Новый год на улице Конохи. Глава 5

[mybmansion]

Название: Новый год на улице Конохи
Автор: ramen<3 a.k.a. Юйка
Бета: viaorel
Фендом: Наруто
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Пейринги: Наруто/Саске/Наруто, Кисаме/Итачи, Гаара/Ли + второстепенные
Рейтинг: R
Жанр: AU, romance, humor
Размер и состояние: миди, 5 глав, закончен
Размещение: только после согласия автора (с предоставлением ссылки) и только с этой шапкой
Предупреждения: AU, OOC (ооцэшище даже), fluff. Нецензурная лексика. Бессюжетие. Немножко всегейство и тотальное учихалохство. И, ребята. АНГСТ!
Посвящение: те же плюс мои настойчивые, страдающие читатели, мучающие сообщениями в личку.
От автора: Напоминаю женскому контингенту, что жанры "яой" и "сёнэн-ай" (в мультипликации то, манге или, вот, литературе) на этот самый женский контингент расcчитаны и отношение к реальной гей-культуре имеют весьма и весьма зыбкое. Поэтому, повторюсь, реалистичности не ждите.
Сразу приношу благодарности своему М.Я.Б.у viaorel, который выпытал сюжет обманными манёврами и пинал нежными словами; tevaorel, которая таки прочла (уй, и которой я забыла перезвонить!); Brutal Zombie за её "ну чё там?" и "а, да? Ну ничё"; Маргарите-сан, которая согласилась снова быть тестовым читателем, и папе. Папе, который, несмотря на "ЭТО Ж ПРО ПЕДИКОВ!", прочёл первую главу. Он лучший! *_*
Да простит мне великий бог фанфикшена, что я продолжаю испытывать его терпение!

Глава 5

Утро последнего дня в году для всех началось по-разному.
Для Наруто его начала перемотанная скотчем и перевязанная ниткой щеколда. Сработано было искусно – не открыть. К импровизированной блокаде прилагались плотно задёрнутый тюль и бумажка, наклеенная на стекло с внутренней стороны. Бумажка гласила: «Пошёл в жопу, любимый».
Для Саске приход утра символизировала пятка Суйгецу, нога которого выкатилась из-под одеяла и соскользнула с кровати, Учихе в нос. Несчастный недовольно отмахнулся и пожевал губами; как оказалось, изо рта свисает приклеившийся на слюну к нижней губе огрызок вафли.
Для Сакуры утро открыли коричневые и жёлтые шашки на пледе, под которым она, втайне от родителей, коротала ночь в гараже вместе с Саем и его бумажно-живым букетом. Сай, откинув голову на полку с краской, спал: от холода его спасала одна только курточка, потому как весь плед парень намотал на Сакуру. Та нежно улыбнулась, потянулась дотронуться кончиками пальцев до белой щеки.
Для Кисаме с Итачи утро принесло дрожь от холода и белое в морозном воздухе дыхание. Это добрый дедушка Мадара растащил ширмы, которыми они отгородились, умыкнул радиатор в гостиную и раздвинул сёдзи во внутренний двор – проветрить.
Но все эти начала дня можно назвать безмятежными на фоне того стресса, которому подверглись домохозяйки улицы Конохи ещё до девяти часов утра. Ведь до этого времени успела обнаружиться нехватка: кунжутного масла, соевого соуса, риса, сахара, имбиря, порядка в доме, понимания со стороны мужа и ответственности от детей. Причём всё это окуталось ореолом охов, всхлипов, руковсплёскиваний и мельтешения туда-сюда.
Нужно отдать должное выведенной годами выдержке мужчин, которые, стиснув зубы, соглашались: "Да, дорогая, ты потратила на меня лучшие годы своей жизни…" - и продолжали старательно вытирать пыль (мыть пол/пылесосить татами/свой вариант).
Учиха Фугаку был одним из таких вот достойных уважения мужчин. Последние дни он терпеливо шатался по магазинам, куда пошлют, давая молодёжи возможность беспрепятственно превращать свою жизнь в мелодраму, а жене – комфортно пребывать в прострации. Поэтому отец семейства Учиха провёл все закупки сам, без посторонней помощи, и ему это даже понравилось: дало возможность погрязнуть в педантичности и сделать всё так, как хочется. Здесь стоит сразу уточнить, что педантичность Саске в сравнении с педантичностью его отца – фигня. Учиха Фугаку составлял списки основных продуктов. И списки запасных продуктов. И списки списков.
Истерика у домохозяек цвела ещё и потому, что суновско-коноховское конвини тридцать первого числа традиционно было закрытым и срочно докупить мелочей оказалось негде. А у Учих, благодаря папочке, имелось всё и в двойном экземпляре. Пока никто про это не пронюхал, было тихо. При утечке информации Фугаку за последствия не ручался.
Итак, разобравшись с закупками и не получив и слова благодарности, теперь, в это чудесное новогоднее утро, он занимался уже начатой женою генеральной уборкой. Жена провела ту часть, которая «уборка». Фугаку осталась «генеральная» часть, которая подразумевала проведение утра в основном под потолком и по углам в странных позах.
- Саске! – басом гаркнул папа, когда оказался точнёхонько под комнатой сына. Слова сопроводил гулким стуком щётки для пыли по потолку: – Просыпайся, лентяй, нахлебник, гад!
Саске скатился по лестнице с грохотом спустя минут двадцать, причём создалось полное ощущение, что тело его кувыркалось по ступенькам совершенно отдельно от конечностей. Младший Учиха был хмур и заспан, с собой имел пакет с обёртками из-под вафель, а также довольного Суйгецу на хвосте.
Каждое новогоднее утро отец и сын проводили этакий ритуал: независимо от настроения и силы желания съязвить-сострить-сморозить сдерживались, улыбались друг другу и…
- Доброе утро, папочка, - голосом ребёнка с однозначной цифрой возраста промямлил Саске. – Как спалось?
- Доброе утро, сына, - пристыженным Санта Клаусом откликнулся папа. – Спалось прекрасно, а тебе как?
- Отлично. Нужна ли моя помощь?
- Мама на кухне, иди к ней, получи задания на сегодня.
Саске мелко закивал, пытаясь спасти сползающую улыбку, и помчался на кухню. Едва папа пропал из поля его зрения, парень передёрнулся всеми суставами, покрылся гусиной кожей и прошептал:
- Каждый год… Бр-р-р, жуть какая…
Фугаку же в гостиной скривил рот и высунул наружу язык, принявшись причмокивать, словно съел что-то очень кислое или гадкое. По сей причине Суйгецу мужчина поприветствовал молча, коротким взмахом руки.
На кухне у мамы, по мнению Саске, царил кулинарный ад. Всё парило, пахло, шкварчало и шипело, а что не издавало никаких звуков, то явно дожидалось очистки и порезки. Посреди этого паноптикума мама что-то помешивала ложкой у плиты, параллельно откусывая от мандаринки.
- Ма-а-ам, - позвал Саске, морально готовый к «Почисть-ка мне во-о-он те десять кило картошки».
- Укрась дом, сын, и отнеси дяде Минато кунжутного масла, - загробно оформила мама сквозь мандарин.
Саске был несказанно рад, что так легко отделался, а посему выскочил из кухни поскорее и помчался украшать.
В одном из ящиков серванта в гостиной хранилась корзинка, которая для отпрысков Учих всегда была символом праздника и катализатором новогоднего настроения. Из корзинки лезли полопавшиеся прутики плетения, пыль въелась в стенки и превратила её из синей в сероватую – пускай. Внутри хранились талисманы, которые расставляли по дому каждый год. Картинки с изображениями семи богов Саске долго, чувствуя себя распорядителем Лувра, распихивал по полкам серванта. Наруто ежегодно клал себе одну такую под подушку, хотел увидеть вещий сон, за что был обозван девчонкой минимум шестнадцать раз. Ещё в корзинке имелась гигантская расписная кумаде, которую Харуно-оба-сан привезла из своей поездки в Киото шесть лет назад и презентовала с гордым лицом. Грабли Саске протёр о край папиной футболки (который на одной ноге балансировал по краю табуретки – чистил люстру) и умостил на кофейном столике. На остальные горизонтальные поверхности в гостиной были им же вывалены хамаими, такарабунэ и прочие мелочи «на удачу», а на телевизор водрузилась маленькая декоративная ёлочка – подарок тёти Яманака.
Вскорости завязался ежегодный спор между папой и вариативно любым другим членом семьи (в нашем случае – Саске) о том, куда прикреплять симэкадзари, на дверь или на калитку. К счастью, оба вовремя вспомнили, что Яманака-оба-сан разрешила проблему в прошлом году, когда вручила Учихам вместе с ёлочкой западный праздничный венок на дверь. Саске вооружился гвоздями и старым маминым сабо вместо молотка и отправился прикреплять на дверь венок, а на калитку – симэкадзари.
Через весь газон на брюнета укоризненно смотрели свежие и одинокие следы Наруто, которые безответно протопали к клёну и от него. Саске хмуро отвернулся, чтобы засвидетельствовать – на улице творится нечто ежегодное, но оттого не менее странное. Начиналось это обыкновенно с верхнего конца Конохи, когда одна из тёть стучалась к соседке и говорила:
- Слушай, тут такое дело – у меня кунжутное масло кончилось… нальёшь немножко?
А вторая отвечала:
- Ой, да у меня у самой… О, у Харуно должно быть точно! Пойдём у неё попросим, я с тобой схожу.
Когда у Харуно масла тоже не оказывалось, то шли к Хьюгам, уже втроём; и так далее. Ближе к парку процессия превращалась в жадное соседческое паломничество, грозящее перерасти в народный бунт. На данный момент Хьюг уже прошли, количество тёть варьировалось от пяти до семи, а точка кипения пока не наступила. Тем не менее, улица словно замерла, скованная зомби-апокалипсисом. Люди перемещались мелкими перебежками, стараясь, чтобы тёти их не заметили. Саске тоже прибивал гвоздики как можно быстрее и тише, воровато оглядываясь и чуть пригибаясь в процессе, а когда оказался в доме, то помимо воли с облегчением вздохнул, что заработало ему странный взгляд от выбивающего пыль из сёдзи веранды папы.
- Так, что там, кунжутное масло для дяди Минато?.. – подбодрил Саске сам себя в преддверии опасного рейда, и задумался, стоит ли накидывать на голову красный капюшон от толстовки.
Очевидно, то, что для Саске являлось кулинарным адом, для Суйгецу символизировало гастрономические небеса. Он увлечённой болонкой прыгал вокруг Учихи Микото, которая продолжала что-то мешать, тоненько попискивал и умолял:
- Госпожа Учиха, уже хватит! Уже, пожалуйста, хватит их варить! Сейчас всё! Сейчас переварятся! Надо вынимать! Они потом с соусом дотушатся! Ой! Ну послушайте же меня!
- Это семейный рецепт, - ответствовала мама с хладнокровием терминатора, после чего продолжила есть мандарины и мешать, мешать, мешать. Каждое движение ложки заставляло сердце Суйгецу кровью обливаться.
- Ой, пожалуйста! – умолял он. – Можно я доготовлю? У меня по супам «отлично»! Можно? Пожалуйста?
Саске предположил, что готовят дзони, и заозирался в поисках масла. Оно оказалось перелито специально для соседа в маленькую баночку из-под шампуня и стояло на рисоварке.
- Ну-у-у… - тем временем с сомнением протянула мама, оценивающе скривившись на Суйгецу. Тот замер с сияющими щенячьими глазами и улыбался своими сверкающими зубками. Женщина созерцала его секунд пять, потом словно бы решилась: – Ла-а-адно, готовь себе…
Суйгецу совершенно искренне обрадовался, принял из её рук ложку и устроил какие-то кулинарные манипуляции. Мама же ответила что-то вроде: «А я пока тут…» - и уселась за стол, где лежало несколько томов старой и очень любимой ею манги. Лицо женщины, кажется, на секунду засветилось победным…
Саске взял масло и удалился, про себя вспоминая, как с классом читали по зарубежной литературе книжку о мальчике Томе Сойере. Первой же историей был рассказ о том, как этот мальчик не хотел красить забор… Но мысли о вероятном вероломстве матери решено было оставить, Саске просто натянул курточку (идти-то дальше, чем до калитки) и отправился в зомби-апокалипсис, спотыкаться на снегу.
- Бя, - коротко и интеллигентно выразился юный Учиха спустя двадцать шагов, осознав, что несёт маслице в дом Намикадзе. Где сейчас, скорее всего, имеет место быть Наруто, чью морду хочется всячески увешать комплиментами.
- И тебя бя, - раздалось справа.
Саске развернулся молодецким прыжком. У дома Майто Гая замер Ли в спортивном костюме. Видимо, парень тоже прибивал к калитке симэкадзари и, закончив, отправился обратно, - да так и впал в прострацию на крыльце.
- Как подготовка к празднику продвигается, Саске-кун? – поинтересовался сосед с меланхоличной самурайской ноткой в голосе. Он перевёл взгляд с Учихи на шестицветный флажок во флагштоке. Синтетическая ткань повыцвела, стала блёклой, рукоятка припала снегом – Ли выглядел точно таким же бледным и несчастным, как флажок.
- Всё в порядке, Ли, - бодро воздел кулак Саске, желая поддержать. – Ты, это… сегодня снежки же! Весело будет. Ждёшь?
- Да я не выйду, наверное, - предположил тот, купаясь в таком редком для себя унынии. – На хацумодэ тоже не пойду, пожалуй… дома посплю.
Саске только открыл рот для возражений, как вдруг из-за спины раздалось:
- Саске-тян! Ну-ка, стой!
Ли вдруг насторожился, кинул острый взгляд куда-то вдаль, весь подобрался, заявил:
- Ой, Саске, они нас засекли. Спасайся! – и юркнул в дом, даже не оставив Учихе молоток для самообороны.
Но Учихи так просто не сдаются на волю судьбе. Хитрый Саске сделал вид, что ничего не слышал. Бутылочка с маслом была у него в кармане; засунув её поглубже и прикрыв рукой, он широким шагом человека, удерживающегося от панического бега, направился вниз по улице. Где-то слева и впереди, через дорогу, куда брюнет старался не смотреть, раздавались шорохи толпы, меняющей направление.
- Са-а-аске-тя-а-ан! – уже настойчивее позвали храброго посыльного. – Сто-о-ой!!! Куда же ты идёшь?!!
Саске накинул-таки капюшон толстовки, натянул его поглубже и ускорил шаг, всячески изображая глухонемого невидимку.
- А ну, стой, бестолочь, когда с тобой старшие разговаривают!
Звуки толпы приближались, до дома Намикадзе оставалось три участка, атмосфера накалялась, и, кажется, вышеупомянутый народный бунт готов уже был случиться.
- Да я нюхом чую, у него масло!!! – подтвердила опасения парня и вынесла ему же приговор, кажется, одна из тёть Хьюг.
- Учиха, стой, мелкий мерзавец!
- Держи его!
И «мелкий мерзавец» Саске припустил бегом, чертыхнувшись вслух. Он не знал, гнались за ним тёти в бигуди, тапочках и пустой тарой в руках или нет (капюшон шуршал об уши, и звуки погони услышать не получалось), но решил не рисковать.
Стучаться в двери, а затем ждать, пока откроют, времени не оставалось – он просто перемахнул Намикадзовский забор и припустил по заснеженному газону к корявой и невысокой, в общем, лиственнице. Лиственница косилась на идиота ветками и явно была не рада его видеть, но кто её спросил?..
- Подсади, подруга! – натужно и отчаянно поставил дерево перед фактом парень, кидаясь в его объятия…
Спустя какой-то промежуток времени, наполненный попаданием снега во все неположенные места и хлестаниями веток в лицо, Саске, уже два раза решивший, что – всё, прощай, белый свет, - таки оказался на карнизе над гаражом, у окна в комнату Наруто. Он тут же принялся гупать в стекло, ни разу не подумав, что крики вроде: «Видеть тебя не желаю, одноклеточное, открывай!» – не особо способствуют радушному приёму.
Окно у Наруто было ожидаемо нечеловеческим. Правый его нижний угол в последнем классе средней школы полная художественного энтузиазма Сакура принялась расписывать витражной краской, да так и забросила на полпути. В левом же нижнем углу щетинилась трещина, оставленная самим Саске, когда он однажды слишком сильно кинул камешек, вызывая Намикадзе на гульки. Вместо тюля у блондина с карниза свисали пластиковые подвески, а вместо штор - тканевый плакат с принтом какого-то сильно им любимого фильма про кунг-фу.
Вот этот вот плакат и дёрнули за кольцо, он взметнулся вверх и открыл зимнему синеватому свету невнятного в своих позе и выражении лица Наруто. Нижнюю половину его физиономии скрывала бандана, повязанная от пыли, в руках оказалась зажата метёлочка, а на себе блондин имел старый-престарый папин рабочий комбинезон.
Несмотря на невежливые крики и выражения, Наруто Саске всё же впустил – видимо, лицо было слишком дикое и отчаянное.
- Что там у тебя? – осведомился он, когда импровизированная Красная Шапочка скатывалась через подоконник.
- В жопу пошёл, я с тобой не разговариваю, я к дяде Минато, - огрызнулись с татами чуть бездыханно.
Возможно, лицо блондина исказила целая волна эмоций, но бандана это скрыла. Общее возмущение Намикадзе отразилось только в одном жесте: как он воздел метёлочку для удара, но сжал плотнее кулак и руку всё-таки отпустил. Вместо этого парень спокойно направился из комнаты вон, на ходу взывая:
- Папа! К тебе мудак!
Саске возмущённо взвился на полу. Он, между прочим, только что рисковал жизнью ради масла, а его мудаком!..
- Так, я не понял, а где любовь? – вздёрнул светлую пшеничную бровь дядя Минато, образовываясь в проёме двери комнаты сына. На нём был фартук с надписью «Храбрый кулинар» и ярко-красными языками огня, подъедающими подол.
Саске поприветствовал старшего мужчину хмурым кивком и протянул ему драгоценную бутылочку, бок которой клялся, что содержимое «не щиплет глазки»:
- Любовь где, не знаю, а масло вот.
В воздухе витала обида и досада.
А ведь раньше, размышлял Саске, вещи как-то радужней казались. В те времена, когда все были младше и ещё могли капризно требовать новогодних детских денег в разноцветных конвертах. Когда тётя Кусина была жива, и дяде Минато не приходилось самому готовить, и они с сыном встречали рассвет втроём, на крыше своего дома, а Саске махал Наруто руками и подавал какие-то тайные сигналы.
После тётиной смерти Намикадзе стали приходить встречать рассвет на крышу к Учихам, а то вдвоём грустно как-то; махать уже не было нужды, Саске пихал Наруто под рёбра и получал по голове от взрослых – делать резкие движения стало нельзя, а то крыша может и не выдержать шестерых. Шестерых это, конечно, если днём не было скандала и Итачи, разругавшись с папой, не сбегал чёрти куда. М-да.
Слежки, которой парень опасался, не оказалось. Тёти явно провели логическую цепочку от Саске с жалкой порцией масла к дому Учих, где масла должно быть много, и отправились туда. Но абордаж не удался, потому как к Учихам приехал беленький фургончик с красивым названием «Самехада» на одном боку и логотипом Samehada Group на другом. Задние дверки фургона были открыты, возле них стояла закутанная мама в сопровождении некоей девушки; они вдвоём что-то обсуждали, после чего тыкали пальцами внутрь фургона. Тогда послушный молодчик в форме нагибался, доставал оттуда белые пластиковые подносы и уносил их в дом.
Соседки стайкой притихли через дорогу, готовые напасть сразу по отбытии фургона.
- Саске, подойди! – позвала Микото, заметив сына издалека.
Саске подошёл. Вид он имел раздосадованный и не очень довольный. Не добавляли счастья в сердце и мамины разглагольствования:
- Он, конечно, часто такой, но не всегда. Весь в папу, гадинка этакая.
Саске поравнялся с женщинами, обогнув рабочего с очередным подносом. Спутницей мамы оказалась молодая леди категории Ино - «вся из себя». Юный Учиха выделял эту категорию девушек отдельно; Сакура, например, тоже была модницей, любила безделушки и прочее, а также могла блеснуть внешним великолепием наповал по надобности. Но «вся из себя» - это не про неё. Тут необходим был внутренний шок от собственной опизденительности, уровень которой в собственном же представлении юной леди может вполне не соответствовать наружности. Такие девушки смотрят на тебя с удивлением, как бы не понимая – почему ты ещё не упал в эпилептическом припадке от этой самой её опизденительности?
- Это Кисаме нам прислал помощницу, зовут Карин, - пояснила мама, описывая девушку широким жестом. – А это мой сын, Саске.
- Приятно, - пробурчал последний несоответствующим голосом.
Девчонка была упакована по последнему отголоску писка моды, достигшему родной префектуры. На ней имелась поблёскивающая белая пуховка, на талии превращающаяся в вязаную резинку, которая, конечно, подчёркивала положенные выемки фигуры, но при этом открывала кожу между краем куртки и началом джинсиков. Саске с ходу мог назвать пять нехороших заболеваний-последствий такой моды, причём бесплодие с циститом были самыми радужными из них. Чёрные джинсики-облипочка опускали концы в уги; шарфы и шапки миледи не признавала, куртка её щерилась краями молнии в образовавшемся V-образном вырезе до середины груди. В вырезе поблёскивали бусики, туда же ухали выкрашенные в игривый колер №312 «Паприка» пряди волос. Выше имелось лицо, прикрытое простынкой дневного макияжа а-ля «всё влажное и естественное», а также имеющее на себе тяжёлую артиллерию в виде повально модных очков. Без линз.
«Суйгецу будет без ума», - вяло аргументировал внутренний голос Саске.
- Привет, - сверкнула улыбкой девушка и стрельнула подведёнными глазками. – Клёвый у тебя капюшон.
Она жевала жвачку, говорила с лёгким акцентом периферийных районов, и духи у неё были – как у мамы Сакуры по праздникам.
«Не просто без ума, он в штаны кончит», - поправился внутренний голос.
- Помоги давай нам вот с тем подносом, пожалуйста, это последний, - попросила Карин и показала внутрь фургона. – Учиха-сан, там маленькие осьминожики, свежайшие, сейчас мы с ними такую салатную магию устроим…
Она говорила, а Саске полез в фургон и достал требуемый поднос. В нём на льду, под плёнкой закончили свой путь «маленькие осьминожики». Брюнет распрямился, уперев поднос в живот, косясь на трупики и беззастенчиво обливаясь слюнкой при воспоминании об их вкусовых качествах, а Карин поманила его рукой.
- Смотрите, какие красавчики! – радостно возвестила она, обращаясь к Микото, а после отогнула край плёнки, чтобы хозяйка могла полюбоваться на головоногих.
Мама с любопытством сунула нос к осьминогам, придерживая край пледа, чтобы концы не попали в еду. Но вдруг по какой-то причине побледнела, покрылась лёгким салатовым и тоненько заявила:
- Ой…
После чего Саске и Карин, имеющие одинаково удивлённые лица, засвидетельствовали её спешное отступление в дом и чудесное спасение от столкновения с рабочим.
- Что такое-то?.. – не поняла Карин и тоже полезла носом в осьминогов. Из подноса пахло только свежестью и льдом. Девушка распрямилась и протянула в недоумении: - Свежайшие…
У Саске в голове словно бы заклацали какие-то шестерёнки и почти зажглась некая лампочка, но тут дошёл рабочий и Карин принялась прощаться с ним и поздравлять с наступающим.
- Не отъезжайте, пожалуйста, пока мы не зайдём дом, - попросил Саске, оценивая состояние соседок, и подёргал девушку за рукав: - Пошли скорее, покажу, где кухня…
- Агась, - согласилась та и оглушительно чвякнула жвачкой.
В доме папа, кажется, полностью закончил уборку. Он шёл куда-то телом вперёд, но головой оглядывался себе за спину, на звуки органической музыки, которая лилась из занятого мамой туалета, потому его рёберная клетка вскорости встретилась с краем осьминожьего подноса.
- Пап? – окликнул сын старшее поколение.
Папа развернулся. Шестерёнки, почти доскрипевшие до цели в голове у Саске, теперь пытались, кажется, доскрипеть до неё же в голове Фугаку, потому вид мужчина имел крайне задумчивый.
- Слу-у-ушай, - поманил папа пальцем. Саске послушно повернулся подносом в другую сторону, подставляя под отцовскую руку своё плечо. – А, что, если…
Они вдвоём, мрачнее тучи, вдумчиво замолчали под весёлые звуки: жвачные - Карин и страдальческие - мамины. Потом отец отпихнул Саске с развесёлым:
- Та не-э-э!!!
- Ну, как скажешь, - понял по-своему сын и отправился, куда шёл, на кухню, кивком поманив за собой Карин.
На кухне правил Суйгецу. Голый по пояс, бледный-гладкий-хорошо сложенный, с тенями-акварельками у позвонков. Его испачканная соусом футболка висела на стуле, в ушах у парня белели наушники, утыкающиеся хвостиком в заткнутый за ремень джинсов плеер. На голове был намотан передник, чтобы волосы не мешали. Суйгецу что-то резал, пританцовывая и подпевая, а также периодически подбрасывая нож. Тот делал в воздухе сальто, оставлял голубую искринку-блик от лезвия в воздухе, парень ловил его и продолжал шинковку.
Видимо, краем глаза Суйгецу идентифицировал Саске, потому как отсалютовал ножом и заявил:
- Клёвые продуктики батя подкинул, щас такого наварганим!..
Ну всё, решил младший Учиха. Раз даже он залюбовался Суйгецу у плиты, то у девчонки просто нет шансов. И, уже отступая с целью демонстрации гостьи, даже мысленно включил в голове романтическую музыку - такая начинает играть в фильмах, когда двое влюбляются.
Вот он отступил… вот Карин подняла глаза… вот она увидела Суйгецу… её глаза округлились…
Саске почти поздравил себя с удавшейся ролью купидона, а девушка, вопреки его чаяниям, кулаками и пинками отпихивала Суйгецу от разделочной доски и завопила:
- Дебил, куда против волокон режешь, совсем страх потерял! Ты кто такой, недоучка?!
Суйгецу, из уха которого вылетел наушник, принялся защищаться ножом и поражённо орать в ответ:
- Эй, тёлочка! Это ты кто такая и почему такая борзая, а?! А вдоль резать – сухое будет!
- Ну, у бестолочей – может быть!..
«Кулинарный ад», - одними губами произнёс Саске и попятился. Последнее, что он увидел, прежде чем подняться к себе наверх, – как папа распахивает на секунду дрожащую под ударами дверь, выкидывает на улицу пакет с запасными продуктами, соседкам на растерзание, и снова с грохотом её закрывает.
***
Наруто беспомощно согнул пальцы в молчаливом отчаянии – на снегу остались борозды, в которые до краёв плеснула чёрная холодная тень. Капли влаги стекли по его лицу, когда он поднял его навстречу Саске; губы подрагивали, когда он произнёс:
- Саске, пожалуйста, не надо!
- Заткнись, - отрезал тот и воздел руку для последнего удара…
А началось всё в половину четвёртого, когда от Чоджи пришла рассылка, что через десять минут ожидается общеуличный молодёжный сбор у дома Майто Гая.
На момент, когда сообщение пришло, Саске как раз был занят общественно полезным делом – сидел за своим столом и пялился в его открытый ящик, где под тетрадками к дну был прилеплен листочек с признанием Наруто. Прострация заполняла всё пространство между ушей Учихи; вместе с криками, которые периодически раздавались с первого этажа. Карин и Суйгецу напоминали два столкнувшихся урагана. Они поспорили, кто будет главным на кухне, а решить спор суждено было Учихам - посредством обеда. Оба юных кулинара приготовили по блюду и напихали ими хозяев дома. К истинному возмущению Суйгецу и его фирменных сэндвичей с якисобой, победила Карин с волшебными рулетиками из говядины.
Матери семейства, впрочем, было абсолютно всё равно, на кого свалилась кухня - главное, что свалилась она с её плеч. Теперь женщина, которой, кажется, полегчало, валялась то в спальне с мандаринами, то в гостиной с мангой и обзванивала домохозяек по соседству, всячески хвастаясь своим бездельем и мешая им жить.
А Саске вот сидел, сидел и смотрел. Когда телефон пискнул и завибрировал, переполошившийся Учиха прихлопнул записку стопкой тетрадок, а затем поспешно задвинул ящик на место.
- Фигня какая-то, - одёрнул он сам себя и полез искать свитер потеплее.
Общие сборы молодёжи обычно были мирными и имели форму круга, а заканчивались пьянками и новыми парочками. На сей раз всё выглядело как-то иначе.
Шино, Чоджи, Наруто и Ино как-то скучковались, подбоченившись или сложив руки на груди, и вид имели воинственный. Остальные толпились возле них с непониманием.
- Она-то почему здесь? – как раз «с наездом» осведомился Наруто, указывая на Темари, когда Саске присоединился к группе. – Она суновская, это её не касается!
- Меня касается всё, что касается Шикамару, - отрезала та, переступая каблучками по снегу. – Понял, Намикадзе?
Против Темари переть, пожалуй, кишка тонка была у всех присутствующих, а раз так, то возражений не последовало.
- Что за шум, Наруто? – вместо этого вышел Саске вперёд и, произнеся слова, дёрнул подбородком, мол, чего надобно.
Наруто смерил его взглядом, как боксёр соперника перед поединком, заявил:
- Пришло время для ежегодных снежков. – А затем оглядел присутствующих, наслаждаясь произведённым эффектом – все примолкли. – Только в этом году не будет шуточных игр «каждый сам за себя»!
- Да! – гаркнула Ино, а вслед ей крик подхватил и Чоджи.
Наруто выступил вперёд, задев плечом Саске. Глаза Намикадзе сияли, из губ вырвался пар злого горячего дыхания, когда он заявил:
- В этом году нижняя Коноха объявляет войну верхней! Мы уделаем вас, вонючки!
Чудным дополнением этим словам начал алеть декабрьский ранний закат.
- Да! – снова наподдала жару Ино. – Я тебе наваляю, Сакура!
- Мы вас растопчем! – басисто согласился Чоджи.
- В какашечку мокренькую, - шелестящим шёпотом согласился Шино сквозь воротник куртки.
В капле и тишине присутствующие провели недолго. Первой взвилась Сакура, в памяти которой вдруг всплыл словарный запас а-ля Суйгецу. Она, счастливая влюблённая, считающая себя бессмертной и непобедимой, заявила:
- Чё ты там вякнула, курица крашеная?! Это я тебе наваляю таких, что глазки красивые по тропинке покатятся!
Со злой саркастичной ухмылкой дал о себе знать Шикамару. Он оценивающе окинул агрессоров взором, чтобы протянуть:
- В какашечку мокренькую, значит, раскатать нас собрались…
- Они – нас, - захихикала Темари, плотнее перехватывая локоть благоверного.
И тут за спиной у Наруто вместе с ползущей чёрной аурой раздалось:
- На-ру-то-о-о…
Наруто надменно обернулся, чтобы встретить взгляд Саске вполоборота и услышать:
- Ты объявляешь мне войну?..
Намикадзе улыбнулся, и улыбка его сверкнула не привычно, приветливо, а опасно.
- Да, Учиха! – залихватским звонким голосом заявил блондин. – Я объявляю тебе войну!
Саске молниеносным движением развернулся и навис над ним. Глаза обоих парней метали молнии, носы почти соприкасались кончиками.
- Что ж, любимый, - прошипел брюнет, - ты сам этого захотел.
После чего резко отстранился и отошёл в группировке Сакура-Темари-Шикамару. Теперь они стояли четверо на четверо, а нерасфасованными бойцами остались Киба, Хьюги, Тэн-тэн и Ли. Висела острая тишина.
Инудзука напряжённо смотрел в глаза Наруто и не находил там ни отклика, ни жалости.
- Прости, друг, - произнёс он тяжело, в конце концов, - я остаюсь с теми, с кем должен – по долгу планировки улицы.
Он стукнул себя кулаком в грудь и отступил к «верхней» команде.
- У меня тоже выбора нет, так что… - грубовато хихикнула Тэн-тэн, вывернулась из-под руки любимого Неджи. Отчаянно взглянула не него напоследок, направилась вниз.
- Хьюги, Ли! – продолжая сверлить глазами Саске, отрезал Наруто. – Вы живёте посередине улицы! Вы можете выбирать стороны!
Обе группировки подобрались.
- Ребят, - скучно протянул Ли. – Ну вообще настроения никакого… можно я…
- Ты либо с нами, - перебил его Наруто и впился интенсивным взглядом в лицо друга, - либо против нас!
- С вами, с вами, - вздохнул Ли, засовывая руки в карманы, и вяло протопал в соответствующую сторону, бросив через плечо: - Прости, Саске-кун…
Саске хотел было что-то ответить, но не успел. Неджи хрипло выкрикнул в отчаянии:
- Хината, нет! Только не ты тоже! – и попытался схватить девушку за опушку на рукаве пальтишка, но не успел.
Она рванулась вперёд, к Наруто, и с дрожащими в голосе слезами заявила:
- Прости, брат… но я должна…
- Нет, Хината-тян!.. – хрипло крикнул Киба у Саске за спиной, но голос его сорвался, - нет, только не… к ним…
Наруто принял девушку в свои ряды, ободряюще хлопнул по плечу. Она вся сжалась и стояла к брату и Кибе спиной, словно боялась взглянуть им в глаза.
- Вот значит как, - прошептал Неджи, отступая к Учихе спиной вперёд. – Вот как… Что ж, хорошо… будь по-твоему. – Добавил: - Ты отобрал у меня всё, Наруто! Я уничтожу тебя!
Хината внезапно глубоко вздохнула и развернулась, словно слова эти придали ей сил. Лицо девушки было серьёзным. Секунду она смотрела прямо в глаза Саске, затем нашла лицо Инудзуки и достаточно твёрдо заявила:
- Если вы нас победите, я буду встречаться с тобой… Киба-кун!..
Киба оторопел, заалел щеками и отвис челюстью.
- Что, всё? – оборвал сию романтическую утряску Саске. Окинул взглядом толпу, посчитал. Отрезал: - У вас перевес!
Наруто огрызнулся:
- Просто я симпатяжка, а ты - угрюмый козёл!
- Нет у них перевеса, - прошептала Сакура на ухо Саске, сжав аккуратно локоть друга. – У меня тайное оружие в виде Сая дома припрятано.
- Отлично, - ухмыльнулся брюнет в ответ, а потом уже громче заявил: - Предлагаю полчаса на лепку снарядов и постройку форта. Играем с правилом левого плеча, до падения стены или смерти командира!
- Идёт! – сплюнул Наруто на землю.
Ещё пару секунд «верхние» и «нижние» пялились друг на друга, после чего резко развернулись и разошлись.
Шикамару вместе с Неджи пробрались к Саске. Тот с мрачным удовольствием суммировал:
- У них два спортсмена, гений и Чоджины габариты. У нас два гения, стратег, более выгодное географическое расположение, тайное оружие в виде Сая и Акамару.
- Мы их уделаем, как конкистадоры индейцев, - очаровательно улыбнулся Неджи.
- Только, ребята… - вздохнул Шикамару. – Пленных…
- Да, я знаю, - фыркнул Саске. – Пленных не брать.
Так всё началось. И вот теперь…
Теперь перед глазами всё ещё стояло искажённое болью лицо Сакуры, в ушах всё ещё звучал её голос, её последние слова:
- Я отдала за тебя жизнь, Саске…
Она закрыла его своим телом от удара Шино.
- …поэтому ты должен добраться до Наруто! А когда доберёшься – никакой… - её лицо исказила судорога, - …никакой пощады.
Злые слёзы вскипали на разгорячённых щеках, пальцы давно ничего не чувствовали и – кругом был снег. Он попадал в горло, он падал за шиворот, забрался в рукава, штанины, набил ботинки, уши… набил и заморозил сердце. Саске шёл убивать, за его спиной гас закат, под его ногами догорала чёрно-синяя тень.
Справа Неджи лелеял тело Тэн-тэн, прижимал её голову бережно к своей груди одной рукой, а другой зажимал левое плечо девушки. Сквозь пальцы вываливался снег.
- Я… - хрипела она, - я верила тебе… - судорожный вздох. - Как ты мог, любимый, как ты… мог! – Голос стал сильным на последнем слове, но после голова опала уже окончательно.
Неджи, невидяще глядя перед собой, положил девушку на снег. Медленно, как во сне, поднялся на ноги и молча пошёл у Саске за спиной.
Слева Акамару вылизывал лицо неподвижного Кибы. В нескольких шагах распластались Темари и Шикамару. На последнем дыхании они пытались дотянуться до рук друг друга; Шикамару удалось, он накрыл пальцы девушки своими. Кисть юноши припала уже снегом, проклятым снегом!
Из-за снежной стены форта «нижних» выглядывал белый помпон вязаной шапки. Ярость заполнила всю душу Учихи, и он, сжав в ладони уже оледеневший снаряд, закричал:
- Ты трус, Наруто! Ты прячешься за спинами своих людей! И теперь посмотри, они все выведены из игры!
До форта оставалось всего несколько шагов, когда прямо перед Саске выпрыгнула Хината. От робости не осталось и следа – лицо было решительным и злым. Щёки алели, ворот пальтишка был расхристан, правый бок казался белым от снега. Она отрезала:
- Наруто не прячется за нашими спинами, Саске. Просто мы любим его и готовы закрыть его своей грудью в любой момент! Вот что такое настоящий лидер! Но тебе никогда этого не понять, ты, бесчувственный…
Саске ещё и рта открыть не успел, а перед ним уже возникла фигура Неджи. Хината тоже кинулась вперёд…
- Сестра, - выдохнул парень, кажется, с облегчением.
- Вот так и уйдём… - нежно выдохнула Хината. – Вместе…
Его рука распластала снег по всему её левому плечу. Её рука распластала снег по всему его левому плечу. Прекрасная симметрия, совершенная справедливость Вселенной.
Они осели в сугроб одновременно и одновременно перестали двигаться.
Саске проглотил ком в горле и заорал:
- НАРУТО-О-О!!!
От крика его взметнулись прочь озябшие вороны.
Наруто поднялся медленно из-за снежной стены. Он стоял к Учихе спиной, подняв взгляд в небо; стянул шапку усталым жестом. Так же устало произнёс:
- Люди не умирают, Саске, пока жив их лидер… тот, кто олицетворяет всё, во что они верили…
Он повернулся, медленно обошёл стену и встал прямо перед Саске. Его глаза в сумерках были фиолетовыми, полными боли.
- Пожалуйста, - почти без дыхания попросил он, и брюнет почувствовал, как до его руки осторожно дотрагиваются чужие пальцы. – Саске, давай прекратим эту бессмысленную войну…
Саске наклонился, обнял за плечи, развернулся, чтобы оказаться спиной к форту, и прошептал в ухо блондина:
-Я бы с удовольствием, но, Наруто, ты ведь начал её.
После чего перехватил запястье парня, а затем швырнул его оземь показанным давеча на полянке приёмом, разрушив спиной Намикадзе снежную стену укрепления «нижних».
Распластавшийся на земле блондин был жалок.
Наруто беспомощно согнул пальцы в молчаливом отчаянии – на снегу остались борозды, в которые до краёв плеснула чёрная холодная тень. Капли влаги стекли по его лицу, когда он поднял его навстречу Саске; губы подрагивали, когда он произнёс:
- Саске, пожалуйста, не надо!
- Заткнись, - отрезал тот и воздел руку для последнего удара, а затем проследил, как впивается оледеневший снежок в обтянутое пуховиком плечо…
- УР-Р-РА-А-А!!! – завопила где-то за спиной Сакура.
- Ну наконец-то, а то холодно ведь на снегу лежать, - буркнул под ногами Неджи, поднимаясь сам и поднимая Хинату, чтобы отряхнуть её. Оглянулся, добавил недовольно: – О, бежит уже, гормон на ножках…
К Хьюгам в сопровождении Акамару нёсся Киба, из глаз которого вырывались снопы счастливых звёзд.
- Ну, расхлёбывай, - приободрил Хьюга сестру, а сам развернулся и помчался к Тэн-тэн, за десять шагов принявшись орать: - Любимая, самая лучшая, самая прекрасная, прости меня, прости-прости-прости!
Та, барахтаясь в снегу, как перевёрнутый на спину жук, хрипло вопила в ответ:
- Пошёл вон! Предатель! Гад такой! Убил меня! И ради чего! - А также сопровождала каждое слово пинком ноги в воздух.
В двух метрах от неё Ли, который добровольно погиб на второй минуте перестрелки, по-стариковски поднялся. Стараясь не глядеть на счастливых влюблённых, побрёл домой.
- Я, кажется, лодыжку подвернула, - огорчилась тем временем Ино, картинно восседая в снегу с надутыми губками. – Чо-о-оджи, помоги…
Следующим кадром она уже показывала язык на Сакуровскую «курицу», восседая на спине Чоджи. Сакура показала язык в ответ, за ногу вытягивая своего Сая из какого-то заснеженного куста.
Саске оценил общее состояние войск как удовлетворительное и вернулся взглядом к Наруто, который в буквальном смысле лежал у его ног.
- А я ведь предлагал… - пропыхтел блондин, выжимаясь из снега и усаживаясь. Он принялся разминать левое плечо правой рукой, косясь волком снизу вверх: - Предлагал пойти на мировую!
Саске пожал плечами:
- Ты начал первый, это раз; а два – вот поклянись, что не припас для меня снежка в спину.
Наруто молча потупился, принялся зло шарить вокруг себя в поисках стянутой шапки.
- Дурак, - фыркнул Учиха, а затем развернулся идти домой.
***
- Ну чё, салага, - прихлопнула со вздохом плечо Суйгецу Карин, ни на секунду не переставая жевать, - ты, конечно, ёжик нестрелянный, но толк из тебя будет, агась.
- Слышь! – отмахнулся тот. – Смотри, чтоб из тебя кто толк не выбил, подруга, блин, нашлась.
Карин с довольным видом превосходящей расы полюбовалась им секунды этак две, затем нагнулась обуть уги. За её спиной висело зеркало; Суйгецу привстал на цыпочки, оценить вид, а затем вынес вердикт:
- Ничёшно.
Учиха Фугаку вернулся из гостиной с ключами от машины и распорядился:
- Прощайтесь с девушкой, молодёжь, а я пошёл машину прогрею.
Карин улыбнулась ему сладкой скромницей, после чего повернулась к зеркалу лицом, поправлять курточку и освежать блеск. Закончив с этими манипуляциями, она повернулась обратно, чтобы протянуть Саске мизинчик:
- Ну, бывай, Клёвый Капюшончик.
Учиха, презирая себя внутренне, попрощался с ней за мизинчик.
- И те пакеда, укротитель обеда, - сострила девушка в сторону Суйгецу и рассмеялась, довольная собственным остроумием и поэтическим талантом.
- Ага, - мрачно кивнул тот. Каким-то образом, кажется, «ничёшность» задницы Карин очень его расстроила.
С благодарной за полностью приготовленный праздничный обед матерью семейства девушка уже попрощалась и даже получила конвертик с материальным подтверждением благодарности. Потому сейчас сверилась с моднявыми часиками, сплошь в стразной бижутерии, ужаснулась:
- Так, мне в восемь надо домой! – и, махнув на прощании, была такова.
В прихожей, да и в доме вообще, стало очень тихо.
Суйгецу исподлобья зыркнул взглядом на Саске и объявил:
- Чё, Лидер-сама, пошли нубам помогать.
Месяц назад таковцы (тогда ещё – хэбитята) общим голосованием решили, что на Новый год отправятся в праздничный квест помощи нубам, тем самым и сделают доброе дело, и укрепят внутрикомандные узы, и праздник отметят. Но, если память Саске не изменяла, договаривались они на восемь.
- Рано ещё, - осторожно заметил он, оценивая состояние соратника.
- Ничё, самое время.
Учиха решил, что Суйгецу стоит выпустить пар, потому согласился и пошёл в гостиную включать компьютер, а гость отправился наверх, спустить ноутбук.
- Только чтобы в наушниках мне! – напутствовала мама.
Акулка помогала нубам вяло, зато отчитывала их с большим энтузиазмом. Творить добро получалось плохо. Лидер-сама, он же Мститель, старался особо не лезть.
Через полчаса бесполезного тык-мыканья пробило восемь. Саске заспамил внутрикомандный чат извинениями и координатами месторасположения себя и бушующей мечницы.
«Такой ты мне нравишься больше, тупая рыба», - поприветствовал Альтер Эго, когда объявился в поле зрения, на что Акулка шутливо отрубила ему руку.
«Как подготовка к праздникам?», - задавил конфликт в зародыше Саске ловкой сменой темы.
«Лидер-сама, а можно я убью нубов?^^», - невпопад ответил однорукий Альтер с таким энтузиазмом, что даже Акулка, как ни странно, подхватила.
Лидер, у которого щека дёрнулась, ответил, что нельзя, и ещё минут десять игнорировал нытьё из серии «Ну почему?!». Нубы, кажется, что-то почувствовали, потому как начали отсеиваться по одному.
Покусанная появилась позже всех, и даже новые трофейные очки не улучшили её хмурого настроения.
«Приветики, ребята! Извините за опоздание, ехала с практики, попала в пробочку, - улыбнулась она в общий чат, а сама настрочила в командный: - Я тоже хочу их убить!».
«Так, - нахмурился Саске, - а с тобой что такое?».
Но Покусанная и Акулка уже пропали в привате – две девушки были лепшими подружками, а потому частенько сплетничали подобным образом. С поправкой, конечно, на то, что одна из них девушкой не была. О виртуальность, мир, где всё возможно!..
- Ептышка, - вдруг подал о себе весть в реале Суйгецу. Хорошо, Микото как раз ушла в спальню и не слышала. – Саске, Саске, глянь быстро сюда!
Суйгецу разворачивал к нему ноутбук с круглыми глазами, при этом лихорадочно маша рукой в сторону монитора. Улыбка его казалась какой-то ошалелой. Саске покорно снял наушники и пятками по полу дотащил себя на стуле с колёсиками до дивана. На экране замерла игра, справа чернел уголочек привата. Чат гласил:

Покусанная: Мне на сегодня нубов хватит. Я с одним таким целый день промучилась.
Акулка: Да ты чё!
Акулка: Расскажи
Покусанная: Да чё рассказывать. Мудак готовить не умеет.
Покусанная: И пялился на мою задницу в зеркало, думал, я не замечу!
Акулка: Да, мудак, я щас.
Акулка: AFK

Саске дочитал и покачал головой.
- То есть, ты понял? – снова замахал рукой Суйгецу. – Она это она! Прикинь! Вот это совпадение! – Секунду он помолчал, затем расцвёл: - Да я ж про неё знаю столько компромата!..
- Знаешь, - начал Лидер-сама, - я уже ничему…
Оставленные на компьютерном столе наушники взорвались диким воплем и звуками отбивания на котлету. Саске мигом развернулся, после чего срочно заколесил на своём командирском стуле обратно к клавиатуре, причитая:
- Суйгецу, делай что-то, они мочат нубов! – Некоторое время его пальцы летали по клавиатуре, после снова раздался крик: - Да не добивай же, ну!..
Именно за этими волнениями минут через двадцать их застал папа.
- Пап! В пробку! Попадал?! – не оглядываясь, отрывисто вопросил Саске. Он сосредоточенно лупил по кнопкам, дико извернувшись и перекосившись, словно пытался помочь своей виртуальной проекции двигаться быстрее.
- Попадал, - согласился папа, разуваясь.
- Точно она, - подвёл черту точно такой же сосредоточенный и кривой Суйгецу.
- Женись.
- Угу.
Учиха-младший кастил что-то хитромудрое по локоть в крови жертв и был спокоен, так как о Наруто думать времени не имел.
***
Блёклая пёстрость телевизионных бликов путешествовала по лицу дедушки, мигала и пульсировала на его сомкнутых веках, выпускающих храп губах, а ещё на бутылках из-под саке, которые в изобилии валялись на котатцу и под ним.
За спиной уснувшего сидя Учихи Мадары разыгрывался то ли ниндзя-боевик, то ли захват объекта наёмными войсками. Хошигаке Кисаме, не отрывая контрольного взгляда от фигуры дедушки, старался бесшумно надеть свою модную, но суровую куртку с кучей замочков и карманов, которую сгоряча вздел в дорогу вместо осточертевших деловых пальто. Возле него в позе, выдающей полную боевую готовность и крайнюю степень напряжения, с сумками в руках замер полностью одетый Итачи. Его глаза прицелами бегали от лица Кисаме к затылку деда в ожидании сигнала. Наконец Кисаме закончил манипуляции с курткой, осторожно, чтобы не скрипнул кожаный воротник, повернул голову к молодому мужчине справа от себя; оба секунду судорожно всматривались друг в друга, затем одновременно кивнули, и Кисаме негромко позвал:
- Де-е-еду-у-ушка-а-а…
Всё замерло. Учиха Мадара пошамкал губами и всхрапнул.
- Давай, давай! – беззвучно и лихорадочно приказал Кисаме-сан Итачи, подавая околоспецназовские знаки руками.
Два раза просить было не нужно: молодой Учиха на всех парусах припустил к выходу, стараясь приземлять ступни в носках исключительно на цыпочки. У сёдзи, ведущих на свободу, затормозил; воровским изящным движением открыл их без единого лишнего звука и выскользнул в морозную темноту, умудрившись ничего не задеть сумками и напоследок с отчаянием оглянуться на оставшегося внутри благоверного.
Кисаме геройски прикрывал тылы. Убедившись, что дедуля спит и даже ухом не ведёт, он осторожно выложил на котатцу прощально-поздравительную записку (не будучи уверенным, правда, что среди стеклотары её найдут) и дал задних, истинным воином ночи растворившись где-то среди квартирной черноты.
До джипа, припаркованного за воротами сада, бежали босиком, в одних носках, так как обуваться времени просто не было. Итачи залетел на переднее пассажирское сидение прямо вместе с сумками в обнимку, а успокоиться смог, только когда Кисаме завёл мотор, дал газу и промчался по сельской дороге метров сто.
- Мы это делали, – прошептал Учиха в конце концов голосом человека, пережившего непоправимую трагедию. – Мы свободны!
Он вдохнул безопасный запах родного салона, после чего настойчиво полез обнимать вместе с сумками ещё и Кисаме-сана. Мужчине пришлось спешно тормозить на границе с соседским участком, чтобы удачная пока операция по спасению себя любимых не завершилась летальным исходом.
А операцией по спасению сей позорный побег вполне имел право называться, так как весь предыдущий день Кисаме и Итачи провели в рабстве, под гнётом, задавленные жутким тираном дедушкой Мадарой. Они безостановочно готовили, драили, стирали, сушили, а также прочие золушкины глаголы без всякой благодарности и душевной отдачи со стороны хозяина клановой резиденции. Итачи так и вовсе худо пришлось, ибо он мог говорить только по-корейски, а знал на нём лишь слово «хорошо»; к тому же возможность возмущаться имел лишь шёпотом, в каком-нибудь укромном уголке. Кисаме тоже еле-еле выкроил пять минут на звонок матери Суйгецу с отчётом. По завершению родственного визита итоги были следующими: порез на всю ладонь у Кисаме-сана, ожог и стёртые от застирки костяшки пальцев у Итачи и минимум два литра саке в вазоне лимонного деревца – туда псевдовнучок сливал свою порцию алкоголя, заседая с дедушкой, так как собирался ещё садиться за руль.
- Давай обувайся, - закомандовал Кисаме, после того как удачное спасение было отмечено лёгким физическим контактом. Он всучил Учихе его обувь, которую успел умыкнуть с крыльца; тот быстро перекинул сумки на заднее сидение и нагнулся натянуть обувь поверх грязных мокрых носков. Кисаме-сан последовал его примеру. Когда мужчины распрямились, а Итачи заёрзал, устраиваясь удобнее, по крыше джипа что-то глухо стукнуло.
- Де… - безголосо прошептал в ужасе мгновенно побледневший Учиха. – Дедушка?
Кисаме суеверных предрассудков касательно обычного, в общем, старичка не разделял, потому распахнул дверцу машины и вылез посмотреть, в чём же дело, проигнорировав шёпот в спину:
- Как в фильмах ужасов…
В темноте было видно плохо, но на крыше машины явно лежало нечто, напоминающее свёрток. Кисаме взял его и затащил в салон, рассмотреть под светом. Итачи в восторг не пришёл; он отшатнулся и пообещал мрачно:
- Там либо голова, либо мёртвый ребёнок, обещаю!
Но свёрток оказался просто узелком одежды и кое-каких бытовых мелочей, не содержащим ничего криминального. Учиха, кажется, разочаровался, а Кисаме, наоборот, насторожился.
- Странно, - вынес он вердикт и снова полез наружу, оглядеться. Спустя минуту сделал вывод: – Это, получается, из-за забора сбросили.
Итачи приопустил стекло в окне и тоже высунул голову на мороз. Машина стояла у забора, огораживающего соседствующий с дедушкиным участок. Этот был в разы больше, и дом на его территории тоже стоял огромный, практически дворец – не на двадцать, на все пятьдесят человек. Вблизи, правда, Итачи никогда строение не видел, оно находилось в глубине участка, за обширным садом; кто владел сим великолепием, тоже был не в курсе. А уж зачем хозяевам разбрасываться под Новый год вещами – вовсе не понятно.
- Слушай! – вдруг сказал Кисаме-сан. – Слышишь?
В деревенской зимней ночи сияли звёзды. За забором кто-то тихо пыхтел и скрёбся; раздался скрежет, как от дерева по камню, затем чертыханье. На стене, медленно подтягиваясь на руках, возникла чернильная фигура. Сияющая фарами машина человека если и смутила, то виду он не подал; опустил ноги со стены – рассеянный свет явил гэта поверх тёплых таби – и соскользнул вниз, чтобы оказаться… Сабакуно Гаарой. Чуть растрёпанным и с немного припухлым лицом, но всё же.
- Сэмпай, - хладнокровно поприветствовал он Итачи чуть простуженным голосом, невозмутимо отряхиваясь от снега. – Вы тут моих вещей в котомке не находили?
Тут растерялся даже Кисаме-сан. Учиха, вспоминая собственные давешние шуточки про холодную ночь, пресловутые котомки да беглых самураев, пошарил позади себя рукой и, не глядя, протянул Гааре в окно его свёрток. Ответом ему послужило краткое:
- Спасибо.
Сабакуно передёрнул плечами, поправляя кимоно, поудобнее перехватил котомку, а затем, отсалютовав рукой на прощание, начал неспешное путешествие по дороге в ночь.
Кисаме и Итачи проследили за ним взглядом. Переглянулись. Старший мужчина залез в очередной раз обратно в машину, задал небольшую скорость и поравнялся со странником. Учиха прочистил горло и светским тоном леди за чаем осведомился:
- Гаара. А куда ты идёшь?
Гаара переложил котомку в другую руку и меланхолично ответствовал по вектору к звёздам:
- Домой.
- А, - понимающе закивал Итачи. В молчании процессия прошла-проехала энное количество метров, затем он заискивающе продолжил: - А мы тут вот тоже… в город едем.
Гаара пялился на ходу приблизительно между Кассиопеей и Андромедой. Итачи, равно как и прилагающийся к Итачи джип с живым водителем, он необидно пропускал мимо всех пяти органов чувств.
- Гаа-а-ара-а-а, - как кота, ласково окликнул Учиха. – Сядь к доброму дяде в машину, дядя даст тебе конфетку.
Сабакуно жестом поэта в затяжной депрессии отмахнулся от предложения, как от праха бренного мира. За рулём тихо тух от смеха Кисаме-сан, а настойчивый «дядя» Учиха попробовал снова:
- Гаара, а знаешь, в среднем скорость машины превышает скорость пешехода во много раз. Пешком ты придёшь в город хорошо, если завтра вечером, но с нами на машине доберёшься за три часа.
Гаара резко остановился. Кисаме-сан успел среагировать и затормозить лишь спустя пару шагов. Получилось так, что машина остановилась ровно пассажирской дверцей возле Сабакуно. Тот, храня невозмутимое лицо, протянул руку, открыл дверцу и плавным движением, навевающим мысли о телепортации, оказался внутри.
Итачи закатил глаза и закачал головой. Обернулся на экс-соседа, спросил:
- Ничего не хочешь сказать?
- М, – задумался Гаара. – «Шеф, трогай»?
Кисаме захохотал уже в голос и газанул.
- Нет, - нежной нянечкой умственно отсталого возразил Учиха. – Ещё что-нибудь? Что ты здесь делаешь, например?
Гаара отвернулся к тёмному окну, за которым, подёрнутый отражением салона, пробегал забор участка.
- Папа угрозами заставил Ли бросить меня, после чего я был сослан к бабке Чио. – Парень грохнул по невинному стеклу кулаком. – Сэмпай, они пытали меня. Заставляли есть салат из дайкона.
Итачи решил больше судьбу не пытать – на его памяти это была самая длинная фраза, сказанная Гаарой. Потому Учиха просто отвернулся в лобовое стекло.
Джип, взгрызая рыхлую дорогу, укатил в сторону потенциального рассвета.