной, обыкновенной Конохе.
- Спасибо, Саске, - в гнетущей тишине голос Кисаме-сана казался громоподобным. – Я тебя на работу заброшу.
Саске кивнул, зная, что если и попытается сейчас что-то произнести, голос его не послушается. Атмосфера внутри салона была настолько тяжёлой, что, казалось, даже дышалось с трудом. Перед внутренним взором неуклонно маячила картина собирающихся грозовых туч, свинцовых и тяжёлых, несущих смуту и разруху. И когда грянет…
«Когда грянет, мне лучше находиться подальше отсюда», - подумал Саске и содрогнулся от леденящего душу предчувствия.
-
-
27.03.2011 в 04:30Кисаме оставил дверь своей квартиры открытой, предоставляя Итачи самому решать, заходить внутрь или нет, и, забыв снять обувь, последовал в спальню. Там он рванул на себя дверцы шкафа, сгрёб в охапку первые попавшиеся на глаза рубашку и брюки, принадлежащие любовнику, и, вернувшись, швырнул их в него комком.
- Переоденься, - приказал он глухо, и, дождавшись, пока притихший Итачи, прижимая к себе смявшуюся одежду, скроется в ванной, прошёл в кабинет и грузно рухнул в кресло.
В голове тяжело ухало и отдавалось болью в висках. Он потянулся за сигаретами. Мучительно медленно тянулись минуты, и чем дольше Итачи не возвращался, тем мрачнее становилось на душе у Кисаме. Внутри металась, ища выхода, слепая ярость. Он пытался успокоиться, посмотреть на ситуацию глазами Итачи, но от этих бесплодных попыток огонь в груди разгорался только сильнее, Кисаме казалось, он физически ощущает исходящий от него жар, чует, как тлеет, уступая ему, кожа.
Когда Итачи вернулся, выглядел он уже как всегда, только белки алели капиллярами от попыток снять непривычные глазам линзы и волосы из-за отсутствия ремешка лежали на плечах. Он был болезненно бледен и очевидно зол.
Кисаме неспешно затушил только начатую третью сигарету – раздавил её о пепельницу с такой силой, что меж пальцев застряли кусочки измельчённого табака. Кресло жалобно взвизгнуло, освобождаясь от его веса, и этот разрезавший тишину звук показался обоим исполненным чего-то зловещего.
Если бы Саске находился сейчас рядом, он бы непременно подумал: настало время грозы.
Кисаме развернул широкие плечи, выпрямляясь, и впервые за всё это время посмотрел Итачи прямо в глаза.
- Что ты себе думал? – его голос рокотал гневом, был перенасыщен им. Итачи поджал губы и смотрел прямо, с вызовом. Кисаме почувствовал, что срывается на крик и остановить себя попросту не в силах. – Как ты мог так поступить? Со всеми, со мной? Ты!.. Ты что, вообще не осознаёшь, не понимаешь? Не видишь размеров своего эгоизма?
Рука сама совершила движение – и стоявшая на столе ваза, подарок бывшей невесты, вдруг врезалась в противоположную стену и разлетелась на сотни мелких осколков. Итачи дёрнулся, но упрямое выражение не стёрлось с его лица. Кисаме сократил между ними расстояние двумя гигантскими шагами и с чудовищной силой смял в ладонях хрупкие плечи.
- Да ты хоть подумал своей дурной башкой, что я без тебя бы делал? Как бы жил?! Кому, кому ты хочешь что-то доказать? Какого дьявола тебя туда понесло? Ну сказал бы мне, сказал бы этому старому пердуну Такэо – нет, ты всё хочешь сам! Да как же ты не понимаешь, ты что, идиот? Ты же не идиот, Итачи, так почему?!
Он осознал, что делает, только когда Итачи, не выдержав, вскрикнул от боли. Ладони сами собой разжались, он обалдело уставился на измятую своей хваткой ткань рубашки, невольно представляя себе уже начавшие образовываться под ней на теле пунцовые синяки. В любой другой момент его бы накрыло волной раскаяния, но прямо сейчас сердце его было чёрствым и беспощадным – он отошёл к окну и отвернулся.
- Ты не представляешь себе, как я волновался.
Что-то в нём как будто треснуло от этого признания, и душу заполнила едкая горечь, глаза защипало, к горлу подступил удушающий комок.
Сзади раздался ледяной голос:
- Если вы ждёте от меня извинений, то можете не надеяться, вы их не услышите.
Кисаме почувствовал, как тело напряглось. Развернувшись, он напоролся на суровый взгляд Итачи, от которого веяло пробиравшим до костей холодом.
- Я тысячу раз всё обдумал и отступать от принятого решения не собираюсь. Что же касается эгоизма, - его голос загремел угрожающими нотками, - не вам меня в этом упрекать. Вы посмели привлечь к этому делу моего младшего брата, подвергли его опасности, и за это я вас не прощу.
- У меня не было выбора, - глухо зарычал Кисаме в оправдание. – Дейдара меня знает, я бы запорол тебе всю конспирацию. Позвал бы подмогу – создал бы тебе и мне проблемы на работе, у нас их и без того достаточно. А ни с кем другим ты бы не пошёл.
- Я не сказал, что не понимаю ваших мотивов, - возразил Итачи безучастно, - но за Саске я вас всё равно не прощу.
Кисаме устало выдохнул и запустил пальцы в волосы.
- Зачем ты это сделал, Итачи? Объясни, я хочу понять, - попросил он уже спокойно, понимая, что только так возможно хотя бы что-то из него вытянуть.
Итачи передёрнул плечами:
- Это очевидно, Кисаме-сан. Вы же сами знаете, что в отделе застой, все занимаются совершеннейшей чепухой. Клиент слишком опытен и хитёр, а среди наших никто не занимался прежде выслеживанием серийных убийц, зато у одного моего знакомого учёного опыта – хоть делись. Он считает, что в свете последних событий период затишья после убийства сократился до минимума, и вскоре преступник снова выйдет на поиски новой жертвы. Я дал себе клятву, что больше не позволю ему убить ни одного невинного человека, поэтому этой так называемой жертвой стану я – иными словами, мы с ним поиграем в банальную ловлю на живца. Созданный Орочимару-сама образ должен привлечь его, на это весь расчёт. Я войду в круг общения друга Сасори, вашего знакомого Дейдары, и буду бродить с ним везде, где они были вдвоём, чтобы убийца меня заметил. Остальное – дело техники. Можете не верить, Кисаме-сан, но я уверен, что смогу определить его и дать наводку полиции. И тогда…
Из его голоса вдруг выветрилась исполненная уверенности нотка, он замолк и опустил голову, но Кисаме и так понял, чем должна была окончиться фраза: «И тогда они поймут, чего я стою, и зауважают меня».
Он испустил тяжёлый вздох и спрятал лицо в ладонях, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами:
- Ох, Итачи…
-
-
27.03.2011 в 04:31Мистеру Харви понравилось буквально всё в Конохе. Отчасти это было из-за его добродушной натуры и привычки восхищаться всем новым и необычным, но в том, что впечатления о городе у американца остались только положительные, была в значительной мере и заслуга его спутников. В «У Акимичи» ему посоветовали лучшие блюда и познакомили с устроившими двойное свидание Чоджи, Ино, Кибой и Хинатой, и мистер Харви в который раз за этот день повторил, что японская молодёжь очень странная, но, тем не менее, их мода и образ жизни ему по душе. После недолгой прогулки по историческим местам гостя повели в додзё, где ему предстояло окончательно погрузиться в колорит другой страны, надев на себя традиционную форму для занятий и узнав основные принципы айкидо от сенсея Ясухисы в переводе Гаары. Он даже отказался возвращаться в отель и попросил, чёрт знает зачем согнувшись пополам в поклоне, чтобы ему разрешили остаться и понаблюдать за настоящим занятием.
- Это так здорово! – шёпотом вздыхал впечатлительный иностранец, не отнимая взгляда от Гаары и его сенсея. – Просто поразительно! Как приеду, точно запишусь на айкидо! Такая дисциплина, такая мудрость!
Сидящий рядом Наруто изо всех сил удерживал внутри хохот. С одной стороны, ему было жаль мистера Харви, которого безбожно обманывали ломающие комедию учитель и ученик, но с другой – усердно строящий серьёзный вид Гаара, со смиренным видом говорящий только: «Да, сенсей» и «Я понял, сенсей», каждый раз при этом кивая… Это было слишком смешно! Впрочем, кому плохо от того, что мистер Харви вернётся домой с багажом приятных воспоминаний, пускай и совсем чуточку сфабрикованных?
Посреди занятия дверь в додзё отворилась, и внутрь заглянул Ли. Чужаков он заметил не сразу, поэтому непонимающе нахмурился при виде клоунады.
- А-а, Ли-сенсей! – помахал ему с улыбкой Ясухиса, но потом вспомнил о своей роли и со внезапно превратившейся в каменную маску лицом загробным тоном сообщил ученику: - Иди к нему, Гаара-кун, он явно пришёл сообщить тебе нечто весьма важное.
Наруто таки не удержался и прыснул в кулак, когда Гаара с точно таким же лицом поднялся и, поклонившись, ответил:
- Будет исполнено, сенсей. Благодарю, сенсей.
- Иди-иди, мой ученик, - благосклонно кивнул тот.
Мистер Харви удивлённо вскинул брови, заметив плохо скрываемое веселье Наруто:
- Что такое? Они что-то смешное сказали?
- Да так, - отмахнулся блондин, - пустяки.
Американец стал с озадаченным видом наблюдать, как Гаара перешёптывается о чём-то с Ли, положив руки ему на плечи, а когда молодой сенсей на прощание чмокнул его в губы, повернулся к Наруто за помощью.
- Я что-то не понимаю, - признался он сконфуженно. – Гаара и этот парень?..
- Да, они вместе, - закончил за него Наруто, уже зная, каким будет следующий вопрос.
- А мне казалось, что вы вдвоём?..
- Нет, мы друзья.
Его усталый вздох вызвал у иностранца извиняющуюся улыбку:
- Прости, Наруто-кун, я ошибся. Вас сложно понять. – Он перевёл задумчивый взгляд на едва заметно улыбающегося чему-то Гаару. – Похоже, он счастлив с этим парнем. Да?
Наруто кивнул. Ему очень нравилось наблюдать за изменениями в Гааре за последние недели: влюблённость сделала его мягче, заставила научиться раскрывать сердце навстречу искренним чувствам и глубже переживать различные ситуации, как хорошие, так и плохие. Наруто всегда казалось, что именно этого Гааре всегда не хватало. Раньше, особенно в самом начале их общения, он воспринимал себя и всё, что с ним происходило, параллельно, без эмоций, и именно эта урезанная чувствительность приносила ему немало боли. Постепенно, год от года ему становилось всё легче выражать свою истинную натуру, которой прежде не находилось места в его жизни, но только сейчас, обретя любовь, он наконец-то смог испытать полную гамму чувств, подаренную каждому человеку от рождения, и Наруто был уверен: большего наслаждения для него не существовало.
Наруто заметил, что мистер Харви смотрит на него пристально и словно даже с тенью лукавства, и послал ему вопросительный взгляд. Тот шаловливо хихикнул:
- А у тебя ведь тоже кто-то есть, я прав?
- У меня? Нет! – поспешил возразить парень, но запоздало задумался, не слишком ли активно машет головой в отрицании.
Американец протяжно хмыкнул, и лицо его вдруг стало совсем как у Намикадзе Минато – исполненным доброты и понимания.
- Значит, есть кто-то особенный? – произнёс он уже серьёзно. – Кто-то на примете?
Наруто почувствовал, что против воли начинает улыбаться. Он не стал отвечать – только загадочно закатил глаза и отвернулся, всё ещё не в силах справиться с растягивающей губы улыбкой.
Мистер Харви, вдруг растерявший всю отцовскую серьёзность, издал приглушённый победный клич и помахал в воздухе сжатой в кулак ладонью.
- А я, кажется, догадался, кто именно! Это тот…
- Тс-с, - Наруто приложил палец к губам и указал взглядом на занимающихся, возобновивших свою дурацкую игру. Он склонился к мужчине и одними губами произнёс: - Догадки не считаются, мистер Харви.
Американец понимающе кивнул и замолк, имитируя сидящего в положении сэйдза Гаару. Вскоре он вновь проникся атмосферой бутафорской серьёзности и, похоже, совершенно забыл, о чём они с Наруто вели беседу.
-
-
27.03.2011 в 04:31Сегодня происходило много странных событий. Я размышлял о том, что судьба хочет мне сказать этими знаками, но только по пути домой идеи начали приходить, и их было так много, что пришлось писать прямо в транспорте, положив на коленку блокнот.
Правда в том, что я испытываю запрещённые чувства к одному человеку. Я знаю, что это неправильно, ведь я берёг своё сердце совсем для другого случая, но это произошло против моей воли, и теперь меня сжирают изнутри сомнения. Здравый смысл не устаёт твердить мне, что всё – обман, ложные чувства со временем отшелушатся, но проклятая уверенность, зреющая внутри, подсказывает, что нет, всё так просто не кончится, не пройдёт.
Судьба решила подбросить мне подсказку, и её волей я оказался сегодня в подходящем для нахождения решения моей проблемы месте. Сразу оговорюсь, что от беды я не избавился, зато провёл пару любопытных наблюдений и многое понял. Квартал, где я очутился, является частью моего любимого города, однако, ступая по его улицам, я не узнавал в них Конохи. Это было нечто особенное, совершенно ни на что не похожее. Поначалу мне казалось, что все обитатели этого местечка бессердечны и вульгарны, а некоторые из них ещё и лгуны и предатели, и мною обуяло чувство отвращения и ужаса, что я, возможно, в скором времени превращусь в такого же, как они…
Но потом, когда кровь остыла и вернулась способность рассуждать адекватно, я понял. Как же объяснить?.. Коноха - прекрасный город, но в нём живут обыкновенные люди, а людям свойственно ополчаться против тех, кто отличается; также присуще им, как хамелеонам, приспосабливаться к окружающей среде и, если так нужно, надевать маску серости и становиться в строй вместе со всеми – чтобы никто не узнал, что ты другой. Большинство из людей, кого я так нехорошо осудил ранее, вынуждены заставлять себя укрывать от чужих взглядов свою сущность, дабы не быть осуждёнными в обществе, и поэтому, оказываясь в единственном месте, где никто не посмеет посмотреть на них настоящих косо, они празднуют свою свободу, и со стороны их буйная радость может показаться дикой и пошлой, но ведь подумайте сами: если мы, общество, загоняем их в общие ряды своими правилами, и нормами поведения, и моралями, то какое право мы имеем осуждать их?
Когда я понял, насколько несчастны эти люди, меня охватили горечь и обида за них, за всех нас. Почему мы так жестоки? Где найти город, в котором никто не боится показать свою сущность, где все уважают друг друга за то, кем они являются? Да и есть ли где-то подобное место?..
Я спросил себя: что бы сделал я, будь у меня прямо сейчас власть менять Коноху к лучшему? Как бы я поступил тогда? И я не смог найти ответ.
На многие вопросы, очень важные вопросы, ответа я не вижу. Оттого ли это, что я глуп? Или всему причиной моя духовная слепота? Вот бы иметь волшебные глаза, способные узреть великий замысел!..
Мне не у кого спросить совета. Когда я вернулся домой с гудящей от переполнявших её мыслей головой, брата дома не было, и многие его вещи тоже пропали. Мама сказала, что они с Кисаме-саном ничего не сообщили, кроме того, что Итачи временно поживёт дома у дяди, собрались и молча ушли. Я не знаю, что думать.
Я запутался во всём, мне нужна помощь.
Единственное, в чём я сейчас уверен, это то, что я сотру этот текст после того, как допишу это предложение.
-
-
27.03.2011 в 04:33Ли не сразу начал читать письмо – вначале подержал в руках увесистую пачку конвертов, аккуратно перевязанную тонкой верёвкой, прислушиваясь к собственным ощущениям. На каждом из конвертов его рукой выведен адрес. Сейчас ему было трудно поверить, что он действительно писал так много.
Он отложил пачку в сторону и открыл письмо.
«Дорогой Ли! – приветственно повеял прошлым элегантный почерк сэмпая. – В первую очередь, хотелось бы поблагодарить тебя за то, что ты приехал по моей просьбе, для меня это действительно много значит. Очень жаль, что мне не довелось поговорить с тобой с глазу на глаз, но, возможно, так даже лучше – в письме я не стану стесняться и скажу всё, как есть. Для меня важно, чтобы ты знал».
Ли начал было читать дальше, но понял, что не может, отложил на время письмо и закрыл глаза. Нахлынуло какое-то чувство… Оно не было сродни тому, что он испытывал поначалу к Гааре – скорее, это напомнили о себе отголоски прошлого. Удивительно, насколько наивным он тогда был. Сколько его прежнего осталось в нём теперь? Осталось ли вообще?..
Он вновь поднял письмо и продолжил читать.
«Единственное, зачем я приехал и потревожил тебя, было моё желание попросить у тебя прощения и поблагодарить тебя от всей души. Когда я оглядываюсь на прожитые годы, я вижу уродливую картину хаоса и пустоши, в центре которой – я. Мне страшно осознавать, сколько боли я причинил тогда всем своим близким, но главное – тебе. И, тем не менее, я любил тебя тогда, что бы ни говорили тебе окружающие. Любил настолько, насколько позволяла мне моя сущность. Я был до жути глупым».
«Мы оба, - подумал Ли с грустной улыбкой на лице, - мы оба были глупыми, сэмпай».
«Можешь мне не верить, но женился я не столько из-за нужд компании, сколько из-за страха. Я подсознательно понимал, что ты становишься мне слишком дорог, и эта связь так сильно обременяла меня, что я решил разорвать её, сбежав. В Англии мне пришлось очень туго, и единственным, что поддерживало меня, была мысль о том, что, возможно, сегодня я получу от тебя новое письмо, или завтра, или хотя бы послезавтра. Мне не хватало духу ответить на твои послания, было страшно, что я могу бросить свою новую жизнь и вернуться. Но через некоторое время твои письма перестали приходить, а у меня родилась дочь, и мир для меня переродился. Я развёлся с нелюбимой женой, отвоевал у неё право на опеку ребёнка, открыл собственную компанию, чтобы не зависеть больше от отца, здоровье моё тоже пошло на поправку. Тебя, возможно, расстроит это, но я больше не занимаюсь айкидо. Каждый раз, когда я приходил в додзё с целью возобновить занятия, я вспоминал нашу историю и то, как чудовищно жестоко я с тобой поступил. Не в силах больше терпеть груз вины, я вернулся домой, в Японию. Не знаю, как долго я здесь задержусь. Анжелике здесь нравится, так что я всерьёз подумываю о переезде навсегда».
Ли попытался представить себе, каким отцом был его сэмпай для маленькой Анжелики. Наверняка самым лучшим, какого только может пожелать маленькая девочка. При мыслях о ней в воображении Ли всплывали такие же удивительно красивые глаза бледно-голубого цвета, как у сэмпая – он отчего-то был уверен, что именно глаза малышка от отца точно унаследовала.
«Я разочаровался во многих вещах, которые ранее считал основой мира, Ли, и я должен благодарить именно тебя за это. Теперь мой маленький ангелочек – центр моей вселенной, она для меня - всё, и я ужасно счастлив, что могу дарить ей бесконечное количество своей любви и заботы. Ты меня этому пытался научить, а я, как видишь, двоечник, до меня дошло только спустя годы. Я уверен, что ты тоже сильно изменился за это время и, безусловно, обучился сотне вещей, которые я осознать ещё не в состоянии. Фукаши-сенсей сказал мне, что ты сейчас находишься в серьёзных отношениях. Если хотя бы половина из того, что он мне наговорил о твоём возлюбленном, правда, то это очень почтенный человек, и я искренне рад за тебя и за него».
Ли ухмыльнулся. Учитывая то, что он не открыл о Гааре ничего, кроме его имени, можно было только гадать, что пришлось выслушать о его личности сэмпаю.
«Я возвращаю тебе все твои письма с искренней благодарностью. Поначалу я хотел оставить их себе, ведь, признаюсь честно, одно время я грел в сердце надежду, что мы снова будем вместе, но потом я понял, что никогда не смогу дать тебе то, чего ты заслуживаешь, и, как видишь, оказался прав – нашёлся человек гораздо достойнее меня. Это всё, что я должен был тебе сказать. Если ты не захочешь меня больше видеть, я пойму, но если ты и твой любимый человек захотите отдохнуть в тишине за городом или, скажем, тебе захочется повидаться с моей Анжеликой, вы окажете нам обоим честь своим визитом. С уважением и безграничной благодарностью».
Ли отложил письмо в сторону и взглянул на перевязанную стопку собственных писем. Что с ними делать?.. Оставить для памяти? Но он, лишь освежив в памяти взглядом, и так мог вспомнить каждое из них почти что слово в слово, да и если Гаара случайно найдёт, придётся объясняться. Тогда, может быть, спалить в знак того, что с этим периодом его жизни навсегда покончено? Что-то внутри него воспротивилось этой мысли. Что бы он себе ни говорил, а история первой любви имела в его сердце особое место, и на всё, что имело к ней отношение, был наложен припорошённый ностальгией по романтике юности оттенок. Ли нравилась личность, которую он в себе воспитал, но полностью забывать себя в прошлом он всё же не хотел, а письма представляли собой неотъемлемую его часть. Тогда к чему от них избавляться? Может, просто положить в таком месте, где никто не подумает шарить…
Тишину его крошечной квартиры разрезала трель дверного звонка, и Ли, всё ещё держа стопку в руках, выходя из кухни на автомате швырнул её в мусорное ведро, даже не задумавшись над жестом. Гаара встретил его широкой довольной улыбкой.
- Гость города благополучно доставлен в гостиницу, - доложил он, хитро, по-кошачьи щурясь. – Узумаки сплавлен домой к папе. А я полностью в вашем распоряжении, Ли-сенсей.
Ли улыбнулся и, уже совершенно не помня ни о своих недавних размышлениях, ни о письме сэмпая, всё ещё лежавшем на кухонном столе, привлёк любовника к себе.
В этот раз они не спешили. Нежные касания губ постепенно превратились в требовательные, дышащие жаром поцелуи, и оба чувствовали, как перекатывается внутри растущая волна наслаждения, но намеренно не давали ей захлестнуть себя с головой раньше времени. Ли осторожно расстёгивал пуговицы на бордовой рубашке Гааре одну за другой, покрывая открывшиеся участки молочной кожи влажными поцелуями, дразня тёплым дыханием и наслаждаясь лёгким вздрагиванием стройного тела от каждого нового прикосновения, неспешно расстёгивал ремень на брюках, и, когда его любовник был полностью обнажён, позволил ему снять одежду с себя. Гаара, не выпуская его из плена своего магнетического взгляда, устремлённого снизу вверх, подчинился, когда его несильно толкнули на кровать и, уже лёжа на спине, приподнялся на локте, протянул свободную руку, приглашая, и на губах у него при этом играла столь соблазнительная улыбка, что одной её было бы достаточно, чтобы распалить внутри пламя страсти.
В прошлый раз всё происходило под особым знаком эмоциональной связи, поэтому сегодняшнюю ночь они начали с изучения друг друга и общались языком простых касаний, скользящих объятий, дорожек поцелуев и лёгких дразнящих покусываний, и не было между ними в эту ночь чего-то важного и требующего серьёзности – чувствуя себя раскованно, они выражали, что чувствовали, иногда обмениваясь весёлым хмыканьем от облегчения и наслаждения, в иной раз перешёптываясь короткими фразами. Никто не торопился, хотя у обоих за плечами имелся опыт и оба знали, как быстро ублажить партнёра, но к чему спешить, если прелюдия между двумя любящими людьми может доставить куда больше удовольствия, чем сам акт любви? Впереди ведь была ещё целая ночь…
Минуты тянулись сладко в этой завлекательной игре, и в определённый момент любовники осознали, что не в состоянии оторваться друг от друга – любое отдаление, даже незначительное, уже вызывало дискомфорт, и сразу хотелось обратно: слиться в поцелуе, переплести пальцы или притянуть к себе разгорячённое тело ближе, ещё ближе, пока их дыхание не смешается, пока они не разделят на двоих сладостные содрогания.
Ночь пролетела незаметно, и только когда в серой предрассветной дымке начали появляться тени от предметов, а свет от уличных фонарей превратился в унылые бледно-жёлтые кляксы на сером асфальте, любовниками овладела истома. Через приоткрытое окно внутрь проникал освежающий ветерок, несущий в себе запахи весны, и перед тем как позволить себе уснуть, Ли нашёл сброшенное на пол во время любовной игры лёгкое одеяло и заботливо укрыл им возлюбленного, заслужив в благодарность сонное бормотание, затем осторожно лёг рядом. Руки Гаары оплели его шею, а на грудь опустилась, защекотав волосами, голова, но этого он уже не почувствовал, ибо требующее отдыха сознание его стремительно затухало, уступая место крепкому глубокому сну.
-
-
27.03.2011 в 09:26Спасибо что написали про Орочимару... было очень интересно!
-
-
27.03.2011 в 10:03Момент с выбрасыванием писем в мусорное ведро - замечательный! Как бы Ли не ценил своё прошлое, но перед настоящим он устоять не может. Стоило только Гааре появиться...
В общем, эта глава, насыщенная отношениями, оставила лёгкий романтичный след в сердце.
Безмерно благодарна автору!
-
-
27.03.2011 в 10:55но мне как-то вдруг стало не хватать Сакуры, Сая, Ино, всей их компании, Джирайи, Какаши и прочей массовки.
Iskra_ctcnhf,тебе.
-
-
27.03.2011 в 11:30Iskra_ctcnhf, спасибо, а я и не обратила внимание, что тут уклон на романтику пошёл - я, как любитель всяких маньячностей, вижу первым делом Орочимару и Итачи с Кисаме))
Onixsan, недомолвки - верно сказано. До всех постепенно начинает доходить, что тут происходит... А Какаши знал раньше всех.
-
-
27.03.2011 в 11:47Когда читала про Итачи и Кисаме, внутри будто натягивалась струна напряжения и волнения, заставляя сжиматься все внутри... Мое сознание до сих пор метается от одного к другому, потому что я понимаю и разделяю позиции обоих. Однако они, эти позиции, - вещи несколько взаимоисключающие, что идет вразрез с образом двух близких людей. От этого факта в моей голове щелкнуло: неправильно, и теперь я сижу, пытаясь понять и додумать, к какому же компромиссу могут Итачи с Кисаме прийти. Так как старания особым успехом не увенчались, то мысли подобного рода были закинуты подальше, но, уверенна, что к таким рассуждениям я буду еще возвращаться, что для меня несколько нехарактерно. Для меня вообще нехарактерна подобная увлеченность и заинтересованность в фанфике, так что Ваш, сумевший ее вызвать, заполучил у меня в мыслях очередную "звездочку".))
Саске на протяжении всей главы заставлял меня хихикать, нервничать и нервно хихикать. Только в конце, читая его запись в блог я стала...серьезной. Итак, ход его мыслей вновь изменился. Конечно то, что текст был стерт вполне ожидаемо... Но, почему-то мне кажется, что с этим еще не все закончено. Ну это так, проблески шалостей моего подсознания...)
А Наруто, как я уже говорила, тот еще. Хитрый какой. Вроде и все как всегда, а, судя по сцене в додзе, не совсем уж как всегда.)
Орочимару не перестает меня удивлять. Пережитая им история навевает много мыслей... Мне еще кажется почему то, что во время повествования что-то произойдет с его личностью, ведь его участие в этом деле дает в нем виток чему-то новому. (Кстати, опасений Кисаме на счет Орочимару не разделяю, все же Итачи в предыдущей голове дал ученому все ясно понять. Да и такая "подозрительная" манера его поведения тоже вполне ясна.)
Как было сказано мною выше, всю главу я сидела в напряжении... Но точка в завершении повествования - эта сцена между Ли и Гаарой - была поставлена так умело, что будто бы гора с плеч, сразу как-то хорошо и спокойно стало...)
P.S. Раскопала Ваше, так сказать, раннее творчество. Несказанно рада такой куче добра, что лежит у меня в вордовских файлах. Читаю, улыбаюсь.))
*что-то какой-то жирный и сумбурный комент вышел, ну да ладно, на больную-то голову...*
-
-
27.03.2011 в 11:49-
-
27.03.2011 в 11:49Итачи с его чувством долга вызывает уважение, равно как и ведущий себя как отец Кисаме-сан.
Гаара и Ли друг друга явно стоят)))
Наруто и Саске вызывают улыбку умиления) Если уж американец так быстро все просек, то Наруто просто обязан включить свои гениально проницательные мозги!
Минато, как всегда, опекающее начало, иногда слишком, но имеет право)))
-
-
27.03.2011 в 12:45Ли - прекрасный персонаж, даже прокомментировать его никак иначе не получается. Письма - да, важный моментик.
Спасибо за главу!
-
-
27.03.2011 в 12:46-
-
27.03.2011 в 13:31понимаю Итачи, понимаю Кисаме, но Итачи чертовски не прав. жаль, если ему за то, что откроются его глаза, придётся заплатить жизни слишком дорогую цену.но, видимо, иначе никак. на алтарь Гордыни всегда кладут самое дорогое.
Саске крайне впечатлителен. его швыряет из крайности в крайность, но он пока справляется со своими внутренними проблемами. и растёт, что радует. а Наруто все играет. и когда поймёт, что это уже не игра, и что чувство уже поселилось в его сердце?
спасибо за эту часть и спасибо, что закончена она ночью Гаары и Ли. любовь вечна, значит всё будет хорошо.
-
-
27.03.2011 в 13:50Кисаме все-таки не мальчик, работа у него напряженная, инсульты и инфаркты нарезают круги. Как бы не довел Учиха своего любовника...
-
-
27.03.2011 в 14:04блин я так надеялась что он сохранит пост и Наруто его прочтет!столько событий..эх,Саске-кун-сколько тебе еще мучаться чтобы все осознать точно и бесповоротно.хотя по опыту знаю что-время нужно обязательно.
аригато!
-
-
27.03.2011 в 14:29egoNorainu, это не я!
Onixsan, скоро снова всплывут
Забуза-саныч, Саске я понимаю на 100%. ему ужасно тяжело даётся его первая латентная влюблённость - первая влюблённость вообще, хотя он и не понимает ещё глубины своих чувств. Орочимару тоже можно понять: после пережитого кошмара ему не хочется вновь всем жертвовать ради победы, да и не тот он уже совсем человек, которым был.
elf-kind, вот именно, но время как раз играет против Саске, потому что всё происходит слишком быстро, он не успевает охватить пониманием события.
Angelic Fruitcake, ой, стыдно-стыдно, раннее творчество! Там все тупые и ужасные. Единственное, пожалуй, чем горжусь, это "Жизнь под одной крышей с двумя невыносимыми блондинами. Курс выживания от Учихи Саске" и парочка сайдстори. Я писала много бреда. Мно-ого.
Очень рада "звёздочке", спасибо! А насчёт Орочимару соглашусь - невозможно остаться таким же после того, через что протянет его Учиха Итачи.
Всем спасибо!
-
-
27.03.2011 в 14:35да, может быть поэтому Орочимару немного отходит в сторону, отдавая главную роль в этой игре Итачи? ведь ему больше не нужно этих побед над маньяком. слишком дорога цена.
-
-
27.03.2011 в 14:47-
-
27.03.2011 в 15:05Angelic Fruitcake, я вспоминаю, что начала писать фанфики, потому что в Интернете не было достаточно юморных происзведений, а меня как любителя посмеяться это задело. Это сейчас можно найти всё, что угодно, а раньше с юмором по "Наруто" было туговато. Если Вам мои бредни действительно помогают справляться с серостью Вашей реальности, тогда я рада (хотя всё равно стыдно).
-
-
27.03.2011 в 17:30Спасибо за новую главу!!!
Очень радует размер оной))) Одно удовольствие читать и знать, что впереди еще столько столько интересных событий, аж пока у героев не наступит ночь
Теперь непосредственно о событиях...)
За Орочимару ну просто мега-огромное спасибо!!! В манге персонаж к себе в общем то не располагает по вполне понятным причинам... но у него действительно есть качества, которыми можно восхищаться. У вас сделан акцент на эти качества. Тут Орочимару действительно производит впечатление, его ум, талант, любовь к своему делу, увлеченность им, его отношения с друзьями, его проницательность. Тут он человек, со своими положительными и отрицательными качествами, со своими тайнами и страхами, но человек, а не вселенское зло... и этот человек восхищает))))
Саске... ну Саске - это персонаж, метаморфозами и внутренними метаниями которого я любуюсь с каждой новой главой все больше и больше. Вначале - пылающий праведным гневом юношеского максимализма, и теперь - наконец осознавший, что окружающий мир ну никак не вписывается в те два цвета (черный и белый), в которые он пытался ранее его разукрасить. С Наруто пока все не ясно)) симпатия есть, но что на самом деле творится у него в душе, пока знаете только вы, автор, мне кажется, он должен был уже догадаться, если чувствует что то, ну или пока присматривается, пытаясь соотнести образ Саске с наставлениями отца по поводу "второй половинки", в общем тут заинтригована и жду-жду-жду)))))
По поводу временного отсутствия второстепенных персонажей, то это не смущает)) они все раскрыты достаточно хорошо, и когда повествование сосредотачивается вокруг главных сюжетных пар и линий, то просто упоминать о "проходящих мимо Сакуре, Ино и т. д.", просто для того, чтобы были, лишнее. Единственное жду все таки чем закончится у Сакуры и Сая.... даже нет никаких идей....
Итачи и Кисаме, конечно, попали в очень сложную, ситуацию. Люди таких профессий... полицейские, спасатели, пожарные.. часто вынуждены рисковать жизнью, с одной стороны это их работа, но с другой стороны дома их ждут семьи, любимые люди. Каково им каждый день отпускать мужей, отцов на работу, когда на задворках сознания крутится мысль, что именно сегодня может случиться непоправимое... Но каждый день они это делают, потому что мы люди, и людям свойственно рисковать собой ради других людей, ради того, во что мы верим. Стоит ли прямая угроза жизни одного человека, возможности спасти жизнь десяткам других людей? Каждый решает для себя.... Компромиссом между Кисаме и Итаче может быть их сплоченная работа, которая позволит для Итачи максимально снизить риск, и конечно, осторожность Итачи.
Читала, что в религии гордыня считается самым тяжким смертельным грехом, потому что в этом случае человек не способен на бескорыстные благородные поступки, для него все они лишь способ показать, что он лучше других. Чувствуется, что мотивация Итачи значительно глубже, у него есть чувство долга, он хочет защитить близких ему людей, и он не отступится от своей затеи...
Уже строю догадки, кто может скрываться под ликом маньяка, если конечно это кто то из уже имеющихся персонажей)))
Еще раз спасибо за главу!! Просто блеск)))))
-
-
27.03.2011 в 18:03Насчёт Итачи и Кисаме ситуация прояснится завтра, то есть, через неделю.
О личности маньяка или молчим, или пишем мне на U-mail
Спасибо! Очень интересно было прочесть мнение нового человека.
-
-
27.03.2011 в 18:14-
-
27.03.2011 в 18:18О личности маньяка пока молчим, молчим, молчим)) потому что, как верно говорил Орочимару - это может быть каждый, даже с виду самый безобидный коноховец, вот и я подозреваю каждого, но пытаюсь строить догадки что могло заставить так поступить бы того или иного героя. Ждемс следующей недели))))
А латентные будни мне нравятся))) Ох как нравятся)))
Успехов вам и вдохновения в дальнейшей работе
-
-
27.03.2011 в 18:32~Lundi~, спасибо большое!
-
-
27.03.2011 в 18:41Саске даёт.....Он молодец, честно.
Мне казалось, что он не такой...Эээ...сильно переживающий.
а оказалось...Я настолько хорошо прочувствовала атмосферу этого квартала, что...что невольно представила всё, что ттам могло быть.
если раньше я испытывала к этому кварталу лишь неприятные и негативные чувства, то сейчас....
То сейчас мои принципы конкретно потупились и мировоззрение тоже.
Глава прекрасна, да^^
-
-
27.03.2011 в 19:42Больше всего задела вот эта короткая фраза: Единственное, в чём я сейчас уверен, это то, что я сотру этот текст после того, как допишу это предложение. ваш Саске по большей части не похож на оригинал, но вот от этого предложения так потянуло каноном, что вот просто
Еще в прошлой главе доставили Итачи с накрашенными ресницами и Орочимару с его мягкой уверенностью. В этой - разговор Гаары и Канкуро в самом начале, сцена просто перед глазами стала.
И еще я хочу КОЙ. Мне эти ребята во главе с Намикадзе-саном капитально своими выходками поднимают настроение, жду их безмерно