Глава 36. Понедельник 24 мая

[mybmansion]

Название: Шесть недель
Неделя: 6
День: 1
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для шестой недели): AU, angst, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.

Глава 36

Понедельник 24 мая

- И что ты опять сделал, Узумаки? - Гаара изобразил ладонью какой-то непонятный жест, долженствовавший означать раздражение, и поманил его к себе: - Сюда иди.
Наруто послушно подставил шею и, пока Гаара, бурча под нос обвинения в неряшливости, перевязывал его галстук, продолжал одновременно разговаривать с сидящими напротив подругами.
- Я не знаю, но нам сегодня препод сказал, что зачёт он уже сдал, - бросил он вполоборота Сакуре, которая с сосредоточенным видом мешала пластиковой ложечкой капучино. – Не знаю, когда он успел.
- Это надо у Неджи спросить, они ведь лучшие друзья, - отозвалась торопливо подпиливающая длиннющие ногти Ино и перекинула густую волну светлых волос с правого плеча на левое. – Чёрт, ну и жарища, правда?
Оторвавшийся всего на миг от чужого галстука Гаара наградил её мрачным взглядом:
- Это не повод, чтобы показывать всему миру свои сиськи, Яманака, – и повёл неодобрительно бровями в сторону выглядывающего из глубокого выреза пышного бюста блондинки, на что та только фыркнула.
Сегодня, в первый день зачётной недели, ни у кого не было настроения шутить, и во время ритуальной встречи в буфете невыспавшиеся и нервничающие студенты то и дело обменивались вялыми переругиваниями. На повестке дня была новость о Шикамару: нынешним утром выяснилось, что староста лингвистов ещё на прошлой неделе позаботился о сдаче зачётов, а в университет попросту не явился; на звонки он тоже почему-то не отвечал – оттого четвёрка друзей, подогретая любопытством, с нетерпением ожидала прихода старшекурсников Неджи и Тен-Тен, дабы узнать, что им известно о странной пропаже гениального стратега и самой ленивой задницы во всём университете.
Явившейся парочке действительно удалось пролить свет на таинственное исчезновение.
- Он сдал всю сессию экстерном, - объяснил Хьюга, безразлично передёрнув плечами. – А сегодня у него первый день работы в Sabaku-tech, он туда тестировщиком программного обеспечения ещё на прошлой неделе устроился.
Все взгляды разом сошлись на Гааре, отчего тот едва не подавился кофе. Надо, однако, отдать ему должное – он изо всех сил старался удержать на лице сползающую маску спокойствия, и вопрос его тоже прозвучал донельзя непринуждённо, словно разговор шёл вовсе не об отношениях его друга с Темари.
- То есть, это его план по возвращению моей сестры, да? – спросил он, поставив на стол свой стакан.
Неджи кивнул.
- И ты об этом всё время знал? – Зелёные глаза Гаары недобро сверкнули. - И мне, конечно же, не подумал сказать?
- Я решил, что ты его убьёшь, - совершенно невозмутимо ответил Неджи с таким видом, словно совершенно не чувствовал переменившейся за столом атмосферы. – Хотя ты достаточно чётко дал всем нам понять, что тебе нет дела до их отношений, я всё-таки думаю, ты не совсем искренен даже с самим собой.
- Да, кстати! – вступила в разговор оторвавшая взгляд от конспекта Тен-Тен. – Хьюга прав! Ты сам говорил, что тебе плевать на их шуры-муры. С какой такой радости ты нам тут теперь волны ненависти распускаешь, красавчик?
В ответ на это Гаара состроил уязвлённый вид, пробурчал что-то невразумительное и явно нелестное, после чего скрестил руки на груди и насупился, таким образом демонстрируя, что продолжать разговор не намерен. О Шикамару и его планах очень скоро было благополучно забыто, ведь до окончания перемены оставалось всего десять минут, и после звонка всех ожидало возвращение в тяжкий мир последней рабочей недели: контрольные тесты, досдачи работ, устные отработки пропущенных пар, а после этого – венчавший напряжённый день первый зачёт, по которому очень хотелось получить достойный балл, ведь он всё-таки был первым, задающим тональность всей летней сессии...
Сакура и Ино отвлечённо жевали булочки и читали один на двоих конспект, Неджи прогонял невесту по списку вопросов, и только «сладкая парочка» компьютерных лингвистов даже не подумала открыть для повторения учебные материалы – сидя рядом, касаясь друг друга плечами, они по старой привычке слушали музыку, делясь одной парой наушников на двоих, и у каждого в голове волынкой крутились свои невесёлые думы. Наруто отчаянно вгрызался в память, пытаясь вспомнить, какого цвета рубашка была на Саске в тот самый день, когда всё полетело к чертям, и почему-то это было очень важно – вспомнить. Гаара же косился на лучшего друга исподтишка и пытался придумать способ, который избавил бы его от занозы в сердце, имя которой было Учиха Саске.

***
- Ну откуда же я знал?!
Сцепив ладони за спиной, Канкуро мерил свой кабинет огромными шагами, и звук этот – размеренное и неспешное топ-топ-топ – был единственным, что нарушало звенящую от напряжения тишину. Как типичный уроженец Суны, он терпеть не мог заставленных помещений и всему предпочитал умеренность: в его просторном офисе из мебели были только рабочий стол, кресло, стулья для посетителей и высокий шкаф с документами, внутри которого находился сейф – остальное пространство пустовало, и даже на мягкого горчичного цвета стенах не висело ни одной картины, что нередко удивляло сотрудников-коноховцев, любящих оживлять свои рабочие места свежими тонами. Шино объяснял эту страсть к упрощенчеству замкнутым характером начальника, и Канкуро склонен был с ним согласиться, хотя вслух каждый раз опровергал подобные заявления фразой наподобие: «Я просто ненавижу собирать вокруг себя хлам», на что лучший друг только загадочно улыбался.
Безусловно, проницательный Абураме был, как всегда, прав в своих умозаключениях, однако было ещё кое-что, чем вице-президенту Sabaku-tech нравились просторы своего кабинета – там можно было ходить, а именно в движении ему легче всего думалось. В этот раз ходьбой он убивал одновременно двух зайцев: помогал мыслям быстрее сменять друг друга в сознании и убегал от обвинительного взгляда сестры. Темари, идеально выпрямившаяся и как никогда строгая, сидела в его кресле с таким видом, словно вот-вот разорвёт кому-то глотку и с удовольствием напьётся бьющей оттуда горячим потоком крови, и Канкуро с каждой минутой становилось всё яснее, что этим кем-то, вероятнее всего, окажется именно он.
- Послушай, - он остановился на миг, чтобы встретиться с ней взглядом и проверить, не сменила ли молодая женщина гнев на милость. Убедившись, что до прощения ему ещё далеко, он возобновил своё беспорядочное хождение и, дабы не оставлять слово повисшим в воздухе, взялся повторять уже трижды проговорённые им объяснения: - У него отличные рекомендации, он умный, быстро соображает, образование подходящее. Ну откуда я знал про тебя?
Темари молчала. Она не издала ни звука с тех самых пор, как десять минут назад ворвалась в офис к брату в жуткой истерике и, с неженской силой стуча кулаком по столу, потребовала объяснений, что Нара Шикамару забыл в офисе их фирмы. Её тонкие обескровленные губы были плотно сжаты, чистый лоб перечеркнула глубокая морщинка, а глаза превратились в две угрожающие щёлки. Длинными ногтями правой руки она стучала по ручке кресла, в котором сидела – медленно, равномерно, и всё молчала, словно ожидая чего-то.
- Я не уволю его, - бросил Канкуро злобно, догадавшись, к чему весь этот бойкот. – Не имею права, не за что. Если бы ты раньше потрудилась рассказать мне обо всём, я бы распорядился, чтобы его на интервью завалили, хотя это и подсудное дело, но…
- Просто сделай так, чтобы на нашем этаже его не было, - внезапно подала голос Темари.
Канкуро замер и повернул к ней голову через плечо, удивлённый. В чертах сестры, ожесточённых упрямством, что-то неуловимо дрогнуло:
- Можешь мне это пообещать?
И столько во взгляде её было откровенного, настоящего, необычайно живого, что непоколебимая воля подвела вице-президента компании, привыкшего к строгости и порядку и ожидающего от своих близких проявления тех же качеств – он совершенно растерялся.
- Я… Я не знаю, - пробормотал он, опустив голову, чтобы не видеть больше этого её трогательного взгляда, пробуждающего в нём заброшенные по отношению к сестре инстинкты защитника. – Это ведь работа, его может занести и на наш этаж, сама знаешь, как это всё происходит…
Он услышал, как она поднялась – неспешно, будто специально медля в надежде, что он передумает.
- Ладно, я поняла, - бросила Темари колюче и направилась к выходу. – У меня дела, нужно идти.
Оставшись в кабинете в одиночестве, Канкуро ещё долгое время не мог сосредоточиться и всё бродил по своему пустому офису из угла в угол – ему всё не давала покоя сложившаяся в коллективе щекотливая ситуация. Если сестра описала историю с этим Нара верно, в сердечных делах тот был полнейшим профаном и мальчишкой, Сабаку Темари недостойным, и откуда столько злости к одному-единственному молокососу, ему было невдомёк. В том, что его крутая сестрица не испытывала к этой пародии на мужчину романтических чувств, у Канкуро не было ни капли сомнения – с её-то многолетним опытом отшивания таких вот кавалеров!.. Учитывая, что Нара Шикамару - приятель Гаары, ситуация представала в ещё более странном свете, и сообразить, что к чему, тут явно было непросто.
Канкуро пошёл по лёгкому пути: вызвал своего лучшего друга и известного в узких кругах эксперта по женской психологии, Абураме Шино. Если кто-то и мог распутать этот диковинный клубок, то только он.

***
Кисаме заглушил мотор и повернул голову в сторону напарника. Итачи, выглядящий снова привычно, по-деловому, сидел рядом совершенно неподвижно, с неестественно прямой спиной, положив ладони на колени. Взгляд его был сосредоточен на возвышающемся впереди доме, практически вросшем в густой шумящий лес. Рядом с ними остановился чёрный полицейский фургон, в котором ехали патрульные, судмедэксперты, фотографы, Орочимару, двое детективов из отдела, а также сам хозяин огромной двухэтажной громадины, которого привезли сегодня с таким пышным эскортом, чтобы тот поведал им ещё немного своих секретов.
Всю дорогу, что два автомобиля ехали в ряд от участка до заброшенной окраины города, где и располагалось жилище душегуба, Итачи хранил молчание и только следил в зеркало заднего вида за держащимся позади фургоном. Кисаме думал было начать разговор, но когда напарник не отреагировал на дважды прозвучавший вопрос, оставил эти попытки и просто включил радио, потому что ехать дальше в тишине было невыносимо. С момента поимки преступника у них так и не нашлось времени поговорить наедине обо всём, что произошло, и отчасти Кисаме винил в этом себя. Правда была в том, что все эти занятые дни он не находил себе места от гнетущего желания закрыть дело – хотелось поскорее поставить во всём этом кошмаре точку и попытаться вспомнить, как они жили до того, когда всё это началось. Возможно, хотя бы таким образом он сможет наконец-то прекратить думать о том, что могло бы случиться с Итачи, если бы не…
По окну постучали, и оба напарника вздрогнули одновременно, словно вырванные из общего сновидения. Орочимару откинул с лица длинные смоляные пряди, с которыми играл ветер, и указал в сторону дома. Кисаме кивнул. Задания они распределили ещё в участке: их троице полагалось в компании одного из фотографов обыскать дом Мизуки на предмет прямых улик доказательства его вины, а основная группа должна была возиться с арестантом, который обещал показать им место захоронения своих предыдущих жертв в лесу.
- Итачи-кун, - поприветствовал Орочимару молодого детектива, когда тот, сосредоточенный и невесёлый, вышел из автомобиля и ступил на траву. – Если ты захочешь подождать в машине, мы с Хошигаке-саном…
- Я пойду, - оборвал его Итачи строго и, проигнорировав обвиняющий взгляд любовника, с силой захлопнул дверцу.
Фургончик уже был открыт, и детектив Мори махал кому-то внутри рукой, приказывая выходить. Руки у Мизуки были сцеплены за спиной наручниками, на ступнях также звенела цепь, только подлиннее, оттого спускался он с чрезвычайной осторожностью, а сзади его поддерживал за локоть один из патрульных. Следы побоев на лице уже немного зажили – по крайней мере, смотреть на Мизуки уже можно было без внутреннего содрогания.
Члены второй команды собрались в круг за фургоном, решая, в каком порядке будут двигаться, а их подопечный стоял, понурив голову, и не бросил на свой стоящий невдалеке дом ни одного взгляда. Единственным, что заставило его проявить интерес к окружающей действительности, стал голос Итачи – тот, демонстративно не обращая внимания на присутствие своего почти убийцы, заспорил с Кисаме о том, стоит ли им разделяться для обыска дома. Молодой детектив не стал подавать виду, что заметил устремлённый на него взгляд, хотя, Кисаме был в этом больше чем уверен, наблюдение он почувствовал.
- Ладно, там договоримся, - бросил он коротко, почему-то опасаясь давать Мизуки рассматривать Итачи дальше, и поманил фотографа за собой.

***
Умино Ирука не был уверен, что это была хорошая идея. Звоня сегодня в университет и предупреждая о своём отсутствии, он ещё не знал, наберётся ли храбрости всё-таки совершить то, ради чего впервые в жизни прогуливал работу. Упаковывая аккуратно разрезанные куски тяжёлого многослойного шоколадного торта в картонную коробку, он безразлично прислушивался к собственным чувствам – за последнюю неделю он столько думал обо всём произошедшем, что попросту устал переживать и волноваться. Торт он испёк сам, потратив на возню со сложным рецептом всё воскресенье. Мама всегда учила его думать о хороших вещах во время готовки, однако в этот раз послушный сын нарушил мамины заветы: весь день у него из головы не выходила предстоящая встреча с Какаши.
Какая-то милая девушка, с которой они вместе ехали в лифте, спросила, когда они направились в сторону одного офиса, кого он желает повидать, и Ирука, чуть заикаясь от волнения, уточнил, здесь ли работает нынче Хатаке Какаши, на что его невольная спутница зарделась, как влюблённая школьница, и пообещала провести его к Хатаке-сану, если тот не занят.
Какаши они обнаружили возле кофейного автомата: он стоял, оперевшись о стену, плечом к плечу с черноволосым мужчиной с красивыми глазами, которого Ирука никогда прежде не встречал, и, в одной руке сжимая красный стаканчик с кофе, а в другой держа какие-то бумаги, доказывал что-то своему спутнику. Тот, в свою очередь, отстаивал своё мнение, но о чём же вёлся их спор, расслышать издалека было невозможно – мужчины говорили очень тихо.
В определённый момент психолог сообразил, что не может отвести от своего бывшего коллеги взгляд, и дело было не столько даже в шикарном костюме или аккуратной причёске – все эти внешние проявления всего лишь усиливали впечатление, но не больше. Какаши переменился изнутри. Из его улыбки пропала ленивая грусть, словно он был наблюдающим с небес за людьми разочарованным богом, а взамен появилась некая дерзость, уверенность. Уверенностью светилась вся его фигура, она была заметна в каждом жесте, каждом взгляде – и это было ничем иным, как состоянием нашедшего своё место человека. Тот, кто стоял в другом конце комнаты для отдыха фирмы Nami-Kaze, был совершенно не тем Хатаке Какаши, которого знали в лингвистическом университете Конохи как флегматичного ленивца с ужасными привычками грубить кому ни попадя и выкуривать по две пачки сигарет в день. Он мог быть его братом-близнецом, или просто невероятно похожим незнакомцем, или кем угодно – но только не им. Потому что люди не меняются радикально всего за неделю с лишним. Такого не бывает.
Мужчина, спорящий с Какаши, внезапно разозлился, вырвал у него бумаги и замахнулся ими на соперника, но тот, смеясь, увернулся – и Ирука поймал себя на том, что любуется его искренней улыбкой. Все те три года, что они были знакомы, ему ни разу не доводилось видеть Какаши хохочущим настолько искренне. Ему это шло.
Рядом с ним томно вздохнули, и психолог, успевший забыть, что не один, вздрогнул и обернулся. Теперь рядом с его спутницей из лифта стояла ещё одна девушка, и обе, будто загипнотизированные, смотрели полными обожания глазами на пререкающуюся парочку.
- Ах, Хатаке-сан, Учиха-сан! - пробормотала одна из них и с улыбкой покачала головой. – Как же приятно видеть их снова в команде!
Поборов лёгкое смущение, Ирука всё же спросил:
- А что вы думаете о Хатаке-сане?
Девушка издали синхронный томный вздох и хором протянули:
- Он лучший!
- Лучший работник? – уточнил мужчина.
- Во всём! – уточнила красавица из лифта. – Особенно приятно видеть его рядом с Учихой-саном. Тому без него туго приходилось, бедному… Но теперь всё снова в порядке. Ой, - она вдруг спохватилась, - простите, я вас задерживаю, вы ведь хотели поговорить с ним. Пойдёмте.
Черноволосый мужчина, долженствующий быть тем самым Учихой-саном, заметил его первым.
- Какаши, - позвал он, не отрывая взгляда от нового лица, и потянул занятого изучением документа друга за волосы, чтобы тот поднял голову. – Это, кажется, к тебе.
Сколько бы он ни готовил себя к сцене встречи, сколько бы ни репетировал дома свои слова – всё это разом вылетело ненужным хламом из головы, стоило только серым глазам, холодным и пристальным, остановиться на нём. Под этим взглядом Ирука сразу почувствовал себя маленьким, глупым и ненужным, будто он был затерявшейся овечкой, прибредшей не в своё стадо, и дороги назад, к уютному дому, уже не было видать. Какаши молчал, молчал и его друг, замерли за спиной Ируки сладкоголосые работницы в ожидании развязки – и единственным аккомпанементом немой сцене стало типичное жужжание офиса в рабочий день: шуршала бумага, стучали степлеры, пищали компьютеры, тарахтели принтеры… Какаши смотрел пристально, будто въедаясь взглядом в каждую деталь его лица, и Ирука внезапно осознал, что если позволит этому продолжаться ещё хотя бы секунду, то попросту не выдержит напряжения. Поэтому он ляпнул, не думая, первое, что пришло ему в голову:
- Майто Гай передавал привет. Звал вас выпить на выходных.
Эти слова словно прорвали кокон молчания, в который невольно попали все участники этой странной встречи: черноволосый Учиха встрепенулся, отобрал у друга документы и куда-то направился, бормоча себе под нос: «А мне нужно работать…», девушки вдруг вспомнили о каком-то важном задании и умчали следом, почему-то оглядываясь, - и в следующий миг они остались совершенно одни. В комнате, безусловно, находились ещё люди, но им не было дела до визитёра их начальника, они не состояли во внезапно сложившемся круге коммуникации. Их было только двое.
Какаши всё ещё молчал, не сводя с него подозрительного взгляда, оттого Ирука почувствовал себя обязанным заговорить вновь.
- Я принёс вам кое-что. – Он вынул из пакета перевязанную лентой коробку. – Вы когда-то упоминали, что любите шоколадный торт, поэтому я…
Лицо Какаши всё ещё оставалось непроницаемой маской, под молчаливой инспекцией взгляда которой Ирука растерял конец предложения и забыл, о чём вообще хотел поговорить. На протяжении тех девяти дней, что прошли с момента их последнего разговора, Какаши ни на один миг не покидал головы психолога – словно какое-нибудь настойчивое привидение, его образ продолжал являться ему вновь и вновь, требуя внимания, требуя разрешения ситуации. Возможно, свою роль сыграла строгость Гая, или, может быть, причиной тому было чувство вины за грубость, но Ирука считал себя обязанным ещё хотя бы раз повидаться с Какаши и попросить у него прощения. Каким бы ленивым и плохим работником тот ни был, как бы он ни раздражал своим противным характером, всё же расходиться с ним разными путями и даже не сказать доброго слова было бы ужасно неправильно. Примерно таков был план Умино Ируки до прихода в офис Nami-Kaze, но встреча перевернула вверх дном всё.
Какаши, кажущийся совершенно другим человеком, принял подарок молча, даже не заглянув внутрь.
- Я… хотел извиниться за своё недостойное поведение, - наконец выдавил из себя Ирука, не зная, куда себя девать от смущения. – Извините… извини. И если всё-таки сможешь меня простить, то в среду у меня день рождения, и я подумал, что мы могли бы…
Он запнулся, так и не договорив до конца – в глазах Какаши сверкнуло что-то, как ему показалось, недоброе, и он, испугавшись, попятился.
- Словом, я прошу прощения. Ещё раз, - забормотал он, вперив взгляд в пол и сильнее всего сейчас боясь конфронтации. – А мне пора, пожалуй, у меня ещё…
Он развернулся и, не помня себя, устремился к выходу, кляня себя за нерешительность, за чёртову привычку выкать, совершенно неуместную, учитывая их историю, за приход и за приглашение – пока плечо его не сжали и не вынудили таким образом остановиться. Какаши держал под мышкой подарок и заглядывал ему в глаза, пытливо, будто стремящийся разглядеть что-то важное под микроскопом учёный. От этого взгляда бросало в жар.
- Почему бы нам не выпить вместе кофе в моём кабинете? – спросил вдруг Какаши, и вопрос его прозвучал скорее как утверждение. – Это в ту сторону, Ирука-сенсей.
- Да, пожалуй, - промямлил мужчина, окончательно растерявшись, и последовал, как крыса за мелодией волшебной дудочки, в указанный коридор за Какаши. Теперь им была окончательно утеряна надежда понять, что же всё-таки происходит.

***
Несмотря на то, что солнце уже давно поднялось над кромкой леса, дом всё ещё хранил в себе краски ночи и встретил их таинственным полумраком, дышащим пылью и временем. Переступая через порог, каждый думал о своём: Кисаме вспоминал, как, находясь под прикрытием, вынужден был неделю прожить в похожем доме, таком же пустынном и печальном; Итачи мысленно вернулся в ту ночь неделю назад, когда он лежал на асфальте, хватаясь за ускользающую реальность, и вдыхал бьющий в нос запах улицы; Орочимару подумал о загородном доме своего отца, в котором он ребёнком увидел призрак.
Мизуки писал о своём доме так: «Я купил его только из-за расположения – далеко от людей, близко к лесу. Никто меня не тревожил, я был один, я мог делать, что хочу. Мне, правда, так и не удалось превратить его в уютное жилище: слишком много свободного пространства, которое мне нечем было заполнить, ведь из Кири я практически не привёз вещей. Единственными местами, которые мне действительно нравились, были подвал и моя спальня». Именно с этих помещений Орочимару и предложил начать обыск, и никто не стал возражать – хотя бы даже потому, что находиться дольше в неприветливом полумраке прихожей никому не хотелось.
В подвале им пришлось повозиться. Это было достаточно большое помещение и, как и всё в этом странном доме, слишком пустое. Пустота буквально с первой секунды бросалась в глаза, и с тех пор как заметил её, прекратить её замечать было невозможно. В одном из углов был небольшой сундучок тёмного дерева, покрытый резными гравюрами. Орочимару опустился перед ним на одно колено и откинул крышку. Внутри в идеальном порядке лежал, дожидаясь хозяина, набор убийцы: два хирургических скальпеля, резиновые перчатки, бутылочка с крепким снотворным, полицейские наручники, верёвка. Подождав, пока фотограф сделает снимок, учёный выложил найденное и, когда ящик опустел, проверил его на наличие двойного дна. В тайном отделении не обнаружилось ничего.
Потеряв интерес к ящику, Итачи блуждал по квадрату подвала, пахнущему сыростью и ещё чем-то тяжёлым, для чего имени пока не находилось, и прикасался кончиками пальцев к толстым шершавым стенам. Ему представлялось, что, сложись всё немного иначе, он вполне мог так же, как и некоторые предыдущие жертвы безумца, очнуться в этом подвале. Возможно, его руки были бы прикованы к этой трубе, ржавой и наверняка издающей жуткие звуки при соприкосновении с металлической цепью. Возможно, он сидел бы на влажном полу, ощущая, как сырость въедается в него через ненадёжную одежду, и ожидал бы прихода своего мучителя. Кисаме не говорил с ним о том, что именно было написано в признании убийцы, но Итачи тайком ото всех попросил Куренай прислать ему копию, поэтому знал: до происшествия с машиной Мизуки использовал совсем иной ритуал обращения с жертвой. Заманив привлёкшего его чем-то юношу, он вначале бил их камнем по голове, затем затаскивал в подвал и оставлял там во тьме, прикованного, приходить в себя. Камень, чёрный лабрадор, он всегда носил с собой: как память о первом убийстве и как оберег. Кроме того, он предпочитал камень сильнодействующим снотворным, электрошоку и прочим способам лишения человека сознания, потому что был слишком осторожен. Если бы он, даже со своим медицинским прошлым, заказывал лекарства слишком часто, полиция могла бы его выследить; носить с собой электрошок означало бы самолично подписаться под собственным приговором; камень же был нейтральным: ношение его в кармане могло означать тысячи вещей, никак не связанных с убийством.
Обычно Мизуки давал пойманным в сети юношам сутки, во время которых он занимал себя работой и освобождал график следующего дня, чтобы можно было задержаться. С убийством он также не спешил, как со своими последними жертвами, ведь то была вынужденная спешка: слишком велика была возможность быть увиденным или услышанным. Со своей игрой он опять же не торопился. Порой, писал он в признании, мальчики жили у него несколько дней, некоторые – больше недели, прежде чем их постигала незавидная участь. Затем под покровом ночи их тела забрасывались в багажник машины, свозились в лес, на специальное место, и там хоронились бок о бок с предшественниками.
Вспоминая обо всех леденящих душу подробностях, описанных убийцей на бумаге так спокойно и невозмутимо, словно он рассказывал не о собственной жизни, а сочинял детективную историю, Итачи бродил от одного угла подвала к другому, не находя себе места и стесняясь попросить разрешения у Кисаме покинуть раньше времени это жуткое помещение, от которого мороз продирал по коже.
Когда все найденные вещественные доказательства были должным образом задокументированы, подвал наконец-то остался за их спинами, однако впереди ожидало испытание не менее серьёзное: комната убийцы. Она находилась на втором этаже, в восточной части дома, и из широкого окна, не закрытого шторами, открывался чудесный вид на зелёную волну сочного густого леса. Стоя к нему вплотную, Итачи представлял себя на месте хозяина этого чудовищно огромного и пустого жилища. Перед глазами плыли строки из прочитанного им накануне признания: «Я любил наблюдать за рассветом. После каждой смерти. Таким образом я напоминал себе, что несмотря на то что ночью от моей руки погибло живое существо, жизнь, тем не менее, продолжалась, и по всей планете каждую минуту рождаются сотни, тысячи новых людей. Я ощущал себя частью бесконечного круга жизни, винтиком в непостижимом механизме. И тогда моё чувство вины немного притуплялось». Итачи закрыл глаза и пустил фантазию на самотёк: вот над кромкой леса, в котором всё ещё властвуют ночные тени, возникает красная линия, затем линия растёт, расширяется, пожирает серость сумерек жизнерадостным оранжевым, и в определённый момент ты понимаешь, что видишь тонкий-тонкий ломтик красного солнца. Всё это время его не было – и вдруг он, будто из ниоткуда, появился, и ты уже не помнишь, каковой была картина без него. Ломтик стремительно растёт, превращаясь вначале в полукруг, затем разрастаясь до почти идеального круга – и вот он отрывается от чёрных ветвей, устремившись в небо. Ты отмечаешь, что вчера солнце не было таким красным, как сегодня – верно, оно оплакивает кровь, пролившуюся в ночное время, когда оно не вправе приглядывать за миром людей. Тьма в твоём сердце отступает, и ты чувствуешь умиротворение – впервые за долгие недели тебе снова спокойно, и ты теперь уверен, что можешь уснуть.
За его спиной раздался голос Орочимару:
- Смотрите, альбом. Хошигаке-сан, пролистните до конца, надо проверить… Так и есть, красные, как у того мальчика. Вот мы и нашли его сокровище.
Итачи не стал оборачиваться – он знал почему-то и так, что увидит в руках у учёного. Та таинственная связь между душегубом и его преследователем, о которой не раз упоминал при нём вскользь Орочимару, с завершением дела стала и его проклятием, поэтому он знал абсолютно точно, что альбом этот – для фотографий, с клейким прозрачным слоем плёнки на каждой странице, и что владелец альбома приспособил его для хранения своих воспоминаний, только в его случае это были вовсе не фотографии, а срезанные с голов убитых пряди… А ведь это так просто и, главное, действенно: если хочется вернуться мысленно в день, когда пролилась кровь того или иного юноши, можно просто достать нужную прядь, подержать её в руках, вдохнуть её запах, провести щёточкой по щекам – и всё вернётся, всё-всё-всё… Как будто сходил в кино и пересмотрел любимый фильм, заново переживая особо зацепившие моменты.
На плечо знакомой тяжестью легла рука:
- Ты в порядке?
Итачи накрыл руку любовника своей и пробормотал, стараясь звучать спокойно:
- Да, всё нормально.
Глаз при этом он не сводил с развернувшегося из окна вида: выедающие глаза своей зеленью луга, шумящие кроны высоких деревьев, а над ними – палящий круг солнца, такой необычайно яркий на фоне голубого, едва тронутого лёгкими облаками неба. Он знал, что если обернётся, посмотрит Кисаме в глаза – тот сразу всё поймёт; может быть, даже заставит уйти. Сзади щёлкала вспышка, и тихий голос Орочимару вежливо раздавал указания. Кисаме не двигался с места, видимо, ожидая от него чего-то ещё, какого-то знака, подтверждающего истинность его слов, или, возможно, хотел сказать что-то, но не решался.
«Если бы я мог сам облечь в слова то, что чувствую! – вздохнул молодой детектив про себя. – Если бы я знал, что со мной происходит…».
Ему не было страшно – чувства его сейчас были выше страха и далеки от привычных, поэтому он не знал, как можно вписать испытываемое в какие-либо мыслимые рамки. Тьма, живущая в этом доме, затаившийся по его углам мрак, пыльный и перешёптывающийся десятками мёртвых голосов, как будто взывали к нему, приглашали укутать невидимой шалью комфорта и утешения, ослабить плотные узлы напряжения, утешить и убаюкать… Это ли испытывал Мизуки, стоя у окна так же, как он сейчас, после очередного преступления? Об этом ли думал, слизывая со скальпеля кровь, пахнущую остро железом, вытирая испачканные в бордовом руки об одежду? Что происходило в его голове в те моменты, когда он произносил про себя: «Сегодня я убил ещё одного человека»? Говорил ли он слова благодарности той тьме, с которой, по его же словам, он был рождён и чтобы насытить которую совершал все свои злодеяния? Говорил ли он ей спасибо за то, что та, полакомившись угощением, оставляла его в покое и, как тот хищный зверь, скрывалась в прохладной пещере – отсыпаться и ждать, пока кончится день и она вновь вступит в свои владения?
Если Кисаме хотел что-то сказать, сделать этого он не успел – команде понадобилась его помощь. Воспользовавшись моментом, когда все были заняты, Итачи поспешно покинул комнату. Некоторое время он бесцельно блуждал по дому, вдыхая пыль и сырость, прислушиваясь к себе и к голосам, которые, казалось, жили в каждом укромном углу. Одна мысль не давала ему покоя. В тот день, когда он впервые решил вернуться в квартал после нападения, ему привиделся человек с чудаковатой тенью. Тень выглядела так, словно у мужчины выросли вдруг рога, совсем как на той карте в колоде гадалки, и Итачи, помнится, тогда ещё не отошедший от сотрясения, решил, что тот, кто стоит, сокрытый тенями, на противоположной стороне улицы и машет ему приветственно рукой – это и есть тот самый Дьявол, на которого велась охота. Но ведь Мизуки в то время точно был в баре, это не мог быть он… Просто какой-то человек? Возможно.
- Возможно, - повторил Итачи вслух, прислушиваясь к собственным шагам, тонущим в пустом пространстве наполненного тьмой дома. – Вот только был ли там вообще кто-то?..
Врачи предупреждали его о возможных галлюцинациях, и почему-то сейчас ему стало очень важно знать, в самом ли деле он видел там человека или тень была знамением его скорой встречи с Дьяволом. Ответить на вопрос, зачем, он не смог бы, ломай он себе голову хоть целый день, поэтому оставалось только рыться в памяти, припоминать мельчайшие детали и пытаться принять окончательное решение.
Кисаме позвал его час спустя, сообщив, что с обыском они закончили. Кроме альбома, убийца хранил в своём потайном ящичке ещё некоторые личные вещи своих жертв, общее число которых, судя по количеству прядей, равнялось тринадцати, однако Орочимару считал, что в альбоме представлены не все из убитых, поэтому точное число пока оставалось неизвестным.
- Подумать только! – вздыхал сердобольный фотограф, укладывая в футляр свой аппарат. – У меня сыну шестнадцать, и чёрт меня побери, если я его теперь отпущу гулять куда-либо на всю ночь.
Им пришлось подождать возвращения второй команды – те занимались документированием фактов нахождения целого кладбища и так нервничали, что едва не поссорились по телефону с Кисаме, объясняя, чем они занимаются. Когда все вновь собрались у машин, солнце уже преодолело половину своего пути и теперь медленно клонилось в сторону запада. Пока укладывали свою мрачную поклажу, разбирались между собой, решали, куда ехать вначале, Орочимару в медицинских перчатках сидел на заднем сиденье и, хмурясь, переворачивал страницы трофейного альбома, Кисаме разговаривал по телефону на повышенных тонах с кем-то из лаборатории судмедэкспертизы, фотограф потребовал время на перекур, и вышло так, что из представителей первой команды Итачи стоял у машины один. Вторая команда суетилась и грызлась между собой, и единственными, кто оставался спокойными в этом улье, были охранник, которого приставили к заключённому, и сам заключённый. Мизуки стоял, чуть ссутулив спину, и смотрел сквозь плечи своих конвоиров прямо на Итачи – но тот, погружённый в размышления, был далёк мыслями от реальности, поэтому ничего не чувствовал. Ему всё не давала покоя та рогатая тень, ползущая через дорогу к нему и приплясывающая в свете ночных ламп никогда не дремлющего квартала. Если это было всего лишь видением, можно ли тогда считать это предупреждением, своего рода знаком от высших сил? А если ему не привиделось, человек и тень были настоящими, то… То что это означало? И почему ему подумалось о том моменте только сейчас, когда все главные события уже произошли?
Вернувшийся Кисаме с хмурым видом приобнял его за плечи и приказал садиться в машину, а коллеге-детективу пробормотал, что они едут в лабораторию. Убийца к тому времени уже покорно тупился на свои ботинки, и никто не заметил алчного блеска, что горел в глубине его глаз в те минуты, что он смотрел на Учиху Итачи.

***
Он поступил, конечно же, подло, он понимал это прекрасно. Сбежал, пока Гаара, полночи готовивший его к зачёту, задержался в аудитории, отвечая на вопросы преподавателя, сделал вид, что не услышал оклика Сакуры за своей спиной, а сев в такси, отключил телефон. То, что он задумал, было чистейшим безумием – об этом свидетельствовало бьющееся с невозможной скоростью в груди сердце, и, тем не менее, он без колебания назвал таксисту место своего назначения.
Двадцать минут спустя он уже замер у ворот полицейской академии Конохи, твёрдо зная: у него не хватит духу сделать ещё хотя бы шаг. Ворота были чёрными и массивными, кое-где их оплетало вьющееся растение с невзрачными белыми цветами – зелёные спирали почти доставали до таблички с надписью официального названия учебного заведения. В просторном внутреннем дворе было расставлено несколько лавочек, на которых сейчас сидели парочками студенты в форме: девчонки в юбках по колено и строгих рубашках, парни в тёмно-синих пиджаках нараспашку. Похоже, у будущих полицейских тоже начался период экзаменов и зачётов, потому что все, забыв о том, что весна – время для любви, уткнулись носами в учебники, и никто даже не переговаривался друг с другом – все были слишком заняты зубрёжкой.
Взгляд Наруто скользнул по ровным рядам окон трёхэтажного здания. За каким-то из них, в маленьком кабинете или, может быть, в просторной аудитории, сидит сейчас Саске. Повторяет теоретический материал или, наоборот, отвечает перед всей группой, гордо выпрямив спину и расправив плечи.
Пальцы сами нащупали в заднем кармане джинсов телефон – тот самый, который, можно сказать, и свёл их вместе. Наруто сжал телефон крепче в руке, нажал на кнопку включения – экранчик загорелся сначала белым, потом показал логотип Nokia и запиликал характерную мелодию компании. Моментально начали приходить уведомления, что ему звонил Гаара, целых восемь раз, и он удалил их, надеясь, что чувство стыда за гнусный побег хотя бы немного уменьшится, однако это не помогло.
Солнце начинало ощутимо жарить макушку. Его часы показывали почти что два часа – самое жаркое время дня, а он, чёрт возьми, разоделся для этого зачёта, как на работу, даже галстук нацепил. Когда рука его ослабляла проклятую удавку на шее, некстати вспомнилось, как Саске однажды помогал ему завязывать галстук – не этот, а другой, но тоже синий, и при этом всё смущался. Тогда Наруто ещё не совсем осознавал, что могут означать эти его бесконечные отводы глаз, его неизвестно откуда взявшаяся рассеянность, заброшенные посередине мысли фразы… А если бы он понял раньше, неужели всё могло бы пойти по-другому? Неужели – ужалило болью в сердце – их мог ожидать другой путь, менее ухабистый?
Саске верит в судьбу, в её безграничную мудрость и великий замысел для каждого человеческого существа. Что же тогда могли означать эти испытания для них обоих? Может, интуиция неправа и нужно просто совершить этот шаг, ступить на чужую территорию, набрать номер, а когда на звонок ответят, сказать нечто вроде: «А теперь спускайся ты, я хочу с тобой поговорить»? Солнце светило слишком ярко, и он не выспался, оттого в затылке плыло какое-то странное ощущение, а все мысли словно превратились в желе. Он действительно не знал, что скажет Саске. Он просто хотел его видеть. Вот так, просто, обнять, шепнуть на ухо слова успокоения, погладить по голове, зацеловать лицо и надеяться от всей души, что это ляжет лекарством на неспокойные сердца их обоих.

***
Он даже отпросился с важного занятия, на котором должны были разъяснять тонкости предстоящего в июне экзамена. Это было глупо, и, шагая по пустующему во время пар коридору полицейской академии, Саске не уставал повторять про себя, что он – неуравновешенный идиот, который только и может, что устраивать истерики посреди рабочего процесса. Легче, конечно же, от этого не становилось.
Всё дело в той галлюцинации, или что это было там, у ворот?.. Он выглянул в окно совершенно случайно – учитель попросил его объяснить Нагоми принцип решения задачи, и он подсел к ней всего на пару минут, чтобы, не мешая группе, нашептать девушке разъяснения. В определённый момент страдающая близорукостью Нагоми склонилась к парте и прищурилась, чтобы рассмотреть повнимательнее схему из учебника, а взгляд Саске автоматически прошёл мимо освободившегося места в пространстве и прямиком на улицу, где сегодня было до жути душно.
У ворот стоял Наруто. В белой рубашке с коротким рукавом, при галстуке и в светлых джинсах – просто стоял, будто ему там самое место, и смотрел на окна академии, смотрел на него. Саске дёрнулся, будто от крепкой пощёчины, отвернулся так резко, что по лицу хлыстнули длинные пряди, и зажмурился. Заметившая это Нагоми протянула извиняющимся тоном, что она его, верно, уже достала, и пообещала разобраться с задачей сама. Саске пришлось вернуться за свою парту, однако мыслями он был уже далеко от учёбы: в учебник он смотрел только для того, чтобы побороть соблазн попытаться разглядеть со своего места главный двор академии – а вдруг это не сознание играет с ним шутки и Наруто в самом деле стоит там? Вдруг ждёт, чтобы он вышел, чтобы… На этом мысли Саске оборвались, упав в пропасть незнания. Он и в самом деле не имел ни малейшего понятия, что тот, кто сам отказался вчера от разговора, надумал обсудить с ним сегодня. Кроме того, убеждал себя парень, Наруто – не дурак: если бы передумал и всё-таки захотел поговорить, то позвонил бы и назначил встречу. Однако это оставляло в корзине вариантов только один, неутешительный: всё – происки его воображения. Не было никакого Наруто. Белой рубашки с коротким рукавом, и галстука, и джинсов, и светлых волос, уложенных, как всегда, кое-как, а всё равно красиво; не было и блуждающего, ищущего взгляда, обшаривающего ряды одинаковых окон в поисках чего-то… в поисках его.
Нет, он должен был знать правду. Притворившись больным, Саске поспешно собрал свои вещи, но вместо обещанного похода в медпункт направил свои стопы прямиком к выходу из здания. Он не имел ни малейшего понятия, что скажет Наруто, когда посмотрит ему в глаза. Может быть, ничего. У него просто отнимет речь – и всё. Да, наверное, так. Если ему ничего не привиделось, конечно.
Парадная дверь имела тяжёлую металлическую ручку, приятно холодящую кожу внутренней стороны ладони в столь удушливый день. Саске так и замер, сжав её и боясь толкнуть дверь. Только теперь до него вдруг дошло, что до этого самого момента он подсознательно надеялся на разыгравшееся воображение и не верил, что ему предстоит настоящая встреча с настоящим Наруто. И действительно, каковы шансы, что в это время дня его чёрт-знает-кто-такой – то ли возлюбленный, то ли временная страсть – окажется именно в этой части города, возле этого учебного заведения? Да ровным счётом никаких. Наверняка Наруто занят сейчас в своём университете, сдаёт зачёт или сидит на паре. Так Саске сказал про себя и уже почти готов был надавить на эту чёртову ручку, но тело не слушалось.
Потому что это был Наруто. Каким-то непостижимым образом, но случилось так, что прямо сейчас его мучитель, его тайная зазноба, ждал его в каких-то нескольких десятках метров, и разделяла их взгляды всего лишь эта дверь…

***
Погружённый в размышления, он не услышал, как за спиной притормозила машина, и поэтому для него стало полной неожиданностью, когда на плечо легла чья-то рука. Вздрогнув так, что дрожь отдалась даже в шее, Наруто обернулся, чтобы встретиться взглядом с Гаарой.
- Быстро, - приказал, едва размыкая губы, юноша и грубо толкнул его в сторону такси, пассажирская дверь которого была всё ещё открыта.
Сопротивляться Наруто не стал. В машине, пока длилось путешествие, он не издал ни звука, позволяя телу остывать после продолжительного стояния под палящим солнцем. Гаара сидел рядом совершенно неподвижно, и лицо его было похоже на непроницаемую маску.
Молча они доехали до дома Гаары, пустующего в это время дня, молча зашли внутрь, оставили обувь в прихожей, поднялись наверх, и лишь только дверь спальни закрылась за их спинами, оба почувствовали, что можно говорить.
- Я не хочу даже знать, что на тебя нашло, Узумаки. – Гаара произносил каждое слово так, словно оно было пропитано ядом. Не сводя взгляда с блондина, он расстёгивал одну за другой пуговицы на своей светло-серой рубашке. – Я даже не хочу этого знать.
- Гаара, я… - начал было Наруто в своё оправдание, однако дальнейшие слова объяснений застряли у него в горле, когда друг внезапно подступил к нему и, серьёзный как никогда, толкнул в грудь.
Он автоматически подставил руки, готовясь к удару, однако посередине полёта его встретила кровать – не мягкая, Гаара не любил спать на мягких поверхностях, но всё-таки не пол. Гаара, всё ещё не сводя с него тяжёлого взгляда, уже снял рубашку и теперь зачем-то скручивал её на манер повязки. Наруто стало не по себе, и он заёрзал на гладкой поверхности покрывала, отодвигаясь назад, подальше.
- Что ты делаешь?
Гаара только плотнее стиснул зубы, отчего на лице его заиграли желваки, затем совершил какое-то молниеносное движение – и миг спустя Наруто ощутил повторный удар в грудь. Падая спиной на кровать, он успел подумать только об одном: кажется, он знал, что всё это означало. Гаара уже сидел на нём, крепко сжимая бёдрами бока. Наруто попытался перехватить его руки с зажатой в них рубашкой, но тот оказался проворнее – или, может быть, сопротивляться на самом деле не сильно и хотелось. В любом случае, на глазах его вскоре оказалась импровизированная повязка, и теперь Наруто лежал на спине с закинутыми назад руками, которые удерживали крепкой хваткой, а чужие пальцы проворно расстёгивали пуговицы на его рубашке.
- Гаара… - шепнул он хриплым голосом, понимая, что начинает не на шутку нервничать.
Теперь он знал уже совершенно точно, что было у друга на уме.
- Заткнись, - раздался над ним злобный рык. – Просто думай о своём треклятом Учихе.
Его руки отпустили, но Наруто даже не пришло в голову сопротивляться, когда на обе его щеки легли тёплые ладони, а в губы впились грубым поцелуем. Перед внутренним взором действительно всплыл образ Саске – тот целовал его точно так же требовательно, словно его совершенно не заботило наслаждение партнёра. Угадал или ощутил это подсознательно Гаара, Наруто не знал, но трюк его, похоже, начинал работать.
И в тот же миг, когда он это понял, всё внутри него задрожало – так, что дрожь отдалась даже на кончике языка. Сознание, уже почти готовое сдаться на милость ожидающего наслаждения, встрепенулось – он резко вскочил, будто что-то укололо его в спину, и в эту долю секунды в голове промелькнула мысль: дежа-вю. Несколько лет назад, когда они ещё были подростками и Гаара, впервые попробовавший наркотики… Только тогда было темно – настолько, что нельзя было разглядеть собственной вытянутой руки.
Пришлось побороть в себе нарастающую волну стыда. Стыдно было не только за прошлое, сколько – чушь какая-то! – перед Саске… Разозлившись на самого себя, Наруто стянул одним резким движением повязку и, встретившись всего на миг с лихорадочно блестящими глазами, опустил резко голову, зная, что не сможет его вынести.
- Гаара, - позвал он выцветшим тоном и уперся раскрытыми ладонями в грудь друга, отстраняя. – Пожалуйста, не… не надо… Это не то…
Он чувствовал, как под горячей гладкой кожей бьётся сердце. Слышал, как шумно выходит воздух из чужих лёгких. Ощущал на своей макушке невыносимый тяжёлый взгляд. А вокруг них сгустилась глубокая, плотоядная тишина, словно весь мир замер в ожидании развязки: остановились на трассе машины за окном, сверкающий жёлтым светофор всё никак не переключался на красный, и даже там, в небе, ветер попридержал своё бодрящее прохладой дыхание, а белые, совсем уже летние облака остановились, заглядывая через окна в комнату – чем же всё кончится?
Гаара издал протяжный стон, и по позвоночнику пробежались расчёской из острых иголок от того, сколько скрытой боли и отчаяния скрывалось за этим звуком. Окончательно растерявшись, Наруто доверился собственным инстинктам – он вновь опустился на кровать, привлекая друга за собой, и положил его голову себе на грудь. В солнечное сплетение уткнулся влажный лоб, и ему снова подумалось про дежа-вю: в тот раз Гаара сделал точно так же, только тогда он безостановочно умолял о прощении, борясь со сдавливающими горло рыданиями, и просил небеса, чтобы чёткое сознание поскорее вернулось к нему. Не задумываясь над тем, что делает, Наруто положил руки на худые плечи, нежно погладил, успокаивая.
- Я не могу видеть тебя таким, - обжёг дыханием по оголённой груди мрачный шёпот. – Я не знаю, что делать, Наруто. Я пытаюсь, честно, я очень стараюсь…
- Я знаю.
- Не знаешь, - огрызнулся Гаара. – Не знаешь. Ничего ты не знаешь, Узумаки…
Вместо ответа Наруто испустил короткий вздох, вплёл пальцы в короткие алые пряди на затылке друга, влажные от жары, и прижал его голову сильнее к себе. Это не принесло ему ожидаемого успокоения – только с новой силой подкатила к сердцу горечь.
Замерев вот так, ощущая через кожу, как на виске у Гаары пульсирует жилка, чувствуя каждой клеточкой своего тела его короткое сбивчивое дыхание, словно он пытался подавить рвущуюся изнутри истерику, Наруто смотрел в потолок, и в голове назойливо крутился каруселью один-единственный вопрос: «Как мы дошли до этого?». Всего за каких-то несколько недель жизнь их будто вывернулась наизнанку и превратилась в совершенно неузнаваемую реальность, чужую и неуютную – будто кто-то специально, как бусины на нить судьбы, нанизывал одно за другим события, ставя их перед новыми испытаниями, вынуждая встречаться лицом к лицу с внутренними страхами и бесконечно, беспрестанно сражаться. Словно они не были простыми людьми, а какими-то супергероями – самураями или, может, шиноби. Полем боя их был невидимый мир, в котором все так или иначе связаны друг с другом эмоционально: дружбой, любовью, привязанностью. Кто-то, подобно искусному кукловоду, совершил нужное движение пальцами – и вот между ними с Саске зародилось невероятно прекрасное и столь же сложное чувство. Ловкое движение рук – и от прочного каната осталась всего одна-единственная ниточка, от которой так больно, что боль эту чувствуют все его близкие люди.
Что это за мир, где всё наперекосяк? Где каждый день нужно быть сильным, чтобы стихия не пожрала тебя, где приходится принимать слишком тяжёлые решения и потом стоять в стороне и смотреть, как корчатся в агонии твои отчаявшиеся друзья. Разве на это должна быть похожа любовь? Разве этого он просил, когда мечтал о появлении второй половинки в своей жизни? Разве?..
«Как, как мы дошли до этого?» - крутилось в голове вновь и вновь, и никто не шевелился, слушая ставшую вдруг вязкой тишину. Наруто скосил взгляд, глядя на красноволосую макушку лучшего, самого дорогого на свете друга, готового ради него на невероятные жертвы, и казалось, он прекрасно знает, о чём думает сейчас Гаара. Его преследует тот же вопрос.

***
Саске так и не решил, что он чувствует: облегчение или разочарование. Он стоял в тени щитка у главного входа, прислонившись к холодному бетону, и не мог заставить себя открыть глаза. Видеть главный вход, возле которого его никто не ожидал, было почему-то больно – вот он и не смотрел. До конца пары оставалось ещё семь минут, и эти семь минут он должен был потратить на то, чтобы привести себя в порядок и вернуться к группе – ведь сегодня их всех ожидала сдача первого зачёта.
Мобильный телефон был крепко сжат в его правой руке. В определённый момент Саске даже дошёл до того, что отыскал номер Наруто в телефонной книжке и почти нажал на кнопку вызова. Его не вовремя окликнула знакомая старшекурсница, и измученное метаниями сознание уцепилось за этот случай как за доказательство неправильности своих действий. Нет, звонить было глупой затеей. Что нового смог бы он сказать Наруто? Прав был Гаара, прав был и Итачи, как ни стыдно было это признавать. Что-то в его душе, в глубинах подсознания, упорно противилось всему, что предлагала его влюблённость, и требовала, чтобы он придерживался привычного сценария. Как сломить сопротивление внутри себя, Саске не знал, и от этого было так обидно, так невероятно обидно за себя и за Наруто, который, верно, его сейчас презирает!..
Прозвенел звонок, и в коридорах зашумели голоса. Саске оторвался от стенки, своей прохладой помогшей ему хотя бы как-то охладить голову, и поплёлся к главному входу – обратно к учёбе. Она была его единственным средством от самобичевания, от которого иначе не было спасения.

***
Коллектив был достаточно приветливым, и к моменту окончания рабочего дня его пригласили вместе выпить сразу три весёлые компании. Шикамару пообещал отметить свой приход со всеми, но не сегодня, туманно объяснив что-то про важные дела. Когда же офис, в котором он работал, опустел, новый работник бесшумно поднялся, собрал свои вещи и поспешил к лифту.
Все свои сбережения Нара Шикамару потратил на покупку двух новых костюмов, и если бы друзья встретили его сейчас в одной из этих ослепительных обновок, то жутко бы удивились. Удивилась, безусловно, и Темари, когда столкнулась с ним нынешним утром у двери офиса брата. С тех пор он старался на глаза ей не попадаться, потому что встреча произошла слишком рано – не по плану.
«Любовь – не статистика», - вздохнул про себя Шикамару, вспоминая когда-то произнесённые слова Наруто. Теперь ему начинало казаться, что друг был прав. Незапланированное столкновение бросало тень на его оптимистично высокое число вероятности, которое он высчитал, прорабатывая план возвращения доверия возлюбленной. Эффект неожиданности был утерян: теперь Сабаку Канкуро не сможет в повседневной беседе с сестрой как бы невзначай упомянуть отлично зарекомендовавшего себя нового работника, который не только прекрасно справляется со своими обязанностями, но ещё и подал несколько действительно интересных идей, могущих ощутимо улучшить качество продукции компании. Услышав его имя в таком неожиданном контексте, Темари уже не заинтересуется и не спустится в офис двумя этажами ниже, где работают тестировщики, и не будет исподтишка наблюдать за ним некоторое время, прежде чем приблизиться. Учитывая все эти провалившиеся варианты, вероятность их с Темари скорого перемирия падала до… Шикамару поморщился: ему не понравилась получившаяся цифра.
Семнадцатый этаж, на котором находились главные офисы, тоже значительно опустел по сравнению с утренним оживлением. Шикамару без труда нашёл кабинет Абураме Шино, парня, с которым разговорился сегодня в кафе на первом этаже здания. Шино, как оказалось, приметил его ещё на прошлой неделе во время интервью, а теперь, когда узнал от Канкуро об их с Темари прежней связи, предложил свою помощь, объяснив своё великодушие так: «Помогать влюблённым сердцам – благородное дело». Почему-то Шикамару сразу поверил этому странному парню, который, будучи одного с ним возраста, каким-то образом занимал очень престижную должность в компании и слыл хорошим другом вице-президента.
Он постучал и, услышав разрешение войти, осторожно приоткрыл дверь. По просторной, погружённой в плотный полумрак комнате плыли манящие ароматы кофе, корицы и ещё чего-то сладкого. Шино стоял у одного из подсвеченных специальными лампами стендов, к которому были прикреплены длинными тонкими иглами переливчатые бабочки. В руках – маленькая кофейная чашка.
- Я тебя ждал, - поприветствовал его новый знакомый своим ровным безэмоциональным тоном и указал свободной рукой на небольшой диван для гостей, приглашая сесть. – Хочешь кофе?
- Нет, я… - Шикамару всё-таки опустился на предложенное место, но тут же рывком вскочил, ни с того ни с сего начав нервничать. – Ты сказал, что можешь помочь.
Его загадочный сообщник, который даже в такой темени почему-то не снимал своих круглых очков с затемнёнными стёклами, кивнул:
- Темари уже ушла. У меня есть ключ от её офиса.
- Серьёзно? – криво улыбнулся парень, стараясь не обращать внимания на то, что от этой новости внутри у него всё напряглось в предвкушении. – Откуда?
Шино передёрнул плечами:
- Канкуро дал. Для крайних случаев. Так что, идём?
Помедлив с ответом секунду, Шикамару согласился. Хоть он и встретил этого человека только сегодня и, в сущности, ничего о нём не знал – что-то в нём подсказывало, что ему можно доверять. Он полез рукой в рюкзак и нашёл там нужный предмет, погладил его поверхность большим пальцем. Это немного успокоило его.

***
Микото стояла на пороге спальни сыновей, абсолютно растерявшись. Её сложенные ладони с зажатым в них полотенцем были прижаты к груди, губы были приоткрыты в удивлённом «о», а глаза с тревогой следили за передвижением старшего из сыновей по комнате. Итачи, словно не замечая, деловито складывал в чемодан свои рубашки, брюки, галстуки, обувь, книги, в отдельной сумке уже лежал ноутбук, а съёмный жёсткий диск гудел, переписывая с общего компьютера братьев информацию.
Из кухни раздался задорный звон – это старые друзья, Фугаку и Кисаме, чокнулись бокалами пенистого пива. Саске задерживался в университете, поэтому единственный ещё не был в курсе последних новостей: Итачи переезжал в отдельную квартиру.
- И что ты обо всём этом думаешь? – Кисаме повёл бровью в сторону комнаты за своей спиной.
Старший Учиха передёрнул плечами и отпил вкусного напитка из своего бокала:
- Я начал жить вместе с Микото, когда нам обоим только стукнуло семнадцать, и никто нам не помогал – сами со всеми этими бытовыми мелочами разбирались. Обито тоже где-то во столько же ушёл от родных, снимал с другом квартиру на двоих. Так что я его понимаю. Вопрос в другом. – Фугаку улыбнулся с зажатой в зубах сигаретой и поднёс к её краю зажигалку. – Как ты-то к этому относишься? Я, честно говоря, думал, он захочет жить с тобой.
- Да я тоже, - хмыкнул детектив, умело скрыв смущение. – Но это же Итачи! Ему подавай независимость, свободу. Я предлагал, но он упёрся рогом – и хоть ты тресни. Упрямый – сил моих нет.
- Ты это мне рассказываешь, парень? – Учиха иронично приподнял брови, и оба, не выдержав, расхохотались.
Услышавшая это хозяйка дома обернулась на них и прикрикнула:
- А вы бы что-то сделали, мужики! Почему я всем тут мозги должна обратно вправлять?
Двое мужчин, похожих сейчас на беззаботных школьников, переглянулись между собой – и разразились новой волной хохота. Микото на это только сжала плотно губы, но бранить их не стала – верно, сердце женщины согрела давно не виденная ею картина. Из комнаты выглянул удивлённый Итачи, улыбнулся неловко и тут же нырнул обратно – продолжать сборы.
Микото зашла следом, прикрыла за собой дверь и оперлась на неё спиной.
- Сына, - позвала она со вздохом. – Послезавтра встреча в доме у дедушки Изуны, ты не забыл?
- Не-ет, - протянул Итачи отвлечённо, занятый разбором своей коллекции журналов, оставшихся ещё со школьных лет.
- И ты придёшь? Там будут все. Шисуи тоже. – Помедлив немного, Микото всё же добавила: - И его невеста, у них свадьба в середине июня.
- Я знаю, - всё так же беззаботно ответил парень. – Он мне говорил, что женится. Если ты волнуешься обо мне, то я приду с Кисаме-саном, всё равно уже все знают.
Микото бросила взгляд-молнию в сторону кухни, где, судя по звукам, снова произошло что-то смешное:
- А он согласился?..
- Я не спрашивал ещё. – Итачи вернул пачку старых журналов на шкаф, пробормотав: - Саске оставлю, может, интересно будет…
- Но…
- Мама. – Он наконец-то развернулся к ней и, твёрдо и пристально глядя в глаза, объявил: - Я уже всё решил. Давай не будем об этом.
Материнское сердце, так и не успевшее привыкнуть к тому, что оба сына уже давно выросли, предательски задрожало, но Микото удалось удержать свою боль в груди. Она испустила тяжкий вздох и развернулась к двери – не могла больше видеть, как сыновняя комната постепенно пустеет.
- Ты ведь понимаешь, что будет скандал, Итачи…
- А может, - отозвался он, упрямо скрестив руки на груди, - наше семейство заслуживает небольшого скандала, как ты думаешь, мама?
Но Микото не посчитала нужным отвечать – она молча вышла из комнаты, и минутой позже в кухне загремела посуда. Заставив себя не думать о её последнем взгляде, полном непонимания, Итачи вернулся к сборам.

ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ