fanfiction & original
Название: Новый год на улице Конохи
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Фендом: Наруто
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Пейринги: Наруто/Саске/Наруто, Кисаме/Итачи, Гаара/Ли + второстепенные
Рейтинг: R
Жанр: AU, romance, humor
Размер и состояние: миди, 5 глав, закончен
Размещение: только после согласия автора (с предоставлением ссылки) и только с этой шапкой
Предупреждения: AU, OOC (ооцэшище даже), fluff. Нецензурная лексика. Бессюжетие. Немножко всегейство и тотальное учихалохство. И, ребята. АНГСТ!
Посвящение: те же плюс мои настойчивые, страдающие читатели, мучающие сообщениями в личку.
От автора: Напоминаю женскому контингенту, что жанры "яой" и "сёнэн-ай" (в мультипликации то, манге или, вот, литературе) на этот самый женский контингент расcчитаны и отношение к реальной гей-культуре имеют весьма и весьма зыбкое. Поэтому, повторюсь, реалистичности не ждите.
Сразу приношу благодарности своему М.Я.Б.у viaorel, который выпытал сюжет обманными манёврами и пинал нежными словами; tevaorel, которая таки прочла (уй, и которой я забыла перезвонить!); Brutal Zombie за её "ну чё там?" и "а, да? Ну ничё"; Маргарите-сан, которая согласилась снова быть тестовым читателем, и папе. Папе, который, несмотря на "ЭТО Ж ПРО ПЕДИКОВ!", прочёл первую главу. Он лучший! *_*
Да простит мне великий бог фанфикшена, что я продолжаю испытывать его терпение!
Глава 2
Глава 2
- Ты Рок Ли?
Ли удивлённо обернулся на низкий мужской голос.
Он совершал свою утреннюю пробежку, а, точнее, её остаток, в одиночестве. Молчаливый и грустный Наруто, не желающий разговаривать, оставил его после круга по парку и отправился домой, а сам Ли планировал ещё сгонять на Суну, пожелать доброго утра Гааре. Они обыкновенно встречались в восемь часов у съезда на Коноху. Гаара приносил термос и бенто, они садились на лавочку под фонарём и вместе завтракали. Ли всегда считал эти минуты одними из лучших моментов дня.
Снег ночью так и не выпал, дороги успели немного расчистить, кое-где тротуары тоже разгребли или присыпали песком. Бежать было легко; мороз, кажется, ослаб – Ли было жарковато в тёплом тренировочном костюме, но настроения это не портило. Он добрался до дома Нара, когда его окликнули.
Голос раздавался из машины, которая казалась подозрительно знакомой, но откуда – Ли вспомнить не мог. Машина стояла у тротуара припаркованная, и водитель явно поджидал его. Он переспросил ещё раз:
- Ты Рок Ли?
- Доброе утро, - улыбнулся тот, стараясь не сбить дыхания. – Да, это я.
Клацнул открывающийся замочек пассажирской двери, и из приоткрытого окна практически приказали:
- Тогда залезай.
***
Утром 29-го декабря Итачи совершил судьбоносную ошибку.
А именно: он чихнул.
Начало дня шло по тому редкому сценарию, в котором Итачи вставал с кровати раньше Кисаме-сана. Хотя мужчина проснулся всё равно первым, растолкал Учиху и заявил ему сипло:
- Завтрак сегодня на тебе. Сковородка – плоская с ручкой, чайник – круглый с носиком. Смотри не перепутай.
А сам упрятал голову под подушку и принялся с усердием и добросовестностью первоклашки досыпать выигранные полчаса.
- Пить надо меньше, - сквозь зевок заявил Итачи. – Или хотя бы что-то знакомое. Что пили хоть, сами-то поняли?
Подушка ответила, что снились кактусы, значит – текилу. Учиху, бедного, передёрнуло, и он зашлёпал по тёплому ламинату на первый этаж квартиры.
И вот именно там, на первом этаже, в кухне, опираясь на холодильник и потирая ступнёй правой ноги икру левой, Итачи вдохнул холодного воздуху из открытого морозильника. В носу защекотало от перепада температур, и парень случайно чихнул. Ничего такого ужасного лично сам Учиха в том не углядел, но, когда закрыл с мягким «чмок» дверку морозильника, обнаружил за ней Кисаме-сана. В лучших традициях кровавых триллеров. Пришлось ойкать и подпрыгивать.
- Ты чихнул, - заявил мужчина с обвинением, грозно глядя на Итачи. Он только что покрыл расстояние между спальней и кухней буквально за несколько секунд, а оно включало в себя лестницу, между прочим.
- Чихнул, - согласился Учиха, чувствуя, как отступает подкравшийся инфаркт.
Спустя пять минут он пал жертвой гиперопеки Хошигаке Кисаме.
Лёжа под одеялом на диване в гостиной, с электронным градусником во рту, Итачи наблюдал за своим благоверным. Тот говорил на повышенных тонах по телефону с Конан и активно жестикулировал.
- Без меня не справитесь, а без тебя денёк протянем, - девизом трудового коллектива Кисаме-сана давно стало: «Незаменимых у нас нет, кроме тайчо». - Так что давай сюда, пулей. Нет, сначала в аптеку. Что брать?.. Всё бери, что посоветуют. А?.. Нет, блядь, от геморроя не надо! А от паранойи лекарств не делают! Так. Молчать! Понижу до секретарши, будешь кофе мне таскать!
Итачи возвёл очи горе. Общей его эмоцией являлось «ну что за!..».
- Доктора? Сейчас, на температуру посмотрю… - Кисаме протопал обратно к дивану и выдрал градусник у недовольного Учихи прямо из зубов. Градусник вылез со скрипом. Температура оказалась – о, ужас! – тридцать шесть и девять. – Невысокая, пока не нужно. Я вовремя спохватился. Будете измерять, если повысится – вызовете… Какого, какого, моего личного, а что, ты других самых лучших врачей в городе знаешь?!! Какой, в жопу, Хаус?!! Конан! Опять ты со своими тупыми сериалами! Не время для шуточек!
Оказывать любой вид сопротивления, когда у Кисаме-сана включался care-mode с командным голосом, было абсолютно бесполезно. Итачи с обречённостью приговорённого к смерти отложил лекцию на тему «Я не ребёнок, мать вашу!» до вечера.
- …и витаминов купи живых. Живые – это не которые бегают, Конан, любимая моя. Живые – это значит фрукты всякие. Вон, в последний раз когда я читал, в апельсинах было много витамина С, например. – Кисаме послушал внимательно трубку, отнёс её от уха и спросил у Итачи взволнованно: - Тебя просит. Ты как, говорить можешь?..
- Говорить – не знаю. Материться могу, – ядовито процедил тот. – Так что дайте сюда телефон, БЫСТР-Р-РА-А-А, не доводите до греха.
Он выхватил трубку и поднёс её к уху. В трубке откровенно ржали.
- Алло, - замогильно оформил Итачи.
Смех оборвался, но проскальзывал сквозь каждое слово.
- Держись, мой хороший, - мелодичный голос Конан подрагивал, сочась театральным сочувствием. – Не умирай! Я уже лечу!
- Смотрите в самолёт не врежьтесь, - слащаво, в тон женщине ответил Итачи.
Она захохотала в голос и скинула вызов, а Учиха с тяжким вздохом перевёл взгляд на Кисаме. Можно было, конечно, начать спорить, рваться на работу и взывать к здравому смыслу. Но это грозило нелицеприятным бытовым скандалом. Лучшим вариантом являлось дать мужчине остыть до вечера, осознать своё паникёрство как ненужное и устыдиться, а тогда поговорить нормально. Всячески стимулируя полезное для подарков чувство вины.
- Как ты себя чувствуешь? – осведомился Кисаме-сан с неподдельным волнением, которым лучился весь его лохматый сонный облик. – Подождать с тобой Конан?
Впрочем, решил Итачи, идеальный вариант не исключает метания мобильных телефонов в мужчин.
- ВОН!!! – заорал он, прицеливаясь и размахиваясь. – РАБОТАТЬ!!!
Кисаме схватил телефон на лету и покорно попятился.
В центральном офисе Итачи клыками и командным голосом выдирал свой кусок авторитета, шикая на Кисаме за любые попытки поддержки и помощи, а также упорно доказывал свою независимость. Поползшие при назначении нового менеджера стандартные слухи из серии «подстилка выбилась в верха» быстро утихли усилиями Конан и шеф-повара «Самехады»: обе старшие женщины ходили у Кисаме в подругах, а потому Итачи любили, как любит пухлощёкая девочка своего домашнего хомяка. Разгореться же слухам снова не дало исключительно образцовое и ответственное поведение самого предмета обсуждения, его талант, энергия и профессионализм. Сдавать позиции Итачи намерен не был. Одно опоздание, один прогул грозили неделей взглядов в спину и шепотков: «Кувыркались всю ночь, небось…».
Так что настроение у Итачи резко испортилось, и Кисаме-сан больше настаивать не решился. Ведь когда Учиха входил в режим «Итачи-химе», с ним тоже было тяжело поспорить.
***
Конан явилась спустя час после ухода своего начальства. Наполнила прихожую холодным уличным воздухом, запахом мороза и нежных духов.
- Ты же здоров, как бык, да? – сразу спросила она, постукивая каблучками сапожек, чтобы отряхнуть их от налипшей слякоти. Итачи, обёрнутый в волочащееся по полу одеяло поверх домашних джинсов и футболки, жалобно закивал. – Ой ты, мой хороший, иди, поцелую.
Она чмокнула его в уголок губ, оставив след от помады, ткнулась холодным носом. Подбородок Учихи на секунду защекотал мех воротника молочно-белой пушистой шубки.
Конан принесла два пакета. Один швырнула на пол у порога, там тоненько звякнуло; второй отдала Итачи.
- Это, - она указала на первый, - для виду купила. Из аптеки там. А этот, - ткнула во второй. – Для нас. Взяла пиво, пирожные, ещё по мелочи. А! И апельсины, так что осторожно.
Учиха вытянул руку с пакетом подальше от себя, словно тот чумной был.
- Я вообще удивилась, - спокойно рассказывала Конан, расстёгивая молнию на сапоге, - что Кисаме апельсины закомандовал. Забыл про аллергию твою. Ничего, сейчас вспомнит. Будет звонить, орать.
Она поставила аккуратно сапожки на полочку для обуви, распахнула шубку и, раскинув руки, возвестила:
- Здравствуй, халявный выходной! – Секунду подумала и добавила, воздев палец в воздух: - Поправочка: оплачиваемый халявный выходной.
Итачи, заметая шлейфом одеяла по полу, потопал на кухню. Женщина скинула шубу и последовала за ним.
- Эх, - радовалась она и попутно расстёгивала свой кашемировый пиджак. – Хорошая у вас квартирка, нравится мне. Мы молодцы, да?
Дизайн интерьера в резиденцию Хошигаке/Учиха переехал из прошлых апартаментов Кисаме. Вернее, не сам дизайн, а его общая концепция, так полюбившаяся Конан и Итачи. Конан классифицировала её как «что-то средиземноморское такое, маринарное». Итачи подтвердить или опровергнуть не мог, но знал наверняка: серые и синие цвета, дерево, обилие свободного пространства и наличие парусины в текстиле про море напоминали точно. Он не был уверен, правда, что Конан именно это имела в виду.
А молодцами женщина их самих теперь обзывала регулярно, так как обустраивали они квартиру сами. Кисаме-сан умыл руки; он сидел на диване и вёл телефонные войны за право называть «Самехаду» лучшим рыбным рестораном в префектуре.
- А ты всё молчишь, да? – «Да» у Конан было чуть растянутым, по-кошачьи. Она уселась грациозно на мягкий уголок у стола, предоставляя Итачи хозяйничать.
В присутствии фукутайчо Итачи разговаривал мало, потому как рисковал выставить себя дураком. Конан была на язык остра, а уж на саркастических комментариях и ироничных шуточках собаку съела. Учиха мог понять, почему женщина числилась у Кисаме лучшей подругой номер один. Обижало другое: она, как бы автоматически занимая сторону друга в любом вопросе, своё словесное мастерство оттачивала на Итачи. Относясь к нему при этом хоть и добродушно, но чуточку со снисхождением. Если бы Учиха не привык за столько лет к отцовскому чувству юмора, возненавидел бы Конан. А так уживались они неплохо, особенно в таких ситуациях, когда Кисаме сплачивал их своим поведением.
Тем не менее, Итачи предпочитал помалкивать.
Он скинул одеяло на близстоящую табуретку и извлёк из безбожно шелестящего пакета две бутылки пива, старательно при этом обминая сетку с апельсинами. Нашёл в навесном шкафчике бокал для Конан, она любила, шлепком ладони открыл бутылку о торец стола и принялся осторожно наполнять бокал над раковиной. За его спиной женщина напевала какую-то песенку, слышалось шуршание одежды.
Закончив с бокалом, Итачи открыл свою бутылку и с ними в руках обернулся. Конан сидела за столом уже практически голая, в одних атласных трусах, вся из себя ухоженная и гладкая. Одежда свёртками красивой ткани почивала рядышком на полу. Учиха, не поменявшись в лице, развернулся обратно к кухонной стойке, как по команде «Кругом!», и произнёс:
- Фукутайчо. Мы же с вами договаривались. – Он скривился. - Только. Не. Сиськи.
То, что с вышеозначенными женскими вторичными половыми признаками ему не по пути, Итачи понял ещё в возрасте лет двенадцати. Единственными сиськами, которые принесли ему пользу в жизни, являлись вскормившие мамины, а остальные доставляли сплошные проблемы. Против эксгибиционизма Конан Итачи ничего не имел. Особенно ему помогла принять этот факт реакция на него Кисаме, а точнее – её отсутствие. Но терпеть в собственном доме две вполне себе симпатичные женские сиськи Учиха не собирался.
- Ладно, - фыркнула Конан, зашуршала тканью. Переспросила: – Так нормально?
Итачи обернулся, чтобы засвидетельствовать её облачение в атласный пеньюар пастельного сиреневого цвета, весь перевитый кружевными вставками. Снова отвернулся.
- Соски просвечиваются.
Конан мученически застонала и снова зашуршала тканью.
- А так?
На сей раз она, снявши пеньюар, нацепила на себя бюстгальтер. Он был достаточно плотным и всё прикрывал.
- Порядок, - улыбнулся Учиха и принялся расставлять на столе пиво и пирожные в пластиковой коробке.
Конан, судя по всему, собиралась ближайшие минут пять посвятить разглядыванию пейзажа за окном, но в груде её одежды заиграла песенка. Песенку эту можно было часто слышать по телевизору в рекламе полуфабрикатов из морепродуктов. Рыбных палочек, к примеру.
- О! – взбодрилась она. – А вот и параноик наш опомнился, да? – Нагнулась, пошарила рукой, достала телефон. – Алло?
Из мобильного заорали про аллергию, апельсины и анафилактический шок. Женщина поморщилась и, сжимая двумя пальцами, отнесла аппарат от уха прочь. Итачи терялся: смеяться ему или возмущаться? Тут трубка перестала надрываться, и Конан поднесла её обратно.
- Всё, любимый, тихо. Сейчас я беру эти апельсиночки и в мусорник выкидываю. Я тебе даже дам послушать, как они стукнуться о дно ведра, хочешь? – Она вспорхнула с насиженного места, подлетела к пакету, достала сетку с цитрусовыми. Покрутилась в поисках урны, нашла, шваркнула фрукты туда, не забыв поднести телефон к источнику шума. – Слышал, любимый? Нормально, да?
Итачи выдрал у неё трубку.
- Работать, - отрезал он и нажал на отбой.
- Какой ты, - Конан игриво ткнула его в плечо пальцем. – А мне только начали что-то про твою маму рассказывать. Чтобы ты ей не говорил, что болеешь, видимо. Не волновалась чтобы, да?
- Было бы чего рассказывать, - нахмурился Учиха.
- Что будем смотреть? – Женщина сменила тему моментально, хватаясь за своё пиво, и зашвырнула телефон обратно в одежду. – Хочу мультики про красивую принцессу.
Они принялись спорить. Конан была за Золушку, Итачи горой стоял за Русалочку. Решить не успели - видеофон у двери издал мелодичную трель. Итачи никого больше не ждал, потому озадачился. Он отставил свою бутылку и пошёл открывать.
- Стой! – запищала Конан, нагоняя его в коридоре и хватая за плечо. – А если это он? Проверять пришёл?
- Думаете? – спохватился Учиха. – Да ну, нет… - Но на всякий случай снова вернулся на кухню и закутался в одеяло. Оказалось, зря: с экранчика видеофона глядел Гаара. Тогда до Итачи дошло: – Фукутайчо, ну вы, извиняюсь, дурочка! У Кисаме-сана ж ключи!
- Мисс Эркюль Холмс, - хохотнула женщина, подпирая голым плечом стенку. Послала ему воздушный поцелуй. – А это что за морда смазливая пришла? Ты что, хороший мой, снова за старое? Ты смотри, я часик потерплю в соседней комнате, но потом всё равно Кисаме расскажу.
Учиха отмахнулся, бормоча что-то про «моего брата парня друга парень», и нажал на кнопку с изображением открытого замка. Электроника опять запиликала, и Гаара, сделав шаг вперёд, пропал с экрана видеофона.
- У вас лифт второй сломался, - протянула Конан мечтательно. – Мальчишка пока доедет до вашего пятьсот тысячного этажа, мы выпить успеем. Пошли, - и потянула Итачи за край одеяла в кухню. Пока Гаара ехал, они, и правда, успели разочек кампайнуться.
А потом Гаара таки доехал и прямо с порога отчитался:
- У меня сегодня курсы в первую смену. Кондитерская ещё закрыта. Я подумал, сэмпай, может, ты дома, и пришёл прогуливать в тепле. – Он выступил из гэта, швырнул ранец на пол у пакета из аптеки и продолжил: - Говорил с отцом, как ты советовал. Он ответил, что за свой счёт может меня в песочке разве что похоронить.
Итачи представил разговор Гаары с отцом приблизительно так.
Вечер. Традиционное чаепитие в доме Сабакуно. Периодически раздаётся стук бамбуковой палочки водяных часов из сада камней.
Гаара: (сидит в сейдза, потупившись, говорит отчаянным серьёзным голосом) Отец, я решил избрать дорогу песка дорогой своей судьбы и жизни.
Сабакуно-сан: (сидит в сейдза, потупившись, говорит отрывисто и приказательно) Нет, сын мой. Ты пойдёшь дорогой денег и власти.
Оба отпивают чай из пиалок.
Конец сцены.
В оправдание Итачи стоит заметить, что он не был так уж далёк от истины. Сказать Учиха, впрочем, ничего не успел, так как Гаара и Конан внезапно увидели друг друга.
- Ого, - женщина ткнула в сторону парня рукой с бокалом. – Мальчик серьёзно в кимоно. Не по шутке.
- Ого, - в тон ей ответил тот. – Тётька полуголая, и не моя сестра. Первый раз в жизни вижу. День не зря прошёл.
Оба они страдали такой привычкой: делать очевидные комментарии, словно черкая ментальные галочки в воображаемом списке описания реальности.
Гаара ещё секунду подумал и склонился в вежливом поклоне, произнеся:
- Приятно познакомиться, сумасшедшая полуголая женщина-сан. Пожалуйста, не кидайтесь на меня с ножом.
- Ах, какой, - довольно засмеялась Конан, запрокинув голову. – В кимоно, противный и… - голос её сместился в сторону удивления. - …и падает!
Итачи с непониманием перевёл взгляд с начальницы на Гаару, чтобы обнаружить: поклон последнего действительно плавно перешёл в свободный полёт носом к полу. К счастью, Учиха вовремя сориентировался, подхватил под локоть, сохранив профиль Сабакуно в целости. Гаара в его руках повис, даже не планируя трепыхаться.
- То-то я думаю, - пыхтел он, прикладывая ладонь к гладкому лбу экс-соседа, - откуда у него краска на лице появилась?
- Что, не зря я в аптеку ходила, да?
Конан в любой ситуации могла найти положительные стороны.
***
Гаара почувствовал, как юркие руки уверенно ворочают его туда-сюда, извлекая из верхнего кимоно. Он всё никак не мог понять – зачем? Холодно ведь, жуть. Ещё сквозь гул гудящей в голове крови он слышал неясные голоса.
- Ого, знобит, - охнул мужской, но приятно-мелодичный. Раздался присвист. – Тридцать девять и девять на градуснике. Почти сорок.
- Какой ты наблюдательный, хороший мой, - тянул грудной женский.
Голоса успокаивали, завлекая обратно в мутный омут сонного оцепенения.
- И что теперь? Теперь точно врача надо! – обеспокоился мужской.
- Да я тебе бесплатно скажу то же, что и любой врач за сто тыщ йен. Грипп, простуда, переохлаждение, бла-бла-бла, - возразил женский. – А всё, что можно выписать, я уже купила. – Внезапно в плавную речь добавились хитрые нотки. – Если, конечно, у него не волчанка.
- И чем его поить?
- Прежде чем поить, нужно разбудить.
Гаара попытался сказать, что будить его не нужно, потому как он не спит, но его речевой аппарат оказался способным только на неясное мычание.
- О! Жив! – обрадовался Итачи, склонившийся над лежащим на диване больным. – Гаара! Гаара! Не спать! Открывай глаза!
Обрадованная своим не пропавшим впустую походом в аптеку, Конан с любопытством юного химика принялась рыться в пакете с лекарствами. Уже через пять минут она, сидя на полу у дивана, обложилась инструкциями и вкладышами разнообразных микстур, таблеток, порошков, капель и сиропов.
- Как думаешь, - поинтересовалась женщина почти радостно, - у него есть аллергия на амилметакрезол?
Итачи вгляделся в чуть розоватое лицо Гаары и высказал своё авторитетное мнение:
- Да не-е-е…
Тогда Конан со старанием молодого врача-практиканта стала разводить порошки, выколупывать таблетки из пластиковых хрустящих ячеек и вымачивать в полной воды салатнице горчичники.
- А горло болит? – спросила она, вертя в руках спрей от воспаления в горле. Бутылочка у спрея была симпатичная. Конан явно хотелось поскорее впрыснуть в кого-нибудь её содержимое.
- Гаара, - позвал Итачи мягко, склоняясь ближе к больному. Тот сфокусировал на Учихе полуприкрытые мутные глаза. – Болит горло у тебя?
Гаара секунду не реагировал, то ли пытаясь понять суть вопроса, то ли прислушиваясь к себе. Потом кивнул, чем неимоверно обрадовал женщину. Она в предвкушении потёрла ладони.
- Итак! – Сделала небольшую паузу, обратившись к Учихе. – Главное, вовремя останови меня. А то я один раз Кисаме залечила до токсикации и дисбактериоза. А другой раз Пейна так подсадила на пилюли от гриппа, что он год слезть не мог. – Вернулась к плану действий. – Сначала вот этим запиваем вот это и это, - женщина показала увенчанным длинным ногтем пальцем сначала на стакан с мутной жидкостью до половины, потом на две белые таблетки и одну зелёную. – Затем пьём вот эти капельки. И те, под язык пять. Затем капаем нос. Затем пшыкаем в горло спрейчик. Ну и в завершение я мажу ему шею волшебной ментоловой мазью, а ты ставишь горчичник. Да?
Итачи сделал круглые глаза, она отрезала:
- Скажите спасибо, что это единственные лекарства в пакете, которые друг с другом сочетаются.
- Слышал, Гаара? - настороженно протянул Учиха, видимо, пытаясь приободрить больного. – Сейчас мы тебя вылечим.
Конан весело закатала воображаемые рукава, улыбаясь. Закурила. С этой её привычкой курить всюду поделать что-то было решительно невозможно, пришлось смириться. С сигаретой в зубах, оголённая, она сидела на полу по-турецки и казалась фантасмагоричным залихватским партизаном. Прищурив один глаз, чтобы туда не попал дым, женщина принялась пихать в гриппозного все вышеперечисленные препараты. А Итачи, поддерживая Гаару под спину, абы не захлебнулся, размышлял.
Энтузиазм Конан, кажется, передался и ему самому. Мозг уже работал в направлении – что б ещё такого залить-закапать в Сабакуно, чтобы он поправился поскорее? Определённо, заботиться о ком-то – это очень приятно. Учиха мог понять, почему Кисаме так носится с небезразличными ему окружающими по первому чиху. Не до конца, правда; всё же, у Кисаме потребность в опеке над людьми была заложена природой где-то между пятой и десятой витками ДНК. В последнее время эта потребность у мужчины достаточно сильно обострилась, но и тут всё было ясно: Кисаме впервые за долгое время почувствовал себя членом семьи, которую моментально возвёл в должность «самое дорогое, что у меня есть». Самое дорогое, бесспорно, стоило защищать и опекать всеми возможными способами. С непривычки Кисаме-сан немного перегибал палку, но Итачи верил, что со временем он успокоится, его забота обретёт правильные пропорции и придёт в равновесие.
Ещё было странным думать о Кисаме, как о живом человеке. Не то чтобы Итачи раньше боготворил его, идеализировал и поклонялся ему, нет. Ну, разве что самую чуточку. Как родителей в детстве. Но так раньше ведь Кисаме-сан маячил где-то выше горизонта, появляясь единственно для того, чтобы ослепить Учиху и влюбить в себя ещё больше, принести едва уловимый запах красивой и состоявшейся взрослой жизни, а потом, будучи отвергнутым, снова скрыться. Теперь Итачи думал, что поверх всех остальных заморочек, мешающих ему остаться с Кисаме-саном, накладывался ещё и страх разочарования. Разочарование, вопреки всем опасениям, не пришло. Пришло переосмысление. Потому как оказалось, что Кисаме, кроме своей основной должности – абсолютный идеал 24 часа в сутки, - ещё и просто мужчина. У которого бывают плохие дни («Кисаме-сан, вы вторую пачку докуриваете!» «У меня завял любимый гибискус…»), заморочки («Это моя коллекция фарфоровых акул. Их нельзя никому показывать. Закрой шкафчик!»), а также странные привычки. Например, читать, есть и курить, лёжа битый час в ванной. Переосмысление пошло их отношениям на пользу: если раньше Учиха любил что-то такое глянцево-журнальное в своём воображении, то теперь его чувства принадлежали конкретному человеку, в которого можно было ткнуть пальцем. Примером, когда он готовит у плиты по сорок минут что-то изысканное и французское, а есть хочется так, что и растворимый рамен бы подошёл.
Тем не менее, некоторые детали продолжали Итачи удивлять. Вот хотя бы, как сказала Конан, болеющий Кисаме-сан. Сам Учиха свидетелем такому не был, представить тоже не мог, поэтому сие заявление его поразило до глубины души. Он попытался вообразить температурящего Кисаме, свернувшегося креветкой под одеялом. Когда воображаемый больной тоненьким мультяшным писком жалобно попросил воды, чем вызвал у Учихи неконтролируемое хихиканье, больной настоящий закашлялся.
- Хороший мой, ребёнка утопишь! – пожурила Конан, подставляющая согнутую лодочкой ладонь под подбородок Гаары. – Внимательней, да?
С кончика её сигареты опасно свисал достаточно внушительный серый червячок пепла.
Учиха поспешно отбросил размышления в сторону, сосредоточившись на дрожащем от озноба парне. Гаара нос себе закапать не дал, потому как насморка у него-то и не оказалось. Спрей для горла у Конан вообще отобрал, чтобы запшикать самому.
- Засовывать в рот продолговатые предметы я и без вашей помощи могу, спасибо, - пояснил он уже достаточно внятно.
Женщина пожала плечами, молча заставила, тыкнув пальцем, задрать подбородок и стала мазать точёную бледную шею Гаары холодной ментоловой мазью, накладывая её жирным слоем. Тот стоически терпел, хотя невысказанные язвительные комментарии так и мельтешили в воздухе.
Потом Конан поднялась – пошла тушить сигарету и мыть руки. Сигарету она потушила о почву в горшке с уже третьим по счёту гибискусом, который Итачи дарил Кисаме взамен засохшего. Стало понятно, почему бедные растеньица так мрут.
- А вы знаете, - продолжала она, пока бычок с шипением тух во влажной земле, - если вот эти все лекарства не подействуют через часик, придётся тебе, Итачи, ставить противному мальчику свечку. Свечки лучше всего помогают температуру сбить, да?
Итачи и Гаара переглянулись. Затем последний развернулся к женщине и пресным спокойным голосом заявил:
- А уж запихивать продолговатые предметы в… - в этот момент где-то недалеко пролетел самолёт, и середина фразы потонула в рёве его двигателей, - …точно могу без посторонней помощи.
Конан пропустила всё это мимо ушей и пошлёпала в ванную. Итачи вздохнул.
- Ну что, укладываем тебя. Горчичники поставить нужно…
Улечься Гаара улёгся, но горчичники забраковал.
- У меня от них ожоги. Нежная кожа. – Он натянул по самую шею плед, который Учиха пожертвовал со своего плеча. Посмотрел блестящими от лихорадки глазами, строго. – Сэмпай, не звони домой. Я должен быть на курсах. Они пускай не знают, что прогуливаю. Вечером приду больной. Оставят дома. Неделю никуда ходить не заставят.
Итачи подбил ему плед у ног, чтобы не задувало.
- Ладно, как скажешь. Спи давай.
Но Гаара, опередив это указание, уже неглубоко и часто посапывал, запутав пальцы в прядях чёлки.
***
- Вы знаете, фукутайчо, - раздалось на кухне. – По рецепту была рисовая каша с зелёным луком. А у вас получается как-то наоборот, да ещё и с пеплом табачным.
Конан этаким романтическим нежным движением помешивала варево в кастрюльке деревянной ложкой на длинной ручке, склонившись над ним с сигаретой в зубах. Пустой бокал с остатками пивной пены на стенках стоял от плиты слева, на столешнице. Ручка ложки каждый раз, делая поворот, оказывалась от него в опасной близости, грозя столкнуть на пол. Конан это нисколечко не волновало, как и замечание Итачи касательно её оздоровительной стряпни.
- Я вообще не уверен, что он это есть будет, - не сдавался Учиха. – Боччаны, они такие.
- Не съест – засунем.
У женщины на всё был короткий ответ. Если поставщики жаловались, что посланные машины не вместят весь товар, она отвечала в том же духе: «Не влезет – впихнём».
Нужно признать, что больной суновский прогульщик очень скрасил ей и Итачи выходной. Вместо восьмичасового просмотра мультипликационных выкидышей Голливуда и пустой трескотни парочка занялась делом. Даже не поленились найти в кабинете у Кисаме-сана стопку кулинарных книг – понавыбирали рецептов для простуженных и начали творить. Конан немедленно объявила себя главной и стала к плите, Итачи не возражал. Он сидел за столом, катая по нему ладонью пустую пивную бутылку, и глядел в снег за окном, выплясывающий невероятные траектории на фоне серого неба.
Но, к сожалению, этой извращённой идиллии не суждено было просуществовать долго. Синдром «проходного двора» преследовал всех выходцев с улицы Конохи, подобно проклятью, куда бы они ни перебирались. Та же участь настигла и резиденцию Хошигаке/Учиха.
Короче говоря, в дверь снова затрезвонили. Итачи больше даже не удивлялся.
И это, в свою очередь, тоже оказалось явлением временным. С экрана на него смотрел молодой человек возраста Саске. У уменьшенных перспективой до гномьего размера ног парня стоял кажущийся игрушечным чемодан.
- Что там, хороший мой, бандиты, да? – поинтересовалась Конан, глядя с кухни на застывшего в недоумении у видеофона Учиху. Тот поманил пальцем. Тогда она покорно оставила ложку и подошла, заглянула через плечо в мониторчик. Выдвинула предположение: - Торговец, может?
- Сейчас узнаем, - Итачи уверенно утопил пальцем кнопку переговорного устройства и спросил строгим «публичным» голосом: - Хошигаке-Учиха, чем можем быть полезны?
Парень на экранчике подпрыгнул, схватился за свой чемодан, как за самое родное. До замерших у видеофона донеслось:
- Ёптышка, оно говорящее!
Итачи покосился на фукутайчо. Та, сдерживая смешок, пожала плечами. Тогда он снова поинтересовался, ещё более строго:
- Хошигаке-Учиха. Слушаю вас?
Голова парня пропала с монитора. Он, видимо, наклонился к домофону рассмотреть его, и камера гостя больше не «видела». Гаркнул молодой голос с лёгкой простуженной сипотой:
- Хошигаке Кисаме тут живёт?
Конан «сделала лицо», подняв брови вверх и сжав губки бантиком. Итачи заинтересовался и поскорее ответил:
- Да, здесь. А вы, простите, кто?
- Да я, это, - продолжил орать голос. – К нему я.
Женщина отодрала палец Итачи от кнопки, прерывая связь, и зашептала, будто опасаясь, что парень снизу услышит её сквозь толщу высотки:
- Приключение, да? Впустим?
Учиха явно строил себе в голове какие-то догадки, но ничего конкретного решить был не в состоянии. Протянул неуверенно:
- А вы не знаете его?
- Я-то не знаю, - фыркнула Конан. – Но он знает Кисаме. И новый адрес Кисаме. Значит, кто-то «свой», да?.. И знакомый смутно, вроде…
- Тогда впустим, - вынес вердикт Итачи, протягивая палец обратно к кнопке. Нажал, обратился уже к посетителю: - Заходите.
Запиликал открывающийся замок.
- Досада. – Внезапно опомнилась женщина. – А можно было позвонить Кисаме и у него спросить.
Учиха ментально шлёпнул себя по лбу.
- Только если это один из тех «подарочков», что я ему с получки до тебя водила, – чур, я не виновата! – добавила Конан, потрясая в воздухе указательным пальцем.
Раньше парня в помещении оказался его голос. За дверью громогласно скомандовали:
- А-а-аткрывай!
Фукутайчо поёжилась и прошептала что-то из серии «вдруг у него в чемодане бомба?», а воспылавший любопытством Итачи поскорее забренькал замком.
…Парень был каким-то светлым и угловатым. Подбородок треугольный, скулы выступают. Видно, что телом худощав – даже под объёмным синтепоновым пуховиком-скафандром. Кожа бледная, но не как у Гаары, с оттенком в молоко, а холоднее и одновременно глубже, будто на белые тучи смотришь сквозь сосульку. Глаза светлые, словно… дождливые, не серые, не голубые, так. Волосы образцово-показательного оттенка «Пепельный блондин» мягкими прядками виднелись из-под шапки. А ещё чувствовалось в его облике нечто суетливое и чуточку беспардонное. Дополнял картину огромный и пошарпанный, видавший виды коричневый чемодан.
Пахло от парня льдом и розмарином. Говорил он быстро, настойчивым тоном; тонкие его светло-розовые губы приоткрывали стоматологический профиль а-ля Кисаме-сан. А начал он свой монолог, едва увидел за дверью удивлённого Учиху (1 шт.):
- Ага, не, ну чё, маман говорила, что батя не просто так переехал, а съехался с фифой какой-то… ты на фифу не дуйся, братан, это я так про себя окрестил, тебя-то, а ты, вроде, не фифа никакая, нормальный пацан. – Он отодвинул молчащего в недоумении Итачи в сторону и пересёк порог вместе с чемоданом. Огляделся. - Ну и хоромы у батяни! Капец. Оп-па, бабьё в бельишке. А у вас откуда, вы ж по другой теме прыгаете?
- Я бы попросила, - с королевским достоинством в голосе нашлась Конан, и её тут же окутали воображаемые соболиные меха и увенчала корона.
- Не, прости, подруга, не вопрос. – Ни капли не смутившись, пожал плечами парень и повёл носом. - Только у тебя горит что-то, нет?
- Каша, - констатировала женщина. Вздохнула. - Пошла на кухню, предотвращать задымление помещения.
Парень проводил её глазами и шваркнул чемодан на пол. Кроме пола тот задел ещё и ногу Учихи. Учиха вяло ойкнул. Ему в ответ затараторили с новой силой:
- Ёптышка! Прости, братан, не рассчитал. Куда мне его? Мне всё равно, честно, я хоть прям у двери лягу. Я неприхотливый, типа. Только пожрать дайте, а то пять часов поездом, ну. А батя когда будет?
Итачи сопоставил в голове всех «батей» и «братанов». Получилось криво. Тогда он использовал свой коронный тон, благодаря которому персонал слушался его беспрекословно и всегда.
- Мальчик-кун, - сладко начал Учиха. На этом месте большинство недовольных уже забирали все претензии обратно. – Ты. Кто. – Здесь сдавались даже самые стойкие и капризные. – ТАКОЙ?!!
Парень поражённо замолчал. Поморгал, глядя на недовольного Итачи. Осведомился тем же настойчивым голосом:
- А что, батя про меня не рассказывал?
- Батя – это Кисаме-сан, да? – вернувшись к сладкой интонации, уточнил Учиха. Парень мелко закивал. Тогда хозяин завопил немного истерично в попахивающую горелым кухню: – КОНАН?!!
- Что орёшь, хороший мой, сама в шоке, - пропела та.
Парень принял вид немного сконфуженный, что, впрочем, не мешало ему попутно сковыривать с ног кроссовки.
Воображение Итачи красочно и услужливо рисовало хозяину картины Кисаме-сана в объятиях прекрасной незнакомки. Были оба голые, на гигантской кровати под окном, за которым явственно благоухал розовый сад в цвету. Потом была картина перевитого синей лентой кричащего свёртка на руках у этой прекрасной незнакомки, а также потупившегося Кисаме, уезжающего на заработки в префектурный центр. То, что прыткому донжуану Хошигаке должно было быть в постельной сцене лет четырнадцать, если не все тринадцать, воображение не смущало.
- Сэмпай, - позвали из реальности. – Я войду?
- Ба, пацан из лифта! И ты сюдой? То-то я смотрю, что ты за мной хвостом тащишься…
Итачи замотал головой, стряхивая наваждение, и повернулся на голос.
У потенциального отпрыска Кисаме за плечом, за так и не закрывшейся дверью, стоял Рок Ли в своём зимнем тренировочном костюме.
- Заходи, - сдался Учиха судьбе, решив смиренно принять все её тумаки, удары, пинки, щипки, шлепки, тычки и что она там ещё заготовила.
Ли молча, обогнув каким-то чудом кандидата на пост Хошигаке-младшего, вошёл в квартиру. Остановился. Голова его была опущена, руки - скрещены на груди. Шагнул Ли через порог так, будто это был последний шаг к эшафоту.
- Не волнуйся, сэмпай. Вижу, у тебя аврал, – произнёс он глухо. – Я ненадолго.
Итачи насторожился. Голос экс-соседа был нетипично убитым. То есть, конечно, у Ли бывали всяческие неэнергичные, невесёлые моменты в жизни, и тогда его тон-жесты-мимика соответствовали. Такое случалось неимоверно редко и только в совсем уж экстренных ситуациях. Ну а подобного антипода Силы Юности в лице её главного промоутера, Итачи мог поклясться, Вселенная ещё не видывала.
- Ли? – позвал он осторожно, выкинув временно сынулю Кисаме-сана из списка проблем.
Ли продолжил старательно смотреть в пол, немного раскачиваясь с пятки на носок. На оклик он ответил отстранённо:
- Мне сказали, Гаара у вас.
Учиха почуял, что запахло жареным. И на этот раз подгоревшая каша не имела никакого отношения к ощущению. Он насторожился ещё больше; так, что забыл спросить – а кто сказал, собственно? Вместо этого ответил:
- У нас. Спит в гостиной.
- А, - слабо кивнул Ли. Его блестящие чёрные волосы окончательно скрыли опущенное лицо. – Сейчас. Сейчас. – Он вздохнул глубоко, так, что плечи поднялись сперва, а после опали. – Пошёл.
И он, не разуваясь, пошёл в гостиную.
Напряжение в воздухе резко стало зашкаливать. Итачи даже мурашками покрылся. Сглотнул, обернулся к незнакомцу с чемоданом. Тот опередил:
- Не въехал в тему, но постою тут молча, ага.
Конан на секунду показалась из кухни с ложкой, посмотрела на всё это безобразие и умчалась обратно – за спиной её раздалось какое-то шипение. Итачи решил, что их с парнем можно оставить (воровать в прихожей нечего, кроме Кисамовских дорогущих кожаных туфлей, да и за них Конан по голове наваляет ложкой), потому помчался за новым гостем.
Ли замер у дверного проёма в гостиную, так, чтобы из комнаты его не было видно. Всё ещё с опущенной головой, закусив губу, он мялся, переступал с ноги на ногу почти с отчаянием. Учиха хотел было заговорить с ним, но парень опомнился раньше. Словно решив что-то, весь вскинулся, воздел перед собой сжатую в кулак руку. Глаза его загорелись такими неотвратимым упрямством и готовностью к действию, которые обыкновенно всегда кипели в Ли при необходимости помочь кому-то из друзей. Только сейчас они были не предвкушающе-радостными, а полными обречённой настойчивости.
Вдохнул поглубже, нахмурившись. Кивнул. Вошёл.
Гаара, по всей видимости, спать уже передумал. Таблетки сбили температуру, улучшили общее состояние – вот он и валялся на диване, посматривал телевизор. Не пропали зря голливудские выкидыши мультипликации. Розовая краска с лица болеющего сошла не полностью, потому казалось: поющие зайчики и птички очень Сабакуно стыдят.
На вошедшего тяжёлой поступью Ли Гаара вскинул голову и выдал свой обыкновенный комментарий касательно очевидности:
- Ты нашёл меня. Любовь. Лучше всякого GPS-навигатора. – Протянул руки, сжимая-разжимая кулаки, будто дитятко к любимой игрушке. – Обнимякаться.
Вид у него был! Устоять могло только бревно бесчувственное. Ну, или пылающие мрачным энтузиазмом личности.
- Гаара! – гаркнула одна такая личность, глядя яростно в глаза больного. – Мы должны расстаться!
Итачи за спиной Ли весь перекосился, как от зубной боли. А вот самого Гаару заявление нисколечко не смутило. Он подумал, замерев с протянутыми руками и склонённой к плечу головой. Сказал спокойно:
- Несмешная шутка, - снова продолжил хватать кулаками воздух. – Обнимать меня.
Итачи перекосился ещё больше и даже начал пританцовывать на месте от волнения. Ли прямо зубами скрипнул. Он судорожно вздохнул, угрожающе нахмурился и басовито возвестил:
- Гаара! Это не шутки! Я, - он стукнул кулаком себе в грудь, а потом обвинительно почти указал на Гаару, - тебя бросаю!!! Всё! Между нами ничего нет.
Итачи сделал жалостливое лицо и прижал руку ко рту. Гаара у себя на диване тоненько и устало вздохнул, словно лист опалый прошуршал, и откинул плед в сторону. Поднялся на ноги, нетвёрдо, но уверенно. Представлял он собой картину со всех сторон разомлелую, полуголую и кимоно-распахнутую, но и это не повлияло на пылающих мрачным энтузиазмом личностей. Личности смотрели упёрто и решительно.
Гаара прошуршал к Ли, замер напротив. Протянутая рука юркнула между ними, тонкие светлые пальцы сомкнулись на зелёной ткани тренировочного костюма. Гаара схватился крепко, голову опустил и повторил тихо:
- Несмешная шутка.
Поплыла такая гадкая тишина, которая в голове присутствующих гулко бухает дурным предчувствием, частым сердцебиением; налётом нереальности заслоняет глаза. Итачи попал в некрасивую ситуацию: вроде бы и стал свидетелем лишнего, что не должен был видеть, но и уйти сейчас не выйдет – только хуже сделаешь, помешаешь. Потому продолжал молча кривиться, стараясь потише дышать. А Гаара продолжал крепко держать, а Ли продолжал пялиться мимо рыжей головы куда-то в соседнюю стену.
Наконец, последний наскрёб в себе необходимого мужества и стряхнул руку Сабакуно. Отрезал чужим голосом, неприятным от доброго старого знакомого, не могущего и улитку обидеть:
- Хватит! Меня не разжалобить!
Тут Учиха совершенно не выдержал – захихикал в свою ладонь. Ну, просто… Ли говорил такими очевидно чужими, позаимствованными словами, и этот высокопарный тон… И то, как он развернулся резко, на Итачи посмотрел мельком – точь-в-точь утопающий, мимо прошёл, плечом задев…
Гаара снова склонил голову к плечу, медленно пошёл следом за Ли в коридор. В коридоре ничего не изменилось. Приблудный парень старательно делал вид, что его тута и нетути. Ли явно вознамерился уходить. Гаара думал остановить, протянул руку, открыл рот; его опередили. Ли развернулся, уже с окончательно диким лицом, и тем же тоном гада из боевика заявил:
- И не надо за мной тащится босиком по снегу и ныть! Не поможет!
Возможно, именно такого эффекта Ли и добивался, но факт остаётся фактом – палку он перегнул.
Гаара был, несмотря на свою заносчивость, человеком неконфликтным. Он стерпеть мог многое, но когда приходило время, взрывался – о-го-го. Хоть прячься. И вот сейчас он стоял, кимоно с одного плеча съехамши, подбоченившись, босой, и чувствовалось – ну всё, привет, приехали. Особенно жутенько стало от взгляда острого и улыбочки, которая появилась внезапно на его лице. Гаара медленно так, не спеша, перекатил голову с одного плеча на другое. Сказал ровно:
- Слышь, - что и говорить, из Гаары холодный ублюдок вышел куда лучше, чем из Ли. – Что за дурь в твоей башке, я не в курсе. Чисть её активно и приходи. Тогда поговорим. Но насчёт «ныть босиком» - это ты зря.
Хук у Гаары тоже был замечательный. Острый, проникающий, со старанием. Такой, от которого в ушах звенит, а перед глазами – белая плесень блинами-бубликами. Ли, нужно полагать, оценил.
- Ёптышка, - заметили из-за чемодана, за которым притаился неудачливый гость.
Гаара с брезгливо скривлёнными губами махал в воздухе правой кистью. Костяшки на руке чуть заметно покраснели. Левым плечом он несколько раз дёрнул, поправляя кимоно. Ли к ушибленному месту руку не прикладывал – стоял безвольно, насупленный.
- Гаара, - наконец, оформил он, - я тебе ни писать, ни звонить, ни на глаза попадаться не буду. Пожалуйста, сделай мне Аналогичное Одолжение.
- И без разъяснений?
Ли не ответил, дёрнул плечом – и всё, только дверь входная негромко хлопнула.
Гаара зарычал. Не милым таким, игривым рыком, а вполне конкретным, разъярённым. Он пнул: дверь, чемодан, ойкнувшего приблудного парня, угол. Сразу вспомнились разнообразные какемоно, изображающие разъярённых боччан-самов, гневливо гоняющих слуг по всему дому.
Итачи благоразумно урулил в сторону, чтобы избежать пинка. Нужно было что-то делать. А что – непонятно. Как-то всё навалилось разом, прямо мешком по голове. И, конечно, с головы до пят насквозь мокрая Конан тучи с горизонта не прибрала.
Она задумчиво постукивала мокрой ложкой по мокрой щеке, крутила мокрыми пальцами мокрую прядь волос и морщила мокрый нос, на кончике которого висела капля. Её сопровождал вой сирены в спину. Она открыла мокрые губы и сказала:
- Задымлённость помещения превысила норму, наверное, да? У нас там противопожарная сигнализация включилась. Брызгает – ужас! Затопит, да?
Гаара заорал, согнувшись в три погибели и схватившись за голову.
- Эй, братан, спокуха, - попытался с ним заговорить подкидыш, но его снова пнули.
С кухни по дорогущему ламинату из светлого бука потекло.
У Итачи не осталось другого выхода, кроме как разозлиться и снова включить «химе». Он нашёл свой телефон, зажал кнопку быстрого вызова и, когда на том конце послышалось «алло», заявил:
- Кисаме-сан. У меня тут, слушаете? У меня тут: больной берсерк, голая мокрая женщина по щиколотку в потопе, а ещё мальчишка, вроде как ваш сын. Приезжайте-ка, разберитесь… Какой сын? Ну, мне тоже интересно. У вас есть пять минут, - Учиха сладко улыбнулся и нажал на отбой.
***
- Мать, ну ты же сама виноград вчера заказывала!
- Да, возможно. Сдуру. Но не четыре же сорта сразу. А если и так, то передумала я. Апельсинчик бы, мандаринчик какой…
- Какой тебе апельсинчик? Аллергия у сыновей!
- Так у Саске не сильная, как у Итачи, а Итачи дома нет. Вернее, есть. Только не в нашем доме, а в своём.
- Ну, мать, ты обалдела, конечно, но ладно – куплю тебе апельсины твои…
Это с утра пораньше Учиха Микото в прихожей собирала мужа в магазин. А подслушал диалог Саске, который находился в гостиной за компьютерным столом.
«Проснули» младшего сына безбожно рано: мама перепутала дни недели и решила, что у Саске намечаются курсы в АНБУ. Никаких курсов не было, потому поздний зимний рассвет он встречал невыспавшийся и расстроенный на кухне, с кофе в обнимку. Кофе чернел и дымился в памятной красной чашке, которая наводила на мысли о Наруто, которые наталкивали на воспоминания о ссоре, которые нависали необходимостью примирения, которая усугубляла состояние «мне так много всего нужно сделать, что я лучше пойду спать». Между сёдзи веранды свистел холодный даже по звуку сквозняк; к тому же, казалось, прислушайся - и можно услышать гул толкающихся в небе тяжёлых туч. Глаза слипались сами собой…
Ото сна и депрессии Саске спасло чудесное озарение – он ведь так давно уже не посещал свою онлайн-игру!
С онлайн-игрой, оно же ММО, у младшего Учихи вышла смешная история. Наруто одно время, когда едва начали встречаться, всё ныл: Саске, мол, ну чего ты, вот у меня есть хобби – ушу, а у тебя? Разные хобби, вычитал блондин в некоей книге по психологии отношений, для пары очень полезно. Необходимо даже! Это и отдых друг от друга, и впечатления, чтобы ими поделиться, и время для самого себя. Саске, ясное дело, рогами упёрся и ни в какую – не надо, говорил, мне хобби твоё заморское. Я так как-нибудь.
Наруто не сдался: диск Учихе с игрой притащил, подсунул. Косился регулярно на бумажный конверт с радужным диском, нетронутый, лежащий на столе, вздыхал. Саске в конце концов распсиховался, установил игру. Конечно, с твёрдым намерением стать от неё зависимым, чтобы Намикадзе стыдно стало. Но – облом, не тот тип психики. Учиховский рационализм помешал сутками сидеть за монитором и в сияющих латах лупить монстров.
Но то, что процесс отлупления чешуйчатых задниц и всяческое прокачивание персонажа – дело интересное, тут Саске остался при своём. Потому на сервере набрал команду таких же, как он сам, красавчиков, любящих играть, но не могущих делать этого часто в силу разных обстоятельств. Таких, его самого не считая, набралось три человека. Учиха мигом поставил себя их главарём, обозвал «Хеби» и организовал в одной социальной сети группу с аналогичным именем. В группе «хебитята» (как они сами себя величали у главного за спиной) договаривались о времени следующего квеста и переписывались о важных, насущных вопросах: сплетни сервера, войны кланов, в каком данже какая экспа и так далее. Саске в праздных разговорах не участвовал, но читал с удовольствием. Улыбался даже иногда.
В итоге – и он сам был доволен, и Наруто решил, что его взяла в кои-то веки.
Потому нынешним утром, 29-го числа, Саске с кухни вместе с кофе отправился за компьютер – в группу, назначать своим «свидание». Уже за компьютером он обнаружил, что название «Хеби» его порядком заколебало. Надоело ползать. Вот полететь бы… Он тут же переобозвал свою маленькую организацию в «Така» и даже сочинил длинный философский пост с объяснениями на тему. Потом спросил о дате – когда изволите, соколы? Сегодня вечером али когда в другой день?
В сети оказалась только таковская пристка под романтическим ником «Покусанная». Она перемену имени одобрила, но встречу предложила устроить тридцатого вечером – а до того занята, к сожалению, прям практика день и ночь. Саске вздохнул сочувственно – кому сейчас легко, правда? – и предварительно назначил встречу и сегодня, и тридцатого на восемь вечера. Его коллега тут же возжелала знать, затронет ли предновогодний квест сбор каких-нибудь раритетных очков? Очки она коллекционировала и накопила их всяких уже немерено, чем стала известна на весь сервер. Саске ответил, что подумает, и пошёл из Интернета прочь.
Его утренний гормональный фронт упёрся в Наруто, с которым всё же нужно было объясниться и помириться. Ну или хоть поссориться ещё раз. «Да хоть чего-нибудь!» - вопил гормональный фронт, и Саске принялся покорно размышлять. Ноги он подобрал к себе поближе, на компьютерный стул, потому как по полу гулял ветерочек высокого уровня холодрыгенности.
Саске решил: если хочет добиться толку от себя и своей блондинки, то первым делом нужно поговорить с Кисаме-саном, главным собакоедом касательно ревности. Чтобы осознать, кто виноват и что делать. Как бы Учиха ни любил постпримирительный секс, но снова мириться с Наруто на недолгий промежуток времени было делом загодя пропащим. Лучшей опцией являлось докопаться до сути проблемы и решить её, по возможности, навсегда. А уж поводы для ссор и последующих телесных примирений, Саске был уверен, судьба им ещё подкинет.
Придя к таким незамысловатым умозаключениям, он вздохнул, похлопал себя по щекам и поднялся собираться.
Мама, закутанная в папин свитер поверх тёплого домашнего платья, в гостиной за кофейным столиком подписывала открытки. Тяжело вздыхала: это была её самая нелюбимая часть новогодних традиций. Открыток имелась целая стопка, по числу родственников и знакомых, и подписывать их все – хоть на стену лезь.
- Бесполезное занятие, - пожаловалась она сыну, кончиком ручки указывая на стопку. – Вот отменили бы эту ерунду по всей стране! Одной проблемой меньше было бы.
- Мам, - нахмурившись, заметил Саске, - Итачи, вроде, говорил, чтобы ты список просто составила, кому подписывать и куда отправлять. Они там каллиграфа нанимают каждый год, деловым партнёрам и сотрудникам открытки подписывать. Итачи сказал, он и нам заодно сделает.
- Да ладно уж, - отмахнулась мама, принимаясь аккуратно выводить иероглифы. – И так всё за меня сделать вознамерились. Нечего отнимать у праздника его изнаночную сторону.
Тут зазвонил телефон, лежащий от Микото по правую руку на диване. Она старательно довела кандзи, отложила ручку и подняла трубку. Тогда глаза её сделались испуганными, а рот досадливо искривился. Зажав микрофон ладонью, женщина отнесла телефон от лица и всполошено подняла голову к Саске.
- Дед Мадара звонит! Поговори ты с ним!
Саске скукожился и скрестил перед собой руки, сигнализируя: «Меня нет дома, я умер, улетел, убежал!». Мама умоляюще протянула трубку в его сторону, но сын юною газелию ускакал по лестнице наверх, одеваться.
Дед Мадара снова взялся за старое: предпраздничный обзвон своей обширной семьи с вопросом: «А кто приедет к дедушке в этом году?». Произносил он свой вопрос таким голосом, словно ехать к дедушке нужно было не в захолустную деревню (от наших Учих – три часа машиной), а на экзотический курорт.
- И вообще! – возмущалась Микото десятью минутами спустя. – Он ваш дед по папиной линии, он мне никак не родственник! Вот пусть ваш папа с ним и разговаривает!
- Так папа в магазине, - слабо возразил Саске из прихожей, шнуруя ботинки.
- Да не волнует! – возмущалась мама дальше. – Сейчас все Учихи звонить начнут!
После дедушкиного обзвона начинался, опять же, по традиции, общесемейный обзвон. Тема: «Нет, правда, а кто поедет-то?». Этакая русская рулетка. Ехали, естественно, те Учихи, которые нашкрёбывали меньше остальных оправданий или давно не навещали деда на Новый год. Точнее, их всей семьёй насильно выпихивали из дому. Ведь если этого не делалось, дед Мадара смертельно – в буквальном смысле – оскорблялся, снова собирался помирать, и тогда уж, хочешь не хочешь, Учихам со всей страны приходилось его навещать.
- Мам, не волнуйся, - Саске с пыхнетием распрямился, начал заматываться в шарф. – Отвертимся.
- Ага, сейчас! Девять лет отверчивались! Это среди Учих рекорд! – возмутилась мама. – Тётя Уручи мне летом так и сказала! Всё, фугаковские, на этот год не выйдет! Ваша очередь!
Саске пожал плечами. Ему-то что. Он ехать не собирался в любом случае. Чай, было куда пятки уносить.
- Ты куда собрался?!! – разошлась Микото тем временем.
- Я к Кисаме-сану, поговорить, – быстро ответствовал сын, плавно утекая сквозь дверь.
- Недолго чтобы! Люди работают, нечего отвлекать… где ж папаша твой с апельсинами…
Ресторанов у Кисаме-сана было много, каждый блистал собственной кухней и оформлением: был и китайский ресторанчик, и итальянский, и специализирующийся на стейках, и даже один русский – все носили разные названия. А «Самехада», самая первая, взлелеянная, любимая, имелась одна. В ней, находящейся в центре города, располагался центральный офис. Добраться туда не составляло проблем, если на автобусе.
На улице было препаршиво. С точки зрения Саске, естественно. Снег не блестел по- вечернему, а лежал сероватой уже, смёрзшейся массой, кое-где перебитый бурыми валунками льда. Тучи давили, казалось, прямо в темечко; воздух промёрз, высох, почти звенел. Оттого щёки кололо. Новогоднее настроение улетело зимовать на далёкие юга.
Мнение Саске, впрочем, разделяли не все. Как известно, влюблённым всё ни по чём. Киба с Хинатой, может, на влюблённых и не тянули пока, но моду выгуливать Акамару вместе, держась за поводок, его рука поверх её, уже завели. И никакие морозы, грозы, розы и так далее не могли им помешать. Киба шарф не носил, а заботливая Хината всё волновалась – ну как так? Простудится же! Вот Саске и помахал им, бредущим через дорогу в парк: улыбающиеся, раскрасневшиеся, в одном длинном шарфе на две шеи, они свободными от поводка руками помахали в ответ. Праздничное настроение у этих двоих на морозе, не считая собаки, просто зашкаливало. Киба весь из себя гордый джентльмен, лицо Хинаты между краем пушистого синего шарфа и белой шапочки светится. Саске рад был, конечно, что Хьюга к нему не стала криво относиться из-за Наруто, ценил, любил и всё такое, но в подобные моменты она его бесила до ужасти.
Соратники Саске по уровню скептической кислости на Конохе тоже имелись. Ближе к Суне Учиха встретил Шикамару. Точнее, бледную тень некогда весьма плотного отпрыска Нара. Казалось бы, парень должен быть образцом новогоднего духа: его «самая стопроцентно непроблематичная красавица» Темари приехала на каникулы из Токио – радуйся! Да только вместо романтических свиданий девушка устраивала благоверному проверки выученного материала, срезы знаний и репетиторские занятия – оценивала шансы Шикамару поступить в свой университет и латала прорехи в непрочном заборе образования. Нара не жаловался, так как слышал где-то когда-то, что любовь, кажись, чего-то там требует. Но цветущего виду ему это не добавляло. Они с Саске обменялись кратким из-за холода, молчаливым рукопожатием.
- Боец, - подбодрил Учиха.
- Подлец, - сделал комплимент Шикамару и заскользил дальше вниз по улице.
Ждать автобуса в одиночку Саске не пришлось – на остановке стояла Сакура. В пушистой шубке, на каблуках высоты «помирать, так с музыкой – прощайте, ноги!». Пахло от подруги отчётливым фруктовым летом из флакона, да ещё и на голове отсутствовала шапка. Скорее всего, с целью демонстрации причёски. Сакура жмурилась и улыбалась довольно, чем тут же стимулировала мыслительный процесс Учихи от «чего это она?» до:
- Ай, точно, у тебя же свидание сегодня.
- После курсов!
Сакура была настолько довольна этим фактом, что даже не смогла без улыбки отвесить Саске удар сумочкой по башке за вчерашнее оскорбление Наруто.
- Утречко, тиран-сан, - поздоровалась девушка, когда друг собрал все рассыпавшиеся из глаз звёзды. – Молчи, ничего не хочу знать, настроение не порть мне.
Саске поёжился, засовывая руки поглубже в карманы. Посмотрел на Сакуру.
Чего с ней встречаться? Зачем? Что этот Сай в ней нашёл? Сакура себе и Сакура. «Свой пацан». Друг, их с Наруто личный. Красивая, наверное? Да, вроде, обыкновенная девчонка. Симпатичная, а в семнадцать по-другому и не бывает. И ни к чему Саске эта её девчачья симпатичность, ориентация не та, а ревность кольнула всё равно. Подумалось – если маляр автобусный обидит её, хорошо бы потом ему пальчики все один за другим пооткручивать.
Сакура взгляд Учихи перехватила.
- Давай ты первый, - дала она добро и приготовилась слушать.
- Еду говорить с Кисаме-саном. Как – неважно, но это мне поможет помириться с Наруто. Вечером. Ты?
- В автобусе будет Сай. Веди себя прилично. Подавай меня в лучшем свете.
- Понял.
Задавать вопросы не обязательно, если научиться их предвосхищать.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Фендом: Наруто
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Пейринги: Наруто/Саске/Наруто, Кисаме/Итачи, Гаара/Ли + второстепенные
Рейтинг: R
Жанр: AU, romance, humor
Размер и состояние: миди, 5 глав, закончен
Размещение: только после согласия автора (с предоставлением ссылки) и только с этой шапкой
Предупреждения: AU, OOC (ооцэшище даже), fluff. Нецензурная лексика. Бессюжетие. Немножко всегейство и тотальное учихалохство. И, ребята. АНГСТ!
Посвящение: те же плюс мои настойчивые, страдающие читатели, мучающие сообщениями в личку.
От автора: Напоминаю женскому контингенту, что жанры "яой" и "сёнэн-ай" (в мультипликации то, манге или, вот, литературе) на этот самый женский контингент расcчитаны и отношение к реальной гей-культуре имеют весьма и весьма зыбкое. Поэтому, повторюсь, реалистичности не ждите.
Сразу приношу благодарности своему М.Я.Б.у viaorel, который выпытал сюжет обманными манёврами и пинал нежными словами; tevaorel, которая таки прочла (уй, и которой я забыла перезвонить!); Brutal Zombie за её "ну чё там?" и "а, да? Ну ничё"; Маргарите-сан, которая согласилась снова быть тестовым читателем, и папе. Папе, который, несмотря на "ЭТО Ж ПРО ПЕДИКОВ!", прочёл первую главу. Он лучший! *_*
Да простит мне великий бог фанфикшена, что я продолжаю испытывать его терпение!
Глава 2
Глава 2
- Ты Рок Ли?
Ли удивлённо обернулся на низкий мужской голос.
Он совершал свою утреннюю пробежку, а, точнее, её остаток, в одиночестве. Молчаливый и грустный Наруто, не желающий разговаривать, оставил его после круга по парку и отправился домой, а сам Ли планировал ещё сгонять на Суну, пожелать доброго утра Гааре. Они обыкновенно встречались в восемь часов у съезда на Коноху. Гаара приносил термос и бенто, они садились на лавочку под фонарём и вместе завтракали. Ли всегда считал эти минуты одними из лучших моментов дня.
Снег ночью так и не выпал, дороги успели немного расчистить, кое-где тротуары тоже разгребли или присыпали песком. Бежать было легко; мороз, кажется, ослаб – Ли было жарковато в тёплом тренировочном костюме, но настроения это не портило. Он добрался до дома Нара, когда его окликнули.
Голос раздавался из машины, которая казалась подозрительно знакомой, но откуда – Ли вспомнить не мог. Машина стояла у тротуара припаркованная, и водитель явно поджидал его. Он переспросил ещё раз:
- Ты Рок Ли?
- Доброе утро, - улыбнулся тот, стараясь не сбить дыхания. – Да, это я.
Клацнул открывающийся замочек пассажирской двери, и из приоткрытого окна практически приказали:
- Тогда залезай.
***
Утром 29-го декабря Итачи совершил судьбоносную ошибку.
А именно: он чихнул.
Начало дня шло по тому редкому сценарию, в котором Итачи вставал с кровати раньше Кисаме-сана. Хотя мужчина проснулся всё равно первым, растолкал Учиху и заявил ему сипло:
- Завтрак сегодня на тебе. Сковородка – плоская с ручкой, чайник – круглый с носиком. Смотри не перепутай.
А сам упрятал голову под подушку и принялся с усердием и добросовестностью первоклашки досыпать выигранные полчаса.
- Пить надо меньше, - сквозь зевок заявил Итачи. – Или хотя бы что-то знакомое. Что пили хоть, сами-то поняли?
Подушка ответила, что снились кактусы, значит – текилу. Учиху, бедного, передёрнуло, и он зашлёпал по тёплому ламинату на первый этаж квартиры.
И вот именно там, на первом этаже, в кухне, опираясь на холодильник и потирая ступнёй правой ноги икру левой, Итачи вдохнул холодного воздуху из открытого морозильника. В носу защекотало от перепада температур, и парень случайно чихнул. Ничего такого ужасного лично сам Учиха в том не углядел, но, когда закрыл с мягким «чмок» дверку морозильника, обнаружил за ней Кисаме-сана. В лучших традициях кровавых триллеров. Пришлось ойкать и подпрыгивать.
- Ты чихнул, - заявил мужчина с обвинением, грозно глядя на Итачи. Он только что покрыл расстояние между спальней и кухней буквально за несколько секунд, а оно включало в себя лестницу, между прочим.
- Чихнул, - согласился Учиха, чувствуя, как отступает подкравшийся инфаркт.
Спустя пять минут он пал жертвой гиперопеки Хошигаке Кисаме.
Лёжа под одеялом на диване в гостиной, с электронным градусником во рту, Итачи наблюдал за своим благоверным. Тот говорил на повышенных тонах по телефону с Конан и активно жестикулировал.
- Без меня не справитесь, а без тебя денёк протянем, - девизом трудового коллектива Кисаме-сана давно стало: «Незаменимых у нас нет, кроме тайчо». - Так что давай сюда, пулей. Нет, сначала в аптеку. Что брать?.. Всё бери, что посоветуют. А?.. Нет, блядь, от геморроя не надо! А от паранойи лекарств не делают! Так. Молчать! Понижу до секретарши, будешь кофе мне таскать!
Итачи возвёл очи горе. Общей его эмоцией являлось «ну что за!..».
- Доктора? Сейчас, на температуру посмотрю… - Кисаме протопал обратно к дивану и выдрал градусник у недовольного Учихи прямо из зубов. Градусник вылез со скрипом. Температура оказалась – о, ужас! – тридцать шесть и девять. – Невысокая, пока не нужно. Я вовремя спохватился. Будете измерять, если повысится – вызовете… Какого, какого, моего личного, а что, ты других самых лучших врачей в городе знаешь?!! Какой, в жопу, Хаус?!! Конан! Опять ты со своими тупыми сериалами! Не время для шуточек!
Оказывать любой вид сопротивления, когда у Кисаме-сана включался care-mode с командным голосом, было абсолютно бесполезно. Итачи с обречённостью приговорённого к смерти отложил лекцию на тему «Я не ребёнок, мать вашу!» до вечера.
- …и витаминов купи живых. Живые – это не которые бегают, Конан, любимая моя. Живые – это значит фрукты всякие. Вон, в последний раз когда я читал, в апельсинах было много витамина С, например. – Кисаме послушал внимательно трубку, отнёс её от уха и спросил у Итачи взволнованно: - Тебя просит. Ты как, говорить можешь?..
- Говорить – не знаю. Материться могу, – ядовито процедил тот. – Так что дайте сюда телефон, БЫСТР-Р-РА-А-А, не доводите до греха.
Он выхватил трубку и поднёс её к уху. В трубке откровенно ржали.
- Алло, - замогильно оформил Итачи.
Смех оборвался, но проскальзывал сквозь каждое слово.
- Держись, мой хороший, - мелодичный голос Конан подрагивал, сочась театральным сочувствием. – Не умирай! Я уже лечу!
- Смотрите в самолёт не врежьтесь, - слащаво, в тон женщине ответил Итачи.
Она захохотала в голос и скинула вызов, а Учиха с тяжким вздохом перевёл взгляд на Кисаме. Можно было, конечно, начать спорить, рваться на работу и взывать к здравому смыслу. Но это грозило нелицеприятным бытовым скандалом. Лучшим вариантом являлось дать мужчине остыть до вечера, осознать своё паникёрство как ненужное и устыдиться, а тогда поговорить нормально. Всячески стимулируя полезное для подарков чувство вины.
- Как ты себя чувствуешь? – осведомился Кисаме-сан с неподдельным волнением, которым лучился весь его лохматый сонный облик. – Подождать с тобой Конан?
Впрочем, решил Итачи, идеальный вариант не исключает метания мобильных телефонов в мужчин.
- ВОН!!! – заорал он, прицеливаясь и размахиваясь. – РАБОТАТЬ!!!
Кисаме схватил телефон на лету и покорно попятился.
В центральном офисе Итачи клыками и командным голосом выдирал свой кусок авторитета, шикая на Кисаме за любые попытки поддержки и помощи, а также упорно доказывал свою независимость. Поползшие при назначении нового менеджера стандартные слухи из серии «подстилка выбилась в верха» быстро утихли усилиями Конан и шеф-повара «Самехады»: обе старшие женщины ходили у Кисаме в подругах, а потому Итачи любили, как любит пухлощёкая девочка своего домашнего хомяка. Разгореться же слухам снова не дало исключительно образцовое и ответственное поведение самого предмета обсуждения, его талант, энергия и профессионализм. Сдавать позиции Итачи намерен не был. Одно опоздание, один прогул грозили неделей взглядов в спину и шепотков: «Кувыркались всю ночь, небось…».
Так что настроение у Итачи резко испортилось, и Кисаме-сан больше настаивать не решился. Ведь когда Учиха входил в режим «Итачи-химе», с ним тоже было тяжело поспорить.
***
Конан явилась спустя час после ухода своего начальства. Наполнила прихожую холодным уличным воздухом, запахом мороза и нежных духов.
- Ты же здоров, как бык, да? – сразу спросила она, постукивая каблучками сапожек, чтобы отряхнуть их от налипшей слякоти. Итачи, обёрнутый в волочащееся по полу одеяло поверх домашних джинсов и футболки, жалобно закивал. – Ой ты, мой хороший, иди, поцелую.
Она чмокнула его в уголок губ, оставив след от помады, ткнулась холодным носом. Подбородок Учихи на секунду защекотал мех воротника молочно-белой пушистой шубки.
Конан принесла два пакета. Один швырнула на пол у порога, там тоненько звякнуло; второй отдала Итачи.
- Это, - она указала на первый, - для виду купила. Из аптеки там. А этот, - ткнула во второй. – Для нас. Взяла пиво, пирожные, ещё по мелочи. А! И апельсины, так что осторожно.
Учиха вытянул руку с пакетом подальше от себя, словно тот чумной был.
- Я вообще удивилась, - спокойно рассказывала Конан, расстёгивая молнию на сапоге, - что Кисаме апельсины закомандовал. Забыл про аллергию твою. Ничего, сейчас вспомнит. Будет звонить, орать.
Она поставила аккуратно сапожки на полочку для обуви, распахнула шубку и, раскинув руки, возвестила:
- Здравствуй, халявный выходной! – Секунду подумала и добавила, воздев палец в воздух: - Поправочка: оплачиваемый халявный выходной.
Итачи, заметая шлейфом одеяла по полу, потопал на кухню. Женщина скинула шубу и последовала за ним.
- Эх, - радовалась она и попутно расстёгивала свой кашемировый пиджак. – Хорошая у вас квартирка, нравится мне. Мы молодцы, да?
Дизайн интерьера в резиденцию Хошигаке/Учиха переехал из прошлых апартаментов Кисаме. Вернее, не сам дизайн, а его общая концепция, так полюбившаяся Конан и Итачи. Конан классифицировала её как «что-то средиземноморское такое, маринарное». Итачи подтвердить или опровергнуть не мог, но знал наверняка: серые и синие цвета, дерево, обилие свободного пространства и наличие парусины в текстиле про море напоминали точно. Он не был уверен, правда, что Конан именно это имела в виду.
А молодцами женщина их самих теперь обзывала регулярно, так как обустраивали они квартиру сами. Кисаме-сан умыл руки; он сидел на диване и вёл телефонные войны за право называть «Самехаду» лучшим рыбным рестораном в префектуре.
- А ты всё молчишь, да? – «Да» у Конан было чуть растянутым, по-кошачьи. Она уселась грациозно на мягкий уголок у стола, предоставляя Итачи хозяйничать.
В присутствии фукутайчо Итачи разговаривал мало, потому как рисковал выставить себя дураком. Конан была на язык остра, а уж на саркастических комментариях и ироничных шуточках собаку съела. Учиха мог понять, почему женщина числилась у Кисаме лучшей подругой номер один. Обижало другое: она, как бы автоматически занимая сторону друга в любом вопросе, своё словесное мастерство оттачивала на Итачи. Относясь к нему при этом хоть и добродушно, но чуточку со снисхождением. Если бы Учиха не привык за столько лет к отцовскому чувству юмора, возненавидел бы Конан. А так уживались они неплохо, особенно в таких ситуациях, когда Кисаме сплачивал их своим поведением.
Тем не менее, Итачи предпочитал помалкивать.
Он скинул одеяло на близстоящую табуретку и извлёк из безбожно шелестящего пакета две бутылки пива, старательно при этом обминая сетку с апельсинами. Нашёл в навесном шкафчике бокал для Конан, она любила, шлепком ладони открыл бутылку о торец стола и принялся осторожно наполнять бокал над раковиной. За его спиной женщина напевала какую-то песенку, слышалось шуршание одежды.
Закончив с бокалом, Итачи открыл свою бутылку и с ними в руках обернулся. Конан сидела за столом уже практически голая, в одних атласных трусах, вся из себя ухоженная и гладкая. Одежда свёртками красивой ткани почивала рядышком на полу. Учиха, не поменявшись в лице, развернулся обратно к кухонной стойке, как по команде «Кругом!», и произнёс:
- Фукутайчо. Мы же с вами договаривались. – Он скривился. - Только. Не. Сиськи.
То, что с вышеозначенными женскими вторичными половыми признаками ему не по пути, Итачи понял ещё в возрасте лет двенадцати. Единственными сиськами, которые принесли ему пользу в жизни, являлись вскормившие мамины, а остальные доставляли сплошные проблемы. Против эксгибиционизма Конан Итачи ничего не имел. Особенно ему помогла принять этот факт реакция на него Кисаме, а точнее – её отсутствие. Но терпеть в собственном доме две вполне себе симпатичные женские сиськи Учиха не собирался.
- Ладно, - фыркнула Конан, зашуршала тканью. Переспросила: – Так нормально?
Итачи обернулся, чтобы засвидетельствовать её облачение в атласный пеньюар пастельного сиреневого цвета, весь перевитый кружевными вставками. Снова отвернулся.
- Соски просвечиваются.
Конан мученически застонала и снова зашуршала тканью.
- А так?
На сей раз она, снявши пеньюар, нацепила на себя бюстгальтер. Он был достаточно плотным и всё прикрывал.
- Порядок, - улыбнулся Учиха и принялся расставлять на столе пиво и пирожные в пластиковой коробке.
Конан, судя по всему, собиралась ближайшие минут пять посвятить разглядыванию пейзажа за окном, но в груде её одежды заиграла песенка. Песенку эту можно было часто слышать по телевизору в рекламе полуфабрикатов из морепродуктов. Рыбных палочек, к примеру.
- О! – взбодрилась она. – А вот и параноик наш опомнился, да? – Нагнулась, пошарила рукой, достала телефон. – Алло?
Из мобильного заорали про аллергию, апельсины и анафилактический шок. Женщина поморщилась и, сжимая двумя пальцами, отнесла аппарат от уха прочь. Итачи терялся: смеяться ему или возмущаться? Тут трубка перестала надрываться, и Конан поднесла её обратно.
- Всё, любимый, тихо. Сейчас я беру эти апельсиночки и в мусорник выкидываю. Я тебе даже дам послушать, как они стукнуться о дно ведра, хочешь? – Она вспорхнула с насиженного места, подлетела к пакету, достала сетку с цитрусовыми. Покрутилась в поисках урны, нашла, шваркнула фрукты туда, не забыв поднести телефон к источнику шума. – Слышал, любимый? Нормально, да?
Итачи выдрал у неё трубку.
- Работать, - отрезал он и нажал на отбой.
- Какой ты, - Конан игриво ткнула его в плечо пальцем. – А мне только начали что-то про твою маму рассказывать. Чтобы ты ей не говорил, что болеешь, видимо. Не волновалась чтобы, да?
- Было бы чего рассказывать, - нахмурился Учиха.
- Что будем смотреть? – Женщина сменила тему моментально, хватаясь за своё пиво, и зашвырнула телефон обратно в одежду. – Хочу мультики про красивую принцессу.
Они принялись спорить. Конан была за Золушку, Итачи горой стоял за Русалочку. Решить не успели - видеофон у двери издал мелодичную трель. Итачи никого больше не ждал, потому озадачился. Он отставил свою бутылку и пошёл открывать.
- Стой! – запищала Конан, нагоняя его в коридоре и хватая за плечо. – А если это он? Проверять пришёл?
- Думаете? – спохватился Учиха. – Да ну, нет… - Но на всякий случай снова вернулся на кухню и закутался в одеяло. Оказалось, зря: с экранчика видеофона глядел Гаара. Тогда до Итачи дошло: – Фукутайчо, ну вы, извиняюсь, дурочка! У Кисаме-сана ж ключи!
- Мисс Эркюль Холмс, - хохотнула женщина, подпирая голым плечом стенку. Послала ему воздушный поцелуй. – А это что за морда смазливая пришла? Ты что, хороший мой, снова за старое? Ты смотри, я часик потерплю в соседней комнате, но потом всё равно Кисаме расскажу.
Учиха отмахнулся, бормоча что-то про «моего брата парня друга парень», и нажал на кнопку с изображением открытого замка. Электроника опять запиликала, и Гаара, сделав шаг вперёд, пропал с экрана видеофона.
- У вас лифт второй сломался, - протянула Конан мечтательно. – Мальчишка пока доедет до вашего пятьсот тысячного этажа, мы выпить успеем. Пошли, - и потянула Итачи за край одеяла в кухню. Пока Гаара ехал, они, и правда, успели разочек кампайнуться.
А потом Гаара таки доехал и прямо с порога отчитался:
- У меня сегодня курсы в первую смену. Кондитерская ещё закрыта. Я подумал, сэмпай, может, ты дома, и пришёл прогуливать в тепле. – Он выступил из гэта, швырнул ранец на пол у пакета из аптеки и продолжил: - Говорил с отцом, как ты советовал. Он ответил, что за свой счёт может меня в песочке разве что похоронить.
Итачи представил разговор Гаары с отцом приблизительно так.
Вечер. Традиционное чаепитие в доме Сабакуно. Периодически раздаётся стук бамбуковой палочки водяных часов из сада камней.
Гаара: (сидит в сейдза, потупившись, говорит отчаянным серьёзным голосом) Отец, я решил избрать дорогу песка дорогой своей судьбы и жизни.
Сабакуно-сан: (сидит в сейдза, потупившись, говорит отрывисто и приказательно) Нет, сын мой. Ты пойдёшь дорогой денег и власти.
Оба отпивают чай из пиалок.
Конец сцены.
В оправдание Итачи стоит заметить, что он не был так уж далёк от истины. Сказать Учиха, впрочем, ничего не успел, так как Гаара и Конан внезапно увидели друг друга.
- Ого, - женщина ткнула в сторону парня рукой с бокалом. – Мальчик серьёзно в кимоно. Не по шутке.
- Ого, - в тон ей ответил тот. – Тётька полуголая, и не моя сестра. Первый раз в жизни вижу. День не зря прошёл.
Оба они страдали такой привычкой: делать очевидные комментарии, словно черкая ментальные галочки в воображаемом списке описания реальности.
Гаара ещё секунду подумал и склонился в вежливом поклоне, произнеся:
- Приятно познакомиться, сумасшедшая полуголая женщина-сан. Пожалуйста, не кидайтесь на меня с ножом.
- Ах, какой, - довольно засмеялась Конан, запрокинув голову. – В кимоно, противный и… - голос её сместился в сторону удивления. - …и падает!
Итачи с непониманием перевёл взгляд с начальницы на Гаару, чтобы обнаружить: поклон последнего действительно плавно перешёл в свободный полёт носом к полу. К счастью, Учиха вовремя сориентировался, подхватил под локоть, сохранив профиль Сабакуно в целости. Гаара в его руках повис, даже не планируя трепыхаться.
- То-то я думаю, - пыхтел он, прикладывая ладонь к гладкому лбу экс-соседа, - откуда у него краска на лице появилась?
- Что, не зря я в аптеку ходила, да?
Конан в любой ситуации могла найти положительные стороны.
***
Гаара почувствовал, как юркие руки уверенно ворочают его туда-сюда, извлекая из верхнего кимоно. Он всё никак не мог понять – зачем? Холодно ведь, жуть. Ещё сквозь гул гудящей в голове крови он слышал неясные голоса.
- Ого, знобит, - охнул мужской, но приятно-мелодичный. Раздался присвист. – Тридцать девять и девять на градуснике. Почти сорок.
- Какой ты наблюдательный, хороший мой, - тянул грудной женский.
Голоса успокаивали, завлекая обратно в мутный омут сонного оцепенения.
- И что теперь? Теперь точно врача надо! – обеспокоился мужской.
- Да я тебе бесплатно скажу то же, что и любой врач за сто тыщ йен. Грипп, простуда, переохлаждение, бла-бла-бла, - возразил женский. – А всё, что можно выписать, я уже купила. – Внезапно в плавную речь добавились хитрые нотки. – Если, конечно, у него не волчанка.
- И чем его поить?
- Прежде чем поить, нужно разбудить.
Гаара попытался сказать, что будить его не нужно, потому как он не спит, но его речевой аппарат оказался способным только на неясное мычание.
- О! Жив! – обрадовался Итачи, склонившийся над лежащим на диване больным. – Гаара! Гаара! Не спать! Открывай глаза!
Обрадованная своим не пропавшим впустую походом в аптеку, Конан с любопытством юного химика принялась рыться в пакете с лекарствами. Уже через пять минут она, сидя на полу у дивана, обложилась инструкциями и вкладышами разнообразных микстур, таблеток, порошков, капель и сиропов.
- Как думаешь, - поинтересовалась женщина почти радостно, - у него есть аллергия на амилметакрезол?
Итачи вгляделся в чуть розоватое лицо Гаары и высказал своё авторитетное мнение:
- Да не-е-е…
Тогда Конан со старанием молодого врача-практиканта стала разводить порошки, выколупывать таблетки из пластиковых хрустящих ячеек и вымачивать в полной воды салатнице горчичники.
- А горло болит? – спросила она, вертя в руках спрей от воспаления в горле. Бутылочка у спрея была симпатичная. Конан явно хотелось поскорее впрыснуть в кого-нибудь её содержимое.
- Гаара, - позвал Итачи мягко, склоняясь ближе к больному. Тот сфокусировал на Учихе полуприкрытые мутные глаза. – Болит горло у тебя?
Гаара секунду не реагировал, то ли пытаясь понять суть вопроса, то ли прислушиваясь к себе. Потом кивнул, чем неимоверно обрадовал женщину. Она в предвкушении потёрла ладони.
- Итак! – Сделала небольшую паузу, обратившись к Учихе. – Главное, вовремя останови меня. А то я один раз Кисаме залечила до токсикации и дисбактериоза. А другой раз Пейна так подсадила на пилюли от гриппа, что он год слезть не мог. – Вернулась к плану действий. – Сначала вот этим запиваем вот это и это, - женщина показала увенчанным длинным ногтем пальцем сначала на стакан с мутной жидкостью до половины, потом на две белые таблетки и одну зелёную. – Затем пьём вот эти капельки. И те, под язык пять. Затем капаем нос. Затем пшыкаем в горло спрейчик. Ну и в завершение я мажу ему шею волшебной ментоловой мазью, а ты ставишь горчичник. Да?
Итачи сделал круглые глаза, она отрезала:
- Скажите спасибо, что это единственные лекарства в пакете, которые друг с другом сочетаются.
- Слышал, Гаара? - настороженно протянул Учиха, видимо, пытаясь приободрить больного. – Сейчас мы тебя вылечим.
Конан весело закатала воображаемые рукава, улыбаясь. Закурила. С этой её привычкой курить всюду поделать что-то было решительно невозможно, пришлось смириться. С сигаретой в зубах, оголённая, она сидела на полу по-турецки и казалась фантасмагоричным залихватским партизаном. Прищурив один глаз, чтобы туда не попал дым, женщина принялась пихать в гриппозного все вышеперечисленные препараты. А Итачи, поддерживая Гаару под спину, абы не захлебнулся, размышлял.
Энтузиазм Конан, кажется, передался и ему самому. Мозг уже работал в направлении – что б ещё такого залить-закапать в Сабакуно, чтобы он поправился поскорее? Определённо, заботиться о ком-то – это очень приятно. Учиха мог понять, почему Кисаме так носится с небезразличными ему окружающими по первому чиху. Не до конца, правда; всё же, у Кисаме потребность в опеке над людьми была заложена природой где-то между пятой и десятой витками ДНК. В последнее время эта потребность у мужчины достаточно сильно обострилась, но и тут всё было ясно: Кисаме впервые за долгое время почувствовал себя членом семьи, которую моментально возвёл в должность «самое дорогое, что у меня есть». Самое дорогое, бесспорно, стоило защищать и опекать всеми возможными способами. С непривычки Кисаме-сан немного перегибал палку, но Итачи верил, что со временем он успокоится, его забота обретёт правильные пропорции и придёт в равновесие.
Ещё было странным думать о Кисаме, как о живом человеке. Не то чтобы Итачи раньше боготворил его, идеализировал и поклонялся ему, нет. Ну, разве что самую чуточку. Как родителей в детстве. Но так раньше ведь Кисаме-сан маячил где-то выше горизонта, появляясь единственно для того, чтобы ослепить Учиху и влюбить в себя ещё больше, принести едва уловимый запах красивой и состоявшейся взрослой жизни, а потом, будучи отвергнутым, снова скрыться. Теперь Итачи думал, что поверх всех остальных заморочек, мешающих ему остаться с Кисаме-саном, накладывался ещё и страх разочарования. Разочарование, вопреки всем опасениям, не пришло. Пришло переосмысление. Потому как оказалось, что Кисаме, кроме своей основной должности – абсолютный идеал 24 часа в сутки, - ещё и просто мужчина. У которого бывают плохие дни («Кисаме-сан, вы вторую пачку докуриваете!» «У меня завял любимый гибискус…»), заморочки («Это моя коллекция фарфоровых акул. Их нельзя никому показывать. Закрой шкафчик!»), а также странные привычки. Например, читать, есть и курить, лёжа битый час в ванной. Переосмысление пошло их отношениям на пользу: если раньше Учиха любил что-то такое глянцево-журнальное в своём воображении, то теперь его чувства принадлежали конкретному человеку, в которого можно было ткнуть пальцем. Примером, когда он готовит у плиты по сорок минут что-то изысканное и французское, а есть хочется так, что и растворимый рамен бы подошёл.
Тем не менее, некоторые детали продолжали Итачи удивлять. Вот хотя бы, как сказала Конан, болеющий Кисаме-сан. Сам Учиха свидетелем такому не был, представить тоже не мог, поэтому сие заявление его поразило до глубины души. Он попытался вообразить температурящего Кисаме, свернувшегося креветкой под одеялом. Когда воображаемый больной тоненьким мультяшным писком жалобно попросил воды, чем вызвал у Учихи неконтролируемое хихиканье, больной настоящий закашлялся.
- Хороший мой, ребёнка утопишь! – пожурила Конан, подставляющая согнутую лодочкой ладонь под подбородок Гаары. – Внимательней, да?
С кончика её сигареты опасно свисал достаточно внушительный серый червячок пепла.
Учиха поспешно отбросил размышления в сторону, сосредоточившись на дрожащем от озноба парне. Гаара нос себе закапать не дал, потому как насморка у него-то и не оказалось. Спрей для горла у Конан вообще отобрал, чтобы запшикать самому.
- Засовывать в рот продолговатые предметы я и без вашей помощи могу, спасибо, - пояснил он уже достаточно внятно.
Женщина пожала плечами, молча заставила, тыкнув пальцем, задрать подбородок и стала мазать точёную бледную шею Гаары холодной ментоловой мазью, накладывая её жирным слоем. Тот стоически терпел, хотя невысказанные язвительные комментарии так и мельтешили в воздухе.
Потом Конан поднялась – пошла тушить сигарету и мыть руки. Сигарету она потушила о почву в горшке с уже третьим по счёту гибискусом, который Итачи дарил Кисаме взамен засохшего. Стало понятно, почему бедные растеньица так мрут.
- А вы знаете, - продолжала она, пока бычок с шипением тух во влажной земле, - если вот эти все лекарства не подействуют через часик, придётся тебе, Итачи, ставить противному мальчику свечку. Свечки лучше всего помогают температуру сбить, да?
Итачи и Гаара переглянулись. Затем последний развернулся к женщине и пресным спокойным голосом заявил:
- А уж запихивать продолговатые предметы в… - в этот момент где-то недалеко пролетел самолёт, и середина фразы потонула в рёве его двигателей, - …точно могу без посторонней помощи.
Конан пропустила всё это мимо ушей и пошлёпала в ванную. Итачи вздохнул.
- Ну что, укладываем тебя. Горчичники поставить нужно…
Улечься Гаара улёгся, но горчичники забраковал.
- У меня от них ожоги. Нежная кожа. – Он натянул по самую шею плед, который Учиха пожертвовал со своего плеча. Посмотрел блестящими от лихорадки глазами, строго. – Сэмпай, не звони домой. Я должен быть на курсах. Они пускай не знают, что прогуливаю. Вечером приду больной. Оставят дома. Неделю никуда ходить не заставят.
Итачи подбил ему плед у ног, чтобы не задувало.
- Ладно, как скажешь. Спи давай.
Но Гаара, опередив это указание, уже неглубоко и часто посапывал, запутав пальцы в прядях чёлки.
***
- Вы знаете, фукутайчо, - раздалось на кухне. – По рецепту была рисовая каша с зелёным луком. А у вас получается как-то наоборот, да ещё и с пеплом табачным.
Конан этаким романтическим нежным движением помешивала варево в кастрюльке деревянной ложкой на длинной ручке, склонившись над ним с сигаретой в зубах. Пустой бокал с остатками пивной пены на стенках стоял от плиты слева, на столешнице. Ручка ложки каждый раз, делая поворот, оказывалась от него в опасной близости, грозя столкнуть на пол. Конан это нисколечко не волновало, как и замечание Итачи касательно её оздоровительной стряпни.
- Я вообще не уверен, что он это есть будет, - не сдавался Учиха. – Боччаны, они такие.
- Не съест – засунем.
У женщины на всё был короткий ответ. Если поставщики жаловались, что посланные машины не вместят весь товар, она отвечала в том же духе: «Не влезет – впихнём».
Нужно признать, что больной суновский прогульщик очень скрасил ей и Итачи выходной. Вместо восьмичасового просмотра мультипликационных выкидышей Голливуда и пустой трескотни парочка занялась делом. Даже не поленились найти в кабинете у Кисаме-сана стопку кулинарных книг – понавыбирали рецептов для простуженных и начали творить. Конан немедленно объявила себя главной и стала к плите, Итачи не возражал. Он сидел за столом, катая по нему ладонью пустую пивную бутылку, и глядел в снег за окном, выплясывающий невероятные траектории на фоне серого неба.
Но, к сожалению, этой извращённой идиллии не суждено было просуществовать долго. Синдром «проходного двора» преследовал всех выходцев с улицы Конохи, подобно проклятью, куда бы они ни перебирались. Та же участь настигла и резиденцию Хошигаке/Учиха.
Короче говоря, в дверь снова затрезвонили. Итачи больше даже не удивлялся.
И это, в свою очередь, тоже оказалось явлением временным. С экрана на него смотрел молодой человек возраста Саске. У уменьшенных перспективой до гномьего размера ног парня стоял кажущийся игрушечным чемодан.
- Что там, хороший мой, бандиты, да? – поинтересовалась Конан, глядя с кухни на застывшего в недоумении у видеофона Учиху. Тот поманил пальцем. Тогда она покорно оставила ложку и подошла, заглянула через плечо в мониторчик. Выдвинула предположение: - Торговец, может?
- Сейчас узнаем, - Итачи уверенно утопил пальцем кнопку переговорного устройства и спросил строгим «публичным» голосом: - Хошигаке-Учиха, чем можем быть полезны?
Парень на экранчике подпрыгнул, схватился за свой чемодан, как за самое родное. До замерших у видеофона донеслось:
- Ёптышка, оно говорящее!
Итачи покосился на фукутайчо. Та, сдерживая смешок, пожала плечами. Тогда он снова поинтересовался, ещё более строго:
- Хошигаке-Учиха. Слушаю вас?
Голова парня пропала с монитора. Он, видимо, наклонился к домофону рассмотреть его, и камера гостя больше не «видела». Гаркнул молодой голос с лёгкой простуженной сипотой:
- Хошигаке Кисаме тут живёт?
Конан «сделала лицо», подняв брови вверх и сжав губки бантиком. Итачи заинтересовался и поскорее ответил:
- Да, здесь. А вы, простите, кто?
- Да я, это, - продолжил орать голос. – К нему я.
Женщина отодрала палец Итачи от кнопки, прерывая связь, и зашептала, будто опасаясь, что парень снизу услышит её сквозь толщу высотки:
- Приключение, да? Впустим?
Учиха явно строил себе в голове какие-то догадки, но ничего конкретного решить был не в состоянии. Протянул неуверенно:
- А вы не знаете его?
- Я-то не знаю, - фыркнула Конан. – Но он знает Кисаме. И новый адрес Кисаме. Значит, кто-то «свой», да?.. И знакомый смутно, вроде…
- Тогда впустим, - вынес вердикт Итачи, протягивая палец обратно к кнопке. Нажал, обратился уже к посетителю: - Заходите.
Запиликал открывающийся замок.
- Досада. – Внезапно опомнилась женщина. – А можно было позвонить Кисаме и у него спросить.
Учиха ментально шлёпнул себя по лбу.
- Только если это один из тех «подарочков», что я ему с получки до тебя водила, – чур, я не виновата! – добавила Конан, потрясая в воздухе указательным пальцем.
Раньше парня в помещении оказался его голос. За дверью громогласно скомандовали:
- А-а-аткрывай!
Фукутайчо поёжилась и прошептала что-то из серии «вдруг у него в чемодане бомба?», а воспылавший любопытством Итачи поскорее забренькал замком.
…Парень был каким-то светлым и угловатым. Подбородок треугольный, скулы выступают. Видно, что телом худощав – даже под объёмным синтепоновым пуховиком-скафандром. Кожа бледная, но не как у Гаары, с оттенком в молоко, а холоднее и одновременно глубже, будто на белые тучи смотришь сквозь сосульку. Глаза светлые, словно… дождливые, не серые, не голубые, так. Волосы образцово-показательного оттенка «Пепельный блондин» мягкими прядками виднелись из-под шапки. А ещё чувствовалось в его облике нечто суетливое и чуточку беспардонное. Дополнял картину огромный и пошарпанный, видавший виды коричневый чемодан.
Пахло от парня льдом и розмарином. Говорил он быстро, настойчивым тоном; тонкие его светло-розовые губы приоткрывали стоматологический профиль а-ля Кисаме-сан. А начал он свой монолог, едва увидел за дверью удивлённого Учиху (1 шт.):
- Ага, не, ну чё, маман говорила, что батя не просто так переехал, а съехался с фифой какой-то… ты на фифу не дуйся, братан, это я так про себя окрестил, тебя-то, а ты, вроде, не фифа никакая, нормальный пацан. – Он отодвинул молчащего в недоумении Итачи в сторону и пересёк порог вместе с чемоданом. Огляделся. - Ну и хоромы у батяни! Капец. Оп-па, бабьё в бельишке. А у вас откуда, вы ж по другой теме прыгаете?
- Я бы попросила, - с королевским достоинством в голосе нашлась Конан, и её тут же окутали воображаемые соболиные меха и увенчала корона.
- Не, прости, подруга, не вопрос. – Ни капли не смутившись, пожал плечами парень и повёл носом. - Только у тебя горит что-то, нет?
- Каша, - констатировала женщина. Вздохнула. - Пошла на кухню, предотвращать задымление помещения.
Парень проводил её глазами и шваркнул чемодан на пол. Кроме пола тот задел ещё и ногу Учихи. Учиха вяло ойкнул. Ему в ответ затараторили с новой силой:
- Ёптышка! Прости, братан, не рассчитал. Куда мне его? Мне всё равно, честно, я хоть прям у двери лягу. Я неприхотливый, типа. Только пожрать дайте, а то пять часов поездом, ну. А батя когда будет?
Итачи сопоставил в голове всех «батей» и «братанов». Получилось криво. Тогда он использовал свой коронный тон, благодаря которому персонал слушался его беспрекословно и всегда.
- Мальчик-кун, - сладко начал Учиха. На этом месте большинство недовольных уже забирали все претензии обратно. – Ты. Кто. – Здесь сдавались даже самые стойкие и капризные. – ТАКОЙ?!!
Парень поражённо замолчал. Поморгал, глядя на недовольного Итачи. Осведомился тем же настойчивым голосом:
- А что, батя про меня не рассказывал?
- Батя – это Кисаме-сан, да? – вернувшись к сладкой интонации, уточнил Учиха. Парень мелко закивал. Тогда хозяин завопил немного истерично в попахивающую горелым кухню: – КОНАН?!!
- Что орёшь, хороший мой, сама в шоке, - пропела та.
Парень принял вид немного сконфуженный, что, впрочем, не мешало ему попутно сковыривать с ног кроссовки.
Воображение Итачи красочно и услужливо рисовало хозяину картины Кисаме-сана в объятиях прекрасной незнакомки. Были оба голые, на гигантской кровати под окном, за которым явственно благоухал розовый сад в цвету. Потом была картина перевитого синей лентой кричащего свёртка на руках у этой прекрасной незнакомки, а также потупившегося Кисаме, уезжающего на заработки в префектурный центр. То, что прыткому донжуану Хошигаке должно было быть в постельной сцене лет четырнадцать, если не все тринадцать, воображение не смущало.
- Сэмпай, - позвали из реальности. – Я войду?
- Ба, пацан из лифта! И ты сюдой? То-то я смотрю, что ты за мной хвостом тащишься…
Итачи замотал головой, стряхивая наваждение, и повернулся на голос.
У потенциального отпрыска Кисаме за плечом, за так и не закрывшейся дверью, стоял Рок Ли в своём зимнем тренировочном костюме.
- Заходи, - сдался Учиха судьбе, решив смиренно принять все её тумаки, удары, пинки, щипки, шлепки, тычки и что она там ещё заготовила.
Ли молча, обогнув каким-то чудом кандидата на пост Хошигаке-младшего, вошёл в квартиру. Остановился. Голова его была опущена, руки - скрещены на груди. Шагнул Ли через порог так, будто это был последний шаг к эшафоту.
- Не волнуйся, сэмпай. Вижу, у тебя аврал, – произнёс он глухо. – Я ненадолго.
Итачи насторожился. Голос экс-соседа был нетипично убитым. То есть, конечно, у Ли бывали всяческие неэнергичные, невесёлые моменты в жизни, и тогда его тон-жесты-мимика соответствовали. Такое случалось неимоверно редко и только в совсем уж экстренных ситуациях. Ну а подобного антипода Силы Юности в лице её главного промоутера, Итачи мог поклясться, Вселенная ещё не видывала.
- Ли? – позвал он осторожно, выкинув временно сынулю Кисаме-сана из списка проблем.
Ли продолжил старательно смотреть в пол, немного раскачиваясь с пятки на носок. На оклик он ответил отстранённо:
- Мне сказали, Гаара у вас.
Учиха почуял, что запахло жареным. И на этот раз подгоревшая каша не имела никакого отношения к ощущению. Он насторожился ещё больше; так, что забыл спросить – а кто сказал, собственно? Вместо этого ответил:
- У нас. Спит в гостиной.
- А, - слабо кивнул Ли. Его блестящие чёрные волосы окончательно скрыли опущенное лицо. – Сейчас. Сейчас. – Он вздохнул глубоко, так, что плечи поднялись сперва, а после опали. – Пошёл.
И он, не разуваясь, пошёл в гостиную.
Напряжение в воздухе резко стало зашкаливать. Итачи даже мурашками покрылся. Сглотнул, обернулся к незнакомцу с чемоданом. Тот опередил:
- Не въехал в тему, но постою тут молча, ага.
Конан на секунду показалась из кухни с ложкой, посмотрела на всё это безобразие и умчалась обратно – за спиной её раздалось какое-то шипение. Итачи решил, что их с парнем можно оставить (воровать в прихожей нечего, кроме Кисамовских дорогущих кожаных туфлей, да и за них Конан по голове наваляет ложкой), потому помчался за новым гостем.
Ли замер у дверного проёма в гостиную, так, чтобы из комнаты его не было видно. Всё ещё с опущенной головой, закусив губу, он мялся, переступал с ноги на ногу почти с отчаянием. Учиха хотел было заговорить с ним, но парень опомнился раньше. Словно решив что-то, весь вскинулся, воздел перед собой сжатую в кулак руку. Глаза его загорелись такими неотвратимым упрямством и готовностью к действию, которые обыкновенно всегда кипели в Ли при необходимости помочь кому-то из друзей. Только сейчас они были не предвкушающе-радостными, а полными обречённой настойчивости.
Вдохнул поглубже, нахмурившись. Кивнул. Вошёл.
Гаара, по всей видимости, спать уже передумал. Таблетки сбили температуру, улучшили общее состояние – вот он и валялся на диване, посматривал телевизор. Не пропали зря голливудские выкидыши мультипликации. Розовая краска с лица болеющего сошла не полностью, потому казалось: поющие зайчики и птички очень Сабакуно стыдят.
На вошедшего тяжёлой поступью Ли Гаара вскинул голову и выдал свой обыкновенный комментарий касательно очевидности:
- Ты нашёл меня. Любовь. Лучше всякого GPS-навигатора. – Протянул руки, сжимая-разжимая кулаки, будто дитятко к любимой игрушке. – Обнимякаться.
Вид у него был! Устоять могло только бревно бесчувственное. Ну, или пылающие мрачным энтузиазмом личности.
- Гаара! – гаркнула одна такая личность, глядя яростно в глаза больного. – Мы должны расстаться!
Итачи за спиной Ли весь перекосился, как от зубной боли. А вот самого Гаару заявление нисколечко не смутило. Он подумал, замерев с протянутыми руками и склонённой к плечу головой. Сказал спокойно:
- Несмешная шутка, - снова продолжил хватать кулаками воздух. – Обнимать меня.
Итачи перекосился ещё больше и даже начал пританцовывать на месте от волнения. Ли прямо зубами скрипнул. Он судорожно вздохнул, угрожающе нахмурился и басовито возвестил:
- Гаара! Это не шутки! Я, - он стукнул кулаком себе в грудь, а потом обвинительно почти указал на Гаару, - тебя бросаю!!! Всё! Между нами ничего нет.
Итачи сделал жалостливое лицо и прижал руку ко рту. Гаара у себя на диване тоненько и устало вздохнул, словно лист опалый прошуршал, и откинул плед в сторону. Поднялся на ноги, нетвёрдо, но уверенно. Представлял он собой картину со всех сторон разомлелую, полуголую и кимоно-распахнутую, но и это не повлияло на пылающих мрачным энтузиазмом личностей. Личности смотрели упёрто и решительно.
Гаара прошуршал к Ли, замер напротив. Протянутая рука юркнула между ними, тонкие светлые пальцы сомкнулись на зелёной ткани тренировочного костюма. Гаара схватился крепко, голову опустил и повторил тихо:
- Несмешная шутка.
Поплыла такая гадкая тишина, которая в голове присутствующих гулко бухает дурным предчувствием, частым сердцебиением; налётом нереальности заслоняет глаза. Итачи попал в некрасивую ситуацию: вроде бы и стал свидетелем лишнего, что не должен был видеть, но и уйти сейчас не выйдет – только хуже сделаешь, помешаешь. Потому продолжал молча кривиться, стараясь потише дышать. А Гаара продолжал крепко держать, а Ли продолжал пялиться мимо рыжей головы куда-то в соседнюю стену.
Наконец, последний наскрёб в себе необходимого мужества и стряхнул руку Сабакуно. Отрезал чужим голосом, неприятным от доброго старого знакомого, не могущего и улитку обидеть:
- Хватит! Меня не разжалобить!
Тут Учиха совершенно не выдержал – захихикал в свою ладонь. Ну, просто… Ли говорил такими очевидно чужими, позаимствованными словами, и этот высокопарный тон… И то, как он развернулся резко, на Итачи посмотрел мельком – точь-в-точь утопающий, мимо прошёл, плечом задев…
Гаара снова склонил голову к плечу, медленно пошёл следом за Ли в коридор. В коридоре ничего не изменилось. Приблудный парень старательно делал вид, что его тута и нетути. Ли явно вознамерился уходить. Гаара думал остановить, протянул руку, открыл рот; его опередили. Ли развернулся, уже с окончательно диким лицом, и тем же тоном гада из боевика заявил:
- И не надо за мной тащится босиком по снегу и ныть! Не поможет!
Возможно, именно такого эффекта Ли и добивался, но факт остаётся фактом – палку он перегнул.
Гаара был, несмотря на свою заносчивость, человеком неконфликтным. Он стерпеть мог многое, но когда приходило время, взрывался – о-го-го. Хоть прячься. И вот сейчас он стоял, кимоно с одного плеча съехамши, подбоченившись, босой, и чувствовалось – ну всё, привет, приехали. Особенно жутенько стало от взгляда острого и улыбочки, которая появилась внезапно на его лице. Гаара медленно так, не спеша, перекатил голову с одного плеча на другое. Сказал ровно:
- Слышь, - что и говорить, из Гаары холодный ублюдок вышел куда лучше, чем из Ли. – Что за дурь в твоей башке, я не в курсе. Чисть её активно и приходи. Тогда поговорим. Но насчёт «ныть босиком» - это ты зря.
Хук у Гаары тоже был замечательный. Острый, проникающий, со старанием. Такой, от которого в ушах звенит, а перед глазами – белая плесень блинами-бубликами. Ли, нужно полагать, оценил.
- Ёптышка, - заметили из-за чемодана, за которым притаился неудачливый гость.
Гаара с брезгливо скривлёнными губами махал в воздухе правой кистью. Костяшки на руке чуть заметно покраснели. Левым плечом он несколько раз дёрнул, поправляя кимоно. Ли к ушибленному месту руку не прикладывал – стоял безвольно, насупленный.
- Гаара, - наконец, оформил он, - я тебе ни писать, ни звонить, ни на глаза попадаться не буду. Пожалуйста, сделай мне Аналогичное Одолжение.
- И без разъяснений?
Ли не ответил, дёрнул плечом – и всё, только дверь входная негромко хлопнула.
Гаара зарычал. Не милым таким, игривым рыком, а вполне конкретным, разъярённым. Он пнул: дверь, чемодан, ойкнувшего приблудного парня, угол. Сразу вспомнились разнообразные какемоно, изображающие разъярённых боччан-самов, гневливо гоняющих слуг по всему дому.
Итачи благоразумно урулил в сторону, чтобы избежать пинка. Нужно было что-то делать. А что – непонятно. Как-то всё навалилось разом, прямо мешком по голове. И, конечно, с головы до пят насквозь мокрая Конан тучи с горизонта не прибрала.
Она задумчиво постукивала мокрой ложкой по мокрой щеке, крутила мокрыми пальцами мокрую прядь волос и морщила мокрый нос, на кончике которого висела капля. Её сопровождал вой сирены в спину. Она открыла мокрые губы и сказала:
- Задымлённость помещения превысила норму, наверное, да? У нас там противопожарная сигнализация включилась. Брызгает – ужас! Затопит, да?
Гаара заорал, согнувшись в три погибели и схватившись за голову.
- Эй, братан, спокуха, - попытался с ним заговорить подкидыш, но его снова пнули.
С кухни по дорогущему ламинату из светлого бука потекло.
У Итачи не осталось другого выхода, кроме как разозлиться и снова включить «химе». Он нашёл свой телефон, зажал кнопку быстрого вызова и, когда на том конце послышалось «алло», заявил:
- Кисаме-сан. У меня тут, слушаете? У меня тут: больной берсерк, голая мокрая женщина по щиколотку в потопе, а ещё мальчишка, вроде как ваш сын. Приезжайте-ка, разберитесь… Какой сын? Ну, мне тоже интересно. У вас есть пять минут, - Учиха сладко улыбнулся и нажал на отбой.
***
- Мать, ну ты же сама виноград вчера заказывала!
- Да, возможно. Сдуру. Но не четыре же сорта сразу. А если и так, то передумала я. Апельсинчик бы, мандаринчик какой…
- Какой тебе апельсинчик? Аллергия у сыновей!
- Так у Саске не сильная, как у Итачи, а Итачи дома нет. Вернее, есть. Только не в нашем доме, а в своём.
- Ну, мать, ты обалдела, конечно, но ладно – куплю тебе апельсины твои…
Это с утра пораньше Учиха Микото в прихожей собирала мужа в магазин. А подслушал диалог Саске, который находился в гостиной за компьютерным столом.
«Проснули» младшего сына безбожно рано: мама перепутала дни недели и решила, что у Саске намечаются курсы в АНБУ. Никаких курсов не было, потому поздний зимний рассвет он встречал невыспавшийся и расстроенный на кухне, с кофе в обнимку. Кофе чернел и дымился в памятной красной чашке, которая наводила на мысли о Наруто, которые наталкивали на воспоминания о ссоре, которые нависали необходимостью примирения, которая усугубляла состояние «мне так много всего нужно сделать, что я лучше пойду спать». Между сёдзи веранды свистел холодный даже по звуку сквозняк; к тому же, казалось, прислушайся - и можно услышать гул толкающихся в небе тяжёлых туч. Глаза слипались сами собой…
Ото сна и депрессии Саске спасло чудесное озарение – он ведь так давно уже не посещал свою онлайн-игру!
С онлайн-игрой, оно же ММО, у младшего Учихи вышла смешная история. Наруто одно время, когда едва начали встречаться, всё ныл: Саске, мол, ну чего ты, вот у меня есть хобби – ушу, а у тебя? Разные хобби, вычитал блондин в некоей книге по психологии отношений, для пары очень полезно. Необходимо даже! Это и отдых друг от друга, и впечатления, чтобы ими поделиться, и время для самого себя. Саске, ясное дело, рогами упёрся и ни в какую – не надо, говорил, мне хобби твоё заморское. Я так как-нибудь.
Наруто не сдался: диск Учихе с игрой притащил, подсунул. Косился регулярно на бумажный конверт с радужным диском, нетронутый, лежащий на столе, вздыхал. Саске в конце концов распсиховался, установил игру. Конечно, с твёрдым намерением стать от неё зависимым, чтобы Намикадзе стыдно стало. Но – облом, не тот тип психики. Учиховский рационализм помешал сутками сидеть за монитором и в сияющих латах лупить монстров.
Но то, что процесс отлупления чешуйчатых задниц и всяческое прокачивание персонажа – дело интересное, тут Саске остался при своём. Потому на сервере набрал команду таких же, как он сам, красавчиков, любящих играть, но не могущих делать этого часто в силу разных обстоятельств. Таких, его самого не считая, набралось три человека. Учиха мигом поставил себя их главарём, обозвал «Хеби» и организовал в одной социальной сети группу с аналогичным именем. В группе «хебитята» (как они сами себя величали у главного за спиной) договаривались о времени следующего квеста и переписывались о важных, насущных вопросах: сплетни сервера, войны кланов, в каком данже какая экспа и так далее. Саске в праздных разговорах не участвовал, но читал с удовольствием. Улыбался даже иногда.
В итоге – и он сам был доволен, и Наруто решил, что его взяла в кои-то веки.
Потому нынешним утром, 29-го числа, Саске с кухни вместе с кофе отправился за компьютер – в группу, назначать своим «свидание». Уже за компьютером он обнаружил, что название «Хеби» его порядком заколебало. Надоело ползать. Вот полететь бы… Он тут же переобозвал свою маленькую организацию в «Така» и даже сочинил длинный философский пост с объяснениями на тему. Потом спросил о дате – когда изволите, соколы? Сегодня вечером али когда в другой день?
В сети оказалась только таковская пристка под романтическим ником «Покусанная». Она перемену имени одобрила, но встречу предложила устроить тридцатого вечером – а до того занята, к сожалению, прям практика день и ночь. Саске вздохнул сочувственно – кому сейчас легко, правда? – и предварительно назначил встречу и сегодня, и тридцатого на восемь вечера. Его коллега тут же возжелала знать, затронет ли предновогодний квест сбор каких-нибудь раритетных очков? Очки она коллекционировала и накопила их всяких уже немерено, чем стала известна на весь сервер. Саске ответил, что подумает, и пошёл из Интернета прочь.
Его утренний гормональный фронт упёрся в Наруто, с которым всё же нужно было объясниться и помириться. Ну или хоть поссориться ещё раз. «Да хоть чего-нибудь!» - вопил гормональный фронт, и Саске принялся покорно размышлять. Ноги он подобрал к себе поближе, на компьютерный стул, потому как по полу гулял ветерочек высокого уровня холодрыгенности.
Саске решил: если хочет добиться толку от себя и своей блондинки, то первым делом нужно поговорить с Кисаме-саном, главным собакоедом касательно ревности. Чтобы осознать, кто виноват и что делать. Как бы Учиха ни любил постпримирительный секс, но снова мириться с Наруто на недолгий промежуток времени было делом загодя пропащим. Лучшей опцией являлось докопаться до сути проблемы и решить её, по возможности, навсегда. А уж поводы для ссор и последующих телесных примирений, Саске был уверен, судьба им ещё подкинет.
Придя к таким незамысловатым умозаключениям, он вздохнул, похлопал себя по щекам и поднялся собираться.
Мама, закутанная в папин свитер поверх тёплого домашнего платья, в гостиной за кофейным столиком подписывала открытки. Тяжело вздыхала: это была её самая нелюбимая часть новогодних традиций. Открыток имелась целая стопка, по числу родственников и знакомых, и подписывать их все – хоть на стену лезь.
- Бесполезное занятие, - пожаловалась она сыну, кончиком ручки указывая на стопку. – Вот отменили бы эту ерунду по всей стране! Одной проблемой меньше было бы.
- Мам, - нахмурившись, заметил Саске, - Итачи, вроде, говорил, чтобы ты список просто составила, кому подписывать и куда отправлять. Они там каллиграфа нанимают каждый год, деловым партнёрам и сотрудникам открытки подписывать. Итачи сказал, он и нам заодно сделает.
- Да ладно уж, - отмахнулась мама, принимаясь аккуратно выводить иероглифы. – И так всё за меня сделать вознамерились. Нечего отнимать у праздника его изнаночную сторону.
Тут зазвонил телефон, лежащий от Микото по правую руку на диване. Она старательно довела кандзи, отложила ручку и подняла трубку. Тогда глаза её сделались испуганными, а рот досадливо искривился. Зажав микрофон ладонью, женщина отнесла телефон от лица и всполошено подняла голову к Саске.
- Дед Мадара звонит! Поговори ты с ним!
Саске скукожился и скрестил перед собой руки, сигнализируя: «Меня нет дома, я умер, улетел, убежал!». Мама умоляюще протянула трубку в его сторону, но сын юною газелию ускакал по лестнице наверх, одеваться.
Дед Мадара снова взялся за старое: предпраздничный обзвон своей обширной семьи с вопросом: «А кто приедет к дедушке в этом году?». Произносил он свой вопрос таким голосом, словно ехать к дедушке нужно было не в захолустную деревню (от наших Учих – три часа машиной), а на экзотический курорт.
- И вообще! – возмущалась Микото десятью минутами спустя. – Он ваш дед по папиной линии, он мне никак не родственник! Вот пусть ваш папа с ним и разговаривает!
- Так папа в магазине, - слабо возразил Саске из прихожей, шнуруя ботинки.
- Да не волнует! – возмущалась мама дальше. – Сейчас все Учихи звонить начнут!
После дедушкиного обзвона начинался, опять же, по традиции, общесемейный обзвон. Тема: «Нет, правда, а кто поедет-то?». Этакая русская рулетка. Ехали, естественно, те Учихи, которые нашкрёбывали меньше остальных оправданий или давно не навещали деда на Новый год. Точнее, их всей семьёй насильно выпихивали из дому. Ведь если этого не делалось, дед Мадара смертельно – в буквальном смысле – оскорблялся, снова собирался помирать, и тогда уж, хочешь не хочешь, Учихам со всей страны приходилось его навещать.
- Мам, не волнуйся, - Саске с пыхнетием распрямился, начал заматываться в шарф. – Отвертимся.
- Ага, сейчас! Девять лет отверчивались! Это среди Учих рекорд! – возмутилась мама. – Тётя Уручи мне летом так и сказала! Всё, фугаковские, на этот год не выйдет! Ваша очередь!
Саске пожал плечами. Ему-то что. Он ехать не собирался в любом случае. Чай, было куда пятки уносить.
- Ты куда собрался?!! – разошлась Микото тем временем.
- Я к Кисаме-сану, поговорить, – быстро ответствовал сын, плавно утекая сквозь дверь.
- Недолго чтобы! Люди работают, нечего отвлекать… где ж папаша твой с апельсинами…
Ресторанов у Кисаме-сана было много, каждый блистал собственной кухней и оформлением: был и китайский ресторанчик, и итальянский, и специализирующийся на стейках, и даже один русский – все носили разные названия. А «Самехада», самая первая, взлелеянная, любимая, имелась одна. В ней, находящейся в центре города, располагался центральный офис. Добраться туда не составляло проблем, если на автобусе.
На улице было препаршиво. С точки зрения Саске, естественно. Снег не блестел по- вечернему, а лежал сероватой уже, смёрзшейся массой, кое-где перебитый бурыми валунками льда. Тучи давили, казалось, прямо в темечко; воздух промёрз, высох, почти звенел. Оттого щёки кололо. Новогоднее настроение улетело зимовать на далёкие юга.
Мнение Саске, впрочем, разделяли не все. Как известно, влюблённым всё ни по чём. Киба с Хинатой, может, на влюблённых и не тянули пока, но моду выгуливать Акамару вместе, держась за поводок, его рука поверх её, уже завели. И никакие морозы, грозы, розы и так далее не могли им помешать. Киба шарф не носил, а заботливая Хината всё волновалась – ну как так? Простудится же! Вот Саске и помахал им, бредущим через дорогу в парк: улыбающиеся, раскрасневшиеся, в одном длинном шарфе на две шеи, они свободными от поводка руками помахали в ответ. Праздничное настроение у этих двоих на морозе, не считая собаки, просто зашкаливало. Киба весь из себя гордый джентльмен, лицо Хинаты между краем пушистого синего шарфа и белой шапочки светится. Саске рад был, конечно, что Хьюга к нему не стала криво относиться из-за Наруто, ценил, любил и всё такое, но в подобные моменты она его бесила до ужасти.
Соратники Саске по уровню скептической кислости на Конохе тоже имелись. Ближе к Суне Учиха встретил Шикамару. Точнее, бледную тень некогда весьма плотного отпрыска Нара. Казалось бы, парень должен быть образцом новогоднего духа: его «самая стопроцентно непроблематичная красавица» Темари приехала на каникулы из Токио – радуйся! Да только вместо романтических свиданий девушка устраивала благоверному проверки выученного материала, срезы знаний и репетиторские занятия – оценивала шансы Шикамару поступить в свой университет и латала прорехи в непрочном заборе образования. Нара не жаловался, так как слышал где-то когда-то, что любовь, кажись, чего-то там требует. Но цветущего виду ему это не добавляло. Они с Саске обменялись кратким из-за холода, молчаливым рукопожатием.
- Боец, - подбодрил Учиха.
- Подлец, - сделал комплимент Шикамару и заскользил дальше вниз по улице.
Ждать автобуса в одиночку Саске не пришлось – на остановке стояла Сакура. В пушистой шубке, на каблуках высоты «помирать, так с музыкой – прощайте, ноги!». Пахло от подруги отчётливым фруктовым летом из флакона, да ещё и на голове отсутствовала шапка. Скорее всего, с целью демонстрации причёски. Сакура жмурилась и улыбалась довольно, чем тут же стимулировала мыслительный процесс Учихи от «чего это она?» до:
- Ай, точно, у тебя же свидание сегодня.
- После курсов!
Сакура была настолько довольна этим фактом, что даже не смогла без улыбки отвесить Саске удар сумочкой по башке за вчерашнее оскорбление Наруто.
- Утречко, тиран-сан, - поздоровалась девушка, когда друг собрал все рассыпавшиеся из глаз звёзды. – Молчи, ничего не хочу знать, настроение не порть мне.
Саске поёжился, засовывая руки поглубже в карманы. Посмотрел на Сакуру.
Чего с ней встречаться? Зачем? Что этот Сай в ней нашёл? Сакура себе и Сакура. «Свой пацан». Друг, их с Наруто личный. Красивая, наверное? Да, вроде, обыкновенная девчонка. Симпатичная, а в семнадцать по-другому и не бывает. И ни к чему Саске эта её девчачья симпатичность, ориентация не та, а ревность кольнула всё равно. Подумалось – если маляр автобусный обидит её, хорошо бы потом ему пальчики все один за другим пооткручивать.
Сакура взгляд Учихи перехватила.
- Давай ты первый, - дала она добро и приготовилась слушать.
- Еду говорить с Кисаме-саном. Как – неважно, но это мне поможет помириться с Наруто. Вечером. Ты?
- В автобусе будет Сай. Веди себя прилично. Подавай меня в лучшем свете.
- Понял.
Задавать вопросы не обязательно, если научиться их предвосхищать.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
@темы: ramen<3, Новый год на улице Конохи, Фанфикшн
-
-
08.12.2010 в 19:38Система управления в бизнесе Кисаме-сана выглядела следующим образом.
Сам хозяин придумывал, что и как делать; Конан измышляла, каким образом это осуществить, а уж Итачи решал, кто будет осуществлять, и следил за процессом исполнения.
Все три аспекта на своём горбу в одиночестве Кисаме-сан тащил в последний раз очень давно, когда «Самехада» едва-едва открылась и кособокенько вставала на ноги. С тех пор много воды утекло, и мужчина немного поотвык. Да и объём работы был – с прошлым не сравнить. Каждую минуту:
- Хошигаке-тайчо, фукутайчо нет, сказали к вам обращаться… Посмотрите эти бумаги…
- Хошигаке-тайчо, сказали, Учиха-сан на больничном! Распишитесь?..
И так далее. Кто подогадливее оказался, как вот шеф-повар «Самехады», к примеру, те хитро подмигивали и добавляли:
- Передавайте Учихе-сан пожелания скорейшего выздоровления. Конан привет.
От коллектива кухни даже прислали специальный тортик-передачку.
…К обеду (который у несчастных рестораторов наступал в период затишья непосредственно перед настоящим обедом) Кисаме-сан намучался, набегался и наподписывался, успев раз пять принять решение «закрыть эту забегаловку к такой-то матери». Так что, когда ему доложили о приходе Саске, мужчина просто воспарил от такой-то перспективы отдыха – с человеком, которому никаких печаток и документов не нужно.
Саске в «Самехаде» числился «своим». Потому Кисаме нашёл его в уголке на кухне, за полной тарелкой всяческих наваленных горкой изысканных блюд, в компании воркующих официанток. Саске, может, есть и не хотел, но давился, чтобы избежать вовлечения в непринуждённую женскую беседу. С него непринуждённых бесед на сегодня уже хватило. Поездочка в автобусе с Сакурой и её Саем-художником исчерпала все запасы учиховской невозмутимости и непринуждённости. Только высшие силы знали, каких стараний ему стоило смолчать и не прокомментировать, например, следующее заявление:
- Саске-сан, я бы попросил тебя сесть между мною и Сакурой. Не хочу марать физическим контактом платоническую связь с моей несравненной Галатеей, моей Ледой во плоти.
Особенно смешно это звучало от бледноты в берете. Да уж, Сай выглядел художником в карикатурном понятии этого слова. Имелись даже кисточка за ухом и длинный шарф, конец которого, регулярно откидываемый пафосным жестом за плечо, задевал по лицу послушно усевшегося посерёдке между влюблёнными Саске.
Но Учиха подругу не подвёл – старательно сдерживался всю дорогу. К счастью, его остановка находилась раньше остановки Сакуры и Сая. Когда Саске вывинтился из этой западни богемного маразма, художник тут же, ни капли не стесняясь, попросил усесться между собою и девушкой близстоящего дедка.
- Я смотрю, ты тоже замотан с утра пораньше, Саске, - усмехнулся Кисаме-сан, когда спас Учиху от официанток. На кухне при появлении мужчины воцарилась образцовая видимость активной работы, а уж скучающие девушки рассосались как по волшебству. Только шеф-повар не поменялась ни в лице, ни в поведении. Она могла, по желанию, Кисаме хоть оседлать и кататься на нём верхом, помахивая в воздухе половником – звезда и профессионал, как ни крути.
- Мне тут доложили, что у меня брат, оказывается, при смерти, - заметил Саске в ответ сквозь полный рот рыбы, по вкусу схожей с нектаром богов как минимум.
У Кисаме-сана сначала случилась такая мини-паника на долю секунды, внешне никак не выразившаяся, но зацепившая всех окружающих мурашками по коже. Потом он понял, что Саске имел в виду, и замахал руками.
- Мне кажется, он просто простыл. Я… склонен бурно реагировать на такие вещи. – Мужчина на секунду задумался. – С другой стороны! Вдруг там вправду что-то серьёзное… если вовремя не доглядеть… - Он лихорадочно захлопал по карманам в поисках телефона. – Я должен позвонить…
Саске, на ходу дожёвывая, поднялся со стула и принялся настойчиво подталкивать Кисаме под локоть в сторону выхода.
- Отставить звонить, всё в порядке. Давайте проедемся для успокоения?
Проехаться было идеей хорошей; Кисаме-сану всё равно кусок в горло не лез, а Саске было легче вести разговор без зрительного контакта. Сначала, правда, ехали молча: мужчина курил в приоткрытое окошко, а Учиха пялился на серый дневной город и подбирал слова.
Кисаме, конечно, смекнул, о чём хотел поговорить Саске. Он знал, что парню всегда было нелегко начинать подобные задушевные беседы, и, коли уж Учиха их начинал, то начинал сильно издалека, с долгих рассусоливаний и хождений вокруг да около. Но сейчас на это просто не хватало времени, потому, когда машина нарезала красивый круг по центру города, Кисаме начал сам.
- Вот я, - деланно тяжко вздохнул он, - влюблялся два раза в жизни.
Саске стрельнул тёмными глазами, всем своим обликом являя пристыженную благодарность мужчине за первый шаг, и кивнул. Занавесился чёлкой. Так как на рассмотрение, очевидно, будет вынесен второй раз, про первый парень решил не спрашивать вообще. Хоть и интересно было.
- Ты мне скажи, Саске, - продолжил Кисаме-сан, поняв, что нащупал верную тропинку. - Что такое для тебя любовь эта?
- Высокопарно.
- И тем не менее?
На центральной площади пыжилась пушистыми лапами разнаряженная главная ёлка города. По мнению Учихи – слишком много бантиков и золота в этом году.
- Когда Итачи сидит в комнате, а потом вы вдруг заходите. И такая минута молчания наступает, потому что вы из реальности вдвоём выпадаете, пялитесь друг другу в глаза и явно видите там что-то интересное. Вот это – любовь, - описал Саске, спотыкаясь о нервное косноязычие.
Кисаме-сан вздёрнул брови, на секунду отвлёкшись от дороги, потом засмеялся тихо и произнёс:
- Что, правда? – Ему в ответ кивнули. – Не замечал… Но это я и Итачи. А ты и Наруто? У вас какая любовь?
Саске сполз по сидению и пробурчал:
- Тут уместнее спросить, есть ли она вообще.
Кисаме фыркнул:
- Мрачную философию отставить. Отвечать на вопрос.
- Дурацкая? – не сдался Саске.
Кисаме-сан стукнул его легонько ребром ладони по макушке.
- Подсказка: ваши чувства - назовём их так, если старое несчастное слово слишком высокопарно – построены на контрасте, на соперничестве. А отсюда выплывают: скрытая гордость за другого, зависть, стремление тянуться, расти. И – ревность, конечно.
На последнем слове Саске помрачнел просто катастрофически. В его сознании ревность крепко ассоциировалась с женскими истериками, неустойчивым характером и слабостью духа.
Кисаме покосился, заметил сведённые брови, продолжил:
- Я к чему: пойми, у вас в паре главный очаг ревности внутренний, не наружный. Она распаляется из-за специфики отношений, а не из-за внешних факторов. Не спорю, внешние факторы играют роль, но выступают только катализаторами. Этот… как его?
- Я понял, - буквально выплюнул фразу Учиха. – Дзюго – катализатор.
- Да.
- А больше ничего не понял.
- Объясняю…
В общем, всё было просто. За пример ревности с внешним очагом Кисаме-сан, естественно, взял себя самого и Итачи. Он подсчитал вслух:
- Мы познакомились осенью, а день рождения у меня в марте… так, значит, примерно полгода после знакомства. Да.
День рождения у тогда уже успешного Кисаме-сана выглядел светским раутом для всяческих спонсоров, поставщиков, влиятельных клиентов и прочей подобной братии, а целью его являлся не сбор подарков, а налаживание и поддержка деловых связей. Кисаме, может, и мечтал бы избежать всей этой тягомотины, но правила делового этикета не позволяли. После целого вечера с приклеенной к губам улыбкой, когда все гости расходились, Конан и Кисаме обыкновенно устраивали after-party, которое включало в себя: сидение прямо на полу в бессилии, босиком; пребывание в весьма лёгкой форме одетости; продолжение банкета на двоих при помощи остатков алкогольных напитков. Иногда к списку добавлялись ночные прогулки по стылому городу или другая дребедень в том же меланхолично-романтичном духе.
- Как-то так, - хохотнул мужчина, выворачивая руль. Саске тоже улыбнулся, хотя образ пьяного романтика в его голове с Кисаме-саном не вязался ну никак.
В тот год, когда в жизни мужчины появился Итачи, зима была очень долгой, весна запоздала - тепло пришло в конце апреля, так что начало марта мало чем отличалось от середины января.
- И вот, стою я, значит, посреди праздника, в костюме, все дела, - когда Кисаме-сан вспоминал о прошлом, на него накатывало странное шкодливое настроение. – Всем что-то нужно, все хотят поговорить… а тут подходит распорядитель вечеринки и сообщает на ухо, что мне на входе какой-то конверт оставили…
В конверте, подписанном «от Итачи», оказался платок. А в платке – чуть примятый, но свежий подснежник.
Голос Кисаме-сана потеплел:
- Восемнадцатое марта, на дворе мороз. В том году подснежников вообще не было, только ландыши в мае продавали. Где он его откопал? Без понятия.
В тот день, вместо традиционного «семейного» празднования с Конан, мужчина, конечно, отправился искать Итачи. И, конечно, нашёл его в «Акацуки», руками глубоко в чьих-то брюках.
- Веришь, нет, полгода до того встречались, я и не такое в его исполнении видывал, но ревность почувствовал впервые. Такую сильную, аж противно стало, - мужчина даже на таком невесёлом, в общем-то, воспоминании ухмылялся. - Может, наши отношения с самого начала были особенными. Но до подснежника я этого не понимал. А цветочек щёлкнул рычажок – и всё переключилось.
Конечно, Кисаме ничего Учихе ни про ревность свою, ни про влюблённость не сказал.
- Люди, которые ведут образ жизни, подобный прежнему образу жизни твоего брата, чего-то хотят. По себе знаю. То ли свободы эфемерной, то ли самоутверждения. Ищут иллюзию любви, контроля. Итачи хотел, скорее, последнего. Порядка. Власти над окружающими событиями. Говорить о своей любви таким людям в лоб нельзя. Они паникуют от этого, ведь всё идёт не по их плану; происходит что-то, не подчиняющееся их власти. Только очень медленно и осторожно можно дать осознать таким людям свои чувства.
-
-
08.12.2010 в 19:38- А уж ревность вообще противопоказана! – продолжал Кисаме, что-то клацая на панели машины. – Ревность таких отталкивает эффективнее СПИДа, потому что является признаком принадлежности. А принадлежность перечёркивает и контроль, и свободу. Потому ревность показывать нельзя. Остаётся вопрос – а как с ней жить? И тут я, Саске, тебе отвечу: бороться с ревностью – бесполезно. Когда я пытался, то проигрывал; она пожирала меня изнутри. А потом я перестал бороться, осознал ревность как естественную часть своего чувства и – успокоился. И в таком спокойном состоянии я смог адекватно находиться рядом с твоим братом и ждать того момента, когда вопрос «Или они, или я» будет решён в мою пользу.
Саске не удержался, закивал со своим умным «лекционным» видом.
- Хотя терпеть очень трудно, но это окупается. Впрочем, мой случай – тоже не образец. Я всё боялся-боялся, перетянул. Мог и раньше права качнуть, мне кажется, как думаешь?
Учиха растерялся, а Кисаме захихикал подначивающее. Подвёл итог:
- Но Итачи провоцировал меня на ревность. А вы с Наруто провоцируете друг друга ревностью на… повод для неё, что ли? Внешний очаг - внутренний очаг, следишь за мыслью?
Саске честно следил и даже, возможно, сделал выводы. Решил их проверить:
- То есть, вы советуете мне не показывать ревности и сохранять спокойствие.
- Ай, молодец, - мужчина по-отечески потрепал Учиху по макушке. – Поехали мириться? Я подвезу.
Саске тяжко вздохнул, разглядывая свои руки. «Мириться». Это слово уже просто с ним срослось. Наруто, Наруто, голова твоя белобрысая…
- Он в додзё сейчас. Туда подбросьте, я подожду окончания занятий.
- Хорошо, если дорогу подскажешь, - легко согласился Кисаме-сан, оперативно сворачивая с центральной улицы. – И ещё. Этот Дзюго… лучше будет, если ты станешь с ним дружелюбным.
Только Учиха собрался возразить, что – да никогда! – как у мужчины зазвонил телефон. Итачи.
Разговор был сумбурным и с той стороны трубки очень язвительным. По окончании разговора оказалось, что Кисаме-сан внезапно попал на ремонт – это раз, а также, кажется, сделался счастливым отцом – это два. Эти новости привели его в замешательство минут на пять, на протяжении которых Саске благоразумно помалкивал.
Потом же водитель просиял на секунду, но, правда, тут же нахмурился.
- Ну, Суйгецу, - покачал он головой. – Ну, циркач…
-
-
08.12.2010 в 21:03Суйгецу наш парень!
Ли и Гаара Т____Т видно папко Гаары постарался...эхь...
Остальные
Спасибо огромное, очень понравилось ^__^
-
-
08.12.2010 в 21:55за Гаару обидно немного
Итачи-химе - шикарен, ага
Огромное спасибо за главу
-
-
08.12.2010 в 22:12Гаару с Ли жалко, хотя реплика Гаары про полуголую бабу и прожитый день- это супер.
тяжеловато им будет.
ну а про остальных- легко любить идеал, его все любят, а вот реального человека, со своими плюсами и минусами- это гораздо сложнее.
Кисаме- супер!
-
-
08.12.2010 в 23:07Суйгецу!моя прелесть!
а все-таки Нару и Саске спали
-
-
09.12.2010 в 00:00Конан... без комментариев!)
Объяснения Кисаме на тему ревности очень понравились.
Гаару и правда жаль, от кого Ли нахватался таких фраз?...
Спасибо большущее за главу ))
-
-
10.12.2010 в 19:14я тоже
elf-kind, Суйгецу!моя прелесть
рада, что вы не обиделись за любимчика, он мне таким нравиться)
За Ли и Гаару переживайте, но в меру) Всем спасибо
-
-
03.05.2011 в 17:58-
-
21.12.2012 в 20:38