Глава 32. Четверг 20 мая

[mybmansion]

Название: Шесть недель
Неделя: 5
День: 4
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для пятой недели): AU, angst, adventure, mystery, romance, humor
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.
От автора: заранее прошу прощения за полёт фантазии, я никогда не занималась айкидо.

Глава 32

Четверг 20 мая

Любовная эйфория имеет одну весьма нехорошую тенденцию – быстро испаряться, оставляя после себя в груди только выжженный след пустоты и уныния. Именно этот след и не давал Саске забыться сном в ночь со среды на четверг: напоминал о себе ноющей болью, возвращал в реальность и снова, снова наводнял сознание вопросами и сомнениями.
Началось всё с простого: лёгши спать, Саске, всё ещё обёрнутый в романтическую пелену короткой близости, начал по своему обыкновению представлять себе дальнейшее развитие событий и то, как повлияет на его жизнь недавно открытое однополое влечение. Отключить мозг, как советовал Суйгетсу, у Саске не получалось, ведь речь шла о его будущем, поэтому пришлось вместо положенного сна прокручивать в мозгу плёнки вероятностей, оценивать их реальность с точки зрения здравого смысла – и да, приходить к неутешительным выводам. Помимо того, что совместную жизнь с Наруто, выросшим в мире, совершенно отличном от его собственного, представить себе он попросту не мог, к мрачной картине добавлялись ещё и неизбежные конфликты с семьёй, с родственниками, на работе. Особенно Саске беспокоила семья, и не столько даже папины нервы и мамино разочарование, сколько нарушение гармонии в доме. Для него, как для типичного Учихи, всего важнее был мир в родных стенах, и вносить свою лепту в разрушение хрупкого равновесия, особенно после Итачи, он не решился бы. Стало быть, выход оставался один – враньё. Ему придётся как можно раньше съехать от родителей, снять собственную квартиру, чтобы не выдать сожителям ненароком свой образ жизни, возможно, даже жениться на какой-нибудь девушке, которую он не будет любить, а там уже – будь что будет…
С одной стороны, думать о чём-то настолько отличающемся от привычных планов на будущее, было увлекательно, но когда разум опустил Саске на землю, заставив предстать перед фактом, что рассуждает он не о каком-то несуществующем персонаже приключенческого романа, а о себе, о личности, о человеке – стало тоскливо. Ко всему прибавились волнения о брате, о том, где он сейчас: рискует жизнью в очередной раз или, может быть, спит, измотанный напряжением последних дней?
Минуты тянулись и вязли в ткани пространства, стрелки на часах передвигались с трудом, словно им нужно было прилагать для этого невероятные усилия, и когда Саске надоело лежать в до противного тёплой постели и усугублять и без того невесёлую картину, развернувшуюся перед внутренним взором, он поднялся, открыл балкон и ещё долгое время стоял там, вдыхая ночную прохладу и прислушиваясь к звукам поздней ночи. Он понимал, что любой нормальный парень его возраста радовался бы перспективе завтрашней встречи, обещающей долгожданное, но склад ума у этого не по годам серьёзного молодого человека был таков, что отбросить фактор будущего он попросту не мог себе позволить.
Вскоре Саске услышал шорохи, раздающиеся из кухни, и, не желая себя выдавать, подошёл неслышно к двери вплотную и прислушался. Мамины быстрые и лёгкие шаги он узнал сразу. Она то садилась и надолго замирала, то вдруг поднималась и начинала бесконтрольно нарезать круги по небольшому пространству кухни. Так продолжалось около двадцати минут, затем к ней присоединился отец, и Саске стал прислушиваться вдвойне внимательно.
Похоже, мама уже простила папу за умалчивание о нахождении Итачи в больнице, и теперь они, как и много раз до этого, объединились, чтобы пережить беду вместе, как муж и жена, как две половинки. Разговор, однако, у них выходил достаточно странный, словно они намеренно решили обсуждать одну проблему, дабы не возвращать своё внимание к другой, куда более важной. «Думаю, ты была права насчёт Кисаме, - продолжая явно начатый прежде разговор, сказал папа. – Он действительно очень заботится об Итачи. Я… решил, что они правильно поступили, что не говорили никому, даже нам». «Это хорошо, Фугаку. Тебе не стоило отталкивать его. Ни его, ни Итачи, - ответила мама с облегчением в голосе. – Но… Есть кое-что, что меня беспокоит». – «Что?» - «Кисаме гораздо старше нашего Итачи, у него сформировался свой взгляд на мир, на будущее. Помнишь, он раньше часто говорил, что хочет семью, как у нас? Фугаку, ты не думал о том, что, может быть, он когда-нибудь захочет жениться? И с чем тогда останется Итачи?» - «…Думал, конечно. Всё это очень даже возможно». – «И что, мы ничего не сможем поделать?» - «А что тут поделать? Будем надеяться, что всё решится хорошо. Кисаме к нему относится серьёзно, об Итачи я даже не говорю. Хм… Теперь у нас остался только Саске, да, Микото?» - «Ну что ты такое говоришь! У нас два сына!» - «Я знаю, знаю, дорогая, успокойся. Я имел в виду, что продолжать род придётся Саске». – «Вот только не надо давить на мальчика, как ты умеешь, он сам разберётся, что ему нужно». – «Ха! Знаешь, после того, какую нервотрёпку мне устроил Итачи, я уже, боюсь, потерял эту способность». – «Ой, скажешь ещё… Главное, чтобы оба были живы и здоровы». – «Конечно, ты права, но…»
Саске бесшумно прокрался к кровати и надел наушники, чтобы не слышать дальнейшего разговора. Любимой музыке удалось вскоре убаюкать его, и беспокойный сон увлёк его за собой в свой причудливый мир. В сновидении Наруто цеплялся за его одежду и с диким взглядом умолял вернуться, но куда, откуда, зачем – Саске не знал, да и незачем ему это было знать, потому что лишь только его пустую, без второго жильца, комнату наполнил настойчивый звонок будильника, все картинки-образы выветрились из его головы, и остался только неприятный комок в горле, будто очень хотелось плакать, а он себе не позволял.

***
- Мы просчитались.
Кисаме поднял на него удивлённый взгляд, то же сделал и не спавший всю ночь старик Такэо. Орочимару поднял со стола распечатанный список с именами, собранный вчерашним вечером, и смял его в кулаке:
- Его здесь нет. Он обманул нас. Он каким-то образом обхитрил нас.
- Почему вы так думаете? – спросил Кисаме спокойно, отобрал у него скомканную бумажку и принялся распрямлять.
Они старались говорить по возможности тихо: на диване в углу кабинета начальника отдела уголовных расследований спал, прикрыв глаза ладонью, Дейдара, а в кресле рядом дремал Итачи. Обоих привезли в участок под утро в полуобморочном состоянии и потом ещё около часа допрашивали, прежде чем у них появилась возможность отдохнуть, но сил возвращаться в квартал ни у кого не нашлось, поэтому юношам позволили вздремнуть здесь, пока специалисты обрабатывают полученные данные.
Орочимару не мог ещё объяснить своего знания, не мог выразить словами, откуда в нём эта уверенность – и, тем не менее, он знал. Дьявол в очередной раз оправдал своё имя и перехитрил их, перехитрил его. Да, теперь это уже превратилось в личное противостояние, Орочимару ощущал это всем своим существом. Итачи мог полагать, что главная роль принадлежит ему, что бросил вызов убийце именно он, но в реальности он был ничем иным, как телом-приманкой, а тело выполняет то, что скажет ему мозг. В их тандеме мозгом являлся Орочимару. Было жестоко и, пожалуй, несправедливо так относиться к молодому детективу – да что там, просто к человеку, но Орочимару понимал, что слишком поздно что-либо менять: тьма внутри него, та, которая позволяла ему проникнуть в самые глубины мышления кровавых убийц и щёлкать загадки их поведения, как орехи, очнулась, взяла след, и теперь ничто не сможет остановить её до самого конца.
Учёный опустил взгляд на карту, где со вчерашнего дня появилась масса условных обозначений в виде стрелочек, крестиков и сокращений. Где-то среди этих схематических прямоугольников обитает зверь, по каким-то из лент-улиц ступают его ноги, и когда пелена ночи накрывает звёздным одеялом город, глаза его загораются жаждой, утолить которую могут только муки и судороги живого существа – человека... Орочимару сжал ладони в кулаки так сильно, что, казалось, затрещали кости в пальцах.
«Я найду тебя, - пообещал он невидимому сопернику. – Ты прячешься где-то там, я знаю это. И я отыщу тебя, можешь не сомневаться».
От недостатка сна и от напряжения последних дней сердце мстило ему резкими покалываниями и раскатами боли по всей левой части груди, в лаборатории он не появлялся с позавчерашнего утра, всю свою энергию мысли устремляя на эту операцию – как раньше, в Нью-Йорке, отдаваясь работе до последней капли. Тогда усталость часто заставала его за рабочим столом, и он, сморённый ею, засыпал прямо на своих записях, забыв об ужине, об обещании больше заботиться о себе, а наутро было невыносимо стыдно смотреть в глаза любимому человеку…
Но как же, чёрт побери, сложно было думать о своей привычной жизни, когда здесь, в этом кабинете, в компании с этими людьми – шла охота! Зверь был хитёр, а охотник неутомим, оттого всё уже было предрешено заранее, законами природы. Осталось только умело дождаться, когда зверь покажет голову из-за высокой травы, почуяв привязанную приманку. Сопротивляться соблазну он не сможет. О нет, ни за что в жизни.
Орочимару повернулся к Такэо и Кисаме:
- Господа полицейские, вы проработайте всё-таки этот список до конца, а мне нужно обдумать сегодняшний план действий в больших подробностях. Чтобы, сами понимаете, всё прошло без сучка без задоринки.

***
- Катсуро?
Долговязый короткостриженый брюнет с высокими скулами и смуглым лицом оторвался от изучения информационного плаката на стене и обернулся на зов. Лицо его удивлённо вытянулось:
- Гаара, ты, что ли?
Юноша усмехнулся:
- Я.
Большинство участников уже занимали места в зале, лекция вот-вот готова была начаться, и в коридоре они остались только вдвоём.
- А ты как здесь?.. – Взгляд карих глаз Катсуро упал на зелёный значок Такашима Додзё с гербом Конохи, прикреплённый к форме Гаары. – А-а, точно, я слышал, ты в Конохе теперь.
- Уже шесть лет, да, а сюда приехал со своими… Что? – спросил он настороженно, заметив, насколько пристально старый знакомый рассматривает его лицо.
- Да ничего, - замотал головой тот, - просто… ты улыбаешься. И разговариваешь. Непривычно как-то.
Улыбка Гаары стала шире: узнав в толпе айкидок Катсуро, он даже не подумал о том, что те, с кем он занимался в Суне, помнят его совершенно другим человеком. Мысль эта, однако, нисколько не удручила его и даже наоборот – лишний раз доказала, что Коноха открыла в нём только лучшие стороны.
Катсуро продолжал смотреть пристально и задумчиво, затем вдруг отметил:
- Похож немного, да.
- На кого?
- Да на парня-суновца, которого недавно в вашей Конохе грохнули, - объяснил старый знакомый со вздохом. – Мой брат с ним в один класс ходил, и жили они недалеко от нас, в таком доме большом совсем рядом с торговым центром, помнишь?
- Кажется, да, - кивнул Гаара нетвёрдо, - там ещё ворота такие помпезные стояли.
- До сих пор стоят. Так вот, мы на днях с пацанами как раз тебя вспоминали – все согласились, что вы с Сасори немного похожи. – В глазах Катсуро проскользнула искра. – Только ты, конечно, значительно красивее.
Одних только взглядов было достаточно, чтобы вместе, не произнося ни слова, воссоздать в памяти события шестилетней давности: первое влечение, первый взрослый поцелуй, первый секс, не значащий абсолютно ничего, а всё-таки врезавшийся в память – не сотрёшь. Гаара вспомнил, что за время их с Катсуро короткой связи они практически не разговаривали друг с другом, только редко, и то лишь обрывочными фразами: «Осторожнее», «Кто-то идёт», «Больно». Тогда ему действительно казалось, что этого достаточно, и когда настало время уезжать, он без труда расстался с любовником, первым из череды бессмысленных интрижек, ожидавших его в следующие пять лет жизни. Теперь, ощущая на себе тот же, что и в прошлом, лоснящийся плотским желанием взгляд, Гаара вдруг почувствовал себя очень грязным, и захотелось поскорее расстаться с этим человеком – придумать какую-нибудь отмазку и поспешить в зал, чтобы найти Ли.
Катсуро повёл головой в сторону гудящей в зале толпы, и Гаара знал, что означал этот жест: «Никто не заметит, если мы сейчас уйдём». В голове зароились мысли – тяжёлые, неприятные мысли. Не будь он тем, кем он есть сейчас, то даже не тратил бы время на приветственную беседу – пошёл бы, не раздумывая. Если бы ему в своё время не повстречались люди, ради которых стоило и нужно было меняться, где бы он сейчас был? На локтях и коленях в какой-нибудь комнатушке, где душно, и в ухо дышат жаром, и не особенно беспокоятся о том, чтобы ему тоже понравилось.
Только сейчас, в этот момент, до Гаары в полной мере дошла вся грязь и ненужность того, на что он потратил несколько лет своей юности, и от этого откровения в сердце будто вцепился ядовитый крючок и кто-то безжалостно потянул за него – Гаара едва удержал руку от того, чтобы поднести её к груди, помешать выдрать. Никогда в жизни его с такой чудовищной силой не ударяло осознанием собственных ошибок - оглушённый, он растерялся, напрочь забыв, как здесь оказался и почему Катсуро смотрит на него так выжидательно.
- Гаара?
Знакомый голос вывел его из оцепенения. Ли стоял у входа в зал, упирая руки в бока, стоял неподвижно, не собираясь делать и шага в их сторону, но настороженный прищур выдавал его состояние с головой. Катсуро тоже обернулся в его сторону, затем спросил едва слышно:
- Твой?
- Мой, - усмехнулся Гаара облегчённо, интуитивно ощутив, что приглашающая пелена желания, минуту назад окутывающая его давнего знакомого, испарилась, оставив после себя только лёгкий осадок неудобства.
Катсуро мотнул головой в сторону зала, и губы его растянула странная улыбка, приятной которую назвать было нельзя.
- Иди тогда. И лекция скоро начнётся, мне тоже нужно своих искать.
- Ага. Здорово было тебя повидать.
- Тебя тоже, Гаара.
Они приблизились ко входу вместе, только долговязый суновец прошёл в зал, едва не задев Ли плечом, а Гаара в полной растерянности остановился. Что сказать, он не знал. Недавнее личностное открытие в сознании его ещё не сформировалось ни в слова, ни в решения – оно просто плыло цельным куском по реке его мыслей, и он подумал: пускай так и будет, пускай.
Ли провёл взглядом фигуру незнакомца, затем спросил:
- Знакомый?
- Да так, - отмахнулся Гаара, - было дело…

***
Саске терпеть не мог девичьих слёз и считал их пошлым притворством, но когда на перемене между занятиями он услышал, как плачет Нагоми, ему впервые в жизни стало жаль девчонку из-за рыданий. Нагоми он считал единственной из представительниц слабого пола в своей группе, чью болтовню можно было выносить – не потому, что она говорила умные вещи, а, скорее, из-за её характера: чем-то он находил её похожей на себя. Нагоми так же, как и он, придерживалась мнения, что Коноха и её жители достойны лучшей жизни, старалась изо всех сил, чтобы внести свой вклад в развитие любимого города, и пускай серьёзность её намерений постоянно откладывалась на неопределённое время из-за девичьей ветрености – Саске верил, что с годами девушка возьмётся за ум и применит все свои недюжинные способности для помощи и развития Конохи.
Нагоми, вся красная, с опухшими глазами и растёртой по лицу косметикой, сидела в конце аудитории в окружении подружек-утешительниц, шмыгала носом и не могла унять слёзы. Обычно Саске не вслушивался в трагичные истории юношеской любви, которыми полнилась академия, в частности первый курс, но этот раз был особенным – ведь сердечную рану нанесли Нагоми. Доверчивая девчонка, как выяснилось из её сумбурного рассказа, влюбилась в парня из другой социальной прослойки, и всё было неплохо, но лишь до момента, когда золотце-парень не снял шкуру овцы и не показал волчьи зубы. Поиграл – и выбросил, так это называет молодёжь, вспомнил Саске, сидя за своей партой с неестественно прямой спиной и принуждая себя не оборачиваться, ведь обернуться означало бы косвенно вмешаться в разговор, а ничего утешительного сказать бедной девушке он был не в состоянии.
История с подлецом-кукловодом почему-то крепко засела у Саске в сознании. Настроение, испорченное ещё ночными размышлениями и подслушанным разговором, лишь ухудшилось, а проклятая головная боль из-за недосыпа мешала сосредоточиться. Верящий в знаки судьбы Саске даже не сомневался, что история Нагоми была ничем иным, как засекреченным посланием ему, и ключом к пониманию этого служила схожесть их историй: он, как и бедная девушка, влюбился впервые в жизни, влюбился в парня с недостижимым для него социальным статусом, который, кроме всего прочего, тоже был мастак играть людьми. Логика, его неизменная подруга и соратница, подсказывала: это предостережение, но верить в это не хотелось, поэтому Саске попросту заблокировал копошащееся внутри неприятное предчувствие и принудил себя сконцентрироваться на занятиях.
В середине дня ему внезапно позвонил дядя Обито и настоял на совместном обеде, и хотя Саске удивился, к чему дяде было разъезжать по всему городу и тратить драгоценное время на болтовню с племянником, он всё-таки согласился – как-никак, они не виделись уже больше недели, а учитывая всё, что произошло, увидеть родное лицо было бы очень кстати.
Дядя отвёз его в свой любимый ресторан и, по своему обыкновению, перешёл на обсуждение цели встречи лишь во время десерта.
- Понимаешь, Саске, - заговорил дядя вкрадчиво, копаясь ложечкой в своём мороженом, - в юношеском возрасте тебе может казаться истинной масса вещей, которые на самом деле правдой не являются.
Саске поднял на него вопросительный взгляд. Хорошая еда немного подняла ему настроение, но от дядиной странной фразы все проблески радости сразу же потухли.
- Ну, - нетерпеливо вздохнул Обито, продолжая ковырять свой пломбир, - бывает, что думаешь, мол, что-то – на всю жизнь, до конца твоих дней, а потом… это что-то угасает, и ты продолжаешь жить, как жил. Ничего не изменится кардинально, разве что ты сам, но мир от этого не перестанет быть таким же, каким был раньше. Главное – это вовремя определить, что стоит за этими чувствами: истина или что-то ненастоящее. Понимаешь?
Дядины глаза блуждали по столу, цепляясь за предметы, и, каким бы хорошим дипломатом Учиха Обито ни был, Саске без труда разгадал, что кроется за туманными разъяснениями. Дядя Обито знал. Каким-то образом ему было всё известно. От этой мысли в голове его будто разом запустился некий мощный механизм, и все ресурсы мозга ринулись на его подпитку. Механизм крутил в своём металлическом нутре тысячи и тысячи догадок и предположений, определяя из них наиболее вероятные. У Саске закружилась голова: на миг он действительно представил себе такую машину внутри себя.
Итак, дядя знал. Сам он догадаться не мог, потому что отсутствовал всё это время – стало быть, ему кто-то сказал. Вариант с Намикадзе-саном отпадал сразу же – мужчина не имел ни капли подозрения насчёт их с Наруто искры (Саске искренне надеялся, что взаимной); значит, сказал Хатаке. А что? Он наблюдательный, он достаточно бесцеремонный, чтобы лезть в чужие дела, он…
И тут Саске накрыло новой волной откровения. Словно в подтверждение его догадкам, дядя продолжил, всё ещё избегая зрительного контакта:
- Знаешь, я в своё время тоже попадал в разные ситуации, когда… Когда казалось, что всё уже решено. Но я вырос, поумнел, встретил женщину, которую полюбил всем сердцем…
- Дядя, - перебил его Саске, удивляясь сквозящей в собственном голосе грубости. – Просто скажи прямо.
Выносить дальше такого дядю Обито, с растерянным взглядом, увиливающего от прямого разговора, было выше его сил – слишком много напряжения свалилось на Саске в этот день, слишком много неприятных размышлений преследовали его, и терпеть выкручивания от человека, которого любишь и которому доверяешь почти так же, как родному брату, казалось почти что оскорбительным.
Смутившись, дядя опустил голову и забормотал себе под нос какие-то обрывочные фразы, из которых разобрать Саске удалось только: «Я просто волнуюсь» и: «Никогда не подумал бы». Парень устало вздохнул и досадливым взмахом руки дал знать, что не хочет больше ничего слышать.
В молчании они покинули ресторан, в молчании же сели в машину, и только на подъезде к дому, где жило семейство Учихи Фугаку, дядя заговорил с ним вновь.
- Я просто не хочу, чтобы кому-то потом было больно, вот и всё.
Саске поднял на него виноватый взгляд. За время безмолвной поездки он уже успел устроить себе ментальную выволочку за невежливое поведение и теперь не знал, в каких словах выразить своё сожаление. Он открыл рот, однако вместо уже заготовленного извинения наружу вырвалось совершенно другое:
- А тебе тогда… Ну, тебе было больно?..
Он тут же вжал испуганно голову в плечи, пожалев о сказанном. Слух резанул противный скрип: это дядины руки сжались на баранке руля.
- Очень. Мне было очень больно, Саске. И ошибки юности, если позволяешь им поглотить тебя, будут жить в тебе ещё много лет, поэтому… Я тебя не заставляю ничего делать, просто советую не торопиться с выводами.
Машина остановилась, дядя, заглушив мотор, перевёл на него взгляд, и в глазах его было столько нехарактерной для этого человека усталости, столько душевной боли, что Саске стало вдруг жутко неудобно за собственное любопытство. И снова захотелось извиниться, объясниться, может быть, даже рассказать обо всём, что тревожным налётом лежало на сердце – но он просто смотрел в дядины глаза, знакомые, родные и совершенно чужие в этот миг, и не хотелось ничего, кроме как нажать на ручку двери и пулей выскочить наружу, подальше от этой давящей и пропитанной сожалением атмосферы.
Они обменялись скомканными прощаниями, и минуту спустя Саске провожал взглядом дядин тёмно-синий Mitsubishi. Внутри было холодно и пусто. Не хотелось думать совершенно ни о чём.

***
Лицо Гаары хранило маску идеального спокойствия. Он стоял на другом краю татами, нерушимый, не обронивший и капли пота после нескольких длительных сражений, и водил безразличным взглядом по ряду сидящих в сэйдза бойцов, выбирая, с кем будет сражаться следующим – такую привилегию имели победители.
- Рок Ли.
Все взгляды обернулись в его сторону. Ли поднялся. В этом зале он успел приметить много знакомых лиц – тех, кто был свидетелем их с Гаары первой встречи восемь лет назад, поэтому был больше чем уверен, что слушок о них среди юных айкидок уже прошёл. На обоих смотрели непонятными взглядами: не враждебными и не любопытствующими, а чем-то средним, с примесью суеверного страха, - и, возможно, поэтому все, кто выходил на татами против кого-то из них, уже заранее был настроен на поражение.
Внешне Гаара был само спокойствие, но в глазах, прищуренных и сосредоточенных, прыгали огоньки дьявольского веселья, которые, Ли был уверен, заметил только он один.
Странно, подумалось ему во время стандартной процедуры представления, что они стоят сейчас друг напротив друга, точь-в-точь как восемь лет назад, а у него совершенно не возникает ассоциаций с тем роковым днём. В то время ему было двенадцать лет, и мир состоял из учения Гай-сенсея, общения с Тен-Тен и айкидо. Он прилежно учился в школе, часами трудился в додзё, безобразничал с лучшей подругой, иногда дрался во дворе и всегда побеждал, а потом выслушивал долгую лекцию опекуна о разрушительной силе насилия, которая, однако, не останавливала его в следующий раз, когда кто-то из мальчишек задирал Тен-Тен или зло шутил над сенсеем. Потом жизнь раскололась на два периода: до и после встречи с Гаарой, и этот период «после» нёс в себе массу новых перемен, созидательных и разрушительных для его тогдашней личности. Результатом их стал он теперешний – Рок Ли, второй дан, простой парень, которому в ноябре должен исполниться двадцать один год; человек с уже сложившейся системой взглядов, доселе не подводивших его; сравнительно молодой инструктор, в котором души не чают ученики, а лучшая подруга в полушуточной обиде жалуется, что скучает по нему прежнему и что она уже давно прекратила его понимать. Хорошо это или плохо, Ли не задумывался, ибо каждый идёт по дороге жизни своим путём и в своём, уникальном темпе: возможно, когда-нибудь Тен-Тен догонит его, или же, наоборот, он поравняется с ней – это не имело значения.
Значение имело движение. Если чувствуешь, что, выбрав тот или иной путь, тебя словно тянет дальше, и ноги передвигаются будто сами по себе, и внутри всё кипит от предвкушения, что же ждёт тебя за поворотом – значит, всё верно.
Когда Ли приближался к краю татами, становясь напротив Гаары, он ощутил, как внутри него разливается живительным теплом именно это чувство – и он знал, что это правильно: им давно уже было пора стереть кошмарный образ прошлого, записав на плёнку памяти новый, с повзрослевшими персонажами.
Гаара сверкнул уверенной улыбкой и сделал едва уловимый знак плечом, на языке его тела означающий: «Подходи, если осмелишься».
Ли ответил ему иронично поднявшимся уголком рта: «А ты сомневаешься?».
«Просто подходи, а там увидим», - правая нога Гаары пошла назад, утверждая левостороннюю стойку.
Руки Ли поднялись: левая до уровня солнечного сплетения, правая – до пояса: «Готовься».

***
- Ух, хорошо друг друга швыряют! – восхищённо пробормотал рядом с Ясухисой мужчина с прикреплённым к куртке гербом Кири. – Это ваши?
Тот кивнул, не отрывая взгляда от сражающихся. Творилось нечто невообразимое: неутомимые бойцы передвигались плавно и быстро, словно в зажигательном танце, и на татами лицом вниз оказывался то один, то другой, а порой оба сразу, однако поверженные моментально вновь оказывались на ногах – и бесконечное сопротивление продолжалось. Ученики Ли, сидевшие рядом со старшим учителем, были буквально загипнотизированы зрелищем: из всего, что им довелось увидеть на собрании, этот бой можно было назвать самым увлекательным. Сдаваться никто не собирался: упавший не тратил ни секунды в праздном лежании на животе и тут же принимал боевую стойку, готовясь отразить новую атаку или напасть самому. Удары были быстрыми, точными и безжалостными. Лица бойцов оставались идеально непроницаемыми, и только в глазах горела пламенем дикая, необузданная страсть. Ясухиса склонил голову чуть набок и, поглощённый напряжённым поединком, случайно произнёс свои мысли вслух:
- Мне одному это напоминает брутальный секс?..
Инструктор из Кири повернулся к нему с возмущённым взглядом, затем, подумав, согласился:
- Ну да, что-то есть.
На губах Ясухисы Оджиро, пятый дан, зазмеилась ехидная усмешка.

***
- Я тебя официально ненавижу, Инузука.
Наруто и Шикамару обменялись одинаковыми лукавыми взглядами – и одновременно подавились смешками: уж очень серьёзный вид был у Неджи, когда он это говорил, словно на смертельной дуэли прямо перед тем, как проткнуть противника катаной. Киба, похоже, тоже почувствовал исходящие от Хьюги убийственные волны, потому что вжал голову в плечи и забубнил неразборчиво оправдания.
Они заседали в «У Акимичи» мужским коллективом: Неджи, Шикамару, Киба, Наруто и Чоджи. Звонили Гааре, и тот обложил Инузуку матами по громкой связи и пообещал крепко вмазать ему между ног, когда вернётся, что виновника собрания, понятное дело, только вогнало в ещё большее уныние. Неджи цедил сквозь зубы крепкий зелёный чай и периодически выдавал ядовитые угрозы, младший Акимичи хлопал сочувственно друга по спине и молчал, поэтому придумывать выход из положения оставалось только Наруто с Шикамару.
- Ну, откуда ж я знал, что она так отреагирует? – ныл Киба, обращаясь к содержимому пивной кружки, третьей за время их мужского собрания. – Я же, ну, не подумал, всё как-то быстро вышло…
- Ненавижу, - бросил Неджи брезгливо.
- Да прекрати ты уже! - встал на защиту приятеля Наруто. – С кем не бывает?
- В том-то и дело, Наруто, что только с ним и бывает! – холодно отрезал Хьюга. – Только с балбесами вроде него и бывает.
Возразить на это никто не решился, и за столом вновь приуныли.
Причина сего собрания была заключалась в том, что вчерашним вечером Хьюга Хината со скандалом разругалась со своим молодым человеком и выгнала его из дома, а теперь несчастный влюблённый не знал, как вымаливать у своей красавицы прощение. После экстренного вызова Тен-Тен и часового успокаивающего разговора из девушки удалось вытянуть суть размолвки. Хината, по натуре честная и доверчивая особа, на вопрос своего парня о своём предыдущем сексуальном опыте рассказала всё без утайки: в женской гимназии, где она училась до поступления в университет, она встречалась с одноклассницей. Киба, на его же беду, относился к тем представителям сильного пола, которых отвращала идея гомосексуальных отношений между мужчинами, зато та же связь между женщинами приводила в дикий восторг, поэтому, когда он узнал о пикантном прошлом своей драгоценной девушки, не преминул об этом ей сообщить. Позже, когда парни спрашивали, что же он ей такого оскорбительного ляпнул, Киба тупил взгляд и мямлил, что не помнит, но, видимо, палку он таки перегнул – Хината, разозлившись не на шутку, велела ему убираться прочь из её дома, а вдогонку швырнула смс-кой с двумя жестокими словами: «Мы расстаёмся».
- Слушайте, я тут подумал, - осторожно взглянув вначале на хмурого Неджи, затем на грустного Кибу, протянул Наруто, - и, кажется, у меня есть идея.
- Какая?! – тут же встрепенулся переполошенный влюблённый, нервный и неуклюжий из-за бессонной ночи.
Блондин смерил его невозмутимым взглядом:
- Да тише ты. Слушай, она, скорее всего, обиделась не на тебя конкретно, а потому, что ты не воспринял её отношения с той девушкой всерьёз. Мы ведь знаем, что Хината-чан абы с кем не стала бы встречаться – значит, были чувства. А ты, Инузука, только постельные сцены представил – и уже кровь из носа. Как подросток, ну честное слово. Короче, меняй своё к этому всему отношение – тогда, возможно, она тебя и простит.
- А я бы, - вставил Шикамару, отвлёкшись от чтения кифу, - подождал вначале пару дней, пока она остынет, потом подкатил бы с раскаивающимися глазами, цветочками и обещанием уважать её прошлый опыт. Сейчас разговаривать с ней бесполезно.
- Убью, - бросил Неджи со своего места совершенно невпопад, обращаясь то ли к лучшему другу, то ли к проштрафившемуся пареньку.
Наруто сделал ему знак успокоиться, а Кибе посоветовал:
- Сделай всё так, как говорит Нара, а потом ещё попроси, пускай выскажет собственные условия – мол, что ты должен сделать ради её прощения. Она ведь тебя любит, понимаешь? Не сможет просто так, из-за фигни какой-то отказаться от тебя навсегда, так что будь добр, постарайся не упасть лицом в грязь и сделай всё, как она говорит. Понял меня?
Молчавший доселе Чоджи внезапно протяжно вздохнул и многозначительно возвестил:
- Тяжело на свете болтунам.
- Ты прям философ, - хмыкнул Наруто и поднялся. – Ваш ресторанчик надо переименовать в «Конфуций» и подпись снизу такую сделать: «Индивидуальные консультации по будням с двух до пяти».
- У меня курсы как раз в это время, - улыбнулся Чоджи.
- А куда это ты собрался? – Киба, как утопающий за спасительный круг, схватился за майку Наруто с явным намерением удержать его любой ценой. – Меня ж Хьюга убьёт без тебя!
- У меня встреча, отвянь.
Новость привела осоловевшего от пива парня в искренний ужас:
- Да какая встреча?! Не оставляй меня, Наруто, ну пожалуйста!
- Важная встреча, - отрезал блондин и с немалым трудом вырвался из цепкой хватки. – Всё, разбирайтесь дальше сами. Мне не звонить, буду занят.
Друзья проводили его подозрительными взглядами, однако никто не осмелился высказать вслух то, что крутилось на языке у всех.
- Убью тебя, - завершил период затянувшегося молчания Неджи и в очередной раз поднёс к мрачному лицу свою чашку.

***
Гаара сбросил звонок и швырнул телефон на футон:
- Вот это идиот, ну надо же было таким родиться!
Двое сидящих напротив мальчишек смотрели на него вылупленными глазами, а Ли за их спинами крутил у виска:
- Ты вообще соображаешь, что при детях говоришь?
- Я? – удивился юноша, ткнув себе в грудь пальцем, и только сейчас понимание ситуации накрыло его: похоже, он так сильно разозлился на проклятого Инузуку, что совершенно не следил за языком, в итоге парочке молодых айкидок пришлось выслушать если не весь, то точно половину его золотого запаса матерных слов и обзывательств, некоторые из которых были придуманы мастером на всякие забавные неологизмы Узумаки Наруто.
Подобный удар юные умы выдержать были явно не готовы – по крайней мере, так считал Ли, потому что от него сейчас исходили в буквальном смысле убийственные волны, и Гаара, которого до этого момента слегка раздражала невозможность побыть с ним наедине, теперь обрадовался, что малышня увязалась за ними в номер.
Рюаки прочистил горло и с видом любопытствующего исследователя поинтересовался:
- Гаара, а что значит «долбохренский хуепин»?
За спиной ученика Ли изобразил на своей шее удушение и повёл бровями в его сторону. Гаара расплылся в идиотской улыбочке:
- Это который пинает… который ничего не делает – лентяй, короче. Ты только не повторяй это больше никогда, это очень плохие слова. Если будешь так выражаться, Ли-сенсей тебя выгонит из секции.
- Вот именно, - подтвердил молодой инструктор, положив руки ученикам на плечи. – А вообще, мальчики, шли бы вы в общий зал – может быть, заведёте себе новых друзей.
Длинноволосый Харука обернулся к учителю и, несомненно, будучи более догадливым, чем его друг, сразу же поднялся:
- Тогда встретимся на вечерней лекции. Пошли, Рюаки.
Дверь за ними закрылась, знаменуя тихим скрипом возникновение неловкой тишины. Ли рывком поднялся на ноги и, всё ещё в айкидодзе, принялся расхаживать по комнате, его хакама при каждом резком шаге издавали зловещее шуршание. Гаара непроизвольно выпрямился и сидел теперь в позе сэйдза, словно он был провинившимся учеником.
Наконец блуждание по номеру прекратилось, и Ли замер за его спиной.
- Я понимаю, что твой друг заслужил головомойку, - вздохнул он разочарованно, - но, Гаара, тебе девятнадцать лет, пора бы уже сначала думать, а потом говорить.
Гаара откинул голову назад, посмотрел на него снизу вверх с кривой усмешкой:
- Сядь. Ну, сядь, - повторил он настойчивее, поймав недоверие в глазах молодого человека.
Когда Ли подчинился и опустился на свой футон напротив юноши, тот взял в руки его левую ладонь и, глядя пристально в глаза, принялся разматывать вечно намотанный до локтя плотный эластичный бинт, слой за слоем. Проделывал он это в полном молчании.
Из-за двери доносились приглушённый звуки: мимо ходили люди, кто-то заливисто хохотал, кто-то вступил в жаркий спор о стилях айкидо. Всю эту запруженную незнакомцами реальность внезапно словно отрезало, откинуло куда-то, и остались только они: глаза в глаза, шорох от разматываемых бинтов, за окном – завывающая одиноким волком пустыня.
Когда оба бинта длинными белыми змеями легли на пол между их коленями, Гаара, всё такой же безмолвный, протянул руку и провёл мягко кончиками пальцев по векам любовника, заставляя того закрыть глаза, затем поднёс к губам одну из его ладоней, грубую, покрытую старыми белыми шрамами. Лёгкие, едва ощутимые поцелуи и щекочущее кожу тёплое дыхание заставили Ли закусить нижнюю губу, но Гаара не дал ему отстраниться – придвинулся ближе, взял вторую ладонь.
В жесте этом, самом что ни на есть интимном, смешались воедино мольба о прощении, благодарность за исполненный чудесных моментов день, наконец, признание, но этого было мало, и юноша, приподнявшись на коленях, обвил руками шею любовника, зацокал языком, качая головой, когда тот попытался открыть глаза, и когда условия его игры приняли беспрекословно, принялся на этот раз покрывать поцелуями его лицо. Касаясь нежно губами щёк, кончика носа, тонкой, чуть подрагивающей кожи век, Гаара думал о том, что никогда прежде не представлял себя в такой роли – роли заботливого возлюбленного. То, что произошло с ним за последние несколько недель и продолжало происходить, изменяло его постепенно и навсегда – с каждым днём он понимал это всё чётче, и перемен этих он ожидал с нетерпением.
Он замер, едва касаясь своими губами губ любовника, дразня горячим дыханием, и, наконец, произнёс то, ради чего затеял всю эту нежную увертюру:
- Как ты и хотел, я вначале подумал, а теперь говорю. Я люблю тебя.
Никто не спешил соединяться в поцелуе: Ли медленно открыл глаза, словно выплывая из сновидения, и они долго и пристально смотрели друг на друга – почему-то это было очень важно. Гаара смотрел ровно, без былой робости перед глубокими чувствами – этот этап был им уже пройдён, наступило время ставить себе новые цели. Что ждало его на этом пути в будущем, он не знал, и впервые в жизни ему было действительно всё равно, ибо слишком сильна была его вера. В себя, в Ли – в них.
Затем их губы наконец-то встретились, из нежного поцелуй постепенно превращался во всё более страстный, и в определённый момент Гаара осознал, что задыхается в своей одежде. Словно услышав его немую просьбу, Ли, не глядя, развязал пояс на его хакама, мягко освободил от плотной куртки – та отлетела в сторону, бряцнув по полу значком с гербом Конохи; прошуршали чёрные хакама, за ними же последовало всё остальное, и вот он лежал на футоне совершенно обнажённый, отвечая на ласки всем телом, пропуская через себя всю гамму ощущений от прикосновений и пытаясь глотнуть хоть немного воздуха из-за сбившегося дыхания.
За недолгий период их отношений Ли успел выучить слабые места Гаары и теперь вовсю пользовался этим знанием: то проведёт языком влажную дорожку по линии подбородка, то наполнит жарким дыханием впадинку пупка, то зацепит зубами кожу с внутренней части бедра. Сегодня любовник был с ним как никогда нежен, каждым движением как бы благодаря за долгожданные слова. Гаара не смог сдержать протяжный стон, когда почувствовал его у себя внутри, и поспешно сунул в рот край подушки, но тут же разжал зубы, подхваченный новой волной наслаждения. Он обвил ногами торс Ли и крепко сжал, привлекая к себе, вдыхая аромат его тела, вонзая зубы в сильное плечо, где ещё виднелись метки от предыдущего раза. Кажется, пленённый растущим внутри всепоглощающим чувством, сметающим все барьеры, открывающим всё тайное, он повторял, задыхаясь, заветное признание и даже, возможно, слышал его эхом в ответ, но позже он не мог этого вспомнить, потому что в следующее мгновение сознание разом опустело и его вознесло до таких вершин, о которых он раньше и не подозревал.
Он не желал разжимать объятий, даже когда их снова опустило на землю. Капли пота стекали с лица Ли и падали ему на грудь, тяжело вздымающуюся и опускающуюся. Гаара приподнял его лицо за подбородок, заставил склониться к себе и крепко поцеловал. Ему хотелось прямо сейчас, сию же минуту сказать ещё тысячи ласковых слов этому особенному человеку, вот только сердце всё не желало успокаиваться, и оттого, прервав поцелуй, они снова сцепились взглядами, обдавая разгорячённые лица друг друга волнами тёплого дыхания. На слова они найдут время позже. Их ожидает целая вечность времени, чтобы высказать их друг другу.

***
Дейдара наблюдал за мужчиной уже некоторое время. Тот стоял в отдалении в группе детективов, пил с ними кофе, но острый взгляд его то и дело обращался в их с Итачи сторону, будто на самом деле он хотел быть с ними, а не вести пустые беседы с вымотанными полицейскими. На незнакомце была надета полицейская униформа с атрибутикой дорожной службы, оттого на фоне по-офисному одетых детективов со значками, прикреплёнными небрежно у кого к нагрудному карману, у кого к ремню брюк, он выделялся, и Дейдаре оставалось только гадать, что же он забыл в уголовном отделе.
Они с Итачи недавно закончили обедать, а теперь расположились в специально отведённом для них углу и отдыхали перед новой миссией. Вскоре должен был прийти Орочимару, чтобы провести инструктаж, поэтому они наслаждались последними минутами блаженного отдыха: Итачи отвлечённо подносил ко рту сигарету и, похоже, готов был задремать, а Дейдара, сидя напротив в кресле, читал книжку – до тех пор, пока не почувствовал на себе взгляд незнакомца в полицейской форме.
Несмотря на сон, который позволили им после допроса, Дейдаре казалось, что день этот – продолжение вчерашнего, а тот, в свою очередь, – продолжение предыдущего: слишком многое происходило, и сознание его не справлялось с обработкой всей информации, поэтому ощущения нового начала с наступлением утра не приходило. Итачи, похоже, чувствовал то же самое, хотя они об этом не говорили – не нашлось ни свободной минутки, ни достаточно уединённого места.
Внезапно тот черноволосый полицейский отделился от кружка детективов и направился в их сторону. Дейдара автоматически опустил ноги с кресла на пол и выровнял спину – уж слишком строго выглядел этот истинный блюститель порядка. Похоже, Итачи действительно уже почти засыпал: с кончика сигареты его, зажатой в зубах, свисала приличная горка пепла, грозившая упасть ему на рубашку, а он даже этого не замечал. Незнакомец остановился от них в двух шагах, окинул Дейдару придирчивым взглядом, затем подошёл к Итачи сзади и вдруг совершенно бесцеремонно выдрал у него изо рта сигарету, после чего профессиональным движением курильщика швырнул в переполненную пепельницу. Итачи подскочил на месте и уставился на полицейского диким взглядом, но совладать со своей речью от удивления не мог – только открыл рот, но тут же его и захлопнул, не издав ни звука.
- Обещай, что бросишь, когда всё это кончится, - загремел мужчина тяжёлым басом, и только сейчас притуплённое усталостью сознание Дейдары указало ему на очевидное внешнее сходство этих двоих полицейских. Видимо, решил он, это был старший Учиха.
- Папа… - в подтверждение его слов пролепетал Итачи слабо.
- Я не знаю, что вы там с Кисаме и Такэо задумали, - прервал его отец строго, - меня в детали операции не посвящают, но я надеюсь, ты дурью не маешься и не загоняешь себя до полуобморочного состояния.
Услышав эти слова, Дейдара усмехнулся: как раз этим Итачи и занимался.
- Я в порядке, - ответил молодой детектив с намеренной сухостью в голосе.
Старший Учиха скрестил руки на груди, вид при этом приобретя донельзя упрямый, и продолжил тоном проводящего допрос инспектора:
- Тебе точно можно всё это делать? После сотрясения могут быть осложнения, я спрашивал у наших медиков.
- Всё будет хорошо, - бросил Итачи, отводя взгляд в сторону, и наблюдающему со стороны Дейдаре удалось поймать в его чёрных глазах тень грусти.
- Ну, смотри, - брови мужчины сомкнулись, образовав на лбу глубокие морщины. – Не доставляй нам с матерью лишних хлопот.
Итачи встрепенулся:
- Мама знает?
- Догадалась, - с неохотой признался отец, затем добавил: - Кисаме мне вчера сказал, что ему звонил Саске, он наш с Микото разговор, видимо, услышал. Так что все за тебя переживают, все ждут тебя дома, Итачи. Заканчивай с этим поскорее и возвращайся.
По лицу младшего детектива прошла волна облегчения, и он позволил себе кроткую улыбку:
- Обязательно, папа.
В коридоре замаячила фигура Хошигаке Кисаме, и старший Учиха поспешил за ним, бросив сыну напоследок:
- И ел чтоб нормально!
Поравнявшись со старшим инспектором-детективом, он пожал ему руку и сделал жест в сторону выхода – похоже, приглашал для приватной беседы. Дейдара наблюдал молча за тем, как Итачи провожает их взглядом, но любопытство всё же взяло верх, и он спросил:
- Твой отец, стало быть, тоже в полиции служит?
Итачи, не отрывая взора от удаляющихся спин дорогих ему людей, бросил:
- У нас почти все мужчины в роду полицейские. Я, правда, единственный в уголовном розыске.
- Понятно… Стало быть, тот мальчик, который приходил как-то за тобой, это твой родной брат?
- Что? – переспросил Итачи рассеянно.
- Ну, когда ты впервые пришёл в квартал, за тобой приходил такой парень, и ты сказал, что это твой двоюродный брат, семья которого живёт здесь. Помнишь?
- А-а, да. Это Саске, он мой младший брат. Родной, конечно. По моей легенде, я ведь в Коноху один приехал, сбежал от семьи, поэтому, когда его увидел, пришлось срочно придумывать историю, а лучшего в голову не пришло. Он не должен был там оказаться в тот день, это не было частью плана.
Дейдара кивнул, и внезапно в уставшем сознании зародилась мысль, что он немного завидует своему новому другу: у того есть настоящая семья, которая его любит, дом, в котором его ждут, любимый человек, ради него готовый идти на пули с голой грудью… Что ни говори, а Учиха Итачи был счастливчиком. Юноша попытался вспомнить, когда в последний раз разговаривал со своим отцом. Ему было столько же, сколько Сасори, когда он сбежал из родного города от родительской тирании, поэтому, должно быть, уже почти десять лет прошло с тех пор, как он видел лица мамы и папы. Интересно, они хоть живы?.. Знают ли, где он, чем занимается, к чему стремится? Хотят ли они это знать?..
Из пучины болезненных раздумий его вырвал раздавшийся смешок – Итачи сидел, подпирая подбородок кулаком, и чему-то улыбался.
- Чего ты? – спросил Дейдара, запоздало осознав, что и его губы растягивает заразительная улыбка.
- Да просто подумал… Саске, брат мой, сейчас проходит через очень сложный период: есть один парень…
Блондин удивлённо приподнял брови:
- Он что, тоже в теме?
- Похоже на то, - хихикнул Итачи. – Так вот, характер у моего Саске непростой – его легко вывести из себя, и тогда он начинает пороть горячку. Я как представил себе, сколько глупостей он успеет натворить с этим своим Наруто, пока я вернусь!.. Ужас да и только.
Дейдара бросил взгляд на часы – если Орочимару приедет вовремя, у них есть ещё двадцать минут свободного времени. Он вновь закинул ноги на кресло, принимая удобную позу, и попросил:
- Расскажи ещё!

***
Ему не следовало этого делать. Не следовало после разговора с Наруто по телефону мчать первым делом к компьютеру, задавать в поисковик его ник, искать среди результатов ссылку на сообщество, о котором собеседник упомянул вскользь – ничего этого делать не следовало. Саске подкупила фраза Наруто, что в этой ячейке Интернет-сети они с друзьями хранили фотографии, начиная с формирования их коллектива, то есть, три года назад. Посмотреть на своего возлюбленного первокурсником было слишком любопытно, и он не удержался.
Двадцать минут спустя после нахождения им нужного сайта Саске уже мчал по улицам родного города, не разбирая дороги, не обращая внимания на катящиеся по лицу капли пота, не видя перед собой совершенно ничего. Всё его внимание принадлежало тяжёлому ощущению в груди, будто кто-то вшил туда камень, и тот тянул его непрестанно к земле. В ушах шумела кровь, заглушая мысли, откидывая назад, на задворки сознания здравый смысл, и в голове царствовала вопиющая пустота.
По договорённости, он должен был прийти только через час, но попросту не смог сидеть дома, в одиночестве. Голова буквально лопалась от обилия сумбурных мыслей. Всему виной было это сообщество, будь оно проклято. Наруто первокурсником он увидел, как и хотел, но вместе с этим обнаружил ещё массу отвратительных вещей, знать о которых ему не хотелось никогда.
«Сладкая парочка, как же, - бормотал он про себя, мча вслепую по улицам города. – Тег даже отдельный для них создали. Женить собираются. И Наруто… «Никуда ты от меня не денешься, приползёшь обратно». Чёрт бы тебя побрал, Наруто, чёрт бы тебя побрал!..».
В голове снова и снова крутилась эта фраза, которую он вычитал в комментариях к очередному «сладкая парочка»-отмеченному посту. Кто-то из друзей спрашивал, мол, что ты будешь делать, если крашеный забросит свои бесконечные интрижки и найдёт себе кого-то серьёзного, Гаара поддакнул: «Действительно, Узумаки, что ты сделаешь?», а Наруто… А Наруто ответил так, что Саске всё сразу понял.
Знаки судьбы предупреждали его. С самого утра, с разговора родителей, потом в академии с историей Нагоми, через дядю Обито и, наконец, когда всё это сложилось воедино, общая картина раскрылась перед его взором.
Ничего не значила эта вчерашняя сцена. Абсолютно ничего. Наруто был хорошим притворщиком, а на самом деле всё, что ему было нужно, это чтобы Гаара приполз к нему обратно на коленях, вымаливая прощение, чтобы взревновал и понял свою ошибку. Он же, Саске, стал всего лишь инструментом для управления – не зря ведь имя Наруто стояло на первом месте в якобы шуточном опросе «Кто из нас наибольший манипулятор»; даже Гааре досталось только второе место.
Для Саске оставалась всего одна, последняя надежда: если Наруто, увидев его, не станет вести себя обыкновенно, как по телефону, а хотя бы как-то даст знать, что вчерашний почти что поцелуй имел для него значение, - он простит всё. Если же нет… Что тут гадать?
Как это произошло, он не помнил, вот только он уже поднимался в лифте на одиннадцатый этаж, и смешно, как вчера, ему уже вовсе не было. Камень в груди всё тянул вниз, и проснувшийся из глубин подсознания трусливый голосок увещевал: «Тебе всё кажется, ты всё выдумал».
«Кажется… - хмыкнул про себя Саске, горько улыбнувшись установленному в лифте зеркалу. – Кажется, надо же…».
Дверь он не стал открывать своим ключом, который всё время забывал вернуть, - позвонил. Позвонил ещё раз, когда через минуту не ответили, и ещё. Наконец с той стороны раздались шаги, загремели ключи и дверь распахнули. Наруто стоял в одних только шортах, надетых на влажное тело, и с мокрыми волосами. Пару секунд он в совершеннейшей растерянности пялился на гостя, затем выдохнул:
- Ой, прости, я думал, это папа зачем-то вернулся!
Саске опустил взгляд, избегая соблазна поглазеть, сделал шаг внутрь, прошёл мимо блондина, не снимая ботинок, и направился к лестнице на второй этаж. Ему казалось, если и разбираться в их личных делах, то только не здесь, в прихожей, которую он ассоциировал с радушной улыбкой Намикадзе-сана, а в комнате Наруто, где всё это безумие и началось.
- А-а… Что-то произошло? – вопрошал, семеня сзади, хозяин.
Саске не стал отвечать до тех самых пор, пока они оба не оказались в спальне. Со стены на него насмешливо глядел Гаара. Кровать была разворочена, на ней сверху лежала вываленная в кучу одежда: джинсы, майки, футболки. Он развернулся и посмотрел в глаза притихшему блондину.
- Скажи мне только одно, Наруто. Тебе понравилось?
- Да о чём ты? Можешь вообще объяснить нормально?
В его выразительных голубых глазах действительно читалось недоумение, и Саске немного смягчился – но только на самую малость.
- Играть со мной, вот что. Понравилось, я спрашиваю? – Выражение искреннего недоумения не сходило с лица разоблачённого манипулятора, и он со вздохом пояснил: - Я видел всё. Фотографии, видео, читал переписку. Ты думал, я не догадаюсь, что за всем этим стоит? Или ты специально упомянул про ваше сообщество, чтобы дать мне последний шанс сбежать?
Полотенце упало с плеч Наруто, когда он резко возвёл руки и вцепился пальцами в мокрые волосы.
- Да о чём ты, чёрт бы тебя побрал, сраный ты Учиха, говоришь?! Я ничего не понимаю! Что тебе в голову взбрело?!
- Это мне взбрело?! – внезапно рявкнул Саске, почувствовав, как его наполняет чёрная злоба. – Это тебе взбрело меня использовать, чтобы Гаару своего вернуть! Чтобы на коленях потом к тебе приполз, прощения просил!
- Да при чём здесь Гаара вообще? – тоже повысил тон Наруто, делая шаг вперёд.
Саске, дабы не чувствовать себя защищающимся, тоже подступил ближе.
- А если ни при чём, то скажи мне, - выплюнул он ядовито, - скажи, как ты к нему относишься. Прямо сейчас, давай. Скажи.
Наруто сделал ещё шаг – шаг сделал и Саске.
- Это не твоё дело, Учиха, как я к нему отношусь, понятно? Я не обязан отвечать на твои идиотские вопросы.
- Уходишь от ответа, - презрительно фыркнул Саске. – Ты всегда это делаешь, когда дело касается его. Ну, признайся, что тебе стоит? Ты затеял всё это, чтобы свести с ним счёты, да?
Теперь они стояли совсем близко и буравили друг друга тяжёлыми взглядами. В глазах Наруто сверкнула сталь:
- Ты просто невероятный подонок, Саске, если после всего так обо мне думаешь.
- У меня нет выбора, Наруто. Ты мне его не дал.
- Заткнись, - процедил Наруто сквозь зубы, и от взрыва эмоций, отразившихся разом на его лице, камень, зашитый в груди у Саске, разом будто потяжелел в десятки раз – так, по крайней мере, ему показалось, когда он терпел на себе этот постоянно меняющийся взгляд и не мог решить, как теперь быть.
Он не увидел ни показного раскаяния, ни злорадства, и этот факт несколько сбивал с толку. Но Наруто, сказал он себе ещё раз, был хорошим актёром, об этом не следовало забывать.
- Ну, признайся. – Голос его вдруг опустился до хриплого шёпота, в горле засаднило от недавних криков, и пришлось проглотить жёлчный комок, чтобы продолжить. – Я, может быть, стукну тебя разочек, пожелаю вам счастья и уйду.
От этих слов по лицу Наруто судорогой прошла какая-то новая, сильная эмоция, он вдруг обхватил его голову ладонями, потянул вниз, к себе – и…
Саске целовали в первый раз в жизни. Все говорят, что поцелуи сладкие, особенно первые, потому что самые памятные, но для него это не было правдой. Он ощущал горечь: от слов, от всего, что происходило с ними. Горечь и ещё – возбуждение, нарастающее с каждой секундой, что Наруто прижимался к нему. Это было то, чего он жаждал слишком давно, и, даже помня о правде, он не смог сдержаться и притянул к себе влажное податливое тело, ближе, ближе.
Суйгетсу бы, верно, им гордился, потому что ему наконец-то удалось отключить мозг и переложить всю ответственность на голый инстинкт. Инстинкт подсказал ему, что делать, чтобы заставить Наруто задрожать и издать протяжный стон, повиснув у него на шее. Инстинкт знал, когда настало идеальное время швырнуть его на кровать, прямо на кучу одежды, сесть сверху, грубо раздвинуть ноги коленом, впиться в губы новым поцелуем.
Наруто извивался в его объятиях, дышал глубоко, подрагивая всем телом на выдохе, и Саске ощущал, что становится пленником этого момента, и затягивает его всё сильнее и сильнее. В порыве страсти из головы напрочь вылетело, что сейчас, по сути, он делает то, чего Наруто от него хотел.
«А потом, - промелькнула призрачная мысль, - он спокойно подождёт, пока Гаара вернётся к нему, выслушает его мольбы, повредничает, но в конце концов примет обратно, ну а ты…»
Перед внутренним взором неожиданно замаячила, задразнила увиденная недавно фотография с поцелуем – та самая, с первой совместной загородной поездки три года назад, с которой в компании друзей начались шуточки насчёт их тайного романа и которой Гаара и Наруто сами любили подначивать друг друга. Непосвящённого в эволюцию дружбы этих двоих Саске именно эта фотография как ничто другое уверила в своих доводах. По телу словно прошла отрезвляющая волна электрического тока: Саске рванулся, высвобождая себя из объятий, пихнул Наруто, потянувшегося следом, в плечо – тот упал спиной обратно на кровать.
- Ты блядь, Наруто, - выдавил он сквозь душащую обиду и, не желая видеть заплескавшейся в голубых и всё ещё любимых глазах боли, развернулся к выходу.
Дежа вю. Однажды он вот так же стремительно спускался по этой лестнице, только в руке был зажат телефон с оранжевой панелью, а вслед ему неслись проклятия. Теперь же он слышал только звук собственных торопливых шагов. В комнате наверху было тихо.
Саске выбежал на площадку, рванул вниз по лестнице, но остановился между шестым и седьмым этажом, ухватился крепко за перила правой рукой, а левой – за сердце, что стучало, болело, разрывалось на куски.
Он стиснул зубы так, что те противно скрипнули, и продолжил спуск.

ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ