fanfiction & original
Название: Новый год на улице Конохи
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Фендом: Наруто
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Пейринги: Наруто/Саске/Наруто, Кисаме/Итачи, Гаара/Ли + второстепенные
Рейтинг: R
Жанр: AU, romance, humor
Размер и состояние: миди, 5 глав, закончен
Размещение: только после согласия автора (с предоставлением ссылки) и только с этой шапкой
Предупреждения: AU, OOC (ооцэшище даже), fluff. Нецензурная лексика. Бессюжетие. Немножко всегейство и тотальное учихалохство. И, ребята. АНГСТ!
Посвящение: те же плюс мои настойчивые, страдающие читатели, мучающие сообщениями в личку.
От автора: Напоминаю женскому контингенту, что жанры "яой" и "сёнэн-ай" (в мультипликации то, манге или, вот, литературе) на этот самый женский контингент расcчитаны и отношение к реальной гей-культуре имеют весьма и весьма зыбкое. Поэтому, повторюсь, реалистичности не ждите.
Сразу приношу благодарности своему М.Я.Б.у viaorel, который выпытал сюжет обманными манёврами и пинал нежными словами; tevaorel, которая таки прочла (уй, и которой я забыла перезвонить!); Brutal Zombie за её "ну чё там?" и "а, да? Ну ничё"; Маргарите-сан, которая согласилась снова быть тестовым читателем, и папе. Папе, который, несмотря на "ЭТО Ж ПРО ПЕДИКОВ!", прочёл первую главу. Он лучший! *_*
Да простит мне великий бог фанфикшена, что я продолжаю испытывать его терпение!
Глава 4
Глава 4
Рама в комнате Саске была обыкновенная, не стеклопакетная, на двух задвижках. Последние пару лет её пытались к зиме заклеивать, но из-за регулярных визитов Наруто все попытки пали прахом; потому этой зимой Учиха Фугаку объявил поклейку переводом поролона и газет, вот Саске и терпел сквозняк.
Касательно же рамы Наруто за осень изобрёл новый трюк. Пластиковой членской карточкой (зала игровых автоматов, куда парни часто хаживали) он проникал в щель между рамой и окном. Это отнимало несколько минут, а также энное количество пыхтений с сосредоточенно высупленным языком, зато при правильном нажатии вознаграждалось двумя щелчками открытых задвижек. Таким вот проникновением со взломом Намикадзе периодически радовал младшего Учиху по утрам.
Утро тридцатого числа стало одним из них.
Снежные серые тучи с неба пропали; открылась по-зимнему высокая голубизна с оранжевым мазком рассвета у горизонта. Солнце казалось маленьким, далёким и колючим, оставляло длинные синие тени и резало глаза до слёз. Снег ночью всё же шёл - поверх старого, сероватого, лежал новый пушистый слой, отчаянно-перламутровый и, опять-таки, до слёз блестящий. Слежаться он ещё не успел, потому ветром его сдувало с крыш колючим сверкающим дождиком.
Наруто морщился, когда этот дождик влетал ему за воротник или в лицо.
У дома Учих джип Кисаме-сана, который Наруто видел вчера из окна, уже отсутствовал, а в остальном царила тишь и благодать. Намикадзе, в чьей голове ещё плескалась сонная домашняя теплота, зацепился зимними широкими штанами, когда перешагнул забор. Остановился у клёна; оценивая глазами скользкость ствола и веток, стянул с варежек колпачки, превратив в митенки, подышал на пальцы, согнул-разогнул их – и полез. Дважды, впрочем, он чуть не оставил Саске вдовцом, раз зацепившись за ветку петлёй на куртке, а второй едва не соскользнув с навеса.
В комнате воздух был заспанным и статичным, царил полумрак – солнце пока сидело на крыше и до окон не добралось. Под подоконником, в промежутке между тумбочкой и кроватью, была заботливо постелена целлофанка, как раз для таких случаев. Наруто с горем пополам расшнуровался и на неё приземлил ботинки, а когда спрыгивал сам, то запутался в занавеске и чуть не сдёр её с карниза, загремев рамой. Ну, ниндзя из Наруто был такой себе – сюрприз не удался.
- Ёптышка! – раздалось в темноте комнаты, откуда-то с кровати.
Хотя нет, удался - Намикадзе голоса не узнал. А затем, когда глаза привыкли к темноте, не узнал также и обитателя кровати. Бледный, тонкий и встрёпанный БЛОНДИН в трусах и майке явно не являлся Учихой. А Наруто, привыкший быть единственным блондином в вышеозначенной кровати, сюрприза не оценил.
- Саске, слышь! Грабят, в натуре! – хрипло спросонья ахнул незнакомец, садясь в постели и махая в воздухе рукой, словно пытаясь выловить оттуда Саске. – А хотя, чего это я?.. Ходь сюда, чмо, щас я тебя!..
При этом он попытался вылезти из кровати, но ногой запутался в пододеяльнике и чуть не упал. Ну да, тоже, в общем, такой себе ниндзя.
Наруто, заслышав имя младшего Учихи, произнесённое незнакомцем, почувствовал, что – всё, собственно, внутри живёт зверь и сейчас он вылезет наружу. А когда его ещё и чмом обозвали, то звериная энергия начала бесконтрольно просачиваться и переть отовсюду. Намикадзе быстренько стащил шапку, хрустнул шеей вправо-влево и шагнул вперёд. Незнакомец, пытавшийся нейтрализовать взломщика, неизбежно пал жертвой проснувшегося в Наруто ушиста. Парни повалились на постель. Последовало месиво рук, ног, элементов одежды и простыней с наволочками, сопровождающееся рычанием и матами.
- …Два тяжело дышащих блондина в моей кровати, а на эротическую фантазию всё равно не похоже, - огорчился Саске с порога ванной, промакивая волосы полотенцем. На Учихе красовался белый махровый халат, запахнутый просто плотнее некуда, и домашние штаны.
В луче электрического света Наруто с Суйгецу замерли и уставились на него: первый с занесённым кулаком и щерящимися зубами, а второй с отчаянным лицом готового принять смерть достойно.
- Наруто, прошу, услышь меня, - продолжил Саске тоном «ну что ты пялишься?». – Перестань лазать через окно. Ты скоро дерево несчастное с корнями выкорчуешь. Или под тобой навес проломится. Свернёшь шею – убью.
Суйгецу, за всю свою пёструю жизнь привыкший к неожиданным переменам ситуаций, расплылся под занесённым кулаком в улыбке и благодушно произнёс:
- А, Лидер-сама, это хлопец твой? – и, уже обращаясь к «хлопцу», добавил: - Привет, я Суйгецу.
Наруто зыркнул на него взглядом, ясно говорящим: «Привет, я твоя смерть», и гаркнул:
- У тебя левый ПАЦАН в ПОСТЕЛИ! – Потом усомнился, смерил свою жертву взглядом: - А ты хоть пацан? – Проскользил глазами вверх-вниз. – Сисек, вроде, нет. – И снова Учихе: - КАКОГО?!
Саске устало вздохнул и замахал рукой перед лицом, всем своим видом излучая вселенскую утомлённость жизнью. Ревнивость Наруто, особенно показная, вызывала в нём смешанные эмоции, от лёгкого раздражения до неконтролируемой радости.
- Наруто, - в состоянии злости Намикадзе воспринимал информацию исключительно маленькими порциями. – Это племянник Кисаме-сана. Он с нами останется ненадолго, у них дома потоп. Его зовут Суйгецу.
Наруто пуще прежнего оскалился. Зверя, прорвавшегося наружу, он явно пытался запихать на место, но выходило плохо.
Учиха попробовал снова.
- Он – кровать, - пояснил Саске, указывая пальцем, - я – футон. Футон. Пол.
- Привет. Я Наруто, извини, что набросился, - слепя Суйгецу улыбкой, обратился к нему последний, когда информационная сводка достигла мозга. Занесённый кулак превратился в протянутую руку. – Как дела? Не знал, что у Кисаме-сана есть родственники.
Суйгецу кривобокенько и нервно хихикнул в сторону хозяина комнаты:
- С огоньком, да?
- Без мозгов – да, - поправил Саске.
- Э! – возмутился объект обсуждения. Он слез с Суйгецу и уселся в изножье кровати, не переставая улыбаться. – Ты не слушай, чего он тут тебе наговорил, всё враньё.Добро пожаловать на улицу Конохи!
- А, чувак, спасибо!
Только что готовые убить друг друга блондины принялись с усердием обмениваться улыбками и «давать пятёрки». Саске фыркал, роясь в шкафу, - подбирал одежду, стопочкой складывал её перед собой.
- Слушай, а что за «Лидер-сама»? – не унимался Наруто. – Это ж прозвищеего персонажа в игре, нет?
- А. Ну, тык.
Суйгецу сложил губки бантиком и сделал вид, что держит наперевес через плечо что-то тяжёлое и большое. Намикадзе, к сожалению, когда Саске однажды знакомил его с участниками своей команды, всё пропустил мимо ушей – пялился на татуированную спину учиховского персонажа, – потому Акулку не узнал.
- Я Акулка, их мечница, не? – подсказал Суйгецу.
- Оп-па! – обрадовался Наруто. Но тут же нахмурился: - Так это у вас общие интересы, а ты бабой бегаешь?
- Это хорошо или плохо? – тоже насторожился Суйгецу.
- Не знаю, - замялся Намикадзе.
- Ладно, светлые головы, болтайте, я переоденусь пока, - прервал их Саске, удаляясь в сторону ванной с вещами. – Кстати, я у Итачи про Ли и Гаару вчера всё выяснил, сейчас расскажу…
- О, окей! – оживился Наруто.
Блондины проводили Учиху взглядами. Когда дверь ванной захлопнулась, возвращая в комнату темноту, Суйгецу твёрдо и негромко произнёс:
- Н-да, я бы вдул.
Намикадзе почувствовал, как челюсть падает вниз. Он уже переквалифицировал гостя если не в друга, то в не врага точно. А тут такое.
- Чего?
Суйгецу– внимание! – облизнулся и улыбнулся, сверкнув острыми зубами. Наруто сглотнул.
- Говорю, парень ничего такой. Только глаз да глаз за ним, наверное?
Намикадзе даже сказать ничего не сообразил, а на пороге образовалась Учиха Микото. Она была зачёсана и умыта, чистый лоб чуть хмурился.
- …Конечно, а почему бы ещё такой шум, если не из-за Наруто.
- Утрое добро! – смешался тот. Ему было жарко, но куртку расстегнуть он как-то не додумался; потел себе тихонечко.
- Доброе утро, госпожа Учиха, - улыбнулся Суйгецу.
- Вежливый какой! – всё не могла нарадоваться последняя. – Учись, Наруто. Ладно, умывайтесь и кушать пошли.
Суйгецу закивал, подлетая с постели, а Намикадзе пучил на него глаза и молчал.
***
Сакура являла собою полную противоположность вчерашнего внешнего великолепия. На месте причёски у неё красовалась шапка, у которой по бокам, с ушей, свисали косички; нижняя половина лица утопала подбородком в километровом, казалось, шарфе. Веки и нос девушки покраснели. Она сидела на нижней ступени крыльца дома Намикадзе, нахохлившись, как воробышек, и уныло глядела на свои унты, носком одной из которых рыла в снегу ямку.
- Сакура-тян! – обвинительно прокричала Яманака-оба-сан с соседнего двора. Она вышла, тепло одетая, стряхнуть свежий снег с украшений во дворе и, увидев девушку, возмутилась: - Ты почему на холодном сидишь?! Немедленно встань! Опять балбеса-Намикадзе ждёшь?
Сакура отмахнулась от заботы и промычала что-то невнятное. Ожидать друзей на ступеньках крыльца – это она уже считала своей если не профориентацией, то хобби как минимум.
- Нару-тян, бегом! Сакуре ещё рожать потом, а он вразвалочку топает! – крикнула тётя Яманака уже в другую сторону.
Логически можно было предположить, что вниз по улице идёт Наруто. Он для виду, чтобы успокоить тётю, вроде прибавил шагу, но дошёл от этого не быстрее. Сакура навстречу другу кое-как задрала голову – мешал шарф. Друг, доковыляв, под стать ей надутый, с руками глубоко в карманах, уставился сверху вниз; пнул ботинком в унту, спросил:
- Ты чё?.. – Поморщился, уловив манеру Суйгецу, поправил сам себя: - …чего?
- Клуб влюблённых неудачников здесь? – буркнула девушка.
Наруто начал мелко пинать ступеньку, сбивая с неё снежную корку:
- Здесь, здесь.
Всю вчерашнюю уличную панику Харуно пропустила, новостями её завалила Ино уже вечером. Сакура пришла проведать Ли, который ночевал у Намикадзе: дядя Минато даже не поленился сходить к Майто Гаю, чтобы отпросить сына и объяснить ситуацию со всей возможной деликатностью.
- Бедный Ли, - Сакура со ступеньки вставать не спешила, упёрла локти в колени и положила подбородок в шарфе на варежки. – Как он?
- Да ты представляешь, оказалось, это он Гаару бросил, а не наоборот, - с отстранённым удивлением заметил Наруто, не переставая приходовать ступеньку. – А сам Гаара пропал. Темари говорит, его к бабушке в деревню увезли. Фигня какая-то происходит.
- Ничего себе, - точно также отстранённо удивилась Сакура. Минуту понаблюдала за избиением ступеньки, потом добавила: - А ты чего, сегодня тоже в клубе?
Наруто наподдал ступеньке от души, резко крутнулся на скрипучем снегу и с размаху плюхнулся рядом с подругой.
- Да тут, блин, острозубые наступают…
За завтраком Суйгецу будто подменили. От жаргона при Микото-оба-чан не осталось и следа. Он ел, хвалил, делился рецептами, демонстрировал широкий словарный запас, говорил с Саске об их чёртовой игре (Намикадзе не понял ни слова) и на игровом же сленге шутил, заставив младшего Учиху подавиться чаем от смеха и полностью игнорировать Наруто на протяжении всей трапезы.
А потом Микото-оба-сан неудачно откусила от мандариновой дольки так, что струйка сока, брызнув характерно, по-цитрусовому, попала Саске на скулу. Наруто и охнуть не успел, а догадавшийся про аллергию Суйгецу наклонился кзамершему Учихе и слизал сок с кожи, упомянув после про «природный дезинфектор слюну». Когда Саске пошёл с мамой мазаться мазью, то Суйгецу как-то так ввернул в обращении к Наруто пару фраз… таких, ну, невинных в общем, но весьма двусмысленных… Короче, Намикадзе не знал, что ему и думать, потому стушевался и скис; пора было возвращаться домой, пришлось кинуть Саске там с Суйгецу этим, Акулка, дери его мокона, тоже мне…
- Не думала, что у Кисаме-сана есть родственники… Ревнуешь никак? – подковырнула Сакура.
- Да Саске ведёт себя в последнее время, как не знаю кто! – начал воспламеняться Наруто, но подруга одёрнула.
- Молчи, вы надоели. Меня послушай, у меня свидание провалилось!
В рассказе Сакуры было множество действительно трагических моментов, вроде «двери не открыл» и «стул не отодвинул», но трагическими они являлись для женской части населения, а Наруто в неё не входил. Потому просто слушал и периодически поднимал брови вверх, позволяя подруге воспринимать его непонимание как возмущение. Но самой главной проблемой оказалось то, что…
- Он вообще не хочет меня трогать, понимаешь? Идёт в двух метрах, даже за руку не возьмёшь!
- А трогать будет бессмысленно, если ты со снега не встанешь немедленно! – прикрикнула Яманака-оба-сан, которая протряхивала гирлянду.
Наруто протянул Сакуре руку, помог подняться, подтолкнул по ступенькам вверх, к двери. Свои действия сопроводил философским:
- Ну… он же художник.
Как и другие люди, не связанные с творчеством, Наруто считал, что эта фраза всё объясняет. Сакура фыркнула.
- Ну… не сдавайся, - посоветовал Намикадзе беспроигрышное, открывая дверь.
- Наруто, - опасно хлюпнула носом Сакура у порога. – Я что, некрасивая?
Блондин остро и пронзительно зыркнул на неё глазами, а затем подзатыльником загнал в дом.
- Ты ведь прекрасно знаешь, что если бы не Саске, я бы любил тебя, безответно, кстати, так что нечего ныть.
- А так ты меня не любишь? – выдохнула она.
Наруто распрямился и посмотрел. Ну-у-у, приехали. Всё как надо, глаза опять на мокром месте: слёзы картинно дрожат, готовые перелиться на щёки, губам в такт.
- Вот дура, - поцокал языком блондин, хватая Харуновскую шапку за косички и завязывая их быстро у расстроенной под носом. Пробурчал: – Конечно, люблю.
У людей есть такая мода: если плохо, надо скучковаться; послушаешь, авось у кого ещё хуже? Глядишь, и полегчает. Наруто и Сакура скучковались в Намикадзовской спальне, вокруг Ли. Тот задумчиво качал пресс. Он был вторым в мире человеком, способным делать это задумчиво.
Вчерашний костюм Ли был постиран и сох на змеевике, потому на данный момент брюнет был одет в вещи более низкого и узкого Наруто. Тесная футболка, чуть короткая, на мышцах главного конохского спортсмена смотрелась – хоть сейчас в «Акацуки» заправляй, и даже начавшая пробиваться двухдневная щетина не мешала.
- Как твоя голова, Ли? – сочувственно осведомилась Сакура, легонько, почти невесомо погладив парня по локтю. – Болит?
Тот отвечал в верхнем, сидячем положении, по одной фразе за раз:
- Болит. Но ничего. Сам виноват. Нужно извиниться. Перед Неджи. За Хинату. Должен был. Остановить её. А не участвовать.
Харуно покачала головой, вздохнула:
- Да брось. Ты ни в чём не виноват.
- Как. Она?
- Я, честно говоря, не знаю. С ней Тэн-тэн должна сидеть, наверное….
- Сейчас ты свой сушняк успешно разовьёшь до обезвоживания, - раздражённо перебил их Наруто. – Перестань себя мучить и на вот, выпей воды.
Общими усилиями друзья вывели Ли из спортивного транса, напоили минералкой и уложили полежать.Парень не сопротивлялся, всё делал послушно и молча. Вытирая его густые брови и лоб от пота салфеткой, Сакура осторожно продолжила расспросы:
- А в общем ты как? Объяснишь, что случилось?
Ли тяжело смерил её взглядом из-под полуопущенных век, но всё же ответил:
- Я расстался с Гаарой. Ему так будет лучше. Я его торможу.
Харуно приобрела вид физика, который добрёл до края мира и видит с обрыва трёх слонов и черепаху.
- Я не хочу говорить об этом, - предотвратил в корне все возмущения парень. – Наруто, я сейчас отлежусь ещё минут пятнадцать, а потом проводите меня домой? Может, папа наорёт, так хоть лучше станет.
- Ли, - позвал Намикадзе; а когда брюнет поднял взгляд, расплылся в улыбке и поднял большой палец: - Сила Юности!
- Да, - вздохнул тот. – Да.
***
Саске не мог надивиться на собственную мать.
Она занималась тем, что перемещалась по дому с метёлочкой для протирки пыли в одной руке, миской мандаринов в другой, мугыкала себе под нос новогоднюю мелодию и обмахивала всяческие предметы наобум. Наоравшая вчера на Саске за то, что он отвлекает Кисаме-сана от работы, сегодня она этого самого Кисаме-сана вместе с Итачи выперла с утра пораньше улаживать рабочие дела и - к дедушке, в деревню. Выглядела при этом абсолютно довольной и угрызениями совести не мучилась.
Папа тоже оказался изгнан. Опять в магазин, на сей раз – за праздничными украшениями.
Женщины. Саске был рад, что у него ни одной не будет.
- Ага, ваще класс, и где это?
От созерцания мамы Учиху оторвало восклицание Суйгецу. Они как раз говорили за жизнь, умостившись в гостиной на диване, когда гостю пришла СМС, и он, явно ожидавший сообщения, с радостным лицом полез читать. Теперь же его тонкие брови хмурились. Он спросил, протянув телефон дисплеем вперёд:
- Саске, глянь, не шаришь, где это?
На экранчике всё было перелистнуто так, чтобы имя автора сообщения отсутствовало, и красовалось только название пригородного района, который юный Учиха ненавидел – там жил Дзюго.
- Да это рядом, здесь два шага буквально, – насторожился он. - А что?
Суйгецу разве что только на месте не подпрыгнул, обрадовавшись, подался вперёд:
- Не гонишь?!! Расскажешь, как дойти? Мне туды надо!
- Да я могу, в принципе, и проводить, а что ты там забыл? – выгнул бровь Саске.
Блондин обезоруживающе улыбнулся, замахал перед собой руками:
- Провожать барышень будешь или хлопца своего, а мне карту черкни на салфетке и порядок. Я один пойду. У меня там тёмные делишки-дела.
Саске пожал плечами, вооружился маминой ручкой для подписывания открыток и начал чертить, попутно что-то объясняя, а сам размышлял.
С одной стороны, он был до обалдения рад повстречать Суйгецу,то есть,Акулку, скоторой всегда чувствовал определённую компиляцию, и хотел использовать возможность пообщаться. С другой стороны, до Нового года оставался последний свободный день, назавтра предстояла традиционная безумие-беготня, и остаток спокойного времени хотелось провести с Наруто. Тем более что после праздника они сговорились разобраться в отношениях, и чем это могло кончиться – неизвестно. Да и с Суйгецу всю ночь болтали-хихикали…
- Отпад, Лидер-сама, благодарочка, - присвистнул последний спустя минуту, разглядывая салфетку с картой на просвет в сторону окна, как оценщик Сотбис – почеркушку Пикассо. – Я тады прям щас и пойду, чтобы не откладывать!
- А, хорошо, - кивнул Саске, хвостиком топая за блондином в прихожую зону. – Потеряешься – звони…
- М-м-м. – Суйгецу накнопывал на телефоне ответ и не перестал, даже когда натягивал свободной рукой шапку, влезал в куртку и вступал в обувь.
Мама, обычно начавшая бы беспокоиться, совать в дорогу онигири и петь напутственные походно-погребальные песни, продефилировала мимо, полностью игнорируя парней; наискосок сквозь гостиную из кухни она прошла, напевая, и смахивала с несуществующих объектов в воздухе несуществующую пыль. Саске обеспокоенно выкрутил шею.
- Утёк, - прокомментировал Суйгецу своё удаление за порог, не переставая клацать клавиатурой.
Оказавшиеся за дверью Неджи и Киба, которых гость не заметил даже, расступились и проводили парня взглядами. Повернулись к Учихе.
- Это племянник Кисаме-сана, у них дома потоп, вот он с нами и остаётся пока, - предвосхитил Саске вопрос, а затем предвосхитил и ответ: - Да, да, никто не думал, что у Кисаме-сана есть родственники.
После чего залюбовался живописными соседями.
Неджи, с гордо расправленными плечами и прямой спиной, выглядел холодно, строго и немного замученно. От вчерашней дикости не осталось и следа, зато появилась ссадина на скуле. Волосы его аккуратно лежали на плечах и за спиной, а одежда, идеально чистая и отглаженная, сидела безупречно – в пристрастии к аккуратному внешнему виду они с самим Саске всегда были похожи.
Чудный контраст Хьюге составлял Инудзука Киба. Откровенно несчастный и равномерно покрытый царапинами, с распухшей губой, фингалом и пунцово-лиловым ухом, он жалобно зыркалнезаплывшим глазом исподлобья и сутулился. Походил парень, в общем, на ободранного кошкой воробья. Но самым ужасным было не это, а надетый на Кибу костюм. Когда-то (когда обладатель ходил класс во второй средней школы в лучшем случае) костюм был вельветовым, но с тех пор много воды утекло, а также много моли пролетело мимо и сквозь. Кроме плешей, костюм имел ещё и изначально отвратительный цвет несвежей горчицы, который, выцветши, сделался окончательно неприемлемым. В довершение, обладатель со времён средней школы пережил критические гормональные изменения в организме, достиг периода полового созревания и вымахал; оттого рукава, например, заканчивались недостаточно рано для «три четверти», но и недостаточно поздно для обычных рукавов. Со штанинами было приблизительно тоже самое.
Саске не назвал бы себя великим модным критиком, но тут даже его покоробило. Он отвернулся обратно к Неджи и, указывая на скулу, поинтересовался:
- Откуда? Вчера же не было, вроде?
Неджи скривил нос, как от зубной боли:
- Две пощёчины от мамы и тёти, плюс две оплеухи от папы и дяди. И всё по одной щеке, вот и вылезло.
- Прости, - буркнул Киба как-то помято, явно не в первый раз за сегодня.
- Заткнись, отбивная, - прикрикнул Хьюга и пихнул его в плечо, к Саске в дом: - П-шёл.
Саске послушно посторонился, радуясь, что мама ушла на второй этаж и не видит отливающую всеми цветами радуги физиономию Инудзуки.
- Спасибо за вчерашнее, Саске, - деловым тоном начал Неджи. – Я и сегодня надеюсь на твою помощь. Видишь ли…
Тэн-тэн, просидевшая всю ночь у Хинаты (которой было плохо и физически, и душевно) утром доложила, что юная Хьюга абсолютно точно влюблена в Инудзуку и хочет быть с ним вместе, а вчера просто перепугалась от неожиданности и растерялась. Неджи, получивший взбучку от родни за недогляд за сестрой, на это хлопнул себя по лбу, потому как успел зачернить ничтожного смертного Кибу перед всей семьёй (а до того – и навалять гаду по шее). Когда же сестра узнала о драке, то ещё и прорыдала бонусных два часа. В общем, вдруг каким-то образом самым крайним, рыжим и левым одновременно оказался Неджи.
- План такой: я оперативно за два часа делаю из него джентльмена, подсовываю папе с дядей и – вперёд, пусть официально просит разрешения с сестрой встречаться, а иначе всё равно ничего не выйдет, – озвучил Хьюга монотонно. – Они строго смотрят, не покупаются - конечно, знают же идиота с пелёнок - и потому мнутся, но соглашаются: Хинате ведь отказать не могут, тем более, она всю ночь плакала. Тогда -вуаля, я снова хороший.
На каждое его слово Киба всё больше сжимался и спадал с лица. Саске же внимательно слушал, кивал, прислонившись к стене со сложенными на груди руками, и постукивал пяткой в шерстяном носке по плинтусу.
- Логично, - одобрил Учиха в конце концов. – А я чем могу помочь?
Неджи окинул широким жестом общую цветовую гамму и композицию Инудзуки, пояснил:
- Это я его прилично одеться попросил, на свою голову.
- Просто я… - попытался оправдаться тот.
- Просто ты похож на бомжа, - одёрнули его. – Саске, мои вещи ему большие, я выше. А вы приблизительно одного роста, найдёшь ему костюм с рубашкой одолжить? Я бы пока речь написал, что говорить.
Учиха закивал раньше, чем Неджи закончил:
- Да, конечно, конечно.
Напоминать человеческое существо Киба начал спустя минут двадцать.
На второй этаж вход ему был заказан – там была мама, – потому Саске снёс вниз всё своё богатство в два костюма и четыре рубашки.
- Переодевайся, - скомандовал сидящий на диване Неджи, быстро покрывая клочок бумажки иероглифами.
Учиха тем временем прикидывал - какой галстук подойдёт? – и пялился в пространство, пока до него не дошло, что в гостиной царит тишина и пауза, а побитый Киба в ступоре смотрит на хозяина дома и смущённо молчит. Саске сначала не понял, а потом в гневе сжал кулаки и заорал:
- Ты что, шутишь?!!
Неджи поднял голову от писанины, непонимающе моргнул пару раз, затем тоже вскипел:
- Инудзука, у тебя что, талант оскорблять людей?!! Да Саске на тебя не посмотрит, даже если будет пьяный, а ты окажешься последним человеком на Земле! Потому что ты не мужчина! Ты пентюх! – Втянул носом воздух и продолжил: - Если он тебе теперь откажется помогать, я его пойму и не обижусь! Но Саске, пожалуйста, не отказывайся, кто виноват, что моя сестра –пентюхофил? Можешь его стукнуть, я подержу.
Жмурящийся Киба при этом мелко прыгал и переминался на своих носках, втягивая голову в плечи, как будто ожидал удара. Одновременно он начал расстёгивать рубашку, а Саске с отвращением и досадой отвернулся. И помогай людям, называется.
Ожидаемо, в синем костюме Инудзука походил на сутенёра, а вот чёрный пришёлся к лицу.
- Ебабельно, - вынес Учиха вердикт и шугнул Кибу от души, произведя хищно-хватательные движения в его сторону под аккомпанемент клацнувших зубов.
- А-а-ай, Са-а-аске! – захныкал тот, прикрывшись руками.- Ну, прости меня уже! Не специально я!
- Ладно, фиг с тобой, - Учиха прикладывал намотанные на кулаки галстуки по очереди к горлу соседа, жмуря один глаз. – Просто не делай так больше, это отвратительно.
Галстук выбрали в итоге методом математически высчитанного тыка. Саске отряхнул горе-приятеля, оглядел. Фыркнул и повернул тыльной стороной к заказчику:
- Что скажешь?
Неджи одобрительно закивал, потирая подбородок:
- Фигово.
Сие обозначало «уже не чудовищно» и являлось комплиментом, потому Учиха обрадовался:
- Чудесно. А теперь забери его из моего дома.
Сперва, правда, Хьюга отдал Саске на проверку написанную для Кибы речь.
- «Премного благодарен», «отнюдь» и «благодетельных» вычеркни, он их банально прочесть не сможет, а так хорошо. Мне особенно понравился абзац, где Хината сравнивается с лабрадором, очень в характере.
Неджи поблагодарил, поклонил Кибу в паркет лбом и утащил учить текст.
***
- Быстро валите, пока я не передумала, да?
- Фукутайчо, передумайте! Передумайте!
- Итачи, в машину.
- Вон из моей кухни!
Мурыжившие подносы официантки притихшей стайкой замерли у стены, комкая руками ажурные форменные переднички. В дверях, ведущих из кухни в переулок за рестораном, Кисаме-сан с приказным выражением лица звенел ключами от машины. Метрах в трёх от него, вглубь помещения, Итачи вцепился в стальную каёмку тяжёлого, профессионального кухонного стола, на котором стояли сковороды и кастрюли с готовыми и полуготовыми блюдами. Его по пальцам, чтобы отпустил, Конан лупила толстенным свёртком скрученных трубочкой документов. На всю эту композицию замахивалась половником разгневанная шеф-повар: из-под съехавшей набекрень белоснежной накрахмаленной шапочки даже выбилась огненно-рыжая прядь.
Причиной безобразия являлась, конечно, туристическая вылазка направления «на деревню дедушке». Присутствующие Учихи готовы были костьми лечь, удавиться и съесть свой паспорт (возможно, даже в такой последовательности), лишь бы никуда не ехать. Конан, которая согласилась подменить начальство за ещё более увесистую плату в два самых ответственных дня, отметила слабый энтузиазм последнего и готова была уже передумать. Кисаме-сан, в свою очередь, начал терять терпение.
- Итачи-химе, - констатировал он. - Детский сад!
Тонкие ноздри того трепетали, но взгляд выражал крайнюю степень решимости:
- Пускай! Не поеду!
Раздались методические шлепки - это Конан вложила больше силы в удары бумагой по его пальцам. Учиха вцепился ещё пуще, так, что костяшки стали белёсыми с отливом в молоко.
- Хороший мой, ты плохой! – захныкала женщина.
Конец мученьям присутствующих положила шеф-повар твёрдой рукой человека, привыкшего отрубать рыбьи головы. Точнее, не рукой, а половником: им она зарядила сперва Конан по заднице, оставив на строгой юбке-карандаше мокрое тёмное пятно, а затем Итачи, не жалея, прямо по пальцам:
- Вон, я сказала!
Кисаме беззвучно зааплодировал. Конан подпрыгнула с ойком и приложила важные бумаги к мягкому месту. Учиха же вскрикнул и рефлекторно отпустил стол, моментально сунув костяшки пальцев в рот. Лицо его стало из несчастного озлобленным.
- Афтаф, та? – прошипел он сквозь кулак, лихорадочно оглядывая присутствующих. – Ну, ффё! – Затем извлёк руку из оральной полости, чтобы продолжить: - Тогда я утоплюсь!
- Где? – скептически вздёрнула бровь Конан, потирая юбку.
Находчивый Итачи пострелял глазами туда-сюда и кинулся снова к столу, с которым успел сродниться. На столе стояла двадцатилитровая кастрюля; её крышку Учиха сдёрнул и принюхался к повалившему оттуда пару.
- Вот! – триумфально воскликнул он, потрясая крышкой размером с маленький щит. – Утоплюсь в карбонаре!
За симбулькнулся головой в необъятное горло посудины.
- Моя карбонара! Тупая твоя грязная башка! Двадцать литров! Моя роскошная карбонара и твои секущиеся волосы в ней! – заголосила шеф-повар, поливая ударами сгорбленную спину Учихи.
- Неправда, не секущиеся, - возразила кастрюля.
Официантки у стенки начали прятать лица за подносами и друг у друга на плечах – хихикали. Конан скрестила руки с бумагами на груди и принялась косо ухмыляться, качая головой.
Спустя несколько секунд Учиха – нос которого венчало белое пятно соуса - из кастрюли был извлечён за шкирку, как вредный котик из рыбного лотка. А также поднят в воздух, перехвачен-перевёрнут и перекинут через плечо.
- Эх! Ух! Ё! – попытался возразить Итачи уже с высоты роста Кисаме-сана, но всё зря. Мужчина поудобнее устроил отбрыкивающуюся ношу у себя на плече, поправил и прихлопнул для пущего эффекта широкой ладонью по пояснице.
- За карбонару заплатишь, – посулил он. – А пока поехали. Девочки, скажите Итачи-химе пока-пока.
Официантки встали по стойке «смирно», разом поклонились и хором гаркнули «пока-пока». Конан махала ручкой, шеф-повар сымитировала плевок и потрусила половником.
В дверях Кисаме-сан присел, чтобы Итачи не зашибся.
***
Про омелу Наруто рассказала опять же Яманака-оба-сан. Она всё ещё была во дворе на обратном пути друзей из дома Намикадзе и винила себя и больше никого в происшествии с Хинатой. Оказалось, любящая западные традиции тётя составила декоративную шар-висюльку из омелы и остролиста и повесила на ветку одного из деревьев в парке – веселить молодёжь. Именно эта висюлька Кибе вчера в глаза и бросилась…Забава не удалась, а мать семейства Яманака огорчилась – потому, несмотря на эстетическую ценность, украшение решила снять. Во избежание.
Наруто еле-еле уговорил её не делать этого, посулив снять висюльку собственноручно.
- Ну хорошо… хорошо, - натужно согласилась тётя. – Только с Саске-тяном ходи! С Сакурой-тян не ходи, мне ещё пьяных Учих не хватало.
У пьяных Учих (по-настоящему пьяных, а не как Саске давеча) глаза наливались кроваво-красным, что выглядело весьма пугающе.
Наруто искренне обрадовался и, расфасовав унылых друзей по домам, помчался вырывать Саске из рук злобного Суйгецу; но вырывать никого не пришлось. Суйгецу куда-то улизнул, а Саске вольновисел через подоконник первого этажа в своём толстенном свитере и вяло забавлялся с Кибы и Неджи, которые вышагивали по дороге вверх-вниз метров на десять и что-то декламировали. Иногда Инудзука не то чтобы декламировал, а как-то просто проговаривал – тогда Неджи лупил его по голове.
- Заново давай!
- Хьюга-сан, Хьюга-сан, Хьюга-сан и Хьюга-сан! Светлоокие мои! Смею ли я…
Мозг Намикадзе услужливо изолировал эту часть сцены, решив, что хозяину просто лучше не знать. Вместо этого они (мозг и Наруто) залюбовались Саске и за этим занятием провели минут пять, пока их не раскрыли. Предмет любований склонил голову на руку, вопросительно вздёрнул бровь и улыбнулся. Это был редкий момент Учиховского благодушия.
Теперь они топали в парк, а в воздухе витала тошнотворнейшей степени романтика. Точнее, пыталась витать: её розовые нежные волны периодически спотыкались об угловатую и острую ауру Саске. Но сегодня даже это не мешало, и аура урчала довольно, когда амурные эфиры её оглаживали.
На фоне сих астральных войн трещал без умолку Наруто:
- Я уже дождаться не могу снежков, ух, уделаю тебя и Шикамару в этом году. – Ухватил поминально скривившегося по снежкам Учиху за руку: - Ва, холодные пальцы! – Достал из кармана варежку, сунул, не глядя: - На вот… э-э-э, о чём я?..
Саске в основном воспринимал его болтовню как молчание. Протянутую варежку послушно принял, сложил уже в свой карман, а голую руку Наруто охотно оплёл пальцами.
- А, да! Снежки. Жалко, Дзюго с нами не сыграет. Ему понравилось бы, может…
- Давай сегодня не будем про Дзюго. Вообще ни про кого не будем.
Наруто неопределённо скосил взгляд. Глаза его были тёмными – тень от ресниц убила лазурный блик. Он кивнул:
- Хорошо, - без недовольств и возражений, чем несказанно удивил Учиху. – Будет наш день, да?
- Да.
И всё было хорошо. И молодецкое катание с горки на заднице «как в младшей школе», и ритуальное вылепливание фаллического символа из снега, и самурайские бои на сосновых ветках. Такое «идеальное свидание» удивило бы Сакуру, но её товарищи себе другого и представить не могли. Кульминацией дня было Саскино благосклонное:
- Что, покажешь мне пару приёмчиков?..
Это дело Наруто обожал, пожалуй, посильнее некоторых видов ласк эротического характера. В ушу он был специалист, а Саске – нет. В остальных аспектах жизнедеятельности всё обстояло с точностью до наоборот, и только в родном боевом искусстве Намикадзе мог покрасоваться перед заумным Учихой. Саске просил его отчасти именно поэтому, отчасти потому, что ему доставляло эстетическое удовольствие наблюдать за Наруто в бою, и отчасти - из банального пацанячьего любопытства.
Полянка поровнее была избрана, как брюнету показалось, наобум. Прочь полетели шапки-варежки, позастёгивались плотнее все молнии. Счастливый, но пытающийся оставаться серьёзным Наруто сказал:
- Ладно, смотри.
И обманчиво-нежно скользнул вперёд, чтобы ласково оплести рукой запястье… мир сделал кувырок, взбрыкнули собственные ноги на фоне неба; секунда – и Саске идентифицировал своё высочество уже мордой в снегу, с заломленной за спину рукой и восседающим сверху Наруто. Воздух в лёгких отсутствовал.
Намикадзе склонился к Учиховскому беззащитному уху, наивно вылезшему молочной раковиной из угольного разреза волос. Сказал, задев шершавой сухой губой:
- Вот так тебя, - и тихонько захихикал.
Такого Наруто, который может непонятно что и непонятно как, искрит золотистым и светится, такого Наруто – ну очень хотелось.
Учиха терпеливо подождал, пока с него слезут, принял руку, поднялся. Разминая запястье, попросил:
- Так, ещё раз.
Далее блондин медленно повторял, с объяснениями, куда какую конечность вести и что делать с центром тяжести. Саске также медленно копировал его движения, проговаривая матчасть вслух. Потом повторял быстро. Практически все приёмы ему удавались с первого раза. От этого захватывало дух обоим. Наруто гордился Саске по-честному, с вернувшимся лазурным сиянием в глазах, заманивал в додзё и обзывал себя «гениальным сенсеем». Саске в додзё идти отказывался; ему хватало знания, что смог бы, если бы захотел. Приёмы он запоминал раз и навсегда, копил их и мечтал вступить с Намикадзе в шуточный спарринг. Да и вообще, для самозащиты полезно.
- Монстр, - одобрительно хохотал Наруто спустя двадцать минут, отряхиваясь от снега. – Так, а теперь возьми меня сзади за горло, вот так, - он показал как, выпятив одну руку треугольником перед собой, с вершиной в локте.
Теперь было практически всё тоже самое, только уже не мордой в снег, а затылком. Саске повторил за Наруто приём - и попался в коварные нити его гнусного плана. Распластавшийся на снегу Намикадзе (эрот-комплект; чувственный румянец, поверхностное дыхание, бесстыдно сияющие глаза прилагаются) указал склонившемуся над ним Саске пальцем куда-то вверх. Выдохнул:
- Гляди, омела.
Саске послушно задрал голову. Саске криво ухмыльнулся. Саске голову опустил.
…Вообще увлечённая молодёжь может болтаться на снегу долго, не чувствуя зарабатываемого менингита. Но Учиха был представителем сознательной молодёжи, потому менее сознательного и более увлекающегося Намикадзе из снега извлёк, чтобы больненько, но со смыслом приложить затылком и спинкой о клён, под которым они кувыркались и на котором висела омела.
За сим молодёжь продолжила увлекаться уже более глубоко и прочувствованно, с хрустящими вжиками молний и нагло ползущими под свитер холодными руками, к тёплому животу поближе. Молодёжь уже готова была проверить – а какова вероятность заработать простатит, если при минус десяти?.. – но тут аукнулось двумя знакомыми голосами. Сперва:
- Ой!
А за тем:
- Ёптышка!
Вспыхивать краской, опускать взгляд и мяться в таких ситуациях приходилось Наруто – за двоих. Саске небезосновательно считал, что это людям должно быть стыдно за то, что помешали и пялятся.
- Я вас слушаю, - так громко, как только позволяли остатки дыхания, заявил он, упираясь о ствол клёна согнутой в локте рукой, и развернул лицо к визитёрам. Глаза Учихи тут же настороженно сузились.
- Ой! – ахнул Наруто между ним и деревом.
- Ой! – эхом повторил Дзюго. Он шёл по тропинке, сбоку от которой размещалась полянка, вёл рядом с собой за руль-рожки велосипед, да так и замер. Его наивно распахнутые глаза и совершенно детское выражение лица плохо сочетались с внушительной комплекцией и ручищами-сковородками.
- Дз!.. Учиха, пусти… Дзюго! – засуетился Наруто, вывинчиваясь из своей западни с таким же перепуганным лицом, товарищу под стать.
Услышав собственное имя, великан перепугался, совсем как ребёнок, которого поймали за поеданием казённого варенья. Он сделал следующее: кинул свой моднявый велосипед – тот дзвенькнул о тропинку и поднял снежную пыль - и дал дёру.
- А-а-а, чёрт! – с досадой вспылил Наруто, кидаясь следом.
Все эти манипуляции Учиха Саске наблюдал, тихо офигевая. Возмущение его росло, заставляя делать это громко, под аккомпанемент завываний гормонального фона и яростного шипения внутреннего голоса.
- Какого хера, Намикадзе?!! – заорал он подбирающему велосипед блондину, который только что был извивающимся теплом в руках, а теперь вдруг оказался холодным и далёким.
Наруто, масштабов гнева Саске ещё не оценивший, с непониманием в глазах обернулся через плечо:
- А что такое?
«Значит, он тебя тут кидает посреди леса, в ваш день,одного, ради ойкнувшего Дзюго, и даже не видит в этом ничего зазорного», - подвёл итог внутренний голос, и холодная ярость затопила сознание Учихи.
Намикадзе поднял велосипед, закинул на него одну ногу и приготовился оттолкнуться второй, а в спину ему заявили:
- Поедешь за ним – можешь ко мне не возвращаться.
Наруто подавился от возмущения, снова обернулся. Лицо Саске в ярости становилось самодовольным и высокомерным. Блондин прищурил глаза и выплюнул:
- Смотри.
После чего всё-таки оттолкнулся и, мгновенно набрав скорость, помчался по тропинке вверх.
У Саске от ярости руки затряслись. Он со всей дури пнул клён. Шар омелы задрожал, золотистая верёвочка крепления не выдержала, и украшение грохнулось на землю.
- Не перегнул, не? – напомнил о себе ещё один из присутствующих.
- Ками-сама, и ты здесь, - не обрадовался Саске, играя желваками и буравя взглядом тропинку.
- Ого, меня так ещё никто не называл, - фыркнул Суйгецу. – Да чё ты, Лидер, дорогой, не тушуйся.
Саске рваными от переполнявших эмоций движениями поднял со снега шапку Наруто и его варежки, отряхнул ударом о бедро. Было обидно до ужаса. Сгущались ранние зимние сумерки. Спросить, что Суйгецу делал вместе с Дзюго, Учихе даже в голову не пришло.
***
Учиха Мадара был жгучим брюнетом с роскошной шевелюрой и бархатистым голосом. Лет шестьдесят назад.
- Я никогда этого не одобрю! – проскрипел он теперешний, сухонький дедушка в сивых космах и белых рейтузах-«трениках», слепо щурясь и обвинительно тыча скрюченным дрожащим пальцем в приезжих.
- О! – тихонько обрадовался Итачи. – Такого варианта я не учёл! Щас он закатит нам гомофобную истерику и домой отправит, ура!
- Итачи, внучок, - продолжил скрипеть дед, похлюпывая чем-то в груди, - ты за каким хером в светлый перекрасился? Мы ж, Учихи, брунэты! Вон, жёнушка на Учиху больше тебя похожа, тьху, стыдоба!
Итачи и Кисаме-сан, замершие у веранды, переглянулись.
- Дедушка? – сдерживая смех, позвал Кисаме.
-Потом поговорим, Итачик, – просипел дед и тут же ка-а-акгаркнул: - ЖЕНЩИНА!
- Кто, я?! – возмутился настоящий Итачи.
- Марш на кухню, обед готовить! Да поживее мне!
Кисаме-сан на этот раз не стал маскироваться под кашляющего. Он просто присел на корточки, чтобы хоть как-то скрыться за настилом веранды, и откровенно заржал. Возмущению же младшего из Учих, очевидно, не наблюдалось ни конца, ни края, ни предела. Он, как рыба, молча хлопал ртом и растерянно моргал, спазматически сжимая-разжимая пальцы на лямке своей пижонской вещевой сумки.
Дом деда Мадары («Клановая резиденция», - утверждал хозяин), по крайней мере внешне, совершенно не изменился. Остался таким, каким Итачи его помнил: мрачноватой традиционной махиной человек на двадцать, окружённой внушительным, выборочно ухоженным садом. Дедушка тоже совершенно не поменялся. Всё так же не выбирал слова, имел гадкий характер, пах чесноком и ничего не видел.
- Ладно, чего это я, сразу – обед? – смягчился дед, пошамкав губами какое-то время. – Иди, невестка… - Нахмурился, осведомился у Кисаме: - Кстати, как зовут?
Кисаме отнял голову от колен. Его лицо было абсолютно счастливым, острые зубы теснились в широкой улыбке и жизнеутверждающе отражали скудный вечерний свет. Он сделал радостный жест рукой от себя, словно кому-то что-то жаловал с барского плеча:
- Ну…
Итачи буквально увидел копошащиеся на кончике его языка трудночитаемые западные женские имена, беззвучно повторил одними губами: «Руку отрублю!», и изобразил обещание в пантомиме.
Кисаме-сан, которому веселье мешало думать, решил скомпилировать два женских имени из знакомых. Первой в его голову пришла, конечно, любимая Конан, а второй, внезапно – мама Наруто. Секунду он вспоминал, как её зовут, а затем выпалил:
- Конина! - И тут же сделал круглые глаза, прихлопнув рот ладонью, как малыш, который сказал «плохое слово».
Итачи изобразил, куда именно он запихнёт Кисаме его отрубленную руку.
- Иностранка, штоль? – не растерялся дедушка.
- Кореянка, - повторил мужчина барский жест. Его широкая грудь мелко сотрясалась от какой-то особой, глубинной формы похихикивания.
- Понял. Ко Нин А, значит, - кивнул дед сам себе, переделывая имя на нужный манер, протянул к Итачи руки и произнёс: - Иди, невестка, дедуля тебя обнимет.
Худшие воспоминания первых десяти лет жизни Итачи были связаны с дедушкиными объятиями. Это было как если бы вы получили травму детства, когда вас укусила собака, стали их бояться, потом от фобии вылечились, и в тот же день вас снова укусила бы собака.
Итачи обречённо стянул с плеча сумку - она с мягким «паф» приземлилась на веранду – и подался вперёд, борясь с желанием сомкнуть хватку на дряблой, по-птичьи тонкой старческой шее. Дед, чуть попыхтев, скрупулёзно обнял «невестку» везде от затылка до середины бедра. В конце его манипуляций внук с абсолютно неудивлённым лицом чуть дёрнулся, скривив нос, как если бы его ущипнули на предмет проверки филейной части.
В общем-то, так и было.
- Теперь пошла готовить, быстро, - потерял дедушка всякий интерес к уже ощупанному телу, а сам поманил пальцем Кисаме, заставил наклониться и прошипел ему на ухо, негромко, на все окрестности: - Зад тощий, больше троих не родит.
Ну что ж, сходство Итачи с матерью в очередной раз подтвердилось: про Микото дедушка в своё время сказал то же самое. «Ко Нин А», который, послушавшись главу клана, разулся у веранды и теперь влезал в тапочки перед сёдзи, при этих словах сделал возмущённое лицо. Затем изобразил, что достаёт отрубленную руку Кисаме из оттуда, куда запихнул её, и убивает ею дедушку.
Кисаме решил, что троих ему будет вполне достаточно, и благодушно отмахнулся:
- Да ничего!
И ещё, если мужчина не ошибался, то его организм от невозможности захохотать начал пускать углом правого глаза слезу.
- Помрёт наш клан с такой рождаемостью, - сокрушился дед, поглаживая скрученными пальцами свои седые космы. – Ладно, внучок, иди, и тебя обниму, штоль.
Кисаме никогда никто «внучком» не называл, и мужчина с некоторым волнением и вполне платоническими чувствами приготовился впервые быть заключённым в объятья дедушкой. Последний, впрочем, важности момента не оценивший, проделал с Кисаме всё то, что проделывал до того с Итачи, включая эпизод с проверкой филейной части. Затем дед Мадара степенно отстранился, важно кивнул и заявил:
- Пошли в дом!
Оттянутые коленки его белых рейтуз трогательно мотылялись при каждом шаге.
Поравнявшись у порога с мстительно хихикающим Итачи, Кисаме-сан отвесил ему звонкий щелбан по лбу и осадил:
- Зато меня официально признал глава твоей семьи. Считай, расписались.
Итачи показал ему язык, а из дома неслось:
- ЖЕНЩИНА! Я не слышу звуков старательно приготовляемого обеда!
***
И гнев его был страшнее и чернее ночи, и расползался он над землёй аки тень неведомая.
А по пятам следовал Суйгецу и заговорить не пытался.
Саске тем сильнее мрачнел, чем дальше устремлялся. Его состояние приближалось к взрывоопасному. Гнев внутри клокотал такой, что ни в какое сравнение с позавчерашней истерикой не шёл. Одним двором попорченных снежков тут было явно не отделаться, требовалось три минимум. Чем яростнее Саске топал, тем сильнее ноги увязали в снегу, тем труднее становилось идти, тем чаще он спотыкался, тем больше психовал. Тем старательнее Суйгецу не пытался заговорить.
У дома Яманака стоял Чоджи в незашнурованных ботинках, явно надетых наспех, свитере и шарфе. На руках у него были кухонные варежки, которыми он осторожно сжимал чёрный квадрат противня. От того валил вкусно пахнущий пар; а конкретнее - от покрытых глазурными узорами новогоднего вида печенюшек. Чоджи краснел и угощал ими Ино, которая в расстёгнутой шубке на тоненький свитер стояла у крыльца и милостиво перекладывала вкусности с противня на салфетку.
Саске услышал мельком, как парень басит:
- По моему рецепту, первая пробная партия… попробуй, скажешь, как понравилось…
- ДА СХОДИ ТЫ С НИМ УЖЕ НА СВИДАНИЕ, ЛОМАКА УПРЯМАЯ! – гаркнул Учиха и резко махнул в их сторону рукой, в «пошли под три чёрта» манере.
Ино от неожиданности подпрыгнула и рассыпала всё печенье с салфетки на снег, а Чоджи попунцовел чуть не до черноты. Суйгецу, который, потешаясь, следовал за своим лидером, отвесил им извинительный поклон с пояснением:
- Прошу прощения за форму, но не за содержание.
Далее вверх по улице, напротив родного дома, Саске увидел, как Кибу выпихивают из калитки тёти Хьюга, а дяди Хьюга по ту сторону Инудзуки тянут его, обхватив поперёк талии и вцепившись в ткань пиджака. Парень ухватился обеими руками за забор и никак не выпихивался. На крыльце замерли Хината и обнимающая её Тен-тен. Рядом качал головой Неджи.
- ТАК, БЛИН!!! – гаркнул Учиха и им. Хотел ввернуть словцо покрепче, но даже гнев не поборол стеснения перед взрослыми. – ОТПУСТИЛИ МОЙ ПИДЖАК, ПОРВЁТЕ – НОВЫЙ КУПИТЕ, ЯСНО?!!
УдивлённыеХьюги покорно отпустили Кибу, тот едва на ногах устоял. Саске продолжил, уже в сторону крыльца:
- ЦЕЛОВАТЬ ЕЁ НЕЛЬЗЯ, СВЕТОЧ ЦЕЛОМУДРИЯ ОНА!!! А СТАРАЯ ДЕВА – НЕ ХОЧЕШЬ?!! А ПРИДЁТСЯ, ЕСЛИ ХАРАКТЕР НЕ ПОКАЖЕШЬ ХОТЬ РАЗ, ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА, ВОТ ТЫ КТО!!!
Дёрнулся было идти, не глядя на произведённый эффект, но передумал, добавил вежливо:
- Хьюга-оба-сан-тачи, добрый вечер.
- Добрый вечер, Саске-тян, - растерянно улыбнулись тёти.
- Саске-тян, а ремня?!! – почти смеясь, крикнул один из дядей.
Саске продолжил размашистое путешествие вверх. От гнева было горячо в груди и животе, почти подташнивало; тяжело входящий в лёгкие холодный воздух было легче заглатывать ртом, и уже болело горящее горло, и слезились глаза. В висках кровь жарко пульсировала, а снаружи волосы продувал ледяной ветер, оттого голова немного кружилась.
Дальше под горячую руку попалась Сакура. Предшествующих появлению Саске криков она не слышала по той причине, что находилась посреди процесса трагического, с заламыванием рук, выяснения отношений со своим художником. Тот пытался вручить ей большой букет бумажных роз пополам с живыми, она картинно отнекивалась. Лицо девушки красиво дышало румянцем и наспех наложенным макияжем.
В общем, Саске она так и не заметила: тот, наслушавшийся вчера причитаний подруги по телефону, пронёсся мимо ураганом. Не глядя, рукой в затылок пихнул злосчастного художника вперёд, губами в губы Сакуры, прокомментировав свои действия следующим слоганом:
- ДРУЖЕСКОЕ ВПЕРЁДПИХАНИЕ ОБЛЕГЧАЕТ ПОНИМАНИЕ!!! – и был таков.
Сай кинул смявшийся букет и поскорее поспешил физический контакт разорвать. А настигший их компанию Суйгецу показал ему язык:
- Ну и зря! – после чего обнял лицо оторопелой Сакуры ладонями и сам смачно чмокнул в губы. Прокомментировал в духе Учихи: - Сакура – редкий вид, хватай, а то убежит! – и дёрнул следом за лидером.
- НА-А-АРУ-У-УТО-О-О!!! – вопила Ино за их спинами. – САСКЕ С УМА СОШЁЛ!!!
На улице Суны было несравнимо тише. На веранде одного из домов кто-то задумчиво курил, по тротуару, рука в руке, степенно шли Шикамару с Темари. Продвигалась парочка медленными плавными зигзагами, так как смотрела друг другу в глаза, а не на дорогу.
- А ВЫ! – гаркнул Саске и на них, топая мимо. – ВЫ МОЛОДЦЫ! ГУЛЯЙТЕ СЕБЕ!!!
Суйгецу и тут подлил масла в огонь; поравнявшись с Шикамару, на ходу подмигнул ему и заявил, многозначительно косясь на Темари:
- Пацик, чикса – улёт!
- Б-благодарю?.. – растерялся Нара.
Суйгецу кивнул, не оборачиваясь. Ему было интересно, куда же всё-таки они с Саске идут? Нет, конечно, за лидером – хоть в библиотеку, но всё же?..
Ответ на свой вопрос он вскорости получил. С улицы Суны отходил маленький аппендикс-дорожка, которая упиралась в знаменитое местное конвини. Магазин сиял витринами, пестрел рекламой и продукцией, мигал лампочками гирлянды, исполняющей якобы украшательные функции. Саске втиснулся в едва начавшие разъезжаться стеклянные двери, грюкнул обеими руками по стойке кассы, заставив продавца ойкнуть, и крикнул в последний раз за вечер:
- МНЕ НУЖНЫ ВСЕ ВАШИ СИНИЕ ВАФЛИ, БЫСТРО!!!
Продолжение в комментариях
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Фендом: Наруто
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Пейринги: Наруто/Саске/Наруто, Кисаме/Итачи, Гаара/Ли + второстепенные
Рейтинг: R
Жанр: AU, romance, humor
Размер и состояние: миди, 5 глав, закончен
Размещение: только после согласия автора (с предоставлением ссылки) и только с этой шапкой
Предупреждения: AU, OOC (ооцэшище даже), fluff. Нецензурная лексика. Бессюжетие. Немножко всегейство и тотальное учихалохство. И, ребята. АНГСТ!
Посвящение: те же плюс мои настойчивые, страдающие читатели, мучающие сообщениями в личку.
От автора: Напоминаю женскому контингенту, что жанры "яой" и "сёнэн-ай" (в мультипликации то, манге или, вот, литературе) на этот самый женский контингент расcчитаны и отношение к реальной гей-культуре имеют весьма и весьма зыбкое. Поэтому, повторюсь, реалистичности не ждите.
Сразу приношу благодарности своему М.Я.Б.у viaorel, который выпытал сюжет обманными манёврами и пинал нежными словами; tevaorel, которая таки прочла (уй, и которой я забыла перезвонить!); Brutal Zombie за её "ну чё там?" и "а, да? Ну ничё"; Маргарите-сан, которая согласилась снова быть тестовым читателем, и папе. Папе, который, несмотря на "ЭТО Ж ПРО ПЕДИКОВ!", прочёл первую главу. Он лучший! *_*
Да простит мне великий бог фанфикшена, что я продолжаю испытывать его терпение!
Глава 4
Глава 4
Рама в комнате Саске была обыкновенная, не стеклопакетная, на двух задвижках. Последние пару лет её пытались к зиме заклеивать, но из-за регулярных визитов Наруто все попытки пали прахом; потому этой зимой Учиха Фугаку объявил поклейку переводом поролона и газет, вот Саске и терпел сквозняк.
Касательно же рамы Наруто за осень изобрёл новый трюк. Пластиковой членской карточкой (зала игровых автоматов, куда парни часто хаживали) он проникал в щель между рамой и окном. Это отнимало несколько минут, а также энное количество пыхтений с сосредоточенно высупленным языком, зато при правильном нажатии вознаграждалось двумя щелчками открытых задвижек. Таким вот проникновением со взломом Намикадзе периодически радовал младшего Учиху по утрам.
Утро тридцатого числа стало одним из них.
Снежные серые тучи с неба пропали; открылась по-зимнему высокая голубизна с оранжевым мазком рассвета у горизонта. Солнце казалось маленьким, далёким и колючим, оставляло длинные синие тени и резало глаза до слёз. Снег ночью всё же шёл - поверх старого, сероватого, лежал новый пушистый слой, отчаянно-перламутровый и, опять-таки, до слёз блестящий. Слежаться он ещё не успел, потому ветром его сдувало с крыш колючим сверкающим дождиком.
Наруто морщился, когда этот дождик влетал ему за воротник или в лицо.
У дома Учих джип Кисаме-сана, который Наруто видел вчера из окна, уже отсутствовал, а в остальном царила тишь и благодать. Намикадзе, в чьей голове ещё плескалась сонная домашняя теплота, зацепился зимними широкими штанами, когда перешагнул забор. Остановился у клёна; оценивая глазами скользкость ствола и веток, стянул с варежек колпачки, превратив в митенки, подышал на пальцы, согнул-разогнул их – и полез. Дважды, впрочем, он чуть не оставил Саске вдовцом, раз зацепившись за ветку петлёй на куртке, а второй едва не соскользнув с навеса.
В комнате воздух был заспанным и статичным, царил полумрак – солнце пока сидело на крыше и до окон не добралось. Под подоконником, в промежутке между тумбочкой и кроватью, была заботливо постелена целлофанка, как раз для таких случаев. Наруто с горем пополам расшнуровался и на неё приземлил ботинки, а когда спрыгивал сам, то запутался в занавеске и чуть не сдёр её с карниза, загремев рамой. Ну, ниндзя из Наруто был такой себе – сюрприз не удался.
- Ёптышка! – раздалось в темноте комнаты, откуда-то с кровати.
Хотя нет, удался - Намикадзе голоса не узнал. А затем, когда глаза привыкли к темноте, не узнал также и обитателя кровати. Бледный, тонкий и встрёпанный БЛОНДИН в трусах и майке явно не являлся Учихой. А Наруто, привыкший быть единственным блондином в вышеозначенной кровати, сюрприза не оценил.
- Саске, слышь! Грабят, в натуре! – хрипло спросонья ахнул незнакомец, садясь в постели и махая в воздухе рукой, словно пытаясь выловить оттуда Саске. – А хотя, чего это я?.. Ходь сюда, чмо, щас я тебя!..
При этом он попытался вылезти из кровати, но ногой запутался в пододеяльнике и чуть не упал. Ну да, тоже, в общем, такой себе ниндзя.
Наруто, заслышав имя младшего Учихи, произнесённое незнакомцем, почувствовал, что – всё, собственно, внутри живёт зверь и сейчас он вылезет наружу. А когда его ещё и чмом обозвали, то звериная энергия начала бесконтрольно просачиваться и переть отовсюду. Намикадзе быстренько стащил шапку, хрустнул шеей вправо-влево и шагнул вперёд. Незнакомец, пытавшийся нейтрализовать взломщика, неизбежно пал жертвой проснувшегося в Наруто ушиста. Парни повалились на постель. Последовало месиво рук, ног, элементов одежды и простыней с наволочками, сопровождающееся рычанием и матами.
- …Два тяжело дышащих блондина в моей кровати, а на эротическую фантазию всё равно не похоже, - огорчился Саске с порога ванной, промакивая волосы полотенцем. На Учихе красовался белый махровый халат, запахнутый просто плотнее некуда, и домашние штаны.
В луче электрического света Наруто с Суйгецу замерли и уставились на него: первый с занесённым кулаком и щерящимися зубами, а второй с отчаянным лицом готового принять смерть достойно.
- Наруто, прошу, услышь меня, - продолжил Саске тоном «ну что ты пялишься?». – Перестань лазать через окно. Ты скоро дерево несчастное с корнями выкорчуешь. Или под тобой навес проломится. Свернёшь шею – убью.
Суйгецу, за всю свою пёструю жизнь привыкший к неожиданным переменам ситуаций, расплылся под занесённым кулаком в улыбке и благодушно произнёс:
- А, Лидер-сама, это хлопец твой? – и, уже обращаясь к «хлопцу», добавил: - Привет, я Суйгецу.
Наруто зыркнул на него взглядом, ясно говорящим: «Привет, я твоя смерть», и гаркнул:
- У тебя левый ПАЦАН в ПОСТЕЛИ! – Потом усомнился, смерил свою жертву взглядом: - А ты хоть пацан? – Проскользил глазами вверх-вниз. – Сисек, вроде, нет. – И снова Учихе: - КАКОГО?!
Саске устало вздохнул и замахал рукой перед лицом, всем своим видом излучая вселенскую утомлённость жизнью. Ревнивость Наруто, особенно показная, вызывала в нём смешанные эмоции, от лёгкого раздражения до неконтролируемой радости.
- Наруто, - в состоянии злости Намикадзе воспринимал информацию исключительно маленькими порциями. – Это племянник Кисаме-сана. Он с нами останется ненадолго, у них дома потоп. Его зовут Суйгецу.
Наруто пуще прежнего оскалился. Зверя, прорвавшегося наружу, он явно пытался запихать на место, но выходило плохо.
Учиха попробовал снова.
- Он – кровать, - пояснил Саске, указывая пальцем, - я – футон. Футон. Пол.
- Привет. Я Наруто, извини, что набросился, - слепя Суйгецу улыбкой, обратился к нему последний, когда информационная сводка достигла мозга. Занесённый кулак превратился в протянутую руку. – Как дела? Не знал, что у Кисаме-сана есть родственники.
Суйгецу кривобокенько и нервно хихикнул в сторону хозяина комнаты:
- С огоньком, да?
- Без мозгов – да, - поправил Саске.
- Э! – возмутился объект обсуждения. Он слез с Суйгецу и уселся в изножье кровати, не переставая улыбаться. – Ты не слушай, чего он тут тебе наговорил, всё враньё.Добро пожаловать на улицу Конохи!
- А, чувак, спасибо!
Только что готовые убить друг друга блондины принялись с усердием обмениваться улыбками и «давать пятёрки». Саске фыркал, роясь в шкафу, - подбирал одежду, стопочкой складывал её перед собой.
- Слушай, а что за «Лидер-сама»? – не унимался Наруто. – Это ж прозвищеего персонажа в игре, нет?
- А. Ну, тык.
Суйгецу сложил губки бантиком и сделал вид, что держит наперевес через плечо что-то тяжёлое и большое. Намикадзе, к сожалению, когда Саске однажды знакомил его с участниками своей команды, всё пропустил мимо ушей – пялился на татуированную спину учиховского персонажа, – потому Акулку не узнал.
- Я Акулка, их мечница, не? – подсказал Суйгецу.
- Оп-па! – обрадовался Наруто. Но тут же нахмурился: - Так это у вас общие интересы, а ты бабой бегаешь?
- Это хорошо или плохо? – тоже насторожился Суйгецу.
- Не знаю, - замялся Намикадзе.
- Ладно, светлые головы, болтайте, я переоденусь пока, - прервал их Саске, удаляясь в сторону ванной с вещами. – Кстати, я у Итачи про Ли и Гаару вчера всё выяснил, сейчас расскажу…
- О, окей! – оживился Наруто.
Блондины проводили Учиху взглядами. Когда дверь ванной захлопнулась, возвращая в комнату темноту, Суйгецу твёрдо и негромко произнёс:
- Н-да, я бы вдул.
Намикадзе почувствовал, как челюсть падает вниз. Он уже переквалифицировал гостя если не в друга, то в не врага точно. А тут такое.
- Чего?
Суйгецу– внимание! – облизнулся и улыбнулся, сверкнув острыми зубами. Наруто сглотнул.
- Говорю, парень ничего такой. Только глаз да глаз за ним, наверное?
Намикадзе даже сказать ничего не сообразил, а на пороге образовалась Учиха Микото. Она была зачёсана и умыта, чистый лоб чуть хмурился.
- …Конечно, а почему бы ещё такой шум, если не из-за Наруто.
- Утрое добро! – смешался тот. Ему было жарко, но куртку расстегнуть он как-то не додумался; потел себе тихонечко.
- Доброе утро, госпожа Учиха, - улыбнулся Суйгецу.
- Вежливый какой! – всё не могла нарадоваться последняя. – Учись, Наруто. Ладно, умывайтесь и кушать пошли.
Суйгецу закивал, подлетая с постели, а Намикадзе пучил на него глаза и молчал.
***
Сакура являла собою полную противоположность вчерашнего внешнего великолепия. На месте причёски у неё красовалась шапка, у которой по бокам, с ушей, свисали косички; нижняя половина лица утопала подбородком в километровом, казалось, шарфе. Веки и нос девушки покраснели. Она сидела на нижней ступени крыльца дома Намикадзе, нахохлившись, как воробышек, и уныло глядела на свои унты, носком одной из которых рыла в снегу ямку.
- Сакура-тян! – обвинительно прокричала Яманака-оба-сан с соседнего двора. Она вышла, тепло одетая, стряхнуть свежий снег с украшений во дворе и, увидев девушку, возмутилась: - Ты почему на холодном сидишь?! Немедленно встань! Опять балбеса-Намикадзе ждёшь?
Сакура отмахнулась от заботы и промычала что-то невнятное. Ожидать друзей на ступеньках крыльца – это она уже считала своей если не профориентацией, то хобби как минимум.
- Нару-тян, бегом! Сакуре ещё рожать потом, а он вразвалочку топает! – крикнула тётя Яманака уже в другую сторону.
Логически можно было предположить, что вниз по улице идёт Наруто. Он для виду, чтобы успокоить тётю, вроде прибавил шагу, но дошёл от этого не быстрее. Сакура навстречу другу кое-как задрала голову – мешал шарф. Друг, доковыляв, под стать ей надутый, с руками глубоко в карманах, уставился сверху вниз; пнул ботинком в унту, спросил:
- Ты чё?.. – Поморщился, уловив манеру Суйгецу, поправил сам себя: - …чего?
- Клуб влюблённых неудачников здесь? – буркнула девушка.
Наруто начал мелко пинать ступеньку, сбивая с неё снежную корку:
- Здесь, здесь.
Всю вчерашнюю уличную панику Харуно пропустила, новостями её завалила Ино уже вечером. Сакура пришла проведать Ли, который ночевал у Намикадзе: дядя Минато даже не поленился сходить к Майто Гаю, чтобы отпросить сына и объяснить ситуацию со всей возможной деликатностью.
- Бедный Ли, - Сакура со ступеньки вставать не спешила, упёрла локти в колени и положила подбородок в шарфе на варежки. – Как он?
- Да ты представляешь, оказалось, это он Гаару бросил, а не наоборот, - с отстранённым удивлением заметил Наруто, не переставая приходовать ступеньку. – А сам Гаара пропал. Темари говорит, его к бабушке в деревню увезли. Фигня какая-то происходит.
- Ничего себе, - точно также отстранённо удивилась Сакура. Минуту понаблюдала за избиением ступеньки, потом добавила: - А ты чего, сегодня тоже в клубе?
Наруто наподдал ступеньке от души, резко крутнулся на скрипучем снегу и с размаху плюхнулся рядом с подругой.
- Да тут, блин, острозубые наступают…
За завтраком Суйгецу будто подменили. От жаргона при Микото-оба-чан не осталось и следа. Он ел, хвалил, делился рецептами, демонстрировал широкий словарный запас, говорил с Саске об их чёртовой игре (Намикадзе не понял ни слова) и на игровом же сленге шутил, заставив младшего Учиху подавиться чаем от смеха и полностью игнорировать Наруто на протяжении всей трапезы.
А потом Микото-оба-сан неудачно откусила от мандариновой дольки так, что струйка сока, брызнув характерно, по-цитрусовому, попала Саске на скулу. Наруто и охнуть не успел, а догадавшийся про аллергию Суйгецу наклонился кзамершему Учихе и слизал сок с кожи, упомянув после про «природный дезинфектор слюну». Когда Саске пошёл с мамой мазаться мазью, то Суйгецу как-то так ввернул в обращении к Наруто пару фраз… таких, ну, невинных в общем, но весьма двусмысленных… Короче, Намикадзе не знал, что ему и думать, потому стушевался и скис; пора было возвращаться домой, пришлось кинуть Саске там с Суйгецу этим, Акулка, дери его мокона, тоже мне…
- Не думала, что у Кисаме-сана есть родственники… Ревнуешь никак? – подковырнула Сакура.
- Да Саске ведёт себя в последнее время, как не знаю кто! – начал воспламеняться Наруто, но подруга одёрнула.
- Молчи, вы надоели. Меня послушай, у меня свидание провалилось!
В рассказе Сакуры было множество действительно трагических моментов, вроде «двери не открыл» и «стул не отодвинул», но трагическими они являлись для женской части населения, а Наруто в неё не входил. Потому просто слушал и периодически поднимал брови вверх, позволяя подруге воспринимать его непонимание как возмущение. Но самой главной проблемой оказалось то, что…
- Он вообще не хочет меня трогать, понимаешь? Идёт в двух метрах, даже за руку не возьмёшь!
- А трогать будет бессмысленно, если ты со снега не встанешь немедленно! – прикрикнула Яманака-оба-сан, которая протряхивала гирлянду.
Наруто протянул Сакуре руку, помог подняться, подтолкнул по ступенькам вверх, к двери. Свои действия сопроводил философским:
- Ну… он же художник.
Как и другие люди, не связанные с творчеством, Наруто считал, что эта фраза всё объясняет. Сакура фыркнула.
- Ну… не сдавайся, - посоветовал Намикадзе беспроигрышное, открывая дверь.
- Наруто, - опасно хлюпнула носом Сакура у порога. – Я что, некрасивая?
Блондин остро и пронзительно зыркнул на неё глазами, а затем подзатыльником загнал в дом.
- Ты ведь прекрасно знаешь, что если бы не Саске, я бы любил тебя, безответно, кстати, так что нечего ныть.
- А так ты меня не любишь? – выдохнула она.
Наруто распрямился и посмотрел. Ну-у-у, приехали. Всё как надо, глаза опять на мокром месте: слёзы картинно дрожат, готовые перелиться на щёки, губам в такт.
- Вот дура, - поцокал языком блондин, хватая Харуновскую шапку за косички и завязывая их быстро у расстроенной под носом. Пробурчал: – Конечно, люблю.
У людей есть такая мода: если плохо, надо скучковаться; послушаешь, авось у кого ещё хуже? Глядишь, и полегчает. Наруто и Сакура скучковались в Намикадзовской спальне, вокруг Ли. Тот задумчиво качал пресс. Он был вторым в мире человеком, способным делать это задумчиво.
Вчерашний костюм Ли был постиран и сох на змеевике, потому на данный момент брюнет был одет в вещи более низкого и узкого Наруто. Тесная футболка, чуть короткая, на мышцах главного конохского спортсмена смотрелась – хоть сейчас в «Акацуки» заправляй, и даже начавшая пробиваться двухдневная щетина не мешала.
- Как твоя голова, Ли? – сочувственно осведомилась Сакура, легонько, почти невесомо погладив парня по локтю. – Болит?
Тот отвечал в верхнем, сидячем положении, по одной фразе за раз:
- Болит. Но ничего. Сам виноват. Нужно извиниться. Перед Неджи. За Хинату. Должен был. Остановить её. А не участвовать.
Харуно покачала головой, вздохнула:
- Да брось. Ты ни в чём не виноват.
- Как. Она?
- Я, честно говоря, не знаю. С ней Тэн-тэн должна сидеть, наверное….
- Сейчас ты свой сушняк успешно разовьёшь до обезвоживания, - раздражённо перебил их Наруто. – Перестань себя мучить и на вот, выпей воды.
Общими усилиями друзья вывели Ли из спортивного транса, напоили минералкой и уложили полежать.Парень не сопротивлялся, всё делал послушно и молча. Вытирая его густые брови и лоб от пота салфеткой, Сакура осторожно продолжила расспросы:
- А в общем ты как? Объяснишь, что случилось?
Ли тяжело смерил её взглядом из-под полуопущенных век, но всё же ответил:
- Я расстался с Гаарой. Ему так будет лучше. Я его торможу.
Харуно приобрела вид физика, который добрёл до края мира и видит с обрыва трёх слонов и черепаху.
- Я не хочу говорить об этом, - предотвратил в корне все возмущения парень. – Наруто, я сейчас отлежусь ещё минут пятнадцать, а потом проводите меня домой? Может, папа наорёт, так хоть лучше станет.
- Ли, - позвал Намикадзе; а когда брюнет поднял взгляд, расплылся в улыбке и поднял большой палец: - Сила Юности!
- Да, - вздохнул тот. – Да.
***
Саске не мог надивиться на собственную мать.
Она занималась тем, что перемещалась по дому с метёлочкой для протирки пыли в одной руке, миской мандаринов в другой, мугыкала себе под нос новогоднюю мелодию и обмахивала всяческие предметы наобум. Наоравшая вчера на Саске за то, что он отвлекает Кисаме-сана от работы, сегодня она этого самого Кисаме-сана вместе с Итачи выперла с утра пораньше улаживать рабочие дела и - к дедушке, в деревню. Выглядела при этом абсолютно довольной и угрызениями совести не мучилась.
Папа тоже оказался изгнан. Опять в магазин, на сей раз – за праздничными украшениями.
Женщины. Саске был рад, что у него ни одной не будет.
- Ага, ваще класс, и где это?
От созерцания мамы Учиху оторвало восклицание Суйгецу. Они как раз говорили за жизнь, умостившись в гостиной на диване, когда гостю пришла СМС, и он, явно ожидавший сообщения, с радостным лицом полез читать. Теперь же его тонкие брови хмурились. Он спросил, протянув телефон дисплеем вперёд:
- Саске, глянь, не шаришь, где это?
На экранчике всё было перелистнуто так, чтобы имя автора сообщения отсутствовало, и красовалось только название пригородного района, который юный Учиха ненавидел – там жил Дзюго.
- Да это рядом, здесь два шага буквально, – насторожился он. - А что?
Суйгецу разве что только на месте не подпрыгнул, обрадовавшись, подался вперёд:
- Не гонишь?!! Расскажешь, как дойти? Мне туды надо!
- Да я могу, в принципе, и проводить, а что ты там забыл? – выгнул бровь Саске.
Блондин обезоруживающе улыбнулся, замахал перед собой руками:
- Провожать барышень будешь или хлопца своего, а мне карту черкни на салфетке и порядок. Я один пойду. У меня там тёмные делишки-дела.
Саске пожал плечами, вооружился маминой ручкой для подписывания открыток и начал чертить, попутно что-то объясняя, а сам размышлял.
С одной стороны, он был до обалдения рад повстречать Суйгецу,то есть,Акулку, скоторой всегда чувствовал определённую компиляцию, и хотел использовать возможность пообщаться. С другой стороны, до Нового года оставался последний свободный день, назавтра предстояла традиционная безумие-беготня, и остаток спокойного времени хотелось провести с Наруто. Тем более что после праздника они сговорились разобраться в отношениях, и чем это могло кончиться – неизвестно. Да и с Суйгецу всю ночь болтали-хихикали…
- Отпад, Лидер-сама, благодарочка, - присвистнул последний спустя минуту, разглядывая салфетку с картой на просвет в сторону окна, как оценщик Сотбис – почеркушку Пикассо. – Я тады прям щас и пойду, чтобы не откладывать!
- А, хорошо, - кивнул Саске, хвостиком топая за блондином в прихожую зону. – Потеряешься – звони…
- М-м-м. – Суйгецу накнопывал на телефоне ответ и не перестал, даже когда натягивал свободной рукой шапку, влезал в куртку и вступал в обувь.
Мама, обычно начавшая бы беспокоиться, совать в дорогу онигири и петь напутственные походно-погребальные песни, продефилировала мимо, полностью игнорируя парней; наискосок сквозь гостиную из кухни она прошла, напевая, и смахивала с несуществующих объектов в воздухе несуществующую пыль. Саске обеспокоенно выкрутил шею.
- Утёк, - прокомментировал Суйгецу своё удаление за порог, не переставая клацать клавиатурой.
Оказавшиеся за дверью Неджи и Киба, которых гость не заметил даже, расступились и проводили парня взглядами. Повернулись к Учихе.
- Это племянник Кисаме-сана, у них дома потоп, вот он с нами и остаётся пока, - предвосхитил Саске вопрос, а затем предвосхитил и ответ: - Да, да, никто не думал, что у Кисаме-сана есть родственники.
После чего залюбовался живописными соседями.
Неджи, с гордо расправленными плечами и прямой спиной, выглядел холодно, строго и немного замученно. От вчерашней дикости не осталось и следа, зато появилась ссадина на скуле. Волосы его аккуратно лежали на плечах и за спиной, а одежда, идеально чистая и отглаженная, сидела безупречно – в пристрастии к аккуратному внешнему виду они с самим Саске всегда были похожи.
Чудный контраст Хьюге составлял Инудзука Киба. Откровенно несчастный и равномерно покрытый царапинами, с распухшей губой, фингалом и пунцово-лиловым ухом, он жалобно зыркалнезаплывшим глазом исподлобья и сутулился. Походил парень, в общем, на ободранного кошкой воробья. Но самым ужасным было не это, а надетый на Кибу костюм. Когда-то (когда обладатель ходил класс во второй средней школы в лучшем случае) костюм был вельветовым, но с тех пор много воды утекло, а также много моли пролетело мимо и сквозь. Кроме плешей, костюм имел ещё и изначально отвратительный цвет несвежей горчицы, который, выцветши, сделался окончательно неприемлемым. В довершение, обладатель со времён средней школы пережил критические гормональные изменения в организме, достиг периода полового созревания и вымахал; оттого рукава, например, заканчивались недостаточно рано для «три четверти», но и недостаточно поздно для обычных рукавов. Со штанинами было приблизительно тоже самое.
Саске не назвал бы себя великим модным критиком, но тут даже его покоробило. Он отвернулся обратно к Неджи и, указывая на скулу, поинтересовался:
- Откуда? Вчера же не было, вроде?
Неджи скривил нос, как от зубной боли:
- Две пощёчины от мамы и тёти, плюс две оплеухи от папы и дяди. И всё по одной щеке, вот и вылезло.
- Прости, - буркнул Киба как-то помято, явно не в первый раз за сегодня.
- Заткнись, отбивная, - прикрикнул Хьюга и пихнул его в плечо, к Саске в дом: - П-шёл.
Саске послушно посторонился, радуясь, что мама ушла на второй этаж и не видит отливающую всеми цветами радуги физиономию Инудзуки.
- Спасибо за вчерашнее, Саске, - деловым тоном начал Неджи. – Я и сегодня надеюсь на твою помощь. Видишь ли…
Тэн-тэн, просидевшая всю ночь у Хинаты (которой было плохо и физически, и душевно) утром доложила, что юная Хьюга абсолютно точно влюблена в Инудзуку и хочет быть с ним вместе, а вчера просто перепугалась от неожиданности и растерялась. Неджи, получивший взбучку от родни за недогляд за сестрой, на это хлопнул себя по лбу, потому как успел зачернить ничтожного смертного Кибу перед всей семьёй (а до того – и навалять гаду по шее). Когда же сестра узнала о драке, то ещё и прорыдала бонусных два часа. В общем, вдруг каким-то образом самым крайним, рыжим и левым одновременно оказался Неджи.
- План такой: я оперативно за два часа делаю из него джентльмена, подсовываю папе с дядей и – вперёд, пусть официально просит разрешения с сестрой встречаться, а иначе всё равно ничего не выйдет, – озвучил Хьюга монотонно. – Они строго смотрят, не покупаются - конечно, знают же идиота с пелёнок - и потому мнутся, но соглашаются: Хинате ведь отказать не могут, тем более, она всю ночь плакала. Тогда -вуаля, я снова хороший.
На каждое его слово Киба всё больше сжимался и спадал с лица. Саске же внимательно слушал, кивал, прислонившись к стене со сложенными на груди руками, и постукивал пяткой в шерстяном носке по плинтусу.
- Логично, - одобрил Учиха в конце концов. – А я чем могу помочь?
Неджи окинул широким жестом общую цветовую гамму и композицию Инудзуки, пояснил:
- Это я его прилично одеться попросил, на свою голову.
- Просто я… - попытался оправдаться тот.
- Просто ты похож на бомжа, - одёрнули его. – Саске, мои вещи ему большие, я выше. А вы приблизительно одного роста, найдёшь ему костюм с рубашкой одолжить? Я бы пока речь написал, что говорить.
Учиха закивал раньше, чем Неджи закончил:
- Да, конечно, конечно.
Напоминать человеческое существо Киба начал спустя минут двадцать.
На второй этаж вход ему был заказан – там была мама, – потому Саске снёс вниз всё своё богатство в два костюма и четыре рубашки.
- Переодевайся, - скомандовал сидящий на диване Неджи, быстро покрывая клочок бумажки иероглифами.
Учиха тем временем прикидывал - какой галстук подойдёт? – и пялился в пространство, пока до него не дошло, что в гостиной царит тишина и пауза, а побитый Киба в ступоре смотрит на хозяина дома и смущённо молчит. Саске сначала не понял, а потом в гневе сжал кулаки и заорал:
- Ты что, шутишь?!!
Неджи поднял голову от писанины, непонимающе моргнул пару раз, затем тоже вскипел:
- Инудзука, у тебя что, талант оскорблять людей?!! Да Саске на тебя не посмотрит, даже если будет пьяный, а ты окажешься последним человеком на Земле! Потому что ты не мужчина! Ты пентюх! – Втянул носом воздух и продолжил: - Если он тебе теперь откажется помогать, я его пойму и не обижусь! Но Саске, пожалуйста, не отказывайся, кто виноват, что моя сестра –пентюхофил? Можешь его стукнуть, я подержу.
Жмурящийся Киба при этом мелко прыгал и переминался на своих носках, втягивая голову в плечи, как будто ожидал удара. Одновременно он начал расстёгивать рубашку, а Саске с отвращением и досадой отвернулся. И помогай людям, называется.
Ожидаемо, в синем костюме Инудзука походил на сутенёра, а вот чёрный пришёлся к лицу.
- Ебабельно, - вынес Учиха вердикт и шугнул Кибу от души, произведя хищно-хватательные движения в его сторону под аккомпанемент клацнувших зубов.
- А-а-ай, Са-а-аске! – захныкал тот, прикрывшись руками.- Ну, прости меня уже! Не специально я!
- Ладно, фиг с тобой, - Учиха прикладывал намотанные на кулаки галстуки по очереди к горлу соседа, жмуря один глаз. – Просто не делай так больше, это отвратительно.
Галстук выбрали в итоге методом математически высчитанного тыка. Саске отряхнул горе-приятеля, оглядел. Фыркнул и повернул тыльной стороной к заказчику:
- Что скажешь?
Неджи одобрительно закивал, потирая подбородок:
- Фигово.
Сие обозначало «уже не чудовищно» и являлось комплиментом, потому Учиха обрадовался:
- Чудесно. А теперь забери его из моего дома.
Сперва, правда, Хьюга отдал Саске на проверку написанную для Кибы речь.
- «Премного благодарен», «отнюдь» и «благодетельных» вычеркни, он их банально прочесть не сможет, а так хорошо. Мне особенно понравился абзац, где Хината сравнивается с лабрадором, очень в характере.
Неджи поблагодарил, поклонил Кибу в паркет лбом и утащил учить текст.
***
- Быстро валите, пока я не передумала, да?
- Фукутайчо, передумайте! Передумайте!
- Итачи, в машину.
- Вон из моей кухни!
Мурыжившие подносы официантки притихшей стайкой замерли у стены, комкая руками ажурные форменные переднички. В дверях, ведущих из кухни в переулок за рестораном, Кисаме-сан с приказным выражением лица звенел ключами от машины. Метрах в трёх от него, вглубь помещения, Итачи вцепился в стальную каёмку тяжёлого, профессионального кухонного стола, на котором стояли сковороды и кастрюли с готовыми и полуготовыми блюдами. Его по пальцам, чтобы отпустил, Конан лупила толстенным свёртком скрученных трубочкой документов. На всю эту композицию замахивалась половником разгневанная шеф-повар: из-под съехавшей набекрень белоснежной накрахмаленной шапочки даже выбилась огненно-рыжая прядь.
Причиной безобразия являлась, конечно, туристическая вылазка направления «на деревню дедушке». Присутствующие Учихи готовы были костьми лечь, удавиться и съесть свой паспорт (возможно, даже в такой последовательности), лишь бы никуда не ехать. Конан, которая согласилась подменить начальство за ещё более увесистую плату в два самых ответственных дня, отметила слабый энтузиазм последнего и готова была уже передумать. Кисаме-сан, в свою очередь, начал терять терпение.
- Итачи-химе, - констатировал он. - Детский сад!
Тонкие ноздри того трепетали, но взгляд выражал крайнюю степень решимости:
- Пускай! Не поеду!
Раздались методические шлепки - это Конан вложила больше силы в удары бумагой по его пальцам. Учиха вцепился ещё пуще, так, что костяшки стали белёсыми с отливом в молоко.
- Хороший мой, ты плохой! – захныкала женщина.
Конец мученьям присутствующих положила шеф-повар твёрдой рукой человека, привыкшего отрубать рыбьи головы. Точнее, не рукой, а половником: им она зарядила сперва Конан по заднице, оставив на строгой юбке-карандаше мокрое тёмное пятно, а затем Итачи, не жалея, прямо по пальцам:
- Вон, я сказала!
Кисаме беззвучно зааплодировал. Конан подпрыгнула с ойком и приложила важные бумаги к мягкому месту. Учиха же вскрикнул и рефлекторно отпустил стол, моментально сунув костяшки пальцев в рот. Лицо его стало из несчастного озлобленным.
- Афтаф, та? – прошипел он сквозь кулак, лихорадочно оглядывая присутствующих. – Ну, ффё! – Затем извлёк руку из оральной полости, чтобы продолжить: - Тогда я утоплюсь!
- Где? – скептически вздёрнула бровь Конан, потирая юбку.
Находчивый Итачи пострелял глазами туда-сюда и кинулся снова к столу, с которым успел сродниться. На столе стояла двадцатилитровая кастрюля; её крышку Учиха сдёрнул и принюхался к повалившему оттуда пару.
- Вот! – триумфально воскликнул он, потрясая крышкой размером с маленький щит. – Утоплюсь в карбонаре!
За симбулькнулся головой в необъятное горло посудины.
- Моя карбонара! Тупая твоя грязная башка! Двадцать литров! Моя роскошная карбонара и твои секущиеся волосы в ней! – заголосила шеф-повар, поливая ударами сгорбленную спину Учихи.
- Неправда, не секущиеся, - возразила кастрюля.
Официантки у стенки начали прятать лица за подносами и друг у друга на плечах – хихикали. Конан скрестила руки с бумагами на груди и принялась косо ухмыляться, качая головой.
Спустя несколько секунд Учиха – нос которого венчало белое пятно соуса - из кастрюли был извлечён за шкирку, как вредный котик из рыбного лотка. А также поднят в воздух, перехвачен-перевёрнут и перекинут через плечо.
- Эх! Ух! Ё! – попытался возразить Итачи уже с высоты роста Кисаме-сана, но всё зря. Мужчина поудобнее устроил отбрыкивающуюся ношу у себя на плече, поправил и прихлопнул для пущего эффекта широкой ладонью по пояснице.
- За карбонару заплатишь, – посулил он. – А пока поехали. Девочки, скажите Итачи-химе пока-пока.
Официантки встали по стойке «смирно», разом поклонились и хором гаркнули «пока-пока». Конан махала ручкой, шеф-повар сымитировала плевок и потрусила половником.
В дверях Кисаме-сан присел, чтобы Итачи не зашибся.
***
Про омелу Наруто рассказала опять же Яманака-оба-сан. Она всё ещё была во дворе на обратном пути друзей из дома Намикадзе и винила себя и больше никого в происшествии с Хинатой. Оказалось, любящая западные традиции тётя составила декоративную шар-висюльку из омелы и остролиста и повесила на ветку одного из деревьев в парке – веселить молодёжь. Именно эта висюлька Кибе вчера в глаза и бросилась…Забава не удалась, а мать семейства Яманака огорчилась – потому, несмотря на эстетическую ценность, украшение решила снять. Во избежание.
Наруто еле-еле уговорил её не делать этого, посулив снять висюльку собственноручно.
- Ну хорошо… хорошо, - натужно согласилась тётя. – Только с Саске-тяном ходи! С Сакурой-тян не ходи, мне ещё пьяных Учих не хватало.
У пьяных Учих (по-настоящему пьяных, а не как Саске давеча) глаза наливались кроваво-красным, что выглядело весьма пугающе.
Наруто искренне обрадовался и, расфасовав унылых друзей по домам, помчался вырывать Саске из рук злобного Суйгецу; но вырывать никого не пришлось. Суйгецу куда-то улизнул, а Саске вольновисел через подоконник первого этажа в своём толстенном свитере и вяло забавлялся с Кибы и Неджи, которые вышагивали по дороге вверх-вниз метров на десять и что-то декламировали. Иногда Инудзука не то чтобы декламировал, а как-то просто проговаривал – тогда Неджи лупил его по голове.
- Заново давай!
- Хьюга-сан, Хьюга-сан, Хьюга-сан и Хьюга-сан! Светлоокие мои! Смею ли я…
Мозг Намикадзе услужливо изолировал эту часть сцены, решив, что хозяину просто лучше не знать. Вместо этого они (мозг и Наруто) залюбовались Саске и за этим занятием провели минут пять, пока их не раскрыли. Предмет любований склонил голову на руку, вопросительно вздёрнул бровь и улыбнулся. Это был редкий момент Учиховского благодушия.
Теперь они топали в парк, а в воздухе витала тошнотворнейшей степени романтика. Точнее, пыталась витать: её розовые нежные волны периодически спотыкались об угловатую и острую ауру Саске. Но сегодня даже это не мешало, и аура урчала довольно, когда амурные эфиры её оглаживали.
На фоне сих астральных войн трещал без умолку Наруто:
- Я уже дождаться не могу снежков, ух, уделаю тебя и Шикамару в этом году. – Ухватил поминально скривившегося по снежкам Учиху за руку: - Ва, холодные пальцы! – Достал из кармана варежку, сунул, не глядя: - На вот… э-э-э, о чём я?..
Саске в основном воспринимал его болтовню как молчание. Протянутую варежку послушно принял, сложил уже в свой карман, а голую руку Наруто охотно оплёл пальцами.
- А, да! Снежки. Жалко, Дзюго с нами не сыграет. Ему понравилось бы, может…
- Давай сегодня не будем про Дзюго. Вообще ни про кого не будем.
Наруто неопределённо скосил взгляд. Глаза его были тёмными – тень от ресниц убила лазурный блик. Он кивнул:
- Хорошо, - без недовольств и возражений, чем несказанно удивил Учиху. – Будет наш день, да?
- Да.
И всё было хорошо. И молодецкое катание с горки на заднице «как в младшей школе», и ритуальное вылепливание фаллического символа из снега, и самурайские бои на сосновых ветках. Такое «идеальное свидание» удивило бы Сакуру, но её товарищи себе другого и представить не могли. Кульминацией дня было Саскино благосклонное:
- Что, покажешь мне пару приёмчиков?..
Это дело Наруто обожал, пожалуй, посильнее некоторых видов ласк эротического характера. В ушу он был специалист, а Саске – нет. В остальных аспектах жизнедеятельности всё обстояло с точностью до наоборот, и только в родном боевом искусстве Намикадзе мог покрасоваться перед заумным Учихой. Саске просил его отчасти именно поэтому, отчасти потому, что ему доставляло эстетическое удовольствие наблюдать за Наруто в бою, и отчасти - из банального пацанячьего любопытства.
Полянка поровнее была избрана, как брюнету показалось, наобум. Прочь полетели шапки-варежки, позастёгивались плотнее все молнии. Счастливый, но пытающийся оставаться серьёзным Наруто сказал:
- Ладно, смотри.
И обманчиво-нежно скользнул вперёд, чтобы ласково оплести рукой запястье… мир сделал кувырок, взбрыкнули собственные ноги на фоне неба; секунда – и Саске идентифицировал своё высочество уже мордой в снегу, с заломленной за спину рукой и восседающим сверху Наруто. Воздух в лёгких отсутствовал.
Намикадзе склонился к Учиховскому беззащитному уху, наивно вылезшему молочной раковиной из угольного разреза волос. Сказал, задев шершавой сухой губой:
- Вот так тебя, - и тихонько захихикал.
Такого Наруто, который может непонятно что и непонятно как, искрит золотистым и светится, такого Наруто – ну очень хотелось.
Учиха терпеливо подождал, пока с него слезут, принял руку, поднялся. Разминая запястье, попросил:
- Так, ещё раз.
Далее блондин медленно повторял, с объяснениями, куда какую конечность вести и что делать с центром тяжести. Саске также медленно копировал его движения, проговаривая матчасть вслух. Потом повторял быстро. Практически все приёмы ему удавались с первого раза. От этого захватывало дух обоим. Наруто гордился Саске по-честному, с вернувшимся лазурным сиянием в глазах, заманивал в додзё и обзывал себя «гениальным сенсеем». Саске в додзё идти отказывался; ему хватало знания, что смог бы, если бы захотел. Приёмы он запоминал раз и навсегда, копил их и мечтал вступить с Намикадзе в шуточный спарринг. Да и вообще, для самозащиты полезно.
- Монстр, - одобрительно хохотал Наруто спустя двадцать минут, отряхиваясь от снега. – Так, а теперь возьми меня сзади за горло, вот так, - он показал как, выпятив одну руку треугольником перед собой, с вершиной в локте.
Теперь было практически всё тоже самое, только уже не мордой в снег, а затылком. Саске повторил за Наруто приём - и попался в коварные нити его гнусного плана. Распластавшийся на снегу Намикадзе (эрот-комплект; чувственный румянец, поверхностное дыхание, бесстыдно сияющие глаза прилагаются) указал склонившемуся над ним Саске пальцем куда-то вверх. Выдохнул:
- Гляди, омела.
Саске послушно задрал голову. Саске криво ухмыльнулся. Саске голову опустил.
…Вообще увлечённая молодёжь может болтаться на снегу долго, не чувствуя зарабатываемого менингита. Но Учиха был представителем сознательной молодёжи, потому менее сознательного и более увлекающегося Намикадзе из снега извлёк, чтобы больненько, но со смыслом приложить затылком и спинкой о клён, под которым они кувыркались и на котором висела омела.
За сим молодёжь продолжила увлекаться уже более глубоко и прочувствованно, с хрустящими вжиками молний и нагло ползущими под свитер холодными руками, к тёплому животу поближе. Молодёжь уже готова была проверить – а какова вероятность заработать простатит, если при минус десяти?.. – но тут аукнулось двумя знакомыми голосами. Сперва:
- Ой!
А за тем:
- Ёптышка!
Вспыхивать краской, опускать взгляд и мяться в таких ситуациях приходилось Наруто – за двоих. Саске небезосновательно считал, что это людям должно быть стыдно за то, что помешали и пялятся.
- Я вас слушаю, - так громко, как только позволяли остатки дыхания, заявил он, упираясь о ствол клёна согнутой в локте рукой, и развернул лицо к визитёрам. Глаза Учихи тут же настороженно сузились.
- Ой! – ахнул Наруто между ним и деревом.
- Ой! – эхом повторил Дзюго. Он шёл по тропинке, сбоку от которой размещалась полянка, вёл рядом с собой за руль-рожки велосипед, да так и замер. Его наивно распахнутые глаза и совершенно детское выражение лица плохо сочетались с внушительной комплекцией и ручищами-сковородками.
- Дз!.. Учиха, пусти… Дзюго! – засуетился Наруто, вывинчиваясь из своей западни с таким же перепуганным лицом, товарищу под стать.
Услышав собственное имя, великан перепугался, совсем как ребёнок, которого поймали за поеданием казённого варенья. Он сделал следующее: кинул свой моднявый велосипед – тот дзвенькнул о тропинку и поднял снежную пыль - и дал дёру.
- А-а-а, чёрт! – с досадой вспылил Наруто, кидаясь следом.
Все эти манипуляции Учиха Саске наблюдал, тихо офигевая. Возмущение его росло, заставляя делать это громко, под аккомпанемент завываний гормонального фона и яростного шипения внутреннего голоса.
- Какого хера, Намикадзе?!! – заорал он подбирающему велосипед блондину, который только что был извивающимся теплом в руках, а теперь вдруг оказался холодным и далёким.
Наруто, масштабов гнева Саске ещё не оценивший, с непониманием в глазах обернулся через плечо:
- А что такое?
«Значит, он тебя тут кидает посреди леса, в ваш день,одного, ради ойкнувшего Дзюго, и даже не видит в этом ничего зазорного», - подвёл итог внутренний голос, и холодная ярость затопила сознание Учихи.
Намикадзе поднял велосипед, закинул на него одну ногу и приготовился оттолкнуться второй, а в спину ему заявили:
- Поедешь за ним – можешь ко мне не возвращаться.
Наруто подавился от возмущения, снова обернулся. Лицо Саске в ярости становилось самодовольным и высокомерным. Блондин прищурил глаза и выплюнул:
- Смотри.
После чего всё-таки оттолкнулся и, мгновенно набрав скорость, помчался по тропинке вверх.
У Саске от ярости руки затряслись. Он со всей дури пнул клён. Шар омелы задрожал, золотистая верёвочка крепления не выдержала, и украшение грохнулось на землю.
- Не перегнул, не? – напомнил о себе ещё один из присутствующих.
- Ками-сама, и ты здесь, - не обрадовался Саске, играя желваками и буравя взглядом тропинку.
- Ого, меня так ещё никто не называл, - фыркнул Суйгецу. – Да чё ты, Лидер, дорогой, не тушуйся.
Саске рваными от переполнявших эмоций движениями поднял со снега шапку Наруто и его варежки, отряхнул ударом о бедро. Было обидно до ужаса. Сгущались ранние зимние сумерки. Спросить, что Суйгецу делал вместе с Дзюго, Учихе даже в голову не пришло.
***
Учиха Мадара был жгучим брюнетом с роскошной шевелюрой и бархатистым голосом. Лет шестьдесят назад.
- Я никогда этого не одобрю! – проскрипел он теперешний, сухонький дедушка в сивых космах и белых рейтузах-«трениках», слепо щурясь и обвинительно тыча скрюченным дрожащим пальцем в приезжих.
- О! – тихонько обрадовался Итачи. – Такого варианта я не учёл! Щас он закатит нам гомофобную истерику и домой отправит, ура!
- Итачи, внучок, - продолжил скрипеть дед, похлюпывая чем-то в груди, - ты за каким хером в светлый перекрасился? Мы ж, Учихи, брунэты! Вон, жёнушка на Учиху больше тебя похожа, тьху, стыдоба!
Итачи и Кисаме-сан, замершие у веранды, переглянулись.
- Дедушка? – сдерживая смех, позвал Кисаме.
-Потом поговорим, Итачик, – просипел дед и тут же ка-а-акгаркнул: - ЖЕНЩИНА!
- Кто, я?! – возмутился настоящий Итачи.
- Марш на кухню, обед готовить! Да поживее мне!
Кисаме-сан на этот раз не стал маскироваться под кашляющего. Он просто присел на корточки, чтобы хоть как-то скрыться за настилом веранды, и откровенно заржал. Возмущению же младшего из Учих, очевидно, не наблюдалось ни конца, ни края, ни предела. Он, как рыба, молча хлопал ртом и растерянно моргал, спазматически сжимая-разжимая пальцы на лямке своей пижонской вещевой сумки.
Дом деда Мадары («Клановая резиденция», - утверждал хозяин), по крайней мере внешне, совершенно не изменился. Остался таким, каким Итачи его помнил: мрачноватой традиционной махиной человек на двадцать, окружённой внушительным, выборочно ухоженным садом. Дедушка тоже совершенно не поменялся. Всё так же не выбирал слова, имел гадкий характер, пах чесноком и ничего не видел.
- Ладно, чего это я, сразу – обед? – смягчился дед, пошамкав губами какое-то время. – Иди, невестка… - Нахмурился, осведомился у Кисаме: - Кстати, как зовут?
Кисаме отнял голову от колен. Его лицо было абсолютно счастливым, острые зубы теснились в широкой улыбке и жизнеутверждающе отражали скудный вечерний свет. Он сделал радостный жест рукой от себя, словно кому-то что-то жаловал с барского плеча:
- Ну…
Итачи буквально увидел копошащиеся на кончике его языка трудночитаемые западные женские имена, беззвучно повторил одними губами: «Руку отрублю!», и изобразил обещание в пантомиме.
Кисаме-сан, которому веселье мешало думать, решил скомпилировать два женских имени из знакомых. Первой в его голову пришла, конечно, любимая Конан, а второй, внезапно – мама Наруто. Секунду он вспоминал, как её зовут, а затем выпалил:
- Конина! - И тут же сделал круглые глаза, прихлопнув рот ладонью, как малыш, который сказал «плохое слово».
Итачи изобразил, куда именно он запихнёт Кисаме его отрубленную руку.
- Иностранка, штоль? – не растерялся дедушка.
- Кореянка, - повторил мужчина барский жест. Его широкая грудь мелко сотрясалась от какой-то особой, глубинной формы похихикивания.
- Понял. Ко Нин А, значит, - кивнул дед сам себе, переделывая имя на нужный манер, протянул к Итачи руки и произнёс: - Иди, невестка, дедуля тебя обнимет.
Худшие воспоминания первых десяти лет жизни Итачи были связаны с дедушкиными объятиями. Это было как если бы вы получили травму детства, когда вас укусила собака, стали их бояться, потом от фобии вылечились, и в тот же день вас снова укусила бы собака.
Итачи обречённо стянул с плеча сумку - она с мягким «паф» приземлилась на веранду – и подался вперёд, борясь с желанием сомкнуть хватку на дряблой, по-птичьи тонкой старческой шее. Дед, чуть попыхтев, скрупулёзно обнял «невестку» везде от затылка до середины бедра. В конце его манипуляций внук с абсолютно неудивлённым лицом чуть дёрнулся, скривив нос, как если бы его ущипнули на предмет проверки филейной части.
В общем-то, так и было.
- Теперь пошла готовить, быстро, - потерял дедушка всякий интерес к уже ощупанному телу, а сам поманил пальцем Кисаме, заставил наклониться и прошипел ему на ухо, негромко, на все окрестности: - Зад тощий, больше троих не родит.
Ну что ж, сходство Итачи с матерью в очередной раз подтвердилось: про Микото дедушка в своё время сказал то же самое. «Ко Нин А», который, послушавшись главу клана, разулся у веранды и теперь влезал в тапочки перед сёдзи, при этих словах сделал возмущённое лицо. Затем изобразил, что достаёт отрубленную руку Кисаме из оттуда, куда запихнул её, и убивает ею дедушку.
Кисаме решил, что троих ему будет вполне достаточно, и благодушно отмахнулся:
- Да ничего!
И ещё, если мужчина не ошибался, то его организм от невозможности захохотать начал пускать углом правого глаза слезу.
- Помрёт наш клан с такой рождаемостью, - сокрушился дед, поглаживая скрученными пальцами свои седые космы. – Ладно, внучок, иди, и тебя обниму, штоль.
Кисаме никогда никто «внучком» не называл, и мужчина с некоторым волнением и вполне платоническими чувствами приготовился впервые быть заключённым в объятья дедушкой. Последний, впрочем, важности момента не оценивший, проделал с Кисаме всё то, что проделывал до того с Итачи, включая эпизод с проверкой филейной части. Затем дед Мадара степенно отстранился, важно кивнул и заявил:
- Пошли в дом!
Оттянутые коленки его белых рейтуз трогательно мотылялись при каждом шаге.
Поравнявшись у порога с мстительно хихикающим Итачи, Кисаме-сан отвесил ему звонкий щелбан по лбу и осадил:
- Зато меня официально признал глава твоей семьи. Считай, расписались.
Итачи показал ему язык, а из дома неслось:
- ЖЕНЩИНА! Я не слышу звуков старательно приготовляемого обеда!
***
И гнев его был страшнее и чернее ночи, и расползался он над землёй аки тень неведомая.
А по пятам следовал Суйгецу и заговорить не пытался.
Саске тем сильнее мрачнел, чем дальше устремлялся. Его состояние приближалось к взрывоопасному. Гнев внутри клокотал такой, что ни в какое сравнение с позавчерашней истерикой не шёл. Одним двором попорченных снежков тут было явно не отделаться, требовалось три минимум. Чем яростнее Саске топал, тем сильнее ноги увязали в снегу, тем труднее становилось идти, тем чаще он спотыкался, тем больше психовал. Тем старательнее Суйгецу не пытался заговорить.
У дома Яманака стоял Чоджи в незашнурованных ботинках, явно надетых наспех, свитере и шарфе. На руках у него были кухонные варежки, которыми он осторожно сжимал чёрный квадрат противня. От того валил вкусно пахнущий пар; а конкретнее - от покрытых глазурными узорами новогоднего вида печенюшек. Чоджи краснел и угощал ими Ино, которая в расстёгнутой шубке на тоненький свитер стояла у крыльца и милостиво перекладывала вкусности с противня на салфетку.
Саске услышал мельком, как парень басит:
- По моему рецепту, первая пробная партия… попробуй, скажешь, как понравилось…
- ДА СХОДИ ТЫ С НИМ УЖЕ НА СВИДАНИЕ, ЛОМАКА УПРЯМАЯ! – гаркнул Учиха и резко махнул в их сторону рукой, в «пошли под три чёрта» манере.
Ино от неожиданности подпрыгнула и рассыпала всё печенье с салфетки на снег, а Чоджи попунцовел чуть не до черноты. Суйгецу, который, потешаясь, следовал за своим лидером, отвесил им извинительный поклон с пояснением:
- Прошу прощения за форму, но не за содержание.
Далее вверх по улице, напротив родного дома, Саске увидел, как Кибу выпихивают из калитки тёти Хьюга, а дяди Хьюга по ту сторону Инудзуки тянут его, обхватив поперёк талии и вцепившись в ткань пиджака. Парень ухватился обеими руками за забор и никак не выпихивался. На крыльце замерли Хината и обнимающая её Тен-тен. Рядом качал головой Неджи.
- ТАК, БЛИН!!! – гаркнул Учиха и им. Хотел ввернуть словцо покрепче, но даже гнев не поборол стеснения перед взрослыми. – ОТПУСТИЛИ МОЙ ПИДЖАК, ПОРВЁТЕ – НОВЫЙ КУПИТЕ, ЯСНО?!!
УдивлённыеХьюги покорно отпустили Кибу, тот едва на ногах устоял. Саске продолжил, уже в сторону крыльца:
- ЦЕЛОВАТЬ ЕЁ НЕЛЬЗЯ, СВЕТОЧ ЦЕЛОМУДРИЯ ОНА!!! А СТАРАЯ ДЕВА – НЕ ХОЧЕШЬ?!! А ПРИДЁТСЯ, ЕСЛИ ХАРАКТЕР НЕ ПОКАЖЕШЬ ХОТЬ РАЗ, ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА, ВОТ ТЫ КТО!!!
Дёрнулся было идти, не глядя на произведённый эффект, но передумал, добавил вежливо:
- Хьюга-оба-сан-тачи, добрый вечер.
- Добрый вечер, Саске-тян, - растерянно улыбнулись тёти.
- Саске-тян, а ремня?!! – почти смеясь, крикнул один из дядей.
Саске продолжил размашистое путешествие вверх. От гнева было горячо в груди и животе, почти подташнивало; тяжело входящий в лёгкие холодный воздух было легче заглатывать ртом, и уже болело горящее горло, и слезились глаза. В висках кровь жарко пульсировала, а снаружи волосы продувал ледяной ветер, оттого голова немного кружилась.
Дальше под горячую руку попалась Сакура. Предшествующих появлению Саске криков она не слышала по той причине, что находилась посреди процесса трагического, с заламыванием рук, выяснения отношений со своим художником. Тот пытался вручить ей большой букет бумажных роз пополам с живыми, она картинно отнекивалась. Лицо девушки красиво дышало румянцем и наспех наложенным макияжем.
В общем, Саске она так и не заметила: тот, наслушавшийся вчера причитаний подруги по телефону, пронёсся мимо ураганом. Не глядя, рукой в затылок пихнул злосчастного художника вперёд, губами в губы Сакуры, прокомментировав свои действия следующим слоганом:
- ДРУЖЕСКОЕ ВПЕРЁДПИХАНИЕ ОБЛЕГЧАЕТ ПОНИМАНИЕ!!! – и был таков.
Сай кинул смявшийся букет и поскорее поспешил физический контакт разорвать. А настигший их компанию Суйгецу показал ему язык:
- Ну и зря! – после чего обнял лицо оторопелой Сакуры ладонями и сам смачно чмокнул в губы. Прокомментировал в духе Учихи: - Сакура – редкий вид, хватай, а то убежит! – и дёрнул следом за лидером.
- НА-А-АРУ-У-УТО-О-О!!! – вопила Ино за их спинами. – САСКЕ С УМА СОШЁЛ!!!
На улице Суны было несравнимо тише. На веранде одного из домов кто-то задумчиво курил, по тротуару, рука в руке, степенно шли Шикамару с Темари. Продвигалась парочка медленными плавными зигзагами, так как смотрела друг другу в глаза, а не на дорогу.
- А ВЫ! – гаркнул Саске и на них, топая мимо. – ВЫ МОЛОДЦЫ! ГУЛЯЙТЕ СЕБЕ!!!
Суйгецу и тут подлил масла в огонь; поравнявшись с Шикамару, на ходу подмигнул ему и заявил, многозначительно косясь на Темари:
- Пацик, чикса – улёт!
- Б-благодарю?.. – растерялся Нара.
Суйгецу кивнул, не оборачиваясь. Ему было интересно, куда же всё-таки они с Саске идут? Нет, конечно, за лидером – хоть в библиотеку, но всё же?..
Ответ на свой вопрос он вскорости получил. С улицы Суны отходил маленький аппендикс-дорожка, которая упиралась в знаменитое местное конвини. Магазин сиял витринами, пестрел рекламой и продукцией, мигал лампочками гирлянды, исполняющей якобы украшательные функции. Саске втиснулся в едва начавшие разъезжаться стеклянные двери, грюкнул обеими руками по стойке кассы, заставив продавца ойкнуть, и крикнул в последний раз за вечер:
- МНЕ НУЖНЫ ВСЕ ВАШИ СИНИЕ ВАФЛИ, БЫСТРО!!!
Продолжение в комментариях
@темы: ramen<3, Новый год на улице Конохи, Фанфикшн
Итачи готовить мог. Кисаме-сан готовить умел. Эту грань нужно прочувствовать: она тонка, но существенна.
Итачи готовить приходилось только в периоды отчаянного голода, когда до прихода мамы/Кисаме-сана оставался, скажем, ещё час. Итачи мог под аккомпанемент бурчащего живота жарить замороженные гёза или яичницу, заливать кипятком рамен быстрого приготовления, засовывать ломтики хлеба в тостер, варить сосиски, резать бутерброды. Заглядывая в Кисамовскую книгу с рецептами, стряпать суп. Верхом его кулинарной карьеры были звонки на собственное место работы и жалобное: «Девочки, пришлите кого-то с нормальной едой!».
Кисаме-сан умел, посмотрев на имеющиеся в расположении продукты, на ходу придумать и вспомнить минимум пятнадцать блюд из них, а также приготовить их красивыми и вкусными. Он умел навскидку рассчитывать, сколько нужно продуктов на столько-то персон, чтобы все наелись, но унылая кастрюля с остатками ещё неделю не торчала на плите. Он знал, какое вино к чему ставить, какой салат лучше подходит, какой гарнир оттеняет и ещё тысячу всяких мелочей, делающих жизнь Итачи гастрономически счастливой.
- Ну что ты тут? – в миллионный раз осведомился мужчина, заглядывая в огромную кухню.
Итачи сидел за кухонной стойкой к плите спиной в жёлтеньком передничке и листал попавшийся под руку телефонный справочник. Отмахнувшись беззаботно в сторону шипящей, плюющейся маслом сковородки, он заявил:
- Два раза помешал, как сказали.
Кисаме-сан с сомнением окинул его взглядом, продрался между табуреткой и плитой к жарящейся морковке, потыкал длинными хаси для готовки на предмет подгорелости. Морковка без возражений отстала от тефлона.
- Молодец… - начал мужчина ядовито и радостно, а Итачи схватил, не отрываясь от чтения справочника, лежащий у локтя тесак для мяса, воздел его и предупредил с нежностью:
- Никаких шуток про хорошую жену.
- Химе? – уточнил Кисаме-сан.
- Хуиме, - огрызнулись в ответ.
Пришлось вынимать нож из его пальцев, обнимать со спины одной рукой, шептать в макушку:
- Ты что, по-настоящему обиделся?
Итачи задрал голову, посмотрел в глаза прямо, спокойно и вверх ногами:
- Нет, чего вдруг?
Ещё пришлось напоминать себе, с ноткой гордости: вырос.
- Ничего, - с улыбкой отмахнулся Кисаме-сан, отворачиваясь к «рабочей» тумбочке, на которой ютились овощи, ножи и разделочная доска. Тесак для мяса он играючи применил к луковице, двумя вжиками лезвия очистив её от кожуры, а затем расчленив мелкими шинковальными движениями на рассыпчатую кашицу, как шеф-повар. Кончик ножа при этом ни на миллиметр не сдвинулся с места. Это были два любимых Итачи манёвра на кухне, за которыми он мог наблюдать безостановочно: шинкование и когда яйцо одной рукой на сковородку или в миску разбивают. Если он прознавал, что на кухне «Самехады» делают суфле, то мчал сломя голову и наслаждался, пока повара разбивали несколько десятков яиц. Ну и, пожалуй, ещё было здоровским ручное приготовление лапши.
- Класс, - по-детски засиял Учиха глазами, оторвавшись от справочника и выворачивая шею, чем перечёркнул всю теорию про собственную возмужалость.
- Дурак, - хохотнул Кисаме-сан. После луковицы он прибил торцом лезвия несколько долек чеснока, чтобы пустили сок, быстренько поснимал с имбиря тонкие хлопья пряной мякоти, пихнул всё в сковородку к морковке и скомандовал: - Помешаешь три раза, потом зальёшь вот этим, - он указал на кастрюльку с соусом для тушения. – Я приду, проверю, скажу, что делать дальше.
- Понял, - снова потерял интерес Итачи, возвращаясь к справочнику.
- ИТАЧИ, ГДЕ ТЫ ТАМ! – загорлал дверной проём дедушкиным надломленным голосом.
Кисаме поспешил обратно в гостиную.
Похоже, в понимании деда Мадары гости свою функцию исполнили, явившись. Должное почтение и внимание со стороны семьи ему было выказано (в связи с телефонной конференцией Учих дедуля был главной темой для разговоров и мыслей весь вчерашний день, о чём сам дед был прекрасно осведомлён и радовался этому). Теперь дедушка воспринимал Кисаме как надлежащий, но нечасто используемый предмет мебели. Всё, что требовалось от «внучка» - подливать саке в чашку хозяина дома, «кампаиться» по надобности, не мешать расспросами просмотру самурайской дорамы и кивать с агаканием в нужных местах. Неизвестно, правда, что дедуля с его зрением может рассмотреть на небольшом экране старого и едва цветного телевизора, при взгляде на который Кисаме думал, что вот, должно быть, как видят мир кошки – они ведь различают только шесть цветов.
Когда усилиями Кисаме обед, плавно перетекающий по временным рамкам в ужин, был подан на стол, а деда убедили, что усилия были Итачевы, требования к невестке тоже обозначились: она должна была молчать, вот, готовить и предоставлять свои телеса для дедушкиного ощупывания по первому требованию.
Ели молча, под дедулины комментарии касательно скорого конца света, цен и правительства. Кисаме согласно кивал, Итачи периодически давился – вероятно, старческие руки обнаруживали его колени под котацу. После трапезы и мытья посуды глава клана Учих сослал «молодожёнов» спать, аргументировав тем, что назавтра им придётся делать праздничную уборку и готовить новогоднее угощение. «Молодожёны» предположили, что у дедули намечается какая-то ну совсем важная дорама и они будут препятствовать просмотру, а потому послушно удалились в выделенную им гостевую комнату. Из-за отодвинутых к стене ширм, которыми, очевидно, она делилась на отдельные комнатки по надобности, гостевая казалась ну просто гигантской – хоть в футбол гоняй. Благодаря размерам, хорошо отапливаемым помещение не могло быть в принципе. Явно рассчитанное на весь «клан», оно обогревалось методом «сами надышат».
- Медовый месяц, - съязвил Итачи, вынимая из заднего кармана джинсов мобильный телефон и нажимая на кнопку быстрого набора. Пошёл вызов, он поднёс аппарат к уху и спустя полминуты гаркнул: - Я надеюсь, ты счастлива! Рада! Хорошо тебе там, пока я тут поменял пол и гражданство!
Из динамика полился сатанинский материнский смех, сын возмущённо собрался возразить, но Кисаме вырвал у него мобильник и снова подарил щелбан.
- Микото-сан, - поздоровался он, наблюдая, как его благоверный заглядывает в стенные шкафы в поисках футонов и одеял. – У нас всё в порядке, мы добрались и удачно познакомились с дедушкой.
- Знаешь, Кисаме, - ответствовали ему заговорщицким тоном, - я не буду возражать, если на него, например, камень свалится. Или он сам свалится, с лестницы, понимаешь?
- Микото-сан, - укорил Кисаме, - не будьте такой агрессивной! Это может плохо сказаться на…
- Заткнись, падла! – отрезала трубка и посыпала короткими гудками.
Кисаме не обиделся, только покачал головой.
Следующие полчаса были потрачены на сооружение любовного гнёздышка. Сначала отобрали два самых прилично выглядящих футона и одеяла, организовали экспедицию глубже в шкаф и там, к счастью, обнаружили искомую выбивалку. Итачи на холод выходить отказался, потому Кисаме-сан сам потащил матрасы на внутреннюю веранду, выбивать, и выбил оттуда много всего интересного. После оставил их проветриваться на морозном воздухе и вернулся помочь Учихе, который расставлял ширмы комнаткой в самом сухом и тёплом, по его мнению, внутреннем углу. Ещё в спальне нашёлся радиатор, явно новый – покупка гостивших последними родственников. Розетка оказалась в другом углу, и пришлось с ширмами и матами переезжать туда. Наконец, когда всё установили и расстелили принесённые освежённые футоны, Кисаме-сана почти огорчила возникшая мысль о постельном белье. Итачи его успокоил:
- Мама нам с собой упаковала.
Оба комплекта были хрустящими от чистоты, пёстрыми и раньше явно принадлежали Саске. Один мог похвастаться узором из ракет и космонавтов, второй вообще был розовым в задорных мишек.
- Это она девочку хотела, - саркастично пояснил Итачи. – Я на нём спал в своё время, а потом Саске. А они ещё спрашивают: «И почему у нас сыновья геи?».
У Кисаме-сана был свой взгляд на подобное. Он улыбался, потому что осознавал: Итачи просто не понимает, как ему повезло иметь такую маму, которая будет заставлять делать «стыдные» вещи. Например, подставлять щёку для поцелуя перед церемонией открытия на глазах у всех друзей, а ведь уже старшая школа!.. или продолжать печь блинчики в виде головы Микки Мауса, как в детстве нравилось, или, вот, укладывать спать на розовое белье, потому что – ну не пропадать же добру! То есть, Учиха ценил-любил-благодарил, но также вредничал и ёрничал. Что ж, возможно, это и есть истинно по-сыновнему, правильно.
Ещё Кисаме радовался всем тем мелочам, которые Итачи, кажется, раздражали. Радовался этой неудобной комнате, где пришлось наводить уют. Радовался тому, как они заправляют непослушное стёганое одеяло в пододеяльник, каждый со своего конца. Они взаимодействовали, были на одной стороне, были частями целого, были друг за друга. Даже в такой комичной бытовой ситуации это было приятно осознавать. Кисаме думал: это именно то, чего ждёшь от идущего с тобой рядом.
…наконец, улеглись, затушив свет. Бельё пахло лавандой, запах ассоциировался исключительно с всякими неприличностями в Учиховских постелях. Как-то сразу вспомнилось, что Итачи одинаково бесстыдно-съедобным выглядит что на шёлке, что на пелёнке. И спину выгибает законченным блядищем; естественно, исключительно в органичном и изящном смысле. Ну. То есть, было холодно, и в голову полезли чёртовы эскимосы. Кисаме убавил громкость голоса до нечестной, приглашающей, и поинтересовался:
- И вот тут встаёт вопрос, слышит ли дедушка так же плохо, как видит?
Итачи потянулся руками, сверился. Вопрос и вправду стоял. Вопрос вынуждал к незамедлительным действиям, тон голоса над ухом не оставлял никакой надежды на внутреннее сопротивление, а мысль о потопе и полном народу родительском доме понукала к срочному пользованию ситуацией.
Итачи наплевал на деда и собирался сказать какое-нибудь содержательное словосочетание, где первое слово имело вариации, а вторым являлось обязательно «меня». Но, к несчастью, дед на Итачи не наплевал.
За ширмой зашуршало шевеление, шевеление на футоне в ответ шуршать перестало.
- Или призрак, - едва слышно констатировал Итачи, - или… - Он старательно втянул носом воздух. Сквозь запах лаванды прокрадывалась слабая нотка чеснока. – …дедушка.
Что-то щёлкнуло. На ширме разлилось рассеянное пятно света. Кисаме вздёрнул бровь, потянул руку Учихи за локоть, вынуждая её покинуть тёплое воздушное пространство своих спальных штанов, сел одним движением на пятки и отодвинул ширму.
Дедушка даже не поднял головы. Он сидел на полу по-турецки, светил себе зажатым в руке фонариком на колено, где примостился маленький журнальчик судоку, и свободной рукой водил нал печатной страницей лупу.
- Вы продолжайте, продолжайте, молодёжь, - прошамкал он задумчиво. – Дедушка тут головоломку пока поразгадывает.
Кисаме-сан, в отличие от Итачи на заднем фоне, честно удивился и спросил:
- Дедушка, вы что здесь делаете?
- В гостиной скучно стало, - пояснил он, вписывая рукой с фонариком, где была, кроме фонарика, ещё и ручка, девятку в квадратик с довольным видом.
«Видимо, дорама закончилась», - подумал Кисаме, задвинул ширму обратно и с круглыми глазами обернулся на Итачи. Тот всем своим укутанным в одеяло видом изображал спокойный сон. Его макушка как бы говорила: «Вы сами нас сюда притащили».
- Да вы продолжайте, продолжайте молодёжь! – настойчиво прикрикнул дедушка с той стороны загородки. – Чего я там не слышал? Сомневаюсь, что эти корейские штучки как-то не так, как наши, кричат.
Кисаме сначала подумал, что – да, не так, а значительно ниже, к тому же, укомплектованы всякими интересными неположенными частями тела. По крайней мере, эта конкретная. Потом подумал, что до этих неположенных частей тела сегодня уже не доберётся. Потом – что, если на то пошло, вообще не знает, как кричат «штучки», даже наши, чего уж говорить про корейских.
- Продолжайте, я сказал! – прервал его размышления дед Мадара, гаркнув от души.
- Спокойной ночи, дедушка! – громко, ласково и настойчиво посулил мужчина и примолк.
Дед выжидательно помаячил фонариком ещё минут пять, а потом сдался и ушаркал прочь. В наступившей тишине Кисаме-сан вслушался в дыхание Итачи, констатировал скоропостижное засыпание оного и, покорившись обстоятельствам, полез под одеяло.
Намикадзе Наруто попытался подобрать челюсть. Сумел, похвалил себя и попросил:
- Повтори?
- Прости, Наруто, ты, наверное, так злишься, что я всякие плохие вещи говорил про Саске, - на одном дыхании повторил Дзюго. Он, румяный, потупив взгляд в землю, скромно шаркал по ней в смущении своим ботинком сорок четвёртого размера.
- И ты поэтому убежал? – уточнил Намикадзе. – А не потому, что понял, что я гей?
- Кто? – поднял голову Дзюго с любопытством, но тут же снова повесил её, смутившись пуще прежнего.
- Гей? - терпеливо повторил Наруто. – Мальчиков люблю?
- Да? – удивились в ответ. – А-а-а, ну да. – Голова в светлых вихрах поспешно заметалась из стороны в сторону в отрицании. - Нет, не поэтому.
Отпрыск славного рода Намикадзе отчаялся понять бренный мир, окружающий его, и плюхнулся задницей на лежащий боком на земле велосипед. Он, значит, догонял этого дурака, бросив Саске в гневе. Дежурил под окнами до прихода дедушки, потому как сам виновник впускать его отказался, сделав вид, что никого нет дома. Замёрз, передумал всё на свете, заготовил целую речь!.. А тут нате, пожалуйста, всё зря.
- Дзюго, - вздохнул Наруто. – Я не обижаюсь.
- Но, - неуверенно возразил тот, - ты же так любишь Саске! Сильно-сильно! Я видел!
При упоминании инцидента в парке парень заалел и ещё активнее зашаркал ножкой.
- Дзюго, - с нажимом повторил Наруто. – Я правда не обижаюсь.
- Правда?! – расцвела белозубая улыбка-полумесяц.
- Чесслово, клянусь Саскиной выдержкой, - поклялся Намикадзе тем, чего и так практически не было, а потому было не жалко.
- Молодые люди, предлагаю всем пройти в дом, пить чай! – строго позвал Дзюгин дедушка, выйдя на секунду на крыльцо.
Намикадзе радостно согласился. Во-первых, он перестал чувствовать пальцы на обеих парах конечностей ещё полчаса назад. Во-вторых, возвращаться на улицу Конохи было страшно. Он морально готов был увидеть на её месте чёрную воронку с пафосно-трагичным Саске на дне.
- Наруто! – вдруг посерьёзнел Дзюго. – Я тебе обещаю, я постараюсь понять Саске и уважать его! Раз ты его любишь, значит, он хороший!
Наруто стало неожиданно тепло на душе.
Ну, найдёт он Саске на дне воронки, ну и что? Помиримся-отстроимся, верно ведь?
- Спасибо, друг, - заявил он серьёзно и протянул руку.
- Не за что, друг, - ответили ему и осторожно замкнули рукопожатие.
Темари склонила голову к плечу, щекой прижавшись к меховому воротнику, и в этом движении было что-то неуловимо Гааровское.
- Нара. Ты меня притащил в парк, мотылял туда-сюда битых два часа, может, почки мне простудил, чтобы показать снежный… - Пробегающая мимо собачка громко гавкнула, и конец фразы стало не слышно.
- Да нет, я… - смутился Шикамару, нервно почёсывая затылок под хвостиком.
Вообще-то он прослышал про парковую омелу от Сакуры и хотел порадовать любимую романтическим поступком. Но омела упала. А Нара про это не знал. Единственной достопримечательностью в парке остался торчать фаллический символ, вылепленный Саске и Наруто. Практически, символ любви. Романтика. На него они и набрели.
Шикамару приготовился получить по мордасам и отгрести в наказание новый задачник по математике для штудирования, но вместо этого услышал «фырк».
- А что, прикольно, - хихикнула девушка. – Современное искусство. Или древняя символика?
- Отклики оккультизма в постмодернизме, - кисло предложил парень.
Темари захохотала, похлопывая бок скульптуры утешительными шлепками.
Спасибо большое Лео за помощь!
я счастлива! спасибо за творение! *уже ждет проду*
дед Мадара- это жесть! не дай бог таких родственников. теперь понятна "радость" матери Итачи при встрече с ним.
Саске в гневе- это нечто! особенно в речтативе с Сакурой и Саем. я рыдала от смеха минут пять.
браво!
Волнуюсь за СасуНару х)
Хотя у них же там все разрулится как надо, нэ?
Дед Мадара.... Это просто неповторимо : DDD Я, конечно, представлял себе нечто подобное, но что бы прям так!)))))))
Вот же, старый извращуга))) Теперь понятно почему же: "Итачи хитро щурящийся дедуля не нравился никогда" (с)
Саске порадовал))) Почаще злить надо х)
Эх, ждем последнюю главу)))
Спасибо за порцию шикарного настроения на неделю вперед, вплоть до выхода очередной главы)
Ктоб знал, какая я счастливая была, когда вчера вечером его читала
И юмор, юмор!!!
Фанф шикарный
столько эмоций!смогу высказаться только завтра Т_Т