Три светильника. Часть 3, Глава 7

[mybmansion]

Название: Три светильника
Часть: 3
Глава: 7
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Жанр: AU, юмор, романс, детектив
Пейринг: Кисаме/Итачи
Рейтинг: R
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Предупреждения: ООС, ненормативная лексика, насилие
От автора: Я всё время извиняюсь перед персонажами. На этот раз - прости меня, Хаку!

Лик святой Терезы, напоминающий Итачи о Хаку

Часть 3. Глава 7

Часть третья, в которой бандит показывается во всей красе, а искусствовед ему не уступает
Глава 7
- Ками-сама, кто такое делает?..
Вопрос, с лёгким вздохом вдогонку, задали из ванной комнаты, потому в звучании звенела тонкая нотка кафельной акустики. Кисаме оторвался от процесса смачивания ветоши оружейной смазкой и поглядел со своего места за кухонным столом на приоткрытую дверь. Из просвета на стену коридора опускался узкий жёлтый прямоугольник электрического света, а также сочилась молчаливая укоризна.
- Что вы там забыли второй раз за утро, Итачьсан? – осведомился мужчина, поддаваясь тому странному раздражению, что преследовало его с момента пробуждения.
- Избегаю тебя, пока ты избегаешь меня.
Хошигаке прочистил горло с выражением лица, которое говорило: «Та-а-ак…». Осторожно положил флакон и тряпицу обратно на бумагу с разложенным на ней набором принадлежностей для чистки и смазки своего оружия и поднялся с табуретки. У двери ванной он оказался в два шага, затем, открыв её рывком, заглянул внутрь.
Итачи стоял над раковиной, спустив импровизированный хитон из простыни с одного плеча, и рассматривал себя в зеркало, не потрудившись оторваться, дабы перевести взгляд на визитёра. Кисаме решил привлечь к себе внимание:
- Просто странно как-то.
- Просто ты непостижимым мне образом решил, что я тобой воспользовался, и теперь злишься, как первокурсница с живописного… - всё ещё не глядя на собеседника, начал Учиха. Но Кисаме не собирался копаться в причинах их сегодняшнего смехотворного кочевания по разным углам квартиры:
- Что вы тут жалуетесь?
- Кто такое делает? – повторил пацан, постучав несколько раз пальцем по своему оголённому плечу.
Там, ближе к шее, на коже выделялась нехилая отчётливо красная дуга – явно след бодрой и полностью укомплектованной нижней челюсти. Вообще, ничего особенного, Кисаме кусал таким образом всех своих любовников, но метка, что досталась мальчишке, выглядела как-то нездорово.
- Ни хуя себе! – вслух поразился мужчина, делая шаг внутрь помещения, чтобы рассмотреть плечо поближе. Итачи послушно наклонил голову в сторону, давая ему возможность лучше разглядеть след; это была не полноценная гематома, как определил Кисаме, проведя по дуге пальцем и не почувствовав твёрдой выпуклости вылившейся под кожу крови. Она прошла в верхние слои, замерла сотнями крошечных запёкшихся точек, подобных тем, что остаются от лопнувших капилляров.
Кисаме бессознательно провёл по следу пальцем ещё раз, и Итачи дёрнул резко плечом, давая понять, что прикосновение доставляет боль. Но было что-то завораживающее в том, чтобы вот так отметить человека, словно организм Учихи впитал его метку в себя, свою кровь, вместо того, чтобы сопротивляться и защищаться слоями эпидермиса.
- В любом случае, что это? – тихо переспросил Итачи, заставив собеседника встрепенуться. - Я даже не заметил, когда это произошло.
-А, ну, блядь! Это та триггерная штука… - Кисаме сильно потёр пальцем бровь, тщась подобрать нужные слова. – Короче, сам потом поймёшь. Наверное.
Взгляд мальчишки в зеркале наконец-то был направлен на собеседника, и его прямая открытость буквально выбила из мужчины последнее подстраховочное слово.
- Ты сомневаешься в моих сексуальных способностях или умственных? – ядовито осведомился Учиха.
Кисаме с раздражением нахмурился, против воли поддерживая навязанную игру в гляделки, пока его внимание не привлекло что-то на мальчишеской груди.
- Так, стоп, - заявил мужчина, за плечи развернул пацана к себе и после нескольких секунд невнятного сопротивления освободил того от драпировки простынёй. Подытожил, оценивая открывшийся вид: – Да ты ж из этих: куда пальцем ни ткни, везде синяк!
Тело Итачи, объясняя в том числе и так ярко выраженную натёртость на руке, выглядело, будто проштампованный автобусный билет. По нему можно было с лёгкостью читать весь процесс вчерашней близости, словно по карте или по книжке. Таких ярких отметин, как получило плечо, больше не имелось, но всё же узорчик получился впечатляющий.
- Просто кожа очень бледная, - пожал плечами мальчишка.
- Ладно, вот и нечего здесь. - Кисаме вручил ему обратно скомканную простыню и, потирая затылок, отправился вон, напомнив: - На выход через два часа!
С тем мужчина вновь вернулся на пригретую уже табуретку в кухне, дабы погрузиться в мир продувания, натирания и вычищения, пропитанный химическими запахами, которые напоминали о первой службе, а потому странно успокаивали.
С Итачи всё было понятно. Пацан попал в очень трудную ситуацию, и самым умным его и удачным решением было зацепиться за Кисаме как за разрешение всех проблем. Сам себя Хошигаке тоже, в принципе, мог проанализировать. Он терпеть не мог, когда ему кто-то нравился в этом смысле, даже если чувство было на 90% физическое, а не эмоциональное. Почему – понятно: он, как уже было неоднократно отмечено, косорожий бандит без всяких шансов на нормальную жизнь (слишком поздно). Уже смешно вкладывать любое чувство категории «нравится» в кого бы то ни было и уж тем более надеяться на ответные какие-то там что-то там.
В отличие от некоторых своих коллег, Кисаме не считал легкомасштабную половую связь с заказчиком или клиентом непрофессиональным поступком. Он прекрасно знал, как такое оборачивается: не углубляясь в область привязанностей, отношения оставались физически тесны на протяжении задания, а после его завершения ограничивались постепенно сходящими на нет встречами, инициированными второй стороной. Ничего страшного, все довольны; потому Хошигаке таких связей не чурался, а после – не заморачивался.
Но с Итачи у Кисаме получалось всё наперекосяк, даже толком сыграть идиота не вышло. Или вышло, но слишком удачно? Пацану уже не раз удавалось разбудить в мужчине неконтролируемые подростковые реакции и страсти, казалось бы, давно похороненные; помимо этого, мальчишка был странно трогательным, даже не говоря о том, что необыкновенно привлекательным. Совершенно ясно, чем всё закончится (если они выпутаются из передряги, конечно), а потому стало заранее немного обидно за себя. Жалости к себе Кисаме тоже не переносил и обычно злился на себя за такие проявления слабости.
Слава небесным силам, сегодня будет где согнать стресс.
План действий предварительно выглядел следующим образом. Итачи знал месторасположение нужной им лаборатории с образцами – он лично бывал там, забирал реагенты для реставрационных работ над картиной. Сперва, оперируя лицом и фамилией Учихи, было решено попытаться выманить новую порцию миром и только в случае провала данного варианта применять силу. В общем, просто, незамысловато, инструкции с дополнениями по ходу развития ситуации. Мальчишка надеялся на лучшее, это было сразу заметно; Кисаме помалкивал и чистил свой красивенький пистолет.
Итачи, едва только был помянут ментально, целеустремлённо выкатился из ванной в сторону спальни. Сон пошёл мальчишке на пользу; возможно, даже лучше было бы, если бы он продолжил быть вялым, сонным и неадекватным. Потому как эта хитрожопая модель в полном боевом режиме искусствоведа могла начудить чего-нибудь лишнего.
Ничего пока что Учиха чудить не собирался. В спальне он поспешно переоделся обратно в свой костюм, чем и занимался до того, пока процесс не прервала завиденная краем глаза отметина. Под рубашкой он носил плотную майку, и её широкая лямка грубо черкнула по чувствительному из-за травмы плечу, заставив спину Итачи огрызнуться стайкой мурашек.
Молодой человек понимал, что сейчас совершенно не время, но мысли его крутились в основном вокруг… ну, собственно говоря, того факта, что его вчера трахнули. Не давало отвлечься два фактора: собственное ноющее тело и бесконечное ощущение облегчения - жуткая передряга, в которой он оказался, обрела тенденцию к налаживанию. Итачи испытывал некоторую вину из-за этого, ведь получалось, будто он скинул все свои проблемы на Кисаме, расплатившись телом. Ещё донимала злость на себя, ведь он, словно маленький ребёнок, зацепился за старшего. Также Учиха внезапно обнаружил, что очень чётко ощущает присутствие Кисаме, мистическим фоновым гулом, который давил на затылок. Сперва это жутко его перепугало, тем более что с утра он ожидал какого-то насмешливого отношения в свою сторону. Ожидания не оправдались, даже больше: Хошигаке, кажется, был занят точно тем же в его, Итачи, отношении. Так что Учиха более или менее успокоился на сей счёт.
Вместо этого, забыв о застёгивании пуговиц и рассеяно разглядывая прибранную постель, молодой человек честно задал себе вопрос: а что в нём изменила вчерашняя ночь?.. вечер. В общем, что это было. Прислушавшись к себе, он также честно ответил: а ничего. Если брать тот перепутанный комок, с первого дня их знакомства живущий в груди, что касался конкретно Хошигаке, а не ситуации, в которой они оказались, то комок этот только усугубился; секс пополнил его несколькими тугими жгучими узлами, которые отказывались внятно развязываться. В общем, прежний мрак, и это задёрганное за утро плечо!..
Задёрганное за утро плечо пульсировало и мешало сосредоточиться. Итачи как раз старался его проигнорировать, как вдруг услышал отчётливо раздающийся из прихожей металлический звук возни в замке входной двери, из-за которого, неожиданно для себя, действительно перепугался. Он поскорее направился на шум и замер напротив двери, ожидая, что с минуты на минуту из кухни покажется Кисаме. Но то ли мужчина был чрезмерно поглощён своим оружием, то ли просто ничего не услышал – дверь открылась раньше, заставив Итачи оказаться лицом к лицу с новым гостем квартиры.
Им являлся высокий мужчина, незначительно уступающий Кисаме в комплекции и росте, зато с лихвой превосходящий по мрачности выражения лица. Если Хошигаке выглядел романтическим хулиганистым типом бандита, то этот товарищ скорее относился к категории «злобный сутенёр». Во многом такому образу способствовала достаточно своеобразная одежда: атласный зелёный пиджак и рубашка с узором, подозрительно напоминающим чёрно-белую коровью шкуру – типичный ансамбль «бордельного» якудзы. Мужчина бесшумно перешагнул через порог, неплотно прикрыв дверь за собой, и ошпарил Итачи прямо-таки яростным взглядом из-под нахмуренных бровей. Учиха, рассудивший, что раз у визитёра имеется ключ, то это не кто-то из желающих над ними с Кисаме расправы, выжидательно молчал.
Мужчина с раздражением взъерошил свои и без того всклокоченные короткие чёрные волосы, устало потёр лицо ладонью. По новой осмотрел Итачи, потом зыркнул вниз, на нестройный обувной ряд. Его взгляд поймали кожаные вьетнамки Кисаме; тогда он неожиданно протянул руку вперёд, стянул с левого плеча отпрянувшего Учихи всё ещё не застёгнутую рубашку, увидел след от укуса, утвердительно кивнул и принялся сипло орать в глубину квартиры:
- Хошигаке, сука! Я слышал, что ты с зоны откинулся, но тебя никто найти не может!
При этом лицо визитёра незначительно, буквально капельку просветлело, а то, с какой поспешностью он выступал из своих белых длинноносых туфель, выдавало желание поскорее увидеть «суку Хошигаке» воочию.
- Бля, Забуза! – На кухне заклацало и заскрипело, и мгновение спустя в проёме организовался Кисаме с какой-то деталькой от пистолета в руке. – Как ты узнал, что это я?
- А кто ещё вьетнамки носит в любое время года?
- Ты бы видел, как они волшебно смотрелись с деловым костюмом!
Хошигаке закончил вытирать грязную руку о брючину, некто Забуза освободился от обуви, и мужчины принялись жать друг другу руки и хлопаться по плечам. Кисаме улыбался, а гость только хуже хмурился и кивал, что, видимо, в его арсенале считалось эквивалентом приветственной радости.
- Да и ляля точно твоего типа, и хрень эта на плече, как ты всё время оставляешь, - добавил он, когда с приветствием было завершено, тыкая большим пальцем за спину, в сторону тактично примолкшего Учихи.
- О, не, не, - Кисаме с некоей насторожённостью вздёрнул глаза на предмет разговора и поспешно замахал ладонью в отрицании, - это не ляля, это Итачи.
Забуза, который заложил руки в карманы брюк, смешно развернулся всем корпусом в манере «опа-на!». Теперь нахмуренные брови мужчины разошлись в умеренном удивлении, и он произнёс:
– Знаешь, когда я слышал в последний раз, чтобы у его куклы было имя? Никогда. - Здесь он оценивающе прищурился и подался вперёд: - Мальчик, ты золотом какаешь или у тебя что, рвотного рефлекса нет?
Итачи, у которого сложилось стойкое ощущение, будто его зажал головорез в переулке и теперь требует кошелёк, не особенно дружелюбно огрызнулся:
- Вообще-то нет.
- Не имеет никакого отношения к делу! – оборвал Кисаме не подлежащим обсуждению тоном. - Просто у нас совместная проблема. Это Момочи Забуза, Итачьсан.
Забуза снова повернулся всем корпусом, так, что теперь стоял к Итачи боком и, прищурившись, рассматривал его под новым углом:
– А, так ты как член семьи. У нас тут постоянное состояние «влеплены в передрягу».
Учиха всё ещё чувствовал себя неуютно, потому ограничился тем, что передёрнул плечами. К счастью, в этот момент Хошигаке перетянул внимание на себя, задав вопрос:
– Где твоя гейша на побегушках?
Забуза после этих слов картинно скис.
- Он кормит «котиков», - фразу мужчина буквально выплюнул, а вслед за ней добавил едкою тираду: - Ты видел этих слонопотамов? Их вся округа прикармливает, не иначе, размером, сука, каждый с кабана, - тут он отмерил руками нехилый отрезок воздуха, демонстрируя размер, - а всё равно – «бедненькие», «несчастненькие»! Меня б, бля, кто так кормил!
- Да ладно тебе, - добродушно фыркнул Кисаме. - Лучше давай, быстро напомни, как его зовут?
Но не успелось; дверь начала открываться, а из-за неё раздался мягкий голос:
– Ха-ха, как смешно. Кисаме-сан, нас представляли друг другу минимум пятнадцать раз, и вы всё ещё не помните моего имени?
– Но оно такое обыкновенное…
Итачи с интересом наблюдал, как в квартиру задом наперёд входит «гейша на побегушках», открывая себе дверь пятой точкой. Если бы Учиха родился в другой социальной прослойке, зрелище непременно бы напомнило ему мать семейства, вечером возвращающуюся домой после работы. В одной из рук новоприбывшего имелось два пакета, под мышкой был зажат букет цветов и корреспонденция, в другой руке звенели ключи от почты и маслянисто поблёскивал открытой плёнкой пластиковый лоток с рыбой. Даже бормотание слышалось характерное:
- Быстренько бы вас отсюда выперли, если бы не я! Счета за три месяца не оплачены… Или нет, первее вы бы померли! Аптечка полупустая, жгуты кончились, шоковые наборы кончились… не повезло кому-то… особенно учитывая, какое мне пятно с ковра пришлось счищать… это ж сколько кровищи!
Андрогинное лицо новоприбывшего напомнило Итачи главную героиню скульптурной композиции «Экстаз святой Терезы». Абсолютно чистое, гладкое, без всякой половой конкретики. Когда пакеты были оставлены возле двери и визитёр начал убирать с лица блестящие длинные каштановые волосы тонкими пальцами с красивыми миндалевидными ногтями, Учиха окончательно озадачился вопросом его половой принадлежности. Облегающая одежда – футболка, тёплая кофта, джинсы и сапоги – совершенно не помогала, потому как могла в равной степени принадлежать и не особо объёмистой девушке, и парню-моднику. Один волосок зацепился у юного (навскидку - максимум лет двадцать) создания за длинные ресницы, и тот, продолжив говорить с Кисаме, всё пытался вытянуть его или сдуть.
- Хаку. Меня зовут Хаку, - напомнил он пожавшему плечами мужчине, а затем разъяснил уже Учихе, совершенно не обиженно (видимо, это являлось своеобразной рутиной при знакомстве): - Я мужского пола.
– Ага, глубоко в душе, - фыркнул Хошигаке.
Хаку совершенно не обиделся, а взамен наградил мужчину лотком с рыбой, вздёрнув тонкие брови и мотнув головой в сторону кухни, и только лишь посетовал:
- Знал бы, что пересечёмся, купил бы что-нибудь к обеду праздничное, а так придётся есть рыбу и овощи.
- Знал бы, что вы объявитесь, цветочки бы прикупил.
- Это скрытая любовь, - вздохнул Забуза, жестом приказывая Хаку стоять, не елозить, и осторожно высвобождая зацепившийся волос из его ресниц.
***
Кисаме проглотил еду буквально за несколько минут и улетучился переодеваться, продолжая разговор с Забузой посредством криков. Хаку же, когда накрывал на стол, поставил приборов на двоих, а сам есть не стал.
- Он при других людях не ест. Даже я никогда не видел, - пояснил его спутник на немой вопрос Учихи.
Так что трапезничали Итачи с Забузой, можно сказать, вдвоём. Мужчина ел аккуратно, быстро, по-казарменному, потупившись, а Хаку, уронив голову на сложенные поверх стола руки, пристально наблюдал за ним. Между странной парой возникало словно бы невербальное общение, недоступное окружающим. Иногда частицы его прорывались наружу.
- Ну и хера ты её не купил?! – тщательно дожевав, вспыхнул вдруг Забуза ни с того ни с сего, заставив Итачи вздрогнуть. – Сказал же, хочешь – покупай! Хоть две! – Кисаме из комнаты гаркнул приглушённое «Чего?», и мужчина ответил, повернув голову к дверному проёму: - Я не тебе!
- Моя старая ещё в нормальном состоянии, можно несколько лет носить. Зачем деньги тратить? – спокойно ответил Хаку, который прекрасно понимал тему разговора, в отличие от Итачи.
- Ты хочешь, чтобы было как с сапогами? Я щас поеду и сам куплю.
- Забуза-сан.
Они посверлили друг друга глазами, затем мужчина свёл брови пуще прежнего, шумно выдохнул через нос и вернулся к еде. Учиха почувствовал себя ужасно неловко, словно заглянул в чью-то спальню, а потому ещё тщательнее сосредоточился на своей порции цукэмоно.
Из корявого, переполненного матами диалога, которым обменивались Забуза и Кисаме, он узнал следующее: новые знакомые останавливались здесь, на квартире, неделю назад, по пути на дело, которое завершилось успешно; парочка уже собиралась обратно, но затем некий заказчик узнал, что они «в районе», и предложил им срочное задание с такими условиями, что они не смогли отказаться. Забуза немного расстроился, когда узнал, что Кисаме с Итачи отчаливают уже сегодня - он явно рассчитывал покутить со старым приятелем, - но особо выказывать разочарование не стал. Отчасти, видимо из-за реакции Хаку, который снисходительно улыбнулся и сладко произнёс: «Ваши трижды траханные пьянки…».
Вообще, как Итачи понял, особо расспрашивать друг друга в этих кругах было не принято. Каждый рассказал лишь то, что сам хотел, а конкретики в именах, географических положениях и прочем не наблюдалось вовсе. Ещё Учиха был бы несказанно рад покинуть помещение поскорее, потому как сие разбойничье логово начинало обретать в его мозгу оттенок нереальности, учитывая странное положение вещей и всё произошедшее в этих стенах. Он украдкой сверился с настенными часами. До запланированного выхода оставалось минут двадцать от силы.
- Хаку! Где все ботинки?! Были на полке! – снова подал голос Кисаме.
- Я переложил на антресоль! – резво откликнулся тот.
- Нахера вообще ты здесь прибираешься?! Пусть царил бы пиздец!
- Забуза-сан здесь останавливается, я не позволю ему находиться в том хаосе, что вы все устраиваете!
Молодой человек, хотя Учиха совершенно не понимал мотивов его поведения и позиции, казался Итачи весьма забавным, словно актёр, который играет очень подходящую и пришедшуюся по нраву роль. Когда он встал прибрать тарелки, а Итачи предложил свою помощь, Хаку развил из этого целый мини-спектакль.
- Видите, - заявил он Забузе, - это называется «интеллигентный человек». Не вздумайте подниматься, Итачи-сан, вы гость…
Забуза в ответ сам молча поднялся и начал собирать со стола, а Хаку уже впечатался в Учиху проникновенным добрым взглядом с хитрыми искрами на заднем фоне:
- Я надеюсь, ваши проблемы с Кисаме-саном продлятся, тогда вы останетесь в зоне досягаемости, и я смогу общаться хоть с одной всесторонне развитой личностью. Я знаю, это мне полезно, а то скоро на посту любящей жены сгнию ментально и перестану быть интересным.
Итачи не знал, почему его посчитали всесторонне развитым, если он сказал едва три предложения за всё время знакомства. Но раз уж такая возможность выпала, поинтересовался:
- Скажи, а что ты в этом находишь? Это ведь так…
Он замолчал на полуслове, ведь вовсе не был уверен, что сможет правильно передать мысль, но Хаку каким-то непостижимым образом сразу его понял и, мягко улыбнувшись, пояснил:
- О, ну, я такой человек, это моё. Я знаю, вам это кажется странным, только мне-то, если по совести, дела нет. Я знаю, что живу свою жизнь правильно.
- Здорово, должно быть.
- Здорово, - согласился парень.
Оба замолчали, пока на заднем фоне раздавался негромкий шелест воды и перестукивание тарелок, но спокойствие их нарушил Кисаме, который буквально провис внутрь кухни, держась за косяк двери. Итачи вскинул взгляд, а мужчина поманил его свободной рукой. Он поменял костюм с чужого плеча на извлечённый из стратегических запасов достаточно подозрительный чёрный ансамбль из брюк и тонкого свитера, который словно кричал о криминальной деятельности хозяина. Нужно ли говорить, что ни ботинки, ни кожаные перчатки, ни тем более открытая подмышечная кобура делу не помогали. Учиха осознал, что пялится на Хошигаке, разгрызая к чертям нижнюю губу, только когда и мужчина, и Хаку одновременно заговорили:
- Не грызи!
- О-о-о, парень в форме.
Итачи оставил губу в покое и невозмутимо поднялся со своего места, чтобы подойти, куда звали. К счастью, диалог продолжался, отвлекая от него внимание.
- Это не форма, Хаку, - возразил Кисаме, передёргивая лишний раз плечами для проверки кобуры.
- Ну почему же, - игриво возразил тот. – В каком-то смысле разновидность.
- В настоящей я выгляжу лучше.
Мысль о настоящей форме была какой-то уж совсем интенсивной, и Итачи прервал неудобный для себя разговор немного недовольным:
- Что ты хотел?
- Я запретил вам использовать флирт как способ общения, - вдруг встрял Забуза, обращаясь к Хошигаке и Хаку.
Кисаме скривился и отмахнулся, а после подал знак Учихе следовать за собой и вышел в прихожую. Итачи покорно встал напротив и позволил придирчиво себя оглядеть.
- Ну-ка, подними быстро руки, - начал мужчина. Его послушались и повторили все прочие инструкции. По завершению процесса Кисаме отрицательно покачал головой и сделал вывод: - Рубашку снимай, она мешает. Где пиджак твой?
Итачи снял рубашку, нашёл и надел пиджак, затем всё снова повторилось. Хошигаке требовательно ощупал широкими ладонями его бока, плечи, проверяя натяжение ткани. Всё ещё стоя вплотную, опустил взгляд на мальчишеские туфли и спросил, удобные ли они.
- Вполне; бегать в них можно точно, - просто ответил Итачи.
Кисаме на это покивал, затем протянул руки, собрал его чёрные волосы, отвёл их за спину и там осторожно подобрал к затылку, прикидывая.
- В общем, давай, в пиджаке на майку и волосы завяжи, - подвёл он итог.
- Хорошо, - сухо ответил Итачи, а затем поднял руку и положил на локоть Кисаме, совсем как накануне. Он всё ещё чувствовал чужие ладони на своём теле, и то, как натянулись волосы на затылке, когда мужчина потянул его голову назад, словно пытаясь отстранить от себя, но не желая отпускать.
- Так, заткнул свою пасть, взял бабло, поднял жопу и пошёл купил, понял меня или я неясно выражаюсь?! – раздалось угрожающее из кухни.
- Хорошо, если это сделает вас счастливым…
- Да, это сделает меня охуенно счастливым!
Учиха натурально выпучил глаза, когда услышал звук, который ни с чем нельзя было спутать – звук удара кулаком в лицо. Он поражённо развернулся в сторону кухни, из дверного проёма которой нетвёрдым шагом вышел Хаку. Его лицо покрыла тонкая сетка рассыпавшихся волос, глаза сияли неподдельным счастьем, а разбитые губы кривила болезненная улыбка.
- Старое доброе ультранасилие, - процитировал он, завидев пару в прихожей.
Кисаме отодвинул Итачи с его пути, а молодой человек принялся обуваться, помогая себе одной рукой, вытирая кровь другой и всё время улыбаясь при этом, как сумасшедший.
- Буду через полчаса! – приторно-сладко крикнул он перед тем как проскользнуть в дверь, на ходу влезая в свою вязаную кофту и поправляя волосы окровавленными пальцами.
- Не лезь, - сразу предупредил своего спутника Кисаме ещё до того, как закрылась дверь. – Ему это нравится. Он странный мальчик, если ты не заметил.
Итачи с горем пополам в состоянии был представить, что человеку может нравиться боль, но насилие… Впрочем, последовав совету Хошигаке, он промолчал и лишь, повинуясь жесту, тоже приготовился выходить.
***
Кожанка, новая, чёрная, не та, которую пришлось оставить в йокогамском отеле, на удивление удачно замаскировала подозрительный преступный вид Кисаме. Мужчина стал походить на серьёзного дяденьку-байкера, что оставил своего железного коня на парковке за углом и теперь чеканит железными шагами сотню метров до любимой пивнушки. С поправкой на то, что в реальности, конечно, он чеканил шаги совершенно к другой цели.
Лаборатория, согласно Итачи, находилась в высокоэтажном многоквартирном доме, который состоял из нескольких корпусов – причём три из пяти были ещё не достроены, потому количество уже заселившихся в апартаменты жильцов (и, как следствие, потенциальных свидетелей) сводилось к минимуму. Район, где размещался дом, тоже был, что надо: из новых, плохо заселённых, где главенствовали по большей части пустыри - будущие участки под строительство.
Задрав голову, чтобы оценить облицованный кафелем фасад многоэтажки по самые пентхаусы, Кисаме хмыкнул, откинул докуренную до фильтра сигарету в сторону щелчком пальцев и произнёс со своим Хошигаке-акцентом:
- Атлична.
Итачи, косясь на него, осторожно переступал с ноги на ногу в ожидании команды действовать. Он всегда, поощряемый семьёй, держался так далеко от подобных дел своего клана, как только мог, а потому сейчас чувствовал себя и правильно, и неправильно одновременно. Слишком много ожидаемого к свершению в жизни молодого человека, но, тем не менее, нового для самого Итачи произошло в этой поездке, а сейчас он ещё и собирался сунуть голову туда, откуда всю жизнь тщательно пытался сбежать. Волнение мешало твёрдо стоять на месте, щекотало электрическими импульсами.
«Ками-сама, я же ни хера в этом не смыслю», - разнеслась странно ясная во встревоженном мозгу молодого человека мысль, и он сам ужаснулся, но не понял чему: нецензурному выражению или голосу, который его произнёс – он явно и отчётливо принадлежал Кисаме.
Последний тем временем повторил уже известный спутнику ритуал с хлопаньем в ладоши и молитвой, при этом сперва приглашающе полуобернувшись к Учихе, а Итачи поспешил последовать примеру. На этот раз скороговорка была другая и не вызвала такого смеха, погребённая волнением за техническое состояние лифтов – этаж был пятнадцатый, не близкий. К счастью, обошлось, и двое путешественников, превратившихся уже в беглецов, оказались возле железной бронированной двери спустя считанные минуты.
Пока дверь открывалась, Учиха прогонял в голове все инструкции, данные ему Хошигаке. Быть собой, говорить обыкновенно. Не геройствовать. Стараться не врать, ограничиваясь скрытием полной картины по надобности. Не геройствовать. Если что, падать вниз и в сторону, прикрывать живот и голову. Не высовываться. Не геройствовать. Грубо говоря, ничего нового, всё, как учил дедушка ещё в далёком детстве, но внезапно Итачи стало казаться, что всё эти такие родные, такие знакомые правила выскочат в самый ответственный момент вон из головы.
Дверь открылась, и мелькнул лоскуток не изменившегося с прошлого раза интерьера лаборатории, напоминающего смесь маленького съёмного офиса с приличным ремонтом и казённого притона бездомных. Прихожая и гостиная оказались объединены в один гигантский холл с ресепшеном и рядом стульев вдоль стены; дальше, Учиха помнил, были сами лабораторные комнаты, на которые страшно было даже взглянуть, и жилые помещения.
Впрочем, всё, что Итачи успел увидеть, ему быстро закрыла тёмная фигура, которая не дала двоим путешественникам теряться в загадках касательно того, почему так безропотно, не прибегая к допросу, отворили дверь. Фигура была вооружена и собиралась стрелять. Видимо, лаборатория работала в режиме полной боевой готовности. Паре гостей открыли дверь, только чтобы убить их.
Итачи ничего не успел понять, даже не успел обрадоваться, что стоит немного позади Хошигаке, наполовину защищённый его плечом. Звук выстрела уже уловили его уши, слуховые косточки, но мозг не успел дать хозяину понять, что именно он слышит. Итачи ещё ничего не смог осознать, а Хошигаке уже отнимал дуло от лба заваливающегося назад молодчика, что открыл дверь и наставил на путников оружие. Именно «пустынный орёл» забывал уже тот грохот, что Учиха пока не умудрился запомнить.
Он сумел только, согласно своим ожиданиям, полностью растерять из головы всю инструкцию по поведению, потому как она начиналась с вариантов про переговоры, а переговоры не состоялись. Молодой человек помнил единственную часть, отрывок про «в сторону», а потому, когда чёрное смазанное пятно-Кисаме пропало в квартире, Итачи осторожно, перешагивая подёргивающиеся в предсмертной конвульсии ноги, вошёл в прихожую, прикрыл за собой дверь и встал слева от неё. Вполне себе «сторона», ведь так?
В лаборатории на тот момент находилось трое охранников и двое учёных, а также семь единиц огнестрельного оружия, не считая принесённого Desert Eagle. Учиха этого не знал, но мог наверняка сказать, что сперва было очень громко, а после, совершенно неожиданно, очень тихо. И что он совсем не испугался и ничего не видел - только уже неподвижное к тому моменту, как начал снова воспринимать окружающее пространство, тело, да ещё Кисаме, который, судя по всему, проходил через рутину осмотра помещения на предмет всяческих… Итачи не знал, чего.
Спустя какое-то время Кисаме, удовлетворённый обыском, в обыкновенном темпе повседневной жизни повернулся к Учихе лицом, а тот с ужасом осознал, что лоб и скула мужчины покрыты брызнувшими, задевшими вскользь кровавыми запятыми. При этом выглядел Хошигаке так, будто забыл полный список продуктов на кассе в супермаркете и обернулся переспросить. Именно эта обыденность заставила воздух вокруг звенеть и знойно вибрировать от угрозы, присутствия смерти в комнате, опасности.
- Ну, как вам, Итачьсан, мочилово людей? – осведомился Кисаме с пистолетом; именно Кисаме, не занявший его место демон, не «будто другой человек», а именно Кисаме.
Хотя «мочилова» как такового Итачи не засвидетельствовал, что-то у него внутри зашевелилось, и он списал это на отступивший шок.
- Это ужасно!.. – только и смог выдавить Учиха, начинающий мелко дрожать от странной, глупой детской веры во всезнающее правосудие, наказание. Ему всё мерещилось, что с секунды на секунду в помещение ворвётся отряд полиции и пришьёт их с Хошигаке на месте, без суда и следствия. «Ты что-то сделал неправильно!» - в панике сигнализировал хозяину крепко воспитанный устоями общества мозг, боясь именно социального позора, а не переживая за души убитых и свою собственную. – Ужасно!..
Кисаме улыбнулся простой открытой улыбкой:
- Н-да, а я этим на жизнь зарабатываю. Ещё раз услышите, что кто-то жалуется на свою должность, – расскажите ему про наш маленький клуб, пусть ценит очарование посудомойства. – Он замолчал, ища взглядом тряпицу утереться, пока его ботинки влажно чавкали по ворсу ковролина, напитавшегося кровью. - А знаете, что самое радостное в нашей работе? Она на всю жизнь! Очень приставучая профессия. Практически как политика пожизненного найма.
Лопатки Итачи совершенно неожиданным образом встретила стена, и молодой человек не был в курсе того, как это случилось. Возможно, то, что Кисаме двигался на него, сыграло определённую роль. Возможно даже, определяющую. Учиха прилип к стене, едва удерживая себя, чтобы не прижаться глупо к обоям ладонями в поисках хоть чего-нибудь для сгребания в горсть. Тот гул в затылке, что с самого утра предупреждал о присутствии рядом другого самца, теперь бил в набат, объявлял об опасности этого второго. Об опасности Кисаме; именно Кисаме, не демона и не «будто другого человека».
Итачи прижимался к стене, а внутри его грудной клетки, под ненадёжными дугами рёбер, ком, что стал уже почти привычным, принялся быстро завязываться тысячами тысяч узлов, каждый из которых затягивался всё туже и туже. По узлу на серебристую против оконного света щетину Кисаме, на капли крови, что нарушили запятые и потекли вниз латинскими «т», чертя между этой щетиной устьица. По узлу на Дебюсси, отдельно на чёрные и на белые клавиши, по узлу на каждое дрожащее колено самого Итачи, на каждую несуществующую букву «а» в слове «отлично». На каждого упомянутого всуе представителя грызунов и куньих. По узлу на каждую жизнь.
Когда спустя мгновения была достигнута критическая плотность и подпрыгнуло гравитационное притяжение, ком эволюционировал, стал внутригрудной чёрной дырой последней стадии. Она затопила всё, потянула окружающее на себя и в себя, вместе с Кисаме. Мужчина подошёл, не в силах сопротивляться притяжению, вплотную к Итачи, произнёс:
- Трясёт, - имея в виду ощутимые волны дрожи, которые колотили Учиху с головы до пят.
Итачи втянул воздух через едва приоткрытые губы, и вдох получился свистящим, судорожным, как если окоченеть на морозе и начать стучать зубами. Кисаме, именно Кисаме, не демон и не «будто другой человек», склонился к нему, и парень почувствовал на щеке, на шее горяче-холодное прикосновение оружейного металла. Его изучали в манере хищника, и самое кошмарное заключалось в том, что…
- Тебе не страшно, - триумфально вынес вердикт мужчина, осмотрев Учиху и осклабившись. – Тебе нравится!
Может, не так сильно он и отличался от Хаку?
Странный звук, разносящийся по комнате, скорее всего, имел за источник чьи-то разорванные внутренности, но это не помешало Итачи сквозь горячую пелену непролитых слёз хотеть почувствовать на языке металл: крови, оружия, молнии чужой ширинки, кончиков чужих пальцев. Молодой человек был настолько поглощён этой странной жаждой, явно порождённой притяжением чёрной дыры, что полностью пропустил появление компании, и осознал, что они с Кисаме больше не единственные живые посетители лаборатории, только когда услышал голос вдруг отвернувшегося мужчины:
- Ёб тя в ноздрю, так и знал!..
Итачи пересилил себя и посмотрел. Порог квартиры второй раз за день перешагивали Хаку и Момочи Забуза. Выражение лица последнего выдавало согласие с последней фразой его товарища Хошигаке.