Часть: 2
Глава: 4
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Жанр: AU, юмор, романс, детектив
Пейринг: Кисаме/Итачи
Рейтинг: R
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Предупреждения: ООС, ненормативная лексика, drug abuse
От автора:Извините за нестабильного Итачи, но я искренне люблю его мучать.
Часть 2. Глава 4
Часть вторая, в которой искусствовед подвергается трём грехопадениям
Глава 4
Душещипательное повествование о дипломатии в распространённых предложениях, которое Кисаме на ходу выдумал от неожиданности и вывалил на головы дорогих гостей, не возымело должного эффекта. Номер методично и весьма толково обыскивали, слушая Хошигаке лишь вполуха, но не теряя его из виду.
Едва Кисаме закончил говорить, как чистой, привыкшей не к улицам, а к офисным паркетам и автомобильным коврикам подошвой насупленный главарь делегации упёрся Итачи в голову и надавил, пихнув вперёд. Учиха с непроницаемым лицом идола острова Пасхи рухнул этим самым лицом в ковёр. Его стянутые пластиковой шлейкой за спиной руки смешно задрались в воздух, как крылья потерпевшей крушение незадачливой птички.
От удара об пол, да ещё и плашмя, воздух с шипящим «ух» покинул лёгкие мальчишки. Впрочем, он мгновенно пришёл в себя, повернул голову на бок, устраиваясь удобнее. Насколько Кисаме умудрился разглядеть со своего несподручного ракурса, нос Итачи был цел и не кровил.
Мужчина, главарь шайки, всё той же холёной туфлей раздвинул ноги Учихи. Равномерно распределённый по ворсу ковра Итачи со связанными руками стоически стискивал зубы, гневно бледнел и выглядел роскошно.
- Обыскать, - приказал угрюмый дядька, подкрепив слова кивком головы.
Один из его подчинённых, умеренно хамского вида, снялся с места, на ходу пихая оружие в кобуру, и деловито, по-хозяйски, встал над Учихой. Затем нагнулся и принялся хлопать, гладить, копошиться, заставляя мальчишку периодически вздрагивать и дёргать конечностями.
Кисаме отстранённо завидовал проводящему обыск, а сам плавно и медленно водил головой влево-вправо, пытаясь, как бы смешно это ни звучало, пристроить дуло на своём затылке удобнее. Металл упирался в «щекотное» место, и ситуацию это не скрашивало.
С Кисаме случилось то, что всегда случалось с ним в стрессовых ситуациях. Сознание перевело окружающий мир в режим компьютерной игры, словно заявив: «Это происходит не со мной». Всё вокруг сделалось ненастоящим, и создавалось впечатление, что если ему вот сейчас вынесут мозг, то ничего страшного – запасная жизнь даст возможность начать сначала. Многие знающие люди неоднократно предупреждали Кисаме, насколько опасно такое состояние, как оно подводит, уносит даже опытных, сильных бойцов. Но подобная завораживающая сцепка абсолютно спокойного разума и бешено колотящегося сердца гипнотизировала, не отпускала. Самые пугающие, нереальные вещи Хошигаке совершал как раз в этом вот режиме. Как ни пытался от него избавиться, взять себя в руки – выдержка постоянно подводила, и, вспоминая о своих безумствах на свежую голову, Кисаме вздрагивал от ужаса и осознания того, насколько близко оказался к смерти.
Сейчас Хошигаке предпринимал попытки поступить разумно, старался всё же совладать с собой. Он глубоко и ровно дышал, успокаивая сердцебиение, и потихоньку-полегоньку напрягал и расслаблял мышцы ног, чтобы в ответственный момент они не подвели, затёкшие от сейдза.
- Нашёл, - распрямился тем временем обыскивающий Итачи молодец, победно потрясая ключами от наручников на кольце.
Худшие опасения Кисаме оправдались, и он мысленно поздравил себя с пиздецом – у этой двинутой компашки весёлых Сенджу имелась наводка на картину. Где-то в кончиках пальцев словно сбился колотый лёд, он морозил руки насквозь, аж до самых плеч.
Чехол с картиной, отстёгнутой от батареи, практически сразу по нахождении ключа был предоставлен вниманию главаря. Тот взялся было за чёрный язычок молнии, намереваясь высвободить искусство из темницы, но его прервал неожиданный для всех окружающих, включая Кисаме, ор Итачи с пола:
- Вы что, с ума посходили?! Не вздумайте её на солнце вынимать, изверги!
Хотя заливающий помещение хиленький свет с претензией на кобальтовые тона солнцем можно было назвать лишь с натяжкой, присутствующие замерли. То ли от неожиданности, то ли эмоции в голосе Итачи на них подействовали. В крике слышались надрывная боль работника искусства, несколько суровых ссылок во имя идеи и бегство из родной страны с последующим предоставлением политического убежища в соседнем государстве. Сильно радовало только то, что никто рефлекторно не нажал на спусковой крючок, выпустив из Хошигаке или Учихи переливчатый веер фарша.
- Пацик, ты чё? – осведомился главный, наступая Итачи на поясницу, дабы неповадно было орать.
Половина рта Итачи была забита ковровым ворсом, но искреннее возмущение придавало чёткости словам:
- Картина законсервирована для перевозки, она находилась в темноте почти неделю, и если сейчас полотно резко окажется на свету, это может повредить краскам! Это работа Сая, драгоценный подарок, и если с ним что-то произойдёт, вам несдобровать…
Кисаме накрыло приглушённое, словно сквозь вату, удивление, и вместе с тем - желание расхохотаться: пацан начал сыпать словами вроде «арт-нуво», «кубизм» и «красящий пигмент». Реакция окружающих была ожидаема. Народ притих, где-то в подкорке осознав, что слышит очень много умных слов сразу, и это неспроста. Хошигаке и сам не вполне смог уловить, блефует Итачи или же говорит правду, потому как с художественными терминами на языке тот всегда звучал убийственно серьёзно.
- Вы его слушайте, парни, - решил подкрепить Учиховскую пургу мужчина и для пущего эффекта страшным голосом добавил: - Он – искусствовед.
- Пидор, что ль? – насторожился тот воротила, что обыскивал пацана.
- Цыц мне, - присмирил на него начальник, после чего добавил, обращаясь уже к Итачи: - Молодой человек, я чё-то фишку не просёк. Верещишь тут, как поросёнок резаный, а хочешь-то чего?
Один из вольно разошедшихся по комнате головорезов соответствующим внешности голосом возмутился:
- Аники, да на кой хуй ты его слушаешь?
- Цыц мне, я сказал! – шикнул тот уже пожёстче. – Вдруг они и вправду дипломаты? А мазня эта – дорогущая? Век потом не расплатимся…
- И не расплатитесь, - деловито посулил Итачи, умудряясь даже в лежачем положении звучать по-королевски. – Нужно извлекать полотно наружу в полумраке, а лучше – темноте, и выносить на свет медленно, обороткой вперёд.
- Сам дебил, - нежно и словно даже по-отечески ругнулся на него удручённый дядя с оружием. – Вставай и иди вынимай в ванную. Я эту херотень трогать отказываюсь. А чтобы неповадно было шалить, с тобой пойдут Таке-тян и Сю-тян. Мальчики, осмотрите там.
- Осмотрят, я проинструктирую.
Ах, ты! Маленький, сердитый, съедобный Итачи, гений доморощенный! Пацан, не накликав подозрений, утащил в другое помещение две боевые единицы. Это, конечно, не много. Но и не мало! Чистенькому умничке удалось в очередной раз удивить Хошигаке; захотелось наградить сообразительность малыша, взъерошив ладонью волосы на его макушке. Если, конечно, такова действительно была задумка Итачи и он банально не нёс всю эту чепуху всерьёз.
Пацан перевернулся на спину, прижал собственным весом многострадальные руки, невольно морщась и прогибаясь. Кое-как совладав со своим телом, он сперва сел, затем неловко поднялся. Главарь визитёров продолжал лениво удерживать адепта искусствоведения на мушке. Один из сопровождающих его «тянов» перерезал ножом-бабочкой пластиковую шлейку, которая стягивала запястья Учихи, затем грубовато развернул его и подтолкнул к дверям спален и санузла. Следом отправился второй сопровождающий, который нёс чехол.
Наблюдая за ними, Кисаме окончательно перешёл в игровую нереальность, прикинув расклад следующим образом: сейчас троица удалится в ванную, значит… шестнадцать минус два водителя, минус двое на дверях, минус эти… десятеро остаётся. А ничего так, вполне нормально. Конечно, Хошигаке не считал себя мастером боевого стиля «Завали десятерых вооружённых голыми руками и нечаянным чихом», но! Когда обыск в ванной даст результаты, а один из воротил гаркнет, например: «Аники, наркота!» - народ нет-нет да и отвлечётся. Приятель за спиной Кисаме, который тыкал в затылок пистолетом, наверняка уже против воли привык стоять в одной позе. Хитрость в том, чтобы вовремя и достаточно резко дёрнуться в сторону или упасть; парень, всполошившись, выстрелит по инерции, куда придётся, а бесконтрольная стрельба - это уже полдела плюс гарантированный перехват оружия у кого-то зазевавшегося или запаниковавшего. Дальше, в принципе, дело техники: хватай Учиху и беги, вальяжно постреливая через плечо. Можно даже не оглядываться.
Кисаме глубоко-глубоко вдохнул и окончательно замер, изображая полную непредрасположенность к бунтарству. Мужчина прекрасно знал, что вид имеет не только бандитский, но и солдатский, послушный. Полезный.
Приоткрытая дверь ванной комнаты была сработана из чёрного матового материала, с двумя прямоугольными вставками мутного белёсого стекла и хромированной закорюкой ручки между ними. Когда внутри горел свет, прямоугольники эти, сейчас потухшие, мягко сияли жёлтым, перемежающимся тенью от движений человека внутри. Хошигаке неспешно крутил в голове подобную ерунду, ненужные образы, разглядывая злосчастную дверь словно даже без интереса, ожидая… ожидая… ожидая….
После визга чехольной молнии из ванной слышались максимум шорохи, грубоватые смешки и бубнящий поток матерщины. Народ в гостиной напрягся, тоже кидал взгляды на дверь, правда, мимоходом…
Наконец обритая практически под ноль голова одного из провожатых Итачи показалась наружу из-за створки двери, моргнули слыхавшие об интеллекте только от третьих лиц глаза.
- Аники, ничё нет, - доложил их обладатель.
Хошигаке почувствовал себя едва ли не более удивлённым, чем сам аники. Впрочем, быстро спохватился: могли не всё проверить.
- А внутри рамы, а под ней, а чехол? – озвучил его мысли главарь. – Тащи педика сюда, пусть разберёт эту картинку на детальки. А чехол режь нахер, в пух, чтобы наверняка.
Голова скрылась, и несколько секунд спустя троица кособокой группой вышла из ванной и присоединилась к остальным. Итачи вышагивал аки Орлеанская Дева, с подбородком, гордо задранным едва ли не к потолку, и нёс картину задником в сторону окна.
- Мне нужны мои инструменты, - процедил он.
Помимо прочего хлама, который пацан потащил с собой в поездку, в его багаже имелся матерчатый пенал для инструментов, родственников давешнего увеличительного стекла. Пенал скручивался в компактный рулет и удерживался завязочками.
Пока один детина искал требуемый объект, переворачивая содержимое сумок и вываливая вещи на пол, второй со счастливой улыбкой ребёнка-именинника кромсал ножом чехол. Плотная ткань издавала надрывный жалобный звук, сыпала мелкой пылью разрезанных волокон. Где-то посредине процесса уже стало понятно, что ничего внутри не спрятано, но увлёкшийся молодчик добросовестно уничтожил чехол до перемены физического состояния из цельного предмета в набор лоскутков.
Итачи же аккуратно отодвинул вазу к краю журнального столика, расстелил свой пенал и теперь осторожно, медленно поворачивал картину «лицом» к окну. Чем больше площади полотна оказывалось на виду у захватчиков номера, тем сильнее лезли на лоб их глаза. В итоге некоторые из молодцев не выдержали и начали грубо хихикать. Охранитель Кисаме явно входил в их число, потому как дуло мелко затряслось, ещё сильнее щекоча кожу. Хошигаке поморщился. Хотя чего он ожидал? Сам так же среагировал, картина ведь ещё та…
КАРТИНА БЫЛА НЕ ТА!!!
На чёрной поверхности полотна, хотя рама и осталась знакомой, прежней, отсутствовали какие бы то ни было светильники. Ни одной галимой лампочки не наблюдалось, чего уж говорить про целых три. Произведение напоминало работу упомянутого Кисаме сумасшедшего русского чувака, но никак не произведение лучезарного Сая.
Как такое может быть, Хошигаке не имел ни малейшего понятия. В поездке Итачи несколько раз проверял картину в полумраке гостиниц, и Кисаме каждый раз краем глаза отмечал три небольших белых прямоугольника. Времени на то, чтобы скрыться от опекуна и что-то с подарком сделать, у Учихи просто не было. Подменить картину Итачи ну никак не мог, разве что в отсутствие Кисаме непосредственно перед нападением, но это очень маловероятно. Тогда какого хрена?!
- Бля, звездец, а не подарок…
- Вот радость-то!
- Негры ночью воруют уголь.
За подобными шуточками сомнительной остроты никто не заметил смятения на лице Хошигаке. Итачи, в отличие от своего спутника, и глазом не моргнул, только лишь оскорбился за попрание прекрасного. Он снимал раму с работы, словно всё в порядке, а пропажа светильников – это так и надо. Его пальцы деловито, ловко управлялись с инструментом, ласково оглаживали полотно, словно успокаивали испуганное животное. Как ни странно, пацан молчал, вместо того чтобы распинаться о технике исполнения и авторе; Кисаме рассудил, что это от испуга. Хотя… руки Учихи не дрожали, и сплошное чёрное поле на подрамнике он освободил достаточно быстро.
Главарь сразу передал своё оружие одному из прихвостней, дабы собственнолично осмотреть все деревянные элементы; он простукал их костяшками пальцев, поднося раму к уху и прислушиваясь к отзвуку, ковырнул позолоту кончиком ножа, попробовал блестящую пыль, понюхал. Ничего не найдя, дядька в задумчивости уставился на столик с растерзанной картиной и, потирая подбородок, произнёс, бубня себе под нос:
- В натуре, нихера нет…
Взведённый до предела, сбитый с толку Кисаме наблюдал за ним и чувствовал, как по виску бежит предательская капля пота. А Учиха всё ещё оставался молчалив и невозмутим - даже умудрился приобрести красноречивый вид из серии «ну я же вам говорил». Молодчики в комнате сконфуженно притихли. Неужто и вправду пронесло?
- Звоните этой шпане, как его, - продолжая созерцать столик, приказал главный и пощёлкал пальцами, подстёгивая память.
- Киба, - напомнил ему кто-то, кто уже нажимал на кнопки телефона.
- Точняк! – подтвердили в ответ.
Кисаме повторно поздравил себя с пиздецом, когда вскоре в дверь пропустили юркого на вид мальчишку возраста старшей школы, к бедру которого прижимался, вышагивая с хозяином в одном темпе, гигантский кокаиновый пёс. Хотя, конечно, это был ещё спорный вопрос, кто из парочки являлся более кокаиновым. Уж больно резала глаза гиперактивность хозяина, да и постоянное шмыганье носом вызывало подозрения.
- Гав на вашу мать, это ж Саскин старший братец! - гаркнул малолетка на весь номер, успешно перекричав музыку, и указал пальцем в сторону Итачи. Восторг так и распирал сопливого собаковода, и, чтобы выплеснуть хоть часть, он принялся пихать локтём в бок ближнего к себе вооружённого молодца: - Слышь, я с его братцем в школе учился, ага!
- Инудзука, делай дело, - с раздражением отмахнулся от него старший товарищ, но как-то привычно, не зло, по-братски.
Хошигаке, уставший удивляться, но всё ещё готовый ринуться в бой в любой момент, временно перестал ломать голову над таинственной подменой картины и переключил внимание на четвероногого кокаинового друга.
Огромная псина, натасканная чуять всякую дрянь, принадлежала, судя по габаритам, к породе монстро-терьеров. Хотя выглядела собака ухоженно, Кисаме всё равно пожалел животное от всей души: у них, рабов наркотических веществ, была тяжёлая доля, по-человечески тяжёлая, не по-собачьи. Глаза пса, две полные мировой скорби чёрные щели, оказались как раз на уровне глаз сидящего Хошигаке. Мужчина испытал те чувства, которые испытывал по отношению к собутыльникам, сетующим на любовные злоключения: искреннее сочувствие и сожаление. Он едва заметно мотнул головой, а собака приняла приглашение, установила свои нехилые лапищи новому приятелю повыше колен, потянулась вперёд и зашлась облизывать горячим шершавым языком щетинистую щёку.
- Опа, мужик, ты ему понравился! – добродушно, но как-то слишком быстро захихикал хозяин. Он приблизился к подружившейся парочке и теперь наблюдал за питомцем с доброй искоркой в глазах.
- Собаке рыба не еда, - непонятно объяснил Кисаме вполголоса неожиданную симпатию и добавил: - Как зовут?
- Акамару, - с гордостью пояснил малолетка, смыкая пальцы на ошейнике. – Ладно, мальчик, давай, работать, работать!
Аники, который уж было закатил глаза и открыл рот, чтобы рявкнуть, замолк и замахал рукой, мол, давайте скорее.
Киба и Акамару обошли весь номер, тщательно осмотрели вещи путешественников, кучу лоскутков, оставшихся от чехла, а ещё – Итачи. Учиха в присутствии собаки занервничал, но не слишком, в пределах допустимого дискомфорта человека, не очень-то любящего животных. Кисаме принялся испытывающе глядеть на юного подопечного, пытаясь понять, в какие игры тот играет, но Итачи на его взгляд не реагировал, больше занятый брезгливым сморщиванием лица от прохладных влажных прикосновений собачьего носа к своей руке.
Когда пёс с хозяином переключились на журнальный столик, Хошигаке снова подобрался. В его понимании, если наркота всё ещё оставалась в помещении, так только хитроумно запрятанная в ажурной раме с тысячами завитушек - больше просто негде.
Акамару походил, виляя хвостом, кругом столика раз, два, ткнулся мордой в навалы на столешнице.
- Ну чего там, мальчик, чего там? – подбадривал собаку Киба, который от нетерпения тянул зубами заусенец на пальце.
Пёс разворошил инструменты и разобранную на два угольника раму, смешно фыркнул и проделал ещё один круг. Его розовый с белым налётом язык полоскался сбоку приоткрытой пасти, слышалось шумное собачье дыхание. Завершив эту финальную ходку, Акамару понуро побрёл прочь от стола, добрался до двери и там улёгся, с сухим животным вздохом уложив голову на передние лапы. Кисаме небеспочвенно полагал, что радость от подобного отсутствия интереса знакома каждому, кто хоть раз в жизни совершал нечто запретное или даже незаконное, затем опасался раскрытия - но ничего не происходило.
Киба поглядел на поведение собаки, пожал плечами и вынес вердикт, который подтвердил догадки присутствующих:
- Ну чё, аники, вещества тут никакого нет, если уж Акамару не учуял, это я тебе гарантирую.
Общий эффект перемены атмосферы в комнате можно было бы описать хоровым ментальным вздохом облегчения. Главарь махнул рукой, подавая знак, и все с радостью опустили уставшие держать оружие на весу руки. Кисаме почувствовал, как пропал уже привычный и даже нагретый от затылка металл, а его самого кто-то поддерживает под локоть и тянет вверх, помогая подняться. Хошигаке твёрдо встал сам и, уверенно держась на ногах, развернулся с целью взглянуть, наконец, на своего непосредственного пленителя. Им оказался миловидный мужчина около тридцати, который теперь вежливо улыбался, протягивая Кисаме отобранный Desert Eagle:
- Как это у тебя ноги не затекли?
- В следующий раз не заметишь, как - умрёшь, - предупредил Хошигаке, принимая пистолет.
- Понял, спасибо, - оценил совет собеседник и хлопнул его по плечу. – Без обид, братан.
- Да ни в одном глазу.
Кисаме действительно не испытывал негативных эмоций. Что поделать, работа такая.
За его спиной глава всех этих шарашкиных Сенджу развернулся к немного помятым путникам с радушной рекламной улыбкой. Она не затрагивала глаз, зато сияла стоматологически-ослепительной белизной.
- Просим прощения, дорогие друзья, - заявил дядька и повёл руками в стороны, будто намеревался обнять всех сироток и обездоленных мира сего. - Весь рум-сервис за наш счёт, в качестве извинения за доставленные неудобства. И теперь, когда мы выяснили досадное недоразумение, неплохо было бы позвонить кому надо там, - в этом месте речи он потыкал в потолок пальцем, намекая на начальство, - и доложить, что всё уладилось.
Завершив тираду, аники устремил тяжёлый взгляд на Кисаме и продолжал прессовать, пока тот вытаскивал свой мобильный и набирал дядю Мадару. Получалось медленно, потому как мир снова начал расцвечиваться действительностью, и от радости, что «пронесло», Хошигаке чуточку подлип. Взбодрил его обратно дядя, гаркнув внезапно в ухо: «Ну что там?» и опередив тем самым даже сигналы вызова.
- Всё в полном порядке, - сухо отчитался Кисаме, а дядька одобрительно закивал.
- Отлично, молодец, - похвалил Мадара, использовав традиционную скупую фразу, которой награждал Хошигаке всякий раз по удачному завершению дела. – Ты очень обеспеченный человек, Кисаме-тян.
- Угу, - буркнул тот в трубку.
Аники у журнального столика, по-прежнему улыбаясь и потирая руки, подвёл итог их маленького милого собрания:
- Замечательно. Мы будем спешить по своим делам, удачного вечера. Я оставлю у отеля дежурить нескольких людей, во избежание дальнейших недоразумений. Счастливого пути.
Произнося это, он уверенно шагал к выходу и, едва отзвучали последние слова, скрылся за дверью. Его команда потянулась следом: пакующие оружие, ухмыляющиеся и переругивающиеся мужчины на прощание кивали, салютовали, подмигивали. Пропуская вперёд здоровенного Акамару, который перед уходом обтёрся о ногу Кисаме, Киба звонко заявил:
- Саске там передавайте привет, от Инудзуки, ага? – и был таков.
Гоп-компания исчезла так же неожиданно, как и появилась. Перевороченный багаж и окурки где попало – вот и всё, что напоминало о налёте. Комната, в каком-то роде изнасилованная, внезапно сделалась очень большой и пустой.
Итачи болезненно выпрямил спину, не торопясь посмотрел на Кисаме; тот точно в такой же манере уставился в ответ. Они играли бы в гляделки ещё долго, но из оцепенения их вывела внезапно обрушившаяся тишина: закончилась песня. Хошигаке в другой ситуации, с другим человеком наедине наверняка впал бы в истерику от смеха или, может, принялся бы скандалить, выясняя, кто виноват и не уследил. Но он остался наедине именно с Итачи, и ощущал что-то смутное, вроде стыда, как в детстве, когда выпендриваешься перед девчонками или, там, сэмпаями и падаешь, позоришься.
Хошигаке отвёл глаза первым, широким шагом подошёл к окну, распахнул его, чтобы проветрить, впустить свежий воздух в комнату и собственную голову заодно, затем выключил музыкальный центр. Стоя к Учихе спиной и поглаживая контрольную панель сплошь в плоских кнопках, он отстранённо спросил:
- И как они вломились?
- Сам же и ответил: вломились, - без заминки сказал Итачи. По голосу не было похоже, чтобы он злился или переживал. Тон был приятным, от него сразу приходило осознание, что всё в порядке.
- А где электрошокер? - продолжил Кисаме выяснять подробности инцидента.
- На кровати остался, я про него забыл от неожиданности.
- И больше ничего вы не хотите мне объяснить, Итачьсан? - Плохо. Нервы умоляли сорваться на крик. – Например, откуда знаете про наркоту - и не отрицайте, уж до этого-то я додумался. Или ЧТО ЭТО ЗА КАРТИНА?!
Докатились. Приехали. А-а-атлична-а-а. Дюжина мужиков с пистолетами его из себя не выводит, а один безоружный пацан справляется на «ура».
- Так та же самая картина, Кисаме.
Нет, он что, издевается? Хошигаке крутанулся на месте и рявкнул:
- А где тогда светильники?!
Итачи вместо ожидаемого возмущения из-за повышенных тонов только слабо улыбнулся, будто являлся хранителем некоего тайного знания, и ответил:
- Я их съел.
Это прозвучало просто, по-детски, а то, каким ребяческим беззащитным жестом Учиха убрал со лба чёлку, только усугубило эффект.
Кисаме остолбенел, глядя на спутника во все глаза. Мозг его молчал, никак не реагируя; лишь через минуту между полушариями жахнула вспышка и вздыбился грибок атомного взрыва. Что-то натужно заскрипело, вставая на своё место.
- Ё-о-обаный насос, - ахнул он, запуская пятёрню в волосы, и ринулся к столику, где лежала растерзанная картина. Чёрное полотно, обнимающее подрамник, казалось сплошным. Хошигаке схватил его, поднёс к глазам и наклонил таким образом, чтобы глянцевая, в общем-то, краска заблестела от скудного дневного света.
В местах, где ещё недавно красовались белые прямоугольники, сплошной слой акрила, хотя и не отличался по фактуре, отражал ощутимо иначе, более липко, гладко.
- Ну, блядь! – выдохнул Кисаме, не помня себя, чувствуя, как восхищение чужой гениальностью и молодецкое ликование разгаданной загадки пульсируют на месте взорванного мозга. – На самом видном месте!..
- Подкрашенный клей залит таким образом, чтобы сливаться с фоном, - пояснил Итачи, так и не сдвинувшийся с места. Затем, показывая рукой горизонтальные слои, добавил: - На него посажены тонированные желатиновые марки, поверх слой вещества, поверх – ещё одна марка. Практически идеально.
Кисаме глядел на мальчишку во все глаза, не выпуская из рук подрамник.
- Мы должны очень серьёзно поговорить на тему того, откуда вам всё это известно, но сперва скажите, Итачьсан. Может, вы знаете, и сколько там было?
Учиха с готовностью отчитался:
- Знаю, шесть доз каждого.
Хошигаке мелко закивал своим мыслям, бросил теперь, кажется, бесценную в плохом смысле слова картину на пол, приблизился к Учихе и водрузил руку ему на плечо, чтобы торжественно заявить:
- У меня для вас есть два интересных слова. Промывание. Желудка.
***
Пацан, наскоро переодетый в спальную футболку, с подобранными резинкой волосами, сидел на закрытом крышкой унитазе и послушно допивал второй литр негазированной минеральной воды. Прозрачные капли периодически стекали с уголков губ по подбородку. На то, как Итачи пьёт, смотреть оказалось неожиданно тяжко. Он отдувался, утирался, давился; краснели губы, глаза слезились, ресницы слипались. Ужас.
Хошигаке, немного волнуясь за состояние здоровья своего спутника, подгонял его в исключительно превентивных целях, а не чтобы это мучительное испытание водой поскорее закончилось.
- Чего ж вы их в раковину не кинули или в жопу не засунули? – ворчал мужчина, поглядывая на часы: во избежание передоза нужно было оперативно проблевать Итачи за пятнадцать минут.
- Раковину и унитаз они проверили бы обязательно, а штаны бы как я… - начал оправдываться мальчишка, но тут же оборвал себя и строго бросил: - Так, хватит издеваться, я, между прочим, наши шкуры спас! Ртом было быстрее всего, короче.
- Ну да, оно всегда так, ртом-то, - как можно нейтральнее протянул Хошигаке, глаз которого едва заметно дёрнулся. – Вы пейте-пейте, не отвлекайтесь.
Наконец минералка закончилась: пацан, запрокинув голову, выставив свою бесстыдную шею, влил внутрь последний глоток и победно шваркнул по тумбе возле умывальника пластиком бутылки, когда оторвал её от губ. Переведя дыхание, Итачи прислушался к себе, робко зажал руки между колен и поднял на Кисаме какой-то враз присмиревший взгляд, а затем переспросил:
- И что теперь?
Хошигаке поочерёдно указал на раковину, ванную и унитаз:
- Выбирайте локацию.
Перспектива обниматься с фаянсовым товарищем Учиху явно не радовала, потому мальчишка поскорее кивнул на раковину и неуверенно поднялся.
- Ты не выйдешь? – осведомился он через плечо. Получилось словно бы даже и просяще.
- Чтобы вы тут башку раскокали, в обморок свалившись? – хмыкнул Кисаме, изогнув бровь. – Ну уж нет, Итачьсан, придётся нам знакомится поближе, - и прикрикнул: - Изливайте душу, бегом, два пальца в рот!
Учиха от крика подскочил на месте и даже дёрнул было руку к лицу, но по какой-то причине остановился, нависнув над умывальником. На лице его читалась эмоция типа сомнения, только более глубокая. Он вздохнул и, полуобернувшись, грустненько так заявил:
- Я понял твою идею, но не получится, Кисаме, у меня практически отсутствует рвотный рефлекс. С детства с этим проблемы. Чего в рот не пихай – без толку.
Хошигаке всем своим естеством взмолился бесчисленным небесным пантеонам, чтобы они перестали вкладывать в губы этой куньей малявки подобные фразы. Титаническим усилием мужчина протолкнул дальше по горлу попавший куда-то не туда вздох и бесцветно сказал, поднимаясь с бортика ванны:
- Так это же вообще плюс, Итачи-сан. И простите сразу.
- Почему плюс? – недоуменно переспросил тот, разворачиваясь к Кисаме. – За что простить?
- Подрастёте – поймёте. А простить – за вот это…
Удар под дых согнул юного Учиху пополам. Вряд ли его когда-то особо били, а для человека, не привыкшего к физическому насилию, такое смерти подобно. Сперва перекрыло дыхание, и пацан тщетно хватал ртом воздух, ослепнув, к тому же, от боли, вцепившись руками в грудь и живот. Кисаме его придерживал, похлопывал по худенькой спине между лопаток и потому вовремя поймал момент, когда воздух вернулся в лёгкие мальчишки с новой, обжигающей силой, а скрутивший тело спазм погнал всю выпитую воду вон из желудка. Хошигаке рывком вздёрнул тщедушного Итачи над тумбой, нагнул в раковину, чуть не приложив головой о кран, и внимательно вгляделся в то, что нутром Учихи извергалось.
Сперва вода выходила почти прозрачной, следом толчками выплеснулся мутноватый, с белыми волоконцами, поток и наконец у чёрной звёздочки слива сбилось требуемое: три желатиновые марки.
Кисаме знал, что приступ тошноты промучает Итачи чуть дольше необходимого, потому повернул плохо стоящего на ногах и красного лицом юношу отплёвываться, кашлять и мучиться бесплодными спазмами в ванную, а сам, ни капельки не брезгуя, извлёк пальцами со дна раковины «светильнички» и разложил на ладони, чтобы внимательно разглядеть. Две из марок ещё не поддались влиянию желудочного сока и оказались, насколько это возможно, полностью целыми. Третья недосчитывалась одного угла: он либо уже успел раствориться внутри Итачи, либо оторвался, приклеился к стенке желудка и всё равно скоро растворится.
Хошигаке удовлетворённо кивнул, стряхнул марки обратно, включил воду и вымыл руки, чтобы затем вернуться к тяжело дышащему Учихе, буквально висящему на бортике ванной.
- Ну, что, Итачьсан, - заявил он радостно, - если в вас и попало сколько-то вещества, то исключительно в пределах запланированного. Вы не знаете, случайно, что там было? Галлюциногены, седативы, стимуляторы?
Чёрная макушка Итачи закрутилась в отрицании, и Кисаме бодро посулил:
- Ничего, узнаем, когда плющить начнёт! Вы же, небось, никогда раньше наркотики не употребляли, да?
Движение головы повторилось.
- Ну, с грехопадением вас! – поздравил мужчина и расхохотался. Утреннее веселье, кажущееся сейчас таким далёким, снова вступало в свои права.
- Кисаме, - со звенящим музыкальным эхом позвала ванная.
- М-м-м?
- Спасибо, что позаботился обо мне. Я понимаю, это, вроде как, твоя работа, но всё равно…
Взгляд Хошигаке замер на выступающей под футболкой чужой лопатке, и мужчина аж перекривился весь, словно от зубной боли, но ответил:
- Во-первых, да, дядя платит, во-вторых, сами же сказали, что сегодня наши жопы спасли вы.
- Я сказал «шкуры».
- А на жопах шкур типа нет. Вы как?
-Я нормально, - после недолгих раздумий решил Итачи. – Иди в комнату, сейчас умоюсь и выйду.
Мужчина накинул на плечи пацана гостиничное пушистое полотенце и покорно отправился прочь, бросив напоследок:
- Если через десять минут не вылезете, буду ломиться без стука.
Что за херь происходит, что она значит, а также что делать – все эти вопросы Кисаме оставил на потом. Итачи показал себя сегодня отлично, даже несмотря на выпавшие потрясения, и заслужил спокойный отдых - последний для этой поездки.
***
Ожидаемо, никакого отдыха не получилось: спать Итачи не мог.
Кисаме, лежащий в кровати и окружённый густой тьмой, боролся со слипающимися глазами, твёрдо намереваясь сперва дождаться, пока уснёт его обдолбанный подопечный, а уж после почивать самому. Но задача оказалась не из лёгких: двери обоих спален были распахнуты, и ночная тишина позволяла слышать, как мальчишка надрывно дышит, вздыхает и ворочается, ворочается, ворочается. Вопрос состоял в следующем: вынесет он приход в одиночку или нет?
Около трёх ночи Итачи не выдержал. Заскрипела кровать, взвизгнули пружины матраса, что-то зашелестело. После непродолжительного шипения ткани по полу Учиха возник в дверях комнаты Хошигаке с одеялом на плечах на манер мантии. Ни секундочки почему-то не сомневаясь, что хозяин спальни не спит, мальчишка поведал в темноту:
- Не могу спать. Не могу быть один. Слово есть такое отличное… стрёмно.
«Стимуляторы», - сделал для себя вывод Кисаме и сел на кровати, откинув простынку, которой укрывался. Следом щёлкнул выключатель ночника, от света которого Итачи отшатнулся, как монстр от буддистского монаха.
- Идите сюда, - поманил Хошигаке.
Учиха, нервное привидение в оранжевых бликах, послушно подошёл, продолжая жмуриться на свет, что есть мочи, и уселся на кровать рядом - смешной кокон одеяла с торчащей из него растрёпанной головой. Кисаме, тоже щурясь, откашлялся, хрипя прокуренным горлом, матернулся, прикурил и начал внимательно рассматривать пацана.
Итачи выглядел так, словно пробежал за очень короткое время очень длинную дистанцию. Дыхание учащённое, холодный пот валит градом, в конечностях – мелкий необоримый тремор, а сердце наверняка стучит с силой и скоростью отбойного молотка. Знакомое состояние. Наверняка какие-то новые интересные подробности, недоступные Кисаме, имеют место быть: вещество ведь свеженькое, с «прокачанным» эффектом. Но общий фон не изменился и вряд ли изменится когда-то.
В завершение осмотра он схватил Итачи рукой под подбородок, сжал пальцы на щеках, заглянул в глаза, бесцеремонно, с медицинским интересом. Светобоязнь объяснялась тем, что и без того очень тёмные глаза мальчишки практически полностью затопили нездорово пульсирующие зрачки.
- Правильно, что укутался, - в конце концов заговорил мужчина. – Ещё из помощи… ну, на вот, минералка, конфеты. И, в общем, всё.
Одеяльный монстр протянул свои мягкие лапы, ловя шелестящую упаковку с разноцветным ворохом конфет внутри и бутылку воды, добытой в мини-холодильнике, после чего удручённо поник и заявил:
- Да я ничего, адекватно себя чувствую.
Кисаме на это выдавил ухмылку:
- Все так говорят, Итачи-сан.
- Ну, тогда, может, хоть пойму ход мысли кого-то из великих, кто употреблял, - не сдавалось одеяло.
- Да, это более вероятно, хотя… там, скорее, галлюциногены были.
Хошигаке неспешно курил, уперев одну руку в колено, и наблюдал за тем, как Учиха отстранённо высвобождает из-под одеяла руки, чтобы перехватить пакет со сладостями у верхушки, потянуть. Упаковка с треском раскрылась, мальчишка без аппетита рассмотрел её содержимое, достал полупрозрачный карамельный камешек химического красного цвета и отправил в рот.
- Не грызи, зубы попортишь, - запоздало предупредил Кисаме после оглушительного в тишине треска раскушенной конфеты. – Эх, лучше бы я тебе… вам. Вам жвачку дал.
Итачи оплошности в речи не заметил, выплюнул на подставленную ладонь острую по краям половинку леденца, повертел туда-сюда. Уточнил, повернувшись к мужчине и протягивая ему сладкую блестяшку:
- Будешь?
Кисаме удерживал улыбку и покачал головой; тогда Учиха неловко перегнулся через него к тумбочке, роняя минералку с колен, и водрузил осколок карамельки туда. Вернулся в прежнюю позу, задумчиво гоняя конфету во рту и глядя куда-то в стену. Пытался было облизывать пальцы, но быстро уразумел, что во рту всё тоже липкое и сладкое. Нога пацана отбивала по раме кровати морзянку, заставляя подпрыгивать край одеяла.
- Мне всё время кажется, - для удобства запрятав леденец за щёку, спустя какое-то время заявил он, - что звонит телефон.
«Э, как ребёнка прёт!» - умилился Кисаме, сквозь смутное желание заставить его выплюнуть сосульку на хер и надавать по лицу.
- Какой телефон, Итачьсан? – поинтересовался мужчина взамен этого, чисто для поддержания разговора.
- Ах, ты, маньеризм! – на искусствоведческом ругнулся пацан вместо ответа, выплёвывая вторую половину сладости, но уже просто на ковёр. Видимо, в процессе возвращения карамели из-за щеки на язык острый край порезал нежную слизистую нёба. – Какой, какой, тот, полицейский… ай, больно!
Кисаме почувствовал, как волосы на голове распрямились и зашевелились в вялом канкане. Перед его внутренним взором возник чёткий, как на рекламной листовке, чёрный, непонятного происхождения мобильник пацана. Удержав поток нецензурной лексики, мужчина, боясь спугнуть отвлечённого травмой мальчишку, медленно повернулся к нему. Учиха полностью ушёл в ощупывание себя любимого языком изнутри, а в итоге добавил туда же ещё и палец, затем извлёк его наружу, осмотрел и протянул Хошигаке:
- Гляди, ну, кровь же!
- Это полиция вам про наркотики рассказала, Итачьсан? – беззаботно осведомился тот, цокая над окровавленным пальцем.
-М-м-гм.
Здравствуй, маразм. Живите вечно, растреклятые Учихи, со своими растреклятыми сюрпризами. Кисаме даже начал злиться, но чувство быстро потухло – что толку было сейчас рвать и метать?
- Итачьсан, а вы не женщина, случайно? – вяло пошутил он вместо этого.
- А что, - всполошился пацан, выпрямляясь с настороженным лицом, - я странно себя веду?
- Просто подумал, что ещё судьба подкинет. А ведёте вы себя нормально. Всю подноготную мне сливаете, но так, вообще, нормально.
Мальчишка, потенциальный предатель всех и вся, кивнул, мягко улыбнувшись, и захотелось его утешить, а не подозревать и допрашивать.
Хошигаке нашёл на полу свою куртку, намереваясь добраться до лежащей там початой пачки сигарет, но в кармане неожиданно для себя самого нащупал шершавый свёрток. Оглядел его, припоминая. А, ну да.
- Вот, - за окликом последовало швыряние в Учиху дневной покупкой. – Думал, вам на руку сгодится, картину таскать, а теперь без надобности.
Итачи поймал подарок на удивление ловко, рассмотрел со всех сторон, принялся вскрывать упаковку. Бумага приставала к его липким пальцам. Кисаме понаблюдал за ним немного, затем закинул на кровать ноги, перебрался с простынёй и подушкой на дальнюю от ночника сторону. Устраиваясь там поудобнее, он вспомнил про должный инструктаж:
- Я спать, завтра за руль и, очевидно, день предстоит – жопа. Вы тут сидите, можете ложиться. Если что, сразу будите меня.
С тем он наглухо укутался в простынь с головой и принялся отчаянно искать скоропостижного забытья, потому как мозг справляться с проблемами пока отказывался. Учиха ему никак не ответил, только ещё повозился с шорохом у ночника, а затем выключил свет, продолжая сидеть на кровати – матрас под его весом едва ощутимо прогибался, да и рама продолжала ходить ходуном от ритмичных ударов пятки.
В итоге, едва лишь Кисаме удалось поймать за хвост какое-то тревожное сновидение, как он почувствовал лёгкое, но настойчивое прикосновение к плечу. Подозревая неладное и поддаваясь невнятному испугу, мужчина тут же повернулся на спину и сипло переспросил:
- Ками-сама, ну что ещё?
- Завяжешь? – ответили ему встречным вопросом из темноты, негромко, но очень серьёзно.
Кисаме потребовались два глубоких вдоха-выдоха для осознания смысла просьбы. Сердце самым глупым образом ёкнуло, в груди лопнула ёмкость с чем-то тёплым, что разлилось внутри, приятное и дурнотное одновременно.
- Руку, - сухо потребовал Хошигаке, старательно сглатывая это чувство.
Едва различимые очертания протянули в его сторону более плотную темень, чем окружающее пространство. Кисаме, покрывая про себя всё на свете трёхэтажными эпитетами, перехватил руку мальчишки в воздухе, почувствовал под пальцами прохладную влажную кожу ладони, провёл выше, до запястья. Вечером, после промывания желудка, Кисаме занялся конечностями: свой разбитый о стену кулак смазал какой-то благоухающей гадостью, чтобы смягчить корочки, затем наново перебинтовал растревоженную пластиковой шлейкой рану пацана. Поверх свежего слоя бинта, твёрдого наощупь, болтался незакреплённый кожаный наручник.
Итачи терпеливо ждал в наверняка неудобной позе всё то время, что мужчина вслепую возился с завязками браслета. Включить свет никому и в голову не пришло.
- Не туго? – осведомился Кисаме, покончив со своими манипуляциями.
- Я знаю, ты бы нас всё равно спас, даже если бы я не додумался съесть их, - невпопад откликнулись из темноты, которая сделалась живой, сдавила горло, мешая дышать нормально.
Кисаме едва удержал глаза от того, чтобы те не полезли на лоб. Непонятным полурывком он развернулся обратно на бок и уже оттуда отчеканил:
- Ками-сама, лучше я просто буду спать.
Прозвучало это жалобно.