Глава 23. Вторник 11 мая

[mybmansion]

Название: Шесть недель
Неделя: 4
День: 2
Автор: viaorel
Бета: Леония
Жанр (для четвёртой части): AU, angst, romance, humor, adventure
Рейтинг: R
Пэйринги: Саске/Наруто, Ли/Гаара, Кисаме/Итачи основные; Сай/Сакура, Неджи/Тен-Тен, Шикамару/Темари, Какаши/Ирука, Киба/Хината, Джирайя/Тсунаде и пр.
Предупреждения: OOС, несколько OMC и OFC, убийства и полицейское расследование, смерть персонажа
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Размещение: запрещено! Только ссылкой на дневник.

Глава 23

Вторник 11 мая

В морге было очень холодно, но Орочимару нравился холод, поэтому в то время как остальные дышали на ладони, складывая их лодочкой, и вприпрыжку расхаживали по коридору, потирая плечи в надежде согреться, он вполне комфортно чувствовал себя в одной рубашке и тонких летних брюках.
Сегодняшнее утро он планировал провести в уединении своего кабинета, размышляя о новом проекте, который вчера навязал ему знакомый коллега из Нью-Йорка. Вместо этого он, разбуженный звонком Итачи, пропускал завтрак в компании взбудораженных полицейских и бригады судмедэкспертов. Большинство из них, конечно же, его узнали и теперь втихую тыкали пальцами и перешёптывались, что, впрочем, было неудивительно: двадцать лет научной работы в криминалистике просто так не сотрёшь из жизни.
Мертвенный холод морга одновременно убаюкивал и навевал воспоминания о детстве. Отец, врач-патологоанатом, часто водил его к себе на работу, маленький Орочимару даже имел в его кабинете собственный столик, за которым он обедал после школы, делал уроки, читал книжки… и старался не обращать внимания на ползущий из подвала холодок. На вопросы одноклассников, не страшно ли ему находиться в такой близости от трупов, Орочимару честно и даже немного удивлённо отвечал, что нет, конечно же, не страшно, чего тут бояться? Они ведь мёртвые.
Отцу нравилось экспериментировать с человеческим телом, познавать принцип его работы, докапываться до его тайн, а так как к живым доступа у него не было, подопытными невольно становились жертвы аварий, сердечных приступов, убийств. Его лаборатория до жути напоминала комнату ужасов в детских страшилках, и так могло казаться кому угодно из детишек, но только не Орочимару. Для него, с раннего детства привыкшего видеть отца именно в этой комнате, работающего с бумагами или колдующего над своими обожаемыми пробирками, каждая деталь имела значение, несла какой-то потаённый смысл.
Когда отец сошёл с ума и убил того мальчика, Орочимару рядом не было – он как раз уехал в США на учёбу по обмену. Узнал о трагедии он из письма Джирайи и тут же вернулся, но живым отца уже не застал: тот стал жертвой массовой тюремной потасовки. Глупая смерть, недостойная учёного ума! Его помощник, осуждённый за содействие, рассказывал, что мальчишку убивать они не планировали. «Твой отец, - доверительно улыбаясь сквозь стекло переговорной будки и прижимая к уху трубку телефонного аппарата, рассказывал молодой обаятельный парень в круглых очках, - в последние годы жизни был одержим идеей вечной молодости. Ну, не смотри так, Мару-чан, это правда. Ты ведь уже давно не навещал его, погрузился в учёбу, в студенческую жизнь, поэтому и не замечал ничего, а я всё время был рядом с ним, так что знаю, о чём говорю. Его сильно удручала перспектива подступающей старости, и он готов был пойти на всё, лишь бы побыть ещё немного молодым. А этот мальчик… Твой отец думал, что овладел секретом вечной молодости, и для проверки ему нужно было молодое тело. Я ему это тело обеспечил. Что он делал с ним дальше, я не знаю, мне не позволили остаться, но в итоге мальчик погиб, твой отец, величайший гений, тоже в могиле. А я ещё лет десять точно отсюда не выйду. Вот так-то, Мару-чан».
Орочимару раздавил окурок о лавку и не глядя бросил в пепельницу. Ему только сейчас пришло в голову, что помощник его отца был ужасно похож на Кабуто, но что делать с этим внезапным озарением, он не знал.
«И не только внешне, - продолжал он свои наблюдения. – Есть в них обоих какая-то фанатичная преданность. Тот парень ни на секунду не усомнился, что отец осуществит свой безумный замысел. Кабуто определённо хитрее, но в нём я тоже замечал чересчур сильную привязанность к моей работе и даже ко мне. Что же это означает? Я такой же, как отец?».
Перед внутренним взором замаячили далёкие образы детства: затемнённая лаборатория, кажущаяся ему, ребёнку, бесконечно огромной; высокая фигура в белом халате, давно не знавшее солнечных лучей лицо со впалыми щеками и острыми выступающими скулами; отец, согнувшийся над книгой в кружке света от старой настольной лампы, страница переворачивается за страницей, затем поверх книги кладётся тетрадь и туда прыгающим почерком заносится запись, быстро, пока мысль не убежала. Отец разглядывает плавающий в формалине орган, подносит баночку к самому лицу, и изо рта при этом выбиваются облачка белого пара.
«У него никогда не было друзей», - внезапно подумалось учёному якобы невпопад, однако мысль эта принесла немалое облегчение: этим-то он уж точно отличался от отца.
Дверь, рядом с которой он стоял, внезапно распахнулась, возникший на пороге Итачи, бледный, растрёпанный, с красными глазами, бесцеремонно ухватил его за рукав рубашки и потянул:
- Идёмте со мной.
Хошигаке Кисаме, беседующий с двумя врачами, проводил их недобрым колючим взглядом. Орочимару мимоходом подумалось, что старшему инспектору-детективу наверняка не очень-то нравилось, что Итачи попросил его прийти – доверия у этого мужчины он не заслужил.
После стандартной процедуры их пустили в помещение с телом. Итачи слабо кивнул в сторону стола, а сам отошёл в другой конец комнаты и рухнул на стул, спрятав лицо в подрагивающих ладонях. Орочимару призвал всю свою былую беспристрастность, чтобы провести осмотр на автомате, абстрагируясь от деталей. Отец постоянно говорил ему, что все врачи, имеющие дело со смертью, должны уметь возводить нерушимую стену между собой и работой… Но уже много лет ему не приходилось видеть смерть вблизи, и сердце учёного дрогнуло.
«Молоденький ещё совсем, - вздохнул он, прикасаясь рукой в перчатке к холодной одеревенелой щеке, - мальчишка».
Взгляд его невольно метнулся к дрожащему Итачи: наверняка тот представляет сейчас на месте этого несчастного своего младшего брата.
Орочимару не стал вмешиваться, утешать. Его вызвали сюда вовсе не затем. Он решительно откинул белую простыню, покрывающую тело, и, закусив нижнюю губу, продолжил осмотр.

***
Кисаме глядел в экран, отображающий происходящее в комнате для допросов. Чёрно-белая камера давала вид сверху, и у него не получалось как следует рассмотреть лицо допрашиваемого Дейдары, зато отсюда было видно, что он сильно вытянулся и отрастил волосы ещё длиннее, а голос заметно огрубел. Интересно, изменился ли он хотя бы немного внутренне?
Когда Кисаме узнал, что его бывший подопечный был знаком с убитым, то почему-то запаниковал и упросил другую пару детективов, тоже работавших над этим делом, провести допрос, а сам занял место у экрана. Первые несколько шаблонных вопросов были направлены на расслабление допрашиваемого и не имели связи с предметом обсуждения. Из них выяснилось, что Дейдара учится на заочном отделении одного из здешних университетов, имеет планы стать менеджером и открыть собственное заведение, а сейчас подрабатывает барменом в одной из забегаловок проклятого квартала и снимает квартирку недалеко от места работы.
«Значит, взялся за ум парень», - вздохнул Кисаме, удивляясь накатившему вдруг на него облегчению. Это было хорошее чувство – пожалуй, первое светлое чувство из испытанных им сегодня.
На вопрос, какие отношения он имел с убитым, Дейдара нетвёрдым голосом ответил:
- Жил он у меня. Он всего несколько месяцев как приехал из Суны, сбежал от родителей, а я был единственным, кого он здесь знал.
- Как вы познакомились?
- Раньше мы общались только по Интернету. Знаете, он ведь тогда только начал осознавать свою природу, и это его пугало, он искал друга, который поймёт, поддержит. Я первым ему написал, слово за слово, так и завязалось общение. Потом вдруг он огорошил меня новостью, что приезжает сюда, в Коноху, и попросил временно приютить. Я не отказал, сам же прошёл через всю эту фигню с родителями... Но вживую с ним было очень тяжело.
- Почему?
- Он… очень холодный. Был, был холодным. Сам себе на уме. Бывало, за весь день два слова только из него и вытянешь, а остальное время молчит.
- Расскажите в подробностях о вашей последней с ним встрече.
- А что рассказывать?.. Извините, можно я закурю?.. Спасибо. Ну да. Это было вчера вечером, одиннадцати ещё не было, потому что моя смена ещё не началась. Я сидел себе в Kakkazan, это бар, в котором я работаю…
Кисаме почувствовал чьё-то присутствие за спиной и развернулся. Итачи протягивал ему руку с танцующим в ней пластиковым стаканчиком с кофе, затем присел рядом и потянулся за сигаретой.
- Тут нельзя курить, - на автомате отметил Кисаме, хотя в принесённой из курилки пепельнице уже лежали два скомканных им окурка.
Итачи проигнорировал замечание. Вспыхнул огонь зажигалки, небольшая комнатка начала наполняться дымом.
- Вы знаете, сколько ему было лет? - Кисаме не дали возможности ответить. – Пятнадцать. Это почти что на пять лет меньше, чем моему брату. И он мёртв.
Голос у Итачи дрожал, сигарета ходила ходуном, он едва попадал ею в рот.
- Какой-то подонок, - продолжил он, не замечая даже, как по бледной щеке скатилась одинокая слеза, - ударил его сзади по голове, потом связал, изнасиловал, зачем-то изрезал лицо скальпелем.
Кисаме почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Ему слишком явно представилась картина, когда лежишь связанный, голый, беззащитный, и кто-то чёрный, огромный, страшный, как существо из кошмаров, нависает над тобой, и существо это испускает удушающий смрад смерти, и от безумия в его глазах кровь стынет в жилах. Существо когда-то было человеком, и возможно даже, что ты был с ним знаком, ты желал ему доброго утра или перекидывался парой незначительных фраз, но сейчас ночь оголила его истинный облик, и теперь это – нечто без имени и чувств. Твой убийца достаёт скальпель, любовно ловит в нём отражение лампы, и ты знаешь, зачем он его достал, знаешь, что сейчас будет, тебе пересказывали неоднократно страшные слухи, и сердце вдруг замирает – он приближается, он хочет отнять твою жизнь, толком даже не успевшую начаться, и вы оба знаете: эта ночь для тебя – последняя…
Он с ужасом прогнал видение. Итачи будто и не заметил.
- Кисаме-сан, он сунул его тело в сумку – мальчик же этот маленький совсем был, поместился. И не скажешь, что там: человек или продукты какие-нибудь. Хотел с этой сумкой незаметно куда-то прокрасться, похоронить, может быть, или бросить где-то, но его спугнули. Сумка осталась лежать прямо на улице, а в ней – человек…
Кисаме смотрел на него, не отрываясь, краем сознания отмечая, что допрос прекратился, потому что Дейдара внезапно разрыдался и не смог продолжать давать показания. Лицо Итачи сейчас больше напоминало маску: когда он говорил, двигались только губы, и то едва-едва, а в глазах было совершенно пусто, мёртво.
- Клянусь, я сделаю всё, чтобы его поймать, - с внезапным жаром в голосе произнёс он, сминая пустой стаканчик в кулаке, и Кисаме на миг показалось, что при этих словах изо рта его полыхнуло обжигающее пламя.

***
Ли не помнил, когда ещё ехал в родное додзё с таким тяжёлым сердцем. Всё вокруг, казалось, противилось его поездке: с работы его долго не хотели отпускать, жалуясь, что только у него получается ладить с подростковыми группами, он чуть не забыл дома сумку с вещами, долго не мог найти ключи от квартиры, поэтому опоздал на свою электричку и пришлось покупать новый билет, а в этой ужасно душно и людно, и сиденья какие-то неудобные, и соседка странно на него поглядывает, будто у него второй нос вырос. И, что самое главное, он так и не понял, как воспринял его слова Гаара.
Времени поговорить у них оставалось совсем немного, поэтому подготовленную объяснительную речь пришлось ужать практически втрое. Впрочем, важные слова были произнесены: он любит только его, но с тем человеком у него осталось много неразрешённых вопросов, которые хотелось похоронить навсегда, хотелось забыть, что он вообще существовал в его жизни. «Он женат сейчас, - вспоминал Ли своё оправдательное тарахтение при виде откровенно растерявшегося после слов о двухгодичных отношениях Гаары. – Мне нет до него никакого дела, но я слишком хорошо его знаю: если он сам меня разыскивает, значит, ему что-то от меня понадобилось, и он не остановится, пока меня не найдёт. Поверь, я просто не хочу, чтобы он заявлялся в Коноху, только поэтому еду туда сам. Он для меня давно мёртв, я люблю тебя, ничто не сможет этого изменить».
Только сейчас, прослушав себя со стороны, он увидел, насколько каждая его фраза была пропитана оправданием, и на миг ужаснулся: что, если Гаара подумал так же и не поверил? Что, если он в самом деле, как предсказывала Тен-Тен, пойдёт и натворит сдуру каких-то глупостей? Подумает, что Ли его обманул насчёт своих чувств, и когда бывший внезапно замаячил на горизонте, помчался к нему со всех ног…
«В общем-то, всё так и выглядит», - хладнокровно подвело итог сознание.
Он уже неоднократно ловил себя на желании позвонить или хотя бы написать Гааре, но каждый раз останавливал себя - ведь тот может решить, что он проверяет, поверили в его «ложь» или нет. Опять всё упирается в недоразумения.
Ли уже даже успел пожалеть о своей честности. Может быть, в самом деле стоило слукавить, наплести какую-то байку про больного учителя и уехать себе со спокойной совестью?
«Да, только проблема в том, - усмехнулся про себя парень, - что я совершенно не умею врать. Гаара бы меня в два счёта раскусил, с его-то проницательностью».
Дабы отвлечься от порядком нервирующих его мыслей, он перевёл фокус внимания на предстоящую встречу. Попытался вспомнить черты сэмпая, но образ будто играл с ним, постоянно утекая, – возможно, просто память отказывалась ворошить старое. Вскоре отдельные детали всё-таки начали одна за другой проступать. Он вспомнил холодные голубые глаза, не насыщенного голубого цвета, как у Наруто, а совсем светлые, будто выцветшие. Телосложения сэмпай был хрупкого из-за слабого здоровья – в частности, с астмой он однажды решил бороться занятиями айкидо, которое преподавали в додзё недалеко от его дома. Именно поэтому и произошла их встреча. Сэмпай плохо переносил физические нагрузки и быстро уставал, одевался элегантно, с нарочитой небрежностью, пил много лекарств, вечно пропадал то на встречах, то на курортах… Что ещё ему позволят вспомнить?
Ли почему-то подумалось о том дне, когда сэмпай впервые позвал его к себе домой. Ему, шестнадцатилетнему мальчишке, полжизни обитавшему в приюте, дом этот показался настоящим дворцом из сказки, а его бледный изящный хозяин – волшебным принцем. Он, помнится, долго не мог поверить, что этот красивейший человек действительно заинтересовался им. Что в нём было хорошего? Кроме упорства и успехов в боевых искусствах – совершенно ничего. А вот сэмпай!..
С горькой улыбкой Ли вспоминал жаркие ночи, когда опытный, взрослый сэмпай обучал его таинствам любви, и как радовался, что ему достался способный ученик. Всплыли в воспоминаниях и презрительные маски слуг, не одобривших выбора своего хозяина, и тонны лжи, обрушенные на его голову прекрасным принцем, оказавшимся оборотнем-перевёртышем, которого он когда-то имел несчастье любить больше жизни.
«Зачем вы вернулись, сэмпай? – задал он вопрос воображаемому собеседнику, мерцающему перед внутренним взором безмолвной маской. – Ждали, пока я оживу, пока снова обрету счастье, полюблю, чтобы всё это разрушить? Почему бы вам не оставить меня в покое и не продолжать жить своей замечательной жизнью?».
Ему никогда ещё так сильно не хотелось позвонить Гааре. Внезапная идея, впрочем, на время отвлекла его: что, если эти мучения – не что иное, как наказание за его выбор? Ведь принимая решение, он видел перед собой только два пути и отверг один, выбрав другой, но вдруг был ещё и третий, и четвёртый? А он по слепоте своей не разглядел этих более безопасных путей, и теперь ему казалось, что под угрозой находится нечто очень ценное, очень для него важное, и это предчувствие усиливалось с каждым километром, уносящим его от Конохи.

***
Саске вперился взглядом в экран, в сотый раз перечитывая сделанную в воскресенье запись.

Сегодня был удивительный день. Я побывал в одном из тех мест, за живописность которых и люблю этот город. Чтобы добраться до него, мне и моему спутнику пришлось продираться через лесную чащу, перелезать через высокую ограду, переступать через разногласия и желание вдолбить другому собственную правоту. Мой спутник постоянно потчует меня сомнениями, сам того, похоже, не замечая. Глупо, не правда ли? Я и сам не понимаю, зачем лезу в чужую жизнь. В последнее время я столько всего не понимаю…
Сегодня был удивительный день. Удивительный не потому, что слово красивое, а потому что мне в самом деле пришлось много удивляться. Мне в очень необычной форме преподали урок, и за это я благодарен. Теперь, в тепле и уюте своего дома, я переосмыслил то, что мне пытались втемяшить в голову методом пряника и пряника. Мой спутник, кажется, ты прав. Не уверен, что мне удастся применить на практике твои советы, но я буду стараться.
Сегодня был удивительный день. Вы должны были заметить: вначале ярко светило солнце, потом откуда ни возьмись наплыли грозовые тучи, и как полил дождь! Я не люблю мокнуть, но когда мы с моим спутником бежали по лесу, уворачиваясь на ходу от норовящих хлестнуть по лицу веток, мне почему-то было так весело и легко, как не было уже давно. Уже второй раз с момента нашего общения я ловлю себя на одном желании, но я не знаю, как попросить о том, чего хочу. Стеснительный Саске, ха-ха.
И ещё кое-что. Мне хотелось бы ещё столько всего показать своему спутнику!
Я уже говорил, что сегодня был удивительный день?

Он снова обновил страницу, и снова ничего.
«Ну почему он не отвечает?».
Уже третий день подряд, начиная с вечера воскресенья, он мучился в ожидании, когда же Наруто ответит ему комментарием на его пост в блоге, но тот как в воду канул: не звонил, не писал – ничего вообще. Больше всего в этой ситуации Саске выводило то, что он так расхвалил его в своём посте, подобрал самые лучшие фотографии, с невероятной тщательностью обработал их, а платой ему за это - молчание! Постоянных читателей, впрочем, он не разочаровал, и это было единственным утешением. Карин визжала, как всегда, что это лучшая его работа, Суйгетсу иронизировал над её щенячьим восторгом, но совсем не так, как раньше, а любя, Джуго вежливо поинтересовался, почему ни на одной фотографии не изображён его таинственный спутник с пряниками, пустив намёк на «стеснительного Саске», и тут понеслась: Карин и Суйгетсу объединились против его секретности и грозно требовали выдать им этого самого спутника, потому как им, видите ли, было завидно. «В следующий раз МЕНЯ ВОЗЬМИ! – баловался заглавными буквами Суйгетсу. – Я и пряники из дома свои прихвачу». «А я тебя сомнениями попотчую!» – не отставала Карин. Саске вначале отвечал им в деланно напыщенных тонах, но они быстро его раскусили, и пришлось объясняться, что своей привычке фотографировать в одиночку он не изменил.
Ну почему, почему Наруто не отвечал? Или ему было неинтересно увидеть фотографии? Нет, ведь с таким рвением просил посмотреть тогда, в беседке. Что-то его отвлекает, возможно?
Саске не находил себе покоя, теряясь в догадках, а спрашивать первым мешало упрямство. Он не мог позволить себе унизиться до того, чтобы выпрашивать его комментарий о своём творчестве, а звонок означал бы как раз это. Оставалась только случайная встреча – самый ненавязчивый способ напомнить о своём существовании. Но как можно было её устроить? Он не имел ни малейшего понятия, где можно было сейчас искать Наруто.
И как раз когда он об этом подумал, Вселенная будто улыбнулась ему и благосклонно подбросила удобный случай. Мимо его рабочего стола с видом прогуливающегося по парку гражданина прошёл Намикадзе Минато с прижатым к уху телефоном:
- Сына, ты где?.. – Саске вмиг воспрянул духом и прислушался. Мужчина заулыбался на ответ, не замечая его повышенного внимания – собственно, вообще ничего вокруг не замечая. – А я думал, у тебя тренировка сейчас… Кто отменил, ты или в додзё?.. Да шучу я, шучу! Акимичи-сану привет передавай. Домой скоро?
Саске подождал, пока фигура начальника скроется за дверью, и, больше ни секунды не медля, принялся беспорядочно совать свои вещи в рюкзак. Он верил в знаки судьбы, и это, без всякого сомнения, был один из них. Махнув на прощание удивлённым сотрудницам, он стянул пиджак со спинки стула и побежал догонять Намикадзе-сана – отпрашиваться.

***
- Акимичи-сан, - позвал Наруто, приближаясь к стойке.
Тот мигом отложил в сторону стакан, протиранием которого занимался последние десять минут, периодически украдкой бросая взгляды то на столик, где скромно пили чай Хината с Кибой, то на тот, где сейчас остался сидеть мрачнее тучи один Гаара.
- А что это с ним? – шёпотом спросил Акимичи-сан, закинув полотенце за плечо и взявшись вытирать мокрые руки о фартук.
Наруто отмахнулся:
- Да так, прорвёмся. Слушайте, - он перегнулся через стойку и зашептал, кивая в сторону Гаары, - плесните ему чего-нибудь в кофе, а? Нервы расслабить.
Хозяин заведения подобрался и поджал пухлые губы, взгляд его метался от печально ссутулившейся фигурки к просящим глазам блондина. Наконец он сдался:
- Ну, вам как постоянным клиентам… Чёрт с тобой, Узумаки. Эх, влетит мне когда-нибудь, что я несовершеннолетних спаиваю, ой же влетит!..
Вернувшись с двумя испускающими аромат чашками, Наруто протянул одну другу, вторую поставил возле себя.
- Ладно, - выжав из себя нотку воодушевлённости, вздохнул он, - а теперь давай разбираться.
Гаара энтузиазма не оценил, только равнодушно глянул на принесённый напиток.
- Извини, что сорвал тебя с тренировки.
- Да пустяки, они без меня скучать вряд ли будут. – Он попытался поймать блуждающий взгляд зелёных глаз, но Гаара упрямо рассматривал свои ладони.
- Я и сам сегодня тренировку пропустил. Сенсей четвертует.
- Давай лучше вернёмся к тому, почему ты уже сейчас, без посторонней помощи, сидишь мёртвый, - Наруто ободряюще сверкнул улыбкой. Ответной улыбки не последовало. – Я из твоего сумбурного пересказа так и не понял, откуда этот его сэмпай вообще нарисовался.
- А я сам не понял. – Взгляд Гаары похолодел. – Он так быстро на меня всю эту информацию вывалил, что половина прошла мимо меня. Хорошо запомнилось мне только то, что я тебе рассказал.
С губ его сорвался вздох разочарования, не ускользнувший от внимания Наруто:
- Два года, подумать только… Наши несколько дней не могут с этим тягаться. Два года просто так не вытрешь из памяти. Наверняка сэмпай этот был его первой любовью. Сучара…
- Это в прошлом, - воспользовавшись паузой, напомнил блондин.
Гаара зло фыркнул:
- Я знаю, Узумаки! Знаю, что в прошлом, я верю ему, но… - Он обессиленно выдохнул. – Но подумай сам, к чему может привести разговор с тем, кого любил так долго.
- Угадывать можно сколько угодно, - отрезал Наруто, внезапно разозлившись, - если не знаешь человека. Но ты-то должен понимать, что связался со смертельно серьёзной личностью, которая ни за что не станет бросать слов на ветер. Если он сказал, что любит тебя, значит, так и есть. Если едет поговорить с этим своим засранным сэмпаем, значит, имеются на то веские причины. И вообще, Сабаку, знаешь что? Катись ты в ад со своими соплями!
Привлечённые его пылкой речью, некоторые посетители оторвались от своих тарелок и взглянули на него кто заинтересованно, кто осуждающе. Киба оказался в группе интересующихся, но, осаженный шёпотом Хинаты: «Пускай мальчики разбираются», послушно отвернулся. Гаара некоторое время оторопело пялился на друга, явно не ожидая, что утешения настолько резко перерастут в нападки, затем лицо его просветлело:
- Ты прав. – Он задумался, будто перебирая про себя всё, что только что наговорил другу, и конвульсивно дёрнул головой в отвращении. – Ужас, во что он меня превратил. Растаял, как барышня, от одного «я люблю тебя» и теперь сижу вот, сопли жую.
- Со мной на пару, - поддержал беззаботный тон Наруто.
- Да, ещё и тебя втянул.
- А зачем ещё нужны друзья?
- В самом деле. Ты-то, Узумаки, уж точно ни для чего другого не годишься. – Гаара глотнул из своей чашки и внезапно почти шёпотом, с придыханием добавил: - А я, знаешь, как отпустил его, пошёл по городу пешком, в голове чёрти что творится, помутнение какое-то. Чувствую: сейчас точно какую-то глупость совершу, о которой буду потом жалеть, обязательно буду. Не знаю, что меня удержало. Завернул сюда, позвонил тебе. Если бы ты не взял трубку, не приехал – страшно подумать, где бы я сейчас оказался.
Наруто только смотрел на него молча, не зная, что сказать.
- Я знаю, умом понимаю, что мне нечего переживать, - Гаара прикоснулся кончиками пальцев к груди, - но здесь всё равно неспокойно. Что бы я себе ни говорил, этот страх, что меня бросят, что я снова останусь один… Он будто поглощает все здравые мысли, по-другому объяснить не могу.
Взгляд его остекленел, рука безвольно упала на колено. Наруто вздохнул и, придвинув свой стул ближе, привлёк друга к себе:
- Эх ты, горе моё…
Гаара закрыл глаза, но внутри был всё ещё натянут как струна, и объятия не могли этого изменить.

***
Дейдару наконец-то отпустили, Кисаме из окна своего кабинета следил, как его стройная высокая фигура с печально опущенными плечами покидает здание правоохранительных органов, и прислушивался к голосам из прошлого, не оставляющим его в покое с самого утра.
Возможно, всему виной шок от потери друга, но у него создалось впечатление, что старый знакомый избавился от юношеской дерзости, сквозившей ранее даже в его походке. Общение с пятнадцатилетним Дейдарой почему-то вызывало в нём грусть, словно каким-то необъяснимым образом мальчишке удавалось сгрузить часть собственной боли на другого, на всякого, кто бы ни подошёл, и от этого ему самому становилось легче. Кисаме в Акацуки должен был играть роль ничем не озабоченного волка-одиночки, безжалостного и своевольного, и в этот его образ не вписывалось то почти отеческое чувство, которое он испытывал к маленькому хулигану, поэтому приходилось выкручиваться, помогать, не подавая вида, а порой удерживать себя – иначе вся маскировка к чертям.
Но Дейдару невозможно было обмануть. Кисаме неоднократно ловил себя на догадке, что парень знает, кто он на самом деле такой и с какой целью присоединился к их группе, но почему-то помалкивает. Зачем ему это было нужно – он не понял до сих пор.
Внезапно ему вспомнился случай, пожалуй, единственный, когда он чуть добровольно не снял свою маску перед этим мальчишкой. Вышло так, что они остались в штаб-квартире одни, Кисаме от нечего делать наблюдал за тем, с каким увлечением Дейдара, сидя на полу, возится с порохом, мастерит бомбу, и от этого зрелища на него отчего-то с неумолимой силой и внезапностью накатила щемящая тоска по дому, по лучшему, единственному другу Фугаку, по его гостеприимному дому, но больше всего – по Итачи. Теперь, девять лет спустя, Кисаме понимал, почему так много думал о нём в те трудные времена, но тогда он был слеп и не желал верить сердцу. «Этот Дейдара, - думалось ему в ту ночь, - развлекается стряпанием бомб, а что сейчас делает Итачи? Читает книгу, решает сложное уравнение или, может, уже спит? Хотелось бы мне знать».
Дейдара, будто почувствовав его тоску, поднял светловолосую голову и спросил: «О ком задумались?». Не «о чём», а именно «о ком», удивился тогда про себя Кисаме, а вслух уклончиво ответил: «Да так, есть один человек…». «Хорошо вам, - натянул на губы улыбку Дейдара, - а мне вот даже подумать не о ком. Вы счастливый».
«Я действительно счастливый», - подумал Кисаме, глянув на стул, на спинке которого висел забытый Итачи пиджак.
Дверь его кабинета внезапно отлетела в сторону, и на пороге возник взбешённый старик Такэо.
- Мне нужен Итачи! - гаркнул он, забыв о приличиях. – Где он?
- Не знаю, - безразлично отозвался Кисаме, не вставая с места. – Кажется, в морг вернулся. А что?
Старик разозлённо оскалился:
- Ничего. Просто у твоего мальчика слишком хорошие связи. Этот Орочимару заявил мне, что будет работать только с ним и ни с кем другим. А я ему и денег, и охрану… Откуда они вообще друг друга знают, Хошигаке?!
- Меня это не волнует, - отрезал Кисаме, выпрямившись в кресле. – Гораздо больше меня интересует вопрос, когда нам ожидать журналистов и чем мы будем от них отбрёхиваться.
При упоминании ненавистного слова нервы у старика сдали окончательно: Такэо взвыл и схватился обеими руками за остатки седых волос, доселе хитро зачёсанных так, чтобы закрывать лысеющую макушку:
- Вот эти мне ещё журналюги, крысы драные! Кобаяси! – Он выглянул в коридор и подозвал пробегавшего мимо сотрудника. – Ты занимаешься прессой! А Учихе, - вновь обернувшись к Кисаме, зашипел он, выпятив губы и плюясь слюной, - передай, чтобы ко мне явился.
Дверь закрылась с такой силой, что маленькая фарфоровая акулка на столе у Кисаме, подарок Итачи на Новый год, задрожала и, если бы его пальцы вовремя не подоспели, точно упала бы.

***
Саске не понимал, почему ему так весело. Каждый шаг давался с небывалой лёгкостью, уголки губ сами собой приподнимались и всё вокруг, казалось, разделяло его прекрасное настроение. Вот проходящий мимо дедушка внезапно залихватски кивнул ему, мол, так держать, вот зелёный свет зажёгся, как только он подошёл к переходу, вот красивый мальчишка в фирменной футболке книжного магазина замешкался у входа со стопкой новой продукции в руках, мечтательно улыбнулся и зажмурился в ответ на его улыбку. Сама жизнь будто бы давала ему знаки, подбадривала исполнить задуманное, напутствовала.
Он старался не думать, что нарываться на «случайную» встречу только ради того, чтобы услышать похвалу своей работы, несколько нечестно и уж точно глупо, но разве можно было засорять мысли такими мелочами, когда неведомая сила буквально благословляла его на исполнение задуманного? У Намикадзе-сана не возникло вообще никаких вопросов насчёт того, куда ему так срочно понадобилось уйти, а этот мужчина имел обыкновение не столько из-за должностных обязанностей, сколько из чистого любопытства выспрашивать подобные вещи у работников. Один этот факт был достаточным доказательством того, что сегодня судьба на его стороне.
Идти до того самого кафе, где он должен был, конечно же, случайно пересечься с Наруто, было чуть меньше часа, поэтому пришлось часть пути проехать. Сидя на последнем сиденье автобуса в компании мамаши с дочкой, глядящей на него огромными голубыми глазами (ещё знак), Саске поспешно перебирал в уме картотеку оправданий в ответ на вопрос, каким ветром его занесло именно в это время и именно в то место. Самым правдоподобным ему казалось вот какое: «У меня приятель недалеко живёт, пригласил к себе кино вместе посмотреть, а я зашёл спросить, можно ли тут заказ с собой забрать, а то здесь, как ты и говорил, действительно вкусно готовят».
Он не сошёл, а спрыгнул с автобуса и пружинящими шагами направился к скромному заведению под вывеской «У Акимичи». Ему пришлось заставить себя не крутить головой при входе, а медленно и спокойно оглядывать зал в поисках нужной ему персоны. Слева от него, почти у самой стойки, заседала смутно знакомая ему парочка. Порывшись в памяти, Саске сообразил, что девушка – та самая лепечущая краснеющая официантка, а парень – придурок, который в прошлый раз приставал к нему с расспросами. Узнал он и хозяина за стойкой, тучного мужчину с добрым лицом. А в другом конце зала, за тем самым столиком у окна, за которым они с Наруто обедали в прошлый четверг…
Саске обмер, не в силах отвести взгляд. Весь тот непонятный восторг, дарящий ему крылья по пути сюда, словно выбили из него одним точным ударом, и внутри вдруг стало так ноюще пусто… Нет, нет, нет. Это неправильно, так быть не должно. Хорошо, допустим, он видит то, что видит, и рука Наруто действительно на плечах этого ублюдка. Ведь это вовсе ничего не значит, ведь так? Обыкновенный дружеский жест, совсем как там, в беседке, то ведь тоже… ничего не значило.
Стало вдруг невыносимо больно. Ну зачем он себя обманывает? Кому от этого станет легче? Он видит именно то, что видит. Точка. Саске показалось, что он разворачивался страшно медленно, чуть ли не со скрипом, будто воздух внезапно затвердел и не хотел его отпускать, потому что за какую-то долю секунды он успел рассмотреть даже больше, чем хотелось. Он увидел, как Гаара повернул голову, оказавшись непозволительно близко к лицу Наруто, и что-то ему зашептал, и вовсе даже не грусть была у него в глазах, а что-то другое, ведь с какой стати этому подонку вздумалось бы грустить? Разве что на публику. И участие в голубых глазах было вовсе даже не участием, а… чем-то другим, чёрт возьми. Тут невовремя придурок, имя которого Саске забыл, поднял голову, и на лице его отразилось узнавание, а хозяин заведения, доселе безучастный, вдруг преобразился, принялся глядеть неприветливо исподлобья – прямо на него.
Саске вдруг отчётливо понял, что это – не его мир, он здесь нежеланный гость. Совершенно не чувствуя собственных ног, он еле дошёл до выхода, прикрыл за собой дверь так бесшумно, как только мог – ему страшно было представить, что он скажет Наруто, если тот сейчас его окликнет. А уж как на его появление отреагирует Гаара!..
Он шёл по улицам, не разбирая дороги, доверившись своему чутью, а внутри всё так и кипело от обиды, от злости на себя, на Наруто, на всех. Обманули его. Он сам себя обманул. И на кой ему сдался этот проклятый лгун, почему не отпускает? Почему тогда, в беседке, он был совсем другим?
«И я тоже хорош, - бранил себя Саске, постепенно ускоряя шаг, - взбрело мне в голову, что мне прямо так важно его мнение. Попёрся через полгорода. Почему каждый раз, когда дело касается Наруто, я постоянно выставляю себя дураком? Постоянно раздражаюсь, психую, как какой-то неуравновешенный, порю горячку. Наверное, нужно просто оставить его в покое: у него своя жизнь, у меня своя».
Осознание, пришедшее следом за последней мыслью, возмутило его настолько, что он чуть ли не побежал – лишь бы выветрилось наваждение.
Осознание того, что оставить Наруто в покое у него не получится никогда.

***
У Ли было два учителя: Фукаши-сенсей, 5 дан, и Кошисава-сенсей, 7 дан. Первый, сорокалетний улыбчивый и совсем немного инфантильный брюнет, не умеющий петь, но не пропускающий ни одной караоке-вечеринки, по какой-то давно утерянной причине не ладил со вторым, низеньким, но подтянутым стариком, которого последние несколько лет начал серьёзно подводить слух, к великому сожалению друзей и на потеху младшим айкидокам. Неизвестно, что эти двое не поделили, но абсурдная ссора приводила к тому, что они серьёзно усложняли жизнь своему общему ученику, постоянно пытаясь настроить его друг против друга всяческими слухами и даже откровенным враньём.
Но сегодняшним вечером врагам пришлось поневоле сидеть за одним столом, так как Ли заявил, что времени как следует наговориться с обоими у него попросту не найдётся, и настоял на перемирии.
- А знаешь, - Фукаши почесал свой начавший седеть ёжик волос, - я удивлён, что ты вообще приехал. Я бы на твоём месте послал этого подонка куда подальше. Это ж сколько наглости надо иметь, чтобы после всего, что он натворил!..
- А я бы, - отозвался старенький Кошисава, впервые за весь вечер чётко расслышавший, о чём идёт речь, - вообще ничего не стал бы делать. Зачем ворошить прошлое? Никакого смысла, пустая трата энергии. Лучше бы занимался больше.
Ли покивал обоим учителям, а взглядом скользнул по часам: ну где же сэмпай? Заметивший это Фукаши развёл руками в извиняющемся жесте:
- Не знаю, где он. Я сказал, что ты приедешь, он обрадовался, пообещал зайти.
- Это всё потому, что ты с ним разговаривал! – ни с того ни с сего набросился на него старенький Кошисава. – Да если бы я с ним поговорил, он бы уже тут как миленький сидел!
Фукаши скорчил ему гримасу и, склонившись к Ли, зашептал:
- Старик совсем плохой стал. Думаем не давать ему больше учеников.
- Я по губам умею читать, Фукаши, - обиженно брякнул дедок, скрестив руки на груди и надувшись.
- Он врёт, - снова зашептал молодой сенсей, хихикнув.
Кошисава резко поднялся на ноги и полным драматизма голосом объявил, гордо вздёрнув подбородок:
- Вижу, у вас тут секреты от меня. Хорошо, хорошо. Вы поговорите пока, а я пойду новости гляну, там интервью с моим одноклассником должны показывать.
С этими словами он сердито кивнул, смешно качнув при этом реденькой бородкой, и удалился, сопровождаемый беззвучным хохотом победившего в борьбе за внимание ученика учителя. Дождавшись, пока сухонькая фигурка соперника исчезнет в проходе, Фукаши внезапно посерьёзнел:
- Теперь давай начистоту, Ли. Ну на кой он тебе сдался? Ты что, повторения всей истории хочешь? Брось! Найдёшь себе в Конохе кого-нибудь, а эту набитую деньгами куклу даже вспоминать со временем перестанешь.
- Я уже нашёл, - поспешил поправить его Ли.
Сенсей удивлённо вздёрнул брови.
- Я знаю, быстро, но так получилось, - взялся он оправдываться. – Это… давний знакомый. Не в этом дело сейчас, сенсей. Я и приехал-то только потому, что хочу закрыть эту страницу своей жизни навсегда.
- Ну да, - протянул мужчина, - этот твой сэмпай не из тех, кто легко отступается.
- Именно поэтому мне нужно чётко дать ему понять, что своим появлением он мне с Гаарой всё только испортит.
- Гаара, значит? – хмыкнул учитель. – А я всё надеялся, что вы с той своей подружкой, которая на мотоцикле к тебе каталась каждые выходные…
- Она замуж через месяц выходит.
Фукаши уважительно ахнул:
- За того длинноволосого?
- Да, за Неджи.
- И что же, с Гаарой этим всё серьёзно у тебя?
- Конечно!
Фукаши, соскучившийся по строгости принципов своего ученика, растаял в роли заботливого отца:
- А он как вообще, хорошенький? Показать привезёшь?
- Да что вы, сенсей! – Ли в красках представил, в каких масштабов катастрофу подобный визит может перерасти, и усердно замотал головой. - Мы всего чуть больше недели как вместе, а вы его уже на смотрины требуете. Имейте совесть!
Но Фукаши не сдавался и взялся вместо этого ломать комедию с заламыванием рук и проникновенными всхлипами-визгами.
- Совсем взрослый стал! – завыл он с притворными слезами в голосе. - Забыл, кто тебя выхаживал, кто тебя воспитывал, кто из тебя второй дан слепил! У молодых память короткая! Не помнишь уже, что мы со старым пердуном для тебя сделали, даже невестку показать отказываешься. Э-эх! Горько мне, горько, пойду утоплюсь!
На Ли представление должного впечатления не произвело, но нахлынувшие воспоминания прошлых лет явно растопили его сердце:
- Я ничего не забыл, сенсей.
В проходе возникло сморщившееся лицо второго учителя:
- Чего вы орёте? Мне из кухни слышно.
- Что, уже посмотрели свои новости? – едко поинтересовался Фукаши.
Старик мотнул рукой:
- Там выпуск прервали. В Конохе твоей, - он кивнул ученику, - опять убили мальчишку.
Впечатлительный Фукаши всплеснул ладонями:
- Серьёзно, что ли?
- Серьёзно! – сварливо передразнил его Кошисава. – Фотокарточку даже показывали. Молоденький совсем, даже жалко мне его стало. И ведь, что обидно, не местный, из Суны приехал. А его Коноха вот так привечает.
Фукаши решил было на время зарыть топор войны и выспросить у нелюбимого старикашки детали, но краем глаза уловил, как стремительно краска сползает с лица его ученика, и озабоченно воскликнул:
- Эй, Ли, что с тобой?
Тот с трудом сглотнул и, едва совладав со своим голосом, прохрипел:
- Сенсей… А как выглядел этот?.. Из Суны…
Не почувствовавший изменившейся атмосферы старичок, мысли которого были заняты лишь прерванным новостным блоком, безразлично повёл костлявыми плечами:
- Да я без очков толком и не разглядел его. Волосы крашеные, красные такие.
Ли стал белым как полотно и уже на грани обморока задал последний вопрос:
- А имя… Имя говорили?
- Да что тебе дался этот мальчик? – внезапно рассердился Кошисава. – На «с» как-то, я не запомнил!
Следующие полминуты произошло сразу несколько событий, развивающиеся в одной небольшой комнатке настолько стремительно и несвязно, что создавалось впечатление, будто кто-то там, наверху, внезапно перетасовал карты, а комбинация вышла нелепая.
Ли попытался подняться, но ноги его подкосились.
В дверь постучали, и, не дождавшись разрешения, внутрь заглянул невысокий мужчина лет двадцати пяти с коротко стрижеными светлыми волосами и выцветшими голубыми глазами.
- Можно? – от его скромной улыбки и без того красивое лицо стало ещё приятнее и привлекательнее. – Простите, что задержался, дочка никак не хотела ложиться спать, сказку требовала.
Старик Кошисава, предоставив молодёжи самим разбираться со своими драмами, поплёлся на кухню, где как раз начинался запоздалый новостной блок.
Беспокойный взгляд Фукаши метался от мертвенно бледного ученика к гостю, который уже присел за стол и с вежливым интересом ожидал, пока на него обратят внимание. Наконец учитель не выдержал напряжения, бросил: «Сами разбирайтесь» и покинул комнату.
Гость, явно обрадовавшись, что их оставили одних, обратился к Ли, наклоняя голову, чтобы поймать его взгляд:
- А ты сильно изменился. Знаешь, я вначале сомневался, что ты приедешь, но ты здесь, и я очень благодарен тебе за это, честное слово.
- Сэмпай, - Ли, наконец-то собравшись с силами, поднялся на ноги и тут же согнулся в глубоком поклоне, - мне очень жаль, но я должен немедленно возвращаться в Коноху. Извините.
С этими словами он подхватил за ручки лежащую рядом сумку и поспешно, чуть ли не бегом умчался прочь, оставив голубоглазого гостя в искреннем недоумении.

***
- Пронюхали-таки.
Итачи устало откинул голову на спинку кресла. Сидящий рядом Кисаме ободряюще сжал его плечо, а к начальнику обратился:
- Сколько каналов?
- Пока только один, - голос Такэо сочился ядом. – Пустили эту новость сверхсрочкой. Ну, один-то ладно, домой сегодня попадём, но что будет завтра утром!..
- А давайте тут заночуем, - подал голос Кобаяси, виновато пошевелив своими тараканьими усиками. Кисаме про себя решил, что если кто из отдела и продал информацию, то это мог быть только Кобаяси. – Так журналюги до нас не доберутся.
- А ты что же, - загремел на него Такэо, - и расследование будешь отсюда, не поднимая жопы со стула, вести? Значит, так. – Он прошаркал к столу и тяжело на него рухнул, скривившись от боли в занывшей спине. – Никто домой не пойдёт, пока мы не склепаем версию для прессы. Давайте, ручки доставайте, блокноты! Что вам всё объяснять надо?
Толпа недовольных вымотанных детективов зароптала, но приказу начальника никто перечить не посмел.

***
Киба знал, что Хьюга Хината – девушка не для него. Она была хороша собой, скромна, как и подобает женщине, происходила из очень богатой и влиятельной в Конохе семьи. На свидания с ней нельзя было одеваться как попало, при разговоре с ней нужно было выбирать выражения, а при прощании – строго следить за руками.
Киба слишком долго был влюблён в это очаровательное создание, а потому старался изо всех сил, придерживаясь этих правил. Он практически полностью поменял гардероб, купил толковый словарь и завёл привычку каждый день прочитывать по странице перед сном, чтобы обогатить свою речь, он приставал к Неджи с просьбами дать советы, о чём можно разговаривать с отцом своей возлюбленной и каких комплиментов ожидает от него её мать.
За те несколько дней, что длились их романтические отношения, Киба почувствовал, что меняется не только он – меняется и она. С ним Хината стала более раскованной, уверенной в себе, перестала краснеть из-за многих вещей, ранее способных смутить её на полдня. Между ними ранее зияла пропасть, а теперь, казалось ему, они начали медленно, шажок за шажком, идти по мостику, соединяющему два края, и хоть осталось им идти ещё бесконечно долго, Кибе нравился этот изматывающий путь. Он готов был отдать свою жизнь ради того, чтобы идти этой девушке навстречу.
Но червячок сомнения, как и раньше, точил его сердце, и единственным способом избавиться от него было, по мнению Кибы, определить раз и навсегда пару Узумаки Наруто. Любому из их друзей было очевидно, почему Хината так долго за него цеплялась, отказываясь встречаться с реальностью. Ха, ему бы столько шарма, как у этого улыбчивого блондина!
Киба знал: пока Наруто имеет статус не вовлечённого ни в какие отношения человека, он не успокоится. Поэтому когда он стал случайным свидетелем немой сцены в исполнении бледного гостя, то подумал и решил доложить об этом кому надо – просто так, на всякий случай. Фарс с Гаарой ведь не больше чем игра, а тот черноволосый, похоже, был настроен серьёзно. Такое лицо у него было, когда он их увидел!..
Киба поступил хитро. Воспользовавшись моментом, когда Гаара отошёл в сторону, вовлечённый в телефонный разговор, а Наруто остался за столиком один, он извинился перед Хинатой и, не теряя ни минуты, занял место напротив блондина.
- Слушай, я тут спросить хотел, - сделав как можно более невинное лицо, начал он, - не моё дело, конечно, но…
- Валяй уже, Инузука, - скучающим тоном перебил его Наруто.
- Ты не заметил, наверное, но пока вы тут с Гаарой зажимались, твой этот, типа, знакомец заходил.
- Какой такой «типа, знакомец»?
Киба почувствовал, что задел нужные струны, и добил:
- Ну, тот, с которым ты на прошлой неделе сюда приходил. Черноволосый такой, мрачняк ходячий.
Наруто переменился в лице, и Киба возликовал: значит, угадал он правильно.
- И когда он заходил?
- А чёрт его знает, может, минут тридцать назад, может, сорок. Не в курсе я. – Он изобразил на лице выражение носителя страшной тайны и, склонившись к поникшему другу, спросил: - Это, конечно, не мои дела, всё такое, но у вас с ним, типа, любовный треугольник или чё?
- С чего ты взял? – дёрнулся Наруто.
Киба многозначительно помолчал, затем медленно протянул:
- Ну, у него такое лицо было, когда он вас вместе увидел… Я сразу подумал, что он, типа, приревновал.
Тут очень не вовремя вернулся Гаара и потребовал немедленного освобождения своего места, поэтому Кибе не удалось убедиться в том, что сообщение, так сказать, дошло до адресата, но до конца вечера Наруто был очень тих и задумчив, и ему подумалось, что цель, скорее всего, достигнута.
Теперь червячок сомнения, эта вечно голодная тварь, будет грызть изнутри не его одного.

***
Тен-Тен звонила уже в третий раз, но Ли не мог заставить себя ответить. Сидя на свободной лавочке в кругу света от ночного станционного фонаря, он кутался в случайно захваченную из дома куртку, но никак не мог согреться. Он ещё не до конца сдался, какая-то часть его неустанно твердила, что старенький сенсей что-то напутал, а даже если не напутал, что это всего лишь череда безумных совпадений, что, в конце концов, в Конохе должно быть немало красноволосых уроженцев Суны, имя или фамилия которых начиналась на «с». Но ему казалось, если он сейчас ответит на звонок Тен-Тен и услышит оттуда вместо привычно бодрого окрика хотя бы один всхлип или, что ещё страшнее, молчание – всё будет кончено.
Он рванул из додзё прямиком на станцию, но только по дороге к ней вспомнил, что электрички прекращают ходить в одиннадцать и он никак не успевал даже на самую последнюю. При мысли о возвращении его замутило: там его ждут вопросы, и нерешённые дела с сэмпаем, и чёрт знает что ещё. На станции ютилась всего пара таких же, как он, ждущих первую пятичасовую электричку и готовых провести несколько часов ожидания прямо тут, на неудобных лавочках и под недобрыми взглядами смотрителей. Но здесь, по крайней мере, его никто не знал, некому было отвлекать его от леденящих кровь мыслей.
Что, если Тен-Тен была права? Что, если Гаара решил ему отомстить и отправился искать приключений в тот самый район, а там его заметил убийца – и… Здравый смысл пришёл на помощь спасительным сигналом: невозможно, чтобы новость так быстро оказалась в руках прессы, ведь они с Гаарой только сегодняшним днём разговаривали. С другой стороны, в жизни случаются порой и более странные вещи.
Ли понимал, что кощунственно просить у высших сил то, чего он хотел, но всё же вначале робко, потом всё увереннее начал твердить про себя молитву: только бы это оказался кто-нибудь другой, а не он!
Тен-Тен снова звонила, и этот звук отдавался ледяным страхом в его сердце. Но неизвестность тянула из него больше сил, чем ужас перед правдой, и хотя он чувствовал себя безоружным против того, что может услышать в этой треклятой трубке, он всё-таки нажал на кнопку и поднёс телефон к уху.
- Я не знаю, в курсе ты или нет, - Тен-Тен говорила очень спокойно, устало, - но на всякий случай скажу.
Ли знал, что это невозможно, но прямо сейчас ему казалось, что его сердце в буквальном смысле дрожит.
- Ты козёл, - с мрачной торжественностью закончила фразу девушка.
- Ч-что? – слабо переспросил он, не до конца веря собственному слуху.
- Козёл, Ли-сенсей, козёл, ты правильно расслышал. – Он никогда ещё не был так рад этому заносчивому тону в голосе подруги. – Я только что с Хинатой созванивалась, так она рассказала мне, что твоего крашеного у них в ресторанчике видела. Хандрил у Узумаки на плече. Ты какую пургу ему наплёл, что он так расстроился? Хината говорила, на нём лица не было.
Ли открыл рот, но не смог ничего произнести: каждую клеточку его тела насыщало такой силы облегчение, что ни на что другое сил попросту не оставалось. Тен-Тен тем временем спокойно продолжила:
- В общем, повезло тебе, что у него ума хватило глупостей не делать. Его, вроде бы, брат домой на машине забрал, так что всё нормально. Но ты точно козёл, мне прямо обидно за Гаару нашего стало. Как приедешь, напомни, я тебя по башке твоей безмозглой арматурой хрясну разочек, ты этого, мать твою, заслуживаешь. А с сэмпаем, кстати, что? Поговорили?
Ли осознал, что делает, только когда звонок подруги был сброшен, а сейчас вызов шёл Гааре. Она, конечно, его успокоила, но пока он не услышит его голоса…
- Алло, - сонно прохрипели в трубку.
Вместо слов с его губ сорвался вздох ликования, и он не мог больше ничего произнести – слишком широко растягивала рот улыбка.
- Ли-сенсей, переведите, - попросил Гаара недовольно.
- Ничего, я просто… - справился он с началом фразы, но потом просто вздохнул всей грудью и, чувствуя себя невероятно счастливым, закончил: - Я завтра расскажу. Спокойной ночи.

***
Саске тупо пялился в экран мобильного не отрываясь уже двадцать минут. На экране было выведено сообщение от Узумаки Наруто: «Почему не поздоровался?».
«Он что, издевается? – в который раз неверяще повторил про себя Саске. – Издевается или как?».
Из-за этой глупой смс-ки он теперь не мог ни уснуть, ни сосредоточиться на занятиях. Очевидно, что сам Наруто тогда его не заметил, стало быть, ему рассказал тот глупый паренёк, узнавший его, или, может быть, хозяин забегаловки. И какого ответа он, интересно, ждал? Саске вдруг стало снова обидно за себя: да что он ему, игрушка какая? Может, и не игрушка, но ощущал он себя именно ею, такой себе управляемой марионеткой в руках искусного мастера.
Оставить сообщение без ответа было бы невежливо, кроме того, по мере набирания ответного текста Саске понял, что ему действительно хочется написать, да так лихо написать, чтобы Наруто этому стало стыдно. Ну, или хотя бы разозлить его, это тоже было бы неплохо.
Получилось, на его взгляд, ёмко и колюче: «Ты ведь был занят, не хотел вас отвлекать».
- Что ты на это скажешь? – не замечая, что заговорил вслух, восторжествовал Учиха, славя своего гения.
Ответ, впрочем, порядком сбил с него спесь: «Я просто поддерживал друга в трудную минуту, а ты что, ревнуешь, да?».
- Это… это кто ревнует? – задохнулся он от гнева. – Да тьфу, вали к чёрту!
Телефон полетел в угол комнаты, зато на шум пришла мама.
- Саске, ты чего техникой швыряешься? – строго потребовала она, поднимая репрессированный предмет с пола. – Это тебе не шуточки. Лучше позвони брату и спроси, когда он будет, а то уже почти двенадцать. Ой, - телефон в её руках ожил и завибрировал, - тут он что-то хочет. На вот. И не швыряйся больше!
«Ладно, я пошутил, не злись ты так», - сообщалось в новом послании.
Саске хмыкнул:
- А кто злился?
Телефон, на котором появилась новая зазубрина, уныло промолчал.
«Кстати, - написал Наруто почти вдогонку, - извини, что не ответил в блоге».
- Здрасьте, проснулся один, - буркнул Учиха и не без тени удовольствия набрал ответ: «Пустяки».
А пускай знает, что он, Учиха Саске, плевал на его мнение. И не для него вовсе полдня над постом работал!
«Я подумал, что позволил себе лишнего там, в беседке, а ты, я знаю, фамильярностей не любишь, вот я и предположил, что ты сам должен решить, сможешь ли меня, такого, терпеть. Поэтому не писал, ждал, пока сам объявишься», - пришло ему через несколько минут, а сразу за ним: «Не дуйся».
«Всё в порядке», - отправил Саске ответ, про себя поражаясь: ну как Наруто всё время так хорошо угадывает, что он чувствует?
«Мне всё понравилось», - было последним сообщением, на которое Учиха предпочёл не отвечать. Почему-то обыкновенное «спасибо» ему показалось банальщиной, а ничего лучше он придумать не смог.
Уже ночью, когда он спал, к этому сообщению пришло продолжение: «А твоё видение дня – особенно».